Бесплатный фрагмент - Книга ароматов. Доверяй своему носу

Данная книга является художественным изложением личного ольфакторного опыта при знакомстве с ароматами. Автор не является представителем парфюмерного бренда или торговой сети и не несет ответственности за качество и параметры товаров. Данная книга не является рекламным проспектом, не призывает к покупке.

Pineider Classica di Magnolia

Элизабет тихо подошла к приоткрытой двери. Робко заглянула и улыбнулась. Виктор рисовал ее. Та ярко желтая пудра, пришедшая сегодня по почте, была каким-то элементом краски для ее поблескивающих в лучах солнца волос. Радость колкими лучиками расцвела внутри. Она еще разок заглянула в комнату, поймала доносящийся аромат красок и поспешила скрыться, чтобы не мешать. Чуть подпрыгивая Элизабет, забежала в библиотеку, плюхнулась в свое любимое кресло и нежно погладила корешки старых книг. Она перечитала их еще в детстве, когда дед, вернувшись из путешествия, вместо ожидаемых дорогих украшений и редких диковин приволок целый сундук книг. Одна книга была любимой, они читали ее вместе с Виктором, перечитывая уже наверно в сотый раз. Сейчас она лежала рядом с креслом, открытая на странице, где Халима встречает Ингмара в первый раз. Книга пару раз пыталась потерять несколько страниц, но Виктор сходил в букинистический магазин и там посоветовали использовать специальный клей, которым теперь она и пахла. Элизабет закрыла глаза и процитировала по памяти целые абзац, потом услышала, как Виктор вышел из мастерской. Она поспешила на звук и увидела, что он одел кожаную куртку, взял шлем и ищет вечно теряющиеся ключи от байка. Ей стало чуточку грустно. Почему он никогда не брал ее с собой кататься? Всегда сам уезжал неизвестно куда и возвращался не раньше полуночи. Она постояла рядом в прихожей, провожая, потом уткнулась ему в грудь, растворяясь в ароматах краски, кожи, вдохновения и чего-то вечного, необъятного и неописуемого, у этого не было названия, но был запах — запах Мастера.

За окном взревел байк. Элизабет прильнула к окну и проводила взглядом уносящегося любимого. Потом погладила пушистый листик фиалки. Опять он забыл их полить, а ведь обещал, что фиалку-то он потянет из живых существ. Элизабет вспомнила, как однажды Виктор заканчивал картину и несколько дней подряд забывал поесть, пока не упал в обморок прямо в мастерской. Хорошо, что фиалка попалась живучая, даже почти все время цвела огромными темно-синими цветами. Элизабет еще немного побродила по мастерской, а потом, завернувшись в полосатый плед, задремала на маленьком диванчике, на котором обычно спал Виктор в те дни, когда дойти до спальни не было ни желания, ни сил. Ее разбудили голоса. Виктор стоял в мастерской и, сняв с картины накидку, говорил грузному рыжему парню:

— Видишь, я никак не могу поймать ее взгляд, она словно смотрит на кого-то в углу комнаты вместо фотографа, — он указывал не на картину, а на маленькую черно белую выцветшую старинную фотокарточку, прикрепленную к краю холста.

«Ни на кого я не смотрю, просто замечталась», — подумала Элизабет, потягиваясь.

— А другие фотографии у тебя есть? — спросил рыжий гость.

— Другие есть, целый альбом, квартиру вообще продавали со всеми вещами прошлых хозяев, но она только на этой, — Виктор бережно погладил край фото, на котором каллиграфическим почерком было выведено — Элизабет.

Ноты аромата: художественная краска, ткань, древесная стружка, старая бумага, книжный клей для корешков книг, мягкая кожа, лист фиалки, лист магнолии, старое дерево, настоящее искусство.

1889 Moulin Rouge Histoires de Parfums

Он сидел в полупустой комнате. Грязно-серые цементные стены скрадывали и без того маленькое пространство. Пахло папье-маше, пылью и грубой ветошью. Он немного поерзал на скрипучем, практически развалившемся стуле, потом вынул из старого кожаного портфеля изрядно помятую и чуть пожелтевшую стопку бумаги, положил на стол и разгладил края. Достав из кармана ручку, он грациозным жестом занес ее над верхним листом и замер. Посидев в этой позе пару минут, он начал постукивать себя по носу кончиком ручки. Еще через несколько минут он развернулся, закинул ногу на ногу, чем выдавил из стула жалобный, надрывный скрип. Окончательно впадая в задумчивость, он стал грызть колпачок ручки. Колпачок пах пластиком и уже скоро превратился в изрядно пожеванный загнутый хвост. Он встал, бросив ручку на стопку бумаг. Подошел к маленькому буфету в углу комнаты и щелкнул кнопкой чайника. Покопался на полке, достал пустую пачку от чая. Заглянул в нее два раза и оба раза она осталась пустой. Он вернулся к поискам и извлек из шкафа лекарственный сбор трав. Нюхнул, скривился, кинул один пакетик в чашку и залил кипятком. Принюхался и удовлетворенно кивнул сам себе. Вернулся к столу, но не стал садиться. Он медленно пил травяной отвар, наблюдая, как кружится вокруг свисающей с потолка лампочки ночная бабочка. Допив, он убрал бумагу обратно в портфель, переоделся в пижаму и лег спать, расстелив на полу извлеченный из нижнего ящика буфета матрас. Лампа погасла, и воцарилась полная темнота, в которой, прорезая воздух, оживали робкие, а дальше нарастающие аплодисменты.

Зажегся свет. Некоторые зрители поспешили к сцене с цветами. Актер вышел на прощальный поклон, а после поздравлений ушел за кулисы.

— Вовочка, ты как всегда божественно великолепен! — постукала его по плечу черезчур напудренная пожилая дама в необъятном бесформенном красном нечто.

— Спасибо Виолетта Эммануиловна, — поблагодарил актер и, грациозно поклонившись, поцеловал ее руку.

Он зашел в свою гримерку снял серо-коричневую искусственно потертую пижаму. Вытер с лица грим, делающий его уставшим и печальным. Улыбнулся своему отражению и, одевшись, поспешил из театра. На входе красовалась афиша спектакля «Никто». Он не без гордости посмотрел на свою фамилию и отправился в кальянную. После пары спокойных, полных сладкого дыма и умиротворения часов он добрался домой. Привычно преодолел несколько лестничных пролетов в темноте, потому что лампочка в подъезде не приживалась. На ощупь вставил ключ, щелкнул замком и с каким-то нескрываемым блаженством закрыл за собой дверь. Включил свет, прошел, не разуваясь, в единственную комнату, пару минут постоял у окна, смотря в свое отражение, а потом, скинув туфли, лег на скрипнувший диван и почти мгновенно уснул. Серые, не отштукатуренные стены молча взирали на своего хозяина. Ночной мотылек бился об свисающую с потолка лампу.

Бородач удобнее укутался в бархатный халат, перелистнул назад страницу, озаглавил написанное «Никто» и закрыл пурпурный кожаный блокнот. Оглядевшись, обнаружил на краю письменного стола его любимый чай с розовым вареньем и пиалу с мороженным, присыпанным шоколадной стружкой. За дверью кабинета скрипнул пол. Бородач улыбнулся. Вечером он снова планировал немного побурчать на жену, чтобы та не заходила в кабинет, пока он работает, но ясно понимал, что это не возымеет никакого действия. Когда как починка поскрипывающего куска паркета вещь безотлагательная.

Ноты аромата: горькие травы, полынь, каменная пыль, пластик, клей, бумага, ветошь, влажная пудра, лакированное старое дерево, кальян, травяной дым, сладкий час с лепестками роз, шоколад, карамель, нуга, ликер, ванильное мороженое, фрукт с кислинкой.

Carner Barcelona Cuirs

Лион достал из одного из карманов кожаных рабочих штанов анализатор заряда. Подключил его к турбинам и удовлетворенно хмыкнул. Потом постучал пальцем по экрану маршрутизатора, маршрутизатор сбоил. Сбоил уже полгода. Лион летал на свой страх и риск оказаться неизвестно где. Одно успокаивало, что летал он на грузовом аэростате, из чего следовало, что пострадать за его халатность, может только он сам. Лион вновь пообещал себе купить новый маршрутизатор, как только получит расчет за доставку груза, который уже лежал в тех отсеках.

Лион задраил входной люк. Сел в кресло пилота и обратил внимание, что его жилет испачкан в мазуте. «Где оно все время берется», — думал он, — «ведь ничего не течет». Набрав маршрут межпространственного прыжка, Лион надавил на рычаг старта. Дирижабль завибрировал, поднялся в воздух и пошел на разгон. Лион откинулся в кресле и приготовился к прыжку, отсчитывая в уме от десяти до нуля. На единице раздался резкий щелчок, а потом наступил переход. Для многих людей он длится не меньше получаса по субъективным ощущениям. Они, словно замерев, смотрят в постоянно меняющееся черное месиво. Для Лиона это всегда была лишь вспышка ярко-черного света, хотя каким образом свет может быть черным, он не понимал, но другого описания придумать не мог.

Вместо пространственного аэродрома перед взором Лиона предстал густой лес. Аэростат пошел на автоматическое снижение, и пока Лион, замерев, всматривался в необычную картину, времени на ручное торможение не осталось. Дирижабль на полной скорости вошел в заросли высоких сосен. Лиона ударило лицом о приборную панель, в голове все закружилось, и опустилась темнота. Запах металла, протекающей приборной смазки и еловых ветвей — первое что почувствовал пришедший в себя Лион. Огромная ветка дерева разбила смотровое стекло и немного повредила панель управления. Лион потыкал пальцем в панель маршрутизатора. Она не отвечала. Ну вот это и случилось, нельзя вечно летать с неисправными приборами. Лион выбрался из кабины, осмотрел дирижабль, и удивился, насколько хорошо тот пережил аварийное приземление. Вокруг простирался сосновый лес. Ярко оранжевые стволы устремляли свои зеленые колючие шапки высоко в небо. Пахло хвоей и подтекающим из турбины мазутом. Лион посмотрел по сторонам и, выбрав одну, пошел вперед. Вряд ли маршрутизатор ошибся больше, чем на десять километров. Спустя два часа Лион начал сомневаться в правильности выбранного направления. Он устало прислонился к стволу дерева и закрыл глаза. По сути ничего страшного не случилось, груз цел, он рано или поздно добредет до аэродрома и все разрешится. Лион пошел дальше, отдирая от кожаной перчатки налипшую смолу. В этот момент он ударился о некое препятствие. Пошатнувшись, больше от неожиданности, чем от удара, Лион остановился. Протянул руку вперед и нащупал гладкую невидимую стену. Что за черт? Лион обоими руками ощупал преграду. Она проходила от земли и уходила куда-то высоко вверх. За ней был такой же лес, по которому только что шел Лион. Ощупывая прозрачную стену, Лион пошел вдоль нее. Через час пути он сильно устал и сел на землю. Он уже понял, где оказался, но просто не хотел в это верить. Дубль- пространственное искажение. Отброс, образованный межпространственным переходом. Когда Эдуард Дрот создал пространственный сшиватель, человечество открыло бескрайнюю Вселенную, по которой можно путешествовать, лишь снабдив аэростат несколькими приборами. И тогда никто не задумывался, как это происходит. Сам Эдуард Дрот, уже в старости, после многочисленных исследований опубликовал теорию «выброшенной реальности». Суть сводилась к тому, что когда сшиватель протыкал «дыру» в конечном пространстве перехода, он вырезал кусок пространственной материи. Но эта материя никуда не исчезала, а зависала, образовывая новое недопространство, обрывочное, болтающееся непонятно где. Теория «выброшенной реальности» не нашла подтверждения, и о ней быстро забыли. Просто потому, что никто не возвращался из этих выкроенных обрезков материи, кружилась мысль в голове Лиона, когда-то с увлечением читавшем работы Дрота. Немного поблуждав, он вернулся к ночи к дирижаблю. Безумно хотелось пить, но из доступных жидкостей был лишь мазут. Сидя в полусне, Лион мечтал о воде. В левом ботинке похолодало, потом ощутимо намокло. Лион открыл глаза и увидел маленький ручеек, на котором лежала его нога. Он рухнул лицом в землю и стал пить. Напившись, он весело подумал, что теперь бы волшебному джину неплохо бы предложить хороший ужин путнику. Например, круто прожаренный стейк. Мысль его была настолько чистой и веселой, что когда глаза нашли на траве жаренный стейк, Лион сначала громко расхохотался и только потом, осторожно потыкав его пальцем, съел. Ему не хотелось анализировать происходящее, и он просто уснул, забравшись в кабину.

Утром, сопоставив вчерашнее, Лион испугался так сильно, что пытался запретить себе думать. Это привело к появлению в кабине нескольких коробок его любимых носков и десятков кружек с терпким алкогелем, который пили во всех аэропортах особо бравые пилоты. Лион выпил одну кружку геля, чтобы унять нервный мандраж, гель отвратительно пах топливом, слитым с отработанных турбин. Надо отсюда убираться, пронеслась здравая за все утро мысль. Лион разобрал маршрутизатор и обнаружил, что трехволновой модулятор пространства сгорел от перегрева. Лион сел в кресло пилота и стал усиленно думать о модуляторе, представлял, как он выглядит, вспоминал принцип его работы. Ничего не появлялось. Лион несколько раз вслух сказал «трехволновой модулятор пространства». Безрезультатно. Лион вышел из кабины и долго кричал в лесу эти желанные три слова. Потом он поел, обзавелся удобным диваном, любимой книгой, еще несколько раз попробовал «призвать» модулятор и лег спать.

Неделя принесла с собой много новых открытий. Лион понял, что призыву поддается все, кроме вещей, способных починить приборы пространственного перехода. Словно материя этого мира отказывалась впускать эту идею, благодаря которой появилась, в свое пространство. Еще пару недель Лион просто сидел рядом с дирижаблем и смотрел в глубину леса, прося лишь немного еды и воды.

Потом пришло Утро. Лион вышел из кабины и побрел вперед, не имея никакой цели, намерений и мыслей. Через несколько часов он понял, что невидимая стена, окружающая вырванный кусок материи, осталась далеко позади, он преодолел ее, не заметив. Эта мысль пробудила в нем восторг, и, несмотря на усталость, он побежал. Сумерки нарастали, а Лион уже выбежал из леса, но продолжал бежать. Взгляд стал выхватывать вдали огни похожие на костры. Собрав последние силы, Лион добежал до них и обнаружил небольшое поселение людей. Он упал на землю и начал что-то повторять в бреду.

Лион проснулся. Выбравшись из спального кокона, парившего в воздухе, он призвал завтрак. Хрустя фруктовой гренкой, он вспоминал свой сон. Ну и бредятина же приснится порой! Лион спустился из жилой башни, сел в транспортный шар и полетел на техническое совещание. Пролетая мимо огромной статуи дирижабля, символизирующего волшебную колесницу бога Лиона, даровавшего всем чудо сотворяющего призыва, Лион машинально произнес древние слова молитвы, смысл которых был утрачен много тысячелетий назад: «трехволновой модулятор пространства».

Ноты: полевые цветы, мазут, кожа, пыль, металл, хвоя, хвойная смола, древесина, кора.

Carner Barcelona Palo Santo

— Что-то мне дурно, Сережа.

— Соберись, нам нужен этот контракт!

— Я щас сдохну, может, продолжим, когда кондиционер починят?

— Заткнись и улыбайся!

Они сидели в конференц-зале три часа, из которых уже два — без кондиционера. Когда кондер сломался, организаторы предложили перенести встречу, но Сергей заподозрил, что сделка может сорваться и, лихо открыв окно, сказал, что продолжим так. Окно он потом быстро закрыл, когда понял свою ошибку, но к тому моменту все в комнате покрылось песком.

Я стряхнула бумаги и, оскалив зубы, принялась просматривать условия сделки. Но запах сидящего рядом Алима вызывал головную боль и периодически накатывающие волны тошноты. Алим был олицетворением всего, что я не любила в восточных мужчинах: узкая бородка, снисходительно-покровительственный взгляд и дурманящий запах кальяна, словно он курит его прямо сейчас.

Жара становилась невыносимой. Я попросила принести еще воды. Однако Алим жестом отпустил обслуживающий персонал и сказал что-то плохо переводимое, из которого я поняла, что он приготовит семейный напиток.

Через пять минут он принес мне маленькую чашечку с коричневым содержимым, которое я приняла за кофе, но, поднеся ближе поняла, что ошиблась. Пахло гадко, растворимым шоколадом с вишневым ароматизатором. Я хотела поставить чашку, но поймала ожидающий взгляд Алима. «Чтоб вас всех, с вашим контрактом, жарой и смрадом!», — думала я, залпом опрокидывая в себя содержимое чашки. Мысль эта была яркой, красочной и последней, потом, словно выключили тумблер.

— Вставай! Пора просыпаться, — говорил кто-то, тряся меня за плечо.

Я открыла глаза, вокруг было темно, слабый свет пробивался сквозь маленькое окно в каменной стене. Я сфокусировала взгляд на разбудившем. Это была старая низенькая женщина в чадре.

— Где я?

— Дома. Это теперь твой дом. Алим — твой муж. Ты будешь шить, — сказала она и рукой указала на свернутые тюки ткани.

— Я юрист, я из другой страны, меня похитили, — в ужасе начала рассказывать я.

— Алим тебя купил у, — она помолчала и добавила, — Сереж.

— Сергей не мог меня продать, я ему не принадлежу, людей нельзя продавать! — кричала я.

Женщина не слушала.

— Шить, — сказала она, вышла и заперла за собой дверь.

В бессилии я упала на пыльные тюки ткани, источающие запах пачули.

Ноты: арахис, перезревшие фрукты, пыль, бумага, парфюмерный шоколад, табак, кальян вишневый, пачули, коньяк.

Attar Collection Musk Kashmir

Сиэль парила у своего рабочего стола. Сегодня ей должны были вручить новую книгу судьбы.

— Кто это будет? — с самого утра гадала она.

Ей хотелось получить в подопечные маленькую девочку, с пепельно белыми кудряшками в розовом комбинезончике с голубыми бездонными глазами и редким необычным талантом. Сиэль будет присматривать за ней и направлять по самым интересным путям жизни. Она зажмурилась, пытаясь всем сердцем передать свое желание вселенной. Послышалось — «бум». Сиэль открыла глаза. На столе обнаружилась новенькая еще в белых парах Чащи Создания книга судьбы светло бежевого цвета. Радость закружила Сиэль в воздухе. Остановившись, она легонько прикоснулась к книге. Книга была теплой и чуточку шершавой.

— Какая необычная, — подумала Сиэль, — и это сто процентов девочка.

Сиэль блаженно улыбнулась и открыла первую страницу книги. Она источала еле уловимый аромат кислой, только что срезанной, веточки дерева. И… оказалось пустой. Сиэль накрутила на палец упавший на лицо снежно-белый локон. Так конечно бывает, припомнила она, когда передают книгу от одного хранителя другому. Вот только пары только что созданной судьбы не вписывались в картину. Полностью переписанная судьба после клинической смерти, вот что это, крайне редкий случай, поняла Сиэль.

— Со мной тебе будет хорошо, — сказала вслух Сиэль и нежно прижала книгу к груди.

Потом вновь открыла и перелистнула страницу. Перечитала содержимое два раза и присела на пуфик. В книге вместо ожидаемой маленькой девочки, да пускай даже мальчика, значился кот белый, британский короткошерстный по кличке «Дуся». Дуся, несмотря на свою кличку, был мальчиком. Глухим, слепым на один глаз и хромым на заднюю левую лапу. Еще Дуся, судя по книге, умер уже восемь раз. Оказалась, что девять жизней — это совсем не легенда, а пересоздание книги судьбы.

Сиэль начала метаться от одной стены кабинета к другой. Налицо была ошибка. Животными занимаются другие, специально обученные этому, хранители. Но Сиэль уже чувствовала и видела Дусю. К ней протянулась тончайшая серебристая связь между их душами. Дуся, перемазанный грязью, смешно виляя задом, шагал по мокрой крыше.

— Нет, нет, нет, я не могу, — сказала себе Сиэль и послала открытую мысль главному хранителю.

Главный хранитель молчал.

Тем временем Дуся подошел к краю и приготовился к прыжку на соседнюю крышу. Сиэль сразу поняла, что хромая лапа не даст ему приземлиться на крышу, и прыжок закончится падением с высокого здания. Возможно последним, окончательно последним в жизнях Дуси.

Сиэль вздохнула и послала огромную каплю дождя на нос Дуси. Дуся встрепенулся, недовольно фыркнул и развернулся обратно. А в книге появилась первая запись личного ангела хранителя Дуси. Запись состояла из кривых каракулей мокрой грязью и сильно пахла весенним дождем.

— Привет Белка, — отозвался главный хранитель, назвав Сиэль ее девичьей кличкой.

— Чего ты так долго? Теперь уже ничего не изменить. Я создала первую запись в книге, — растерянно думала в эфир Сиэль.

— А зачем что-то менять? — ответил главный хранитель.

И Сиэль почувствовала, что он улыбается.

— Ты специально? Кота? Мое имя выпало в лотерее розыгрышей? Это только начало? — генерировала мысли Сиэль.

— В лотерее «повезло» Киме, но я тебе этого не говорил, а котик для тебя сам выбирал, — со всей серьезностью передал главный хранитель.

— Но почему? — совсем запуталась Сиэль.

— Ты давно хотела крайне необычную судьбу, чтобы и таланты, и всеми любимый, и в тоже время бескомпромиссный вздорный характер, и муза-вдохновитель, спаситель душ. Ну, ты помнишь, у тебя там был длиннющий список качеств, вот я нашел, наслаждайся, — ответил главный хранитель.

— Это же кот, — не сдавалась Сиэль.

— Да, но с такой судьбой, что половина человечества может ему только позавидовать, и ты его уже любишь, я чувствую, — объяснил главный хранитель.

— Люблю, — призналась сама себе Сиэль, отвлекая Дусю полетом несуществующей птички от похода через оживленную дорожную магистраль.

— Я позже загляну к тебе — добавил главный хранитель.

Сиэль взяла шершавую книгу, вылетела в сад, по земле которого плыли белые клубы тумана. В центре сада из невысоких извилистых деревьев с длинными, покрытыми белым пухом листьями, возвышалось одно высокое с нежно-зелеными гладкими и блестящими листьями. Сиэль подлетела к нему. Долго копалась в листьях и нашла единственную темно-синюю ягодку. Осторожно сорвала ее и, понюхав, быстро проглотила.

Слякоть и какая-то зелень ударила в нос, резко навалилась тяжесть тела, Сиэль с трудом переставила плотные материальные ноги, которые со всей силы притягивала Земля. Взглянула на себя в витрину магазина, с которой на нее смотрела уставшая учительница с огромной книгой в руках. Ну и прикид. Сиэль потащилась в подворотню, где сидел ее подопечный.

— Привет родной, я пришла устроить твою жизнь, — сказала Сиэль, обращаясь к Дусе.

Дуся посмотрел на нее холодным голубым глазом, пошевелил усами, словно улыбаясь, а потом запрыгнул в открытую форточку.

— Мама, мама смотри какая у меня кошечка, — раздался звонкий девчачий голос.

Сиэль осторожно заглянула в окно. В комнате сидела маленькая девочка с белыми кудряшками, ярко голубыми глазами, а за ее спиной красовалась недорисованная картина, а на коленях сидел кот. В комнату зашла мама.

— Можно она останется у нас? — тихо спросила девочка, — я ее уже назвала, — хитро улыбнулась она.

Мама печально поглядела на запачканного кота, потом на дочку. И улыбнувшись, сказала

— Конечно можно, раз назвала.

— Познакомься, это Дуся, — радостно объявила девочка.

И только теперь Сиэль заметила, что девочка сидит в инвалидном кресле. Девочка нежно обняла Дусю, потом всмотрелась в его зрячий глаз и сказала:

— А теперь мы нарисуем тебя.

Все было правильно, Сиэль растворялась, превращаясь в клубящийся дым. Ей поручили опекать крайне редкое явление — сплетенные судьбы.

Ноты: кислый деревянный спил, бумага, картон, дождевая вода, земля вперемешку с дождевой водой, нежные зеленый листья, кислая темная ягода, пух, влажные пары, пряный табачный дым.

Attar Collection The Queen of Sheba

Ночь перешла за грань тьмы. Аза открыла дверь маленького придорожного кафе, над которой, чуть подмигивая, потрескивала неоновая вывеска «Синяя слива». Кинула небольшую дорожную сумку на кожаный красный диванчик и, покопавшись в маленьком меню, сделала заказ.

Аза молча смотрела в бархатную, сгущающуюся темноту за окном, ковыряя ложкой чернослив со сливками. Чашка ванильного капучино стояла нетронутой. Всё, решилась, она отправляется в путь, даже не так, в Путь с большой буквы. Где-то за стойкой бара, еле слышно, тикал таймер на духовке, в которой пекся вишневый пирог. Откуда она это знает? Всё, это всё не важно, главное я тут, и путь мой уже начался. Сейчас приедет автобус, она рефлекторно потянулась к внутреннему карману кожаной куртки и проверила посадочный билет. Билет был на месте.

За окном проскрежетали тормоза рейсового автобуса. Аза оставила на столе деньги и, прихватив сумку, вышла.

За лобовым стеклом автобуса стояла подсвеченная табличка « В НИКУДА». Аза взглянула на нее и направилась к открывшейся двери, у которой уже столпились пассажиры. Какой-то плюгавый мужичок пытался втащить в салон три огромных старых чемодана. Собравшиеся молча взирали на его попытки, пока тот не плюнул и не выкинул их на обочину дороги. Аза стала в конце очереди и вынула из кармана билет.

Тем временем в кафе дородная тетка ловко достала из духовки ароматный вишневый пирог. Поймала его дух, удовлетворенно улыбнулась и запаковала в коробку. Налила бокал красного сухого вина, поставила его на стойку, села у кассы, взяла недовязанный желтый шарф и быстро замельтешила спицами.

За окном зашумел двигатель отправляющегося автобуса. Автобус смачно плюнул на прощанье из выхлопной трубы и скрылся из виду. Когда сизые завитки дыма рассеялись, из тьмы стал вырисовываться силуэт Азы, одиноко стоящей на остановке.

Аза вернулась в кафе. Постояла у стойки. Потом поставила на нее свою дорожную сумку.

— Я оставлю, — тихо сказала Аза.

— Оставляй, милая, — отозвалась хозяйка кафе.

Аза смотрела на порхающие спицы. Потом залпом осушила бокал вина, чуть поморщившись от нахлынувшей терпкости.

— Пирог не забудь, — кивком указала на коробку хозяйка.

Аза взяла пирог и пошла домой.

— Мама, мама пришла, — галдели выбежавшие в прихожую две близняшки лет шести.

— Привет, — выглянул из своей комнаты старший сын.

— Здравствуй, родная, — поцеловал ее в щеку проходящий мимо муж.

Он отхлебнул из огромной кружки ароматный чифирь.

— Я уложил малую, — сказал он и пошел в зал.

Аза направилась на кухню, где у раковины копошилась старшая дочь, моя посуду после ужина.

— Будешь пирог? — спросила Аза.

— Какой?

— Твой любимый, с целыми вишнями.

Аза налила себе пол чашки узвара, заглянула к сыну в комнату. Он рисовал свой новый комикс, она тихо прикрыла дверь. Взяв из шкафа последнюю книжку любимого девчонками цикла «Я надену платье цвета ночи» Пратчетта, Аза пошла в их спальню. Тихо потрескивала лампочка под желтым абажуром старого ночника, Аза читала, девочки крепко спали, а сказка все не заканчивалась.

Ноты: темные сливы, чернослив, сливки, ванильный капучино, медовая сладость, вишневая веточка, сухая вишневая косточка, дым, сдоба, чифирь, узвар, заварной сливочный крем, сказки.

L`Artisan Parfumeur Mon Numero 10

— Почки хмеля, мертвящий корень, двадцать капель анисового масла, порошок черной полыни, — бубнила себе под нос Сенечка, складывая ингредиенты в большую медную миску и поглядывая в раскрытую книжечку.

Об ноги начала тереться огромная черная кошка.

— Уйди, Собака! — отпихивая ее, сказала Сенечка, и продолжила.

— Женьшень, кровь… — и тут она запнулась.

Сенечка лихорадочно начала шарить руками по разложенным составляющим зелья.

— Кровь, кровь, где же кровь? — почти кричала она.

Я договорилась с клиенткой, та отдала мне в руки пузырек с кровью, я его открыла, понюхала, закрыла… и оставила на ее столе, вспомнила Сенечка. «Серьезные ведьмы не допускают таких промахов», — звучал в голове строгий бабушкин голос.

Тем временем Собака запрыгнула на стол и начала лакать из церемониальной чаши.

— Вот же собака! — выругалась Сенечка, хватая кошку за шкирку.

В этот момент в дверь постучали.

— Тьфу ты черт! Кого там еще принесло? — негодовала Сенечка.

Она отпустила кошку и пошла открывать. На пороге стояла заказчица зелья. Сенечка сразу приняла отрешенный, загадочный вид.

— Вы пришли рано! — томно протянула жрица Есения.

— Прошу прощения, — оправдывалась заказчица.

— Я вижу, что судьба ведет вас! — высокопарно продолжила жрица, стоя в дверях.

В комнате послышался грохот, в котором Сенечка сразу угадала звук падающей чаши, и мысленно распрощалась с испорченными ингредиентами. Ядовитый, сладковатый травяно-масляный запах, быстро заполнил прихожую, подтверждая догадку. Гостье было интересно, что случилось, и она заглянула за плечо Сенечки, но поняв, что жрица не собирается отходить, отпрянула. В прихожую вышла Собака. По мокрой морде которой сразу можно было проследить судьбу зелья.

— Ой, какая красивая кошечка! — сказала гостья и потянулась к Собаке.

В этот момент Собака упала замертво. Гостья в ужасе отдернула руку.

— Смертельные зелья я всегда тестирую, — произнесла жрица Есения, и добавила — девять жизней, что ей станется.

Сенечка отступила и жестом пригласила гостью в комнату. Ошеломленная дама быстро проскочила, стараясь не смотреть на кошку. Сенечка незаметно потыкала Собаку носком ноги, та пошевелила лапами, от сердца отлегло.

— Надеюсь, вы взяли с собой кровь? — спросила Есения.

— Конечно, я увидела, что вы ее забыли и, — начала гостья.

— Не забыла, а оставила до времени, когда сама вселенная приведет вас вновь ко мне, — сказала жрица Есения.

— Конечно, оставили, — согласилась заказчица и вынула из сумки пузырек.

Сенечка подняла миску с пола, снова наполнила ее рецептом зелья, и, громко выкрикивая абракадабры устрашающих, но несуществующих слов, влила в смесь кровь. Перелив полученное в затемненную банку, жрица вручила заказчице зелье. Та трясущимися руками приняла банку.

— Хлеб! — громко произнесла жрица Есения.

Заказчица вздрогнула и, придя в себя, отдала принесенный с собой пакет.

— Я сама пекла, с травами, корицей, — говорила заказчица.

— Я не ем хлеб, но уважаю обычаи предков, — принимая пакет, сказала жрица Есения, потом небрежно добавила, — деньги положите в красную шкатулку у выхода, прощайте.

Хлопнула крышка шкатулки, а потом дверь. Сенечка пошла в прихожую и подняла валяющуюся там кошку, отнесла ее на кровать и погладила. Кошка крепко спала, и немного подергивала лапами во сне.

Зазвонил мобильник.

Сенечка взглянула на входящий номер.

— Жрица Есения слушает.

— Не знаю, как сказать, но мне кажется, зелье разжигающее страсть, не сработало, — донесся из трубки тоненький женский голос.

— Этого не может быть, это обряды великих токари, они не дают сбоев, — сказала Сенечка, лихорадочно листая свою книгу зелий, — скажите, что произошло?

— Да в сущности ничего. Сначала мы сидели, пили шампанское, он спросил, где спальня, я обрадовалась, и мы пошли туда, а дальше он лег на кровать и уснул, и спит уже часов пять.

— Все нормально. Энергии вселенной нужно время, чтобы накопить в нем огромный любовный потенциал. Ждите пробуждения.

Сенечка нашла страницу, на которой был наклеен розовый стикер с надписью «заибей», отклеила его и обнаружила под ним остатки расплывшейся надписи «дохлый сон». Она нашла страницу, по которой только сделала заказ, отклеила от нее стикер, на котором было написано «спать» и приклеила вместо него розовый. Сенечка не верила в провидение, однако вся ее жизнь была очень ярким свидетельством того, что оно существует. Она достала из пакета еще теплую булку и начала есть, хрустя корочкой.

Ноты: камфара, полынь, шалфей, масло аниса, сухие горькие травы, хмель, корица, смола, амбра, гвоздика (пряность), булочка, ваниль.

Serge Lutens Louve

Черные мохнатые лапы мягко пружинят от земли. Прыжок, еще один, и она догнала стаю, быстро пробежала вдоль, принюхиваясь к каждому. Все было в порядке. Она пошла впереди, выхватывая взглядом далеко вдали маленький белый штрих на кончике хвоста своего вожака. Вожак остановился. Что-то случилось. Она завернула стаю и стала ждать.

Оглушающий, разрывающий барабанные перепонки, дикий, невыносимый звон раздался со всех сторон. Она припала к земле. Влага ударила в нос. Перед глазами все плыло и теряло четкость. Звук нарастал.

Вера, кряхтя дотянулась до тумбочки, где лежал мобильник, и отключила сигнал будильника. Надо поменять мелодию, этот адский бой невыносим. Но спустя минуту она уже забыла о своих планах, как и много дней до этого. Воспоминания нахлынули, заполняя разум. Снова волки. Сны вернулись, несмотря на прописанные ее лечащим врачом дорогущие пилюли. Ну, неужели нельзя видеть во сне, как все — работу, фильмы, любовников или другую безвредную чушь. Она же видела волков. И проблема крылась не в самих снах, ничего плохо в них не было. Но вот после них, приходило осознание того, что она и есть волк. Что именно там — она настоящая. И той черной, косматой волчице иногда снится что она — странная человеческая женщина с глупой судьбой.

Вера вышла в ванну. По пути обнаружив, что в кухне сидит Сергей. Вот зачем я дала ему ключ? Одно радовало — хоть не разбудил. Умывшись, Вера зашла в кухню, включила кофеварку и села за стол.

— Чего тебе? — зевая, спросила она.

— Просто зашел, — ответил Сергей.

— Просто, — протянула Вера.

— А ты питаешься цианидом? — спросил Сергей, принюхиваясь к оставленной с вечера кружке.

— Чего? — не понимая, уточнила Вера.

— Едкий запах миндаля, так пахнет цианид, — объяснил любитель детективных романов.

— Компот это из вишни, мама от бабушки привезла несколько банок, — прояснила историю содержимого кружки Вера, — Кофе будешь?

Они пили кофе.

— У меня на завтра билеты на концерт, — начал Сергей.

— Рок?

— Там разные группы будут, но в основном рок.

— Сам иди.

— Потом можно в кафе зайти, а еще у меня новый монитор, фильмы смотреть просто шикарно, можем ко мне.

Вера вздохнула. Ее уже сильно утомили попытки Сергея перевести их давнюю, с самого детского сада, дружбу в роман. Вера не хотела заводить с ним роман, о чем много раз подробно объяснила, но и терять своего, пожалуй единственного, друга тоже не собиралась. Сергей не хотел понимать, принимал все за кокетство. Он ей не нравился, как мужчина, весь такой помятый, как побитая собака, не было в нем силы, дерзости, красоты. Она видела рядом с собой другого — матерого, ведущего за собой, уверенного мужика, перед которым опускают взгляд слабые.

— Раз пришел, отвезешь на работу, — сменила тему Вера.

Вера быстро собралась и села в машину.

— У тебя духи тоже вишневые, — сказал Сергей, выруливая из двора.

— Почему тоже? — все еще витая где-то между сном и явью, не понимала Вера.

— Ну, компот на кухне — вишня, духи — вишня, — пояснил Сергей.

— Я их из-за названия купила, — сказала Вера, понимая, что следующим подарком от Сергея будет что-то вишневое.

Звонкие детские крики, наставления спешащих на работу мам, объятия, поцелуи, путь галдящей стайки на зарядку. Вера обожала свою работу воспитателя, гордилась ей и считала призванием. А взамен получала любовь своих подопечных, ту чистую, еще неиспорченную воспитанием, нормами, и игрой в роли. День пронесся незаметно.

Тихий кабинет, серое, коричневое. До ужаса удобное кресло. Она вновь была на приеме у своего психолога. Может, я из-за кресла сюда хожу, промелькнула подлая мысль. Надо купить такое домой, вдруг и сюда больше не захочу, всяк дешевле выйдет.

— Какие успехи? — спросил Федор Петрович, поправляя вечно сползающие очки.

— Сны вернулись.

— Подробнее. Такие же? Яркие? Какие мысли после пробуждения?

— Точно также, как и было до приема лекарств. То есть снов не было месяц, а сейчас уже пять дней все, как раньше.

— Лекарство оставляем, месяц это тоже результат, пока что самый плодотворный. Однако, хочу порекомендовать вам добавить еще один сеанс в неделю, проблема психологического характера, и работать с ней надо на сеансах, как ни печально, но волшебных таблеток пока не изобрели.

— Хорошо.

— Я уже много раз говорил и повторюсь. Волчица — это архитип. Архитип, с которым вы ассоциируете свое я. Бесстрашная защитница, оберегающая щенков своей стаи. В этом нет ничего плохого. Просто не надо накручивать себе того, чего нет. Ножки на подушечку, садимся удобненько и поехали.

Вера поерзала в кресле и, внимая словам Федора Петровича, погрузилась в гипнотический сон.

Как только дыхание Веры стало глубоким и ровным, Федор Петрович достал из ящика письменного стола странную измерительную линейку. И скрупулёзно измерил расстояния нескольких костей на ступнях Веры, записал их в свой блокнот и набрал номер на мобильном.

— Фуфло твои пилюли, — выпалил он сходу, как только абонент вышел на связь.

— Сразу говорил, не всем помогает, — донеслось в ответ.

— У нее кости мутируют, еще полгода максимум, и первые признаки обращения будут происходить уже в сознательном состоянии, — выпалил Федор Петрович.

— Ну как начнется, привезешь, — безразлично ответили в телефоне.

— У нее еще есть шанс, — зло сказал Федор Петрович.

— Ты так про всех говорил, увеличь дозу, вдвое, нет в полтора раза.

— За нее я буду бороться до конца, она не потеряет нормальную жизнь.

— У меня тоже хорошо — лес, природа, ладно бывай, — сказал собеседник и отключился.

Федор Петрович посидел в кресле, потом убрал странную линейку и начал будить Веру.

— Просыпаемся, милая. Вы сегодня молодец, хорошо поработали. Запишу вас на среду в ваше обычное время.

Вера пришла домой, сварила пачку пельменей, выковыряла их них мясо и, завалившись на диван, до ночи смотрела какой-то нескончаемый сериал.

Она уткнулась носом в их спины. Их ровное тихое дыхание было самым прекрасным в мире звуком. Они еще сильно пахли ею, немного им, и конечно, собой. Их нежная, еще очень пушистая шерсть излучала не передаваемой красоты аромат. Их дети. Пять черных и один серый с таким же белым штрихом на хвосте, как у отца. Она положила голову сверху и закрыла глаза.

Ноты: вишневый компот, влага, горчинка, шерсть маленького щенка, ваниль, терпкая-сладость, амбра.

Amouage Interlude Woman

Марта лежала на столе обнаженная в компании больших ваз с фруктами. В голове проносились воспоминания, больше похожие на кошмарный сон. Она встречает Зухара, и тот предлагает помощь, которая спасет от банкротства компанию отца. Она становится женой шейха, а его компания инвестирует несколько миллионов в бизнес отца. И она согласилась. В здравом уме. А в здравом ли? Двадцать первый век, а она добровольно продала себя в рабство, ну пусть не в рабство, но продала. Хорошо, что отец думает, что это обычный брак.

Джамиль вошел в покои, подошел, окинул меня взглядом и присел на край стола. Красивый, молодой, но кто в наше время покупает жен.

Джамиль протянул руку и погладил мою грудь. Я съежилась, зажмурилась и приготовилась к худшему, в голове мелькали неприятные картины, которые сейчас воплотятся в реальность. Но Джамиль наклонился, поцеловал в макушку и сказал: «Кушай».

Я открыла глаза. Джамиль вложил в руку огромную сливу и вышел из комнаты.

Неделя прошла спокойно. Я сидела в своей комнате, изредка выходила в сад. Слуги приносили еду, напитки и подарки от Джамиля. Один золотой браслет из тонких паутинок я даже стала носить. Периодически гуляя в саду, я видела других девушек.

Джамиль больше не приходил. Может я ему не понравилась, и теперь он расторгнет сделку, отзовет инвестиции, а отца хватит удар.

— Ты говоришь по-английски? — выдернул из задумчивости женский голос.

— Да, — ответила я.

— Я Сара, одевай хиджаб и пошли со мной на рынок, — сказала рыжеволосая худая девушка.

— А нам разве можно? — удивилась я.

— Конечно можно, это же не тюрьма, только возьмем еще Хасана нести покупки, — ответила Сара.

Я думала, что жара будет главным испытанием, но оказалась, что ее я переношу хорошо. А вот запахи били наповал. Мощные, яркие, совершенно иные, чем дома. Мне даже казалось, что я сама стала пахнуть по-другому.

Стараясь не отставать от Сары, я любовалась калейдоскопом красок восточного рынка. А когда мы остановились у прилавка с фруктами, тихо спросила:

— Он любит полных?

— Кто?

— Джамиль.

— С чего ты взяла?

— Мне кажется, я ему не понравилась, он велел мне есть, а сам ушел, и теперь я боюсь, что наше свадебное соглашение будет расторгнуто.

Сара звонко рассмеялась.

— Ты наверно была напуганная и жалкая, вот он и ушел. Я тоже такой была в нашу первую встречу. А потом сама бегала к нему в покои. А насчет свадебных договоренностей не переживай, Джамиль — человек слова.

Сара указала торговцу на корзину вяленых слив, и мы побежали дальше, тогда как Хасан уже еле тащился за нами груженный покупками.

Вечером Сара заглянула ко мне в комнату и затараторила:

— Быстрей, быстрей, день сказок, бежим, пока не опоздали.

Она потащила меня за руку в сад. Там на больших подушках уже сидели девушки. Они были очень разные, и каждая по-своему красивая. В центре их кружка на маленьком стульчике сидел Джамиль. На его коленях лежала огромная старая книга.

«Серьезно? Взрослый мужчина будет читать сказки?», — подумала я.

Но потом зазвучал его голос, я тихо присела на подушку и зачарованно замерла. Я не понимала ни слова, но этот тихий, бархатный звук говорил с моим сердцем. Когда он закончил читать и закрыл книгу, девушки вскочили с подушек и гурьбой кинулись его обнимать. А я, опешив, осталась сидеть. В ответ он целовал их в носы, щеки, уши. И только проходя мимо меня, наклонился и поцеловал в макушку. От него пахло чем-то сладким и манящим.

Еще две недели пролетели мимо. Сара принесла мне ноутбук, чтобы я не скучала, объяснив, что интернет тут тоже есть и развлечения никто не запрещал. А если я захочу что-то купить, то могу смело заказывать.

Джамиля почти не было видно, изредка поутру он проходил через сад в компании деловых помощников и возвращался, видимо, когда я уже спала. Я стала ловить себя на мысли, что жду день сказок и своего поцелуя в макушку. А потом принесли их — моих шоколадных мишек, тех, что всегда дарил отец на новый год, только он знал, что я люблю именно этих, с приторно сладким, оранжевым кремом внутри. К корзине был прикреплен огромный темно-фиолетовый цветок, он источал неописуемо едкий, но очаровывающий аромат. Я слопала сразу два медведя, а после позвонила отцу по скайпу. Мне не терпелось узнать, что это лишь совпадение. Но папа, смеясь в усы, поведал, что мой муж лично прилетал к нему, чтобы узнать мои предпочтения.

Я взяла еще одного мишку и пошла в сад. Смотря на огромную желтую луну, я ела рождественского медведя, а потом заметила, что у самой ограды стоит Джамиль и тоже смотрит в небо. Он повернулся, почувствовав мой взгляд, и одним поцелуем макушки это не обошлось.

Я проснулась в огромной постели и сразу же уткнулась в его плечо. Оно пахло сладким бархатом, нежным, теплым и родным. Джамиль проснулся, и обнял меня.

— Почему ты не взял меня в первую ночь?

— Ждал, когда ты полюбишь меня.

Ноты: фрукты, сливы, вяленые сливы, ваниль, бобы тонка, карамель, сладкие цветы, кальян, сливочный крем, бисквит, шоколад, томные цветы, древесная пыль, ореховое безе.

Amouage Ciel Pour Femme

Яна тщательно протерла спиртом руки. В который раз удивляясь, как быстро въелась в ее жизнь эта привычка.

Поправила повязку с пером на голове. Покопалась в сумочке и достала малюсенький старый флакон, который она вчера выцыганила у мамы по случаю костюмированной вечеринки.

— Только не разбей, единственная память о твоей прабабушке, — вспомнились мамины слова.

Яна с усилием открутила притертую пробку и нанесла несколько капель на руку.

— Фу, что за мерзкий запах, — думала она, принюхиваясь к руке, — неудивительно, что они все еще и курили трубку, это явно, чтобы заглушить запах своих духов.

Яна капнула еще пару капель на декольте.

— Ты скоро? — заглянула в комнату Лидочка. Она была одета в нечто смахивающее больше на кружевную комбинацию, чем на платье, однако это придавало ей такую сексуальность, что соревноваться с ней было бесполезно. Но этого Яна делать и не собиралась. Пусть Лидочка забирает себе хоть всех мужиков этой больницы, главное лишь то, что сегодня весь вечер она проведет рядом с ней.

Яна вышла, и они пошли в зал совещаний, в котором устроили бар и танц-пол по случаю вечеринки.

— Ммм! Как от тебя пахнет. И гадко, и прикольно, — промурлыкала Лидочка, прижимаясь лицом к груди Яны.

— Кто придумал этот маскарад в стиле 30-х годов? Чувствую себя идиоткой, — нервно поправляя платье, говорила Яна.

— Ты — богиня! Хоть вылезла из своих джинсов. Правда, выглядишь замечательно! — приободрила ее Лидочка.

Они вошли в зал, где уже веселились их коллеги. Чередой полетели конкурсы, танцы под музыку чарльстона и выпитые бокалы.

Все фоткались с Толиком из приемного отделения, который притащил какой-то дурацкий автомат.

Я сидела и смотрела, как неутомимо танцует Лидочка, отбивая каблуками по паркету. Иногда мне кажется, что ее энергии хватило бы на создание целого мира. Мира полного любви и красоты, такого же как она сама.

— Не наклюкайся! — пригрозила мне она, подойдя к столу и опустошив стакан минералки.

Вечеринка закончилась, я сидела на заднем сиденье такси. Лидочка все никак не могла отделаться от упорных предложений Максима проводить ее до дома. Они стояли у главного входа и, по виду, уже не любезничали, а почти скандалили. Наконец, он вернулся в здание, а Лида села рядом.

— Ну что, едем? — уточнил, уставший ждать таксист.

— Гони, родимый! — скомандовала Лиза.

Машина тронулась, и Лида крепко прижалась ко мне.

— Я съем с тебя этот запах, — шептала она мне на ухо, тыкаясь носом в мою шею.

— У меня в сумке целый флакон, — игриво ответила я.

Ноты: гвоздичное масло, роза, пудра, ландыш, мох, соль.

Amouage The Library Collection Opus IV

Есть такое чувство, которое очень легко посещало нас в детстве, когда мы возвращались домой с мороза, садились у батареи и ощущали себя хорошо. Обнимали бабушку, которая испекла нам горячих вкусных пирожков, садились за стол брали в руку чашку с чаем и замирали, просто провалившись в свои мысли о волшебных мирах или новой игрушке вашего соседа. Особенно часто это чувство посещала нас в дни новогодних праздников, когда накал волшебной энергии в воздухе достигал максимума, и в любой момент могло случиться чудо прямо на наших глазах. Чудо не нужно было торопить, нестись за ним на край света, мы просто садились рядом с новогодней елкой и смотрели на огоньки. Нам было хорошо, внутри горел тихий, греющий духу огонь, мы не сомневались в чуде, просто знали, что надо немного подождать, и оно обязательно случится. А потом мы выросли. Мы стали верить, что чудес нет. Внушать себе и остальным, что все достается очень трудными путями через ужас, боль и страдания. Решили, что не можем быть счастливыми просто так, вот без условий и заданных характеристик, раз и счастлив. Мы стали намного реже ощущать, что нам хорошо. Просто так, хорошо и все. Нам нужен повод, разрешение, особый ритуал. Мы взрослые. Поэтому я расскажу вам один из сотен таких ритуалов, достаточно простой, но стопроцентно работающий. Берем бутылку красного вина, пару апельсинов, корицу, мускатный орех, гвоздику и идем с этим всем на кухню или просто к месту, где есть кастрюля и огонь. Нагреваем вино, можно разбавить его на треть водой или соком, режем кружочками апельсин. Кладем его и специи в горячее вино, еще немного греем, не доводя до кипения. Дальше даем ему чуть остыть и разливаем в удобные и обязательно красивые кружки. А дальше пьем мелкими глоточками, с ясным осознанием того, что нам просто хорошо. Смотрим в темное окно и не думаем ни о чем, кроме волшебных миров. Можно обнимать друзей и родных, делиться с ними зельем счастья, маленькими глоточками, не торопясь, потому что спешить совсем некуда, чудо произойдет здесь. Да, впрочем, уже произошло, внутри, глубоко в каждом из нас, надо лишь разрешить себе его почувствовать снова.

Ноты: вермут, мед, полынь, базилик, шафран, гвоздика (пряность), апельсин, глинтвейн, корица, сангрия, терпкое красное вино, розмарин, мускатный орех, кедр, смолы, сандал.

Hermès Jour d`Hermes Absolu

— Сынок, кушай кактус.

— Что-то не хочется.

— Кушай, он полезный.