Когда умолкает кукушка

Посвящаю с любовью своей бабушке Валентине Петровне

«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх,

потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви»

1 Иоанн 4:18

Часть 1

Все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит.

(Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»)

Глава 1

Уроки закончились, школа опустела. В кабинете английского Алена Вячеславовна села на подоконник, пытаясь согреться в прощальных лучах осеннего солнышка.

Сентябрь, в кабинетах и коридорах еще не выветрился запах свежей краски. Только недавно коллеги шутливо поздравляли друг друга: «С новым годом, с новым счастьем». Счастья не случилось.

Учебный год только начался, и уже сбежал из интерната ребенок. Никаких конфликтов у Лизы не было, просто не успело возникнуть. Да и девочка была… ой, господи, что за злополучная оговорка, «была», есть, есть, конечно же, есть! Девочка она спокойная, задирать никого не станет, и к ней никто не цеплялся.

Хотелось бы забыть, поверить в то, что никто не пропадал, ведь до сих пор не выяснили, что именно произошло. Когда двери запирали на ночь, Лизу видели, она готовилась ко сну. Сотрудников опросили всех, и не по разу. Возбудили дело по статье «Убийство», так положено. От этого слова внутри пусто, гулко. Страшно. Алена сердилась на Лизу: как она могла это устроить? Куда направилась? В чьи лапы попала…

Даже если не допускать мысли о злых людях, опасностей полно. Зимой беглецы замерзают насмерть, летом тонут. Есть такие, кого находят быстро, а некоторые исчезают навсегда.

Алена сидела на солнце, а по коже бежал холодок, дыхание замирало, согреться не получалось. Может, открыть окно? Солнце как будто бы решило расплатиться за сырое, гнилое лето и жарило вдогонку, как в тропиках. Она распахнула тяжелую раму и вдохнула запах влажной после дождя земли. Двор был полон осенних цветов. Алела рябина, но деревья не решались еще сбросить летний наряд. Только намеком начинала тут и там закрадываться желтизна.

Под рябиной стояла женщина в пестрых шароварах, в павловопосадском платке на плечах, длинные прямые волосы были убраны в конский хвост. Она шарила глазами по стене, цепляясь взглядом за окна, и шевелила губами. Раскрыв окно, Алена будто дала ей долгожданный сигнал: та зашагала прямо к ней. Стал слышен ее низкий голос:

Галки-хохлуши,

Спасенные души.

Воробьи-пророки

Шли по дороге.

Нашли они книгу…Песня процитирована по тексту романа П. И. Мeльникова-Печерского «На горах». (Указано, что это известная детская песня.) Тень, тень, потетень, Выше города плетень, Садись, галка, на плетень! Галки хохлуши — Спасенные души, Воробьи пророки Шли по дороге, Нашли они книгу. Что в той книге? Зюзюка, зюзюка, Куда нам катиться? Вдоль по дорожке…

— А что в той книге? — спросила она у Алены.

— Что?

— В книге, Алена Вячеславовна, что там написала пропавшая девочка?

— Вам что-то известно о Лизе? — Алена подалась вперед, насколько позволяла решетка на окне.

— Вы уже нашли ключ, Алена Вячеславовна? Все же записано в книгах.

Ее глаз не разглядеть, не видно из-под тяжелых, набрякших век.

— О каких книгах речь? Что вам известно? Кто вы?

— Я экстрасенс, — проговорила женщина скучным тоном. — Где Лиза, я не знаю. Пока. Какая книга — не вижу. Это должны знать вы.

— Лиза с кем-то познакомилась, к нему ушла? Вы ее видели?

— Ищите сами, Алена Вячеславовна. Это ведь не грабельки в песочнице выкапывать!

Алена ахнула. И правда, в детстве она зарыла в песочнице красные игрушечные грабельки, а когда пришла пора идти домой, их так и не нашли. Мама с Аленой перекопали, кажется, всю песочницу. Само по себе это событие ничего не значило, и стоила игрушка три копейки, поэтому вряд ли мама кому-то об этом рассказывала. А вот Алена не раз задумывалась, куда грабельки могли испариться из неглубокой, стандартной песочницы. Но то, что кто-то вспоминает об этом сейчас, казалось еще более странным.

— Что, второй раз с размаху на те же грабли, Алена Вячеславовна? — ехидно поинтересовалась гостья.

— Что мне делать?

Пришелица дернула плечом, накинула платок на голову и пошла прочь молодой походкой, необыкновенной для человека с такими тяжелыми веками.

Солнце спряталось за корпус, повеяло холодом. Но мороз по коже пробежал не только поэтому.

Алена захлопнула окно. Не под гипнозом ли она побывала?

Бумага с номером телефона Федора Кузьмина, руководителя поисково-спасательного отряда, была пришпилена к доске объявлений в учительской. Обычно при поиске оставляли номер координатора, но дети в Темноборе пропадали редко, это был исключительный случай. Федор сам повесил эту записку, вдруг кто-то вспомнит важные детали.

Алена хотела сразу сохранить номер в памяти мобильного. Но математичка Марина что-то мечтательно пробормотала про глаза цвета сосновой хвои, и Алене стало так неприятно: вдруг все подумают, что и она запала на пронзительный взгляд и мужественную фигуру. И вот наступила пора расплаты. Пришлось идти в учительскую и забивать номер в мобильник под взорами коллег. Как ветер по кронам, пробежал шепоток, и завуч Василиса Карловна вскинула свои далеко не светлые очи.

— Вы узнали что-то новое об исчезновении Лизы, Алена Вячеславовна?

Рассказывать Акуле о визите экстрасенса было немыслимо.

— Нет, я так… на всякий случай. Ведь у Лизы больше нет никого, кроме нас.

Солгав единожды, вляпаешься по полной программе. Алена долго искала место в школе, откуда можно было бы позвонить Федору так, чтобы ее никто не подслушивал. Наконец забралась на площадку у библиотеки, уже закрытой к этому времени, и встала так, чтобы видеть лестницу.

Федор серьезный, вдумчивый. Если честно, поначалу даже производит впечатление тугодума. Взвешивает шансы, проверяет варианты, принимает решение. И берет на себя ответственность за него. Настоящий мужчина.

Еще у него красивые зеленые глаза. Но это не имеет отношения к делу.

— Да? — отозвался наконец глухой голос.

— Федор? Здравствуйте. Это Алена Кривицкая, англичанка из школы-интерната. Сейчас приходила женщина, экстрасенс, она сказала…

— Наш поисковый отряд не работает с экстрасенсами.

— Она сказала…

— Девушка, нашему отряду восемь лет. И он не работает с экстрасенсами. За эти восемь лет ни один экстрасенс ни разу, повторю, ни разу не помог нам, ничем. Все их озарения и чакры — потеря драгоценного времени. До свидания.

Связь прервалась. Щеки у Алены горели. Какой она предстала сейчас в глазах Федора? Наивная провинциальная барышня, которая верит во все подряд, юбка в пол и училковские очки прилагаются.

Но должна была она хотя бы попытаться? Лиза — государственный ребенок. Хотя полиция объявила розыск, туда с рассказом о загадочном экстрасенсе не сунешься. И потом, необъяснимая уверенность этой женщины в том, что ей, Алене Вячеславовне, что-то такое известно, может сыграть злую шутку, и все станут ее подозревать.

Проводить собственное расследование? Но как к этому подступиться, с чего начать?

Больше всего Алене хотелось заползти в свою раковину, свернуться в клубочек и сделать вид, что ничего не случилось. А если что-то и происходит — это не имеет к ней никакого отношения. Она не была особенно близка с беглянкой. Если на то пошло, она вообще ни с кем из учеников не сближалась. Хотя Алена не так давно окончила институт, она явно видела пропасть, отделяющую ее от современных школьников. Она-то взрослела в мире книг, переписывала полюбившиеся стихи в блокнот круглым почерком и в самых смелых мечтах представляла, как вдохновит кого-нибудь на создание шедевра: сама в свои силы не верила. А нынешние дети жить не могли без музыкальной жвачки в наушниках и бесконечных перепостов двусмысленных картинок и видеороликов в интернете. Сподвигнуть их на чтение было нереально.

Но Лиза… Лиза любила литературу и историю. Наверное, она читать умела. И экстрасенс напевала: «Нашли они книгу, а что в той книге». Стряхнув оцепенение, Алена рассудила: надо сходить в комнату, где жила… живет Лиза, поговорить с девчонками, глянуть на вещи, которые остались. Может, что-то найдется в учебниках, как пела таинственная вещунья. Одежды у интернатских немного, и следователи с поисковиками должны были, наверное, изъять то, что вызвало подозрение. Но на учебники они вряд ли обратили внимание. Лишний осмотр ведь не повредит?

Она отправилась в то крыло, где жили воспитанницы. Как будто впервые, увидела выкрашенные скучной бледно-розовой краской голые стены, древние, выщербленные каменные ступени, обшарпанные двери и ковровую дорожку, которая когда-то могла похвастать красным ворсом, а теперь лежала вся в проплешинах. Застоявшийся воздух, запах плесени. Жить здесь постоянно? Надеяться — на что же?

Может быть, Лиза и правда сбежала сама?

Алена постучала в нужную дверь и вошла. Если в коридоре пахло куревом, то в комнате — затхлостью. Отвратительные грязно-коричневые обои, поглощающие любой случайный проблеск света. На них скотчем приклеены плакаты каких-то незнакомых артистов. Сладкие мальчики, грудастые девицы. Символы свободы и настоящей жизни.

— Здравствуйте, Алена Вячеславовна, — не слишком приветливо встретили ее Лизины соседки, пара одноклассниц.

И правда, досадный визит — ведь одной пришлось временно выбраться из дебрей сотового телефона, а второй вынуть из ушей наушники.

— Здравствуйте. Я бы хотела забрать Лизины учебники, — проговорила Алена торопливо, стараясь за напором скрыть неуверенность.

— Зачем?

Медлительный, почти презрительный тон.

— Вы ж не ее классуха.

Нынешние подростки как они есть.

— Оторвись от кровати, пожалуйста, София, и подай мне Лизины учебники. Ты же знаешь, где они лежат?

Скорчив гримаску, София поднялась на ноги, выудила из-под единственной аккуратно заправленной кровати небольшую серую сумку, перегнулась через стол и протянула ее Алене.

— Тут все, что не забрали следаки.

— Следователи, наверное?

Сумка была тяжелой, но все учебники явно не могли бы в нее поместиться. Может быть, что-то действительно изъяли.

— Без па-нятия.

Алена помедлила.

— Девочки, у вас есть какие-нибудь идеи? Где может быть Лиза? Почему она ушла? Или она не сама ушла?

— Нас уже спрашивали.

— И что же вы ответили?

— Да откуда нам знать.

Вторая девчонка, не из класса Софии и Лизы, воткнула в уши наушник.

— А что если Лиза в беде? — Алена резко дернула за проводок, настаивая на продолжении разговора.

— Ну и дурр-р-ра тогда сама, — отозвалась соседка, не моргнув и глазом. — Из-за этой дуры поганой нам дискотеку отменили.

Тупость и равнодушие зашкаливают! Алене хотелось схватить девчонку за плечи и потрясти, чтобы она опомнилась, чтобы в ней проснулось хоть что-то человеческое.

— Какая дискотека… — начала она и тут же сама себя перебила: — То есть ты думаешь все-таки, что Лиза ушла по своей инициативе?

— Уж не знаю, какие там у нее были инициативы, но следаки не нашли никаких признаков взлома, правда?

— Это так. Но не мог ее кто-нибудь… выманить?

— Да кому она нужна?

— Злых людей хватает. Вы вообще общались с Лизой?

Алена перехватила неудобную сумку.

— Мы с ней в комнате вместе жили, — сообщила София, глядя на нее как на умственно отсталую. — И в один класс ходили.

— Это мне известно. Вы с ней общались вообще? Что ей было интересно, знаете? С кем она в Интернете болтала?

— Не.

— А ее телефон? Наверное, забрали полицейские?

— Да наверное.

Дверь, которую подпирала Алена, дрогнула, и в комнату ворвалась воспитательница Мария Васильевна, душная немолодая женщина с волосами, крашенными хной.

— Вы что это тут, Алена… Вячеславовна, — задыхаясь, выговорила она, — что это вы тут ходите? Девочкам спать пора. Уроки делать. Что вы тут ходите, что выспрашиваете? Чего вы тут лезете постоянно? Дело передано… в компетентные органы. Вам-то чего? Больше всех надо?

— Она учебники хотела забрать, — подсказала вторая соседка сквозь жвачку.

— Учебники? Зачем забрать учебники? — Мария Васильевна схватила серую сумку и с силой потянула на себя. — Оставьте все, как есть! Что надо забрать, органы забрали уже, а что не надо — пусть тут лежит, не шныряйте.

Она тянула и тянула сумку, и наконец Алена вынуждена была уступить: скандал разгорался нешуточный.

— Что вы вообще делаете в этом крыле, вам чего надо? — наступала на нее Мария Васильевна. — Выйдите и идите, тут… посторонним вход воспрещен!

— Я не посторонняя, я педагог.

Алена пыталась сохранить остатки достоинства — перед собой и ученицами, но воспитательница была настолько толще, объемнее и тяжелее, что грозила попросту растоптать незваную гостью.

— Я за девочек отвечаю, идите уже отсюда.

«За Лизой не уследили, теперь над этими трясетесь», — хотелось съязвить Алене, но она понимала, что вообще-то правда на стороне воспитательницы и трястись над своими девочками — ее прямая обязанность. Правда, это поведение скорее смахивало не на заботу, а на самый настоящий страх.

— Учи пересказ, София, завтра спрошу, — бросила напоследок Алена. — До свидания, Мария Васильевна.

Та не ответила.

Не видя дороги, Алена выскочила на улицу. В интернатском крыле было нечем дышать. Угрюмая атмосфера. Возможно, это временно. Скорее всего, дело сейчас в том, что кто-то искренне опечален исчезновением Лизы, кто-то разочарован из-за отмены дискотеки, а персонал боится обвинений в халатности. Да, правда, только хотелось бы надеяться, что Лизе не пришлось изо дня в день выживать в таких условиях.

Сгустились сумерки, но дома Алену все равно никто не ждал. Она пошарила в сумке и вытащила мобильный.

— Федор, здравствуйте. Алена, англичанка… А чем я могу помочь? Забрать и расклеить ориентировки? Да, конечно. Сейчас. Куда подъехать?

Глава 2

Придя домой, Алена бухнула на кухонный стол батон и коробку с кефиром, зашторила окна и включила радиоприемник. Жить одной совсем неплохо: все лежит там, где оставила. И готовить не обязательно. Какое счастье, что она не делит комнату с противными соседками, как Лиза.

Она налила себе кефира и села за ноут.

Куда вообще деваются пропавшие люди? Интернет сообщил, что примерно одна пятая часть находятся сами, поскольку не пропадали, просто забыли кого-то предупредить. Одна десятая часть скрывается по своей воле, прячась от правосудия или от врагов. Около трети пропавших погибают от несчастных случаев или в криминальных происшествиях, тела находят не всегда. Похищения с целью выкупа редки, но иногда люди попадают в сексуальное или трудовое рабство. Еще есть секты.

Что же могло случиться с пропавшей ученицей? Алена таращилась в скучный экран, на котором, как осенние листья, осыпались ориентировки в красных рамочках: Ушла из дома, с тех пор о местонахождении ничего не известно… Пропал, дезориентирован… Особые приметы… Дома ждут дети… Алене стало невыносимо жутко. Она переметнулась в раздел закрытых поисков. Найден, жив. Найдена, жива. Найдена, погибла, наши соболезнования семье.

Закрыла форум, открыла социальные сети. Пальцы сами бегали по клавиатуре (котики — лайк, закат — лайк, бокал вина и подсвечник, подруга снова в баре — лайк), а ум Алены был где-то далеко. Она и боялась думать о том, где сейчас Лиза и что испытывает, и не могла не думать об этом.

Ладно, хватит отлынивать. Работа не дремлет. Она вынула из пакета увесистую пачку тетрадок, автоматически отметила дырку на пластиковой сумке: эти вечные углы книг, смерть пакетам. Хорошо хоть, что работа сегодня требовала интеллектуальных усилий не больше, чем чтение френдленты. Проверка школьного словарика для записи иностранных слов сводится к тому, чтобы поставить галочку собственно за его наличие, за присутствие предписанных граф (слово, перевод, транскрипция) и слов плюс-минус в приличном количестве. Перед ней лежали словари малышей, только начинающих изучать английский, поэтому трогательная старательность здесь сочеталась с безграмотностью, ведь транскрипционные символы были для них иероглифами. Обложки пестрели котятами и мультяшными героями.

Так, а это что? По ошибке в стопку со словарями попала тетрадка для упражнений Лизы Солопко!

«Я не знаю, что мне делать с этою бедой», — раздумчиво промурлыкала Алена. Собралась с духом, открыла, пролистала. Линованные странички, наивные кривоватые поля, отчеркнутые простым карандашом. Не слишком уверенный, но читабельный почерк. Алена встряхнула тетрадь — ничего. Открыла предпоследнюю страничку, где школьники и студенты иногда переписываются или рисуют. Там аккуратная Лиза оставила себе заметку на память: «Отдать чихалку Зое».

О, чихалка. Забава из детства, припомнила Алена. Если ты чихнешь в девять утра в понедельник, значит, ты ЕМУ нравишься. Каким мистическим образом могут быть связаны прочистка бронхов с утра и тот факт, что кто-то тебе симпатизирует? Неважно, детям все в мире кажется связанным невидимыми нитями. Потяни за одну — вытащишь весь клубок. Как бы еще ухитриться и чихнуть в урочный час?

Чихалки… Еще были спотыкалки. Споткнешься с пяти до шести часов вечера в пятницу — будет тебе обновка. Физика и геометрия не содержали в себе сколько-нибудь полезных сведений для фанаток мистических «законов природы», зато подобные опусы переписывались без устали, без лени.

Мило, что забавы детства еще живы, передаются из поколения в поколение. Судя по тем школьникам, с которыми доводилось общаться англичанке, можно было предположить, что фильмы ужасов и компьютерные игры про зомби полностью вытеснили подобные наивные игры. Однако Алена ожидала большего. Раз уж тетрадка оказалась у нее, раз ее привела к ней сама судьба, — там обязана была быть разгадка, или хотя бы намек на разгадку Лизиной тайны!

Подперев рукой щеку, Алена долго сидела над этой страничкой, забыв об учебных словариках. Что ж, совпадение и ничего больше. Никакого волшебства нет. Чихай и спотыкайся сколько угодно, не будет тебе ни симпатии, ни обновки.

Легла она поздно, и подъем промозглым осенним утром уже сам по себе сошел бы за подвиг. А ведь Алене требовалось не только встать, но и подготовиться к новой встрече с учениками — с равнодушными, непробиваемыми детьми, которые смотрят на тебя, как на врага, пока ты вбиваешь им в головы разумное, доброе и вечное: London is the capital of Great Britain.

Если честно, сказала себе Алена за чисткой зубов, ей и самой этот capital of Great Britain надоел хуже горькой редьки. Тем более что на учительскую зарплату туда особо не съездишь, и для нее, так же, как для школьников — тем более интернатских, — эти фразы обречены остаться пустым сотрясением воздуха. А если случайный иностранец и забредет в затерянный в провинции городок Темнобор, зачем сообщать ему то, что он и без того знает? Бессмысленная, бесконечная история…

В школе ее захватила отупляющая суета. Шум, как на оживленном шоссе, и уже к исходу второго часа начинает раскалываться голова. Мельтешение. Неуклюжий флирт старшеклассников, который чаще всего приводит к телесным повреждениям. Беготня и толкотня малышей.

Сами уроки прошли вяло. Развешанные по стенам класса фотографии красной телефонной будки и красного двухэтажного автобуса, Биг Бена и Тауэра были единственными, кто радовался привычной для Англии дождливой погоде. Карта Британских островов выцвела за лето. Тусклые очертания напоминали о том, что Альбион не случайно прозвали туманным.

Раздав словарики, Алена осталась с тетрадкой Лизы в руках. «Отдать чихалку Зое». Это была единственная зацепка. Задумавшись, она пристроила тетрадь на угол стола. Зоя в школе была одна, имя редкое. Зоя Остапова, помладше Лизы, но, наверное, они дружили.

К Зое можно было подойти и задать ей вопрос, но решиться было не так и просто. Бессовестная и наглая, девочка совсем не нравилась Алене. Судя по всему, чувства эти были взаимными. Не то чтобы англичанка позволяла себе демонстрировать, кто у нее любимчики, а кто наоборот, — она даже льстила себе надеждой, что это совсем не заметно. Но отношения с учениками всегда складывались одинаково: если в ком-то она видела симпатию (и интерес к предмету), ей было намного приятнее и легче иметь с ним дело. К сожалению, обычно для детей учителя — однозначно враги.

Собравшись с духом, она заглянула в кабинет географии, когда шестиклассники уже собирали вещи. Суббота, разгуляй, свобода! Нет, дорогие, придется вас разочаровать.

— Зоя, останься, пожалуйста. Мне надо с тобой поговорить.

Девчонка оглянулась на однокашников.

— О чё-ом, Алена Вячеславовна?

— Узнаешь. Присядь, подождем, пока ребята выйдут.

Те не торопились, надеялись узнать, о чем пойдет разговор. Пришлось Алене подняться из-за парты, где она было расположилась, дойти до двери и подержать ее для особо любопытных, выпроваживая их наружу.

Зоя тем временем пристроилась прямо на парту, наверное, чтобы подчеркнуть, что уроки окончены и теперь она правилам школы может не подчиняться. Вся ее одежда была черной, радовали глаз только кроссовки цвета утренней зари: они бы как раз подошли для куклы Барби. Девочка уже успела густо подвести глаза и подмазать губы. С макияжем она выглядела на все шестнадцать.

Отдала ей Лиза чихалку или нет? Был только один способ проверить, и спрашивать тут было не с руки. Надо сразу утверждать. Алена подошла к Зое почти вплотную.

— Мне стало известно, что у тебя осталась одна вещь, которая принадлежит Лизе Солопко.

Показалось, или ученица и правда испугалась?

— А что? — сказала она хрипловато.

— Отдай ее мне, пожалуйста.

— Зачем?

— Мы со следователями и поисковиками прорабатываем все версии, чтобы найти Лизу. Никогда не знаешь, что окажется полезным.

Вглядевшись повнимательнее, Алена решила чуть надавить:

— Почему ты не сказала им о том, что тебе известно?

Зоя перехватила сумку с очередными модными монстриками, загородившись ею, как щитом.

— Ничего такого мне не известно, — протянула она плаксиво.

— Зоя… зачем ты так. Мы же все хотим одного и того же, правда? Чтобы Лиза оказалась в безопасности.

— Не, ну а я ей чё, мешаю? Если вернется, отдам я ей эту помаду.

— Только помаду!

Жгучее разочарование сменило вспыхнувшую было надежду.

Зоя вскинула глаза.

— Помаду. А зеркало я к ней в комнату сразу отнесла.

— Зеркало!

— Ну да, идите и проверьте!

Алена понятия не имела, о чем речь, но решила не отступать.

— Помаду давай сюда, — сказала она, безапелляционно протянув ладонь. — И подробно рассказывай, откуда ты забрала Лизино зеркало.

Зоя порылась в сумке и выудила оттуда блестящий цилиндрик.

— Я жду рассказа о зеркале.

— Зеркало я обратно в ее комнату отнесла, идите проверьте!

— В этом я тебе верю, но откуда ты его взяла, прежде чем отнесла в комнату к Лизе?

Девочка мялась.

— К Лизе, которая как раз пропала, да, Зоя?

Всхлипнула.

— Ты никому не рассказывала, да? — догадалась Алена. — Давай, скажи мне. Мы вместе подумаем, что с этим делать.

— Я тут вообще ни при чем! Лизка сама виновата!

— Возможно. Давай ты мне расскажешь, а я подумаю. Вместе подумаем.

Алена удобно устроилась на соседней парте и расправила складки длинной юбки: можно сидеть и тут, выглядит прилично. Если не застукает завуч.

— Ну потому что это детский сад, конечно, никто к этому серьезно не относился, кроме Лизы.

— Угу.

— Уж не знаю, кто ей сказал, что она так сможет узнать про своих родителей, понимаете.

— Угу.

— Вы никому не расскажете?

Алена вздохнула. На детский сад и правда все это смахивало. Лучший способ провести субботу.

— Я не могу тебе обещать пока, Зоя, я же не все знаю. Вы взяли зеркало и помаду…?

— Я сразу сказала, что это ерунда, а ей втемяшилось. Кто-то ей из взрослых сказал, представляете? Какая-то психбольная, наверное.

— Что она может узнать о своих родителях — как?

— Ну от Пиковой же Дамы.

Смутное воспоминание о детских поверьях зашевелилось, просыпаясь в Алениной голове. Она только надеялась, что не потеряет верный тон и дослушает историю до конца, прежде чем спугнет Зою неосторожным словом. К счастью, девчонка и сама хотела выговориться, ведь исчезновение подруги напугало ее до смерти. А тут еще и уголовное дело по статье «Убийство»!

— Значит, задать вопрос Пиковой Даме, — повторила она.

— И Лиза пыталась три раза, — продолжала Зоя.

«Как в сказке», — мелькнуло неуместное.

— Первый раз ничего не вышло. Не вышло, и все. Я, правда, с ней была, и мы почти сразу после отбоя пытались. И не вышло. Потом Лиза узнала, что надо, оказывается, в полночь. Ну понятно, как мы сами не догадались раньше. А девки, которые с ней комнату делят, над ней подшутили и часы перевели. Поэтому во второй раз тоже ничего не вышло.

«Часы перевели, точно, как в „Аленьком цветочке“», — подумала Алена и снова прикусила язык. Уставилась на висевшую перед ней карту мира.

— То есть на самом деле была не полночь, поэтому не получилось. А в третий раз она уже нацелилась, чтобы все было по-настоящему. И без меня, одна, и ровнехонько в полночь, и по радио проверяла, и по Интернету.

— Угу.

— Вы вызывали когда-нибудь Пиковую Даму? — сказала Зоя, с сомнением глядя на училку.

Разумеется, нет. Как такое только могло прийти тебе в голову.

— Кхм… кажется, нужны две свечи и два зеркала?

Зоя приободрилась.

— И помадой надо на зеркале нарисовать лесенку, и ждать, и потом Пиковая Дама появится и начнет спускаться по лесенке.

— Угу.

— Только надо ей помешать спуститься до конца, вы помните это? Надо свет включить, а лесенку стереть. Нижние ступеньки стереть пальцем! Свет включить Лиза не успела, потому что она одна была, я бы ей включила. А стереть… не знаю, почему не стерла.

— Не стерла?

Зоя удрученно покачала головой.

— В общем, ты пришла… куда, кстати?

— В подсобку. Ну там у нас утюг и гладильная доска.

— И электричество там не горело, а на зеркале оставалась помадная лесенка, так? А свечи что?

— Свечи догорели и погасли.

Алена подумала.

— Ты где ждала Лизу? В коридоре?

Зоя покачала головой.

— У себя в комнате. Но ей деваться было некуда. Окно было закрыто, и это третий этаж. И из подсобки она не выходила.

— И ты думаешь…?

— А вы что думаете? — прошептала девочка.

Алена произнесла то, что не захотела Зоя:

— Ее Пиковая Дама унесла, что ли?

Лизина подружка опустила голову.

Алена встала и дошла до окна. Под рябиной никого не было.

Идти к следователю или даже к Федору с этой версией было бессмысленно. Можно бы к экстрасенсу, но где ее найдешь.

— Так что ты сделала потом? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать. — Взяла зеркало…

— Свое я забрала себе, а Лизино протерла и ей в комнату вернула. А помаду она сама мне отдала!

— Ладно, успокойся ты с этой помадой. То есть ты спрятала все следы, да?

Зоя заревела. Громко, с подвываниями, уткнулась в сумку, как в подушку.

Алена призадумалась. Сама она никогда не участвовала ни в вызываниях, ни в каких других ритуалах. Обычно этим развлекались в пионерлагерях, где она не бывала. Но в студенческие годы она дружила со Светкой, девочкой с филфака, которую обязали пройти фольклорную практику, — можно в глухой деревне, но можно было опрашивать и тех, кто попадется под руку. Аленина приятельница решила заняться сбором «страшилок», коими пугали друг друга дети. Потом они с Аленой зачитывали эти записи и покатывались со смеху. Черная Рука, Красное Пятно, Зеленые Глаза… И среди этих изолированных «органов» затесалась одна «нерасчлененная» героиня, как раз Пиковая Дама. В отличие от этих разноцветных ужастиков Дама якобы появлялась по воле гадающих, но их же могла за неосторожность и придушить. Но чтобы она утаскивала детей?!

— Как именно ее вызывали? Опиши во всех подробностях, — приказала Алена Зое.

— А то вы не знаете.

— Есть разные варианты. Не умничай. Карта где была?

— А?

— Когда ты пришла в раздевалку, где была карта? Лиза же использовала карту, даму пик, нет?

— Да, — прошептала, припоминая, девочка. — Ее разрывать нужно на две половинки.

— И эти половинки были где?

— Не было их нигде, Алена Вячеславовна. Ни Лизки, ни карты.

«И что нам это дает? — Алена мысленно почесала в затылке. — С этими фактами прямая дорога только к психиатру».

— Что же делать теперь, Алена Вячеславовна? — спросила Зоя.

— Черт его знает, — непедагогично отозвалась та. — Остается разве что… повторить путь Лизы?

Глава 3

Выйдя за забор школы, Алена несколько секунд колебалась. С ночи лил дождь, и теперь, как ни обходи лужи, все равно промокнешь насквозь. Так направо, к дому, или налево, к привокзальному киоску?

В киоске она видела в продаже игральные карты, подходящую забаву для скучающих пассажиров. «Возьмите в дорогу». Дома она их не держала, хватало «Солитера», встроенного в Windows.

Карты? Неужели она поверила в то, что, вглядываясь в зеркало, можно действительно взять и улетучиться из этого мира? Пусть в полночь, пусть разорвав перед этим кусочек картона? Ничего смешнее она в жизни не слышала. Но Лизы и в самом деле нигде нет.

Вероятнее всего, Лиза просто разыграла свою приятельницу, а сама сговорилась с кем-то, кто помог ей исчезнуть. Кто-то на автомобиле ждал ее у стен детдома, она выбралась… Например, через окно. Полиция и волонтеры не нашли следов. Но они с подобными версиями уже работают. А вот «делом Пиковой Дамы» пока не занялся никто.

«И вообще, причем тут английский? Это не германистика, это к русистам, раз фольклор… или к литераторше, если Пушкин», — сказала она себе. И сунула в окошечко киоска сложенную купюру:

— Колоду карт, пожалуйста.

— Азартные игры, Алена Вячеславовна? — ошпарил голос сзади.

Не к ночи будь помянута, русистка и завуч Василиса Карловна поджала губы и убийственным взглядом мерила свою молодую коллегу.

— А… Я пасьянсы раскладываю, — отбилась Алена и сразу задохнулась от досады на самое себя: разве обязана она объяснять? — Собственно, мне надо отчитываться, чем я занимаюсь в свободное время, Василиса Карловна?

Но Акула, очевидно, соскучилась по партсобраниям, где по косточкам разбирали моральный облик коллег.

— У педагога нет и не должно быть свободного времени, — процедила завуч. — Наверное, мало письменных заданий даете своим ученикам? Можем снять с вас эти часы. В понедельник проверю. И начинайте готовить с седьмым классом мероприятие к юбилею Шекспира.

— Какому юбилею?

— Значит, к годовщине смерти.

Разговор был закончен. Завуч приобрела в киоске что-то идеологически выдержанное, и ее острый акулий плавник скрылся в тумане. Алена стояла как оплеванная. Потерять столь ценные часы и получить в придачу неоплачиваемую подготовку к внеклассному мероприятию? Она с трудом разжала кулак, на коже отпечатались все монетки. Подула на ладонь и снова повернулась к окошечку.

— Еще две колоды, пожалуйста.

Откуда знать, вон у Лизы только с третьего раза получилось.

До дома Алена дошла на автопилоте, а вставляя ключ в замочную скважину, заметила, что у нее дрожат руки. Злость на завуча, трепет перед ее властью, тревога за Лизу, воспоминания о ночных страшилках и дрожь из-за промокшей одежды — все составные части уже взболтались, и теперь оставалось только довести эту гремучую смесь до кипения. Жаль, что до полуночи еще долго!

Алена раскрыла зонтик для просушки, переоделась в домашний халат и вихрем промчалась по квартире: вытащила из шкафчика в ванной круглое зеркало с эффектом увеличения (чтобы легче было наносить макияж) и водрузила на письменный стол. Полезла на антресоль за запасным. Свечи разыскались в подвесном ящике на кухне. Помада… была же в сумочке, куда она запропастилась? Алена перевернула над кроватью сумочку и принялась ее отчаянно трясти. Ах, вот же она. И карты. На всякий случай она вскрыла все три колоды.

Второе зеркало — на тумбочку. Чтобы зеркальные поверхности смотрели друг на друга, пришлось пристроить его на стопку книг.

Запыхавшись, Алена опустилась на кровать. Лихорадочное состояние отступало, а до полуночи оставалось еще восемь часов. Чем занять это время?

Как убедить себя в том, что этот цирк, которым она тут собралась заниматься, к чему-то приведет? Как идиотский детский фольклор может помочь разыскать пропавшую девочку? Хорошо хоть, что она живет одна и ни перед кем не отчитывается. Ее, в отличие от Лизы, не засмеют жестокосердные ровесницы. Прошло то время. Даже если подростки и издеваются над ней теперь, она уже выше этого. И она не обязана прислушиваться к тому, что они шепчут между собой, что карябают в своих гаденьких записках.

Дама пик… Алена вытряхнула карты из колоды, разобрала по мастям. Вспомнилось, как в детстве она откидывала «цифры», а с «картинками» играла в дворцовую жизнь. Валеты были кучерами, возившими в каретах дам и королей. Все они ехали на бал во дворец, где танцевали вальс и кадриль. Кстати, картинки в Аленином детстве были покрасивее.

Что мы знаем о пиковой даме? «Уж полночь близится, а Германна все нет». «Тройка, семерка, туз». «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». И что это нам дает? Да ничего.

А почему бы не позвонить Светке? Обратиться к эксперту, так сказать. Субботний вечер — повод поболтать.

…Уже исчерпали себя все этикетные вопросы, новости и сплетни, а Алена все не могла перейти к делу, таким диким и странным представлялось оно. То и дело поднимала глаза к циферблату, на спешащую вперед стрелку. Наконец отступать было уже некуда, у Светки на заднем плане начал подвывать спиногрызик, и она собиралась закруглять затянувшуюся беседу.

— Слышь, Свет, я что звоню-то, — выдавила Алена со смешком. — Помнишь свою фольклорную практику? Мы тут поспорили с одним товарищем… не рассудишь нас?

— Не знаю, не знаю, — удивилась специалистка. — Я и не помню ничего. После беременности…

— Вот про детские вызывания всяких духов.

— Ты там чего, мать, спиритизмом, что ли, увлеклась?

— Да что ты! Разве это спиритизм? Это так… фольклор, разве нет?

— Почитай в Интернете лучше. Топорков такой. Или Топоров. Или оба? Забыла я. Диплом по Достоевскому эффективно стирает из памяти все, что было до него!

— Понятно. Спасибо, — разочарованно попрощалась Алена.

Хотя да, на Интернет всегда можно положиться — если не в поиске необходимой информации, то чтобы убить время. Когда она оторвалась от экрана, перед глазами плавали кролем светящиеся мушки. «Кажется, мне эта Пиковая Дама прямо сейчас воочию явится», — сказала себе Алена.

Как в любой фольклорной практике, вариантов вызывания Пиковой Дамы оказалось множество, правильно она говорила Зое. Среди десятка описанных встречались также методики знакомства с Леденцовым гномиком или Королем жвачки. До чего только не додумались эти меркантильные дети!

Но животрепещущие вопросы действительно полагалось задавать самому страшному, самому инфернальному персонажу — Пиковой Даме. Понятно, что Лиза, дабы разузнать о своих родителях, обратилась к ней. Инстинкт самосохранения диктует многим отказникам, что их не могли просто выбросить, как непригодившуюся вещь. Их непременно выкрали или, на худой конец, потеряли, — но неустанно ищут и обязательно найдут!

…Одиннадцать часов. Алена проверила спички, укрепила свечи в подсвечниках, поправила колоды. Похоже на Новый год, когда уже хочется спать, слипаются глаза, и ты пялишься на чертовы часы: «Ну когда же?». Стрелки упорно стоят на месте, как машины в пробке. Мелькает шальная мысль: не пойти ли в кровать. Но ты храбришься, ведь до следующей волшебной ночи — целый бесконечный год. Как же без курантов и речи президента? Как без заветных желаний (хоть бы раз что сбылось), записочек, шампанского?

В отличие от новогодней ночи хоть не надо ждать, пуская слюнки, перед столом, ломящимся от изысканных яств. Алена решительно встала и проследовала на кухню, отпилила себе колбасы, плеснула кипятку в кружку с высохшим чайным пакетиком.

Половина двенадцатого. Решимость таяла, но Алена крепилась изо всех сил. Вспомнив, что Лизу в первый раз подвел сбой со временем, сверила по Интернету часы.

Без трех минут двенадцать она зажгла свечи, поставила их рядом с зеркалом и зажала в руке пиковую даму. Заглянула в бесконечный коридор, который распахнули уходящие друг в друга отражения. В тишине комнаты сердце билось гулко. Алена затаила дыхание, как будто пытаясь спрятаться, но вытянула руку и нарисовала на поверхности зеркала податливым помадным столбиком несколько параллельных черточек-ступенек.

Стрелки встретились, а на электронных часах время обнулилось. Она торопливо разорвала картонный прямоугольник: «Пиковая Дама, приди! Пиковая Дама, приди! Пиковая Дама, приди!».

Огонек свечей задрожал от ее дыхания, и в колеблющемся свете Алене показалось, что в зеркале на мгновение мелькнуло что-то пестрое. И… и все.

Ничего не произошло.

Еще минуту Алена вглядывалась в серебристый, дрожащий коридор, потом выругалась и включила лампу. Яростно задула свечи, скорее — чтобы не разбить — сняла со стопки книг второе зеркало и уложила его на стол стеклом вниз. Выскочила в кухню, с размаху швырнула в мусорное ведро разорванную карту и неполную теперь колоду.

Облегчение и разочарование боролись в ней, но сильнее всего была досада. Как она повелась на это? Ладно дети, но у нее-то высшее образование.

Всплыла неуместная мысль: «А вот Конан Дойль верил в спиритические сеансы». — «Ну да, — отвечала она себе ядовито. — В девятнадцатом веке, а не в двадцать первом. В спиритические, а не в пионерские страшилки!»

Нажав на клавишу выключателя, Алена с размаху свалилась на постель и закрыла глаза, полная решимости наверстать потерянные часы сна. Но сон, понятное дело, не шел к ней.

Из окон лился желтый фонарный свет, по стене метались тени деревьев. То и дело луч от автомобильных фар выхватывал комнату из черноты, прочерчивая в воздухе быстро тающую линию. Опять забыла задернуть шторы. Вставать было неохота, и Алена упрямо жмурилась.

«Почему ты решилась на вызывание Пиковой Дамы, ведь ты никогда этим не занималась в детстве?» — пришло ей в голову.

«Ну… потому что Лиза…»

«У Лизы своя жизнь, у тебя своя. Ты же никогда раньше не пробовала вызывать духов. Даже на жениха не гадала с этими зеркалами».

«Да при чем тут жених! Жених-то тут причем?!»

«Жених всегда причем», — прилетело ей, да еще как будто со смешком.

Да что же это, в конце концов?

«Ты знаешь, знаешь… — нашептывал внутренний голос. — Ты ведь знала, но забыла».

«Забыла что?»

«Не что, а как. Как попасть Туда».

«Куда?»

«Куда тебе нужно».

«За Лизой…» — прошептала она себе под нос, чтобы перевести странный разговор в привычную среду.

Внутренний голос смолк, как будто испугался ее сиплого шепота.

«Ты знаешь, но не помнишь, — повторила она себе. — Знаешь, как попасть туда».

Не помнишь? Значит, знала раньше. Когда это раньше? В детстве?

Дети ближе. Дети еще не забыли.

В детстве… в детстве… Она все забывает зашторить окна, потому что боится темноты. Боялась. В темноте все тени становятся причудливыми, любые хранилища — от антресоли до тумбочки — превращаются в убежища монстров. Что уж говорить о темном коридоре, ведущем в туалет, или о зловещем Подкроватье?

Но окна надо закрывать: оттуда тоже смотрят, поджидают, зовут.

Жуть подступила к Алене вплотную и пыталась заглянуть в глаза. Алена помотала головой, не поднимая век. Нет, мы ищем не это, мерси.

Нам нужен портал. Не для злобных духов, а для нормальных… хм… девочек.

Она думала долго. Вспоминала многочисленные фильмы, где по воле автора герои чудесным образом попадали «в сказку». Они пролезали в дупло, спускались в ямы, догоняли загадочных незнакомцев. Падали в кроличьи норы, наконец. Заманчиво, но она в жизни не видала ни одной кроличьей норы. Да и что делать там, под землей?

Что же она знала в детстве?

Закусив губу, она начала сканировать прошлое. Детсадовский возраст? Вроде бы не было никаких попыток вырваться за рамки будничного существования, никаких идей. Школа? В первом классе они всей гурьбой играли в «домик», набивались в какой-то угол и отражали нападения ребят из параллельного класса. Из параллельного класса, не из запредельного мира.

Позже она не делилась мечтами и играми с одноклассниками, которые старались показаться взрослее и циничнее, чем были по возрасту. Сигареты, вино, дискотеки, презервативы. «Ускакали деревянные лошадки».

Но вот в памяти проявился один кадр. Алена в толпе девчонок возбужденно визжит, когда мальчишки прыгают в яму за «трудовым» корпусом. Яма глубиной примерно с рост взрослого человека, прыжок не столь опасен, но это не просто яма, а какое-то допотопное техническое сооружение. Часть его, как потолок, покрывает засыпанная землей бетонная плита, и под эту плиту мальчишки уходят вглубь, за угол, так что их не видно. Что там? Они дразнят девочек, выскакивая из ямы с громкими воплями и, задыхаясь, выдумывают: «Там сверкают чьи-то глаза! Там чудовище!», покатываются со смеху, но потом: «Там клад! Там дверь!». Девочки пугаются, смеются, и никто из них не решается даже спрыгнуть на такую глубину.

Потом Алена не раз проходила там одна и был соблазн посмотреть самой, но она не преодолела страх. Вдруг в яме прячется злодей? Или змея. Гадюка — это очень вероятно. Сердце остановится мгновенно. И пока еще тебя разыщут…

Впоследствии, конечно, этот эпизод стерся из памяти, а вот сейчас таинственная яма встала перед мысленным взором. Разумеется, там не скрывалось ничего, пока Алена не искала портал. Но сейчас… вдруг обнаружится та самая Дверь…

Под завесой ночи эти размышления не казались настолько бредовыми, как днем.

И, приняв решение завтра же (как раз будет воскресенье) отправиться к старой школе, Алена наконец заснула.

Глава 4

Утром она старалась не глядеть в сторону старомодных подсвечников с почти целыми свечами и подглядывающих за ней зеркал. Отложила в сторону надоевшие на работе юбки «приличной длины», напялила джинсы и любимую рубашку в оранжево-белую клетку. В спешке позавтракала, проверила тему поисков Лизы на сайте поисково-спасательного отряда волонтеров — ничего нового — и выдвинулась в сторону школы, пока не успела пробудиться рациональная, взрослая часть Алены.

Сколько лет она здесь не была? После выпускного у нее не возникало ни малейшего желания вернуться сюда, никакой ностальгии. Отношения с одноклассниками не складывались, с учителями было по-разному — но любимая «англичанка» уволилась еще до выпуска Алениного класса, поэтому навещать было некого.

Подходя к школе, она отметила, что сердце забилось чаще. Что будет? Здание перекрасили, забор сменили… Время, время.

В воскресный день она не ожидала никого здесь встретить, но на футбольном поле мальчишки гоняли мяч. Никто не обратил внимания на молодую женщину, обошедшую поле стороной и заглянувшую за корпус.

И ничего тут не было.

Для чего бы ни предназначали сей странный объект в годы советской власти, сейчас яму засыпали. «И правильно сделали, — подумал в Алене педагог, — дети же могут переломать ноги». Ничего не попишешь: очередная версия с таящейся в глубине заветной дверцей, которая откроется только ей, разбилась, как подтаявшая сосулька.

Совсем другим шагом, нога за ногу, Алена поплелась, куда глаза глядят.

Наткнулась на детскую библиотеку.

Вот это место, в отличие от школы, вызвало волну теплых воспоминаний. Именно тут она бывала по-настоящему счастлива, в тиши библиотечных залов, перед полкой, уставленной сокровищами. В любую жару здесь было прохладно, всегда тихо. В каждом из томиков скрывалось приключение, дивный мир, пропасть переживаний — обычно со счастливым концом, ведь это все-таки детские книжки. Истории, где счастливого финала не случалось, Алена забраковывала и не перечитывала впредь. Ганс Христиан Андерсен, например, писал совсем не для детей, а для зачерствевших сердцем взрослых. Английская литература — другое дело. «Винни-Пух», «Алиса», «Питер Пэн», «Мэри Поппинс», «Хоббит» — они, как верные друзья, поддерживали Алену в трудные минуты. А «Гарри Поттер», единственный, с кем знакомы ее ученики, тогда еще не родился. Нынешним школьникам Алена и не пыталась рассказывать про этих героев… Разве что о хоббитах они могли слышать благодаря кино, да еще была тимбёртоновская Алиса-переросток, но, в общем, ученики не интересовались «культурой страны изучаемого языка».

Она подошла к двери библиотеки нерешительно, как будто направлялась в гости к другу, с которым давно не виделась. Представила себе такого друга: он ее и не вспомнит, откроет дверь и скажет: «Здравствуйте, вам кого? Наверное, вы ошиблись…».

Потянула на себя дверь, которая в былые годы была такой тяжелой. Прошла пустой, стерильно чистый коридорчик без окон, с ослепительно желтым полом, заглянула в зал, где царила строгая тишина.

— Здравствуйте, — поставленным голосом сказала незнакомая седая библиотекарша, похожая на оперную певицу. — Что вы хотели?

Алена прочистила горло.

— Я… учитель, — заявила она. — Учитель английского языка. Планирую тематический праздник. Можно ознакомиться с английскими литературными сказками — в смысле, я с ними знакома… что у вас есть, посмотреть можно? Буду направлять к вам учеников.

— Пожалуйста. Я вас провожу.

«Нет нужды», — хотела отказаться Алена. Она прекрасно знала, где стоят книги, которые она так любила. Но позволила библиотекарю выбраться из-за тумбы и провести ее к тем самым полкам. Стражу сокровищ принято подчиняться.

Литературные сказки стояли вперемежку с народными. Алена тронула знакомый корешок — «Джек и Бобовое Зернышко». Книга о неуемном воришке. Почему она так популярна? Вроде как великана, живущего на небе, обворовывать не грех? И почему великан-людоед жил бы на небе?

Библиотекарша наблюдала за единственной посетительницей, приспустив очки.

Алена безошибочно протянула руку к «Алисе». Старая подружка, у нее дома жила такая же, только где она теперь. А в библиотеке ведь такой раньше не было, только с иллюстрациями Геннадия Калиновского?

— Перевод Нины Демуровой, — сухо заметила библиотекарь.

— Нины Михайловны, — автоматически добавила Алена.

Библиотекарь подняла брови.

— Я знаю, — смутилась девушка. — Иллюстрации…

Она забыла автора. Быстро полистала томик. И. Казакова? Совсем не новое издание, откуда оно здесь взялось? Может, притащил из дома кто-то из ребят, потерявших другую книгу.

— Разрешите взять эту?

— Записывайтесь в библиотеку. Наша библиотека работает для детей… но вы учитель. Паспорт у вас с собой?

— Да, — Алена полезла в сумку, не выпуская «Алису» из рук.

Библиотекарша перехватила и паспорт, и падающую с плеча сумку, еще раз подозрительно взглянула на странную посетительницу и пошла за стойку, оформлять читательский билет и формуляр.

— Ознакомьтесь с правилами пользования библиотекой, — бросила она через плечо.

— Я…

Но спорить с библиотекарями бесполезно. Алена уперлась взглядом в слепую распечатку.

Покончив с формальностями, она вышла под мелкий моросящий дождь. Деревья переговаривались, обсуждая погоду и подготовку к зиме. «Алиса» в сумке приятно оттягивала плечо. Добравшись до своего подъезда, Алена взлетела по лестнице, как в прежние годы, когда ей удавалось разыскать на полках старой библиотеки что-то еще не прочитанное и «пламенный мотор» в груди ревел от нетерпения. Если подумать, она и сама не ответила бы, отчего к ней вернулись эти чувства, ведь «Алису» она знала наизусть, и древнее издание, знакомое до малейшей точки и грозившее при этом развалиться в ее руках, вряд ли могло ее чем-то удивить.

Но о рациональности пришлось забыть. О, это головокружительное предвкушение!

Алена сбросила сумку прямо у входа и прошла в комнату.

Не глядя, открыла книгу.

«– Ну, как, Китти, хочешь жить в Зеркальном доме? Интересно, дадут тебе там молока? Впрочем, не знаю, можно ли пить зазеркальное молоко? Не повредит ли оно тебе, Китти… А дальше идет коридор. Если распахнуть дверь в нашей гостиной пошире, можно увидеть КУСОЧЕК коридора в том доме, он совсем такой же, как у нас. Но, кто знает, вдруг там, где его не видно, он совсем другой?».

Алена вспомнила, как открывала дверь шифоньера, где было большое зеркало, подпирала ее столиком, усаживалась на стул, клала перед собой книгу — и ждала, ждала, повторяя про себя:

«Ах, Китти, как бы мне хотелось попасть в Зазеркалье! Там, должно быть, столько всяких чудес! Давай играть, будто мы туда можем пройти! Вдруг стекло станет тонким, как паутинка, и мы шагнем сквозь него! Посмотри-ка, оно, и правда, тает, как туман. Пройти сквозь него теперь совсем не трудно…»

— «Тут Алиса оказалась на каминной полке, хоть и сама не заметила, как она туда попала. А зеркало, и точно, стало ТАЯТЬ, словно серебристый туман поутру. Через миг Алиса прошла сквозь зеркало и легко спрыгнула в Зазеркалье».

Алена прочла эти строки вслух.

И подняла глаза.

Зеркальная поверхность плыла, как легкий дымок. Нет, зеркало пока держало себя в рамках — оглянувшись на стены, мебель, окно, Алена убедилась, что все остальное еще в резкости.

«Third time’s the charm. Эпическое утроение. Бог троицу любит. Я схожу с ума, — сказала она себе. — Лиза наверняка где-нибудь с друзьями-подростками, развлекаются, пьют пиво в подвале и смеются над нашими попытками ее разыскать. Острые ощущения, взрослая жизнь. Федор вон водоемы прочесывает с водолазами. А я с ума схожу».

Опасливо она покосилась в сторону зеркала. Отражение так же плыло, перетекало само в себя. Это было похоже скорее не на туман, а на кипящую в кастрюле жидкость.

Как молоко в котлах, где сварились желавшие омолодиться цари из народных сказок или хоть вот из ершовского «Конька-Горбунка».

Она невольно протянула руку, чтобы оценить, насколько горячий этот пар — или туман. Он был холодным.

«Решайся».

Если она правильно понимала, портал — что-то вроде лифта или даже автобуса. Он сейчас закроет двери и уедет. Без нее.

«Решайся».

Словно Алиса, которая обнаружила себя на каминной полке, Алена вдруг поняла, что зеркало перед ней — круглая дверь, в которую она замечательно проходит по размеру.

«Сейчас — или никогда».

Она зажмурилась и шагнула вперед.

В лицо подул прохладный ветер, и…

Алене казалось, что она готова была очутиться где угодно. В свободном падении, как в кроличьей норе, или в собственной квартире шиворот-навыворот. В сказочном лесу перед избушкой на курьих ножках или в подвале, где тихая, нежная Лиза ведет себя, как типичный подросток-наркоман. Но того, что на самом деле ожидало ее, она не могла и вообразить.

Она очутилась в лодке. В лодке посреди моря.

Часть 2

Мама, когда ты умрешь, напиши мне письмо — это все сон или нет.

Гриша, 6 лет

(из книги Елены Макаровой «Движение образует форму»)

Глава 1

Понедельник, утро, звонок на урок. Шумные классы затихают постепенно, один за другим. Но в кабинете английского языка развеселые хохмы и громкий смех продолжаются и после звонка.

Василиса Карловна прошла по коридорам и достигла этого недоразумения как раз в тот момент, когда возбужденный девичий голос кричал: «А давайте тихо сидеть, чтоб никто не слышал, что училка не пришла!»

«Что?!»

Установить тишину и покой для опытного педагога было делом одной секунды. «Какую тему проходите? Открывайте учебник. Доставайте двойные листочки. И пишите перевод текста! Получите две оценки, по английскому и по русскому, ошибок не допускайте».

Однако Кривицкая совсем отбилась от рук! Позволяет себе опаздывать на урок на целых… пятнадцать минут?

Звонки по мобильному телефону оставались без ответа. Урок близился к концу, а Алена так и не объявилась. Разъяренная завуч подняла личное дело и отправила по адресу наглой англичанки секретаря директора с наказом немедленно позвонить ей, когда прояснится, куда делась в рабочее время сотрудница.

Однако ничего не прояснилось. Дверь никто не открыл.

— Куда она могла деться? — орала завуч.

Но никто не знал.

— У нее есть какие-нибудь родственники вообще?

«Да, к такому „Алиса“ меня не готовила», — пробормотала растерянная Алена. Над ней поднималось бесконечно высокое, безупречно голубое небо. Берегов впереди было не видно. Вода — спокойная, гладкая, как зеркало, — все же медленно влекла куда-то почти невесомую лодку.

Алена опасливо привстала, осматривая суденышко. Весла — ноль штук. Паруса — ноль штук. Руль — ноль, если она себе правильно представляет, как должен выглядеть руль вообще. Мотора тоже не наблюдается. И как этой посудиной, простите, управлять?

Очевидно, никак. Сиди себе, плыви по воле волн и размышляй, во что ты ввязалась.

В какой мир можно перейти при помощи зеркала, как это сделала Лиза и она сама? Что знаем мы о зеркалах?

Ну… что их занавешивают после смерти кого-то в доме. Боятся, что в отражении привидится покойник? А если привидится — того и гляди, заберет с собой…

То есть они с Лизой что, прямиком на тот свет перепрыгнули?

Алена посмотрела на свои ноги, руки. Одежда та же, что и с утра. Очки на месте.

Лодка укладывается в эту теорию. Некоторые древние люди верили, что душа отправляется в мир иной по воде, и так и снаряжали покойников в последний путь: вниз по течению близлежащей речки. Пожалуй, это даже романтично. Во всяком случае, приятнее, чем лежать в земле и кормить червей. Хотя… стать кормом птицам тоже не лучше.

Алена испуганно подняла голову. Птиц не было видно.

Вообще ничего не было видно, кроме голубого неба и серебристой воды.

Вечность на размышления.

Ну это пока ее не начнут мучить жажда и голод, потом будет не до размышлений.

Алена коснулась воды — прохладная, но чистая, как слеза. Зачерпнула горстью, попробовала на вкус: чуть солоноватая, как минералка, но можно считать пресной. Значит, от жажды она все же не умрет. Это хорошо, без еды можно прожить до сорока суток, если питье под рукой.

Опять же, если она уже умерла, то голодать не будет.

Только вот досада — зачем она все это натворила, если Лизы тут как не было, так и нет?

На большой перемене Василиса Карловна созвала внеочередной педсовет.

— Достаньте все свои мобильные телефоны и проверьте, не звонила ли вам наша учительница английского Алена Вячеславовна. М-мм? Никому не звонила?! А вы в курсе, что она срывает учебный процесс? Не явилась на работу?! Я целое утро сидела, перетряхивала расписание, чтобы у детей не было «окон»! Где может быть эта мерзавка? И почему она заранее не предупредила о том, что будет отсутствовать?

— Может быть, она не могла предупредить… Может быть, что-то случилось, — предположила отважная математичка.

— Ну что с ней могло случиться?!

— Ну… что угодно. Под машину попала?

Василиса Карловна вздрогнула. Казалось, ей не приходила в голову такая простая и очевидная версия.

— Почему под машину?

Учителя загалдели:

— А почему бы и нет?

— Гоняют, как бешеные!

— Да еще пьяные!

— И что, предупредить не могла?

— А может, насмерть, — вякнул кто-то.

Василиса Карловна, которая собиралась всего лишь заносить выговор в личное дело, растерялась.

— А что делать-то?

— У нее вроде и нет никого, сирота, — высказалась историчка. — В полицию надо звонить.

— А может, она, как Лиза Солопко… — сказал кто-то тихо.

Но кто — выяснить так и не удалось, хотя опомнившаяся Василиса Карловна и готова была излить на глупца весь свой гнев.

Квартиру вскрыли в присутствии понятых и представителей ТСЖ, как положено. Вначале понадобилось объявить Алену в розыск, но с учетом того, что никто не видел ее с пятницы, проблем с этим не возникло. Если не считать проблемой то, что завуч не хотела с этим делом «иметь ничего общего», директор пребывала на больничном, и заявление пришлось писать той же математичке. Впрочем, она не слишком сопротивлялась, потому что это давало ей повод позвонить председателю поискового отряда, Федору, такому интересному мужчине с глазами цвета хвои…

Федор Алену вспомнил быстро и версию о том, что ее исчезновение связано с пропажей Лизы, исключать не стал. Правда, визит в школу отложил, а вот адрес Алены узнал и полетел туда, благо со следователем они были давние друзья и бывшие коллеги, а в последние годы сотрудничали, разыскивая «потеряшек» и «бегунков».

Стандартный советский подъезд, впрочем, чистый. Однокомнатная квартирка на втором этаже.

Он приехал вовремя: осмотр квартиры был в самом разгаре. Растерянные соседки-понятые и представитель жилтоварищества сидели на кровати и уныло следили за тем, как полицейские переворачивают вещи, вполголоса переговариваются и что-то записывают.

Квартира показалась Федору малообжитой. Вся в книгах, но кроме них — ни фотографий, ни картин, ни хотя бы постеров на стенах. Телевизора у Алены тоже не было.

На журнальном столике стоял раскрытый ноутбук. На письменном столе аккуратные стопки ученических тетрадей, школьных учебников и пара словарей в обрамлении свечей, как у дореволюционной институтки. Стопки были сдвинуты к стене, ближе к краю тускло посверкивал мутноватый круг зеркала. Рядом, стеклом вниз, лежало еще одно зеркало. Тут же были рассыпаны игральные карты. Обложкой вниз на край стола была пристроена какая-то старая книга. Федор взял ее в руки — кэрролловская «Алиса» с библиотечным штампом. Закладка, дама червей, указывала на первую главу «Зазеркалья».

— Из соцсетей она не разлогинивалась, — подал голос паренек, сидевший за Алениным ноутбуком. — Никаких подозрительных сообщений в личке. На стене последние обновления — ориентировки на Лизу Солопко. Просьбы перепоста. А вот история поисков в браузере любопытная. Читала о детском школьном фольклоре, поисковые запросы: «как вызвать Пиковую Даму».

— К урокам, может, готовилась, — сказал Федор, вновь взяв в руки книгу и поглаживая пальцем Даму червей. — Или к какой-нибудь школьной самодеятельности.

— Возможно, — согласился следователь. — Нам это ничего не дает.

— В помойном ведре разорванная дама пик, Серег, — крикнули с кухни.

— Порванная?

— Пополам.

— Телефон ее где? — спросил Федор.

— Мобильник? Вон в сумке был. А сумка под ногами в прихожке валялась.

Федор нахмурился. Ежу понятно, современная девушка мало куда выйдет без сумочки, и практически никуда — без мобильного телефона.

— Что там?

— Неотвеченные вызовы: школа, коллеги. Больше ничего интересного.

— Смс?

— Ничего особенного. Рассылка парфюмерного магазина.

— Кошелек в сумке?

— Да. И паспорт тоже.

— Хреново, — сказал Федор, покачиваясь с пяток на носки и обратно.

— А то! — отозвался Сергей.

Оба знали, что в таких обстоятельствах дело надо было открывать по статье «Убийство».

— Соседей опросили уже?

— Да вот они сидят. Вроде видели ее в субботу.

Бабулька кивнула. Она мяла в руках фартук и явно чувствовала себя не в своей тарелке.

— Что вообще вы скажете об Алене? — обратился Федор к соседям.

— А что про нее сказать можно? — проскрипела бабушка. — Тихая, вежливая. Шумных компаний не водила. Просклизнет по стеночке — и нет ее.

— Ничего не можете сказать?

Та покачала головой.

— Друг есть у нее? Парень?

— Не видали.

— Родственники что? — безнадежно спросил Федор у участкового.

— Она одна жила. Да и нет никого у нее.

— Откуда это известно?

— Девочки из школы говорили, которые заявление на розыск подали, — вмешался Сергей. — Ну она им сама так рассказывала.

— Понятно…

Федор прошелся по комнате, заглянул в кухню. Отрывной календарь нейтрального содержания, последняя дата — воскресенье. На плите засохшая сковорода, не вымытая после яичницы. Ничего нового, конечно. Всего лишь подтверждение тому, о чем кричали кошелек, паспорт и сотовый в сумке: Алена не собиралась никуда надолго уезжать. А календарь ничего не доказывает. Листочки мог оборвать кто угодно.

— Дверь отперта была? — спросил он.

— А? Нет. Личинку замка мы вон вынесли.

— А ключи ее?

— В прихожей на тумбочке.

— Замок такой, что дверь можно просто захлопнуть?

— Нет, ключ нужен. Балкон был приоткрыт…

— Под балконом, конечно, ничего?

Участковый покачал головой.

— Больницы, морги — ничего.

— Ничего.

— С ценными вещами что, Серег?

Следователь пожал плечами.

— Нашли тут двадцать тысяч рублей. Похоже, неприкосновенный запас на черный день, знаешь. Вряд ли у нее было больше — одинокая училка. Всё в описи.

— И ноут на виду. Никаких корыстных целей, значит, не прослеживается.

Федор снова вышел в прихожую и внимательно посмотрел на вешалку и обувную полку. Вот кожаные туфли с присохшей грязью, обувь по погоде. Чистые босоножки и кроссовки. Ветровка, куртка, плащ.

— Похоже, что она оставалась в домашней одежде, так?

— Спросим у коллег, конечно, в чем она ходила. Но похоже, что так, Федь. Ты что думаешь, — Сергей понизил голос, — это связано с исчезновением девочки, да?

Ответа на этот вопрос не было, и думать в этом направлении казалось нестерпимым.

— Не знаю точно. Одно могу сказать: Алена эта, англичанка, она единственная из всей школы как-то шевелилась. Помогала ориентировки расклеивать. Мне звонила со своими идеями бредовыми.

— Так, отсюда поподробней!

— Я говорю: бредовыми.

— А я говорю, сам знаешь, какая у нас тут статья вырисовывается. Давай подробней.

Федор закатил глаза.

— Да экстрасенс какая-то к ней приходила и что-то про Лизу пыталась втирать.

— Какая? Что именно?

— Не знаю. Да не знаю, я и слушать не стал.

— Дур-рак, — от души припечатал следователь.

— Блин, Серег, кто мог предположить? К нам все эти восемь лет всяческие провидцы и экстрасенсы прут, как мухи на мед! Ни разу еще ни одно их пророчество не подтвердилось.

— Но она что-то хотела тебе сказать, а ты не стал слушать. Так, Федор?

— Так, — поисковик скрипнул зубами. — Мне понадобится фотография для ориентировок.

— В соцсетях возьмешь. Экстрасенс, значит. — Сергей вернулся в комнату. — То-то я смотрю, тут карты везде…

— Карты чего?

— Игральные карты. Может, экстрасенс была гадалкой?

— И учила Алену гадать на картах? — скептически добавил Федор.

Но Сергей, даром что старый приятель, уже обозлился на него за упущенную зацепку в деле, вероятно, об убийстве, и не собирался дальше делиться информацией. Пора было уходить; так Федор и поступил.

Глава 2

Федор подошел к своему белому фольксвагену, который уже успела замаскировать опавшими листьями осень.

Друг имел все права: и злиться, и не пускать человека со стороны в собственное расследование. Ведь Федор больше не служит в полиции, теперь он юрист в крупной компании. Вот на машину, кстати, заработал, в отличие от Сереги…

Отцепляя от мокрого лобового стекла красно-желтые кленовые листья, он позвонил своей помощнице по поисковому отряду, координатору с позывным «Сойка».

— Привет, Соечка. У нас тут плохо. Пропала учительница Лизы. Зайди, пожалуйста, в соцсети, разыщи такую Алену Кривицкую. Фотографию на ориентировку оформи, и распространяем. Возраст… ну там указан будет в профиле, наверное. Особых примет не знаем. В чем ушла — не знаем пока тоже. Родственников близких нет. Укажи, что мобильный телефон и паспорт оставила дома, так что… Что тебе объяснять, ты же сама умница. Пока.

Сел за руль, бросил мобильник на соседнее сиденье — и сидел так еще долго.

Пытался вызвать перед внутренним взором образ Алены. Немножко нескладной, слегка сутулой, но в целом стильной в своей длинной юбке, курточке с вышивкой. То ли игра в народные мотивы, то ли какая-то непонятная мужскому уму стилизация. Глядя ей в лицо, легко было увидеть в ней училку: строгий взгляд сквозь очки, профессионально поджатые губы. Но лицо при этом было совсем юным, даже слишком для ее двадцати пяти, что ли, лет, и так просто было заставить ее растеряться, совсем как ребенка. Да еще эти вьющиеся волосы цвета меда.

А вот цвет глаз вспомнить не мог.

Алена выделялась из ряда коллег, потому что единственная была неравнодушна к судьбе Лизы. Знала что-то сверх того, что сообщила им? А может, после узнала что-то, что выдаст злоумышленников, похитивших Лизу? Напала на след?

Федор был в теме давно, очень давно. Понятно, что детдомовского ребенка похитили не для выкупа. А для чего еще похищать девочку, почти подростка? Все возможные версии включали растление, насилие и, возможно, убийство. Раз еще и Алена пропала, значит, точно не несчастный случай и не внезапная непреодолимая любовь.

Если училка напала на опасный след, ее не пожалели.

Ну почему она этот след нашла, а он нет?

Неужели дело в экстрасенсе… Но что могла сказать ей мошенница? В том же, что все экстрасенсы мошенники, Федор ни капли не сомневался.

И с какой целью она вышла на Алену?

Мысли эти были бесплодны — и тем мучительнее было проходить по этому кругу. Федор поехал в школу. Судя по всему, близких Алене людей можно было найти там. Или оттуда начать.

Алена опустила глаза, торопливо проверяя, не изменилось ли что. Но на ней были все те же старые-верные синие джинсы, удобная рубашка в пеструю клетку и на шее — мамины янтарные бусы. Вот только ногам непривычно и зябко без обуви. На дне лодки было немного воды, и один носок подмок.

Воздух стал сгущаться. Спускался туман, белый, как саван. Вначале казалось, что отдельные клочки его оседают, подобно снежным хлопьям. Так или иначе, довольно быстро горизонт затянулся, и лодку будто укрыло призрачным плывущим сугробом. Стало еще тише, хотя и раньше до Алены не доносилось ни звука, кроме плеска воды. Тишиной заложило уши. И даже привычная к одиночеству Алена вдруг испугалась. Куда плывет это судно? А что если — никуда? Что если теперь так будет всегда, до скончания вечности?

«Ау», — сказала она несмело.

Голос рухнул в туман и исчез. Она подумала было затянуть песню, но не решилась.

Алена глянула за борт и не увидела там воды, только дымку. Она поспешно сунула руку и с облегчением выдохнула, когда пальцы все же смочились. Пить не хотелось, но она сомневалась, на каком свете находится, поэтому зачерпнула горстью и глотнула воды. Зачем отказывать себе в единственном доступном удовольствии? Обливаясь, она стала с наслаждением пить воду. И еще, и еще, пока не утолила внезапную жажду.

Странный звук, похожий на жалобный крик, прорвал в тумане прореху. «Мартышки? — подумала некстати Алена. — Нет, чайки! Конечно же, чайки!» А это значит — рядом берег?

Увидеть его было невозможно, но старинные морские приметы ведь не обманывают, что на этом свете, что на остальных?

А вдруг в тумане она пройдет совсем рядом с берегом и даже его не заметит?

Алена стала вглядываться в белесую дымку в поисках маяка, желтого пятна. Хоть какого-нибудь пятна. Но все было одинаково уныло.

«Без руля и без ветрил» ей оставалось только ждать.

«Лоша-адка, — сказала она себе тихонько, вспомнив старый анекдот по мотивам мультфильма „Ежик в тумане“. — Лоша-адка…»

Очень хотелось плакать, но она сдержалась.

И ждала, пока лодка не уткнулась мягко носом, как в колени маме, в берег.

Плавание было окончено, и Алена поспешила покинуть странное суденышко, как будто обладавшее собственной волей. Только сейчас она заметила, что нос лодки был оформлен как голова птицы, а борта украшала затейливая резьба.

Алена понятия не имела и не смогла бы даже примерно сказать, сколько продолжалось путешествие. Мобильник, который нынешнее поколение привыкло использовать вместо часов, остался дома, в сумке. Конечно, здесь не может быть связи, но время он бы ей показывал, пока не разрядился. Возможно.

Что бы там ни было, приятно ощущать под ногами твердь. Алена села на некачающийся холмик и стянула мокрые носки. Туман царил и здесь, но не был таким глухим и беспросветным. Шагах в тридцати от воды темнели силуэты деревьев и кустов.

Теперь пора разыскать туземцев. Вдоль берега всегда что-то расположено, это факт.

Если только это не необитаемый остров.

На случай такой невезухи лодку надо было привязать. Но чем? Носки не подойдут. И к чему? Пришлось вытащить ее на берег волоком. Памятуя о том, что приливы иногда бывают страшными, Алена постаралась оттащить лодку так далеко от линии прибоя, как только смогла.

Дальше… надо было идти. Но куда — вглубь, повернувшись к морю спиной (если это было море — вода-то почти пресная), или вдоль берега, чтобы не потеряться?

Обозримый участок берега был покрыт белым песком. И Алена решила, что босиком по песку идти логичнее. Она кинула еще один взгляд на прячущуюся за туманом водную даль и зашагала влево.

Идти пришлось долго. Хорошо хоть песок был теплым — правда, непонятно почему. Но касаться его было, пожалуй, даже радостно. Она сто лет не ходила босиком! Только страшно было вдруг наступить босой ногой на шальную змею, поэтому приходилось внимательно сканировать пространство перед собой.

Алена шла и размышляла, что за водоем дышит рядом с ней, как море. Громадное озеро? Водохранилище?

Туман ослабил свои объятия, из белизны временами доносились вскрикивания чаек.

Но вот деревья, прятавшиеся поодаль, стали смелее приближаться к берегу. Ивы и еще какие-то кустарники преградили Алене путь, спускаясь прямо в воду. Продираться через них было бы бессмысленно. Пришлось свернуть.

Еще через сотню шагов под ногами возникла утоптанная тропинка. Приободрившись, Алена пошла живее и вскоре увидела небольшой дом, больше всего похожий на маленькие железнодорожные будки у станционного поселка.

Не удивляясь, Алена вошла в неосвещенный зал.

— Вам чего? Кого? — спросили сверху.

Она запрокинула голову.

— А вы кто?

— Наглёж. Я вас спрашиваю.

Глаза не сразу приспособились к темноте.

— Я не знаю, кого мне, — отвечала Алена со всей возможной учтивостью.

— Вы на экскурсию, что ли? Экскурсий нет!

— Да и я не на экскурсию.

— Нет, а чего вы хотите-то? Что вы тут выискиваете? Как вас пропустили?

— Откуда столько вопросов? — отозвалась в тон Алена.

Под арочным потолком зала сидел (висел?) кто-то, похожий на летучую мышь, — это все, что она могла разглядеть. Говорящая летучая мышь. Огромная говорящая летучая мышь.

— Вы не принадлежите этому миру. Как вас пропустила Привратница? Зачем? Об этом я вас и спрашиваю.

— Значит, сочла нужным, — наобум сказала Алена.

— Изумленью нет предела. Ну ладно, вы за нее не в ответе, ясно. А за себя? Что молчите? Что вам надо-то?

Алена раскрыла рот и снова его закрыла.

Мысль ускользала, как клочья тумана в сгущавшейся вечерней темноте.

— Мне? — пролепетала она.

— Ну не мне же. Я тут на месте. А вы нет.

— Действительно.

Алена определенно чувствовала себя не на месте. Но вот где ее место?

— Ела-пила что? — спросил голос.

— А?

— Ты пила или ела что-то тут?

— Воду пила.

— Какую?

— Морскую. Ну не знаю. Вон ту.

— Понятно, — мрачно сказали сверху.

Зависло тягостное молчание.

— Вы летучая мышь? — ляпнула Алена.

— Я? Ну да. Примерно. А вот ты кто?

— Не помню, — честно призналась девушка.

— Это я уже поняла. Прекрасно, просто прекрасно.

Аленины ноги совсем закоченели на ледяном полу. Опустив глаза, она отметила, что часть плиток черного цвета, а другие — светлые. Выложены они были в шахматном порядке. «Чего и следовало ожидать», — подумала она, но почему так — не могла бы ответить. Стены были белыми, окошек касс не видно.

— Пойду я, — сказала она вслух.

— Куда?

Она пожала плечами. Вышла наружу и села на песок.

Темнело. Где ей предстоит провести ночь?

Алена пересыпала песок из руки в руку и размышляла об амнезии. Разве бывает так, что не помнишь вообще ничего? Она ведь многое помнила. Но что она тут делает и даже как сюда попала — стерлось напрочь.

Шелест гигантских крыльев прозвучал, как порыв ураганного ветра, и летучая мышь опустилась неподалеку.

— Давай сначала, — предложила она. — Это — промежуточный мир. Транзитный, понимаешь?

Алена кивнула. Чего ж тут непонятного.

— Тут никто не живет. Кое-кто работает, как я. Через нас проходят те, кому предстоит родиться в твоем мире, и те, кто из него уже умер.

— Ага.

— Ты не умерла. И родиться не будешь заново. Никаких новых дат до прочерка и после него у меня нет для тебя.

— Какого прочерка? — не поняла Алена.

— Который между датами рождения и смерти на памятнике пишут.

— А, тире…

— Тире. Или прочерка.

— То есть для вас вся жизнь человека — всего лишь прочерк.

Недовольная Мышь зашуршала крыльями.

— Для нас-то ладно. Нам-то что, — проворчала она. — Как мы можем обращать внимание на это? Это ж бесконечный трафик. Ну представь себе оживленное шоссе. Одна полоса туда, одна оттуда. Катите сплошь, плотненько.

Алена содрогнулась.

— Но ты, — внушительно сказало существо, — не катишь. Ты, дорогуша, валишься как снег на голову. Твой срок там еще не кончился, но ты прорвалась сюда. Вопрос — зачем. Ответ твой — не помню. Понимаю, напилась водицы. Давай тогда думать. Ищешь кого-то или преследуешь. Ну, преследуешь вряд ли, если человек уж умер — так умер, чего его добивать. Сам рассыплется. Значит, ищешь.

Алена прислушалась к себе и кивнула.

— Отлично. Маму, папу?

Это Алена помнила.

— Нет, они умерли… раньше.

— Полюбовника?

Девушка хихикнула.

— Нет, этот жив… но в разряде бывших.

— Ребенка? — недоверчиво проговорило существо.

— Да!

Мышь кинула на нее быстрый взгляд.

— Нет, ты не рожала.

Алена качнула головой, потом кивнула.

— Не рожала, — согласилась она, — но… кажется, ребенка. А откуда вы знаете, что я не рожала пока?

Летучая Мышь помолчала.

— Роженицы… приближаются к нашему миру на время, — объяснила она наконец. — Они отсюда достают себе ребенка. Это потом по ним видно. Так же можно сказать и про убийц. И про скорбящих сверх меры. Они тоже заглядывают сюда, но печать получается другая. Ты оплакала мать, но ищешь не ее. Тот, кого ты ищешь… ты не скорбишь по нему.

Алена порылась в памяти.

— Нет.

— Значит, не за умершим сюда подалась, — заключила Мышь. — Всё легче. Их-то не догонишь.

— Вы не видели в последнее время тут никого, кто был бы… как я, не умершим?

— Да кто его знает, ваше «последнее время», — с досадой буркнуло существо. — Нету у нас вашего времени, как ты не понимаешь.

— А вот вы упоминали Привратницу. Может, у нее спросить?

Поразмыслив, Летучая Мышь кивнула.

— Она должна знать, конечно. И почему пропустила вас. Попробую ей звякнуть по корпоративной линии.

— По корпоративной линии?!

Как ни подавлена была Алена, она не удержалась от смешка.

— Ой же ж ты горюшко! — рассердилась Мышь. — Как тебе невдомек — тут нет ничего смешного! Тут нет ничего объективного! Это ты так слышишь! Я не говорю про корпоративные линии! Ты так декодируешь! Я не летучая мышь! Это ты так видишь! Большинство людей так видят, культурный фон, ассоциации, опыт предков, я привыкла. Но ты тоже… сдерживай свое чувство юмора неуместное!

— Простите, — сказала поспешно Алена.

Но ее уже несло.

— Всё в голове — это да, это понятно. Но разрешите подсматривать? — захлебываясь хохотом, продолжала она. — Так интересно, что же я увижу через призму своего восприятия: как летучая мышь тыкает в смартфон крылом? Или вертит когтем диск у старинного таксофона? Или по «мылу» настучите сообщение, а скрытая копия — доклад вышестоящему начальству? Простите, конечно, простите.

— У тебя истерика, — сообщила Летучая Мышь с кислым видом.

— На… ве… наверное.

— Охладись. Иди вон поплавай.

Алена смолкла.

— Как?

— Да как угодно. Тут пока никто больше не объявится. Иди голышом поплавай. Ночью — самое то. Романтика. Ты все же не умерла пока.

— А хуже не будет?

— Хуже, — едко изрекла Летучая Мышь, — уже не будет. Отсюда не умирают. Так что утопнуть тебе будет затруднительно. Плавать умеешь?

Алена кивнула.

— Давай, иди. За буйки не заплывай.

— За буйки?! — прыснула Алена.

— Ой, ну всё! С меня хватит! — вскрикнула вконец раздосадованная Мышь и скрылась в здании «станции».

Глава 3

В школе Федор не слишком преуспел. Об Алене отзывались примерно так же, как ее соседка: англичанка была вежливой, исполнительной, претензий к ней не было. Вот и все.

Когда Федор уже собрался уходить, его окликнула Марина — учительница математики, симпатичная блондинка с длинными, как у русалки, волосами. Она как раз распустила строгий узел и причесывалась у зеркала.

— Вы же на машине? Не подбросите меня? А то я на автобус уже опоздала.

Он надеялся, что она хочет что-то сообщить ему тет-а-тет, но и тогда, когда они сели в автомобиль, Марина продолжала щебетать о чем-то пустом.

— Расскажите мне про Алену, — попросил он математичку. — Она ведь ваша подруга?

Марина, гордая тем, что ее подвозит такой видный мужчина, готова была говорить о чем угодно. Но, похоже, Алена не входила в топ ее любимых тем — да еще при общении с противоположным полом.

— Подруга? — переспросила она, капризно надув губки. — Мне трудно сказать. Если честно, она не то чтобы с кем-то дружила на работе. Если брать школу, то да, мы с ней больше всего общались. Мы близки по возрасту. Обсуждали учеников, — она понизила голос, — старших коллег… Но общих интересов помимо работы у нас не было. Алена скрытная, замкнутая девушка.

— Ее любят дети?

Марина фыркнула.

— В смысле?

— Не знаю, кого любят нынешние школьники… По-моему, они ненавидят всю школу скопом. Конфликтов у нее не было. Кажется. London ведь по-прежнему capital of Great Britain. Какие тут конфликты.

— Хорошо, но есть же не только уроки, но и внеклассные мероприятия. Она сейчас готовила какое-то мероприятие? По «Алисе» Льюиса Кэрролла, не знаете?

Девушка поразмыслила.

— На педсовете упоминали о юбилее… годовщине смерти Шекспира. Шекспира, а не Кэрролла. Вот она и должна была что-то подготовить.

— Алена приняла близко к сердцу исчезновение Лизы.

Он смотрел только на дорогу впереди себя, вроде бы не требуя ответа.

— Мы все очень расстроены, — проговорила Марина, по-видимому, стараясь нащупать подходящую интонацию. — Все так переживаем.

— Она брала в штабе ориентировки для расклейки.

— Мы их расклеили вместе!

Федор поднял брови. Он сам видел, что Алена занималась этим одна — точнее, за компанию с бывалым волонтером отряда под ником Лилия. Сам снарядил их в путь, и поехала Лилия на своей машине. Почему Марина врет? Неужели откуда-то она точно знает, что опровергнуть ее слова уже некому?

— Послушайте, Марина, — сказал он проникновенно, — мне кажется, Алене что-то стало известно об исчезновении Лизы. Она звонила мне и пыталась что-то поведать, но я не выслушал ее. Сейчас корю себя. Когда вы с ней клеили ориентировки, может быть, она что-то говорила вам? У нее были версии? Что она узнала?

Марина как будто испугалась.

— Ничего она мне не говорила. Волновалась за девочку, да. Мы все волнуемся. Но что она могла узнать? От кого? Нет, не думаю, что ей что-то стало известно, Федя.

Поколебавшись, Алена все-таки решила последовать совету Летучей Мыши, точнее, существа, которое она так видела. Стянула джинсы, аккуратно упаковала в рубашку белье, сверху пристроила бусы. Ежась, обнимая себя руками, подошла к кромке воды.

Море оказалось теплым. Хотя днем солнца не было видно, один туман, вода все же как-то сумела нагреться.

Обычно Алена подолгу топталась на мелководье, собираясь с силами, уговаривая себя окунуться. Сейчас же она прошла пару шагов и сразу, толкая себя вперед, с наслаждением поплыла, заскользила, как невиданная рыбина. Плавать без купальника было странно, но естественно. Алена только старалась не терять из виду темный силуэт берега и не удаляться далеко от кучки своей одежды: бродить нагишом по неизвестному миру не входило в ее планы.

Впрочем, она все забыла о своих планах. Сейчас она была наедине с не слишком соленым морем и с бесконечным небом. И ничего ей было не нужно.

Алена перевернулась на спину и легла на воду.

Туман рассеялся. Звезды на небе были точь-в-точь такие же, как в России. Вот тебе и транзитный мир.

Ах нет, это просто она их так декодирует.

Невесть откуда взявшиеся мелкие волны укачивали, успокаивали ее, а звезды казались огромными и близкими, как яблоки, если улечься под яблоней.

Когда младенцы плавают у мамы в чреве, наверное, они чувствуют себя вот так же. Тишина, спокойствие… доверие.

Волшебная амнезия была ни при чем, Алена совершенно честно не могла припомнить, когда после далеких детских лет снова чувствовала бы такое же доверие к миру, когда могла передохнуть и ощутить, что она в безопасности.

«Это сказка, — сказала она себе. — А в сказке… кто-то кого-то всегда хочет съесть. Вот сейчас выйдет Баба Яга, которую мое ушибленное сознание воспринимает как летучую мышь, и съест меня».

Но Алене было слишком хорошо, чтобы в это поверить.

Выбравшись на берег, Алена совершила небольшую пробежку, чтобы высохнуть, и натянула на себя одежду. Как ни странно, после купания она совершенно перестала мерзнуть. Наверное, эта вода обладала волшебным эффектом и при наружном применении, а не только отшибала память. Но думать об этом не хотелось.

Из здания «станции» выглянула обеспокоенная Летучая Мышь.

— Не заблудилась там? Иди-ка сюда.

Алена подошла, и они снова сели рядом на песок.

— Как я тебе уже сказала, — начала Мышь, — наш мир транзитный.

— И его можно представить себе в виде шоссе. Один поток туда, один оттуда.

— Шоссе… хотя скорее мост. Или вот тоннель.

— А там свет?

— Что? Где?

— Ну свет в конце тоннеля?

Летучая Мышь, кажется, растерялась.

— Неважно, — сказала она наконец. — Я не в курсе, что там в конце тоннеля. Это не мое дело. Я тут работаю. Вот прямо здесь. Представь себе опору моста. Или свод тоннеля. За ними надо следить. Я слежу. Это мой участок работы. Понятно?

Алена кивнула. Как раз этот микроскопический фрагмент был, пожалуй, понятен. Если есть тоннель, то кто-то же должен следить, чтобы он не обвалился. А то ни до какого света в его конце не доберешься, засыплет в один прекрасный день.

— Вот. И один поток движется сюда, один отсюда, все верно, но случаются и потеряшки. Как ты, например, и другого сорта тоже.

Тут Алена уже не была уверена… Впрочем, в чем она уверена? Так что она промолчала.

— Времени в вашем понимании у нас тут тоже нет, но обычно ваши считают, что тут обретаются примерно сорок дней. Слышала когда-нибудь о таком периоде?

Алена вновь кивнула. «Сорок дней» почему-то звучало знакомо.

— Дольше здесь нельзя вам. Но безалаберных бродяжек вроде тебя хватает. Что делать с ними?

Мышь как будто бы обращалась к Алене за советом. Но откуда она могла знать ответ, если и о своем собственном прошлом успела позабыть?

— Понять и простить, — пошутила девушка.

Мышь, как ни странно, воодушевилась.

— Понять! Ты зришь в корень, дитя. Понять. Понять вас я категорически не способна. Вы мыслите своеобразными категориями, под которые подгоняете все, за что запнетесь… или что свалится вам на голову. Обязательно только если запнетесь или на голову свалится, ведь то, что просто попадается на глаза, — это бесполезно даже пытаться осознать, как правило, вы мимо этого пролетаете на всех парах. Что, я неправа?

Алена пожала плечами.

— Так вот, есть тут твоя потеряшка-застревашка, за которой ты пришла. Привратница подтвердила.

— Да? — обрадовалась девушка. — Где?

— У нас тут таких собрался целый взвод. Как ты там говорила? «Понять и простить»? Вот тебе этим и придется заняться. Разыскать их будет не проблема, вы все тяготеете к одному и тому же. А там надо будет понять и раскидать по принадлежности, кому куда дорога. Кому туда, а кому и оттуда. По ходу и свою потеряшку найдешь. И себя заодно.

Мышь расправила темно-синие крылья, заслонив ими небо того же оттенка.

— Лети, дитя, — произнесла она тихо. — То есть иди. И смотри не застрянь здесь дольше, чем на сорок дней. Иначе…

Она взмахнула крыльями. Мгновение — и ее уже не было рядом.

Как ни дико было сидеть бок о бок с громадной Летучей Мышью, коротая время за светской беседою, вновь остаться на ночном пляже в полном одиночестве было еще «чудесатее».

— Нет, ну нормально, да? — проговорила Алена вслух. — «Отсюда даже умереть некуда». Так и знала, что будет подвох. Сорок дней — иначе что? Не признаются.

Слово «душа» не прозвучало в этом разговоре, но ей привычнее было размышлять в этих терминах. То есть если душа задерживается в промежуточном мире… Что может с ней произойти? Нечто худшее, чем смерть? Аннигиляция? Полное и безвозвратное уничтожение?

Алену заколотило.

— Не хочу, не буду! — сказала она еще громче. — Да что это такое? Мы так не договаривались!

Ответа не было, лишь только шуршали еле слышно волны, то набегавшие на песок, то отползавшие обратно.

— Это я должна всех собрать, выслушать, понять и разогнать по мирам. А я даже не помню, за кем сюда явилась, — пожаловалась морю Алена.

«Ну явилась же», — возразил внутренний голос. И спорить с ним было невозможно. Он был, как всегда, прав.

— У меня сейчас будет истерика, — предупредила она.

«Не будет».

И верно, истерика случилась перед купанием. Сейчас никакого позыва истерить не наблюдалось.

Что за досада.