16+
Хождения во сне

Бесплатный фрагмент - Хождения во сне

Роман

Все имена героев, названия предметов и организаций в этой книге являются вымышленными, и совпадения их с именами и названиями реально существующих людей, предметов и организаций — случайны.

Пролог

— Андрей! Вставай, малыш.

Мама пробудила нежащегося под ватным одеялом мальчика. Потянувшись, скривив увенчанное веснушками лицо, Андрейка, которому в этом году исполнилось десять лет, привстал с кровати — сперва несмело опустил стопы на лакированный паркет, затем поднялся во весь рост, отчего в глазах разом потемнело.

Мальчик сонно зевнул и, потягиваясь, вышел на балкон, освещенный лучами рассветного солнца; балконную дверцу он решил прикрыть. На воздухе, пропитавшемся озоном, в тишине просыпающегося мира, было легко, тепло на душе; он не понимал почему, но тело давало об этом знать. Андрейка облюбовал балкон, укромный уголок в тесной квартире. С малых лет он проводил тут время: смотрел вдаль, к горизонту. Он знал: если постараться и проснуться пораньше, можно застать потрясающе красивый утренний рассвет, и, если ему удавалось продрать глаза и понаблюдать за неспешно поднимающимся солнцем, день удавался на славу. Что-то магическое было в этой церемонии. В другие дни, бывало, глаза его отпускали горизонт и он, поместив пятерню в густые волнистые волосы, рассматривал снующих по улице людей. Беспечный пересчет дядей и тетей постепенно сменялся обдумыванием подростковых начинаний. С каждым днем взросления необычных открытий в необъятном и интересном мире становилось все больше. И не оттого, что парень, невзирая на возраст, иногда просматривал газетные страницы «Панорамы», узнавая о родном городе новые, иногда грязные подробности. Просто взрослая жизнь отличалась от мира детства, и к этому нужно было привыкать постепенно. Так говорил его отец.

Андрейка потеребил всклокоченные волосы. Не знал он, благодарить маму за то, что разбудила его, не позволив опоздать в школу, или, наоборот, обидеться, и, надув губы, отправиться в ванную комнату чистить зубы. Во сне, оборвавшимся несколько минут назад, он был героем…


Андрей, сопротивляясь порывам обжигающего ветра, шагал по раскаленным пескам. Подобно Джеймсу Куку, юный капитан держал курс в неизведанное через бескрайнюю песчаную гладь воображаемой пустыни. Маленькие ножки по колено увязали в песчаную дюну, преодолевая бархан за барханом. Но что же это? Пески отступили, и перед мальчиком возникла округлой формы глубокая яма. Палящее солнце не доставало раскаленными лучами до ее дна, оставляя Андрейку теряться в догадках о том, что же там, в манящей темноте. Юный покоритель песков подкрался к краю провала и всмотрелся во мрак. Глаза, болевшие от яркого солнечного света, с трудом выкроили человеческий силуэт в чертогах песчаного колодца. Похоже, первым покорить неизведанные пески Андрею не удалось. Но проснуться от обиды юный капитан сухопутной экспедиции посчитал трусостью. Не дало ему это сделать и другое странное происшествие.

Человек, скованный природными стенами, привстал с земли, попятился — со всех сторон округлой ямы к нему, извивая скользкими телами, приближались змеи. Скованному кольцом рептилий, ему было не выбраться из западни. Но Андрейка просто не имел права стоять на месте. Он решительно поднялся с колен, сожмурил глаза и принялся представлять быстрый план спасения. Тогда, будто из ниоткуда, перед Андреем возникла лиана. Мальчик без раздумий вцепился в тропическое растение и, словно пират, перелетающий на канате на борт вражеского судна, взятого на абордаж, бесстрашно сорвался в пропасть. Ручонка юного спасителя выхватила темный силуэт человека из объятий змеиных тел…


Узнать, чем закончилась будто наяву увиденная история, Андрею помешал звонкий голос мамы, который ворвался в его стремительный полет на лиане в обнимку с человеком, лицо которого он так и не смог рассмотреть.

— Андрей! К тебе пришли, — мама распахнула дверь, скрывающую за собой маленький уютный балкон. Юный капитан был застигнут врасплох. — Почему ты еще не собрался?

Вероятно, простоял Андрейка, задумавшись, довольно долго. Пришлось уйти с балкона без ответа. Диск рассветного солнца на половину скрылся за кирпичным девятиэтажным домом; зубы Андрейка так и не почистил.

В прихожей послышалась суета. Семеня маленькими шажками, ранний гость удалился на кухню.

— Присаживайся, — мама Андрея отодвинула посетителю высокий табурет с мягким поролоновым сидением и укоризненно взглянула на сына, появившегося на кухне.

Андрей опустился на угловой диванчик.

— Привет, Димка, — он поприветствовал друга, недавно поселившегося со своей семьей в доме напротив. Дом пятиэтажный, новострой, с мансардой на макушке — семья Перфильевых переехала сюда из двухэтажного, прогнувшего хребет, ослабевшего под гнетом времени здания; его признали непригодным для жизни, и семья Димки получила ключи от новой квартиры в доме, следующим по улице за Андрейкиным. Окраина города застраивалась активно, население постепенно перебиралось из центра в спальные районы. Прежняя захудалая квартирка Перфильевых, погребённая под ломом экскаватора, выходила окнами на школу. Теперь, чтобы добраться до школы, Диме нужно было совершать утренние прогулки через весь город. Поэтому утро перед путешествием у одноклассников, а теперь и соседей, начиналось c традиционного чаепития.

— Привет, — Дима взял в руки казавшийся для него большим бокал с чаем. Темный силуэт также не давал ему покоя.

— Сегодня на физкультуре нужно будет по канату лазать. Вчера мы поспорили, сможешь ли ты добраться до верха. Помнишь? — Дима набил полные щеки ароматным мятным пряником. — И почему ты говоришь, что доберешься? А я говорю — не долезешь! Ты проспоришь, я знаю.

Андрей, который точно знал, что не долезет и до середины, снова представил, как он в далекой пустыне летит на лиане, обдаваемый раскаленным воздухом.

— Мне сегодня сон приснился, — Андрей безотрывно глядел на отражение своих сонных глаз в бокале с чаем. — Будто я спасаю человека, лежащего в яме. На лиане спускаюсь в пропасть и не позволяю змеям окружить его. — Юный спаситель взглянул на Диму. — Я успел вытащить темный силуэт, представляешь?

— Андрей! — Мама суетливо забежала на кухню. — Не заговаривай Диме зубы. Вы опоздаете в школу! И он снова опоздает из-за тебя, между прочим.

Дима положил недоеденный пряник на блюдце.

— А мне приснилось, что я лежу в яме. И когда к ногам подползают змеи, человек на длинной веревке срывается с края и спасает меня.

Друзья шагали по суетившимся утренним улицам города. Шли, не проронив ни звука. Два скованных дружбой мальчугана. Спаситель и спасенный. Каждый приснился друг другу в ту ночь. Дима и Андрей были в одном сне. В их общем сне.

В тот день ребята приоткрыли завесу тайн поистине удивительного мира. Мира под названием Сон.


***


Руки лежали на холодном мраморном полу. Не в силах открыть глаза, Андрей снова, спустя пятнадцать лет, вспоминал удивительную историю, в детстве поразившую его и Диму. Между сном детства и недавними событиями, которые привели его сюда, была тесная взаимосвязь.

Кожаный ботинок подтолкнул обездвиженное тело, заставив растворить в сознании сон детства и дать понять, что пора подниматься. Могучие руки обхватили за плечи Андрея, обессиленного, коренастого, короткостриженого. Снотворное, введенное в шею пару часов назад, все еще сковывало тело. Слабые ноги волоком поплелись по холодному каменному полу. Стражники волочили податливого пленника через темный коридор; конвой двигался во мрак, но всегда оставался в шаге от того, чтобы утонуть в нем: датчики реагировали на движение и зажигали по две настенные лампы каждые пять метров. Несмотря на современное техническое оснащение, коридор был низкий; по стенам, омывая кирпичную кладку, стекали капли воды; воздух был стылый и мокрый. Нет. Андрей не находился в средневековом замке. Эта часть роскошного особняка предназначалась для таких, как он — непрошеных гостей. Их голоса доносились эхом откуда-то сзади; голоса, молившие о пощаде, порой нечеловеческие.

Агент, шедший впереди, поправив галстук, прислонил именную пластиковую карту к электронному замку. Дверь отворилась, и вошедший в просторное помещение людской конвой погрузился в равномерный свет пасмурного дождливого дня. Лиловый шрам на щеке Андрея, отпечатком сохранивший события некоторыми неделями ранее, отразил сверкнувшую молнию на фоне мрачного неба.

Здоровяки, облаченные в строгие деловые костюмы, провели пленника вглубь помещения, обрамленного от пола до потолка панорамными окнами; отполированный белый мрамор под ногами отражал подпирающие потолок величественные фигурные колонны, небольшое кресло и широкий белый диван, на котором, закинув ногу на ногу, расположился хозяин. Облаченный в черный костюм «добрый злодей» даже сидя удивлял своим ростом. Его длинное бледное лицо смотрело пленнику в грудь. Андрей вновь увидел изрезанный глубокими морщинами лоб.

Сутуловатый хранитель особняка деловито кивнул, зачесав гребешком черные, несомненно, крашеные волосы, дав агентам понять, что они могут покинуть помещение. Воспользовавшись паузой, Андрей вырвался из плена могучих рук элегантно одетых титанов. Здоровяки тут же всполошились, но были остановлены вытянутой рукой хозяина. После резкого выпада страдающая от сидячей работы спина дала о себе знать. Очки, едва не слетевшие с носа, вернулись на прежнее место, обозначив хозяину внешность незваного гостя. Встряхнув плечами, охранники, то и дело озираясь назад, покинули помещение по уходящей вниз винтовой лестнице. Один из них, шедший во главе конвоя агент, задержавшись, освободил ключом скованные руки заложника и удалился за остальными, оставляя непрошеного гостя наедине с хранителем роскошного особняка.

— Я бы позволил вам сесть со мной на один диван. Но кожа, из которой он выполнен, очень дорогая и редкая, — хозяин, словно не замечая Андрея, неукоснительно смотрел на одиноко стоящее кресло перед ним.

Мощный раскат грома раздался за окном. Андрей опустился в обтянутое тканью кремового цвета с деревянными вставками кресло. Он безотрывно смотрел в глаза хозяина, от взгляда которого, как и прежде, все тело овеивало холодом.

— Полагаете, это прилично — заходить в гости без предупреждения? — Хозяин едва заметным движением вытянул шею; спина еще тянула после призывного жеста рукой. — Вы ведь знаете, что я делаю с людьми, совершающими необдуманные поступки.

Андрей непроизвольно поморщился, трогая болезненный след, оставленный наручниками на кистях его рук.

— Что привело вас ко мне? В такую-то погоду, — хозяин оценил обстановку по ту сторону его обители.

Дождь как из ведра лил за окнами особняка. Крупные капли небесной воды нещадно били по сочным зеленым листьям растущего во дворе векового дерева. Дождевые потоки, словно небольшие водопады, опускались по створкам стеклянных дверей, ведущих на просторный балкон, с которого открывался прекрасный вид на приусадебный участок размером не меньше гектара.

Хозяин знал ответ. Но его манера общения с людьми была такова: пощекотать расшатанные нервы и, уничтожив личность, выставить за дверь. В лучшем случае. Андрея ожидала та же участь — хозяин уже знал, что оставит незваного гостя наедине с обрушивающимися на него потоками дождевой воды.

— Вы читаете прессу? — Андрей подался вперед. Хозяин оставил вопрос без ответа. — И смотрите телевизор? — продолжил посетитель. Хозяин взглянул на установку, проецирующую виртуальный экран любой диагонали. — Или, может, вам сны больше не снятся? — На лице Андрея заиграли скулы. — Вы ведь знаете, почему я здесь.

Андрей вытянулся по струнке, застыл в одном положении, дожидаясь ответа. Но не получил его и продолжил:

— Я пришел, потому… — молодой человек проглотил вторую часть фразы.

Он поник головой и закрыл доселе ни разу не моргнувшие глаза.

— Что-то случилось, Андрей? — хозяин оторвался от спинки дивана, подался вперед и язвительным взглядом пронзил гостя.

Парень смотрел на хозяина взглядом полного отчаяния и решимости. Косые полоски дождя отразились в зелено-голубоватых глазах Андрея. Он набрал полные легкие воздуха и, опустив взгляд на мраморный пол, произнес слова, которые с трудом вырвались из онемевших уст:

— Мой лучший друг, — Андрей едва сдерживал от боли рвущееся из груди сердце. — Дмитрий Перфильев…

Молния сверкнула рядом с особняком, и стены сотряслись от очередного мощного раската грома. Свирепствовавшая буря прервала речь посетителя, изрекающего фразу, терзавшую разум последние проведенные в одиночестве дни. Андрей шумно выдохнул, собирая мысли, и, на секунду затаив дыхание, выдавил затмевающие разум слова:

— Его нет.

Часть 1
На перекрестках судьбы

Глава 1
День за днем

Теплые лучи полуденного летнего солнца ласкали немноголюдный городской квартал. Район был намного беднее того, где прошло детство Андрея и Димы. На балконе третьего этажа дома из красного, заляпанного, потрескавшегося кирпича по обыкновению курил сосед, дряхленький старичок, и наблюдал за неспешной жизнью внутреннего дворика. Когда дымящийся в трубке табак истлел, старик, смирившийся с утратой, засеменил приступать к будничной суете. День выдался жарким: исчезнув за балконной дверью, пожилой сосед распахнул ставни окон. Солнечный свет, озаряющий прозрачные капельки росы на нескошенной траве, отразился от оконного стекла и оставил блик на небольших часах, висевших на стене съемной комнаты в доме напротив. Все это съемщик комнаты проглядел. Впрочем, ничего нового бы он не увидел: обычный июньский день за окном и убранство холостяцкой комнаты, не меняющееся уже второй год.

Пыльный громоздкий шкаф в углу хранил под потолком ненужные коробки из-под обуви и бытовой техники. По другой стене расположился рабочий стол с горой хаотично наваленных друг на друга тетрадок, учебников и книг художественной литературы. Последние были разбросаны по столу не от частого пользования, а скорее оттого, что попадались без дела под руку. За бумажной горой возвышался монитор персонального компьютера, освещенный сутками работающей настольной лампой — коммунальные платежи хозяйка все равно делила на всех жильцов квартиры под съем, можно было и нажечь лишнего. Стоявший по соседству со столом небольшой комод водрузил на себя давно вышедший из моды кассетный магнитофон. Около двадцати лет прошло с момента его выпуска. Старый? Может и так. Единственный и самый важный аргумент в ответе на вопрос, почему же место на комоде занимает именно он — качество. Качество звука, не меняющееся годами, не позволяющее руке перевести ползунок на другую частоту с любимой радиостанции, а голове — родить мысль о покупке нового приемника. Даже поселившийся полгода назад паук оставил его в знак уважения и сплел приличных размеров паутину между комодом и настольной лампой. И все-таки было что-то новое и необычное, меняющее обстановку в этот обычный июньский день. Определенно.

В противоположном углу прикроватную тумбочку возглавлял новый, еще не тронутый комнатной пылью, плазменный телевизор. В его отражении на полуторной кровати незабвенно посапывал двадцатилетний юноша с таким выражением лица, которое может быть только у человека, отпустившего свои земные дела и смотрящего неописуемо прекрасный сон под покровом лучей полуденного солнца. Дамой сердца юноша не обзавелся, поэтому двуспальная кровать была бы не к месту в тесной комнатке. Хотя, было бы неплохо — встретить уже, наконец, эту даму. Новый телевизор, несомненно, смог вытянуть убранство комнаты на полвека вперед. Но что необычного в том, что переворачивающийся на другой бок Дима уже полдня спит после долгого ночного просмотра новинок кинематографа на купленном вчера аппарате? Вещь новая, дорогая, нужно было сразу провести осмотр и проверить все функции. Тем более, что телевизор достался ему не легко. Недавно открывшаяся кофейня в сквере напротив позволила Диме за два месяца приобрести плазменное окно в Большой мир.

Но это все пустое… лишь отговорки. Да и жить вдали от родителей не такая уж и роскошь, как казалось по началу.

Створки штор колыхнулись под дуновением теплого ветра. Парень вскочил от не очень приветливого телефонного звонка. Спросонья, чуть не уронив трубку с тумбочки, Дима не успел ответить на входящий вызов. Что? Уже четыре пропущенных?

Стрелки на настенных часах сошлись на двенадцати. За окном кузнечный молот на заводе произвел первый гулкий удар, вызвавший пробегающие по спине мелкие мурашки и проступивший холодный пот.

Все правильно. Полдень.

Полдень будничного понедельника! Дима сидел на кровати, ноги все еще были накрыты одеялом, теплые июньские лучи солнца освещали частицы пыли, потоком воздуха уносимые с антресоли шкафа. Звонок был от начальника. В этот солнечный июньский полдень Дима заступал с бригадой на смену. Сидя на кровати. Это был его четвертый и последний прогул.


***


Миновала неделя. Солнечная июньская неделя в небольшом провинциальном городке. Местные жители, похоже, давно забыли настоящее название родного города после того, как какой-то остряк не прозвал его Погромом. Нет, тут не пытались завладеть территорией и ресурсами, не наблюдалось разгула страстей и народной стихии. Правда, какая-то хтоническая энергия в нем все же была. «Может, он лежит в руинах?» — спросите вы. И отчасти будете правы. Поначалу город разрастался из небольшого поселения, где толком и дорог-то не было. Но теперь градообразующий завод, который появился на непаханом поле первым, как и полагается, окружал город. Не богатый, поступательно развивающийся город. Жители с лихвой намотали на ус старое прозвище поселения, которое теперь до неприличия было созвучно с бесконечными ударами кузнечного молота, чеканившего металл в кузнечно-прессовом цеху металлургического комбината. От звонкого монотонного стука людей спасала река, водяным стержнем разрезавшая окрестности города. В летний период было блаженством провести свободное время на ее песчаном берегу, нежась в лучах предзакатного солнца.

Однако утро того дня выдалось совсем иным.

Капли дождя, то монотонно, то ускоряя темп, били по жестяному карнизу окна. И вроде приятен слуху этот спокойный, мерный ритм дождевой песни, и вроде приятно было наблюдать неизменную обстановку с небольшой обновкой в углу. Но обидно на душе. И все тут. Теперь рассчитывать на приличные деньги было бессмысленно. Безналичный расчет придет только за последние отработанные две недели вместе с печатью в трудовой книжке и записью: «Уволен». Стараешься жить лучше, чтобы как надо все было, а оно как-то не идет.

Звонко отщелкнул металлический замок небольшого чемодана из коричневой истертой кожи. Сложенные в стопку документы для очередной попытки удачного трудоустройства нашли место в одном из его отделений. Покрывшаяся коррозией экономика города имело общую тенденцию к улучшению, но не гарантировало желающему трудоустроиться стабильную работу. Да и мест, куда податься, было не много, сидели на местах до старости; молодые обычно видели перед носом закрывающиеся навсегда двери в приемные. «Как тряпка», — заключил Дима и, глядя на свое отражение в экране плазменного телевизора, встал с кресла. Проведя пальцами по пыльной столешнице, парень сложил книги художественной литературы в стопку. Её возглавляла книга с пассажирским самолетом на обложке и странным названием «Мангольеры». Дима с детства любил эту книгу, держал её рядом и иногда перечитывал. В детстве его захватывала история, которая приключилась с летчиком, после чего тот оказался в пространстве с чудовищами — Дима вместе с летчиком боролся со страшными врагами, а затем взмывал в воздух на самолете в спасительный полет. В юношестве его уже не занимали страшные существа — он любил подниматься в небо вместе с летчиком и ощущать чувство свободы. Будто у Димы тоже появлялись крылья, и он с новыми силами устремлялся к новым свершениям в жизни. Но к двадцати годам Дима с внутренними переживаниями все чаще останавливался на моменте, когда свобода полета капитана воздушного судна прерывалась хаосом. Дима не хотел сходить с пути, но сходил, при стремлении подняться выше его прибивали к земле, мачта его корабля давала трещину. Он пытался найти выход, но все глубже, как и летчик, увязал в историю с непонятными событиями. И самолет перестал казаться путем к спасению. Впервые за долгое время Дима отключил питание настольной лампы. Нужно было что-то менять.

Утро понедельника. Съемную квартиру наполняла суета жильцов четырех комнат. Дима с трудом выкроил несколько минут, чтобы оказаться полноправным хозяином кухни. Пар, едва заметными завихрениями струившийся над чашкой, наполнил кухню тонким ароматом пряностей и фруктового дерева. Под изменения могли попасть многие вещи, но только не умение готовить кофе. Пятьдесят три грамма молотых зерен стопроцентной Арабики на дне френч-пресса, залитого литром кипятка, вкупе с ожиданием в восемь минут дарят на время употребления кофе непревзойденное блаженство. Помнящие этот таинственный, но простой процесс руки поставили открытую пачку американского кофейного бленда на полку, рядом с которой висел зеленого цвета фартук с эмблемой одного из самых известных кофейных заведений мира. Фартук бариста. Еще виднелись на нижней его части брызги от пролитого молока и темные следы карамели. Неплохо было бы его постирать и сдать на этой неделе в офис. Но появиться там после пятиразовой неявки, даже после недельного перерыва? Нет. Гордость не позволяла. Дима взглянул сквозь пыльное засаленное стекло деревянного окна на недавно отстроенное стеклянное здание банка. Банку требовались специалисты, а Дима как раз учился на экономиста. В ситуации стагнации его профессиональной сферы Дима не раз задавал себе вопрос, на кой он получал экономическое образование, да еще в техническом университете. Но вдруг рулетка повернулась к нему счастливой ячейкой: можно было совмещать четвертый курс обучения с работой в банке. А потом остаться там работать… Мечта идиота. Но это лучшее, что могло бы быть с ним в данный момент. Сердце билось в унисон с отбивающими монотонный ритм каплями дождя за окном. Нужно было что-то менять.

На кухне коммунальной квартиры пробовать блаженный напиток было неуютно. Соседи у Димы хорошие, но натужно делиться с каждым своими впечатлениями по поводу покупки нового телевизора и выслушивать личные истории о нелегкой жизни ему не хотелось. И уж точно не изливаться в объяснениях, досадуя на свое никчемное настроение. Пойти в комнату и уединиться — вот, что сейчас он хотел больше всего.

Бережно поместив на раскладной журнальный столик блюдце с парой кубиков сахара и чашкой ароматного кофе, Дима опрокинул тело в жалобно скрипнувшее кресло и снова взглянул на свое отражение в телевизоре. Да. Менять нужно было многое. Нажатая уже окрепшей мужской рукой красная кнопка заставила очнуться мрачный экран, добавив красок комнате в пасмурный дождливый день. Вешалка с отглаженной парой уже висела на ручке шкафа. И как оно все пройдет? Удачно? Комбинация кнопок позволила миновать основные каналы «четвертой власти». Местные новости. Глаза смотрели сквозь появившуюся на экране картинку — Дима пытался собрать мысли в единое целое.

— Новости с полей, — донесся из телевизора женский голос репортера.

— В буквальном смысле, — осадил Дима ни в чем неповинного корреспондента местного телеканала.

— Мы ведем репортаж с места таинственного исчезновения человека, которого знает каждый житель города. Жертвой очередного дерзкого похищения стал владелец местной газеты «Панорама».

— Неужто Бенедикт Ромеович? — Дима оторвался от спинки кресла и взглянул на газету, покрывающую прикроватную тумбочку. Местное ежедневное издание читал весь город. — Что же он такого натворил?

Настоящее ли это имя или же владелец газеты взял себе прозвище, Дима не знал. Знал лишь, что после утраты силы градообразующего предприятия в город стекались приличные инвестиции на развитие деловой инфраструктуры, а вслед за своими деньгами и инвесторы с заморскими псевдонимами. Экономическое поле города было непаханое и не поделенное.

— Генеральный директор «Панорамы» со своей супругой и двумя детьми решил провести выходные за городом. По словам жены предпринимателя, Мэгги, ее муж бесследно исчез в тот момент, когда она и младший сын счастливой семьи прогуливались вдоль берега реки, которую вы можете наблюдать за моей спиной. — Корреспондент указал рукой к горизонту. Дима узнал речку, облюбленную местными жителями. Оператор перевел камеру на берег. На экране телевизора снова появился корреспондент — девушка с ямочками у щек и собранными в пучок-шар рыжеватыми волосами. — Напомню, что это третий случай таинственного исчезновения небезызвестных нам людей. По уточненным данным, все жертвы дерзкого похищения, также, как и Бенедикт Ромеович, являются местными частными предпринимателями. Общество озадачено вопросами. Связаны ли инциденты по исчезновению людей с предпринимательской деятельностью пострадавших? Кому перешли дорогу ведущие предприниматели города? Ответы на эти и другие вопросы мы постараемся ответить в наших следующих репортажах.

— Скука, — Дима окунулся в мягкое, протяжно скрипнувшее кресло. Рука опустилась на мобильный телефон, пальцы покрутили чудо беспроводной связи. Вечером нужно созвониться с родителями. Проведать, мыслями поделиться.

Дождь за окном усилился. Дробь, отбиваемая каплями по козырьку, набрала обороты. Два кубика сахара упали в кофе, неспешно растворяясь под действием температуры. Дима, помешивая ложечкой, ускорил этот процесс. Последовавший глоток кофе прибавил человеческому мотору мощности — сердце участило пульс, кровь побежала по венам быстрее. Дима ощутил, как согрелись его вечно холодные руки, почувствовал глухие удары в висках. Бесконтрольные веки безмятежно сомкнули глаза, прочь от серости и сырости, прочь от шумевших за стеной соседей. Приятное ощущение…


Дима, он же офисный сотрудник банка, деловитым движением руки поправил воротник кипенно-белой рубашки, заправленной с выпуском в зауженные к низу черные брюки. Завершался образ костюма парой лакированных туфель, глянец которых отражал свет офисных ламп. Он уверенным шагом проходил мимо столов сотрудников банка, оставляя за собой невидимый шлейф аромата дорогих мужских духов, отчего многие, особенно девушки и женщины, непроизвольно бросали на него одобрительный, а порой и страстный взгляд. Приятно находиться в центре внимания. Это была последняя промелькнувшая в голове приятная мысль в этом помещении. Звонко отщелкнула ручка стеклянной двери, которая почти тут же мягко закрылась за спиной, оставив позади офис открытого типа. Парадная встретила Диму парой белых кожаных диванов и теплым желтоватым светом, исходившим от большой со стеклянными подвесками люстры. Впереди была приемная…


Неимоверной силы раскат грома, казалось, разразился прямо над домом и заставил оторваться от просмотра столь дивного сна. Дима вскочил, едва не свалив журнальный столик с недопитой чашкой кофе. Звуки автомобильных сигнализаций смешивались с удаляющейся мелодией сновидения. Дима огляделся по сторонам, бросил резкий взгляд на часы. О, ужас! Полчаса до запланированной встречи.

Говорили Диме заботливые родители, не следует ему пить кофе перед ответственными событиями. Пару лет назад Дима приехал с хоккейной тренировки в деревню, помочь бабуле с цветами. Да-да. Он несколько лет занимался хоккеем в местной спортивной школе. И совсем не дурно играл. Но в один не очень прекрасный день его команда заключила контракты с более перспективными игроками. Пришлось оставить карьеру спортсмена. Может, и к лучшему. На террасе пахло мокрой древесиной, а за окном, как и сейчас, шел теплый летний дождь. Дима сел за стол с пышными ватрушками, отгоняя надоедливых комаров, когда бабуля поставила перед ним целый бокал кофейного напитка. На свежем воздухе еда показалась настолько вкусной, что утомившийся Дима налил себе еще бокал и устроился на располагающемся возле стола диване, откуда сквозь слегка запотевшее окно открывался чудесный вид на березовую рощу. Бабушка зря старалась докричаться до внука, с призывными фразами поднимаясь по крыльцу. Дима, прислонившись щекой к мягкой подушке, был уже слишком далеко от восстановления альпийской горки. Странная реакция организма на кофеин была у Димы. Кофе помогает возобновить утраченные силы, поднять настроение многим людям. Но только не ему.

Красная кнопка на пульте погрузила комнату в полусумрак пасмурного июньского дня. Вешалка, на которой висела отглаженная пара, чуть было не слетела с ручки пыльного гардероба. Зеркало, висевшее на его дверце, помогло непослушным пальцам попасть верхней пуговицей рубашки в еще не разношенную узкую петлю.

Все также барабанил за окном июньский дождь, в центре сети в ожидании мошек все также на страже стоял паук. Защелкнулись металлические застежки чемодана, который укрыл от света сложенные в файл документы для трудоустройства. На кисть пали механические часы с потертым стеклом, защищающим циферблат. В нем Дима увидел отражение своего лица.

Он был похож на отца. Скорее внешностью, чем характером и взглядами на жизнь. Отец подарил сыну часы с посеребренным циферблатом, когда Дима решил отправиться на поиски независимости и переехал в съемную комнату на другом конце города. Переехал Дима почти сразу же после поступления в университет и уже через полгода после первой сессии сам оплачивал свое жилье — благо повышенной стипендии за отличную учебу хватало. Отец уже не теплил надежды, что Дима пойдет по его стопам и станет токарем. Таким же искусным мастером. С таким же изяществом будет исполнять обшивку для космических аппаратов, призванных бороздить неизведанный сумрак. Дима уважал отца и его взгляды, но сын одного из конструкторов первого спутника Земли с детства мечтал сидеть среди белых воротничков и в небо не глядел. Тут, на Земле, было, чем заняться. Эту тягу вроде как называли «Американской мечтой». А она вроде как неплохая, но заразная и не всегда подходящая под реалии жизни. Не покорившийся интересам отца сын, еще перед увольнением из кофейни, положил глаз на место младшего специалиста банка.

Сердце снова застучало в унисон с каплями дождя, не перестающими падать с неба на оконный козырек. От недавнего раската грома, казалось, еще звенело в ушах. Дима перевел взгляд на стрелки наручных часов. Самое время для перемен.

За щелчком последовал приглушенный металлический звук захлопнувшейся входной двери, который эхом разнесся по лестничной клетке. Лакированные ботинки принялись перебирать ступеньки подъездной лестницы. Через двадцать минут Диму ожидало собеседование.


***


Надо же такому случиться? Совсем недавно, в кресле, Дима в мимолетном сне видел точно такие же стеклянные двери, находившиеся сейчас справа от него, ведущие в то самое помещение офиса открытого типа, и огромную люстру с хрустальными подвесками, очень громоздко смотревшуюся в небольшой комнате для ожидания. Говорят же, снится то, что охотнее всего желаешь. Дима опрокинулся в один из белых кожаных диванов, ранее увиденных в том коротком сне, прерванном раскатом грома, и вслушался в голоса, которые раздавались за дверью приемной. Оттуда с минуты на минуту, как надеялся Дима, выйдет его потенциальный работодатель — невысокий лысоватый мужчина с оттопыренным воротником голубой рубашки, облачающей его худощавое тело (в этом был некий шарм), — который, пригласив его в приемную, вынесет свой вердикт после недавнего собеседования. Вероятно, положительный вердикт. Дима считал, что и с вопросами теста он справился блестяще. Парень применил свои знания, которые он вынес за три года в техническом университете на экономическом факультете. И почему эта люстра такая большая?

Наконец, дверь приемной распахнулась. За ней показалось настороженное лицо рекрутера, посмотревшего на Диму так, как смотрят только на не прошедших отбор кандидатов. Парень понял это сразу. Почему он так на него посмотрел?

Дима, потупив глаза, слушал работодателя, в сердцах досадуя на себя.

— Ваше поведение… Оно никуда не годится. Нет, — затараторил работодатель и еще раз осмотрел Диму с ног до головы. — Точно. Никуда. Вошли вы как-то скованно, сели на край кресла, постоянно терли руками колени в процессе ответов на, казалось бы, легкие вопросы. В наше время нужно суметь продать себя, юноша. Продать. Но это я так, к вашему сведению. Чтобы вы впредь не повторяли таких ошибок. Я не буду говорить эту стандартную фразу: «Мы вам перезвоним». И не потому, что я такой грубый и невежливый. Просто неполное высшее образование нам не подходит. В объявлении это же было указано, так ведь? — мужчина в голубой рубашке, имя которого Дима так и не удосужился узнать, уточнил эту деталь у своего секретаря. Тот положительно кивнул в ответ. — И ваше резюме… Да и то, что вы написали в тесте… Вы поймите меня правильно, мы компания немного другого уровня, а ваши знания пока, мягко говоря, скудные. Даже для будущего стажера. Так что доучивайтесь и в следующий раз увереннее садитесь в кресло, юноша. Да, и вот еще что, — он укоризненно посмотрел на Диму. — Большее внимание вам не помешает. До свидания!

А вроде он все сделал так, как учили.

Глава 2
По наклонной

Действительно. И как Дима мог упустить такую весомую деталь в перечне требуемых условий для будущих работников банка? Первая после увольнения попытка устроиться в единственную приличную организацию в городе оказалась неудачной. А без стажировки в банк все дороги будут закрыты: а где опыт работы, Зин? К провалам Дима привык.

Битком набитая маршрутка притормозила у автобусной остановки, взболтнув массу людских тел. Автоматическая дверь откатилась, и Дима, подгоняемый торопливыми пассажирами, первым сошел на мокрый после утреннего дождя асфальт пешеходной дорожки и чертыхнулся вслух. Плащ бежевого цвета после поездки в час пик в общественном транспорте покрылся морщинами; его трепало на ветру, когда парень перебегал оживленную автомобильную дорогу в неположенном месте, заставляя нажать на тормоз торопящихся водителей из сигналящих машин. Прошло всего лет десять, а город — тихий, неспешный, отдававший детством — было не узнать: городские артерии наполнились приливной людской и технологической силой.

Проходя вдоль высокой, свитой из черных металлических прутьев университетской ограды, Дима расчетливым движением подтянул рукав плаща. Наручные часы приветливо ослепили глаза, отражая лучи вышедшего из-за тучи солнца. Сегодня на лекции Дима появится вовремя. Каких трудов ему стоило раннее пробуждение, знала только не застеленная полуторная кровать, паук в паутине, соседка по съемной квартире, заставшего его врасплох на кухне, и потенциальный работодатель в голубой рубашке.

Оказавшись под давлением, стеклянная с тугим доводчиком входная дверь отворилась. Дима пригласительным взглядом пропустил вперед девушек-студенток и вслед за ними очутился в главном корпусе университета — в здании, где воссоединялись достижения холодного разума и науки. Местные жители называли университет Спутником. В честь выпускников, которые в то время, когда город по праву назывался Погромом, приняли участие в создании оболочки для первого искусственного спутника Земли. Не исключением был и Димин отец.

Сдав плащ в гардеробную, Дима проверил чемодан, с боков кое-где обронивший кожу от частого использования: тетрадка с обновленным перед выходом блоком чистых листов, журнал учета посещаемости. Все на месте. Даже документы для трудоустройства еще здесь. Будь они неладны.

Нужный лекционный зал находился на втором этаже. Диму встретила могучая, широкая лестница. Парень поднимался по только что вымытым ступеням, оставляя под собой пост охраны с двумя грузными, еще не проснувшимися охранниками и стойку для выписки гостевых пропусков, когда в кармане зазвонил телефон.

— Привет, Андрей. Уже соскучился? — Дима с холодной иронией ответил на звонок.

— И тебе доброе утро. Вопрос не уместен. Спроси тоже самое спустя полчаса после начала грядущей пары физики. Ты где там опять телишься? Давай забегай.

Экономист, на последнем курсе изучающий физику, — нормальное явление. В жизни ведь все пригодится.


С Андреем ребята продолжали общаться сдержанно, словно и не было тех замечательных долгих лет крепкой дружбы. Дима не заметил, как приступили к расхождению их жизненные пути, не заметил того, как постепенно его перестала интересовать жизнь Андрея; перестало интересовать то, что друг вообще находится, живет, дышит. А Андрей это заметил, и не просто обратил внимание на безразличие Димы к себе; он переживал: внутренние волки стаями набрасывались на мысли, рвали в клочья привычный образ мироустройства. Всю недолгую жизнь ему казалось, что существование его имело прочный фундамент, его социальный мир был полноценен. Он был человеком, он это чувствовал, всем нутром ощущал. Но социальный мир оказался довольно скуден и перед жизненными поворотами не мог устоять: дома его ждала семья, за пределами квартиры — один друг, некровный брат, общение с которым тянулось еще с детства; оно наполняло каждый день, каждое жизненное свершение, небольшие победы, начиная, сомнения, разочарования. Нет, Андрей не был белой вороной — он не отличался замкнутостью, был обычным парнем, настоящим, каких поискать надо. Но весь внешний мир он видел в Диме; социальную установку он формировал дома, за теплыми беседами с родителями; он был их примерным учеником — людей, которых прожили внушительную часть жизни, проходили через поступательное развитие и резкие повороты судьбы, возвращающей все в баланс, но сильно резонирующей. Они были для Андрея учителями, наставниками, мудрецами и опорой. Дима был тем, с кем перелистывались страницы календаря, с кем он набивал оскомины на пути взросления, с кем креп — плакал, поднимался, сушил глаза и шел дальше, мужал, грубел, становился личностью. Родители были индикаторами его поступков — нахмуренные брови или улыбка; он все это переваривал, обсуждал с Димой, радовался жизни, крутил ногами Землю. И вдруг что-то надломилось.

Дима менялся на глазах. Андрей знал, что друг всегда был максималистом, всегда метил выше той ступеньки, на которой стоял. Всегда, и еще совсем недавно, Дима говорил, что нужно стараться делать максимум в сложившейся ситуации, а там уже не от тебя все зависит; главное, чтобы к себе претензий не было. Этим он мотивировал Андрея, заставлял его мыслить иначе, побуждал к действиям. Но в выпускном классе школы все изменилось; Дима оставался там, где был, сидел за той же партой, но мысли его уже были далеко не реалистические. Андрей с сожалением наблюдал это изменение друга, пытался разговаривать с Димой, но тот лишь недоуменно вопрошал, постукивая Андрея по плечу, и утверждал и, что все в порядке, и ничего не изменилось. С легкой иронией, за которой таилась ничем не излечимая грусть, Андрей смотрел, как уносит от него Диму куда-то в бесконечные воды жизненного океана. Дима уплывал, ускоряя темп, забыв открепить пришвартованное к Андрею судно; канат Дима забыл отвязать от причала, закрученный в морской узел, и теперь вырывал часть причала, унося с собой, причиняя Андрею душевную, перетекающую в физическую, боль. Рана растягивалась, сочилась, становилась глубже и не стремилась заживать. Вот как бывает, думал Андрей. Все случилось именно в то время, когда ему предстояло принять непростое решение: по окончанию школы Андрей собирался отправиться в ряды миротворцев Бессмысленной войны; насколько он знал, она была на планете всегда, всегда преследовала людей и была их частью; она вспыхивала локальными очагами, затухала, охватывала полмира, иногда весь мир, и снова сходила на нет, но никогда не заканчивалась; даже когда нет активных боевых действий, Бессмысленная война всегда в работе, готовит новые очаги столкновений — человек противоречив, всегда навязывает свое мнение этому миру, и если у него не получается сделать это мирными способами, он прибегает к военной расправе. Андрей не был ученым, не был климатологом, не был политиком, не мог своим решением повлиять на события, пишущие мировую историю, но был крепок, хотел быть полезным и не мог смотреть, когда человек страдает ни за что. До восьми лет перед глазами был отец, который затем стал живым примером того, как можно и нужно помогать людям, а затем он ушел миротворцем на фронт Бессмысленной войны. Андрей знал, что это — игра со смертью, и вряд ли она стоила свеч, — ведь отец не вернулся живым. Но менять все же что-то можно, хоть и не глобально — в этом он был уверен. Понимая это, Андрей не мог сидеть сложа руки. Этому как раз и научил его Дима — делать все, что ты можешь в настоящей ситуации, не быть безразличным, если можешь что-то изменить. Андрей всегда хотел исполнить заветную мечту детства — найти отца; без него было очень трудно по жизни, он хотел быть ближе к нему. Хотя бы духовно.

Он хотел рассказать о своем решении Диме и сделать это Андрей решил на выставке научных достижений, которая каждый год проводилась в последнюю неделю мая. На выставке был представлен и городской технический университет, куда собирался поступать Дима, поэтому Андрей решил, что это один из самых верных способов встретиться с другом из прошлого.


***


Андрей пришел к выставочной галерее заранее. Он не смог сидеть дома и решил прогуляться по улицам города — монотонные шаги помогали перебирать ворох мыслей, которые перескакивали с одной на другую. В мыслях Андрей не заметил, как уже топтался у входа в выставочный павильон. Андрей подошел к окну и вгляделся в зал: люди бродили от экспоната к экспонату не торопясь, свет был слегка приглушен, уже никто не презентовал свои изобретения — лишь низкорослый дедок с проявляющейся среди седых волос лысиной пытался удержать публику с рассказом о том, почему наука сегодня важна для человечества. Андрей принялся прохаживаться туда-сюда вдоль стеклянного панциря павильона — у него тоже была на то причина. Сейчас придет Дима, и он должен ему сказать о своем решении. Он скажет ему, что больше не может сидеть тут, скажет, что хочет быть ближе к отцу — даже если его и нет в живых, он будет ближе к нему, он будет там и с теми, где он отстаивал права на жизнь обычных невинных людей или там и с теми, где его не стало. Андрей подумал, что он, как и в детстве, собирается отправиться в путешествие вслед за отцом, найти его, приехать с ним домой и уже не отпускать от себя, впитывать его действия, манеры, поступки, быть таким как он. Ведь, подумал Андрей, у него никогда и не было перед глазами примера и мужского плеча. Был только Дима, который почему-то опаздывал — Андрей посмотрел на часы над входом в павильон, было уже за семь.

Андрей перебирал асфальт еще минут двадцать, но Дима так и не появился. Павильон закрывался в восемь, и Андрей, стараясь как можно более равнодушно выразить разочарование, вздохнул и в одиночку исчез в выставочном зале. Все экспонаты были расположены в небольших павильонах по периметру зала. В глубине находилась сцена, с которой велись презентации основных изобретений, проводились дискуссии на тему науки. Сейчас она пустовала в полумраке, никто не вел беседы о высоком — рабочие уносили стойки с микрофонами, демонтировали свет, переставляли кресла — начиналась подготовка к следующему дню выставки. Перед сценой были расположены с десяток рядов зрительских мест — можно сидеть и впитывать науку, а можно прохаживаться по павильонам, рассматривая изобретения и временами обращать взгляд на сцену. Андрей миновал павильон, где дедок продолжал удерживать последних посетителей выставки философскими мыслями, и направился к центру зала. Окруженный невысокой цепочной оградой, невысокая площадка водрузила на себя кресло, больше походившее на трон с высокой спинкой, однако оно было металлическое, а из подлокотников и подголовника выглядывали проводки. Кресло было центральным экспонатом выставки, но Андрей ничего не знал о его функциях, а вид не впечатлил. Рядом Андрей заметил рекламный плакат с изображением кресла, который говорил: «Безвыходных ситуаций больше нет». Кресло и определенность — слишком неопределенно, подумал Андрей. Он взял со стенда брошюру с надеждой на то, что он её хотя бы раз пролистает, и решил пройтись вокруг экспоната. Ничего необычного Андрей не обнаружил, не говоря о механизмах, которые будут находить выход в трудных ситуациях. Взгляд зацепился только за необычный узор на металлической спинке кресла — буква «С» будто находилась в центре паутины. Андрей сунул брошюру в карман и побрел в сторону выхода, мимолетно пробегая глазами по павильонам. У выхода стоял кофейный аппарат. Андрей зазвенел мелочью и принялся забрасывать монеты в ячейку. Мысли дрались за верное решение, и когда Андрей получил от аппарата свой эсперссо, ему высыпалась сдача — оказалось, он закидал аппарат двойной порцией монет. Андрей принялся забирать сдачу, как сзади раздался голос:

— Молодой человек, мы закрываемся.

Андрей неопределенно махнул головой, достал из емкости для сдачи последнюю монету, взял стаканчик с эспрессо, подошел к выходу и твердо заявил организатору выставки:

— Я ухожу.

Дима так и не появился.


***


Андрей не попрощался с Димой. Он понимал, что, может быть, не вернется, но решил, что лучше он не встретит другого Диму, не встретит равнодушного взгляда. Он решил сохранить в сердце Диму, с которым прошел большую половину своей недолгой жизни.

Дима, не потеряв гордости, спустя несколько лет начал осознавать свою ошибку, особенно после того, как жизнь начала швырять его не по запланированному маршруту. После неудач всегда хочется вернуться домой и найти поддержку. Дима отстранился от родителей, отвернулся от Андрея, и поддержку он мог найти только в себе, в новом плазменном телевизоре и книге «Мангольеры». Нужно было что-то менять.

Дима ослабил непослушную верхнюю пуговицу рубашки и, пройдя сквозь массивную деревянную дверь, оказался в аудитории. Учебная группа, основная часть которой располагалась на первых рядах уходящего наверх лекционного партера, проводила его взглядом недоверия. Неприятно наблюдать такое отношение к себе и ощущать чувство презрения, особенно со стороны однокурсников. Дима догадывался, по какой причине он вызывал такую реакцию. Староста всегда должен находиться со своими подопечными. Дима хоть и решал с успехом все вопросы в процессе сессии и никогда не пользовался служебным положением в своих целях, однако часто пропускал занятия. Он прекрасно понимал, что в современном мире не выжить, руководствуясь одной сухой теорией, поэтому пытался применять полученные знания на практике. Лишь пытался. Надо бы выкинуть уже этот файл с документами для трудоустройства. Теперь стало предельно ясно: для начала неплохо было бы поработать над собой, стать более пунктуальным и организованным и решить текущие проблемы. Из-за порой проскакивавшей Диминой безалаберности неприятности начали проникать и во внутренние дела ВУЗа.

Одетый в линялые прямые джинсы, натянутую, будто вторая кожа, серую футболку, подчеркивающую рельефную мускулатуру, Андрей, потирая короткостриженую голову, сидел на одном из последних рядов аудитории по соседству с немногочисленными студентами. По лицам Дима понял, что эти ребята с одной из поточных групп. «Надо все же чаще появляться в университете. Так и своих скоро узнавать перестану», — подумал про себя староста учебной группы из двадцати шести студентов.

— Какие люди! — Андрей переложил свой портфель на ряд выше, который и вовсе пустовал.

За дверями прозвенел звонок с перемены. Троица опаздывающих студентов успела забежать в аудиторию, после чего толстая дубовая дверь захлопнулась, издав гулкое эхо в полупустом помещении. По субботам аудитория обычно выглядела именно так. Вошедший последним мужчина за пятьдесят мертвенно медленно поднял голову, пригладил зачесанные назад крашеные черные волосы и сквозь очки, по обыкновению съехавшие на кончик носа, с презрением осмотрел поредевшие ряды студентов. Сказать, что его уважали — значит, ничего не сказать. Его боялись. Профессор, вечно сутулый, одетый в черный костюм-тройку, не успевал совершить и пары шагов к трибуне, находившейся под огромной доской, как стылый комнатный воздух вдруг наполнялся прохладой. Загадочное явление повторялось каждый раз перед началом лекций, несмотря на то, что окна и двери в аудитории всегда были закрыты. Напряжение в процессе восприятия материала и неповторимое мистическое ощущение приходилось пропускать через себя ради получения полезных и качественно преподносимых знаний. Этого было не отнять.

— Опять этот чудик погоду меняет, — с презренной улыбкой Андрей записал в углу чистого тетрадного листа: «Теория пространств». Тема сегодняшней лекции уже была выведена на доске.

Николай Петрович, профессор кафедры прикладной физики, поставил черный кожаный чемоданчик на стол, находившийся рядом с трибуной, и положил перед собой лекционный материал. Улыбка коснулась испещренного морщинами лица, уверенная, самодовольная. Собственные наработки. Лишь они грели глубоко промерзшую профессорскую душу. Придвинув многостраничную книгу, Николай Петрович провел пальцами по таинственной гравировке в виде искаженной буквы «С» на ее обложке и, пропустив добрую половину печатного материала, раскрыл нужную страницу, убрав ранее заложенную закладку.

Профессор приветственно кивнул.

— Сегодня мы обсудим довольно интересную проблему, в которой физика тесно переплетается с нашей жизнью. Рассмотрим, так сказать, обычную проблему необычным способом. Для начала коснемся несложных математических чертежей. — Преподаватель приблизился к доске. — Как известно, живем мы в трехмерном пространстве. — Он нарисовал на доске мелом тройную плоскость, ту, что проходят еще в школе, и поставил между осями координат небольшую точку. — Множество объектов, которое мы видим и ощущаем в обыденной жизни, можно представить в виде точек. В этих плоскостях — трехмерном пространстве — их может быть бесконечное множество. Это мы с вами давно уже усвоили. — Физик добавил на чертеж добрый десяток меловых вкраплений, хаотично разбросав их по графику функций. — Точкой может быть любой объект, будь то ручка, — Николай Петрович показал пишущий инструмент аудитории и закопошился в чемоданчике. — Апельсин, — профессор достал оранжевый фрукт, который обычно использовал для наглядного объяснения сложных теоретических вопросов. — Четырнадцатиэтажное здание, — физик указал рукой за окно, где красовалась недавно возведенная пара многоэтажек. — Да что уж там. Даже Павел Сорокин.

Раздался негромкий смешок аудитории. Николай Петрович, всегда подтрунивавший щуплого рыжеволосого Павлика, улыбнулся, объединив несколько точек на графике.

— Множество точек образуют плоскость, — продолжил профессор. — Плоскость с расположенными в ней точками — мы и мир вокруг нас. Наглядным примером может служить наш родной Погром со всей инфраструктурой. — Сразу видно, человек старой закалки. Николай Петрович называл нынешний город старым прозвищем небольшого поселения. — Но точки — люди и объекты — могут наполнять и другие пространства. Пространств, окружающих нас повсеместно, существует бесконечное множество. Мы с вами живем на одном уровне бытия. Но есть и другие. Эти скрытые измерения реальности, по сути, отдельные миры, существуют повсюду. Прямо у нас под ногами. И даже внутри нас, — Андрей, отложив ручку, уставился на Николая Петрович. — Я говорю про атомы. Мы состоим из этих крошечных частиц материи. — Профессор прошелся вдоль доски и пересчитал глазами лица студентов. — Атомов в вашем глазу больше, чем звезд во всех галактиках известной Вселенной. Как много атомов, также много и вариантов того, как мы видим и ощущаем одну и ту же часть мира. Например, улицу. Каждый интерпретирует свой внутренний мир на обозримую реальность. — Физик с линейкой в руках подошел к свободной от мела половине доски. — Бедняк видит оживленную артерию города мрачной, тоскливой. Богатому же на этом проспекте всегда светит солнце. Вот оно, бесконечное естество нашего мира. Всё скопление малых и больших миров сосуществуют одновременно. И все они реальны.

По мановению руки профессора на доске возник еще один график.

— Что, если представить человека в качестве корабля, который день ото дня бороздит этот мир? Что, если вообразить все множество точек в качестве фундамента пошаговой реализации жизни каждого человека? — Даже самая усердная студентка Диминой группы на мгновение прекратила выводить слово за словом и положила ручку. — Люди так и не пришли к выводу, что же появилось раньше: курица или яйцо. Но, как бы то ни было, все в нашей жизни с чего-то начинается. Любая из точек, — физик указал на график, — может быть отправной. Человек появился на свет или устроился на работу, в любом случае он начинает определенный жизненный этап с отправной точки. — Николай Петрович, воспользовавшись линейкой, прочертил мелом проходящую через меловые вкрапления прямую линию и провел по ней указкой. — Это линия жизни человека. Она прямая, пока его судьба не делает крутой поворот. — Профессор продолжил линию в другом направлении, и теперь прямая линия стала ломаной. — Там, где прямая линия меняет свое направление, происходит судьбоносное событие. Событие, влияющее на человека, кардинально меняющее его жизнь.

— Нет. Еще слишком рано, чтобы вникать в его глубинные мысли, — Дима в сердцах бросил ручку на стол и прошелся взглядом по первым рядам. Девчонки подробно конспектировали лекцию. Ему-то свысока все видно. — Потом спишу.

— Человеку свойственно выбирать. — Физик взял в руку знакомый студентам апельсин. — Он свободен в выборе и делает его каждый день. Всю жизнь. Мы идем на рынок купить буханку свежеиспеченного хлеба. Выполняем определенное действие. Куем свою историю. — Физик одарил студентов холодным взглядом. — А что, если вместо этого мама попросит вас помыть посуду? — Николай Петрович перекинул апельсин в другую руку. — Первые останутся дома выполнять просьбу. Другие сразу же забудут наставления после того, как мама уйдет на работу. — Физик положил апельсин на трибуну. В глазах студентов отразилось понимание ситуации. Бывало и такое. — Получается, в одно и то же время мы можем в различных местах, при различных обстоятельствах выполнять множество действий. А значит, следуя выбору, находиться в разных пространствах.

— Сколько прошло с начала пары? — Дима бросил измученный взгляд на Андрея. — А, стой. Погоди. У меня ж часы на руке, — он высунул из-под парты лежащую на колене окольцованную отцовскими часами кисть и жалобно протянул: — Всего пятнадцать минут.

— Живя в этом мире, мы влияем на него своими действиями. Многое зависит от нас самих, однако наше поведение может быть продиктовано возникающими вокруг нас событиями, — Физик снова указал на точку, изменившую направление линии. — В таком случае, мы становимся невольными заложниками ситуации. Наш жизненный путь в такой момент встречается с резкими поворотами, обрывами и тупиками. Запутавшись в их лабиринтах, мы начинаем искать пути обхода. Преодолев их, мы становимся сильнее. Наша жизнь обретает новый облик. Мы меняемся, обретаем новое восприятие реальности, и вместе с нами меняется окружающий нас мир. Прокладывая свой путь, человек оставляет за собой след в виде последствий от совершенных действий — своего выбора. Представьте себе поезд, мчащийся по рельсам, или машину, пересекающую поле.

Физик достал из-под трибуны стеклянную колбу, наполненную жидкостью.

— Таким образом, каждый из нас наблюдает за последствиями своих действий, которые мы отпечатками оставляем в уходящей истории.

Профессор, вынув из бокового кармана черного чемоданчика небольшой кристаллик одному ему известного вещества, аккуратно погрузил его в жидкость, наполнявшую колбу, которая красовалась перед аудиторией на краю трибуны. Оказавшись в жидкости, кристаллик приступил к погружению, оставляя за собой приятный глазу голубоватого цвета шлейф.

— О, нет. Его речи невыносимы. Разбавим обстановку.

Дима поднял руку.

— Вы хотели что-то уточнить, юноша? — профессор лукаво посмотрел на Диму, с завидной неохотой оторвавшись от наблюдения за движением кристалла.

— Да, Николай Петрович. Хотелось бы, — Дима привстал и поправил топорщащийся воротник рубашки. — Вы очень хорошо описали теорию пространств, довольно понятно. Понятной, правда, она оказалась лишь для слуха. Вы сами ее придумали? — Аудитория шумно прыснула. — Да, мы влияем друг на друга и на мир вокруг нас. Но как это возможно — прировнять нас, людей, к едва заметным точкам на графике? Я понимаю, что это условность, но приводить мельчайшие точки в аналогию с человеческим родом разве допустимо? — Дима взглянул на стеклянную колбу. — И, тем более, что может быть понятно из опыта, проведенного вами с жидкостью и химическим элементом?

— Вы не понимаете…, — преподаватель отошел от доски, поправил державшиеся на носу очки и сквозь линзы посмотрел на конспектирующих студентов. — Как мы можем с вами наблюдать, ни у кого в аудитории больше не возникает вопросов.

— Быть может, все просто бояться задать вам вопрос? — Дима деловито склонил на бок голову.

— Эй, друг, ты что, не выспался? Сядь, пока хуже не стало, — Андрей несильно подергивал друга за карман брюк.

Николай Петрович отвернулся от аудитории, положил метровую линейку на полку под доской и проговорил из-за плеча:

— Повторять еще раз треть нашей лекции я не буду.

— Спасибо. Прошу меня извинить, — Дима, подумав, что впечатлил всех сидящих своей смелостью, опустился на скрипнувшее сидение.

«Повторять не буду, но обязательно покажу тебе на практике, как работает эта теория!» — в сердцах прошептал профессор.

— Ты видишь сны, Дима? — Физик неожиданно резво повернулся к аудитории и оскалился. — Такие, приятные тебе сны, после которых не верится, что мир вокруг так невзрачен?

Дима еле заметно кивнул и непонимающе посмотрел на Андрея.

— А падал ли ты в своих снах? — Физик, прикрыв глаза, уже представил, каков он. Его грядущий сон. — Падение будет, Дмитрий.

Брови профессора сошлись над переносицей, скулы нервно запульсировали, рука медленно опустилась, положив мел рядом с линейкой.

— На сегодня все. Лекция окончена.

Поток ледяного воздуха окутал студентов. Схватив книгу и чемодан, физик устремился к выходу. Тяжелая дубовая дверь с неимоверной силой захлопнулась, укутав присутствующих покрывалом тишины полупустой аудитории.

Глава 3
Вечер перед бурей

Жители городка Заречье, так звучало настоящее название города, знали друг о друге все. Знали, кто пропадал на заводе и набирал в валюте прожиточный минимум, и знали также тех, от бюджета которых средняя заработная плата по городу выглядела вполне достойно: не знали бы — загибались, казнили себя за предоставленную нелегкую судьбу, а так не думали о проблеме. И вот, когда прошла новость о том, что владелец местной коммерческой газеты был похищен таинственным образом, удовлетворения у людей было едва ли не больше, чем от успехов молодого дарования местной филармонии, мальчика Грэга, который не только сочинил классическое произведение в столь юном возрасте, но и исполнил его вместе с оркестром со сцены Дворца культуры: теперь-то экономика покажет, кто где заработал, а судьба воссоздаст всем по заслугам.

Но куда направлялся Николай Петрович, выезжая с территории университета на роскошном автомобиле, для всех оставалось загадкой; как и то, откуда у представителя ученой интеллигенции и, казалось бы, скудного среднего класса средства на автомобиль премиум-класса.

Эту загадку скрывало городское полесье.


Полусумрак густого ельника вспороли две яркие точки света автомобильных фар. Кованые ворота распахнули величественные автоматические створки перед въезжающим на участок едва ли не самым дорогим в мире автомобилем черной расцветки. Нет. Сутуловатый хозяин, расположившийся в кожаном кресле заднего ряда, совсем не хотел таким образом скрыться от посторонних глаз. Передвигаясь на таком автомобиле премиум-класса просто невозможно было это осуществить. Даже несмотря на то, что в народе эту машину называли «Приведением». Однако стремление быть незаметным в хозяине все же присутствовало. И добивался он скрытности не моделью автомобиля и уж точно не цветом его кузова.

Узкая однополосная дорога простиралась вдоль расположившегося по правую сторону гигантского пруда. Водная гладь отражала мрачные силуэты вековых елей и темное вечернее небо. Дорога до особняка по обыкновению проходила в напряженном молчании; салон автомобиля был разрежен как вакуум, и в то же время тишина в любой момент готова была разрядиться бурей. Хозяин сквозь линзы очков, съезжающих без конца на нос, бросил взгляд на человека за рулем. После смерти личного водителя прошел уже несколько лет, а хозяин так и не смог привыкнуть к широкоплечему мужчине, севшему за руль на замену. Поверхность бритой головы нынешнего водителя отражала бирюзовый, струившейся тонкой полосой по контуру свет салонной подсветки. В томные молчаливые минуты переезда хозяин вспоминал, как в той роковой аварии вместе с трагически погибшим водителем покинуло его и облюбованное «Приведение», как потом он отстегивал приличную сумму за новый премиум-класс. Хозяин не привык изменять своим привычкам. Но привыкнуть к потере давнего знакомого так и не сумел.

Сквозь лобовое стекло уже просматривался роскошный особняк. Во всех его окнах, огромных, без занавесок, горел свет мощных ламп, выставляя напоказ многомиллионное убранство просторных комнат. Формой здание походило на спиралевидный предмет, на панцирь улитки, выполненный из стекла. Вот, где хозяин чувствовал себя комфортно, вдали от посторонних глаз.

Швейцар в красном мундире откатил стеклянную входную дверь и открыл взору хозяина просторные покои первого этажа. Владелец особняка мертвой походкой проплыл по отполированному мраморному полу, миновал кожаный белый диван, миновал кресло напротив и бросил взгляд на дверь с электронным замком, за которой располагался темный коридор с холодными каменными стенами и одиночными камерами для «нужных» посетителей. За дверью, в глубине коридора раздавались возгласы очередного клиента. Очередная жертва, которая не хотела делиться ни деньгами, ни властью.

В центре помещения расположилась лестница, которая спиралью уходила вниз. Туда и направился хозяин. В свои чертоги.

Опустившись на последнюю ступеньку лестничной спирали, хозяин ступил на нижний уровень своего дворца. Потолок высотой в два этажа был увенчан зеркальными панелями; зеркальная «крыша» покрывала огромное пространство округлой формы, по площади более походившее на конференц-зал, чем на обычную гостиную. Здесь хозяин проводил важные встречи, вел деловые переговоры; попав за стол переговоров в эту комнату, деловые партнёры еще не знали, что приступали к опасной игре: выход из конференц-зала был не единственный, и в какой из них им выходить зависело от исхода беседы. Если итог беседы устраивал хозяина, он удовлетворительно потирал руки и вместе с партнёром поднимался наверх по винтовой лестнице и на диване из белой кожи выпивал бокал дорого виски; если хозяин понимал, что односторонний контракт в его пользу потенциальный партнер подписывать не собирается, скотч плотно стягивал вначале кисти собеседника, затем рот, и его, ставшего клиентом грядущего приема у хозяина-психотерапевта, уводили в неприглядную на первый взгляд дверь в глубине дальней стены зала, а хозяин направлялся глубже в свои чертоги — доводить подписание одностороннего контракта до конца; ответа «нет» быть не могло. Это бизнес, и орудие вынуждения слова «да» работало без огрехов. Сейчас конференц-зал пустовал, контрактов хозяин не заключал, и никто не сказал ему «нет», но он все же отворил стеклянную дверь, ведущую из гостиной в небольшой рабочий кабинет; из конференц-зала увидеть, что происходит за стеклом, было невозможно — напротив, из рабочего кабинета, хозяин мог наблюдать за всем конференц-залом. Он прошелся вдоль овального стола, на котором стояла пара бронзовых статуэток и фамильный герб рода физиков. Зачесав гребешком крашеные волосы, медленным движением руки поправил оловянного императора, восседавшего на коне, и остановился у двустворчатой двери, утопленной в одной из стен кабинета. Хозяин призадумался, сморщив лоб, и извлек из пиджака сделанное на заказ устройство закрытой беспроводной связи. Указательный палец утопил кнопку вызова.

— Слушаю, Николай Петрович, — из динамика донесся сдержанный мужской голос.

— Планы изменились. Я хочу попросить вас о выполнении своих привычных обязанностей. Оставим пока этого упрямого владельца газет. Пусть еще раз подумает, что дороже, на его взгляд: собственная жизнь или деньги. — Хозяин поправил сползшие на нос очки. — Да, одного дозорного все же оставьте на крыше. Новости смотрели? Похоже, следователи всерьез взялись за расследование исчезновений наших клиентов. — Николай Петрович пригладил зачесанные назад крашеные волосы. Черный цвет скрывал рано проступившую седину. — Остальным в штатном режиме прочесывать периметр. На территорию никого не впускать. Телефон поставить на автоответчик. Меня не беспокоить до тех пор, пока я сам этого не захочу. Есть дело поинтереснее.

Не дождавшись ответа, хозяин распахнул массивные двери, откуда мощным потоком вырвалось белое свечение, в котором он мгновенно растворился, захлопнув за собой проход в таинственные чертоги.


***


Субботний вечер обещал быть веселым, отвлеченным. Дима надеялся, что отдых избавит голову от дурных мыслей по поводу сегодняшней весьма неудавшейся по его вине лекции.

— Приехали! Вылезаем! — Андрей резво потянул ручник и заглушил мотор своей Малышки. Автомобилем это движимое имущество назвать язык не поворачивался: Андрей любил возиться с техникой, изобретать что-то новое, и полгода назад ему пришла в голову идея отреставрировать и обновить старый авто, пылившийся в бетонных стенах отцовского гаража. Месяцы упорного труда дали плоды: груда недвижимого металла тронулась с места. Андрей расширил вместимость салона до четырех мест, но как бы ему ни хотелось, прежний размер машины отца остался прежним — он ведь не инженер-конструктор, всего лишь трудился для души в гараже, а не разрабатывал концепт нового космического аппарата на авиастроительном предприятии. Единственное, что мог сделать Андрей — превратить двухместный автомобиль в транспорт на четверых. И он это сделал. Автомобиль был крохотный снаружи, будто детеныш легкового авто, а теперь он стал еще и тесным внутри: четыре человека, как и планировал инженер-любитель, помещались в салон, но с трудом. Друзья из милосердия присвоили неуклюжему автомобилю прозвище: Малышка. Зато Малышка своя, восстановленная руками, которыми Андрей сейчас держал баранку, рассматривая вывеску пивного ресторана.

— Шикарное место, говорят. С него ты и хотел начать? — Дима выглянул из машины.

Он и Серега с Артемом, приятели детства, никогда еще не бывали здесь.

— Паб в английский традициях. Устоять невозможно. — Андрей облизал языком слегка обветренные губы.

Четверо приятелей, скованных многолетней дружбой и теснотой Малышки, вошли в одно из самых признаваемых, по меркам периферии, городских заведений.

— Располагайтесь, — Андрей указал рукой на свободный столик в углу, окруженный диванами, обтянутыми синей бархатной тканью. — Официант! — он подбежал к уже уходящему за ширму высокому молодому человеку, одетому в дорогой официальный костюм. Элегантности ему добавляла красовавшаяся на шее бабочка. — Будьте добры, нам четыре пинты пива, вон за тот столик.

— Сию минуту, — официант «по-доброму» улыбнулся и удалился из гостевого зала.

Помещение наполняла спокойная живая музыка. Люди неспешно, с заметным шумом, обсуждали свежие новости, насущные проблемы. Тем для совместной беседы накануне субботнего вечера накопилось в избытке, и многие люди в небольших дружеских компаниях, а за некоторыми столиками и целыми семьями, подводили итог очередной прожитой недели.

— Ты думаешь, он разозлился на меня? — Дима подставил руку под подбородок.

— Ты серьезно хочешь обсудить это сегодня, здесь? — Андрей подсел напротив, потеснив Серегу. Артем расположились рядом с Димой.

— Нет, конечно. Мысль пробежала, вот и решил узнать твое мнение.

— Думаю, проблем с деканатом не будет. Тем более последние дни семестра, а у тебя и вовсе скоро выпуск состоится. А вот с ним… — Андрей сделал многозначительную паузу, положив руки на стол. — Физик сам себе на уме человек.

— И последствий нам не избежать? — продолжил размышлять Дима.

— Ну, во-первых, не «нам», а тебе. А так, не имею ни малейшего представления. Но в том, что произойдет нечто неприятное, не сомневаюсь.

На стол водрузились объемной формы пол-литровые пинты. Серега и Артем, не занятые беседой, первые накинулись на бокалы с переливающейся через края пеной. Дима и Андрей последовали за приятелями.

Все шло по плану.

Официант, снова улыбнувшись «по-доброму», скрылся за ширмой и сделал снимок веселой мужской компании на цифровую фотокамеру.

— Так, ребята, — заявил Андрей, — все разговоры в сторону. — Друзья посмотрели на него с улыбкой — на возмужавшего старого друга. — Сегодня нас ожидает отличный вечер в кругу близких людей.

— Первый свободный вечер, — Дима лукаво посмотрел на друга исподлобья, на лице появилась натужная улыбка. Андрей изменился. — После стольких-то месяцев депрессии.

Вернувшись со службы на фронтах Бессмысленной войны, Андрей на приличное время уединился в себе, изолировался от мира.

Служба дала ему право поступить в университет на любую специальность по желанию: он выбрал физику. Андрею нравилось возиться с деталями, в его руках они были подвластны только ему, были под чутким контролем, что не скажешь об отношениях в обществе. Теперь, как и в школе, Андрей сидел вместе с Димой на лекциях по физике, которые проводили для всего университета. Поэтому Дима, будучи на четвертом курсе экономического факультета, слушал предмет вместе с Андреем-первокурсником факультета прикладной физики: для Димы это был дополнительный предмет, для Андрея — основной. О том, как составляли расписание в университетах, нужно было проводить отдельную лекцию.

Прошел год с того момента, как Андрей вернулся с Бессмысленной войны. В течение монотонного учебного процесса Андрей на время вырывался из цепких объятий уныния, приходил в себя. И хотя однажды Дима смог уговорить его встретиться и сходить на очередную научно-техническую выставку, дабы искупить свою вину за прошлую несостоявшуюся встречу, миротворец сторонился общения с кем-либо. Он не нашел своего отца, при выполнении боевого задания потерял сослуживцев, ставшими ему крепкими друзьями, а дома еще пока не прижился: как будто вырвали его с корнем и сейчас заново прививают на родной земле. Для Андрея не существовало прошлого, настоящего и будущего — он существовал, пребывал в данном месте в данное время, не более. Друг детства стал одним среди миллионов других ему подобных. Состояние тяжелее гипнотического. Посттравматический синдром.

Но у времени есть способности лекаря: оно затягивает рубцы, хоть и оставляет шрамы в напоминание о былом. Пытаясь полностью освободиться от отяжеляющих разум мыслей, миротворец решил прокатить старых друзей по любимым заведениям города, где они во времена детства вместе проводили время, обсуждая взлеты и падения молодой жизни, но вначале привел приятелей в недавно открывшийся ресторан.

Андрей, пригладив бритый затылок, привстал из-за стола и посмотрел на друзей. После службы короткая стрижка вошла у Андрея в привычку.

— Спасибо за то, что провели со мной мою молодость. И очень надеюсь, что встречу с вами старость. За вас!

Звон бокалов дополнил вечернюю атмосферу ресторана, положив начало вечернему отдыху.

Солнце уже уходило за горизонт, когда, едва не сцепившись по пустяку с двумя коренастыми мужчинами, сидевшими за соседним столиком, ребята, слегка пошатываясь, вышли из очередного заведения общепита на свежий воздух, оказавшись под раскидистой кроной дерева, где отпевали вечернюю трель готовые ко сну птицы.

— Какой чудесный закат! Ребята, его нельзя пропустить, — Андрей вприпрыжку припустил к припаркованной наспех Малышке.

— Весельчак, — подметил Дима.

— Свободный весельчак, — притормозив, добавил Андрей.


***


Мимо проплывали высокие дубовые стеллажи, заставленные бумажной документацией. Глаза хозяина пробегали по алфавитным табличкам, высунувшим свои языки-указатели с полок полуоткрытых книжных шкафов. Нет, хозяин шел не по богатой домашней библиотеке. Таинственная комната являлась хранилищем информации, которая собиралась при определенной необходимости и касалась определенных личностей. Биография, личные дела и даже некоторые оригиналы вещей их обладателей хранились здесь. Николай Петрович пытливо обогнул помещение и, найдя нужный проход, мертвой походкой скрылся за стеллажами.

Хозяин остановился у шкафа с выдвижными ящиками. Очки отразили желтый свет висевшей над профессором небольшой люстры. Длинные пальцы, потянув за металлическую кованую ручку, выдвинули самый крайний ящик. Ящик, от которого зависели судьбы новоиспеченных жертв или, как любил называть их хозяин, клиентов. Глаза пытливо выискивали среди многочисленных карточек одну единственную, имя на которой так терзало хозяина. Пальцы пробежали по корешкам. Ненужные карточки методично, одна за другой, принялись выстраивать бумажную стопку, пока хозяин с удовлетворенной улыбкой не остановил этот процесс. Он нашел ту, которую искал.

— Плохой мальчик. Плохой, плохой мальчик, — взяв нужную карточку, проговорил хозяин.

Найдя стеллаж, первая буква которого совпадала с началом фамилии клиента, хозяин взял с полки сверток-конверт, завернутый в плотную бумагу. Николай Петрович едва успел добраться из университета в свою уютную обитель, а заказанный им материал уже был готов к изучению. Превосходно.

Соседнее помещение встретило хозяина светом мощных ламп, которые срабатывали по команде датчика движения. Дверь за вошедшим автоматически закрылась. Небольшая комната — пространство, окольцованное каменной полусферой, оплот его могущества, неприступный бастион его тайных, незаконных и безнаказанных действий — оказалась неприступным для входа. Хозяин устроился за рабочим столом на мягком кресле и под светом настольного светильника канцелярским ножом вспорол одну из сторон объемного конверта. Руки разложили на столе его содержимое, сопоставив фотокарточки с записями из биографии клиента.

— Парень, вероятно, ты не промах. Но не все так гладко, — хозяин глазами прошелся по информации. — Неуверенность в себе губит людей изнутри. Мне даже тебя немного жаль.

Николай Петрович взял в руку диктофон и вдавил кнопку воспроизведения. «Ты думаешь, он разозлился на меня?» — въевшийся в память голос юноши раздался из динамика. Он приподнял со стола самый свежий фотоснимок. Чьи-то руки тянулись за пинтой пива, за которой просматривался сидящий за столом парень, подставивший руку под подбородок. «По-доброму» улыбающийся официант сработал на славу.

— Неуверенность и страх. Вот и твоя болевая точка.

Преподаватель водрузил на стол все тот же черный кожаный чемоданчик, который только с первого взгляда казался таким маленьким и безобидным. Преподаватель в университете, а за его пределами — обладатель роскошного особняка и любитель дорогих авто, всегда держал его при себе. Откинув крышку, хозяин убрал с показавшейся приборной панели маячивший под руками апельсин. Тот самый, которым он для наглядности демонстрировал многовариантность человеческого выбора. Пальцы ввели цифры кода активации.

Округлые стены содрогнулись. Под звуки разгерметизации титановых створок хозяин удовлетворенно запрокинул за голову руки, слегка потянувшись. Из стены к ногам Николая Петровича выдвинулось причудливое стальное кресло. Он называл его «троном».

— Добро пожаловать в мой мир, — с этими словами, бросив на стол фотокарточку и одернув поло пиджака, хозяин опустился в кресло, повторяющее каждый изгиб сутуловатого тела. Физик, расположившись на троне, деловито улыбнулся. Палец вдавил красовавшуюся на подлокотнике красную кнопку.

Голос робота наполнил помещение:

— Программа «Сектор» запущена. Сеанс номер пятьдесят три. Начинаю подготовку к первому этапу погружения.

Руки пали на подлокотники кресла, кисти опоясали металлические крепления. К вискам со стороны изголовья трона пододвинулись несколько тонких проводков, которые при соприкосновении с кожей начинали излучать приятный неоновый свет. Неоновая подсветка появилась по всему контуру трона хозяина. Хозяин прикрыл глаза — комнату наполнила невидимая газовая смесь, которая начала снижать температуру тела и постепенно переводить его в состояние сна. Хозяин почувствовал первые признаки действия смеси: он разжал стиснутые в кулак пальцы, колени подались в разные стороны. Округлая комната под каменным колпаком постепенно погрузилась во мрак, освобождаясь от света дневных ламп.

— Итак, где мы сейчас находимся? — Хозяин, глаза которого уже были скрыты за веками, задал уточняющий вопрос. Пока еще вслух. Сон постепенно овладевал его сознанием. — О, едем отдыхать. Отлично. Просто прекрасно.

— Синхронизация завершена на двадцать процентов, — голосовой робот приступил к отсчету.

— Дам возможность посмотреть тебе на мир моими глазами.

— Синхронизация завершена на шестьдесят процентов.

— Страх и негативные эмоции. Что может быть лучше для того, чтобы раздавить неуверенного в себе человека.

На этих словах хозяина аппарат приобрел горизонтальное положение. Помещение вспыхнуло красным светом, а затем погрузилось во мрак, оставив тонкую полоску неонового света под сводами комнаты.

— Содержание сна полностью сформировано. Начинаю переход в созданный сектор пространства.


***


Сухие сучья осины, звонко потрескивая, испускали хаотично разлетающиеся алые искорки на фоне реки, отражающей наполовину зашедший за горизонт багровый солнечный диск. Мягкий красноватый свет от костра выхватывал из полусумрака небольшую белую бумажку, приклеенную на лоб уже прилично пошатывающегося Андрея, на которой красовалась надпись: «Николай Петрович».

— Нет, не надо. Не подсказывайте! Это дуэль, — Андрей, поправив под собой надувной матрац, одернул подходящих к нему Серегу и Артема с не начатой бутылкой дорогого виски. Ребята прервались от дискуссии по поводу сжигания природных ресурсов и освоения космоса, чтобы помочь Андрею назвать личность, загаданную ему Димой.

Миротворец посмотрел на Диму, сидевшего на бревне. Парень едва боролся со сном, а закрывающиеся веки все порывались смахнуть ресницами приклеенный на переносицу клочок из газеты, на котором маркером было выведено: «Николай Петрович».

А ведь и не сговаривались.

— Я, случайно, не фрукт? — Дима начал партию весьма «убедительным» вопросом.

— Ты или тот, кто у тебя на лбу? — Андрей пустил смешок, отчего друзья, отошедшие в сторону, засмеялись так громко, что спугнули сидящих на недалеко стоящем дереве ворон.

— Да, смешно, очень смешно и остроумно. Идите проветриться! — Дима махнул рукой в сторону неумолкающих друзей. — Я не могу сосредоточиться.

— Нет, ты не фрукт, — Андрей потянулся на матраце.

Дима посмотрел на спокойно протекающую реку, взял в руку стеклянный стакан с алкогольной жидкостью, тяжело вздохнул и промолвил:

— Твой ход.

Андрей призадумался.

— Начнем с малого. Я кто? Человек?

— Временами, — Дима, понимая, что не сильно отличился серьезностью вопроса от своего дуэлиста, развел руки в стороны.

— Нельзя говорить «временами», — Андрей чуть подался вперед.

— Хорошо, хорошо. Ты — человек.

— Теперь выясним: я мужчина? — Андрей начинал впадать в азарт.

— Да, — как отрезал, сказал Дима. Тут сомнений не было.

— Высокий?

— Ну, не такой, как все думают, — Диме вспомнилась сутулая спина профессора прикладной физики.

Андрей призадумался, поднеся указательный палец к губам, и продолжил:

— Милый?

Дима оглядел изменившегося за два года Андрея с ног до головы, а затем с легкой насмешкой сказал:

— Отчасти.

— Умный? — Андрей давил напором вопросов на друга, голова которого не успевала переваривать информацию.

Дима призадумался и вспомнил последнюю лекцию по физике.

— Я бы сказал, что да.

— Он бы сказал, он бы сказал, — передразнил Андрей. — Мы, кажется, все правила нарушили, которые только можно. Ладно, продолжу, пожалуй. Я важная персона?

В голове у Димы промелькнули конспектирующие на первом ряду лекцию девушки-студентки. Он, утвердительно кивнув головой, пробубнил:

— Для кое-кого. Определенно.

Чувствовалось, что Андрея покидают силы, лицо его перекосилось, но он все же задал вопрос:

— Люди расположены ко мне?

— Эм. Не особо. Ты довольно плохо с ними сходишься, — Дима отрицательно помотал головой и засмеялся, вспомнив, как Николай Петрович резко вышел из аудитории. — И зачем он взял с собой апельсин… — промямлил он про себя.

Андрей, не расслышав последнюю фразу соперника, продолжил:

— У меня есть друзья?

— Не представляю. Хотя, думаю, это маловероятно, — Дима разочаровал друга детства.

Андрей с досадой опустил взгляд после нескольких попыток сопоставить все факты, но внезапно для оппонента подскочил на надувном матраце, как будто его посетила самая гениальная мысль:

— Я действующий мэр города?

Дима и сделавшие вокруг машины уже два круга друзья издали такой заливистый смех, что некоторые люди, отдыхавшие в этот выходной на свежем воздухе, высунули головы из палаток.

— Ты же в курсе, что на него мало кто может быть похож. Да он и не особая уж знаменитость.

Ребята ускорили темп:

— Значит, нет? — Переспросил Андрей.

— Нет, не угадал.

С досадой выдохнув, Андрей осел на матрац.

— Твой ход.

Настал черед впадать в раздумье Диме. Он поближе подвинулся к Андрею, оказавшись почти на краю бревна и, чуть не слетев с него, голосом, который было уже невозможно спутать с интонацией трезвого человека, произнес:

— Я мужчина?

Теперь засмеялись и те, кто вылез понаблюдать за этим действием из палаток. Похоже, даже вороны, покружив рядом, вернувшись на дерево, с заядлым удовольствием глазели на превращающихся в клоунов ребят. Андрей всмотрелся в надпись, выведенную темным маркером на клочке газеты и съежился.

— Да, и не сильно приятный.

Дима, похоже, был близок к тому, чтобы упасть с бревна. Благо, лежало оно на берегу.

— Так. Неприятный мужчина, значит. Хоть симпатичный? Он, — Дима указал пальцем на надпись, красовавшуюся на лбу.

— Красота для каждого своя, друг мой, — совершенно серьезно произнес Андрей.

— Согласен, — Дима стиснул зубы. — Но я привлекательный?

Повисло молчание. Такое впечатление, что наступило время для контратаки. Андрей придвинулся к Диме, прищурил глаза и ответил:

— Нет, ты отталкиваешь от себя людей, — через силу произнеся слова, он принял полулежащую позу на матраце.

Обстановка накалилась.

— Плохой я значит. Теперь ты мстить мне будешь? — с возмущением возразил Дима. Друзья замерли на месте, готовые в любую секунду разнять соперников.

— Я выбрал имя наугад и записал его на газете, лежащей у меня в бардачке. У тебя на лбу, кстати, ее часть висит.

— Ну ладно, — Дима, опечаленный, пересел с бревна на все еще теплый песок.

Андрей, чувствуя, что выпускает ситуацию из-под контроля, быстро опомнился:

— Я, стало быть, мужчина, не такой высокий, как все думают. Я мил, отчасти умен. Для кого-то важен, правда, плохо схожусь с людьми, — Андрей состроил невыразительную черту лица, теряясь в догадках. Но вдруг улыбка скользнула на его лице, и они вместе с Димой залились смехом. Андрей продолжил. — Кажется, дошло.

— Говори, — Дима с любопытством и недоверием посмотрел на Андрея. Лицо преподавателя по физике мысленно возникло рядом с радостной физиономией друга.

— Я — Дима Перфильев!

— Что? — протянул Дима, и лицо физика тут же стерлось из головы. Этот вывод его удивил.

— Я не угадал? О, Боже, я голову уже всю сломал. Где наши балбесы? — Андрей повернул голову в сторону машины. У багажника Малышки мерно посапывали, не дождавшись исхода игры, друзья. — О, слабаки! Слушай, а давай встряхнемся?

— Ты смеешься? — Дима приподнялся. — Я еле на ногах стою.

— Что прости? Ах, да. Сходи, пожалуйста, к машине, сделай-ка звук немного громче. Там, кажется, моя любимая сейчас играет.

Дима поплелся к машине.

А ведь и вправду. Описание человека, которого он загадал Андрею, очень даже подходило ему самому. Парень остановился у двери Малышки и уставился на вечерний лес, листья которого отсвечивали последние лучи заходившего за горизонт солнца. Нужно было менять не что-то, а все и кардинально.

— И эта твоя любимая песня? — Дима открыл салон Малышки, откуда донеслись легкие и мелодичные звуки, вероятно, проигрыша перед куплетом.

— Время меняет нас, Дима.

— Да, и сможешь ли ты устоять перед принципами своей будущей жены? Если она вообще у тебя будет.

Последнюю фразу Дима проговорил про себя и, пробубнив еще что-то невнятное себе под нос, выражая пьяное недовольство, с большим трудом поместил непослушное тело на переднее пассажирское кресло.

В голове внезапно возник голос физика: «Не бывает сказки, где нет доброго злодея». Образ профессора возник в сознании, окутываемого первыми фрагментами сна. Дима, зажмурившись, рукой отмахнулся от силуэта Николая Петровича. Бесконтрольное тело наклонилось вперед. Голова обессилено опустилась на приборную панель автомобиля.

Состояние под конец вечера приближалось к критическому, да и было уже довольно поздно. Природа и люди погрузились в сон. В его сон.

Часть 2
Тайные знаки

Глава 4
Пробуждение во сне

Первый слабый вдох слух уловил и донес до мозга сквозь монотонный, донельзя противный высокочастотный писк. Дима надвинул брови на переносицу, сморщив лоб, на котором показались первые морщины. Створки век разъехались, но тут же моргнули от яркого утреннего света. Парень прикрыл глаза рукой, тихо постанывая.

— Боже мой, — он промолвил сквозь слипшиеся губы и хаотично замахал руками, хватаясь за все, что попадало в ладонь. — Воды. Есть вода?

Последствия высокоградусного вечера не лучшим образом сказывались на трезвое воскресное утро.

Дима пытался нащупать графин с водой, по обыкновению занимавший место на прикроватной тумбочке в съемной холостяцкой комнате. Графина, явно, не было. Пальцы осязали совершенно другую поверхность. Дима убрал руку от лица и, щурясь, взглянул сквозь ресницы. Запотевшее лобовое стекло машины, капот, песок, простирающийся до лесных насаждений на покатом холме.

Парень опустил голову. Слабо контролируемое тело сидело на автомобильном кресле. Сознание принялось приоткрывать мутную завесу произошедшего, отвечая на вопросы еще не пришедшего в себя полусонного «пассажира». В машине стояла духота, пахло спиртом; возвращающийся в реальный мир Дима слабым, но решительным движением руки открыл дверь, очутился снаружи. Ноги ступили на непрогретый песчаный берег реки. Лицо обволокла приводившая в чувство живительная прохлада. Дима, как в детстве, совершил первые несмелые шаги, борясь с непослушным телом. Не то, что думать, двигаться было невыносимо трудно. Дима выкроил очертания окрестностей. Так… где же он? Должно быть, на берегу реки. По крайней мере, вчера, приглашая проводить багровый закат, Андрей обещал именно это. Дима клюнул носом. Все верно: под ногами речной песок. Правда, не такой ярко-желтый, как вчера. Песчаная поверхность берега реки баловала сонные глаза холодным, серым цветом.

Дима обратил взор к небу. Утро выдалось пасмурным и…

Невольно взглянув на лесную опушку, парень принял настолько сильный трезвеющий удар по сознанию, что на миг пришел в себя. Перед ним, на фоне вечнозеленых хвойных великанов, опоясывающих горизонт, от края до края простирались оголенные деревья с редкими желтыми листьями. Издав тихий стон, Дима бросил взгляд на примерное месторасположение наспех разложенной палатки. На фоне зеленого тента, он заметил густую светлую пелену. Пар изо рта. Парень взглянул на оголенные по локоть руки. Сквозь волосяной покров проглядывались мурашки. Погода сильно изменилась со вчерашнего вечера, природа поменяла облик.

Может Дима еще не проснулся? Эта такая тонкая грань — между Сном и Реальностью. Такая тонкая, что порой граница кажется размытой, прозрачной. Словно ее и вовсе нет. Увидеть предел реальности очень сложно, особенно когда живешь, не задумываясь, без оглядки. И если Дима находился в эпицентре сна, то ощущать его, в представшем облике, не сильно приветливом, на своей шкуре было неприятно до пробирающей дрожи.

«Действительно. Я будто во сне», — подумал про себя Дима и потряс головой в надежде проснуться. В ответ он получил очередной сильный разряд головной боли, от которого с новой силой зазвенело в ушах.

Дима, найдя в себе силы, засеменил к синей расплывчатой точке — матрацу, на котором вечером располагался Андрей, и на ходу решил разбудить Серегу и Артема. Подойдя к Андреевой Малышке, он уже протягивал руку своим товарищам по несчастью, которые вчера заснули, если парню не изменяет память, на свежем воздухе возле машины, как вдруг отпрянул. Пальцы коснулись холодного речного песка.

Друзей не было.

Оттолкнувшись от земли, ноги Димы, словно домкрат, подняли непослушное тело. К боли в голове и свисту в ушах добавился монотонный низкий гул, который неприятно вибрировал в районе грудной клетки. Прорываясь сквозь неприятные ощущения, Дима все ближе подходил к проявляющему свои очертания матрацу. Мутный взгляд обнаружил стоявший рядом стакан, наполовину наполненный виски. Из него вчера вечером Дима употреблял высокоградусный напиток, сидя на бревне. Но пришел он сюда не допивать алкогольную жидкость.

Дима устремил пустой, весьма трезвый взгляд к реке. Ни малейшего гребешка волны на водной глади. Полный штиль царил на всем водном пространстве. Это означало лишь полное отсутствие ветра.

Андрея не было ни на матраце, ни рядом с ним. Нигде в этом районе. Дима вспомнил, наконец, что они с Андреем играли вчера в «Кто я такой?!», сняв со лба клочок газеты. Бумажка друга лежала на матраце.

— Андрей! — Дима с пересохшим горлом как смог издал призывный возглас. — Ну же, Андрей, я уже не шучу, — добавил он, с удивлением рассматривая водную гладь, бросая опасливый взгляд на окрестности.

Тело знобило, холод проходил даже через байковую рубашку и плотные джинсы, хотя парень, если он все же пришел в себя, знал, что перед глазами предстало июньское утро.

Не в состоянии собрать в единое полотно разрозненные факты, Дима огляделся. Удивлению не было предела, когда парень не обнаружил ни одной палатки, из которых только вчера высовывались радостные, смеющиеся лица. «Уехали», — подумал Дима и взглянул на наручные часы, подаренные отцом. 8:46. «Странно, что так рано».

Дима, пытаясь успокоиться, вновь направился к автомобилю.

— Ребята! Только не говорите, что вы с утра как огурцы и делаете утреннюю гимнастику, — он обошел Андрееву Малышку. Ребята будто испарились.

— И след простыл…

Дима приблизился к месту, где спали Серега и Артем. Нет. Следы от двух лежавших в непонятных позах тел все же красовались на песке.

Что же происходит вокруг?

Парень сделал глубокий вдох, успокаивая участившееся сердцебиение, закрыл глаза и попытался сконцентрироваться.

— Ты чего такой замученный? О, конечно. Понимаю. После такого вечера нужно несколько часов покоя.

Дима едва не потерял сознание от испуга, отскочив на пару метров в сторону.

— Андрей?

На холме в паре десятков шагов возвышался друг детства, пытавшийся застегнуть ремень на брюках.

— Ну, я Андрей уже почти двадцать пять лет. Хотя, впрочем, для тебя могу быть кем угодно.

— Где тебя носило?! Я все тут уже обыскал.

— В туалет ходил. Что, нельзя отойти на пару минут? — Андрей, застегнув ремень, спустился с холма, потер сонные глаза, сморщился. — Слушай, чем мы заслужили такое холодное утро? Это слишком даже для такой тяжелой головы, — Андрей потер короткостриженый затылок. — Хоть бы солнце вышло из-за этого заслона.

Ребята устремили взор вверх. Небо было покрыто низкими кучевыми облаками, которые не имели четких границ. Словно одно облако перетекало в другое, образуя сплошную непроглядную пелену.

— Взгляни, — Дима указал Андрею в сторону леса. — Ты не замечаешь ничего необычного?

Андрей неохотно повернул голову.

— Черти что. Немыслимо!

Перед ним предстали безжизненные голые деревья, словно обглоданные скелеты гигантских рыб.

— Ты случайно не видел ребят? Может они тоже в туалет пошли? — не отрывая взгляд от осиротевшего силуэта лесного массива, сквозь который проглядывало мрачное небо, иронично спросил Дима.

— Нет. Рядом со мной их точно не было, — Андрей осмотрелся вокруг и увидел детали изменившейся природы. Грудная клетка отдалась вибрацией от низкого монотонного гула. — Ах, да. Как же туго все доходит на утро после веселого вечера! На мой телефон, кажется, СМС пришло, когда я «дела делал» за пригорком, — Андрей судорожно полез в задний карман джинсов. Бывалый миротворец постепенно приходил в себя.

Низкий, терзающий душу гул из монотонного превратился в пульсирующий. Андрей, чувствовавший его внутри, потер свободной рукой грудную клетку, другой открыл непрочитанное сообщение и застыл. Медленно текущее время теперь, казалось, и вовсе остановилось. Андрей недоуменными, широко открытыми глазами взглянул на ворона, сидевшего на сухой ветке плакучего дерева, теперь освобожденного от листьев.

— На, взгляни, — совсем низким от непонимания голосом, как отрезал, произнес Андрей и протянул телефон Диме. — Это от Артема.

«Ребята, вы где? Мы вас потеряли уже. Сереге в город бы побыстрее, ему к экзамену готовиться».

Дима вспомнил, что друзей у машины он не обнаружил.

— Что ж. Быстрее, так быстрее.

Парни припустили к Малышке. Остановившись у капота, снова огляделись. И замерли. Взгляд вырывал из окружающего пространства лишь пустынные холмы, песчаную прибрежную дюну, потерявшие листву деревья и идеально ровную, как зеркало, речную гладь. Только они вдвоем находились на этом до сих пор не прогревшемся песчаном берегу. Да и с чего бы ему нагреваться? Солнце может и светило, но его свет не в силах был пробиться сквозь натянутые, словно простыня, облака. Друзей, как и людей, скрывавшихся здесь, на просторах песчаного берега реки, от бесконечных ударов кузнечного молота, не было.

— Вот что, Дима. Пока мы с тобой тут не свихнулись, соберем вещи и двинем в город. Ребята, вероятно, уже там, — с отдышкой, стараясь глушить возникающие вопросы, решительно произнес Андрей. — Пробегись по берегу, а я пока Малышку прогрею.

— Да что тут собирать? Мы кое-как палатку смогли поставить, — Дима бросил взгляд на расстилавшуюся вокруг пустошь. — Да, и матрац тебе надули. Ты же у нас не сидишь на земле, — Дима вспомнил, как вчера он полвечера накачивал его ручным насосом.

— Тогда запрыгивай в машину. Как там говориться? Делу — время, потехе — час. «На холодную» поедем.

Двери миниатюрной машины с лязгом захлопнулись, прорезав эхом безлюдное, безжизненное пространство. Малышка тут же снялась с места, оставляя после себя лишь следы, как дождь обозначает лужи на асфальте, как судьбоносное событие отражается на человеческой судьбе.

Не шелохнувшись, в гордом одиночестве стояла палатка с чуть раздернутыми шторками, а бумажка с именем на синем надувном матраце так и лежала, не отгаданная Андреем. Слишком броско красные чернила шариковой ручки среди серой, поникшей природы, выделяли имя: «Николай Петрович».


***


Погрузившись в небытие, Андрей мчал полупустую Малышку по дороге, петлявшей среди исполинских дубов с редкими желтыми листами на сухих ветках. Вскоре шоссе, артерией соединяющее Заречье и его пригород, устремилось вдоль русла реки. Звук мерно работающего мотора казался ревом среди мертвой, беззвучной природы.

— Дима, вот еду себе и думаю, не дурак ли я?

— Что ты имеешь в виду?

В суматохе я и забыл тебе рассказать.

— Что же?

— До того, как я вышел из-за холма… Я списал это на последствия алкоголя. — Андрей взглянул на спидометр. 90 км/ч. — В общем, слушай. Когда я стоял у дерева, ясно видел, как на скорости, с которой обычно носятся по крупным автомагистралям, летел автомобиль, вроде бы… черного цвета. А ехал он, Дима, не по дороге, а напрямик между деревьями. В сантиметре скользил между ними, а скорость не сбрасывал. Мало того, что автомобиль деревья чуть не сносил, так ему не по чем был склон, где они росли. Уклон там о-го-го какой. Мы с тобой на моей Малышке давно бы уже к верху брюхом лежали.

Повисло гробовое молчание. Мысли не укладывались в голове. Хотелось чем-то отвлечься. Андрей включил поприветствовавшую ответными сигналами магнитолу. В салоне раздались помехи.

— Не ловит в этом лесу ни черта! — Андрей ударил руками по рулю.

— Попробуй другую волну, — Дима внимательно осматривал потерявшую краски местность. Лес не хотел показывать зеленую крону деревьев, из стволов которых торчали лишь сухие безжизненные ветви с изредка посаженными на них желтыми листьями. — Странно все это. Будто кто-то перенес нас в позднюю осень. А самое главное знаешь, что беспокоит?

— Что же? — спросил Андрей.

— Тишина. Так тихо, что провалиться хочется.

Андрей кивнул головой, прокручивая ползунок. Ему, прошедшему через боевые операции на фронтах Бессмысленной войны, не понаслышке было известно: тишина — предвестница бури.

— Вот черт! — Андрей ритмично нажимал потухшую кнопку. — Она вообще отказывается работать. Нет, ну надо такому случиться!

Малышка, оставив позади крутой поворот, продолжила нестись по асфальтированной дороге, пролегающей вдоль виднеющегося справа русла реки и огибающей по краю подступивший слева мертвый лес. Андрей словно в пустоту смотрел сквозь лобовое стекло.

— Знаешь, Дима, — Андрей взглянул на друга, пытаясь найти в них понимание. — Как-то у нас была военная операция на горной местности. Помню, однажды стояла на удивление звездная ночь. Было так легко на душе. В ту ночь приснилось мне, что еду я, как сейчас, по дороге рядом с лесом, а в стороне, сквозь деревья, виднеется река. Такое приятное чувство невесомости пронизывало все мое тело…

— А куда ты направлялся в том сне?

— Я не могу ответить тебе на этот вопрос, — Андрей выдержал паузу. — Впереди была бездна.

Глава 5
Поселок

Малышка остановилась, не решившись въехать на главную улицу поселка городского типа. Остановка была не вынужденная. Водитель притормозил от удивления.

— Дима, который час? — Андрей, не отводя глаз с улицы, смотрел вглубь поселка.

Пассажир поднес к глазам часы с потертым защитным стеклом и осмотрел посеребренный циферблат.

— Странно. — Часы показывали прежнее время. 8:46. — Стрелки находятся там же, где и были в тот момент, когда я первый раз взглянул на них, там, на реке, — Дима встряхнул кистью. — Так и знал. Лучше бы потратился на новые часы, чем надевал отцовские. Они остановились, похоже. — Дима попытался оживить механизм. — И не заводятся.

— Может дело не в механизме? — спросил без лишних эмоций Андрей. — Посмотри вперед. Что ты видишь?

Дима опустил руку с часами.

— Поселок. Точнее главную улицу поселка, через которую пролегает единственный автомобильный путь до Заречья. Фрунзе, кажется, ее название.

— Да, все верно. А теперь подключи логику. Сколько времени прошло с того момента, как ты очнулся на берегу?

— Полагаю, около часа, — вспоминая неопределенное блуждание по пустынному берегу в поисках друзей и путь, который Малышка прокладывала по изменившемуся до неузнаваемости позднеосеннему лесу, заключил Дима.

— Да, где-то в этом районе, — Андрей достал из кармана сотовый телефон. — Судя по времени доставки СМС, которой мы получили от ребят, она тоже пришла в 8:46, — Андрей пододвинул экран для Димы. — Позвонить бы им, но сотовой связи нет.

Парень осмотрел электронные цифры и взглянул на кисть своей руки:

— Удивительно. Минута в минуту с тем временем, которое продолжают отмечать застывшие стрелки отцовских часов.

— Именно. Несмотря на то, что сейчас должно быть уже около 10:00.

Дима подался вперед, взглянул на плотную пелену облаков и кажется только сейчас начал осознавать представшую перед глазами картину.

— Если мы не свихнулись, память подсказывает мне, что сегодня воскресенье. А это значит…

Андрей перебил друга:

— Люди. Люди в выходной день, в это время. Они же просто всем поселком шли на ярмарку. Она вроде на том конце поселения работает по воскресным дням.

Но людей не было.

Андрей плавно покатил машину по неровному асфальту главной дороги поселка, отчего капля пота, холодного, проступившего от нервного напряжения, с гладко выбритой Диминой щеки упала на кресло.

Дима, повернув голову, бросил взгляд сквозь дверное окно автомобиля. Зоркий глаз парня привлекла детская площадка, находившаяся между двумя домами, мрачными, неприветливыми. Словно вспышка молнии озарила Димины глаза. Парень увидел детей. Мальчишки резвились в песочнице, девчонки раскачивались на качелях, звонко смеясь. Карапуз, возившийся в песке, поманил Диму к себе. Одернув воротник байковой рубашки, Дима хотел было выскочить из машины, броситься к розовощекому мальчугану и помочь тому слепить очередной кулич. Но друг Андрея, приветливо помахав мальчишке в ответ, так и опустил руку. Взгляд карапуза устремлялся в пустоту. Малыш звал не Диму.

Но тогда кого же?

Дима зажмурил глаза, взглянул на песочницу в надежде увидеть счастливое розовощекое лицо. Детская площадка пустовала. Видение? Парень обреченно откинулся на спинку кресла. Андрей по-прежнему смотрел на дорогу, не заметив того, что увидел Дима.

Ребят встречала погружающая в панику картина. Здания, что были покрашены, оказались испещрены глубокими трещинами, кирпичи пятиэтажных домов броско потемнели, металл покрыла коррозия. Точно Дима и Андрей въехали в город-призрак.

Водитель Малышки нажал на тормоз, и машина остановилась возле небольшого, располагающегося вдоль дороги, магазина, в котором ребята всегда покупали продукты, отправляясь на природу. Дима и Андрей вышли из автомобиля, прикрыли двери, стараясь не нарушать пугающую тишину. Промозглый ветер, продувая закоулки, стелил по асфальту песчаную пыль, стирая границы между дикой природой и человеческой культурой, превращая поселок в брошенный посреди пустыни остов не доехавшего до цели грузовика. Ни звука, ни шороха.

— От сушняка никуда не деться. Пойду, проверю, есть кто там. — Дима указал в сторону продуктового магазина. Парень вспомнил пышногрудую хозяйку кассового аппарата. — Продавщица-то точно должна работать. Заодно разузнаю, что же все-таки тут происходит. Изменение климата нам, конечно, обещали, но о миграции людей ничего не сказали.