Бесплатный фрагмент - Красные Ахиллесы

Действующие лица

Михаил Николаевич Тухачевский — советский военачальник, замнаркома обороны СССР, Маршал Советского Союза;

Нина — его жена;

Юлия Ивановна Кузьмина — его любовница, скульптор;

Ян Борисович Гамарник — начальник Политуправления РККА;

Его товарищи:

Иона Эммануилович Якир — командующий Киевским ВО;

Иероним Петрович Уборевич — командующий Белорусским ВО;

Всеволод Аполлонович Балицкий — нарком внутренних дел УССР;

Андрей Януарьевич Вышинский — прокурор СССР;

Капитолина Исидоровна — его жена;

Фрида Эфраимовна Нюрина — его любовница, прокурор РСФСР;

Лев Романович Шейнин — его заместитель;

Николай Иванович Ежов — нарком внутренних дел СССР;

Евгения Хаютина — его жена;

Иосиф Виссарионович Сталин — Генсек ЦК ВКП (б);

Михаил Иванович Калинин — председатель Президиума ВС СССР;

Судьи Тухачевского:

Василий Васильевич Ульрих — председатель Военной Коллегии Верховного Суда СССР, армвоенюрист, судья;

Павел Ефимович Дыбенко — советский военачальник;

Климент Ефремович Ворошилов — нарком обороны СССР, Маршал Советского Союза;

Семен Михайлович Буденный — советский военачальник, замнаркома обороны СССР, Маршал Советского Союза;

Василий Константинович Блюхер — советский военачальник, командующий Дальневосточным ВО, Маршал Советского Союза;

массовка.

Действие первое

Явление первое

Время действия — начало апреля 1937 года. В своем кабинете замнаркома обороны СССР, маршал М. Н. Тухачевский принимает журналиста газеты «Известия».

ТУХАЧЕВСКИЙ. …Тогда, в 1924 году, когда не стало Ильича, активизировали свою работу западные белоэмигрантские круги. Страна находилась в кольце недругов — Антанты. Шпионская и подрывная деятельность была активно направлена против нашего молодого государства, и органы ГПУ приняли решение обезвредить верхушку базировавшегося в Париже Русского Общевоинского Союза — главной террористической антисоветской организации. А верхушка там была та еще — Савинков, Кутепов, Рейли. Но нейтрализовать их можно было только на советской территории!

ЖУРНАЛИСТ. Как же их можно было оттуда выманить?

ТУХАЧЕВСКИЙ. На живца. Приехать они могли только при условии существования в СССР антисоветского заговора, якобы нуждающегося в их помощи и поддержке. Но их в этом надо было убедить. Они калачи были тертые. Поэтому Артузов и Менжинский решили разыграть очень реалистичный заговор. Это и назвали операцией «Трест».

ЖУРНАЛИСТ. А какова была ваша задача в этой операции?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Играть роль будущего военного диктатора СССР. Писать письма белым генералам за рубеж, давать иностранным газетам провокационные интервью, выезжать за кордон для встреч с представителями эмигрантских и западных кругов.

ЖУРНАЛИСТ. А каков был предмет этих встреч?

ТУХАЧЕВСКИЙ. (машет рукой) Ерунда. Пустые слова с далеко идущим подтекстом. Но подтекст этот должен был, с одной стороны, внушить моим визави мою контрреволюционную заинтересованность, а, с другой, не скомпрометировать меня в глазах наших зарубежных товарищей, Коминтерна. Ведь операция была строго секретной, о ней в Союзе знали человек 5, не говоря уж про Европу. А подумай иностранные коммунисты, что я на той стороне, представляете, какой разлад бы начался в Коминтерне?! И как на нем могли бы сыграть западные разведки?

ЖУРНАЛИСТ. (улыбается) Но вы с задачей, вроде бы, справились?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Савинкова и Рейли действительно выманили в СССР и здесь осудили, да. РОВС был обезглавлен, обстановка вокруг СССР оказалась более или менее разряженной.

ЖУРНАЛИСТ. Скажите, а почему именно вас ГПУ избрало на роль главы заговора?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Дело в том, что во время мировой войны я служил в царской армии. И не просто служил, а был на хорошем счету. Офицер-белогвардеец куда лучше смотрится в роли монархиста-заговорщика, чем выходец из крестьянской среды.

ЖУРНАЛИСТ. Значит, за царя воевали?

ТУХАЧЕВСКИЙ. (строго) Я воевал не за царя, а за Родину! И, между прочим, был в плену, откуда многократно бежал. В плену же я познакомился со многими французскими и английскими офицерами, ныне образующими военную верхушку Антанты. Нам такие дипломатические контакты сейчас нужны в политических и разведывательных целях — хочешь мира, готовься к войне. Так что наша война на два фронта — скрытый и общий — еще не закончилась.

ЖУРНАЛИСТ. Вы до сих пор в сношениях с этими военными?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Конечно. И об этом известно товарищу Сталину! Вот недавно встречался во Франции с генералом де Голлем, с ним же был в Англии на похоронах короля Георга VI. Со дня на день поеду на коронацию его преемника. Там, авось, еще кого встречу; осведомлюсь под шумок о планах потенциального врага. Ведь, кто владеет информацией, тот владеет миром, как говорил Бэкон.

ЖУРНАЛИСТ. Расскажите, пожалуйста, нашим читателям о своих планах на ближайшее время?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Начинаю читать в Военной академии имени Фрунзе новый курс — «Военная стратегия». Плюс парад — товарищ Сталин поручил готовить проведение первомайского парада на Красной площади. Да и учения на носу — штабная игра с условным противником, вермахтом.

ЖУРНАЛИСТ. На базе какого военного округа?

ТУХАЧЕВСКИЙ. (улыбаясь) Военная тайна.

ЖУРНАЛИСТ. Спасибо, товарищ маршал. С вашего позволения, передам от вас читателям и товарищу Постышеву коммунистический привет.

Жмут руки, журналист уходит. Тухачевский подходит к окну.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Да, был военным диктатором, был. И не просто был — кто-то, всерьез поверив в детали операции «Трест», после этого решил от греха подальше снять меня с командования фронтом и перевести ненадолго на преподавательскую работу. Значит, играл хорошо. Хотя, как знать, как знать…

Явление второе

Входит адъютант маршала и объявляет о приходе Балицкого. Тухачевский обрадованно велит впустить его. Тот входит.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Сева! Сколько лет, сколько зим?!

БАЛИЦКИЙ. Здравия желаю, товарищ маршал!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Да перестань! Забыл уже, как плечом к плечу на Юго-Западном воевали, в Польше, в Тамбове?

БАЛИЦКИЙ. Разве такое забывается?! Великое время было — молодость, революция, высокие идеалы…

ТУХАЧЕВСКИЙ. И настоящая дружба! Садись! (поднимает трубку телефона, говорит адъютанту) Яша! Принеси-ка нам чайку командармского. И меня ни для кого нет (кладет трубку, снова обращается к Балицкому). Верно, Сева, говоришь, раньше время было золотое. А сейчас… бардак полный. С этой партийной дисциплиной, ловлей троцкистов да вредителей совсем с ног сбились. Работу забыли. Царство бездельников!

БАЛИЦКИЙ. Что же это вы, товарищ маршал, своих товарищей критикуете?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Кого имеешь в виду? Ворошилова, что ли?

БАЛИЦКИЙ. Он все-таки нарком, твой начальник. А ты…

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ну и что, что нарком? Если ни черта не понимает в вопросах военного планирования и переоснащения вооружений, то пусть помалкивает, покуда его не поперли из Совнаркома!

БАЛИЦКИЙ. (прикладывает палец ко рту) Тише! Сам же говоришь, кругом охотники на ведьм.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Перестань, тут я хозяин.

Входит адъютант, ставит на стол поднос с коньяком и закуской. Уходит. Приятели выпивают.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Тут я хозяин, хоть покуда формально и не нарком. Так же, как ты у себя. Тоже, поди, не очень-то этому дураку Ежову подчиняешься? И правильно! Ишь, выискался командир. Ягоду арестовали, а, между прочим, толковый был мужик. Наш, старый большевик, проверенный, в боях закаленный. И в организации работы наркомата, как мне кажется, больше понимал. Вообще, как по мне, так лучше б тебя поставили. Только я пока об этом хозяину сказать не могу — и так из-за скандала с Ворошиловым отношения напряженные…

БАЛИЦКИЙ. Да ты что, Миша?! Не надо ничего! Мне и там хорошо, подальше от ваших столичных страстей. Как писал поэт, «минуй нас пуще всех печалей и царский гнев, и царская любовь». Хотя ты прав- с новым наркомом лихорадит ведомство так, что впору перемещаться куда-нибудь.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Чистки? Тоже вредителей ищете?

БАЛИЦКИЙ. Ладно бы чистки. Заставляют заниматься всякой ерундой. Архивы какие-то старые перебирать, бумажки. Причем, никому не нужные. Я, кстати, к тебе именно по этому вопросу.

ТУХАЧЕВСКИЙ. По бумажкам? А я-то чем могу помочь?

БАЛИЦКИЙ. Вопрос серьезный. Надо выпить прежде, чем обсуждать.

Тухачевский наливает, они выпивают.

БАЛИЦКИЙ. Тут вот, товарищ маршал, какое дело. Вы меня на место Ежова прочите, а у нас многие говорят, что вам бы тоже кабинетик повыше не помешал.

ТУХАЧЕВСКИЙ. На место наркома, что ли?

БАЛИЦКИЙ. Нет. Повыше.

ТУХАЧЕВСКИЙ. (после 3-секундного молчания) Провоцируешь меня?

БАЛИЦКИЙ. Ну что ты, Миша?! Не было бы повода, не говорил бы. Я же начал рассказывать, что мы по новому указанию из Москвы архивы свои перебирать стали. Обнаружили у себя архивы царской охранки. Их бы уничтожить, им срок вышел — ровно 20 лет. А не тут-то было… Стал я в них копаться (открывает портфель, достает оттуда старую архивную папку и передает ее Тухачевскому) и вот, что нашел.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Что это?

БАЛИЦКИЙ. Сами читайте. «Досье агента Охранного Отделения Иосифа Виссарионовича Джугавшили».

ТУХАЧЕВСКИЙ. Иди ты!

БАЛИЦКИЙ. Так точно. Сам видишь.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Новодел? Провокация?

БАЛИЦКИЙ. Ну что ты такое говоришь? Кому понадобилось фабриковать такой артефакт и прятать в далеком украинском архиве, попутно рискуя жизнью? Мои хлопцы бы точно до такого не додумались. Да и зачем? Такое найдешь — греха не оберешься.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Это точно. А мне-то ты зачем ее привез?

БАЛИЦКИЙ. Ну как же? Ты — человек умный. Наверное, самый умный из всех, кого я знаю. Только ты и сможешь определить, куда и как эту папочку по назначению использовать. Может, самому предъявишь, попросишь повышения. А может…

ТУХАЧЕВСКИЙ. Думаешь, пора?

БАЛИЦКИЙ. А что тянуть? Когда ж пора, как не сейчас? Или ждешь, когда он всю вашу верхушку перестреляет? Твои ставленники Примаков и Путина уже арестованы, и одному Богу известно, какие они там показания сейчас дают. Сам же говоришь, что с Ворошиловым на ножах. А он со Сталиным приятельствует еще со времен Царицына!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Да перестань. В угоду Ворошилову армию губить?! Ведь с его видением проблем РККА далеко не уедешь…

БАЛИЦКИЙ. Сейчас ему не до военного строительства. Совсем паранойя обуяла. Пора, говорю тебе, пора брать вожжи в руки!

Тухачевский наливает, они выпивают. Входит адъютант, докладывает о приходе Якира.

БАЛИЦКИЙ. В общем, подумай. А меня пока здесь не было.

Прощаются. Балицкий уходит.

Явление третье

Входит Якир.

ЯКИР. Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Здорово, садись.

ЯКИР. (улыбаясь) Вижу, отмечали что-то? До 1 Мая далеко еще, а?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Сева Балицкий заходил, Гражданскую вспоминали.

ЯКИР. Понимаю, дело святое (бросает взгляд на лежащую на столе папку, принесенную Балицким). Ого. Это откуда же такой раритет?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Из охранки.

ЯКИР. Откуда-откуда?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А ты сам посмотри.

ЯКИР. (садится, вчитывается в содержимое папки). Ну и дела! Это что же за клевета на товарища Сталина?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Это не клевета. Этот документ извлечен из архивов Охранки, и в этом нет никаких сомнений. Вопрос в том, куда теперь с этим раритетом деваться?

ЯКИР. Как — куда? К Ежову, конечно.

ТУХАЧЕВСКИЙ. (вплотную приблизившись к Якиру) Не надо к Ежову.

ЯКИР. (робко) Тогда к хозяину?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Это уже ближе к истине. Вот только в какой момент и в каком ракурсе?

ЯКИР. Да хоть в каком! Думаю, заплатит тебе Иосиф Виссарионович за такую папочку по самой дорогой цене. Должности наркома точно не пожалеет.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ага. Или пули.

ЯКИР. (вдумчиво) Возможно… А что же делать, выбросить?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Рассуждения начал правильно, а потом свернул не туда. Продать, но очень дорого.

ЯКИР. (ошеломленно) Да ты что?! Решился?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А у меня выбор есть? Путна и Примаков у Ежова уже…

ЯКИР. Ну что Путна? Ты-то тут причем?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Я-то, может, и ни причем. А у меня за армию, за товарищей по оружию душа болит. Вчера на фронтах Гражданской сражались, а сегодня списки расстрельные с их фамилиями подписывать?! И так — всю жизнь?

ЯКИР. А что делать?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Менять надо все, пока армия в наших руках. Завтра, не приведи Бог, что случится- локтей не укусим.

ЯКИР. А когда же?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Первого мая на параде. Лучшего дня не подобрать. В один день и вся армия под моим контролем окажется, и вся партийная и государственная верхушка. Все — как на ладони. Что хочешь с ними, то и делай.

ЯКИР. Это бы все ладно. А партия как же? Без согласования с ЦК всю эту затею признают переворотом и потом еще хуже будет.

ТУХАЧЕВСКИЙ. А вот эта самая папочка как раз для того и предназначена, чтобы партийный актив, тоже порядком уставший от его выходок, на нашу сторону переманить.

ЯКИР. «На нашу»?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А ты, что, не со мной? Значит, против меня? Значит, устраивает тебя такая жизнь?

ЯКИР. С тобой, Михаил Николаевич, с кем же еще? Но на шаг вперед просчитывать пока не разучился. Потому и спрашиваю — как мы будем ЦК к этому готовить? Или ты хочешь кавалерийским наскоком, с шашкой наголо, этой папочкой поразить? А ну, как не выйдет? Это тебе, Мишенька, не 27-ой год, у него сейчас в ЦК абсолютный перевес, недругов нет. А друзей убедить в том, что они избрали неверный путь, будет ох, как непросто!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ты прав, предварительная подготовка нужна, и времени на нее осталось предательски мало (задумывается, начинает ходить по кабинету). Так. Тут нам надо Яна привлечь. Он все-таки начальник Политуправления, у него с ЦК связи прочные. Чтобы среди военных высшего звена агитработу провести, Иеронима подключим, у него авторитет колоссальный, да и военный округ под ним немаленький. Ты возьмешь на себя все реальные боевые силы, которые будут принимать участие в параде. На мне — общее тактическое руководство. Идет?

ЯКИР. Приказ понял. Разрешите выполнять?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Погоди. Давай выпьем. За успех.

Тухачевский наливает, они выпивают.

ТУХАЧЕВСКИЙ. А ты, кстати, зачем приходил?

ЯКИР. То есть как — зачем? Штабная игра с условными немцами же на носу. Ты велел проанализировать план — я проанализировал. Результаты неутешительные. Не готовы мы к войне.

ТУХАЧЕВСКИЙ. А Иероним? Он что думает?

ЯКИР. То же самое.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Он когда приезжает?

ЯКИР. Завтра.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Вот и отлично. Значит, завтра после совещания в наркомате, собираемся у меня. Заодно все обсудим. А что касается наших промахов в подготовке к войне — доложу об этом Сталину. Пусть, во-первых, увидит, с кем, в случае чего, останется, а во-вторых, еще раз хорошо подумает. Дам ему шанс — сделает наркомом, значит, без боя папку получит.

ЯКИР. Только говорить об этом ему не вздумай!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Не буду. А шанс все же дам.

Явление четвертое

Квартира маршала. Вечером того же дня он возвращается домой, его встречает жена.

НИНА. (целует его) Миша, здравствуй. Я соскучилась.

ТУХАЧЕВСКИЙ. (нехотя, уворачиваясь, отвечает на ее поцелуй) Здравствуй.

НИНА. Как день прошел? Что это, от тебя алкоголем пахнет? Или женскими духами?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Алкоголем, алкоголем…

НИНА. Что за повод?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Сева Балицкий приезжал. Давно не виделись. Поговорили о том, о сем.

НИНА. Балицкий, понятно… Балицкий… А духами?

ТУХАЧЕВСКИЙ. И духами.

НИНА. (несколько раздраженно) А к этому какой повод?

Маршал провокационно улыбается, ничего не отвечая. Проходит в ванную, моет руки. Слышен шум воды.

НИНА. Ужинать будешь?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Что? Светочка уже спит?

НИНА. (тихо) Спит. (громче) Ужинать будешь?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Да, можно. О чем это я? А, Сева Балицкий приезжал. Сто лет с ним не виделись. А ведь мы с ним и Юго-Западный фронт прошли, и Тамбовщину, и советско-польскую. Из него бы неплохой нарком получился, как мне кажется. А ты как думаешь?

Нина садится за стол, накрытый в середине комнаты. Тухачевский возвращается в комнату, садится за стол, наливает водки.

НИНА. Я, Мишенька, об этом не думаю.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Не начинай, не начинай. Нет к этому никакого повода. Мы взрослые люди, многое пережили, многое прошли. Кто знает, что еще пройти придется. И пройдем. Потому что есть, ради чего.

НИНА. Светочка?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Наша семья. И не думай, что я ничего ради нее не делаю.

НИНА. Миша, никто не говорит, что ты ничего не делаешь ради семьи. Я вижу и очень ценю все это… Но разве больше нет тебя и меня? Разве на смену нам пришла малопонятная эфемерия?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Для тебя семья — малопонятная эфемерия?!

НИНА. Прошу тебя, не надо сейчас высоких слов и патетики…

ТУХАЧЕВСКИЙ. Я не ради высоких слов и патетики ежедневно жизнью рискую!

НИНА. Жизнью?! Что случилось, Мишенька? Неужели война?!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Прекрати. Какая война, кто на нас полезет? Это все вам пропагандисты рассказывают, чтоб внимание от черных «воронков» отвлечь!

НИНА. Прошу тебя, тише!

ТУХАЧЕВСКИЙ. (машет рукой) Перестань. Нам теперь это не страшно.

НИНА. «Теперь»? Почему?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Потому что хватит. Хватит дрожать и покоряться туземцу, азиату безродному. Пора вспомнить, что мы армия. Армия сильнейшей в мире страны, которая недостойна такой перспективы, что ныне вырисовывается. И, если надо, в войне, в Гражданской войне способна доказать свое превосходство!

НИНА. (испуганно) Миша, я не понимаю тебя. Ты пьян?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Я пьян, но дело совершенно не в этом. Я всего лишь отвечаю на твой вопрос. Ради семьи — ради тебя, ради меня, ради Светочки — я принял сегодня важнейшее, судьбоносное решение. Возможно, оно будет стоить мне жизни, а, возможно, приведет нас в Кремль.

НИНА. (бросается ему в ноги) Миша, Мишенька, родной, умоляю тебя, не надо! Ради нас, ради Светочки, не надо никаких авантюр! Подумай о нас, о том, что с нами будет без тебя!..

ТУХАЧЕВСКИЙ. (поднимает ее, встает с ней рядом) Ты не понимаешь. Мы начнем жить, никого и ничего не боясь. Нам возвратят наше имение, мы будем жить, как подобает королям…

НИНА. Только не имение, прошу тебя! Мы уже хлебнули с ним горюшка, 7 лет назад…

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ты и правда не понимаешь. Есть возможность круто изменить жизнь — и свою, и всей армии, и всей страны. А ты не хочешь этого?

НИНА. Я все понимаю, мне для этого и слов не надо. Но не хочу я рисковать. Слишком многое на кону!

ТУХАЧЕВСКИЙ. (садясь на стул, разочарованно) Не декабристка (наливает, пьет). Нравится тебе так существовать, как ты сейчас существуешь? Нравится ощущать запах чужих духов и не ощущать себя хозяйкой всего происходящего вокруг тебя? Нравится доедать чужое, не имея права на свое?

НИНА. А ты — уже не мое?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А ты не видишь?

Нина отворачивается, отходит к окну. Маршал еще выпивает, подходит к ней, обнимает ее со спины.

НИНА. Прошу тебя, Мишенька, не делай этого. Если совсем уже не любишь меня, то хотя бы ради Светочки. Умоляю.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Пойдем спать.

Явление пятое

Середина следующего дня. Квартира скульптора Юлии Ивановны Кузьминой, любовницы маршала. Она, в домашней одежде, работает в своей мастерской, когда, неожиданно для нее, открывается дверь, и в квартиру входит Тухачевский. Кузьмина выходит на шум в коридор. Воодушевленный маршал входит в квартиру с огромным букетом роз в руках.

ЮЛИЯ. Миша?! Почему днем?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Другого времени не будет. Вечером народ соберется, важное совещание предстоит (расстегивает верхнюю пуговицу гимнастерки, целует Юлию).

ЮЛИЯ. А что такое, по какому поводу цветы?

ТУХАЧЕВСКИЙ. И не только цветы (достает из кармана коробочку, вручает ей. Юлия извлекает оттуда золотую цепочку и примеряет ее).

ЮЛИЯ. (воодушевленно) Миша! Какая красота! Наверное, целое состояние стоит? (целует его) И все же, по какому поводу все эти мероприятия?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А обязательно нужен повод? Я никогда не дарил тебе ничего просто так?

ЮЛИЯ. Дарил, но для таких королевских презентов нужна причина…

ТУХАЧЕВСКИЙ. А вот это — в самую точку.

ЮЛИЯ. Что?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Насчет королей. Что бы ты сказала, если бы меня назначили наркомом?

ЮЛИЯ. Любимый… неужели?! (бросается ему на шею)

ТУХАЧЕВСКИЙ. Погоди, погоди. Не гони лошадей, но и не плавай слишком мелко.

ЮЛИЯ. А что, неужто председателем Совнаркома?

ТУХАЧЕВСКИЙ. (игриво) А предположим. Что бы ты сказала, если бы ЦК вдруг принял такое решение?

ЮЛИЯ. Ну… Сказала бы, что горжусь тобой, люблю тебя, обожествляю, но… ты достоин большего!

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ты даже не представляешь, насколько близка к истине.

ЮЛИЯ. (обмирает, отстраняется от него) Нет. Я не могу поверить. Хотя… Еще с середины 1920-х тебе прочили главное кресло страны. Я, конечно, женщина, но не настолько глупа, как кажется. И, в глубине души, верила. И гордилась. Всегда гордилась. А сейчас горжусь так, что словами не передать. Недаром же тебя зовут «Красный Бонапарт»! (целуются)

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ну, Бонапартом меня скорее ругают…

ЮЛИЯ. Иногда слово важнее значения.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Значит, ты моя Жозефина Богарне!

ЮЛИЯ. (улыбается) Я согласна!

ТУХАЧЕВСКИЙ. И не боишься?

ЮЛИЯ. Чего?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Ты же «не настолько глупа, как кажется». Вся страна в страхе и не от таких смелых и безрассудных действий. А уж мои замыслы и впрямь могут привести туда, куда Макар телят не гонял.

ЮЛИЯ. Если уж ты решил стенографировать все, что я говорю, то должен помнить, что я горжусь и гордилась тобой. А это, в свою очередь, означает, что я всецело полагаюсь на твои решения. Я доверяю тебе и знаю, что, если ты решил, то за последствия всегда отвечаешь. Значит, все рассчитал, учел и сделал все, чтобы не допустить роковых последствий… Таких, как ты, в мире больше нет. Ты — Мужчина! Даром, что ли, я от мужа к тебе ушла? Потому что положиться ни на него, ни на кого другого не могла. А на тебя могу. Значит, уверена в тебе.

ТУХАЧЕВСКИЙ. (лукаво) Может, ты так говоришь, потому что не привязана ко мне? Потому что не официальная жена, да и детей у нас нет, не за кого бояться?..

ЮЛИЯ. Во-первых, Михаил Николаевич, о детях я вам давно твержу. Вы не захотели конфликтов с женой, с первой семьей, я ни на чем не настаивала, никого не провоцировала. А во-вторых, что значит — не боюсь? Да я без тебя минуты не проживу. Я не мыслю себя без тебя, шагу не могу ступить. Не представляю без тебя ни одного своего дня, ни одной своей минуты. А ты говоришь…

ТУХАЧЕВСКИЙ. (целует ее) Прости. Никак не могу привыкнуть к такой любви. Какой-то француз, не помню, кто — в плену, в Ингольштадте много читал на французском — писал, что к ненависти, как ко всякому чувству, привыкнуть можно, а к любви почему-то нельзя. Только после встречи с тобой мне открылся действительный смысл этого выражения. Только тебя я смог полюбить. Привыкнуть не могу, как не могу понять, за что мне такое? Мне, человеку жестокому, обагрившему руки Кронштадтом и Тамбовщиной?! Однако, видя этот дар, я чувствую Его благословение, и крылья за спиной вырастают. Все ради тебя, все к твоим ногам, все — в священный костер любви!

ЮЛИЯ. У нас пожар? Или мне послышалось?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Еще какой!

ЮЛИЯ. Так потушите его скорее, товарищ маршал, пока мы оба не сгорели! (целуются)

Явление шестое

Вечер того же дня, квартира Тухачевского. В неформальной обстановке сидят хозяин дома, Якир, Уборевич, Гамарник.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Надеюсь, все присутствующие понимают, с какой целью мы здесь собрались?

Все кивают в ответ.

УБОРЕВИЧ. Понимать-то понимаем, но понимаешь ли ты, Миша, чем рискуешь ты сам и под какой риск подставляешь нас всех?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Не понимал бы — не предложил. Только и я, товарищи офицеры, надеюсь на вашу сознательность. А именно — на осознание того, что в действительности сейчас происходит в стране и в армии.

УБОРЕВИЧ. Что ты имеешь в виду?

ТУХАЧЕВСКИЙ. А все. Вот ты сейчас по моему заданию разрабатывал план будущей штабной игры с условным противником — вермахтом. К каким выводам ты пришел?

УБОРЕВИЧ. К неутешительным. Если немец завтра перейдет в наступление, мы с первых же минут начнем отступать. Наступление, если начнется, начнется со стороны Украины, а у нас там укрепрайон слабый. Сразу откатимся километров на тысячу. Это даст противнику стратегическое преимущество.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Когда РККА сможет перейти в контрнаступление?

УБОРЕВИЧ. После полной мобилизации, группировки сил, перераспределения ресурсов и переоснащения. А это — в лучшем случае месяца через три. Представляешь, Михаил Николаевич, насколько противник продвинется и какие жизненно важные ресурсы захватит на пути к Москве?! Исход такого блицкрига предугадать практически невозможно…

ТУХАЧЕВСКИЙ. Что причиной?

УБОРЕВИЧ. (пожимает плечами) Причин масса.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Главная?

УБОРЕВИЧ. Недостаток кадров и технического оснащения.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Вот! Читай — глупое и недальновидное руководство. Доколе так может продолжаться?

УБОРЕВИЧ. И только ради этого ты предлагаешь свергнуть Сталина?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Нет. Не только за это. Армия — часть страны. Армия потому в упадке, что страна в таком же состоянии. Все живут в страхе, суете какой-то бессмысленной. Вместо того, чтоб работу свою толком делать, все предателей ищут да троцкистов. В результате все валится, падает, ничего не работает. Внешний враг, который окружает нас и уже 20 лет жаждет реванша, видит это и со дня на день планирует нападение. Когда, если не сейчас? Лучшего момента для него просто не будет. А это, в свою очередь, означает, что со дня на день страна окажется под пятой. Или такое будущее нас ждет, или судьбу завтрашнего дня определять будем уже мы. Судя по состоянию армии, третьего варианта нет. Кто-нибудь поспорит со мной?

ГАМАРНИК. Спорить никто не будет, мы не слепые. Вот только ты должен понимать, что без поддержки со стороны партаппарата такие действия вмиг квалифицируют как измену и…

ТУХАЧЕВСКИЙ. А партийный аппарат, по-твоему, не устал в страхе жить? И согласен будет и дальше терпеть бывшего провокатора на главном государственном посту?

ГАМАРНИК. (задумчиво) Фракционности у нас в партии нет, мы ее еще во времена борьбы с троцкизмом победили. Значит, вся верхушка целиком в сталинских руках, и предугадать ее поведение на пленуме, что мы соберем по такому случаю, будет непросто…

ЯКИР. Кого мы все-таки сможем гарантированно перетянуть на свою сторону?

ГАМАРНИК. (разводя руками) Даже не знаю. Может, старых ленинцев? Калинина?

ТУХАЧЕВСКИЙ. (щелкает пальцами) Мысль хорошая. Он мой старый товарищ, еще со времен Кронштадта и, думаю, я найду для него нужные слова. А что насчет военных кадров?

ЯКИР. Дыбенко? Буденный?

ГАМАРНИК. Дыбенко да, мысль дельная. За ним моряки пойдут, он закаленный в боях товарищ. Все ключевые сражения Гражданской прошел. Если его сможем перевербовать, ставку на него сделать получится основательную.

УБОРЕВИЧ. Он парень надежный, только глуповат и выпить любит. Можно ли на такого положиться?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Можно, если подход правильный подобрать.

УБОРЕВИЧ. Это как?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Через бывшую жену.

УБОРЕВИЧ. Коллонтай? Она же, кажется, послом в Стокгольме?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Да, но со дня на день приедет в Москву на коллегию Наркоминдела. Тут с ней и можно будет переговорить.

УБОРЕВИЧ. А Буденный? Этот дружок Ворошилова ни в какую против него не полезет.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Это спорный вопрос. Во-первых, у него тоже есть жена, причем оперная певица и большая поклонница азартных игр. И очень часто проигрывает. Буквально в настоящее время изыскивает крупную сумму, о чем страшно боится сказать маршалу — он может не так понять.

ГАМАРНИК. Ну этого мало…

ТУХАЧЕВСКИЙ. А это и не все. Если кто не помнит, в начале 30-х Сталин его и его Первую конную подозревал в троцкизме и контрреволюционном заговоре. Тогда как раз деревня на фоне первой волны коллективизации полыхала, а Буденный был из деревни, и неоднократно высказывал критические замечания в адрес этого сталинского почина. Вот и впал тогда в порядочную опалу. Поэтому не его, а Ворошилова назначил Сталин наркомом, за что Семен Михайлович затаил в глубине души на него кровную обиду. И, кроме того, эта недавняя история с арестом.

ЯКИР. (улыбается) Это когда за ним пришли, а он из окна своего дома из «максима» «воронок» расстрелял? И как это Коба после такой выходки решился сменить гнев на милость?

УБОРЕВИЧ. Психически больные люди часто путаются в мыслях и не могут отделить главное от второстепенного…

ГАМАРНИК. Ну Михалыч-то вроде человек здравомыслящий. Должен понимать, что, сказав «а», Сталин всегда добавляет «б». Начал дело — обязательно доведет его до конца. Да и в тени Ворошилова стоять до конца дней — не очень перспективный удел для славного конника.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Вот ты ему это все и объясни! А я с супругой его работу проведу.

ЯКИР. Слушай, Миш, а как насчет поддержки извне? Даже Ильич в 17-ом заручился деньгами и влиянием кайзера Вильгельма прежде, чем октябрьский выстрел «Авроры» заряжать. Разве такие дела делаются без одобрения из-за кордона? Не поддержат и тогда точно война, а перевооружение армии — дело не завтрашнего дня, и даже не послезавтрашнего…

ТУХАЧЕВСКИЙ. (лукаво улыбаясь) Поддержат. Даром что ли я в 25-ом в ходе операции «Трест» роль будущего военного диктатора играл? Еще большая часть верхушки белоэмигрантских кругов меня с контрреволюцией, с пятой колонной ассоциирует.

УБОРЕВИЧ. А как же детали «Треста»?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Они за рубежом мало кому известны. ГПУ своих секретов не раскрывает. Плюс мои товарищи по плену, по Ингольштадту. Антанта, во главе которой они сейчас стоят, вовсю объединяется в союз против Германии, и такой союзник, как мы, им ох, как нужен. Сталин, наоборот, в сторону Гитлера обоими глазами смотрит. Мы же возьмем курс на сближение с Европой — и международная поддержка нашему движению обеспечена.

УБОРЕВИЧ. И когда ты планируешь донести все это до западных кругов?

ТУХАЧЕВСКИЙ. Во время коронации Георга VII. Сталин меня после парада в Лондон посылает, официальным представителем от Союза…

УБОРЕВИЧ (подняв палец вверх). После парада.

ТУХАЧЕВСКИЙ. (хлопает себя по лбу) Точно. Раньше ехать нельзя, позже — бессмысленно. Что ж, тогда ничего не остается. Действуем, а там, куда кривая выведет. Тут уж или пан, или пропал.

ЯКИР. Хорошо бы нам кого-нибудь из правоохранительной системы в свою компанию принять. Жаль, Крыленко расстреляли. Он бы нас поддержал.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Кого, например? Ежова?

ЯКИР. Вышинского, скажем. Он — бывший меньшевик, следствие по делу Ленина вел. Он не только по старой памяти плохо к ним ко всем относится, но и правду знает об их истинном лице. Подтвердит все, что написано в досье. И авторитет в ЦК у него будь здоров.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Во-первых, подтверждать написанное не требуется. Что написано пером, не вырубишь топором. А во-вторых, переманить Вышинского — задача пока для нас фантастическая.

ЯКИР. А что ты там насчет Калинина говорил?

Тухачевский поднимает трубку, говорит телефонистке.

ТУХАЧЕВСКИЙ. Киев, пожалуйста. Квартиру наркома внутренних дел Балицкого… Сева, здравствуй, это Тухачевский. Помнишь, ты мне про Калинина рассказывал? Мне этот материальчик понадобился… Вот и отлично. Мне когда порученца прислать?

Явление седьмое

Кабинет Тухачевского в Наркомате обороны СССР. За столом сидят Тухачевский и Буденный.