Клеопатра в Шаркc Бэй

Михаил открыл глаза и посмотрел в просвет между шторами: уже рассвело. Он тихо встал и на цыпочках прошел в душ. Через пятнадцать минут, уже в шортах, майке и темных очках, он шлепал по дорожке, спускавшейся вниз. Дорожка повернула влево, потом вправо и врезалась в каньон из стен, обложенных камнем. Следующий поворот открыл просвет, и Михаил увидел море: оно блестело как зеркало — был полный штиль. Небо было покрыто перистыми облаками, горизонт затянут дымкой, из которой поднималась каменная пирамида острова, из-за нее выглядывало солнце. На пляже никого еще не было, ряды пустующих лежаков под тростниковыми зонтиками подмигивали ему блестящей от росы поверхностью, справа в море вдавался понтон. Непонятно откуда лилась заунывная песня муэдзина.

Оставив одежду и очки на лежаке, Михаил босиком прошел к понтону. Первые метров тридцать море, подсвечиваемое песчаным дном, было золотистое, потом дно ушло вниз, цвет воды сменился на зеленовато-аквамариновый с пятнами бирюзы. Он остановился у края понтона: прозрачная синь позволяла видеть дно с разноцветными кустами кораллов, меж ними неспешно сновали десятки рыб.

Прямо в понтон врезалась сверкающая дорожка, проложенная солнцем, он прыгнул в нее, вынырнул и поплыл вперед. Густая соленая вода омывала кожу, гладила ее, ласкала, выталкивала его тело наверх, к солнцу. Голова у него была пустая: только вкус и прикосновения воды, только свет и цвет моря; он развернулся и посмотрел на берег: пустой пляж, пальмы на террасах и первая линия корпусов отеля. Михаил лег на спину, раскинул руки и замер — первое, самое важное, свидание состоялось, никто не помешал, все было хорошо; он старался запомнить чувство радости, наполнившее его, спрятать и забрать с собой.

На берегу он достал сигарету — после моря ему всегда хотелось курить, присел на край лежака и посмотрел на горизонт: дымка разошлась, задул легкий ветерок, волны шепотом стали читать его гороскоп: будет тепло, мягко, нежно, приятно. Михаил оделся и пошел обратно в номер.

Черт, а какой же у меня номер… Ноги привели его сами, на газоне недалеко от входа он увидел араба в зеленом комбинезоне с садовыми ножницами в руках. Михаил подошел, достал из заднего кармана доллар и помахал им в воздухе.

— I need flowers.

Араб потянулся рукой к купюре, с сожалением проследил, как она уплыла обратно в карман, забормотал что-то по-своему и побежал к клумбе. Вернулся он минут через пять с охапкой фиолетовых, красных и желтых цветов, получил обещанное, заулыбался и опять забубнил, — Михаил сказал ему сенкс, забрал цветы и вошел в номер.

Шторы были так же почти закрыты, солнце заходило в комнату через просвет и освещало широкую кровать: на ней, обняв подушку, спиной к нему, лежала обнаженная девушка — правая нога ее была согнута в колене и заброшена на одеяло, темно-рыжие волосы искрились под лучом света. Михаил подошел к кровати, положил цветы на край и прильнул к девушке, обнял ее за плечи, сдвинул волосы и поцеловал ее в шею — она повернулась к нему, но глаз не открыла. Губы ее шевелились, Михаил поймал своими верхнюю, ощутил легкий пушок, вспомнил персик и почувствовал на своей нижней губе язык.

— Мииишка! Да ты соленый как… А мне больница снилась: будто у меня день рожденья, все пришли меня поздравлять… коробки принесли какие-то, шарики воздушные, лезут обниматься-целоваться, главврач говорит про исполнение желаний… А тебя нет… А я хочу, чтобы ты пришёл и принёс просто цветы.

Михаил потянулся рукой к углу кровати и положил букет девушке на грудь.

— С днем рожденья, Бельчонок.

Белка открыла глаза.

— Так у меня ж правда день рожденья! А больница?

— Больница была дома. А сегодня море. Мы прилетели ночью. Проснулась?

— Так мы уже на море, а я сплю! Какие цветы! Какой ты у меня хороший! Спасибо!

— Вставай, маленькая. Пошли в душ.

— Вместе?

— Ну конечно.

— Пошли! А ты будешь ко мне приставать?

— Да ты что! Никада!

— Как это?! Ты заболел? А ну раздевайся — щас будет медосмотр.

— Совсем раздеваться? И трусы?

— Конечно!

— Не. Я стесняюсь.

— Ничего, тебе это полезно, не все же мне одной. Давай! Оооо, что это с Вами, Михаил… ну-ка… ну-ка… Боже, что это с ним!

— Ну Белка… ну не таскай его.

— Тебе не нравится?!

— Да нравится. Но ты же знаешь, что он может утворить.

— Ну и пусть… я ему разрешаю… он хороший… давай уже… твори… сюда… на цветы.

— Ууух… и бесстыжая ты у меня медсестра.

— Зато теперь у меня какой букет! Никогда такого не было! А пахнет как! Морем!

— Ну вот. А ты? Ты специально это сделала.

— Ну да. А теперь ты сделай.

— Ладно. В душе.

— Я буду вся мокрая.

— Будешь. Ты у меня здесь все время будешь мокрая. Я тебе обещаю. Пошли.

— Ну пошли.

Они сидели на террасе ресторана: перед ними искрился бассейн неправильной формы, слева в него вдавался полуостровом бар, в центре был небольшой островок с тремя пальмами — к нему от бара шел мостик.

— Мишка, ешь давай. Я всегда после этого голодная. Я тебе столько всего принесла, а ты кофе сербаешь. Что ж мы — зря деньги платили.

— Не волнуйся — все оллинлюзив.

— А что это — оллинклюзив?

— Это значит, ешь, сколько хочешь, хоть пять раз в день.

— А я и хочу. Пять раз в день.

— Голодной ты тут не будешь. Я тебе обещаю.

— Ну смотри, Мишка, ты меня знаешь.

— Я тебя знаю. Раз уже было — осталось четыре.

— Ну вот, тебе лишь бы считать. Ты сам пристал. С утра. Бедная девочка спит, а ты…

— А я говорю: вставай — одевайся.

— Ну не ври — одевайся. Ты не так сказал.

— Ну сказал. А ты бы не согласилась.

— Ну конечно — не согласилась. А с утра знаешь, как хочется.

— А сейчас.

— Сейчас есть хочется.

— Ну и ешь — бананов вон нагребла целую тарелку.

— А вкусные! Со сливками!

— Ты как кошка — тебя хлебом не корми…

— Нет, Мишка. Хлебом ты меня не корми.

— А чем.

— Сливками.

— Ладно. За этим не заржавеет.

— Ешь грейпфрут. Мне девчонки знаешь, что говорили.

— Что.

— Что если ты будешь целый день есть фрукты…

— То что.

— Вкус передается.

— Так ты хочешь фруктовый коктейль?

— Ну да. Интересно попробовать.

— Попробуешь. Вечером.

— Ладно.

После завтрака они двинулись вдоль бассейна, который закончился небольшим водопадом и потек дальше вниз речушкой в выложенном камнями русле.

— Мишка! Красиво как! Пальмы, цветы. А море скоро?

— А вот сейчас мы повернем… теперь сюда…

— Ой, море! Пошли скорей!

Пляж наполовину уже был заполнен, но хорошие места еще были; они устроились под зонтиком, постелили на лежаки полотенца. Белка взялась руками за края малинового топика, потянула его вверх, потом расстегнула пуговицу на коротких джинсовых шортиках с бахромой и, повиляв бедрами, опустила их вниз. Под ними осталась малиновая же горизонтальная полоска с крошечным треугольником, переходящим в вертикальную. На бедрах были бантики.

— Белка! У тебя от плавок одно название. Я даже подумал, что ты их забыла надеть.

— Ну тут все так ходят, посмотри.

— Да, но не у всех есть такая попка. Голая. Похожая на две булочки. С малиной.

Девушка прикрыла булочки ладошками.

— Ну что ты на весь пляж кричишь.

Михаил, успевший уже раздеться, обнял девушку за плечи.

— Пошли в море, Бельчонок голопопый.

— Пошли.

Они шли по понтону, глядя в воду; облака разбежались, дул ветерок, по морю шли небольшие волны.

— Мишка, смотри какие рыбы! Синие, желтые, полосатые! И не боятся никого. Ой, глянь, какая длинная! И прозрачная. Похожа на…

— Это рыба-игла.

— А если она… ко мне…

— А ты не расставляй ноги. Знаешь, почему у русалок ног нет?

— Почему?

— Их царь морской наказал. Чтоб не расставляли почем зря.

— Ну Мииишка!

— Прыгай!

Михаил обхватил девушку за талию и прыгнул с понтона. В воде он открыл глаза и увидел длинные ноги Белки, поймал ее за бедро, провел по нему ладонью, поднял ее вверх по внутренней стороне. Белка брыкнула ногами, изогнулась назад и оторвалась от него, развернулась, поймала его за руки и вынырнула вместе с ним.

— Как хорошо! Какая вода нежная! И теплая. И соленая. Совсем прозрачная. Она меня будто гладит.