Бесплатный фрагмент - Химера

Пролог

1986, май

За окном опустился вечер. Мальчик сидел на кровати, забравшись на неё с ногами, и чутко прислушивался к происходящему на кухне. Совсем недавно ему исполнилось шесть лет, но детским своим разумением он уже отчётливо понимал, что в их семье с недавних пор творится что-то нехорошее. Он вспомнил, как пару дней назад мама, разговаривая с приятельницей по телефону, в какой-то момент сказала вдруг с надрывом: — Сиротин мой после вахты как с цепи сорвался, вторую неделю жрёт без передыху… иной раз думаю, не вызывать ли врачей, до белой горячки ведь дело дойдёт… я, дура, и не подозревала, что он все эти годы просто на замке сидел, за глотку себя держал, а как до приличных денег дорвался — всё, покатился с откоса, в доме каждый вечер ад кромешный…

В кухне звонко брякнула об пол кастрюлька, и мальчик испуганно вздрогнул. Нет, кажется, отец просто смахнул её с плиты неверным движением. Затем послышался звук рухнувшего на пол тела.

— Эх, Сиротин, свинья ты свиньёй… — в голосе мамы проступало уже не увещевание, а лишь безмерная усталость, — ну что, так и будешь на полу валяться или всё-таки попробуем поговорить?

— П-г-в-рим… Мне тут лучше слышно, — сообщил отец самодовольно.

Да, этот незнакомый неприятный дядька, как ни странно, был его отец, его когда-то горячо любимый папанька. Кажется, ещё совсем недавно они ездили каждую неделю на Протву, и набирали, морща носы, опарышей на заброшенном свинарнике, а потом маленький Славчик, прыгая от нетерпения, тянулся к отцовской удочке — дай, дай я сам! — и тащил из реки, визжа от восторга, трепыхающуюся блестящую плотвичку.

— Машка, стерва! Куды пошла? Развод, значит?! Я, значит, на северах как вол… три месяца, не разгибаясь… всё до копейки приволок! А ты-ы? — ревел бессильно отец на кухне, стуча по полу кулаком, — уши от воблы тебе, а не развод!

Понемногу безутешные отцовы вопли стихли, и мать тихо вошла в спальню, утирая глаза полой халата.

— Не спишь ещё? Спи, сынок, не бойся. Всё будет хорошо, уедем мы скоро от него.

— А куда? К тёте Лене, туда, где большая река?

— Нет, туда ехать слишком далеко. К дяде Вене, помнишь его?

— А, который железный дорожник?

Она вымученно улыбнулась.

— Да, железный дорожник. Они хорошие люди — дядя Веня и тётя Надя. Там такой-же тихий городок, как здесь, и речка есть, и поезда бегают. И до Москвы тоже не очень далеко…

Мама ещё что-то говорила, и под тихие эти слова, похожие на колыбельную, он мирно заснул, а потом долго, до самого утра, ехал на быстром зелёном поезде вдоль искрящейся полноводной реки, где плескались и били хвостами мириады радужных рыбок.

А папка — тот, прежний, — от которого пахло не горькой водкой, а одеколоном и душистым табаком, держал его на коленях и гудел над ухом добродушно:

— Погоди, сынка, подрасти немножко, мы с тобой ещё съездим на настоящую рыбалку и привезём домой много рыб. Целый мешок.

— Больших-пребольших?

— Конечно. Таких, что ты на картинке видел. То-то мамка порадуется за нас…

1986, июнь

Мягкая рассветная тишина, нарушаемая лишь криками петухов, нависла над селом, зажатым с двух сторон изумрудной хвойной тайгой. Село пряталось в туманной ложбине, вытянутой с севера на юг на добрый километр, и туман, сжигаемый первыми лучами солнца, понемногу редел и сползал по скатам крыш скудными, похожими на слёзы, ручейками.

Дорога, уходящая на юг, представляла собой древний растресканный асфальт, и вела она к районному центру; там же, в южной части села, располагалась местная власть, почта, пара магазинов и мини-автостанция. Северная дорога выглядела куда более уныло — разъезженная вдрызг глинистая грунтовка с полуметровыми колеями. Попасть по ней можно было на далёкие полузаброшенные лесоразработки, и пользовались ею в основном охотники-промысловики да редкие лесорубы-нелегалы. Там же, в северной стороне, скрывалась местная достопримечательность: метрах в двухстах правее дороги плотная пихтовая чаща внезапно заканчивалась, и ничего не подозревающего путника охватывала благоговейная оторопь: глаза ловили безбрежную пустоту, а вниз простиралась головокружительная каменная круча, под которой петляла меж циклопических валунов узкая студёная речушка.

В этот ранний час умиротворённое спокойствие на северной окраине села оказалось нарушено: за забором крайнего дома залилась вдруг визгливым лаем цепная собачонка, и четвероногие сторожа соседей тотчас отозвались солидарной разноголосицей. Неурочный шум разбудил хозяев, точнее — хозяйку, вдовую женщину пятидесяти с хвостиком лет по имени Анастасия. Второго жильца, именовавшегося Николаем, хозяином можно было назвать с натяжкой, поскольку обретался он в доме сравнительно недавно и являлся Анастасии не более как сожителем.

Анастасия открыла глаза и с недоумением прислушалась к собачьему хору, а Николай, придавленный вчерашним бражничаньем с проезжими переселенцами у магазина, разлепил тяжёлые вежды не сразу.

— Николаша, слышь, чего там Муха разоряется? — зачем-то спросила она.

— А я почём знаю? Встань да глянь, — буркнул тот в подушку. Сообщение сожительницы не произвело на похмельного Кольку ни малейшего впечатления.

Чертыхнувшись, Анастасия слезла с кровати, босиком прошлёпала в сени и выглянула в дверь. Муха, забавная помесь лайки с дворнягой, чертила по двору полукруг на натянутой цепи, и тявканье её чередовалось временами с каким-то жалобным поскуливанием. Снаружи в глухую дощатую калитку никто не ломился и даже не скрёбся, и недоумение хозяйку дома не покинуло. Спустившись с крыльца, Анастасия цыкнула на собаку, подошла к калитке, но щеколду открывать не спешила, а приложила ухо и с опаской прислушалась.

— Эй, кого там носит?

Тут недоумение её не то чтобы ушло, но сменилось чутким любопытством, поскольку послышались с той стороны всхлипы и негромкий плач, похоже — детский.

— О господи, — промолвила она после недолгого размышления, — это чей-же ребятёнок в такую рань шастает?

И открыла калитку.

Совсем недалеко, в нескольких метрах, на обочине раздолбанной дороги стояла в одиночестве маленькая светловолосая девочка, в коротком зелёном платьице и, обиженно надув губки, судорожно всхлипывала. Она стояла лицом в сторону недалёкой лесной опушки, но на скрип калитки тут-же обернулась, плакать перестала и взглянула на Анастасию настороженно.

Та сделала шаг наружу и, прищурившись, внимательно посмотрела из-под ладони вдоль улицы. Вокруг не было ни души, лишь продолжали волноваться за заборами собаки. Затем приблизилась к притихшей девочке и присела на корточки.

— Что-то не припомню, ты чья, ангелочек?

Девочка молчала, насупившись, и изредка моргала пушистыми ресницами.

В калитке показался Николай, зевая и почёсывая волосатую грудь, и тоже посмотрел по сторонам.

— Что за шум? Чья пацанка?

— Сама не пойму, пока молчит. Тебя как звать, ребёнок? Чьих будешь?

— Аня, — сказала девочка так тихо, что её едва было слышно.

— Аня, значит, — задумалась Анастасия и пожала плечами, — Коль, у Веремеевых внучку Анькой вроде кличут. Не их?

— Да ну! У тех девка большая уже, в школу скоро пойдёт. Эй, мелюзга, ты немая, штоль? Ты с какого дома? Папа, мама кто?

Малышка по-прежнему безмолвствовала, лишь насупилась ещё больше.

— Ну я не знаю… — сказала Анастасия растерянно и поразмышляла недолго, — садись-ка, Коль, на велик да езжай подымай Кондратьича. Девчонка эта не нашенская. Тут дело ясно — она в лесу от своих отбилась. Я, когда вышла, она в ту сторону глядела.

Анастасия кивнула на убегающую в тайгу грунтовку. Озвученная идея энтузиазма у Николая не вызвала. И хотя закоксованные коварной брагой мозги шевелились со скрипом, он, запустив пятерню во всклокоченную башку, выдвинул своё соображение.

— Я знаешь что думаю… Это она от переселенцев тех отстала, что на военном «урале» вчера проездом останавливались. Или удрала. Или они сами её бросили, да чёрт его разберёт. Неоткуда ей больше взяться. Большая была компания, человек тридцать, и детвора точно была, в кузове сидели.

— Да я вчерась сразу догадалась, с кем ты успел набулдыкаться. Я с Косылгана часов в шесть приехала — ты уж складной в дым мотылялся тут по двору. Ладно, чего судить-рядить, айда пока в дом, Аня или как тебя там…

— Не пойду, — подала вдруг голос девочка, погромче, чем в первый раз.

Анастасия беспомощно глянула на Николая, а тот приложил вдруг палец к губам и указал на соседскую избу.

— Одинцовы проснулись. Слышь — Алёна вёдрами гремит? Сбагри ты ей эту проблему, и дело с плеч. Она баба бездетная, сердобольная, вон как они с Володькой кажное лето с пермской племяшкой тетешкаются. Пусть что хошь с ней делает — к себе забирает, к старосте ведёт, в милицию сдаёт… Надоела мне ваша возня, спать я хочу.

Махнув рукой, он повернулся и ушёл в дом.

Соседка Алёна выглянула из своей калитки и уставилась на происходящее с нескрываемым интересом.

— Привет, Настя. Ой, какое чудное дитя! К вам гости, что ли, приехали?

— Да какие ж у нас могут быть гости? Вот, пожалуйста, диво дивное с утра пораньше: гуляет по улице ни свет ни заря, непонятно, откуда взялась, чья — не говорит, звать вроде Аня. Зову в дом — не идёт. Что с ней делать — ума не приложу. Ты сама давно поднялась?

— Да не то чтобы, с полчаса…

— Не слышала случаем — какая-нибудь машина мимо не проходила?

Соседка задумчиво покачала головой, глядя на малышку пристально.

— Нет, не слышала. Собаки-то давненько лают, а я и внимания не обратила: думала, пёс чужой сюда, на окраину, забежал. А дитёнок не наш, точно.

— Колька вон считает — она от вчерашних проезжающих отбилась.

— А чего же они сразу за ней не воротились? Они стояли-то не так уж долго, часа два-три, а тронулись ещё засветло.

Анастасия вздохнула.

— Ну, в общем, чего тут думать, надо её сельсоветовским или участковому сдавать, пусть решают, на то они и начальство, — она чуть помялась, — Алён, может, ты займёшься? Что-то она со мной не очень…

Покладистая Алёна подошла ближе и осторожно взяла нелюдимую малышку за руку.

— Как тебя зовут — Аня, говоришь? Ну айда со мной, не бойся тётеньку. Голодная, небось. Пойдём я тебя пирожками с вареньем угощу. Любишь пирожки?

— Люблю. Пойдём, — односложно ответила та и, к удивлению Анастасии, с готовностью засеменила вслед за соседкой смешной, немного косолапой походкой.

Вернувшись к себе, Анастасия побродила какое-то время бесцельно по дому и улеглась под бок к безмятежно развалившемуся Николаю.

— Ну как там, решили вопрос? — спросил тот полусонно.

— Ага, забрала она её. Со мной — ни в какую, а за ней сразу пошла. Такая кроха, а уже с характером.

И долго ещё ворочалась с боку на бок: сон никак не шёл, и почему-то не давали покоя самые разные мысли и подозрения.

— Что ты всё крутишься? — пробурчал Николай недовольно.

— Да бог его знает… На душе как то неспокойно. Коль, а те переселенцы что говорили? Всех оттуда увезли или ещё будут?

— Эти, кажись, последние были. Четыре деревухи, без малого шестьсот человек отселили.

Николай перелез через неё, сел у раскрытого окошка и закурил папироску.

— Да ну вас, перебили спозаранку весь сон, не было печали…

— Говорят, Коль, там дело не только в том, что военные объект строят. Там в последнее время вроде как люди пропадать стали, да и эта… смертность увеличилась. Потому и отселяют.

— Насть, поговорку слыхала? — меньше знаешь, слаще спишь. Ты бы поменьше верила дурным сплетням. Сочинит какая-нито кумушка в глухой деревне небылицу, с соседкой пошепчется — и понесла сорока на хвосте.

Он смял окурок в старой жестяной банке из-под мармелада.

— Никто нам докладывать не обязан, зачем да для чего зону ту вояки оцепили. Значит, надо так. Ракеты, например, или космическое что… Военно-государственный секрет, понимаешь. Это одно. А второе — перспективы для народу никакой. Они и без переселения лет через пять разбежались бы оттуда сами собой. Её нигде тут нет, перспективы. И нутром чую — с перестройкой этой дурацкой, что Меченый затеял, люди вскорости совсем ошалеют. В город бежать надо, Настька. Любой ценой, верно тебе говорю. Я вот маленько от синьки отойду — и в Березники, к братану на химзавод смотаюсь, нужно начинать мосты наводить.

— Ой, Коль, ты ли это? — рассеянно улыбнулась Анастасия, — твои бы слова, да богу в уши.

Потом с языка её слетело то, что уже добрых полчаса подспудно не давало покоя:

— Почему-то кажется мне, что девчонку эту искать никто не будет.

— С чего взяла?

— Ну сам посуди — если она и вправду от переселенцев отстала, за ней давно бы уже вернулись, тут Алёна верно сказала.

— Тогда откуда ж она взялась?

— Я тут подумала… Может, они с камня сорвались? Ну те, с кем она была… Здесь ведь недалеко, с километр всего. Помнишь, в запрошлом году был случай?

— Да помню — парень с девкой покалечились, альпинисты недоделанные. Нет, Насть, не фантазируй: какой дурак сейчас, в начале июня, когда тайга пустая, будет по ней спозаранку бродить, да ещё с такой малявкой на руках? Никоим образом не могла она с той стороны появиться.

— Значит — подбросили, тихо и незаметно, — сказала Анастасия убеждённо, — по-другому никак не получается. А вот почему? Знаешь, я ведь, как только к ней подошла, сразу что-то такое почувствовала… Не ребёнок, а колючка. Руками не касается, а — отталкивает…

Николай откровенно ухмыльнулся.

— Настенька, даю совет — выпей стопку и хорошенько выспись, ага? Что-то тебе с утра много чего кажется.

Она не поддержала его иронию.

— Не смейся раньше времени. Что-то тут неспроста, чует моё сердце.

Вместо ответа Николай вышел в сени, пошурудил там и принёс початую бутылку с самогоном.

— Видит бог — хотел я заначку на вечер оставить, но — вынуждаешь. Хватит голову морочить, давай-ка по сто грамм, и спать.

У Анастасии не нашлось сил для возмущения, и она вяло махнула рукой.

— Алкаш. Ну наливай, что ли. Устала я с тобой воевать…

1999, сентябрь

Чиновница ЗАГСа — молодящаяся дама в розовом, с замысловатой объёмной причёской заполняла, никуда не торопясь, необходимые бумаги, ставила печати и время от времени отвлекалась на служебный телефон. Наконец она подняла голову, посмотрела флегматично на сидящую перед ней молодёжь и протянула паспорта с вложенными в них Свидетельствами о расторжении брака.

— Пожалуйста…

В одно-единственное слово розовая делопроизводительница ухитрилась воткнуть целый калейдоскоп интонаций: насмешку, сарказм, ироничное сочувствие и равнодушное презрение. Ещё бы: очередная, чёрт знает какая по счёту в в её карьере желторотая парочка, не дотянувшая даже до ситцевой свадьбы. Не рекорд, конечно, но, когда семейный стаж исчисляется считанными месяцами, это как-то даже неприлично. Так думала чиновница, глядя на закрывшуюся за посетителями дверь. О том, что у неё самой пара мужей в биографии, а ныне в наличии лишь женатик-ухажёр со своими всё более редкими визитами, вспоминать не хотелось. Пустой, суетливый и болтливый до тошноты, но на безрыбье, как говорится, любого стерпишь… Интересно, заявится завтра, как обещал (с тюльпаном и четвертинкой коньяка), или вновь сошлётся на сверхурочную запарку на службе?

Ай, ну вас всех… Она выдвинулась из-за стола и направилась в соседний кабинет, возмущённо стуча каблуками. Рабочий день заканчивался, и пришло время подправлять макияж перед вечерним походом по магазинам.

Молодая пара выбралась из лабиринтов казённого здания на улицу и сразу схватилась за курево. Осень в этом году надвигалась необычно ранняя, сырой воздух пропитался горькими ароматами палой листвы, дрожали от ветра лужи на асфальте, и дворники там и сям ожесточённо шуровали длинными мётлами.

От его взгляда не укрылось, как нервно подрагивают её пальцы: выронила сигарету, пнула её раздражённо и достала другую…

— Хорошо живёшь — на «данхилл» перешла?

— С некоторых пор могу позволить… — ответила она невнятно, но с подначкой.

— Догадываюсь, о чём речь. Долго сказка сказывается, быстро дело делается. И кто он?

— Послушай, Шумилов, какое это теперь имеет значение? Может, о чём-нибудь другом поговорим напоследок?

— Терпеть не могу, когда ты меня по фамилии называешь.

— Вот-вот. У нас каждый раз ругань начинается из-за чепухи, из мелочи, с пустого слова. Наверное, мы попросту устали от однообразия.

— А я думаю, финансовый недостаток нам надоел, — возразил он, глядя под ноги, — все ругаются время от времени, по поводу и без, но мало кто бежит из-за этого разводиться. А вот финансы — это да… Для вас избранник с серьёзным баблом — это всегда счастье и даже, загадочным образом, любовь, а чем от этого избранника разит — «хьюго боссом» или конским навозом — не суть важно. А без денег, тачки и отдельной жилплощади мужик надоедает быстро. Я так думаю, все разводы можно смело поделить пополам: одна половина — безденежье, вторая — измены. Под одним стыдливым камуфляжем — «не сошлись характерами». Как у нас сейчас.

— А ещё мы сильны провозглашать задним числом различные умности, — заметила она и бросила чинарик в урну, — так вот и живём: теория правильная, практика похабная.

— Обмен дипломатическими нотами состоялся. Что дальше? — проговорил он с напускным безразличием.

— Ты меня спрашиваешь? Интересный вопрос. Живём дальше, ума набираемся, — сказала она рассеянно, бросила взгляд на наручные часики и посмотрела по сторонам, и он почему-то ощутил странную неловкость. Словно прицепился с разговорами к незнакомой даме, ожидающей на улице своего законного кавалера.

— Теперь у папы с мамой спрашивай, что делать. Скоро в армию забреют? Или косить собрался?

— Не знаю. Как получится. Желания особого нет.

Подкатила, чуть слышно урча мотором и посверкивая боками, синяя «ауди», встала чуть поодаль. Номера «три пятёрки», тонировка на стёклах, сколько человек внутри — не разглядеть. Тесть, теперь уже бывший, собственной персоной. И в прежние-то времена зятька своего не слишком замечавший, а нынче и подавно в упор не видит.

Она принялась спускаться по ступенькам.

— Ты, Шу… незабвенный мой, не бегай больше в мужья по такой спешке, мой тебе совет.

— Спасибо, возьму на вооружение, — саркастически усмехнулся он, — а себе что посоветуешь?

— То же самое. Посчитаем это забавным приключением. Или недоразумением.

Она медлила в каком-то раздумье.

— Так что, прощаемся? — прервал он затянувшуюся паузу, — фатер в тачке заждался…

— Не люблю слова «прощай». Слишком театрально.

— Ну тогда до свидания, — пожал он плечами.

— Пока.

Она сбежала вниз, запрыгнула на переднее сиденье, «ауди» басовито рыкнула и вскоре исчезла за поворотом.

Повернув за угол, он по привычке двинулся в южный микрорайон, где почти месяц как остывал их съёмный уголок в одной из немногих в посёлке многоэтажек. На пол-дороге остановился, сплюнул с досадой и развернулся в обратную сторону. Отныне путь был один — на родительскую квартиру.

2000, июль

Поздним утром, когда поднявшееся солнце вовсю золотило сквозь туман и дымку крыши и здания столицы, скорый поезд «Кама» сообщением Пермь-Москва с опозданием в несколько минут прибыл на перрон Ярославского вокзала. Открылись двери, и истомившийся в проходах и тамбурах народ хлынул наконец наружу, в специфический коктейль из утренней свежести и городского смога, к которым едва заметно примешивалась терпкая гарь тлеющих подмосковных торфяников.

Плацкартный вагон за номером одиннадцать опустел, и последней на перрон вышла, волоча за собой здоровенный бежевый чемодан на колёсиках, юная девушка, на вид почти подросток, небольшого роста, с дерзкой копной вьющихся рыжеватых волос, одетая в серые вельветовые брючки и лёгкую приталенную куртку. С интересом оглядевшись вокруг, она встретилась взглядом с проводницей и сделала ручкой.

— До свидания, Марьвасильевна. Спасибо за пирожки, не дали с голоду помереть.

Та кивнула в ответ.

— Счастливо, удачного тебе поступления…

И размышляла про себя, с умилением глядя вслед удаляющейся юной пассажирке: надо же, какая милая девочка — культурная, начитанная, о чём ни заговори, любую тему поддержит. И ведь не боится одна в Москву соваться! Хотя такие общительные умницы дорогу себе везде пробьют. Лишь бы не испоганилась, не скатилась на дурную дорожку раньше срока. Эх, студентки-абитуриентки, наслышаны мы, какие университеты вы тут проходите, особенно те, кто посмазливее да без царя в голове…

При всём том проводнице почему-то никак не удавалось вспомнить имя вежливой девочки. А ведь как то называла себя: не то Алла, не то Лола. Нет, кажется, всё же Юля…

Хлопнула дверь тамбура, и в проёме возникла напарница Шурка.

— Маш, ты вчера постели выдавала, деньги где?

Та обернулась с недоумением.

— Как где? В служебном, в ящике, как всегда.

Шурка сунула сигарету в серые зубы и показала веером несколько мятых купюр.

— Вот эти, что ли? Ну, шестьсот-то здесь, а где ещё тыща?

— Да что ж ты такое говоришь? Всё там лежало, до копейки…

— Хочешь сказать — я взяла? — нахмурилась напарница, — а может, тебе лучше будет вспомнить, с кем в служебке пол-ночи чаи гоняла?

Незадачливая Марья смотрела оторопело.

— Подожди-ка, подожди… Так то ж студентка, девчушка с чемоданом, что последней с вагона вышла. Да как же она смогла, ключ-то у меня всегда в кармане. Я ведь ни разу из купе не выходила! Если… если только сама дала.

Сказала и подивилась собственному предположению.

Вредная Шурка тонула в клубах дыма и глядела со скептическим сочувствием.

— Маш, ты не заболела? У тебя как с самочувствием?

Запулила окурок в щель под вагон и вздохнула сокрушённо.

— Как же тебя, курицу старую, угораздило? Какая там студентка! Обычная воровка-дальнобойщица, уж сколько таких навидались. Одно странно — почему сдачу оставила? Небось, пирожки твои понравились. Короче, так: по вокзалу бегать бесполезно, её уж и след простыл. Если своих денег нет — лети по вагонам, девкам в ноги падай, но чтобы через пять минут постельные в целости были, пока Кныш не явился. Он нас за недостачу наизнанку вывернет, ты его знаешь.

Васильевна глянула вдоль перрона: где там — на параллельный путь прибыл очередной состав, и попавшая под подозрение девчонка — умница и образец добродетели — безвозвратно затерялась со своим чемоданом в гомонящей толпе новоприбывших пассажиров.

Она копалась в скудном кошельке, и мысли в её голове роились самые разнообразные: не зря таки рискнула, подсадила под утро тайком от этой грымзы двух зайцев до Владимира, разжилась пятисоточкой. Шурка, конечно, баба склочная, и собачиться с ней — себе дороже, но в денежных пакостях замечена доселе не была, сколько уж рейсов вместе ходим. Как же так могло произойти, у меня перед носом? Ключ — вот он, всегда в левом кармане кителя… стоп, нет его там… ага, в правом. И что сие означает?

А вот что: ты, дура набитая, тысячную ей действительно сама отдала.

Она откинулась на спинку и закрыла глаза, напрягая память.

Сало, помидоры, пакетированный чай и горка пирожков… Увлекательные разговоры обо всём и ни о чём. Помнится, на вопрос, отчего поднялась в такую рань, молодая пташка заявила, что ей, дескать, как Наполеону, четырёх часов для сна хватает. И дальше — зыбкий мягкий провал, будто выключилась, задремала она на минутку. А когда открыла глаза — ночная гостья уже стояла в дверях с благодарностями за угощение и, кажется, даже успела слегка поддеть: — Не проспите, тётя Маша, у вас во Владимире люди выходят…

Дёрнул же чёрт за язык — обмолвиться о левых пассажирах. И именно до Владимира!

Но главное чудо в другом: какую такую сверхубедительную просьбу смогла сочинить юная пройдоха, чтобы заставить её, заслуженного работника транспорта с тридцатилетним стажем Марию Васильевну Кочемасову без малейших колебаний полезть в неприступные, как золотой запас страны, казённые финансы?

Между тем девица с чемоданом цвета беж, которую мало тревожил поднятый за её спиной переполох, потолкалась в людском потоке меж двух вокзалов и отошла в сторонку, дабы наметить стратегию и определиться с тактикой. Тысячную купюру, чуть подумав, она спрятала в дальний карман (бумажке этой уготовим роль стартового капитала), затем пересчитала остальную мелочь и усмехнулась. Слабо покорить Москву с тридцатью девятью рублями в кармане?

Пока же, для начала, следовало избавиться на время от громоздкого чемодана, который за последние дни оборвал ей все руки. Покрутившись по сторонам, она высмотрела нужный указатель и направилась к подземным камерам хранения. Там, в душноватом полуподвальном помещении, обнаружилась лёгкая толчея из двух невеликих очередей, и ей пришлось немного переждать, делая вид, что внимательно изучает казённую информацию на стене. Наконец краем глаза она заметила, что одно из окошек освободилось.

Ни тени сомнений, всё получится, сказала она себе и решительно двинулась вперёд, оценивая на ходу выражение лица кладовщика, рослого длиннорукого дядьки, непроницаемого, как бетонные стены его полуподвальных владений.

Спустя короткое время приёмщик с нарастающим удивлением, но тем не менее послушно внимал проникновенной ахинее, льющейся из уст какой-то юной нахалки, самоуверенно вцепившейся ему в руку. Она говорила тихо, стараясь не привлечь внимание соседнего окошка, а приёмщик, загрубевший душой на суровой должности, неуклюже пытался вставить что-нибудь вежливое и неуверенно тянул руку назад.

— Уважаемый Сергей… к сожалению, не вижу на вашем бейдже отчества…

— Александрыч. Как у Есенина, — отозвался не лишённый доли эрудиции багажный пролетарий, — чемоданчик сдаём или как?

— Обязательно сдаём. Но сначала не поможете разобраться в простом, но коварном вопросе? — как считаете, что в жизни лучше: унижаться и просить или стырить и молчать?

— Я думаю, второе, — выдавил кладовщик, заворожённо глядя на свою руку, которую ему почему-то никак не удавалось высвободить.

— Вот и я того же мнения, — грустно сказала рыжая незнакомка, внимательно следя за ним, — но сегодня, представьте себе, я уже второй раз за утро вынуждена прибегать к худшей половине упомянутой дилеммы. Я святые книги не изучала и за точность не ручаюсь, но говорится там что-то вроде «возлюби чужого как ближнего своего, и тебе воздастся». Как, говорите, дочку вашу зовут?

— Светлана.

— Она студентка?

— Последний курс…

— Замечательно. Практически самостоятельный человек. А мне вот учиться и учиться ещё. Несчастная абитуриентка трое суток тряслась на поезде из Сибири, поиздержалась до рубля, баул этот чудовищный таскать никаких сил уже не осталось. Вам ведь ничего не стоит подержать его у себя каких-то пару часов?

И она медленно отпустила его пятерню.

— Что ж вы сразу не сказали? — приёмщик немного оживился, — давайте сюда багаж.

— Ой, как здорово. Я знала, что вы добрый человек. Свободная ячейка прямо у вас за спиной, если не трудно…

Она с усилием приподняла чемодан, и кладовщик, перегнувшись, с готовностью его сцапал, единым махом перебросил назад и вручил девушке бирку за номером 5.

— Премного благодарна, дядечка, — стрельнула та глазками и мигом исчезла из помещения.

Кладовщик-же сел на стул и долго смотрел в одну точку, пока очередной клиент не вывел его из состояния странной заторможенности. Тут у него отчего-то ёкнуло сердце, и он судорожно полез по карманам, а потом проверил ящик кассы.

Отлегло. Померещится же такое среди бела дня — будто бы кто-то очень ловкий, практически невидимый, в считанные секунды выгреб у него перед носом всю утреннюю выручку.

А девица, освободившись от поклажи, вновь оказалась на привокзальной толкучке и принялась бродить меж павильонов в поисках подходящего объекта. Спустя недолгое время она сделала вывод, что ничего путного здесь не выгорит: торговые точки мелкие, проезжий люд слонялся бестолково по павильонам и не давал спокойно подобраться ни к одному прилавку. В залах ожидания ситуация отличалась немногим, за исключением того, что там присутствовала ещё и милиция. Ничего не оставалось, кроме как расширять радиус поиска, и она выбралась на знаменитую площадь трёх вокзалов.

В Москве она оказалась впервые в жизни, совсем её не знала и действовала чисто по наитию. Запомнив месторасположение входа в метро, она направилась в сторону нависающего над проезжей частью путепровода, прошла под ним и вскоре оказалась на улице Каланчевской и двинулась по ней прогулочным шагом. Но и тут невезение продолжилось — по пути попадалась лишь однообразная мелочёвка типа цветочных или табачных ларьков.

Она почувствовала закипающее раздражение: запах денег витал повсюду, он лился с рекламных щитов, проникал из окошек торговых точек и материализовывался в образе роскошных авто, проплывающих мимо с барским высокомерием. Она одёрнула себя и заставила сосредоточиться в дальнейших поисках цели: здесь оно, её везение, надо лишь не ошибиться с выбором и успеть ухватиться за куцый хвост мимолётной удачи. Дальше будет легче и проще.

Девушка перешла на противоположную сторону и пошла, по-прежнему не торопясь, в обратном направлении. И вскоре что-то заставило её остановиться и вглядеться в затемнённое стекло одной из витрин. Магазин «Изделия из кожи» — уютный, компактный и набитый под потолок ходовым товаром: ремни, барсетки, портмоне, дамские сумки и дорожные чемоданы… И, о чудо — ни единого покупателя! Такие моменты случаются, может быть, раз в жизни. Он ждал её, этот кожаный магазин, он предвидел вторжение коварного неприятеля и приготовился к покорной капитуляции.

Она скользнула в полутёмное помещение, закутанное в приятные запахи кожи и парфюма, и стремительно направилась к прилавку, за которым скучала за глянцевым журналом молоденькая продавщица. Действовать предстояло максимально быстро, пока в магазин не нагрянул с улицы сторонний покупатель. Немного смущал тот факт, что в подсобке, за спиной у девчонки, шебуршился кто-то ещё, возможно — второй продавец, но на колебания времени уже не оставалось. Хорошая мода пошла у обслуживающего персонала — цеплять на грудь цацки с собственным именем: этот объект также оснащён серебристым бейджиком, дебют общения несколько облегчается.

— Здравствуйте, Евгения. Надеюсь, вы меня запомнили? Я тут у вас замечательную сумочку вчера присмотрела. Если ещё не забрали, я её, пожалуй, возьму, — затараторила она с ходу, шаря взглядом по стене, увешанной кожаной галантереей, — м-м, где же, где… да вот же она! Достаньте, если не трудно, вон тот луивиттончик, вторая слева.

Продавщица, чуть смешавшись под напором юной покупательницы, которую, признаться, видела впервые в жизни, послушно выложила на прилавок стильную чёрную сумочку на длинном ремне, с золочёной гравированной бляшкой и ценником на десять тысяч рублей.

— Восхитительная вещь. Беру, — заявила рыжекудрая, подала тысячную купюру и словно бы невзначай задержала руку продавщицы в своей, — модель просто чудо. Жаль, что китайская…

— С вас десять тысяч, — неуверенно напомнила Евгения и, сама не зная почему, застыдилась своих слов. Китайская поделка, пусть и увенчанная знаменитым брендом, по идее никак не может стоить таких деньжищ.

— Как десять тысяч? — изумилась экспансивная нахалка, словно подтверждая её смутные сомнения, а потом, понизив голос, сопроводила укоризненным назиданием, — китайский «луи виттон», милая Евгения, продаётся где попало и всегда по тысяче за штуку. Разве вы этого не знали? Так что с вас — девять тысяч сдачи.

Где-то на дальних задворках сознания растерявшейся Евгении ютилось понимание того, что происходит нечто невообразимо неправильное, но тем не менее, с усилием освободив-таки руку, она открыла кассу и молча отсчитала девять тысячных купюр.

— Вот спасибочки, моя благодарность не имеет границ. Отныне я ваш постоянный клиент, — горячо заверила посетительница и ветром вылетела из магазина.

Она смутно помнила, как оказалась на привокзальной площади, и недалеко от входа в метро вдруг ощутила озноб и мерзкую слабость. На лбу выступила испарина, в руках и ногах появилась мелкая дрожь, и она бессильно привалилась к прохладному граниту. Осознавая, какую бледную беспомощную статую она сейчас собой представляет, девушка зажмурилась, сделала глубокий вдох и похлопала себя по щекам.

Перестаралась, дорогуша, сказала она себе, на сегодня достаточно. Не хватало ещё чувств лишиться посреди столицы. Сказывается отсутствие постоянной практики, ну и нервное перенапряжение, конечно. Теперь будем знать, что перебор с такими шутками влечёт за собой неприятные побочные последствия.

Она оторвала от сумочки ценник и перекинула её через плечо. По крайней мере, одной приличной вещью в украшение к своей поношенной одежонке она обзавелась. Дальнейшее — дело времени, техники и удачи. На данный момент осталась сущая ерунда — разжиться газеткой с объявлениями о сдаче посуточного жилья. И если повезёт — в шаговой доступности от метро Комсомольская…

2007, июнь

Тяжёлый транспортный вертолёт низко завис над таёжной поляной, почти присел на неё, прибив по окружности растительность к земле. Из распахнувшейся дверки-трапа полетели вниз рюкзаки, а вслед за ними один за другим на траву спрыгнули четверо в мешковатых куртках-энцефалитках — двое мужчин и двое женщин.

Сложив ладони рупором, один из них прокричал, обращаясь к кому-то из экипажа:

— Гриша-а! Не забудь — через трое суток на этом же месте… Ориентир — двойная лысая сопка в километре к северу.

Винтокрылая стрекоза с надсадным свистом и гулом пошла вверх и в сторону и через недолгое время скрылась за означенной высотой.

Поглядывая вниз, на привычный однообразный пейзаж, на зелёное полотно тайги с проплешинами и каменными россыпями, командир экипажа Гриша Бельжанинов размышлял про себя с ленивым недоумением. Этот ихний Лёха — тип со странностями. На фанатика смахивает. И, кажись, врёт как сивый мерин. На рыбалку они собрались… Вместо того, чтобы отдыхать себе в Перми и спокойно кушать водку в ожидании основного состава экспедиции. На Каме рыбалки — хоть завались, а тут и речек-то почти нет, да и район, по слухам, в последнее время считается заповедным. Непонятно, правда, с какой стати. Ну да ладно, у каждого свои причуды. Заплатил вроде неплохо, как говорится — не мало, но в пределах разумного. Главное, забрать их вовремя следующим рейсом. Случись какая накладка — левая коммерция, пусть и в попутном направлении, выйдёт экипажу боком. Газовых боссов, арендовавших почти новую милевскую вертушку, при всей их финансовой обеспеченности вряд ли устроит затягивание в сроках переброски обеих партий — вахтовиков и геологов.

Разобрав поклажу, люди огляделись по сторонам.

— Лёха, ты твёрдо уверен, что это то самое место? — спросил один из мужчин, невысокого роста крепыш с коротко стриженой бородкой.

— Другой такой двуглавой сопки за сто вёрст в округе не сыщешь, — убеждённо сказал второй, тоже с бородой, но выше ростом.

— Отлично, и куда путь держим? — спросила одна из женщин.

— Курс — строго норд-ост. Пересекаем поляну, углубляемся в лес, далее буду вести по памяти, — сказал Алексей.

— А палатку где разобьём?

— Километра через два, за лесом, должна быть заброшенная деревня. Скорее всего, остановимся там или где-то рядом. Я тут лет двадцать уже не появлялся, но ориентиры, думаю, не слишком поменялись.

Вскинув рюкзаки на плечи, компания двинулась мерным шагом в указанном направлении. Вскоре Алексей, шагавший во главе, остановился и пристально вгляделся вдаль, приложив руку козырьком. Затем достал бинокль. Поднявшееся солнце слепило, но уже и невооружённым глазом стало возможным заметить чужеродный элемент в пейзаже.

Негласный вожак группы повёл биноклем вправо-влево.

— Интересно девки пляшут… Кто скажет, за каким чёртом понадобилось огораживать лес в этой глухомани?

— Лёш, а ты помнишь — пилоты обмолвились о каком-то местном заповеднике? Может, это он и есть? — спросила Лиза, супруга Алексея, смешливая, крепко сбитая брюнетка.

— Ну и ладно, заповедник так заповедник, мы же не сохатых сюда стрелять приехали. Плохо то, что ограде этой конца и края не видать. Что ж, остаётся надеяться на то, что в любом отечественном заборе всегда найдётся неучтённая дырка. Вперёд.

Они пересекли наконец обширную поляну, приблизились к сетчатому препятствию на расстояние нескольких шагов и остановились, поглядывая по сторонам в некотором замешательстве.

Сама преграда не казалась столь уж непреодолимой: редкая металлическая сетка полтора-два метра высотой, натянутая меж стандартных бетонных столбиков. Сетка потемнела от времени, кое-где чуть прогибалась под тяжестью нависающих хвойных лап, и складывалось впечатление, что ограждение это поставлено не вчера и даже не год назад.

— Чудится мне, не заповедник это, друг Лёха. Как то всё слишком серьёзно… — подала голос вторая женщина по имени Мария.

— Шахты межконтинентальных ракет… — добавил её муж Аркадий, то ли в шутку, то ли всерьёз, — ну так что, достаём карту?

— Какие тут ещё шахты, в центре Евразии! — поморщился Алексей и, подняв бинокль, посмотрел в левую сторону, — не надо карты, я и так помню — вон там, в паре километров, будет порядочный обрыв и русло Котьвы. Надо думать, речку-то они не перегородили? Если удастся спуститься — пойдём по берегу. Просто придётся сделать небольшой крюк. Идём, идём, не теряем время.

Мария и Аркадий обменялись многозначительными взглядами, и она сделала недоверчивую гримаску и покачала головой.

— Хорошо, речка так речка, но если в ограде и встретится дырка, мы в неё не полезем, договорились? Не внушают мне доверия такие рукотворные препоны посреди тайги, — сказала она Алексею.

— Согласен, — бросил тот нетерпеливо и двинулся вдоль ограждения.

На всём пути до реки им так и не попалось ни одной прорехи в заборе. Перед самым обрывом из густой травы с шумом взметнулась стая жирных, тяжёлых на подъём куропаток, женщины испуганно пискнули, и Алексей понял, что их малочисленную сплочённую команду не покидает некоторое нервное напряжение.

— Эх вы, старые геологические волки, тоже мне… — попытался он приободрить.

Ограждение и впрямь прервалось, и вниз с высокой глинистой кручи свисал лишь скрученный обрывок сеточного полотна. Внизу вдоль всего берега громоздились округлые серые валуны самого разного калибра.

— Вот и вся проблема. Вниз, правда, лезть не стоит, слишком круто и скользко. Цепляемся за сетку и переваливаемся по краю обрыва на ту сторону. Аркадий, береги видеокамеру, — сказал Алексей и первым подал пример. Лиза перекинула ему рюкзак и перелезла следом.

Вторая пара ненадолго задержалась.

— Аркаша, мне всё более перестаёт нравиться эта затея — перед самой экспедицией лететь неведомо куда, карабкаться через какие-то заборы, и всё лишь затем, чтобы поглядеть и запечатлеть на память некое загадочное сияние. Твой Лёха давно уже помешался на своих уфологических тараканах, но мы-то должны смотреть на вещи реально. Приключения потребны молодым, а у нас уже не тот возраст.

— Не соглашусь, Машуня, адреналину все возрасты покорны, — ответил с покладистой улыбкой Аркадий, — нам ли, старым атеистам, грузить себя надуманными страхами, да и какой теперь прок сомневаться да колебаться? Назад пятками не отыграешь, вертушка будет через три дня, так что мы обречены провести это время на свежем воздухе, возможно, даже с пользой. Давай, цепляйся, я подстрахую…

— Вот именно что атеисты. Были бы верующие — десять раз подумали бы. А свежего воздуха у нас и так скоро будет в избытке… — пробурчала Мария и взялась за сетку.

После преодоления преграды Алексей увёл группу от обрыва, они прошли сквозь редкий ельник, вновь выбрались на открытое пространство и невольно остановились, очарованные. Скучноватый, привычный глазу пейзаж сменился вдруг простором планетарного масштаба. Пологие волны голубоватой тайги ниспадали вдаль гигантским ковром и терялись в призрачной дымке алого горизонта.

— Аркаша, доставай камеру. Вид — сумасшедший, — воскликнула Лиза с благоговением. Взглянула на мужа и заметила на его лице некую озабоченность.

— Странно. На этом месте стояла деревня в полсотни дворов. Каких-то двадцать лет прошло, а как корова языком слизала. Даже бугорков не осталось. Удивительная всё-таки способность у природы съедать в короткие сроки любые приметы цивилизации, — пробормотал тот, щурясь и приглядываясь к чему-то вдали. Потом схватил вдруг бинокль — как показалось, слишком поспешно — и некоторое время вглядывался в одну точку.

— Так, возвращаемся и идём вдоль реки. Найдём подходящую ложбину и там разобьём палатку.

— Ты же хотел у леса…

— Да какая разница? На открытом пространстве даже лучше.

— А куда спешим? — поинтересовался Аркадий, — я нацелился было шикарный панорамный снимок сварганить.

— Успеется, сделаешь потом. Вообще-то нас больше интересует ночная съёмка.

— Лёш, а мы точно не заплутались? — спросила Лиза озабоченно.

— Нет, не заплутались. Вот же она, дорога, — он даже топнул ногой, — просто давно заросла травой. Все красоты на месте, только безлюдье какое-то… подавляющее. Парк Юрского периода. Такое впечатление, что за двадцать лет здесь никто не появлялся.

— Ну а что тут человеку делать? Одной красотой сыт не будешь. Сейчас безлюдья и в центральной России хватает. Народ сбивается туда, где быт слаще и хлопот меньше, — откликнулся Аркадий.

— Давайте всё же далеко от леса не отходить. Как костёр разводить? Там, в поле, мы вряд ли дрова найдём, — сказала хозяйственная Лиза.

— Про мобильную связь, само собой, можно забыть, — саркастически заметила Мария, глядя на телефон, — «нет сети».

— Ну и что?

— Там, где садился вертолёт, она была.

— Маша, не нагнетай страстей. Ничего удивительного, мы находимся в богом забытом месте, — сказал Алексей, — кстати, впереди по ходу овражек. Возможно, дальше него не пойдём.

В подтверждение его словам, вскоре путь им преградил узкий каньон, глубиной и крутизной склонов не уступавший котьвинскому. Причудливо змеясь, он уходил в восточном направлении, и крохотная речка, почти ручей, стекала с тихим шелестом по каменистому ложу каскадом небольших водопадов и соединялась с Котьвой пенящимся радужным потоком.

— Хороший овражек. Целая расщелина, — сказал Аркадий.

— Н-да. А когда-то при желании можно было перепрыгнуть, — пробормотал Алексей, — что ж, тут и остановимся.

За разговорами они просидели у костра до полуночи, потом Мария, которую одолевала зевота, махнула рукой.

— Ладно, мальчики-девочки, полезла я в мешок, зябко становится. Караульте своих ночных привидений, если что — разбудите.

Лиза, недолго думая, последовала за ней. Аркадий, которого тоже клонило в сон, решил из солидарности составить какое-то время компанию приятелю. Вытащил батареечный приёмник и не в первый уж раз принялся крутить настройку в тщетных попытках поймать хоть какую-нибудь станцию. Алексей задумчиво ворошил веткой скудный костерок. Тишину нарушало лишь слабое потрескивание угольков да ровное шипение японского радиоаппаратика.

— Лёх, ты сколько летунам отстегнул? Называй половину, прилетим в Вуктыл — разочтёмся, а то неудобно как то…

— Перестань, — бросил тот, — это наша с Лизкой идея, да и она не захотела вдвоём отправляться, скучно ей и страшновато, видишь ли.

Аркадий посмотрел в лиловое небо.

— Надо же, ни звездинки. А днём солнце палило. Как бы дождь не накрыл для полного счастья.

— Дождя точно не будет, — уверенно сказал Алексей.

— Думаешь?

— Ты же знаешь — я перемену давления чувствую лучше любого барометра.

— Ах, ну да, я успел забыть о твоих замечательных способностях… И всё же скепсис, друг Лёха, не покидает меня. Сомнения гложут по поводу цели наших гуляний. В пустынных местах по ночам частенько что-нибудь светится да летает. В те времена, когда ты тут путешествовал, только ленивый не был помешан на необъяснимых фактах и явлениях, и если в каждом пролетевшем метеозонде подозревать уфологическую подоплёку…

— Что я могу ответить? — перебил его Алексей, — в таком случае просто отдыхай и наслаждайся первозданной экологией. А я тип упёртый, я просто обязан на сей раз, если посчастливится, запечатлеть это диво на фото и видео…

Приёмник вдруг издал неприятный скрежет, а затем посыпался треск разной степени интенсивности, словно неподалёку разразилась внезапно тропическая гроза. Аркадий спешно убавил громкость и усмехнулся.

— А говоришь, дождя не будет.

Алексей схватил бинокль.

— Шалишь, брат. Какой там дождь! Быстрее включай камеру на видеорежим…

Аркадий всматривался в густую тьму, но глаза угадывали лишь слабые сполохи где-то в бездонной дали.

— Чего снимать-то?

— Просто держи камеру включенной, — бросил Алексей нетерпеливо, — такое впечатление, они приближаются. Неужто повезло, в первую-же ночь?

Аркадий встал и шагнул прочь от костра, чтобы отблески пламени не попадали в объектив, и тут вся южная и восточная сторона — и скалистый разлом с неведомой речкой, и бескрайнее холмистое поле, и опушка сумрачного леса — осветились на мгновение гигантской гирляндой голубоватых и оранжевых огоньков.

— Оба на! — воскликнул Алексей восторженно, — вот тебе, Аркашка, гроза, вот тебе метеозонды. Девки, подъём! Я обещал вам чудеса? Извольте любоваться!

Заспанные женщины выбрались из палатки.

— Ты чего расшумелся?

— Аркаша, ты снимаешь?

— Снимаю, снимаю, — буркнул Аркадий, которому стало не по себе от секундного фейерверка.

Несколько минут все молчали, вглядываясь в ночную тьму, но больше ничего не происходило. Мария пошевелилась первой и вздохнула разочарованно.

— Не знаю, что вам тут привиделось, а я опять на боковую. Ты, Лёша, не пугай так больше…

Едва она произнесла эти слова, как огоньки, будто по команде, появились вновь, но теперь их стало гораздо меньше, они сгруппировались в подобие облака и заметно приблизились. Женщины ахнули, а Аркадий от неожиданности присел, но съёмку не прекратил.

— Они что, реагируют на голос? — недоумённо прошептал он, а огни тут же прянули синхронно в их сторону и замерли, окольцевав нимбом одинокий холм метрах в пятидесяти.

Аркадий попробовал приблизить изображение, и сразу обнаружились любопытные подробности: во-первых, огоньки при более детальном рассмотрении словно бы утратили свою яркость, они неподвижно парили над холмом круглыми голубыми каплями, как микроскопические шаровые молнии, и едва заметно переливались; во-вторых, сам холм, поросший высокой травой, никак ими не освещался, не отбрасывал теней и практически сливался с темнотой, так что невольно возникал неприятный эффект обмана зрения.

Немое оцепенение могло продолжаться сколь угодно долго, но в костре вдруг треснул сучок, все вздрогнули, а Лиза чертыхнулась. Беззвучно и молниеносно скопище переливающихся голубых шаров оказалось в непосредственной близости от людей, зависнув над землёй неправильным ромбом, а один из них оторвался от общей стаи, приблизился и повис совсем близко от лица остолбеневшей Лизы, и далее ни Алексей, ни Аркадий, ни Мария, ни тем более сама Лиза уже не могли отделаться от ощущения, что этот мертвенный сгусток света внимательно, нагло и с интересом её изучает.

Сиди и не шевелись, это молния, обычная шаровая молния, — мысленно приказывал ей Алексей, страшась издать хоть звук, — потерпи: ветер дунет, птичка пролетит — и она уйдёт, исчезнет…

Но переполнявший её ужас настойчиво требовал выхода, и непоправимое произошло: Лиза взвизгнула, отмахнулась руками, вскочила и бросилась бежать прочь, в темноту, не разбирая дороги. Шар взмыл вверх, а затем неспешно, словно бы с ленцой, последовал за ней.

— Лиза, стой, куда ты?! — крикнул Аркадий, — осторожнее, там обрыв!

Оставшиеся шары дружно поднялись вверх и нависли над головами людей ровным полукруглым сводом. Мария не выдержала и бросилась вслед за Лизой. Из всех четверых один Аркадий пытался не потерять присутствия духа. Бросив видеокамеру, он ткнул безвольно застывшего приятеля в плечо и рявкнул:

— Очнись, уфолог! По-моему, шоу закончилось. Бежим назад, к ограждению.

Но Алексей продолжал сидеть в тупом оцепенении, и Аркадий не стал его ждать и кинулся вдогонку за женщинами. Голубая гирлянда сорвалась вслед за убегающими, а остался один-единственный шарик, который спокойно висел перед замершим человеком и не спешил никуда исчезать. Чуть искрясь, он переливался сгустком неведомой энергии, туманил сознание и, чудилось, медленно, по сантиметру, приближался.

А потом произошло и вовсе непонятное — над ухом Алексея проскрипел вдруг ехидный старушечий голос:

— Чего расселся? Беги, догоняй…

И тогда он встрепенулся, и зачерпнул, не чувствуя боли, пригоршню тлеющих углей, метнул прямо в ненавистный шар и побежал, спотыкаясь, в темноту.

Очень скоро ноги провалились в пустоту, и последним пронзительным отблеском разума явилось осознание того, что он летит в пропасть…

Он лежал меж массивными округлыми валунами, придавленный к земле густым непроницаемым туманом, и где-то невдалеке мелодично журчала вода. Исчезла ночь, и не было боли, не было вообще никаких чувств. В серой пелене тумана возникла смутно различимая фигура. Лавируя меж камней, она приблизилась и оказалась высокой худой старухой. Обычной такой бабкой, одетой в строгое чёрное платье, похожее на рясу, с длинной тростью-посохом, с лицом аскетичным и суровым, как у иконописного святого. Она бесцеремонно упёрла трость в лежащего и проворчала:

— Живой, надо же… Ты что-же это огнём швыряешься, бессовестный?

Посмотрела зачем-то вверх и задумалась.

— Высоко, не молодой ты уже, не закарабкаешься. Кружным путём придётся. Подымайся, хватит валяться, сопроводить тебя надобно, а дальше сам будешь добираться.

Она цепко глянула на Алексея, и какая-то сила сразу подняла его с земли.

— Давно тут ко мне никто не попадал, это в прежние времена частенько бывало. А сегодня на тебе — сразу трое. Одному тебе повезло. А может — не повезло. Это уж как посмотреть… — бормотала старуха, постукивая посохом, и он послушно плёлся за ней, шурша сапогами по береговой гальке, и звуки тонули в окружающем тумане, как в вате.

— Не забредали бы, куда не следует, не пришлось бы с обрыва сигать.

Они выбрались к кромке воды, и тут покорное отупение сменилось у него первыми здравыми эмоциями. Где они? Это не может быть Котьвой: противоположный берег, несмотря на серую изморось, хорошо просматривался, и громоздились там буйной зеленью настоящие тропические джунгли, и нависала над водой листва неведомых растений, и в их ветвях угадывалось мельтешение крохотных птах.

Алексей открыл было рот, но старуха промолвила строго:

— Помалкивай и ничего не спрашивай. И вообще — не глазел бы ты по сторонам. Когда время придёт, тогда сам поймёшь, а сейчас тебе это ни к чему.

Туман заметно рассеялся, и через недолгое время они вышли к группе каких-то людей, облачённых в холщовые балахоны наподобие бабкиного. Люди замерли у воды и заворожённо смотрели в одном направлении. Алексей попытался заглянуть в их серые лица, и сердце его заколотилось учащённо: среди прочих, абсолютно ему незнакомых, находилась его Лиза, и друг Аркаша с Марией тоже были здесь.

— Лизавета… — окликнул он несмело, но ни она, ни кто-либо из этих молчаливых безучастных созданий даже не покосился в его сторону. Все как один продолжали глядеть на противоположный берег в терпеливом и покорном ожидании.

— Молчи, сказала! — прикрикнула старуха, — забудь, нет их больше. И тебя здесь нет.

Тоскливая серая хмарь, окутавшая противоположный берег, начала рассеиваться, и вскоре стала видна большая лодка с одиноким гребцом, с тихим плеском направляющаяся явно в их сторону. А далее глазам предстала картина неописуемой красоты: вдали за рекой высилась горная гряда, освещённая восходящим солнцем, она спускалась уступами в зелёную равнину, и эта равнина встречалась другим своим краем с ласковыми волнами бирюзового моря.

— Не любил ты её. Любил бы — не потащил неведомо куда искать незнамо что, — сказала старуха безжалостно, — встретишь другую — может, относиться теперь иначе станешь. Возвращайся домой, расти дочерей и больше не балуй. Чего застыл, сюда гляди!

Он с трудом оторвался от завораживающего зрелища и повернулся. С противоположной стороны, оказывается, также нависала горная стена, скорее — скала из голого камня, без какой-либо растительности, и в центре её зиял полукруглый провал, и откуда-то из его глубин струился ровный молочный свет.

— Видишь путь? Ступай и не оборачивайся…

— Я не хочу никуда уходить, — вырвалось вдруг у него.

— Твои хотения здесь в расчёт не принимаются и тебе неподвластны, да и мне тоже. Иди и не оборачивайся, покуда к своим не выйдешь. Больше я тебе ничем помочь не могу.

Старуха вскинула свой посох, будто рапиру, и властно указала на проём в скале.

— Ступай, кому говорят!

И вновь незримая сила подтолкнула его, и Алексей поплёлся, шаркая налитыми тяжестью сапогами, а у входа в сияющую пещеру сделал-таки попытку обернуться, но не увидел больше ничего и никого — ни жены, ни друзей своих, превратившихся в безмолвные тени, ни властной старухи с клюкой. Позади клубилась щупальцами тьма, а впереди манило призрачное сияние, и, страшась этой тьмы, он невольно ускорил шаг, а затем бросился бежать со всех ног к свету…

----------------------------------------------------------------------------------

На каменистой вершине одинокой двуглавой сопки, опоясанной понизу хвойным редколесьем, царила пронзительная тишина. В восточной стороне ворчало далёкое лиловое ненастье, оно поднималось из-за горизонта и подпирало собой расплавленный солнечный шар. Здешнее население это место издавна именовало по-простому — Плешивая Сопка, и люди тут в последние годы почти не появлялись, разве что забредали изредка пришлые охотники.

Над вершиной в густой синеве появился беркут, птица в здешних краях редкая. Совершил пару изящных кругов, спланировал прямо на склон и устроил небольшой камнепад. Покрутив бурой головой и не обнаружив ничего, имеющего интерес в плане добычи, пернатый разбойник взмахнул крыльями, взлетел и, планируя по ветру, спустился ниже и исчез меж кронами деревьев.

Немного погодя на опушке леса появилась крупная рысь. Сыто облизываясь после трапезы, хищник прислушался к окружающей тишине и принялся подниматься наверх, к вершине, явно намереваясь подремать и погреться в мягких лучах утреннего солнца. Разыскав удобную плоскую площадку, рысь покаталась по ней на спине и замерла, смежив глаза и блаженно вытянув лапы. Но долго нежиться кошке не пришлось. Что-то внезапно насторожило её, чуткие кустистые уши встали торчком, и рысь вскочила. Она в недоумении поводила круглой головой, чувствуя некую опасность, но не видя её. Затем животный инстинкт взял верх, и решив, что от непонятного лучше держаться подальше, хищник оставил лёжку и, опережая катящиеся камешки, спешно скрылся в лесу.

У двоих существ, оказавшихся в этот момент на вершине сопки, не было имён как таковых. В человеческом понимании у них не имелось даже пола. Хотя у каждого из таких созданий имелось что-то вроде клички. Эти, например, взяли себе прозвища — Сирота и Одиночка. Денно и нощно исполняя отведённую им в этом мире роль, они редко виделись между собой, но настал момент, когда прошедшие и грядущие события, способные нарушить спокойную канву бытия, заставили их устроить сегодняшнее рандеву на лысой двуглавой вершине посреди безлюдной тайги.

— Зверька спугнули. Демаскировка, грубо действуем, — произнёс Одиночка, лаконичный в общении, но слегка безрассудный и склонный порой к поступкам, выходящим за общепринятые рамки.

Сирота промолчал, занятый скрупулёзным осмотром окрестностей.

— Могу предположить, что аномалия где-то в том направлении, — наконец сказал он, указывая в сторону извилистой речки, прячущейся в глубоком каньоне.

— Угадал.

— Когда это произошло?

— В прошлом цикле. Хотя активизации случались и прежде.

— А почему сообщаешь только сейчас? И вообще — почему нас должна волновать именно эта аномалия? На свете их не одна, и мы бессильны что-либо изменить в процессе.

Одиночка приподнял яйцевидный валун, лениво с ним поиграл и бросил обратно на землю. Случайному человеку, оказавшемуся бы в этот момент на склоне, представилась бы пугающая картина: пудовая каменюка сама собой вспорхнула в воздух, полетала немного и шлёпнулась назад…

— Видишь ли, Сирота, складывающаяся ситуация касается в одинаковой степени нас обоих. Человек из твоего круга прямо связан с пропавшей троицей, точнее — с двумя из них.

— Родственники?

— Точно так. Кстати — к тебе вопрос: почему не уследил?

— Я же сказал — эти процессы не в нашей власти.

— Ладно, согласен, не кипятись. В мире равновесно всё, и всё равносохраняемо. И зверюшка, которую мы спугнули, и люди, и мы, и ангелы, и стоящие над ангелами, которых нам даже знать не положено. По большому счёту, и наши подопечные, и чужие — все как один — рано или поздно прибудут к своему последнему вечному берегу.

— Прописные истины, о них всем известно. Не тяни время, говори, что задумал.

Одиночка усмехнулся.

— Бессильны, говоришь? Видимо, нам предстоит опровергнуть это утверждение. Аномалии — они разные бывают, и не только на земле, а и в головах. Их встреча закончится плохо для обоих.

— И что? Эта встреча произойдёт в любом случае. Говори яснее.

— Сирота, ты ведь не хочешь потерять ещё одного? И я не хочу. Моя подопечная сама, знаешь ли, в некотором роде аномалия. И родом, между прочим, именно из этих мест. Волею судьбы мы обречены объединить усилия и отвести угрозу. Да, они встретятся, но — по-другому.

— Ах вот оно что… Вмешательство в канву бытия. Вообще-то это больше похоже на игру, опасную и безответственную. Одиночка, на этот раз ты предлагаешь выйти за грань допустимого. Ты представляешь, что их ждёт в случае нашей неудачи?

— Я знаю одно: бытие бытиём, но прояви мы в нужный момент равнодушие — и судьба их сложится незавидно. А если не получится… Что ж, у старухи неудач не бывает, и она благополучно проводит их к последнему берегу.

Одиночка встрепенулся и прислушался к чему-то.

— Поспешим, друг. Медлить далее нельзя. Могучая гроза уже надвигается на большой город, и я не думаю, что наших героев ожидают благостные сны…

Глава 1

В эту майскую ночь, конкретно с четверга на пятницу, приснился Славке Шумилову сон, удивительный и невероятный, как фантастическое кино. Прожил Славка на свете двадцать восемь лет, соответственно на сон ушло примерно девять, так вот за эти девять иллюзорных лет он впервые оказался в космосе. Голубой шар, подёрнутый белёсыми разводами, висел перед ним, и подмаргивали в окружающей чернильной тьме колючие искорки звёзд. Безмолвное зрелище это, впрочем, продолжалось недолго, шар едва заметно приближался, но вот уже процесс ускорился, и Славка осознал, что камнем летит к земле. И как всякое падение во сне, полёт этот обязан был закончиться неминуемым пробуждением в последний момент. Но не шмякнулся он о грешную сушу, не вонзился в суровый бездонный океан, а продолжал нестись бесплотным духом над вздыбленными серыми волнами и густой зеленью джунглей, над унылой волнистой пустыней и ослепительными пиками горных хребтов, видел испещрённую торосами Арктику, угрюмые скалы скандинавского побережья и даже дымки камчатских гейзеров. В ватную тишину феерического полёта постепенно стали вплетаться глухие раскаты, они становились всё отчётливее, и Славка наконец увидел это.

Всё интересное когда-нибудь заканчивается, и даже с космической своей ипостасью приходится расставаться, приземляться и просыпаться. Колоссальный, циклопический смерч висел в пространстве, извиваясь анакондой, и хвост его уходил куда-то в непроницаемый туман. И туда, в этот рокочущий зев, тащило бедного летуна Славку Шумилова, и кажется, не было в природе сил противостоять жуткому водовороту. Даже штампы «страх» и «ужас» тут не проходили, потому как было в чудовищном торнадо нечто окончательное и непоколебимое. Вдобавок где-то невдалеке грохнуло так, что Славка, бессвязно мыча, наконец проснулся, едва не скатившись с кровати.

Какое-то время таращился на окно, за которым мерцало и сверкало чуть ли не ежесекундно, и после очередного раската окончательно вернулся к яви. За окном бесновалась гроза, кажется, первая в этом году, но какая! Славка покосился на электронный будильник: в полутьме на его табло значилось 5:40. Пожалуй, сновидения на сегодня закончились.

Он сел на кровати и поморгал: не проходило ощущение припухлости под левым глазом. Какая-то кровососущая тварь ночью наградила. Из-под кухонной двери пробивалась узкая полоска света. Видимо, дядьку Веню ночное светопреставление тоже разбудило. Или похмельем страдает. Вениамин Павлович, славкин дядя по материнской линии, жил вообще-то в соседнем подъезде, но иногда вечерами, когда никто не составлял ему компанию, забредал с бутыльком к племяннику, водружался на кухне и не спеша опорожнял ёмкость практически в одиночку, потому что Славке его брюзжание, охи и вздохи были малоинтересны, и привечал он дядьку в основном из сострадания. В прошлом году Палыч схоронил жену, тихую и неприметную женщину, с которой немного не дотянул до серебряного юбилея, и теперь брёл по накатанной многими колее, находя утешение в разнообразных спиртосодержащих жидкостях. Вёл себя, правда, тихо, в приземлениях на пол замечен не был, но и от Славки иной раз приходилось ему отправляться восвояси, в основном по причине присутствия в квартире очередной кратковременной подружки.

Славка вновь взглянул на окно, затем перевёл взгляд на будильник. Непогода непогодой, но обеспокоило совсем другое. Либо он ещё не проснулся, либо часы безбожно врали, либо… А может, густые тучи являлись тому причиной? Славка поднялся — к горлу сразу подступил какой-то мерзкий комок — добрёл до балконной двери и отдёрнул штору.

Нет, кажется, всё же светало, но как-то вяло, не по-весеннему поздно, словно мир за окном перебросило вдруг в унылую хмарь ноября.

Он приоткрыл дверь, и мгновенно, отбросив штору, в комнату разбойником ворвался сырой колючий ветер. Рваные ошмётки облаков, будто стремясь обогнать друг друга, неслись по небу, и у этого неба был цвет прокисшего молока. Невидимый могучий камнепад громыхал и перекатывался где-то у горизонта.

Славка закрыл балкон и направился на кухню, всё ещё испытывая нехорошее подрагивание в организме.

— Привет, дядь. У нас с часами всё нормально?

Декоративные индийские ходики над дверью невозмутимо являли миру те же без двадцати шесть.

— С часами-то? А что с ними должно случиться?

— На улице темнотища какая…

Нахохленный со сна Палыч помешивал круто заваренный чай, поглядывал на племяша исподлобья.

— Стихия, потому и темень. Я все вилки из розеток повыдёргивал, от такой катавасии добра не жди.

Славка сунулся в холодильник.

— У тебя, Палыч, не осталось тут? Хряпнуть бы граммов несколько.

— А что стряслось? — дядька глянул с интересом, — не замечал за тобой, чтоб с утра…

Славка зевнул и потянулся.

— Да ладно, шучу я. Сон дурацкий приснился. Вначале в космосе болтало, потом над землёй носило, ну а в конце в какую-то дыру чуть не провалился. К чему бы это всё? Ни в космонавты, ни даже в лётчики я, пожалуй, уже не гожусь.

Он ткнул кнопку электрочайника. Срочно кофе, и покрепче.

— И вообще ночь как-то быстро прошла, у меня состояние абсолютного недосыпа. Будем, как всегда, спасаться кофием. Литр. А там разгуляемся, — вяло бубнил Славка, слоняясь по кухне из угла в угол.

— Где-то я слышал, что в грозу сны особые бывают, не то к худу, не то к добру, а может — вещие, — Палыч повозился за столом, — а лучше бабёнку заведи постоянную, тогда и сны пропадут.

— Во-во, — вяло согласился Славка, — когда она под боком, мне вообще редко чего снится.

Бросил в чашку две ложки растворимого, залил из чайника и направился к ванной. На полпути вновь почувствовал какую-то несуразность и обернулся. Что за чёрт, на миг Славке померещилось, что на кухне, кроме него и Палыча, присутствует кто-то ещё. Ведь он же ясно расслышал шарканье и бряканье у плиты, в то время как Палыч преспокойно восседал в углу за столом и жмурясь, дул свой чай.

Славка встряхнул головой и потёр виски, это наваждение ему совсем не понравилось. Надо срочно проснуться. Холодной водой из крана по голове, должно помочь.

В ванной долго разглядывал в зеркале собственную физиономию. Злобный попался комарик — вокруг глаза даже темнота расплылась.

Вернувшись на кухню, Палыча он не обнаружил, за окном было уже довольно светло, да и непогода как-то быстро сошла на нет. Странности в жизни, конечно, бывают, но всё же редко, а вот начало рабочего дня приближалось неумолимо. На фабрике по сборке офисной мебели Славка пыхтел второй год, труд был не утомительный и поначалу даже интересный, но постепенно всё приелось, и работа ни особой радости, ни приличной зарплаты уже не приносила. Одно хорошо — ходьбы от дома пятнадцать минут, а многие в посёлке каждое утро проделывают гораздо больший маршрут — пёхом до платформы, ожидание электрички, около часа до Москвы, а там кто куда на метро или маршрутками. Вечером то же самое в обратном порядке. Шли годы, десятилетия, сменились власть, деньги, цены и общественный миропорядок, а круговорот этот, казалось, будет неизменен всегда и поколеблен может быть разве что всемирным катаклизмом.

— Палыч, ты где? Мне пора. Ты надолго тут задержишься?

Славка торопливо приканчивал вторую с утра чашку кофе.

— Я, Слав, ещё часок-другой вздремну да пойду по своим делам, — откликнулся тот из спальни, — может, в деревню поеду.

— Хм, ладно, только не забудь про вилки, что повыдёргивал. Я исчез.

— Какие ещё вилки? — отозвался тот недоумённо.

— Электрические, не кухонные же, — чуть раздражённо буркнул Славка и, выходя в дверь, подумал мельком: какой-то Палыч с утра неправильный. Всегда чуть свет в ларёк за пивом бежит, а тут — чаёк с дремотой. Никак, приболел, водка рано или поздно любого скрутит.

Не успел он спуститься на один пролёт, как в кармане затренькал рингтон из Эннио Морриконе. Ого, голосовое сообщение, ни свет ни заря. Первый раз за всё время обладания мобильником. Откуда взялся такой сервис и кто же это по мою душу? Славка машинально нажал кнопку и поднёс телефон к уху. В трубке раздался женский голос, смутно знакомый.

— Привет, Шумилов. Не могу понять, куда это ты пропал и что у тебя стряслось с телефоном — не то включён, не то выключен — но всё же надо и совесть иметь. Я пока в Москве, кое-какие дела накопились. Найди время, позвони мне по этому номеру, а тот, старый, можешь стереть. Это Алиса, твоя единственная и незабвенная, надеюсь, не забыл ещё? Звони, жду.

На дисплее мобильника торчал неизвестный номер. Та-ак, началось в колхозе утро… Что ещё за лиса-Алиса такая? В принципе, голос смахивает на маринкин, ну та, подружка ещё со школы, с которой славно покуролесили в «Элладе» на прошлой неделе. Да и дома, помнится, знатный ипподром устроили — чуть ножки у кровати не отлетели. Хотя скорее всего это одна из тех, чьё и имя-то по пьяни в голове не отложилось.

Рассуждая так, он спустился до подъезда и вышел на улицу. А тут снова нате-здрасьте. За то время, пока он продвигался вниз с четвёртого этажа, погода вновь осерчала. Грома и молний, правда, не было, но между домами метался неприятный шквалистый ветер, а сверху невидимый шутник вволю поливал посёлок хаотичными водомётными струями. И в желудке внезапно возникло неприятное ощущение пустоты, будто Славка вниз не своими ногами пришёл, а на скоростном лифте приземлился. Чертыхнувшись, он заскочил обратно в подъезд, чтобы раскрыть зонт, и тут его словно палкой по голове шарахнули.

Стоп! Она сказала «единственная и незабвенная». За ногу меня да об стену, это же Алиска! Когда-то действительно единственная и незабвенная его жена, с которой они расписались тогда глупыми восемнадцатилетними детьми и менее чем через год благополучно разбежались. Интересный фортель. Прошло почти девять лет, и чего же ей вдруг понадобилось? И, кстати, откуда у Алисы номер его телефона?

Да кто его знает, предполагать можно что угодно. К примеру, она может работать в компании мобильной связи и иметь возможность… Или через какую-нибудь из болтливых славкиных пассий вызнала. Хотя привычки раздавать свой номер кому попало за ним, в общем-то, не водилось.

Ладно, что гадать, надо, во-первых, ещё раз прослушать это послание, потому как было в нём что-то не так, ну а во-вторых, позвонить. Желание дамы — закон, следует уважить.

Он выхватил трубку из кармана: на экранчике матово переливался известный логотип, смахивающий на букву при входе в метрополитен. А больше в телефоне ничего не было — ни голосовых сообщений, ни звонков, ни смс. Похоже, ночной дурдом плавно перешёл в утренний. А может, это опция такая — самоудаление? В таком случае его бывшая шутит как-то странно. Если это шутка. Надо бы осведомиться у оператора, но Славка не помнил его номер, да и на работу немудрено опоздать, ломая мозги над загадочными непонятками.

Решив разобраться с алисиным посланием позже, Славка раскрыл зонт и перебежками двинулся через дворы знакомым маршрутом. Перепрыгивая через лужи и огибая детские песочницы, он пробирался к главной улице посёлка с незамысловатым названием «Шоссе Центральное», но из головы никак не уходило сие удивительное событие. Хотя необычного вроде ничего и не произошло, если предположить, что первая его любовь (ну, допустим, не первая, а, скажем так — официальная) просто заскучала от отсутствия мужского внимания, а может — вновь находится в статусе разведёнки, вспомнила про «единственного и незабвенного», разузнала каким-то образом его телефон и решила попробовать всё сначала. Поколебать вековую аксиому, что первая любовь никогда не возвращается. Хотя, признаться, и не забывается. А вдруг удастся пересдача экзамена на семейную профпригодность, и прежние «неуды» волшебным образом превратятся в полновесные «пятёрки»? С бабьей точки зрения, возможно, такой сценарий и имеет право на существование: пожили врозь, повзрослели, поумнели, осталась сущая мелочь — вновь сойтись под одной крышей, а в идеале ещё и киндера завести. В общем, жизнь наладится и чувства возродятся. Как в сказочной пьесе, где хэппи-энд обязателен и зрители хлопают.

После развода он и видел-то её раза два-три мельком, и неизменно с каким-то представительным мордатым субъектом, лет эдак под сорок. Чуть позже кто-то из знакомых сообщил Славке, что его бывшая выскочила за делягу-москвича и окончательно перебралась в столицу, вроде бы даже в одно из престижных западных предместий. После этого он ни разу Алису не видел и даже голоса её в телефонной трубке не слыхал. И вот вам сюрприз с утра пораньше — из дальних задворок памяти выплывает полузабытая супруга, фантом, мираж, объект почти виртуальный.

Ну да бог с ней, позвонила и позвонила, всякое в жизни бывает, но всё-же не это грызло сейчас Славку. Разговор какой-то… После девяти лет разлуки женщина так говорить не может. Не должна она с бывшим мужем общаться как с мимолётным донжуаном, который с утреца выскочил в магазин за пивом и исчез бесследно.

Пытаясь заново припомнить всё услышанное, Славка, уже выбравшись на центральную улицу, притормозил под ближайшим деревом, заодно пережидая очередной порыв ветра. «То ли включён, то ли выключен телефон…» Чушь собачья, не отключал он его, по крайней мере последние несколько дней. «Сотри старый номер…» Это какой, интересно? Если речь о мобильном, то во времена их развода такие аппаратики ещё являлись для многих непосильной роскошью. Ага, и самое главное — «куда ты пропал?» Вот это уже полный шандец. Несомненно, всем гадам гад — получил вольный штамп в паспорт, растворился в неизвестном направлении и скоро девять лет как не звонит и не появляется.

В общем, либо это дурацкий розыгрыш, не вполне ещё понятно чей, либо отголоски ночной фантасмагории не дают покоя, не иначе. Ветер в ухо дунул, дождь на башку плюнул, ну и померещилось.

Занятый такими забавными мыслями, Славка не сразу сообразил, что смотрит на странную девицу, приютившуюся под соседним тополем. Мокрые рыжеватые волосы, тёмные брючки, тёмная кофточка с длинными рукавами… Блин, да она же насквозь мокрая! Зябко нахохлившись, девчонка смотрела, не отрываясь, куда-то вдоль дороги. Сновали туда-сюда по этой дороге авто, оставляя за собой водяные буруны, суматошно спешащим прохожим ни до кого не было дела, лишь некоторые бросали на неё косые взгляды и предполагали, видимо, то же, что и Славка. А предполагал он наиболее вероятное: с клиентом не повезло. Свинтус неблагодарный — денег не дал, выкинул бедняжку из тачки посреди улицы и по газам. Но сыпать соль на раны девице такими комментами, конечно, не решился, а лишь участливо посоветовал незнакомке:

— Что же вы мокнете, уважаемая? Хоть бы в подъезд зашли. Давайте провожу.

Он, в общем-то, не ожидал в ответ ничего, кроме какой-нибудь бяки типа «скачи лесом, козёл», но девчонка, обернувшись, лишь молча смотрела на приближающегося благодетеля пустыми глазами.

— У-у, барышня, я, конечно, извиняюсь, но на сегодня нам только наркоты не хватало.

Пробормотав это и сделав изящный полуповорот, Славка проследовал было мимо, но её тихая бессвязная речь заставила его остановиться как вкопанного.

— Помогите мне… Почему никто не хочет выслушать? Я… потерялась.

Славка внимательно посмотрел на неё. По щекам незнакомки текли то ли слёзы, то ли капли дождя. А глаза её уже не казались ему безумными, в них застыл обычный испуг. И сам вид её, потерянный и дрожащий, заставил его решительно шагнуть вперёд.

— Так, гражданочка, давай-ка под зонт и айда для начала в укрытие, — начал он бодро.

— Простите за идиотский вопрос. Где я сейчас нахожусь? — она слабо улыбнулась.

— Ну а что, нормальный такой вопрос. Городок этот носит легендарно-историческое название Комсомольск, а вот жэдэ платформа тут несерьёзная — просто Зяблики, — продолжал он свою дешёвую бодрятину, увлекая меж тем бедолажку к ближайшему подъезду. Мельком глянул на часы — оставалось десять минут. Чёрт, суждено ему сегодня добраться до своих рулеток и шуруповёртов или нет? Последний рабочий день — и такая веселуха с утра.

— Я, конечно, извиняюсь, мэм, но вы хоть имя своё помните?

— Лилия, — ответила она после некоторой паузы.

— Лилия-фиалка-незабудка… — пробормотал он себе под нос, — что ж, для начала уже неплохо. Если ты ещё и адрес свой назовёшь, будет совсем отлично. Видишь-ли, Лилия, у меня до начала рабочего дня остались считанные минуты, а начальник у нас мужик вреднючий, и надо с тобой что-то решать.

— Адрес? Если бы я помнила свой адрес, то не просила бы помощи.

Она напряжённо выдавливала слова, похожая на нерадивую школьницу, вспоминающую у доски какой-то мудрёный текст. Ситуация начинала смахивать на мизансцену из дешёвого спектакля. Или на подставу, и тоже дешёвую. Славка покосился по сторонам — не подгребают ли в пределах видимости хмурые абстинентные организмы, отягощённые желанием навязать блиц-общение: — мужик, дай мобилу, звякнуть треба — а чегой-то ты к нашей бабе пристал? — куртяк у тебя ничо, да и ходунцы тоже — и вообще, хорош шнифтами лупать, давай делись моральным ущербом…

— Сумку я потеряла. Это совсем плохо, — сокрушённо сообщила она, — слушай, парень, у тебя здесь есть где… Мне надо обсушиться, придти в себя, успокоиться, да просто поспать в конце концов. Я должна вспомнить, как это всё случилось.

— Парня зовут Вячеслав, — поразмышляв, буркнул Славка, — и место у него есть. Но для начала я должен кое-что посмотреть. Засучи рукава, девушка Лилия, и без обид, пожалуйста.

Она недоумённо смотрела на него, не делая никаких движений, и пришлось довольно бесцеремонно задирать ей рукава и в темпе проводить нехитрую проверку. Несомненно, в другой ситуации она бы обязательно вспылила, а сейчас просто тихо расплакалась.

— За кого ты меня принимаешь?

Он наклонился к ней — даже спиртного не ощущается — и успокаивающе проговорил на ушко: — Ну всё, не реви, Лиля-незабудка. Сейчас я позвоню кое-куда и отведу тебя домой.

Он схватил телефон, пролистал контакты и набрал Вовку Чигиря, напарника по цеху.

— Вован, привет! Проблемка у меня возникла — дурней не бывает, — начал он врать, даже не задумываясь о правдоподобии, — тут дядька вчера замок у меня по пьяни ставил, ну и вот… В дверь теперь не выйти, а из окна на улицу с четвёртого этажа тоже некомфортно. Ремонтёру этому позвонил, он скоро подойдёт и с той стороны откроет. В-общем, где-то через час буду, ты там Бычку объясни, чтоб не рычал.

— Слав, да ты расслабься! — радостно закричал в трубку Чигирь, — сегодня выходной у нас образовался.

— Что так?

— Так ночью же гроза была, утром электрики пришли, а на фабрике тихо и глухо. Работы у них тут до вечера, говорят — трансформаторы поплавились. Я ещё здесь, не ушёл. Бычку, конечно, скажу, но ты отметиться всё равно подойди.

— Лады, Вовик, спасибо за благие вести. Бывай.

Они стояли близко друг к другу, Лилия безучастно-отчуждённо смотрела по сторонам, а Славка, почти освоившись в общении с незнакомкой, оглядывал её уже не таясь. Зеленовато-серые глаза, золотая цепочка с сердечком, кофточка с наивной розой на левой груди. А это что за интересная отметина в районе ключицы? Ай-яй-яй, похоже, у нашего цветочка имеется страстный кавалер.

Нет, деваха вполне даже ничего, и если она не ведёт с ним какую-то хитрую игру… Он набрался храбрости, взял её холодные руки в свои и слегка сжал, согревая. На безымянном пальце её левой руки поблескивал перстенёк с изящным вензелем «Л».

— Совсем замёрзла, незабудка?

Наверное, впервые за всё время она посмотрела на него… нет, не заинтересованно, а так, с некоторым удивлением. А ещё показалось, что во взгляде её промелькнуло нечто, свойственное не молодой девице, а тёртой сорокалетней бабе. Единым разом взвесила, обмерила и ценник прилепила.

— Кажется, мы больше не дуемся? Ну, тогда вперёд.

Славка вёл её проходными дворами к своей берлоге, чувствуя обращённые на них удивлённо-насмешливые взгляды редких прохожих, держа за руку, словно заблудившегося ребёнка, и размышлял одновременно о двух вещах. Да, она вполне может оказаться обычной привлекательной аферисткой, работающей «на доверии» или как там это называется. Подловить простягу-работягу наподобие холостяка Славки Шумилова даже не проблема, а так, разминка, азартное удовольствие. И потащит сексуально-озабоченный баран эту кралю до хаты, гордый собой до невозможности. И будет с утра, содрогаясь от клофелинового отходняка, взирать на свою опустевшую фатеру, и проклинать ту минуту, когда… Если жив останется.

Но, как не крути, вероятность такого мрачного развития событий всё-же мала. В дальних подмосковных посёлках прохиндейкам подобного сорта делать нечего. У них в первопрестольной — море жизнедеятельности, океан возможностей. Устроила человеку «динаму с экспроприацией» и исчезла в людском безбрежье. А у Славки что взять? У него мятая сотня в кармане да несколько тысяч дома, запрятанных в укромный уголок от случайных сопостельниц и ненадёжного Палыча. И, кстати, о дядьке. Придётся уговорить того присмотреть часок за нежданной гостьей. Пока она греется в ванне, пока чистит пёрышки и приводит себя в порядок, Славка в любом случае успеет обернуться. Лишь бы зловредный Бычок не загрузил в отместку за опоздание какой-нибудь хренью типа навести порядок в цеху или покрасить входную дверь. А Палыча, так и быть, отблагодарю пивом.

Они были уже на подходе к славкиной пятиэтажке, когда родственник собственной персоной показался из подъезда. Глянул на небо, нахлобучил капюшон и целеустремлённо потопал наискосок через двор. К магазину, больше некуда. Пришлось свистеть и догонять.

— Вениамин Палыч, дражайший, — с фальшивой ноткой воскликнул Славка, — ну и куда ж это мы навострились? Вздремнуть, помнится, собирался?

Палыч стоял, поджидая племяша, смотрел недоверчиво.

— Куда мне дремать, только что глаза продрал. Мне, бесхозному, путь один — до магазина и назад.

Ну, Веня свет Палыч, пора урезать твои визиты, с раздражением подумал Славка. Стоит, дураком прикидывается… Усыпил бдительность, я — за порог, а он — за пузырём. Да чёрт с ним, с пузырём, он же наверняка сейчас бы парочку корешей своих дворовых, собратьев по разуму, приволок на квартиру, сабантуйчик бы устроили. У самого-то дома мыши сдохли, а тут какой-никакой закусон имеется.

Но озвучивать сии нотации пока не решился, потому как нужен был ему сейчас дядька.

— В общем, Палыч, объясняю наспех, подробности потом. В магазин ты, конечно, сгоняй, но потом возвращайся ко мне. У нас на фабрике авария, работы сегодня нет, но появиться для отметки надо. Видишь ляльку?

— Ты где таких с утра подбираешь? — усмехнулся тот.

— Да заблудилась она, не на той остановке сошла… Потом, потом объясню. Сейчас я её временно пристрою, пусть хоть согреется да обсушится, а ты приди и присмотри за ней, пока я бегаю. Идёт?

Палыч, недолго подумав, пожал плечами.

— Да подойду, конечно. Присмотрю.

Затем добавил, поглядывая на девчонку:

— Только знаешь, Слав. Я, конечно, тебе не указ, но ты бы поосторожней с этими… случайными. Твоя доброта тебе-же когда-нибудь боком выйдет. Время сейчас дурное, люди ненадёжные.

Повернулся и поспешил своей дорогой. Что ж, и так бывает: только что Славка готов был обрушить гнев на коварного родственника, а тот сам его взялся жизни учить.

Дома он сразу отправил Лилию в ванную, а сам на кухне принялся сочинять немудрёную трапезу. Шумела за стенкой вода, Славка занят был кулинарными манипуляциями с сардельками, майонезом и пресными магазинными помидорами, и мысли его вертелись вокруг извечного. Набраться наглости и зайти к ней в гости? Где-то в журнальном столике презерватив завалялся… У неё же вся одежда мокрая, может, девка комплексами не страдает и выйдет оттуда прямо голышом?

Наивный. Едва он предположил такое шикарное развитие событий, как её растрёпанная голова показалась из-за двери.

— Слав, не найдёшь какой-нибудь халат?

Он сорвался с места.

— Извини, не сообразил. Сейчас организую.

Порывшись в платяном шкафу, он обнаружил на крайней левой вешалке шёлковый голубой халат, оставшийся в память о матери. Пожалуй, для Лилии будет великоват, но другого всё равно нет. Деликатно поскрёбся в дверь.

— Повесь на ручку.

Без вариантов, остаётся ретироваться на кухню к собственной стряпне.

Искоса Славка наблюдал, как она выходит, смотрит на себя в зеркало, шарит по столику в поисках расчёски, начинает приводить в порядок мокрые непослушные кудряшки. Не выдержал, приблизился к ней, осторожно обнял за плечи и тут-же ощутил, как она напряглась. О кей, повременим ручонки распускать, девчонка и впрямь не в себе, не отошла ещё.

— Я там что-то съестное сварганил, пойдём перекусим.

— Пойдём, — отозвалась она послушно, — только мне шмотки надо куда-нибудь развесить, они же все мокрые.

— Да повесь вон хотя бы на дверь.

За столом они наконец вновь оказались лицом к лицу и какое-то время молчали, ковыряясь каждый в своей тарелке.

— Ну рассказывай, прекрасная незнакомка, — прервал молчание Славка, — как это так интересно у тебя получилось — заблудиться в посёлке площадью два гектара и дюжиной улиц? Может, на тебя отморозки какие напали? Ну там — по голове дали, сумку отобрали…

Его вопрос перебила соловьиная трель звонка, Славка выскочил к входной двери, открыл Палычу, спровадил того в дальнюю комнату и вернулся к гостье.

— Пойдём, Лиль, в залу, там пока расположишься.

Они продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, Лилия бродила по комнате, оглядывала обстановку, задержалась у фотографии родителей, но вопросов пока не задавала. Вышли на балкон, он вновь попытался её расшевелить, и наконец незнакомка заговорила.

— Бить не били, но кто-то гнался. Я почему-то помню только то, что было перед грозой, да и то смутно, обрывки какие-то. Железнодорожная платформа. Кажется, я электричку ждала. Сумочка у меня была, чёрная, дорогая, жалко до ужаса… Женщина со мной, незнакомая, и какой-то парень. Туча висела, темно было. Нет, вру, парень тот не с нами был, он в стороне стоял и кричал что-то. А может, бежал за нами. Потом гроза. Страшная гроза началась, молнии…

Она взглянула на него.

— Я думаю, нас молнией ударило. Не помню, куда те двое подевались, и вообще… Вроде как ветром меня подняло и понесло куда-то. И в себя я пришла уже там, под деревьями. Такая пустота в голове, словно из неё мозги вытащили. Долго стояла, ревела от страха. И ведь хоть бы кто подошёл — все мимо бегут, никому дела нет. Словно ослепли. Ну а потом ты появился, причём как-то неожиданно появился. Я даже не заметила, с какой стороны…

— Да очень просто появился, от станции я шёл, от Мелиоративной. А по поводу окружающих — вон дядька мой правильно сказал — и время дурное, и люди ненадёжные. Всем на всех чихать, и заинтересовать ты могла разве что скучающих сержантов-пэпээсников, — пробурчал Славка и продолжил полушутливо, — а ты знаешь, я сегодня тоже летал. Во сне. Красиво было, ярко, весь земной шар видел, как с космической станции. Прямо кино какое-то. Хэппи энда, правда, не вышло. Засосало меня в чёрную дыру, и пришлось срочно просыпаться.

Он заметил её пристальный взгляд и ободряюще улыбнулся.

— Ну, что-нибудь ещё вспомнила?

— Вспомнить не вспомнила, просто кажется мне, что я тебя где-то встречала. Во всяком случае, голос точно знаком.

Она обернулась.

— И ту фотографию тоже видела. Это твои родители?

Последняя фраза являлась скорее утверждением, нежели вопросом.

— Да. Только это не отец, а отчим. Усыновил меня когда-то. Ну, так получилось… Они оба были геологами и пропали без вести где-то на Северном Урале.

— На Северном Урале… — эхом повторила Лилия, запнулась и ничего больше не сказала. Они одновременно посмотрели друг на друга, в её глазах стоял мучительный вопрос. Она вообще то и дело принималась смотреть на него с необычным и странным выражением. Словно просверлить пыталась.

А может, всё гораздо прозаичнее? Может, красуля всего-навсего из психиатрической клиники слиняла? Разыскивать ведь начнут, тогда точно проблем не избежать. Шизофреников — их, говорят, сразу и не распознаешь. Неуютный расклад вырисовывается, малоприятный. В памяти всплыли вычитанные где-то термины: шизотипическое расстройство личности, ригидность, бодерлиновый тип… Несколько лет подряд зажигала одна такая в Комсомольске, по кличке Люся-Мойдодыр. В обычные дни — как мешком из-за угла пришибленная, но раза три в год, в периоды обострений — неизменно являлась со шваброй наперевес к зданию администрации и истово, ожесточённо тёрла ступени и входное пространство перед дверями — микробы выводила. С пламенным обличением продажной власти и прочим звуковым сопровождением. Потом исчезла в одночасье. Говорят, в водохранилище утопла.

Лилия судорожно вздохнула.

— Такая каша в голове… Провал, дурной сон. Никак не избавлюсь от ощущения, что целый кусок жизни мимо пролетел. А проснуться сил нет.

У неё вырвался непроизвольный всхлип, и Славка успокаивающе погладил её по плечу. Они помолчали, глядя вниз, на накрытый непогодой посёлок.

— Что за чертовщина, мне даже балкон этот знаком, — пробормотала Лилия, нервически усмехнувшись. Славка пожал плечами, глянул на часы и спохватился.

— Ладно, незабудка моя, ты ложись отдыхай, а я всё-же сгоняю на фабрику, а то влетит. Вот диван, вот пульт от телевизора, дядю звать Вениамин Павлович, он в соседней комнате, обращайся к нему, если что. Ну а я постараюсь побыстрее…

— Дачная, — вдруг произнесла Лилия.

— Что Дачная?

— Сама не знаю. Почему-то пришло в голову. Может, платформа такая. Или улица.

Она лежала на диване, свернувшись калачиком, и смотрела уже без прежнего смятения. Он не сдержался, уже от дверей вернулся к ней, сел на диван и чмокнул таки в щёчку. Лилия не отстранилась, только чуть удивлённо приподняла брови.

— Славик, а ты случайно не женат? А то заявится, пока тебя нет, и выкинет меня на улицу прямо в этом халатике.

Он отрицательно помотал головой и спросил в свою очередь:

— Кстати, ты своего-то помнишь?

— Кого, мужа? — она даже засмеялась, — не-ет, я не замужем. А с чего ты взял?

Подколоть её, что ли, на предмет интимных пятнышек, или рановато пока?

— Ну не обязательно мужа. Друга там, например…

— Насчёт друга не знаю, но мужа точно нет.

— Вот видишь, дело на поправку пошло — имя есть, не замужем, Дачную вон какую-то вспомнила. Так, глядишь, к вечеру вернёшься… с небес на землю.

Проходя мимо соседней комнаты, стукнул в дверь.

— Палыч, я ушёл.

Уже открыв дверь, услышал её тихое «возвращайся скорее».

Выскочил на пропахшую кошками лестницу и понёсся вниз. Что сказать? Чудеса-не чудеса, но события складываются в интересном ключе и, можно так выразиться, попахивают скрытой тайной…

Мастер сборочного производства Павел Сергеевич Бычков Славке даже рта не дал раскрыть. В обычные дни с утра и примерно до трёх этот лысеющий габаритный мужик представлял собой язвительного и желчного типа, бродил шатуном по помещениям, подолгу торчал в дверях цеха, обозревая рабочий процесс, а дымокуров из беседки выгонял просто: подходил и вставал над душой, заложив руки за спину и не говоря ни слова. Стоять приходилось недолго — секунд через десять курилка пустела, а народ, матерясь под нос, расползался по своим углам. А отловив в дальнем закутке любителя пофилонить, голоса не повышал, но говорил ровно и назидательно: — Даже не пытайся. Я неизбежен, как победа коммунизма. Но коммунизм был уже позавчера, а увольнение твоё — вот оно, на носу повисло.

Лишь ближе к концу дня, когда сборка заказов подходила к концу, Бычок мягчел, уходил в кабинет и копался там с бумагами. И можно было предположить, что дома, в обществе наверняка такой-же объёмной супруги и прочих домочадцев, он был душкой, балагуром, добродушным свойским мужиком. Но сегодня, да ещё после ночного ЧП…

Не глядя на Славку, он бросил брезгливо:

— Ты эти сказки про заклинивший замок и прочее можешь заливать кому угодно — президенту, мэру и даже девушкам вольного поведения, но никак не мне…

Славка молчал, не встревал, он согласен был выслушать любой понос, лишь бы чёртов Бычок отпустил поскорее.

— Ты, Шумилов, не байки мне травить должен, а должен ты быть озабочен, ну например тем заказом, что со вторника у нас на шее висит. Забыл? Сорок шкафов-купе на Москву, пятнадцать витрин на супермаркет в Дмитров плюс разная мелочёвка. Что скажешь насчёт того, чтобы выйти завтра, часиков до трёх? — зудел мастак, наблюдая за электрической суетой.

Славка, поджидавший это каверзное предложение, тут же понёс заготовленную по дороге зыбкую легенду об абсолютной невозможности своего выхода в субботу, нутром чуя состояние Бычка, закипающего, как трёхкиловаттный бойлер. Если начнёт изрыгать что-нибудь привычно-приятное, брошу заявление. Пошли они со своими опилками. В Москве работу найду, не проблема.

Тут кто-то из электриков, копошащихся в углу в чреве распредщита, окликнул Бычка, и ситуация разрешилась более-менее мирно. Начальственный перст ткнул славкину грудь.

— Знач-так! В понедельник — ты лично — от восьма до восьма! Работёнкой обеспечу, можешь не сомневаться. И скажи спасибо Чигирю, что тот на завтра согласился. Всё, катись отсюда, надоел.

И Славка, слегка оплёванный, но счастливый, припустил к фабричной вахте со скоростью спортивного ходока. В дверях проходной просматривались правый глаз, правое плечо и правая рука с дымящимся чинариком. Пашка Сысоев, вечный вахтёр, давненько уже сосланный сюда из цеха за фатальное бракоделие, левой стороной своего организма находился в телевизоре, где повторяли вчерашний полуфинал Кубка УЕФА, а правой отслеживал возможное приближение грозного начальства, потому как «ящик» в дневное время был под строгим запретом.

— Паш, я смотрю, ты в бессменные часовые записался? — крикнул ему Славка, — по-моему, третий день не меняешься.

— Приходится, — пожал плечами флегматичный Сысой, — один сменщик в отпуске, со вторым непонятка, никак не разберутся — то ли на больничном, то ли на пробку подсел. Да по мне лучше тут загорать, чем на даче с тяпкой корячиться.

Славка уже выскочил за ворота, как его осенило. Кстати, о дачах…

— Павло, выручай, что-то никак не соображу. Ты, как местный старожил, просто обязан знать — есть в посёлке улица Дачная? В центре точно нет, это я знаю, может, где на спальном новострое?

Сысой с равнодушным видом пускал дым, молчал, потом щёлкнул окурок через ворота.

— Не, нету.

— Жаль, ну ладно…

— А знаешь, где есть? — сказал тот вслед, — в самих Зябликах, километра три топать надо. Глухомань, деревня, частный сектор. Две или три трёхэтажки посередь огородов — это вроде и есть Дачная.

— Вот это другое дело. Благодарствую, друг, ты настоящий диггер местных закоулков, — воодушевился Славка, — если это то, что мне нужно, ставлю пиво. Счастливой службы.

Славка был уверен, что ленивые пашкины мозги забудут этот разговор через пять минут, и что неведомые чужие проблемы и даже обещанное пиво ему сугубо фиолетовы, но по крайней мере ситуация с незнакомкой могла окончательно проясниться уже в ближайшее время. В ближайшее — если это та самая Дачная.

Он шагал по окончательно проснувшемуся Центральному шоссе, непогода окончательно сменилась солнцепёком, слились в мерный неумолчный гул шарканье снующих мимо людей, рокот авто и шелест тополей. Улица казалась нескончаемой, ноги вязли в асфальте, как в зыбучем песке, и Славке начало мерещиться, что он давно уже миновал нужный перекрёсток у дома 12, где нужно было сворачивать налево. Он замедлил шаг — а может, он вовсе не шёл, а стоял на месте? — и огляделся, причём эти простые действия потребовали некоторых усилий. Впереди сидели на скамейке и щебетали две юные мамаши с колясками, блондинка и брюнетка. У последней дымилась в пальцах узкая длинная сигарета. Славка почему-то никак не мог разобрать их речь, хотя разноцветные девы находились всего в нескольких метрах от него.

Что-то солнце здорово припекает для такого раннего времени. Он невольно глянул на часы, и стало совсем не по себе. Почти полдень! Он что, уснул на ходу? На ватных ногах Славка добрался до следующей скамейки и обессиленно плюхнулся на неё. Перед глазами плавала неприятная чёрная клякса, чем-то похожая на алчный водоворот из ночного кошмара, а сквозь вату в ушах упорно пробивался чей-то неумолчный неразборчивый шёпот. Наверное, это и есть солнечный удар, успел подумать он, откинул голову на спинку скамьи, закрыл глаза и в тот же миг — именно так, с закрытыми глазами — увидел самого себя, сидящего в пустоте напротив. Двойник, антипод, жутковатая симметричная проекция. Славка не успел ни поразиться, ни испугаться невероятному видению; все звуки в мире исчезли, сменившись пустым чёрным безмолвием, и он отключился.

…Он пришёл в себя от ощущения того, что кто-то упорно щекочет левое запястье. Разлепил глаза: шаловливые ручки неумело пытались расстегнуть золочёный браслет часов. Попытка сцапать злоумышленника оказалась слишком неуклюжей. Пришлось лишь проводить взглядом улепётывающего со всех ног мальчугана в шортах и красно-синей майке. Сзади на майке красовались цифра 10 и надпись RONALDINHO.

Перевёл взгляд на соседнюю скамейку. Ни блондинки, ни брюнетки. Вообще никого.

Ну, за Роналдиньо мне, пожалуй, не угнаться, вяло подумал Славка, сделал попытку встать, и тут его замутило так, что он мгновенно очутился под ближайшим тополем. После обильной рвоты стало заметно легче, и Славка, прячась под деревьями, поспешно ретировался прочь от места своего свинства.

Когда-то с дружком детства они пытались таким-же бесхитростным способом залезть в карманы к прикорнувшему незнакомому дядьке. Дядька оказался на удивление трезвым, ловко схватил обоих за шиворот и поволок в ближайшее отделение. Они вопили в две глотки, что больше так не будут, и умоляли страшного мужика не отдавать их на съедение ещё более страшным милиционерам. Гражданин тогда сжалился и отпустил-таки их, отвесив напоследок по смачному подзатыльнику…

До дома 12, оказывается, он не дошёл всего ничего. Пересёк «зебру» и, убыстряя шаг, двинулся через знакомые дворы. Если обморок — следствие солнечного удара, то всё не так страшно. А вот если это отравление утренними сардельками, то девушка Лилия на данный момент навряд ли испытывает благодарные чувства к своему спасителю.

Прочь мрачные думы, скорее домой! Холодный душ, вежливо выставить Палыча вон, а потом… Грустная незабудка ждёт на диване, и два несчастных создания просто обязаны утешить друг друга самым незамысловатым образом. А улицу Дачную они пойдут искать попозже, вечером. А лучше завтра. Или послезавтра.

Так почему-же не оставляет пришедшее невесть откуда ощущение досадной утраты? Что-то он упустил, куда-то опоздал, кого-то проворонил… Словно долго гнался за подножкой последнего вагона уходящего поезда. Перрон закончился, состав набрал ход и, показав на прощание красные фонари, исчез за поворотом. А Славка, запалённо дыша, лишь взглядом его проводил.

И, едва открыв дверь, он сразу понял, что в квартире никого нет. На кухне — кислая застарелая вонь дядькиных сигарет, в зале — ни следа чьего-либо недавнего присутствия, телевизор выключен, пульт на столике, балкон закрыт. Через открытую дверь спальни видна небрежно заправленная постель: понятно, Палыч валялся, дул своё пиво. Пустых бутылок, правда, не видать. Славка прошёл на кухню, посуды не было и там. С собой, что ли, забрал, крохобор, копеечная душа?

Да чёрт с ним, с Палычем. Что-то не складывалось со славкиной гостьей, удивительным образом попавшей в его квартиру и неожиданно испарившейся. Досадно, обидно, могла бы и записку оставить, вон ручка в прихожей на зеркале. Объяснить её бегство можно только одним — пришла наконец в себя, запаниковала, засуетилась, надела ещё невысохшую одежду и убежала. А Палыч — это единственный, кто может поведать суть происшедшего.

Славка подошёл к телефону, взгляд его снова упал на шариковую ручку, и он на минуту задумался, затем пошарил по карманам. Вообще-то он совершенно точно сунул её утром во внутренний карман, перед самым уходом. Теперь-же там пусто, а ручка по-прежнему валяется на зеркале. Впрочем, это может быть и другая ручка, а малолетний воришка успел-таки в карман слазить?

Ладно, не о том думаешь. Славка набрал палычев номер, в трубке тянулись унылые длинные гудки. Нет, надо самому спуститься, Славка не посещал его нору добрых месяца три, может там и телефона-то уже нет? Прямо в тапках он отправился в соседний подъезд, а поднявшись на второй этаж, испытал секундное замешательство. Дядькина дверь, ещё недавно являвшая собой набор фанерных заплат, оказалась аккуратно обитой свежим чёрным дерматином, и золочёная цифра 28 красовалась на ней. Не может быть! Неужто руки дошли, в кои-то веки?

Славка названивал минут пять, но ни стука, ни скрипа не доносилось изнутри. Нету Палыча, бродит неведомо где «по своим делам». Интересно знать, какие у него, безработного выпивохи-тихушника, дела? И какую такую деревню он поминал? Нет, ну надо же, преспокойно смылись сразу оба, и никто не удосужился даже пару слов нацарапать. В раздражении Славка пнул шмыгнувшую под ноги кошку и отправился к себе. Ещё какое-то время потерянно бродил по квартире, потом в голову пришла мысль проверить тайник. Сунул руку под днище платяного шкафа, нащупал самолично изготовленный кармашек, вытащил сложенные вдвое купюры. Судя по толщине, все десять тысячных были в наличии. На всякий случай пересчитал. Ха, оказалось двенадцать — маленький, но приятный сюрприз. Когда и зачем он добавил в заначку две лишние купюры, Славка припомнить не смог, но излишек изъял не раздумывая и задвинул тайник на место.

И всё-же какой-то детали в интерьере явно не хватает. Можно даже сказать, квартира словно бы чужой кажется. Запах какой-то… неродной, что ли. Во всяком случае, в прихожей определённо ощущается дорогой дамский парфюм — едва заметный, лёгкий, остаточный. От незабудки? Да какие там духи, она в таком виде пришла — будто в речке прополоскали.

Прошёл в залу, включил телевизор, хотел завалиться на диван и тут же вспомнил. Нигде не видно халата. Приватизировала в качестве благодарности? Вновь вернулся в спальню и открыл шкаф. Да нет же, халат висел там, где ему и положено — на крайней вешалке слева. Что-то слабо верится, что в Палыче вдруг проснулся заботливый домохозяин и он решил прибрать вещь на место. Тогда уж мог бы и постель за собой застелить по-человечески.

Славка ещё раз набрал его номер, выслушал несколько гудков и поплёлся в ванную. Ну вас всех к едрене фене, принимаю душ и спать, спать! И если до вечера загадочная девушка с цветочным именем не объявится, проведаю Гордея и нажрусь как последняя свинья.

После душа Славка долго ворочался на диване, то закутываясь с головой в плед, то тупо пялясь в телевизор, где тянулась одна из бесконечных «мыльных» жвачек. Сон упорно не шёл, взбудораженный мозг отказывался отключаться. Какое-то сериальное нагромождение свалилось с утра на его бедную голову, а он не Шерлок Холмс и даже не доктор Ватсон, чтобы пытаться распутать всю эту несуразицу. Сон, реальный до тошноты, изумительное алискино послание, девчонка эта беспамятная, появившаяся непонятно откуда и исчезнувшая без следа, словно привидение. И, наконец, дурацкий обморок посреди улицы, вот уж ни к селу, ни к городу. То и дело память натыкалась на малообъяснимые препоны и занозы, никак не дающие восстановить внятную картину этой умопомрачительной пятницы. Не день, а куча мала. Полотно импрессиониста. И до вечера, между прочим, ещё далековато.

Время — вот главная загадка, сделал наконец вывод Славка. Время — не стыкуется. Ну никак не мог он угробить два с лишним часа, продвигаясь от фабрики до дома 12. Ползком и то быстрее бы получилось. А утро? Мутное, мрачное, похожее на угрозу. Словно из одного сна в другой попал, а окончательно пробудился лишь на улице.

А может, и не пробудился вовсе?

Каков следующий вывод? А вывод, как ни крути, фантазийный: на обратном пути, примерно в том месте, где Славке встретился мокрый цветок по имени Лилия, накрыло его некое наваждение, полуявь-полусон, волна беспамятства, называй как хочешь. И с Лилией, до него, возможно произошло нечто подобное. Правда, версии такого рода с удовольствием принимает на веру разве что медперсонал психушек, но кто знает, кто знает… Хотя, помнится, те молодые мамки сидели-трепались как ни в чём не бывало и бежать блевать в кусты вроде не собирались. Их-то ничего не накрыло?

Славка протянул руку к электронному будильнику и нажал кнопку календаря. Загорелась самая что ни на есть сегодняшняя дата — пятница, шестнадцатое. Этот простой и очевидный факт привёл его в состояние относительного равновесия, да и валяться уже надоело. Лупать глазами в потолок и гадать на кофейной гуще можно до бесконечности, так, глядишь, верхняя часть организма и впрямь начнёт шуршать шифером. Палыч, скорее всего, объявится ближе к вечеру, причём на его адекватность можно только надеяться, поэтому не выяснить ли положение вещей самому? В частности, совершить променад в недалёкие Зяблики. Чёткого плана в голове у Славки не было, но если Дачная и вправду представляет собой две или три трёхэтажки, то найти гражданку с не самым распространённым именем и чёткими приметами не должно составить труда. Нехитрый опрос соседей слева-направо, и — малоприятная перспектива нарваться на любвеобильного приятеля незабудки, и хорошо, если тот не окажется саженным бугаём и дело ограничится пытливыми встречными вопросами на тему «а ты кто такой?» Чуть поразмыслив, Славка сунул в карман ручку и свёрнутый тетрадный листок — на случай, если придётся оставлять записку — спустился вниз и, безрезультатно постучавшись в очередной раз к дядьке, двинулся по Мелиоративной в сторону платформы.

Ночная вакханалия, похоже, окончательно повернула природу к лету. Жарило по-прежнему немилосердно, чуть слышно шелестела жестяная листва, на школьной спортплощадке азартно носились младшеклассники, и зычно покрикивал бравый физрук. Лёгкий ветерок облегчения почти не приносил, и Славка, памятуя о недавнем конфузе на Центральном, невольно спешил добраться до поворота в парк. Там была прохлада, и узкая тропа, петляя по опушке вдоль железнодорожной насыпи, вела коротким путём собственно в Зяблики. Прошагав здесь какое-то время, огибая невесть откуда взявшиеся здесь кучи мусора, Славка стал ловить себя на мысли, что тянет пустышку. Сколько их в Подмосковье, этих Дачных — посёлков, деревень, улиц? Кажется, на белорусской линии есть платформа с таким названием. Да и эта глухая зябликовская улочка — совсем не обязательно место жительства сбежавшей девчонки.

Ладно, для самоуспокоения будем считать это просто прогулкой ради праздного любопытства. Хотя бы потому, что улица с таким названием в наших краях скорее всего — единственная.

В Зябликах он первым делом направился к ближайшему торговому павильону и охладился банкой пива. Затем ещё с полчаса блуждал по местным стрит и авеню и, наконец, прошагав метров сто по Дружной, упёрся в Дачную. Совсем как на дорожном знаке «тупик». Действительно, три типовые трёхэтажки с двускатными крышами. Слева — нагромождение сараев из горбыля, справа — калитка и щит с неровной надписью масляной краской «Садово-огородное общество «Рассвет».

Ну что, начнём, помолясь, подумал Славка и шагнул, как в омут, в подъезд левого дома. Роль следователя или участкового его не вдохновляла, но по крайней мере он не совершает ничего противозаконного, и если у жильцов возникнут подозрения и щекотливые расспросы, ему есть что поведать. За первой дверью находился малец, явно проинструктированный старшими — открывать не стал и на славкин вопрос тут же заявил, что не знает никакой Лилии. За второй дверью царила тишина, а из третьей, едва Славка протянул руку к звонку, выплыла корпулентная тётя в красном халате, с тазом, полным мокрого белья.

Секундная пауза.

— Извиняюсь, я немного не вовремя…

Тётя оказалась не из пугливых и попёрла на выход, невозмутимая, как бульдозер.

— Ну говори, говори. Кого ищешь?

— Видите ли, мне нужна девушка по имени Лилия, она живёт в одном из этих домов. Роста небольшого, лет ей примерно двадцать три — двадцать пять, волос такой… рыжеватый. Фамилию, к сожалению, не знаю, — бубнил Славка, поспешая следом. Тётка остановилась, уже выйдя на улицу, и только тут Славка заметил, что она показывает ему глазами куда-то наверх.

— Надо мной, на третьем, есть такая, — бросила она через губу, — уж не знаю, та или нет. Ты пока не выходи, обожди здесь.

Гражданка поковыляла развешивать бельё, а Славка послушно прирос к косяку подъездной двери. Неужели вот так, с ходу, повезло, думал он, глазея по сторонам. Возились в пыли разморённые куры, а трёхцветный гордый петух, стоя в сторонке на одной лапе, обозревал округу и время от времени бдительно косился на Славку.

А тётка молодец, оперативно сообразила насчёт конспирации. По каким-то соображениям нежелательно ей, чтобы сверху срисовали подозрительного визитёра.

— Ты из милиции, что ли? — вполголоса спросила она по возвращении. Вопрос был ожидаемый.

— Нет, я её др… Просто знакомый.

Тётка криво усмехнулась.

— Видите ли, с этой Лилией непонятная история приключилась. Я её встретил сегодня утром у себя, в Комсомольске, на центральной улице. Шёл дождь, и она была вся промокшая. Мне сказала, что заблудилась, а живёт на какой-то Дачной. Ну вот я и разыскал эту самую Дачную.

Славка начал слегка привирать, чтобы рассказ не выглядел чересчур фантастично. Если начнёшь излагать, как обстояло на самом деле, гражданка слушать эту галиматью не станет, отмахнётся и уйдёт.

Наверху хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться по лестнице.

— Пойдём-ка в дом, фантазёр. А то у меня там пригорит.

Они зашли в тесную прихожую, заставленную чуть не до потолка какими-то коробками. Из кухни тянуло чем-то вроде рассольника, и что-то ещё там парило и шкворчало.

— Ну почему же фантазёр, я же рассказываю, как есть. Отвёл её к себе обсушиться, оставил на попечение своему дяде, сам отлучился ненадолго по работе, вернулся — нет ни его, ни её. Вспомнил про Дачную, ну и решил вот прогуляться, узнать, что да как…

— Ладно, всё я поняла. Тебя как звать-то, молодой человек?

— Вячеслав.

— Ну а я Надежда Алексеевна. Не обижайся, но рассказ твой я поняла по-своему: девка от тебя удрала не просто так, а с приватизацией, вот ты её и разыскиваешь. Ну, признавайся, так дело обстоит?

— Вот именно что не так! — горячо возразил Славка, — я, честно говоря, и сам удивился — всё на месте, ничего не тронуто, и деньги почти на видном месте лежат. Дело в том, что она и не собиралась никуда уходить, она мокрая вся была и… испуганная какая-то.

Хозяйка покачала головой и пробормотала себе под нос с прежним насмешливым недоверием:

— Вот уж это на неё не похоже.

Славка, почувствовав слабую зацепку, поспешил добавить:

— У неё ещё цепочка была на шее и перстень на левой руке, серебряный, с буквой Л. Да чего мы сидим гадаем? Может, наша потеряшка давно дома сидит, надо вызвать её, и всё выяснится. Если это какая-то другая Лилия, что ж, пойду дальше спрашивать.

— Не, друг Славик, других Лиль тут нет, да и эта появилась у нас с месяц назад, комнату она снимает у Лисовских. С перестроечных времён здесь живу, домики эти всегда служебные были — железная дорога когда-то для своих построила — а я весь трудовой стаж с флажком на переезде простояла, вот и отжалела родная контора угол мне под пенсию в собственность. Я знаю тут всех как облупленных. Наверх, конечно, схожу, но почти уверена, что нет её там. Лилия эта днём дома никогда не бывает, как рано утром уходит, так появляется только вечером, да и то не всегда. Я ведь уже год на заслуженном, в будние дни постоянно дома, никуда не ухожу. Вроде вахтёра. Иногда только, по выходным, на толкучку отлучаюсь приторговать пару грошей. Так что поневоле вижу, когда соседи уходят и приходят.

— А сегодня утром вы её видели?

Алексеевна призадумалась.

— Когда кур из сарая пошла выпускать, какая-то из девок выходила. Я имею в виду, что они со Светкой Резниковой, что с седьмой квартиры, ростом и фигурой схожи. Хотя походка вроде лилькина. Я пока выглянула, она уж далеко была, так что точно не скажу, кто из них.

— А вечером?

— А вечером они с Гариком вместе приехали, на такси, часов в семь. Уж это я хорошо помню.

— Что за Гарик?

Славка понимал, что начинает наглеть, погрузившись-таки в роль следователя. Этак хозяйка и послать может на все четыре.

— А Гарик, мил человек, это сын этих самых Лисовских. То здесь живёт, то пропадает где-то неделями. Студент-заочник, в Москве учится. И ещё он вроде как по компьютерным делам специалист. Родители его — педагоги-пенсионеры, там у них вся семья учёная. Так вот Лилия наша комнату-то у них снимать снимает, а на самом деле они с Гариком попросту сожительствуют, с самого первого дня. Ты извини, страх как не люблю сплетничать, но это, по-моему, никакой не секрет. И перстенёк, что ты упомянул, он Лильке и подарил, она мне сама на днях похвасталась мимоходом. А сама Лилия…

Надежда Алексеевна понизила голос.

— Вот хоть убей, но почему-то кажется мне, что она из тех, которые на вокзалах да рынках людей облапошивают. Не могу объяснить, почему такое моё мнение, но поверь опыту старой торговки. Плохого про неё ничего не могу сказать, девчонка вежливая, ни пьяную я её ни разу не видела, ни даже с сигаретой в зубах. Но, как ни пытаюсь выведать, кто она такова и что забыла в нашем захолустье, от ответа всегда уходит, да ловко так. Язычок у неё подвешен что надо. Как-то раз, правда, сказала, что работает агентом в рекламной конторе, но я думаю, просто отмахнулась. В общем, друг Славик, если ты ей интересуешься не просто так, из любопытства, а по-личному, то вряд-ли я тебя чем обрадую.

А посплетничать ты всё-таки любишь, отметил про себя Славка. С одной стороны он был доволен тем, что тётку удалось продуктивно разговорить, но и с сожалением заключил, что тайные надежды не сбылись. Притащил домой погреться заплутавшую озябшую девицу и возомнил чёрт-те что. А девице уже не шестнадцать и у неё своя личная жизнь вовсю имеется. Давно пора повзрослеть, Вячеслав Аркадьевич, и вообще смотреть на всё проще и циничнее.

Хозяйка бросила взгляд на настенные часы, и он поднялся.

— Всё, не буду больше задерживать, Надежда Алексеевна. Последняя просьба — вы уж поднимитесь, если не трудно, к этим… педагогам, и если Лилии там нет, то я свой телефончик на бумажке нацарапаю, а вы ей при случае передайте, м-м, без свидетелей. Ну а там дело её, захочет — пусть позвонит, не захочет — значит, не судьба.

Они вышли из квартиры, хозяйка отправилась наверх, а Славка, спустившись вниз, достал листок и чёткими цифрами написал номер своего мобильника. По звукам, доносящимся с третьего этажа, понял, что тёткин визит к Лисовским прошёл впустую, и добавил ниже:

Привет, Лилия! Если сможешь, позвони мне по этому номеру… Хочу узнать, всё ли у тебя в порядке, и почему ты ушла, не дождавшись меня. Вячеслав.

Сложил листок вдвое и, передавая его Алексеевне, поинтересовался:

— А всё-таки, почему вы меня фантазёром назвали? Ей богу, ничего не сочинял.

— Фантазёром-то? Так это ж я про дождь. Говоришь, утром у вас поливало? А здесь вот ни капли не было, уж третий день жара стоит, ну я малость и не поверила.

— Поливало, поливало, — заверил Славка, — а ночью какая гроза была!

— Да ты что? — изумилась Алексеевна и хмыкнула недоверчиво, — странное дело, я обычно чутко сплю, должна была услыхать.

Славка пожал плечами, поблагодарил её ещё раз и двинулся было на выход, но тётка придержала его за рукав.

— Ты сразу-то не выскакивай, — прошептала она заговорщицки, — обожди пару минут. Эти евреи наверняка из окна навострились: в недоумении они были, когда я Лильку-то спрашивала.

В том же павильончике Славка взял ещё одну банку пива и теперь шагал в обратном направлении, вяло размышляя, чем бы угробить вечер этого суматошного дня. Бар «Эллада» за последнее время успел изрядно приесться. Всё обрыдло-знакомо, всё привычно — бармен Равиль с вежливо-приклеенной полуулыбкой, цены на спиртное и закуску — столичного уровня, динамики в бархатных углах, струящие нечто умиротворённое в стиле «релакс», ну и, как обычно, невеликая стайка смертельно скучающих местных дам возрастом от двадцати до сорока. Дамы сидят с фужером коктейля, иногда в обществе каких-нибудь дешёвых прилипал, и поглядывают на входные двери с заветной, а потому утопической мечтой, что в один невероятно прекрасный миг ворвётся в их псевдогреческое заведение блистательный столичный маркиз, выхватит какую-то из счастливиц — а в принципе, можно всех сразу — и умчит на лакированном «бентли» в своё трёхэтажное рублёво-успенское бунгало.

Время шло, маркиз, как всегда, задерживался, зависнув на сверхдальних московских орбитах в паре световых лет отсюда, а бар тем временем заполнялся самой разнообразной публикой — от поселковых мастеровых до различной приблатнённой шелупони, и ближе к закрытию поселковым нимфам ничего не оставалось, как выбирать и одарять вниманием лучшее из худшего.

Маринка, бывшая славкина одноклассница, весёлая заводная разведёнка, крутилась в «Элладе» частенько. После той бурной ночи Славка был не прочь пересечься с ней ещё разок, но буквально на днях она проплыла мимо него с каким-то долговязым бритоголовым кренделем, не удостоив даже взгляда, и Славка оказался нешуточно уязвлен. А остальной женский контингент из завсегдатаек, обитающих в вечернем баре, его как-то не вдохновлял. Так что тащиться туда сегодня ну совсем не тянуло.

Круглосуточный ночник «Экспресс» был относительно безопасен часов до одиннадцати вечера. Ближе к полуночи почему-то именно к его дверям сползались, подобно пробудившимся вурдалакам, мутные личности с дурными манерами и непредсказуемым поведением. В своё время Славка раз и навсегда зарёкся появляться в «Экспрессе» ночной порой, после того как они с Гордеем едва унесли оттуда ноги, рискнув отправиться за бутыльком заполночь. Кафешка эта являла собой, в общем-то, обыкновенную забегаловку, каковой и была в советские времена. Разве что ассортимент закусок стал пошире, да одну из стен украсили «плазмой». Основной клиент заскакивал сюда мимоходом, не мешкая вгонял в себя «сотку», трамбовал сверху чебуреком и спешил дальше. Задерживались лишь компании юнцов допризывного возраста с визгливыми накрашенными подружками. Наблюдать за ними было и смешно, и противно. После первой дозы тинейджеры начинали, как петухи, выдрыгиваться перед своими пассиями, соревнуясь в плоском остроумии посредством убогого лексикона, обильно сдобренного матерщиной. После второй, определённо ощущая себя круче всех на свете, принимались тупо цеплять окружающих по поводу и без. Ну а приняв третью, многие уже спешили блевать за угол.

При виде их Славке невольно приходило в голову своё не очень далёкое прошлое, и некоторые моменты вспоминать не хотелось категорически. Провинция в тени огромного мегаполиса, десятилетиями практически не меняющая своей сути. Скучный и немного затхлый мирок, размеренно двигающийся по заданной орбите. Разве что приходящий на смену молодняк становится развязнее, тупее и наглее.

Лишь в Центральном парке, называемом ещё Молодёжным, вокруг танцпола, где рвал струны районный рок-бэнд, среди аттракционов и упоительных ароматов шашлыка и модной ныне шавермы, можно было наткнуться на давних приятелей и организовать пристойную компашку под умеренный выпивон-закусон и разговоры ни о чём. То есть о работе, зарплате, бабах, рыбалке на Клязьминском и, конечно, о политическом моменте. Но это уже ближе к концу, грамм после трёхсот.

Правда, бывало, что и никто не встречался. Многие друзья юности из посёлка смылись в поисках лучшего, а из тех, кто остался, почти все были обременены вторыми половинами и детьми, и разгуляться, как раньше, не всегда имели возможность. Разве что Чигирь и Гордей… Но первому завтра предстояла трудовая вахта, и вряд-ли он сегодня пойдёт колобродить в поисках развлечений. Как не крути, все пути ведут в гордееву берлогу, двушку с изолированными комнатами, близнец славкиной жилплощади.

Они вообще многим были схожи. Так же, как и Славке, квартира приятелю досталась от родителей, уехавших ещё в дурные девяностые в Сургут на заработки, да так там и обосновавшихся. Пока Гордей тянул солдатскую лямку в желдорбате где-то на БАМе, за квадратными метрами присматривала его тётка из соседнего района, у которой, к слову, имелся там свой «домик в деревне» под сдачу. За два года она вросла в гордееву фатеру довольно плотно, жилищная вакханалия набирала обороты, цены даже на сараи росли в арифметической прогрессии, и заботливую тётю пришлось выпроваживать восвояси долго и нудно. Радужные семейно-родственные отношения племянника и тётушки по истечении данного противостояния резко ушли в ноль, но Гордей по сему поводу заморачивался не особо. Разумеется, очень скоро злосчастная хата стала представлять собой сущий разгуляй, компания там собиралась самая разношёрстная, порой шумная сверх меры, и после пары стычек с соседями по поводу ночного гвалта хозяин квартиры волей-неволей перестал пускать к себе кого попало. А так Гордей был парень простецкий, незлой и в общем-то неглупый, плыл щепкой по течению, летом шабашил на стройках кем придётся, а зимой обычно устраивался что-нибудь сторожить сутки через двое-трое. Отличие обоих было лишь в том, что для Гордея холостячество являлось жизненным постулатом, а Славка всегда был не против хотя бы относительно постоянных альянсов.

Заметив едва различимую тропку, он решил сократить путь и свернул вглубь парка. В переплетениях ветвей посвистывала и пощёлкивала невидимая птаха, в пряном и чуть затхлом воздухе висели злые майские комары. Тропка вывела его к одной из узких асфальтированных аллей, которые, подобно просекам, делили парк на квадраты. На пересечениях аллей когда-то стояли немудрёные изваяния советской эпохи, а нынче остались только постаменты, или вот как здесь — вместо бодрых пионеров-горнистов, во времена оны целеустремлённо шагавших в светлое будущее, торчала монструозная зверушка, авангардистский гибрид Чебурашки и Винни-Пуха. Меж ушей инопланетного зверька неизвестный шутник пристроил почти новую кепку-аэродром.

Славка усмехнулся, завидел впереди просвет приближающейся Мелиоративной и достал телефон. Если Гордей дома, заскочу в ближайший магазин и двину сразу к нему. Если нет, придётся пока домой, заморить червячка пельменями.

На экране моргал конвертик входящего сообщения.

Птичка песенку пропела — эсэмэска прилетела…

Шумилов, если тебе противны мои звонки, давай общаться смс. Может, всё-таки объяснишь своё молчание?

Ну наконец-то, сударыня, а то огорошили с утра пораньше и оставили томиться в догадках. Даже не задумываясь, как он будет строить разговор, Славка нажал кнопку вызова.

Алло, — сказала трубка после третьего гудка.

Он смутно помнил тембр её голоса, да и телефон наверняка заметно искажал, поэтому решил на всякий случай кое-что уточнить. Если это всё-таки одна из его «одноразовых», есть риск заполучить в ухо порцию дерьма. Невелика беда, всегда можно выключиться.

— Это Алиса?

— Ага.

— Э-э… которая бывшая Шумилова?

— Естественно. И даже бывшая Семчук. Славик, с тобой всё нормально? Ты что, опять квасил всю неделю, миллионер?

Тэкс, знакомые интонации. Язвительная коброчка на том конце встрепенулась и начала вздыматься в боевую стойку. Славка, стараясь держать себя в руках, осторожно продолжил.

— Алиса, давай-ка кое-что выясним. Что значит «опять»? Какой ещё миллионер? Ты о ком? Во-первых, я не квасил ни сегодня, ни вчера, ни неделю назад. Во-вторых, утром я получил от тебя голосовое сообщение, в которое, честно говоря, ни черта не въехал. Ты говорила что-то вроде «куда я пропал» и «почему выключен телефон». Докладываю — честно хожу на работу, никуда не пропадаю, телефон не выключаю. И в-третьих…

— Подожди-ка, — перебила она, — давай теперь я кое-что выясню. Назови дату нашей свадьбы.

Славка прыснул от неожиданности.

— Хороший вопрос! Сейчас вспомню, э-э… двадцать восьмого октября девяносто восьмого. Подробности? Дождик, помнится, шёл весь день…

— Надо же, — она натянуто усмехнулась, — а то мне вдруг показалось, что я с каким-то другим Славиком разговариваю. Так что в-третьих?

— В-третьих, Алиса, тебе не кажется, что после стольких лет, ну-у… какие-то ты странные вопросы задаёшь — «куда пропал, почему молчишь». Адрес-то, надеюсь, не забыла? Приехала бы, поболтали, то-сё… А то объявляешься непонятно откуда, эсэмэсками бомбишь… Да, и открой секрет — кто тебе дал мой телефон?

В трубке повисло прямо-таки зловещее молчание.

— Ты что несёшь, незабываемый мой? Перед кем ты там выпендриваешься? — наконец сдавленно произнесла она, — какие такие вопросы, что значит «кто дал телефон»? Что, крыша поехала? Или нашёл кого-то, так говори прямо. Мы… мы же спали с тобой ещё неделю назад. Что ж ты за свинья такая, Шумилов!

Её голос задрожал то ли от гнева, то ли от слёз, и она отключилась.

Оглушённый Славка тупо пялился на телефон, и хотелось ему шваркнуть ни в чём не повинным аппаратом о ближайшую осину.

Эннио Морриконе деликатно вывел его из ступора. На этот раз трубка выплюнула более спокойную фразу.

— У тебя в доме кое-что из моих вещей, на днях зайду забрать. Ключи или оставлю в прихожей, или отдам дяде.

Глава 2

Если я сейчас-же не выпью стакан водки, мне светит общение с санитарами и ближайшая дурка.

Славка заставил себя оторваться от какого-то пенька, на который машинально присел во время разговора, и на чужих затёкших ногах двинулся на Мелиоративную. Забрёл в первый-же магазинчик, взял чекушку «бруньков» и банку «фанты», в разобранных чувствах едва не подарив продавщице сдачу от тысячной купюры. Сразу за павильоном, воровато оглянувшись, как последний алконавт влил в себя сорокоградусную прямо из горлышка, словно воду. Постоял в теньке, прихлёбывая газировку, дождался, пока водка разойдётся по организму, и направился к дому. Мысли путались, и он как мог успокаивал себя.

Вещички, говоришь? Ну что ж, сейчас придём и посмотрим. По телефону такие чудеса всё равно не разгадать. Вот придёт на днях, тогда разберёмся, что к чему.

Х-ха, спали неделю назад! Ну, это вообще… Просто кувалдой по репе. Ну Алиска, ну актриса! С погорелого театра.

Он вспомнил про Гордея, схватил мобильник и, едва в трубке откликнулись, завопил:

— Привет, чувак! Слушай, я весь в шоке и непонятках. День с самого утра — ах-хренеть, просто супер! Через час подгребу, доложу ситуёвину.

Тут до него дошло, что отвечает ему совсем не Гордей. Кажется, это была Ирэн.

— Славик? Что ж ты ревёшь, как бегемот, аж уши завернулись. Гордей сейчас в ванне сидит, я ему передам, что ты звонил. Или сам подходи, тут кое-какой народ собирается. Только не пей больше, а то я тебя сильно пьяного не люблю.

Наверное, он и впрямь выглядел несносно. На «зебре» попёрся на красный и едва не угодил под гневно рыкнувший «мерседес». У себя во дворе зачем-то полез за мобильником, уронил его в траву, и, пока искал неверными руками, успел забыть, кому собирался звонить. За спиной рассмеялись игравшие в «классики» девчушки, не исключено, что над ним. Поодаль за столиком местное пенсионерство резалось то ли в нарды, то ли в домино. Вроде бы и Палыча лысина там торчит. А, ну его. Потом поговорим.

Перед дверью долго изучал связку ключей, словно это чем то могло ему помочь. Выходит, мой хоум — не совсем моя крепость? Оказывается, кое-кто из баб уже запросто открывает дверь его ключами, шляется по квартире, шмотки свои разбрасывает. Скоро начнут натыкаться друг на друга и устраивать локальные ядерные войны.

Зайдя в дверь, почти сразу заметил задвинутые под тумбочку золотистые босоножки. Перевёл взгляд на вешалку: меж двух его курток приютился короткий серый плащик типа тренчкот, однозначно женский. Выдвинул ящик под зеркалом, бабского ничего нет, кроме разве что небольшой изящной косметички в форме сердца. Пригляделся — «Made in France». М-да? Спорить не будем, вещица в её вкусе. На дешёвые подделки Алиса никогда не разменивалась.

Но когда и зачем она это притащила?!

За его спиной, несомненно, происходят необъяснимые действия и зреет коварный заговор…

Смешно, но до этого момента Славка совсем не обращал внимания на факт присутствия посторонних вещей в прихожей. Возможно, из-за всей этой сегодняшней кутерьмы. Дни катятся, похожие один на другой как близнецы, бродишь в рутине будней по замкнутому кругу как запрограммированный механизм, и не замечаешь ни мусор на ковре, ни запылённые окна, ни паутину в углах, ни вот даже чужие плащи на вешалке.

В ванной он держал голову под холодной струёй, пока не заломило в висках, потом, растёршись полотенцем, отправился на кухню. Голод прямо-таки грыз желудок, и он, не мешкая, выудил из морозилки пакет с пельменями и поставил воду на газ. Открыл окно и задумчиво уставился вниз, на оживший к вечеру двор. Там галдела детвора, утробно урчали голуби и стучали костяшками домино азартные деды.

Он устал, он болен, у него голова идёт кругом. Взять, что ли, отпуск и уехать на Волгу, к тётке в деревню, пришла вдруг неожиданная мысль. Там, на периферии, живут простые бесхитростные люди, ещё не окислившиеся ржавчиной сегодняшнего бездушия и равнодушия, рвачества и наплевательства. Встретить наивную голубоглазую пейзанку, отключить телефон и месяц валяться на берегу, не думая ни о чём. И тогда, возможно, уйдёт из головы продрогшая под дождём симпуля с розой на кофточке, и психопатка Алиса, обрушившаяся невесть откуда, не достанет со своими непонятными дикими разборками.

От таких сумбурных размышлений Славку отвлёк зазвонивший на столе телефон. На ходу забросив пельмени в кастрюльку, он поспешил к трубке.

— Хай, Славянин! Ну ты где застрял? Говорят, звонил, был не в себе, рвался прийти…

— Прихожу в чувство. День выдался чумовой, много событий. Голодный как чёрт, сейчас перекушу и подойду.

— Валяй. Тут двое москвичей у меня, Ирэн откуда-то приволокла, и парочка местных, ты их должен знать. Один будешь? А то, говорят, видели тебя намедни с какой-то кралей.

У Славки на языке сразу завертелось множество вопросов, но он решил не гнать события.

— Приду один, а там видно будет.

На улице разгулявшийся ветерок, сменивший дневное пекло, окончательно освежил его, и к Гордею Славка явился в сносном расположении духа. Дверь, как всегда, не заперта, в прихожей на видном месте — привычный глазу дурацкий постер с беззаботной брюхатой лягушкой и надписью «ПОХ… ЗМ — МОЯ ФИЛОСОФИЯ». Но вот привычного дыма коромыслом, к его удивлению, не наблюдалось. В зале стоял прилично накрытый стол, в углу дивана ворковали малознакомые парень с девчонкой, а на балконе покуривали Ирэн и две худощавые личности: броская особа — губки бантиком, ресницы на полметра, лет двадцати пяти, с прямыми длинными волосами — и горбоносый бородатый тип, возраста неопределённого. Гордей на кухне, задрав ноги на подоконник, трепался с кем-то по телефону. Славка кивнул мурлыкающей парочке и, зная демократичные нравы этого дома, достал рюмку прямо из какого-то сервиза и плеснул себе водки.

— Слав, двигай сюда, и водку не забудь, — донеслось из кухни.

Славка налил и вторую, подцепил блюдце с салатом из каких-то трудноопределимых ингредиентов, понёс всё это к приятелю.

— Мне сегодня много нельзя, мне позвонить должны, — сообщил он Гордею, — а я уже принял двести пятьдесят, с горла, на улице, в одну репу, прикидываешь?

— Что же вас так разволновало, уважаемый? У ляльки приключился залёт и прискакала обрадовать? Или ещё что?

— Вот именно ещё что. И ещё как!

И Славка, махнув рюмку, без прикрас поведал Гордею обо всей сегодняшней чертовщине. Тот помолчал, потом пожал плечами и хмыкнул.

— Не бери в голову. Хотя утверждение твоей бывшей, что вы якобы спали неделю назад… Это даже шуткой назвать нельзя. Трудноопределимая бессмыслица, причём ниже пояса. Ты сам-то помнишь, с кем спал неделю назад?

Славка покрутил головой и ответил как можно веселее.

— Неделю назад я, мягко говоря, был не совсем трезв и мог плохо контролировать свои действия, но не запомнить ту даму никак невозможно. Так и быть, выдам жуткий секрет: Марго, в девичестве Петушкова, однокашка моя. В «Элладе» обожает ошиваться, да знаешь ты её…

— Кто ж её не знает, — осклабился Гордей. Опустошил свою порцию, покривился и махнул рукой.

— Забудь и не заморачивайся. Моё мнение — или это пустой розыгрыш, или кто-то из баб решил тебе подлянку сконструировать. А по какому поводу, это уж сам догадывайся. На что способны бывшие жёны, знают только бывшие мужья. Ты сам-то в последнее время не чересчур того…

Он щёлкнул пальцами по горлу.

— Мне на это уже намекали, — отмахнулся Славка, — ты же знаешь, я таким вещам не подвержен.

— Понял, верю. Я тебе, Славянин, всегда верю, вот только с утренними твоими похождениями чую какую-то нескладушку. Нет, девка с амнезией — это понятно, это бывает, вопрос чисто медицинский. В кино сплошь и рядом показывают, просто подвинулись на этой фишке. Я про другое. Ты сказал, что ночью гроза была, дождь поливал по полной, так?

— Конечно.

— А вот и непохоже. Я, если ты помнишь, в Москве сейчас устроился, на автостоянке во Владыкино торчу по суткам. Сегодня вернулся на электричке часов около одиннадцати, и пока шёл до дому, не видел ни то что лужи, а даже пятна мокрого. Странно как то, не находишь? Утверждать, конечно, не берусь, жарко было, может, и успело высохнуть. Надо бы у наших молодожёнов спросить.

— А кто они все такие?

— Голубки, что на диване милуются — Серёга с Ленкой, местные, недавно расписались. С предками жить не хотят, вот и мыкаются по съёмным квартирам. Ну я ж душа добрая, вроде тебя, приютил вот на выходные. А те двое, которых Ирэн обхаживает, из Москвы проездом куда-то. Подбросили её, заодно завалились типа поужинать. По-моему, они даже не любовники.

— Ты пока не спрашивай никого ни о чём. За дурака могут принять. Я сам, потом… Гордей, у тебя никогда не бывало ощущения, что ты проспал целый кусок жизни?

— А как же! После недельного загула — обычное дело.

— А у меня оно с утра в башке сидит. Может, зря я этой Лилии телефон оставил? Я почему-то уже боюсь её звонка.

— А по-моему, ты элементарно на девчонку запал, и всё с тобой ясно, — сказал Гордей беспечно, — и вообще, завязывай хандрить, пошли за стол. Водка, конечно, не лучшее лекарство, но ничего лучше предложить пока не могу. И я так думаю, поскольку вы с ней соратники по несчастью, в смысле у обоих расстройство с башкой, то общий язык найти сумеете.

— Эй, хозяин, имей совесть, совсем гостей забросил, — крикнула из комнаты Ирэн, — а-а, вон ты с кем секретничаешь. Ещё раз привет, Славик. Знакомься — это Глеб, это Алла.

Козлобородый Глеб смотрел водянистыми глазами Славке куда-то в переносицу, рука была цепкая и сухая. И Алла с бледным лицом и длинными ресницами подала пальчики, игриво повела бровкой с намёком на нечто. Неизвестно, как у глебовой спутницы с мозгами, но внешне дама ничего, хотя и в стиле «на любителя». Вполне прокатила бы на подиуме у какого-нибудь Готье, где фланируют, гремя железом и собственными костями, схожие генно-модифицированные куколки. Можно только сожалеть, что худобы многовато и причёска эта инопланетная… Приведи такую в «Элладу» — там бы, пожалуй, не оценили.

— За стол, господа, за стол, — воскликнул Гордей, — наливайте-насыпайте себе кто чего желает, у нас тут по-простому, без церемоний. У меня вот дружбан прибыл в расстроенных чувствах, а я этого не люблю, чувства надо приводить в норму.

— Несчастная любовь? — беспардонно осведомилась Алла, взмахнув длинными ресницами. Вид у неё был фальшиво-участливый.

Глеб кашлянул, а Славка глянул тяжело, закинул рюмец и ответить постарался невозмутимо.

— Это у дам сплошь и рядом несчастья на любовной почве, а мы уже вышли из того возраста, чтобы из-за всякой чепухи переживать.

Космическая девушка раскрыла было радостно рот, наверняка с намерением проехаться по поводу славкиных лет, но тут вмешалась Ирэн.

— Чепуха не чепуха, но жениться-то вам давно пора. Нет, про того дундука я говорить ничего не буду, тут случай неизлечимый, но ты то парень серьёзный. Другое дело, что в этом колхозе вряд ли осталось что-либо путное.

Воистину, мир перевернулся. Это говорила женщина, замужеством, с её слов, по жизни не ошпаренная, хотя и приходившаяся Гордею уже года два вроде гостевой супруги. Бывала здесь Ирэн внеплановыми наездами, изредка сталкивалась с бродящими по дому полураздетыми особами, вежливо-непреклонно выдавливала их вон, наводила в зачумлённой квартире относительный порядок, и, пожив несколько дней, так же неожиданно исчезала по своим неведомым делам. Прописана она была где-то в Москве, об этом знали все, но чем занимается и где добывает средства на жизнь, затруднился бы ответить даже Гордей. Никаких выяснений друг другу по поводу путаной личной жизни они не устраивали изначально, и в этом плане Ирэн для ленивого конформиста Гордея являлась идеальной парой и подспорьем. Крайне сложно было сказать, связывали ли их какие-либо чувства, но Славка ни разу не застал их в состоянии не то что свары, но даже размолвки.

Из своего угла вдруг подал голос Глеб.

— Не открою Америки, но смею заявить, что брачные отношения в своём прежнем виде себя давно изжили. Во многом у нас и почти полностью в просвещённой Европе и даже в сверхдемократичных Штатах, что бы они там не верещали о семейных ценностях. Люди идут в загс или там в муниципию и составляют деловой контракт, соглашение сторон, словно на вахтенную работу нанимаются. Они заранее, с первого дня, уже возводят меж собой препятствие. Бруствер на случай боевых действий. Извините, но это не любовь, не брак и уж тем более не семья. Это нечто другое.

— Золотые слова, дружище Глеб, — сказал с набитым ртом Гордей.

— Тут у нас находятся молодые люди, вполне счастливые и довольные собой, — покосился бородатый на Сергея и Ленку, — так что я, с вашего позволения, затыкаюсь. Не будем сбивать их с толку своим брюзжанием. Ируша, вот этот салатик, с креветками, у тебя просто замечтательно получился. Алла рецепт просит? Не давай, бесполезно, она просто льстит тебе. Это человек сугубо ресторанный.

Глеб, видимо, с первых минут прибрал тут бразды общения к своим рукам, и даже обычно говорливая Ирэн помалкивала. Похоже, она его побаивалась и уважала. Он был умный.

— Так, я ещё не напился, но уже объелся, — заявил Гордей, — это несправедливо. Кто желает, может сделать перерыв, можно даже с танцами.

Он протопал к музыкальному центру и поставил какой-то инструментальный медляк. Молодожёны с готовностью полезли из-за стола и, облапав друг друга, принялись раскачиваться в такт музыке. Гордей сделал приглашающий жест Ирэн, но та отмахнулась и, сунув в рот сигарету, отправилась на балкон. Глеб, достав маленькую изящную трубку, присоединился к ней. Гордей махнул рукой, с обиженным видом опрокинул рюмку и пошёл дымить на кухню. Девушка Длинные Ресницы тоже было направилась к балкону, но, заметив оставшегося в одиночестве Славку, подплыла к нему.

— Подозреваю, единственный некурящий тип в данной компании?

— Бросил год назад, до сих пор мучаюсь.

— Ну и я пока воздержусь, а то тебе с пепельницей танцевать будет как-то…

Она тронула его за плечо.

— Что сидим, кавалер? Хватит тоску наводить, дама приглашает.

Нахрапистая мэм. Алчная хищница в режиме выбора жертвы.

Славка поднялся.

— А твой, кто он там… Ну, Глеб, ноту протеста не заявит?

— Фи! — она расплылась в улыбке, показав ровные фаянсовые зубки, — он выше таких пошлостей, ревность там и прочее.

— И кто же он такой?

Алла пожала плечами.

— Нигилист-одиночка, дон кихот современного розлива со своими тараканами в голове. Меня, как будущую акулу пера, его идеи поначалу зацепили в плане неординарного материала, но, пораскинув что к чему, я разочаровалась. Бывают идеи, а бывают утопии. Отрицание всего и вся сейчас неактуально. Усложнившись в деталях, мир упростился в основе своей: тотальный обман, здоровая наглость и большие деньги — вот три кита, на которых он ныне почивает.

— Говоришь умно, но загадочно. Идеи, утопии…

— Спроси у него сам, может, заинтересуешься. И вообще, у нас вечер вопросов и ответов или мы всё-таки танцуем?

Ванильно-сандаловый аромат её духов навевал волнительную трансформацию мыслей: ужин под сумеречными сводами дорогого кабака, взгляд глаза в глаза, нетерпеливый отлов такси и сладкий разврат на атласном покрывале в номере пятизвёздочного «хайятта». Жаль, тактильные ощущения оставляли желать лучшего. Словно телеграфный столб обнимал. В грудь ему, правда, упирались два тугих холма не меньше третьего размера. Нет худа без добра, что называется.

Весь танец она бесцеремонно его разглядывала, потом спросила:

— Один живёшь?

— Угу.

— И подруги нет?

— Алла, я всё прекрасно понимаю… — грубовато ответил Славка, сопротивляясь трансформации.

— Это хорошо. Значит, примешь постоялицу до утра?

— Ответ скорее положительный. Но имеются нюансы. Первое — мне могут позвонить, хотя сегодня это уже маловероятно, второе — а как же твой дон кихот, вы же тут вроде проездом?

— Да не парься ты по поводу Глеба! Я, если честно, просто со скуки за ним увязалась, прокатиться за компанию, ну и ради кое-какого материала. Там, куда он едет, бабского общества и без меня хватает.

Действительно, с какой стати Славку должны напрягать загадочные чужие взаимоотношения, своих проблем хватает выше крыши. Раскованная озабоченная бабёнка снимает его нагло и без недомолвок, а то, что она слегка не в его вкусе, заглушим, как в той присказке, количеством водки.

Вернулся с кухни Гордей, плюхнулся на стул. Серёга с Ленкой, хихикая, сцапали со стола початую бутылку вина и тарелку с пирожными, сделали всем ручкой и скрылись в соседней комнате. Глядя им вслед, Гордей хмуро процедил:

— Жаль глупышей. Почему так красиво всё начинается — цветочки-ягодки, любовь-морковь, рай в шалаше, и так хреново заканчивается — грызня, развод, делёжка шмотья и алименты.

Превысив определённую дозу выпивки, он становился мрачен, зол и даже подозрителен.

— По-моему, наш хозяин впал в чёрную меланхолию, — сказала Алла, — одного я в чувство привела, теперь второго выручать надо. У вас сегодня явно депрессивный день. Скажите, а Гордей — это имя такое?

— Вообще-то он Игорь, а фамилия — Гордеев, — ответил за приятеля Славка.

— Мужики, а давайте выпьем. Ну их всех к хренам, — проговорил Гордей, обращаясь неизвестно к кому, и потянулся за бутылкой.

— Погоди, Гордей, не гони коней. Я к тебе сейчас Ирэн подошлю.

Завидев её, выходящую с балкона, Славка сказал с укоризной:

— Ирунчик, Гордею скучно. Сейчас налузгается ведь. Иди, спасай положение.

А сам выбрался в вечернюю прохладу, к оставшемуся в одиночестве Глебу. Следом просочилась Алла, щёлкнула зажигалкой, по-хозяйски закинула руку Славке на плечо. Ч-чёрт, не баба, а ходячая провокация. Развязная столичная штучка. И ведь не такая уж пьяная. Очень похоже, что ожидает реакции этого своего Глеба из Ламанчи. Но тот и бровью не повёл, невозмутимо пыхал трубкой в полутьме. Наконец покосился.

— Аллочка, пора ехать. Но ты, я так понимаю, уже передумала?

— Правильно понимаешь. Я немного погорячилась, поездка может подождать. У меня конец курса, хвостов набралось, реферат этот повис, как гиря на шее. Так что извини, я лучше в Москву вернусь. А коммуна твоя успеет, ещё всё лето впереди.

Она бросила окурок в темноту и ушла в комнату.

— Алла, как вы успели заметить, особа эксцентричная, — проговорил с усмешкой Глеб, — вдобавок ко всему начинающая журналистка. Этих хлебом не корми, дай найти приключений на свою задницу. Скачут, как козы, лет до сорока, а там, перебесившись и опомнившись, принимаются спешно сооружать личную жизнь.

В кармане у него затрезвонил мобильник. Глеб несколько секунд слушал говорившего, потом коротко бросил: — Да, немного задержался. Буду часа через три.

Внимательно глянул на Славку и вдруг спросил:

— Молодой человек, мой вопрос покажется несколько неожиданным. Вы довольны той действительностью, что вас окружает?

— В смысле? Вопрос слишком глобальный…

— Хорошо, спрошу по-другому. Устраивает ли вас жизнь, которой вы живёте?

Славка смешался, хмыкнул.

— Я думаю, это вопрос, на который нет единого ответа. Довольных людей не бывает. Обожравшийся олигарх бездельничает на яхте с гаремом силиконовых дурочек, поплёвывает в Средиземное море, но при этом о спокойствии и речи не идёт. Курс акций ползёт вниз, партнёры ненадёжные — спят и видят, как бы ножку подставить, моделька-содержанка капризами достала… А бомж, обитающий на свалке, откопает шмат протухшей колбасы и радуется свалившейся везухе. Жизнь удалась, хотя бы на один день.

Глеб иронично улыбнулся.

— Ну, допустим, обожравшийся олигарх с гаремом — это, говорят, уже не модно. И всё же, что касаемо конкретно вас?

— Что касается меня — я простой трудяга и живу незамысловато. Здесь люди замкнуты в треугольнике дом-работа-магазин. Из развлечений — кому фитнессы с тренажёрами-железяками, а кому кабак. Что и кого тут может устраивать? Живём себе поживаем, на дядю трудимся.

— То есть, повышаете и без того неплохое благосостояние этого дяди, который в своё время просто оказался более хватким, более наглым, более расторопным, чем другие, либо же имел вельможных родственников, да мало ли вариантов. Ну а рабочие муравьи оделяются взамен энной суммой наличности, достаточной им для выживания на ближайший месяц. Он с удовольствием не давал бы им вообще ничего, но муравьи ведь не должны умирать с голоду, они обязаны трудиться и неустанно повышать материальный уровень своего благодетеля. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Вы, конечно, можете уволиться, вас обязательно обманут при расчёте — с какой стати обеспечивать беглеца положенным довольствием, он же покинул муравейник — найдёте другое ярмо, где всё то же самое, ну и что изменится? Не правда ли — вы заранее согласны с тем, что беременные дурными деньгами хозяйчики заводов-пароходов и презрительные хамоватые государевы шестёрки будут всю вашу жизнь старательно вытирать о вас подошвы. Вдумайтесь: человек жертвует половиной своей жизни только для того, чтобы чужой, обычно незнакомый лично ему дядя жил хорошо, сам же имея к старости лишь нищету, болячки и лекарства.

— Вы какой-то рабовладельческий строй изображаете, — покачал головой Славка, — слишком утрируете. Это же система, существующая сотни лет. Нельзя всем быть богатыми и счастливыми. Кому то, а именно подавляющему большинству, приходится влачить муравьиную участь.

— Согласен, сравнение чересчур контрастное, это я для полноты картины, но сути это не меняет. Хорошо, оставим в покое трудящихся насекомых. Развернём вопрос чуть шире. Вам сколько лет, Вячеслав?

— Двадцать восемь. Почти.

— А мне сорок три. Знаете, недавно я задался вопросом, когда же последний раз смеялся от души. Нормально, искренне, что называется, от сердца. Долго рылся в памяти и, представьте себе, так и не вспомнил. А вы?

Сзади неслышно приблизилась Алла, встала в проёме двери.

— Чтобы от души? Сразу и не скажу. Во всяком случае, давно не случалось.

— Вот именно. Люди напряжены, они живут одним днём, они постоянно ждут напастей и подлостей — от правительства, от местных чинуш, от соседей и даже своих близких. Они оглушены обилием информации, льющейся со всех сторон, зачастую сорной и ненужной. Они разучились смеяться здоровым, жизнерадостным смехом. Такая привилегия осталась разве что у наших безгрешных розовых карапузов, но пройдут считанные годы, и почти все они переродятся в суетливых дёрганых индивидуумов, обречённых на нескончаемый и бессмысленный бег по кругу. В стране, где продаются и покупаются места в государственных яслях и садах, водительские права и дипломы о высшем образовании, заповедные территории и даже министерские посты, где новорождённых выбрасывают в мусорные баки, где сотни тысяч сидят и миллионы спиваются, где родственники рвут друг другу глотки за квадратные метры убогих хрущёвок — в такой стране, согласитесь, не до веселья. Что мы ежедневно видим, включая общедоступные телеканалы? Правильно — потоп из мыльно-сериальной чепухи, дурацких шоу и плоского вымученного юмора, от которого уже хочется плевать в экран. Нас во что бы то ни стало надо увести, отвлечь, заставить забыть о том кошмаре, в котором мы оказались за какие-то двадцать лет.

Он помолчал, пуская клубки дыма в темноту, и обронил сумрачно:

— Одно обнадёживает — всегда и всему есть предел. К сожалению, в нашей патерналистской патриархальщине он удручающе высок. Барахтаясь в условиях столь жуткого размежевания, низы рано или поздно перестают просто роптать. Они либо хватаются за вилы, либо требуют диктатуру. И плохо от этого бывает всем без разбору.

Нехило заворачивает, подумал Славка. И правда — боец с ветряными мельницами. Народоволец новой формации.

— А мне кажется, никто уже ни за что не схватится. Изобилие жратвы в глянцевой упаковке не позволит, — вставила Алла, — нет никаких низов, нет ура-патриотов и нет либералов, а есть лишь шумный продажный тусняк с искусными режиссёрами. И смеяться от души дано не только детям. Мне кажется, счастливые влюблённые тоже имеют на это право.

— Вы, Глеб, всегда всё видите так мрачно? — осторожно поинтересовался Славка, — или в вашем восприятии есть и другие цвета, кроме чёрного? По-моему, с таким настроем и жить-то невыносимо.

— Ну что вы! Я ведь намеренно сгущаю краски, чтобы подвести вас к мысли… Или предложению, если хотите. Счастье для всех поголовно кануло в лету вместе со старинными утопиями. Его давно уже нет даже в фантастических романах. Да сейчас и фантастики как таковой не осталось, сплошное фэнтези — плоское и потустороннее. А поскольку идеальное общество для всех никто и никогда не построит, то какое-то его подобие можно создать лишь в отдельных ячейках, в коллективах единомышленников. Базовых составляющих, в общем-то, всего две — отсутствие крупных конфликтов внутри и максимальная дистанцированность от государственных институтов.

— Что-то наподобие израильских кибуцев, — вновь влезла Алла.

Глеб поморщился, но реплику её проигнорировал.

— Да, я допускаю, что создание такого общественного микрообразования пришлось бы не по нраву властям. Но, слава богу, пока мы их интересуем лишь в качестве налогоплательщиков. Мы — обычная агрофирма, не более того. Важно другое — микроклимат в коллективе и достойное человека, а не муравья, осуществление благ. Не распределение, на этом ломали хребет многие во все времена, а именно осуществление.

— Вы в любом случае придётесь не по нраву, как только вздумаете декларировать создание у себя условий лучших, чем может предложить государство. Такое для любой власти — кость в горле, красная тряпка быку, — сказала Алла.

— Я примерно представляю, о чём идёт речь, — постарался внести свою лепту Славка, — вообще-то такие общества уже давно существуют по всему миру в том или ином виде, те же мормоны, например…

Глеб поднял руку в протесте, и Славка поспешно добавил:

— Я привёл их в пример потому, что такое возможно где угодно, в тех же Штатах либо где-то ещё, но только не в России. Здесь на вас натравят тех, кого положено натравливать, обольют грязью, объявят очередной сектой и ликвидируют как класс.

— Могу дополнить более либеральным вариантом. Фирму всё равно вынудят связаться с этими самыми институтами. Вы будете вынуждены нанимать зубастых юристов и платить им очень приличные деньги, потому что те сразу смекнут, что дело неудобоваримое. Вас вынудят оправдываться. И это в лучшем случае, — сказала Алла.

— Во все времена число пессимистов неизменно превышает число оптимистов, — улыбнулся Глеб, — что ж, поживём — увидим. Возможно, время революций прошло, и в этом мире главное — жить, приспособившись. Вот мы и живём, не делая резких телодвижений и не привлекая излишнего внимания. Случайные люди уходят сами, а единомышленников — то есть тех, кто не корысти жаждет, а спокойствия душевного — всегда милости просим. Сейчас, если не трудно, проводите меня до машины, я презентую вам одну книжицу. Не торопитесь выбрасывать её в ближайшую урну. Ознакомьтесь не спеша и подумайте. Возможно, вы сделаете кое-какие выводы, возможно, нет. И ради бога, не посчитайте сей скромный опус за ловушку очередного духовно-сетевого маркетинга. Никто никого не заставляет и не уговаривает. По крайней мере мы не уподобляемся тем пензенским маргиналам, что залезли под землю и ждут конца света. Примитивный эгалитаризм типа всем по равному кусочку, также исключён. Заинтересуетесь — на последней странице есть мой контактный телефон. С Всемирной паутиной тщеславия дружите?

— С Интернетом? Не очень. У меня и компьютера ещё нет.

— А что так? Экий вы несовременный.

— Во-первых, зарплата не позволяет. Во-вторых — напряга и чернухи мне по ящику хватает выше крыши.

Алла помалкивала и с возражениями больше не встревала. Возможно, опасалась, что может в конце концов разозлить идеалистически настроенного оппонента. Они вышли в комнату. За столом, уткнувшись головами друг в друга, шушукались о чём-то Гордей и Ирэн.

— Господа, благодарствую за угощение, всё было замечательно, но мне пора отчаливать, — развёл руками Глеб.

— Нам тоже, — объявила бесстыжая Алла.

— Посошок! — вскричал Гордей, и Ирэн засуетилась с рюмками.

— Минералочку, — извиняюще улыбнулся московский гость, — у меня впереди ещё сотня километров.

Уже на выходе Славка, подождав, пока Алла и Глеб выйдут на лестницу — Ирэн тоже выскользнула за ними — грустно пожаловался хозяину:

— Не развеял горе водкой. То разговоры умные, то бикса эта, наглая, как танк…

Гордей похлопал приятеля по плечу.

— Я так думаю, эта отвяза до утра все проблемы тебе разгонит. Таинственная женщина дождя не звонила?

Славка отрицательно мотнул головой.

— С другой стороны, когда вокруг тебя появляется много баб, — изрёк Гордей, открывая дверь, — тоже не есть хорошо. Так что смотри, не влипни.

На улице Глеб протянул Славке брошюру, самопальный формат которой угадывался даже на ощупь.

— Мне показалось, что вы, Вячеслав, не лишены эрудиции. Неплохо бы затеять с вами развёрнутый философский диспут. Жаль, нет времени.

— Да какая там эрудиция, — дёрнул плечами Славка, — так, книжки-газетки почитываю со скуки.

— Книжки дело хорошее, а вот газетки — пустое. Макулатура. В девяностые, в разгул ошалелой вседозволенности, ещё можно было найти какое-то подобие независимой прессы, а нынче… Плетью обуха не перешибёшь, вот и завалены прилавки либо славословием, либо нейтральным гламуром, а в основном — безудержной желтизной. Как там вы, молодёжь, выражаетесь — пипл всё схавает?

Глеб кинул взгляд на часы. Славка присмотрелся: «лонжин», стильные ходунцы на серебристом браслете, хотя прикид у хиппозного гуру на первый взгляд так себе, джинса потёртая. Алла слегка ткнула Славку в бок и сказала сквозь зубы: — Пойдём, не будем мешать, у них тут своя тема намечается.

Он обернулся. Ирэн стояла поодаль и явно ждала, когда Глеб освободится. И, подхваченный Аллой под руку, Славка послушно шагнул за ней в темень двора.

— Мы возьмём такси или тут недалеко?

— Десять минут ходьбы.

— Тогда возьми по дороге бухляшки, только немного. И сладкого.

Славка заскочил в любимый дядькин магазинчик, взял четвертинку и шоколадный рулет. Когда они зашли в подъезд, там не горела ни одна лампочка.

— Мамма мия! — простонала Алла, — этаж-то хоть какой?

— Всего лишь четвёртый. Что, темноты испугалась? Так это ж не Москва, сударыня, это провинция. Держись за мной, тут ещё и кошки под ногами шмыгают, если что — не верещи и не пугай соседей.

— Вот ещё! — пробурчала она, — я прошлой осенью в лесу на змею наступила и то не орала.

— Да ну! И чем всё закончилось?

— Слава богу, это оказался уж.

— Глеб тут обмолвился, что ты любительница приключений.

— Смотря каких. Ну и как он тебе, кстати?

— Да уж, настоящий рыцарь печального образа. А вопросы, коими он озабочивается… Проще теорему Ферма доказать, чем на них ответить. Высокомудрый наив. И ещё мне показалось, Ирэн он таки зацепил.

— Неудивительно. Мы, бабы, более склонны верить красивым небылицам. Хотя показалось мне, она не совсем та, за кого себя выдаёт. Хамелеонистая тётка, как будто роль играет.

— Вот как? Никогда бы не подумал. А ты наблюдательная.

В квартире Алла, едва скинув туфли, тут же отправилась исследовать квартиру. Славку всегда забавлял этот процесс. Любая женщина, впервые попав сюда, неизменно совершает один и тот же ритуал — неторопливый обход квартиры по периметру, и почему-то почти всегда против часовой стрелки. Возможно, это и не любопытство вовсе, а подсознательное стремление пришлой самки обнаружить в берлоге самца следы предшественницы, предполагаемой соперницы.

— Значит, у тебя даже компьютера нет?

— Не-а.

— Кошмар какой. Жизнь движется мимо тебя…

Он пододвинул к дивану столик, сервировал его рюмками-напитками-закусками. Алла, как и утренняя незнакомка, задержалась у фото с родителями. Славка достал альбом с фотографиями и, упреждая расспросы гостьи, коротко поведал о трагичной и загадочной прошлогодней истории.

— А в каком месте это произошло? Ты извини, может, я лезу в неприятные тебе подробности.

— Нам с дядькой сообщили не очень много. Экспедиция базировалась в Перми и перебрасывалась на Север в два этапа вертолётом: вначале вахтенный отряд газовиков, затем собственно геологическая партия. Отец с матерью и ещё одна семейная пара отправились с первым рейсом: по утверждению пилотов, вертолёт их высадил километров через двести в условленном месте, в малонаселённом районе — не то порыбачить, не то поохотиться, в общем, убить время в ожидании второго рейса. Мобильная связь в том районе практически отсутствует, но у них якобы имелся с собой спутниковый телефон. Однако все четверо с того момента будто испарились.

— И что теперь? — спросила Алла, — они не считаются ни живыми, ни погибшими?

— Получается так. Пропавшие без вести. Тел нет — факта смерти нет, таков закон. Дело, конечно-же, завели, и надо понимать, оно благополучно пылится где-то в тамошней прокуратуре. Я только знаю, что почти вся группа была из Питера. Официальные бумаги и некоторые документы — оригиналы или копии, мне переслали. А ещё один из пилотов отозвался письмом-соболезнованием с кое-какими подробностями. Я предположил, что он пытался максимально отвести от себя вину за произошедшее. В частности, горевал, что выперли его с очень даже денежной работы. Адрес свой вертолётчик не сообщил, да и зачем он мне? Конечно, ему самому всё это было и неприятно, и непонятно.

— Грустная история, — Алла поставила фотографию на место, — а ты знаешь, я где-то читала о похожем инциденте. Во всяком случае, это точно было на Урале и точно в прошлом году. Кажется, там кого-то всё-же нашли. Не буду сейчас ломать голову, дашь потом номер для связи, если я что-то нарою, то позвоню. Как знать, вдруг это тот самый случай?

Славка разлил водку, подвинул ей рюмку. Он только сейчас почувствовал, насколько устал за сегодняшний день. Ноги налились свинцом, безумно хотелось завалиться головой на подушку, и даже женщина, крутившаяся перед глазами, не особо прельщала. Алла потрепала его по макушке.

— Славик, ты сейчас уснёшь на лету. Давай я тут похозяйничаю, а ты принеси постель и сообрази ванну. Можно без шампанского.

Пока гостья возилась с простынями-наволочками и в ванну набиралась вода, Славка решил позвонить Палычу и, уже сняв трубку, положил её на место. Было ещё не очень поздно, и дядька, возможно, в меру трезвый, но прямо перед славкиным носом маячил серый женский плащ, неопровержимый, как вещдок, а под тумбочкой притаились золотистые босоножки, приплясывают, посмеиваются — а ну, догадайся, чьи? И в ящике лежит и улыбается французская косметичка в форме сердца — что, мол, тоже не узнаёшь? Алиса всегда любила модные вещички, вкус у неё имелся, этого не отнять. Только лишь папа-коммерсант и обеспечивал. А с нищего муженька-допризывника что взять? Голь перекатная…

Не мог он набрать дядькин номер и озадачить того глупыми вопросами про утреннюю промокашку-потеряшку. Боялся. И у гордеевых молодожёнов именно по этой причине не стал допытываться по поводу грозы и непогоды. Да не стоило и стараться, потому что он и сам прекрасно помнил, как, поднявшись с той лавки на Центральном, не ступил по дороге домой ни в одну лужу. Не было луж. И дождя никакого не было.

Алла за спиной проскользнула в ванную.

— Хозяин, не спи. Я быстро.

Славка, не зная, чем заняться, подошёл к столику, выпил рюмку, сел и уставился в тёмный экран мобильника. Как ни крути, а позвонить она должна, хотя бы ради любопытства. Сейчас-то уже поздновато, ну и студент Гарик может уши навострить. Да, лучше бы завтра, по крайней мере голова будет посвежее. А сегодня явный перегруз. Выспаться бы ещё как следует, но нагловатая гостья, явно алчущая безбожного траха, вряд ли позволит. Он положил трубку перед собой, опустил голову на руки и начал задрёмывать.

— Что тут у тебя нового? Те, кто обещал звонить — не звонили?

Славка открыл глаза и обернулся. Неслышно подкравшаяся Алла стояла в позе древнеримской статуи, безмятежно вытирая голову полотенцем. Из одежды на ней присутствовали лишь узкие чёрные трусики и шлёпанцы-вьетнамки сорок четвёртого размера.

— Чертовски сексуально, надо признать, — хрипло пробормотал Славка и потянулся к ней. Плотский голод длиной в неделю мгновенно дал о себе знать. И конечно, она ждала подобной реакции. Увернулась и указала пальчиком в сторону ванной.

— Давай туда же. Вода уже набирается. А я пока фотки посмотрю.

Потом добавила ему вслед:

— Шампунчик у тебя очень даже ничего. Это в вашем райпо такие продают?

Ну и что она нашла в тридцатирублёвом ширпотребе, что продаётся на каждом углу?

Ах, ну конечно. То же самое, господа, из того же ряда. Ещё одна неучтённая деталь. Флакончик вычурной формы, удобная гнутая ручка, фас и профиль — «ля франсе» плюс арабская вязь. Эта ёмкость рублей на пятьсот потянет.

Чуть подумав, он обтёр флакон полотенцем, вышел в коридор и сунул в тумбочку, в пару к косметичке. С наслаждением погряз в благоухающей пене, расслабился, зажмурился от удовольствия. Насчёт ванны это Алка здорово придумала, хоть немного усталость снимет. А потом надо обязательно холодный душ, который уже точно приведёт его в чувство. От шума льющейся воды и пенного тепла неудержимо повлекло в сон.

Из состояния лёгкой дремоты Славку вывел подозрительный стук, раздавшийся за стенкой. Похоже, что хлопнула входная дверь. Или показалось? Нет уж, на сегодня сюрпризов предостаточно, если ещё и эта мадам какой-нибудь фортель выкинет… Славка на ощупь открыл сливную пробку, кое-как отряхнулся от пены, вылез и выглянул за дверь. Алла сидела на разостланной постели в позе по-турецки, в прежнем мини-одеянии и тихо хохотала, закрыв лицо фотоальбомом.

— Ты чего?

— А ты чего? — сказала она весело, — хоть бы предупредил, гад такой. Сам представь — сижу себе в самом пикантном виде, фотки смотрю, ничего не подозреваю. И тут — какой пассаж! — заваливает мамзель, вся из себя, ну и — классическая немая сцена.

— Что она сказала?

— Сразу от двери позвала тебя. Шумилов, верно?

— Ну.

— Баранки гну… Значит, адресом не ошиблась. Сунулась на кухню, потом рванула прямой наводкой сюда, увидела даму на пляже, то бишь меня, и пялились мы друг на друга секунд несколько. Что было дальше? Слава богу, в волосы мне не вцепилась, только на лице её, как пишут классики, отразилась вся гамма. Прошипела неприличность, типа «обалдеть», повернулась и кинулась назад. Что-то там пошурудила в коридоре, потом бахнула дверью и… всё.

Славка шагнул в коридор — да, конечно, плащ и босоножки исчезли, содержимое ящика Алиса извлечь также не забыла. На тумбочке валялась пара ключей.

— Как она выглядела? Ну, возраст, цвет волос? — спросил он скорее по инерции.

— Нормально выглядела, модная такая цаца. Шатенка, стрижка короткая, возраст — постарше меня будет. Погоди-ка, она же сама дверь открыла, а ты спрашиваешь, как выглядит. Или ты раздаёшь ключи каждой встречной? Знаешь, у меня есть идея — если ещё какая-нибудь сюда закатится, пригласим её третьей в койку. Меня, например, такое разнообразие не смущает.

Алла откровенно забавлялась. А что ей горевать — выбралась из столичной сутолоки на периферию, мгновенно нашла подходящее приключение и теперь веселится себе. Невелика разница — искать развлечений в неведомой глебовой агрокоммуне или прокувыркаться ночь с провинциальным балбесом.

— Славик, ты долго собираешься нудиста изображать? Ещё минута, и я изнасилую тебя прямо там.

Славка закрыл входную дверь на два замка и поспешно залез под душ.

…Веером разлетелись фотографии, столик откатился куда-то на середину комнаты, и даже подушки в пылу любовной борьбы порхнули на пол. В запале она урчала как кошка, и, кажется, даже кусалась, и Славка, не в силах совладать с этим горячим упругим ураганом, откинулся на спину, позволив Алле делать с собой всё, что позволяет её бурная фантазия.

Какое-то время они только тяжело дышали, приходя в себя, Алла прижалась к нему всем телом и мелко дрожала. На попытки заговорить она ничего не отвечала, он даже попробовал пощекотать её, но и это не возымело успеха.

Да уж, этой фурии даже Маринка в подмётки не годится, лениво оценивал Славка, безуспешно шаря одной рукой по полу в поисках подушки. Алла наконец оторвалась от него, села на постели и потянулась в истоме. В полутьме растрепавшаяся «космическая» причёска придавала ей сходство с каким-то сценическим рок-идолом. Славка, посмеиваясь, попытался пригладить ей волосы.

— А, брось! Знаю, на чёрта похожа, — отмахнулась Алла и тут же спросила без всякого перехода, — надеюсь, теперь я могу полюбопытствовать, кто же была та дама с бешеными глазами?

Она перегнулась через Славку и вытащила из сумочки пачку сигарет.

— Алла, с ума сошла, не кури здесь, — поморщился Славка.

— Тогда отнеси меня туда, где можно, — капризно сказала она, — я вся обессиленная.

— Это ещё вопрос, кто кого обессилил, — возразил Славка и, подхватив на руки (а тяжела, однако) отнёс её на кухню. Она закурила, влезла к нему на колени и щёлкнула по носу.

— Давай колись, дон жуан, не уходи от ответа.

— Нет здесь никакого секрета, это моя бывшая жена.

— Давно развелись?

— Ещё в прошлом веке, почти девять лет уже.

Алла покосилась.

— То есть как? И она до сих пор спокойно захаживает к тебе в любое время?

— Это загадка для меня самого. Я понятия не имею, откуда она свалилась и где взяла ключи. Не будем морочить голову на ночь глядя, я сам ещё не разобрался во всём этом. Одно могу обещать — после сегодняшнего она уже точно не появится, так что не переживай.

— Переживать? Ха, вот ещё. Славик, у меня на такие ситуации уже давно вызрел иммунитет. Я, знаешь ли, не привыкла держать себя за второй сорт, прятаться от кого-то, шарахаться… От вас, мужиков, многое зависит. Если ты женатик и тащишь домой постороннюю даму на ночь, то сам должен сознавать возможные последствия. Согласен?

Выдав на гора эту несколько напыщенную фразу, она повернула голову и прислушалась.

— По-моему, там у тебя мобильник пищит.

У Славки ёкнуло сердце, он бесцеремонно отставил Аллу в сторону и бросился в комнату.

— Алло, это Вячеслав? — спросила трубка настороженно.

— Да.

— Ничего, что поздно звоню, вы ещё не спали?

— Нет-нет, всё нормально. Я…

— Видите-ли, мне передали вашу записку, но я не вполне… то есть, у меня, конечно, всё хорошо, вот только не могу припомнить, когда и где я должна была вас дожидаться?

— Как где? Сегодня, у меня дома, — брякнул Славка и почему-то сразу догадался, что сморозил нечто неправильное.

— Сегодня? У вас дома? — в её голосе зазвучало недоумение, — то есть, в Москве, я правильно поняла?

Он смешался. Разговор клонился не в ту степь, она явно его не узнавала.

— В какой Москве, зачем в Москве? Здесь, в Комсомольске, улица Лермонтова, четыре…

Короткое молчание.

— Ой, извините. Я, наверное, не тот номер набра…

— Подожди, Лилия, не выключайся! — закричал Славка в отчаянии, — мы с тобой действительно знакомы, просто эту историю в двух словах не рассказать. Ты, видать, опять что-то забыла, и вообще, нам надо не по телефону… Давай увидимся завтра в любое удобное время, ну хотя бы в баре «Эллада», знаешь такой?

— Однако вы меня интригуете, Вячеслав. Во-первых, я никогда ничего не забываю, а во-вторых, у меня в Комсомолке сроду не имелось каких-либо знакомых, знаете-ли, — проговорила трубка после напряжённой паузы.

От её деловитого тона не осталось и следа, теперь она говорила осторожно, подбирая слова. Словно по минному полю кралась.

— Ну хорошо, попробую поверить. Теперь скажите мне ваши данные, только быстро и без запинки: фамилия, имя, отчество, адрес и место работы.

Ого, манеры, как у хваткого оперативника.

Славка послушно отбарабанил.

— Чудеса в решете, — усмехнулась она, — честное слово, не знаю, кто вы такой.

— Лиль, хорош болтать, — послышался мужской голос где-то в непосредственной близости, — у меня на счёте денег мало.

Кажется, она прикрыла трубку рукой: дружок по имени Гарик ошивался где-то поблизости.

— Ладно, загадочный незнакомец, — тихо сказала она, — давайте условимся так: я завтра позвоню вам сама, только с другого телефона, а этот номер попрошу стереть. Время точно сказать не берусь, потому что ещё не знаю свои планы. Скорее всего, с девяти до десяти утра…

— Да-да, хорошо, буду ждать, — торопливо ответил Славка.

Она чуть помедлила, понятно, что на языке у неё вертелось много чего ещё, потом почему-то хмыкнула и сказала с задумчивой интонацией: — До свидания, до завтра.

Славка некоторое время смотрел на потухший экран телефона, затем потёр лоб и пробормотал сам себе: — Хорошо хоть так, чем вообще никак.

Что ж, непонятности продолжали закручиваться во всё более тугой узел, и конца этому не предвиделось. Пока единственное, в чём можно быть почти уверенным — это то, что голос в трубке принадлежал утренней потеряшке. Но вот манера и тональность разговора…

В задумчивости он наполнил рюмки остатками водки. Ещё Алла эта чёртова, в её обществе размышлять на посторонние темы получается с трудом. Та, вытянувшись сзади на постели, лениво водила пальчиком по его спине, рисуя какие-то фигуры.

— Славик, да ты прямо нарасхват, — протянула она и продолжила допытываться, — ну а это кто? Похоже на знакомство по объявлению. Или ты что-то натворил? Она из прокуратуры, да? — последние слова были произнесены артистическим шёпотом.

— С чего ты взяла?

— Ну, ты так смешно про себя докладывал. Словно на допросе.

Кто бы спорил, со стороны его диалог с Лилией и впрямь выглядел глуповато.

— Алла, если я не ошибаюсь, ты совсем недавно заявляла про какой-то там иммунитет и прочее…

Заметив, что Славка насупился, Алла подалась ближе, упёрлась тугой грудью и злорадно-весело шепнула на ухо:

— Ну давай, не стесняйся, обматери меня, отправь по адресу. Что, мол, пристала, зараза, репей, заноза постельно-озабоченная…

Он приложил палец к её губам, прервав этот поток.

— Да брось, за что на тебя обижаться? У меня свои проблемы, у тебя свои.

— О кей, давай решим так — сегодня ты мой и только мой. А то, что завтра — пусть будет завтра, — промурлыкала она, щекоча его длинными ресницами, — утром я исчезну, и можешь благополучно забыть наше мимолётное приключение.

Она порывисто прильнула к нему и впилась в губы своим необычным кусающим поцелуем.

— Алла, только без жестокостей! — шутливо взмолился Славка, — на мне уже живого места нет.

Она довольно ухмыльнулась и завалила его на подушки.

— Ах ты бедняга… Ну прости, вот такая тебе дура необузданная попалась. Всегда беру своё по полной программе.

Огромная луна уставилась жёлтым глазом в балконное окно, шевелились от прохладного ночного ветерка занавески, посапывала рядом угомонившаяся инопланетянка Алла, а к Славке сон никак не шёл. А ведь совсем недавно готов был вырубиться, едва присев на диван, невзирая на вертящуюся перед глазами шальную любовницу. Да ещё, как назло, во дворе подняли галдёж на тему «уважаешь-не уважаешь» два забухавших индивидуума. Славка встал и плотно прикрыл окно. Чёрт, и выпить ничего не осталось. Он направился было на кухню, где в холодильнике завалялась с незапамятных времён валерьянка, но тут с дивана донеслось сонное:

— Славик, ты где? Мне холодно.

Он развернулся и шмыгнул к Алле под одеяло.

— Не спится что-то.

— Я тебе дам «не спится», — пробормотала она, — чтобы дрых через пять минут, иначе опять пристану.

Странное дело, то ли эта шутливая угроза, то ли её ласковые поглаживания возымели действие, но довольно скоро Славка провалился-таки в долгожданный омут.

Вот только сновидений не надо. Не хочу ни космических полётов, ни грозы с молниями, ни клокочущих водоворотов. До них жилось спокойно, а после — только проблемы, тревоги и беспокойство.

Сон всё-таки посетил его. Даже не сон, а так — видение, смутно-тревожное, без ярких красок и даже почти без звуков. Широкая просека, жуткая чащоба, стволы деревьев все как на подбор векового обхвата. Двойная колея от колёс, и Славка двигался по ней, словно по рельсам, почти не прилагая усилий. Плыл как бы сам по себе. Мир вокруг неяркий, одноцветный, даже слегка чужеродный, зелёный с проседью. А самое главное, кто-то находился рядом, позади него, и это была женщина. Он догадывался, он ощущал её присутствие, но почему-то никак не мог разглядеть своего поводыря. Поворачивал голову свинцовым усилием, но спутница без труда ускользала, лишь тающая тень и лёгкий шорох за спиной… Наконец Славке надоели игры в прятки, и он решился позвать её по имени. И она тут же откликнулась:

— Не кричи, я же сказала, что позвоню сама.

Далеко впереди возникла искорка света, она быстро приближалась, и он понял, что идёт невесть откуда взявшаяся здесь электричка, и надо было дать ей дорогу, отступить в лес. Луч приблизился, превратился в бьющий по глазам сноп света, и Славка мгновенно проснулся.

Утреннее солнце струилось меж распахнутых занавесок и слепило глаза. Часы показывали восемь, а в ванной шумела вода. Шмотки разбросаны где попало, одеяло шиворот-навыворот, одна из подушек по-прежнему на полу. Бардак. Составить, что ли, компанию шаловливой гостье, подумал Славка, сладко потягиваясь. Заглянул за дверь, и Алла, блаженствующая под струями душа, сразу его заметила и поманила пальцем.

— Это что за статуй? Быстро запрыгнул сюда.

С фантазией у неё и в трезвом виде был полный ажур. Через несколько минут она уже заставила Славку зарычать от удовольствия.

— Алка, ты просто секс-бандитка какая-то.

— А что такого? — отфыркиваясь под струёй воды, невинно поинтересовалась она, — я думаю, тебе теперь долго никаких девок уже не надо. Ну и моё самолюбие какое-то время не будет страдать.

Обернулась длиннющим банным полотенцем и как ни в чём не бывало удалилась за дверь. Так бы сразу и говорила, а то — иммунитет у неё, видите ли. Такая же мстительно-ревнивая, как и все прочие. А остальное — банальный антураж, актёрство, небрежно наброшенная маска эмансипе и пофигистки.

Из душа он выбрался пустой и лёгкий, как младенец. Алла, присев возле холодильника, скорбно взирала на его пустое содержимое. Славка смущённо повинился:

— Ал, ты особо не переживай, что с холостяка взять. Здесь у меня мыши пляшут. Давай мы по пути на станцию куда-нибудь заскочим. К шашлычникам, хотя бы…

— Негодяй! — подняла она брови, — значит, ты меня на электричке собрался спровадить? А такси заказать кишка тонка?

— Ну, в этом плане я, конечно, негодяй. Знаешь, тут у таксёров тариф до метро — косарь.

Она вздохнула и махнула рукой:

— Да ладно, шучу. Собирайся, проводишь меня.

Пока Алла вертелась перед зеркалом, пытаясь привести волосы в относительный порядок, Славка в темпе проинспектировал шкаф с одеждой. Ничего лучше джинсовой двойки и водолазки не нашлось, а вот от любимой кремовой рубашки с открытым воротом пришлось отказаться — буйная Алла всё-же оставила коварную отметину на шее. История повторяется — мы с незабудкой в этом плане теперь два сапога пара, пришла в голову забавная мысль.

Гостья в последний раз критически оглядела себя в зеркало.

— Лахудра… Я летела с сеновала, тормозила головой. Славик, хоть бы какая из твоих баб догадалась фен оставить. Сам видишь, иногда очень нужен бывает.

Едва они вышли из подъезда, Славка сразу приметил Палыча. Дядька одиноко хохлился за доминошным столиком, дымил утренней сигареткой, на нарисовавшуюся сладкую парочку глянул пристально и, как показалось, с неодобрением.

— Мы, кажется, собирались телефонами обменяться, — напомнила Алла.

— Да, конечно, — спохватился Славка, продиктовал ей номер и добавил, — будет ещё лучше, если ты ту статью целиком в письме вышлешь.

— Письма посылать — архаизм. Жаль, компа у тебя нет — нашла бы возможность скинуть, а так — в Москву ко мне прогуляешься, — ответила Алла рассеянно.

На Славку она уже смотрела как бы сквозь, поминутно хваталась за трубку, и ей звонили, и она кого-то набирала. До славкиных ушей доносились то скабрезный трёп с подружкой, то озабоченно-деловой диалог с неким Иваном Станиславовичем («я обещанный эксклюзивчик вам прямо с утра занесу, но имейте в виду, что материал сырой, кое-какие детали требуется доработать…»), и наконец томное: «а Евгения можно к трубочке? Ах, дома нет… Тогда-передайте-пусть-перезвонит-он-знает-кому…»

Ночное приключение закончилось, московский круговорот вновь тащил её к себе, пришла пора забывать и случайного напарника по пересыпу, и случайный этот посёлок, который не на каждой карте и сыщешь.

Перед спуском к перрону — небольшая толчея цветочного мини-рынка, неизменные бабульки с семечками и рассадой, суетливые струйки спешащих пассажиров. Чуть поодаль — зелёные «грибки», пивная реклама, шашлычник Ашот мечется меж двумя мангалами, машет картонкой на угли. Просиял золотыми коронками:

— Молодые люди, мимо не проходим! Самый первый шашлык — только для вас. Даю скидку.

Славка сделал спутнице приглашающий жест, та кивнула и коротко бросила, не отрываясь от трубки: — Давай.

Ашот лично принёс им два дымящихся, с пылу с жару, шашлыка, появившийся следом мальчишка-подручный поставил на столик кружки с тёмным пивом и тарелку с зеленью. На Славку мгновенно напал зверский аппетит, и Алла, наблюдая, как он уплетает, не преминула снисходительно усмехнуться:

— Давай-давай, восполняй калории…

Телефон на какое-то время угомонился, она молчала, думая о чём-то и глядя в стол. Затем неожиданно спросила:

— Славик, я надеюсь, ты не останешься на меня в обиде?

— Это за что?

— Видишь ли, мне не по душе расставаться, когда остаются недомолвки. Такого молчуна я первый раз встречаю. Да ещё и в разобранных чувствах. Полезла утешать и утешала, как видишь, всю ночь. Может, не стоило? Может, наоборот, помешала? Ты молчишь и молчишь, рот на замке, хоть бы сказал что-нибудь даме на прощание. Не надо замыкаться в общении с женщиной, пусть даже случайной.

Надо же, какие речи. Впрочем, она и вчера пыталась источать умности.

— Сказать честно?

— Валяй.

— Ты появилась как раз вовремя и помешать ничему не успела. Я благодарить тебя должен, а не обижаться, иначе всю ночь выл бы от тоски и лез на стену. А скорее всего, нажрался бы с Гордеем до чёртиков.

Она смотрела внимательно, хлопая кукольными ресницами.

— Не ошибусь, если скажу, что у тебя на данный момент состояние, как бы это точнее выразить… — она пощёлкала пальцами, — между небом и землёй, что ли. Признайся, ведь я вчера угадала?

— Что угадала?

— Несчастная любовь? Ну или нечто вроде.

— Какая там несчастная, мы виделись-то считанные минуты.

— Но девка неплоха, — предположила Алла.

— Да, только по телефону теперь прикидывается, что первый раз меня слышит. Сегодня, даст бог, увидимся, а там… при взаимной симпатии… кто знает? — вырвалось у него.

— Ну а почему бы и нет? Если только это не знакомство по объявлению, вот там уж точно не симпатию жди, а лишь голый расчёт. Понравься, впечатление произведи, слова найди нужные. Зачем мне взрослому мальчику азбуку объяснять?

— Ал, со вчерашнего дня моё мнение о тебе успело поменяться несколько раз. Ты не только классная трахальщица, но и психолог неплохой. А сложить всё вместе — получится психотерапевт.

— Это комплимент такой?

— А разве плохой комплимент?

— Своеобразный. А что касается психологии… Психолог из меня пока неважный. А журналист, он кто? Либо прислужник текущей политики, либо скользкий папарацци. Только настоящий писатель — величина независимая. Судья истории, так сказать. Это не я придумала, это кто-то из классиков сказал.

— То есть ты заранее готова тянуть лямку прислужника?

— Точнее — исполнителя воли главного редактора. Хотя сама ещё не знаю, как получится. Сейчас интернет-издания в гору пошли, не так денежно, зато свободы больше. Ты, я, он, она — все мы, Слав, прислужники. Только моя будущая карьера ещё и стерильностью не отличается. Из разряда «наглость — второе счастье». Или «хлебом не корми — дай в чужом дерьме поковыряться».

— Так я никак в толк не возьму — ты ещё студентка или уже журналистка?

— И то и другое. Овёс в Москве дорог, крутимся-вертимся…

У перрона свистнула отходящая электричка, Алла оглянулась.

— Ладно, заболтались мы, ехать мне надо.

Они закончили с шашлыком, поднялись и направились к платформе. Славка купил ей билет, у турникета они задержались.

— Ну что, настало время банальных фраз? — иронично сказала Алла.

— И каких-же?

— Мне было хорошо этой ночью, надеюсь, и тебе тоже. Номер свой я дала, если будет что по жизни наперекосяк, звони.

Послышался шум приближающегося поезда. Алла подалась к Славке, одарила летучим прощальным поцелуем и поспешила на перрон. Подошла электричка, гулкая и свистящая, заглотила в себя добрую сотню человек. Зашипели, смыкаясь, двери. Состав лязгнул, завыл, замолотил по стыкам, и через несколько секунд всё стихло.

В задумчивости Славка поднялся по ступенькам обратно к мини-рынку и тут нос к носу столкнулся с Вовкой Чигирём. Напарник торопился на электричку, едва не проскочил мимо, но заметив Славку, резко затормозил.

— О, привет, болезный! Ну ты как, оклемался вчера? До дому хоть нормально дошёл?

Вот так, дружище Слава. Отныне весь мир будет время от времени предлагать тебе игру под названием «угадайка». Алиска — раунд первый, полный провал, нокаут. Теперь Чигирь, попытка номер два. Интересно, что будем угадывать с девушкой Лилией? Или с тем же Палычем?

— Да вроде нормально… — замялся Славка, — а что случилось-то? Плохо помню.

— Ну как… Скрючило тебя ни с того ни с сего, позеленел весь. Мы уже хотели «скорую» вызывать, ну а ты сказал, что дома отлежишься. Встал, инструмент бросил и ушёл. Совсем не помнишь, что ли?

Славка изобразил озабоченность.

— Смутно. Траванулся чем-то, скорее всего.

— Я через пару часов пытался тебе дозвониться по мобиле, да бесполезно.

— Трубку не брал, что ли? Или «абонент вне зоны действия»?

— У тебя телефон вообще молчал, — Чигирь почесал в затылке, — хотя нет, вру. Какие-то звуки слышались, и очень странные. Шуршание такое, как вроде по листьям кто идёт, и шёпот. Я «алло-алло», а никто не отвечает, только шепчется в ухо. Ни слова не разобрать. Не могу даже объяснить, что бы это значило. Трижды тебя набирал, и всё время одно и то же.

Вовик говорил что-то ещё, но Славка почти не слышал его. Ему внезапно стало страшно. Колючие ледяные мурашки пробежали от головы до пяток, в памяти тут же всплыли вчерашние события на Центральном. Да не на работе его скрючило! На улице! И самой работы не было. Грозой её ночью замкнуло, работу. Грозой, больше смахивающей на апокалипсис.

Он перевёл взгляд на Чигиря, тот смотрел озабоченно.

— Ну так как, в понедельник выйдешь?

— Да, конечно, — Славка изо всех сил старался выглядеть беззаботным, — ты иди, Вован, а то электричка убежит. На работе ещё поболтаем.

Ноги сами принесли его к Гордею. С некоторым удивлением Славка констатировал, что приятель уже прилично подшофе, хотя привычки заливать с раннего утра за ним не водилось. Стол, застеленный скатертью, по-прежнему находился в центре комнаты, однако вместо вчерашних разносолов на нём присутствовал лишь анекдотический натюрморт — початая бутылка водки, полбуханки чёрного хлеба и пара солёных огурцов. По квартире плавал кисловатый салатно-табачный фимиам вчерашнего застолья.

— Как сам? — вяло поинтересовался Гордей, влача стопы к дивану.

— Лёгкий, звонкий и прозрачный, — коротко ответствовал Славка.

Ожидаемой хохмы не последовало, вместо этого Гордей доложил мрачно:

— Ирэн смылась.

Славка подсел к столу, налил себе стопку. Надо во что бы то ни стало изгнать остатки липкого мандража, охватившего его после разговора с Чигирём.

— Эка невидаль, в первый раз, что ли?

— Не скажи, я её повадки знаю. Такого ещё не было. Слиняла тишком, пока я дрых, то ли ночью, то ли рано утром. Даже записку не оставила. Мобильник не отвечает. Удрала самым подлым образом.

— Дежа вю, — хмыкнул Славка, — твоя история в чём-то повторяет мою. А удрала она скорее всего к этому Глебу, мог бы и сам догадаться.

— Хоть к Глебу, хоть к Ивану, мне нас… ть, — зло сказал Гордей, — ещё раз заявится, на порог не пущу. Достали уже меня эти залётные домохозяйки.

Непривычная эскапада, нелогичная для закадычного дружка. Раньше он не позволял себе хулить Ирэн. Хотя и особых выкрутасов она доселе не выкидывала.

От вчерашнего сна только грёзы остались, наша прошлая жизнь миражом оказалась… Откуда, из каких глубин памяти всплыла эта строчка из давнего стихотворения?

— А молодожёны твои где? — спросил Славка, чтобы хоть как-то отвлечь дружка от чёрных мыслей.

— Ускакали куда-то с утра пораньше, — рассеянно сказал Гордей, — думаю, в Москву полетели проветриться.

— Знаешь, Игорёха, я ведь тоже в подвешенном состоянии. Мне сейчас придётся болтаться по посёлку и ждать, позвонит она или нет. Давай решим так: бухать пока не стоит, промаринуемся часов до пяти и, если у меня ничего не выгорит, закатимся куда-нибудь, ну хоть в «Элладу»…

— Сдалась тебе та «Эллада», — скривился Гордей, — ты же знаешь, не выношу я это заведение. Да и бабьё там — пробу ставить негде. По ним же весь посёлок промаршировал.

— О кей, предложи свой вариант.

— Уж если закатываться, то в белокаменную. Есть один адресок, я попозже созвонюсь кое с кем, потом сообщу. По кабакам бродить всё равно денег нет, гораздо проще халявное хоум-пати организовать, сабантуй на общие бабки. Адресок, правда, немного стрёмный, публика непростая, но посмотрим…

Славка не успел ничего ответить. Из кармана зазвучал полифонический Эннио Морриконе.

— Алло, Вячеслав? — послышался из трубки знакомый голос, и он подскочил как ошпаренный.

— Да-да, слушаю.

— Это я слушаю. Что вы хотите мне предложить?

— М-м, где же нам удобнее… «Эллада» ещё закрыта… Давайте у Центрального парка, знаете, там на входе арка такая, типа с виноградными гроздьями…

— Таксисты всё знают, — перебила она, — хорошо, давайте там. Как вас узнать?

— Я буду в джинсовом костюме и в синей водолазке. Лилия, так я то вас знаю, поэтому только скажите, через какое время мне там быть.

— Хорошо, идите к этой вашей арке и оттуда перезвоните по этому номеру. Я вызову такси и буду минут через двадцать. Надеюсь, вы джентльмен и расплатитесь с шофёром?

— Разумеется.

— Договорились, до встречи.

Славка, переваривая этот короткий ёмкий диалог, смотрел на Гордея, потом мотнул головой.

— Нет, ну ты представляешь! Голос вроде бы её, но разговор… Признаться, она и вчера меня по телефону удивила. Своеобразная дама эта незабудка, должен заметить.

Приятель понимающе ухмылялся.

— Как я понял, сегодня в Москву мне придётся отправляться без собутыльника.

— Правильно понял, — Славка, встал и потянулся, — хотя ни черта ещё не ясно. Ну что ж, пожелай мне удачи.

— Может, ещё стопарь для храбрости?

— Да ну, что ты!

— Тогда желаю удачи.

Глава 3

Солнце поднялось уже довольно высоко, но надеяться на то, что и сегодняшний день окажется жарким, не приходилось. На восточной стороне клубились фиолетовые тучи, временами налетал резкий заполошный ветерок, взметающаяся с асфальта пыль то и дело норовила стегнуть Славку в лицо. Далёкие раскаты грозовой канонады становились всё более слышны.

Славка, позвонив Лилии, крутился и маялся возле входа в парк, не отходя далеко. Хорошо ещё, что высматривать ожидаемое такси приходилось только со стороны центра. Сзади, метрах в двухстах, тянулась железнодорожная линия, там и дорог-то нет, одни тропки. Другое дело, что таксистом мог оказаться кто угодно — и официал на жёлтой «волге» с шашками, и частный бомбила на чём попало, от «москвича» до «мерседеса».

Жёлтых таксомоторов не появилось ни одного, зато неприметный вишнёвый «опель», едва припарковавшись на противоположной стороне, вдруг резво взял с места, пересёк проезжую часть по диагонали и тормознул прямо возле Славки. Из-за приспущенного стекла смотрел усатый, с добродушным прищуром, мужик южной наружности.

— Молодой человек, это вы Слава? — спросил он с лёгким акцентом.

— Угу.

Славка заглянул в салон машины.

Она сидела на переднем сиденье, чуть замаскировавшись солнцезащитными очками, на губах застыла лёгкая улыбка.

— Чего ждём, джентльмен? Будьте добры отстегнуть этому джигиту пятьсот рублей.

Славка поспешно расплатился, Лилия вышла, «опель» развернулся и укатил. Она посмотрела куда-то в сторону, потом не спеша подошла ближе, теребя в руках чёрную сумочку, смотрела на него без особого стеснения, хотя и несколько настороженно. Светло-коричневый приталенный жакет и брючки почти такого-же цвета шли её небольшой ладной фигурке идеально.

— Ну здравствуйте, таинственный незнакомец. Изложите в деталях, где мы могли так познакомиться, что я об этом ничего не знаю. То, что мне с ваших слов передала соседка, в расчёт не берётся. Во всяком случае, ни под каким дождём я вчера не бродила.

— Лилия, у вас есть сестра-близнец? — сразу спросил Славка.

Она взглянула с лёгким недоумением.

— Без понятия. Во всяком случае, родичи мне об этом не сообщали.

Интересный ответ. Показалось или нет — девчонка чем-то раздражена. Или всё-же так проявляется её настороженность?

— И ещё… Давай на «ты», а то что мы, как на английском приёме.

— Да пожалуйста, — пожала она плечами.

— Предлагаю небольшую экскурсию. Хочу показать, где всё произошло, просто ради интереса. Это на этой вот самой улице, не очень далеко.

Она машинально посмотрела вдоль Центрального.

— Не вижу никакого смысла.

— Лиль, я уже догадываюсь, что вчера утром ты там не была. Но кто же тогда был? Перстень с буквой «Л»… А адрес по улице Дачной — он что мне, приснился? Мне кажется, или ты на самом деле чем-то расстроена? Я этому не рад.

— Я не злюсь. А на моё настроение не обращай внимания. Поцапалась с утра кое с кем…

Она посмотрела на Славку с некоторым вызовом.

— А если бы не поцапалась, то вряд ли стала тратить время на встречи с непонятными личностями.

— И всё-таки давай прогуляемся, — он осторожно взял её под локоток, — может, угостить тебя чем-нибудь вкусным?

— Не подлизывайся. Когда попрошу, тогда и угостишь. Я в этом плане не комплексую.

Навстречу из-за угла — вот неожиданность — вывалился Гордей. Лёгок на помине, словно нарочно поджидал. Мало того, ещё и не один. Рядом семенила одна из его дежурных подружек, чьё имя Славка запамятовал. Ну, Гордей! До чего лёгкий человек, позавидовать можно. Час назад глушил водку в одиночестве, скрипел зубами и предавался чёрной тоске, и вот уже летит развлекаться на столичные просторы, зацепив первую попавшуюся куклу. Дым в голове, бес в ребре, перо в заднице.

— А вы прекрасно смотритесь, молодые люди, — отвесил комплимент приятель.

— Уже в Москву намылился?

— Конечно, а чего ждать. У меня всё быстро происходит — позвонил, пригласили, еду. Погнали с нами за компанию.

— Не, братан, сегодня не получается, — Славка покосился на свою спутницу, — может, в следующий раз.

Разминувшись с Гордеем, они шли какое-то время молча. Лилия по-прежнему не проявляла признаков женского любопытства, думала о чём-то своём, а может, терпеливо ждала, когда нежданный кавалер сам проявит инициативу. Наконец она прервала молчание и спросила, не поворачивая головы:

— Слав, что ты на меня всё посматриваешь? Язык парализовало? Спрашивай, что хотел, я не кусаюсь. Мне самой интересно, на кого же я могу быть похожа.

— Решаю задачку под названием «найди десять отличий», — отшутился Славка.

— Никогда не думала, что стану чем-то вроде экспоната. И как, много отличий?

— Да никаких, если не считать, что у тебя сейчас серёжки в ушах, а у той не было. И одежда…

Он посмотрел на неё искоса и спросил вкрадчиво:

— Лиль, а у тебя в гардеробе имеется кофта с длинным рукавом, на… кажется, левой стороне вышита маленькая красная роза?

— Незнакомец, вы начинаете меня пугать своей осведомлённостью, — проговорила она не сразу, то ли всерьёз, то ли в шутку, — если имеешь в виду вишнёвый джемпер, то одевала я его последний раз с месяц назад, сейчас его жарковато таскать, не находишь?

Славка задумался.

— Месяц назад?

Осмелев, он решил проверить наличие интимной отметины.

— Разреши-ка, — он отогнул ей воротник жакета, присмотрелся и вздохнул разочарованно, — а вот тут ничего нет, что очень странно. Увы, фокус не удался.

Ну уж в этой ситуации ни одна женщина в мире не удержалась бы от любопытства.

— И что там? — Лилия непроизвольно потрогала пальцами шею, — родинка?

— М-м, нет, не родинка. Как-нибудь потом расскажу.

— Интриган, — буркнула она, потом показала на противоположную сторону улицы, где расположилась стайка пивных грибков, — кофе хочу. Угощай.

— Я не интригую, я недоумеваю, — сообщил ей Славка, — хорошо, пойдём пить кофе. Хотя мы уже почти дошли.

Туча нависла уже над доброй половиной посёлка, хлопал тентованный шатёр «грибка», прохожие инстинктивно ускоряли шаг, и Славка забеспокоился.

— Сейчас накроет нас. А я, кажется, знаю, куда спрятаться. В тот самый подъезд, где вчера с твоей близняшкой знакомился.

— Не люблю грозу. С детства её боюсь, — вполголоса призналась Лилия.

Небо недовольно зарокотало, а она вдруг обернулась и устремила пристальный взгляд на компанию молодёжи, с хохотом и визгом грузившуюся неподалёку в маршрутное такси. На лице её Славка заметил недоумение.

— Кого увидела?

Она что-то невнятно пробормотала, повернулась и принялась торопливо допивать кофе. Непонятная Славке озабоченность с её лица, впрочем, не сходила.

— Вот это дерево, под которым я тебя… её встретил, — Славка похлопал по шершавому стволу, — а вон наше укрытие…

Ливень хлынул внезапно, словно над головой опрокинули гигантское ведро с водой, и они опрометью бросились к подъезду. Небо над крышами прорезал змеистый зигзаг.

— Надо же, сутки миновали, а гроза снова догнала нас…

Последние его слова заглушил залп громового раската, и Лилия неожиданно прижалась к Славке.

— Чего ты испугалась-то? — успокаивающе пробормотал он, — давай внутрь зайдём.

Чёрт, замок кодовый! Вот мода дурацкая пошла, понаставили железяк во все подъезды, деньги с людей содрали, а хаты как бомбили, так и бомбят. На их удачу, подоспела запыхавшаяся гражданка с авоськами, споро открыла дверь.

— Тётенька, можно нам зайти, а то видите, девушка грозы боится, — слегка дурачась, вопросил Славка, — нет, я серьёзно.

Гражданка покосилась, проворчала что-то неопределённое, но дверь захлопывать не стала. Поднявшись на один пролёт, они встали у окна.

— Ничего смешного, между прочим, — пробурчала Лилия, — у каждого могут быть свои маленькие слабости.

Славка взглянул на неё. Похожая на нахохлившегося рыжеватого воробушка, она хмуро смотрела в залитое водой стекло. Никому не дано знать, какая сила движет людьми в такие моменты. Через бесконечно короткий миг Славка заключил Лилию в объятия и впился в её губы долгим поцелуем. Она не шарахнулась, не отстранилась испуганно, только упёрлась кулачками ему в грудь и через какое-то время аккуратно высвободилась.

— Что это с тобой? Остынь, ишь какой пылкий, — сказала Лилия с коротким смешком, не глядя на него, — отголоски глупой юности, школьная любовь и свиданки в подъездах?

— Ага, на нас иногда находит… — пробормотал он, приходя в себя.

Чуть помедлив, она спросила:

— Слав, признайся честно — для чего ты выдумал всю эту историю? Скажи уж прямо, без всякой мистики, откуда ты меня знаешь?

— А история только начинается. Сейчас дождь закончится, и я покажу, что было дальше. Но пойдём мы уже в обратную сторону, ко мне домой.

Лилия посмотрела на него выжидательно. Славка улыбнулся.

— Не бойся, Лиль, я правда не шизик и не маньяк, я простой местный пролетарий Славка Шумилов. Хочешь, паспорт покажу? Он у меня, кстати, с собой.

— Нужен мне твой паспорт… И почему это я должна бояться? Сам-то первых встречных-поперечных не опасаешься? Легкомыслие чревато, — сказала она, продолжая пристально смотреть на него. Наверное, в шутку сказала, а у Славки словно ледяной коготок в груди царапнул, и он не нашёлся, что ответить. Показалось — даже вздрогнул непроизвольно.

Она отвела взгляд, встала на цыпочки и посмотрела из окна вниз.

— Почти прекратился. Может, пойдём?

На улице веяло свежестью, повсюду журчало, струилось и капало. Славка с Лилией шли, огибая лужицы, изредка шарахаясь от фонтанов воды, летящих из-под колёс. После сумбурной выходки в подъезде Славка ощущал смешанные чувства — лёгкую эйфорию вперемешку с неловкостью и смущением. И неловкость эта даже не оттого, что он внезапно набросился на неё со своими неуклюжими нежностями, а то, что при всём этом присутствовал ещё и её насмешливый скепсис по поводу славкиных россказней. Нет, она не выставляла его дураком, она несомненно была умна. Неумная давно бы ретировалась, придумав подходящий предлог. Лилия не убегает, терпеливо слушает, изначально не веря ни одному слову. А может, уже не слушает, и держит её возле Славки совсем не его повествование, а нечто другое. Ведь всю эту историю Лилия давно могла пресечь на взлёте вопросом, который задала уже перед дверью его квартиры.

— Славик, ты свою промокшую даму под деревом во сколько встретил? Только поточнее.

— Без десяти восемь, точнее быть не может. Я на работу опаздывал.

— Прекрасно. А я ровно в семь сорок пять садилась на московскую электричку.

Ещё в коридоре Славка с тайным интересом стал ожидать традиционного ритуала с обходом квартиры. Как бы не так. Вместо этого, едва разувшись, Лилия заметила иронически:

— Не знаю, как днём, но ночью у тебя точно не я была.

— С чего ты взяла, что у меня кто-то был?

— С того. Брюнетка. Угадала? Духи у неё неприлично резкие. «Кензо» или «донна каран». Во всяком случае, не в моём вкусе.

И отправилась прямиком на кухню. Славка, тут-же вспомнив про пустой холодильник, в ужасе схватился за голову.

— Лиль, прости идиота, я совсем забыл, что у меня шаром покати. Поскучай пока у телевизора, я мигом…

— Не переживай, я не голодна. Только из спиртного ничего крепкого не бери. Бутылку хорошего белого вина, — сказала она вслед.

Вернувшись с двумя пакетами снеди, Славка обнаружил её забравшейся с ногами на диван. Лилия смотрела в телевизор и временами посмеивалась. На экране бесчинствовали хохмачи из «камеди клаб».

— Хоть над чем-то повеселиться в этом скучном мире, — сказала она, — пошлятина, правда, порой неописуемая.

В четыре руки они довольно быстро соорудили неплохой стол, Славка откупорил вино и разлил в бокалы.

— Ну, за что пьём, загадочная и удивительная? Наверное, как принято — за встречу. Которая, надеюсь, не оборвётся так неожиданно, как первая.

Они выпили, и Лилия тут же спросила:

— А она оборвалась неожиданно?

— К сожалению, да, — кивнул Славка. Вскочил, принёс из спальни голубой халат.

— Вот в нём я её видел в последний раз. На той двери сохла одежда. Я думаю, пришла пора рассказать о самом неприятном моменте за вчерашнее утро. Я понимаю, этот бред тебе изрядно надоел, но всё же потерпи ещё немного.

Она по-прежнему внимала вежливо-равнодушно, и лишь когда Славка добрался до своей отключки посреди улицы, в её глазах возникла некоторая заинтересованность.

— Вот так, с приключениями дойдя до дома и не обнаружив там никого, и решил я разыскать эту самую Дачную.

— А зачем?

— А затем. Зло меня взяло. Надо же было хоть что-то прояснить.

Чуть подумав, Лилия поинтересовалась:

— Эта дама назвала тебе точный адрес по улице Дачной?

— Нет, просто название улицы.

— Скажи, а раньше с тобой что-либо подобное случалось?

— Никогда. Если такое произойдёт хотя бы ещё раз, я точно с катушек съеду.

Она вздохнула.

— Что-то у меня самой голова кругом начинает идти. Наливай. Поднимем бокалы за то, чтобы не произошло.

В её словах просквозил какой-то едва ощутимый подтекст.

— И не криви, а скажи уж прямо, что влюбился в неё с первого вздоха, потому и побежал в эти богом забытые Зяблики.

Славка замялся.

— Она мне показалась такой несчастной, беззащитной. Лежала на этом диване в халатике… Помню, спросила, не женат ли я. Ты вот не спрашиваешь.

Лилия повела взглядом по стенам.

— А что, так не видно? Паутина в углах, в холодильнике пусто, а окна, наверное, год никто не мыл.

Славка виновато развёл руками и попытался перевести разговор на более щекотливую тему.

— А ещё я заметил, что амнезия у неё была немного странная. Кроме своего имени, она твёрдо помнила, что не замужем.

Лилия, похоже, и бровью не повела. Поболтала бокал в пальцах и поинтересовалась:

— А что тебе Алексеевна ещё про меня наплела?

— «Наплела» — слово нехорошее. Так, рассказала кое-что. Вернее, это я спрашивал, а она отвечала. Про педагогов с третьего этажа, про студента ихнего, про перстень, тебе подаренный, ну и про то, что больно ты скрытная. И чего, говорит, такая умница и красавица забыла в нашей глуши?

— Алексеевна тётка неплохая, душевная, только любопытная сверх меры, — сказала Лилия, — слабость она, видишь ли, ко мне питает, якобы похожа я на её младшую. Мне по жизни почему-то многие говорят, что я на кого-то там похожа.

Пригубила из бокала и продолжила.

— Похоронила она её недавно. У старшей-то дочери всё нормально, замужем за бизнесменом, двое детей, в Питере живут. А у младшей по жизни перекос вышел. Поступила в медицинский, через два курса бросила, связалась с наркошами, далее по наклонной. Нашли мёртвую в каком-то притоне в Текстильщиках. Передозировка.

В чёрной сумочке запиликал телефон. Лилия взглянула на дисплей, встала и ушла на балкон. Даже дверь за собой закрыла. У Славки тоскливо сжалось сердце. Звонит заскучавший студент, друг сердечный, сейчас она наплетёт ему в уши тридцать три уважительные причины своего отсутствия, а со Славкой распрощается с корректной вежливостью.

Он налил себе пол-бокала и прислушался.

Нет, не похоже, что друг такой уж сердечный. Сквозь закрытую дверь доносились лишь обрывки пылкого диалога: — а я здесь при чём?.. твои папахен унд мамахен… меня жизни учить… я не нанималась, заплачу, сколько надо… и катитесь!

Лилия вернулась, села на диван. Смотрела в сторону, нахмурившись. Казалось, даже её кудряшки воинственно растрепались. Взрывоопасная, оказывается, девка, с такой деликатно надо, как с гремучей смесью, а то и тебе перепадёт по инерции, за все сегодняшние бредни.

Славка налил ей вина и сказал вкрадчиво:

— Солнышко, ты мне сердитая ещё красивее кажешься. Выпей, не нервничай так.

Лилия перевела на него взгляд и невесело усмехнулась.

— Я не солнышко, ты меня сердитой ещё не видел. Это так, мелочи жизни. Достали, давно уже хотела с ними распрощаться.

Поковыряла вилкой салат, встала и принялась бродить по комнате. Как и её предшественницы, заинтересовалась фотографией на полке. Спрашивать, правда, ничего не стала. Решив, что пора и самому проявить любопытство, Славка спросил:

— Рассказала бы о себе, Лиль. Кто ты, что ты и вообще…

— А нечего рассказывать. Сирота я, — откликнулась она глухо.

Предельно подробно. Целых пять слов. Ладно, подождём.

Лилия наткнулась на глебову брошюру, присмотрелась, полистала.

— Что это за прокламация?

— Вчера один умный дядя снабдил. Ненавязчиво предлагает влиться в экологически чистую общину свободного труда, максимально удалённую от государства.

— Это где такая? В Сибири, в тайге?

— Как раз нет. Неподалёку, в соседней губернии.

— И как скоро ты собираешься туда влиться?

Славка ухмыльнулся.

— Да никуда пока не собираюсь. Если только от крайней безнадёги.

Лилия вновь села напротив, опёрлась подбородком на сложенные пальцы и задумчиво уставилась на Славку, словно врач на тяжёлого больного.

— Молодой здоровый мужик, какая у тебя может быть безнадёга?

— Если ты исчезнешь отсюда и во второй раз, это точно будет безнадёга, — уверил её Славка.

Лилия опустила глаза, долго раздумывала о чём-то.

— Да, тяжёлый случай… И ты что-то хочешь мне предложить? — наконец спросила она, глядя в стол.

— А сама не догадываешься?

Она в притворном ужасе закатила глаза к потолку.

— Господи, это что за чудо-юдо мне попалось? То набрасывается в подворотне, как оголодавший питекантроп, то простых слов не в состоянии проблеять. Придётся помочь. Повторяй за мной: Лилия, ты мне нравишься, переезжай и живи здесь.

Славка набычился.

— Это всё, конечно, замечательно, но я по-прежнему знаю только твоё имя и ничего более.

Она вздохнула, потянулась к сумочке и достала паспорт.

— Любуйся на здоровье, только учти, что показывать тебе документы я совсем не обязана: ты ведь не собираешься сдавать мне свою конуру за деньги?

Ну вот, давно бы так. Давай познакомимся ещё раз, симпатичный колючий цветочек.

Трегубова Лилия Владимировна. Двадцать пять лет, фотография совсем свежая. Место рождения — д. Лошкарёво, Пермская область. Прописана в Подмосковье, Можайский район, и новый паспорт выдан там же. Семейное положение — пустая страница.

По поводу прописки Славка уточнять не стал, вернул документ и спросил:

— Ну а на хлеб насущный где зарабатываешь, Лилия Владимировна? Рекламщица из частного агентства?

Особой резкости в ответ на его подначку не последовало.

— Зарабатываю, как умею. Это имеет какое-то значение?

Славка вновь попытался насупиться.

— Лиль, ты всегда такая злая, или бывает как-то по-другому?

— Я злая, когда злят, — лаконично ответила она.

Славка придвинулся поближе и спросил недоумённо:

— Всего-навсего поинтересовался твоей работой, и это злит? Как же мы с тобой дальше общаться будем?

— Я злюсь не от общения с тобой, — сказала она тусклым голосом, — просто на душе противно, осадок какой-то… Я тяжело схожусь с людьми, но и расставаться не всегда бывает легко.

Она покачала головой.

— Кажется, я забалдела от твоего вина. Больше не наливай.

— Как скажешь.

Славка устроился вплотную и положил руку ей на плечо.

— Но-но, сударь, — Лилия погрозила ему пальцем, — какие-же вы все однообразные, стоит только женщине признаться, что она пьяна. Славик, если мы решили, то давай решать до конца. Сейчас, пока этого нет дома, мне надо взять такси и смотаться в Зяблики. У меня вещей — один чемодан.

— Мне съездить с тобой?

— Ещё чего! Дать повод облить меня грязью на прощание? Если поинтересуются, скажу, что съезжаю к подруге.

Она посмотрела на часы и поднялась.

— Надо принять прохладный душ и вообще привестись в порядок. Полотенце выделишь?

Лилия ушла в ванную, а Славка сгрёб посуду со стола и потащил всё к кухонной мойке. Закончив с помывочными делами, присел на кухне и наблюдал, как она выходит и начинает расчёсываться перед зеркалом.

— До чего же странная штука, этот день сурка, — сказал Славка, — смотрю на тебя, и словно вчерашнее утро вернулось.

— И что же было вчера утром?

— Ты повторяешь все её действия, все жесты. Так же вышла из ванной, так же начала расчёсывать волосы…

— А ты в это время…

— А я на кухне рубил салат из чего-то там. Потом подошёл к ней, — Славка повторил вчерашнюю мизансцену, — вот так. А она съёжилась…

— И ты отстал?

— Угу.

— Валенок, — констатировала Лилия.

— Нет, не валенок. Мне правда было её жалко.

Она достала мобильник.

— Какой у тебя, говоришь, адрес?

— Лермонтова, четыре.

Лилия заказала такси и повернулась к Славке.

— До подъезда проводишь, жалельщик?

— Обязательно.

Когда они спустились вниз и остановились под входным козырьком, Лилия повернулась к нему.

— Слава, не знаю, кого ты там нарисовал в своём воображении, но я ведь правда не сахар. Как-то всё скоропалительно у нас получается, не пришлось бы потом сожалеть. Я не сторонница резких движений, и если бы не эта стычка с хозяевами квартиры…

— Но там хозяев было трое, а здесь я один. С одним-то уживёшься со своим несахарным характером?

— Как знать, как знать, — рассеянно ответила Лилия.

Присев на металлические перила, она смотрела на Славку с непонятным выражением, не то оценивающим, не то снисходительным, и это немного злило. Ждёт, догадается ли кавалер вторично оплатить такси? А вот не собираюсь я угождать каждому твоему капризу.

— Деньги на такси есть? — спросил он холодновато-нейтрально.

— Попытаюсь наскрести.

Из-за угла вывернул жёлтый таксомотор, Лилия обернулась и сказала Славке:

— И всё равно валенок. Ну посмотрел ты паспорт, и что из того?

Словно язык показала. Или предупредила о чём-то?

— Но моим ты вообще не поинтересовалась, — ответил Славка.

— Не требуется. Тебя и так насквозь видно.

Она открыла дверцу «волги».

— Ладно, не напрягайся, у меня лишь небольшая просьба: наведи в своём логове хотя бы относительный порядок.

— Когда тебя ждать? — заторопился он с вопросом.

— Через час-два, не больше.

Дверца хлопнула, «волга» отрыгнула облако бензиновых паров и скрылась за углом.

Что ж, ершистой Лилии удалось основательно вернуть его с небес на землю. Испуганная доверчивая незабудка вчерашнего сна перевоплотилась в колючую розу сегодняшней реальности. Славка бродил по квартире, шуршал веником по углам и переваривал в голове их недолгое общение.

Какая-то в ней чересчур взрослая холодная независимость, порой граничащая с надменностью. Переменчивое настроение. А адрес в паспорте? Голову можно дать на отсечение, это глухая деревенька в уральской глубинке. А на сельскую простушку она ну никак не смахивает.

Одна из охотниц за богатым мужем, тысячами слетающихся в Москву как мухи на мёд? Любительница шляться по злачным заведениям с надеждой схватить жар-птицу удачи за хвост? Если она это делает в одиночку, то схватит, скорее всего, только букет проблем.

Труженица ночного фронта? Нет, не похоже. Почему живёт в таком отдалении от центра? Ночью, по словам Алексеевны, она почти всегда бывала дома. Ну и наконец, при подобном образе жизни она не согласилась бы переехать на славкину квартиру. Такая будет жить где угодно, но только не у наивного воздыхателя. Неминуемо возникнут неприятности личного плана.

Можно предположить и третий вариант. Гарик, студент крупного вуза, прельстил её как перспективный кандидат в будущие спутники жизни, решила обосноваться у него, вроде как квартирантка. Только вот с предками не сложилось. Обычное дело. Встала на дыбы, запсиховала, а тут как нельзя кстати подворачивается загадочный тайный поклонник, одинокий, со свободной жилплощадью. Поразмыслила пару часов, оценила ситуацию и решила, что звёзды с неба пока подождут. Таким простофилей, который тащит незнакомую особу к себе на житьё при первом-же намёке с её стороны, можно крутить-вертеть как душе угодно. И бросить его при случае не долго и не хлопотно. С одним-то чемоданом на руках.

Славка принялся шуровать тряпкой оконные стёкла. Развёл тут теории, анализ и самокопание. Точнее — самоуспокоение. Сама откроется, никуда не денется.

Прошёл час, миновал второй. Славка перетёр все окна, пропылесосил все ковры и напоследок выдраил добела ванну и санузел. Лилии всё не было, и Славка начал поглядывать на мобильник, но звонить пока не решался. Завалился на диван с кружкой чая, ткнул кнопку телевизионного пульта. Привычно пролистал центральные каналы, на которых, как обычно в середине выходного дня, не на чем было задержать взгляд.

Два персонажа мужского пола, переодетые бабками, за годы вросшие в экран настолько, что стали уже чем-то вроде телевизионной заставки… Ток-шоу с подставными, усердно галдящими, перебивающими друг друга персонажами, так что непонятно, о чём вообще идёт речь… Нескончаемая санта-барбара про субретку-домработницу с малороссийским говором, чуть ли не каждый перл которой сопровождается дурацким хохотом за кадром… Парень с девкой развалились в креслах и лениво перебрасываются пустыми фразами, причём невзрачный словарный запас данных особей густо разбавляется застенчивым пиликаньем… Дорожный натюрморт из трёх сложенных в хлам иномарок, в одной из которых находится мычащее тело со скомканным аэрбегом перед носом, живое и невредимое, но пьяное настолько, что не в силах вылезти из-за руля… И конечно — её величество реклама: на экран врывается вкуривший лишнего директор магазина электроники, носится по залу со свитой взьерошенных менеджеров, обрывает на ценниках нули и со злобным торжеством объявляет стране, что отныне их товар продаётся в десять раз дешевле. Страна раскрыла рот и пытается поверить.

Чертыхаясь, он наткнулся наконец на один из музыкальных каналов и оставил пульт в покое. Незаметно подступила дремота с плавным погружением в сон, и вот уже Славка стоит на бескрайней, плоской, зелёной равнине, и тоскливое серое небо вокруг, а за незримой ватной стеной бумкает, словно метроном, телевизионный хип-хоп… Он вздрогнул и открыл глаза. Надвинувшееся забытьё определённо напугало, это уже начинает смахивать на фобию. А любая фобия — это симптом, предупреждение о неладах в психике.

Славка скосил глаза: на экране мельтешили чёрно-белые пятна видеоклипа. Гибкие бесполые механоиды в чешуйчатых гидрокостюмах, в ластах, с овальными масками вместо глаз, синхронно двигались под пульсирующий электронный ритм. Похоже, что у целого отряда аквалангистов коварная кессонка повредила мозги, и теперь от переизбытка азота они вдруг решили сплясать диковинный шаманский танец. В конце концов ихтиандры забрели в круглый водоём, заполненный то ли нефтью, то ли чернилами, и исчезли, растворились в нём, оставив на поверхности лишь вспухшие белёсые пузыри.

Он усмехнулся, отогнал невесёлые мысли, поднялся и вышел на балкон. Достал из кармана мобильник, глянул на время. Лилия отсутствовала уже почти четыре часа. За такой срок смотаться на такси до Зябликов, забрать чемодан и вернуться обратно можно раз семь. Пора прояснять ситуацию. Славка разыскал сегодняшний принятый номер и едва не нажал кнопку вызова, когда обратил внимание на комбинацию цифр. Звонок был сделан со стационарного телефона, имевшего начальные цифры четыре-девять-пять, и аппарат тот находился не у Лилии в сумочке, а стоял у кого-то на столике. Либо висел на стене. Может, у Лисовских, а может, у той же Алексеевны. В любом случае звонить на него не стоило, кто знает, на кого нарвёшься.

Славка смотрел вниз на кепки и лысины доминошников, отслеживал въезжающие во двор машины и вновь задался вопросом, который казался странным и очевидным одновременно. Как же так могло получиться, что незнакомая девчонка, даже паспорт показавшая с великой неохотой, с которой за два часа общения у него и было всего одно сумбурное проявление нежности, натура явно колючая, мало того — в насмешку обозвавшая его «валенком», так вот эта девица как-то легко и быстро перебирается жить к нему в квартиру. Причём вышло так, что Славка её фактически уговаривал! Да, особа симпатичная, слов нет, изящная и вкусная на вид, словно созревший фрукт. Именно таким мужики вслед и оборачиваются, они цепляют глаз. Но всё же это ещё не повод совершать безрассудства.

Не мог Славка припомнить случаев, когда бы он терял голову при встрече с какой-нибудь симпатяшкой. Случались временами романчики, а через месяц-другой всё пропадало, сходило на нет. Одно из последних увлечений — Елена, цветочница с мини-рынка, сдобная бесконфликтная женщина на пару лет старше его, с равным количеством плюсов и минусов. Не красавица, зато характер мягкий. Роскошное тело, но темперамент довольно вялый.

Они сидели вечерами в её уютной крохотной кухоньке с голубой клеёнкой на стенах, и пили скромный чай с ванильными булками, перебрасываясь ничего не значащими фразами, старательно обходя ненужные углы в разговоре. И свидание это, какое уж по счёту, каждый раз походило на первое. И очень скоро Славка стал ощущать, что заставляет себя любить эту приземлённо-домашнюю добрую женщину. Не срастается что-то. И, злясь на себя, на неё и никак не находя повода для прощальных слов, решительно подавался к ней и грубовато тащил с неё халат и всё остальное… А по утрам, лениво оглаживая её выдающиеся прелести, думал с невольным мужским цинизмом: перезревает баба, с таким телом ей можно хоть каждый год вносить вклад в решение демографической проблемы. И мужик ей другой нужен, этакий деревенский вася тютькин — рукастый, рыжий, рыхлый, домашний: стойловый бык-домосед, не отягощённый излишним интеллектом.

До сих пор при встречах Лена одаряет его тёплым взглядом, в котором смешано смущение, сожаление и какая-то виноватость. А Славка подмигивает ей, ручкой приветственно делает, но шаг старается ускорить и в ненужные разговоры более не вступать. Не легла душа, и всё тут. Наелся.

Красивые были, и не одна. Умных не было, с загадкой, с перцем, с изюминой.

Вот вынырнул из-за угла вишнёвый «опелёк», показавшийся Славке знакомым, и тут же в руке ожил мобильник.

— Слав, спустись вниз, чемодан тяжёлый.

На душе немного отпустило. Он сбежал в подъезд, принял у Лилии объёмистую поклажу. Ещё на лестнице принялся тормошить расспросами.

— Ну как там господа педагоги? Отступление было с боем или всё тихо прошло?

— Никакого боя. Им, по-моему, вообще до фонаря.

— А что так долго?

— Пришлось по своим делам проехаться…

— А этот усач, он что, твой личный шофёр?

— Да, вроде того. Номер, с которого я сейчас звонила, удали. Это его телефон, тебе он ни к чему.

Славка по-прежнему натыкался на завесу лёгкой отчуждённости, и чтобы вновь не начать злиться, решил примолкнуть. Хочет держать дистанцию — ради бога. С какой стати я должен её обхаживать, как павлин?

Затащил чемодан в спальню и раскрыл дверки шкафа.

— Здесь половина полок и вешалок пустые, располагайся.

Сам ушёл в другую комнату, демонстративно завалился на диван и включил телевизор. Лилия шебуршилась недолго, вышла, покосилась и прошла на кухню. Бегло произвела инвентаризацию полок и ящиков, вздохнула и включила чайник. Через зеркальце в серванте заметила Славку, торчащего в дверях.

— Хозяин, ты что как неприкаянный? Садись, чай-кофе пить будем. А на моё настроение внимания не обращай. Это всё пройдёт.

— Да, и желательно, чтобы процесс не затягивался, — вполголоса заметил Славка, присел к столу и принялся нарезать вафельный торт.

— Лиль, бесконечно играть в молчанку всё равно не получится. Я понимаю, моя персона тебе малоинтересна, валенок и есть, что с него взять?

— Фи, а ты ещё и обидчивый, — Лилия сморщила носик.

— И всё же согласись — о человеке, которого я привёл в дом, нужно знать поболее, чем имя и фамилию.

Чайник забурлил и выключился.

— Если я не ошибаюсь, совсем недавно ты умирал от нетерпения меня увидеть, а сейчас, встретив, почему-то ведёшь себя как прокурор. Я, между прочим, знаю о тебе не больше, чем ты обо мне. А ведь это я рискую — всё бросила и попёрлась к тебе, практически незнакомому мужику, а не наоборот. И откуда знать, вдруг сюда в любой момент заявится одна из твоих подружек и закатит водевиль. Их ведь тут немало побывало?

Славке показалось, что она начала накаляться, но нет, ничего подобного. После столь горячей эскапады Лилия даже мило улыбнулась и стала разливать чай по кружкам.

— Всё, не дуйся, проехали, — сказала она нейтральным голосом. Они немного помолчали, уткнувшись в свои кружки, Лилия бросала на него взгляды, словно хотела добавить что-то ещё, но Славка её опередил.

— Ты знаешь, мы вчера стояли с ней на балконе, я что-то говорил, а она вдруг так странно посмотрела и сказала, что помнит мой голос. И фотографию ту, где родители, тоже где-то видела, — сказал он немного не к месту.

Лилия индифферентно повела плечами, похоже, не заинтересовавшись и этим фактом. Вкусно хрустя долькой торта, проговорила:

— Показал бы какие фотографии, что ли.

Славка принёс альбом, развернул перед ней.

— Посмотри, может, кого знакомого встретишь, — пошутил он.

Посмеиваясь, но никак не комментируя, Лилия быстро пролистала его детские фотографии, от пупсика в распашонках до школьного выпускника с лентой через плечо. Дальше пошёл разнобой.

Отец с двустволкой, с ватагой таких-же живописных бородачей, стоят на опушке леса, у некоторых на поясе связки умерщвлённой пернатой дичи.

Дембельские фотки сержанта Шумилова: чуб из-под заломленной фуражки, неуставные усы, пижонский золотистый аксельбант через грудь и орлиный взор.

В Поволжье, у тётки на огороде среди подсолнухов, загорелый до латиноамериканского облика.

А вот и две уцелевшие фотки с Алисой. Когда-то в минуту злости он порвал почти все их совместные снимки и выбросил в мусорное ведро, но одну, где они в загсе обмениваются кольцами, уберегла мать, а на другую рука не поднялась, уж больно хорошо вышла, настоящий фотоэтюд.

Полтора месяца до свадьбы, Клязьминское водохранилище, Алиса на огромном валуне, топлесс, словно знаменитая датская Русалочка. Начало сентября, вода уже была холоднющая, они недолго поплескались и выскочили на берег, стуча зубами. А ещё через пару минут, здорово рискуя быть застуканными, здесь же, на покрывале, у зарослей ивняка, согрелись своей первой горячечной нетерпеливой близостью. Наверняка, после того как всё произошло, она ждала нехорошего любопытства с его стороны. Но ни тогда, ни перед свадьбой, ни после неё вопросов так и не последовало. Какие там вопросы, не в девятнадцатом веке живём. Всего-навсего он оказался у неё не первым.

Лилия приподняла альбом и даже повернула к окну, чтобы лучше рассмотреть.

— Красиво, — протянула она и пригляделась, — вот здесь — она чем-то на меня похожа, не находишь?

Покосившись на снимок, Славка решил слегка её поддеть.

— Трудно сказать, на тебе сейчас одежды много.

Лилия вскинула на него глаза, но отпарировать не успела. Вновь, как и утром, в их разговор вмешался мобильник. Она невозмутимо выслушала несколько фраз, затем ответила: — Да, к подруге. Ира её зовут, ну и что?

Здесь покинутый студент начал говорить громче, и Славка отчётливо разобрал следующую тираду.

— Какая ещё Ира? Да у такой, как ты, никаких друзей-подруг быть не может по определению! К чему это враньё?

Лилия резко поднялась и ушла с трубкой в комнату. Славке осталось лишь уныло листать альбом и ждать окончания очередной душевной разборки. Вскоре она пришла, швырнула мобильник в сумочку и встала у окна, прижавшись лбом к стеклу.

— Из-за этого отелло пришлось телефон выключить.

Славка заметил, как она быстрым движением провела ладонью по глазам. Он подошёл и встал рядом.

— Брось, не переживай. Он тебя оскорблял?

Лилия вяло махнула рукой.

— Ты знаешь, он прав, я форменное чудовище. Никого и никогда я не любила, и никто и никогда не будет со мной счастлив. И тебя, Славик, только мучить буду. Думаю, мне нужно снять отдельную квартиру, а с тобой… с тобой, если хочешь, мы будем просто встречаться.

— Поживём — увидим. А пока даже мысли такие отбрось.

Славка зарылся лицом в её кудряшки и, обняв рукой, стал бубнить что-то успокаивающе-нежное. Она, чуть наклонив голову, принимала его ласки, отрешённо глядя в окно с лёгкой улыбкой. Едва уловимое амбре дорогой косметики закружило голову, и, уже плохо контролируя себя, он принялся беззастенчиво шарить руками по её телу. Острые коготки впились ему в запястья.

— Слава, угомонись. Тебе не кажется, что это не вовремя?

Славка оторвался от неё, сел к столу и шумно выдохнул.

— И что за чертовщина творится, ты просто с ума меня сводишь.

— Ну почему же чертовщина? Бойся, вдруг это та самая любовь с первого взгляда?

Лилия села напротив, машинально полистала альбом.

— Но доверять ей, как известно, нельзя. Вообще, когда человек влюбляется, он неизбежно ставит себя в подчинённое, а значит уязвимое положение. Для меня, например, такое неприемлемо.

— У тебя своеобразные жизненные установки…

Она вернулась к алисиным фотографиям и показала пальцем.

— А она и правда красивая. Что, не срослось?

Славка дёрнул губой.

— Молодые были и глупые. Не дозрели ещё до семейной жизни.

— Вот уж действительно глупость, — Лилия закрыла альбом, — бежать в загс за вожделенным штампом, не имея за плечами ничего, кроме школьной скамьи. Не обижайся, может, у вас как-то по-другому обстояло. Хотя, судя по дате на фотке, именно так. Зачем, для чего? Чтобы спать в одной койке на законных основаниях? Или просто не терпелось взять друг друга в собственность?

— Странное дело, обычно так говорят циничные, битые жизнью мужики, но никак не привлекательные молодые женщины. Можно подумать, у тебя замужество по жизни не запланировано?

— Конечно, нет, — фыркнула Лилия, — я же сказала, для меня любовь — это череда бесконечных уступок, я не в силах такое долго терпеть. Да и какие нынче могут быть замужества? Связаться с самовлюблённым бездельником из пентхауза, при папиных деньгах и тачке? Или хлыщеватым клерком в брюках-дудках и пиджачке на размер меньше… Да я их заранее не уважаю. По Москве таких пруд пруди — ни мужик ни баба.

— От сумы, тюрьмы и загса никогда не зарекайся, — сказал Славка назидательно, — ну ничего, я постараюсь тебя перевоспитать.

— Чего-о?

— Понял, понял, — поднял руки Славка, — тебе таких слов лучше не говорить. Скажу иначе — попытаюсь сделать твои взгляды менее радикальными.

— Слав, не умничай, — поморщилась она, — и никогда не пытайся никого переделать. Ты живёшь по-своему, я по-своему. Найдём общие точки — уже хорошо. Да, и ещё: я изредка могу исчезать, чисто по делам, дня на два-три. Просьба никогда за мной не таскаться и избавить от мужланских вопросов. Повторяю, это — по работе.

— Понятно, — кивнул Славка, — в таком случае я могу надеяться, что ты не сторонница свободной… свободных отношений?

Лилия устало вздохнула и сказала после короткой паузы:

— Ты всем такие вопросы задаёшь? Можешь успокоиться, я — не сторонница этого. Но имей в виду — неуверенных в себе мужчин не выношу. Таким сам бог велел рога вешать.

Славка потеребил кончик носа.

— Чёрт, нелегко с тобой. Какая-то ты…

— Какая?

— Чересчур взрослая.

— Жизнь заставила, — сказала она без улыбки, — постарайся привыкнуть.

— Видимо, это будет непросто. У тебя слишком много острых углов.

— Может, это лучше, чем если бы я была амёбой. Да, со своей стороны тоже хотела бы замолвить по поводу случайных отношений. Если ты вдруг решишь кого-то привести — бога ради, я не стану никому царапать физиономию. Просто через три минуты моей ноги здесь не будет, — тут она хитро улыбнулась в кружку, — только мне кажется, на такое ты уже вряд-ли пойдёшь.

— С ума сойти! — воскликнул Славка, — оказывается, ты всё-таки ревнивая. Ничто человеческое нам не чуждо.

Лилия глянула на него поверх кружки.

— Какая же здесь ревность, скорее самолюбие. Вот если случится так, что я в самом деле начну ревновать, тогда берегись, тогда я за себя не отвечаю.

И вновь Славка не понимал, шутит она или говорит серьёзно. Не девка, а противотанковая граната. А может, просто цену себе набивает перед малознакомым мужиком?

— Ну хорошо, — он попытался подобраться с другой стороны, — ну а в школе-то… Смазливые мальчики-отличники, фигуристые девочки-спортсменки. Уж через школьные увлечения мы все прошли. Неужели и там ничего не было?

— Представь себе, не было, — чуть помедлив, ответила она, — я в школе была таким… гадким утёнком. Хотя первый мужик у меня случился где-то в шестнадцать лет, как положено. Не от любви, конечно. Так, чисто из любопытства. Любопытство ведь портит девственниц куда чаще, чем любовь.

— Ладно, подробностей не надо.

— Ну не хватало тебе ещё подробностей.

Похрустывая тортиком, Лилия смотрела весело.

— Училась, наверное, так себе? — проронил Славка.

— Не угадал, золотая медаль, — ответила она злорадно.

— Так, подожди-ка, — запнулся он в некотором замешательстве, — и чем же ты всё-таки занимаешься, с золотой-то медалью?

— Какая тебе разница?

— Блин, да что ещё за тайны? — возмутился Славка, — разве я спрашиваю что-то криминальное?

— Не волнуйся, на шее у тебя сидеть не буду. И поменьше любопытства. Не забывай — я тебе не законная супруга, которой можно устраивать допросы. Разговор по телефону слышал? Закончится всё быстро и тем же самым.

Славка состроил обиженный вид.

— Я с тобой, пожалуй, опять курить начну. Нервничаю что-то много…

— Только попробуй! Табак я тоже терпеть не могу.

— Ага, о моих лёгких ты заботишься, а о нервах нисколько.

— Слав, тебе сколько лет, двадцать восемь? А ведёшь себя, как ребёнок.

Так, беззлобно пикируясь, они одолели ещё по кружке чая и перешли в комнату. Славка достал бритву и принялся жужжать возле зеркала. Лилия, присев на диван, побродила пультом по телеканалам и с досадой выключила.

— Скучно, — пожаловалась она, — развлечений тут у вас, конечно, никаких, может, просто так поболтаемся? Помню, кто-то грозился меня вкусненьким угостить?

— С удовольствием, — отозвался Славка, брызгаясь туалетной водой. Приблизившись к скучающей Лилии, наклонился и, добавив в голос эротичного бархата, заурчал мартовским котом:

— Конечно, я готов предложить гораздо более лучшее развлечение, самое лучшее на свете, но, поскольку ты решила отложить самое вкусное на потом…

Он сокрушённо вздохнул, Лилия, скосив глаза, слушала его с ироничной усмешкой, потом скорчила гримаску.

— Что за гадостью ты облился? Приобрети приличный парфюм.

Аккуратно оттопырила ему воротник пальчиками и принялась с интересом что-то там рассматривать. До Славки не сразу дошло, что лицезреет она предательскую отметину кровожадной Аллы. Он отшатнулся, чувствуя себя воришкой, пойманным с поличным.

— Поздно прятаться! — ухмыльнулась Лилия, — чего ты шарахаешься? Наоборот, гордиться должен. Нормальный дворовой кобель, слегка подпорченный гулялыми сучками.

Славка стойко выдержал её грубоватый юмор, его даже пробрал смех, смешанный с неловкостью. Их веселье прервал звонок в дверь. Славка досадливо чертыхнулся. Он уже начал ощущать какой-то здоровый азарт в общении с ней, и чьё-то постороннее присутствие было сейчас совсем некстати. На цыпочках он подкрался к двери и заглянул в глазок. Искажённая выпуклым стеклом, физиономия Палыча казалась унылой и одутловатой.

— Привет, дядь. Что за проблемы? Я тут не один, знаешь ли.

— Да я на минутку, вопрос-то грошовый, — замялся дядька, и Славка догадался — будет просить денег.

— Сколько? — вздохнул он.

Палыч воздел глаза к потолку.

— Рублей триста одолжишь, и ладно. Пенсия у меня двадцать второго, сам знаешь, отдам сразу. Ты не подумай, я не на бутылку. В Канабеево еду, к Марусе, завтра картоху собрались сажать. Я ведь ей обещал, негоже подводить.

— Какое Канабеево, что за Маруся? — не понял Славка.

— Как какая? Ну Маруська… моя, — дядька ощерился, — ну даёшь, племяшок. Быстро сосватал да скоро позабыл?

Игру «угадайка» никто не отменял, пронеслось в голове у Славки. Понять, о чём плетёт старый, было решительно невозможно. Хотя и догадаться нетрудно — зазнобу нашёл, старый пердун. Это даже к лучшему, если так. Будет при хозяйстве и при харчах. И мне лишняя обуза с плеч.

— А, эта… Помню, конечно. А я, понимаешь, закрутился тут, забыл всё на свете, — непринуждённо сказал Славка, — на, бери пятьсот, других нет. Только, дядь, давай договоримся — без задержек. У меня, сам видишь, гости, деньги самому нужны.

— Да уж вижу, — понимающе осклабился Палыч и кивнул в сторону Лилии, — ты, молодой человек, что-то разогнался в последнее время. Это какая-же по счёту будет?

— Не знаю, не считал, — отмахнулся Славка.

В дверях дядька застопорился и сказал, покачав головой, с уловимой ноткой осуждения.

— А с Алиской ты всё-таки зря так. Баба ведь хотела, чтобы всё путём у вас было, по-серьёзному, а не так, как когда-то.

— Жаловаться приходила, что ли? — вырвался у Славки недоумённый вопрос.

— Да как сказать… Постучалась вчера ко мне, поздно уже было. Открываю, а на ней лица нет, губёшки дрожат. Я ей — что случилось, мол, а она переночевать попросилась, куда мне, говорит, на ночь глядя. Ну я ей — где, мол, Славка-то? Она только рукой махнула — а он там, говорит, с какой-то б…ю развлекается. Жалко мне её стало. Я маленько поддатый был, но ещё оставалось. Налил ей грамм сто, чтобы успокоилась. Так что, Слав, нехорошо это, негоже так…

Славка плюхнулся на тумбочку, нервно, с хрустом, сжимая и разжимая пальцы. Это чёрт знает что!

— Она уже уехала? — глухо спросил он.

— Так вы же утром чуть не столкнулись. Мы вышли в подъезд, она пошла к станции, я сел курнуть, а тут ты с этой длинноногой вылез. Вы же следом за ней пошли, нигде там случайно не пересеклись?

Славка сидел и подавленно молчал. На душе стало муторно и пакостно, словно кошки нагадили.

— Что ж ты мне сразу не позвонил? — зачем-то спросил он.

— У-у! — Палыч махнул рукой, — с чего мне вдруг, старому пню, лезть в ваши дела? У вас вон телефончики у каждого имеются, созванивайтесь и разбирайтесь сами.

— Ладно, Палыч, ты иди, — проговорил Славка, поднимаясь, — я ей сейчас позвоню.

— А позвони, конечно. Глядишь, и образуется всё у вас, — с готовностью отозвался дядька и, вновь глянув Славке через плечо, сказал потише, — а я ведь поначалу было подумал, что это Алиска у тебя сидит. Издалека больно похожи.

Выйдя на лестницу, он ещё что-то бормотал, но Славка уже захлопнул дверь. Заглянул в залу. Лилия лежала на диване в памятной Славке позе калачиком и смотрела по какому-то каналу сводку происшествий. Он присел рядом, в голове были сумбур и каша. Достал телефон и нашёл вчерашнюю алисину эсэмэску. Только сейчас обратил внимание и подивился, какой у неё простой и легко запоминающийся номер — две пятёрки, три семёрки, две восьмёрки.

— Хозяин, ты чего такой хмурый? Что-то случилось? — спросила Лилия, не отрывая взгляда от телевизора.

— Нет-нет, ничего. Я сейчас, только позвоню… А потом пойдём куда-нибудь, — поспешно отозвался Славка и направился к балкону, чувствуя за спиной её недоверчивый взгляд.

Ничего он не ждал от этого звонка, кроме ледяного презрения, может быть, проклятий, вероятно, даже истерики, но и оставлять ненормальную, неправильную ситуацию без окончательной точки было невыносимо. Ситуацию, в которой он абсолютно не виноват, но почему-то вынужден оправдываться. Пока в трубке висели томительные гудки, в голову Славке вдруг залетела мысль, которая могла показаться совершенно бредовой, но, несомненно, лежащая на поверхности. А что, если Гордей в какой-то мере прав? Почему обе, и Лилия, и Алиса, объявились одна за другой? Они поставили на уши его очередной скучный будний день практически одновременно, в течении какого-то часа. Есть здесь какая-то связь, должна, обязана быть. Но какая? Он никак не успел осмыслить это неожиданное предположение, как трубка ожила.

— Да, слушаю, — жеманно произнесла Алиса. Там, где она находилась, было шумно, бубнила музыка, кто-то гоготал, и звякала посуда.

— Алиса, ты меня хорошо слышишь? — спросил Славка.

— Слышу, слышу, — ответила Алиса словно заяц из мультика и почему-то засмеялась. Кто-то её отвлекал, и ещё Славка догадался, что она не совсем трезва.

— Слушай внимательно! — почти закричал Славка, — ты можешь наконец понять, или поверить — случилось чудовищное недоразумение. Я, вот именно я, который сейчас говорит, не видел тебя с тех самых пор, как мы развелись. И то, что произошло вчера… ты же знаешь, мне никогда бы и в голову не пришло сыграть такую злую шутку.

— Да где мне понять, Шумилов, — откликнулась Алиса после недолгого молчания, — я ведь тебя толком и не знала никогда. Видать, эти дни ты тоже принимал меня за какую-то другую. А что, никак совесть заела? Да брось, в принципе ничего страшного не произошло, дело-то житейское. Вчера ты гулял, сегодня я зажигаю. Всё нормально.

Она вновь ненадолго замолчала, судя по звукам, прикуривала сигарету.

— А ты молодец, приучила холостяцкая жизнь бабам мозги пудрить. Даже я уши развесила, выслушивая твои страдальческие басни. А когда-то, помню, такой наивный пацанчик был…

— Алиса, перестань, — вклинился Славка, — какие ещё басни? Я понял, что по телефону тебе всё равно ничего не доказать. Мне правда очень жаль, что мы так и не смогли увидеться, как-то по-идиотски всё вышло.

— Слава, нам незачем объясняться, — нетерпеливо сказала Алиса, — ни к чему сейчас эти оправдания. Помнишь разговор у меня на квартире? Это действительно оказалась глупость без обязательств. А я, дура наивная, возомнила себе чёрт знает что, взялась склеивать разбитое корыто. Учат нас, предупреждают, бывает — носом в дерьмо суют, а мы всё пытаемся верить в чудеса. Ты и правда ни в чём не виноват. Просто забудь об этом, просаживай свой миллион и живи спокойно.

— И тебе тоже, — успел пробормотать Славка, затем встрепенулся, — стоп, какой ещё миллион?!

Но в трубке уже повисла равнодушная тишина.

Откуда, из какой жизни этот звонок? Может, с того света?

Первая любовь не забывается, но и не возвращается. Наверное, это действительно так. Славка в последний раз взглянул на её номер, словно запоминая — пять-пять, семь-семь-семь, восемь-восемь — и удалил его из телефона.

Лилия сидела за журнальным столиком со скучающим видом, листала глебову брошюрку и наблюдала за Славкой исподлобья.

— Мне категорически не нравится твой траурный вид. Садись рядом и рассказывай.

— Ишь какая. Ты о себе много рассказала?

— А мне расскажешь. Иначе обижусь и уйду.

— Приём нечестный, называется шантаж, — грустно сказал Славка, — сам себе удивляюсь, как до сих пор со всего этого в запой не ударился.

Лилия смотрела на него в упор, глаза её потемнели.

— Это что ещё за сопли? — проговорила она тоном строгой воспитательницы. Отодвинула столик в сторону и приказала: — Ложись на спину.

Славка недоверчиво хмыкнул, а затем с готовностью опрокинулся на диван и, заулыбавшись, протянул к ней руки.

— Ты правильно догадалась. Это гораздо лучше, чем пьянка.

Лилия шлёпнула ему по рукам, тёплые ладошки оказались на его висках, и она спросила вкрадчиво:

— По бабам, значит, разогнался? Так с кем ты разговаривал на балконе?

Славка поморщился.

— Лиль, ну зачем тебе? Это мои с ней проблемы. Проблемки. Тем более уже бывшие. Я уже во всём разобрался. А слух у тебя хороший, должен отметить.

— Врёшь. Ничего ты не разобрался, а я тем более не знаю, о чём речь. Кто она?

Голову вдруг окутали приятные щекотливые мурашки, Славка дёрнулся от неожиданности.

— Тс-с, расслабься, лежи и не дрыгайся, — её шёпот долетал откуда-то издалека, — рассказывай.

Славка лежал без движения, окутанный теплом её рук, в неге, блаженстве и подступившем безразличии.

— Алиса, моя бывшая. Та, что на фотке…

Язык был как деревянный. Кажется, Лилия спрашивала что-то ещё, но Славку всё плотнее пеленали объятия Морфея, и он глубоко уснул, уже не слыша её голоса и не чувствуя прикосновений.

Он открыл глаза, долго пялился в плавающий потолок, затем, окончательно придя в себя, подскочил в панике.

— Лилия!

— Я здесь, — послышалось из спальни.

Славка устремился туда на невесомых ногах, ощущения были, словно шагал по батуту. Лилия, вывалив чемодан на кровать, сортировала свои вещички по полкам и вешалкам, мурлыкая что-то под нос. Коротко глянула на Славку и сказала с усмешкой:

— Ну ты и засоня. Мы так и будем в четырёх стенах сидеть или всё-таки двинем куда-нибудь?

Славка присел на край кровати.

— Ты что, экстрасенс? — спросил он с глупой улыбкой.

— Как-как ты меня обозвал? — подняла Лилия брови.

— Лиль, не прикидывайся. Гипнотизёр… или гипнотизёрка, не знаю, как правильно. Я не мог просто так взять и вырубиться посреди бела дня.

Она покачала головой.

— Не пойму, о чём ты. Я, помнится, спросила, отчего такой хмурый после телефонного разговора. Ты завалился на диван, начал рассказывать о своей бывшей супруге, потом взял и уснул на полуслове, как младенчик. Вот и всё.

— Нет, не всё, — упрямо пробурчал Славка, — что-то ты недоговариваешь. Я ведь помню твои руки на своей голове…

— Каюсь, провела небольшую терапию в виде лёгкого массажа головы, думаю, она была не лишней. Полагаю, в последнее время ты слегка перенервничал и переутомился. Беготня по девкам опять же… Как результат — здоровый глубокий сон в течении… — Лилия взглянула на настенные ходики, — полутора часов.

Славка промолчал и не стал больше спорить, пусть считает, что убедила. Терапия, надо отметить, вполне приятственная — эти бегающие по голове тараканчики, только вот сон необычный, стремительный и глубокий. Как будто в пропасть улетел. Но ведь насмешничает она над ним и почти не скрывает этого. Позабавилась, словно с игрушкой.

Лилия меж тем выудила какой-то бордовый костюмчик, критически его оглядела и обернулась к Славке.

— Мне надо переодеться, ты не мог бы…

— Не, не могу, — нагло заявил Славка и отвалился спиной к стене, — да ты валяй, не стесняйся. Я переутомился сегодня ночью, я пришиблен твоей терапией, так что поползновений не ожидается.

Лилия фыркнула.

— А я не из стеснительных, мне стыдиться нечего. А вот ты порядочный грубиян, и я боюсь, что опять примешься выказывать свою невоспитанность, я уже устала от неё отбиваться.

Нарочито не спеша, явно дразня его, она освободилась от одежды. Оставшись в одном бельишке, повернулась к Славке и промолвила лукаво:

— Нет в тебе обходительности, Вячеслав, одно вожделение. Избалован, придётся учить манерам.

— Лиль, ты змея-искусительница, — проговорил Славка пересохшими губами, любуясь ею, — ты будишь во мне маньяка. Хорошо, сдаюсь, одевайся скорее, это выше моих сил.

— Не вижу причин для страданий и придыханий, я совсем не фотомодель. Ты хоть знаешь, что связался с калекой? У меня левая нога почти на сантиметр короче правой.

— Да ну? Забавное обстоятельство.

Пошуршав тканью, она поинтересовалась:

— Ну-ка оцени, не чересчур ли я вырядилась?

— Ты знаешь, для нашей дыры это немного шикарно. Местный люмпен об тебя все глаза обломает, а я жутко ревнивый.

— И что ты предлагаешь?

— Мне кажется, тебе всё пойдёт. Я там что-то джинсовое видел, вот его и одевай. Будем выглядеть одинаково, простенько и со вкусом.

Сам он заменил безликую водолазку на кремовую рубашку и, как только Лилия на минутку вышла, с вороватой оперативностью изъял из тайника остаток, последние семь тысяч. Если на этой неделе не дадут зарплату, ситуация вырисовывается гибельная.

В коридоре он указал ей на зеркало:

— Гордей прав, мы и в самом деле неплохо смотримся.

— Это тот тип с девкой? А он тебе кто?

— Ну как сказать? Брат-близнец по холостяцкой доле, мы лет пять уже знакомы.

— Понятно, — коротко ответила Лилия, и они вышли за дверь.

На улице смеркалось, было душновато, но дневное тепло быстро сменялось вечерней прохладой. Небо, прорезанное инверсионными следами далёких самолётов, всё больше сгущало свой цвет, субботний вечер был многолюден, и где-то в районе парка периодически хлопали петарды. Славка взял Лилию за руку, их пальцы переплелись. Она шла рядом с беззаботно-скучающим видом, но Славка то и дело замечал её цепкий взгляд, скользящий по сторонам. Она словно высматривала кого-то. Славка провёл несложные умозаключения и пришёл к выводу, что объектом наблюдения наверняка является Гарик. Через болтливую Алексеевну покинутый сожитель мог вызнать, что таинственный визитёр приходил из Комсомольска, и вполне вероятно теперь, уязвлённый, прочёсывает людные места посёлка в надежде отловить беглянку и продолжить разбор полётов, а заодно и с нового кавалера сатисфакцию стребовать. Размышления эти не придали Славке душевного комфорта, и он не удержался.

— Лиль, ты, по-моему, кого-то выглядываешь. Не его, случайно?

Она взглянула недоумённо.

— Кого, Гарика, что ли? С чего бы ему здесь оказаться? А, ты считаешь, что он кинется меня разыскивать… Успокойся, это исключено. Я с самого начала не обнадёживала его на предмет длительных отношений, так что тут всё по-честному. Просто сейчас его грызёт кобелиное самолюбие, но это временно. Он парнишка смазливый, попсихует денёк-другой и найдёт замену. Cебе по статусу.

И, естественно, не обошлась без шпильки.

— А ты трусишка, зайка серенький.

Славка нахмурился и сказал сердито:

— Никакой я не трусишка. И тебя я никому не отдам. Если надо, глотки рвать буду.

Лилия шутливо отстранилась.

— Какие туземные страсти! Спокойнее, кабальеро, обуздайте свои стремительные чувства и не пугайте даму.

Славка чертыхнулся себе под нос. Чуть остыв, пробурчал:

— И что ты за человек такой? Представляю себе, имей я твой характер… Да мы бы уже поубивали друг друга.

— Обижаться — удел слабых мужиков. А на меня обижаться вообще бессмысленно, я же предупреждала, что не сахарная. Так что будь стойким и невозмутимым, — сказала Лилия иронично-наставительно.

Через знакомую арку они зашли в парк. Сразу за входом развернули свои кострища шашлычники, здесь же мялись несколько валютчиков, местный бомжик-завсегдатай с заплывшей землистой физиономией бродил, стреляя мелочь, а далее, на полянке, двое горластых шаромыг разыгрывали немудрёный перформанс, нечто вроде викторины, собрав вокруг себя человек двадцать участвующих и зевак. Чуть в стороне, оставаясь внешне нейтральными, за этой дуриловкой зорко приглядывали в ожидании своей доли два милицейских сержанта.

Славка увлёк Лилию к ближайшей кафешке, торгующей фастфудом с картофельным уклоном, и выбрал наиболее приличное из имеющегося — грибной крем-суп и «гратен» в вакуумной упаковке.

— Из напитков — только сок, морс и пиво. Имеется водка, но из-под полы, — поведал он.

— Давненько я уличной рыгаловкой не разговлялась, — заметила она простецки, — ты уверен в съедобности того, что принёс? Не боишься за наше самочувствие?

— Палатка от московской сети, весь местный пищеторг крышует районный депутатик, он частный разнобой сразу жмёт к ногтю. Пока жалоб вроде не поступало.

— Хоть какая-то польза с депутатика. А мартини из-под полы тут случайно нет?

— Хорошая шутка, — усмехнулся Славка, — за мартини мы в «Элладу» заскочим. А если все столики будут заняты, я у Равиля целую бутылку возьму. Будем дома пировать.

— Широкая душа? Слав, я давно хотела спросить: у тебя как с финансовой составляющей? И вообще, сколько сейчас платят рабочему классу? Повторяю, обузой быть не собираюсь, но иногда у меня случаются недешёвые капризы.

Славка вспомнил её наряды, явно не с барахолки, разнообразные парфюмерно-косметические пузырьки, выстроенные на трюмо в спальне, навороченную широкоэкранную «нокию»…

— Есть желание соврать, да не вижу смысла. Вот сколько стоит твой мобильник, такая у меня примерно зарплата. Тысяч двенадцать, иногда добавляют что-то, типа премию.

Лилия машинально достала телефон, повертела его в руках и улыбнулась краешками губ.

— Понятия не имею, сколько он стоит. Мне его подарили. Так сколько, говоришь, двенадцать тысяч? В месяц?

— Именно так, — вздохнул Славка, — и подозреваю, что мой статус безнадёжно рухнул в твоих глазах. Да, я понимаю, что в Москве такие зарплаты получают разве что дворники-узбеки, но здесь не Москва. Здесь замкадье, причём дальнее. Подожди-ка, а почему тебя удивляет такая зарплата? В деревне Лошкарёво, например, что — зарабатывают больше?

Лилия быстро взглянула на него и задумчиво сказала:

— Мне глубоко плевать, какой у кого статус, мне другое интересно — как у наших буржуинчиков, захлёбывающихся шальными деньгами, хватает совести платить людям, производящим их богатство, вот это… Это ведь не зарплата, а так, пособие по нищете.

— Согласен. У нас в стране как всегда — всё наоборот: зарплата у меньшинства, а у всех остальных — прожиточный минимум. Мы тут недавно в цеху подбили на калькуляторе примерные доходы и расходы нашего московского хозяина за один рабочий день. Так вот, комсомольский филиал — а в области есть ещё один плюс головная фабрика в Москве — в день выдаёт товара на два-два с половиной миллиона. На дневную-же зарплату уходит примерно двадцать пять тысяч. Да, есть ещё расходы на электроэнергию, есть некоторая взяткоёмкость процесса, есть налоги, которые он максимально срезает за счёт различных ухищрений. И всё равно выходит дикая разница. Повторяю — это навар только с одного маленького филиала с коллективом в сорок два человека. В день. Ну и как тут не иметь автопарк из иномарок под сто тысяч баксов каждая и не мотаться на Бали да Сейшелы трижды в год?

— Так ему само государство создало такие условия, нагромоздив египетскую пирамиду законов, поправок и подзаконных актов, а следовательно — обходных тропок. Отчего-же не пользоваться? Налоговая делает вид, что верит туфте, что ей предоставляют, барыга делает вид, что платит зарплату, а вы делаете вид, что работаете. А может, как говорят юмористы, им не завидовать надо, а жалеть? Вот грянет какой-нибудь финансовый обвал, или, не дай бог, до очередного бунта дело докатится. Кто-то да зазевается, не успеет на самолёт…

— А во избежание брожений и бунтов всегда найдётся непогрешимая и руководящая, которая назначит стрелочников, укажет на отдельные недостатки и направит на единственно верный путь, — сказал Славка, — да чёрт с ней, с политэкономией этой, что-то нас не туда занесло. Поганая тема, давай лучше о чём-нибудь другом.

— Это да, наша любимая забава — воздух потрясти да калькулятором пощёлкать, бурля праведным негодованием на чужие миллионы. Так что, ты хочешь сказать, не в деньгах счастье?

— В любви оно. Не нами придумано, — быстро нашёлся Славка.

— Пустозвон ты. Любовь и безденежье вместе долго не живут, — чуть подумав, заметила Лилия, — вокруг нас мир несчастных эгоистов: алчные бабы, стремящиеся продаться подороже, и ленивые мужики, не способные либо не желающие их покупать.

— Ну, это как посмотреть. Вон папуасы с папуасками обитают на своих островах безо всяких денег. Ничего у них нет, одни кокосы. А любовь есть.

Она тихо рассмеялась.

— Слушай, ты, папуас. Возьми пару морсов. Вот это, в аэрофлотовской упаковке, было вполне съедобным, я ожидала худшего, только слегка пересолено.

Вернувшись с двумя стаканами клюквенного напитка, Славка заметил, что Лилия с угрюмым интересом наблюдает за оживлённой полянкой, где понемногу разгорался нездоровый азартный галдёж.

— Вот ещё загадка — почему наши люди так обожают быть одураченными? Риторика… Получают голимые гроши, именуемые по недоразумению зарплатой, и с нетерпеливым азартом дарят их всякой скользкой шушере. Какая-то особая, сугубо российская разновидность духовного мазохизма. Никто и ничто не в силах остановить их в этом порыве, — сварливо пофилософствовала она и отвернулась.

В глубине парка прошелестело, и в темнеющее небо взмыл многоцветный фейерверк. Через короткое время с той стороны донеслись нестройные крики «горько».

— Во дают, — удивился Славка, — впервые вижу, чтобы в парке свадьбы играли. Лиль, ну ты чего такая грустная? Может, пойдём на карусели покатаемся, детство вспомним.

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— Сама не знаю. Мартини хочу.

— Хорошо, скоро будет мартини. Только давай сходим до этой гулянки, хочу глянуть на новобрачных.

Свадьба гуляла под здоровенным шатром, людей было не слишком, человек тридцать. Звенели ложки-вилки-рюмки, чавкали рты, кто-то обнимался, кто-то лобызался. Славкиных ровесников здесь почти не было, только молодёжь восемнадцати-двадцати лет, сгруппировавшаяся вокруг молодожёнов, и пожилая публика, обосновавшаяся на другом конце длинного стола. Седой дядька обнимал баян, покачиваясь на пеньке словно маятник, и исторгал из инструмента что попало в режиме нон-стоп: танго «компарсита», вальс «амурские волны» и даже «мурку».

Лилия вдруг остановилась, провела руками по лицу и глухо пробормотала:

— Вот сволочь…

— Кто сволочь?

Она схватила Славку за локоть.

— Никто… Пойдём назад. Кажется, он здесь. Вот уж не ожидала, наверное, ты накликал.

— Гарик?

— Да. Хорошо, что он спиной к нам сидит. Во всяком случае, шевелюра очень похожа.

Они развернулись и направились к выходу, но у Славки осталось подозрение, что Лилия соврала. Если бы студент собирался на чью-то свадьбу, да ещё в соседний посёлок, она бы наверняка знала. Очень похоже, заметила какого-то другого субъекта, встреча с которым в данный момент нежелательна.

Вдоль Центрального километровой гирляндой зажглись фонари, цокали женские каблучки, и в густом сумеречном полумраке висела вечерняя многоголосица. Компания молодёжи кучковалась возле пивнушки под названием «Гамбринус». Выкрики, хохот, чьё-то посвистывание… Брякала об асфальт опорожненная тара, летели во все стороны, рассыпаясь искрами, окурки. На противоположной стороне в свете фонаря две обнявшиеся полупьяные девицы, забравшись с ногами на лавку, исполняли дуэтом «чита-дриту», а третья чуть поодаль истошно вопила во тьму сквера, где просматривалась среди деревьев одинокая кабинка биотуалета:

— Танька, сука, ты скоро там? Я щас обоссусь!

Из парка за спиной вылетела и лопнула в небе очередная шутиха, толпа заревела и засвистела.

Когда Славка с Лилией приблизились, девки замолкли и воззрились с наглым любопытством. Подавшая голос первой оказалась неоригинальна.

— Молодой человек, а как у нас насчёт сигаретки?

— Некурящий я, девушки, — как можно радушнее ответил Славка, не сбавляя шаг и на всякий случай взяв Лилию за руку.

— Его, кажется, Слава зовут, — развязно сказала вторая, коротко стриженая блондинка с хриплым голосом и рыбьими глазами, — а эту тёлку я что-то не припоминаю. Слышь, а кошёлка твоя тоже некурящая?

Лилия напряглась, но Славка крепче сжал её руку и буквально потащил прочь. Вслед донеслось ещё что-то обидное.

— Да отпусти, что ты в меня вцепился, — возмутилась она, когда они отошли чуть дальше.

— Побоялся, что безобразничать начнёшь, — усмехнулся Славка, — я уже уяснил, что натура ты вспыльчивая.

Лилия хмыкнула, покачала головой, но ничего не ответила. Вспомнив о чём-то, поспешно полезла в сумочку и достала «нокию».

— Надо включить, думаю, ненаглядный уже успокоился.

Экранчик засветился, и она с озабоченным видом принялась нажимать кнопки. Славка решил полюбопытствовать, заглянул через плечо, но Лилия, не оборачиваясь, отстранила его вытянутой рукой. Славка демонстративно отвернулся и даже отошёл на пару шагов, сунув руки в карманы.

— Добрый вечер… Да вот, пришлось отключаться, личные неувязки… Хорошо, там же, в двенадцать, у входа в авторынок. Я утром дополнительно перезвоню.

— Ты завтра куда-то собираешься? — поинтересовался Славка, когда они двинулись дальше.

— Да, ненадолго. До вечера вернусь, — коротко ответила Лилия, зябко поводя плечами.

— Может, наконец, обменяемся телефонами?

— Конечно. Только давай завтра, я сим-карту, наверное, всё-же сменю.

— В Москву поедешь?

— Да.

— Я с тобо…

— Нет! Слава, не будь назойливым, мы, кажется, уже говорили на эту тему.

Без всякого перехода вдруг поинтересовалась:

— А ты давно здесь живёшь, в этом вашем Комсомольске?

— Н-ну, с тех пор, как в школу пошёл. Лет с семи.

— То есть знакомых много?

— Как видишь, знают даже те, кого я не знаю. А друзей, в общем-то, нет. Друзей нынче иметь вредно, — заметил Славка.

В её небрежном любопытстве таилась некая подоплёка, но выпытывать что-либо бесполезно — всё равно спрячется за панцирем глухонемоты и лишнего не скажет.

«Эллада» мерцала разноцветными неоновыми огоньками, у входа, как ни странно, было безлюдно, лишь местный качок по прозвищу Герасим, приятель хозяина кафе и по совместительству добровольный вышибала, в одиночестве дул пиво, опёршись широченной спиной о косяк. Славка кивнул ему и осведомился:

— Как там с местами, пипла много сегодня?

— Порядочно, — обронил Герасим, — но пара столиков должна быть.

Бар гудел, словно пробудившийся улей, Равиль суетился на своём капитанском мостике, проворная его помощница порхала по залу, справа от стойки на небольшой круглой площадке теснились, колыхаясь в танце, несколько обнявшихся пар. Свободным оказался лишь один столик, в самом дальнем углу. Здесь было темновато, но относительно тихо, так как акустика не давила на голову и можно разговаривать спокойно, а не орать друг другу в ухо.

За столиком позади Славки грянул взрыв хохота. Делая вид, что высматривает официантку, он не спеша обернулся и бегло оценил соседскую компанию. Компания, признаться, ему не глянулась. Там развалились за столом трое уже прилично поддатых типов, одного из которых Славка смутно помнил, в прошлом году недолго ошивался у них в качестве грузчика. Четвёртой присутствовала дебелая тётка с крашеными в каштановый цвет волосами, возрастом около сорока. Объёмные буфера, словно футбольные мячи, пёрли наружу из-под вульгарного, чуть не до пупа, декольте. А один из этих сальных козлов нахально пялился на Лилию, что Славке не глянулось особенно.

Лавируя меж столиками, приблизилась официантка.

— Вообще-то я уже наелась. И насчёт мартини, конечно, пошутила, — призналась Лилия, изучая меню, — на самом деле я его не очень… Так что по коктейлю, и хватит. Ого, неужели! У вас тут и «брэмбл» имеется? Скажите, а какой джин вы используете в этом коктейле?

— «Сердце льва», как и полагается, — не растерялась подручная Равиля.

— А ежевичку сверху кладёте?

Официантка изобразила игривое сожаление.

— Н-ну, в мае с ежевикой напряжёнка. Малину или вишню, по-разному…

— А с малиной в мае не напряжёнка, значит, — заметила Лилия чуть сварливо, — ладно, давайте ваш «брэмбл», оценим на свой деревенский вкус.

— Ну, мне вашу деревенскую вкусовщину понять сложно, — вставил Славка, — соточку «абсолюта», пожалуйста.

Лилия внимательно посмотрела на публику у Славки за спиной.

— Давай ещё по десерту, на твоё усмотрение, и достаточно. Возможно, засиживаться не придётся.

— Поведайте нам, а вот «паризьен» — это что такое? — поинтересовался Славка, глядя в меню.

— А это десерт такой, пирожное и мороженое в одном флаконе, можно сказать. Шоколадное суфле со сливками и марципанами, подаётся охлаждённым. По желанию можем слегка присыпать ванилином или корицей, — протараторила любезная равилева помощница, — не пожалеете, вкус изумительный.

Ещё бы он был неизумительный, возмутился про себя Славка, двести пятьдесят за штуку, рехнуться можно.

— Несите и «паризьены»… И два капуччино.

Официантка кивнула, черкнула в блокнотик и развернулась, но Лилия её остановила.

— Когда принесёте, рассчитайте нас сразу.

— Как скажете.

Устремилась в обратном направлении, увильнув мимоходом от чьей-то бесцеремонно протянутой грабки. Лилия смотрела в зал, освещаемый бликами цветомузыки, с оттенком лёгкой брезгливости и скуки и, как обратил внимание Славка, при каждом открытии-закрытии входных дверей неизменно бросала туда взгляд.

— И всё равно меня не оставляет мысль, что ты кого-то ищешь, — нарушил он молчание.

— Это хорошо. Хоть какие-то мысли тебя не оставляют, — немедленно съехидничала Лилия.

— О, мыслей у меня много. А вопросов ещё больше, — ответил Славка.

— И конечно, по поводу моей персоны.

— А как же. Родилась в дальней глухомани, из школы вышла с блестящим аттестатом, но подалась не в столицу, как все умные девочки, а на подмосковные задворки. Зачем, с какой стати? Кочуешь по съёмным квартирам, с одним чемоданом. Странно это всё, неправильно как-то.

Он сознательно её провоцировал, конечно-же рискуя нарваться на очередную словесную оплеуху.

— Всё сказал? Любопытной Варваре на базаре помнишь что оторвали?

Лилия смотрела, недобро сощурившись, Славка уставился в ответ с упрямым видом.

— Ну хорошо, раз тебе это так интересно. Всё равно достанешь со своим глупым любопытством…

Подскочила официантка с небольшим круглым подносом, ловко выставила заказанное на столик, пробормотала что-то вроде «приятного аппетита».

— Сколько с нас? — поинтересовался Славка.

— Э-э, ровно тысяча сто, — не моргнув глазом, отозвалась она, автоматически приплюсовав чаевые к счёту. Славка, уже знакомый с местной методикой, отстегнул купюры, но сверху не дал ничего.

— Вот гляжу и думаю, к чему этому хмырю такая чудная козочка? Нет в жизни справедливости.

Сказано было вполголоса, но с явным расчётом на славкины уши. Вслед за этим второй персонаж выдал по их адресу такую пакость, что Славка непроизвольно сгрёб пальцами скатерть. Гнусь, быдло, червь помойный. Эту слюнявую пасть следовало немедленно прихлопнуть. Если станет шумно, Герасим подскочит, подсобит. Славка начал медленно поворачиваться, но Лилия тут-же шлёпнула его по руке.

— Сиди ты спокойно, не уподобляйся. Они же только этого и ждут.

— Алексей-алёшенька-сынок! Как тебе не стыдно? — взвизгнула каштановая шмара с пьяной весёлостью, — не приставай к людям. Тебе меня мало, что ли? Р-ревную!

Славка цапнул «абсолют», воткнул в себя залпом. Лилия спокойно потягивала через соломинку коктейль, смотрела с насмешливым сожалением.

— Не стоило мне с тобой появляться на просторах вашей козолуповки. Похоже, начинаю притягивать неприятности.

Водка опалила внутренности. Немного успокоившись, Славка произнёс:

— Нас не очень любезно прервали, ты ведь хотела что-то сказать?

— По поводу моего непорочного детства я тебе мало что могу сообщить, — проговорила она, помешивая соломиной в бокале, — я уже говорила, что родителей у меня нет. Ничья я, найдёныш. Подобрали вот у порога деревенские дядя Вова с тётей Алёной, дали имя-отчество и вырастили, как могли.

— Ну уж «как могли», — усомнился Славка, — хорошая дочка выросла, умница. Золотую медаль за учёбу не каждому дают.

— Да что ты пристал к этой медали, — отмахнулась Лилия, — за круглыми пятёрками я никогда не гналась. Просто учёба давалась легко, вот и всё. А может, и с учителями повезло.

— Во сколько же лет тебя… нашли?

— Говорят, на вид года три было. Я ведь не помню.

— И где сейчас твои дядя Вова с тётей Алёной?

— Погибли они, — помолчав, хмуро ответила Лилия.

— Вот как… Давно?

На этот раз молчание оказалось более долгим.

— Какое это имеет значение? Где-то после моего выпускного, в начале июля. Корова у них пропала, пошли её искать, — Лилия смотрела куда-то в сторону, — непогода была в тот день. Корова вечером сама прибежала, а их только на следующий день на берегу речки нашли, под обрывом. Похоже на то, что сорвались в сумерках.

— И что потом было?

— А ничего. После похорон мне пришлось уехать оттуда.

— А жильё кому осталось?

— Откуда я знаю? Родственникам, наверное. Послушай, давай закончим, мне неприятно это вспоминать. Я начинаю врать, а это у меня всегда плохо получается.

Она зябко поёжилась, будто в помещение вдруг ворвался холод, и вновь устремила отрешённый взгляд в глубину зала.

— Угощайся «паризьеном», Лиль, не хмурься. Ты целый день какая-то напряжённая, невесёлая, — проговорил Славка.

— Угу, вот сейчас «сердечного льва» добью, закривею и повеселюсь на славу, — сказала Лилия, вновь посмотрев ему через плечо, и грустно усмехнулась.

— Я ведь тоже сирота, — сказал Славка, принимаясь за десерт, — твои хоть похоронены, а у моих и могилы нет. Исчезли, пропали без вести в экспедиции.

— Это как так «исчезли»? — спросила она с вялым интересом.

— А вот так, загадочно и непонятно. В геологоразведке они работали, а экспедиция в прошлом году была. Кстати, на севере Урала пропали, не исключено, что в ваших краях…

Он помолчал, пробуя пирожное на вкус.

— Ты знаешь, этот «паризьен» и правда неплох.

Наткнувшись на её взгляд, вопросительно поднял брови. Лилия смотрела в упор и словно бы насторожённо, без прежнего безразличия.

— А ну-ка, поподробнее… Когда и, главное — где именно?

Славка открыл было рот, но слева внезапно накатила табачно-водочная волна. Над столиком нависла мосластая долговязая фигура. «Алёшенька-сынок» или кто там из них не выдержал и пошёл-таки на абордаж.

— Дэвушка! Вы так-кая грустная, так-кая задумчивая, что я, глядя на вас, сам гатов заплакать, — понесла комплиментарный понос фигура. С придыханием и почему-то с кавказским акцентом, видимо, предполагая, что от данного факта «дэвушка» мгновенно слетит с катушек и кинется на шею.

— И поскольку развлечь вас некому, то позвольте пригласить…

Долговязый произвёл картинный жест в сторону танцпола. Спутник «дэвушки» для этого птеродактиля не существовал вовсе — так, приложение к стулу, одушевлённая деталь интерьера. Оглохнув от бешенства, Славка не успел ничего предпринять, потому что Лилия сделала ему предупредительный знак и тут же с ядовитой улыбкой обратилась к нежданному ухажёру.

— Мужчина, вы потрясающе вежливо прервали наш разговор… Ну да ладно, я не в обиде. По поводу танца разрешите хотя бы с мужем посоветоваться.

Мосластый милостиво соизволил разрешить. Сюрприз насчёт мужа не произвел на него ни малейшего впечатления. Лилия подалась через стол к Славке, и только теперь стало заметно, что она буквально белая от гнева, глаза по-кошачьи округлились, и вообще в выражении лица появилось что-то очень нехорошее, так что у Славки даже заныло под ложечкой.

— Не вздумай устраивать сцен, — прошипела она, — добивай свой десерт и иди к выходу. Я недолго, спляшу с этим верблюдом и подойду.

Оставшись в одиночестве, Славка машинально запихнул в себя остатки ставшего вдруг пресным «паризьена», заглотав попутно оба остывших капуччино, стараясь не вслушиваться в пьяные матерки и хохотки за спиной. Стряхнув мутное оцепенение, поднялся и повернулся к выходу. Покосился на соседей: двое дружков лыбились в сторону танцплощадки, а каштановая дама никого уже не ревновала, молча лупала накрашенными глазами в пространство в отчаянных попытках на чём-либо сфокусироваться.

— Никогда и ни за что! — выпалила она вдруг кому-то воображаемому и пристукнула кулачком по столу. Звякнула посуда. Добавила с горечью, с пьяной слезой: — Мущщины, где ваша гордость, вас же за дураков держат! Тоже мне, гигимоны, блин…

Славка двинулся мимо и, сам не зная зачем, громко и внятно произнёс избитую сентенцию:

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

Через несколько секунд вслед долетело запоздалое:

— А это ты кому, мужик?

Перед выходом Славка обернулся, и от увиденного его замутило. Лилия форменным образом висела на шее у новоявленного воздыхателя, и, видимо, рассказывала ему что-то чересчур забавное, потому как выражение морды лица у того было — не передать словами. Клиент скорбного дома, сбежавший по недосмотру персонала. Имбецил Блаженный, застигнутый врасплох Высшим Знанием.

Виски у Славки горели, он заставил себя отвернуться и быстро осмотрел зал, страшась поймать любопытные либо сочувствующие взгляды знакомых — свидетелей его сегодняшнего позора. По счастью, таковых пока не наблюдалось.

— Девки, гляньте — во дебил!

Он вновь скосил глаза к танцполу и сразу отметил абсолютную неправильность происходящего. Лилии не прежнем месте уже не было, с хмурым и напряжённым лицом, споро, но без особой спешки, она продвигалась по периметру зала в направлении выхода. Четверо девчушек, расположившихся за ближайшим столиком слева, дружно прыснули, а из-за столика справа грянуло молодецкое, в три глотки, ржание. На площадке посреди танцующих творилось дивное представление, не сказать комичное, а скорее омерзительное. Скоропостижный лилин кавалер производил действия, сходные с теми, что посетители зоопарков изредка наблюдают у клеток с обезьяньими самцами. Отцы семейств гыгыкают себе под нос, а благовоспитанные мамаши, брезгливо морщась, прикрывают своим чадам глаза и спешно тащат прочь.

Динамики извергали вкрадчивую ретро-эротику из девяностых, а долговязый недоумок, счастливый и беспечный, увлечённо приплясывал со спущенными до колен штанами, болтая эрегированным хозяйством из стороны в сторону. Мало того, он ещё и приглашающие жесты делал куда-то в зал. Хихикая, парочки торопливо покидали танцпол, а Равиль, замерев за стойкой, криво усмехался в мобильник. Наверняка посылал sos Герасиму. Да уж, такой рвотный стриптиз «Эллада» за свою недолгую историю наблюдала впервые.

— Пошли отсюда, — Лилия дёрнула Славку за рукав и выскользнула за дверь.

Выскочив вслед за ней на улицу, Славка замешкался, высматривая вышибалу, но Лилия цепко схватила его за руку.

— Уходим!

Поспешая следом, он обескураженно выдавил:

— Я, конечно, умиления к нему не испытываю, но это было довольно жестоко. И ты ещё будешь мне утверждать…

— Я просто предложила ему полюбить всех баб в этом заведении. И знаешь, он почему-то оказался не против, — перебила его Лилия без улыбки, — терпеть ненавижу, когда меня вот так, как последнюю дешёвку…

Они успели отойти от бара метров на тридцать, когда позади с шумом распахнулись двери.

— Эй, алё! А ну стоять! — синхронно проревели две глотки.

Бросив и своего опарафинившегося кореша, и гетеру-собутыльницу переспелого возраста, оба-двое, довольно рослые ребятки, целеустремлённо топтали асфальт, настигая удаляющуюся парочку. Всё-таки не обошлось, мирно уйти не удастся.

— Лиль, беги куда-нибудь! — крикнул Славка.

Неизвестно, что будет лучше — разделятся нападающие или кинутся на него одного.

— Ещё чего, — буркнула она и шагнула чуть в сторону.

В драках Славка был не великий мастак, да и давненько уже не приходилось попадать в переделки с рукопашной. Тот же Палыч за стаканом иной раз поучал: — Не могёшь руками — решай дело миром. А покалечишь какое-нито дерьмо — и посадят. А за что сидеть-то, спрашивается? Обидно. Я, Слав, по молодости знаешь какой мордобоец был? Пару раз точно на статье висел. А нынче вот тихий и беззубый.

Атакующие избрали первый вариант. Тот, что оказался поближе, бросился на Славку, второй метнулся к Лилии. По счастью, агрессор был слишком пьян и не скоординирован, да ещё запнулся за что-то ногой. Славка отшатнулся, но литой кулак всё-же зацепил его по подбородку, да так, что заныли зубы. По инерции противника развернуло чуть ли не на сто восемьдесят градусов, и Славка вложил всю злость в удар правой ему в челюсть. Боли он в горячке не почувствовал, но рука мгновенно онемела. Его визави крякнул, раскорячился, но на ногах устоял, вновь попёр кабаном, и Славка, не надеясь на свою левую, дальше действовал как заправский футбольный форвард, что головой замыкает прострел с фланга. Не удержался, сам плюхнулся рядом с поверженным на четыре точки и тут же вскочил, опасаясь, что тот попытается сграбастать длинными руками.

Обернулся. Лилия, чуть покачиваясь, сидела на корточках, закрыв лицо руками. А вот второго рядом не видать, он был уже далековато, он убегал, двигаясь по странной зигзагообразной траектории, и похож был на оживший вентилятор, потому что безостановочно отмахивался руками, словно его атаковал рой разъярённых шершней. Что же он удирает-то? — мелькнула мысль, и тут же пронзила другая, жуткая, — наверное, ножом ткнул…

Славка кинулся к Лилии. Только тут он расслышал, как с другой стороны улицы, невидимая в темноте, некая гражданка надрывно комментирует с безопасного расстояния.

— Это что ж такое, как вечер — ни пройти, ни проехать… хулиганьё… милицию надо вызвать!..

Лилия встрепенулась и подняла голову. На её бледном лице Славка различил одни только тёмные глаза.

— Какая ещё милиция? Пойдём, уходить надо…

Она встала и, держась за Славку, неверными шагами двинулась куда-то, не разбирая дороги. Не раздумывая, он подхватил её на руки. Позади сопел, шурша по гравийной обочине, нокаутированный соперник.

— Что, что он тебе сделал? Ударил? Говори, не молчи.

— Да не переживай ты, — отмахнулась Лилия, — даже не коснулся. Просто слабость напала.

Она вдруг принялась озабоченно вертеть головой.

— Уходи с улицы, нас люди видят. Давай дворами.

Славка пересёк проезжую часть и нырнул в проход между домами. В темноте зацепился ногой о бордюр, от неловкого движения руку пронизало болью, он зашипел и едва не уронил свою ношу. Лилия соскочила на землю.

— Ну а с тобой-то что?

Славка стоял, часто моргая, привыкая к темноте. Голова гудела, рука висела, саднил подбородок, и в глазах до сих пор плавали жёлтые круги.

— Не рассчитал сдуру, челюсть у этого урода чугунная. Рука теперь как не своя.

— Тоже мне драчун. Ещё неизвестно, кто из вас больше пострадал.

Она была ещё слаба, но уже пыталась подтрунивать. Всмотрелась в темноту двора.

— Вон там, в центре, качели стоят. Пойдём присядем, дух переведём.

Уму непостижимо, как она в такой тьме что-то вообще разглядела. Качели оказались широкие, удобные, на цепях, сработанные из старинной гнутой скамьи. Лилия молча помассировала опухшую славкину конечность, нажала на какие-то точки, затем приказала пошевелить пальцами по очереди. Наконец оставила её в покое.

— Ерунда, просто ушиб. Не мешало бы компресс на ночь.

Славка обнял её и произнёс с томным сожалением:

— А я думал, ты мне опять терапию устроишь.

— Индюк думал… — проворчала Лилия автоматически. Повернула голову к нему, их губы почти соприкасались.

— Мне самой сейчас терапия требуется.

Славка бережно поцеловал её.

— От тебя так вкусно пахнет джином.

— А от тебя так вкусно водкой…

Он поперхнулся, но продолжил свою линию, понемногу давая волю рукам.

— Терапия, говоришь, требуется? Так погнали домой. Пять минут ходьбы, и лечение — аж до утра.

— Пошляк. Кто о чём, а голый о сауне. Я совсем не это имела в виду.

Они помолчали, меряясь взглядами в темноте, и Славка решился перевести разговор на более серьёзные рельсы.

— Знаешь, Лиль, может, ты и считаешь меня лопушком да валенком, но вот дураком, надеюсь, не был никогда. Догадаться обо всём ведь несложно, тем более, когда это происходит на твоих глазах… С какой стати тот, второй храбрец, ударился вдруг в панический драп? Стометровка с препятствиями, любо-дорого было смотреть. А этот… танцор диско? Эксклюзивное зрелище, разговоров — на месяц! Это как так?

Она не ощетинилась привычно и не отпарировала ядовитыми репликами. Откинула голову ему на руку, смотрела на унизанную звёздами лиловую бездну и даже принялась тихонько напевать себе что-то под нос.

— Тут напрашивается вопрос в другой плоскости… — осторожно продолжил Славка.

— Не умничай, тебе это не идёт, — устало сказала Лилия, — говори проще.

— Надеюсь, мне такие фокусы не грозят? Ну, ты понимаешь, о чём я. Вот разозлю тебя чем-либо и буду потом плясать посреди улицы без штанов, как этот дурень в баре.

Она повернулась и сказала задумчиво:

— Мне начинает казаться, что у вас здесь с наступлением темноты происходит массовая дебилизация населения. Такое впечатление, что за весь вечер я не видела ни одной вменяемой рожи. Вот и ты туда же…

— Лиль, я тоже кое-что заметил — ты мастер уводить разговор в сторону. Но я говорю о серьёзных вещах, — Славка начал горячиться.

— Ну-ка тихо! — жёстко оборвала она его, — здесь, кроме нас, ещё уши имеются. Дом напротив, второй этаж…

Славка вгляделся и различил на чьём-то балконе красноватый огонёк сигареты.

— Ты как себя чувствуешь? Причина недомогания — именно в этом?

— Несложно догадаться, умник. Я очень не люблю так делать, но изредка приходится. Ладно, пошли, — Лилия спрыгнула с качелей, — холодно становится.

Они пересекли двор наискосок и выбрались на тускло освещённую Мелиоративную. Фонари здесь горели через один, и было практически безлюдно.

— Удалишься от Москвы на каких-то полсотни километров, и приземляешься на другую планету, — заговорила Лилия, — марсиане вокруг. Люди, конечно, тоже есть, но как-то всё больше гуманоиды попадаются.

— Ну уж, не обобщай так, — вступился Славка, — нормальный тут народ, просто от скуки звереет, от безделья.

— Ага, добавь ещё — отсутствие жизненных ориентиров, вседозволенность, мужицкое пьянство, бабская распущенность… Для скотского поведения всегда найдётся миллион оправданий.

— Не любишь ты людей. Злюка.

— А с какой стати я их любить должна? Уважать — кое-кого — уважаю, но любить — увольте. Времена всеобщего плакатного братства давно закончились.

На могильную тьму славкиного подъезда Лилия, в отличие от своей предшественницы, никак не отреагировала, спокойно поднималась по ступенькам, ориентируясь, словно кошка.

— В той забегаловке было прилично народу, вспомни, видел ли нас кто из твоих знакомых. Только хорошо вспомни, не торопясь.

— Были лишь малознакомые, это точно, — ответил Славка уверенно, — а что?

— Мало хорошего. Можно не сомневаться, кто-нибудь успел заснять этот кордебалет. Не знаю, Слава, будешь ли ты в восторге, — сказала она у двери, пока он копался с ключами, — но вряд я ли смогу жить в вашем посёлке. Опять чемодан собирать придётся.

Лилия вздохнула, но Славке почудилась лёгкая её неискренность в ожидании его реакции. Он пихнул дверь, протянул руку и включил свет.

— Лиль, у тебя что ни фраза, то какой-нибудь сюрприз. И чем тебе местная публика так не по душе?

— Публика здесь не при чём, и дело не в ней.

— Ну а что за капризы? Дубаков этих юродивых испугалась? Я и то их знать не знаю.

— Не городи чепуху, — Лилия скинула туфли, ногой выудила из-под тумбочки тапки, — хорошо, вопрос остаётся открытым, о причинах поговорим позже. Но в любом случае совместные прогулки здесь закончены.

Славка решил эту тему не развивать, согласно пожал плечами.

— Это было первое. Второе касается твоей внезапно возникшей пугливости. Помнишь моё мнение по поводу неуверенных в себе мужиков?

Славка кивнул с ухмылкой. Она так же манерно-иронично наклонила голову, скинула джинсовую курточку и вельможным движением бросила ему на руки.

— Вот и не забывай. Я в душ.

Подмигнула и скрылась в ванной. Славка прошёл в залу, разложил диван. Переоделся в спортивные штаны с футболкой, сел и уставился в телевизор.

Что за сумасшедшие дни настали! Что за женщина невероятная — то кипяток, то ледяная полынья. Девчонка ведь ещё — с паспортом, правда, дело тёмное — а рассуждения видавшей виды матроны с солидным жизненным стажем. Возможно, многое в ней притворное, наносное, но это, скорее всего, один из вариантов самозащиты, сохранение дистанции. Но эта невероятная выходка в «Элладе»…

«Дети индиго», пришло вдруг в голову расхожее в последнее время выражение. Может, она из них? Концентрация кретинов в обществе явно выросла, но и вундеркинды стали всё чаще объявляться. Или об этих умниках раньше замалчивалось?

Что бы означало это её подмигивание?

Тьфу, вот ты уж точно не вундеркинд. Такой-же дуболом, как те, из бара. Славка вскочил и направился к ванной. Осторожно взялся за ручку. Из-за двери доносился шум воды, а сама дверь на этот раз оказалась не заперта…

…Славка повернул голову и посмотрел на будильник: на дисплее светилось 2:45. Внизу, в гулкой темноте двора, вновь кто-то возился и бубнил, но подниматься и закрывать окно было совершенно неохота. Лилия уткнулась ему в плечо, изредка щекотала ресницами, и Славка догадался, что она тоже всё ещё не спит. Лихорадка чувств схлынула, они валялись на скомканной постели опустошённые, без сил, и лень было не только шевелиться, но даже думать о чём-либо. Только нега и лёгкая эйфория, как итог любовного марафона. И вместе со всем этим — странное, зыбкое, гнездящееся где-то на краешке памяти ощущение того, что эта женщина каким-то невероятным образом знакома ему. Но где, когда, и как это вообще можно вообразить?

Да нет — чушь, бред, все они в той или иной мере похожи друг на друга. В другое время и в другой обстановке он, может, и увлёкся бы раскопками в не столь уж обширной хронологии своих отношений с противоположным полом, и возможно, даже нашёл бы искомый объект, но сейчас — лень и ещё раз лень. Глупости. И спать охота — под покровом других воспоминаний, свежих и сладких.

…Проскользнув в дверь, он присел на край ванны, засмотревшись зрелищем, достойным объектива фотохудожника стиля «ню». Лилия стояла спиной к Славке, чуть изогнувшись, подставив лицо под душ, и остатки шампуня пенными струйками стекали ей на плечи. Лёгкий матовый загар равномерно, без полосок, покрывал её тело, и даже не сама непринуждённая нагота, а именно тот факт, что Лилия, по всей видимости, принимает солнечные ванны в чём мать родила, привёл Славку в состояние острого возбуждения.

Освободившись от одежды, он ждал, пока она обернётся, и в ванну не лез, боясь испугать своим неожиданным появлением, пока Лилия, по-прежнему не оборачиваясь, внезапно не прервала его эротично-эстетические грёзы.

— Ты долго ещё собираешься на меня пялиться?

Оказавшись лицом к лицу, они сразу же принялись ошалело целоваться, впившись друг в друга, как два вампира, и вода, поливающая сверху, нисколько им не мешала. Лилия едва доставала Славке до подбородка, и, недолго думая, она обхватила его за шею и приняла позу стриптизёрши на шесте. Всё закончилось за считанные секунды. Её возбуждение стремительно нарастало, но славкина катастрофа всё равно произошла чуть раньше, чем следовало. С рвущимся из груди сердцем, зажмурившись, он с ужасом ждал убийственного комментария.

Всё ещё часто дыша, Лилия смотрела на него полузакрытыми глазами, наконец произнесла с усмешкой:

— Ну ты наглец. Если считаешь, что это всё, то глубоко ошибаешься.

Гибким движением перегнулась назад и закрыла кран. Прижалась вновь и добавила:

— Не отпущу, не надейся. Марш в постель.

Они опрокинулись мокрыми телами на расстеленный диван, а уж там Лилия, не изощряясь в эротических изысках, а лишь весело шепча Славке в ухо умопомрачительно-сексуальные непристойности, вдохновила его на последовавший долгоиграющий подвиг.

Почувствовав его шевеление, она села на кровати и сказала полусонно:

— Слава, не знаю, как ты, а я в таких условиях спать не могу. Это не ложе любви, а свинарник. Принеси хотя бы свежую простыню.

Посапывая, перелезла через него, нашарила тапки и побрела в направлении ванной. Славка поисками тапок утруждаться не стал, прошлёпал к платяному шкафу босиком, плавая, словно космонавт в невесомости. Сбросил влажную после их тел простыню и застелил новую.

Вновь посмотрел на часы. Нет, не только любовью упивались они всё это время. Разговор был — ленивый, вполголоса. О чём-то она спрашивала, и он отвечал, причём охотно. Но о чём разговор? Почему-то никак не вспомнить, как ни старайся.

Подошедшая Лилия нацелилась было упасть на своё место, но он перехватил её и вновь привлёк к себе.

— О-о, нет! — простонала она, — на сегодня хватит. Пожалей себя и меня.

Взглянула на будильник и ужаснулась.

— Четвёртый час, утро уже! Ну-ка быстро спать.

Выскользнула из его рук, уткнулась носом в настенный ковёр и по привычке свернулась в клубок. Славка расправил одеяло и, накрывая её, прошептал ласково:

— Ты змея, сладкая и ядовитая. Гремучая змеюка.

Она согласно покивала в ответ и пробормотала невнятно:

— Спасибо на добром слове, вы настоящий джентльмен. Спокойной ночи… милый.

И уснула на полуслове.

Глава 4

Вначале их окружал туман, серый, унылый и настолько плотный, что теснил дыхание. Но очень скоро мгла рассеялась, рассыпалась на хлопья, и оказалось, что плывут они посреди удивительной красоты местности. Водный поток неспешно струился меж берегов, поросших диковинными, окутанными паутиной деревьями, похожими на гигантские папоротники. Крупные перламутровые бабочки неслышно порхали среди листьев, а к воде выходили из чащи неведомые животные и провожали их плот удивлёнными, грустными, почти человечьими глазами.

Славкина спутница на этот раз не пряталась за спиной, она была рядом, стоило лишь руку протянуть. Она сидела на краю плота и задумчиво смотрела в изумрудную воду. Славка наклонился ближе и увидел на её кофточке знакомую вышитую розу.

Незабудка! — позвал он и не услышал своего голоса. А она не откликнулась и даже не взглянула в его сторону, наоборот — отвернулась и принялась смотреть на берег. Он заставил себя протянуть к ней руку, и рука поймала пустоту. Почему-то он не испугался, ведь она всё равно была рядом, она казалась реальной, и незримый лёгкий ветерок шевелил её рыжеватые волосы.

Между тем на плывущем мимо берегу стали появляться люди. Вначале их было мало, они выходили то по одному, то парами, но очень скоро молчаливой толпой оказался заполнен весь берег. И на всех без исключения лицах застыла одна единственная эмоция. И эмоцией этой было удивление — единообразное, глухое и безмолвное.

Стояли дети, стояли молодые, и зрелые были, и глубокие старики, а некоторые даже держали на руках младенцев. Славка глядел заворожённо, недоумевая, почему все они молчат, и вдруг увидел отца с матерью. Они спокойно стояли среди прочих, ничем особо не выделяясь, разве что длинные плащи с капюшонами делали их похожими на рыбаков или странствующих монахов. И, несомненно, они видели его, но оставались по-прежнему безучастными — ни жеста, ни взмаха, ни даже кивка головой. Славка вскочил, немо закричав что-то, и плот опасно закачался. Тотчас откуда-то из глубины поднялась узкая стреловидная тень и принялась хищно рыскать вокруг, держась близко к поверхности. Только сейчас Лилия — или кто она была — обратила внимание на своего спутника.

Сиди спокойно, — полуобернувшись, сказала она, и голос её прозвучал в плотной тишине ясно и чётко, не расплываясь в пространстве, как если бы они находились в шаре из ваты, — если упадём, останемся здесь навсегда.

И ничего ему не оставалось, как покорно молчать и провожать взглядом удаляющиеся родные лица, и они смотрели в его сторону отстранённо-равнодушно.

Да они же слепы, догадался он. Они слышат нас, но не видят.

Мир, окружавший Славку, находился за невидимой прозрачной стеной, женщина, сидевшая рядом, была отстранённой и безразличной, а люди на берегу казались одушевлёнными марионетками, совершающими по чьей-то воле одинаковые движения. То была картинка, и художник, изобразивший её, не пожалел красок, но двухмерная эта красота не восхищала, а лишь вызывала тоску и ощущение невыносимого одиночества. Они проплывали по нарисованному раю, немому, глухому и чуждому. А может, тот рай сам плыл мимо них?

Слава, Сла-авик, — послышался из ниоткуда знакомый голос, и он был несомненно живым, и Славка рванулся к нему, прочь из этого мёртвого сонного пузыря, и нарисованная женщина начала таять и отдаляться.

Лилия стояла над ним в зелёном с птичками халатике, с кружкой в руке, и судя по выражению её лица, привычно насмешничала. Славка лежал, хлопал глазами, её слова доходили до него словно бы с опозданием.

— Ну ты и дрыхнуть! Весь день вчера ныл и клянчил, а как до дела дошло, с утра даже подняться не в состоянии.

— Ещё как в состоянии, — пробормотал Славка и потянулся к ней, попытавшись ухватить за хлястик халата, но Лилия ловко увернулась. Разлетевшиеся птицы на миг обнажили стройные загорелые ножки.

— Время поджимает, мне скоро уходить. Иди подкрепись, казанова, я там кое-что сообразила — из того, что было.

Славка прошмыгнул в ванную, наскоро принял душ и зашёл на кухню. На столе остывала яичница с ломтиками поджаренной останкинской колбасы, а Лилия, уже облачившаяся в джинсовый костюм, с отрешённым видом смотрела маленький угловой телевизор, который сам Славка включал довольно редко. Он мельком вгляделся: не в первый раз за эти дни повторяли ставший популярным сюжет об очередном «добровольном» ограблении.

Стоя спиной к камере, жертва, гражданка в ярком брючном костюме, потерянно поясняла в протянутый микрофон, как, выпорхнув из своего «лексуса» у супермаркета в Черкизове с целью проведения разнообразных покупок, немедленно подпала под обаяние некой многословной молодой особы, симпатичной и вполне приличной на вид. Приятственная во всех отношениях процедура шопинга осталась неосуществлённой, а взамен произошло нечто ошеломительно-гнусное.

«Хотите верьте, хотите нет, но я как во сне была. Сама её домой привезла, сама сейф открыла… Ума не приложу, как такое могло произойти. Когда пришла в себя, у меня истерика случилась. А её уж и след простыл. Самая обычная девчонка, даже примет никаких в голове не осталось. Помню только, что брюнетка. Вроде. А может, в парике она была… Но не цыганка и не азиатка, это точно».

Озабоченный интервьюер сочувственно кивал, хмурился, сучил ножкой и топтался как застоявшийся жеребец, по большому счёту чихать ему было на горести и треволнения данной гражданки, умудрившейся приволочь в набитые добром хоромы совершенно незнакомую девку с улицы. Не она первая, не она последняя. Алчный его интерес был направлен на обнародование Суммы. А сумма экспроприированного, надо понимать, превышала на сей раз некую допустимую норму приличия. Более двух миллионов наличными в рублях, тысяч пятьдесят зелёными плюс кое-что ювелирное. Хотя похоже было, что броская дама и сама не знала, сколько же у неё в точности спёрли. Именно сумма и придавала сюжету популярность, второе место занимал сам метод ограбления из разряда «ультра-си», ну а на третьем витало неозвученное восхищение хитроумной злодейкой.

— Три магнитофона, три куртки, кожаных. Всё, что нажито непосильным трудом… — пробубнил Славка, уплетая яичницу, — уж сколько раз твердили миру — не хлопайте ушами на улице, не создавайте ветра.

Суровый голос за экраном меж тем вещал с назидательной нотой: — Уважаемые москвичи и гости столицы! Будьте бдительны, игнорируйте подозрительные уличные лотереи и так называемые розыгрыши призов. Не заговаривайте на улице с незнакомыми лично вам людьми, особенно с лицами цыганской национальности. Да, жизненный уровень людей заметно вырос, но наряду с этим расплодились и мошенники всех мастей, успешно орудующие как группами, так и поодиночке…

Лилия выключила телевизор и повернулась к Славке.

— Ну всё, мне пора. Не скучай тут, у тебя законный выходной, ложись и отсыпайся. А вечером, — она улыбнулась чуть лукаво, — мы продолжим начатое. У меня только одна, но очень большая просьба — не вздумай ни с кем трепаться о том, что случилось вчера в баре. Ни по телефону, ни лично, никак. Это важно в первую очередь для тебя, а не для меня. Намёк понятен?

Славка послушно кивнул, не совсем, впрочем, понимая, почему это важно именно для него. Кроме как скрытую угрозу, иначе её слова расценить было нельзя.

— Лиль, а у меня тоже есть просьба, вернее, предложение. Я не могу и не хочу оставаться в четырёх стенах, я свихнусь здесь со скуки, ожидая тебя. И спать я тоже не могу, потому что мне третью ночь подряд снится какая-то заковыристая хрень.

Он смотрел на неё, нахмурившись.

— Я боюсь засыпать в одиночестве, вот что.

Лилия смотрела озадаченно, потом протянула руку и прикоснулась к его лбу.

— Температуры вроде нет, — она пожала плечами, — так какое-же у тебя предложение?

— Давай вместе доедем до Москвы, там разойдёмся — ты по своим делам, ну а я буду болтаться просто так в центре и ждать твоего звонка. По ходу дня созвонимся и договоримся, где состыковаться. Для меня так быстрее время пройдёт.

— Идиотское предложение. Без смысла. Что значит «болтаться просто так»? Неужели тебе больше нечем заняться?

— Представь себе, нечем. Бродить по друзьям-холостякам и навязываться в гости? Так ведь там только пьянка и… прочее. Ты уж вытащи бедолагу в свет, буду премного благодарен. А бросая меня одного на целый день, ты рискуешь в один прекрасный вечер полюбоваться на классический народный анекдот — муж, приползающий домой на бровях.

Лилия невозмутимо искала что-то в мобильнике.

— Слав, ты всю эту гадость несёшь для чего, чтобы меня из себя вывести?

— Не надо выводиться, — торопливо сказал Славка, — я ведь это так, образно…

— Ни фига себе — муж нашёлся мне, — фыркала она раздражённо, — связалась с детским садом себе на голову… Алло, Карим, ты свободен сейчас? Подъезжай по вчерашнему адресу. Лермонтова, четыре.

Славка терпеливо молчал, зная уже, что злость её недолгая и во многом показная. Они поднялись из-за стола одновременно, и он привлёк Лилию к себе.

— Так что мы решим, мой вариант не подходит?

— Нет, не подходит, — отрезала она, — и болтаться по Москве ты не будешь. Это не деревня, где можно «состыковаться по ходу дня». Сиди на телефоне, дитятко, и жди моего звонка.

— Долго ждать?

— Не могу знать. Как только, так сразу.

Славка вышел вслед за ней в дверь и прямо в тапках отправился провожать до подъезда.

— Заняться, говоришь, нечем? По магазинам пройдись, хозяин, у тебя в холодильнике шаром покати. Постирушку устрой, пыль протри. Занятие всегда можно найти. Что ты там по поводу сна мямлил?

— Я не мямлил, а вполне серьёзно говорил, — сказал Славка с недовольством.

Они вышли под козырёк подъезда, Лилия забралась на перила, Славка облокотился рядом. Утренний двор был пуст, лишь поджарый седовласый дед в трениках и бейсболке одиноко нарезал круги по асфальтовым дорожкам. За распахнутой форточкой ближайшего окна вкусно шипело и шкворчало.

— Почему-то нам никак не удаётся сесть и спокойно поговорить о том, что происходит, — сказал Славка.

— А что происходит?

— Да ненормальное происходит, нехорошее что-то. А как только я пытаюсь затеять такой разговор, ты тут же замыкаешься и начинаешь общаться со мной, как с недоумком. Брось ты свои хихи и психи, ты ведь не такая, — он запнулся и сказал чуть тише, — я ночью видел, какая.

— И какая-же?

— Неужели надо напомнить? Нежная, ласковая. Другая.

— Так то ночью, а ночью все кошки серые. То есть нежные и ласковые. Только не обольщайся, пожалуйста, и не думай, что, разделив с тобой постель, я вдруг воспылала неземными чувствами.

Лилия покосилась назад, где потрескивала за окном сковородка, и добавила безжалостно:

— Ты мне вообще пока не очень интересен, так что постарайся в дальнейшем не усугублять.

Славка хмуро молчал, на душе нарастала не то злость, не то разочарование вперемешку с обидой.

— Да я и не обольщался, слишком разные мы с тобой оказались. С той Лилией я был знаком меньше часа, а, кажется, что общего у нас с ней нашлось больше, чем с тобой за целые сутки. Вот ведь какой парадокс получается.

Она смотрела на него, о чём-то раздумывая. Подбирала слова для очередной плюхи? Вновь обернулась назад, прислушалась, спрыгнула с перил и пересела на противоположную сторону.

— Сказать честно? Вообще-то я планировала сегодня утром смыться от тебя по-тихому. После того, как мы немного подебоширили в вашем дурацком салуне, а до этого ты, весь такой в проблемах, усердно пытался загрузить ими ещё и меня… Любая в этой ситуации так бы и сделала.

— Ясно, ты решила, что у чудика просто съехала крыша, и ну его к бесу, — вставил Славка.

— Не перебивай. Нет, голова у тебя в порядке. Душевнобольные никогда не скажут, что у них поехала крыша, они вообще к самоанализу не склонны. Все твои увлекательные видения и явления меня не очень занимали, пока я не услышала в подробностях эту историю про исчезнувших людей. Там, на Урале.

— А кто тебе рассказал?

— Ты рассказал.

— Когда? — изумился Славка.

— Ночью. В порыве страсти, — сказала она издевательски.

— Не может быть, — он отклеился от перил, — Лиль, я же просил, не надо со мной никаких экспериментов…

— Не вибрируйте, больной, дышите глубже, — беззаботно бросила она, но договорить не успела.

К подъезду подкатил вишнёвый «опель». С усачом, находившимся за рулём, впору было начинать раскланиваться. Лилия соскочила с перил и сделала тому знак подождать.

— Ты что-то знаешь об этом? — заторопился Славка.

— Ну, это вопрос не только ко мне, — сказала она и задумчиво потеребила ему футболку на груди, — я могу только попробовать связаться с человечком, который… в общем, интересный такой дядька. Если получится — съездим в гости, пообщаемся о всяком-разном. Хотя обнадёживать не буду, не всё от меня зависит. Так что сиди и жди звонка.

— Звони иногда хотя бы просто так, мне скучно без тебя, — вздохнул он, — и насчёт снов — это правда не шутка. Сны неприятные и, кажется, они не собираются прекращаться. Может, попробуем от них избавиться?

Лилия усмехнулась и пожала плечами.

— Я не очень понимаю, о чём речь, и ты только что брюзжал, что не надо экспериментов. Ладно, вечером поговорим.

Уже взявшись за ручку дверки, обернулась и посоветовала в своей манере:

— А ты, когда спать приспичит, упади на пол и отожмись, раз сто. Или вокруг двора побегай, как этот дед. Сон пропадёт.

Дверка хлопнула, «опель» лихо развернулся и исчез за углом.

Как и вчера, он бесцельно бродил какое-то время по квартире, охваченный вялостью и апатией. Присев у холодильника, долго обозревал его полупустое чрево, пытаясь составить в голове список необходимого съестного на ближайшие дни. Чтобы и не жировать, и в грязь лицом не ударить. Вроде особо не шиковал вчера, а заначка испарялась катастрофически быстро, и как бы очень скоро не пришлось, к своему стыду, признаваться Лилии в банкротстве, хотя и временном. Приближался срок зарплаты, Палыч вернёт должок… Вновь вспомнилась идея насчёт отпуска, по графику у него в июне, но почему бы не попросить сейчас, всего на пару недель раньше?

При мысли о завтрашнем выходе на работу стало немного не по себе. Вот что, оказывается, исподволь грызло и точило в дополнение ко всему остальному. Пока что круг его общения был совсем узок — Лилия, Гордей и Палыч, да и тот как-то мельком. Чигирь-же после нескольких минут мимолётного общения удалился вроде как в подозрительном недоумении. А что-же будет утром, когда Славка встретит остальных? Выглядеть, как последний остолоп, не помнящий, какие заказы они работали с утра в пятницу? Тьфу, вот ведь ситуация: трагикомедия с форменным раздвоением личности. Невесёлые эти думы невольно апатию разогнали и, поразмыслив, Славка пришёл к выводу, что без помощи Чигиря опять не обойтись. Всего то и нужно — правильно задать вопрос. Слегка безразлично и в меру обтекаемо.

Напарник долго не брал трубку, а откликнувшись, бубнил сонно и малоразборчиво, периодически позёвывая. То ли не проснулся толком, то ли с будуняки был. А тут и недалёкий девичий смешок уловило славкино ухо, и он поспешил свернуть разговор. Самое важное он выведал, и это облегчило душу сразу пуда на три.

Оказывается, в пятницу с утра цех сборки сооружал те самые дмитровские витрины, а после обеда вся ватага, за исключением разве что вахтёра, дружно паковала разобранные на детали московские купешки. Даже Бычок внёс свою лепту — лично шлёпал этикетки на тару. Прояснилось многое, но не всё, стоило лишь воскресить в памяти пустой фабричный двор, беготню электриков, Бычка, злого на весь окружающий мир, и скучающего на проходной Сысоя.

Славка побродил ещё без всякой цели по телефонному справочнику, наткнулся на Гордея, но звонить не решился. Приятель наверняка не торчит сейчас в такой-же бетонной клетке, терзаясь проблемами и сомнениями, а вкушает неведомо где нехитрые радости бытия. Захочет потрепаться — сам голос подаст.

Зашёл в спальню и стоял какое-то время перед трюмо, разглядывая россыпь косметических флаконов и баночек. Затем присел и открыл дверцу, намереваясь хоть там обнаружить что-либо интересное. За дверцей оказалась лишь аккуратная стопка каких-то бумаг, а поверх стопки находились несколько документов в обложках разного цвета. Но протянуть руку и полюбопытничать у Славки не получилось, потому что к бумагам пришпилен был скрепкой тетрадный листок с печатными буквами фломастером: «Закрой дверку и не лазь, опасно для жизни». Он ухмыльнулся, но требование выполнил. Не в силах более слоняться из угла в угол, переоделся, прихватил с кухни пакет под провизию и отправился на улицу.

По сравнению с прошедшими днями заметно похолодало, по асфальту металась позёмка из облетевшего с деревьев пуха. Слишком ранний пух, ещё и лето толком не успело наступить, подумалось ему. Солнце едва пробивалось сквозь закрывшие небо блёклые полупрозрачные облака. Чтобы хоть немного убить время, Славка двинулся неспешным шагом на другой конец Мелиоративной, где располагался средних габаритов магазин под названием «СемьЯ», в котором к тому же и цены были поскромнее.

Всё-таки хорошо, что сны, приятные или не очень, рано или поздно забываются. Тот космический полёт понемногу меркнул и уходил из головы, лесная чаща с надвигающейся навстречу электричкой не особо отпечаталась в памяти, а вот сегодняшнее представление по-прежнему стояло перед глазами. Откуда и куда плыл он со своей печальной спутницей, мимо молчаливых людей-кукол, по реке цвета бутылочного стекла, населённой хищными плотоядными тенями?

Унылый этот негатив можно было изгнать из памяти лишь воспоминаниями о том, что ему предшествовало: бесконечные минуты неутолимой страсти, такой, что до сих пор подрагивают коленки, и не та пригрезившаяся женщина, чужая и отстранённая, а самая настоящая, живая и горячая, раскинувшаяся рядом и мурлыкающая в плечо разнеженные глупости.

Телефон пропиликал простенькую морзянку из трёх букв. Эсэмэска от Гордея. Рядом с прикольной анимированной рожицей с вытаращенными гляделками стояли две строчки: «Если свободен, приползай на пиво».

Обратно Славка, чуть приободрившись, шагал веселее.

«Гамбринус». Пейзаж, обычный для воскресного утра. Разбросанную стеклотару ещё на рассвете подмело похмельное вороньё, а остальной срач, недовольно ворча, сгребает метлой нанятая за пару сотен бабулька из соседнего дома. Ба, а вот и первое знакомое лицо за сегодняшнее утро. В дверях пивнухи нарисовалась Маринка Петушкова собственной персоной, с фасадом хоть и помятым, но старательно припудренным. Славка двигал мимо, косясь на неё, но не особо сбавляя шаг. Заговорит или опять сделает вид, что незнакомы?

Надо же — узнала, бровки вверх подкинула.

— Славянин, привет. Куда несёшься, притормози, развлеки бедную Марину. Мир потух, местные туземцы погибли с перепоя, скука и тоска. И башка болит, — пожаловалась она.

Славик притормозил.

— Ну привет. А мне намедни показалось, что ты уже позабыла, кто я такой.

На её похмельной мордашке отразилась работа мысли, смешанная с недоумением.

— Это когда? А, ну вообще-то с тобой под ручку такая цыпа дефилировала — стрижка под француженку, футы нуты, куда уж нам… Что же я, тебе на шею должна была при ней бросаться? Да и козлина тот, он ревнивый до безобразия… Между прочим, я его давно уже послала, — отбрехнулась она без особого разнообразия.

Никогда и ничего ты не угадаешь в этой игре, подумал Славка. Даже Маринка, сбоку припёка, волей-неволей напоминает и заставляет поверить в невероятное. Третий день подряд он живёт, уподобившись слепому кутёнку. Два из них под снисходительной опёкой едва знакомой девчонки. Чёрт, завтра на работу хоть не ходи.

Последние маринкины слова можно было расценить как приглашение к продолжению взаимоприятных встреч. Ещё пару дней назад Славка, возможно, и закрыл бы глаза на такое, в общем-то, пренебрежительное к себе отношение. Но всё течёт, девушки, всё изменяется. Он помялся, раздумывая, как бы потактичнее закруглиться да топать дальше, а она сунула нос к нему в пакет и осведомилась:

— Что, милая с утра за хавкой отправила?

Славка смешался, не зная, как реагировать на прозорливость ветреной одноклашки, а та, прихлёбывая пиво, продолжала как ни в чём не бывало.

— Смотрю, очередную крошку вчера оторвал? А француженка куда подевалась?

Охо-хо… Если она видела вчерашний концерт в «Элладе» с его косвенным участием, это не есть хорошо.

— Да так, знакомая из Москвы, — сказал он, — а разве мы вчера с тобой пересекались?

— Во даёт. Вечером мимо проплыл, даже не заметил от счастья, — кивнула Маринка на противоположную сторону улицы.

— А-а, то-то мне голос знакомым показался, — дошло до него, — так это ты в кустах орала, что, мол…

— Ой, да ладно, — она махнула рукой и порозовела, — ну малёк бухая была, подумаешь.

Они поболтали ещё немного, причём Маринка ни словом не обмолвилась о вчерашнем происшествии в «Элладе», не занесло её туда вечерними блудливыми ветрами. Наконец она сделала ему ручкой, с толикой разочарования во взгляде, и скрылась за дверями «Гамбринуса». Промолчать-то она промолчала, думалось Славке, но шум-гам по посёлку, а может, и за его пределами уже стоит, и рано или поздно кто-то да протянет ниточки к виновникам фурора. К нему, Славке, а паче того к таинственной молодой особе, которая вряд ли кому здесь известна. Нет, надо срочно взять отпуск и сбежать куда-нибудь на месяц, окончательно укрепился он в своём решении. Куда — это не вопрос, они с Лилией вместе решат.

И о Маринке подумалось ему с лёгкой грустью. Во-втором, а может, в третьем классе она сидела за партой впереди Славки, и его любимым занятием было издеваться над её длинной косичкой с заплетённым бантом, то подёргивая, то тайком привязывая к спинке стула. Однажды она, разозлившись, огрела его пеналом по лбу, а ещё был случай, когда он встал со стула с намертво приставшей к штанам жевательной резинкой эстонского производства, только появившейся тогда в продаже. Маринка, само собой, ни в чём не призналась, но Славка был стопроцентно уверен, что это её рук дело.

А ещё, помнится — классе в седьмом, что ли — нахлынуло на него, тихого в общем-то, парня, минутное затмение в стремлении порисоваться перед той же Машкой Петушковой. Небрежным тоном, обмирая от нахлынувшей борзости и глупости, поинтересовался он вдруг посреди урока у молоденькой биологички: — Скажите, Анастасия Сергеевна, вот на кой чёрт понадобится кому из нас по жизни мочеполовая система плоских червей? Партер и бельэтаж гыгыкнули, а скромная биологиня не упала в обморок, не зарыдала от обиды на собственную профненужность и даже не зарделась маковым цветом, а отреагировала неприлично быстро и вполне сдержанно: — А вундеркинда Шумилова, как самого образованного, назначаю завтра на первые пятнадцать минут своим заместителем, и доложит он нам в начале урока и мочевую, и половую, и плоских, и ленточных.

Далеко позади осталась наивная и беззаботная школьная пора, из бывших одноклассниц лишь пару-тройку можно было повстречать на улицах посёлка, раздобревших, обабившихся, обременённых мужьями, детьми и домашним хозяйством. Остальные разлетелись кто куда, одна лишь Маринка, обжёгшись на неудачном замужестве, порхала вольной птахой, выбирая кавалеров без особого разбора и чихая на чьи-то пересуды. Вот и их со Славкой насмешливая, чуточку ревнивая платоническая симпатия могла таковой и остаться, да нежданно-негаданно приключилось на днях бурное приземление обеих в одну койку. Вполне возможно, что Славка был единственный из её мужиков, кто видел Маринку поутру настолько смущённой. Они проснулись почти одновременно, причём не на кровати, как все пристойные люди, а на полу, куда в пылу беспорядочной хмельной схватки сползли ночью вместе с матрацем и подушками.

— Ну мы вчера и нажрались, — только и вымолвила она, держась за голову и, торопливо одевшись, выскочила за дверь.

Дома, рассовав купленное в холодильник, Славка присел на кухне за кружкой кофе и вдруг поймал себя на мысли, что идти к Гордею ему не очень-то и хочется. Если у того сидит компания, неизбежно примутся наливать-уговаривать. А сегодня никак нельзя, только если пива. Завтра на работу, да и Лилия может позвонить в любой момент. Что-то она там молвила насчёт загадочного чела, с которым имеется о чём поговорить…

Славкины сомнения прервал звонок. Гордей словно читал его мысли.

— Славянин, ну ты где застрял, или от милашки никак не оторвёшься? Дуй сюда, у меня на столе три литра халявного пива киснет.

— У тебя толпа?

— Какая толпа, я посреди ночи один припёрся. Только недавно глазья продрал.

— О кей, выхожу.

Дверь гордеевой хаты по обыкновению была не заперта, и зайдя внутрь, Славка застал хозяина на кухне. Привычно задрав босые ноги на подоконник, приятель весело орал в трубку.

— А ты-то куда свалила, дорогуша? Извини, Катюха, но всё хорошее бывает до поры до времени. Я, когда на двух гомиков в бассейне напоролся, причём в разгаре процесса, то сделал здравый вывод, что пора делать ноги из этого приличного общества, пока самого не поимели. А у тебя с чего вдруг мобила оказалась выключена? Давай уж, признавайся, я же не дурак…

Из трубки понеслись возмущённые женские вопли, и Гордей, скривившись, нажал на кнопку. Затем мотнул головой в сторону двух полуторалитровок.

— Угощайся, мне одному столько не одолеть.

— Трофей с боевого похода? — поинтересовался Славка, — где тебя носило, по каким дворцам и виллам?

— Ага, — Гордей широко зевнул, — в гробу я видал такие походы. Снобы дешёвые, борзописцы-живописцы, сборище недооценённых педрил… Ну их, не моя публика. Прикинь ситуацию — свинтил я с этого имения, по каким-то тропам выбрался на платформу, пока разобрался, в какую сторону Москва, электричка из-под носа ушла. А цигель-то ай-люлю, поджимает. Метро закроют — хана, на такси денег нет. Сел на следующую. Ну, думаю, должен успеть, туда после МКАДа вроде недолго на тачке ехали. На Белорусский прибыл — первый час ночи, сразу в метро и на свой вокзал. Если бы на последнюю электричку не успел, сушил бы лапти. Либо на вокзале до утра кантоваться, а там меня с этим пивом за пазухой менты могли в обезьянник закрыть для выяснения личности, либо во Владыкино к своим на стоянку добираться. В кармане двести рублей, таксёры за такие слёзы даже мотор заводить не станут. Веришь, нет — чудом успел, только в вагон заскочил, и двери захлопнулись. Во какие гонки с препятствиями получились.

— Удивляюсь я, братан. Парень ты вроде не рисковый, а вечно тебя в какую-то парашу заносит. Как вас угораздило набрести на эти сливки общества?

Гордей опять зевнул, открыл форточку и закурил.

— Да катькины знакомцы, по-родственному, какая-то седьмая вода на киселе. С ней самой только неудобняк вышел, пришлось там бросить. Хотя сама виновата, наверняка с кем-то блудить уединилась, раз трубу вырубила.

— Это ты с ней сейчас общался?

— Ну да. Жива-здорова, уже назад едет. Ладно, хрен с ними, с этими приключениями. У тебя-то как с той мадам? Симпатичная коза, так на меня зыркнула многозначительно.

— Симпатичная, — эхом согласился Славка.

— А что так, без радости?

— Да как сказать… Найти-то я её нашёл, а загадок только прибавилось.

Славка отхлебнул пива.

— Представь себе, она была в большом недоумении и утверждала, что видит меня впервые в жизни. Я и сам потом убедился, что это другая. Рост, голос, цвет волос и глаз — всё то же самое, кроме пары маленьких деталей. Но характер, манера разговора, само поведение у этой абсолютно другие. Такие вот дела — она, но… не совсем.

— Слушай, у меня мозги с утра туго вращаются. Что значит она, но не она? Ты меня самого заморочил.

Гордей налил себе пива, потом пристукнул по столу.

— Это сёстры-близняшки, вот что я думаю. Говорил-же — какие-то бабы тебя разыгрывают.

Славка сделал нетерпеливый жест.

— Игорюня, ты считаешь, я об этом не думал? Хорошо, допустим, они близнецы. Одна, с утра пораньше, мокрая насквозь, как последняя дура караулит меня на улице, потом вдруг сбегает ни с того ни с сего, а вторая появляется на следующий день, знать меня не знает и вообще смотрит как на спятившего идиота. Мексиканский сериал, да ещё без всякого смысла. Не вижу я в таком розыгрыше никакого смысла, понимаешь?

— Знаешь, что я ещё подумал… Шутки шутками, а не закинул ли кто глаз на твою хрущобу? Ты об этой мадам хотя бы общее представление имеешь — кто она, что она, где живёт, чем дышит, имя-фамилия там и прочее?

— Общее имею, — сказал Славка, усмехнувшись, — и всё в пользу твоей версии. Перелётная птичка, родом с Урала, давно оттуда уехала, прописка сейчас подмосковная. Ну это липа, конечно, в деревне у какой-нибудь бабули за деньги оформилась, обычный вариант. Вещички у меня в спальне выгрузила, с утра в Москву помчалась по своим делам.

— С утра? А, так вы с ней уже того… всё в ажуре, типа семья-любовь-морковь? — Гордей схватился за голову, — ты что творишь, Славянин! Разведут тебя как бобика, попомни моё слово. Коварней бабы зверя нет.

Славка сидел, посмеивался, хотя диалог с приятелем к благодушию не располагал.

— Гордеич, я в подробности вдаваться не буду, но она не охотница за жилплощадью одиноких холостяков, можешь просто поверить. Что за счастье для молодой хваткой обаяшки какая-то жалкая двушка на четвёртом этаже совдеповской «панели»? Не-ет, это птичка какого-то другого полёта.

— Да не она охотница, — запальчиво сказал Гордей, — поохотиться другие приедут, калибр к башке приставят — и напишешь, что надо, и подпишешь, где надо.

Славка откровенно засмеялся.

— Ну не надо так драматизировать. Ты малость перегнул, сейчас не девяностые годы. Да и я не пропащий синюга.

Гордей обиженно надулся и махнул рукой.

— В самом деле, чего я распыляюсь тут перед тобой, как родная бабушка. Если человек по уши врюхался, его сам господь-бог не переубедит. Решай сам свои заморочки, не маленький.

Тут у него залился мобильник, и Гордей вновь погрузился в увлекательную болтовню с какой-то из своих подружек. Славка потягивал пиво, разговор с приятелем немного разбередил маленькую, но едкую червоточину собственных сомнений. Смех смехом, но сам он прекрасно осознавал свою беспомощность и уязвимость перед вспыльчивой и не всегда уравновешенной девчонкой. Знал бы Гордей, на что она может быть горазда, и видел бы то, что видел Славка вчера. Он от такой, конечно, шарахнулся бы очертя голову, а Славку посчитал бы или больным, или самоубийцей. При всём своём разгильдяйстве и безалаберности Гордей всегда жил осторожно, острые углы умело обходил и на рожон лишний раз не пёрся.

Всё ещё похохатывая, Гордей бросил трубку на подоконник и спросил:

— Слав, ты в «Элладе» вечером был?

— Нет, — без раздумий ответил Славка и слегка насторожился.

— Как нет? Люди говорят, на входе стоял, глазами хлопал, кого-то высматривал.

— А, так я на секунду только заглянул, — выкрутился Славка, — мимо шли, по бокалу вина захотелось, да мест не было.

— Зря не остались, много потеряли. Там какой-то ушлёпок нахлобучился до того, что стриптиз устроил — без штанов плясал при всём честном народе. «Эллада» содрогнулась. Заржали, наверное, даже лошади Пржевальского в московском зоопарке.

Славка натурально прыснул.

— И чем всё закончилось?

— Да говорят, быстро закончилось. Вышибала нарисовался, за шиворот его да на улицу выкинул.

— И ментов не вызывали?

— Смеёшься, какие менты? Татарчонок хитрован, скользкий тип, ему лишний шум ни к чему.

Помолчав немного, Гордей продолжил риторически.

— М-да, что-то народ стал жрать вовсе без тормозов. Бедлам. Завязать, что ли? А чем тогда заняться? — спросил он то ли себя, то ли Славку.

— Создавать ячейку общества, — фыркнул тот полушутливо, — приводи путёвую бабу да женись.

— Но не так глупо, как ты сделал, — покосился Гордей, — идея, как говорится, имеет право на существование, да Ирэн верно сказала — где её сейчас найдёшь, путёвую-то? Тем более с нашими зарплатами.

— А ты к своим на нефтянку езжай, — неожиданно пришло в голову Славке, — подберёшь там какую-нибудь не шибко с запросами, она сюда, под Москву, с удовольствием прискачет. Всё лучше, чем сибирских комаров кормить.

Гордей разглядывал опустевшую полторашку с некоторым удивлением, изредка икал.

— Мысль, может, и неплохая, но я же туда не на смотрины попрусь, там пахать надо устраиваться, хоть на какое-то время. Как вспомнишь ту Сибирь: летом жарища под сорок, гнус висит, а зимой наоборот — колотун до печёнок, пар в глотке замерзает… Мне тех двух лет на срочке на всю жизнь хватило.

— Поступай, как тебе лучше, — нейтрально сказал Славка и придвинул полупустую ёмкость к приятелю, — всё, мне хватит, пора двигать. Обещали позвонить, возможно, в Москву ехать придётся.

— Беги, молодожён. Если что приключится — а приключится обязательно — я всегда на связи, — проговорил Гордей с подначкой, силясь подавить икоту и зевоту.

— Ты вот спросил, отчего я невесёлый, — сказал Славка из коридора, — а с чего радоваться? Дождя-то и вправду не было.

— Какого дождя? — не сразу понял Гордей.

— Того самого, под которым я её нашёл. Она не верит, ты не веришь. Да никто не поверит. И мне не до веселья, пока не пойму, где тут собака зарыта. Большое, знаешь ли, желание имею с этим разобраться.

Дома, устроившись перед телевизором, он почти сразу принялся бороться с накатывающей дремотой. Очень скоро, чувствуя, что потерпит поражение, встал и воткнул в дивидюшник знакомый до дыр боевик из девяностых, надеясь хоть этим разогнать сонливость, но и криминальные перипетии мало помогали. Плюнув, он сдался и решительно завалился на диван, и мобильник, словно ожидавший этого, весело запиликал.

— Не спишь, больной?

— Почти уже вырубился, никаких сил нет.