Бесплатный фрагмент - Кинжал Гая Гисборна

Глава I. Ноттингем

— Допутешествовался!

Хилый грузовичок затарахтел, разодрал колёсами грязь на обочине и выехал обратно на трассу, оставив Йована одного, с тяжёлым рюкзаком и почти без денег. Деньги теперь лежали в кармане водителя, решившего, что поживиться за счёт молодого иностранца — не такое уж и дурное дело.

«Вон дорога — топай туда. До деревни километров десять, не больше. И скажи спасибо, что так дёшево подвёз».

О цене он заговорил только на середине дороги, когда со всех сторон оказались одни обширные лесные пространства, наверняка кишащие дикими зверями, змеями и, возможно, душами таких же неудачливых путешественников-автостопщиков.

Йован пнул засохший ком грязи и поправил лямки рюкзака.

— Ладно, чувак, не нервничай, — сказал он себе, — дойдёшь до деревни, позвонишь домой, чтоб прислали денег. Мама, конечно, меня убьёт… И не видать мне больше путешествий за пределами Сербии…

«А потому что нечего по миру разъезжать, вместо того, чтобы учиться, — заворчал в голове голос матери, — твои ровесники уже второй курс заканчивают, а ты всё никак не поступишь».

Впрочем, ей нужен был только повод погундеть. Если бы Йован и поступил, мама начала бы говорить о том, что он ещё не работает, а вот другие студенты пашут по вечерам, потом, что пора бы жениться, ведь ей уже хочется внуков… только не сваливать на неё детей по выходным, она ведь бабушка, а не нянька. Далее наверняка следовало дослужиться до какого-нибудь важного начальника, чиновника, президента, властелина вселенной, только бы порадовать любимую мамулю. Оставить хоть немного времени для жизни ей представлялось вовсе не обязательным.

Разумеется, Йован её не слушал и, едва скопил немного денег, поехал посмотреть Англию.

— Да уж… Сильный независимый Йован и его сорок магнитиков на холодильник.

На извилистой дороге, отходящей от основной трассы, асфальт был старым, в ямах и трещинах, сквозь которые прорастали пучки травы, одуванчики и какие-то сиреневые мелкие цветы.

Лес вокруг был почти таким же шумным, как небольшой город — надрывали свои крылышки сверчки, птицы кричали похлеще толпы на митинге, да и сами деревья заметно шуршали несмотря на то, что ветра почти не ощущалось. Широкие древние дубы казались неподвижными, но из их крон доносился негромкий гул.

Йован шёл довольно долго, ему казалось, что дорога уж никак не десять километров, а все двадцать, а то и пятьдесят. Начинало темнеть, и он ускорил шаг, опасаясь быть застигнутым ночью.

Деревня всё никак не появлялась.

— А что это за место вообще? — вполголоса пробормотал Йован. У него была привычка думать вслух, когда вокруг никого нет.

— Не припомню, чтобы на карте где-то поблизости была указана деревня. Уж не обманул ли меня этот мужик?

Вечерняя синева, тем временем, заливала небо. Становилось прохладнее и тише, сверчки немного успокоились, птицы уже не орали так, будто им выдёргивают перья, а по-настоящему пели.

Йован начинал паниковать.

— Точно, обманул. И что теперь делать? Телефон не ловит, еды и воды всего ничего…

Он принялся перебирать в памяти методы выживания в лесу, где-то прочитанные или увиденные в фильмах: как найти воду, изловить добычу, развести и сохранить костёр, не устроив при этом лесной пожар, но ничего не мог вспомнить о защите от диких зверей.

— Допустим, от волков я спрячусь на дереве. А если медведь? В Англии вообще водятся медведи?

Птицы окончательно замолкли, но стрекотание никак не стихало — и Йовану от этого было немного легче. Остаться в тишине казалось слишком страшным и зловещим, а с этими звуками чувство одиночества и беззащитности не было таким гложущим.

— Ну пожалуйста, пожалуйста, я не хочу умереть в лесу, — взмолился он, — что за невезение… Ой, мама!

Посреди дороги лежал труп.

Труп молодого мужчины, одетый во всё чёрное. Лежал, как полагается покойникам на похоронах: на спине, ровно вытянув ноги и сложив руки на груди, как будто его кто-то аккуратно достал из гроба и положил на асфальт.

Йован осторожно подкрался поближе и вгляделся в бледное лицо. На вид этому парню было около двадцати пяти. Чёрный плащ, чёрные брюки и сапоги, длинноватые чёрные волосы — ни дать, ни взять, молодой Северус Снейп, только с прямым, а не крючковатым носом.

— Наверное, змея укусила, — пробормотал Йован, наклоняясь к трупу.

Мертвец фыркнул и повернулся на бок. Из-под плаща выкатилась пустая бутылка.

— Ох, чёрт, чувак! Ты живой!

От неожиданности Йован сел на землю, больно ударившись задним местом.

— Конечно, живой, — недовольно ответил «труп», не открывая глаз, — заткнись и дай поспать.

— Подожди, подожди, не спи. Тут далеко деревня? Я вроде как потерялся и…

— Близко. Десять минут. Иди уже отсюда.

Йован встал и отряхнул джинсы от пыли.

— Ну, отдыхай дальше, пьяница.

Благодарить такого грубияна даже не хотелось.

Он медленно прошёл десятка с два шагов, невольно задумавшись о волках, которые с приходом ночи устремятся на запах человеческого тела, если, конечно, их не отпугнёт аромат алкоголя, и когда представил огромного хищника, давящегося чёрным сапогом, повернулся и побежал обратно.

— Не могу я тебя здесь оставить. Замёрзнешь ещё, или звери сожрут. А меня потом совесть будет мучить.

Лежащий и не думал вставать, поэтому Йован насильно поднял его. Пьяница почти повис на плече, но на ногах всё же как-то стоял, хоть и нетвёрдо. Он продолжал спать на ходу.

— Ну, пошли, — Йован выпрямился, насколько это было возможно, и побрёл вперёд.

С этой ношей до деревни плестись пришлось не десять минут, а полчаса, но впрочем, он дошёл быстрее, чем рассчитывал, когда сумерки ещё даже не сгустились окончательно.

Плечо и спина ныли от тяжести, а от мысли о тёплом и удобном кресле или хотя бы стуле со спинкой, куда он усядется, когда найдёт какой-нибудь ночлег, боль ещё усилилась.

Деревенька, примостившаяся на склоне холма, оказалась маленькой и такой старой, будто с самого начала двадцатого века в ней ничего не обновлялось. Каменные тёмные домишки с редкими огнями в окнах были расположены довольно далеко друг от друга, железные ограды кое-где были разрушены, где-то покривились, где-то их облепили здоровые куски ржавчины.

У дороги, неподалёку от первого дома, стоял столб с табличкой «Добро пожаловать в…», а название деревни кто-то ободрал.

Йован толкнул своего спутника локтем в бок.

— Пришли. Куда тебя скинуть?

— Бар.

— В бар? — возмутился он. — И так в стельку, а ещё добавки хочешь?

Не дождавшись ответа, он вздохнул и всё-таки направился вглубь деревни на поиски бара. Ему и самому хотелось выпить после такого путешествия, пусть даже на это уйдут остатки его скудных денег.

Когда Йован остановился посреди безлюдной неасфальнированной улочки, чтобы оглядеться вокруг, парень, повисший на его плече, встрепенулся и указал налево.

— Нам туда.

— О, смотрю, ты потихоньку трезвеешь. Может, уже и пойдёшь сам? — поинтересовался Йован, не особо надеясь на положительный ответ.

— Нет, — ожидаемо отрезал его спутник и снова уронил голову.

Они приблизились к двухэтажному домику, во всех окнах первого этажа которого, приглушённый тяжёлыми шторами, горел тусклый свет. Дверь была расположена чуть ниже уровня земли, к ней вела лестница из пяти ступенек, а окна начинались от самой травы. Над дверью висела большая вывеска «Бар „Ноттингем“» с изображением стрелы в кружке пива, на которую был насажен пакетик чипсов. Под картинкой ярко выделялась надпись, неаккуратно сделанная чёрным маркером: «Берегитесь Робина Гуда».

Йован толкнул дверь, которая едва открылась наполовину, и втиснулся внутрь, таща за собой пьяную ношу.

Помещение оказалось довольно просторным. Возле занавешенных окон на приличном расстоянии друг от друга стояло несколько массивных деревянных столиков овальной формы, у противоположной стены располагалась барная стойка, за которой химичил старик весьма странного вида. По лицу ему можно было дать лет шестьдесят пять, но тело выглядело куда более молодым. Этот человек был в очень хорошей форме: ни намёка на сутулость, широкие плечи и грудь, хорошо развитые мышцы. Седые волосы, немного отдающие желтизной, зачёсанные направо, доходили до скулы, а слева на виске были выбриты.

Услышав скрип двери, старик поднял глаза.

— А вот и Гай. Я уже начал беспокоиться.

— Здравствуйте, — сказал Йован, усаживая пьяного на стул. Тот положил голову на стол и продолжил спать, свесив руки вдоль тела.

— Свежая кровь в нашем захолустье! — старик оскалил зубы, три из которых были золотыми. — Каким ветром тебя сюда занесло, парень? Постой, не отвечай. Сперва садись, я тебе налью стаканчик в честь знакомства, а потом уже начинай рассказывать.

Йован скинул с плеч рюкзак и устроился за стойкой напротив старика. Тот смотрел на него поразительно молодыми глазами, тёмно-карими, весёлыми, может быть, несколько азартными.

— Зови меня Шериф, — представился он. — Прозвище у меня такое, а вообще я держу бар, как видишь. Сам владею, сам работаю. Иногда мне помогает этот вот бездельник, — старик кивнул в сторону Гая, — когда не напивается. А пьёт он двадцать четыре на семь. Спасибо, что привёл его, а то я уже думал, придётся опять рыскать по лесу с собакой. Леса у нас опасные.

Йован, отпив из стакана, принялся рассказывать, как решил недорого попутешествовать по Англии, но вскоре нарвался на нечестного водителя, который и бросил его на полпути между городами, отобрав почти все деньги.

— Теперь придётся лететь обратно в Белград, — подытожил он, — а я и половины не успел увидеть из того, что планировал. Надо только маме позвонить, чтобы денег перевела.

— Вот так незадача, — огорчился Шериф, — а телефон у нас не работает, связи нет никакой.

— Как не работает?

— Мы вроде как отрезаны от всего мира. Ты застрял тут навсегда, парень… Да не смотри так, шучу я, — расхохотался старик, увидев ужас на лице Йована. — Деревня у нас своеобразная, это да. Старомодная, можно сказать: живём без связи, и машина одна на всех. Её владелец, Бобби, сейчас в городе, но как приедет, подбросит тебя куда надо, причём совершенно бесплатно. Разве что тебе всю дорогу придётся слушать о выходках его детишек, о которых он обожает рассказывать.

Йован нервно рассмеялся. Вышло совершенно неискренне.

— А когда вернётся Бобби?

— Через пару дней. Кстати, на втором этаже у меня есть свободные комнаты.

— Спасибо. Вот только боюсь, мне не хватит денег, — потупился Йован. — Ничего, если я заплачу вам позже?

— Ничего, даже если ты не заплатишь вообще, — улыбнулся Шериф. — Уж чего-чего, а денег у нас хватает. Здесь в цене другая валюта.

— Какая?

— Взаимопомощь. Сейчас ты помог Гаю, а я тебе взамен предоставлю комнату. Недалеко отсюда живёт вдова, если поможешь ей в саду — накормит обедом. А ещё в доме старика Джима после недавнего ливня стена пришла в негодность. Инструменты в руках он держать не способен, зато готовит как королевский повар. В общем, умереть с голоду тебе будет сложно, если ты не бездельник вроде Гая.

— Хватит болтать обо мне, Шериф, — подал голос Гай, не поднимая головы. — Не тебе судить меня.

— Зато мне вытаскивать тебя из лесной чащи, каждый раз, когда ты падаешь пьяным в какие-нибудь кусты.

— У вас очень странная деревня, — вмешался Йован, не желая становиться наблюдателем их переругивания. — А как она называется? Там, на въезде, стёрто.

— Как захочешь, так и называй, хоть поселением сумасшедших. Я уж и забыл, было ли у нас какое-то название.

— Хм…

Шериф ему нравился, но само место внушало опасение. Хоть он и видел, что старик забавляется, пытаясь его то ли напугать, то ли удивить, всё же от этого поселения становилось немного не по себе.

«Может, они кто-то вроде тех ребят, которые уходят от цивилизации и живут общинами», — подумал он.

Снаружи раздался крик ночной птицы, вероятно, совы. Старик вышел из-за стойки и выглянул за штору.

— Вот и стемнело. Пойдёмте-ка все спать.

— В эту рань?

— Такие у нас порядки, — сказал Шериф, помогая Гаю встать. — И смотри, парень, в темноту на улицу не ходи. А то бродит тут всякое…

— Всякое? — Йован вдруг вспомнил надпись на вывеске и хохотнул. — Робин Гуд, что ли? Ах, точно же! Не деревня, а будто поселение ролевиков: Ноттингем, вы — Шериф, а этого парня зовут Гай… Чувак, ты Гай Гисборн?

— Я тебе не чувак, — огрызнулся тот.

— Интересные у вас прозвища! И Робином Гудом, как я понял, вы окрестили местного бандита?

— Можно и так сказать, — согласился Шериф.

По крутой узкой лестнице они поднялись на второй этаж, где тянулся коридор, такой тёмный, что конца его не было видно. Несколько дверей из тёмного дерева почти сливались с мрачными обоями, кое-где облупленными и потёртыми. Гай, не попрощавшись, скрылся в одной из комнат. Шериф пошарил в карманах и достал связку ключей.

— Поселю-ка я тебя здесь, — пробормотал он, отпирая замок. — Доброй ночи, парень.

Глава II. Визит Робина Гуда

Ночь прошла беспокойно. Йован никак не мог нормально заснуть: то и дело ему казалось, что по кровати топают маленькие лапки, что-то прикасается к волосам, стучит в углах. Раз десять он вставал и включал свет, но в комнате было пусто.

Едва он закрывал глаза, как в темноте начинали шастать невидимки, щекотали руки и лицо и как будто что-то жевали.

— Это паркет трещит, а тело чешется от пыли, — говорил он себе, — нет здесь ничего сверхъестественного.

Более-менее крепко Йован заснул только под утро, а проснувшись через несколько часов обнаружил, что ничего сверхъестественного действительно не происходило — все ночные странности создавались крысой, которая теперь дремала на изножьи кровати.

Йован запустил в неё подушкой, едва удержавшись от возгласа отвращения. Крыса шмякнулась на пол, взбрыкнув короткими лапками, вскочила и юркнула под комод.

Одеваясь, он обнаружил на своей футболке дыры, по всей видимости, проделанные зубами; в таких же дырах, не замеченных им вчера при слабом свете, были постель, чехол кресла и нижняя часть штор.

Когда Йован спустился вниз, то застал Шерифа и Гая, завтракающих за столиком, накрытым на троих.

— У вас тут крысы водятся, — пожаловался он, едва пожелав доброго утра.

— О, это миссис Мышь, — ответил Шериф. — Она у нас давно. Не кусается, только вещи портит. Садись, поешь. Сэндвич, чай?

— Спасибо.

Но едва Йован сел за столик, старик поднялся.

— Не хотелось бы бросать гостя, однако дела не ждут.

Он не глядя пошарил на небольшом шкафу, стоящем возле входной двери, достал серую шляпу с узкими полями, надвинул её на самую переносицу и вышел на улицу. Из-за двери раздалось его негромкое мелодичное посвистывание, которое вскоре стихло.

Гай допил свою кружку пива и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди и оценивающе глядя на Йована.

— Итак, что ты тут делаешь?

— Пришёл нести свет в ваши тёмные головы, — Йован выразительно раскинул руки, стараясь быть похожим на мессию. — Внимай же, брат мой, я поведаю тебе о мобильных телефонах и интернете.

К его удивлению, Гай усмехнулся, хотя за секунду до этого выглядел как самый что ни на есть мрачный персонаж, который может засадить кулаком в челюсть за любую глупую шутку.

— По крайней мере, ты явно не связан с ним.

— С Робином Гудом? Чувак, я уже рассказывал вчера, что впервые не только в ваших краях, но и вообще в Англии.

— А вот твой водитель, похоже, был, — продолжил Гисборн. — У этого мерзавца есть связи с некоторыми другими мерзавцами за пределами деревни. Путешественники здесь — нечастое явление, а беспомощные прохожие на лесной дороге этой банде нужны.

Йован округлил глаза.

— Хочешь сказать, меня специально бросили здесь?

— Именно это я и сказал.

По полу что-то прошуршало — это снова оказалась крыса, но другая, светлее и крупнее той, что шумела в спальне наверху, хвост её был куда короче, а мордочка круглее.

Гай топнул ногой, и крыса в страхе бросилась за штору, доходящую до самого пола.

— Тебе очень повезло, — снова заговорил он, — если бы ты не встретил меня на дороге, то вряд ли добрался бы сюда живым.

Йован фыркнул, чуть не расплескав чай, который только что себе налил.

— То есть это не я спас тебя вчера от растерзания в лесу, а наоборот? Оригинальная деревня, оригинальные люди…

Крыса снова высунулась из-под шторы, с опаской понюхала воздух и посмотрела на людей: казалось, ни один не видел её. Но едва она покралась к барной стойке, на краю которой лежало сморщенное яблоко, как Гай шикнул:

— Пошла отсюда!

Йован негромко рассмеялся:

— Да ваши крысы посмелее бандитов, которые боятся напасть даже на пьяное тело.

— Когда пойдёшь к вдове, попроси у неё кота, — сказал Гисборн, сперва, видимо, решив проигнорировать его слова, но после всё же добавил:

— Последний раз живой человек приходил сюда двадцать лет назад. И то только потому, что я отбил его у разбойников.

— Двадцать лет назад? Чел, тебе тогда должно было быть около пяти! Я всё более и более высокого мнения об этих ребятах!

Гай немного смутился. «Плохо врёшь», — подумал Йован, но, решив ничего у него не выпытывать, вслух спросил:

— И где эта ваша вдова живёт? Пойду разберусь с её садом, а то одними сэндвичами не наешься.

Дом этой дрожащей от старости женщины был расположен на краю маленькой деревни. Сзади него стояла ещё одна развалюха, на вид заброшенная несколько десятилетий назад, а дальше начинался лес. Здесь чаща была куда темнее, чем с другой стороны, у дороги, она будто отпугивала солнце, и листья отдавали синевой.

Увидев приближающегося Йована, старушка с трудом поднялась со стула, на который только присела, чтобы погреться на ещё не жгучем солнце, нащупала прислонённую к стене клюку и поковыляла к двери дома. Она скрылась внутри точно в тот момент, когда Йован подошёл к калитке. Выцветшая бледно-голубая занавеска колыхнулась и немного отодвинулась: вдова боязливо смотрела на него.

«Какая-то недружелюбная бабуля», — разочарованно подумал Йован. Знакомиться с ней и уж тем более помогать сразу перехотелось, но повернуться и уйти, когда его уже увидели, было бы крайне невежливо.

— Здравствуйте! — окрикнул он старушку. — Меня зовут Йован, Шериф сказал мне сюда прийти.

Иссохшая дверь приоткрылась, и вдова выглянула наружу. Её глаза были почти бесцветными, мутными, нижняя челюсть крупно дрожала.

— Кто ты такой? — проскрипела она, щурясь и вытягивая шею, кожа на которой обвисла настолько, что делала женщину похожей на индюка. — Откуда взялся?

— Я турист. Попал в неприятности и остановился здесь.

Старуха задрожала ещё сильнее, её голова затряслась как у пружинящей игрушки в машине.

— Я тебе не верю!

Йован развёл руками. «Похоже, у неё не все дома».

— Ну окей, тогда я пойду.

Он было развернулся, но вдова окликнула его:

— Постой!

Она осторожно, боком, спустилась по низкой лестнице, ведущей с веранды в сад, нащупывая каждую из трёх ступенек нетвердыми ногами и цепляясь за свою палку так, будто та могла удержать её в случае падения.

К калитке, до которой было метров двадцать, она плелась так долго, что Йован успел сосчитать кур, бегающих в глубине сада — семь белых, четыре рыжих и один пёстрый петух.

Мелкими шагами старушка приблизилась к нему, выставив палку немного вперёд — похоже, готовилась ею защищаться.

— Протяни мне руку. Но не подходи ближе, я сама.

«Сейчас откусит, как Пеннивайз», — подумал Йован, но вытянул перед собой руку.

Вдова с опаской дотронулась до его ладони, пощупала, царапая жёлтыми, почти окаменевшими ногтями, затем взяла за запястье, будто считая пульс.

— Хорошо, — прошептала она, видимо, убедившись, что рука не представляет угрозы, — хорошо, проходи. Как, говоришь, тебя зовут?

Несмотря на все свои странности, вдова оказалась довольно милой. Усадив гостя на веранде, она зашла в дом и пропадала внутри так долго, что Йован уже хотел было идти за ней, опасаясь, не случилось ли чего-то плохого, но едва он встал, как старушка вернулась с подносом в дрожащих руках.

Половина чая из старинных фарфоровых чашек расплескалась на булочки, обсыпанные сахарной пудрой, весь поднос стал липким и к нему вскоре начали подтягиваться мелкие муравьи. Йован поспешил опередить конкурентов и принялся за угощение.

— Так давно здесь гостей не бывало, — пожаловалась окончательно успокоившаяся вдова, — уже почти век живу, а заходило к нам за всю мою жизнь человека три.

— Не уверен, но мне кажется, что вашей деревни нет на большинстве карт. Как она, кстати, называется?

— Мы люди замкнутые. Мало кто о нас знает, да и сами не высовываемся без необходимости.

Она то ли не расслышала, то ли не захотела ответить на вопрос, и принялась рассказывать о всяких незначительных мелочах: о корове, которая застряла ногой в норе, детях, разрисовавших простыни, нашествии необычно крупных комаров и подобной ерунде.

Когда Йован пробовал расспросить её о деревне, она отвечала уклончиво и тут же переводила разговор на другую тему.

В саду после недавней бури навалило веток, которые Йовану пришлось убирать почти до самого вечера. Вдова то и дело спрашивала, не проголодался ли он и не хочет ли чая или свежего сока, приносила булочки и напитки, которые чуть ли не силком впихивала в него.

Через два часа такой работы Йован подумал, что набрал килограммов пять и завтра не влезет в брюки, а через четыре уже был уверен, что заработал сахарный диабет.

— Спасибо, мне не хочется, — он попытался отказаться от очередной партии выпечки, но старушка так умоляюще смотрела на него, что он всё же взял одну булку.

Когда ветки наконец были убраны и Йован с трудом уговорил отпустить его обратно без задержки на ужин, вдова вручила ему огромный пакет со сладостями и на прощание поцеловала в лоб.

Темнело, и лес становился всё более мрачным. Тьма как будто ползла из него, окружая деревню, постепенно пряча в себе дороги и заброшенные дома.

Жители зажигали фонари у своих дверей, запирали ворота, плотно закрывали окна. В большинстве дворов позвякивали цепями сторожевые собаки, худые и злобные. Они рычали вслед Йовану и смотрели на него скорее волчьим, чем собачьим взглядом.

За занавесками в домах горел свет, но не было видно ни одной тени — будто все люди легли спать, не выключив ламп.

Добравшись до бара, Йован столкнулся со стоящим в дверях с Шерифом, который заметил его и вышел навстречу. Лицо старика было мрачным.

— Что я тебе говорил? — гневно спросил он. — Ночью на улицу ни ногой. А ты разгуливаешь, словно с тобой толпа охраны. Я не открою дверь, если тебе ещё раз вздумается прийти затемно.

— Извините, — промямлил Йован, хотя хотел возмутиться. Шериф не выглядел как человек, который готов терпеть пререкания, поэтому безопаснее было промолчать.

Гай всё так же сидел за столом, чуть ли не уткнувшись носом в кружку, будто с самого утра и не вставал. Рядом валялись две пустые бутылки из-под пива и джина. Старик вздохнул и поднял их с пола.

— Мало того, что не открыл сегодня бар, так ещё и уничтожаешь мои запасы в таком темпе, что Бобби придётся ездить в город каждый месяц.

Гай в ответ буркнул что-то невнятное, не поднимая глаз от кружки, в которой как будто что-то высматривал.

— И давно он так пьёт? — спросил Йован, видя, что Шериф возвращается в нормальное расположение духа.

— Да уж лет двести, наверное, — отозвался тот.

Шериф снял шляпу, на которой теперь виделась пара пятен от грязи.

— А чем вы занимаетесь, кроме бара? — спросил Йован.

Старик вздохнул и пригладил свою седую челку, растрепанную и немного запутанную после дня, проведенного под ветром.

— Много чем. Я, конечно, не полицейский, но если у кого-то сбежала коза, заблудился ребенок и что-то в подобное — с этим обращаются ко мне.

— А что насчёт разбойников? Кто защищает людей от них?

— Каждый в какой-то мере защищает и себя, и деревню. Но я с этим, скажу не хвастаясь, справляюсь лучше всех.

Йован все больше и больше убеждался в том, что здесь все либо посходили с ума, либо это действительно поселение людей, посвятивших всех себя ролевой игре. И он бы точно поверил во второе, даже несмотря на то, что старикам вроде вдовы должно доживать оставшиеся годы в местечке получше, если бы не обжитые дома. Сразу было видно, что в них рождалось и вырастало не одно поколение — тысячу раз залатанные и перелатанные стены, полы и потолки не могли появиться внезапно, когда кучке людей вздумалось поселиться в заброшенной деревне.

— Не бойся, парень, — прервал его мысли Шериф, — Гай тебя наверняка запугал рассказами о шайке Робина, пока меня не было, но опасаться нечего, если ночью ты сидишь дома.

Йован фыркнул.

— Кто вам сказал, что я боюсь?

Гай резко распрямился, стукнув по столу кружкой, которую за секунду до этого поднял на уровень глаз. Остатки пива выплеснулись на стол.

— Чем чесать языком, лучше бы пошёл запирать двери. Не ровен час, сюда пожалуют разбойники, которых, как ты сказал, нечего опасаться.

— Сам пойди и закрой, — голос Шерифа снова стал строгим. — Вроде не первый десяток лет живёшь на свете, а ума с самого детства так и не прибавилось.

Гай не отреагировал, снова ссутулившись над пустой кружкой, и старик, покачав головой, загремел у двери ключами.

Йован немного помялся у барной стойки, но ни Шериф, ни его помощник не собирались с ним беседовать, поэтому он пожелал спокойной ночи и побрёл наверх. Ступени лестницы неприятно скрипели, будто вот-вот могли провалиться. Вчера он этого не заметил, но теперь ветхость всего в этом доме бросалась в глаза.

Обои держались на честном слове: дотронувшись рукой до стены, Йован почувствовал, что они готовы отслоиться, а штукатурка под ними — рассыпаться. Длинный ковёр в коридоре напоминал тропинку: посередине истоптанный, утрамбованный до твёрдости и посеревший, а с боков более мягкий, мохнатый с ещё не слипшимися ворсинками.

Перед сном Йован сложил все вещи в рюкзак и закинул его на шкаф в надежде, что миссис Мышь туда не доберётся.

«Только попробуй что-нибудь сожрать, — подумал он, — тогда и кот не понадобится».

Ночью его опять разбудил стук коготков по изголовью кровати, но он только отмахнулся и спрятал голову под подушку, чтобы уберечь волосы от крысиного любопытства.

Сон был прерван только на рассвете, когда кто-то неистово забарабанил в дверь. Йован услышал, как Шериф и Гай с громким топотом побежали вниз по лестнице, на ходу перекрикиваясь о чём-то — спросонья он не разобрал слов.

Снизу раздался истеричный женский плач, пришедшая пыталась говорить сквозь рыдания, но понять её было сложно. Йован прислушался.

— …обещали! Вы обещали, что защитите всех!

Первым порывом Йована было закрыть уши и притвориться, будто никаких проблем нет, а если и есть, то он не слышит, продолжает спокойно спать, и ему вовсе не обязательно идти вниз.

Слышен был голос Шерифа, пытавшегося успокоить женщину, но её вой продолжался и, судя по звукам, она начала буянить: что-то разбилось с неприятным звоном, загремел упавший стул.

— Хватит! Уймись, Марта! — заорал Гай.

— Ты виноват, ты! Никчёмный паразит! Пьёшь и валяешься по кустам, пока нас… — она испустила хриплое рычание. — Посмотри! Смотри, говорю! Вот, что они оставили под дверью!

Йован вылез из постели и осторожно покрался по коридору к лестнице. Спускаться на первый этаж он не собирался, хотел только посмотреть, что же там происходит.

Полная женщина с редкими, выгоревшими на солнце волосами стояла на коленях и плакала, закрыв лицо ладонями. Шериф, присев рядом на корточки, что-то тихо говорил, но она явно не слушала, целиком погружённая в своё горе. То, чем был вызван её ужас, находилось в руках у Гая: он разглядывал содержимое небольшого мешочка из тёмно-серого меха, мешочек этот был размером с два кулака и сперва показался Йовану мёртвым зверьком. Гай вынул из него крупную золотую монету и подбросил на ладони. Внутри, похоже, было ещё несколько десятков таких же — целая пригоршня золота!

«Кажется, я увидел больше, чем стоило», — подумал Йован и попятился обратно.

Вернувшись в комнату, он снова прислушался к происходящему внизу, но больше крика не было — только плач женщины и приглушённый голос Шерифа, слов которого не получалось различить.

Через полчаса всё утихло. Стукнула входная дверь — женщина ушла.

Йован не знал, как поступить: пойти вниз и спросить, что случилось, сделать вид, будто ничего не слышал, или, может быть, даже сбежать от греха подальше.

«Если это действительно настоящее золото, то здесь творится что-то серьёзное и я могу как следует влипнуть».

Он представил, что его запирает в подвале мафиози в тёмных очках, грозя заряженным пистолетом, и говорит, что его труп будет плыть по реке так далеко и долго, что даже мать не сможет опознать своего несчастного сыночка.

— Да ну, это же полный бред! Откуда в таком захолустье взялось бы золото? — Йован непроизвольно снова заговорил вслух. Сперва он поежился, подумав о том, что его мог услышать кто-нибудь опасный, а потом тихо рассмеялся от глупости этих мыслей.

«Пойду и спрошу. Нечего надумывать всякую ерунду» — решил он.

Шериф и Гай обнаружились сидящими с напряжёнными хмурыми лицами за столом в самом углу, затемнённом и сыром. Мешочка с монетами нигде не было видно, сметённые в кучу осколки стекла тускло блестели.

— Я слышал крики… — осторожно начал Йован.

Шериф посмотрел на него одним глазом, не закрытым нависшими непричёсанными волосами.

— Крики… Да. Бедняжка Марта…

Он вздохнул и откинулся назад, запрокинув голову и убитым взглядом уставившись в потолок. Морщины на его лице стали глубже и резче, а бывшие молодыми глаза теперь казались глазами старика, причем куда больших лет, чем можно было дать Шерифу.

— А что случилось-то?

— Робин Гуд случился, — мрачно ответил Гай и выдвинул стул, приглашая Йована сесть.

Глава III. Сбежавшая корова

— Уже очень долгое время здесь обитает шайка разбойников. Всего шесть человек, но нам в этих лесах проходу нет. Сколько бы мы ни пытались их поймать, ничего не выходит — очень уж хорошо эти уроды прячутся. Они орудуют ночью, а по ночам в чаще ничего не разглядеть на два шага вперёд. Побежишь — врежешься в дерево или свалишься в овраг, временами бывает такой туман, что и от фонарей проку мало. А Робин, их предводитель, в темноте видит как кошка, слышит и чует лучше ищейки — от него не убежать. В деревню нос они кажут редко, но когда появляются, то жди беды. Этой ночью они наведались в дом Марты и оставили кое-какое послание, означающее, что за ней и её семьёй началась охота. Стоит теперь кому-нибудь из них выйти в лес — назад он уже не вернётся…

Жили у нас старик с сыном, Джон и Арчи. Парню было всего-то двадцать девять лет, жениться собирался. А чтобы жить с женой и плодить детишек, он взялся за собственный дом — была здесь одна развалюха, из которой он собирался сделать чуть ли не дворец. У них с отцом руки росли откуда надо, год-другой, и доделали бы этот дом. Только однажды ночью их навестил Робин Гуд. Старый Джон чуть с ума не сошёл, хотел всё бросить и забиться в свой подвал доживать жизнь, но Арчи не собирался уступать разбойникам. Через несколько дней он всё же пошёл в лес нарубить дерева для дома, а Джон, хоть и дрожал от ужаса, сына одного не отпустил.

Вернулся Арчи уже один, рассказал, что они заплутали, задержались дотемна и банда напала на них. Только заметив разбойников, Джон испугался так, что бросился бежать в самую глубь. Сын слышал, как он с нечеловеческими воплями рвался сквозь кусты.

Парню стоило бы остаться в деревне, но он решил спасти отца. Кое-как рассказав нам о случившемся, он схватил ружьё и бросился обратно в лес… Невеста его до сих пор носит траур, хоть сама уже состарилась.

Шериф встал из-за стола и направился к полкам за стойкой, на которой стояли бутылки с алкоголем.

— Такие вот дела, — подытожил он и задумчиво посмотрел на коньяк. — Натощак, конечно, пить нехорошо…

— И мне подбрось чего-нибудь, — пробурчал Гай.

Шериф не стал спорить: взял две кружки, подумал немного и наполнил обе пивом.

Йован почесал затылок, не зная, как отреагировать на всё это — происходящее было преисполнено абсурдом, который жители деревни воспринимали со всей серьёзностью. Он уже не думал, что золото, принесённое Мартой могло оказаться настоящим, слишком уж это было бы нелепо.

— Не понимаю я вас, народ. Итак, здесь есть хулиган, который решил назвать себя Робином Гудом. Вы соответственно за попытки надавать ему по башке получили прозвища Шериф и Гай. А эта банда… ладно ещё если бы они были подростками, но нет же, взрослые мужики играют в сказочных персонажей и доводят людей до нервного срыва. Сколько Робину, получается, лет? Сорок? Пятьдесят? Окей, допустим, они отсталые злобные психопаты. Где полиция? Почему не просите помощи? Всего-то дел прочесать лес с собаками и посадить хулиганьё за решётку. Это что, чёртов Сторибрук, куда чужие не могут приехать?

Гай посмотрел на него исподлобья с таким выражением, что Йован испугался, что высказался слишком резко. Похоже, жителям деревни это совсем не казалось странным, глупым и так легко решаемым.

— Сынок, не всё так просто, — вздохнул Шериф. — Может, для тебя и других городских жителей наши проблемы — полнейшая ерунда, но на нас это сказывается по-другому.

Он поднёс к кружку к губам, но не отпил и снова поставил её на стол.

— Нет, пойду я лучше приготовлю завтрак.

— А я, пожалуй, наведаюсь к вдове за котом. Вчера забыл, — Йовану хотелось поскорее сбежать куда-нибудь, пусть даже старушка закормит его до смерти.

— Не стоит, — властно сказал Шериф, — у меня есть работёнка для тебя.

Оказалось, что крыша нуждается в хорошей уборке — на ней загнездились птицы, которые, в свою очередь, развели мух. И хотя Йован ни одной не видел, старик утверждал, что их вьются целые батальоны, выискивая малейшую щель, позволившую бы пробраться в дом и оккупировать кухню.

— Если не хочешь есть яичницу с мухами вместо бекона, то полезай наверх и приведи всё в порядок.

Его лицо постепенно возвращало прежний вид — исчезло выражение отчаяния, но взгляд был хмурым и суровым. Гай же, напротив, всё мрачнел и мрачнел по мере того, как допивал пиво. Когда он поднялся с намерением налить себе ещё, Шериф его одёрнул:

— Сегодня у нас дела. Ты нужен мне трезвым.

После спешного завтрака старик вручил Йовану ключи от двери, ведущей на крышу, и от подвала с принадлежностями для уборки. Ассортимент оказался не слишком богатым: две швабры, метла, пылесос и несколько вёдер. В углу на ящике лежало несколько ружей, а на стене над ними висели арбалет, лук и колчан со стрелами.

— Иногда в лесу лучше обойтись бесшумным оружием, — пояснил Шериф, — и волки, и разбойники, одинаково бегут на выстрелы.

Он кивнул Йовану на прощание и вышел, Гай последовал за ним, по пути незаметно сунув небольшую бутылку в глубокий вместительный карман плаща.

Крыша была вовсе не такой грязной, как говорил Шериф: слой пыли, наметённые мелкие ветки и шелуха с деревьев, птичий помёт, но ничего ужасного и требующего немедленных мер. Казалось невозможным определить, из чего её сделали изначально, явно латая не один раз чем попадётся под руку.

Недалеко от прохода на крышу торчали несколько неработающих кое-как законопаченных труб — в них и поселились птицы. Они разодрали тряпьё, которым были забиты отверстия, натащили туда веток и соломы и устроили тёплые гнёзда. Йован заглянул в одно и увидел четыре маленьких яйца. Никого из родителей будущих птенцов не было рядом — похоже, их спугнуло приближение человека.

— Ну не буду же я разорять гнездо! Тут и мух никаких нет.

Йован сел, прислонившись к трубе, и посмотрел на лес, казавшийся совсем чёрным. Почему-то он был уверен, что Шериф и Гай отправились туда.

— И даже ружьё не взяли, представляешь? — сказал он одному из яиц. — Наверное, будут драться с разбойниками на деревянных мечах.

С крыши было видно компанию женщин, собравшихся в саду соседнего дома. Они растянули гамаки между деревьями, принесли стулья, расселись и принялись что-то обсуждать. Одна из них энергично размахивала руками, стремясь убедить остальных в своей правоте, другая то и дело качала головой и дотрагивалась до её локтя, пытаясь заставить её замолчать на минуту и дать высказаться другим. Самая молодая из женщин нервно теребила юбку и периодически оглядывалась по сторонам.

— Ага, сейчас из курятника выскочит Робин Гуд и утащит тебя в лес, — усмехнулся Йован.

Он представил, как из скошенного сарая выбегает лысый мужик с пивным животом, на котором не сходится зелёная рубашка, весь в перьях и с детским луком, а на концах его стрел ярко-красные присоски. Робин Гуд натягивает тетиву, и все женщины дружно падают в обморок, из дома выбегают их мужья и отцы, но, увидев разбойника, с громким визгом лезут на деревья, а бандит носится по саду, потрясая луком и издавая индейский клич.

От такой мысли Йован расхохотался в голос.

— Энни, Энни, там на крыше привидение! — донёсся снизу детский крик. — Слышишь, оно смеётся!

— Дурак ты, нет никаких привидений. Это человек, — ответил ему голос постарше.

— Ты дура! Раз Шериф с Гаем говорят с дедушкой, то кто, по-твоему, дома?

Йован поднялся и осторожно подобрался к краю крыши. Внизу стояли мальчик и девочка, явно брат и сестра — у них были похожие лица и одинаковые светло-рыжие вьющиеся волосы.

— Эй, привет, — он помахал им рукой, — я не привидение.

Но если бы он им был, то произвёл бы на детей куда меньшее впечатление. Увидев незнакомое лицо, девочка шарахнулась назад, а мальчик спрятался у неё за спиной, крепко вцепившись сзади в руки сестры.

— Вы кто такой? — ахнула Энни.

Йован в двух словах рассказал о своём приключении с нечестным водителем. Дети слушали внимательно, и вскоре с их лиц исчез страх.

— Как хорошо, что вам встретился Гай, — сказала девочка, — а то бы вас убили в лесу.

— И ты туда же! Без него я разве что дошёл бы до деревни на полчаса раньше.

Мальчик поднял с земли небольшой красный мяч, который выронил, испугавшись «привидения».

— Давайте играть, — деловито предложил он. — Мы будем бросать мяч на крышу, а вы обратно нам.

— Оуэн, ему не до игр, — одёрнула брата Энни.

— Вообще-то я как раз хотел сделать перерыв, — порезвиться с детьми казалось Йовану более привлекательным, чем драить крышу. — Сейчас спущусь к вам.

Он побежал по неровной поверхности к двери, ведущей внутрь, пару раз едва не споткнувшись о выступающие плиты.

«Это была бы очень глупая смерть», — подумал он и дал себе обещание чаще смотреть под ноги и не спотыкаться там, где есть риск свалиться и сломать шею. Но Йован смог продержать его меньше минуты — на лестнице что-то подвернулось под ноги, и если бы не перила, он скатился бы вниз. Маленькие коготки грызуна спешно застучали по полу.

— Миссис Мышь, мать вашу!

Крыса презрительно смотрела на него, шевеля длинными усами. В лапках она держала надкушенную золотую монету, одну из того мешочка, что утром принесла женщина.

— Что, блин? — изумился Йован и протянул руку к крысе. — Ну-ка, дайте посмотреть…

Но миссис Мышь схватила монету в зубы и шмыгнула в темноту, сверкнув лысым розовым хвостом.

Едва он вышел на улицу, как Оуэн метко бросил мяч прямо ему в лицо. Но Йован, даже не вздрогнув, перехватил его; эта игрушка была такой маленькой, что её легко можно было поймать одной рукой.

— Такие трюки со мной уже лет десять как не проходят, — ухмыльнулся он, сильным броском отправляя мяч обратно. — Знаете ли вы, что связались с самым лучшим на свете игроком во все дворовые игры?

— Так уж и лучшим? — осклабилась Энни. — Этих игр так много, что невозможно уметь играть во все. Держу пари, что в покере ты меня не переплюнешь.

— Карты не считаются! — наигранно возмутился Йован. — И дети не играют в покер, они гоняют мяч и прыгают через скакалку.

Девочка показала ему язык.

— Через скакалку я тоже лучше тебя смогу.

— Но у нас нет карт и скакалки, а есть мяч, — напомнил Оуэн. — Мы играем или как?

И мяч летал из рук в руки, от ног к ногам и за забор соседнего дома, и в окно с удачно прочным стеклом, и в голову пробегавшей мимо собаки, которая с радостным лаем поспешила присоединиться к игре. Йован всеми силами старался оправдать своё звание лучшего игрока (пусть и не во всём мире, а всего лишь в родном дворе), и это у него получалось. Ребята хлопали в ладоши и визжали от восторга, когда он держал мяч на носу, вертел на пальце и проделывал прочие трюки, которым научился в детстве.

Солнце ползло всё выше и выше, время давно перевалило за полдень. Йован запыхался и вспотел так, будто его окунули в реку, а дети носились вокруг, не чувствуя никакой усталости от многочасовой беготни.

— Давайте последний раунд и на этом закончим, — он решил наконец сдаться и отдохнуть.

— Что, старикан, радикулит? — язвительно крикнула Энни. Её лицо было красным, лоб в капельках пота, но девочка казалась полной энергии, а Оуэн и вовсе будто только что вышел из дома после хорошего отдыха.

«Не дети, а лошади, весь день готовы скакать», — подумал Йован, но вслух сказал:

— Я-то хоть до вечера могу играть с вами, но крыша сама себя не уберёт.

— Это точно, — раздался сзади строгий голос.

В двадцати шагах стоял Шериф, скрестив руки на груди и с яростью глядя на него. Из-за надвинутой на глаза шляпы, придающей зловещести, он походил на убийцу из зрелищного боевика. Собака, за минуту до этого восторженно гонявшаяся за мячом, поджала хвост и с виноватым видом уползла в кусты.

— Я дал тебе простейшее дело, — с расстановкой проговорил он, — а ты развлекаешься вместо того, чтобы работать.

— Я как раз собирался…

— Я вижу, как ты собирался, — отрезал Шериф и перевёл взгляд на детей. — А вы двое сейчас должны сидеть с родителями и не высовывать свои маленькие любопытные носы из дома в свете того, что именно на вашу семью пал выбор разбойников.

Энни закатила глаза, а Оуэн схватил лежащую на траве длинную палку и выставил её перед собой наподобие шпаги.

— Я не боюсь Робина Гуда! Пусть только придёт, и я его отделаю вот так! — он принялся размахивать палкой. — И так… И вот так!

— Быстро домой! — рявкнул Шериф, и ребята, хоть и нехотя, но повиновались.

Йован непонимающе смотрел на него — старик выглядел так, будто они только что совершили ужаснейшее преступление, например взяли без спроса машину или разбили его любимую вазу, хотя ни того, ни другого у Шерифа не было.

— Да чего вы так взбесились?

— Чего я взбесился? — он становился всё злее. — Я дал тебе ночлег и еду, а ты не удосужился выполнить даже простейшее поручение!

— Потому что нечего делать на этой крыше! — огрызнулся Йован. — Вы просто дали мне идиотское задание, чтобы я сидел дома и не совал нос в ваши дела!

Шериф, стиснув челюсти, смотрел на него с такой яростью, что разумнее было бы замолчать и признать вину, но Йован только сильнее распалился.

— Ну что? Я сейчас должен съёжиться под вашим взглядом? Расплакаться и пойти отмывать крышу своими слезами?

— Никто в этой деревне не смеет повышать на меня голос! — прорычал старик, сжимая кулаки.

— Драться собрались? В вашем-то возрасте?

Но взглянув на мощные плечи Шерифа, Йован понял, что старику ничего не стоит свалить его одним ударом. Запал прошёл, и он начал жалеть, что не придержал язык — этот человек выручил его и даже не потребовал денег, следовало бы относиться к нему с большим уважением.

— Ладно, давайте успокоимся. Я зря вам нагрубил. Извините.

К его удивлению, Шериф вздохнул и разжал руки.

— Хорошо. Пойдём в дом.

Шериф поставил на стойку два слегка запылённых стакана и наполнил их крепким, густо пахнущим ромом.

Йован покачал головой.

— Спасибо, но такими темпами я сопьюсь, как Гай.

— Как хочешь, — не глядя на него ответил Шериф и сделал большой глоток, даже не поморщившись.

— Если и дальше хочешь оставаться у меня, придётся работать, — сказал он, немного помолчав. — Бобби приедет со дня на день, но сразу тебя не повезёт, отдохнёт пару деньков. Раз с уборкой ты не справился, то поможешь мне в другом деле. Умеешь стрелять из ружья?

— Теоретически… Мы будем охотиться?

— Не совсем. У моего приятеля сбежала корова, а в лес сейчас, кроме нас, никто носа не сунет. Но Гай занят, а помощник мне бы не помешал. За разбойников не опасайся, со мной тебе ничего не грозит, к тому же, они орудуют только ночью.

«Опять ты что-то темнишь, — подумал Йован, — то не ходи в лес, то ходи. То бойся Робина Гуда, то не бойся… Да ещё и у Гая какие-то дела помимо того, как быть единственным клиентом этого бара».

— Хорошо, — согласился он, решив не высказывать подозрений вслух.

«Проверяет меня на трусость, что ли? Будто я всерьёз подумаю, что на нас могут напасть разбойники, которые боятся дневного света и пятилетних мальчишек!»

Вышли они только к пяти часам дня. Сперва Шериф возился с ружьями, проверяя и перепроверяя каждый винтик, потом принялся пересчитывать патроны, дважды сбился и начал заново, перепутал калибры, посчитав двенадцатый вместе с тринадцатым, и снова принялся за дело сначала.

Йован всего раз держал в руках оружие, когда отправился с дядей на охоту. Ему было лет одиннадцать, и он уронил ружьё в реку, проиграл в рукопашной схватке зайчихе, а потом плакал полдня, когда узнал, что животное защищало нору и он мог лишить зайчат матери. Но несмотря на крайне скудные познания в работе с оружием, Йован был уверен, что Шериф занимается бесполезной ерундой, зачем-то оттягивая время.

Когда же приготовления закончились, выяснилось, что собака, необходимая для поисков коровы, куда-то ушла. Где-то с полчаса Шериф искал её по деревне и наконец привёл — ту самую дворнягу, которая несколькими часами ранее играла с Йованом и детьми.

— Ганнибал, — представил он собаку.

— Приятно познакомиться, доктор Лектер, — поклонился Йован, подавая ей руку. Дворняжка положила грязную лапу в протянутую ладонь и забила хвостом.

— Вообще-то Барка, полководец, — поправил Шериф.

До темноты оставалось часа три, когда они наконец смогли выйти. Несмотря на то, что у жителей должно было быть много дел, улицы пустовали и лишь из-за одного забора доносились голоса.

Чем ближе они подходили к лесу, тем он казался темнее, хотя солнце светило вовсю. Весёлый Ганнибал притих, перестал отбегать, чтобы пометить каждый встречный камень или узнать причину шороха в траве, начал жаться к ногам и тревожно принюхиваться.

— Давай, мальчик, ищи, — приказал Шериф, и пёс несмело потрусил вперёд, то и дело оглядываясь на хозяина.

Дорога, по которой они шли, постепенно превращалась в тропинку — было видно, что люди редко заходят в лес дальше того расстояния, когда деревня исчезает из виду.

Толстые стволы обросли мхом и плющом, казалось, что деревья обзавелись шкурами. В них сновали мелкие жуки, будто блохи в шерсти дворняг. Несмотря на то, что сквозь густую листву свет проникал с трудом, трава росла сочной и высокой.

— А как выглядит эта корова? — рассеянно спросил Йован, которому надоело угрюмое молчание Шерифа.

Старик посмотрел на него, как на идиота.

— Единственную корову в лесу ты и без особых примет узнаешь. Но чтобы ты не перепутал её с дятлом или кустом шиповника, то запоминай: белая в рыжих пятнах, короткие рога, четыре ноги с копытами.

Ганнибал остановился и трусливо завилял хвостом, глядя на хозяина большими жалобными глазами.

— Ищи-ищи, не останавливайся! — прикрикнул Шериф.

Пёс растерянно огляделся, принюхался и сделал несколько неуверенных шагов вбок от тропинки.

— Похоже, её понесло в самую чащу. Хорошо бы успеть добраться до бедняжки раньше волков.

Собака шла с явной неохотой, оборачиваясь после каждого шага, будто ждала одобрения и поддержки. Что-то впереди пугало её.

Йован прикинул, как быстро он сможет снять со спины ружьё, прицелиться и выстрелить, если из кустов внезапно выскочит волк, и при этом попасть в зверя, а не себе же в ногу. «Секунд пять, — решил он, — при условии, что реакция „бей или беги“ не превратится в „падай и ори“, как в прошлый раз».

Довольно долго они пробирались по высокой траве, крупным камням, поросшим мхом, перешли мелкую речушку шириной шагов в пять. От Шерифа за это время Йован услышал только несколько слов, и те были обращены к собаке, постоянно оглядывающейся на хозяина.

— Гай вам не сын, верно? — спросил он, когда идти молча окончательно наскучило.

— Верно, — ответил старик, не поворачивая головы. — Задаёшься вопросом, на кой чёрт тогда мне этот бездельник?

— Ну…

— Когда я брал его в помощники ещё мальчишкой, то не имел представления, что из него вырастет такой бесполезный лось. Впрочем, хоть Гай и размазня триста шестьдесят четыре дня в году, на триста шестьдесят пятый он способен взяться за дело и выполнить его так, что не придерёшься.

— А у вас родственников нет?

— Никого. Ни братьев, ни сестёр, женат не был и слава богу.

— Не любите семейные ужины? — засмеялся Йован.

— Терпеть не могу, — Шериф тоже улыбнулся.

Начинало темнеть, и старик зашагал бодрее, всё чаще понукая собаку ускориться. Он трещал сухими ветками, с силой наступая на них, как маленький ребёнок, впервые гуляющий в лесу.

«Приходите, волки, на парад… Неужели нельзя не топать, как армия боевых роботов», — мысленно закатил глаза Йован.

Клочки неба за густыми ветвями были ещё светлыми, но лес стремительно чернел. Насыщенные зелёные и бурые цвета серели, камни и поросшие травой ямки становилось трудно различать. Йован не раз спотыкался и чуть не падал, успел отбить все пальцы на ногах и ободрать ладони.

— Далековато для коровьих похождений, не думаете? — окрикнул он Шерифа. — Мне кажется, Ганнибал идёт не по тому следу.

Старик остановился.

— Не знаю, сынок, не знаю. Нашему скоту дай волю — на северный полюс забредут.

— Ну если корова настолько сурова, может, она и перекантуется в лесу до утра? Сами же говорили, что нам опасно выходить ночью, было бы глупо рисковать ради животного.

Шериф огляделся по сторонам и вздохнул.

— Да, ты прав, — сказал он громче, чем было необходимо, учитывая то, что они стояли друг от друга шагах в десяти. — Пора поворачивать.

Зашуршал ветвями и травой вечерний ветер. Пёс заскулил и попятился к ногам Йована, испугавшись зловещих звуков лесной чащи.

— Я только осмотрю эти кусты. Что-то мне подсказывает, что там может быть наша беглянка. В темноте трудно заметить чёрную шкуру…

— Стоп, чёрную? — Йован осознал это спустя пару секунд. — Два часа назад она была в рыжее пятно!

— Я хотел сказать…

— Что с одной стороны она чёрная, а с другой пятнистая? — он почти кричал, разозлённый такой глупой и наглой ложью Шерифа. — Может, хватит мне врать? Какого хрена вы меня сюда затащили?

Старик молчал, даже не глядя на Йована: он всматривался в листву низких буковых ветвей.

— Отвечайте!

— Полагаю, вариант убийства или изнасилования тебя не убедит, — рассеянно проговорил Шериф, продолжая осматривать окружающие деревья.

— Конечно, не убедит! Вы же дали мне ружьё!

Ганнибал вдруг вцепился в его штанину зубами и потянул назад, громко скуля и подвывая. Йован в гневе дёрнул ногой слишком сильно, и пёс опрокинулся на бок, но брюки не выпустил. Ткань затрещала.

Шериф властно поднял руку.

— Тихо. Они здесь.

Но Йован не собирался молчать. Одно дело, когда сумасшедший старик играет в загадочность в своей деревне, и совсем другое, когда он затаскивает человека за несуществующей коровой в лес, где не менее сумасшедшие личности играют в разбойников.

— Опять?! — заорал он. — У вас ни один шаг не обходится без этого Робина Гуда?

— Тихо, я сказал! — прорычал Шериф. — Заткнись, если хочешь жить!

Он вскинул ружьё, не отрывая глаз от дерева, ничем не отличавшегося от остальных, на котором спрятаться могла разве что белка — если бы люди попытались влезть на его ветви, то наделали такого шелеста, что на ветер было бы не свалить.

— Ах, значит, на нас сейчас нападут лесные разбойники? — Йован обернулся к дереву и помахал в темноту. — Ну, давай, Робин Гуд, выходи, и я засуну стрелы тебе в задницу!

И он вышел.

Тень внезапно поднялась из листвы и бесшумно спрыгнула на землю. Этот человек был невысокого роста, одетый во что-то бесформенное, закутывающее всё его тело, включая голову. В руках он держал натянутый лук.

Шериф с необыкновенной быстротой подбежал к Йовану и встал впереди, загораживая его собой и держа разбойника на прицеле.

— Где твои прихвостни? — грозно спросил он. — Неужто ты один?

Робин Гуд сделал несколько беззвучных шагов вперёд, ничуть не боясь ружья. Теперь Йован смог его разглядеть: это оказался вовсе не старик с лысиной и жиром на боках, а юноша едва ли старше семнадцати-восемнадцати лет, с веснушками и по-детски вздёрнутым носом. Вся его одежда была сделана из серого меха, и на голове на манер капюшона красовалась почти цельная волчья шкура с выколотыми глазами и грубо разорванной пастью. Светлые волосы, такие запутанные, будто их не расчёсывали годами, свисали ниже плеч.

— Ожидал старпёра, а тут какой-то Питер Пэн, — пробормотал Йован, разглядывая шкуру и пытаясь понять, подделка это или нет. — Не та сказка, чувак, Нетинебудет за вторым поворотом.

Робин Гуд бросил на него беглый, но внимательный взгляд, и снова перевёл глаза на Шерифа.

— Мои-то рядом. А вот где твой?

Старик осторожно, не опуская ружья, толкнул Йована локтем.

— Приготовься стрелять, — еле слышно прошептал он.

— Да вы что, издеваетесь? — зашипел в ответ Йован. — Он почти ребёнок!

Разбойник, услышавший их слова, громко расхохотался.

— Ребёнок! Слыхали, парни, он назвал меня ребёнком!

— А кто ты тогда? — вспылил Йован. — Благородный вор? Мамуля хоть знает, где ты гуляешь по ночам?

— Замолчи, кретин, — не разжимая стиснутых зубов выдохнул Шериф.

Робин Гуд опустил лук и запрокинул голову, насмешливо глядя на них. Он стоял, полностью беззащитный перед вооружённым человеком, с таким видом, будто на него направил водяной пистолет едва научившийся ходить младенец.

— Поболтали и хватит. Парни, нападайте!

Пять чёрных теней спрыгнуло на землю с лёгким шорохом, словно это листья, а не люди, слетели с деревьев. Одна из них, вставшая чуть позади Робина, была чуть ли не вдвое больше и шире него, другая же, находившаяся дальше всех, едва бы достала ему до уха. Остальные трое были среднего роста.

Разбойники полукругом приближались к Йовану и Шерифу, выставив перед собой незатейливое оружие: двое держали копья, двое — дубинки, а великан и вовсе был с пустыми руками. Все они с ног до головы были замотаны в шкуры, которые скрывали их лица и даже не позволяли разглядеть цвет кожи.

Тут-то до Йована начало доходить, что лесная угроза не была шуткой или игрой, и хулиганы, некоторые из которых даже не достигли совершеннолетия, вполне опасны.

Он неловко стащил с плеча ружьё, едва его не выронив, и прицелился в крупного бандита.

— Стреляй по ногам, — сказал Шериф, — много раз. Даже если попал, стреляй ещё. Отступаем за собакой, будь внимателен. Ганнибал, пошёл!

Он выстрелил в одного из бандитов, точно попав в колено: тот запнулся, покачнулся, но не упал, и продолжил наступать, волоча ногу.

«Что за чёрт? У них защита под одеждой?» — испугался Йован. Он тоже выстрелил, но промазал, хоть это и было сложным с такой огромной целью.

Шериф схватил его за плечо и отпихнул назад. Ганнибал скулил где-то в кустах, зовя за собой, и Йован попятился на звук.

Старик пустил ещё один заряд в ногу разбойника, который без единого стона рухнул на колено — только ветки затрещали под ним.

— Вставай, Тук, — крикнул Робин, и бандит медленно поднялся.

— Этот нас не догонит, — шепнул Шериф. — Громила неповоротлив, от мальца мы отобьёмся. Остальные двое опасны. Я стреляю в левого, ты в правого, и тут же бежим со всех ног. Понял?

— П-понял.

Робин стоял, беззаботно прислонившись к толстому стволу дерева, и с интересом наблюдал за ними.

— Ну ладно, — он хлопнул в ладоши, — теперь ловите их всерьёз.

Тени сорвались с места и ринулись вперёд с пугающей скоростью. Подбитый тоже бежал, хоть и куда медленнее остальных.

— Давай! — скомандовал Шериф и выпалил в свою цель. Йован тоже выстрелил, но с секундной задержкой, из-за которой не успел убедиться, что попал — старик резко потянул его в сторону, и они бросились бежать.

— Петляй между деревьями и не пытайся спрятаться, всё равно найдут!

Йован бежал следом за лающим Ганнибалом, перепрыгивая через камни, врезаясь лицом в ветки и окончательно обдирая руки. Из-за собственного топота он не слышал, что происходит за спиной, но был уверен: шайка преследует их.

«Не может мне так везти, — отстранённо подумал Йован, — бегу, не глядя под ноги, но не спотыкаюсь».

И он тут же споткнулся. Упав локтями на острые камешки, он невольно вскрикнул. Совсем рядом послышался плеск — это был ручей, который они прошли несколькими часами раньше.

«Неужели так близко?»

Кто-то схватил его за плечо, и это был явно не Шериф — цепкая, холодная рука потянула его вверх. Йован резко дернулся вперёд, снова упал на четвереньки и изо всех сил лягнул нападающего. Рука отпустила. Он вскочил на ноги и обернулся — как раз вовремя, чтобы отскочить от разбойника, снова кинувшегося на него. Но везение закончилось, когда бандит бросился в атаку в третий раз и вцепился обеими руками. Йован скривился от отвращения: ладони были измазаны какой-то слизкой грязью и оставляли обильные следы, от разбойника отвратительно пахло болотом и дохлой кошкой и, судя по виду, как раз в болоте с дохлыми кошками этот дикарь и жил.

Он ударил напавшего в грудь, пытаясь вырваться. Капюшон из волчьего меха слетел с головы бандита, за ним соскользнула и шкура, скрывавшая руки…

Йован в ужасе замер. Это был не человек. По крайней мере, не живой человек.

Его распухшее лицо, чёрно-синее, с полопавшейся кожей, которая, как гнилое тряпьё, свисала с щеки и лба, нельзя было принять ни за какой грим или маску. В приоткрытом безгубом рту, а точнее, в дыре на его месте, виднелись копошащиеся черви.

— На помощь! — завопил Йован. — Шериф! Помоги мне!

Мертвец, на этот раз самый что ни на есть настоящий, впился пальцами, сквозь мягкую плоть которых чувствовались кости, в его шею и повлёк в сторону, где остался Робин Гуд.

Вдруг рядом послышался громкий плеск — кто-то подбежал к ним.

— Я же говорил метить в ноги!

Шериф с силой ударил разбойника прикладом по лицу, да так, что трупная жидкость брызнула вместе с гнилыми ошмётками щеки, схватил обеими руками его голову и рванул вбок. Раздался треск и мерзкое хлюпанье.

Йован отшатнулся назад и едва устоял на ногах, споткнувшись о речной камень.

— Что это? — пролепетал он. Хотелось кричать, но голос был таким слабым и охрипшим, что сам Йован еле слышал свои слова.

— Это, сынок, шайка Робина Гуда, от которой надо бежать так резво, как только можешь. Давай же, не стой!

Шериф крепко сжал его предплечье и потащил за собой, быстро переходя на бег. Лай Ганнибала звенел где-то впереди, всё отдаляясь, а старик бросался то вправо, то влево, продвигался зигзагами и не выпускал из рук ружьё, замедлявшее его.

Единственным, о чём мог думать Йован в этот момент, были три слова: «Да ну нафиг…» Не было мыслей о спасении или о жуткой гибели в лапах чудовищ — только эта фраза.

Внезапно они вылетели на дорогу, ту самую, по которой он впервые пришёл в деревню. Шериф остановился, вскидывая ружьё к плечу.

— Беги домой. Я перебью им ноги и догоню тебя.

Йован помчался, не чувствуя ни боли в израненных ногах, ни жара, хотя пот уже лился каплями, ни даже страха; рядом с ним, шаг в шаг, галопом неслась собака, выпучив ошалевшие глаза.

Глава IV. В ловушке

На улочках деревни, всё такой же молчаливой, будто почти нежилой, с тусклыми печальными огоньками в окнах, не было ни одного жителя. Только собаки из-за заборов отзывались лаем на топот бегущего человека.

В доме Шерифа не горел свет. Йован бросился ко входу, но двери оказались закрыты.

— Гай, ты там? — позвал он.

Никто не ответил, и он бессильно опустился на ступеньку, обхватив Ганнибала за мохнатую шею и прижав его к себе. Пёс заворчал, но всё же лизнул дрожащую руку и устроил голову и передние лапы на коленях Йована.

— Мне не страшно, я трясусь только от усталости, — прошептал он собаке.

Что-то, щекочущее как жук, поползло по локтю, и Йован машинально прихлопнул его ладонью, но не почувствовал под пальцами насекомого. Взглянув на руку, он увидел, что по ней стекает кровь — всё плечо было в глубоких царапинах, остатки изорванного рукава футболки промокли и потемнели.

Вдруг Ганнибал встрепенулся и напряжённо уставился на пустую дорогу. Вдалеке послышался звук шагов, но это явно были не разбойники — те передвигались почти бесшумно.

Из-за поворота показался Гай, как ни странно, совсем не пьяный. Увидев Йована, он ускорил шаг почти до бега.

— Где Шериф? — взволнованно крикнул он ещё издалека.

— Десять минут назад был жив, а если и умер, то мне плевать! — заорал Йован в ответ. — Открой чёртову дверь и объясни, какого хрена у вас по лесу бродят ходячие мертвецы!

Гай торопливо достал из кармана ключи и отпер замок, но внутрь не зашёл.

— Сиди здесь, а я за стариком.

Но Йован изо всех вцепился в его плечи.

— Ну уж нет! Никуда ты не уйдёшь, пока всё не объяснишь!

Впрочем, в этом уже не было необходимости — Шериф появился в конце улицы, он шёл торопливо и с тревогой вглядывался вперёд. Его одежда и волосы были испачканы тёмной слизью.

Через минуту старик подбежал к дому, тяжело дыша.

— Ну что, нашёл? — спросил он у Гая.

Тот покачал головой.

Несмотря на всё произошедшее, Йован всё же почувствовал некоторую жалость к Шерифу — он поник, ссутулился и опять будто бы постарел за одно мгновение на десяток лет.

— Снова мы рисковали напрасно.

Когда Гай отпер двери, он первым вошёл внутрь и тут же направился к полкам с алкоголем.

— Я говорил, что это идиотский план, — проворчал Гисборн, садясь у стойки и отодвигая стул для Йована. — Если за семьсот лет мы не отыскали его логово, то и в этот раз не было никаких шансов.

Шериф резким жестом приказал ему замолчать и повернулся к Йовану.

— Первым делом я должен попросить у тебя прощения. Я и сам был не рад поступить так подло.

— А я-то уж как не рад, — буркнул Йован, стирая кровь с руки салфеткой.

Старик глубоко вздохнул, совсем по-гайски глядя на бутылку, которую держал в руках.

— Думаю, нам понадобится много выпивки.

***

— Робин начал терроризировать нашу деревню ещё семь веков назад. Его отец был мелким землевладельцем, который после смерти жены за несколько лет спустил почти всё своё состояние. На сына ему было плевать. Мальчик рос невоспитанным, взбалмошным и неуживчивым. Он перессорился со всей роднёй и уже годам к тринадцати стал «позором своей фамилии». Разумеется, Робин возненавидел отца и остатки его имения и вскоре сбежал в леса, где занялся грабежом и браконьерством.

Впрочем, тогда он меня заботил не больше остальных разбойников, промышляющих на вверенной мне территории, и был далеко не самым опасным из них.

Но через пару лет его имя внезапно стало известным. Поползли слухи о заговорённых стрелах, без промаха попадающих в любую цель, о проклятом золоте, с помощью которого он извёл свою родню и врагов. В то же время количество грабителей в лесу резко сократилось. Он убивал конкурентов и фактически захватывал лес, но вместе с этим был очень скрытен и осторожен.

Йован прикрыл глаза дрожащей рукой. К своему удивлению, он обнаружил, что лицо до сих было мокрым от холодного пота.

— А зомби-то откуда взялись? — устало спросил он.

Шериф недовольно покосился на него, не желая нарушать последовательность своего повествования. Похоже, эта история рассказывалась не в первый раз.

— Так вот, проклятые деньги… Робин грабил любого, у кого только могло оказаться золото. Бедные его не интересовали — у них не водилось ничего, кроме медных монет, поэтому болтуны и приписали ему то благородство, которое вошло в легенды. Как ни странно, грабил он не ради наживы. Временами под дверями какого-нибудь дома оказывался мешочек с золотом, но оно приносило людям одни лишь беды. Никто из этих домов не проживал дольше нескольких месяцев, а деньги, шедшие по рукам, будто притягивали смерть и кровь: те, в чьи кошельки попадали, становились жертвами грабителей, убийц или несчастных случаев.

Вскоре Гуд стал появляться на дорогах не один, а с бандой молодчиков. Таких жестоких людей я ещё не встречал: сам Робин мгновенно убивал своих жертв стрелой в сердце или в шею, но его парни буквально разрывали бедняг заживо. Мы находили трупы с сотнями ударов тупым ножом, забитых до смерти, затоптанных или раздавленных. Больше всего народ пугал здоровенный детина по кличке Маленький Джон — он превращал людей в месиво ударами дубины.

Но самым отъявленным из них был Уилл Скарлет. Единственный, о чьём прошлом мне удалось разузнать. Говорили, что он то ли сошёл с ума, то ли продался дьяволу, а может, и то, и другое вместе… Убив своих мать и сестру, он сбежал из родной деревни и бродяжничал, пока не встретил Робина Гуда.

Скарлет уничтожал всех, кого видел на лесной дороге. Даже если это были нищие, до которых Робину не было никакого дела, Уилл нападал на них и убивал с такой жестокостью, что даже рыцари не могли сдержать слёз при виде изувеченных тел.

— Не хочу сказать, что вы плохой шериф, — пробурчал Йован, — но, может быть, если бы у вас в рыцарях ходили нормальные люди с крепкими нервами, всё закончилось бы по-другому.

Старик вздохнул и покачал головой.

— Что вышло, то вышло… Я остановился на Уилле. Вскоре его запал сильно помешал Робину.

Разбойники караулили в лесу монахов, чтобы добыть информацию о каких-то оккультных реликвиях, нужных Гуду. Но при нападении Уилл не сумел сдержаться и перерезал горло их главе, единственному, кто обладал этими знаниями. Робин пришёл в такую ярость, что напрочь забыл об оставшихся в живых. Одному монаху удалось сбежать, и он рассказал мне, что видел, как Робин Гуд в порыве гнева всадил Скарлету стрелу в сердце.

Я обрадовался было, что их стало на одного меньше, но через несколько дней собственными глазами увидел Уилла. Это был уже не тот безумец, что бросался вперёд главаря, теперь он молча и покорно исполнял приказы Робина. А когда я приблизился к нему, то понял, что смотрю в лицо мертвеца.

За эти несколько лет Гуд обучился самому тёмному из умений — некромантии, и Уилл оказался первым, кого он воскресил. Не прошло и года, как его люди, один за другим, превратились в таких же существ, послушных, бессловесных и постепенно гниющих.

С тех пор мои шансы истребить разбойников сравнялись с нулём, ведь уже умершего невозможно убить. Несмотря на то, что тела мертвецов постепенно распадались, Робин умело восстанавливал их, и они могли ходить, бегать и убивать хоть сотни лет.

Но и всего полученного ему оказалось мало. Бессмертным слугам нужен был бессмертный хозяин, и он овладел и этой магией.

Я понимал, что победить его обычными методами невозможно. Благодаря заговорённым стрелам он мог в одиночку перебить целый отряд, а теперь, когда с ним была ещё и нежить… В отчаянии я обратился к местной колдунье. Робина она ненавидела едва ли не сильнее, чем я. Уж не знаю, что между ними произошло… Она обещала изготовить оружие, способное его убить. Это могли быть меч, копьё или стрела — что-то, чем можно пронзить сердце, единственное слабое место бессмертного человека.

Но Робин узнал о нашем плане. Конечно, потом я выяснил, кто из моего окружения рассказал разбойнику обо всём, но это уже не имело значения…

Меня разбудили среди ночи с криком, что дом колдуньи горит. Прибежав на место, я увидел её лежащей у крыльца со стрелой в спине, окровавленную и умирающую. Все её зелья и книги сгорали в пожаре, устроенном Робином Гудом, который со своей шайкой только что скрылся в лесу. До сих пор я не понимаю, как он мог промахнуться и не убить её одним выстрелом…

Но колдунья оказалась куда могущественнее, чем разбойник себе представлял. Её силы хватило на два проклятия: одно, обрекающее всех, находящихся в деревне и её окрестностях, здесь же и оставаться, и второе, запрещающее Робину Гуду и его шайке входить в дома.

Перед смертью колдунья всё же успела передать оружие, кинжал, с помощью которого можно убить Робина, но дала она его не мне. Думая, что не доживёт до моего прихода, она вручила кинжал соседскому мальчишке, прибежавшему на помощь. Гаю.

Мне же она, до последнего сомневаясь, протянула три последних пузырька зелья бессмертия, которое почти сравняло меня в шансах с врагом. Я тут же выпил один. Колдунья умоляла меня мудро распорядиться остатками и приложить все силы, чтобы они были использованы только в случае необходимости.

Но загвоздка оказалась в том, что кинжалом мог воспользоваться только один человек — тот, кому он был передан, и пока этот человек жив, кинжал станет проявлять силу только в его руках. Поэтому я вынужден был сделать Гая своим помощником, обучить и дать ему выпить зелье.

Вообще-то колдунья просила меня подождать, пока Гай состарится и умрёт — тогда кинжал потерял бы хозяина и был бы готов к новым рукам. Но столько ждать я не мог — Робин, обезумевший от ярости, обрушился на деревню, жители который отнюдь не были бессмертными. Мы с трудом сдерживали его ночные набеги. И хоть я изворачивался до последнего, не желая обрекать Гая на такую судьбу, мне пришлось это сделать.

Мы долго готовились к нападению на разбойников, но когда наконец вышли в лес, нас постигла неудача. Робин сумел отнять кинжал.

До сих пор он спрятан где-то в лесу, а мы не можем его найти. В этот раз казалось, что теперь-то мы почти наверняка узнали, где Робин хранит свои сокровища. Поэтому я и решил использовать тебя как приманку, чтобы разбойники покинули своё убежище, а Гай в это время беспрепятственно вернул кинжал.

Шериф закончил свой рассказ и залпом опустошил третий по счёту стакан.

— Вот такая у нас история длиной в семь веков.

Йован скривился в судорожной ухмылке. Он не чувствовал ничего — ни удивления, ни злости, ни страха. Было лишь одно — ощущение ужаснейшей нелепости услышанного.

— Отличная история, не менее хороший вышел бы фильм, — саркастично фыркнул он. — У меня только три вопроса: на кой хрен я нужен Робину, почему вы за семьсот лет не смогли обыскать кусок леса и кто выпил последний пузырёк?

— Проклятие сильно, но его можно снять. Для этого нужны средства, которых поблизости нет, а разбойники не могут покидать лес. Поэтому Робин и ищет кого-то извне: человека, пропажа которого не привлечёт сюда внимания, чтобы превратить в своего слугу и отослать с поручением. Есть вещи, с которыми может справиться только нежить. Он договаривается об этом с кем-то из проезжающих, кто не прочь получить ещё не проклятое золото… Люди сюда приходят, но редко. Большинство попадает в лапы разбойников, некоторые добираются до деревни. Кто-то даже оставался жить, так что у нас есть несколько семей, способных ненадолго покидать это место. Бобби один из них. Но чем дольше ты здесь живёшь, тем сильнее действует проклятие, и мало кто может уезжать дольше, чем на несколько недель.

Да, Робин заполучил за всё это время не один десяток человек, но что-то мешает ему обращать людей в нежить. Он убивает их, а воскресить никак не может. Думаю, причина в источнике его силы — золоте, которое отбирает жизнь у жертв и отдаёт всю мощь Робину. Когда-то он уничтожал семьи дюжинами… Что же касается второго вопроса, скажу тебе, что хоть территория разбойников и ограничена, Робин сумел её как следует заколдовать. Что на самом деле сто километров, ты можешь пройти как пятьсот, поэтому обыскать лес не так-то просто.

— Окей, теперь третий.

Йован чувствовал себя так отстранённо, что даже не соотносил рассказ Шерифа с реальностью и будто слушал сюжет для какой-то книги.

— А, это… — старик немного замялся. — Это другая история. Я оставил пузырёк в ненадёжном месте, совсем забыв, что дом полон вредителей…

— Только не говорите, что…

— Да. Миссис Мышь опрокинула его и выпила зелье.

Йован раздражённо швырнул окровавленные салфетки на стойку.

— Итого имеем бессмертную крысу, маньяка, пятерых зомби, Гая-раздолбая и подленького Шерифа, — он говорил медленно и тихо, не разжимая стиснутых зубов. — Вот как семь веков вы гонялись друг за другом, так и продолжайте, а я не хочу ничего знать и ничего делать. Поживу у вдовы, пока не приедет этот Бобби.

Хотя выходить наружу в темноту и было небезопасным, а дом старушки находился не так уж близко, он не собирался оставаться здесь больше ни на одну ночь.

Ни Шериф, ни Гай не издали ни звука, будто не заметив, что Йован встал и направился наверх за рюкзаком, они вроде бы даже не посмотрели ему вслед, когда он молча вышел за дверь.

Некоторое время он стоял на пороге, напряжённо вглядываясь в чёрные переулки. Ни Робина Гуда, ни его разбойников, поблизости не было видно. Только сейчас Йован ощутил, что страх постепенно начал наползать на него.

Он потряс головой и быстро пошёл вперёд, считая шаги, чтобы не думать о мертвецах, которые могли караулить его за любым углом. Но чем дальше он отходил от дома Шерифа, тем сильнее становился страх.

«Может быть, зря я ушёл? Вдруг вдова меня не пустит переночевать?»

Поблизости что-то зашуршало, и Йован замер, с ужасом глядя туда, откуда слышался звук. Но это оказался лишь полиэтиленовый пакет, который медленно полз, движимый слабым ветром.

«Шериф же перебил всем разбойникам ноги, значит, они пока не смогут на меня напасть», — успокоил он себя.

Когда впереди показался чёрный силуэт дома вдовы, в котором не горело ни одного огонька, Йован побежал, кривясь от резко усилившейся боли в ногах.

Он постучал в калитку и негромко позвал:

— Откройте, пожалуйста, это я, Йован.

Старушка ему не ответила, тогда он постучал сильнее и сам испугался этого звука, который могла услышать не только вдова.

Где-то за домом заблеяла разбуженная коза, и тогда в одной из комнат наконец зажёгся свет.

Через несколько минут дверь дома медленно приоткрылась: старушка выглянула наружу.

— Мой мальчик! Что случилось? — она всплеснула руками и поковыляла к калитке так быстро, как позволяли почти окостеневшие ноги.

В гостиной за чаем с неизменными булочками, после того, как царапины были обработаны и перевязаны, Йован рассказал ей всё произошедшее. Вдова слушала внимательно, иногда охая, вздыхая и осуждающе качая головой.

— Шериф ужасно с тобой поступил, — кивнула она. — Пойти на такой риск… Разбойники могли разорвать тебя за мгновение!

— Только вот один из них сам оказался разорван на моих глазах. Не особо приятная сцена.

Йован поморщился, вспомнив отвратительный звук отрываемой головы. Даже сейчас, когда перед ним лежала ароматная выпечка, ему казалось, что он чувствует запах мертвечины.

— Наверно, это был Уилл Скарлет, — сказала вдова, — самое первое и самое неудачное творение Робина Гуда.

— Честно говоря, мне глубоко наплевать, кто они и что они. Я только хочу побыстрее уехать отсюда.

— Понимаю, — старушка вздохнула, устало прикрыв веки, на которых совсем не было ресниц. — Мой сын приедет не позднее, чем послезавтра, и я уж попрошу отвезти тебя сразу же.

— Бобби ваш сын?

Вдова улыбнулась, не открывая глаз.

— Да… Не такой любящий, как хотелось бы, но всё равно горячо любимый. Он уже давно ко мне не заглядывает и сам всё меньше радуется, когда я его навещаю…

— Мне жаль, — буркнул Йован, совершенно не желающий слушать дальше о семейных проблемах вдовы. К счастью, она это поняла и, едва его чашка опустела, встала из-за стола.

— Ты, должно быть, очень устал. Сейчас я тебя устрою.

Все в доме старушки, в отличие от комнат Шерифа, содержалось в чистоте, несмотря на её дряхлость и слабость. Хоть она и передвигалась с трудом, но все же как-то умудрялась и вытирать пыль со всех поверхностей, и мыть пол, и чистить стекла, и даже не давать паукам оплести потолки.

В одной из комнат Йован заметил упитанного рыжего кота, упоенно моющего усы толстой лапой.

— Лучший крысолов во всей деревне, — гордо сказала вдова. — Я попросила Бобби привезти ему самочку. Этот род должен продолжаться, но только не с драной кошкой Браунов, хоть она и единственная в деревне. Нет, мой красавец заслуживает пару поприличнее.

Йован с тоской подумал о своей кошке, которую мама принесла ещё пять лет назад маленьким писклявым котенком. Это едва стоящее на тонких лапках существо за несколько месяцев вымахало в огромную пушистую зверюгу.

«Они бы понравились друг другу», — мысленно усмехнулся он.

Когда вдова пожелала ему спокойной ночи и побрела в свою комнату, Йован поманил кота на кровать, но тот лишь презрительно сверкнул глазами, не двинувшись с места.

Раздеваясь, он увидел на теле пугающее количество ссадин, которые сразу начинали болеть и чесаться по мере обнаружения. Весь левый бок был в синяках от падения на камни возле ручья, пропитанные кровью носки с трудом отодрались от натертых и сбитых стоп, от чего ранки снова открылись.

— Если не умру от потери крови, то от сепсиса точно, — проворчал Йован, открывая антисептик из походной аптечки.

Запах спирта привлёк кота, который, впрочем, был слишком горд, чтобы показать свою заинтересованность. Медленно, будто гуляя, почти нехотя, он вошёл в комнату, придирчиво осмотрел стену и уселся в метре от источника запаха, глядя в противоположную сторону.

Йован протянул ему открытый флакон. Кот осторожно понюхал содержимое и облизнулся.

— Мр-р-р! — потребовал он.

— Ну уж нет, спаивать я тебя не буду.

Он угрожающе распушился и двинулся вперёд, не отводя жёлтых глаз от антисептика.

Йован поднял флакон над головой.

— Значит так, алкоголик. Заключим сделку: я даю тебе немного спирта, а ты за это спишь всю ночь со мной. Согласен?

— Мр-р-р-р!

Кот слизнул выпрошенные капли и мгновенно подобрел, сощурился и замурлыкал. Йован осторожно обхватил его за толстые бока и поднял на кровать, кот было дёрнулся спрыгнуть, но он удержал его за загривок. Устроив толстяка под боком, он натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза.

Заснуть никак не получалось. Несколько часов Йован ворочался, но не мог найти удобную позу: то болела спина, то затекала рука, то ныла шея. В конце концов возмущённый кот соскочил на пол, оставив беспокойного соседа по кровати в одиночестве.

Под утро, когда в окне посветлело, Йован вылез из постели, не уверенный, спал ли он хотя бы полчаса.

Боясь разбудить вдову, он решил пока не выходить из комнаты и сел возле окна, бесцельно глядя наружу.

В ещё полутёмном саду копошились какие-то мелкие птицы. Они шуршали в разросшихся кустах и негромко чирикали, мелькая маленькими, почти незаметными тенями. Но когда небо порозовело, в курятнике истошно закричал петух и птицы мгновенно исчезли.

Взъерошенные куры, похожие на сонных пожилых тёток, засеменили по саду, то и дело тыча клювами в мокрую траву.

От крика петуха проснулась и заскрипела противным голосом коза, ей ответил далёкий собачий лай, который мгновенно приумножился, и вскоре все собаки деревни гавкали на разный лад.

— Мир, спокойствие и никаких зомби, — пробормотал Йован.

Он почувствовал глубокое уныние — свою обычную реакцию на пережитое потрясение. Так было после победы на школьных соревнованиях, после первого свидания, первой поездки на отдых в одиночку и подобных волнительных событий. Это свойство было весьма неприятным, но Йован уже давно привык к нему.

Скрип входной двери отвлёк его. Вдова вышла наружу, держа в одной руке таз с кормом, другой до дрожи крепко вцепившись в клюку. Куры со страусиной скоростью метнулись к ней, впереди всех бежал, задирая лапы чуть ли не до груди, тощий петух. Птицы чуть не сбили её с ног, стремясь побыстрее добраться до завтрака.

Из-за деревьев вышла белая коза с глупыми выпученными глазами и ткнулась лбом в руку вдовы. Та потрепала её по шее.

— Доброе утро! — окрикнул старушку Йован.

Вдова подняла глаза и расплылась в такой доброй улыбке, что ему отчего-то захотелось плакать.

«Хренов недосып», — одёрнул он себя.

— Вам нужна помощь?

— Нет, нет, — замахала она руками. — Я прекрасно справляюсь, а ты должен отдыхать.

— Подумаешь, натёр мозоли и разбил колени, — фыркнул Йован. — С такими «ранениями» в постели не лежат. Сейчас спущусь.

Старушка громко запротестовала, но он не слушал и, быстро обувшись, вышел к ней в сад. Ноги и рёбра сильно болели, и Йован старался двигаться осторожно, но при этом не выдать, что он не в отличном самочувствии.

Он покормил козу и вытащил все застрявшие в её шерсти колючки, несмотря на то, что вдова всеми силами пыталась его усадить и заставить сидеть весь день. Наконец она с ворчанием поплелась на кухню делать завтрак, строго наказав кроме козьей шерсти ни за что больше не браться.

Пока Йован спорил со старушкой, скучающая коза решила попробовать на вкус его одежду, мгновенно приведя в негодность предпоследнюю футболку.

— А ну не трогать! — прикрикнул он, со злостью глядя на обслюнявленную ткань с расползающимся швом.

Коза равнодушно мотнула головой и зажевала его волосы, едва он наклонился, чтобы снять прилипший репей с ботинка.

— Да чтоб тебя!

Йован попытался её оттолкнуть, но понял, что лишится скальпа. Тогда он нащупал её морду и попытался разжать зубы. Через несколько минут безуспешных попыток ему наконец удалось освободиться из хватки, оставив большую часть волос на положенном месте и только один клок в козьей пасти.

— Ненавижу деревню, — вздохнул он.

Вдова опять на протяжении всего дня пичкала его выпечкой, даже в обед предложив сладкие рогалики. В огромном количестве чая, который она заваривала каждые пять минут, мог бы утонуть и слон. Уже во второй половине дня Йован начал подумывать, не стоило ли ему остаться у Шерифа, который, по крайней мере, не пытался убить его таким извращённым образом, а к вечеру он предпочёл бы трупную вонь нежити запаху сахарной пудры.

Когда же старушка позвала его ужинать, он сбежал в спальню, соврав, что ужасно устал и хочет поспать.

Он действительно лёг, потому что делать больше было нечего, и где-то через четверть часа заснул. Ему снились пончики в волчьих шкурах, убегающие от гигантской миссис Мыши, на которой сидели Шериф и Гай. Последний хлестал алкоголь из двух бутылок одновременно и грязно ругался в адрес пончиков.

Йован проснулся поздним утром с сильным желанием съесть чего-то солёного.

Вдова хлопотала на кухне над своими сладостями, и он с трудом подавил желание повернуться и убежать с криками в самую гущу леса, поселиться в медвежьей берлоге и до конца дней питаться сырым мясом. Вместо поспешного бегства он улыбнулся и спросил:

— А сыра не найдётся?

Старушка округлила глаза так, будто у неё потребовали приготовить завтрак из коровьего навоза, но вытащила из холодильника тарелку с домашним сыром.

— Я столько булочек наготовила, — вздохнула она, — ты же возьмёшь их в дорогу, когда будешь уезжать?

— Конечно, — промычал Йован, не отвлекаясь от сыра, будто боясь, что вдова отнимет его и заменит печеньем.

— А Бобби не ест мою стряпню. Сколько бы ни предлагала, никогда с собой не берёт, даже если ехать полдня. Сам-то готовит из рук вон плохо, а его жёнушка и того хуже…

В калитку кто-то постучал, коротко, но уверенно и громко.

— Ох, сынок приехал! — обрадовалась вдова и потянулась за клюкой.

Йован представил, как долго она будет плестись к дверям и вызвался побыстрее открыть самому. Но выйдя в сад он увидел за забором не незнакомого мужчину, а Шерифа. Первым порывом было уйти обратно в дом, но, увидев выражение лица старика, он ощутил зловещую тревогу и всё же пошёл ему навстречу.

Шериф стоял, опустив голову и сцепив руки, будто на похоронах. Он был не просто хмурым, а страшным в своей печали.

— Бобби мёртв, — тихо проговорил он.

— Мёртв? — переспросил Йован. — Как? Почему?

— Думаю, ты сам догадываешься.

Заскрипела дверь — вдове не терпелось увидеть сына, и она вышла наружу. Йован дёрнулся, будто от испуга, и неожиданно для себя выпалил:

— Не говорите ей!

Старушка медленно ковыляла к калитке, щуря слабые глаза на пришедшего.

— А что я, по-твоему, должен сделать? — прошипел Шериф. — Скрыть его гибель? Как бы я ни желал пощадить её чувства, это невозможно!

Йован представил, как преобразится от горя доброе лицо вдовы, как она рухнет на колени и зарыдает, а потом вдруг схватится за сердце, и умоляюще посмотрел на старика.

Вдова наконец подошла к ним. Она выглядела одновременно удивлённой и разочарованной.

— Роберт? Что ты здесь делаешь?

Шериф глубоко вздохнул и сжал кулаки, не поднимая глаз. За седыми ресницами всё же было видно, что его взгляд нервно метался.

— Мне… Мне очень… — он осёкся и громко сглотнул. — Мне очень нужен Йован.

Старушка растерянно смотрела на него.

— Да, знаю, что я не вправе просить помощи, — теперь он говорил увереннее и в голосе его даже послышалось недовольство, — но дело важное. И сколько раз я просил не называть меня по имени, Сьюзи!

— Я пойду… помогу, — пробормотал Йован, неловко протискиваясь мимо вдовы.

Шериф бросил нечитаемый взгляд на старушку и кивнул Йовану, приглашая идти за собой.

Когда дом остался позади на приличном расстоянии, он заговорил:

— Этим утром мы обнаружили машину Бобби на подходе к деревне, а внутри его самого, застреленного из лука. Судя по всему, вчера бедняга не успел до темноты и попался разбойникам.

«Кто же меня повезёт обратно?» — ужаснулся про себя Йован и тут же ощутил смутный стыд, который усилился от мысли о грустной улыбке вдовы, с которой она рассказывала про сына. Человек погиб, а его заботит только скорейший отъезд!

Шериф как будто понял, о чём он подумал.

— Да, парень, ты остался в ловушке. Робин Гуд взялся за тебя всерьёз.

Глава V. План Шерифа

Несчастного Бобби уже обернули в простыни и унесли прочь, когда Йован и Шериф подошли к толпе, окружившей машину, которую притянутул в центр деревни тощий бык. Дрожащие заплаканные старушки тихо перешёптывались чуть поодаль. Где-то в ближайшем доме, куда отнесли тело, слышались рыдания. Остальные жители деревни сбились в плотную кучу и о чём-то наперебой спорили, эмоционально жестикулируя, но всё же старательно приглушая голоса.

Подойдя ближе, Йован увидел, что посреди толпы стоит Гай, и именно ему адресованы возбуждённые речи. Судя по лицам людей, они были готовы если не растерзать его заживо, то, по крайней мере, забить камнями, как в старое доброе средневековье. Заметив приближающегося Шерифа, жители немного успокоились и перестали грозить кулаками.

— Разойдитесь! — рявкнул Шериф, и люди покорно отступили.

Кузов доисторического пикапа, сохранившегося чуть лучше костей динозавров, был полон самых разных вещей: там лежали тюки одежды, ящики, мешки, даже розовый девчачий велосипед. Очевидно, Бобби привозил запасы для всей деревни.

— Водить умеешь? — немного помолчав, спросил Шериф.

Йован покачал головой.

— Тогда боюсь, тебе никто не поможет… Есть желающие отвезти парня в город? — обратился он к людям.

Все головы повернулись к молодой женщине, видимо, одной из немногих, если не единственной, кто мог сесть за руль. Та отвела глаза и уставилась в землю.

— Да машина и не заводится… — неуверенно прозвучало из толпы.

— Как видишь, отъезд тебе не светит, — проговорил старик, увлекая Йована за локоть подальше от скопления народа к тени под деревом у соседнего дома. Гай молча последовал за ними.

Люди снова сгрудились вокруг пикапа. Кто-то принялся вытаскивать вещи, кто-то бродил кругами, кто-то просто стоял.

— Соболезную насчёт Бобби, — выдавил растерянный Йован.

— Хотел бы я сказать, что он был человеком что надо, да не могу. Но смерти он не заслужил, как и многие, многие до него…

Шериф вздохнул и вытер пот со лба рукавом рубашки.

Йовану стало очень не по себе. Неприятно было смотреть на местных, то и дело бросающих яростные взгляды в их сторону и перешёптывающихся, хоть он и понимал, что всё это предназначалось Гаю. От криков женщины, оплакивающей Бобби, накатывала дрожь.

Мысли о его собственном положении казались эфемерными.

— Слушайте, — пробормотал он, не глядя на Шерифа, — я не то чтобы простил вас, но я понимаю. В смысле ваш поступок.

Тот промолчал.

— Всё равно это было без толку, — со злостью сказал Гай. — Кинжал чёрт знает где, а Робин продолжает убивать.

Толпа вдруг почему-то затихла.

Взглянув в сторону пикапа, Йован увидел старика в махровом халате и тапочках. Он расхаживал взад-вперёд, шаркая ногами и поднимая пыль, и тащил за собой по земле грабли, к зубьям которых пристали сорняки.

Шериф прищурился, всматриваясь в происходящее.

— Реми? Что с ним такое?

Он быстрым шагом направился к странному старику. Йован нехотя пошёл следом.

Заметив их, старик резко обернулся и взмахнул граблями. Его круглые глаза метались, а веки дёргались, будто он видел вокруг не людей, а одних лишь чудовищ.

— Не пройдёшь! — зарычал он, направляя грабли на Шерифа.

— Что за Гэндальф местного разлива? — тихо спросил Йован у Гая, остановившись на приличном расстоянии.

Тот не успел ответить: старик с криком ринулся вперёд, по-джедайски размахивая граблями. Он занёс их над головой, намереваясь ударить со всей силы, но зацепился за ветку и чуть не упал.

Шериф тут же схватил его и крепко сжал руки.

— Верёвку, живо!

Несколько человек бросились исполнять приказ.

Старик, казалось, сдался и перестал вырываться из хватки, но едва Шериф попытался перехватить его запястья поудобнее, он резко метнулся в сторону пикапа.

— Не отдам! Не отдам! — завопил он.

«Такая истерика из-за старой развалюхи?» — с отвращением подумал Йован. Но старик не добежал до машины, а рухнул на четвереньки в нескольких метрах от неё, трясущимися руками хватая булыжник и прижимая его к груди.

— Не отдам никому, — повторял он.

Шериф поднял рыдающего старика на ноги и отмахнулся от принесённой кем-то верёвки.

— Успокойся, Реми, никто не отберёт твой камень. Заприте его где-нибудь, — обратился он к троим парням, стоявшим рядом.

Притихшего старика увели, а оставшиеся люди загомонили пуще прежнего, размахивая руками, как африканское племя, пытающееся вызвать ураган.

— Сумасшедший? — спросил Йован, проводив старика сочувственным взглядом.

— Ещё вчера не был, — сквозь зубы проговорил Гай. — Это всё золото Гуда.

Шериф вернулся ещё мрачнее, чем был. Он не смотрел в сторону толпы, откуда ясно слышались бранные слова, которые, однако, никто не смел сказать ему в лицо.

— Марта с детьми обречены, — сказал он совершенно спокойным голосом, который никак не вязался с его озабоченным видом.

— Энни и Оуэн? — испугался Йован, вспомнив ребят. — И проклятие нельзя снять?

— Никак. Даже если уничтожить золото.

Йован не сразу заметил, что они отошли дальше и теперь медленно направляются к дому Шерифа.

«А ведь только вчера клялся, что ноги моей там не будет», — подумал он.

— И что же со всем этим делать? В смысле, что вы предпримете и, главное, как мне отсюда выбраться?

Шериф вздохнул.

— Видишь ли, сынок, пока Робин Гуд жив, тебе не уйти. Как и никому не спастись от проклятия золота, если колдуна не убить. А этого мы не можем сделать уже не одну сотню лет.

— Ну ладно, кинжал потерян, но неужели это единственный способ? Что, если отрубить ему башку?

— Я лично снёс его голову мечом так, что она осталась болтаться на клочке кожи, а уж сколько раз отрубал руки и ноги, не пересчитаю, — сказал Гай. — Как видишь, до сих пор всё осталось на месте.

— А если отрубить и убрать куда-нибудь далеко? Или у него регенерация Дэдпула и он может отращивать части тела?

— Вроде того, — кивнул Шериф, устало потирая переносицу.

— Тогда посадить в железный ящик и закопать как можно глубже?

— Такого колдуна ничто не удержит.

Они подошли к бару, который не был заперт — видимо, Шериф с Гаем так торопились, что не даже успели закрыть двери. Внутри горел свет, включённый ещё ранним утром, когда было темно. На одном из столов сидели миссис Мышь и две другие крысы, которые мгновенно спрыгнули на пол и рванули под шкаф.

Шериф рассеяно погладил миссис Мышь по серой спине. Крыса ловко зацепилась за его рукав и вскарабкалась на плечо.

— Как же мне выбраться отсюда? — пробормотал Йован, спрашивая больше самого себя, нежели своих спутников.

— Сам посуди, — с небольшим раздражением ответил Гай. — Машина сломана, а если даже её и починить, никто через лес не поедет. Пешком тебе за день не пройти через владения Робина, а ночью он тебя схватит в два счёта. Позвать на помощь отсюда нельзя, а твои родные не знают, где ты находишься. Видишь какой-то выход?

— Но я же дошёл сюда за пару часов! Доберусь до трассы, поймаю попутку…

— Дошёл-то за пару часов, а вот выйдешь за два дня. Колдовство штука такая. Есть ещё идеи?

«Скосить ваше конопляное поле», — подумал Йован, но ничего не сказал. Хоть всё это и походило на бред наркомана, он сам видел мертвых разбойников и даже имел неприятность потрогать одного из них.

— Очевидно, — с нажимом проговорил Шериф, — что кинжал — наш единственный шанс. Но чтобы его заполучить, надо найти логово разбойников. А найти его невозможно, если только Робин сам нас туда не приведёт.

— И как же его заставить?

— Заставить — никак. Но можно обмануть его.

Йован вздохнул, уже догадываясь, чем кончится разговор.

— Мне это совсем не нравится, но я вас слушаю.

— Я уже говорил, зачем Робин охотится за тобой. Но штука в том, что обряд воскрешения проводится строго в определенное время, когда Луна находится в Стрельце, Раке или Скорпионе. Ближайшая подходящая фаза наступит через две недели, а значит, что все это время ты должен быть жив. Робину не нужен очередной полуразложившийся труп, который будет гнить на ходу. Если он хочет выслать нежить во внешний мир, то должен провести обряд над максимально свежим телом, поэтому он убьет тебя только когда придет нужное время, чтобы сразу же оживить.

— Это все, конечно, очень радует и обнадеживает, но что вы планируете делать?

— Если ты попадешься Робину, у него не будет выбора, кроме как держать тебя живым в своем убежище. Тогда ты и сможешь найти кинжал.

— Если! — рявкнул Йован с грубостью, неожиданной даже для себя. — Ключевое слово — если. Я не собираюсь попадаться в его лапы и сидеть в лесу с зомбаками!

— Прекрати истерику! Мы тебя и не принуждаем, — Гай тоже повысил голос и явно хотел сказать еще что-то нелестное, но Шериф жестом остановил его.

— Только если ты сам на это решишься, — мягко сказал старик.

Йован не ответил. Он мрачно обдумывал услышанное, не чувствуя совершенно никакого желания и сил втягиваться в подобные сумасшедшие планы.

В тишине раздалось чавканье миссис Мышь, упоённо облизывающей волосы Шерифа.

— Кстати говоря, почему ваша крыса ест золотые монеты? — спросил Йован, вдруг вспомнив случай на лестнице.

— Думаю, потому что они вкусные, — серьёзно ответил старик и посмотрел на него так, будто ожидал смеха над дурацкой шуткой.

Не получив никакой реакции, он добавил:

— За свою жизнь она избавила мир от внушительного количества проклятого золота.

— Короче, в плешивой крысе куда больше пользы, чем в вас двоих, — со всем презрением, на которое только был способен, проворчал Йован.

Шериф кивнул.

— Как ни печально признавать, но это так.

В дверь с силой постучали. Снаружи послышались приглушённые голоса нескольких человек, в которых явно звучало раздражение.

— Бар закрыт! — крикнул Гай.

— Мы не за твоим поганым пойлом! — отозвались пришедшие.

Старик нехотя поднялся со стула, но дверь открылась сама от нетерпеливого толчка. На пороге стояли двое мужчин лет сорока и женщина чуть постарше. Их лица были красными, будто от жары, хотя на улице дул прохладный ветерок.

Шериф нахмурился — по всей видимости, одного такого взгляда раньше хватало, чтобы мгновенно угомонить недовольных, но сейчас это не подействовало. Хотя пришедшим явно стало некомфортно и в их движениях появилась неловкость, они с прежней решимостью прошли внутрь.

— Я не приглашал вас войти, — спокойно, но строго проговорил Шериф, будто перед ним стояли непослушные школьники.

— Со всем уважением, — ответила женщина, — но мы имеем право получить объяснения. Вся деревня в ужасе, и сам знаешь, если выгонишь нас, ничем хорошим это не кончится.

Старик скривился, но указал им на стулья.

— Если бы мой гость уже не собирался уходить, — он выразительно посмотрел на Йована, — я бы оставил вас ждать за дверью, и неважно, сколько бы это заняло.

Пришедшие устроились вокруг Шерифа, заскрипев тяжёлыми стульями, а Гай хмыкнул и демонстративно отошёл в другой конец помещения.

— Всего хорошего, — буркнул Йован.

«Опять какие-то козни строит, чёртов Дамблдор. Пойди, чувак, найди крестраж, убей злодея, спаси мир, но лишних вопросов не задавай!» — со злостью подумал он.

Закрыв за собой дверь, он остановился и посмотрел на занавешенное, но слегка приоткрытое окно. Наверняка, если подкрасться бесшумно, через него можно будет услышать разговор.

На цыпочках, широко расставляя ноги в попытках не задеть ничего, способного издать шум, Йован подобрался к окну. Отсюда действительно можно было разобрать речь находящихся внутри людей.

— Поверьте, вам ничего не грозит. Мы разберёмся с Гудом…

— Разберётесь? И как же, позвольте узнать?

— Вы прекрасно знаете, что своими планами я не делюсь с посторонними!

— Нет, ну вы это слышите? Мы для него посторонние! Это нас, одного за другим, убивают разбойники! Это мы и наши дети с малолетства вынуждены с утра до вечера работать и работать на поле, в хлеву и в выгребных ямах, чтобы выжить, будучи отрезанными от мира! Среди нас нет ни одного, кто бы не проклинал Робина Гуда каждый божий день… И нам же вы говорите, что мы не достойны доверия?

Внутри что-то громыхнуло, будто один из людей, резко встав, отшвырнул стул.

— Неужели непонятно? — зарычал мужчина. — У него нет никакого плана! Чёртов старик водит нас за нос, потчуя сказками про то, что защитит нас! Все видели, как он защитил Бобби и семью Марты? И всех тех, чьи имена высечены на траурной доске?

— Закрой свою пасть! — искажённый от ярости голос Гая раздался совсем близко. Похоже, он сидел недалеко он окна.

От неожиданности Йован вздрогнул и едва не отпрянул в кусты за спиной, треск которых точно бы выдал его.

— Уж ты-то не вякай! Никчёмный пьяница, который не смотрит дальше дна бутылки!

— Да кто ты такой, чтобы осуждать меня? Был бы кто-то из вас на моём месте…

— Он бы не напивался до синей рожи!

— Ты у меня сейчас и без алкоголя посинеешь!

— А ну! Все! Заткнулись! — заорал Шериф и грохнул кулаком по столу с такой силой, что всё стеклянное в помещении затряслось и зазвенело.

Но перепалка продолжалась: Гай и разошедшийся мужчина уже не желали замолкать и могли сцепиться в любой момент. Раздались тяжёлые и быстрые шаги — второй пришедший встал рядом с приятелем, готовый поддержать его в драке. Крики становились всё громче и громче, и Йован хотел было уже убраться подальше, как вдруг прозвучал выстрел.

Йован застыл на месте, как и люди внутри.

— Я сказал вам замолчать, — в полной тишине произнёс Шериф. — Ещё одно такое представление — и следующая пуля окажется в чьём-то колене.

С минуту все молчали. Наконец женщина заговорила слегка севшим голосом:

— Хоть у тебя и есть власть, вечно отмахиваться от нас ты не сможешь. Я ни в коем случае не угрожаю, но все уверены: Робин обозлился из-за того, что не смог заполучить паренька, которого ты приютил. И чтобы не навлекать ещё больший гнев, люди могут вышвырнуть его в лес в лапы разбойникам.

— И тогда отправятся за ним следом! — огрызнулся Шериф. — Пошли вон отсюда!

Йован едва успел беззвучно шмыгнуть за ближайший куст, как дверь хлопнула, и трое разозлённых жителей затопали по короткой лестнице. Дождавшись, когда их тени исчезнут за поворотом, он встал и осторожно выбрался к дороге. Ему очень хотелось вернуться к вдове, но проходить мимо толпы людей, настроенных по отношению к нему не самым лучшим образом, казалось небезопасным. К тому же, он не хотел быть свидетелем момента, когда известие о смерти Бобби наконец дойдёт до несчастной старушки.

И Йован побрёл в противоположную сторону, где виднелось небольшое поле, ограждённое низкой плетёной изгородью, которая закрывала путь к лесу.

На краю поля четыре коровы меланхолично жевали траву, изредка хлопая сонными глазами, а неподалёку от них сидели двое детей. Приглядевшись, Йован узнал в них Энни и Оуэна.

— Эй, ребята! — окрикнул он их.

Дети обрадованно вскочили и подбежали к нему, широко улыбаясь.

— Я думал, ты умер, — с восторгом сказал Оуэн. — Старик Джим видел, как Шериф повёл тебя в лес, и все решили, что тебе крышка.

Йован презрительно встряхнул головой и закатил глаза.

— Чего, блин? Чтобы я вот так взял и умер в своё первое нормальное путешествие? Не дождётесь.

— Значит, деревня с воскресшими мертвецами и бессмертным шерифом для тебя нормальна? — ехидно спросила Энни, усмехаясь половиной рта. Её зубы были нездорово жёлтыми — Йован только сейчас обратил на это внимание — а в верхнем ряду не хватало клыка.

— Подумаешь, мертвецы! Таких чуваков на любой хэллоуинской вечеринке навалом, хоть суп из них вари. А вот видели бы вы австралийских кенгуру-качков… Или звездоноса — ваши зомби с ним и рядом не стояли.

— Кто такой звездонос? — заинтересовался Оуэн.

— Представь крота, у которого вместо носа щупальца. Вокруг каждой ноздри. Такой пушистый подземный Ктулху… А насчёт странных мест — ненормальнее египетских пирамид ты ничего не найдёшь. Это же надо было придумать — строить целую гору, чтобы почтить память какого-то фараона, а ведь они сменялись чаще швейцарских президентов. И сколько сюжетов вокруг них! Что ни мумия, то с древним проклятием, и каждая охраняет сокровища, которые ещё и защищены хитрыми ловушками…

Йован замолчал, заметив, что Энни вдруг погрустнела, сникла и уставилась в землю, не моргая, словно стараясь не заплакать.

— Что с тобой? — испугался он.

— Ничего, так… — сдавленно пробормотала девочка, отворачиваясь, чтобы не показать слезящихся глаз. Но потом она вдруг резко вскинула голову, как будто поняла, что всё равно не сможет сдержаться, и взахлёб заговорила:

— Просто дед стал совсем плох, у мамы от этого подскочило давление, а ещё соседка постоянно говорит, что все мы умрём — и дед, и мама, и я, и Оуэн… Шериф обещает помочь, но взрослые ему не верят, да и я теперь тоже не верю: ни он, ни Гай не могут остановить проклятие, они же не колдуны… Соседка говорит, что оно сожрёт сперва наш разум, потом тела, а потом и души, и тогда от нас не останется ничего, кроме имён на траурной плите!

Оуэн боднул лбом сестру в плечо, как собака, не понимающая, почему хозяин грустит.

— Энни, ну хватит. Терпеть не могу, когда ты такая.

— Дурак! — всхлипнула девочка, обнимая его.

Йовану в который раз захотелось сбежать куда-нибудь подальше, никого не утешать, никому не помогать и не смотреть на чужие слёзы. Но, увы, это было невозможно.

— Вообще-то у Шерифа есть отличный план, — сказал он, подумав про себя: «дерьмовый план». — Они с Гаем точно всех спасут.

«Все погибнут. Хорошо, если без меня».

— И скажу вам по секрету, — он наклонился к детям, понизив голос до шёпота, — я в этом плане главное действующее лицо.

— Правда? — изумился Оуэн.

— Только никому не слова. И большего я вам рассказать не могу.

Энни схватила его за руку и посмотрела прямо в глаза, уже не стесняясь слёз, которые вовсю текли.

— Ты действительно нас спасёшь?

— Надеюсь, — честно признался Йован.

Теперь он почувствовал, что готов действовать — но не по плану Шерифа. Какими бы милыми не были некоторые жители этой деревеньки, он не собирался ради них рисковать жизнью. Конечно, если послушать Шерифа, лучшего выхода найтись не могло, но ведь старик уже врал столько раз, что и этим словам было бы глупо поверить, решил Йован.

«Оставаться здесь больше нельзя. Во-первых, вся деревня под прицелом разбойников, во-вторых, меня грозятся выкинуть. Соберу вещи и с утра пойду к трассе, а к вечеру, надеюсь, уже доберусь до цивилизации. Расскажу полиции про поселение психов, которых убивает лесной маньяк, и пусть они разбираются. А если лес всё-таки заколдован, придётся действовать по плану Шерифа. Всё лучше, чем торчать тут и ждать неизвестно чего».

— А можно мне пойти с вами убивать Робина Гуда? — спросил Оуэн.

Энни тут же дала ему подзатыльник, но мальчик ничуть не обиделся и только пихнул её в бок.

— Спятил? Он тебя одним шлепком раздавит!

— Ничего не раздавит! Я его палкой!

— С палкой против разбойников? Да уж… Кстати, — она повернулась к Йовану, — а как вы победите бессмертного?

Йован немного замялся, подумав, что если дети не знают о кинжале, то и выдавать эту тайну им не стоит, но спустя секунду уверенно ответил:

— Отрубим голову, руки и ноги, расфасуем по железным ящикам и закопаем глубоко под землёй.

Оуэн подскочил и восторженно захлопал в ладоши.

— Это так клёво!

— Клёво?! — шутливо возмутился Йован, обрадовавшись возможности сменить тему. — Так никто не говорит. Забудь это слово.

— Но Бобби привозил комиксы, и в них так говорят, — мальчик немного смутился.

— Эти комиксы наверняка выпустили ещё до нашей эры. Не заучивай старомодные словечки. Правда, я и сам иногда говорю как в прошлом веке, но тебя за такое засмеют, когда ты выберешься отсюда и пойдёшь в школу. В общем, не говори «клёво», лучше скажи «круто» или хотя бы «очешуенно».

— Я знаю ещё варианты, но мама запретила мне их произносить, — поведал Оуэн, с опаской оглядываясь на сестру.

— Мама фигни не посоветует, — согласился Йован. — Слушайся её.

Он подумал, что лучше не терять времени, болтаясь по округе, а как следует продумать свой побег из этого места и заручиться помощью.

— Ну, народ, мне пора.

Он потрепал Оуэна по голове, помахал Энни на прощание и снова направился к дому Шерифа.

На стук отозвался Гай, что-то орущий про мать того, кто стоит за дверью, и советующий уйти прочь, пока он не встал и не взял что-то тяжёлое.

— Это я, — крикнул ему Йован.

Гисборн замолчал и нехотя поплёлся открывать, шаркая сапогами, которые неизменно носил даже в жару.

— Где Шериф?

— Тут я, — отозвался старик из подсобки, — пересчитываю, как скоро нам придётся перейти с ружей на лук и стрелы.

— Лучше бы считал, когда мы передохнем с голоду, — проворчал Гай, доставая бутылки с полок одну за другой, — когда вымрет наш скот, закончится зерно, испортятся солнечные батареи и исхудится проводка.

— Читай: кончится вино, — хмыкнул Йован. — Но я пришёл сказать, что я в деле.

Шериф вышел на свет, вытирая испачканные руки о тряпку.

— Ты уверен, сынок?

— Думаю, да. Какой у меня выбор?

— Похоже, подслушал наш разговор с этими кретинами, — сказал Гай, почти не отрываясь от кружки.

Йован сделал было возмущённое лицо, но понял, что никто на него не смотрит: Гисборн был занят своей выпивкой, а Шериф повернулся спиной, запирая дверь в подсобку.

— Мне кажется, — проговорил старик, — ты не до конца осознаёшь опасность, даже несмотря на то, что видел.

— Или наоборот, осознаю настолько, что и правда вижу только один выход, — возразил Йован, на самом деле постепенно теряя всю уверенность в своём плане, но стараясь не показывать виду.

Шериф кивнул.

— Мы не в том положении, чтобы тянуть. Так что я поверю в тебя и сделаю всё, чтобы ты не погиб.

Приготовления были короткими. Обувь Йована обильно смазали чем-то пахнущим, чтобы Ганнибал смог по следу отыскать его. Этой же жидкостью обрызгали всё содержимое рюкзака, одежду и даже волосы.

«Будет неловко, когда он выведет их к дороге… Может, стоит оставить там записку?» — подумал Йован. Ему не хотелось рассматривать всерьёз вариант, где он не доберётся до трассы.

— Ждём пять дней и идём тебя вытаскивать, — сказал Шериф. — За это время мы будем как можно больше отвлекать разбойников, а ты должен искать кинжал.

Гай исхитрялся над бумагой часа два и наконец показал рисунок кинжала: прямое лезвие, грубоватая рукоять без узоров — совсем не то волшебное оружие, которое представлял себе Йован.

— Не эльфийский клинок, конечно, но тоже неплохо, — протянул он, разглядывая рисунок, — а имя у него есть?

— Не довелось окрестить, — равнодушно отозвался Шериф, а Гай закатил глаза и покрутил пальцем у виска.

Йован попытался вспомнить что-нибудь из своих скудных знаний синдарина, чтобы дать название кинжалу, но старик снова заговорил о деле, не позволяя отвлечься ни на минуту.

— Мертвяков не злить, не атаковать, руками не трогать — чёрт знает, какая на них зараза. Старайся выглядеть как можно более беспомощным и безобидным, заставь Гуда ослабить бдительность. Приглядывайся к поведению нежити. Вряд ли Робин оставит тебя без присмотра, поэтому вполне вероятно, что придётся ещё как-то обмануть его шайку. Разговаривать бесполезно, они сейчас что-то вроде животных, только не спят и не едят.

— Какая удача, что я мастер по обведению зомби вокруг пальца, — пробурчал Йован.

Он изо всех сил старался не думать о том, что очень сильно рискует попасться разбойникам, но бесконечные наставления Шерифа всё больше и больше заставляли его сомневаться в своём решении. Однако оставаться в деревне казалось ещё страшнее.

Гай вытащил откуда-то целый арсенал разнообразных ножей и принялся оснащать ими Йована: два прикрепил над лодыжками, один на поясе, ещё два на плечах, а потом пустился в долгие объяснения, какой материал лучше резать каждым из них и как правильно их держать.

— Сама безобидность, — скривился Шериф, критически разглядывая снаряжение. — Если Робин на нём обнаружит столько ножей, то точно заподозрит, что мы замешаны.

— А чем он будет защищаться и спасать свою жизнь, когда всё полетит к собачьей матери? — окрысился Гисборн.

— «Когда?» — возмущённо переспросил Йован, но Гай не обратил на него внимания.

— Не сбивай парню настрой! — рявкнул Шериф.

— А ты не лги, что всё под контролем!

Опять начались ругань, взаимные обвинения и угрозы швырнуть оппонента прямиком в реку или овраг.

Потратив на ссору чуть ли не час, они наконец умолкли и снова вернулись к насущным делам, то и дело с яростью поглядывая друг на друга. Йован тем временем молился, чтобы поскорей наступила ночь, а за ней пришло утро, когда он наконец отправится прочь из этой деревни и подальше от всех её безумных обитателей.

На следующий день, едва он вышел из комнаты, Шериф опять налетел на него с напутствиями и Йован пожалел, что не вернулся к вдове. Вообще-то надо было попрощаться со старушкой, но он так не хотел застать её в горе, что решил даже не заглядывать к ней перед уходом.

«Это неблагодарно!» — пискнула совесть. Впрочем, её быстро заглушили поучения Шерифа и Гая, наперебой объясняющих, чем отличаются ситуации, когда в тебя целятся, стоя правой ногой на траве, и когда — на камне.

Судя по тому, что услышал Йован от старика — он будет почти в полной безопасности, если не наделает глупостей. Если же верить Гаю — он неминуемо погибнет страшной смертью, причём не один раз.

Провожать его не стали. Ещё раз облитый вонючей жидкостью, с несколько полегчавшим рюкзаком и ножами, спрятанными под штанинами (Шериф и Гай всё-таки сошлись на двух), Йован отправился к лесной дороге.

До темноты оставалось двенадцать часов, а пути было часа на два-три.

Всё вокруг казалось таким же, как в тот день, когда он шёл к деревне — истерично орали птицы под какофонию насекомых и не появлялось никаких намёков на приближение нежити. Йован уже не сомневался, что доберётся до трассы без приключений. Теперь он и не был уверен, что в ту ночь действительно видел мертвецов — темнота и испуг могли сыграть и не такую шутку — а заклятие и вовсе казалось неимоверной чушью.

Как можно было заблудиться, идя по широкой дороге без ответвлений, на которой когда-то даже умудрились проложить асфальт? Это представлялось нереальным.

Напряжение почти исчезло, и Йован замедлил шаг, чтобы не выбиться из сил, и перестал ежесекундно оглядываться.

Но стоило ему расслабиться, как за очередным поворотом вдруг показалось огромное поваленное дерево, лежащее поперёк дороги. Его толстые ветви торчали над землёй на три человеческих роста, а корни, как и верхушка, скрывались в густом кустарнике.

«Как хорошо, что я не на машине», — подумал Йован, сходя с дороги, чтобы обогнуть дерево. Ему пришлось пройти шагов десять, пока между ветвями и кустами не показалась лазейка. Он пробрался через неё, согнувшись и закрывая лицо от царапающихся колючек.

Но по ту сторону дороги не оказалось. Ещё минуту назад она просматривалась на несколько сотен метров вперёд, а теперь на её месте была лишь сочная трава, явно не видавшая человеческих ног.

Йован в панике пробежал вдоль ствола, но ни единого кусочка асфальта, даже тропинки, там не было.

«Чёрт, чёрт, чёрт! Неужели это то проклятие?»

Он нырнул обратно в лазейку, надеясь вернуться обратно, однако и здесь его окружала лишь лесная чаща. Толстые, заросшие стволы, мшистые камни — и больше ничего.

Йован присел на одну из ветвей, пытаясь успокоиться. Пришлось ужесточённо подавлять привычку думать вслух, чтобы не выдать себя тому, кто мог сейчас стоять за любым деревом.

«Так, главное — оставаться хладнокровным. Это определённо ловушка Робина, и я неё угодил. Рано или поздно зомби придут за мной. Теперь лучший шанс выжить — это довериться плану Шерифа».

«Хладнокровным?! — паника мгновенно прорвалась через все его усилия. — Зомби придут! Зомби! Придут!»

Йован несколько раз глубоко вздохнул, мысленно считая до пяти.

«Чтобы мои мозги не отправились им на ужин, эти дэдпуловские штучки со внутренними диалогами нужно прекратить».

По всей видимости, прямо сейчас на него никто не собирался нападать. Он неподвижно сидел ещё с полминуты, думая, что же лучше — остаться на месте и ждать, когда Робин явится за ним, или пойти наугад в надежде выбраться куда-нибудь. Быстро сделав выбор в пользу второго варианта, он встал и побрёл в направлении, куда раньше вела дорога.

Время уже давно перевалило за полдень. Прошёл час, другой, третий, но никаких следов человека не встречалось — ни тропинок, ни зарубок, ни даже беспечно брошенного мусора.

Уставший и голодный Йован опустился на траву под деревом, чтобы перекусить — в рюкзаке лежали две бутылки воды и обед, которым снабдил его Шериф. Но несмотря на голод, есть было трудно, он давился каждым куском, не чувствуя никакого вкуса.

Не съев и четверти порции, он спрятал еду обратно и снова поднялся, хотя уже почти не верил, что сможет выйти из леса.

«Робину я нужен живым, — говорил он себе, — я не умру. Меня вытащат, главное, не сходить с ума».

Ему снова вспомнились мерзкие склизкие руки Уилла Скарлета, которые пугали даже больше, чем полусгнившее лицо. От этой мысли начинало трясти.

Йован плёлся, почти не глядя, куда. Он сильно устал, но стоило хотя бы на минуту присесть, как на него снова находила невыносимая тревога, и всё, что он мог сделать, чтобы справиться с ней — это идти дальше. Так прошло ещё несколько часов. Начинало темнеть.

— Хороший нынче вечер, — вдруг раздалось за спиной.

Йован даже не испугался — столько раз он прокручивал в мыслях момент его появления. Робин сидел на кривом корне, в полутьме от низких ветвей — казалось, ему были неприятны даже остатки сумеречного света.

— Был бы лучше, если б я не потерялся, — Йован хотел притвориться, будто не понимает, кто перед ним, но голос прозвучал неестественно тонко.

Разбойник легко вскочил, даже не зашуршав травой, и откинул волчий капюшон с головы.

— Тогда иди со мной. Я могу дать тебе пищу и ночлег.

— Вообще-то мне лучше на дорогу…

Гуд широко улыбнулся.

— Здесь нет дорог. Но есть моё жилище неподалёку.

«Не спорь, соглашайся же», — мысленно подтолкнул себя Йован, но всё же никак не мог решиться пойти за колдуном.

— Мама говорила не ходить с незнакомцами, — пискнул он, поражаясь собственному идиотизму.

Звонкий хохот Робина заставил его вздрогнуть и попятиться.

— Да ты смешной малый! — воскликнул бандит. — Ты же знаешь, кто я такой: Робин Гуд, лесной разбойник, лучший стрелок на этих землях.

Он произнёс это с пафосом ужасно переигрывающего дешёвого актёришки, при этом нелепо поклонившись.

— Гений, миллиардер, плейбой, филантроп, — пробормотал Йован, отступая ещё на шаг.

— Что ты бубнишь? Я не слышу, — «приветливый» оскал не сходил с лица Робина ни на секунду.

— Я говорю: денег нет, не надо меня грабить и убивать.

Разбойник наконец вышел из-под дерева и приблизился так беззвучно, как не может красться ни одно животное в мире. Казалось, он раздумывает, стоит ли применить силу.

— Пойдём.

Он медленным, осторожным движением положил руку на напряжённое плечо Йована и повлёк за собой.

Робин был ниже почти на полголовы, но явно намного сильнее, быстрее и ловчее — глупо было даже думать о том, чтобы вырваться.

«Да и бежать бесполезно. Один выход — этот дурацкий план…»

Но несмотря на все доводы, мысли о скорой встрече с его нежитью приводили в настоящий ужас и иррациональное желание оттолкнуть разбойника и броситься в чащу становилось всё сильнее.

«Может быть, получится договориться?»

Йован не верил в это, но всё же решился заговорить:

— Робин, зачем я тебе?

Тот удивлённо посмотрел на него, будто и в мыслях не имел ничего дурного.

— Слушай, если отпустишь меня, я сделаю всё, что скажешь. Могу достать много денег… или ещё что-то…

«Блин… Слишком толстые намёки. Сразу поймёт, что я в курсе всего», — он мысленно поёжился, ожидая в ответ чего угодно.

Гуд улыбнулся, даже не глядя на него.

— Ты и так всё сделаешь.

Они прошли мимо пологого каменистого склона, проскользнули под наполовину упавшим деревом, которое опиралось на крепкие ветви соседей, и остановились.

Робин протянул перед собой руку, указывая на что-то, плохо различимое в темноте.

— Гляди, вот и пришли. Здесь мы живём.

Глава VI. Логово

Это оказалась пещера у подножия небольшого каменистого холма, на котором всё же было полно растительности. Густой мох почти целиком покрывал камни, угрожающе нависавшие над входом, а прямо за ними росли два приземистых раскидистых дерева с искривлёнными стволами. Где-то рядом слышался плеск ручья, но в темноте его не было видно.

Гуд негромко свистнул, и из пещеры, один за другим, вышли мертвецы. Одежда, грубо сшитая из шкур, делала их больше похожими на двуногих мохнатых зверей, чем на нечто, бывшее людьми.

— А это мои ребята. Алан, Мач, Тук, Уилл и, конечно же, Маленький Джон, — бодро и весело затараторил Робин, будто обычный подросток, представляющий новичку свою компанию. — Джон, поприветствуй гостя.

Громила не двинулся с места.

— Не обижайся, Робин, — осторожно проговорил Йован, — но запашок от твоих друзей тот ещё.

— Не беда, — отозвался разбойник. — Скоро ты перестанешь его чувствовать. Проходи внутрь.

Йован немного помялся перед входом, со страхом и отвращением поглядывая на выстроившихся в ряд мертвецов. Гуд нетерпеливо подтолкнул его в спину.

Два шага в темноту — и ему стало нечем дышать из-за ужасающей вони. Казалось, что он оказался в одном гробу с трупом в самой омерзительной стадии разложения.

— Нет, я так не могу, — прохрипел он и, оттолкнув Робина, выскочил обратно.

Тот только презрительно сощурился.

— Холёная леди не может без свежего воздуха? Что ж, придётся проветрить. Повернись. Не люблю лишних взглядов во время заклинаний.

Йован послушно отвернулся и оказался лицом к лицу с самым низким из разбойников. Несмотря на темноту, он смог разглядеть его — это был ребёнок, мальчишка лет тринадцати, выглядящий куда посвежее Уилла Скарлета. Мёртвые мутные глаза, трупные пятна на щеках и потемневшие вены, но, по крайней мере, не месиво с червями и личинками.

Тем временем Робин что-то прошептал, и внезапно возникший воздушный поток устремился в пещеру.

— Заходи.

Войдя внутрь, Йован уже не ощутил той страшной вони, хотя тошнотворный запах и не исчез до конца. Вскоре узкий проход расширился, и они оказались в гроте размером с большую комнату, из которого вели вглубь ещё несколько туннелей. Почти посередине тлели угли, но очень странным образом — они не мерцали, а светились ровно, беспрерывно, будто ночник. Робин наклонился, провёл рукой над ними, и тут же вспыхнул костёр без дыма, без треска и искр. Казалось, что от него даже не исходит тепло.

Разбойник уселся возле огня, жестом пригласив своего «гостя» сделать то же.

— Ну, рассказывай, что происходит в мире.

Йован пожал плечами.

— «Игра престолов» закончена, Железный человек мёртв, самолёты падают, террористы взрываются на каждом шагу… Ничего там нет хорошего, в общем. Многие люди счастливы были бы уйти от цивилизации и жить в глуши.

— Я не понял ни слова из того, что ты сказал, но кажется, — Робин наклонился в его сторону, с ухмылкой заглядывая в лицо, — кажется, ты хочешь отговорить меня выходить из леса?

«Интеллект амёбы, но и я не лучше», — мрачно подумал Йован.

— Расскажи о войнах, которые сейчас идут, — потребовал разбойник.

— Знаешь, в мире столько стран и режимов, что кто-то с кем-то постоянно воюет, всех не запомнишь. По крайней мере, ничего глобального… Ядерной угрозы пока нет, да и…

— Вот, это! — перебил Робин. — Я хочу знать больше о вашем оружии. Погоди-ка…

Вскочив, он бросился в один из чернеющих в стене проходов и спустя несколько секунд вернулся со старенькой, почти разваливающейся записной книжкой, которой на вид было лет сто. Осторожно пролистав несколько страниц, исписанных каракулями, он прочитал:

— Ядерные бомбы. Великобритания, Соединённые Штаты Америки, Советский Союз, Франция. Мне нужно это оружие. Говори всё, что знаешь.

— Что, блин? — Йован едва удержался, чтобы не рассмеяться, наплевав на то, что перед ним всё-таки опасный, хоть и отсталый, человек. — Это фейспалм, чувак. Рукалицо.

— Говори на понятном мне языке, — с холодным спокойствием процедил Робин.

— Ну как тебе объяснить… Нельзя просто так взять и войти в Мордор… Прости, нельзя взять и заполучить ядерное оружие. Это тебе не королевская сокровищница, которую грабишь и растаскиваешь по пещерам, здесь нужны нереальные связи и сила, а ещё куча знаний.

— У меня есть сила.

Гуд смотрел на него почти с ненавистью.

— Да-да, не сомневаюсь… Но этого мало. Вот к примеру, что ты знаешь о компьютерах?

— О чём?

— Это то, что на девяносто процентов управляет миром, — пояснил Йован. — Как сказал один злодей, в мире закрытых дверей тот, у кого есть ключ — король. Компьютерные программы для тебя — закрытые двери, а ключ — это знания.

«Вот это речь, хоть фильм снимай… А какой же всё-таки тупой попался главгад», — усмехнулся он про себя.

Робин сощурился, оценивающе разглядывая его, будто решал, верить его словам или нет.

— Я тебя не понимаю, — но в голосе разбойника слышалось скорее подозрение, чем непонимание.

— Ты не сможешь использовать оружие, не разбираясь в физике, программировании и прочих науках. Это типа как я не могу воскресить мертвеца, потому что не обучался магии. Только в тысячу раз сложнее. Не засунешь же ты ядерную боеголовку в пушку с фитилём, в конце концов!

«Может, удастся его убедить, что я буду полезнее живым с сохранившимися мозгами».

— Хочешь сказать, что ты можешь сделать это? — Гуд презрительно хмыкнул. — Даже не надейся, что я отпущу тебя. Хватит разговоров. Мне пора повидаться с твоими друзьями, которые сейчас наверняка тебя разыскивают.

Он поднялся и снял со спины лук, натянул тетиву, проверяя упругость — та заскрипела. Вытащив из колчана стрелы, Робин пересчитал их. Они были самодельными, без наконечников — просто древко, заточенное на одном конце и с жёстким оперением на другом.

— Острее, чем кажутся. Можешь проверить, — разбойник протянул ему стрелу.

Йован дотронулся до острия и тут же отдёрнул руку, на пальце выступила крупная капля крови.

— Так-то, — самодовольно усмехнулся Робин и крикнул в проход, ведущий наружу:

— Тук, Мач, охраняйте его. Остальные со мной.

Два мертвеца, одним из которых оказался тот мальчик, вошли в пещеру, и запах мгновенно усилился. Второй своим видом напоминал Голлума: серая кожа, гнилые зубы во рту, приоткрытом, как будто что-то внутри ему мешало свести челюсти вместе, и такие же редкие, тонкие, как паутина, волосы, слипшиеся и тонкими верёвочками свисающие на лицо.

— Робин, послушай, — окликнул Йован разбойника, но его уже не было в пещере. — Блин…

Он с опаской посмотрел на мертвецов — те сели у противоположной стены и застыли без малейшего движения.

«И как мне искать этот кинжал? Стопудово зомби вцепятся в горло, если я попытаюсь встать. Нет, лучше пока просто понаблюдаю».

Йован внимательно оглядел пещеру. Всего из грота ответвлялось пять ходов: один, ведущий наружу, и четыре, уходящие дальше под холм на неопределённую глубину. Казалось, что ходы составляют приличный по размеру лабиринт, который едва ли мог уместиться под этим пригорком.

«ТАРДИС хренова, — подумал он, — наверняка и здесь всё заколдовано».

Возле стены, недалеко от выхода, валялись звериные шкуры, служившие постелью для одного человека. Видимо, здесь спал Робин, а его банда не нуждалась ни в каком отдыхе. Йован попытался прикинуть, какому животному они могли принадлежать, но мех так свалялся и запылился, что понять это оказалось невозможным. Не было ни голов, ни лап, ни хвостов, и даже непонятно было, какого размера могли быть их хозяева.

На полу пещеры кое-где валялись щепки, а рядом с постелью лежали сложенные грудой ещё не оперённые стрелы.

Посмотрев в другую сторону, Йован заметил деревянные фигурки, стоящие на сколотом камне. Сделаны они были из рук вон плохо: кривой шарик, косой кубик, животные, одно из которых в равной степени могло быть как птицей, так и слоном, а второе напоминало то ли очень жирного головастика, то ли медведя-инвалида.

От сокровищ не было видно и следа, ровно как и от какого-либо оружия, кроме стрел.

«Так, нужно отправиться в чертоги разума, систематизировать информацию и включить дедукцию», — решил Йован, не видя никакой возможности заняться чем-то действительно полезным (а Шерлок из него был весьма посредственный).

«Робин Гуд — псих, ничего не знающий о мире, но при этом мечтающий вступить в ядерный клуб. Шериф говорил, что он контактирует с людьми вроде того гада, который меня сюда привёз, но сведения о ядерном оружии у него ещё времён холодной войны. Почему он не расспрашивает этих своих знакомых? Похоже, что Робин задаёт вопросы только тем, кого поймал и не собирается отпускать. Боится, что о нём узнают во внешнем мире? Значит, не такой уж он неуязвимый… Ну да, правильно — если древняя колдунья изготовила кинжал, почему бы современным колдунам не сделать оружие покруче? Например, какую-нибудь волшебную бомбу, которая раз — и уничтожит его сердце вместе со всем остальным без лишних трудностей.

Хотя… Ведь в деревне есть люди, которые могут ненадолго уезжать, почему они не привезли такое оружие? Может быть, все колдуны уже вымерли, только Робин об этом не знает?.. Сложно… Жаль, я не додумался спросить это до того, как попёрся в лес».

Прошло по ощущениям несколько часов, но Йован был уверен, что ему лишь так кажется от скуки. Часов у него с собой не было, а аккумулятор телефона давно сел. В этой деревне телефон оказался настолько бесполезным, что он даже не зарядил его нормально перед уходом.

Сидеть на твёрдом каменном полу пещеры столько времени оказалось очень некомфортно, но встать Йован не решался, опасаясь, как бы мертвецы не приняли это за попытку сбежать. Исчерпав все более-менее удобные позы, он лёг, подложив под голову рюкзак и уставился на низкий неровный свод. В свете костра во впадинах между острыми камнями виднелась густая паутина, в которой застрял разнообразный мелкий мусор — от иссохших насекомых до листьев, занесённых ветром.

«Мама сошла бы с ума, увидев здешние условия», — с нервной усмешкой подумал он.

От входа сквозило лёгким ветерком, заставляющим паутину медленно покачиваться, и после четверти часа наблюдения за гипнотическими движениями Йован уснул.

Проснулся он спустя неопределённое время от странных ритмичных звуков, будто какое-то животное скреблось о доски, которых в пещере быть не могло. Повернув голову в сторону, откуда они доносились, он понял, что их источником был Тук, а точнее, нож и деревянный брусок в его руках. Он вырезал очередную фигурку, подобную тем, что стояли на камне, а Мач внимательно наблюдал за процессом, приблизившись чуть ли не вплотную.

«А что, зомби так могут? — удивился Йован. — Шериф говорил, они тупы, как животные».

Тук отложил нож и протянул своё изделие мальчику. Это была грубо оструганная деревяшка в форме капли, закруглённая снизу и заострённая сверху. Мач поспешно схватил её, повертел в руках, рассматривая со всех сторон, а потом принялся катать игрушку по полу.

Широкий рот Тука открылся ещё больше — казалось, это была своеобразная улыбка, на которую ещё было способно мёртвое лицо. По его подбородку потекла отвратительная на вид мутная слизь, и Йован поспешно отвернулся.

Мач продолжал возиться с фигуркой, а Тук взялся за новый кусок дерева и принялся неспешно строгать и его.

Вдруг со стороны входа донёсся приглушённый смех, который быстро приближался. На мгновение Йован подумал, что это кто-то из деревни, гуляя по лесу, ненароком вышел на логово разбойников, но вскоре он узнал голос Робина.

— Да, Джон, с твоей силой можно вырывать сосны с корнем. А уж сколько ты хребтов ломал одним ударом кулака! А помнишь тот мост? За нами гналась королевская стража…

Гуд и его разбойники вошли в пещеру. Маленький Джон тащил на спине некрупного оленя, задевая стены пещеры его тонкими, судорожно поджатыми ногами. Он никак не реагировал на слова своего предводителя, бессмысленным неподвижным взглядом смотря в пространство перед собой, если, конечно, вообще мог видеть. Радужная оболочка его глаз поблекла, став почти прозрачной, зрачки были деформированы и частично замутнены. Лицо и руки Джона были покрыты огромными трупными пятнами и гнилыми язвами, изо рта частично высовывался разлагающийся язык с копошащимися на нём личинками, которым мертвец точно не мог двигать, а следовательно, и отвечать Робину.

«Ну почему меня не сожрали волки?» — мысленно застонал Йован.

Маленький Джон сбросил оленя на землю. Из красивой шеи животного, теперь неестественно свёрнутой на бок, торчала стрела.

— Измельчал нынче зверь, — вздохнул Робин, толкая ногой тушу. — Ты видел хоть одного взрослого оленя? Неужто мы их всех перебили…

«Разговор с безмозглым зомбаком? Не дай бог так одичать».

Гуд достал нож с коротким кривым лезвием и принялся сдирать шкуру с животного. К мерзкому духу гнили добавился запах сырого мяса и крови.

— Эй, ты! — резко крикнул он, громче, чем следовало: по всей пещере даже зазвучало эхо. — Завтрак подан.

— Кажется, я только что стал вегетарианцем, — пробормотал Йован, неохотно поднимаясь.

Робин воткнул нож в бедро частично освежеванного оленя и вырезал кусок шириной примерно в ладонь.

— Лучшая часть гостю, — сказал он, не глядя протягивая окровавленное мясо.

Йован поспешно спрятал руки за спину, не имея ни малейшего желания дотрагиваться до оленины.

— Может, лучше сперва приготовить, а потом делить?

— Приготовить? — разбойник поднял брови. — На нашем костре ничего не зажаришь. Ешь сырым.

— Да ты издеваешься!

Робин медленно повернулся, исподлобья смотря на него угрожающим взглядом.

— Ешь, пока я тебя не заставил.

«А ведь он может», — испугался Йован.

— Слушай, я к тому, что ты бессмертный, но я-то нет. В этом мясе наверняка полно заразы и я запросто от него отброшу коньки.

— Что отбросишь?

— Умру, — пояснил он. — Сдохну, склею ласты, дам дуба и так далее.

Робин вздохнул и неохотно кивнул — всё-таки преждевременная смерть пленника ему была нужна меньше всего.

Подтащив тушу ближе к костру, он вытащил откуда-то из-за камня мешочек, наполненный порошком, судя по запаху, смолотым из трав, и бросил несколько щепоток в огонь. Пламя тотчас же затрещало, взметнулось выше и вскоре превратилось в нормальный огонь с жаром и дымом. Робин что-то прошептал над ним, рукой разгоняя дым, и клубы устремились в тоннель, ведущий к выходу.

Йован присел рядом с костром, грея слегка замёрзшие руки. Хоть погода снаружи и была тёплой, но пещера оказалась не самым тёплым пристанищем.

— Робин, а как ты докатился до такой жизни? — немного помявшись, спросил он в надежде узнать что-то полезное.

— Меня предали, — коротко ответил разбойник.

«Сейчас он расскажет слезливую историю, закурит сигару, выругается по-испански и уйдёт в закат под звуки гитары».

Но Гуд молчал, продолжая возиться с мясом. Было видно, что он давно этим не занимался и совершенно отвык от жарки на костре. Мясо шипело, истекало жиром вперемешку с кровью и умудрялось обугливаться, оставаясь при этом большей частью сырым.

— Я не эксперт, но вроде как у дичи сперва выпускают кровь, а потом уже готовят.

— Помалкивай, — огрызнулся Робин.

Снова взяв свой мешочек с порошками, он попытался уменьшить огонь, излишне жгущий несчастный кусок, но пламя почему-то почти погасло. Чертыхнувшись, разбойник снова принялся его оживлять, медленно подсыпая свои снадобья и совершенно не замечая, что кусок медленно сползает с палки, на которую был насажен. Через пару секунд, к радости Йована, изуродованное и уже почти несъедобное мясо шлёпнусь в золу, окончательно придя в негодность. Робин со средневековым изяществом обозвал покойного оленя плодом любви жабы и драной лисицы и отрезал от него новый кусок. Наконец он кое-как закрепил мясо на достаточном расстоянии над догорающими углями и, убедившись, что оно никуда не свалится, поднялся.

— Иди со мной, — приказал он.

Они прошли к выходу, в который уже проглядывала утренняя заря. Поморщившись с явной неприязнью, разбойник надвинул капюшон, закрыв волчьей пастью весь лоб до самой переносицы.

При свете Йован смог разглядеть окрестности куда подробнее. Холм оказался ещё меньше, чем виделось в темноте, совсем рядом струился тонкий ручеёк, вытекающий из расщелины между камнями, находящимися чуть выше и левее пещеры, вдоль которого Гуд и повёл Йована. Русло шло в чащу, всё расширяясь и расширяясь по мере удаления от источника и вдруг резко оборвалось, исчезнув под корнями невысокого, но широкого и раскидистого дуба. Робин похлопал выступающий узел, покрытый светлым лишайником и, поманив своего пленника за собой, скрылся за стволом.

Йован тоже зашёл за дуб, осторожно переступая по слишком уж извилистым корням, и едва не столкнулся с Робином, который там и остановился.

— Дева Марион, — произнёс разбойник, указывая перед собой.

У его ног лежал скелет, прислонённый к дереву и обвитый плющом, как ни странно, отлично сохранившийся. Все кости были на месте, насколько мог судить Йован, и останки очень походили на правдоподобный макет или, по крайней мере, на музейный экспонат, за которым тщательно ухаживают. Кости были неровными, немного пористыми и кое-где треснутыми, но дать им семьсот лет казалось немыслимым.

— Твоя подружка из четырнадцатого века? — уточнил Йован.

Робин присел на корточки, поправляя плющ, и растение отозвалось на прикосновение, затрепетав листьями по всей длине стеблей.

«Ну конечно, колдовство же. Вот и сбросила пару сотен лет».

— Она прокляла меня и обрекла жить в этом лесу без надежды выйти за его пределы, — сквозь зубы проговорил Гуд, с ненавистью глядя на череп, на котором всё ещё сжимал ладонь.

«Так Марион и есть та самая колдунья! Всё драматичнее и драматичнее…»

— Всю свою жалкую жизнь она лгала. Лгала, называя себя девой, — на этих словах Робин ухмыльнулся. — Лгала, обещая спасти всех умирающих и исцелить больных… Из всех данных клятв она не сдержала ни одной. Сперва клялась мне в вечной преданности, потом — что уничтожит меня…

«А вот с этим ты погоди, — подумал Йован, — ещё не вечер».

— Пусть же теперь лежит здесь, — шипел Гуд, — и смотрит, что я всё ещё живу и скоро сломлю её проклятие.

«Ну, понеслась… Пафосная злодейская речь, как же без этого!»

— Она могла бы иметь неслыханную власть, жить вечно, как и я, но предпочла так и умереть безвестной деревенской знахаркой, которая в своей жизни лишь собирала травы от язв и доставала из утроб нерождённых младенцев.

— Надо сказать, сейчас её умения ценятся больше воскрешения мёртвых. У нас и без того перенаселение, а если ещё и на зомбаков выделять квадратные метры…

— Могла бы стать моей правой рукой, — продолжал Робин, ни на что не обращая внимания, — но предала меня и наши цели, раскрыла секрет бессмертия проклятому Шерифу и попыталась меня убить.

— Да уж, благородная цель — поработить мир.

Разбойник резко выпрямился, с отвращением оттолкнув череп Марион.

— Что ты несёшь? Поработить?.. Я лишь хотел дать отпор поганым французам!

— А, столетняя война, — Йован вспомнил один из школьных уроков истории. — Вообще-то, насколько я помню, Англия сама её начала…

— Закрой свою поганую пасть, — со злостью процедил Робин.

Йован пожал плечами, на всякий случай отходя на несколько шагов от него.

— Какие мы нежные патриоты…

— А этот подлый Шериф, отродье французской псины, решил остановить меня и моих парней! — разъярённый своими воспоминаниями Гуд почти кричал. — Его не заботило, что народ начинает голодать и роптать, что война забирает все деньги до последнего медяка!

Робин перескочил через выпирающий из земли корень и, встав рядом с Йованом, схватил его за плечи.

— Бессмертные солдаты. Понимаешь, бессмертные солдаты — то, что было нужно для победы.

— Вроде как понимаю, — осторожно ответил Йован, пытаясь отстраниться. — В ваше время это действительно было бы эффективно.

— Да! — воскликнул разбойник и возбуждённо встряхнул его. — Тогда, но не теперь, когда есть оружие, способное разом уничтожить не только целое войско, но десятки мирных поселений! В одну минуту можно обратить в пепел всё королевство! Грош цена моим солдатам, пока у кого-то есть эти ядерные бомбы. Поэтому я должен добраться до них, понимаешь?

«Так он не собирается их применять? Это немного утешает».

Робин внезапно опустил руки и даже как-то поник.

— Тебе не понять, — выдохнул он. — Да и нет нужды. Пошли обратно.

«Он что, на жалость давит? Сейчас я, наверное, должен проникнуться к нему симпатией? — Йован невольно представил происходящее сценой из штампованного фильма. — Извини, чувак. Неважно, кто ты — фанатик или классический маньяк, творящий зло ради зла, но я не кретин, чтобы перейти на твою сторону. У тебя не только печенек, даже мяса нормального нет».

Огонь в пещере уже успел погаснуть, но мясо выглядело более-менее съедобным. Повозившись над углями, Робин снова разжёг костёр без тепла и дыма и вернулся к туше животного.

Йован ел оленину, стараясь глотать куски быстрее, чтобы не почувствовать чего-нибудь отвратительного вроде оставшихся сырыми участков, которые почему-то прочно ассоциировались с мертвецами и их трупным запахом. Последние же спокойно расселись вдоль стен и приняли вид роботов, вошедших в спящий режим. Только Тук и Мач всё так же были заняты деревянными фигурками.

Йован взглянул на Гуда и тотчас об этом пожалел: разбойник ел сырое мясо, отрывая куски прямо от туши с помощью ножа и левой руки, а его рот и щёки были измазаны кровью.

«Вот же дикарь! Ну, как говорится, с волками жить…»

Он перевёл взгляд на нежить. Лишь на одного из них — Алана — не было страшно смотреть. Он выглядел если не живым, то, по крайней мере, ещё не начавшим разлагаться. Ничего, кроме неестественной бледности и впалых щёк, не выдавало в нём мертвеца. Похоже, что при жизни этот человек был довольно красив, но теперь, хотя его черты и сохранили правильность и утончённость, это неподвижное бессмысленное лицо внушало только неприязнь.

Глядя на мертвецов, можно было ясно проследить улучшение мастерства Робина. Самый первый воскрешённый, Уилл, распадался почти на глазах. Джон, судя по всему, был вторым — чуть менее гнилой, чуть более целостный. Тук и Мач, в отличие от предыдущих разбойников, по всей видимости, сохранили какие-то зачатки разума, что, возможно, делало их ещё опаснее. Алан же, хоть и внешне казался самым свежим, не проявлял никаких признаков интеллекта.

— Они не понимают, что делают, — подал вдруг голос Робин. — Брат Тук и мальчонка. Тебе наверняка кажется, что они ещё остались людьми, но поверь, это не так. Работают их тела, а не разум.

— Ну офигеть, мышечная память у трупов, — буркнул Йован. — Хорошо, что разъяснил.

Разбойник вытер лицо меховым рукавом и отбросил нож.

— Хочешь, покажу кое-что забавное? — задорно спросил он.

— То же самое говорил один педофил моей двоюродной сестрёнке перед тем, как надолго сесть за решётку…

Не слушая его ворчания, Робин отряхнул руки, поскрёб ладонями по полу пещеры, собирая пыль и сухую землю, и высыпал пригоршню этой грязи на бедро оленя, из которого была вырезана часть мяса. Заполнив окровавленную впадину, он крепко прижал к ней руки, склонился, чуть ли не касаясь ладоней носом, и что-то зашептал.

— Гляди! — Гуд резко отнял руки, демонстрируя результат. Оленья нога снова была цельной, будто её и не начинали есть.

— Нифига себе! — изумился Йован. — А оживить его можешь?

— Неподходящее время, да и заклинание слишком тяжёлое, — Робин покачал головой. — Олень не стоит этих усилий.

— В Африке тебе не было бы цены с такими умениями. Взял слона, накормил три деревни.

Гуд криво усмехнулся.

— Я подумаю об этом, когда выберусь из леса.

В пещере ощутимо потеплело по сравнению с ночью — внутрь постепенно просачивался согретый воздух, слегка разбавляя трупный запах, к которому Йован уже немного привык.

Тук вытащил откуда-то из-за камня новую ветку — большую, совсем неотёсанную, с тонкими подсохшими побегами — и начал неспешно её очищать. Мелкие веточки он складывал в кучу, а кусочки коры небрежно разбрасывал по земле.

— Уймись, чёртов монах! — рявкнул на него Робин. — Я хочу спать и не собираюсь делать это под твою возню! Чтобы не шевелился, пока не встану!

Мертвец послушно положил нож с веткой на землю и замер в такой же бессмысленной позе, как и остальные.

— И ты тоже сиди молча, — предупредил разбойник Йована и, улёгшись на шкуры, отвернулся к стене.

«Похоже, он чутко спит. Так только сложнее достать кинжал и сбежать… Ещё и зомбаки сидят пялятся».

Йован с отвращением посмотрел на нежить. Ни один из них даже не моргал. Но взглянув на Тука, он заметил, что тот как будто смотрит не в пространство, а наблюдает за ним — слишком уж внимательным казался этот взгляд. Он осторожно подвинулся вправо, и глаза мертвеца проследили его движение.

«Что смотришь?» — беззвучно, одними губами спросил Йован.

Тук медленно повернул голову в сторону Робина — тот спал. Бывший монах наклонился вперёд, взял в руки палочки, сделанные из веток, и начал что-то из них выкладывать на земле.

Что бы Тук не пытался сделать, у него явно это получалось с большим трудом. Он перекладывал палочки то так, то этак, но никак не мог удовлетвориться результатом. Прошло довольно много времени до момента, когда он снова поднял глаза на Йована и, приложив палец к губам, указал на землю.

Короткие палочки, которые он так старательно раскладывал чуть ли не полчаса, образовывали одно короткое слово: «Помоги».

Глава VII. Побег

Шли дни. Каждый вечер, когда начинало темнеть, Робин куда-то уходил со своей бандой, оставляя одного-двух стеречь пленника. К сожалению, Тук был в их числе всего один раз, а добиться от него чего-нибудь путного никак не выходило — оказалось, что остатки его мозга работают настолько медленно, что легче было бы допрашивать мёртвую тушу оленя.

— Покажи, где находится кинжал, — чётко, по слогам говорил Йован, но мертвец смотрел на него каким-то болезненно-отчаянным взглядом и ничего не показывал.

Когда Гуда не было рядом или он спал, бывший монах снова начинал возиться с палочками, выкладывая непонятные иероглифы. Иногда среди них проступали знакомые буквы. Сколько бы Йован не наблюдал за его потугами, он понял только одно: разум Тука пострадал настолько, что выражение даже самых простых мыслей требовало много времени. Вполне вероятно, что к своей просьбе о помощи он готовился не одну неделю.

Оставшись в пещере наедине с Аланом, Йован попытался добиться какой-то реакции и от него. Этот тип так долго сидел не шевелясь, что он осмелел и рискнул легонько толкнуть мертвеца в плечо. Не получив в ответ даже малейшего движения, Йован стянул с его головы капюшон, чтобы получше рассмотреть последнее творение Робина Гуда. Он понял, в чём дело, случайно взглянув на затылок Алана — задняя часть черепа была приплюснута и вогнута, будто бедняге ещё при жизни снесло половину головы. Поэтому, несмотря на то, что он почти не разлагался, чего-либо осмысленного ждать от него было бесполезно.

И Йован утроил свои попытки получить информацию от Тука. Он рисовал на пыли кинжал, пытался объяснить и жестами, и с помощью любимых монахом деревяшек, но без толку. Хотя мертвец как будто понял, что от него чего-то хотят, ответить у него никак не получалось.

— Теперь я знаю, что чувствовала моя учительница математики, — вздохнул Йован, стирая носком ботинка очередной рисунок.

Он пытался исследовать пещеру самостоятельно, — к счастью, мертвецы позволяли ему свободно передвигаться во все стороны за исключением выхода — заглянул во все проходы, но обнаружил такой разветвлённый лабиринт, что выйти оттуда живым представлялось почти невозможным.

— Иди, сынок, к зомбакам, жри дохлого оленя без соли, найди кинжал, который мы продолбали, — ворчал он, передразнивая голос Шерифа, — а мы посидим, подождём…

Робин Гуд оказался довольно болтлив. Он пропадал всю ночь, а возвращаясь утром, превращал свой колдовской костёр в нормальный, позволяя пленнику приготовить мясо. Через пару часов он ложился и спал до вечера, но этих двух часов хватало, чтобы довести Йована до нервного тика.

Он рассказывал истории про времена, когда ещё не попал под заклятие Марион, приписывая себе невероятные деяния: от основания тайного ордена до подмены короля.

О своих подручных, которых не было на свете уже семьсот лет, он говорил с гордостью, если не с восхищением, и Йовану даже казалось, что он по-своему любил их, насколько вообще мог любить подобный человек. А вот в том, что бандиты обожали и чуть ли не боготворили своего главаря, сомневаться не приходилось. Похоже, раньше он обладал большой харизмой и с лёгкостью мог расположить людей к себе. Правда, за семь веков, проведённые в одиночестве, эти качества несколько притупились.

«Ну так, самую малость», — думал Йован, пытаясь незаметно заткнуть уши.

Если верить словам Робина, в лучшие времена его шайка насчитывала около сотни человек. Но обратить он успел лишь шестерых, из которых лишь половина при жизни пользовалась его расположением. Чувствовалось, что даже к своим мертвецам он относится по-разному: если Тук и Алан были для него не более чем бездушными прислужниками, то с остальными, особенно с громилой, он обращался с заметной теплотой.

Первым обращённым стал Уилл, который, как и рассказывал Шериф, был убит в пылу ссоры. Робин, то ли испытывая муки совести, то ли решив поэкспериментировать, воскресил его в тот же вечер, благо луна оказалась в нужном созвездии. И хотя со временем он разлагался всё больше и больше, Гуд решил, что мёртвые соратники куда полезнее живых и объявил ближайшим друзьям о своём намерении постепенно превратить всех в нежить. Конечно, не все приняли эту идею с восторгом, но тем не менее, дело продолжилось. Лучший друг Робина, Маленький Джон, сам вызвался стать вторым его мёртвым соратником, и уже спустя несколько месяцев щеголял трупными пятнами и червями во всех полостях.

Через какое-то время разбойники изловили последнего монаха из тех, кого они ранее подкараулили на дороге и в стычке с которыми Уилл закончил свою жизнь. Этим несчастным и был брат Тук.

«Вот кого действительно жаль в этой истории, — подумал Йован. — Жил себе, никого не трогал, а потом превратился в это… Самое печальное, что он осознаёт свою судьбу».

В тот раз Робин обратил сразу двоих — монаха и деревенского мальчишку, который хвостиком ходил за бандитами и впадал в восторг от любого слова главаря.

— И этот жалкий монашек до последнего пытался отговорить Мача! — хохотал Гуд, хлопая себя по колену. — Его ведут, а он: «Подумай, что ты делаешь, у тебя вся жизнь впереди»! Даже когда Мач собственноручно перерезал ему глотку, он хрипел: «Беги, пока не поздно»!

— Да уж, оборжаться, — буркнул Йован, с жалостью глядя на Тука.

Следующим был Алан-э-Дейл, попытавшийся выйти из банды, едва пришло время обратить кого-то ещё, и сбежать подальше от Робина, но пойманный и убитый ударом по голове.

Помимо этих пятерых, был ещё некий Олдин, которого вскоре изловили люди Шерифа. Робин не смог вернуть его, и мертвец постепенно сгнил.

А потом случилось то, в результате чего деревня и её окрестности оказались закрыты от внешнего мира, а заклятый враг разбойников — бессмертен.

Ох уж этот Шериф! Робин мог говорить о нём бесконечно. Час за часом он перечислял грехи своего недруга: по его словам, несчастный старик был тысячу раз убийцей, десять тысяч раз вором, пятьдесят раз насильником и, что самое ужасное, наполовину французом.

Упоминая Гисборна, разбойник с отвращением кривил губы и морщился, совсем как тётушка Йована при виде дворовых собак.

«Видимо, Гай тоже не один раз надирал ему зад, раз он так бесится», — злорадно усмехнулся Йован про себя.

Пару раз Робин уходил в лабиринт и пропадал там около часа, а вернувшись, продолжал пребывать в своих мыслях, что-то бормоча под нос. Прислушавшись, Йован понял, что он считает.

— Четыре дюжины монет и ещё два десятка… Потом пять дюжин, потом семь десятков… Опять четыре дюжины… Должно хватить. Но тот старик уже был болен… Насколько меньше я могу получить? Ничего, будут ещё четверо, двое из них со дня на день…

Его слова казались бессмысленными, пока Йован не припомнил рассказ Шерифа об источнике силы некроманта: забирая жизнь у одних посредством проклятых монет, он воскрешал своих мертвецов.

«Что он имеет в виду, кто эти четверо? Энни и Оуэн с матерью и дедом?»

Теперь он чувствовал волнение не только за себя. К страху быть обращённым в нежить добавились мысли о том, что будет, если он сможет выбраться, но без кинжала. Тогда ему не только придётся остаться в деревне, но и наблюдать, как разбойник постепенно истребляет жителей, и в числе первых на его веку окажутся эти дети…

«Нет, я должен его найти», — говорил себе Йован, перебирая новые и новые варианты того, как достучаться до Тука.

У Робина была какая-то абсурдная привязанность к Маленькому Джону. Он говорил с ним, как будто с живым приятелем, задавал вопросы, совсем не казавшиеся риторическими, хотя мертвец не проявлял и в принципе не мог проявлять никаких признаков понимания. Громила сидел истуканом, только черви копошились на его языке, а Гуд болтал, невозмутимо глядя в мёртвое лицо, иногда по-дружески похлопывал по плечу и даже приобнимал.

— Давай, ещё в задницу его поцелуй, — с отвращением бурчал Йован из своего дальнего «угла» пещеры.

— Что ты там шепчешь?

— Да так, повторяю поговорки мудрых бабушек…

Но Гуд, к несчастью, подумал, что пленник заскучал, и решил поведать ещё несколько историй о треклятом Шерифе и его подлом замысле самолично продать всю страну французам.

Шёл четвёртый день заключения, и Йован начинал по-настоящему паниковать.

«А вдруг Ганнибал не смог меня выследить? А если и смог, запомнил ли он дорогу? Ещё этот Тук никак не может сказать что-то путное…»

У него оставалась одна ночь, за которую он во что бы то ни стало должен был найти кинжал. Неизвестно, насколько был огромен этот заколдованный лабиринт, но даже если он и не был слишком велик, там могло действовать то же проклятие, что и в лесу, не позволяющее найти правильную дорогу.

Робин спал, укрывшись шкурой с головой, а Тук всё ещё пытался что-то показать палочками.

«Как же найти с ним общий язык?» — лихорадочно думал Йован, до боли в глазах всматриваясь в иероглифы.

Он посмотрел на ходы, в стенах которых виднелись чёрные отверстия ответвлений. И в каждом из побочных проходов, как он знал из своих попыток пробраться дальше, были ещё десятки таких же.

«Я не могу пройти этот лабиринт без помощи. Там же целое гномье королевство можно обустроить!»

Обычно, когда Робин находился в пещере, Йован никаким образом не пытался вступить в контакт с Туком, но теперь всё же решил рискнуть.

— Простой вопрос, — почти неслышно прошептал он мертвецу, — ты знаешь, какой из четырёх ведёт к тайнику Робина?

Монах продолжал внимательно смотреть на него, пытаясь понять вопрос.

— Какой из них? Ты знаешь? — повторил Йован.

Тук молчал, не отводя взгляда. Его губы начали шевелиться, будто он что-то проговаривал про себя, но это были однообразные движения, не похожие на те, которые соответствуют внятной речи. Спустя несколько минут он медленно и напряжённо повернул голову вправо, затем влево.

«Не знает… Но хотя бы такими вопросами, похоже, от него можно чего-то добиться».

— Кинжал находится в лабиринте?

Через некоторое время Тук утвердительно наклонил голову.

— Лабиринт проклят?

Снова кивок.

— Я не смогу его просто так пройти?

Монах покачал головой.

— Но способ есть?

«Да».

— А ты можешь найти и принести мне кинжал?

«Нет».

— Тогда постарайся ответить мне, — умоляюще прошептал Йован, — хотя бы одним словом. Как мне пройти лабиринт?

Тук сгрёб в кучу свои палочки и снова принялся сооружать из них надпись. Робин тем временем заворочался, и Йован осторожно отодвинулся от мертвеца, чтобы не быть пойманным с поличным.

Время шло, монах старался и старался, перекладывая ветки и так, и этак, будто заново изобретал письменность. Было похоже, что он не может представить в своём воображении букву, поэтому перебирает различные комбинации, пока не узнает нужный символ.

«Три дня он возился с ними, но так ничего и не смог сказать, — со страхом думал Йован. — Каковы шансы, что сейчас у него получится?»

Но, как оказалось, за это время Тук продвинулся в своём занятии. Через два часа появились первые буквы: «з» и «а».

В пещере начало едва заметно холодеть — признак того, что солнце клонится к горизонту и уже не нагревает камни, на удивление неплохо проводящие тепло. Вскоре должна была наступить темнота, а следовательно, и время разбойникам выходить и всю ночь шататься по лесу, одному Гуду известно зачем.

Снаружи, судя по свежему потоку воздуха, поднялся обычный для здешних сумерек ветерок. Именно в это время Робин вставал и собирался на свои ночные прогулки.

Йован в панике посмотрел на Тука и его труды. Монах тоже понял, что главарь скоро проснётся, и прикрыл недоделанную надпись веткой. Как раз вовремя — со стороны Робина вскоре раздался шорох. Через пару минут он уже придирчиво перебирал свои стрелы, стоя возле огня.

— Совсем не та теперь древесина, — пожаловался он. — Раньше дубы были куда крепче.

— Раньше всё было лучше: и трава зеленее, и воздух чище, и я сидел дома, а не в пещере с кучей мёртвых мужиков, — проворчал Йован, искоса наблюдая за ним.

Разбойник сложил в колчан несколько десятков стрел и оглядел свою банду мертвецов.

— Что-то ты нехорошо выглядишь, Уилл.

Скарлет действительно выглядел отвратительнее, чем обычно. Его рука как будто удлинилась и неестественно висела на уровне значительно ниже полагавшегося, а гнилая плоть облезала клоками. Несколько отвалившихся почерневших кусков валялось возле ног мертвеца.

«Чёрт, вдруг он оставит со мной Уилла? — испугался Йован. — Тук ещё не сказал мне, как добраться до тайника!»

— И это было от меня в двух шагах? Какой кошмар! Я отравлюсь трупным ядом и умру в мучениях! — запричитал он, надеясь, что Робин снова решит поберечь его здоровье, чтобы впоследствии получить идеальную нежить. — Говорила мне мама, а я не слушал…

— Хватит! — прикрикнул разбойник, раздражённо морщась, но жестом приказал Уиллу выйти.

— Тук, ты остаёшься.

«Слава Мерлиновым панталонам», — мысленно вздохнул Йован.

Он выждал минуты две после ухода Робина, метнулся к монаху и осторожно поднял ветку. Там были выложены уже четыре буквы: «закр…»

— Закрыть?

Тук медленно кивнул, давая понять, что слово прочтено верно.

— Хорошо, хорошо, — взволнованно прошептал Йован. — Теперь напиши ещё одно слово. Что я должен закрыть?

Но монах не взялся за ветки, а медленно протянул руку вперёд, словно пытаясь прикоснуться к его лицу. Йован тут же подался назад.

— Эй, не надо! На тебе же полно заразы!

Тук продолжал тянуться: его рука поднималась, пока не остановилась на уровне глаз Йована. Пальцы с жёлтыми изломанными ногтями как будто были готовы к внезапному выпаду, чтобы вонзиться прямо в зрачки.

— Глаза? Нужно закрыть глаза?

Мертвец кивнул.

Йован вскочил, от волнения чуть ли не крутясь на месте.

— Вроде какая-то фигня, но звучит в лучших колдовских традициях, — возбуждённо затараторил он. — Непонятные заклинания требуют непонятных действий. Надеюсь, ты знаешь, о чём говоришь, чувак, потому что это твой единственный шанс избавиться от власти Робина… Так, ладно. Времени мало. Я пошёл.

Он шагнул к первому тоннелю — многочисленных ответвлений, казалось, стало даже ещё больше, чем в прошлый раз, когда он сюда заглядывал. Первое из них начиналось практически в нескольких метрах, и он с опаской подкрался к нему и посмотрел внутрь: тоже десятки ходов, будто здесь обосновался огромный дождевой червь.

Йован попятился назад, выходя из тоннеля обратно в грот.

— Тук, ты уверен, что я пройду всё это с закрытыми глазами?

«Да».

— Там нет никаких монстров?

«Нет».

— Я выберусь живым?

«Да».

— Ну ладно…

Он снова подошёл к тоннелю, зажмурился и сделал шаг внутрь. Проход был узким, и Йован с лёгкостью мог коснуться обеих стен, что хоть немного, но добавляло уверенности. Он осторожно пошёл вперёд, ощупывая шершавый камень.

«И как я определю, куда свернуть?»

Не успел Йован подумать об этом, как вдруг осознал, что уже должен был добраться до ближайшего ответвления. Но пальцы всё это время чувствовали непрерывную стену.

Ему ужасно захотелось открыть глаза и проверить, что же на самом деле вокруг и куда исчез ход, но интуиция и сюжеты многих фильмов подсказывали, что этого делать не стоит. Он прошёл ещё несколько метров — ничего, только стены.

«Этих ходов что, на самом деле не существует? Но я заглядывал в них! Может быть, заклятие устроено так, что оно создаёт их, когда кто-то смотрит в проход? Как в той серии „Звёздного Пути“, когда планета использует воображение человека и создаёт что угодно… Главное, не думать о гигантских скорпионах…»

Разумеется, на протяжении всего пути его голова была заполнена мыслями о гигантских скорпионах. Впрочем, тоннель оказался не таким глубоким, как казалось, и Йован вскоре упёрся в тупик.

— Так, тут что, ничего нет? — шептал он, ощупывая стену сверху донизу. — Может быть, что-то лежало по дороге, а я пропустил?

Обратно он пополз, шаря руками по каменистому полу и ругаясь про себя — неровная поверхность обдирала колени. Этот проход определённо был пуст.

Таким же способом он исследовал второй тоннель. Он оказался длиннее и извилистее предыдущего. Йован наткнулся на камень возле стены и, тщательно его ощупав, обнаружил под ним тайник. Но в нём был лишь ворох бумаг, очень хрупких на ощупь, и несколько мешочков, заполненных чем-то мягким.

Чувствуя, что начинает дрожать от волнения, он вошёл в третий тоннель. Около десяти минут он медленно продвигался внутрь, стараясь не споткнуться о выпирающие из земли камни — пол здесь был куда менее гладким. Вдруг под ногой что-то звякнуло. Йован присел на корточки, провёл вокруг себя ладонями и вскоре нащупал монету. Не разгибаясь, продолжая шарить перед собой, он кое-как пополз дальше. Он наткнулся ещё на одну, и ещё, и ещё. Их становилось всё больше, будто он приближался к целой горе золота. Под руку попался странный предмет: прямоугольный наощупь. Йован исследовал его пальцами вдоль и поперёк, но так и не понял, что это.

«Что будет, если я открою глаза и осмотрюсь?»

Поднявшись, он обнаружил, что проход значительно расширился, и теперь достать одновременно до двух стен было невозможным.

«Без зрения тут всё не обследовать. Похоже, выбора нет».

Он осторожно приоткрыл глаза. Как ни странно, несмотря на то, что свечение заколдованного костра никак не могло проникнуть в извилистый тоннель, в пещере не было непроглядно темно. Ничего не излучало свет, однако он как будто понемногу просачивался отовсюду — недостаточно яркий, чтобы можно было внимательно рассмотреть мелкие детали вроде изображений на монетах, но вполне способный обозначить все предметы вокруг.

Впереди действительно было куча золота высотой примерно по колено. Она находилась у самой стены, являющейся концом тоннеля. Опасаясь оглядываться назад, чтобы снова не вызвать появления проходов, Йован подобрался к куче. У её подножия валялись самые разнообразные предметы: украшения, части рыцарских доспехов, сломанный пополам меч. Больше всего бросалась в глаза диадема, до безвкусия густо усыпанная крупными драгоценными камнями. Судя по величине, она могла принадлежать королеве слонов, а уж никак не человеку: на обычной женщине, не страдающей гидроцефалией, она бы осела по самые плечи.

Йован внимательно оглядел сокровищницу. На полу валялось несколько кинжалов, ничуть не похожих на тот, о котором ему рассказывали: это были клинки утончённой работы, а их рукояти украшали узоры. Он прошёл вдоль стены, заглядывая во все щели, где только мог оказаться нужный кинжал. И он увидел его — просто лежащим на земле, разве что частично засыпанным золотыми монетами.

Йован поспешно схватил кинжал. Так и есть, именно он! Простой, безо всяких изысков, точно как на рисунке Гая.

«Ну всё, теперь надо бежать обратно и ждать. Только бы Шериф не подвёл…»

Он спрятал клинок, прикрепив его к голени и прикрыв штаниной, и обернулся, собираясь идти назад. Но вокруг снова зияли бесчисленные проходы, среди которых невозможно было найти нужный путь.

Йован закрыл глаза и двинулся вперёд. Вскоре обе его руки вновь коснулись стен. Однако, сделав несколько шагов, он обнаружил пустоту в стене справа. Рука соскользнула со стены — лишний проход не исчез.

«Вот чёрт!»

Он прошёл ещё немного и нащупал такую же пустоту и слева. Ответвления были повсюду, прямо перед ним тоннель разделялся на два пути и каждый из них наверняка был полон таких же развилок. Йован распахнул глаза, в панике оглядываясь вокруг. Тоннели, тоннели и ещё раз тоннели!

— Тук! — несмело позвал он. — Я заблудился!

Ни звука.

— Тук! Помоги мне!

Йован с ужасом осознал, что если мертвец и слышит, то всё равно не может ничего сделать: судя по всему, ему запрещается входить в лабиринт. Однако спустя пару минут раздался мерный стук, эхом отдававшийся от всех стен. Монах пытался указать путь с помощью звука. Йован прислушался, стараясь найти верное направление. Но стук распространялся здесь подобно колдовскому свету, без определённого источника. Он звучал одновременно отовсюду.

— Это не работает! Придумай что-то другое!

«Молодец, ничего не скажешь, — со злостью на самого себя подумал он. — Зомбак с протухшими мозгами должен придумать, как выбраться!»

Монах прекратил стучать.

— Будет плохо, если я зайду в неправильный проход? — крикнул Йован. — Ударь два раза, если да, один, если нет.

Спустя минуту послышались два удара.

«Вот это я влип…»

Он опустился на землю, прислонившись к стене. От Тука больше ничего не было слышно. Йован надеялся, что мертвец пытается его вызволить, но не имел никакого представления, как он может это сделать и есть ли вообще надежда выйти из лабиринта до того, как вернётся Робин. А обнаружив, что пленник зашёл в лабиринт, он наверняка поймёт, зачем. Кинжал точно отправится в какой-нибудь тайник посложнее, пленник окажется под строжайшим надзором, и его шансы выбраться сравняются с нулём.

Вдруг он услышал странные звуки, которые постепенно усиливались, будто приближаясь издалека. Тук снова забарабанил по стене, поднимая такой шум, что Йован испугался, не случится ли обвала.

«Что там? Неужели Гуд?»

На несколько секунд монах успокоился, и Йован тотчас понял, что за звук раздаётся снаружи — это был собачий лай.

— Ганнибал! — радостно завопил он.

Пёс загавкал ещё громче. Тут же раздался голос Гая, звавший его по имени, совсем близко, как будто он уже находился в пещере. Однако сторону, откуда исходит звук, всё ещё было невозможно определить.

— Я здесь, в лабиринте! Кинжал у меня!

— Собака не может войти в пещеру! — закричал Гай так громко, что стены почти зазвенели от эха. — Я не знаю, как до тебя добраться!

— Здесь всё заколдовано. Нужно идти с закрытыми глазами, тогда все лишние пути исчезают!

— Оставайся на месте, я сейчас!

Йован вскочил, в нетерпении вглядываясь в проходы вокруг.

«А вдруг от того, что я смотрю, заклятие продолжает действовать?»

— Нормально идёшь? — окликнул он Гая.

— Да! — отозвался тот.

Через несколько минут он появился в одном из проходов, его даже сложно было различить в полутьме из-за неизменно чёрной одежды. Йован с радостным возгласом бросился к нему и едва удержался, чтобы не обнять. Гай нащупал его рукой и крепко схватил за предплечье.

— Точно тот самый кинжал?

— Миллион процентов. Давай скорее выбираться.

Гисборн повернулся и торопливо, насколько это было возможно с закрытыми глазами, пошёл в обратную сторону, ведя за собой Йована. Он уверенно проходил мимо ложных проходов, будто нащупывал вместо них непрерывную стену. Несмотря на то, что он вынужден был обходиться одной рукой, вскоре они оказались в гроте.

Прямо у входа в третий тоннель по частям валялся Тук: все его конечности были отрублены. Только сейчас Йован заметил, что на поясе Гая висит здоровенный мясницкий тесак.

— Ой, чёрт! Этот был на нашей стороне.

Гай с недоверием покосился на него.

— Потом расскажешь. Уходим быстрее, Гуд уже наверняка всё понял.

Словно в подтверждение Ганнибал беспокойно залаял, поторапливая их. Йован первым помчался к выходу.