Бесплатный фрагмент - Хрустальный череп

Очнулся Алексей оттого, что стало неприятно холодить мягкое место.

— Ну, правильно, — подумал он в первую очередь, — замерзнешь тут с вами с голой задницей на каменной скамье.

«С вами» — это с олимпийскими богами во главе с Зевсом, которые с понятным нетерпением ожидали, когда Сизоворонкин откроет глаза. Впрочем, на него самого смотрели больше прекрасные представительницы Олимпа. Двое из них — Артемида с Афиной — даже вцепились с двух сторон крепкими ладошками, словно боялись, что обнаженный полубог может исчезнуть так же внезапно, как появился в пиршественном зале. Артемида (которой сам Лешка несказанно обрадовался) еще и тыкала пальчиком в импровизированную набедренную повязку Геракла, которая сейчас лежала на столе, рядом с Граалем: «Это что такое?!».

Но Сизоворонкин оправдываться не собирался; никаких обязательств он ей не давал.

Социологи установили, что женатые мужчины живут дольше, а холостые — интереснее.

— Уж как я стал жить интересно! — воскликнул про себя Алексей, — с Зевсом вон общаюсь, и с его… братцем?

Рядом с громовержцем действительно сидел еще один представительный бородач с трезубцем. Сизоворонкин присмотрелся — кажется, с его бороды до сих пор стекали тягучие капли воды.

— Ты угадал, — грохнул со своего места Зевс, — это мой второй брат — Посейдон Кронид.

— И он тоже явился по мою душу, — еще раз угадал Алексей.

— Ты прав, — кивнул громовержец, заставив воздух в олимпийской столовой тяжко завибрировать, — но сначала давай об этом.

Он протянул перст в сторону имущества, добытого Лешкой-Гераклом в последних странствиях.

— Не отдам, — Лешка дурашливо улыбнулся и прижал обрывки платья к груди.

В тряпку вцепились сразу четыре женские (или, правильнее — божеские) руки, которые еще и заставили гераклово тело подняться, явив к общей зависти все, что оказалось выше столешницы. Афина с Артемидой резво принялись пристраивать импровизированную набедренную повязку на место. Причем действовали их руки так согласованно, что Сизоворонкин невольно поежился. Он чуть слышно прошептал:

Неприлично при посторонних держать руки в карманах брюк. Особенно если вы женщина, а брюки мужские.

Набедренная повязка на брюки никак не походила, но Алексей решительно вынул из нее шаловливую ручку Афины, которая пыталась там все поудобнее уложить. Потом он сел на нагретое уже место — как раз в то мгновение, когда привычно удлинившаяся правая длань громовержца цапнула со стола Грааль и подтащила к себе. Зевс заглянул в артефакт, зачем-то перевернул его над столешницей, не явив замершим в ожидании олимпийцам ни капли содержимого, и вперил тяжелый взгляд в Сизоворонкина.

— Ты пил из него?! — констатировал он очередной факт.

— А из чего я, по-твоему, должен был пить там, в Царстве мертвых? Не нравится — шел бы сам и пил в три горла. А я — и пил, и ел!

— Алло! Привет, Мишаня! — Привет, Андрюшка!

— Помнится, ты мне говорил, что пиво — это жидкий хлеб, говорил?

— Ну, говорил… — А говорил, что водка жидкое мясо? — Ну, говорил…

— Ну что, делай бутерброды, я сейчас загляну…

Зевс чуть заметно поморщился.

— Ага, — немного позлорадствовал Лешка, — кажется, тебе поход в гости — на «бутерброды» не грозит; ты действительно обречен сидеть тут безвылазно, вместе со всей свитой, в которой все повязаны с тобой родственными связями. Конфликт интересов — вот как это называется. Прокуратуры на вас нет.

Зевс глубоко вздохнул, усмиряя гнев, который очевидно зародился в его божественной груди и от факта несанкционированного использования артефакта, и от последней мысли Сизоворонкина, на которую Геракл глубоко внутри отозвался коротким смешком.

— А ты молчи, — прикрикнул на него Лешка, — исчезаешь, понимаешь ли, в самый ответственный момент.

Он тут же сменил гнев на милость — без всяких слов — потому что понял, что олимпиец, поделившийся с ним телом, тоже, скорее всего, не имеет права выхода наружу, в тварный мир. В первый раз Сизоворонкин задумался о том, что ему самому когда-то придется вернуться в собственное тело. И эта перспектива ему не очень понравилась.

— Об этом попозже, — успел подумать он, прежде чем внешне покорно склонить голову перед повелителем олимпийских богов и воскликнуть с обидой, — надо было предупреждать! Думаешь, было очень приятно пить человеческую кровь?..

— Она не человеческая! — громыхнули в унисон Зевс с Посейдоном.

— А чья?!

Боги на мгновение замерли, уперлись друг в друга взглядами, а потом Посейдон махнул рукой старшему брату: «Чего уж теперь, рассказывай».

Алексей еще раз обиделся — теперь уже на олимпиек — Артемиду с Афиной, которые отпрянули от него и уставились на отца с открытыми ртами. Очевидно, в этой зале, где все обо всех всё знали, подлинных новостей божьего мира было очень мало. И вот сейчас своим вопросом Сизоворонкин вызвал к жизни одну такую тайну.

— Знай же, человек, — вздохнул Зевс, — что и этот сосуд, и все остальные изготовило из куска Предвечного камня существо, которое на этом камне и пробралось в наш мир. Ему не было место под нашими звездами, и Крон, наш отец, убил его, как только последний сосуд — вот этот самый — был готов. В него, в Грааль, и плеснуло несколько капель крови Предвечной твари…

— И я, — прошептал Алексей.

— И ты, — голос Зевса достиг уровня грома, — испив этой крови, привязал Грааль к себе. Смотри!

Он опустил артефакт на драгоценную столешницу, громко стукнув об нее каменным дном, и оторвал от него руки. Грааль медленно истаял, чтобы тут же проявиться в другом месте — там, где сам Сизоворонкин его недавно и поставил. Неизвестно, чего больше было сейчас в лице Алексея-Геракла — восторга или мистического ужаса. Скорее все-таки восторга, потому что подлянку — а ее не могло не быть — он пока только чуял одним местом, а пользы от такого артефакта, который невозможно ни потерять, ни продать, ни… подарить?

Зевс согласно кивнул: «Ты прав!».

Алексей поднес бокал ко рту, ощутил на языке знакомый вкус всех восьми грехов, но глотать не стал — пожалел старичка, который специально прибыл сюда ради него. Еще и подарок какой-то притащил. А выпей он сейчас пару глотков побуждающей сразу ко всем грехам жидкости — и ему будет ни до Посейдона, ни до его черепа… Черепа!

Кронид, усмехаясь, протягивал ему длинными, как у старшего братца, руками прозрачный череп, в котором Сизоворонкин ухитрился распознать какие-то знакомые черты.

— Я его знал? — осторожно спросил Алексей, рассматривая громадный, гораздо больше обычного человеческого, хрустальный череп.

Почему-то он воспринял этот артефакт творением природы, а не человеческих рук.

— Что произойдет, если я буду кушать генно-модифицированные продукты?

— Вырастешь сильным и крепким.

— И на кого я буду похож?

— На Шрека!

— Там действительно другие гены, если ты понимаешь, что это такое, — прогудел Посейдон, — этот череп вручил мне отец. Он хранил его в память о Предвечном. Таких черепов было два, и их надлежало хранить раздельно — во избежание Непоправимого. Я и хранил их в самых надежных местах на Земле.

— Каких? — Сизоворонкину стало интересно, что было самым надежным для владетеля морского царства.

Он не ошибся в своем предположении — хранилища действительно были подводными.

— Этот, — Посейдон не стал тянуть руки, показал на череп пальцем, — я хранил в Марианской впадине. Туда он и вернется. А второй…

— Второй исчез, — еще раз блеснул прозорливостью Лешка, — неожиданно и безвозвратно.

Он тут же прикусил язык, поняв, что насчет «безвозвратно» он погорячился. Что возвращать вторую копию черепа генетического мутанта придется, и, скорее всего, именно ему.

— Да, — кивнул еще раз младший Кронид, — второй исчез из тайного хранилища в Бермудском треугольнике. И его надо найти.

— Зачем?! — воскликнул Сизоворонкин, — пусть пылится где-нибудь в музее или частной коллекции. Есть не просит.

— Это так, — согласился Посейдон, — до тех пор, пока кто-нибудь не бросит его в море — в том самом месте, где хранится этот.

На этот раз удлинившаяся рука чуть огладила гладкий хрусталь.

— Ну, это шанс даже не один на миллиард. Я такого придурка, который безвозвратно бросит артефакт в пучину вод, даже представить себе не могу.

— Я тоже, — кивнул повелитель тех самых вод, — но дело в том, что эти черепа взаимно притягивают друг друга — так, словно они суть часть одного целого. Да еще могут оказывать влияние на людей.

Слова насчет взаимного притяжения заставили Лешку внимательней приглядеться к черепу. И он совершенно непроизвольно перевернул Грааль над черепом. Из него на хрустальную макушку упала одна тягучая темно-красная капля. И череп начал стремительно зарастать плотью. В глазах, которые проявились на месте пустых глазниц, зажглась жизнь.

— Или не-жизнь, — усмехнулся совершенно не удивившийся Сизоворонкин, — учитывая, что ты, милый друг, этому миру не принадлежишь.

На него сейчас смотрела, бешено вращая глазами, одна из голов Вельзевула.

— Нигде не чешется? — ехидно спросил он у головы старого знакомца, — в яйцах не жмет?

Частичка монстра шутить не пожелала. Голова открыла рот и проскрипела, бесстрастно глядя на Лешку-Геракла:

— Твое время истекает, человек. Больше тебе не удастся обмануть Судьбу.

— А я женщин не обманываю, Вельзе… Или Вул? Я женщин люблю, — расхохотался в ответ Алексей, — и они меня любят! Права, девочки?

Он умудрился подмигнуть сразу и Артемиде, и Афине, и те счастливо кивнули, положив руки на обе коленки парня.

«А ведь он хороший парень. Может, переспать с ним?», — сказала бутылка «Мартини» внутри Леночки.

Внутри Афины явно говорила огневка, а что заставляло обещающе улыбаться Артемиде? Лешка решил попробовать. Он поднял со столешницы чужой бокал и хлебнул. Слабенький алкогольный коктейль никак не соответствовал безудержному напору вечно юной богини.

— Хочешь попробовать? — подмигнул Сизоворонкин уже голове на столе, — вкусно!

Часть Вельзевула гордо молчала. А Алексей покачал головой.

— Зря ты, дружище, так хочешь воссоздаться в первозданном виде.

— Почему? — не выдержала голова.

— Потому что попадешь тогда в какой-нибудь бродячий цирк. Будешь кривляться на потеху публике вместе с карликами и бородатыми женщинами.

— Фу, какая гадость! — воскликнули обе богини, — где ты такое видел?

— А что? — подмигнул им еще раз Сизоворонкин, — знаете, какие это непередаваемые ощущения, когда там колются бородой.

Он прижал две женские ладошки под столешницей к собственным бедрам, и богини захохотали. А голова тем временем, очевидно, оценила незавидную перспективу своего будущего существования, и попыталась возмущенно помотать — собой! Ничего хорошего из этого не получилось. Она завалилась набок, явив всем ровный срез шеи, и заверещала:

— Смерть! Смерть всем — всему миру, всему сущему! Смерть! Смерть!!!

— Ну, смерть, так смерть, — согласился с головой Алексей.

Он взял теперь бокал Афины и наклонил ее над Вельзевуловой головой. От огневки плоть на черепе противно зашипела, почернела, и стала истаивать так стремительно, что кусок дьявольского отродья не успел еще раз постращать собравшихся.

— И зачем все это? — недовольно громыхнул на другой стороне стола Зевс.

— Как зачем? Вы же сами сказали, что две головы связаны между собой. Пусть второй череп задумается — стоит ли воссоединяться… с такой-то перспективой. А сомнение противника — первый шаг к его поражению. Не помню, кто из великих это сказал.

Кронид с подозрением посмотрел на него, словно хотел спросить: «А не сам ли ты сейчас придумал эту фразу?». Сказал же он совершенно другое:

— Вот это ты и скажешь второму черепу — когда его найдешь.

— Опять я?! — притворно возмутился Сизоворонкин, — других героев нет?

— Говори, чего ты теперь хочешь? — понял его нехитрую интермедию громовежец.

— Я так понимаю, что где-то лежит моя собственная тушка, — начал Алексей; Зевс кивнул, — вариантов несколько. Или я лежу в коме с проломленным черепом (он погладил хрустальную макушку Вельзевула) в обычной клинике, или с промытой башкой в психбольнице. Так вот — я хочу, чтобы к тому моменту, когда вы решите, что я больше тут не нужен, и отправите меня в собственное тело, мое тело должно быть вот таким!

Он встал со скамьи, и напряг мощную фигуру так, что зарделась даже Гера рядом с громовержцем. Зевс недовольно нахмурил брови, бросив взгляд на супругу, но сказал вполне спокойно; даже торжественно:

— Да будет так!..

Утром — если это действительно было утро — Сизоворонкин проснулся от деликатного покашливания. У двери стояли сразу две богини — Артемида с Афиной. Из-за спины красавиц прямо в глаза полубогу било нереально большое ласковое солнце.

— Или это отражение моей последней мысли? — принялся усиленно моргать Алексей.

Он вскочил с ложа — могучий, неудержимый — готовый к новым подвигам. Например, к таким же, какие свершал с богинями в эту длинную незабываемую ночь. Дочери Зевса сейчас стояли скромными; даже потупившими взоры. Они смотрели не на своего сегодняшнего героя, а на какие-то тряпки, которые были аккуратно свернуты на их руках. Рук, как у всех приличных человеческих богинь, было по паре. Хотя ночью Лешка за это бы не поручился — казалось, женских конечностей в постели было на удивление много; ртов гораздо больше двух, как и другого тоже…

Теперь же Афина бережно поглаживала свернутые аккуратно обрывки платья, в которых Сизоворонкин и явился в пиршественный зал. У Артемиды на руках лежала аккуратно свернутая ткань, на которую Лешка уставился с подозрением. От этого материала неизвестного происхождения ощутимо тянуло чем-то таким, как… В-общем, словно парень отхлебнул из своего волшебного бокала.

— А где, кстати, он?

Грааль словно сам оказался в руке, и даже потянул ее за собой — к губам полубога. Сизоворонкин отхлебнул, привычно почувствовал, как по жилам пробежал живой огонь, и глянул на свое предполагаемое одеяние критично:

— Дорогая, какие штаны мне надеть: те, которые с дыркой, или те, которые без пуговиц?

— Те, что с дырками и без пуговиц, мы оставим себе — на память, — заявила Афина, пряча обрывки платья Магдалены за спиной.

— А эти, — хмыкнул Алексей, — с пуговицами?

— С ними, — кивнула Артемида с хитринкой во взгляде, — и не только…

Она опустилась перед богом на колени; рядом примостилась богиня охоты. Алексею показалось, что рук у двух шалуний опять стало много больше четырех; они удивительным образом не мешали друг другу, по очереди нежно и требовательно касаясь чувствительных мест. Таких, точнее такого, места у Лешки-Геракла было много. Может потому процесс примерки нового одеяния затянулся надолго.

— Ну вот, — первой встала на ноги Афина, — печать замкнута.

— Какая печать? — насторожился Сизоворонкин.

— Видишь ли, — вкрадчивым голосом включилась в разговор Артемида, — это не простая набедренная повязка. Ее всю ночь шила сама Гера!

— Во, как! — изумился Лешка-Геракл, — и Зевс не приревновал?

— Он сам! — воскликнули обе богини, — он сам велел ей!