Крепость права

Вместо предисловия. Далекий плач

Я старался закончить эту книгу настолько скоро, насколько это возможно. В каждой строчке осталась чья-то ушедшая жизнь. Ушедшая потому, что мы не успели вовремя прийти на помощь.

С выходом этой книги доступ к ней теоретически может появиться у сотен миллионов людей по всему миру. Но на сколько бы языков она не была переведена, более миллиарда людей наверняка лишены доступа к ней. Эта книга сейчас пишется для того, чтобы однажды у них был доступ ко всем тем благам, коими располагает свободное общество.

Жарким летом 2012-го я проходил срочную службу в армии РФ. Службе предшествовало не совсем связанное с успеваемостью отчисление из вуза и активная политическая деятельность. И хотя катастрофичность моего положения ни в какое мыслимое сравнение не шло с положением политзаключенных, я понимал: на тот год моей молодой жизни помощи мне ждать неоткуда. Помещенный во внезапно по-настоящему рабские условия и не имея никаких инструментов для развития, тогда я начал писать книгу о своем прошедшем путешествии.

Эту книгу я пишу для того, чтобы изменить сознание людей, родившихся и выросших на благой почве свободного общества. С тем, чтобы они смогли изменить учесть тех, кто был лишен такого счастья.

Сегодня мы читаем книги классиков ушедших веков. Благодаря ним нам начинает казаться, что нравы были высоки, а все люди — сыты и довольны жизнью. Из внимания мы упускаем главную деталь: грамотны и способны писать книги на тот момент были тысячные доли от общей численности населения. О тяжелой и однообразной жизни тех, кто обеспечивал их право на вольную жизнь, нам известно мало. Просто потому, что они не могли ни читать, ни писать.

Эта же модель прекрасно проецируется на мир нашего времени. Мы видим голливудские фильмы и читаем европейских писателей. Мы боремся за права человека в своих странах, полагая, что с ними не все в порядке и это правильный вектор приложения нашей силы.

Даже приезжая в замкнутые кольцом тоталитаризма КНДР или Узбекистан, мы видим улыбающихся людей на улицах. Но можем ли мы что-то узнать о хлопковых рабах Средней Азии? Есть ли у нас способ пообщаться с политзаключенными из коммунистических или исламских стран?

Они замкнуты в своей среде, из которой у них нет ни физического, ни информационного выхода. Подобно нашим навсегда ушедшим неграмотным предкам из предыдущего примера, для нас они всегда молчат. Молчание не означает отсутствие.

150 лет свободного капитализма продвинули человечество так далеко вперед, как то не могло продвинуться за всю свою предыдущую историю вместе взятую. Производительность труда за этот небольшой период времени, составляющий лишь порядка процента от всей продолжительности истории Человека Разумного, увеличилась более чем в 100 раз. При этом частью свободного общества даже сегодня является лишь меньшая часть человечества.

Эту книгу я имею счастье писать в Латвии — маленькой европейской стране, на 51 год оказавшейся заточенной в крепость тоталитаризма. Люди, оказавшиеся в той ситуации, прекрасно понимали, что помощи им ждать неоткуда. И все равно продолжали ее ждать.

Сегодня свободная республика уже в течение 11 лет является полноправным членом Европейского Союза, а специалисты и товары из Латвии ежедневно делают жизнь тысяч европейцев приятнее и легче.

Получив в качестве полноценного члена свободного общества Латвию, свободное общество само стало лучше. Освободив от гнета тоталитаризма миллиарды людей, живущих в несвободных странах, свободное общество сможет выйти на совершенно новый уровень акселерации роста, сравнимый с тем скачком, который начался с развитием рыночных отношений. Потенциал миллиардов людей, страдающих сегодня от ограничения свободы, будет освобожден и реализован в интересах нас всех.

Если учесть численность лиц, проживающих в несвободных странах, и соотнести его с количеством проживающих в свободном обществе на данный момент, можно увидеть, что потенциал человечества сможет увеличиться сразу в несколько раз. Конечно, не это главное — в этом лишь личный интерес всех нас, живущих в атмосфере свободы.

Если бы не правильно сложившиеся обстоятельства, мы сами бы сейчас не имели возможности читать и писать, ни даже свободно распоряжаться своими мыслями. Если бы стать свободным удалось на несколько поколений раньше, мы сами могли бы жить уже в совершенно другом по качеству мире.

Живя в том мире, который нам достался, мы можем сделать так, чтобы полнотой его совершенства смогло наслаждаться гораздо больше живущих в мире людей.

Сделать для этого надо будет не так много, но результат окажется несоизмеримо выше, чем мы можем думать.

Пусть образ всю жизнь ждавших освобождения из плена людей вдохновляет вас. Их освободителями можете стать вы.

Par baltajos kuģis.

Введение

Существует целый ряд режимов, чье существование на данный момент признано неконституционным. Тем не менее, внешний мир оказывает в отношении них лишь ненасильственное сопротивление. В отношении людей, оказавшихся в заточении, такое поведение примерно аналогично ненасильственному сопротивлению мужу, убивающему свою супругу на улице — теоретически это тоже можно считать их суверенным делом. Но можем ли мы такое допускать?

Увы, государство сегодняшнего типа действуют на основе рудиментарных принципов — таких, какие были приняты в отношениях между государствами столетия назад. Другими словами, признают право других государств на суверенитет, если в ответ получат признание суверенитета в свой адрес.

Тем временем за этот период времени государства значительно эволюционировали. Если государства Средневековья — это угнетатель, то государство нашего времени в свободном обществе — сервис. Разница между ними примерно столь же ощутима, как между принудительной работой на хозяина и вольнонаемным капиталистическим трудом. Разумеется, государства-угнетатели исчезли далеко не полностью.

Для самих государств-угнетателей идея невмешательства вполне рациональна. Государства-сервисы же, по всей видимости, используют такой принцип лишь по инерции. Самим государствам-сервисам, как правило, ничто не угрожает, и они делают все возможное для того, чтобы им и дальше ничего не угрожало. Все дело в том, что государства-сервисы не вторгаются в другие государства-сервисы, а государства-угнетатели обычно имеют военную мощь, достаточную лишь для вторжения в другие государства-угнетатели. Таким образом, свободное общество в настоящий момент пребывает в зоне комфорта, лишь минимально и ненасильственно противодействуя происходящему в несвободных странах. И в то же время мы видим, что само существование несвободных стран в значительной степени ставит под угрозу существование также мир и спокойствие в свободных странах. Иммиграционный кризис в Европе в определенной степени ударил по всем европейцам. Испытания бомб в КНДР вызывают беспокойство в целом у всего мира.

Современные государства готовы отбирать детей у родителей, если те содержат их недостаточно хорошо пусть даже в одном лишь материальном плане. Отъем детей не рассматривается при этом как чрезмерное вмешательство в личные дела семьи. Точно также, в суде любой свободной страны будут рассматриваться дела об изнасиловании одного супруга другим. Их семейная жизнь опять оказывается вторичной относительно прав каждого из них и закона.

Семья составляет лишь одну миллионную часть общества довольно небольшого государства. Другими словами, семья ближе относительно друг друга, чем все остальное общество, примерно в миллион раз. В то же самое время, население некоторых государств составляет до 20% всей численности человечества. Таким образом, близость обществ разных стран относительно друг друга гораздо выше.

Тем не менее, современные государства не рассматривают возможности военного вторжения в суверенные страны мира, оказавшиеся оккупированными диктаторами. Почему так происходит? У государств есть несколько причин не нападать.

1. Тоталитарные государства, да и государства в принципе, вооружены.

В этом кроется интересный казус: любое государство имеет монополию на насилие на своей территории, и несвободное государство злоупотребляет им для достижения собственных целей. Государство не имеет монополии на насилие на территории других государств именно потому, что сам не признает свое право на насилие. Даже тогда, когда его применение очевидно оправдано.

2. Нападение на несвободное государство привлечет за собой большие человеческие жертвы со стороны общества, которое необходимо будет освободить.

Возможные потери убитыми десятков тысяч немецких солдат в случае начала союзниками войны в 1933 году смогли бы помочь избежать десятков миллионов смертей в странах Европы, Африки, Азии и Америки. Тысячи и тысячи людей ежедневно погибают там же только из-за банальной невозможности получить полноценную и современную медицинскую помощь. На этом фоне смерть людей, защищающих такую систему, пусть и зачастую под угрозой своей же собственной смерти, выглядит не так сурово.

Кроме того, технологии, созданные свободным обществом, уже сегодня дают возможность избежать вообще каких бы то ни было жертв. Об использовании этих технологий пойдет речь в одной из следующих глав.

3. Фрустрация, связанная с предыдущим опытом освобождения государств.

Верные или нет, суждения о том, что каждый народ имеет достойное его правительство, имеет место быть. Как бы там ни было, будет глупо отрицать факт того, что любая власть приносит гигантские ментальные изменения в обществе. Другими словами, не только общество формирует власть, но и, напротив, власть формирует общество. К слову, это один из ключевых механизмов консервации тоталитаризма: оказавшееся в несвободе, как правило, общество со временем само выбирать быть несвободным.

Рабы Северной Америки, будучи освобожденными, часто сами не желали покидать своих хозяев. Даже спустя три поколения миллионы россиян с любовью вспоминают Иосифа Сталина. Существует ли какая-то гарантия того, что новое правительство не будет аналогичным предыдущему?

Да, существует. Об этом будет подробно рассказано в главе, посвященной юридическим вопросам освобождения.

Эта книга полностью посвящена возможностям активного противостояния тоталитарным и несвободным режимам во всем мире, взращивании на их месте свободных обществ и борьбе с угрозами, возникающими перед свободным миром сегодня.

Для того, чтобы было понятнее, стоит определиться с терминами.

Под несвободным обществом в данной книге понимается вся совокупность людей, пребывающих сегодня в гибридных, автократических и тоталитарных странах. Это примерно все те страны, которые рейтинг Freedom House определил в категории Not Free и Worst in the World.

Под тоталитарным обществом подразумеваются наиболее суровые политические режимы.

Автократическое общество в контексте книги свою очередь отличается от тоталитарного относительной мягкостью, но, тем не менее, остающееся далеко от свободного общества.

Под свободным обществом понимаются общества стран, относящихся в рейтинге Freedom House к категориям Free и Partly Free.

Мотивация свободного общества к освобождению несвободного

Обычно мы достаточно четко можем видеть то, что мы получаем. Особое искусство состоит в том, чтобы видеть то, чего мы не упустили, чего не смогли получить.

Появись свободное общество несколькими поколениями раньше, технологический прогресс ушел бы значительно дальше. Таким образом, значительную часть технологического прогресса мы попросту упустили.

В XXI веке высший актив любого общества — человеческий. Никакое богатство сегодня не множится без грамотного управления. По сути, человеческий разум является множителем материальных благ.

В некоторых случаях размер множителя достигает миллионных значений. То есть вложенная под управление правильного человека тысяча долларов в итоге дает миллиард. Никакие другие факторы, кроме человеческого разума, не способны дать таких результатов.

Огромный процент человеческого общества на данный момент оказывается жертвой тоталитарных режимов. Еще больший процент оказывается относительным заложником явно несвободного общества. И хотя в целом его свобода мало чем ограничена, он лишен тех социальных и личностных лифтов, коими обладают представители обществ свободных стран.

Как итог, человечество, а значит и все мы, имеющие счастье жить в свободных странах, ежедневно теряем новые гениальные изобретения и открытия, новые технологии и произведения искусства.

Если бы Сергей Брин в свое время не уехал из СССР, вряд ли бы компания Google родилась на свет и существовала сегодня в том виде, в коем она существует теперь. Вполне допускаю, что именно с помощью этого проекта вы смогли найти мою книгу.

Конечно, и без Сергея Брина родилась бы какая-либо поисковая система, сумевшая по итогу стать крупнейшей — их действительно существуют многие тысячи. Но были бы хоть одна из них столь практична и удобна, столь быстро развивающейся и расширяющейся, как Google? Сам факт текущего развития Google и уровень его отрыва от остальных четко отвечает на этот вопрос.

Многие, многие люди, подобные Сергею Брину, так и не получили возможности реализовать свои таланты. Вполне возможно, лекарство от СПИД было бы уже найдено, а космос был бы освоен на уровне обывательского туризма. И пусть мы не можем утверждать, случилось ли бы это, мы можем с уверенностью сказать — рост свободного общества приблизил бы наступление этого момента.

Еще в 1990-м году мало кто мог себе представить, что всего через 15 лет мобильные телефоны станут доступны абсолютно каждому человеку вокруг. Интернет 2000-го мог только несмело мечтать о том, какой станет мировая сеть 2010-го. Наш мир меняется очень стремительно. По всей видимости, уже через несколько лет практически исчезнут кассиры, охранники и водители, примерно через столько же лет каждый из нас получит возможность автономно летать. Совсем скоро будут побеждены рак и СПИД, а ученые научатся выращивать полноценные органы на искусственных средах. Все это увидим мы. Но жизнь тех, кто оказывается вне свободного мира, может нисколько не измениться со всеми этими нововведениями. Хотя и они сами могли бы сыграть серьезную роль в движении человечества вперед.

Абрахам Маслоу, тоже, между прочим, являвшийся потомком эмигрантов из несвободного общества в свободное, смог подарить миру знаменитую пирамиду потребностей. Обычно жители постиндустриальных стран посвящают свою жизнь удовлетворениям потребностей последних уровней. Так, в странах Западной Европы и Северной Америки едва ли не каждый гражданин является членом той или иной общественной организации, как правило, занимающейся защитой чьих-то прав или интересов.

Если в странах свободного общества люди ищут возможностей удовлетворить потребности своих верхних уровней, в несвободных обществах люди зачастую борются за то, чтобы просто поддержать свою жизнь и пребывать в относительной безопасности.

Эта книга — еще одна возможность для свободного общества удовлетворить потребности из верхней части пирамиды Маслоу, помогая людям из несвободного общества удовлетворить потребности из нижней.

Жертвы несвободного общества как правило вынуждены переживать многое для того, чтобы закрыть потребности хотя бы двух самых нижних ступеней — физиологических и потребности в безопасности.

Поскольку в тех условиях, в которых они оказываются, у них едва хватает возможностей удовлетворить свои базовые запросы, удовлетворение потребностей, стоящих в иерархии выше, становится крайне затруднительным. Покрытие этих потребностей сможет прийти при помощи свободного общества, которое, в свою очередь, удовлетворяет собственные потребности.

Глядя на сегодняшнее развитие социальных и гражданских институтов в Америке и Европе, можно с уверенностью сказать, что гражданская активность и помощь другим является в большей степени потребностью, чем действительно вынужденным шагом на помощь кому-либо.

Так, многие цели и задачи, стоящие перед общественными организациями, зачастую доводятся до абсурда. Вряд ли можно сказать, что европейцы или американцы хоть в чем-то притесняют мусульман, но борцы за мультикультурализм и свободу вероисповедания в своей борьбе заходят так далеко, что требуют перестать подавать свинину в столовых общеобразовательных школ. Вряд ли хоть кто-то в свободной Европе нарушает права женщин, и потому феминистские объединения требуют довести равенство до абсурда в виде квотирования мест в правительстве относительно гендерной принадлежности. Очевидно, и те, и другие, борются в большей степени ради того, чтобы бороться, чем ради того, чтобы достичь каких-то существенных результатов.

При этом люди из обоих приведенных примеров отлично понимают: проблемы в области свободы вероисповедания или защиты прав женщин за пределами границ их стран возрастают зачастую не в сотни, а тысячи раз, и те же самые приложенные усилия могли бы изменить общую картину в гораздо значительной степени. Увы, принцип разделения государств продолжает играть свою роль даже в сегодняшнем открытом обществе.

Помимо собственного времени и усилий, свободное общество готово расставаться и с куда более измеримыми материальными благами. Тысячи жителей Европы радостно отдавали свои собственные продукты, вещи и деньги вновь прибывшим в страну беженцам из Сирии.

Свободное общество обладает достаточным количеством сил, средств и мотивации для того, чтобы начать стремительное освобождение миллионов людей, сегодня заключенных в несвободные общества.

Помимо удовлетворения собственных моральных потребностей, существуют и вполне измеримые материальные выгоды, которые свободное общество в целом сможет извлечь в результате своего расширения.

После распада СССР и Варшавского Договора тысячи западных компаний стали открывать свои представительства во вновь освободившихся странах. Вряд ли хоть кто-то, кроме прежних монополистов рынка, проиграл в сложившейся ситуации: миллионы людей получили новую, лучшую работу, десятки миллионов людей получили доступ к товарам и услугам нового качества. Открылся и грандиозный рынок сбыта, и огромный рынок недорогой рабочей силы.

Десятки и сотни ученых, вырвавшихся за границы несвободного общества, сумели в полной мере реализовать себя в мире открытой конкуренции. Стоит ли говорить о бесчисленных примерах, которые мы знаем теперь: Айн Рэнд, Иосиф Бродский, Сергей Брин, Макс Фактор и многие другие. Разумнее будет сказать о тех, чей гений оказался раздавлен тисками тоталитаризма: Николай Вавилов, Лев Шубников и многие другие деятели науки так и не смогли подарить нам свои открытия и изобретения только из-за того, что родились не в то время и не в той стране.

Из плена тоталитаризма в самое ближайшее время могут освободиться миллионы людей, а гнет автократических и гибридных режимов смогут сбросить с себя сотни миллионов. Мы можем только попробовать представить себе, как после этого изменится наша жизнь. Но гораздо важнее то, как изменится жизнь тех людей, кто до сих пор ждет своего освобождения. Которое может прийти с нашими действиями.

Часть 1. Механизмы создания несвободного общества

В целом, название этой части верно лишь относительно. Оглядываясь на последние 300 лет истории человечества, можно заметить, что создавалось как раз свободное, а не несвободное общество. Более того: большинство существующих в мире на данный момент несвободных государств не были свободными когда-либо вообще.

Здесь следует сделать оговорку: никогда не были свободны именно государства, а не местное население. В догосударственный период племенные отношения не были подчинены иерархии, доходящей до абсолютного тоталитаризма. Может показаться, что это было связано с банальным технологическим несовершенством, едва позволяющим индивиду сохранить и собственную жизнь. На практике, это не так: огромный процент людей того времени и так погибал как в ходе добычи пищи, так и вследствие ее недостатка. Причина кроется в другом.

Есть ли иерархия и подчиненность в животном мире? Безусловно, есть. У волчьей стаи всегда есть вожак, в стае шимпанзе всегда находится сильнейшая и потому управляющая остальными особь. Тем не менее, их отношения могут напоминать лишь отношения древних людей, но никак не абсолютную подчиненность. Гибель особи во имя жизни других может быть исключительно инстинктивной и наблюдаться лишь у определенных особей.

Тоталитаризм рождается лишь на более высоком, чем животный, уровне осознания себя и общества. Любой тоталитарный строй в своей основе имеет идеологию.

Позитивна ли эта идеология? Безусловно. Во всяком случае, де-юре это выглядит так. Также разумеется, что в основе системы лежит насилие, но насилие это стремятся оправдать вынужденностью его применения.

Теоретически людям можно внушать с самого рождения идеалы разрушения и зла, однако в таком случае они сами начнут работать против системы. Поэтому за основу принимается доброе начало. Зло и ненависть рассматривается лишь как инструмент добра для сохранения системы.

Любая тоталитарная идеология априори имеет врагов. Даже тогда, когда на самом деле их не существует. Свободное общество мало волнуют проблемы и интересы КНДР, однако в северокорейских СМИ США представляется мировым злом, которому правительство Чучхе вынуждено противостоять.

Отсутствие врага быстро заставляет задуматься о необходимости существования самой системы, и потому приводит к ее гибели. Кроме того, наличие сил, которым система якобы вынуждена противостоять, позволяет списывать на них абсолютно любые проблемы и недостатки системы. Даже если они совсем не имеют никакого отношения к внешней или внутренней угрозе, всегда можно ссылаться на тайное влияние: подобные примеры сегодня мы можем наблюдать в автократических режимах бывшего СССР или Латинской Америки, когда огласка коррупционных происшествий трактуется официальной пропагандой как тайная подрывная деятельность, исходящая от противника.

Важно понимать, что несвободные общества в XXI веке формируются исключительно на почве наличия запроса на несвободу. Перешедшая от демократии к авторитаризму Россия в мыслях миллионов своих граждан мучается фантомными имперскими болями, освобожденный Египет строит новый исламский мир только из-за исламского мира в головах людей. Даже обретшие независимость африканские республики быстро перешли к диктатуре только из-за того, что не имели представления о других формах существования государства.

Так или иначе, любое государство являет собой монополию на насилие. Однако переход от негосударственного строя к государственному в свое время указывал на наличие определенного уровня развития. Даже сейчас отчет начала существования той или иной цивилизации ведется с момента появления у этой цивилизации собственного государства. Это неудивительно: государство позволяло защищаться от внешних врагов и централизовано решать некие внутренние вопросы. На момент своего первичного зарождения государство действительно являлось технологических прорывом. Необходимость существования тоталитарного или автократического государства правители обосновывают с помощью тех же аргументов, с помощью которых тысячу и более лет назад обосновывалась необходимость существования государства как такового вообще: защита границ от захвата, централизованный подход к разрешению внутренних вопросов.