Бесплатный фрагмент - Кроссовки для Золушки

Сорок бочек мерзавцев

Почему я решила написать про Ленку? Сама не знаю. Но не потому, что думаю о ней день и ночь и уж конечно не для самовыражения.

Если мне захочется выразить себя, то я пойду и налеплю вареников с картошкой, а убивать время лучше всего перед телевизором –- так, по крайней мере, я думаю сегодня.

Чувство долга — вот что наверное взяло меня за шиворот и подтянуло к компьютеру. Потому что быть знакомой с Ленкой и не написать о ней — это попросту подлость, а я женщина порядочная, подлости делаю редко и без всякого удовольствия.

Но я не о себе, я о Ленке. Чтобы ее представить, смешайте мысленно леди Макбет, короля Лира и королеву бензоколонки, а получившуюся смесь поселите на улице Строителей. Ну как, представили? Если нет, могу добавить, что о мужчинах она говорит много и с энтузиазмом, а результат этого энтузиазма довольно скромный: парное катание в одиночку — так я называю этот вид любви.

Впрочем, наблюдать его пришлось недолго — всего один семестр. Ко второму Ленка с однокашников переключилась на посторонних мужчин — их я не видела никогда, но много слышала. А еще у Ленки был законный муж, предмет ее гордости поначалу и фантастическая скотина, как выяснилось чуть позже.

Правда, когда они с Ленкой расстались, к его моральному облику прибавилось еще несколько черт — честный, щедрый, суперсексуальный. Но термин не пропал зря — фантастическими скотами оказывались один за другим все ее последующие любовники, которых она называла коротко и энергично — е… ри.

Эти самые е… ри отравляли ее существование кто как умел — начиная с тех, кто не звонил после первой ночи, и кончая теми, кто звонил ночь напролет, чтобы обозвать ее нехорошим словом. Кроме того, они выбивали ей окна, двери и зубы, а вдобавок еще и бросали.

Так я на ленкином опыте убеждалась, что устройство личной жизни — это спорт смелых и подходящее место для подвига, а потому старалась держаться от этого места подальше. Но по телефону мы вместе кипели праведным гневом и на мелочи типа работы и хозяйства времени не тратили. Мы разрабатывали тактику и стратегию борьбы за счастье.

Например, после любви, по ленкиному оригинальному рецепту, следовало тут же бежать на кухню — курить и читать газету. Зачем? Чтобы продемонстрировать очередному мерзавцу свою полную от него независимость — неужели не понятно?

А потом Ленка достигла творческой зрелости — ее страдания сгруппировались вокруг одного-единственного типа с диковатой фамилией Спунцель.

Этот Спунцель был всем гадам гад. Он жрал специально для него приготовленные отбивные и студни (по телефону Ленка описывала мне процесс приготовления: надо варить свиные ноги двенадцать часов, потом добавить к ним куриные и луковую шелуху для цвета), после чего попрекал отсутствием девственности и выгонял на улицу в мороз.

Обычно это случалось ночью, и Ленка каждый раз звонила и сообщала, что стоит одной ногой на подоконнике — вот только договорит и камнем вниз. Словом, это была большая любовь.

Тем не менее, того, что случилось дальше, лично я никак не ожидала. Спунцель сделал Ленке предложение. Самое настоящее — руки и сердца. Он ел сухую колбасу, а когда прожевал, спросил: пойдешь за меня замуж? Обещаю тебя больше не бить!

Ленка рассказывала об этом плача от счастья, и, выразив нечто среднее между восхищением и возмущением (а что бы интересно предпочли вы?), я решила: если и неправда, то хорошо придумано, у нас в редакции не каждый так сможет.

И Ленка вышла замуж. Но не за Спунцеля, а за молодого человека, с которым познакомилась в ЗАГСе, подавая заявление. Вся процедура заняла три дня, после чего моя подруга с головой ушла в долгожданное личное счастье.

Хотите — верьте, хотите — нет, но этот молодой человек оказался хорошим человеком. Я его, правда, тоже не видела, но Ленка мне подробно описала. Он спокойный, веселый и предприимчивый. Не бедный. Любит готовить, а Ленка — нет, еще одна новость. И он совсем не урод.

А обманутый Спунцель понял, наконец, какое сокровище потерял. Он плачет, грозит, умоляет вернуться, звонит по телефону и в дверь — и поднимает ленкины акции на недосягаемую высоту. А вы говорите, чудес не бывает. Смотря с кем — вот что я вам на это отвечу.

После этого Ленка долго не звонила. Что, в общем-то, логично — радости на всех не напасешься, в отличие от горя. Но через полгода вновь раздался ночной звонок, и Ленка орала словно в добрые, старые, незамужние времена: «Эта сволочь такая скотина — ну просто фантастическая! Выбирай, говорю ему — или между нами все кончено!!!»

И я ей как всегда посочувствовала:

— Все они мерзавцы, когда дело доходит до нас.

Повисла пауза.

— Ты что, с ума сошла?! — спросила Ленка, не снижая градуса. — Я же не о нем, а о ней…

Оказывается, у ее нового мужа есть мать.

Версаль

Лежу. Смотрю в потолок. В энный раз пытаюсь понять: отчего же я все-таки одна? Наверное, я слишком хороша для этой жизни.

Представляете, стоит за околицей на пригорке небольшой такой Версаль. Стоит, двери нараспашку — я жду вас, друзья, я весь ваш! Пейзане продолжают сосредоточенно латать заборы и белить хаты.

Но вот кое-кто, набравшись смелости, приближается ко дворцу и, оглядевшись на всякий случай, бочком входит внутрь.

Версаль счастлив: наконец-то дождался своего часа — его оценят, его заселят!

— Ничего квартирка, площадь хорошая. Туалет, ванна — так. А где антресоли, консервацию куда ставить?

— Я не знаю, но места много, что-нибудь придумаем — оправдывается Версаль. — Смотрите, какие клумбы, и какой закат!

— Не-е, то не годыться. Ни сарая, ни погреба… А я у себя в огороде уже и скважину пробил, и мотор поставил. И вообще, шо то за хата — ни забора, ни собаки. Зашел, посрал… Нэ трэба!

Исчадье ада

Бабушка Нина была из тех глубоко больных женщин, которые благополучно эксплуатируют все, что движется, «ад меа вэ эсрим», а на вскрытии приятно удивляют патологоанатомов.

«Интеллигентная дама, — говорили о ней косметички и педикюрши. — Меньше пятерки не оставляет».

Как бы вам ее описать… Есть люди-алкоголики, есть наркоманы, а бабушка подсела на скандалы. Довести до белого каления, до истерики и битья головой об стену было ее единственным развлечением. Она не пела, не играла на фортепьяно и не разгадывала кроссворды. Не вышивала крестиком. Не готовила вкусные блюда. Она убивала словом.

Слова бывали разные. Например, такие: «Когда я умру, тебя никто на порог не пустит. Тебя будут гнать отовсюду и бить смертным боем, как собаку». И такие: " Люди любят меня за то, что я люблю людей». И еще такие: «Лю-у-у-уди, сосе-е-е-еди — на по-о-омощь!»

И люди прибегали и приводили милицию. Но бабушку они не заставали — она тихо трусила в свою комнату и запирала дверь на замок. Вся радость общения доставалась нам с дедом.

Бабка гордилась своим умным мужем на вынос. А дома открыто презирала и заставляла выполнять самую грязную работу — избивать ребенка, к примеру. Но дед был совершенно не приспособлен к таким подвигам — бабушке приходилось вмешиваться и наказывать меня собственноручно.

Бабку с дедом свел его отец — очень уважаемый в Екатеринославе человек. Харизма Якова Бенционовича, мудреца и учителя, седобородого красавца, была так велика, что женщины и девушки влюблялись до самой его смерти.

Бабушка Нина, которую тогда звали Нехамой, приехала из провинциального Чернигова и поступила в университет. Была ли она красивой, по фотографии определить трудно. В любом случае современным канонам ее внешность явно не соответствовала. И я не возьмусь судить, родилась ли она той, кого я знала — или исчадьем ада сделала ее жизнь.

Бабушка была спортсменкой — бегуньей и прыгуньей. В конце двадцатых спортивное общество «Маккаби», где она состояла, назвали сионистским врагом, и бабка угодила за решетку. Именно там она и встретила своего будущего свекра: Яков Бенционович, первый чемпион Екатеринослава по шахматам, сидел в той же камере.

О том, что происходило в тюрьме, я не имею ни малейшего представления: было ли это многолюдное помещение или они там находились вдвоем, как долго это продолжалось, какие отношения между ними сложились…

Думаю, она влюбилась в Якова Бенционовича — как и множество юных дев нашего города. А он… Он решил, что барышня с таким властным характером — это ровно то, что нужно его младшему сыну, застенчивому юноше с глазами пойманной птицы и ярко выраженной склонностью к философии.

Так девушка из местечка попала в семью любимого мужчины — на правах невестки.

Про жену Якова Бенционовича я знаю немного: ее звали Рахель, и она не умела ни читать, ни писать. Бабку мою, которая к тому времени из Нехамы превратилась в Нину, Рахель очень сильно не любила. В 1941-м, когда перед ней стоял выбор, ехать с невесткой в эвакуацию или же остаться под немцами, она выбрала второе.

Прабабушку Рахель расстреляли в Красноповстанческой балке, где находится сегодня Ботанический сад — вместе с одиннадцатью тысячами других евреев.

Дед в это время был на фронте. Он ушел добровольцем и в 1942 году вступил в партию. Не из любви к коммунистам, а чтобы выжила семья: у жены и детей беспартийного шансов было значительно меньше. По крайней мере, он так думал.

На войне дед встретил русскую девушку по имени Маша и захотел с ней остаться. Но жена узнала об этом, подняла на ноги все военное командование — и деду пришлось вернуться. Процесс превращения в зомби был завершен.

Бабка обожала болеть. Она лежала, закатив глаза, и стонала: «Ы-ых, как мне дурно, как мне дурно!» Иногда выходила из образа: «Федя, ты колонку выключил?» — Получив положительный ответ, откидывалась удовлетворенная на подушки и продолжала: «Ы-ых, как мне дурно!»

Бабушка Нина умерла в 85 лет от перелома шейки бедра. Вскрытие показало, что она была совершенно здорова. Сказать, что я ее не любила — значит, ничего не сказать.

Про любовь

Жила-была ракушка. Обычная такая, сверху черная и потрепанная, внутри — белая и блестящая. Она лежала на берегу, любовалась морскими закатами и уверяла подруг, что этого довольно для счастья.

А потом подул южный ветер, поднял песок, и одна маленькая, но очень славная песчинка залетела внутрь ракушки.

Створки мгновенно захлопнулись, и на нее обрушились потоки перламутра, накопленного за годы одиночества — процесс превращения песка в жемчуг шел полным ходом.

Что вам еще сказать…

Жемчужина развивается нормально и уже вымахала в упитанного подростка. Но что будет с ней дальше — я не знаю.

Информация, как говорят люди моей профессии, уточняется.

Про зависть

Ни один из опрошенных мною людей не признал, что ему знакома зависть.

Итак, я уникальный обладатель напрочь отсутствующего в природе чувства… Детально описанного, тем не менее, в классической литературе. Надо полагать, классики тоже были завистниками — welcome to the club!

Впрочем, часть респондентов заявили, что им свойственно чувство справедливости: например, они считают несправедливым, что богатство (должность, родители, муж и т.д.) достались этой дуре, которая и распорядиться им толком не умеет!!!

Мой друг Эрик

Эрик был странным и непредсказуемым человеком. Его первый брак продержался ровно три дня. Эрик очень возмущался, что молодая жена интересуется, куда он идет поздно вечером и когда вернется.

«Вообразила, что я ее домашние тапочки!» заявил Эрик и незамедлительно развелся.

Своего отчима он описывал так: «У него все признаки умного еврея, кроме ума».

Кстати, будучи сам наполовину евреем, Эрик своеобразно относился к взаимосвязи между иудаизмом и христианством. Он был уверен почему-то, что крещеный еврей без всякой очереди попадает в рай. Ни в Торе, ни в Евангелии об этой «мивце» я не нашла ни слова.

На вопрос, намеревается ли он отдавать взятые взаймы деньги, Эрик отвечал надменно, как английский лорд: «Не вижу в этом необходимости».

А из всех эпитетов, которыми длинного, нескладного юношу награждали друзья и враги, больше всего любил определение «членистоногий». Наверное думал, что это синоним полового гиганта.

Органик

С «представителем органов» впервые познакомилась тут, в Израиле. «Органика» звали Толя Иванов и он был похож на актера Гунара Цилинского. Когда Толя величаво прошествовал по редакционному коридору, я подумала: вот он, миллионер-работодатель.

На самом деле Толя был таким же олимом, как и я. Его взяли на работу переводчиком: в 2000 году гугл-транслейтора в природе не существовало, но толины переводы были выполнены в том же стиле. Моей задачей было приводить эти жуткие тексты в чувство.

«Толя, дорогой, я не понимаю — кто на ком стоял?!»
«Что написано, то и перевел», — невозмутимо ответствовал он.

Долгими ночными сменами Толя рассказывал о том, как он путешествовал по миру и посещал Японию, Вьетнам и Таиланд. Такой простодыре как я не приходило в голову, что это означало в 60-е годы прошлого века. Но чертов язык… Он знал больше меня — и с мозгами этой информацией не делился.

«Как ты здорово разбираешься во всех этих ЦРУ и ФБР! Признайся — был шпионом? " — пошутила я однажды.

И тут добрейший и тишайший Толя неожиданно взорвался: «Как ты можешь, как ты можешь так меня оскорблять?! А если бы я назвал тебя проституткой?»

«В мои годы? Сочла бы за комплимент», — парировала я, так ничего и не поняв. Потом коллеги объяснили…

Ночной журнализм Толя ненавидел лютой ненавистью. Часов около двух он горестно вздыхал: «Господи, чем я тебя прогневал и почему нахожусь тут об эту пору!»

Когда нас разогнали, Толя был счастлив. Он ушел из редакции твердым шагом, не оборачиваясь — и организовал в своем подвальчике кружок по изучению каббалы.

Алинька, бегай помалу…

Пять сестричек — Эйдя, Этя, Дора, Сара и маленькая Эстерка. Младшая — моя бабушка Эся.

Она жила в коммуналке на улице Козицкого и, выходя из дома, долго-долго дергала дверь. Убедиться, что заперта, и вор не залезет и не унесет на себе платяной шкаф и обеденный стол. Потому что больше там не было ничего — даже телевизора.

Бабушкин муж, а мой дед Абрам Захарович был врачом и погиб на Финской. После войны вдову с маленькой дочкой выселили из квартиры в центре города и дали комнату в подвале.

Четыре других сестры, а также дядя Леон — красноносый, похожий на похудевшего Деда Мороза муж Эйди — жили в особняке на Гоголя. Прелестном, увитом виноградом, с напольными часами и комодами на изысканно кривых ножках. Там стояли фарфоровые пастушки и трубочисты… и синие флакончики с высохшими духами.

Баба Эся приезжала ко мне во Львов дважды в год — и привозила удивительно вкусный пражский торт со сгущенкой и шоколадом.

Она вообще прекрасно готовила, но еще лучше рассказывала. Как я мечтала попасть в этот винницкий дворик, где происходили волшебные истории, снившиеся мне ночами!

И однажды я приехала… И увидела самый обыкновенный, довольно мрачный двор, двух калек и трех собак. И почти возненавидела бабку и ее стареньких сестер, которые водили меня в парк за ручку и кричали на всю улицу: «Алинька, бегай помалу — вспотеешь!»

После смерти бабушки я нашла ее молодое фото в альбоме. Она была настоящей красавицей…

Софа и Муся

На улице Ивана Франка, рядом со Стрыйским парком, высится Вежа (башня) — уцелевшая часть фортификационного комплекса эпохи Ренессанса. В перерывах между войнами в ней хранили зерно, а в 60-х годах прошлого века превратили в Дом архитектора.

Маленькой я гуляла там с дедом и набивала его карманы блестящими только что вылупившимся каштанами. Каштанов было много, и дедушка их незаметно выбрасывал, освобождая место новому урожаю.

Потом я выросла и покинула прекрасный Львов.

А Вежа осталась, и предприимчивая еврейка по имени Софья Гольденблюм устроила в ней шикарный ресторан.

Заведение пользовалось у львовян и гостей города шумным успехом — попасть туда можно было только по горкомовским пропускам. Хозяйка же, которую называли Сонька Золотая Ручка, не посрамила знаменитого имени: она прославилась контрабандой бриллиантов через поцелуи и другими не менее героическими делами.

Муж этой великой женщины, Муся Гольденблюм, был человеком скромным: ходил на базар с двумя авоськами, а покупки прикрывал газетой — чтоб не провоцировать сограждан.

Он заведовал кафе «Пингвин» на углу Жовтневой и делал невероятно вкусный молочный коктейль — волшебный напиток цвета утренней зари, с которым не сравнится ни один заграничный «милкшейк». Коктейль стоил одиннадцать копеек — и довел бедного Мусю до цугундера.

В один прекрасный день славные советские органы обнаружили, что вместо положенных пяти граммов сиропа на порцию директор кафе кладет всего лишь три, а полученную неправедным путем прибыль отсылает родным в Израиль.

Думаю, эта подробность стала последней соломинкой, сломавшей спину совкового правосудия: Мусю обвинили в особо крупном хищении народной собственности и приговорили к смертной казни.

При обыске у него дома нашли целую кучу орденов и медалей. «Скупил по дешевке у русского героя», — решили чекисты и, не колеблясь, расстреляли мерзкого еврейского торгаша.

А спустя несколько месяцев из Президиума Верховного Совета СССР пришла бумага: за мужество и героизм, проявленные в ходе штурма укреплений противника на реке Висла, сержант первого батальона 215-го гвардейского полка Моисей Гольденблюм награждался Орденом Славы.

Про Гумберта Гумберта

Нет, я конечно догадывалась, что Гумберт вовсе не такой циник и растлитель малолетних, каким сам себя описывает. И выбор на эту роль Джереми Айронса, самого чистого и трогательного из современных голливудских актеров — очень правильный выбор. Я давно замечала, что благородные люди видят себя не так, как мы, а совсем иначе. И меркантильная маленькая стерва в роли Лолиты — ну а кто еще может любить таких, как не настоящие мужчины? Свой брат, шпана, слишком хорошо их понимает.

В самом конце Гумберт спрашивает у растолстевшей и подурневшей Долорес: «До моей машины, так хорошо тебе знакомой, 25 шагов. Поедешь со мной?» И получает в ответ: «С тобой нет, только с Клэром Куилти». И Гумберт едет к этому самому Клэру и заставляет его умереть мучительной смертью — за Лолиту, никогда его не любившую, которую тот жестоко бросил. А ведь логичней было превратиться в законченного мизантропа, в очередной раз убедившись, что «никому мы не нужны».

И умерли они в один год — он в тюрьме, она родами. Может, там, наверху Гумберт и Лолита встретились, и все было совсем иначе. Но это уже другая история, которая не заставит меня плакать.

Про Ван-Гога

И угораздило же его с умом, талантом и больной душой родиться среди этих людей с лицами средневековых палачей Брейгеля и Ван Эйка — глаза по бокам лица и стрижка горшком!

Винсент впервые взялся за кисть в возрасте 27 лет, а в 37 уже умер. Он, в отличие от Пикассо, Дали и других новаторов, был художником от бога, а не успешным проект-менеджером. Ван Гог хотел просто рисовать, и первая картина задумывалась как типичное произведение какого-нибудь землистого передвижника. В его музее даже висит полотно, с которого он вдохновлялся — не помню имени художника, средней известности. Но получились «Едоки картофеля», рвущие душу и больше напоминающие «Каприччос» Гойи, чем картины реалистов.

И что бы он ни писал — мешки с картошкой или три книги под лампой или букет подсолнухов — это все равно была душа навыворот, от которой невозможно уйти.

Естественно, у него не складывались отношения ни с женщинами, ни с мужчинами, и даже с главным другом Гогеном он ухитрился разругаться навеки. Талант общения редко идет об руку с другими талантами.

Самые светлые его картины — поля, виноградники, цветущий миндаль — написаны в последний год жизни. Когда он вышел на пару месяцев из сумасшедшего дома, чтобы покончить с собой. Может быть уже видел лучший мир?

А Тео Ван Гог, который содержал Винсента не только из любви, но и в расчете получить прибыль от его картин, умер спустя семь месяцев после смерти брата. От сифилиса, но и не только. Помните этот анекдот: Господи, в чем был смысл моей жизни? А в том, чтобы передать соль в вагоне-ресторане…

Про Путина

Сначала в России был царь, наместник Бога на земле, и его боготворили. Потом произошла революция, к власти пришел гениальный революционер и неэпического таланта демагог Ленин, которого тоже обожествляли.
Затем был Сталин, который хоть и расстреливал чуть не каждого второго совсем без нужды, но выглядел при этом вполне респектабельно, даже на фоне Рузвельта и Черчилля — и его, само собой, очарованные подданные тоже превратили в кумир.
А потом Кое-Кому эта бодяга надоела, и он решил пойти ва-банк: а что вы сделаете, дорогие россияне, если во главе государства поставить обыкновенного бандита, который в тюрьмах гнобит, дома взрывает, детей Беслана убивает — но при этом еще и ведет себя как… ну не знаю кто. Амфоры ищет, тигров целует, журавлей летает…
И в ходе эксперимента выяснилось, что этого Промокашку россияне тоже боготворят.

Про Альмодовара

Это сочетание безумного абсурда с крестьянской неторопливостью и степенной жизнерадостностью завораживает. Ни разу еще не смогла предсказать, куда вывернет его очередная дикая история — по-моему он и сам этого не знает заранее. Но зато можно быть уверенной: все, что произойдет тебе расскажут подробно, ничего не скроют.

Причем в этих рассказках НИКОГДА нет трагедии а есть такое слегка наркотическое состояние «все к лучшему». И даже те кто по-разным причинам умер-шмумер — скорее всего, тоже счастливы. В другом мире, который дон Педро пока не видел, а потому как честный человек и не описывает. Но нет сомнений, что и там люди живут и кормят их неплохо.

Когда-то давно на заре советской психиатрии у меня были странные таблетки. Помню стояла я в метро и думала: жить так хорошо, так хорошо… Хоть на рельсы прыгай, все равно не станет хуже.

Про феминисток

Прочла в одной статье про ужасы феминизма и о том, чем женщина отличается от человека. В целом я согласна — на все 88%.Все это обо мне — и топографический кретинизм, и неумение обращаться с техникой, и дурацкая эмоциональность. Вчера обнаружила, что не могу решить квадратный трехчлен — а в институте интегралами баловалась, и что-то в них понимала.

Я верю, что белый мужчина — главный двигатель прогресса. Женщины, которых я вижу вокруг, а не в кино про крутых телок-агентов, не намного технически грамотней меня. А если и грамотней, то это, как правило, вычитается из их умения делать себя и все остальное красивым.

И они тоже сначала хотели классного парня, потом хорошего мужа, а в конце — чтоб их оставили в покое. Женщин, мечтающих стать директором завода и полететь в космос, мне не встретилось. Это уж как сложится — по остаточному принципу.

Но возражения у меня есть: если бы не 12% «сумасшедших» феминисток с высоким содержанием тестостерона, о которых гневно пишет автор, выбор у таких куриц как я, оказался бы куда скромнее: или замуж, или на панель. А вместо пенсии — по миру. Не говоря уж об растить ребенка, фотографировать красивые виды и ездить за границу.

И нет никакого смысла уверять куриц, что они хороши и в этом качестве — лучше ставить перед нами высокую цель в виде ничем не уступающих мужчине крутых теток.

Вот тогда и мы… пару раз подтянемся на перекладине. И вспомним с благодарностью Жанну д Арк, Голду Мейр, Надежду Савченко… ну и еще пару-тройку женщин, которые ничем мировому прогрессу не мешают.

Про антисемитизм

Мне очень интересно, что думают антисемиты, за что они, собственно, нас ненавидят. Этот народ, говорят они себе, самый древний на земле. Он одарил человечество монотеизмом и демократией, единственный по-настоящему сражался с Римской империей, и в честь победы над этим крошечным народцем в Риме воздвигли арку.

Он дал миру самое большое количество ученых, музыкантов, актеров, писателей и нобелевских лауреатов. Там, где жили евреи, экономика расцветала. Ух, как же мы их за это ненавидим!

Нелогично выходит…

А может надо смотреть иначе и сравнивать себя, например, с тараканами. Которые, не исключено, самые высокоорганизованные существа в мире — если кому-то придет в голову этим поинтересоваться.

Они никого не обижают, ничем не пахнут, питаются мусором и не покидают пределы кухни. Но к ним все испытывают отвращение и уничтожают без жалости — больших и маленьких, толстых и тонких, черных и рыжих — всех.

В то время как ленивый и тупой, вечно какающий голубь, рассадник всяческой заразы, единодушно признан птицей мира. Конечно, все это с точки зрения человека. Но разве человек — не Бог для всех этих существ?

Сценарий

Есть например человек, которого много-много раз предавали — ну или ему так казалось. И он решил жить, ни с кем не сближаясь.

Оказалось, что можно и так — и очень даже неплохо. Необременительные контакты по дороге в магазин и обратно, мелкие радости типа купить-пофотографировать — сериал на ночь. Короче, исключительно здоровая, просто до омерзения здоровая, никому не нужная жизнь.

От скуки он находит в интернете компанию I Pay Less, сотрудники которой за смешные деньги отслеживают его счета, выясняют, где дешевле и сами туда-сюда переводят, оберегая от жуликов.

Девушка по имени… ну скажем Ирит, регулярно звонит нашему герою и сообщает об этих подвижках. Они обсуждают, куда стоит перейти, а какой компании доверять нельзя, от чего можно отказаться, а за что надо держаться как будто не Москва ль за ними.

Герой не боится Ирит: он ее никогда не видел, и влюбиться ему не грозит. Но она заботится о нем — почти бескорыстно. И только с ней он может говорить о своих реальных проблемах.

В сущности, ради этого и создают семью…