Пути-дороги

П У Т И — Д О Р О Г И

(очерк — дневник)

СЕЛО БЕРЕЛЬ. 5.06.56

Ведение дневника хлопотное и ненужное дело. Но без дневника мне не написать «Белое Пятно» и др., и поэтому я с превеликой неохотой делаю первую запись. Впрочем, это неверно: мне просто неохота было начать, а записав первые две строки, я уже легче пишу дальше.

Итак, первую запись я делаю в Берели. Коротко о минувших днях: 24/V — мы выехали из Москвы, 28/V — прибыли в Шемонаиху, 2/VI — в Берель. Дорога от Москвы до Шемонаихи была ничем не примечательна: пассажирский поезд без вагона-ресторана, купированный вагон и в нем 15 человек из нашей экспедиции, в том числе 9 человек из нашей партии: Шарковский М. Б. — начальник партии, геологи — Гостева Т. О., Сизов В. И. и я; техник-геофизик Луньков Е., коллекторы Шуклена М. Л., Сердобов И., Куликов О. Ф. и Гапонов И. О. (он же Сергей).

В нашем купе — Шарковский, Гостева, Шуклена и я. Спим, бьем «козла» в домино и пытаемся съесть захваченные из дома припасы, которых хватило бы, наверное, на весь вагон, иногда на остановках покупаем у бабушек вареную картошечку, бережно завернутую, чтобы не остыла.

Да! Коротко о каждом из спутников: Шарковский — второй год едет начальником партии. Если в прошлом году я опасался, что он пойдет по гендлеровским стопам (он слишком круто утверждал себя как единственный хозяин партии), то в этом году я еду с ним без всяких колебаний. Дневник, как бы тайно он не хранился, рано или поздно бывает прочитан посторонними и. поэтому, я не буду делать комплименты Шарковскому, скажу только еще, что по моему мнению, мы сработались и достаточно понимаем друг друга.

Таня Гостева — очень интересный человек. Она родилась на юге в семье лесничего, возможно, поэтому в ее характере заложились простота, выдержка, спокойствие. Она мыслящая женщина — качество весьма редкое для женщины даже нашего советского государства. И, тем не менее, жизнь ее сложилась не очень удачно. Она оставила первого мужа и ушла к другому, а тот, в свою очередь, оставил ее. Толстой в подобной ситуации процитировал — «мне отмщение и аз воздам» и бросил Анну под поезд. Таня не поступит по Толстому. У нее есть дочь, Таня любит ее, любит жизнь, но будущего своего, по-моему, еще не видит и поэтому мечется. То она хочет поехать «в поле», то остаться на базе, то уйти в Прибалхашье, то полезть на Белуху. Меня очень интересует и волнует ее судьба. Я, так же как и она, хочу знать ее будущее, я пытаюсь предвидеть его. Таня может пойти по обычному пути — осесть на месте, заняться воспитанием дочки (она даже поговаривает о том, чтобы взять на воспитание еще ребенка), забыть о том, что существует широкий мир, мужчины (она говорит, что не хочет отчима для своей дочки, а случайные временные связи, по-моему, не в ее характере) и жить маленькой, тихой, незаметной жизнью. Если это будет так, то она потеряет для меня всякий интерес — это слишком обычный и слишком недостойный ее путь. Ведь, я повторяю, она мыслящая женщина, активная и настойчивая, целеустремленная и волевая. Она может пойти по иному пути. Но каков этот путь? Вот это я сам и хотел бы узнать. Во всяком случае, мне ясно, что это путь исканий, ошибок, поражений и побед, радостей и огорчений. Он может, в данном частном случае, ни к чему не привести, а может явиться примером для других женщин — ведь Таня не одинока в своей судьбе, а в священном писании сказано не только «мне отмщение…», но и «ищущий, да обрящет». Вот пусть она и ищет, а я постараюсь помочь, чем смогу. Меня настолько заинтересовала ее жизненная история, что я рискнул написать небольшой рассказик о ее судьбе, а назвал — «Это жестокое слово».

Перечитал и считаю необходимым добавить самое важное на втором пути — это уметь отличить главное от второстепенного и не жалеть принести в жертву это второстепенное. А второстепенным, по-моему, является все то, что может привести к первому пути. Кажется просто, но на самом деле жертвы эти могут оказаться столь велики, что поглотят и человека. Ну, поживем — посмотрим.

Сизов производит впечатление чудаковатого человека. Выезжая в поле, он запасся всякой чепухой, начиная от справок о здоровье и кончая калошами. Он все «знает» и на каждое действие у него есть свой вариант. Кончается это обычно тем, что от тяжелой работы он уклоняется. Боюсь, что вывод мой окажется преждевременным, но сегодня, когда мы таскали тяжелую кладь, а он ушел ставить палатку (это, вообще-то говоря, тоже нужно было делать) у меня мелькнула мысль, что он представляет собою новую разновидность филонов — филон-рационализатор. Подтверждением этому может служить его послужной список — он нигде не работал больше одного года.

Лунькову лет 30. Он скромен, исполнителен, любит возиться с приемником — до работы геофизиком он был радистом. Хорошая черта — он ничего не рассказывает о других, с кем работал, что бы могло оказаться не желательным для них.

Рита Шуклена — молодая жена. Таня в простоте душевной полагает, что она замужем всего второй месяц. Рита учится на 5-м курсе горного ф-та политехнического ин-та, но (я не хочу ее обижать) все-таки достойно удивления, как мало она знает и еще меньше имеет желания использовать свои знания. Поэтому Шарковский и не смог взять ее больше, чем на коллекторскую должность.

Игорь Сердобов коллектором первый год. Два года до этого он работал рабочим. Если я не ошибаюсь, я видел его два года назад в кабинете Ренгартена, когда его мать хлопотала, чтобы сына взяли на работу. Петр Александрович согласился, но предложил юному Игорю (он тогда был совсем тщедушным пареньком) познакомиться с таким объемом геологической литературы, что я был твердо уверен, что никогда больше с ним не встречусь. И вот мы едем в одной партии. Игорь за два года возмужал, окреп и превратился в доброго паренька. Он активен, исполнителен и хороший в обществе. Видел я у него книжку Обручева «Основы геологии». Видимо, «дочитывает» тот список. Думаю, он будет хорошим коллектором и членом нашей партии.
     Олег Куликов — инженер-физик, ст. лаборант физического ф-та МГУ, едет с нами как альпинист (на должности коллектора). Он очень славный парень, культурный, веселый, трудолюбивый. Как отличительную особенность следует отметить его атлетическую, при невысоком росте, фигуру с замечательно разработанной мускулатурой.

Иван /он же Сергей/ Гапонов едет в должности коллектора и будет заниматься хозяйственными делами. В экспедиции он первый раз, не представляет себе ни что ждет его впереди, ни что будет делать и выглядит подчас «белой вороной». Насколько я его знаю — это тип неудачника или, в лучшем случае, незадачливого человека. Боюсь, что он не сумеет воспользоваться случаем работы в экспедиции и удержаться здесь. Например, еще не успев доехать до Шимонаихи, он заявил, что на будущий год вряд ли поедет в экспедицию, так как ему надо (!) присутствовать на международном фестивале (в качестве зрителя!!!). Но, что будет дальше пока скрыто мраком неизвестности, а пока мы едем на восток.

На третий день пути монотонный стук колес был прерван лекцией Олега Куликова на тему: «Основные меры предосторожности при передвижении в горах». Он рассказывал, как надо передвигаться по осыпям и скалам, ледникам и крутым склонам, как вязать узлы, страховать при падении товарища и страховаться самому (особенно запомнился один из советов: «Если упадешь в трещину, то не волнуйся, все равно это тебе не поможет») — и я удивлялся, как это я до этого ходил, не зная правил, и ни разу не сорвался (хотя вру — срывался). Но все равно, первое правило — осторожность и разумный выбор маршрута. Правда, Белуха другое дело. Тут, кроме разума, нужны еще знания и опыт альпиниста. Но и это впереди.

25.05

Мы благополучно высадились в Шемонаихе и первое известие, которое мы здесь получили, было о том, что Юрка Пантелеев — муж Риты — отправлен в сумашедший дом! Я мог ожидать чего угодного: пожара, наводнения, светопреставления, но это было так дико, и так нелепо, что не укладывалось в сознании — Юрка Пантелеев, товарищ, с которым мы весь прошлый год проработали бок о бок, спали в одной палатке, ели из одного котла — сошел с ума.

Шарковский сказал: — «Начинается…».

Нам рассказали, что он заговаривался, видимо, по пьянке проиграл деньги (у него должно было быть 100 руб., а он обнаружил только 5 руб.). Выяснилось, что он и раньше был не здоров, ну и прочее. А парень в психиатрической лечебнице в Усть-Каменогорске. Рита два дня плакала, побледнела, осунулась, — боюсь, что с потерей Пантелеева, он должен был работать у нас геофизиком-радистом, мы потеряем сразу двух человек.

Другие новости тоже были не утешительными. Не было снаряжения, продовольствия, денег, лошадей. Одним словом, наш выезд ничем не напоминал подготовку к путешествию на «Кон-Тики».

Я пытался звонить в Москву. Заплатив 3 руб. 60 коп. за вызов и прождав 2 часа, я получил ответ, что в моей собственной комнате в 8 часов вечера никто не подошел к телефону! Нелепость и очередные фокусы связи. Послал телеграмму, написал письмо — имею желание поругаться по этому поводу со всей связью Советского Союза. В 11 часов ночи в темноте и под мелким дождичком топал по незнакомым улицам на базу экспедиции.

31.05

Мы выехали в Берель. Шарковский, не знаю уж каким путем, добыл большую часть снаряжения, продукты под аванс из магазина геолпродснаба и 1000 руб. наличными. Альпинистского снаряжения мы так и не получили, если не считать двух ледорубов.

Выехали 2-мя машинами: ГАЗ-69 и «дредноут» ЗИЛ-151. Дорога мне уже знакома. Сначала Казахстанский мелкосопочник, потом предгорья — долина Иртыша, древняя долина Бухтармы с прекрасно выраженным по левому борту тектоническим уступом, чудесная складчатость, а потом Катон-Карагай, Урыль, хлипкий паром через Бухтарму и родная Берель. Погода была переменная. Из Казахстана в горы мы ехали навстречу дождю. Он не преминул нас накрыть, как только мы начали спускаться с перевала, потом снова немножко солнышко и немножко дождь. Точнее, дождя больше, солнца меньше.

По дороге через Усть-Каменогорск заехали навестить Пантелеева. Жуткое зрелище. Серый барак за серым забором. Окна зарешечены. Видны больные в халатах. Какой-то мальчишка дико засмеялся, увидев нас. Другой поминал Кузькину мать и милицию и доказывал, что он лучше других знает демократические законы нашего государства. Больные алкоголики принимали на крыльце очередную дозу лекарственной водки, проделывая с ней непонятные мне махинации. К Пантелееву прошли Рита и Шарковский. Рита вышла снова вся в слезах, Шарковский мрачный. Врач сказал, что если умопомрачение на почве алкоголизма (белая горячка), то Юра пролежит месяца 2—3, если нет, то и больше — может быть, совсем не выйдет. Подавленные виденным и слышанным, мы поехали дальше.

Берель встретила нас дождем. Дождь шел три дня и только сегодня к полудню прояснилось. Машины уехали. Мы получаем имущество и пр. Все как будто нормально. Должен только отметить, что Таня держится очень замкнуто. Нехорошо. Мне это очень не нравится.

7.06

Дожди продолжаются и горы вокруг вместо того, чтобы чернеть, становятся белыми. Уехавшая 5/VI машина увязла в грязи, не доезжая парома, даже «дредноут» и тот увяз.

Вызывали трактор вытаскивать их. Получено сообщение по рации, что трактором вытаскивали и машину Молчановского. Но мы твердо уверены, что и сюда придет лето. Сегодня снег на ближайших склонах сошел, но дальние вершины стоят ослепительно белые, особенно, когда в «окно» проглядывает солнце. Из Шимонаихи с нами приехали двое рабочих и повариха. Рабочие — Анатолий и Рая. С Анатолием уже произошло «приключение»: он должен был отгонять на выпас арендованных лошадей, оседлал себе коняшку, бодро приехал в лагерь, бросил повод на шею лошади и стал слезать. А ноги, конечно, в стремени по колена. Нога застряла, он упал, а лошадь испугалась и поволокла его. Хорошо еще вовремя высвободился — проволокла метров 20, а могло быть хуже. Когда он отогнал лошадей, они побежали не на пастбище, а в табун, откуда их только что пригнали. Анатолий спокойно поехал за ними. На вопрос Шарковского, почему он не торопится завернуть лошадей, он ответил что-то вроде Соколовского «не убегит».

Рая — молодая, здоровая девчонка, эдакий 17-ти летний «фордик». Особенно сильна грудь — молодая упругая, торчком. У Раи имеется интересная черта: в отличие от обычного круга набираемых рабочих, которые держатся обособленно от «интеллигенции», она не делает никакого различия между начальником, геологом, коллектором, рабочим и резвится, если можно употребить это слово, словно попала в родную компанию. Думаю, что это у нее от молодости и неведения — она, кажется, первый раз в экспедиции. А, в общем, такая душевная простота — это очень хорошее качество.

Поварихе Клавдии Ивановне — лет 40. Она очень чистоплотна, старательно, разнообразно и вкусно готовит.

Теперь о делах текущих. Вчера истопили баньку и славно попарились. Перед баней остриглись наголо. Теперь за столом сверкают пять «бритых лбов». В фильме «Котовский» есть такой эпизод, когда один из бойцов на вопрос как его стричь, ответил: «под Котовского». Сергей, когда сел стричься, сказал: «Сделайте мне прическу под Шарковского».

День сегодня выдался солнечный и жаркий. После завтрака закончили оформление лагеря и Олег повел нас на та тренировку по скалолазанию. На вершине 25—20 метров скалы он вбил два крюка и мы поочередно совершили подъем и спуск по скальной стенке со страховкой веревкой. Сначала был подъем. Когда поднималась Таня (после Сердобова, которого я страховал), мне казалось, что все просто и было даже весело смотреть, как она «распятясь» (от слова «распятие») на скале ловит ногой невидимую опору. Когда же я сам полез, то оказалось, что это совсем не смешно. Стенка гладкая с маленькими выбоинками и приступочками, а ведь все-таки я человек с размером и весом. В одном месте я так и не нашел за что уцепиться и преодолел его сам не знаю как. Когда вылез наверх, руки и ноги гудели, словно перетащил на гору воз дров. Спуск показался мне легче, хотя тоже не везде было ясно, как и куда поставить ногу. Тем не менее, в результате первой тренировки, у меня появилась уверенность, что мы взойдем на Белуху.

Еще о тренировке — мы (Сердобов, Таня Гостева и я, Рита и Шарковский) поднялись и спустились по такой стенке, где никому из нас и в голову не приходило бы спускаться или подниматься. И ведь все это мы сделали, хотя и со страховкой, но без помощи веревки, т.е. поднялись и спустились совершенно самостоятельно. Потом купались. Вода в Бухтарме ледяная. Один нырок и на берег — но хорошо, не расскажешь!

9.06

Сизов получил полевую сумку и навесил на нее маленький замочек (!). Чудесное дополнение к его калошам.

Вчера состоялся первый совместный маршрут. Цель — составление разреза. Шли гурьбой и, естественно, это было не по рабочему шумно. Кончилось тем, что Шарковский прекратил работу и сказал, что завтра даст каждому по участку для самостоятельной обработки. Сегодня, после завтрака, вышли на разрез каждый на свой участок. Вчера же прибыли лошади из Кош-Агача — 60 или 90 лошадей. Их гнали через Укок. В Берели выяснилось, что на них нет нужного санитарного оформления и местные власти поставили их на карантин на 1.5 месяца. Интересно, как наши выйдут из этого положения.

Умерла хозяйка дома, в котором мы еще два дня назад ели и пили. Пришло письмо от Боба, оно полно восклицаний, но нам так и осталось неясно: женился он или отложил это дело до осени. Из Каменогорска сообщили, что Юрке не лучше. Ритуля ходит молчаливая, почти не улыбается. Она здорово изменилась со времени замужества — просто новый человек стал. Таня все время рядом с ней.

11.06

Два дня стояла одуряющая жара. Моя шея за один день сгорела до того, что я не мог вертеть головой. Лицо, руки, плечи «обуглились», приняли коричневый цвет. Мы продолжали работу по составлению разреза. Серо-зеленая толща, состоящая из прослоев от 2 см до 2 м, успела набить оскомину в первый же день. Как-то, возвратившись с разреза, я сказал, что у меня голова вспухла и больше не воспринимает бесчисленные прослои.

— Ты не геолог, — сказала Таня. — Ты путешественник, писатель, как угодно, но не геолог. — И добавила: — Мне это стало ясно с первого же маршрута. Я согласился с ней: — Да, я не геолог.

Но, хотя я сам отчетливо сознавал справедливость такого определения и никогда не думал, что смогу стать геологом с большой буквы, мне, на этот раз, почему-то стало немножко грустно.

На следующий вечер (я спал до или после ужина, не помню) пришли Таня с Ритулей, разбудили меня и напустились за то, что они прошли по некоторым участкам моего разреза и не обнаружили ни одной складки, о которых я рассказывал. Они предложили мне пойти на разрез и показать то, что я считал складкой. Я взъерошился и сказал, что убью их на месте, если докажу свою правоту. Олег (он ходил со мной) взял ружье и спросил, будем мы их уничтожать прямо на обнажении или после. В таком воинственном настроении мы полезли на скалы. Я показал одну складку, вторую, третью, четвертую. Таня сопротивлялась изо всех сил, но все-таки сказала: — «Мы с Ритулей посрамлены». По их выражению, мои глаза сияли как два… не помню что, в общем сияли торжеством. И все-таки впечатление, что я не геолог, я не считаю опровергнутым и мне все также по-прежнему немножечко грустно.

13.06

Приехали Игорь Кунаев, Виктор Голиков, Кирилл Белоусов и др. Как и мы, они не получили в Шемонаихе ни продуктов, ни денег, ни снаряжения. Мы их накормили, дали спальные мешки, чтобы они могли переночевать хотя бы одну ночь. Игорь спал рядом со мной и мы до полуночи разговаривали: вспоминали Ленинград, общих знакомых, кратко делились мнениями о последних прочитанных книгах и событиях на «материке».

А по палатке опять барабанил дождь и вдали шумела Бухтарма. Она вздулась, поднялась на 1 метр и уже начала заливать берега. Я боялся, что ночью зальет лагерь. Сегодня утром вода как будто стабилизировалась, но к вечеру поднялась еще. Она пошла по старице за нашим лагерем и мы очутились на острове. Днем еще можно было перебрести ставшую протокой старицу в сапогах, а вечером, возвращаясь из деревни в лагерь, пришлось уже пробираться по уступам прибрежных скал.

На Бухтарму страшно смотреть. Она с огромной стремительностью и напором несет мимо нас свои мутные воды. А облачность цепляется за верхушки низких гор. В общем, картина.

Вечером нам сообщили, что приехали (вернее, пришли пешком) алмазовцы. Они так злы на скверную организацию работ и на нас, за то, что мы приехали раньше и кое-что успели для себя сделать, что даже не пришли к нам в лагерь с «визитом вежливости». Впрочем, это их дело. Не хотят жить в тепле и сытости, пусть живут как знают. Сейчас они где-то в деревне пытаются вызволить своих лошадей из карантина (теперь новый срок — не 1,5 месяца, а неделя).

Сегодня же мы с Таней строили мой разрез на миллиметровке. Получается сложно и интересно.

Клавдия Ивановна кормит нас исключительно вкусно: жареная картошка с грибами, уха и пр., и пр.

Сизов веселит нас своими изречениями. Вот одно из них: — «Такса — собака строевая. У нее пятки вместе, носки врозь, все равно, как в строю стоит». Не удержался, набросал о нем небольшой рассказик, назвал — «Лошадиная история».

БЕРЕЛЬ-КОККОЛЬ. 20.06.56

Никак не могу приучиться вести дневник ежедневно. Когда много работы — устаешь и писать не хочется, когда работы мало одолевает лень, тоже не до дневника. Так что иные мелочи, примечательные и интересные, выпадают из поля зрения, остаются не зафиксированными. А ведь из таких «мелочей» и складываются иногда последовательные и грандиозные события. С другой стороны, прерывистое ведение дневника имеет то преимущество, что, оглядываясь на прошедшее время, можешь как-то осмыслить события, обобщить и записать не только пост-факты, но и выводы. А выводы относятся прежде всего к людям и это самое главное и интересное. Вот я сейчас и попытаюсь восстановить события со дня предыдущей записи и дать одновременно некоторые выводы.

Наша жизнь в Берели протекала размеренно и без особых происшествий. Вода в Бухтарме поднялась, грозя затопить лагерь, потом уровень воды опустился; потом это повторилось еще раз, но особого волнения ни у кого не вызвало. Продолжались работы по составлению разреза. Большое «веселье» доставлял нам участок, составляемый Сизовым. О своем «методе» он рассказывал мне так: «Я отхожу от обнажения подальше и на глаз определяю, где песчаники, а где сланцы. Потом закрываю глаза, вытягиваю руку и иду туда, куда указывает палец. Если пачка, к которой я подошел, определена правильно, то все остальное тоже верно». И это при условии, что в разрезе мы выделяем прослои до 2-х см мощностью. Неудивительно, что в разрезе Сизова оказались песчаники и сланцы мощностью в 150—210 м (?). Но даже и при таких «наблюдениях» разрез Сизова представлял собой вопиющую неграмотность. В тот день, когда производилось сопоставление участков разреза, я ездил в Язевку за картошкой. По возвращении в палатку ко мне зашла Таня и в ужасе убеждала меня, что Сизова надо воспитывать и непонятно почему Шарковский так спокойно к этому относится. Я ответил, что переучивать (а точнее, учить заново) Сизова себе дороже и что Михаил возьмет от него что можно, а там видно будет: — «Сизов, — стихийное бедствие, — сказал я. — Тут уже ничего не поделаешь». Так шло время.