Бесплатный фрагмент - Хвостатые друзья

ШАРИК И ПОПУГАЙ КЕША

Жил-был пёс Шарик. У него не было друзей. И ему так хотелось заиметь хоть одного друга. Но кто он такой — друг? Это должен быть — другой я! И находил, казалось, себе Шарик другого. Но стоило подбежать к луже и взглянуть на отражение, оказывалось, что новый друг вовсе не похож на него. Ведь Шарик подобен шарику: маленький, круглый, пушистый, с закрученным калачом хвостом. Других таких нет. Вот и лежал он днями напролёт на пригорке под навесом, положив мордочку на вытянутые лапы, и тоскливо смотрел вдаль.

И как-то раз, тоскуя, он неожиданно услышал:

— Васька дурак! Васька дурак!

Приподняв ухо, Шарик закрутил головой, ища наглеца, который самым бессовестным образом ругается. Не найдя виновника, подумал: «Померещилось». Положив мордочку на вытянутые лапы, прикрыл глаза и задремал.

— Васька дурак! — с хриплым надрывом повторился крик.

Такой наглости да на своей территории Шарик стерпеть не мог. Вскочив, он заметался в поисках нахала. Два раза оббежал вокруг забора, пошарил под кустами, обнюхал каждый укромный уголок. Посторонним не пахло. От мысли, что голос существует сам по себе и не имеет тела, его бросило в озноб. Совладав с волнением, он нерешительно спросил:

— Ав! Ты кто?

— Попугай, — послышался ответ.

Шарик ещё больше испугался, потому что, оглянувшись на голос, никого не увидел. Подогнув лапы, животом вжался в землю и, заикаясь, спросил:

— Зачем ты меня по-пу-гаешь?

— Я не попугаю, а попугай!

— Я… — думая, что его заставляют кого-то стращать, начал говорить Шарик, — никого не хочу пугать.

— Какой ты бестолковый. Это меня так зовут: по-пу-гай! — по слогам произнёс голос.

— Почему?

— Потому что я птица и умею говорить по-человечески.

И только сейчас пёс взглянул на куст клёна и увидел сидящую на ветке незнакомую птицу тёмно-зелёного цвета с длинным хвостом, с изогнутым вниз клювом и оранжевым животом.

— Что за диво? Ты, случаем, не Жар-птица? — помня, как Вася вслух читал сказку, поинтересовался пёс.

У него мелькнула надежда: вдруг этот пернатый специально скрывает, что является волшебником. Не будешь же в этом признаваться каждому встречному-поперечному. А если заиметь волшебного друга, можно творить такие чудеса!.. У Шарика от воображения перехватило дыхание. То он видел мосол высотой с дом. То как водит Васю на поводке. А Барбос лебезит, приседая на передних лапах и склоняя голову до самой земли, готов языком лизать пыль, лишь бы угодить Шарику…

— Я попугай, а не жареная птица, — поведал незнакомец.

— Эх, жаль, — сглотнул слюну пёс. — Но почему я тебя раньше не видел?

— Я жил в плену у мальчика Васи. Сегодня он забыл закрыть клетку, я и улетел.

— А для чего он тебя пленил?

— Требовал, чтобы я повторял всякие дурацкие слова.

— Для чего?

— Чтобы перед друзьями хвастать, что я умею говорить по-человечьи.

— Как можно хвастаться чужими способностями? Если бы он сам говорил по-нашему, это было бы понятно.

— Люди все такие. Они пытаются себе присвоить то, чем не могут владеть. Я говорю по-человечески, а Васю от гордости раздувает. Теперь я на свободе. Могу делать всё, что хочу. Только с утра в рот ничего не брал, а так хочется есть. Не лететь же обратно в клетку.

— Не беспокойся, я накормлю тебя. Бежим, пока куры не склевали зёрна!

— Ты настоящий друг! — воскликнул попугай.

— Как? — опешил Шарик. Он даже забыл, куда хотел бежать. — Я же не похож на тебя.

Попугай, видя заминку пса, не решился спуститься с клёна. Он знал: другом назвать — не значит им стать. Спустись с клёна раньше времени, можно без перьев остаться. Ведь друг познаётся в еде. Поэтому попугай наклонился и с высоты начал объяснять, что такое друг:

— Внешне мы можем быть разными, но внутри…

— Кишки, — не раздумывая, ляпнул Шарик.

— Да не в животе, — повысил тон попугай, — а внутри души.

— Зачем я должен внутри душить? Вдруг нечаянно кишку передавлю, — округлил глаза Шарик.

— Да не душить, а души… Ну, как тебе сказать… Вот когда тебе радостно, что ты чувствуешь?

— Радость.

— А когда печально?

— А-а-а, теперь понял. Печаль нас душит.

— Да не она душит! — начал сердиться попугай на пса и дёрнул клювом ближайший лист, тот с треском лопнул пополам. — Лучше скажи мне, чем ты чувствуешь? — выронил он лист изо рта.

Шарику показалось: не ответь правильно, попугай клювом-кусачками порвёт его пополам. Поэтому напряг все свои мозги, и решение пришло само.

— Сердцем, — выпалил он.

— Не им, а душой ты чувствуешь, потому что душа находится рядом с сердцем. Всегда, когда радостно — распирает грудь, а когда печально — её сжимает. Мы ещё можем допустить, что сердце, расширяясь, распирает. Но как оно может сжимать снаружи? — боком начал перемещаться по ветке попугай. — Разве может сердце так действовать?

Шарик не мог до конца понять замысловатых рассуждений попугая, поэтому согласно гавкнул:

— Нет!

— Правильно мыслишь! Это душа распирает и сжимает грудь. Теперь понял?

— Понял, — у пса почему-то зачесалось за ухом и он, присев, начал драть голову задней лапой. Стоило почесать, как всё сказанное пернатой птицей стало ему понятно, и он ответил: — Душа, распирая, радует, а, сжимая, душит.

— Молодец! А сейчас перейдём к понятию «друг». Если мы с тобой одинаково ощущаем, переживаем, мыслим, беспокоимся друг о друге, вместе играем и готовы пойти на смерть — ты за меня, а я за тебя, тогда мы настоящие друзья. Или, как говорят, не разлей вода.

— Как же так? — будто его окатили ушатом холодной воды, дёрнулся в сторону Шарик. — Нас, собак, когда мы дерёмся, всегда разливают водой.

— Кто дерётся — тех можно разлить водой, а тех, кто дружит — никогда, — махнул, как отрубил, крылом попугай.

— Я думал, что друг — это тот, который как две капли похож на тебя. Так вот почему я был одинок! А теперь ты со мной! — закатился Шарик радостным лаем.

— Так ты согласен стать моим другом или он у тебя уже есть?

— Согласен! Ты мой единственный друг!

— А теперь, друг мой, скажи, как тебя звать и поделись со мной трапезой.

— Шариком меня зовут.

— Очень приятно. А меня Кешей.

— Побежали быстрей за мной, — тявкнул пёс и направился к курятнику.

ЗНАКОМСТВО С ХРЮНЧИКОМ

Попугай, расправив крылья, поспешил следом. Когда пёс почти достиг цели, услышал за спиной радостный крик:

— Вижу!

— Кого? — обернулся он.

— Червяка! — крикнул попугай и, сменив траекторию полёта, начал пикировать в сторону забора.

— Стой! — попытался остановить его Шарик. — Это хвост поросёнка!

Но попугай, обуреваемый голодом, ничего не слышал. Приземлившись, он уцепился за извивающегося «червяка».

— Ив! — раздался пронзительный визг.

«Червяк» неожиданно взвился вверх, увлекая за собой Кешу. Тот испугался и, с силой сжав клюв, шумно захлопал крыльями. Это ещё больше напугало сонного поросёнка. Он заметался по двору, ища спасения. Попугай болтался на хвосте из стороны в сторону, а Шарик пытался не отстать, лая изо всех сил:

— Отпусти хвост! Отпусти хвост!

Когда поросёнок резко повернул и бросился во двор, попугая занесло. Ударившись об распахнутую дверь, он разжал клюв и, теряя сознание, покатился под забор…

— Он меня укусил! — донёсся до попугая визг.

— Он не кусал! Просто-напросто хвост с червяком спутал! — послышался ответный лай.

— Для тебя это просто, а для меня сложно! Что бы я делал без хвоста?

— А для чего он тебе нужен?

— Если есть, значит, нужен! И вообще, как можно такой красивый хвост спутать с мерзким червяком?

— Сам виноват. Не надо было им крутить.

— И что, каждый из-за этого должен за него хватать?

— Хорошо хоть не оторвал и не съел.

— Я этот пучок перьев сам съем!

Кеша открыл глаза и увидел мчащегося на него покрасневшего поросёнка. По налитым кровью глазам понял, что тот не шутит.

— Не тронь! — зарычал Шарик и, сделав прыжок, преградил путь. Поросёнок резко затормозил, сел на зад. — Я за друга кого угодно порву! — сделал шаг навстречу Шарик.

— Я… я… — пришёл в замешательство поросёнок. Наконец он сообразил: — У меня, может быть, тоже друзья имеются. Они тебя по частям растащат.

Попугай, воспользовавшись моментом, вспорхнул на клён.

— Ну, и где они? Веди. Я не боюсь, — начал хорохориться Шарик.

Поросёнок неожиданно скис:

— Нет у меня друзей…

— Знаю. Не зря я двор охраняю. От моих глаз ничего не скроешь. Чтобы иметь друга, надо… — Шарик задумался, — делиться едой. А ты никому не оставляешь.

— Все свиньи так поступают, — потупился поросёнок.

— Да-а-а, — зачесался Шарик. Потом радостно вскочил. — Хочешь, Хрюнчик, мы станем твоими друзьями?

— А не обманете? — загорелся поросёнок.

— Где это видано, чтобы попугаи врали? — горделиво подал голос Кеша.

— Хочу! Непременно хочу! Прямо сейчас и вот на этом месте! — с пылкой радостью заявил поросёнок.

— Вот и хорошо. Теперь ты наш друг, а мы — твои. Давай, Кеша, лети сюда! — позвал Шарик.

Попугай не заставил себя ждать, быстро спланировал и уселся перед друзьями.

КЛЯТВА И ТЕРПЕНИЕ

— А теперь будем принимать клятву. Повторяйте за мной. Я, собака…

— Ты собака, — вторя ему, повторили попугай с поросёнком.

— Да не собака, говорите… — начал возмущаться Шарик.

— А кто ты? Может, волчьей породы? — от такой догадки у поросёнка отвисла челюсть. — Мама рассказывала, что волки поросят воруют. Может и ты…

— Ещё не хватало, чтобы мою благородную породу с кем-то путать, — обиделся Шарик — Собака я! Я в клятве называю себя собакой, ты — поросёнком, а Кеша — попугаем! Поняли?

— Так бы сразу и сказал, — хрюкнул поросёнок.

— Ну, ладно, начали, — приподняв голову, Шарик стал произносить слова клятвы: — Я, собака, верный друг, я торжественно клянусь… Повторяйте!

Те повторили, не забыв вставить в клятву свои имена.

— Сало, мясо не съедать, всё друзьям отдавать, — продолжил Шарик.

— Так не пойдёт, — запротестовал поросёнок.

— А я согласен, — заявил попугай, надеясь, что наконец-то его накормят.

— Вот видишь. Кеша согласен, а ты нет.

— Если я еду отдам, мне-то что останется? — надул щёки поросёнок.

— Как что? — возмутился Шарик. — Я тебе — кость, а ты мне — свою еду. Потом ты Кеше — кость, а он тебе — зёрнышко.

— Интересно: тебе целое корыто, Кеше огромный мосол, а мне всего-навсего зёрнышко? — запыхтел поросёнок.

— О! — тут же нашёлся Шарик. — Ты, Хрюнчик, вернёшь Кеше зёрнышко, а он тебе кость.

— Вот так по-дружески, — чавкнул поросёнок. — Только как я её грызть буду? У меня ведь зубы молочные.

— Жрать захочешь — целиком проглотишь. Давайте заканчивать… Чтобы клятва была на веки вечные, надо её связать навсегда, — заявил Шарик.

— Верёвкой что ли? — уставился на него поросёнок.

— Верёвкой не пойдёт, — пёс обернулся и, увидев вращающийся хвост поросёнка, решил: — Хвостами надо связаться, чтоб дружба была навеки.

Так и поступили.

— Теперь надо проверить дружбу на прочность. А ну-ка, дёрнем.

И рванули они, что было сил. Кешин хвост изогнулся и выскользнул из связки, а поросёнок с Шариком, взревев от боли, рухнули на землю. Попугай чуть не заплакал:

— Как же так? Вы навеки, а я…

— Хватит держать, пусти! — взвизгнул поросёнок.

— Это ты меня пусти! — огрызнулся Шарик.

— Я бы рад, но не могу.

— Думаешь, я могу?

— Что ж, теперь нам всю жизнь быть связанными?

— Зато дружба крепче, — с завистью сказал попугай.

— На кой она мне такая дружба, если я хвостом вилять не могу! — рявкнул Шарик. — Давай, Кеш, развяжи нас, пока наша дружба совсем не запуталась. Её только раз испытывают, а не всю жизнь.

Попугай, щёлкая клювом, принялся развязывать хвосты, но они так стянулись в узел, что он нечаянно ущипнул Шарика. Тот вскрикнул. Поросёнку померещилось, что попугай начал откусывать им хвосты, и он, зажмурив глаза, пронзительно завизжал.

— Ты что орёшь? — услышал он Шарика и, открыв глаза, увидел пса с целым и невредимым хвостом.

Но заметив, что его отросток цел и невредим, заизвинялся:

— Да я это так, для профилактики, чтобы Кеша действовал осторожней. За тебя беспокоился.

Попугай вдруг застонал:

— Живот к позвоночнику притянуло. Дружбу мы испытали, а теперь подкрепить бы её надо.

— Вечером, — увидев, что куры поклевали зёрна, сказал Шарик. — Придётся потерпеть.

— А как? Я не знаю.

— Так ты и терпеть не умеешь?

— Когда в клетке жил, ел столько, сколько хотел. Поэтому не научился.

— Тогда слушай. Терпеть — это когда чего-то очень сильно хочется, а получить не можешь. Ну, вот, например, — Шарик посмотрел в сторону соседского дома, — когда Барбос кость грызёт, у меня слюнки текут, я их глотаю, но вида не подаю.

— А ты бы попросил у него, — посоветовал поросёнок.

— Ты что? Мы, собаки, за своё добро кого угодно покусаем.

— А ты бы представил, что Барбос твою кость грызёт, взял и покусал бы его.

— Я?.. — Шарику было стыдно признаться, что он слабее соседа, поэтому попытался оправдаться: — Я, конечно, могу. Но тогда как научиться терпеть?

— И то правильно, — согласился поросёнок.

— Так ты понял, Кеш, как надо терпеть?

— Понял, — кивнул головой попугай. — Это когда у тебя слюнки текут, а ты их сглатываешь.

— У меня слюнки текут только тогда, когда я ем, — заявил поросёнок. — А если голоден — визг поднимаю, меня сразу кормят.

— Давай, попробуй, — облизнулся Шарик.

— Не надо! — задрожал попугай. — Вдруг меня Вася увидит.

— Ты прав. Слышь, Хрюнчик, надо спасать друга. Может, у тебя что осталось после завтрака?

— Мне самому всегда мало. Приходится землю ковырять, разные корешки собирать. А у тебя не осталось?

— Я тоже всё съел.

Друзья задумались.

ИСПЫТАНИЕ ДРУЖБЫ

Неожиданно поросёнок сузил глаза и, подозрительно уставившись на Шарика, поинтересовался:

— А от вчерашнего ужина разве у тебя ничего не осталось?

— Мало ли что было вчера? — прикинулся Шарик. — К тому же целые сутки прошли, разве упомнишь.

— Да-а-а. Плохая у вас, собак, память.

— С чего это ты взял?

— С того, что ты закопаешь кусок хлеба, а я ковыряюсь, ковыряюсь — найду и съем.

— Так это ты воруешь? — У Шарика аж дыхание перехватило. — А я-то думаю: куда это мои припасы исчезают?

— Почему это — ворую? — заюлил поросёнок. — Ты же не помнишь, что они твои, а мне невдомёк.

— Я всё помню! Просто мне хотелось узнать, кто это ворует?

— А на кусках не написано, что они твои. Поэтому я думал, они сами под землёй растут, как грибы. Но в день, когда ты прячешь, я в этом месте не ковыряю, — заверил поросёнок.

— Не ковыряешь, потому что знаешь, что я за этим местом наблюдаю.

— А почему не стережёшь там, где спрятал позавчера?

— Мест много, а я один. Не могу же я на части разорваться. А память у меня хорошая. Помню, что неделю назад под забором кусок хлеба закопал.

— Вот теперь мы накормим Кешу, — обрадовался поросёнок.

— А вдруг хлеб плесенью покрылся? — стал выкручиваться Шарик.

— С плесенью он ещё вкусней.

— Плесень — яд!

— Вася же не отравился, когда сыр с плесенью ел. Сам видел, — сказал поросёнок и устремился к забору.

Шарик поплёлся следом. Кому хочется отдавать своё добро? Но делать нечего. Иначе подумают, что он жадный, и потеряет с таким трудом приобретённых друзей. Пока плёлся, поросёнок успел выкопать из земли кусок хлеба, покрытый белым налётом.

— А вдруг Кеша всё же отравится? — сморщился Шарик.

— На то и друзья, чтобы этого не произошло, — облизнулся поросёнок. — Ради друга даже собой пожертвую. Если живым останусь — хлеб съедобен, — и, не дожидаясь согласия друзей, с причмокиванием слопал хлеб. — Теперь лягу, а вы наблюдайте: жив я или мертв, — и блаженно растянулся на земле. Шарик с Кешей присели напротив.

Солнце приятно грело. Шарик сощурил глаза и, вытянувшись, положил мордочку на лапы. Поросёнок прикрыл веки и размечтался: «Хорошо, когда сыт. Никуда не надо бежать и искать, что сожрать. Спи, сколько хочешь. А чем больше спишь, тем лучше сало нарастает. Смотришь, и станешь авторитетной свиньёй. Шея исчезнет. Вместо неё рыло сразу в туловище перейдёт. И на животе сало нарастёт. При таких авторитетах никогда голодным не будешь. Кто встанет на пути — если не спихнёшь, то затопчешь и всегда сыт будешь. А где сытость, там думать не надо. Спи и ещё больший авторитет наращивай».

Шарик тоже впал в грёзы: «Вот так бы зимой солнце грело, как сейчас. Не надо было бы скручиваться в комочек и дрожать от холода. И линять не надо ни весной, ни осенью. Как приятно вот так лежать и думать обо всём. Зимой разве помечтаешь? Нет, что ни говори, а лучше лета ничего нет на свете». И посмотрев на солнце, решил своей радостью поделиться с друзьями:

— Какое солнце…

— Хмурое, — нахохлившись, перебил его попугай.

— Не хмурое, а хорошее.

— Для тех, кто постоянно лается, может, и милое, а для меня хмурое.

— Ням-ням, — прошамкал поросёнок.

Кеша с Шариком повернулись к нему — тот посапывал носом. Вскоре его дыхание стихло.

— Умер, — с дрожью молвил попугай.

Шарик привстал и начал принюхиваться.

— Чего носом дергаешь? — закричал попугай. — Спасать надо!

Подлетев к поросёнку, он уцепился за хвост и, упираясь ногами, с силой потянул на себя. Шарик не знал, как спасать, и по примеру Кеши подпрыгнул к поросёнку и зубами впился в ухо. Хрюнчик, завизжав, вскочил и ринулся бежать. Попугая замотало из стороны в сторону, Шарик упирался ногами, как тормозами, ещё крепче сжимая зубы. И сколько бы они кружились — неизвестно, если бы попугай на повороте не ударился о забор и не укатился в крапиву. Оттуда он заорал благим матом. Шарик, не понимая, что случилось, открыл рот и выпустил ухо поросёнка. Тот, наконец, очнулся и понял, кто на него напал.

— Вы что это, а? — остановившись, растерянно уставился он на друзей.

— Мы думали, ты умер, — честно признался Шарик.

В это время появился попугай.

— Ты же отравился, — чесал он крыльями ноги.

— Фу! — фыркнул поросёнок. — Забыл, что хлеб на ядовитость пробовал. Ничего, есть можно, — тут он поправился, — но только мне. А Кеше — разве что один ма-а-аленький кусочек…

— Так ты и кусочка не оставил! Всё проглотил!

— Это из-за комплекции, — раздулся Хрюнчик и свысока глянул на попугая. — Кеше куска много, а мне надо бы ещё добавить.

— А этого тебе не надо? — оголил клыки Шарик.

— Как что — так зубы показывать, — обиделся поросёнок. — А ещё другом называешься.

— Дружбой, Хрюнчик, надо дорожить, а не пользоваться.

— Сами же предложили травиться. Ради вас рисковал.

— Тьфу ты! — чертыхнулся Шарик. — Нашли, кому доверить. Не зря говорят: кто не сожрёт, то свинья подберёт. Как я об этом забыл?

— А мне-то что делать? — печально опустил крылья попугай.

— Я б тебя накормил, было бы чем, — Шарик врал. У него имелся ещё один запас. Может же Кеша потерпеть до вечера? Не подавится же слюной. Поэтому он произнёс: — А вдруг хлеб и правда ядовит, а мы мало ждали? Давайте посидим и подождём.

— А долго? — поинтересовался попугай.

— Ну, так… — прищурившись, Шарик уставился на солнце, — часа два. Точнее, до обеда.

— До моего? — поинтересовался поросёнок.

— Что ты волнуешься? Умрёшь, тебе и обед не понадобится, зато другим сгодится, — сказал Шарик и облизнулся.

— Я не собираюсь умирать. Да и вообще, я чувствую себя прекрасно! Давайте лучше поспим. Сон любой голод одолеет, — предложил поросёнок и сладостно зевнул.