Бесплатный фрагмент - Казаки. Осознание себя

КАЗАКИ. ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ (события, факты, аналитика)

Этническое возрождение

КАЗАЧЬИ ОСНОВЫ

На фото обложки - Великая Кавказская Стена

Издательство «Ridero»

Г. Екатеринбуг

2019 г.

Вступительное слово автора

Говорили мне: брось чудачества,

Вспоминать, что быльём поросло.

Ну, какое сейчас казачество?

Всё пропало и всё ушло.

В. В. Ходарев, терский казак.

«Вечна наша казачья кровь!»

Эта книга получилась из одного только ревнивого нежелания автора, чтобы написанное им и увидевшее свет поначалу в рекламно-новостном интернет-издании Newsroom, расположенном в Вильнюсе, а затем, после закрытия этого издания, распространявшееся просто в сети интернет и на сайте «Всеказачий Общественный Центр», не пропало затем бесследно во всемирной интернет-паутине. Как-то показалось жалко, что творческий труд, которому автор посвятил свои чувства, напряжение мысли и время, окажется столь же быстротечным и преходящим, как и большинство явлений нашей окружающей жизни.

В самом деле, кто не видел красоту мгновенно пронизающей чёрное небо молнии? Кто не любовался красотой радуги после дождя? Первыми распускающимися по весне листьями? А ведь всё это так кратко…

В статьях же, которым автор решил продлить жизнь путём формирования из них книги, заключены размышления, выводы и предложения, которые могут быть использованы казаками в качестве фактологического материала для осознания и понимания прошлого, нынешнего и будущего этапов казачьего движения по спирали Истории.

Думается, такого рода литература для казачьих историков и аналитиков во все времена представляла и будет представлять в будущем несомненный интерес.

С искренним уважением, Автор

КАЗАЧЬИ ОСНОВЫ

1. Казачьи предки: тюрки, а не иранцы!

Пора чудес прошла, и нам

Отыскивать приходится причины

Всему, что совершается на свете.

У. Шекспир, «Генрих V»

В связи с написанием мною статьи «Об исконном казачьем языке» мне стали поступать письма, в которых высказывается несогласие с тем, что древний казачий язык относится к тюркской языковой группе. Так, Сергей Ищук, казак из Москвы, пишет: «Скифы и сарматы — иранская группа языков в индоевропейской семье». Казак Сергей Балин отреагировал так: «Всё условно. Основание — размытые предположения. В общем, — один Создатель правду знает». А Василий Кучков, редактор газеты «Приазовский край», пишет следующее: «Я внимательно читаю все ваши статьи и материалы, в которых вы не всегда правы и точны в исторических суждениях». Далее Василий Петрович советует: «Рекомендую приобрести выпущенные первые два тома (из шести) Казацкой Энциклопедии „АССЫ“ (Истории казацкого народа), выпущенной издательством „Приазовский край“ […] …нужно читать и познавать нашу историю».

Такое восприятие излагаемого мною вынудило ускорить подготовку настоящей статьи, которая, надеюсь, поможет расставить все точки над i в вопросе отнесения казачьей этнической основы к тюркам или иранцам. Кстати, мне особо не пришлось и трудиться над статьёй, поскольку всё это я уже ранее изложил в 1-й книге своей работы «Этнокультурная история казаков» и на этот раз мне лишь потребовалось привести её фрагмент, как раз и относящийся к данному вопросу. Но, поскольку книжный фрагмент — это совсем не формат одной статьи, мне пришлось разделить весь вопрос на 3 части, каждую из которых я поочерёдно и опубликую.

Кроме того, прошу читателей не зацикливаться на использовании мною термина «китаеоиды», поскольку я считаю такое именование более корректным применительно к той расе, которую именуют «монголоидами», хотя и здесь не всё однозначно, поскольку даже слово «китай» или «катай» было воспринято жителями Поднебесной от одного из раннетюркских кочевых государств Средней Азии.

Итак, начинаем.

* * *

Археологи единодушно связывают скифскую и хуннскую археологические культуры, отмечая общие культурное и этнографическое происхождение. Распространение скифо-сибирской культуры превосходит любое воображение, диагностическим отличием культуры является скифская триада, которую находят в полосе длиной в 14 часовых поясов! На заре Нового времени вся длина полосы была заселена континуумом этнически тюркских народов, большинство которых не подозревали, что в будущем они будут называться «тюркскими». Большая часть этой длины не имеет следов иранских археологических культур.

Распространение сейминско-турбинской металлургической провинции (1800 — 1500 годы до Р.Х.) накладывается на те же территории, её центр находится на Алтае, она достигает Ближнего Востока с одной стороны и Китая с другой. На Ближнем Востоке она связывается с конными кочевыми племенами с явно тюркскими названиями, записанными шумерской клинописью, — «гутии» и «туруки», которые аллофоничны с тюркскими «гузами» и «тюрками». В дополнение к племенным именам ближневосточных конных скотоводов, почти совпадающих с названиями тюркских племён, они также владели своеобразными бронзовыми топорами с уникальным методом соединения с рукояткой. Это были точно такие же топоры, как и найденные через несметные километры в районе Алтая. И те же уникальные топоры были найдены ещё через несметные километры во Внутренней Монголии и Северном Китае, на территориях, населённых животноводческими кочевниками, которых китайцы называли жуны и чжоу, и которых археологи ассоциируют со скифами и тюркскими народами. Более того, китайское название ножа «ge», и греческое слово для ножа «акинак» оказались аллофонами и совпадают с тюркским названием ножа «kingirak», которое древние китайцы передали как чжоусское «чинг-лу» (Г. Дрёмин. «„Скифо-сарматские“ наречия и „скифский“ словарь В. И. Абаева»).

В тюркологической литературе, и не только в ней, приводится масса сравнений и параллелей между скифами и тюркскими народами. При сопоставлении традиций клятвы на крови у царских скифов и тюрок, традиций трофеев у скифов и тюрок, психологии скифов и тюрок, атрибута чисел и их семантики у скифов и тюрок, моделей социального устройства у скифов и тюрок мы видим их полное совпадение.

Широко признано, что термины «скифы» и «сарматы» являются полисемантическими. Скифское государство, описанное Геродотом, было империей, которая в течение поколения включала Мидию, и в более статическом описании включала греков, полугреков и сарматов, по мерке Геродота этнографически неотличимых от скифов, каких-то земледельцев, какие-то лесные народы, скифов-кочевников акатирсов (acathyrsi), и так далее. Некоторые расплывчато описанные люди были просто названы «будинами» — тюркским термином для обозначения человеческой массы. Как и любая другая империя в мире и во все времена, скифская империя имела правящий этнос («титульный») и подневольные этносы и, следовательно, «имперские» скифы, скорее всего, были многоязычными и мультикультурными. При скифах подневольные племена Скифии продолжали жить своим укладом, своей экономикой и своими традициями.

Когда скифы были принуждёны к отступлению и их империя сократилась, они очутились сами с собою, однородными по языку и культуре. Европейские скифы за тысячелетие подверглись языковому и культурному влиянию своих соседей, скифы, соседствующие с Грецией, были несколько эллинизированными, соседствующие с иллирийцами — иллиризированными, и так далее. Некоторые скифские племена были полностью ассимилированы, утратили свою этническую идентичность, культуру и свой язык (например, русы), другие (на Востоке) превалировали и стали чжоу, табгачами, империей Вэй и десятком других китайских «династий», а третьи сохранили ядро своей культуры и языка до нашего времени.

Во второй половине 20-го века популярность приобрела скифо-осето-иранская теория, занявшая место аксиомы в западноевропейской науке.

В 1990 — 2010 годах скифо-осето-иранская теория отступала. Серия метаморфоз уступает только фактам, а не теории и не оппонентам, и процесс отступления шёл постепенно. До 1700-х годов скифы были известны в Европе только из произведений античных авторов. Общепринятыми были представления, что скифы Геродота были предшественниками тюрков, а тюрки разошлись на другие прочие ветви. Эта информация не была основана на археологических находках и артефактах, антропологических измерениях, или биомаркерах современной науки. Она питалась утилитарными потребностями правителей, торговли, войны и, временами, религии. В итоге до нас дошло, что киммерийцы и скифы были каким-то образом связаны между собой, что скифы и сарматы были каким-то образом связаны между собой, что на западном направлении скифы и сарматы были каким-то образом связаны с гуннами и аварами, а затем с булгарами и беченами (печенегами), потом с кыпчаками (половцами) и огузами (гузами, торками), и, наконец, с татарами. На южном направлении это были ашгузай и саки, затем саки и хуна или хиониты, затем хуна, масгуты и савиры. На восточном направлении мы имеем кангаров, хуннов, усуней, тохаров и тюрков в целом или на уровне племён. К Х веку нашей эры киммерийцы, скифы и сарматы давно исчезли, но дипломатические традиции, отражённые в летописях и историях, продолжали использовать старые знания, применяя старые термины. Каждое новое вторжение восходящей державы, если она не поглощала существующий государственный аппарат, начинало историю с момента своего появления.

Так, мидяне начали с саков, будучи в неведении об ашгузай, но их грамотные греческие соседи зафиксировали, что скифы/ашгузай правили мидянами в течение 27 лет, в то время как мидийцы называют скифов/ашгузай саками, что, в принципе, не столь уж далеко от истины. На востоке империя Хан начала с хуннов, отождествляя их с жунами, которые ранее также назывались жоу (чжоу). Или жоу/чжоу принадлежали к жунам (латинизированным). Когда новая власть закреплялась и бюрократизировалась, непрерывность восстанавливалась, хунны связываются с се (саки), се с тюрками, и так далее.

В цепи дипломатических событий, когда правители встречали пришельцев, торговцы были ценным источником знаний. Торговцы должны были торговать, размещать заказы и определять количество и качество товаров, они должны были иметь дело с племенами и княжествами на пути, они должны были знать, кто есть кто и как иметь дело со всеми, они были источником языкового и таможенного знания, всегда готовые к призыву при необходимости, готовые советовать, как общаться с незнакомцами, или служить в дипломатическом штате, когда лучше никого не было. Рассказы торговцев и путешественников дошли до нас из уст историков.

Кочевая кавалерия служила наёмниками в каждой армии Евразии. Дворы правителей должны были с ними иметь дело, иногда на очень деликатном уровне, потому что множество таких правителей использовали кочевых наёмников в качестве преторианской гвардии. Времена менялись, правители менялись, кочевые племена менялись, но связь между правителями и наёмниками была непрерывной и постоянной. Имперские и королевские дворы были хорошо знакомы с кочевыми языками, и когда древние писатели сообщают нам, кто есть кто, это не должно восприниматься высокомерно, или быть бесцеремонно отброшено потому, что древние «были бестолковы» и «не имели понятия». Они не были бестолковы, и они прекрасно всё понимали. Их знания дошли до нас, что скифы были предшественниками тюрков, и с этим мы вошли в современную эпоху.

Пока Северное Причерноморье не попало в руки Российской империи, ни о какой кочевой археологии не могло быть и речи. И только тогда, когда великолепные курганы и их содержимое стали известны на Западе, вопрос об их принадлежности привлёк внимание западных учёных. Археологические раскопки XIX века показали, что Геродот и другие историки добросовестно записали отрывки истории народов Евразии.

В начале XIX века Генриху Юлиусу фон Клапроту была поручена этнографическая экспедиция в недавно захваченную Россией часть Северного Кавказа. В 1812 — 1814 годах он опубликовал книгу с приложением, где впервые сформулировал гипотезу скифо-сарматского происхождения осетинского языка. В то время грузинский термин «овс» относился к многочисленным племенам к северу от Грузии, включая тюркских балкарцев и карачаевцев, которых ироны и дигоры и поныне называют асами. В своей работе 1822-го года фон Клапрот завершил выстраивание последовательности «скифо-сарматы — аланы — осетины».

К. Зисс продолжил эту гипотезу с публикацией в 1837 году. На основе религии и территории персов и общих скифских и персидских слов, он предложил идентифицировать скифов с персоязычными племенами. Последовательность перерождения скифов из тюрков в иранцев была завершена плодовитым русским иранистом конца XIX — начала XX веков графом В. Ф. Миллером. В 1930-х годах блестящая Русская школа тюркологии была физически уничтожена, и неспелые подмены должны были следовать указу 1944-го года против «удревления» тюркской истории. В ходе «научного процесса» древние иранцы невольно приобрели совершенно новые лица, они стали более плоскими полукитаеоидами с лопатовидными резцами, с несколько европеоидной внешностью, с дамами, чуть более подчёркнуто китаеоидными, чем мужчины.

Окончательно скифы «стали» ираноязычным народом благодаря советскому филологу-иранисту В. И. Абаеву. Скифо-осето-иранская теория была формально канонизирована в СССР с попутным выводом о том, что тюркские народы в Европе были массой захватчиков, напрашивающихся на этническую чистку. В конце 2-й Мировой войны, в подготовке войны против Персии и Турции, все народы мусульманских «захватчиков» были депортированы с Северного Кавказа и из Крыма, переселенцы были вытащены из их домиков в райских долинах в вагоны для скота, и в итоге выброшены в казахской полупустыне.

Работа В. И. Абаева была пересказана в западных лингвистических изданиях, хотя на западные языки никогда не была переведена. Но при этом три наиболее значимых действительно открытия В. И. Абаева, зафиксированных в его книге, не получили должного лингвистического озвучания:

— что осетинский словарь на 80% не индоевропейский,

— что только около 10% осетинского лексикона принадлежит к иранской семье,

— что ключевые языковые свойства фонологии, агглютинации, морфологии, семантики, и синтаксиса в осетинском языке не совместимы с индоевропейской и иранской языковыми семьями.

И если осетинский имеет хоть какое-то отношение к скифо-сарматским языкам, любое объективное жюри сделает вывод, что скифо-сарматские языки также агглютинативные, как тюркские или нахские. Как бы то ни было, в СССР 1949 года археологи отдали под козырёк и определяли в дальнейшем свои раскопки как исследования ираноязычных скифов и сарматов, а археологические культуры были обозначены как ираноязычные.

В соответствии с первой переписью населения Российской империи от 1897 года численность осетин, включая южных, составляла 171.716 человек. Можно прикинуть, что в середине 7 века, когда правители Ирана поселили их на Кавказе, их было не более 1 — 2 тысяч человек. И что, это и есть потомки многочисленных скифов-сарматов-аланов?! Навязывается версия именно о таком происхождении осетин. Утверждают, что на Северном Кавказе существовал «человеческий инкубатор». В него загружали местные племена, именуемые «субстратом», туда же добавлялись пришлые ираноязычные племена скифов-сарматов-аланов, именуемые «суперстратом» и на выходе получился «осетинский народ». Сторонников происхождения осетин от аланов не заставляет задуматься даже такой существенный факт, который никак не вяжется с «теорией инкубатора», как языковые диалекты осетин. Прожив на Кавказе более 1400 лет, осетины не перемешались даже между собой, они сохранили своё языковое отличие от сородичей и своеобразие национальных обычаев и традиций. «Инкубаторские» были бы все под одну гребёнку. К разочарованию защитников «теории субстрата и суперстрата» можно уверенно сказать, что осетинский народ не является «инкубаторским народом». Предки современных осетин — иранцы — имеют очень древнюю и очень богатую историю.

И опять же о языковых диалектах, на которых говорят осетины. Как известно, в древнем Иране проживало более 30 народов, народностей и племён. По ходу строительства оборонительных сооружений в горах Кавказа в 6 веке н. э. Иран подселял к этим сооружениям людей из разных иранских провинций. Вот и получилось, что с одного места в Иране взяли дигорцев, с другого иронцев и с третьего кударцев.

* * *

Отдельный вопрос, связанный со скифами — это этноним «тюрк». Если он произошёл от лидера с этим именем, то это случилось за много веков до того, как имя Тюрк стало этнонимом. Первые известные записи о тюрках на тысячелетия старше современных представлений о языковой семье и этносе под названием «тюркский».

Римский историк первых десятилетий нашей эры (до 77 года н.э.) Гай Плиний Секунд (Плиний Старший), заимствовавший сведения из источников до 4 века до Р.Х., в написанной им «Естественной истории», перечисляя народы в Поволжье, прямо называет народ «tyrk» («тюрк»), племена «Turkae» («тюрки»), обитавшие вплоть до «лесистых гор». Его современник Помпоний Мела дает транскрипцию «turc» и упоминает «тюрков», как живущих в лесах к северу от Азовского моря. А ведь это — прямо в сердце сарматской территории в период главенства аланов, когда Римская империя только начала платить ежегодную дань сарматским племенам аланов. В середине 1-го столетия нашей эры северочерноморские степи заняли сарматы, — конгломерат многих европейских племён во главе с аланскими правителями, — и среди многих племён были тюрки.

Эти упоминания тюрков в латинских работах античного периода являются прямыми и открытыми, и должны быть дополнены топонимическими терминами, которые до сих пор маркируются как неизвестного происхождения или приписываются иранцам, несмотря на протесты тюркологов. В Средней Азии, в земле сарматов-массагетов (будущих аланов), в античный период чеканились монеты, использующие слово «тюрк» как прилагательное, как синоним для слова «государство». Почти одновременно Птолемей помещает «хуннов» («гуннов») и «асов» около сегодняшней Молдовы на территории, заселённой сарматскими племенами языгов. Он также ставит гунно-булгарское явно тюркское племя саваров прямо в северочерноморский район Семиречья в верховьях Дона и Северского (Саварского) Донца, и помещает скифских агафирсов около Карпат, рядом с саварами и находящимися на языгской территории. Древние географы объединили сарматов с тюрками, гуннами и саварами за многие века до их появления в Центральной и Восточной Европе.

Ирано-осетино-скифская теория была построена на зыбком основании безвестного языка, не имеет подтверждающих фактов, и не способна предвидеть будущее, что необходимо для того, чтобы называться научной теорией. Культурное наследие, прослеживаемое на тысячелетия среди других народов мира, не было показано отображающим связи между осетинскими, пушту, и другими ираноязычными народами и деталями скифской жизни, описанными древними писателями. Эволюционное развитие археологических и литературных скифов и тюркских народов ясны, в то время как в скифо-осето-иранской теории преемственность состоит из отдельных точек, соединённых зияющими разрывами. Первый же брошенный взгляд на факты видит вздымающиеся проблемы.

* * *

Дальнейший текст — это, по сути, иллюстративный материал, в котором по пунктам приводятся неопровержимые доказательства того вывода, который был сформулирован в первой части статьи. А именно: что казачьи предки скифы являлись тюрками и никоим образом иранцами быть не могли. Эти доказательства были собраны не мной, а историком Н. Кисамовым, который в своей статье «Этническая принадлежность скифо-сарматов» («Вестник Академии ДНК-генеалогии», август 2012 г.) перечислил ряд положений, в соответствии с которыми следовал вывод о невозможности происхождения киммеро-скифо-сарматов от иранской этнической основы. Ничуть не претендуя и не посягая на авторские права уважаемого г-на Кисамова, в качестве доказательной базы своей статьи я должен привести его доводы. Среди них такие:

1. Кыпчакские «балбалы» («каменные бабы», надгробия) типологически идентичны киммерийским и скифским балбалам. Различают два типа балбалов: один — представляющий умершего, а другой — представляющий его убитых врагов. Первый тип — это скульптурное изображение умершего, второй тип символизирует победы, и идёт от нетронутых плит до слегка обработанных, отражающих конкретные личности. Никаких следов традиции балбалов не было когда-либо найдено в индийской, брахманской или иранской этнологии. Это однозначно признак культуры кочевников Великой Степи.

2. Филолог В. И. Абаев уклонился от анализа документированного лексикона, проигнорировав довольно много слов, в том числе Кавказ (Kaukaz) и Кавкар (Kaukar) для Кавказа, то есть «Белые Скалы» и «Белые Снежные (вершины) ” на древнем скифском и на современных тюркских языках, как «Карское» море = «Снежное» море, а вместо этого использовал имена с могил в Ольвии и других городов, которые этнически могли быть чьи угодно. Это означает, что мы имеем документированные литературные свидетельства о скифском языке, его лексика — тюркская. Более того, для своих «Ольвийских реконструкций» В. И. Абаев использовал дигорский язык, взаимно непонятный с осетинским иронским языком, относительно которого он, якобы, доказал, что это иранский язык.

3. В литературной традиции длинная цепь исторических записей напрямую связывает геродотовских скифов с различными тюркскими племенами — гунны, тюрки, булгары, хазары и другие. Между 400-м годом нашей эры и XVI веком византийские источники использовали название «скифа» по отношению к двенадцати различным тюркским народам. Византийский и римский дипломатические корпусы были хорошо знакомы с персидским, парфянским и скифским языками и их временными вариациями, и никогда не отождествляли скифский с иранским или даже с согдийским языком. На Ближнем Востоке скифов называли ашгузай и ашкеназ, они были идентифицированы исключительно с тюркскими племенами. Тюркская этимология этнонима ашгузай/ашкеназ — это «народ племени ас-кижи» или «асское племя ас-гуз», где «ас» — это племенной этноним киммеро-скифов, «кижи» — это «народ», и «гуз» — это «племя». Это обычные и часто повторяемые схемы именования тюркских племён, с бесчисленными примерами. В наше время осетины называют своих тюркских соседей балкарцев этнонимом «ас», и известно, что асы были членом тюркского каганата.

4. Европейские и ближневосточные письменные свидетельства о скифах взаимно подтверждают друг друга, они последовательны друг с другом и изобильно указывают на тюрков, полностью исключая иранцев, персов, хорасанцев и всех остальных, считающихся иранцами и расположенных в пределах древней Европы и древнего Ближнего Востока.

5. Библейская литературная традиция, разделяемая христианами и мусульманами, напрямую соединяет праведного праотца Ноя (в Коране — Нух) со скифскими ашкенази, и ашкенази с тюрками. Канонизированная версия Бытия в Библии перечисляет сына Ноя Иафета, внука Гомера (еврейская форма киммерийцев), и правнука Ашкеназа (библейских скифов), Рифата и Тогарма (библейских тохаров). Письмо хазарского хакана Иосифа прослеживает хазарскую родословную от третьего сына Ноя Иафета, затем к прародителю всех тюркских племён его внуку Тогарму, и к его десяти правнукам Уйгуру, Дурсу, Авару, Хуну, Басилу (Балкарцы), Тарниаху, Хазару, Загору, Булгару и Сабиру.

Библейская история весомо подтверждается современными исследованиями. Распространённая среди сибирских народов гаплогруппа Q обильна среди выходцев из тюркской Хазарии — евреев-ашкенази, и их различные аллели надёжно датируются не более, чем на тысячу лет назад. Лингвистические данные также подтверждают библейскую историю. Племена майя американских индейцев, которые принадлежат к гаплогруппе Q, были найдены лингвистически связанными с тюркской языковой группой. Эта линия взаимоподтверждающих литературных, генетических и лингвистических доказательств не оставляет скифо-иранской теории никакого пространства для маневрирования.

6. Поскольку скифо-иранская теория была исключительно лингвистическим предприятием в конфликте с историей, литературными источниками, археологией, антропологией, этнологией, и даже стоматологией, лингвистические свидетельства являются наиболее весомым контраргументом.

Лингвистическое сравнение индоиранского и алтайского (читай: скифского) пра-лексиконов показало, что пра-индо-иранский не имеет лексикона для верховой езды, вместо этого пра-индоиранский имеет повозки и колесницы, в то время как пра-алтайский имеет развитый лексикон для верховой езды. Основой пра-алтайской экономики было сезонное скотоводство, или развитая сезонная охота с загонным компонентом, она имеет термины для лошадей и верховой езды; роль сельского хозяйства была менее значительной. В протоалтайском терминология одежды и обуви более дифференцированна, например, она содержит названия для брюк и коленных щитков (связанных с верховой ездой), которых индоиранский не имеет.

Мобильный пра-алтайский язык имеет больше терминов, связанных с лодками/плотами (например, «salla» в тюркских, «sail» в английском). Основой пра-индо-иранской экономики было сельское хозяйство и хорошо развитое оседлое скотоводство.

Существует океан различий между оседлым скотоводством и кочевым скотоводством не только в навыках и технологии, но и в резком различии в типах стадных животных, можно гнать лошадей, коров, овец и свиней по деревне, но нельзя вести их через просторы безводной степи. Лексические доказательства исключают возможность занятия индо-иранцами кочевым конным хозяйством, которое невозможно без супер-ковбойского образа жизни кочевников Евразии. Исключается, что индо-иранцы могли вести огромные табуны лошадей тысячи миль между летними и зимними пастбищами, жить в мобильных домах-вагонах, или что они знали технику портативной конструкции юрты. Пра-индо-иранские реконструкции позволяют вывести конную терминологию для стойлового содержания лошадей, их местного выпаса, езду на телегах, и терминологию, связанную с оседлым коневодством. Эта культура достигла Ближнего Востока, который уже имел технологию использования в хозяйстве ослов, но каким-то образом якобы конное индоиранское хозяйство, достигшее Индийского субконтинента, совершенно не достигло местных индо-ариев. Индия не знала культуры лошадей до миграции саков (скифов) тысячелетие после прихода индо-ариев.

7. Мобильное кочевое общество с мобильным имуществом не может существовать без кодифицированного средства идентификации и аутентификации собственности. Такая идентификация осуществляется тамгами (тавро, условный знак, «пра-герб»).

Систематическая историческая каталогизация тюркских племенных тамг описана с VIII века, тамговые отметки и целые «энциклопедии тамг» зарегистрированы по всей Евразии. Большинство тюркских народов, и только тюркские народы сохранили свои исторические тамги, некоторые народы сохранили свои тамги до кланового и семейного уровня. Археологи идентифицируют древние тамги исключительно с евразийскими кочевыми скотоводами, и среди тюркских народов эта черта была пронесена через христианский и исламский периоды, в то время как индо-иранцы, индусы, персы (нетюрки) и брахманы не имеют никаких исторических воспоминаний о тамгах в своём прошлом. Специалисты вычислили развитие тамг между ветвями и поколениями, что делает тамги трассировочными средствами. Традиционные скифские территории Крыма и Добруджи отличаются богатством тамг. Наподобие элитных захоронений, среди других народов тамги — это либо культурные заимствования (некоторые документированные династические тамги), или они произвольно приписываются народам без какого-либо документального подтверждения. К сожалению, исследования малообразованных археологов уничтожили большую часть непонятных «примитивных» значков со страниц истории, некоторые из величайших открытий были спасены случайной встречей со знающим профессионалом.

8. Европа и европейские языки несут тяжкий груз тюркизмов, многие из которых объяснимы их скифским происхождением. Это не может быть сказано об иранских языках, будь то восточные или западные иранские, южные или северные иранские или даже осетинский с его вкраплением 10% иранской лексики. В то время как древние тюркизмы, возможно скифского и киммерийского происхождения, отмечены во фризском, камрийском, вульгарном и классическом латинском, в германских, английском и романских языках, скифы и киммерийцы не оставили следов иранских языков в этих европейских языках.

То же наблюдение верно и в других областях, приписываемых ираноязычному населению на огромных территориях степного пояса Евразии пред-скифского времени. Различные языки народов этих территорий отличаются отсутствием иранских следов. Не только топонимика Средней Азии преимущественно тюркская. Реконструкция согдийского языка, языка оседлого населения Средней Азии, ведёт не к прото-иранскому языку, приписываемому скифам, но к после-скифскому древнеперсидскому языку Иранского нагорья. Опять же, иранский язык скифов нигде не обнаруживается.

9. Несколько спорных надписей, найденных в курганах или смежных поселениях, были написаны руниформным алфавитом и прочтены на тюркских языках. Среди таких надписей находится Иссыкская надпись, найденная в курганном захоронении предположительно сакского принца (500 год до Р.Х.), алфавитные знаки из курганной могилы с захоронением хуннского принца (13 год н.э.), надписи Хумаринской крепости на Кавказе (около Х века), а также надпись из города на Самарской Луке (около Х века). Несмотря на очень малое число сохранившихся руниформныx надписей, они существенно дополняют другие письменные материалы тюркской руниформной письменности на территории Курганных культур, помогая перекрёстным исследованиям и прочтению.

10. Ни один народ с непереносимостью лактозы не мог выжить на кочевой диете из молока и мяса. Младенцы умирали бы даже в хорошие годы и у кочевников, следующих за стадами, не было бы никакого выбора. Иранцы и индусы (и китайцы) известны своей непереносимостью лактозы. Это очень весомый аргумент: брахманы не принесли в Индию ни традиции курганных захоронений, ни кочевую лактозную толерантность. И то же самое относительно иранцев Иранского нагорья. Они питались злаками. Генетически лактозная толерантность является ненормальным отклонением среди людей, она, как известно, возникла дважды в двух независимых человеческих популяциях, с двумя независимыми генетическими изменениями, которые распространились в двух не земледельческих пасторальных хозяйственных системах. Примерный срок, чтобы получить 50% лактозной толерантности, составляет 6000 лет, и даже монголы, которые перешли на коневодство около 200 года до Р.Х., имеют лишь около 50% толерантности.

11. Антропология и демография признали важность безопасной питьевой воды для выживания человечества и определили два метода обеззараживания питьевой воды, разделяющие человечество на два лагеря — «кипятильщиков» и «выпивающих» («нетрезвенников»). Кипятильщики дезинфицируют питьевую воду путём кипячения, они развили культуру чая; нетрезвенники дезинфицируют питьевую воду, смешивая её с алкоголем, они развили культуру вина, пива, кумыса. Как ни важна была безопасная питьевая вода для оседлого населения, привязанного к тем же источникам воды в течение поколений, ещё более важной она была для кочевников, которые должны были пересекать участки пустыни в порядке обыденного ведения хозяйства; падёж лошадей можно было бы пережить, но эпидемия среди пастухов означала бы катастрофу. Разобщённость и изолированность кочевого населения увеличивают проблему: эпидемия всего у нескольких десятков человек на марше, перегоняющих свои стада на новое пастбище, может уничтожить поголовно весь клан.

Ученые аккуратно разделили оседлый мир в отношении обеззараживания воды, но кочевой массив в значительной степени избежал их внимания. Древние авторы упоминают переброженный кумыс, также названный кобыльим молоком, как напиток скифов, сарматов, гуннов, тюрков, и тому подобных. Примечательно, что индо-арийская Индия принадлежит к кипятящему миру. Индо-арии не принесли наиболее существенную санитарную традицию конных кочевников на Индийский субконтинент. Осетины её также не имеют, в то время как отличительной особенностью кухни соседних карачаево-балкарцев является кумыс, наряду с типично скифским рационом конины — шашлык «казы» из жеребёнка и так далее. «Осетинские дигоры» имеют мало общего с «осетинами», — не только «осетины» не понимают дигорского языка, являются христианами в отличие от дигормусульман, но и дигорская кухня также отличается от «осетинской». Это — кухня их тюркских соседей-балкарцев, с кумысом и кониной. Это различие уходит корнями в прошлое. В 1779 — 1783 годах Иаков Райнеггс отождествлял дигоров с булгарами-утигурами, Бесс выделил дигоров по близкому родству как дигоров, балкарцев, карачаевцев и венгров.

В Китае ферментированный кумыс является изолированной традицией тюркских скотоводческих меньшинств, оседлые земледельцы там продолжают пить только отваренные настойки. Ни китайцы, ни индийцы не имели запрета на ферментированные напитки типа айрана, а в мусульманских странах он был разрешён по законам шариата, таким образом, исключается возможность, что чужая традиция страдала от идеологических предписаний.

12. В скифо-осето-иранской теории видное место занимают индоевропейские блондины и сопутствующие арийские блондины. Но летописцы неоднократно упоминают светловолосые тюркские племена различного происхождения (ди/теле, усуни, кыпчаки и так далее). Европеоидные останки, найденные в королевских курганах Алтая, и европеоидные останки, найденные в Таримском бассейне, были признаны родственными уйгурским или южносибирским тюркским народам. В то же время все источники, описывающие брахманов, индусов или персов, никогда не упоминают, что «брахманы — блондины», или что они отличаются светлыми глазами. То же относится к индийцам и персам. Исключительно для западных иранских народов (исключая курдов, луров и бахтиаров) антропологические описания иранцев допускают ближневосточные оттенки с мутно-зелёными глазами, и 7% не чёрных или не тёмно-каштановых волос — очевидная примесь в их генофонде. И это не удивительно, потому что эти иранские народы жили с семитскими народами и ближневосточными гутиями, туруками и другими кочевниками в течение 2,5 тысячелетий, то есть в течение достаточного времени для получения некоторого разнообразия при сохранении своего основного фенотипа.

В истории человечества генетика светловолосости и светлоглазости, наподобие генетики лактозной толерантности, является ненормальным отклонением, и передаётся последующим поколениям в ходе направленного и ограниченного генетического обмена; соответственно наличие признака светловолосости и светлоглазости предполагает наличие совершенно определённых предков, либо северных евроазиатов (читай: финнов, то есть носителей и потомков Y-ДНК гаплогруппы NO) с уникальной мутацией, либо папуасов/меланезийцев Y-ДНК гаплогруппы D с уникальной АСПМ мутацией.

13. Почти все останки курганных захоронений оказались европеоидно-китаеоидной смесью с клинальным распределением китаеоидного компонента, уменьшающимся с востока на запад. Несмешанные европеоиды редки и отмечаются археологами как атипичная примесь к местному населению. Исследователи фенотипов в курганных захоронениях регулярно оговаривают, что китаеоидная примесь восходит ко времени неолита и к населению неолита.

14. Поток последних генетических исследований захоронений Курганной культуры, выполненных методами популяционной генетики, чётко оставляет индо-иранцев за пределами картины. Простой статистический обзор генетических когнатов ставит тюркские народы прямо в центр захоронений, с финскими манси, тунгусами, и португальцами на окраинах, а остальные компоненты описываются такими неясными определениями, что, скорее всего, описывает ту же основную группу и окраины. Примечательно, что два исследования Андроновской Курганной культуры принесли смешанных европео-китаеоидов и голубые глаза. Нигде вблизи курганов вообще не упоминаются какие-либо генетические брахманские арии или иранцы. Небольшая доля индийцев упоминается в одном из исследований, подтверждая известный тысячелетний союз кочевников Средней Азии и индийцев, особенно наглядно отражённый в буддийском влиянии в самых ранних надписях тюркской торевтики. Редкое и открытое кочевое население вобрало часть огромной индийский человеческой массы, но не наоборот. За исключением этнических островков в Индии и в Афганистане-Пакистане, кочевая примесь была статистически незначимой.

15. Номинально из 82-х различных тюркских этнических групп, многие из которых состоят из подгрупп, которые сами являются отдельными этническими группами, только очень малая часть была генетически изучена, и из тех только небольшая часть была изучена всесторонне. Однако имеющиеся данные дают достаточно информации для исключительной картины. Спектр примесей по всему диапазону генетических портретов соответствует литературным и археологическим материалам об евразийском распространении скифских и сарматских народов. Среди тюркского филума (таксономической группы) находятся характерные генетические линии, принадлежащие тунгусам, монголам, китайцам, камчадалам, енисейцам, финским народам, тибетцам, индусам, кавказским народам, балканским народам, славянским народам, западноевропейским и скандинавским народам. С таким евразийским генетическим размахом примесей, даже представленным существенно неполным перечнем, не может сравниться никакая другая группа в Евразии. Тюркская генетическая картина прекрасно согласуется с литературными записями, мифами и сказаниями, археологическими, антропологическими и этнологическими фактами. Более того, без скифского или сарматского посредничества некоторые генетические совпадения (например, португальские гены в алтайских курганах) не могут быть объяснены.

16. Два факта хорошо установлены: первый, что скифы жили в районе Алтая и мигрировали оттуда в Европу, это было установлено путём отслеживания продвижения скифских курганов; и второй, что американские индейцы произошли от народов Восточной Евразии. Естественно, индоевропейские народы возникли в Западной Евразии, их индоарийская ветвь после 2000 года до Р.Х. перешла с Восточно-Европейской равнины на восток к Индийскому субконтиненту и на Ближний Восток, они предсказуемо должны генетически отличаться от американских индейцев, и в то же время некоторые сибирские и восточно-евразийские народы должны предсказуемо разделять некоторые маркеры с американскими индейцами. Это очевидное предсказание нашло подтверждение с обеих сторон. МтДНК Hg X является подходящим маркером, ограниченным северными американскими индейцами. Исторические индо-иранцы не имеют мтДНК Hg X. В то время как она есть, прежде всего, у тюркских азери (4%), которые также разделяют название «ас-народ скифов» — «ашгузай», и также живут в исторической скифской земле Сакасена на территории современного Азербайджана. Затем она присутствует у тюркского населения Башкирии (4%), которое расположено по обе стороны Уральских гор; далее она присутствует у тюркского населения Чувашии (1%), которое теперь расположено по обе стороны среднего течения Итили/Волги; ещё она присутствует у тюркских ногайцев (4%), которые мигрировали в Восточную Европу из Средней Азии в ходе или после монгольского завоевания; также она присутствует у тюркского турецкого населения (3%), которое в общем мигрировало на запад из среднеазиатского государства Огуз Ябгу в начале XI века нашей эры.

Генетический маркер соответствует языковым наблюдениям — было установлено, что агглютинативные языки «на дене» разделяют некоторую базовую лексику с тюркскими языками. Что особенно интересно, мтДНК Hg X, по-видимому, является женским компаньоном мужской Y Hg R1b, её распространение дублирует миграционный путь Hg R1b в III тысячелетии до Р.Х. из Восточной Европы в Западную Европу по трассам вокруг Средиземного моря и по сухопутному пути, при этом в районе между Средней Азией и Ближним Востоком некоторые следы были оставлены скифскими, гуннскими, и тюркскими наездниками. В схеме скифо-иранской теории картина не была бы столь решительно черно-белой. Индо-арии были бы обязаны разделить, по крайней мере, некоторые черты с тюрками и американскими индейцами.

* * *

В завершение настоящей статьи мы приводим начатый ранее список положений из статьи Н. Кисамова «Этническая принадлежность скифо-сарматов» («Вестник Академии ДНК-генеалогии», август 2012 г.), согласно которому скифы однозначно определяются как тюркский народ.

Следует сказать, что после публикации в интернете предыдущей части настоящей статьи с перечислением ряда положений, которыми историк Н. Кисамов подтверждает тюркскую этничность скифов, появились не только одобрительные отзывы, но и довольно много критических комментариев. Среди них как откровенно бредовые, так и более-менее аргументированные. При этом все они касались лишь тех или иных отдельных положений. Поэтому хочется заметить, что даже если половину положений Н. Кисамова можно подвергнуть сомнению и не принимать во внимание (хотя это весьма спорно), то всё равно остаётся немало аргументов в пользу тюркской этнической основы скифов, которые даже сомнению не подлежат! А это значит, что смысл статьи остаётся незыблемо верным: скифы — это тюрки. И пока не будет опровергнут на фактах и неоспоримых документах последний из аргументов Н. Кисамова в пользу «иранскости» казачьих предков, спорить о чём-то с противниками высказанного нами совершенно не имеет смысла. Это всё равно, что толочь воду в ступе.

Итак, приводим ещё ряд положений, выдвинутых вышеозначенным историком, которые дополняют озвученные нами ранее. Поэтому и нумерация этих положений продолжается от прежней.

* * *

17. Антропологические исследования неизменно находят европео-китаеоидов в раскопанных курганах от старейших до новейших. Никакие курганы любого периода времени не содержали костные останки, свободные от китаеоидной примеси. Стоматологические обследования подтверждают краниологические исследования. Как и краниологические результаты, они указывают на рост доли китаеоидного компонента, начиная с I тысячелетия до Р.Х., усиливающей предыдущую долю китаеоидной составляющей. Вблизи Аральского моря, вдоль рек Средней Азии коренное население было уралоидным (читай: финским, то есть первоначально восточноазиатским); аридизация в конце II тысячелетия до Р.Х. вытеснила уралоидное население из Средней Азии на север, на Урал и север Средней Азии, вероятно добавив их «уральские гены» в генетический фонд андроновской культуры. II тысячелетие до Р.Х. было временем противоположных миграций, часть северочерноморского аграрного населения мигрировала на юго-восток через Среднюю Азию на Иранское нагорье и индийский субконтинент, и преземледельческие среднеазиатские уралоиды мигрировали на север и северо-восток в сторону лесостепного пояса. А север Средней Азии в это время был зоной скифских народов, которые к I тысячелетию до Р.Х. распространились в Восточную Европу и на Ближний Восток.

18. Карты распределения современных евразийских и европейских групп крови показывают чёткую разделительную линию, делящую Восточную Европу на северную и южную части. Северная половина аллели группы B (III группа крови в российской номенклатуре) проходит в широтном направлении через широту Москвы по археологической линии, отделяющей зону курганных захоронений к югу от реки Оки от финской зоны к северу от этой линии. Южная часть, где частота аллели группы B (III) превышает 15%, пересекает Уральский хребет на востоке и идёт до Венгрии на западе, прилегая к Чёрному и Каспийскому морям, и заходя глубоко на юг в северо-восточной части Кавказа, почти достигая современного Ирана. Повышенная частота аллели группы B (III) точно соответствует историческому поясу скифских, сарматских, гуннских и тюркских племён. Современное евразийское распределение аллели группы В (III) достигает максимума в меридиональном центре Евразии, с самыми высокими значениями совпадая с картой среднеазиатского Эфталитского государства, и проходит через исторические земли тюркских племён теле к востоку от Уральских гор, достигая Карского моря. Группа крови В (III) не является китайским биологическим атрибутом. Примечательно, что повышенный уровень группы крови B (III) на северо-востоке Западной Европы совпадает с повышенным уровнем следов тюркских языков, рунических надписей, курганных захоронений, и Y-ДНК R1b в тех же областях. Распределение группы крови B (III) соответствует распределению тюркских скифо-сарматов, и не может быть объяснено скифо-иранской теорией, которая должна дать совершенно другое распределение.

19. Гиппократ и Страбон отмечали странную скифскую практику искусственной деформации черепа. Та же практика хорошо документирована среди сарматов, и её следы описаны в районе Центральной Европы, которую Птолемей называл «Сарматия». «Смитсоновский отчёт» в 1859 году опубликовал статью профессора А. Рециуса, который писал, что обычай искусственной деформации черепа до недавнего времени существовал на юге Франции (то есть в землях бургундских кочевников) и в некоторых районах Турции. Этот обычай был описан у кушан, гуннов, аваров, кангаров, булгар, турок и других тюркоязычных племён. Примечательно, что этот обычай наблюдается у людей с Hg R1b в Египте. Так, черепа и Тутанхамона и Нефертити были искусственно деформированы. Но этот обычай не задокументирован среди индо-иранских народов, более того, «Иранская Энциклопедия» решительно заявляет, что иранские народы не практиковали искусственную деформацию черепа. Обычай искусственной деформации черепа очень древний, он был отмечен ещё на неандертальских черепах.

20. Китайские летописцы очень конкретно отмечали кочевой костюм — с треугольной шапкой, башлыком, левобортным кафтаном, сапогами и поясным ремнём. Никакие этнографические описания брахманов, иранцев, индийцев и так далее никогда не отмечали шапки-башлыки, но и до сегодняшнего дня они являются национальными костюмами в Казахстане, Башкирии и везде, где у нас есть этнографические данные о тюркских народах (и изображения на тюркских и скифских балбалах). Башлыки современных российских генералов произошли от казачьих башлыков, это наследство их тюркского прошлого. Символика кочевого пояса имеет первостепенное значение на протяжении тысячелетий, от скифских памятников до сегодняшнего животноводческого тюркского и монгольского населения. Что касается индо-иранцев, эксперты отличают их от тюрков на древних рисунках именно по их совершенно отличным нарядам, несовместимым с изображениями скифской и тюркской традиционной одежды. Примечательно, что тюркская одежда, вместе с терминологией, стала типичным платьем славянских народов до такой степени, что она принимается как изначально славянская, что в этом этнологическом аспекте делает славян несовместимыми с индо-ариями.

21. Известная с первых исторических документов целая последовательность кочевых воинов служила в качестве наёмников под общими названиями скифов, гуннов и тюрков. Ни одна маленькая или великая империя Евразии не избежала платежа дани конным кочевникам и их использования как наёмников. Саркофаг Александра Македонского 4-го века до Р.Х. изображает греков в битве с персами, и все «персы» как один носят скифский башлык и скифские сапоги для верховой езды, самих персов там нигде не найти; саркофаг также изображает знаменитый парфянский выстрел за два века до того, как парфяне вышли на страницы истории. До Нового Века ни одна армия оседло-земледельческих государств не могла противостоять кавалерийской армии, и ни одна империя не могла создать кавалерию, сравнимую со скифскими, гуннскими или тюркскими армиями, или конкурировать с ними в военном деле, и это включает государства индо-иранцев, индийцев, персов и силы брахманов. Преемственность методов, организации, стратегических и тактических маневров, оружия, обучения, одежды, военной сноровки и надёжности скифских, гуннских и тюркских наёмников сделала их уникально известными во все времена и на всём Евразийском пространстве. Не существует ничего подобного у индо-иранцев, служащих как извечные наёмники в государствах всей Евразии.

22. Гунны, тюрки и скифы демонстрируют удивительное совпадение их географического и политического развития. На заре исторического периода, когда грамотность в основном была ограничена ближневосточной частью обитаемого мира, народ под названием «канг» оставил свой след на пространстве от Средней Азии до Ближнего Востока. Тысячелетия спустя, в исторический период, скифы отправились из их государства в Южной Сибири и Туве создавать свои государства на Ближнем Востоке и в северочерноморской области. В следующем историческом периоде гунны создали своё государство, которое включало Южную Сибирь и Туву и простиралось от Средней Азии до Дальнего Востока, а в дальнейшем создали государство в Восточной и Центральной Европе. Несколько столетий спустя в том же географическом пространстве тюрки простёрли свой Тюркский Каганат от Центральной Азии до Восточной Европы, в то время как их тюркские оппоненты создали Аварский, Булгарский и Хазарский Каганаты, которые простирались от Волги до Центральной Европы и Балкан. Все эти экспансии имеют общий знаменатель: эти люди были конными воинами, они обладали огромными табунами лошадей, они ценили возможность торговли, их экспансия шла от одной зоны степного пастбища до другой зоны степного пастбища, и они селились в отборных местах, лучших для жизни. Оседло-земледельческие государства Рима, Греции, Персии, Хорасана, Индии и Китая примыкали к степным империям с запада и юга.

23. По большей части производительность конного кочевого хозяйства намного превышает производительность оседлого земледелия. Скотоводы нуждались в свободных рынках для продажи своих излишков животноводческих продуктов и сырья. К. Беквит отмечал, что во все времена первая цель кочевых скифов, гуннов и тюрков была торговля; каждый дошедший до нас мирный договор требовал разрешения и содействия свободной торговле со стороны оседлых государств. Здесь примечательно уникальное этнологическое сходство между скифскими, гуннскими и тюркскими народами.

24. Обширные материалы по индоевропейской и тюркской этнологии документировали такие культурные атрибуты, как одежду, еду, напитки, консервацию продуктов, семейные отношения, жилища, санитарные традиции, военные традиции, общественные организации, космологические концепции, литературные традиции, мифологические и сказочные фольклорные традиции, искусство и множество других признаков. Во многих случаях диагностическая важность некоторых из этих черт намного превышает значения других характеристик. Например, скифские наёмники являлись если не единственной, то одной из основных сил в армиях ряда государств в течение почти тысячелетнего периода. Скифские воины, в скифских конических шапках, в скифских сапогах, в скифских штанах, на скифских лошадях, и со скифскими составными луками показаны бесчисленное количество раз в исторических документах и стали основным образом абстрактного скифа.

25. Тюркским традиционным порядком наследования было «лествичное право», когда старшие братья династических кланов передавали правление от старшего брата младшему, и когда линия братьев заканчивалась, очередь переходила их племяннику, старшему сыну старшего брата, в своё время служившего правителем. Дети братьев, по каким-либо причинам не служившими правителями, исключались из порядка наследования. Передача скипетра от брата к брату была отмечена среди скифов, гуннов и у всех тюркских народов. Лествичное право — это уникальная традиция в человеческом обществе, она была отмечена среди немногих народов в мире, и она резко отличается от традиции индоевропейских (и китайских) народов. Этот тюркский обычай был также законом престолонаследия в обществе ранней Руси.

26. Различие между тюркскими и индоевропейскими традициями в отношении равенства полов (доисламского, дохристианского периода, и не под влиянием традиций оседло-земледельческих стран) является совершенно радикальным. В литературной традиции у нас нет систематического описания скифских обычаев, кроме ярких примеров равенства полов. Это нашло своё отражение в рассказе о скифских амазонках, в рассказе о скифских девушках, выходящих замуж только после того, как они убили хотя бы одного врага. В археологии это отмечено присутствием женщин-воительниц, погребённых под скифскими и сарматскими курганами, в тюркских литературных традициях, где равенство полов вплетено в полотно повествования, в булгарской традиции единоборства между поклонником и его избранницей. Высокий статус женщины в тюркских обществах шокировал и был отмечен всеми путешественниками, выросшими в ближневосточных персидских и арабских традициях, европейскими путешественниками, а также китайскими обозревателями. О женском статусе у скифов у нас есть только сенсационные анекдотические свидетельства, но о тюркских обществах у нас есть литературные подтверждения того, что женщины были владелицами государства, народов и земли, и люди уважали приоритет женщин. Женщины созывали собрания для выборов главы государства, и женское племя оценивало, принимало или отклоняло кандидатуру на лидирующую позицию. Ничего подобного не описано в отношении земледельческих обществ, среди иранцев, индо-иранцев или индийцев. Наоборот, в тех обществах женщины традиционно имеют подчинённый статус и подвержены насилию.

Однако стоит заметить, что в скифском, гуннском или тюркском «имперском» социальном порядке равенство мужчин и женщин не носило универсального характера, были соблюдены традиции каждой этнической группы и женский статус зависел от того, какая традиция доминировала в каждой группе. Социальные условия диктовали стратификацию социальных отношений, зафиксированную прямо и косвенно античными письменными источниками и описанную в более поздних летописях и современных этнологических исследованиях. Завоеватель-завоёванный — это наиболее известный частный случай социальных отношений. Это отношение всегда было однонаправленным: в то время как мобильные кочевые общества могли держать оседлые общества в принуждении, обратное было невозможно, медленно двигающиеся силы не могли доминировать над быстрым и приспособленным для быстрого передвижения населением. В результате победители относились к своим оседлым подневольным как к движимому имуществу, на одном уровне со своими стадами, которым также были необходимы уход и внимание, чтобы быть продуктивными и полезными для своих хозяев, но которые не имели права голоса в том, как с ними обращались.

Среди многочисленных аспектов кочевого господства в отношении зависимого населения, статус женщин был трёхступенчатый. Равенство полов, эндемичное для членов тюркского общества, не распространялось на два другие класса — союзных племён и зависимого населения. Женщины союзных племён могли быть взяты в качестве вторых жён, им было дано полное право собственности и право на отдельное домашнее хозяйство или имущество, но их потомки не имели права на равный статус с потомками первой жены, которая должна была принадлежать к материнскому племени брачного партнёрства. Детям вторых жён был положен статус рядовых членов отцовского племени или высокопоставленных членов материнского племени. В отличие от скифских, гуннских или тюркских женщин из племени брачного партнёрства, эти женщины не должны были в случае необходимости быть активными воинами, вероятно, потому, что их воспитание не готовило их к эффективному использованию на поле боя. Третий класс женщин был составлен из зависимого населения, они могли быть служанками и наложницами, и их потомки могли быть приняты в отцовское племя как рядовые члены, или присоединиться к остальной семье матери.

27. Скифо-иранская теория имеет реальную проблему со скифским пантеоном богов и ритуалом. Индо-иранские/скифские параллели очень прыгают, и этимологии либо теряются, либо заканчиваются тюркскими терминами. Тюркские этимологии, наоборот, являются прямыми и прозрачными. Ритуал поклонения Аресу с мечом как символом зарегистрирован у скифов, восточных хуннов и у западных гуннов Атиллы. Традиция изготовления ритуальной питьевой чаши из королевской головы противника последовательно отмечена у скифов, гуннов, булгар, кангаров и других тюркских племён. То же самое относится к ритуальной священной клятве, где оба участника щека к щеке совместно пьют кровавую смесь из чаши. Для скифов сцена изображена на керамике и описана вербально, для других тюркских участников она записана в летописях. Ни одна из этих характерных черт, таких, как традиционное почитание предков, меч как символ, питьё из чаши из черепа, или клятва совместным питьём кровавой смеси из такой чаши, не были зарегистрированы у индо-иранцев.

28. Скифо-иранская теория сталкивается с реальной проблемой: как объяснить, что как минимум 20 тюркских народов к западу от Алтайских гор унаследовали скифский миф «Дети слепца», записанный Геродотом, и превратили его в не менее чем 20 версий этого мифа, записанных у многочисленных тюркских народов и их подразделений как дастаны (поэмы, часто музыкальные и в форме оратории) с тем же названием — «Кероглы». Хотя за прошедшие 2700 лет сюжет расцвёл букетом различных деталей, различными декорациями, и спектром эпонимических героев, ядро истории остаётся таким же, как было передано Геродотом в 5 веке до Р.Х.: кочевые завоеватели ослепляют побеждённых мужчин и заставляют их работать рабами, ухаживая за лошадьми, сыновья завоёванных слепых поднимают восстание, восстание принимает глобальный характер, а во главе восстания борется «Сын слепого» или по-тюркски буквально «Кероглы»; победившие повстанцы женятся на жёнах и дочерях побеждённых скифов, а в тюркских легендах на жёнах и дочерях различных угнетателей. Излишне констатировать, что ни северокавказцы (кроме балкарцев и карачаевцев), ни индо-иранцы и никакие брахманы не имеют на своём счету мифа «Сын слепца», который они передавали бы своим потомкам и распространяли среди других индо-иранских народов как цветистые стихи или оперы.

29. А. Хазанов отметил красноречивую деталь о значении курганов: насыпь изученных курганов состояла из лучшего гумуса, перевезённого на большие расстояния, в невероятных количествах для больших курганов. А. Хазанов объяснил результаты исследования тем, что скифские курганы представляли собой пастбища, умершему давали не только лошадей для путешествия, но также снабжали символическим пастбищем для них. Каждый кочевник знал, что сытые лошади являются необходимым условием для успешного предприятия, а что могло быть более важным, чем путешествие к Тенгри для реинкарнации. Как это часто бывает, последующие поколения не знали о причинах своих древних обрядов, и, вероятно, современные последователи курганной традиции не имеют ни малейшего понятия о том, почему они строят курганы. Естественно, исторические индо-иранцы не строили пастбища для своих умерших, для них курган был чуждым и странным обычаем.

* * *

По прочтении части настоящей работы, опубликованной в сети интернет в виде отдельного материала, донской казачий идеолог 1990-х годов П. С. Косов написал мне такое дополнение, которое я счёл полезным добавить:

«О том, что тюркский элемент в формировании нашего Народа значительный — сомнений нет. Практически все гидронимы — Сусат, Керчик, Кагальник, Миус, Калитва, Аксай — тюркского происхождения. Также названия станиц — Каргальская (городок Каргалы), Семикаракорская (шемикаракор — крепкая, чёрная крепость), Букановская, Бабкинская, Аксайская, Мелиховская и так далее. (На эту тему есть отличная работа моего преподавателя Королёва В. Н. „Казачьи городки“). Вообще, гидронимов и топонимов значительно больше. Куда важнее последние исследования археологов. Я оказывал помощь и оказываю археологам. Так вот, археолог Смоляк мне рассказывал, что на месте первой столицы донских казаков — в Раздорах на Поречном острове — жизнь не прерывалась как минимум 3 тысячи лет».

То есть, продолжу мысль П. С. Косова, казачья старина своими корнями уходит в глубокую скифскую древность, когда в этих местах славянских племён вообще не было. Это дополнение — уже в качестве ответа не сторонникам иранской первоосновы казаков, а тем малограмотным оппонентам, которые до сих пор продолжают настаивать на якобы «русском происхождении Казачьего Народа».

Короче говоря, настоящая публикация ещё раз подтвердила давно известное: одним людям достаточно привести факты и они, поразмыслив над ними, сделают вывод с их учётом, а другим хоть плюй в глаза — всё равно Божья роса. Эти другие настолько железобетонно уверовали во что-то когда-то внушённое, что просто не способны воспринимать какие бы то ни было аргументы, противоречащие их окаменевшим понятиям и воззрениям. Таким людям остаётся только посочувствовать.

2. Скифский корень Казачьего Народа

…нельзя забывать, что скифы

были сплошным казачеством […].

Скиф не расставался с конём,

что привело к мифу о кентаврах.

М. О. Меньшиков,

русский историк и публицист

После нескольких моих публикаций («Казачьи предки. Тюрки или иранцы?», «Об исконном казачьем языке» и другие), в которых говорилось о преемственной связи древних скифов с более поздними казаками, среди наших читателей, наряду с теми, кто адекватно отреагировал на приводимые аргументы, нашлись и такие, кто пустился в голословное отрицание написанного (или с приведением альтернативных версий, которые, конечно, тоже имеют право быть озвученными, но почему-то ими не озвучиваются в виде самостоятельных публикаций, а лишь приводятся в пику моим статьям). Однако наличие читателей, которых не смогли убедить мои публикации, всё же побудило меня продолжить эту тему — тему присутствия в Казачьем Народе одного из его этнических корней (не единственного, конечно!), который мы с полным правом можем назвать скифским.

Кто-то, вполне допускаю, с этим родством не будет согласен ни при каких обстоятельствах, даже при предъявлении очевидных фактов и доказательств. Кто-то, и это не допускаю, а знаю, желает записать скифов в предков русских, что отчасти тоже верно, поскольку скифы, хоть и в меньшей степени, чем у казаков, приняли участие в формировании фундамента скифо-славянской общности, из которой вырос украинский и, в меньшей степени, великорусский народы. И более того, в поддержку последних взглядов можно вспомнить о российском историке Василии Осиповиче Ключевском, который, говоря о скифах, отмечал, что в его XIX веке наука была ещё «пока не в состоянии уловить прямой исторической связи этих азиатских носителей южной Руси со славянским населением». Тем не менее, подчёркивал учёный, «эти данные имеют большую общеисторическую цену». И действительно, последующие исследования подтвердили правоту учёного XIX века. Работа археологов выявила большую роль и влияние скифов на жизнь южных славян. Но, повторяемся, наибольшее влияние скифы всё же оказали именно на казачью народность. Это, так сказать, «наибольшие скифы» из ныне существующих в Восточной Европе народов, которые некоторыми исследователями принято считать «однозначно славянскими».

Совершенно очевидно и не требует доказательств утверждение, что любой ныне живущий на земле народ не появился «внезапно из ниоткуда», и что каждый современный народ имеет своих предков в каких-то более древних народах или человеческих общностях. И эти древние прародители из-за перекрёстных брачных связей в большей или меньшей степени отражены, как правило, не в одном народе, а в нескольких. Сегодня мы поговорим о народе скифов, который, как нам представляется, в наибольшей степени имеет своё продолжение в казачьем народе. И, думается, не случайно в глазах многих русских людей казак непременно ассоциируется с конём, что отметил и в приведённом к этой статье эпиграфе в отношении скифов историк Меньшиков. Лично мне не раз приходилось слышать от русских людей, пытающихся показать себя знатоками казачьей жизни и одновременно выразить снисходительно-панибратское превосходство (как-никак, а русские — главные в якобы «своей» стране!): «Во! Казак идёт! А где же твой конь?»…

Хотя, следует признаться, за право первородства от скифов с казаками могли бы посоревноваться и другие народы, в частности, проживающие на Кавказе балкарцы и карачаевцы. Но мы сегодня этой темы касаться не будем, поскольку нас интересует казачий скифский корень, то есть корень кочевников евразийской Великой Степи, наличествующий именно в казаках.

Огромное географическое пространство Великой Степи при низкой плотности населения в глубокой древности обеспечивало высокий уровень изоляции местного населения даже без специальных мер, направленных на сохранение «чистоты крови» кочевников. А традиции обеспечивали лишь регионализацию близкородственных скифских племён. В таких почти лабораторных по стерильности условиях большие этнические массивы протоскифов, кочевавших по просторам Великой Степи, смогли сохранять свой первобытный генофонд практически без изменений в течение многих тысячелетий. И лишь значительно позднее, в новых условиях увеличившегося инородного населения (китаеоидов), начались процессы метисации и гибридизации скифов — изначальных европеоидов.

Обширная равнина — Великая Степь, которую племена родственных друг другу кочевников занимали в течение долгих веков, простирается от Подола на западе до границ Китая на востоке. Она образует единое, географически целое природное пастбище, но в Азии в неё вторгаются горные цепи Памира, Тянь-Шаня и Алтая, в то время как Уральские горы практически отсекают азиатскую её часть от европейской. И всё же контактам по всему этому огромному пространству никогда не могли помешать чисто географические преграды, так как азиатскую и европейскую части равнины связывают коридоры, образованные двумя перевалами — Джунгарским и Ферганским. В доисторические времена трава покрывала практически всю центральноазиатскую часть равнины, но происшедшие здесь определённые климатические изменения незадолго до начала исторической эры привели к тому, что большие районы пастбищ превратились в бесплодные, покрытые песком пустыни, не пригодные для проживания. Но эти песчаные пространства остались открытыми для путешествий. Таким образом, взаимоотношения между племенами Великой Степи традиционно сохранялись с самых древних времён до совсем недавних. А кроме того, все кочевники были объединены единой системой верований, все они почитали верховное божество — Тенгри или Бога Неба. Что и породило создание ими богатых могильных захоронений — курганов.

Вдоль северного края Великой Степи располагались негостеприимные, полные опасностей земли, покрытые гибельными болотами, обширными лесами и дикой тундрой. Природных опасностей этого края было достаточно, чтобы служить мощным сдерживающим средством от проникновения туда кочевников, привыкших к широким равнинным просторам. Азиатская часть Великой Степи подвергалась сильным холодам в зимние месяцы и испепеляющему зною летом, вследствие чего растительность этого региона всегда была не слишком пышная и мало подходила для примитивных методов ведения сельского хозяйства. Но в европейской части Степь покрывалась весной цветочным ковром. Здесь земли были покрыты более густыми лесами, так что дубы, липы, ясени и акации простирали свою сень над большей частью равнины, плодовые деревья приносили свои дары, великолепная трава служила для откорма скота, а съедобные коренья и луковицы поставляли человеку пищу.

Вся Великая Степь была потрясающе богата животным миром. Эти животные и птицы позднее появились на знаменитых ювелирных изделиях скифов. Кочевники имели возможность свободно перемещаться по всему региону, пася скот или преследуя дичь, которой изобиловала Великая Степь, не преодолевая никаких серьёзных географических преград и не сталкиваясь ни с какими пугающими изменениями в климате или растительном мире. Это было их многотысячемильное царство, их монопольный ареал обитания.

Однако особая судьба сложилась у тех кочевников, которые осели в западной части Великой Степи. Пространство, прорезанное могучими реками Днепром, Бугом, Днестром и Доном, продуваемое ветрами со всех направлений и ограниченное с юга акваторией Чёрного и Азовского морей, стало уникальным перешейком, на протяжении тысячелетий игравшим ключевую роль в истории многих народов, начиная с легендарных киммерийцев и заканчивая казаками. Этот край как будто был избран кем-то свыше в качестве своеобразного полигона для конвергенции в нём различных народов и их культур. Уж не богом ли Неба — Тенгри?

* * *

Скифы — это одно из киммерийских племён (или наоборот, киммерийцы — одно из скифских племён, разницы практически никакой), которое сформировалось на Алтае — восточной окраине Большой (евразийской) Киммерии. Их греческое имя «скифы» относилось первоначально к обитателям волго-уральских и донских степей, тогда как «киммерийцами» считались родственные им жители Причерноморья.

Киммерийцы доминировали в Северном Причерноморье почти 500 лет (с 12 — 13 веков до Р.Х.), пока их не потеснили родственные им племена скифов, в свою очередь гонимые тоже родственными кочевыми племенами хиунг-ну (гуннами) с их общей прародины (юга Сибири и Урала, а также прилегающих к ним степей нынешнего Казахстана). Родство киммерийцев и скифов подтверждается сходством культур, идентичностью межплеменных отношений и тактикой ведения боевых действий. Некоторые древнегреческие авторы вообще считают их одним народом.

Если киммерийцы (древние скифы) не были первыми, кто одомашнил лошадь, то они были одними из первых, если не первыми из кочевых народов, которые научились ездить верхом. Это был период массового переселения народов и племён с запада на восток и с востока на запад. Вероятно, была какая-то широко распространённая причина для таких миграций. История перекрёстных половых контактов и генетического взаимовлияния существенно повлияла на этническое содержание и антропологический облик более поздних потомков скифо-сарматов. Родственная связь природных скифов западной части Великой Степи с тюркской основой позволяет относить скифских предков и их самих к тюркам, но последовавший затем мощный приток славянской крови так же сильно и кардинально «ославянил» их. Такое слияние скифов со славянской «прививкой» дало тот сплав, который ныне зовётся «казаками» или «казачеством». Гораздо меньшим оказалось влияние славянской составляющей на другую живую скифскую ветвь — на аланов Северного Кавказа, что предопределило столь заметное сегодня обособление казаков от балкарцев и карачаевцев — тоже скифских потомков.

До 1700-х годов скифы были известны в Европе только из произведений античных авторов. Общепринятыми были представления, что скифы Геродота были предшественниками тюрков, а тюрки разошлись на другие прочие ветви. Эта информация не была основана на археологических находках и артефактах, антропологических измерениях, или биомаркерах современной науки. В итоге до нас дошло, что киммерийцы и скифы были каким-то образом связаны между собой, что скифы и сарматы были каким-то образом связаны между собой, что на западном направлении скифы и сарматы были каким-то образом связаны с гуннами и аварами, а затем с булгарами и беченами (печенегами), потом с кыпчаками (половцами) и огузами (гузами, торками), и, наконец, с татарами. На южном направлении это были ашгузай и саки, затем саки и хуна или хиониты, затем хуна, масгуты и савиры. На восточном направлении мы имеем кангаров, хуннов (гуннов), усуней, тохаров и тюрков в целом или на уровне племён. Иначе говоря, киммеро-скифы — это западная ветвь множества племён прототюрков.

* * *

И резюме. Откуда же вообще пошло слово «скиф»? Этим собирательным определением древние греки называли хорошо им знакомые многочисленные тюркоязычные племена. А поскольку эти племена были всё-таки разные и имели свои особые названия, то потому и менялись названия всех тех тюрок то на сарматов, то на аланов, то на гуннов, то на булгаров, то на аваров, то на хазаров, то на гузов… В зависимости от того, какое из них в какую-то конкретную эпоху привлекало к себе особое внимание других народов или выходило на первые роли.

Постоянно появляющиеся новые научные открытия всё больше и больше подтверждают картину широкого распространения по всей Евразии кочевого этноса скифов-тюрков и его огромнейшего влияния на формирование европейских народов, к числу которых относится и казачий.

В 2017 году было опубликовано очередное открытие. Немецкие учёные из института Макса Планка и Университета Тюбингена частично восстановили геном 90 египетских мумий (то есть, представителей правящего класса Древнего Египта) возрастом от 3500 до 1500 лет. Проанализировав, они пришли к выводу: одни из них были «чистыми» тюрками, другие — выходцами из южной Европы, Закавказья и Ближнего Востока, куда также на протяжении многих веков волнами проникали скифы.

В заключение данной статьи я должен сказать, что даже не надеюсь, что по прочтении её, а также и тех двух статей, о которых я упоминал вначале, убеждённые противники любых взглядов, которые входят в противоречие с их собственными, согласятся с моими доводами о том, что одним из корней Казачьего Народа является скифский. Как сказал один человек, разубедить того, кто ТВЁРДО ЗНАЕТ, что земля покоится на спинах трёх слонов, НЕВОЗМОЖНО. Поэтому смысл написания мною вышеприведённого текста — это дать пищу для размышлений тем, кто способен думать и воспринимать что-то новое, если это новое аргументировано и логично, хотя и не согласуется с его прежними устоявшимися воззрениями.

3. Сарматы — те же скифские предки казаков

Каждый народ начинается со знания

своей истории, и каждый род начинается

со знания человеком истории своего рода.

И так же каждый народ и каждый

отдельный род заканчиваются тогда,

когда они забывают свою историю

Умозаключение автора статьи

Теперь мы поговорим о сарматах, кои сменили на исторической сцене своих предшественников — киммеро-скифов. А поскольку сарматы были столь же близкородственны скифам, как те — киммерийцам, мы вправе сарматов именовать и скифо-сарматами. Иначе говоря, сегодня мы будем говорить не об особом народе, добавившемся со стороны в число казачьих предков, а лишь о другой ступени всё той же скифской первоосновы Казачьего Народа. Итак, сосредоточимся.

Этноним «сарматы» до известной степени условен. Савроматы (позднее сарматы) включали в себя сираков, языгов, роксаланов, аорсов и другие менее известные большие и малые племенные объединения. Все они говорили практически на одном языке, вели сходный образ жизни, первоначально образовывали один территориальный массив и, кроме того, были очень близки друг к другу в культурном отношении.

Около 600 года до Р.Х. савроматы расширили свою сферу влияния на западе, выйдя к Дону. Дон стал восточной границей скифского царства. Савроматы шли из Южного Приуралья и с земель к северу от Арала к Дону «по следам скифов». Здесь, в волго-донских степях и сложилась за несколько столетий их цивилизация, родственная скифской. Не только различий собственно в этническом смысле не было, но и культуры их обнаруживают большое сходство. Отличалась только социально-политическая организация. Что же заставило савроматов начать движение из прежних мест обитания на запад? Перенаселённость в условиях ведения экстенсивного кочевого скотоводства, требующего периодических передвижений на значительные расстояния, а также колебания в степени увлажнения Великой Степи вынуждали савроматов к освоению новых земель.

В 5 — 4 веках до Р.Х. савроматы ещё были мирными соседями Скифии. Скифские купцы, направляясь в восточные страны, свободно проходили через сарматские земли. Но примерно с 400 года до Р.Х. в степях началась «сарматская эпоха», хотя ослабевшее от натиска савроматов скифское государство ещё два века продержалось в Причерноморье и ещё несколько столетий — в Крыму. Агрессивная воинственность молодого савроматского союза совпала по времени с ослаблением Скифского царства. В 3 веке до Р.Х. дружественные отношения савроматов и скифов сменились враждой и военным наступлением на Скифию. Савроматы двинулись из-за Дона в Северное Причерноморье.

Как раз в это время зарождаются племенные образования восточного славянства, формируется население, говорившее уже по-славянски, а не на общем балто-славянском языке. Славянские земли так же, как и скифские, подверглись натиску врагов. С востока, из-за Дона, сюда продвинулись кочевые орды савроматов. Поскольку у савроматов во главе племён нередко стояли женщины-вожди, в древних славянских сказаниях часто говорится о борьбе народных богатырей с Бабой-Ягой, возглавлявшей степное воинство. Савроматы проникли вглубь северной лесостепной зоны. Археологи обнаружили здесь следы военного разгрома ряда славянских поселений и городищ-крепостей.

Согласно Геродоту, савроматы произошли от брака скифских юношей с амазонками, причём разговаривали на скифском же языке, но «слегка испорченном». Это значит, что скифы и савроматы были, в сущности, одним и тем же народом, различаясь лишь территориально-политическими объединениями. Вскоре савроматы становятся сарматами. Это произошло то ли от простого переименования, то ли от превалирования в савроматском племенном союзе племени с названием сарматы.

С 3 века до Р.Х. этническое название «сарматы» становится широко известным античному миру. Миграция сарматов на запад в 3 — 1 веках до Р.Х. была наиболее крупной и связанной с политической активностью племенных союзов во главе с языгами, роксаланами и аорсами. К рубежу нашей эры эта миграция завершается установлением полного господства сарматов в Северном Причерноморье, которое из Скифии римскими писателями переименовывается в Сарматию.

Сарматы — это воинственные кочевники, которые, по меткой характеристике Тацита (1 век н.э.), «живут на повозке и на коне» и которых более поздний (5 век н.э.) историк Эннодий упоминает как извечных номадов, «переселяющихся с места на место». Следует признать, что характеристика Тацита и Эннодия, приложимая к позднесарматским-раннеаланским племенам, исторически вполне реальна. Кочевое хозяйство требовало частого (сезонного) передвижения с места на место для использования лучших пастбищ для скота. Поэтому племена сарматов (а позднее аланов) находились в постоянном движении в пространстве степей от Урала до Дуная. Нетрудно представить себе движущуюся по бескрайней равнине кочевую сарматскую вольницу: окутанные тучами пыли стада, охраняющие их дозорами конные воины с длинными мечами и тяжёлыми копьями в руках, женщины и дети с их нехитрым скарбом в покрытых шкурами и войлоком повозках на скрипучих деревянных колёсах…

Сосланный императором Августом на северо-западный берег Чёрного моря в город Томи в 8 году н.э. знаменитый римский поэт Овидий Насон с тоской и страхом описывает в своих «Печальных песнях» сарматов под городом: «враг, сильный конём и далеко летящей стрелою, разоряет […] соседнюю землю». «Савроматский волопас уже не гонит скрипучих повозок», — в другом месте пишет Овидий. «Отец географии» Страбон (1 век н.э.) рисует ещё более колоритную картину жизни сарматов: «Их войлочные палатки прикреплены к кибиткам, в которых они живут. Вокруг палаток пасётся скот, молоком, сыром и мясом которого они питаются. Они следуют за пастбищами, всегда по очереди выбирая богатые травой места, зимой — на болотах около Меотиды, а летом — на равнинах». Так же характеризует быт сарматов Помпоний Мела.

По Диодору Сицилийскому (1 век до Р.Х.) савроматы были колонией, когда-то выведенной скифскими царями из Мидии на Танаис (Дон). Савроматы оказались отделены от основной массы скифов довольно рано: ещё в священной книге зороастрийцев Авесте савроматы упоминаются под именем «сайрима» и называются кочевниками, «которые не знают власти верховных правителей». Действительно, савроматы отставали от соседних скифов в общественном развитии, у них к началу передвижения на запад ещё не было государства. Во главе савроматских племён стояли вожди, опиравшиеся на дружины из военной знати.

Римский географ 1 века Помпоний Мела сообщал о сарматах, что они «племя воинственное, свободное, непокорное и до того жестокое и свирепое, что даже женщины участвовали в войне наравне с мужчинами. […] Сарматы не живут в городах и даже не имеют постоянных мест жительства. Они вечно живут лагерем, перевозя имущество и богатство туда, куда привлекают их лучшие пастбища или принуждают отступающие или преследующие враги». Помпоний Мела также добавляет, что сарматы — народ, весьма близкий к парфянам и по наружности, и по вооружению, но суровее их как по нравам, так и по климату занимаемой ими страны. Во время перекочёвок сарматы перевозили своих детей, стариков, женщин и имущество в кибитках. Жилищем сарматам служили шатры и всё те же кибитки.

Сарматы были настолько воинственны, что через все Средние века в Польше просуществовало предание о завоевании и покорении местных славянских племён сарматами, которые и положили начало привилегированному сословию польских воеводств — шляхте. В период Речи Посполитой даже писались исторические труды о сожительстве в государстве двух разных по происхождению народностей, что потом было успешно использовано Российской империей, подстрекавшей белорусское и украинское население на национальное освобождение от «чужеземной сарматской шляхты». А сама Польша в средневековых трактатах и на географических картах нередко именовалась Сарматией. Скорее всего, за такой уверенностью стояло нечто большее, чем просто выдумка.

* * *

Основой социальной организации савроматов являлись родоплеменные отношения. В их жизни особую роль играли женщины. Они могли быть вождями, жрицами и даже воинами. Это позволяет говорить о сохранении материнского счёта родства.

Все границы не были стабильными и нередко нарушались соседями, что приводило к вооружённым стычкам и межплеменным войнам. Не удивительно, что у савроматов все мужчины были вооружены. Вооружёнными были и многие женщины. В савроматский период истории сарматов погребения женщин-воительниц с оружием встречаются наиболее часто и, по подсчётам специалистов, составляют до 20% от всех женских захоронений. Повторимся ещё раз: племя савроматов имело со скифами очень схожее происхождение. Они вели почти одинаковый образ жизни, но только савроматские женщины ездили верхом, охотились и воевали вместе со своими сородичами-мужчинами, в то время как скифские женщины вели очень уединённую жизнь и не принимали никакого участия в мужских делах. У археологов нет сомнения в том, что женщины савроматов активно участвовали в бранных делах и были наездницами. Воинственность савромато-сарматских женщин поражала греческих колонистов Северного Причерноморья, непосредственно наблюдавших жизнь и быт окружающих варваров. Может быть, именно из-за этого скифы называли этих девушек «повелительницами мужчин».

По одной из весьма правдоподобных версий, именно савроматские женщины в древнегреческом фольклоре и историографии получили название амазонок. Эта литературная традиция была воспринята Средневековьем, а на Кавказе продержалась до XVII века. В частности, согласно Гиппократу, «их (савроматов) женщины ездят верхом, стреляют из луков и метают дротики, сидя на конях, и сражаются с врагами, пока они в девушках; а замуж они не выходят, пока не убьют трёх неприятелей, и поселяются на жительство с мужьями не прежде, чем совершат жертвоприношения. Та, которая выйдет замуж, перестаёт ездить верхом, пока не явится необходимость поголовно выступать в поход. У них нет правой груди, ибо ещё в раннем детстве матери их, раскалив приготовленный именно с этой целью медный инструмент, прикладывают его к груди и выжигают, так что она теряет способность расти, а вся сила и изобилие соков переходят в правое плечо и руку». Эта характеристика воинственных сарматок вполне соответствует литературно-фольклорным данным об амазонках.

У многих древних кочевых народов, находившихся в стадии классообразования, военная организация сводилась к организации народа-войска, где каждый способный носить оружие был воином. Такая организация имелась у скифов и савроматов; благодаря ей последние были способны выставлять десятки тысяч бойцов. Подобные традиции жили в казачьей среде ещё в XIX веке. И женщины-казачки, при нападении врага на их поселения в то время, когда мужчины находились где-то в походе, сами умело организовывали оборону домашнего очага, беря в руки оружие. Сегодня мы может видеть нечто подобное организации народа-войска в армии Израиля, где призыву на военную службу подлежат все граждане еврейского государства, независимо от их пола.

Савроматские традиции были живучи, и оружие часто встречается в женских погребениях 4 — 2 веков до Р. Х. В более позднее время — у аланов — женские погребения с оружием уже не встречаются, поскольку аланские женщины в войнах не участвовали. Но в отдельных случаях сармато-аланские женщины, тем не менее, выступали как бойцы. Так, сарматская царица Амага совершила блестящий подвиг, победив царя крымских скифов (Полиен, 2 век н.э.), а по свидетельству Флавия Сиракузского, восхваляющего деяния римского императора Аврелиана (215 — 275 г.г.), среди взятых римлянами пленных «были введены также десять женщин, которых он взял в плен, когда они в мужском убранстве сражались среди готов, причём многие другие были перебиты; надпись гласила, что они происходят из рода амазонок».

Если скифы в поздний период своего владычества постоянно подвергались натиску со стороны эллинистического Средиземноморья, то сарматам удалось этот натиск не только отбить, но и сдержать на своих западных рубежах сильного врага в лице Римской империи.

К середине или к концу 3 века до Р.Х. территория Скифии подверглась значительному сокращению. Античные авторы сообщают о постоянных войнах крымских скифов с Херсонесом, Ольвией, Боспором, в которых скифы в конце концов терпят поражение. И где-то в 190 — 180 годах до Р. Х. Великой Скифии не стало. В 175 году до Р.Х. сарматский царь Гатал установил полный контроль над всем Причерноморьем, сокрушив скифское царство (так что коллизия «скифы-киммерийцы» полностью повторилась). После завоевания значительной части Европейской Скифии (но завоеватели не стали до конца уничтожать родственников-скифов) сарматы приобрели славу одного из наиболее могущественных народов древнего мира. Но, как и в случае скифо-киммерийского конфликта, уничтожены были только верхние, загнившие элитарные структуры. «Простой скифский народ», скажем так, вошёл в состав нового общества.

О мощи нового скифского (теперь уже в виде сарматского) этнического старта можно судить хотя бы по таким фактам: около 165 года до Р.Х. асы (самоназвание скифо-сарматов) нанесли поражение кочевой державе гуннов, перед мощью которой трепетали даже всесильные китайские императоры. Около 130 года до Р.Х. под их ударами пали Согд и Хорезм. Следом была завоёвана «златообильная» Греко-Бактрия. Асы-сарматы вышли к Каспию и могучие государства древности стали буквально валиться под копыта их боевых коней.

* * *

Источники сохранили названия многих сарматских племён — аорсы, сираки, языги, роксаланы, массагеты, асии и так далее. Древнегреческий географ и историк Страбон свидетельствует, что аорсы и сираки «простираются на юг до Кавказских гор; они частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием». Далее Страбон дополняет эти сведения: «Эти аорсы и сираки являются, видимо, изгнанниками племён, живущих выше, а аорсы обитают севернее сираков. Абеак, царь сираков, выставил 20.000 всадников, Спадин же, царь аорсов, даже 200.000; однако верхние аорсы выставили ещё больше, так как они занимают более обширную область, владея почти что большей частью побережья Каспийского моря. Поэтому они вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и индийцев; вследствие своего благосостояния они носили золотые украшения. Аорсы, впрочем, живут по течению Танаиса, а сираки — по течению Ахардея…».

Сведения Страбона достаточно достоверны и очень важны. Как видим, племя аорсов он помещает у реки Танаис — Дона, где ранее размещались упоминавшиеся Псевдо-Гиппократом и Псевдо-Скилаком савроматы. Итак, на рубеже нашей эры аорсы делились на верхних, и нижних. Верхние аорсы, жившие в междуречье Волги и Дона, Северном Прикаспии и Южном Приуралье, ведшие караванную торговлю, были богаче и многочисленнее. Нижние аорсы размещались южнее верхних и занимали большую часть равнинного Предкавказья восточнее сираков, включая Ставропольскую возвышенность, Северо-Восточный Кавказ и достигали предгорий Кавказского хребта. Если земли верхних аорсов в значительной части представляли сухие аридные степи (Заволжье, Северный Прикаспий), то земли нижних аорсов были благоприятнее и в изобилии давали корм для скота.

Аммиан Марцеллин описывал некоторые военные обычаи сарматов. С самого рождения кочевники учатся верховой езде, постоянно тренируются, поклоняются мечу. У них считается счастливым тот, кто испускает дух в сражении. Также Марцеллин даёт описание обычая скальпирования врагов, и украшения этими скальпами сарматских лошадей.

Сарматы редко появлялись перед врагами пешими. Они всегда были на конях. Корнелий Тацит писал: «Замечательно, что вся доблесть сарматов лежит как бы вне их самих. Они крайне трусливы в пешем бою; но, когда появляются конными отрядами, вряд ли какой строй может им противиться».

Сарматы были очень ловкими воинами, у них было больше сноровки для разбоя, нежели для открытой войны. Сарматы проезжали огромные пространства, когда преследовали неприятеля или когда отступали сами, сидя на быстрых и послушных конях, и каждый вёл с собой ещё одну лошадь или две. Они пересаживались с лошади на лошадь для того, чтобы давать им отдых. Довольно часто античные авторы упоминают в своих работах об использовании сарматами аркана. Его использовали либо для захвата пленных, либо для сбрасывания всадника с коня.

Сарматы-аорсы Южного Приуралья и Нижнего Поволжья были конными воинами, вооружёнными луками и стрелами с бронзовыми и железными наконечниками, а также железными мечами. Оружие дальнего боя — стрелы — они держали в плоских или цилиндрических колчанах, сделанных из дерева и кожи; число стрел в одном колчане доходило до 185. Следовательно, аорсский воин мог на скаку сделать почти 200 выстрелов из лука. Учитывая профессиональную тренированность и меткость, присущую всем степным воинам древности, мы поймём, какой грозной силой были эти подвижные и неуловимые конные массы сарматов, засыпавших врага тучей разящих стрел, а затем бросавшихся врукопашную и поражавших неприятеля длинными мечами и копьями.

Так же, как и до них скифам, сарматским воинам суждено было достичь полного успеха в своём предприятии и по причине их нового вооружения. Сарматы изобрели металлические стремена, что способствовало появлению в их армии подразделений тяжёлой кавалерии. На заре новой эры успехи металлургии и стремена позволили сарматским всадникам освоить новый тип вооружения, включавший тяжёлые и длинные обоюдоострые мечи, копья и шлемы. Греки называли этих всадников катафрактариями (именно из них впоследствии «выросли» средневековые европейские рыцари). Вооружение катафрактариев превосходило все современные аналоги, включая военное снаряжение римских легионеров. А об оборонительных доспехах катафрактариев, ранних видах пластрона (кожаного нагрудника), римские историки писали особо.

Сарматы-воины были вооружены длинными пиками, носили панцири из нарезанных и выглаженных кусочков рога, нашитых наподобие перьев на льняные одежды. Главным оружием тяжеловооружённых всадников был контос («рогатина») — огромное копьё, достигавшее у сарматов длины, вероятно, 4 — 4,5 метра. Об этом копье пишет, например, Плутарх: «Ведь вся сила этой броненосной конницы — в копьях, у неё нет никаких других средств защитить себя или нанести вред врагу, так как она словно замурована в свою тяжёлую негнущуюся броню». Удары такого оружия были страшными: древние авторы сообщают, что эти копья могли пронзить насквозь сразу двух человек. В бою контосом сарматы действовали, вероятно, двумя руками.

Особенности вооружения катафрактариев определяли их тактику, приёмы боя и боевые порядки. Такая конница атаковала врага на лёгкой рыси сомкнутым строем. Именно в особенностях тактики и заключается основное отличие катафрактариев от других видов тяжёлой конницы. Защищённые доспехами от стрел, дротиков и других снарядов, катафрактарии представляли собой грозную силу и часто, опрокидывая врага длинными копьями, прорывали его боевые порядки.

Имея неоспоримое преимущество в виде тяжёлой бронированной конницы, вооружённой ужасными копьями, крепившимися к лошадиной сбруе цепями, сарматы стали грозной силой тогдашнего мира. С помощью совершенного наступательного и оборонительного оружия, а также благодаря новой тактике боя, сарматы установили контроль чуть ли не над всей Евразией. Выражаясь языком нашего времени, скифам нанесла поражение более современная армия, которая просто смела с поля боя своих противников. Нечто подобное мы видели совсем недавно в Сирии, когда американские самолёты и беспилотники просто искрошили крупную механизированную колонну российских наёмников из ЧВК Вагнера, даже не вступая с ней в контактное столкновение. Такая же серьёзная проблема дисбаланса военно-технического характера возникла и у римлян, противостоявших сарматам. Политические объединения сарматских племён заставили считаться с собой ближних и дальних соседей от империи Поднебесной до империи Римской.

В 3 веке до Р. Х. Северный Кавказ пережил мощное нашествие кочевых сарматских орд, двигавшихся на запад и юг. Сарматские передвижения, в отличие от предшествовавших им скифских походов через Кавказ, не были простыми набегами. Теперь целые племенные союзы кочевников навечно осваивали степи Предкавказья, избрав их постоянным местом своего проживания. Античные историки сохранили названия племенных групп сарматов, захвативших равнинные районы Предкавказья, которые они именуют «Сарматией» и «Сарматскими равнинами». В состав Сарматии (по Птолемею) вошли даже некоторые части будущих Пруссии и Польши, вся Украина, Европейская Россия, значительная часть Кавказа. Главное население Сарматии составляли кочевники.

Ведущие племена Сарматского государства делились на три крупные родо-территориальные объединения: роксаланы (Причерноморье), аорсы (Приазовье — Нижний Дон) и сираки (восточное Приазовье, Кубань), в составе которых были более дробные союзы, в том числе и ставшие в будущем громко известными русы. Да-да, те самые русы, по имени которых затем была названа Киевская Русь и имя которых сегодня носят те, кто нередко отказывает в праве казакам считаться особым народом, отличающимся изначальным происхождением от нынешних «русских»!

Со всеми этими небольшими сарматскими союзами поддерживало связь ещё одно крупное объединение, нижневолжское, которое и было исходным центром формирования сарматской государственности. Поволжские сарматы носили имя аланов и были генетически связаны со всеми остальными сарматами. К западносарматским племенам относятся также языги (иначе яциги).

Страбон называет владения сираков, бывших одно время самым представительным племенем сарматов, Сиракеной, а реку, которая протекает через Сиракену, Мермодом (это нынешний Терек). Археологические изыскания на территории Сиракены свидетельствуют о прекращении жизни большого количества поселений, ранее расположенных по берегам Терека, Сунжи и их притоков, с конца 4 — начала 3 веков до Р. Х. Это значит, что сарматы либо уничтожили прежнее местное население, либо послужили причиной его ухода в более труднодоступные места, в горы и ущелья. Вытесненные с удобных мест проживания, прежние жители вынуждены были осваивать новые территории, приспосабливаясь к иным условиям. По свидетельству лингвистов, в языке вайнахов (иначе нохчи или дзурдзуки), из которых произошли нынешние чеченцы и ингуши, сохранилось слово «цIаьармат» в значении «страшный, косматый, чуждый человек». Его фонетическая близость с этническим названием «сармат» отражает отношение горцев к пришельцам-степнякам.

Восточные сарматские союзы аорсов и сираков, известные китайцам во 2 веке до Р.Х., населяли пространства нынешнего Западного Казахстана и между Азовским и Каспийским морями, на юге их земли простирались до Кавказских гор. Сираки занимали приазовские степи и северокавказскую равнину к северу от Кубани. Предгорные и равнинные районы Центрального Предкавказья тоже принадлежали сиракам, но на рубеже новой эры их потеснили аорсы. По словам Страбона, аорсы и сираки «частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием».

Наиболее высоким уровнем общественного развития отличались сираки, которые подчинили на Северо-Западном Кавказе земледельцев-меотов и создали своё государство. Одной из резиденций сиракских царей был город Успа, находившийся недалеко от восточного побережья Азовского моря.

Аорсы кочевали в степях от Дона до Каспия, в Нижнем Поволжье и Восточном Предкавказье. За Волгой их кочевья доходили до Южного Приуралья и степей Средней Азии. Аорсов, которые жили в степях Прикаспия и Предкавказья, называли «верхними аорсами». Они господствовали над западным и северным побережьем Каспийского моря и контролировали торговые пути, шедшие через Кавказ и Среднюю Азию. Могущество и богатство аорсов уже в древности объясняли их участием в международной торговле. Страна аорсов называлась у китайцев «Яньцай» — через неё шёл путь, соединявший Китай и Среднюю Азию с Восточной Европой, а также соединял с морскими торговыми маршрутами по Чёрному и Средиземному морям.

Западные сарматские племена — роксаланы (роксаланы — это «светлые аланы», а вовсе не «росс-аланы», как некоторые полагают) и языги занимали степи Северного Причерноморья. Около 125 года до Р.Х. они создали мощную, хотя и не очень прочную федерацию, возникновение которой объясняют необходимостью противостоять давлению восточных сарматских племён. Похоже, племенной союз русов входил в состав этой федерации или, иначе, крупного племенного образования роксаланов. Это было типичное для кочевников раннее государство во главе с племенем царских сарматов. Однако повторить государственный опыт скифов западным сарматам не удалось.

В первой половине 1 века н.э. западные сарматы-языги, жившие между Днепром и Дунаем, продвинулись на Среднедунайскую низменность, где заняли междуречье Дуная и Тисы. Вслед за языгами к границе Римской империи подошли роксаланы, большая часть которых поселилась в нижнем течении Дуная. Западные сарматы были беспокойными соседями Рима, они выступали то его союзниками, то противниками, и не упускали случая вмешаться в междоусобную борьбу внутри империи. Как и подобает в эпоху военной демократии, сарматы рассматривали Рим как источник богатой добычи. Способы её приобретения были разными: грабительские набеги, получение дани, военное наёмничество.

О взаимоотношениях сираков с аорсами известно мало. В середине 1 века до Р.Х. они были ещё союзниками и совместно оказывали военную помощь боспорскому царю Фарнаку. Но, видимо, между ними, несмотря на близость, существовали трения. О вспыхнувшей войне между этими сарматами рассказал историк Гай Корнелий Тацит.

Правивший на Боспоре царь Митридат VIII около середины 1 века н.э. решил отложиться от Рима. Но долго вынашиваемые планы Митридата были выданы императору Клавдию братом Митридата Котисом. Тогда римляне низложили Митридата, царём Боспора объявили Котиса, а на Боспор направили легионы под командованием Дидия Галла и Гая Аквилы. Митридат бежал на «азиатскую сторону» Боспора — на Северный Кавказ, к дружественным ему сиракам во главе с царём Зорсином. Римляне переправиться на Северный Кавказ не решились: очевидно, соотношение сил было не в их пользу.

Когда основные римские войска были уведены из Пантикапея, Митридат и Зорсин начали активные военные действия. Положение римлян и их ставленника Котиса стало критическим. И тут в борьбу на стороне Рима вступили аорсы.

Как сообщает Тацит, «было условлено, что [царь аорсов] Эвнон будет действовать конницей, а римляне возьмут на себя осаду городов». Объединённое войско римлян и аорсов ведёт контрнаступление, отбивает город дандариев Созу (в Нижнем Прикубанье) и затем осаждает столицу сираков город Успу, «расположенный на возвышенности и укреплённый стенами и рвами». Но укрепления Успы были слабыми — стены её были не каменными, а из плетней и прутьев с насыпанной между ними землёй (точно такими же укреплениями впоследствии, в XV — XVII веках, ограждали свои городки казаки Подонья); следовательно, они не были прочны и высоки. Успа пала. Царь сираков Зорсин «решил предпочесть благо своего народа», сложил оружие и дал римлянам заложников. Потерявший же всякие шансы на дальнейшее сопротивления Митридат, не желая попасть в руки римлян, явился к царю аорсов Эвнону со словами: «Митридат, которого римляне столько лет ищут на суше и на море, является к тебе добровольно. Поступай, как тебе угодно, с потомком великого Ахемена; это одно, чего не отняли у меня враги».

Эвнон, «тронутый его знаменитостью» и превратностями судьбы, похвалил Митридата за то, что «именно народ аорсов и его, Эвнона, руку избрал он для испрошения себе милости». В Рим, к императору Клавдию, немедля были посланы гонцы аорсов с личным письмом Эвнона, в котором он просил прощения для Митридата. Любопытна реакция Клавдия, описанная тем же Тацитом: император был склонен потребовать выдачи мятежного Митридата оружием, но передумал — «войну пришлось бы вести в местностях бездорожных, на море — без гаваней; к тому же цари там воинственны, народы кочевые, почва бесплодна […], не велика будет слава в случае победы, но велик позор в случае неудачи». Клавдий не решился на войну с аорсами, Митридат был в качестве пленника привезён в Рим.

Описанные события относятся к 49 году н. э. Военно-политическая сила аорсов здесь вырисовывается весьма отчётливо: вступление их в войну определило её исход в пользу Рима. В 1 и 2 веках нашей эры восточноевропейские сарматы — сираки — понесли значительные людские потери в войнах с аорсами, римлянами и боспорцами. Но дело не только в этом. Важным результатом войны 49 года было и то, что побеждённые сираки с этих пор больше никогда не упоминаются в письменных источниках и фактически сходят с исторической сцены, что, конечно, отнюдь не означает их физического исчезновения. Просто подчинившись победителям, сираки вошли в аорсский союз и с этих пор оказались скрытыми для глаз историков античного мира. Большая часть оставшихся в живых сираков подверглась эллинизации в Боспорском царстве, а далее они вместе с аорсами участвовали в формировании этноса аланов, меньшая же часть сираков была ассимилирована меотами. Сходные исторические события могли происходить и на востоке страны аорсов. Здесь аорсы соприкасались с родственным по языку и крови сако-массагетским этническим массивом.

На западе сарматского мира шло постоянное противостояние с Римом. Тацит сообщает об опустошительном набеге роксаланов на дунайскую провинцию Римской империи Мезию в 68 году н.э., где они «изрубили две когорты» римских легионеров.

Начиная со второй половины 1 века сарматы, откликнувшись на призыв царя Дакии Децебала, принимают участие в дакийских войнах против Рима. Роксаланы и языги являлись верными союзниками даков. В 87 году римская армия под командованием Корнелия Фуска вторгается в Дакию. В битве при Тапае римляне терпят поражение. В дальнейшем роксаланы и языги принимали участие во всех военных кампаниях даков против римлян, включая 1-й и 2-й дакийские походы Траяна, вплоть до лета 106 года, когда римские войска, снова возглавляемые Траяном, окончательно захватили Дакию и её столицу Сармизегетузу. Но при заключении мира даки добились от Рима выплаты ежегодных субсидий в обмен на их участие в обороне римских границ.

Часть этих субсидий получали и языги. Однако, понеся в войнах Дакии с Римом огромные потери, языги так и не смогли восстановить своё былое могущество. Теперь лидерство перешло к роксаланам — племенам, жившим несколько восточнее, а потому не подпавшим под римскую оккупацию. Вслед за языгами роксаланы в начале 2 века добились от Рима выплаты ежегодных субсидий, и тоже в обмен на участие в обороне римских границ.

После падения Дакии римляне ещё какое-то время продолжали выплату дани роксаланам, однако вскоре отказались от этого. Прекратив получать дань, роксаланы призвали на помощь языгов и в 117 году вторглись в дунайские провинции Рима. После 2-летних набегов Римская империя, желавшая покоя у своих восточных границ, была вынуждена возобновить плату роксаланам. Мирный договор римляне заключили с царём Распараганом, который имел два титула — «царь роксаланов» и «царь сарматов». Возможно, это говорит о том, что языги и роксаланы формально сохраняли единую верховную власть. Чаще всего они выступали в тесном союзе, хотя языги занимали равнины Среднего Дуная, а роксаланы расположились на Нижнем Дунае и в Северо-Западном Причерноморье. Завоевав даков, живших между языгами и роксаланами, римляне попытались разрушить их связи и даже запретить общение между ними. Сарматы ответили на это упорной войной в 160-х — 170-х годах. Долгая война надоела как римлянам, так и сарматам, в стане которых боролись две партии — сторонников и противников соглашения с Римом. Наконец, мирная партия победила, и царь Банадасп, вождь сторонников войны, был взят под стражу. Переговоры с Марком Аврелием возглавил царь Зантик. По договору 179 года языги получили право проходить к роксаланам через римские земли, но взамен обязались не плавать на судах по Дунаю и не поселяться вблизи границы. Впоследствии римляне отменили эти ограничения и установили дни, по которым сарматы могли переходить на римский берег Дуная для торговли. Языги вернули Риму 100 тысяч пленных.

Восьмитысячный отряд языгской конницы был принят по найму в римскую армию, при этом большая часть этих всадников отправлялась служить в Британию. Этот случай дал пищу для позднейших предположений об основаниях сокровенного британского эпоса о короле Артуре и его «рыцарях Круглого стола», как об отзвуке присутствия в Британии отряда языгов. И были даже проведены некоторые расследования, давшие любопытные результаты.

* * *

В сарматский период Северное Причерноморье и Приазовье покрылись сетью городов и крепостей. Именно тогда степи превратились в крупнейшего экспортёра зерна, в основном в средиземноморские города-полисы. В зависимость от поставок приазовского хлеба (через Боспор) уже с 4 века до Р.Х. попали Афины. Среднеазиатские родственники европейских сарматов также создали свои государственные объединения. Сарматы в Великой Степи продолжали в этот период поддерживать также и связи между собой. Так, основатель парфянского царства Арсак или Ар-сак (251 год до Р.Х.), по некоторым данным, был выходцем с Дона.

Рубеж новой эры был временем максимального могущества Великой Скифии (или Сарматии, как её теперь всё чаще называли), под контроль которой снова попала почти вся Южная Азия (Иран и Северная Индия). Античные источники согласно утверждают, что сарматы заселяли также и лесную зону, причём их владения простирались далеко к северу. Для всех античных авторов, начиная с Тацита и Птолемея (1 — 2 века н.э.), Скифия-Сарматия начиналась с берегов Вислы и Дуная и простиралась от Восточной Балтики, называемой в эту эпоху Скифским или Сарматским морем, до Волги. Очевидно, сарматы «унаследовали» свои северные земли от скифов… Историки античной эпохи имели представление о том, что, в сущности, весь евразийский простор заселён одним большим народом. Клавдий Птолемей в 1 веке н.э. в своем трактате «Руководство по географии» писал о Европейской и Азиатской Сарматиях, границей между которыми полагал реку Танаис (Дон).

Некоторыми исследователями считается, что часть сарматов (преимущественно донские аланы) была ассимилирована восточными славянами (преимущественно антами) и вошла в состав будущего казачества, и, через него, — в состав русской и украинской наций. Самоназвания славянских народов сербов и лужичан считаются происходящими от сарматского племени serboi, первоначально зафиксированного в районе Кавказа и Причерноморья в трудах Тацита и Плиния. Кроме влияния на русских и украинцев, сарматы участвовали в формировании польского народа. Так, доктор географических наук и этнограф Владимир Владимирович Богданов писал: «Нам известно, что сарматы свирепствовали на Эльбе уже в 1-м веке н. э. Значит, в Польше они обязаны быть, что подтверждает топонимика. Многое говорит за то, что именно сарматы и были основной этнической культурой, которая вместе с литовской и сформировала польский народ».

В то же время, как утверждала в своей монографии «Мифы и образы сарматизма» Мария Войттовна Лескинен, в сознании жителей Украины каким-то образом и века спустя присутствовало понятие «сарматизма». В здешнем жителе понятие «сармат» отождествлялось с рыцарем-воином, верным защитником отечества. Украинский сармат-рыцарь — это казак и шляхтич, поэтому украинское сарматское рыцарство включало в себя и казаков, и шляхту. Сарматизм — это продолжение славных традиций древнего рода и сохранение веры, избранной предками.

Однако, несмотря на славную историю, могущество Великой Сарматии уже начинало клониться к упадку. И к середине 1 века н.э. аланы появляются повсюду там, где до этого жили сарматы, что может означать только одно: первенство среди сарматов переходит к племени аланов и потому все сарматы постепенно переходят на это общее наименование.

4. Аланы — новая ступень скифских предков казаков

Всё, что есть у нас собственного и что, следовательно, является нашей заслугой или нашей виной, может поместиться на кончике иголки, всё же остальное нам передал длинный ряд предков.

Марк Твен, американский писатель XIX века

Сегодня у нас с вами очередная статья, рассказывающая о древнейших прародителях Казачьего Народа — об аланах. Именно они сменили в Восточной Европе племена сарматов. И, как и прежде сарматы по отношению к скифам, так и аланы были близкородственны сарматам. Иначе говоря, сегодня мы опять будем говорить не об особом народе, добавившемся со стороны в число казачьих предков, а лишь об исторически новой ступени всё той же древней основы Казачьего Народа.

Советский сарматовед К. Ф. Смирнов неоднократно высказывал мысль о том, что будущие аланы вызревали в недрах аорсской конфедерации сарматских племён. Если это так, и аланы считали себя благороднее других сарматов, то подобный социальный статус должен был зиждиться на каких-то реальных предпосылках. Дело не только в численности и военно-политическом могуществе, но и в экономических факторах. Взглянём в связи с этим на караванную торговлю аорсов.

Аорсы по своему местоположению были включены в трассу международного «Великого Шёлкового пути», протянувшегося от Китая на востоке до Римской империи на западе. В результате в Нижнем Поволжье, Прикамье, Прикубанье и в Боспорском царстве появляются изделия ханьского Китая: шёлковые ткани, нефритовые скобы от ножен мечей, зеркала и другие изделия дальневосточного происхождения. С середины I тысячелетия до Р.Х. функционировал ещё и так называемый «Степной путь», описанный Геродотом: начинаясь в Танаисе, он шёл вверх по Дону, поворачивал к нынешнему Оренбургу и южнее Уральских гор шёл к Алтаю и верховьям Иртыша. Позже, со 2 века до Р.Х. «Степной путь» из Китая через Среднюю Азию направлялся в область Яньцай и далее к античным портам Северного Причерноморья. Нетрудно видеть, что северный Степной путь пересекал территорию аорсов с запада на восток. Применительно ко 2 веку н.э. и ссылаясь на Птолемея, Е. И. Лубо-Лесниченко пишет: «Детальное описание прикаспийских и закаспийских стран у Птолемея предполагает наличие активной деятельности на северной дороге в первые века н.э.».

Таким образом, «благородная» верхушка аорсского общества имела все возможности считать себя таковой не только политически, но и экономически. Оседание богатств, поступавших по «Степному пути», дополнялось поступлением ценных товаров из стран Ближнего Востока. Аорсы были крупной племенной конфедерацией, возглавляемой племенем с названием аорсы. Судя по археологическим данным, в частности, по наличию на территории аорсов различных погребальных обрядов, в состав аорсского объединения входили многие родственные им сарматские кочевые племена. Некоторые из них могли войти в состав аорсской конфедерации в результате межплеменных войн, будучи побеждёнными. Наиболее яркий тому пример — сарматское племя сираков, жившее в северо-западной части Северного Кавказа.

«Предаланское» племенное объединение аорсов и сираков сразу же заявило о себе, как об активной политической силе. Уже в 35 — 36 годах н.э. «предаланы» участвуют в иберо-парфянской войне на стороне иберов (то есть грузин). Свидетельствует Тацит: «Фарасман (царь Иберии) присоединяет албанов (то есть азербайджанцев) и призывает сарматов, князьки которых, получив дары с обеих сторон, по обычаю своего племени помогали и тем и другим». В сарматах Тацита мы вправе видеть «предаланов». Описывая ту же иберо-парфянскую войну, Иосиф Флавий сообщает, что цари Иберии и Албании «сами не согласились воевать, а направили на Артабана (царя Парфии) скифов, дав им проход через свои земли и открыв Каспийские ворота». Как видим, Иосиф Флавий тех же «предаланов» именует уже явно архаическим для этого времени именем скифов. За соответствующее вознаграждение «предаланы» оказали помощь Иберии, пройдя в Закавказье через «Каспийские ворота» — Дарьяльский проход.

В том же 1 веке н.э. на страницах исторических хроник впервые появилось имя народа «аланы». А если точнее, то как раз после войны между сарматскими племенами сираков и аорсов в 49 году, когда на их территориях появляются аланы, а сами сираки и аорсы «испарились». Естественно, сираки и аорсы не исчезли совсем в никуда, но просто оказались покрыты новым этнонимом «аланы», ставшим необычайно популярным и быстро распространившимся на всё сарматское население. В местах, где ранее обитали сираки и аорсы, отныне размещаются одни лишь аланы. Таким образом, «сарматы», о которых писал древнеримский историк Гай Корнелий Тацит, и «скифы», о которых писал еврейский историк и военачальник Иосиф Флавий — это те же самые аорсы и сираки, что составили этническую основу аланов. У Иосифа Флавия в «Иудейской войне» говорится, что «аланы суть скифское племя, живущее у Танаиса и Меотийского озера», то есть у реки Дон и Азовского моря. Эту характеристику Иосиф Флавий даёт аланам перед рассказом о их вторжении в Мидию и Армению в 72 году н.э.

Черты сходства и близости аорсов с аланами прослеживаются в различных элементах культуры, что говорит об их этнокультурной связи. Учёные давно обратили внимание на составной этноним «аланорсы», употреблённый во 2 веке Птолемеем. Он является таким же переходным, как аналогичный составной этноним «алан-сармат», употреблённый в 4 веке Маркианом. Аммиан Марцеллин (4 в.) сообщает о дальнейшем триумфальном шествии нового этнонима. Он пишет, что аланы, «постепенно ослабив соседние племена частыми над ними победами, стянули их под одно родовое имя». Таким образом, по Аммиану Марцеллину, аланы — общее наименование многих племён, но в то же время допустимо и другое — определённая группа сарматов внутри аорсов называлась аланами и, возвысившись над другими сарматскими племенами, объединила их под своим именем. В этом плане становится понятно и социальное значение терминов «arya» и «alani» — «благородные», что также подтверждает Аммиан Марцеллин, указывая, что «все аланы одинаково благородного происхождения». Имя «аланы» стало соотноситься со всем народом, населявшим причерноморские степи, постепенно вытесняя старые названия — «сарматы» и «скифы», которые, впрочем, использовались ещё в средневековой литературе.

Наименование «аланы» — «благородные» сходно с другим сарматским племенным названием «роксаланы» — «светлые аланы», что было призвано подчёркивать особое значение и социальное превосходство носителей этого имени среди окружающих их народов. После войны 49 года термин «аланы» потерял своё социальное значение и стал популярным этнонимом. Очевидно, благодаря подвижному кочевому образу жизни он необычайно быстро распространился на огромной территории, где ранее находились сарматские и близкие им массагетские племена. Понимание термина «аланы», как сначала обозначавшего этносоциальную группу внутри аорсов, затем распространившегося на все племена сарматского и сако-массагетского происхождения, а ещё позже ставшего термином не только этническим, но и политическим, собирательным для крупного племенного объединения, имеют в виду современные историки.

Роксаланы, отличающиеся от аланов только именем, упоминаются впервые около 94 года до Р.Х. в степях между Днепром и Доном. Они вступали с римлянами в частые столкновения, в римской истории присутствуют до конца 4 века н.э., то есть до гуннских походов. Западные причерноморские сарматы-аланы взаимодействовали со своей «прародиной» в волго-уральских степях. Именно отсюда, из-за Волги, исходил в 130-е годы н.э. новый объединительный импульс: все сарматские земли оказались вновь объединены под властью государства сарматов-аланов. Сарматские владения в Причерноморье, за несколько столетий пришедшие в упадок и, видимо, порядком децентрализованные, вновь были объединены под эгидой донских аланов.

Итак, близ северо-восточных границ Римской империи, на равнинах между Аралом, Дунаем и Кавказским хребтом и там, где испокон веков кочевали скифские и сарматские племена, возникло новое мощное военно-политическое объединение Алания. Уже к концу 1-го века н.э. этноним «аланы» становится собирательным, общим для всех или для большинства сарматских племён. Во 2 веке н.э. упоминается «Алания» как территория, заселённая аланами.

По словам Аммиана Марцеллина, сарматы в это время «приняли одно имя и теперь все вообще называются аланами за свой обычай, и дикий образ жизни, и одинаковое вооружение». Можно отметить, что сарматское племя аорсов, район расселения которых в китайских источниках 2 века до Р.Х. — 1 века н.э. назван Яньцай, а затем Аланья, стало одной из основ формирования раннесредневековых аланов. Но не единственной. Среднеазиатские массагеты и асии, видимо, в формировании раннесредневековой аланской народности сыграли роль не меньшую, нежели сираки и аорсы. В 1 веке н.э. на основе аорсской племенной конфедерации было создано аланское объединение, которое постепенно включило в себя большинство сарматских племён.

Имя аланов, которых уже римский писатель 1 века Лукиан называет «суровыми и вечно воинственными», быстро стало известно на Западе и на Востоке и полторы тысячи лет привлекало внимание древних писателей и историков. Аланская военная гроза прошла над всеми греческими городами-полисами Причерноморья. Кроме Армении, Мидия и Каппадокия также стали театром боевых действий. От аланских военных рейдов дрожала Парфянская империя. Великий Рим с трудом удерживал, но в финале всё-таки не удержал свой главный оборонительный рубеж по реке Дунай.

Античные авторы в середине 1 века н.э. писали об аланах, как союзе кочевых восточно-сарматских племён, который уже успел получить грозную славу в Центральной Азии: «Аланы есть скифское племя, живущее у Танаиса и Меотийского моря» (Иосиф Флавий); «Аланы размещены в обеих частях света, то есть в Европе и Азии, считая границей между этими частями света реку Танаис» (А. Марцеллин); «Роксаланы жили между Днепром и Доном» (Страбон, Плиний, Тацит, Птолемей, Иорнанд) и были «многочисленным и храбрым народом» (Страбон). Следовательно, роксаланы — это, территориально, западные аланы. Обитают же роксаланы, по Страбону, «на равнинах между Танаисом и Борисфеном» (то есть между Доном и Днепром). Судя по указанному Страбоном количеству воинов (возможно, преувеличенному), роксаланы были весьма многочисленным и сильным племенем, хотя, конечно, страбоновы сведения о роксаланах разновремённы: рассказ о войне между скифами и греками восходит ко 2 веку до Р.Х., тогда как численность роксаланов и описание их вооружения могут, скорее всего, относиться ко времени самого Страбона, то есть к началу нашей эры.

Видимо, тех же «светлых аланов» следует видеть и в аланах, около середины 2 века н.э. угрожавших городу Ольвии и отбитых римскими войсками императора Антонина Пия.

Судя по некоторым письменным источникам (Иосиф Флавий и другие), в первых веках н.э. аланы довольно значительным массивом заселили равнину между нижним течением Волги и Дона и Приазовье — северное и восточное вплоть до Кубани. Эти аланы-танаиты (по Аммиану Марцеллину) оставили богатые погребения в курганах. Культура аланов-танаитов обнаруживает связи как с Востоком, так и с Римом, Грецией, кельтами, Закавказьем.

Аммиан Марцеллин писал, говоря о событиях 353 — 378 годов, что вокруг Меотийского болота или озера, которое мы сегодня знаем под именем Азовского моря, живут разные по языку племена яксаматов, меотов, языгов, роксаланов, аланов, меланхленов, гелонов, агафирсов. Какие же «разные языки» могли быть здесь кроме скифского? Сложно говорить определённо, поскольку источники в своих сведениях разнятся, но, возможно, часть из перечисленных племён была скифами, но находилась под сильным влиянием фракийцев (агафирсы), часть, возможно, происходила из греков (гелоны), и ещё часть была славянами-каннибалами (меланхлены). Меоты вообще были собирательным названием ряда непонятно каких именно в этническом плане племён, хотя не исключено, что скифских, объединённых общим именем по месту проживания — близ Меотического озера. Остальные перечисленные — несомненные скифо-сарматы (яксаматы, языги, роксаланы, аланы).

Кочевые и полукочевые сармато-аланские племена в первые четыре столетия нашей эры и вплоть до нашествия гуннов в 370-х годах составляли часть населения равнинного Предкавказья от южных районов Дагестана на востоке до Тамани и Меотиды на западе. Согласно Равеннскому Анониму, аланы размещались и в более северных Калмыцких степях (позднейшее название) до низовьев Волги. Есть археологические и письменные источники, указывающие на присутствие сармато-аланов и в нынешнем Северо-Западном Казахстане в районе полуострова Мангышлак и прилегающей к нему с востока территории, то есть восточнее Каспийского моря. Приазовско-подонские аланы-танаиты находились восточнее большинства европейских сарматов-аланов, и вследствие этого подверглись меньшему культурному влиянию со стороны римлян. Поэтому римские наблюдатели считали их намного более сильными и опасными, чем другие сарматы. На юге аланы в своих военных походах дошли до Афганистана и Индии. На севере окончательно пала Великая Скифия, управляемая потомками легендарного царя Атея.

Аммиан Марцеллин довольно подробно повествует об аланах. За рекой Танаисом, составляющей границу между Азией и Европой, «тянутся бесконечные степи Скифии (Азиатской Сарматии Птолемея), населённые аланами, получившими своё название от гор, они мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности, подобно персам […]. Разделённые таким образом по обеим частям света, аланы (нет надобности перечислять теперь их разные племена), живя на далёком расстоянии одни от других, как номады, перекочёвывают на огромные пространства; однако с течением времени они приняли одно имя, и теперь все вообще называются аланами за свои обычаи и дикий образ жизни и одинаковое вооружение. У них нет никаких шалашей, нет заботы о хлебопашестве, питаются они мясом и в изобилии молоком, живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям».

Асы-аланы приняли участие в этногенезе туркмен. Одно из этнографических подразделений туркмен — «олам» — исследователями прямо связывается с древним аланским ядром, оламский диалект отличается своеобразными особенностями от диалектов и говоров туркменского языка. Аналогично участие средневековых асов-азов отмечено и применительно к этногенезу современных узбеков, а также каракалпаков. Итак, основой этногенеза тюркских народов Средней Азии — туркмен, узбеков, каракалпаков, казахов — являются древние сако-массагетские племена, выступавшие под именами аланов, арсиев (аорсов) или асов.

Асы-аланы были превосходные скотоводы и охотники. Собственно всё отгонное скотоводство и коневодство основывается на гениальных решениях, которые были сделаны в границах скифо-аланского мира. Особенно нужно подчеркнуть значение охоты в древнем обществе асов. Без всякого преувеличения можно утверждать, что личность человека, мужчины в скифо-аланском обществе формировалась на тех качествах, которые мальчик получал, начиная заниматься охотой. Отвага, склонность к разумному риску, умение находить выход из самых трудных ситуаций, ум, воля, физическая сила — всё это прививается охотой (это уже цитата из современного историка, казака Н. Н. Лысенко).

Аммиан Марцеллин при описании аланов сообщает, что они втыкают в землю по варварскому обычаю обнажённый меч и благоговейно поклоняются ему, как Марсу, покровителю стран, в которых они кочуют. В целом об аланах он высказывается не так язвительно, как о гуннах; по его описанию, почти все аланы высокого роста и красивого облика, волосы у них русоватые, взгляд если и не свиреп, то всё-таки грозен; они очень подвижны вследствие лёгкости вооружения, во всём похожи на гуннов, но несколько мягче их нравами и образом жизни.

На охоту и за военной добычей они доходят до Меотийского моря и Босфора Киммерийского, также до Армении и Мидии (Персии), находя наслаждение в опасностях войны, они предпочитают погибнуть в бою, нежели состариться в покое. Обратив особое внимание на заботу аланов о разведении прекрасных коней, Аммиан отмечает: «О рабстве они не имели понятия: все они благородного происхождения, а начальниками они и теперь выбирают тех, кто в течение долгого времени отличался в битвах». Иными словами, аланы управлялись военными вождями. Аммиан писал в 5 веке, то есть в тот же период, что и грек Приск. А греческий историк Геродот в 5 веке до Р.Х., точнее за 850 лет до этого, оставил свидетельства о фактах, полученных им из первых рук. Поразительно, но подробности, приводимые у всех этих трёх авторов, почти полностью совпадают.

Аланы занимаются скотоводством, переходя со своими стадами с места на место, где есть хорошие пастбища. Но преимущественно заботятся о лошадях. Молодые люди с детства привыкают к верховой езде; ходить пешком считается позором. Вследствие разнообразных упражнений, они все хорошие воины.

Аланы в первых веках н.э., будучи кочевниками-скотоводами, передвигались со своими стадами по бескрайним степям от Урала до Дуная. Страбон и Тацит свидетельствуют о жизни аланов: постоянно на колёсах и в седле. Но наиболее обстоятельный рассказ об образе жизни, быте и даже внешнем виде аланов принадлежит Аммиану Марцеллину. Это — живое и чрезвычайно ценное свидетельство современника, отражающее уровень науки того времени, хотя, как представитель римской цивилизации, Аммиан к так называемым «варварским» народам относился с явным пренебрежением. Тем не менее, из рассказа Аммиана вытекает, что в его время (4 в.) аланы ещё вели кочевой образ жизни, отличавшийся неприхотливостью и суровостью быта и нравов, имели одинаковое («лёгкое», по Аммиану) вооружение и, можно думать, достаточно однородную материальную культуру, похожую на гуннскую, но отличающуюся от неё более высоким уровнем. Последнее может объясняться длительными контактами и воздействием культуры позднеантичных городов Северного Причерноморья, приливом аланского населения в некоторые причерноморские города, в первую очередь в Танаис, с середины 2 века, что надёжно документируется аланской ономастикой в надписях. Одной из причин такого наплыва сармато-аланских племён, видимо, следует признать то, что на 1 — 3 века н.э. падает эпоха усыхания Великой Степи. Исчезновение прежних пастбищ вынудило часть кочевников двинуться на запад.

Прилив сармато-аланского населения наблюдается и в Таврии, особенно в Пантикапее, где археологически также установлено наличие аланской ономастики. Расселившиеся в северопричерноморских городах аланы активно приобщались к культурным достижениям эллинистической эпохи и служили посредниками в культурном обмене с кочевыми аланами, имевшими традиционные зимовья вокруг Меотиды, то есть в непосредственном соседстве с Танаисом и Таврией.

Зона боспорского культурного влияния до середины 3 века (до готских вторжений) очерчена так: Восточный Крым, Северный Кавказ, Волга от низовьев до среднего течения, Нижний и Средний Дон. То есть, это территории, в догуннский период занятые преимущественно сармато-аланами.

Татарский историк и политолог Фаиль Ибятов, который не предполагал этническое родство тюрок и скифов, считал, что в «исконном, запорожском казачестве гораздо явственнее, чем тюркский, просматривается скифо-аланский генетический след». Именно от скифов и аланов, как обосновывает своё мнение исследователь, происходят специфические, онтологически базисные черты образа жизни запорожских и донских казаков. Походные кибитки казаков — это почти точная копия скифских и сармато-аланских кибиток. Строительные планы древних казацких домов-куреней и расположение куреней в казацких крепостцах (гуляй-городках) детально похожи на аналогичные аланские образцы. Знаменитые кольцевые серьги в ушах казаков-мужчин — точная копия древнейшей, ещё рубежа 1 — 2 веков нашей эры, аланской мужской серьги. Запорожская мужская причёска — оселедец — детально повторяет причёску взрослых аланских дружинников. Даже этимология слова оселедец происходит, вероятно, от этнонима ос (ас) — древнейшего самоназвания аланов. В статье «О казачестве без пристрастий и мифов» Ибятов специально подчёркивает, что система дружинной демократии казаков — это точный слепок с военно-демократической организации аланских дружин. Анализируя похоронную обрядность казаков, он приходит к выводу об уникальности казацкой традиции. Казацкий ритуальный обряд не имеет аналога ни в древней, ни в современной обрядности татар. «В соответствии с традиционной обрядностью могилы казаков всегда делались как у сарматов и аланов, с так называемым „подбоем“: основной шурф могилы переходил в глубокую боковую нишу, куда и ставился гроб», — пишет Ибятов. При проводах казака в последний путь за гробом шёл не священник с кадилом, как в великорусских областях России, а боевой конь под чёрным чепраком, с притороченным к седлу любимым оружием усопшего. Мотивы этой традиции, отмечает исследователь, уходят в скифскую древность, а из современных народов России рудименты этого обычая сохранились только у «горных осетин» (тауласов), которые, как и казаки, являются этногенетическими наследниками скифов и аланов.

По словам Арриана (2 век), аланское войско имело специальные боевые отличительные знаки: «скифские (аланские) военные значки представляют собой драконов, развевающихся на шестах соразмерной длины. Они сшиваются из цветных лоскутьев, причём головы и всё тело, вплоть до хвостов, делаются наподобие змеиных, как только можно представить страшнее. Выдумка состоит в следующем. Когда кони стоят смирно, видишь только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на названных животных и при быстром движении даже издают свист от сильного дуновения, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но полезны и для различения атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на другой». Отсюда мы можем заключить, что организация войска аланов была продуманной и подчинялась определённым принципам: по-видимому, основой его структуры было деление на отдельные отряды по родоплеменным (или иным) признакам, и каждый отряд имел своего командира и свой особый значок.

Аланы принимали активное участие в делах Боспорского царства. Имело место усиление сармато-аланского элемента в его этническом составе. Археологические материалы указывают на связи аланов Северо-Восточного Прикаспия не только с Поволжьем, Кавказом и Боспором, но и с Хорезмом уже во 2 — 3 веках, а истоки этих связей уходят в более отдалённые времена. Воинский авторитет аланов был так значителен, что в Римской империи создали специальное военное пособие — руководство для борьбы с ними, а римская кавалерия заимствовала ряд тактических приёмов аланской конницы. Сармато-аланские сношения с Римской империей в 1 — 4 веках были довольно широкими.

В 4 веке проживавшие на Дону асы-аланы оставались в большинстве своём кочевниками. Они занимались скотоводством и военным промыслом. Далёкие набеги считались у них почётным занятием и первым удовольствием. Каждый из них любил войну, боевые встречи и опасности. Лишь того они считали достойным уважения, славы и загробного счастья, кто провёл жизнь в боях и пал, сражённый оружием врага. Как и полагалось воинам, были «они легки и ловки во владении оружием», которым пользовались исключительно в конных боях. Вооружение их всадников, по выводам археологии, составляли тяжёлые пики, длинные мечи, кинжалы и луки со стрелами. Они же ввели в употребление прототип горско-казачьего седла с передней лукой и стременами и пользовались в боях, как их предки-сарматы и потомки-казаки, арканами. Об этом аланском военном приёме в 4 веке сообщает епископ миланский Амвросий: «Аланы искусны, и у них в обычае накинуть петлю и опутать врага». Это приём, обычный для легковооружённых и подвижных кочевников.

Один из интереснейших (и наиболее циничных) римских историков, Аммиан Марцеллин, оставил подробный рассказ о аланских делах в 358 году. Грек по происхождению, Аммиан в течение многих лет служил в римской армии, писал на латыни и смотрел на мир исключительно с римской точки зрения: «У этих племён (квадов и сарматов) больше сноровки для разбоя, чем для открытой войны; они вооружены длинными пиками, носят панцири из нарезанных и выглаженных кусочков рога, нашитых наподобие перьев на льняные одеяния […]. Они проезжают огромные пространства, когда преследуют неприятеля или когда бегут сами, сидя на быстрых и послушных конях».

Далее он сообщает, что весной 358 года император Констанций нанёс неожиданный удар по сарматам и одержал быструю победу. На этот раз император был настроен великодушно и решил проявить снисходительность, памятуя о том, что сарматы недавно пережили гражданскую войну с восставшими против них собственными «рабами». Повелев сарматам дать ему заложников, он решает не досаждать им более и дарует им мир «как исконным клиентам Рима».

Но вопреки этому сообщению Аммиана Марцеллина об изъявлении покорности сарматами, они продолжали свои набеги (в 364, 374 и 378 годах) до тех пор, пока не потерпели окончательного поражения от императора Феодосия Великого в 384 году. Но ещё до того, как это произошло, намного более мощная сила вызвала появление новых кочевнических волн с востока — «гуннского нашествия».

* * *

Особо стоит сказать об аланах на Северном Кавказе, поскольку и сегодня их былое присутствие здесь слышится в названии республики Северная Осетия — Алания. Правда, не совсем справедливо. Но это уже другой вопрос.

Так вот. Конец I тысячелетия до Р.Х. ознаменовался продвижением в Предкавказье новой волны кочевников. Внедрение сармато-аланов в горы в более ранний период было весьма незначительным. Можно думать, что взаимоотношения сармато-аланов и горных аборигенов в последние века до Р.Х. — первые века нашей эры были враждебными или напоминали отношения вооружённого нейтралитета. Аккумуляция кочевников в равнинном и предгорном Предкавказье в начале нашей эры достигает значительных масштабов. Видимо, с этого времени, если не раньше, контроль над благоприятными для кочевого скотоводства и земледелия предкавказскими равнинами надолго — до гунно-булгарского появления — переходит в руки сармато-аланов. Ю. А. Кулаковский отмечал, что «римляне знали уже аланов как народ прикавказский».

Среднеазиатские массагеты, на рубеже нашей эры расселившиеся на Северном Кавказе, сыграли важную роль в формировании и этнической истории здешних аланов. Есть основания говорить о том, что аланское племенное объединение Кавказа сложилось на основе двух групп — сармато-аорсов Поволжья — Южного Приуралья и массагетов Средней Азии. Несомненно, не без оснований Аммиан Марцеллин и Дион Кассий ставили знак равенства между массагетами и аланами. Однако роль среднеазиатских племён в этнической истории аланов Кавказа массагетами не ограничивается. Здесь мы должны кратко коснуться ещё одного племени — асианов или асиев.

Этноним «асии» стал широко известным в Средней Азии в античное время. Описывая скифские племена Средней Азии, Страбон отмечает, что у каждого из них «есть своё особое имя. Все они в общей массе кочевники. Из этих кочевников в особенности получили известность те, которые отняли у греков Бактриану, именно асии, пасианы, тохары и сакаравлы». Далее Страбон упоминает также апасиаков. Пасиаки и апасиаки — видимо, одно и то же, что, по С. П. Толстову, означает «водные саки».

Что же представляли собой асии? Древнее племя асиев входило в состав массагетского союза племён. Многие учёные считают также, что асии-асы идентичны усуням китайских источников, а по мнению А. Н. Бернштама (которое не всеми разделяется), асии — это древние исседоны, восточная ветвь массагетов. История асиев нам почти не известна, древние писатели о них лишь весьма скупо упоминают, и после Страбона мы обнаруживаем асиев у Птолемея, Стефана Византийского, Помпония Мелы, Юлия Солина, сообщающих различные вариации этого этнонима. Во всех этих вариациях корень этнонима один: асы. Отметив древнейшее местопребывание асиев-асов в Средней Азии в составе массагетского племенного объединения, вновь обратимся к Кавказу.

Когда асии появились в пределах Кавказа, достоверно неизвестно. Чрезвычайно интересно сообщение Арриана о хорезмийском продвижении во главе с Фарасманом до границ колхов и амазонок в 4 веке до Р. Х. Вполне вероятно, что в свидетельстве Арриана сохранился отзвук реальных исторических событий, связанных с экспансией сармато-массагетов на запад, в том числе и на Кавказ, в 4 — 3 веках до Р. Х. Быть может, в числе этих первых среднеазиатских переселенцев были и массагеты, и асы. Но это не более, чем догадка.

В большой кавказской войне 35 — 36 годов н.э. аланы помогли иберам. Видимо Иберия, лежавшая в самой горячей точке близ Крестового перевала и Дарьяльской теснины, была заинтересована только в дружеских и союзнических отношениях со своими северными соседями, в случае нужды привлекая их как ландскнехтов.

Вторжение сарматов в Закавказье в 35 — 36 годах произвело сильное впечатление на современников. Вскоре после этих событий царь Армении Тиридат I был вызван в Рим императором Нероном и, вероятно, сообщил ему об аланской опасности, угрожавшей не только Закавказью, но и римским провинциям в Малой Азии и Сирии. Следствием всех этих событий явилась подготовка Нероном грандиозного похода римских войск против аланов. Походу придавалось большое значение: в Италии был произведён набор новобранцев ростом в шесть футов, из которых сформирован новый легион «Фаланга Александра Великого», в 67 году из Британии был вызван для отправки на восток 14-й легион. Но экспедиция против аланов не состоялась: в 68 году Нерон кончил жизнь самоубийством.

Через четыре года после смерти Нерона разразилась новая катастрофа: аланы вновь вторглись в Закавказье (72 г.). В грузинской хронике «Картлис Цховреба» («Жизнь Грузии») говорится, что цари Грузии Азорк и Армазел, решив вторгнуться в Армению, призвали на помощь аланов и леков (дагестанцев). Аланы во главе с братьями Базуком и Амбазуком привели с собой пачаников (печенегов) и джиков (зихов — черкасов). Вместе с леками пришли другие горские племена — дзурдзуки (вайнахи) и дидойцы (одно из дагестанских племён). Это пёстрое и многоязычное войско и вторглось в Армению.

Сопоставление сведений римских, армянских и грузинских историков делает картину вторжения 72 года более полной: аланы действовали в союзе с иберами и привлекали к участию в походе некоторые кавказские племена. Объединение столь различных по происхождению и языку племён в одну, хотя и временную и непрочную, военную организацию под эгидой аланов говорит о возникновении нового крупного племенного союза во главе с аланами. Становится также очевидным, что в 1 веке аланы уже имели здесь непосредственные контакты с местным населением. Видимо, можно говорить и о некотором сближении аланов со своими кавказскими соседями, что весьма существенно, ибо оно кладёт начало процессам этнической и культурной интеграции и ассимиляции. Таким образом, сарматские племена аорсов, массагетов и асиев, ставшие аланами, послужили тем этническим фундаментом, на котором через несколько столетий возникло раннесредневековое кавказское государство Алания, вошедшее в качестве автономии в состав Хазарского хаканата.

Нашествие аланов 72 года было самым опустошительным и потрясло народы Закавказья. Предоставим слово Иосифу Флавию: «Мы раньше объяснили, что племя аланов есть часть скифов, живущая вокруг Танаиса и Меотийского озера. В это время, замыслив вторгнуться с целью грабежа в Мидию и ещё дальше её, они вступили в переговоры с царём гирканов (Гиркания — это Иберия, Грузия), ибо он владел проходом, который царь Александр [Македонский] запер железными воротами. И когда тот открыл им доступ, аланы, напав огромной массой на ничего не подозревавших мидян, стали опустошать многолюдную и наполненную всяким скотом страну, причём никто не осмеливался им противиться».

Царь Парфии Пакор II бежал от аланов «в неприступные места», отступился от своих владений и лишь с трудом выкупил за 100 талантов жену и наложниц, попавших в плен. «И так, производя грабёж с большой лёгкостью и без сопротивления, они дошли до Армении, всё опустошая». Царём Армении в это время был Тиридат I. Собрав войско, он вышел навстречу аланам. Армянское войско потерпело поражение, а во время битвы сам царь едва не попал в плен: аланы набросили на шею Тиридата аркан, и он спасся лишь чудом, сумев перерубить мечом веревку. А «аланы, ещё более рассвирепевшие вследствие битвы, опустошили страну и возвратились домой с большим количеством пленных и другой добычи из обоих царств».

Историки свидетельствуют: сильнейшему разорению подверглись Армения и северная Мидия — Атропатена, лежавшая юго-восточнее Армении. Римская металлическая посуда в аланский курган Хохлач могла попасть в результате разграбления какого-то храма или святилища в Малой Азии, где аланы побывали в этом походе.

Новое (после 72 года) крупное вторжение аланов в Закавказье состоялось в 135 году. И это вторжение аланов, как и предыдущее, было инспирировано Иберией во главе с иберийским царём Фарасманом II. Есть основания полагать, что во вторжении 135 года участвовали не только северокавказские, но и закаспийские аланы. Аланы совершили поход через Кавказ, пользуясь как Дарьяльским («Аланские ворота»), так и Дербентским проходами, разоряя Армению, Атропатену и дойдя до Каппадокии. Об этом сообщает Дион Кассий: после окончания иудейской войны новая война «была поднята из земли албанов, по происхождению массагетов, Фарасманом; она сильно потрясла Мидию, коснулась также Армении и Каппадокии, но затем прекратилась вследствие того, что албаны были подкуплены дарами Вологеза (царь Парфии), а с другой стороны побоялись правителя Каппадокии Флавия Арриана».

В этом свидетельстве Диона Кассия албаны явно смешаны с аланами, ибо албаны не имели ничего общего по происхождению с массагетами. Кроме того, об этой войне мы имеем авторитетное сообщение упомянутого римского правителя Каппадокии Флавия Арриана. Готовясь к сражению с северными пришельцами, Арриан составил дошедшую до нас «Диспозицию против аланов» (не албанов!), в которой перечислены римские войска и их союзники. Римлянам было чему поучиться у аланов — через год после войны Арриан сообщает, что отныне часть римской конницы «атакует на аланский и савроматский манер».

Из суммы имеющихся фактов вытекает, что между аланами Предкавказья, Закаспия и танаитами постоянно поддерживалась связь и они приходили друг другу на помощь.

Военный союз и связи между аланами и грузинами в 1 — 2 веках вырисовываются отчётливо: во всех крупных военно-политических акциях аланы постоянно поддерживают Иберию. Установив контакт с некоторыми северокавказскими горскими племенами, аланы стали подлинным бичом Закавказья. Отголоски этих событий сохранились, кроме античных, в армянских и грузинских хрониках. Правитель Каппадокии Флавий Арриан счёл важным создать труд «Аланская история». Во 2 — 3 веках новой эры аланы распространили своё влияние на сарматские владения на Северном Кавказе, полностью подчинив их себе. Их власть установилась вплоть до рек Терека и Сунжи с их притоками.

Итак, можно уверенно утверждать, что кочевые и полукочевые сармато-аланские племена в первые четыре столетия нашей эры и вплоть до нашествия гуннов 372 года составляли едва ли не главнейшую часть населения равнинного Предкавказья от южных районов Дагестана на востоке до Тамани и Меотиды на западе. Конец аланского политического доминирования на равнинах Северного Кавказа в первых веках нашей эры был положен нашествием гуннов на исходе 4 века.

* * *

Аланы-танаиты были тесно связаны культурно и экономически с позднеантичными городами Северного Причерноморья и, в первую очередь, — с Боспором. Конечно, быт ранних аланов был примитивен, а эллинам и римлянам он вообще представлялся варварским. Именно так его изобразил Аммиан Марцеллин. Но он был совершенно закономерным для рассматриваемой стадии общественного развития и в принципе мало чем отличался от быта позднейших кочевников Евразии, вошедших с этим бытом в новую историю. В то же время нельзя не заметить, что характеристика аланов 4 века, данная им Аммианом Марцеллином, далеко не во всём соответствует исторической действительности и не может быть приложима ко всем аланам, значительная часть которых в это время уже вела полукочевой образ жизни и переходила к оседло-земледельческому хозяйству, занимаясь земледелием и ремёслами, то есть имела комплексную экономическую основу. Не совсем точна и социальная характеристика аланов как «одинаково благородных» — в 4 веке у них (во всяком случае, в Предкавказье) уже наметилось начало процесса классообразования, шедшего по пути феодализации.

Оценивая уровень культурного развития аланов догуннского периода, не следует забывать о том, что они не только заимствовали культурные достижения у своих соседей, но и оказывали встречное воздействие на них. Прежде всего это касалось вооружения и способов ведения войны, в чём сармато-аланы преуспели и о чём свидетельствовал во 2 веке Арриан. Римляне и особенно более близкие к аланам боспорцы заимствуют у аланов их оружие и некоторые принципы военной организации.

Вплоть до появления гуннов в степях Азиатской Сарматии Рим был заинтересован в аланах. Опустошительные набеги аланов на Закавказье и Ближний Восток в 1 — 2 веках, появление сарматских племён роксаланов и языгов на восточных границах империи уже в 1 веке н.э., безусловно, привлекли внимание римлян, вынужденных считаться с этими воинственными кочевниками.

Аланы за свою историю не раз потрясали своими набегами соседние государства. Динамичный народ, разбросанный ветрами истории по Азии, Европе, а вскоре и в Африке, сталкивался и общался с десятками других древних народов и племён то в мирном добрососедстве и союзничестве, то на поле брани. Тем самым история аланов переплелась с историей многих народов, но в первую очередь, конечно, юго-востока Европы.

Из римских свидетельств ясно, что ушедшие на запад в конце 4-го века либо под давлением гуннов, либо в союзе с ними, аланы поддерживали тесные связи с остававшимися в Причерноморье сарматами. А последующие события подтвердили умение аланов создавать союзы и находить общие интересы с новыми готскими королевствами Европы. В дальнейшем ушедшие со своих земель аланы растворилась среди европейского населения Римской империи, часть потеснилась на Кавказе, образовав скифское государство Аланию, часть осталась и закрепилась на Дону.

Участие в важнейших событиях Великого переселения народов не спасло западноевропейских аланов от падения. Раздробив свои силы, разойдясь по разным странам, не сумев здесь построить своего долговечного государства, они были ассимилированы другими народами. В Арморике (Галлия) остатки аланов существовали до 6 века, после чего окончательно ассимилировались почти одновременно с группами аланов на Нижнем Дунае (в Дакии). В Африке и Италии остатки аланов, оторвавшихся от своего основного этнического массива, также сошли с исторической арены в 6 веке, окончательно растворившись среди окружавших их более многочисленных народо5в.

5. Гунны — азиатская родня скифов

Отскакали своё буланые,

В степь с уздечкою не пойдёшь…

И стальные клинки булатные

Лишь в музеях теперь найдёшь.

В. В. Ходарев, терский казак.

«Вечна наша казачья кровь!»

Теперь мы расскажем о гуннах, внезапное появление которых на сцене Истории Европа встретила с изумлением, страхом и чуть ли не оторопью. Они вовлекли в орбиту своей завоевательной политики прежде несокрушимые ополчения аланов и ринулись на всё ещё могущественный Рим. И, как выясняется, эти грозные гунны тоже оказались народом скифского круга, просто задержавшимся в пределах своего прежнего обитания в Азии.

То есть, мы опять будем говорить не об особом и совершенно отличном по происхождению народе, добавившемся со стороны в число казачьих предков, а лишь об азиатских родственниках всех прежних европейских казачьих пращуров — скифов, сарматов и аланов. Образно можно сказать, что из Азии приехали «дяди» и «тёти» обитавших в Восточной Европе скифских племён. Но для Европы этот приезд был совершенно неожиданным. Типа появления актёра Калягина в чужом доме в комедийном фильме «Здравствуйте, я ваша тётя». Однако госпожа История редко даёт комедийные представления, предпочитая совершенно другие жанры искусства.

Волны кочевнических «выплесков» из глубин Азии в западном направлении имели давнюю историю ещё задолго до гуннского движения, получившего красочное название «Великое переселение народов». Так, в летописях времён китайской династии Чу рассказывается о диком кочевом племени хиунг-ну, предшественниках, как полагают, хуннов (гуннов), которые уже тогда тревожили земледельцев западных приграничных земель Китая и были племенем скифского суперэтноса. К 9 веку до Р.Х. они стали наносить такой существенный ущерб, что император Суань (827 — 781 годы до Р.Х.) был вынужден предпринять против них военные действия. Его карательной экспедиции удалось отбросить племя хиунг-ну далеко на запад от границ Китая. Будучи исключительно оборонительной мерой, этой акции было суждено иметь неожиданно широкие последствия для территорий, расположенных на расстоянии многих сотен миль к западу от поля боя, так как отступающие неизбежно вытесняли своих западных соседей с их традиционных мест обитания. Те, в свою очередь, столкнулись с другими племенами, которые в подходящее время внезапно напали на племя, обитавшее к западу от них, так что вскоре вся Великая Степь пришла в движение: каждое кочевническое племя нападало на своего западного соседа, пытаясь овладеть новыми пастбищами. Важно ещё отметить, что всё это смятение совпадает с периодом тяжелейшей засухи, которая наступила приблизительно к 800 году до Р.Х., и она вполне могла послужить дополнительным фактором для передвижения народов в западном направлении.

Во всяком случае, массагеты, населявшие земли к северу от реки Окс, в конечном счёте тоже оказались вовлечёнными в борьбу за пастбища, и они, в свою очередь, напали на собственно скифов, а те — на восточных киммерийцев. В результате скифского движения на запад один их отряд переправился либо через Джаксарт, либо через Волгу, появившись в Причерноморье и Приазовье. Здесь скифы встретились с главными силами киммерийцев. Между ближайшими родственниками и соседями произошло жестокое столкновение, в котором скифы оказались сильнее киммерийцев. Киммерийцы были отброшены к Дарьяльскому перевалу и были вынуждены отступить по нему. Перевал привёл киммерийцев в царства Ван и Урарту, которые были соперниками и врагами Ассирии.

Скифы, в то же время, продолжали миграцию и другой их отряд, повернув в сторону от Дарьяльского перевала, направился к Дербентскому ущелью, прошёл по нему и появился на берегу озера Урмия. Ассирийские документы датируют их появление там во время правления царя Саргона (722 — 705 годы до Р.Х.).

Одновременно первая группа скифов упрочилась и обосновалась в Причерноморье и Приазовье. Поэтому можно считать, что этот период является заключительным этапом в перемещении на запад азиатских кочевых племён, которых, как мы помним, привели в движение карательные меры, предпринятые императором Суанем против народа хиунг-ну. Наступило «скифское время» Причерноморья-Приазовья.

Есть много различий между скифами, обитавшими рядом с северными границами Китая, и скифами, жившими в Причерноморье и у Азовского моря. Но также имеется и масса общих признаков и особенностей культуры и быта. К этой же, скифской этнокультурной общности, относились и тюркоязычные гунны, сформировавшие под своим главенством во 2 — 4 веках уже нашей эры в глубинах Азии, восточнее савромато-сарматских и сако-массагетских земель, крупное объединение племён Южной и Западной Сибири и угорских племён Приуралья. Все имеющиеся факты указывают на то, что гуннами называлось другое, альтернативное (или параллельное) аланскому, объединение скифо-сарматов. Основной этнический признак — погребальный обряд — у скифов и гуннов полностью идентичен. Это те же курганные насыпи, погребальные срубы из брёвен и толстых плах, погребальные колоды, жертвенные лошади и прочее подобное.

Несмотря на огромную роль гуннов в «Великом переселении народов», об их нашествии достоверного известно довольно мало. В период их появления на востоке Европы они не представляли собой политической целостности. Их вторжение было широкой миграцией относительно слабо связанных между собой частей одного этнолингвистического массива. Гуннская держава представляла собой конфедерацию разных племён, простирающуюся от Венгрии до Китая. При рассмотрении гуннской истории и культуры непременно встаёт сложный вопрос о происхождении европейских гуннов и их связи с центральноазиатскими хунну (сюнну). Были ли гунны Европы и хунну Китая одним и тем же народом? До сих пор историки по-разному отвечают на этот вопрос. Но в любом случае первые и вторые относились к скифскому кругу.

Уже в 260-х годах н.э. кавказские гунны служили в персидской армии, а в 290-х годах армянские источники пишут о гуннских войнах в Предкавказье. Более того, в одной из сасанидских (персидских) надписей 293 года отмечено имя одного из тюркских хаканов (каганов) на Кавказе, то есть тогда, когда ещё не был образован Тюркский хаканат.

В некоторых армянских источниках аланы выступают вместе с гуннами ещё до гуннского нашествия — явно в качестве союзников. В середине 4 века, по сообщению армянского писателя Фавста Бузанда, аланы и гунны участвуют в армии царя Армении Аршака II (345 — 368 гг.). В другом месте своего труда Фавст Бузанд рассказывает о нашествии царя маскутов (скифы-массагеты на Кавказе) Санесана на Армению в первой половине 4 века. Полководец Великой Армении Ваче под Вагаршапатом настигает и громит разношёрстное войско Санесана: армяне «громили войска аланов и мазкутов, и гуннов, и других племён…». Как видим, в обоих случаях аланы и гунны источником названы рядом и действуют совместно.

Самоназвание скифов «ас» сохраняется в древнегрузинских документах в названии гуннов как «овс» и «ос». Так же именуются и гунны в 5 веке — при набегах на Грузию при царе Вахтанге. Показательно, что Прокопий Кесарийский в 6 веке причисляет массагетов к народам гуннским, хотя известно, что это были скифы. По свидетельству армянского историка X века Мовсеса Каганкатваци, гунны Дагестана имели обычай приносить в жертву солнечному божеству Куару жареных лошадей. Хоть и обозначен этот бог иранским словом «Куар» (Хуар, Хур), но его личность подтверждается вторым именем «Аспандиар» — «бог асов». Это говорит о контаминировании (смешении) гуннами иранского бога Солнца и тюркского бога Тенгри в единое божество.

По сведениям ранних средневековых авторов, на Северном Кавказе, особенно в Прикаспии, в первые века новой эры сложилось мощное государственное объединение тюркских сарматских племён, возглавляемых гуннами. Таким образом, ещё до эпохи, предшествовавшей появлению гуннов в Европе, в качестве наёмных солдат или враждебных отрядов они уже оседают и создают на Северном Кавказе своё государство. Столицей его арабские и персидские авторы называют город Варачан, или Беленджер (Баланджар) в долине реки Сулак (у селения Верхний Чир-юрт в нынешнем Дагестане). Некоторые авторы позднее этот город и страну Баланджар называют первой столицей Хазарского хаканата и родиной хазаров. И действительно, среди гуннских племён были предки хазаров, именовавшиеся басилами (или басианами). Царство гуннов оказывало огромное влияние на весь ход исторического и военно-политического развития на Кавказе, в Закавказье и на Ближнем Востоке.

Конфликт между родственными аланами и гуннами в 4 веке был подсказан самой природой, поскольку гунны во 2 веке жили в прикаспийских равнинах, но были вынуждены их покинуть из-за засухи. Когда климат стал более влажным в этих местах, аланы посчитали, что выходцы с Орхона не должны жить на берегах Волги и Яика, что они должны вернуться в свои земли. Аланы были значительно сильнее гуннов. Их отряды, применявшие сарматскую тактику ближнего боя, в 3 веке сокрушали римские легионы. У них за спиной было громадное Готское царство, созданное союзным им королём Германарихом из скифского, по преданию, рода Амалов. Готам принадлежал Крым и черноморское побережье Северного Кавказа. Благодаря этому аланы считали, что тыл их надёжно обеспечен. У аланов были прекрасные крепости, а гунны брать крепостей не умели. Но! Гунны победили и аланов, и готов, чего не смогли сделать ни римляне, ни персы. Соображения людей 4 века ничего путного в объяснение этого факта не сообщают, они только констатируют происшедшее. И это тем более странно.

Источники описывают гуннов точно так же, как и аланов — как всадников, приросших к своим коням. Они, по словам античных писателей и историков, скачут врассыпную, без всякого порядка, с неожиданными обратными набегами, сражаются копьями с острыми костяными наконечниками, а в рукопашном бою дерутся очертя голову мечами и, сами уклоняясь от ударов, набрасывают на врагов крепкие витые арканы. В письменных источниках гунны отождествляются со скифами и киммерийцами, особенно их сопоставляют с так называемыми царскими скифами.

Византийский историк Агафий Миринейский (536 — 582) сообщил следующее: «Народ гуннов некогда обитал вокруг той части Меотидского озера, которая обращена к востоку, и жил севернее реки Танаиса, как и другие варварские народы, которые обитали в Азии за Имейской горой. Все они назывались гуннами или скифами. По племенам же в отдельности одни из них назывались кутригурами, другие утигурами, некоторые ультизурами, прочие вуругундами. Спустя много столетий они перешли в Европу или действительно ведомые оленем, как передаёт басня, или же вследствие другой случайной причины, во всяком случае, перешли каким-то образом Меотидское болото, которое раньше считалось непроходимым, и, распространившись на чужой территории, причинили её обитателям величайшие бедствия своим неожиданным нападением».

К 370 году мобильные конные отряды гуннов контролировали степи Северного Кавказа от Каспийского моря до Азовского. Но предгорные крепости взяты не были, не была захвачена и пойма Дона. Её защищали эрулы (герулы), — местный этнос, покорённый Германарихом и впоследствии огерманившийся. О столкновении их с гуннами сведений нет, что указывает на то, что гунны не пытались форсировать низовья Дона в этой войне. Они нашли другой путь. Гунны двинулись в причерноморские степи.

В 371 году гунны внезапно ворвались в обширные владения готского короля Германариха. После набега на земледельцев-готов, кочевники-гунны, дикие и необузданные, напав в 372 году на воинственных аланов-танаитов, произвели тем самым сильное впечатление на современников. Аланские пастбища к востоку от Танаиса достались гуннам. Некоторое время аланы и готы удерживали кордон по Танаису.

Кроме гибели или отступления у аланов была ещё третья возможность — примкнуть добровольно к гуннам, что многие из их племён и сделали. Именно их, аланская, тяжёлая, закованная в броню, вооружённая мечами и копьями конница стала элитой армии гуннов. При этом «бесчисленные полчища гуннов» — плод фантазии европейских источников. В сообщении Аммиана Марцеллина это событие выглядело так, что гунны сломили сопротивление аланов, занимавших своими кочевьями Прикаспийские степи до Дона, «многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе».

По словам Иордана, это произошло вследствие их обессиливания от «частых стычек». Имеются ясные свидетельства, что путь присоединения к победителям выбрали очень многие аланы, превысив своей численностью войска собственно гуннов. Подчинение аланов-танаитов стало последним эпизодом борьбы гуннов с западными сарматами. Танаиты (роксаланы), заключив союзный договор с гуннами, стали авангардом всего гуннского воинства. Да таким авангардом, что явились самой заметной и боеспособной частью войска. После присоединения аланов натиск гуннов на Запад достиг пика своей мощи.

Из сообщения Аммиана Марцеллина вытекает, что гунны и аланы были кочевниками, находившимися в 4 веке примерно на одном уровне социально-экономического и культурного развития, которое может быть оценено как заключительный этап военной демократии. Сказанное существенно потому, что объясняет ту лёгкость, с которой часть аланов вступила в союз с гуннами и вместе с ними двинулась дальше на запад. Этническое и языковое родство, а также движущие стимулы и цели (военная добыча) были одни.

В своём движении гунны увлекали всех сородичей, кто попадался им на пути. Неустрашимо сражавшиеся на маленьких и выносливых конях, всё сокрушавшие на своём пути, эти кочевники ярко описаны Аммианом Марцеллином и историком готов Иорданом. «Превосходящими всякую меру дикости» называет гуннов Аммиан Марцеллин и далее свидетельствует: «У них никто не занимается хлебопашеством и никогда не касается сохи. Все они, не имея ни определённого места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы, с кибитками, в которых они проводят жизнь […]. Именно гунны, вторгнувшись в земли тех аланов, которые сопредельны с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе по условиям мирного договора».

К 4 веку гунны имели новый лук, значительно превосходящий по силе двоякоизогнутый лук более западных скифов. Новое оружие гуннов придавало стреле такую скорость полёта, что она могла пробивать доспехи. Возможно, именно этот фактор стал решающим в противостоянии гуннов с аланами, поскольку во всех других отношениях тактика и навыки гуннов были практически такими же, как у их аланских соседей.

Есть основания полагать, что в 372 году гунны разбили и подчинили не только аланов-танаитов, но и нанесли удар по аланам Прикубанья и другим равнинным районам Северного Кавказа. Приазовские аланаы-танаиты вместе с роксаланами и массагетами составили основное ядро ударных отрядов гуннов в их походе в Европу.

* * *

В 375 году начался новый этап гуннских завоеваний. Во главе с вождём Баламбером гунны перешли Дон и вторглись сквозь степи Приазовья на Таманский полуостров, переправились через Керченский пролив и прошли огнём и мечом через европейскую часть Боспорского царства. Гуннами был нанесён последний удар по крымским скифам (тавроскифам), после которого они перестали существовать как этническое целое. Гунны прошли войной и по южнославянским поселениям. Славяне бежали под укрытие лесов, бросали свои плодородные южные чернозёмы. Совершив глубокий рейд, гунны вновь напали на остготов короля Германариха, но теперь уже с тыла.

Вот тут-то и выяснилось, что теперь существует не одна, а две державы: готская и гуннская. Племена получили выбор, какому из державных союзов племён — готскому или гуннскому — платить дань, по зову чьёго правителя идти на войну. Земледельцы пограничного Танаиса — славяне-анты, — жившие там вперемешку с кочевыми аланами под руководством сарматских вождей, выбрали кочевников-гуннов. Анты с самого начала жили в симбиозе с кочевыми аланами-танаитами. Выбор кочевников-гуннов в противоположность земледельцам-готам был для антов объяснимым: готы только взимали дань, а гунны могли торговать с антами скотом и кожами.

Богатство и крепкие стены не спасли древний город Танаис от нахлынувших в 375 году гуннов. Город был разрушен до основания и на старом месте больше не возрождался; его развалины послужили для соседних городов и станиц почти неисчерпаемым источником добычи строительного камня.

А дальше произошло то, что Иордан в своей «Истории готов» описал таким образом: «Узнав о несчастном его (Германариха) недуге (незаживающем ранении в результате восстания росомонов или русов, росов, роских людей), Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, закололся мечом, принеся себя в жертву богам. Он, видимо, рассудил, что такой старый и больной человек не может править в тяжёлый для своего народа час. Смерть его на сто десятом году жизни дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами». Германарих умер около 375 года н. э. Королём грейтунгов стал его зять по имени Витимир (Винитар), в течение нескольких последующих лет безуспешно пытавшийся возродить павшую готскую державу.

Очевидно, что восстание росомонов (русов) и нападение гуннского короля Баламбера не могли быть случайными. Можно предположить, что к этому времени росы уже не только прочно обосновались в Поднепровье (в Поросье), частично смешавшись с праславянскими племенами, но и, вступив в союз с гуннами подобно аланским вождям антов, обеспечили себе значительно бо́льшую политическую независимость в рамках «рыхлого» гуннского союза.

Важно то, что с переходом территорий антов в гуннскую державу кордон на Танаисе — Северском Донце стал прозрачным: теперь гунны свободно перемещались между южнорусской и украинской степью. Пытаясь восстановить границу на Танаисе, новый готский король Витимир казнил изменивших готам алано-антских вождей. Алано-анты же, считая себя уже в гуннской державе, в ответ тут же призвали гуннов на помощь.

376 год стал поворотным пунктом для европейской истории. В 376 году гунны нанесли окончательное поражение королевству остготов, поставив точку в его недолгом существовании. По имеющимся свидетельствам об этих битвах, гунны ставили аланов в авангарде своего войска, и аланы возглавляли атаки, принёсшие гуннам победу. Крайняя жестокость гуннов по отношению к военным противникам и гражданскому населению вынудила готов обратиться в паническое бегство. Новый король остготов Витимир несколько времени ещё сопротивлялся гуннам и аланам, полагаясь на других гуннов и аланов, которых он деньгами привлёк на свою сторону; но после многих поражений потерял жизнь в битве, подавленный силой оружия. Держава гревтунгов-остготов распалась. Остготы и вестготы отступили во Фракию.

Другая часть гуннов в 4 веке оказалась на территории Северного Дагестана и примыкающих к нему степей на северо-западе и положила начало гуннскому царству Савир. В будущем, в 6 веке, гунны-савиры принимали активное участие в ирано-византийских войнах в Закавказье. Гунны оставили археологические следы своего пребывания и в Центральном Предкавказье. Но характерные для них погребения конца 4 — 5 веков с кремацией, шкурой коня и прочим в Предкавказье не выявлены. Возможно, что на Центральном Кавказе гунны долго не задержались и были увлечены вместе с основной их массой на Запад.

В 376 году устремившиеся в западном направлении гунны и их союзники-аланы появились на Дунае — восточной границе Римской империи. Волна аланских переселенцев соединилась со старым сарматским населением Паннонии — языгами, роксаланами, сарматами-аргарагантами, сарматами-лимигантами и образовала здесь значительный этнический массив.

На протяжении всего 376 года римские командиры приграничных гарнизонов на Дунае всё чаще и чаще получали доклады о беспокойстве по ту сторону границы. Поначалу они не принимали всерьёз эти сообщения, полагая, что речь идёт об обычных внутренних распрях между варварами, но затем стали прибывать беженцы. Местные римские военачальники сначала не позволяли никому пересекать границу, предоставив решение этого вопроса своему повелителю, императору Валенту. Осенью 376 года 200.000 человек умоляло разрешить им перейти через Дунай, под защиту Римской империи. В конце года Валент решил впустить беженцев на территорию Империи и, согласно сообщениям источников, 200.000 человек переправились через реку во Фракию под защиту Рима.

Не все беженцы были готами-тервингами, это была этнически неоднородная масса. Здесь были также аланы и гунны, которые ранее сражались в качестве наёмников Витимира на стороне остготов… В это время на другой стороне пограничной реки гунны и их аланский авангард опустошали разгромленное королевство остготов.

Но не всё складывалось благополучно для беженцев, сумевших укрыться от войны в пределах Римской империи, которая точно так же, как и нынешний осколок советской империи — Российская Федерация — была насквозь коррумпирована, продажна, бессовестна и безжалостна к низам общества. Корыстные римские чиновники грабили беженцев, назначая непомерные цены на продовольствие, отбирали женщин и маленьких мальчиков для своих плотских утех. Римские аристократы воспринимали беженцев как источник дохода. Так что получилось, что приставленные следить за обустройством тервингов чиновники сделали всё возможное, чтобы те подняли восстание.

Осенью 376 года готы, аланы и гунны, бежавшие на римские земли, стали объединяться в банды и разорять Фракию. В 377 году основная часть этих разбойничьих групп, состоящая по большей части из вестготов, была зажата римской армией у Маркианополя в теснинах Балканских гор. Ряд попыток вырваться не увенчался успехом, но в конце концов нескольким всадникам удалось проскользнуть через римское оцепление и заключить союз с большим формированием аланов и гуннов, посулив им существенную часть награбленного, если они освободят зажатых в капкане вестготов. Когда римляне узнали об этом союзе, они предпочли отступить и освободить блокированных готов, нежели испытать на себе яростный натиск объединённой алано-гуннской конницы. Смешанные силы готов, аланов и гуннов продолжили разграбление Фракии, оставшись там на зимовку.

К весне 377 года Валент, император Восточной Римской империи, получил известие о том, что его племянник Грациан одержал ряд значительных побед над германскими племенами на Рейне и движется со своими войсками походным маршем, чтобы присоединиться к силам Валента для совместной атаки на чувствующих себя вольготно варваров во Фракии. Потом произошла непонятная задержка в продвижении галльской армии. В 378 году, когда аланы и гунны были уже на реке Тиса, римский консул Авзоний в своих стихах мечтает о победе над новыми опасными врагами.

Новое приближение племянника Грациана с подмогой вызвало у императора Валента чувство ревности, и он решил разделаться с варварами до прихода Грациана. Созвав военный совет, он выслушал мнения своих высших военачальников. Большинство склонялось к немедленным действиям, но, по версии Аммиана, «магистр всадников по имени Виктор, хотя и сармат по происхождению, но неторопливый и осторожный человек, высказывался, встретив поддержку у других, в том смысле, что следует подождать соправителя, что присоединив к себе подмогу в виде галльских войск, легче раздавить варваров, пылавших высокомерным сознанием своих сил. Победило, однако, злосчастное упрямство императора и льстивое мнение некоторых придворных, которые советовали действовать с возможной быстротой, чтобы не допустить к участию в победе, — как они это себе представляли, — Грациана».

11-тысячная римская армия во главе с самим императором Валентом двинулась навстречу повстанческой армии готов, гуннов и аланов.

Но римлян подвела разведка, главным способом получения оперативной боевой информации у которой издревле было кормление перед сражением священных цыплят. Если цыплята плохо клевали зерно, римский полководец отказывался от битвы, заранее зная о своём поражении. Принятие христианства лишило римскую военную мысль даже этого метода оценки ситуации перед боем. Римские разведчики понаблюдали готский лагерь, сосчитали воинов и вернулись, доложив, что готов меньше римлян — около 10 тысяч — и почти все они пешие.

На следующий день, 9 августа 378 года, состоялось решительное сражение под Адрианополем. Римская армия двинулась на готский лагерь. Левое крыло римлян продвинулось до готского укрепления, образованного поставленными в виде круга повозками (чисто казачий приём). Тервинги, укрепившиеся таким образом на холмах, начали переговоры, затянув их на полдня. Когда же римляне, наконец, пошли в атаку, в их левый фланг ударили невесть откуда взявшиеся 10 тысяч конных готов, а всего варваров оказалось вдвое больше, чем ранее доложили разведчики. Объединённая конница варваров хлынула во всех направлениях, сжимая римскую пехоту в плотную толпу и лишая её всякой возможности организованного отступления. К полудню изнемогающие под палящим солнцем и натиском варваров римляне дрогнули и обратились в бегство, «обрушившись подобно прорванной плотине». За этим последовало поспешное и беспорядочное отступление.

Сармат Виктор, командовавший римской кавалерией, сделал попытку спасти находящегося на поле битвы императора, но обнаружил, что его стоявший в резерве конный отряд таинственным образом исчез (вполне возможно, что он примкнул к противной стороне). Решив для себя, что благоразумие — лучшее проявление доблести, Виктор тоже ускользнул с поля боя, оставляя Валента на растерзание готам и своим сородичам-аланам.

Почему же сведения римской разведки о силах противника оказались столь похожими на преднамеренную дезинформацию? Дело в том, что к тервингам успело присоединиться 10-тысячное, преимущественно конное, войско грейтунгов, а римские разведчики не увидели их потому, что те разъехались на «фуражировку». А то, что простым сбором провианта занималась половина варварского войска, объясняется приятным сочетанием поиска на виллах провизии и сена с обычным грабежом. И пока шли переговоры между атакующими и атакуемыми, готы созвали рассыпавшиеся по окрестностям войска и готско-аланская конница нанесла неожиданный для римлян фланговый удар.

Римляне потерпели страшное поражение, аланская и остготская конница рассеяла ряды римлян, а вестготы изрубили римскую пехоту. Пало до 40 тысяч римских легионеров, погиб и сам император Валент. Конная атака аланов и остготов решила исход битвы, а при описании сражения А. Марцеллин упоминает военных предводителей Алафея и Сафрака, которые позже окажутся в Паннонии («Алатей же и Сафрак с остальными полчищами устремились в Паннонию», — отмечает Иордан). Гунны тоже приняли участие в кровавой бойне, и после битвы получили свою долю добычи.

В тот день по крайней мере две трети римской армии было уничтожено в кровопролитном сражении, что стало величайшим поражением, которое когда-либо переживали римляне, и началом конца их империи. Это поражение было нанесено всадниками, обученными сражаться в традициях воинов степей. Это событие оказало влияние на всю последующую историю Европы, — на всём протяжении Средневековья и в эпоху, когда жили и творили авторы преданий об Артуре.

Примерно тогда же на левом берегу Нижнего Дуная, согласно историку начала 5 века Орозию, возникает область Алания, а река Прут стала именоваться «Alanus fluvius» — «Аланской рекой». Алания в этом районе нынешней Молдавии сохранялась на картах до XIII века и, в отличие от Кавказской Алании, её можно было бы назвать Аланией Придунайской, хотя ни современные летописцы, ни поздние историки так не называли эти два аланских территориальных образования.

После 378 года ситуация для римлян не улучшилась. Разгром у Адрианополя потряс Римскую империю. Готы и аланы появились у стен Константинополя, с трудом были отбиты и поселены в Иллирии, новый император одряхлевшей империи Феодосий I ведёт политику умиротворения варваров и широко привлекает их на военную службу в качестве федератов, обязанных охранять границы придунайских провинций от вторжения.

Римляне инстинктивно осознавали опасность, которую представляла для их легионов тактика «молниеносного удара» конницы, но в ответ предпринимали весьма нерешительные меры, и эти меры были уже слишком запоздалыми. Римляне назначали сарматов и аланов на командные должности в своей кавалерии, но так и не обзавелись достаточным количеством ударных отрядов тяжёлой конницы, способных отражать натиск такого масштаба, какой устроили объединённые силы аланов, готов и гуннов в битве у Адрианополя. Они сознавали, насколько стратегически важными были такие войска, но допустили ещё одну ошибку в своих долгосрочных планах по созданию своей собственной тяжёлой кавалерии.

Западноримский император Грациан (375 — 383 г.г.) привлёк аланов к службе в римской армии, сформировал из них гвардейский отряд и включил его в нотиции — списки армии. Грациан поселяет часть готов и аланов в южной Паннонии, их вождями Иордан называет уже знакомых нам Алафея и Сафрака. По заключению Л. Варади, Алафей был готом, Сафрак — аланом, причём последний возглавил гунно-аланскую группировку в Паннонии. Согласно Л. Варади, численно группа Сафрака не уступала группе вестготов и насчитывала до 20.000 воинов.

«Пристрастие императора к этим новым варварам шло так далеко, что он появлялся пред войсками в аланском национальном вооружении и совершал походы в этом наряде. Явное пристрастие императора к своим фаворитам, которых он привлёк к себе за большие деньги и всячески отмечал, навлекло на него раздражение в войсках и послужило поводом к его гибели», — пишет по этому поводу Ю. А. Кулаковский. Но и после смерти Грациана в 383 году аланский конный отряд в составе римской армии уцелел. Не исключено, что эти аланы при императоре Западной Римской империи Стилихоне (395 — 408 г.г.) участвовали в отражении вторжения германских племён в 402 и 405 годах. Аланы служили и в Восточной Римской империи. Согласно Зосиму, император Феодосий I открыл широкий доступ в свою армию варварам из-за Истра. В панегирике в честь императора Феодосия 391 года говорится: «Шёл под командой римских вождей и под римскими знамёнами прежний враг Рима и следовал за значками, против которых прежде стоял, и став сам солдатом, наполнил города Паннонии, которые прежде он разорил вражеским опустошением. Гот, гунн, алан стали в ряды войск, сменялись на часах, боялись оказаться неисправными по службе».

Придворный римский поэт Клавдий Клавдиан (умер в 404 году) дал ценные сведения о происхождении наёмников-аланов: «Спускается сармат, смешавшись с даками, и смелый массагет, который для питья ранит коней с роговыми копытами, и алан, пьющий изрубленную Меотиду». Тот же Клавдиан в «Панегирике на четвёртое консульство Гонория Августа» прямо говорит об аланах, «перешедших к латинским уставам». Следовательно, в представлении Клавдиана аланы, охотно воспринимавшие римский образ жизни («латинские уставы»), происходили из районов, прилегающих к Меотиде, что полностью соответствует местоположению аланов-танаитов, живших по берегам Танаиса — Дона, а также в северокавказских степях восточнее Меотиды.

Аланы во главе с Сафраком, участвовавшие в событиях под Адрианополем и Константинополем, поселились в Паннонии на правах федератов, то есть военнообязанных союзников Рима. Другая группа аланских федератов в 380-е годы была размещена в Северной Италии. Римляне разместили большое количество сарматских войск в ключевых стратегических пунктах по всей империи, например, проходы в Альпах охранялись сарматской конницей. Но римляне расселяли этих всадников в качестве летов, выделяя им земельные наделы. Это означало, что значительное число всадников вынуждено было оставить свои мечи и сёдла и, взявшись за плуг, начать возделывать выделенные им земли. В результате в течение одного или двух поколений оседлой жизни многие из этих отборных конных воинов превратились в крестьян, а империя потеряла основной источник пополнения элитных конных подразделений, в которых она тогда больше всего нуждалась.

Объединённые силы готов, гуннов и аланов продолжали опустошать земли империи, пока в 382 году согласно заключённому договору они не осели в римской провинции Мезии на Балканах. Это было первое массовое поселение варваров на территории империи. Но, получив недостаточное количество земли, они не успокаивались. Их взоры были направлены на запад, на саму Италию. Но это была уже иная история, полная кровавых битв.

Постепенно гунны исчезли как народ, хотя их имя ещё долго встречалось в качестве общего наименования кочевников Причерноморья. Племена, ранее входившие в состав Гуннского союза, освободившись от насильственной «дружбы», взяли под контроль и Западную, и обширную часть Восточной Римской империи, поселившись во Фракии, Иллирии, Далматии, Паннонии, Галлии и на Апеннинском полуострове. А со временем смешались и растворились в местных народах.

* * *

Существуют несколько гипотез происхождения населения Гуннской державы, созданной в результате гуннского военного натиска на Европу:

1. центральноазиатского происхождения;

2. тюркского происхождения;

3. славянского происхождения (по Приску Панийскому);

4. казацкого происхождения (по Аммиану Марцеллину).

Нет совершенно никаких оснований не доверять всем изложенным выше гипотезам. А если помнить, что Гуннский союз включал в себя разные племена и народы древности, обитавшие в местах влияния гуннов, представляется наиболее убедительным объяснением полиэтничность этого протогосударства, которое включало в себя совершенно разные группы жителей. Об этом даже не говорят, а трубят все письменные свидетельства того времени. Например, не вызывает сомнений утверждение исторической науки, что наибольшего территориального расширения и мощи гуннский союз племён (в него, кроме булгар, уже входили остготы, герулы, гепиды, скифы, сарматы, а также некоторые другие германские и негерманские племена) достиг при Аттиле. В состав гуннской монархии в середине 5 века входило, помимо собственно гуннских (алтайских) племён, множество других, и в том числе германцев, аланов, славян, угро-финнов и других народов. Историки признают, что гуннский союз племён был полиэтничным. Тот же Прокопий Кессарийский различает «белых гуннов» — эфталитов, — и «чёрных гуннов» (которых приравнивает к массагетам).

Гунны создали огромное государство от Волги до Рейна, включив в себя и те территории, на которых обитали скифы-сарматы и которые считаются родиной позднее появившегося казачества. Любопытно, что Приск не различает гуннов и скифов, используя эти слова как синонимы. Историки полагают это связанным с территорией, занимаемой гуннами, то есть, наименование «скифы» переносится на всех жителей Скифии в географическом смысле. Скифами Приск называет как гуннов, так и готов. Возможная трактовка, если бы при этом он не выделял другие племена, обитавшие на территории Скифии — например, перечисляет племена «сарагуры, уроги и оногуры», вытесненные савирами, вытесненными аварами, — и с другой стороны не противопоставлял готов и скифов — как например, рассказывая о войне гуннов с готами: «Скифы и готы, вступив в войну и разделившись, с обеих сторон готовились к приглашению союзников». То есть, он иногда называет готов скифами — но гунны и скифы всегда выступают как синонимы, то есть, если идёт «готы и скифы» — то под скифами понимаются именно гунны.

Аммиан Марцеллин, рассказывая о дикости гуннов, никак не может быть свидетелем о неевропейскости гуннов, но зато даёт описание, вполне подходящее для описания предков казачества. Так что, учитывая его фразу, что «аланы во всём подобны гуннам», можно сказать, что никакого характерного отличия во внешности Аммиан у гуннов не отмечает. Наоборот, по словам Аммиана Марцеллина, аланы во всём похожи на гуннов, кроме одних только нравов и образа жизни. А поскольку у аланов были русоватые волосы, то, следовательно, такие же были и у гуннов!

Двадцатипятилетний период римской истории с 354 по 378 годы представлен Аммианом Марцеллином в мельчайших подробностях. Его рассказ производит большое впечатление: ведь автор был современником описываемых событий и свидетелем некоторых важных эпизодов, поэтому он описывает их чрезвычайно эмоционально. Будучи подданным Римской империи, Аммиан Марцеллин не мог быть, разумеется, бесстрастным повествователем, и его произведение становится горестным стенанием о бедствиях своего народа.

«Племя гуннов… превосходит своей дикостью всякую меру. Члены тела у них мускулистые и крепкие, шеи толстые, они имеют чудовищный и страшный вид, так что их можно принять за двуногих зверей…».

Первая деталь, которую отмечает Аммиан, — отсутствие бороды. Он напрямую связывает это со скопцами. «Этот подвижный и неукротимый народ, воспламенённый дикой жаждой грабежа, двигаясь вперёд среди грабежей и убийств, дошёл до земли аланов».

Аммиан не мог представить себе более вырождающуюся человеческую расу. Однако за циничной насмешкой совершенно ясно проглядывает тот факт, что образ жизни гуннов во многом напоминает образ жизни аланов, сарматов и их прародителей. Но когда дело доходило до приёмов ведения войны, даже Аммиан вынужден был неохотно признать, что они не имели себе равных. Объяснив, что из-за плохо выделанной обуви гунны редко покидают седло и порой даже спят, сидя верхом, он сообщает, что они управляются не царём, но, довольствуясь случайным предводительством кого-нибудь из своих старейшин, сокрушают всё, что попадает на пути.

Иной раз, будучи чем-нибудь обижены, они вступают в битву; в бой они бросаются, построившись клином, и издают при этом грозный завывающий крик. Лёгкие и подвижные, они вдруг специально рассеиваются и, не выстраиваясь в боевую линию, нападают то там, то здесь, производя страшное убийство. Вследствие их чрезвычайной быстроты никогда не приходилось видеть, чтобы они штурмовали укрепление или грабили вражеский лагерь. Сойдясь врукопашную с неприятелем, бьются с беззаветной отвагой мечами и, уклоняясь сами от удара, набрасывают на врага аркан, чтобы лишить его возможности усидеть на коне или уйти пешком.

Единоборства, молниеносные удары конницы, разящие удары мечами в тесной схватке и яростные боевые кличи — это всё знакомые нам темы. Судя по этому описанию, уж очень вид грозных гуннов напоминает вид казаков с их любовью к конной езде, атаке казачьей лавой и устрашающему врага гиканью! Не приазовских ли аланов описывал Аммиан Марцеллин?! Да конечно же их! Местом их обитания Аммиан указывает «к северу от Меотиды», то есть Дон, Волга.

Так что этнических гуннов вполне можно считать европеоидными (арийскими) потомками и предками казачества в той же самой мере, что и прочие скифо-сармато-аланские племена. Все они являлись неотъемлемой составляющей частью населения полиэтнической Гуннской державы. И уж совсем не вызывает сомнений, что в сформированном гуннском суперэтносе подавляющее большинство принадлежало не пришлому кочевому, а автохтонному местному населению, из чего следует вывод о его западном (скифо-сарматском) фундаменте.

А поскольку в состав Гуннской державы вошли как добровольно согласившиеся служить гуннским вождям сарматы, так и по причине их завоевания и подчинения, то следует признать, что гуннское нашествие практически не внесло ничего нового в этническую картину прежней Сарматии. Как жили на своих территориях сарматы, так они и продолжили здесь же и проживать. По свидетельству Аммиана Марцеллина, «скифы-сарматы-аланы», многочисленный народ, в 4 — 5 веках продолжал населять огромные просторы Великой Скифии от Дуная до берегов Ганга.

Но нельзя сказать, что гуннское нашествие совсем ничего не изменило в здешней жизни. Его историческое значение состоит в том, что им был положен конец монопольному доминированию западных племён азов на юго-востоке Европы. Они были потеснёны в общественной и политической жизни, и рядом с ними отныне прочно встали более восточные тюрки. Акациры, барсилы, сарагуры, уроги, савиры, авары, утигуры, кутургуры, — вот далеко не полный перечень этих постоянно враждующих за первенство и воюющих между собой гуннских народов, вторгшихся в пространство прежнего обитания аланов.

6. Хазария и место в ней скифского элемента

О, продолжайте, продолжайте, — быстро

проговорила герцогиня. — Вы не можете себе

представить, с каким любопытством я вас слушаю.

А. Дюма. «Двадцать лет спустя»

Теперь мы расскажем об этнической составляющей до сих пор малопонятных многим хазар и о том, куда же подевались при образовании Хазарии жившие здесь прежде многочисленные скифские племена. И куда «испарились» хазары после падения их государственности.

С 3 по 6 век нашей эры на Северо-Восточном Кавказе, в Прикаспии продолжалась тюркская сармато-гуннская государственность, в недрах которой зародился и вырос Хазарский хаканат (каганат). Государство, возникшее в конце 6 века на руинах прежнего аланского мира, павшего под ударами гуннов, в русских летописях упоминается как Козары, у армян и арабов — как Казар и Казир, в «Еврейской переписке» как Казар, Кузари, Кузарим, а у греков и от них на Западе и в России — как Хазария. Кроме того, в Европе иногда писали и Газария.

Хазарский хаканат был гигантским государством, со временем занявшим всё Северное Причерноморье, включая территорию будущего Киева, большую часть Крыма, Приазовье, Северный Кавказ, Нижнее Поволжье и Прикаспийское Заволжье.

Армянский автор «Истории албан» («Истории страны Алуанк») 7 века Мовсес Каганкатваци (Моисей Каланкатуйский) называет хазаров гуннами. А известный российский историограф прошлого В. Н. Татищев «добавляет туману», сообщая, что казаки существовали во времена Хазарского хаканата. Но, скорее всего, Татищев говорил не о казаках как таковых, а об их этнических предках, что не вызывает никаких сомнений.

Свидетельства истории и археологии, устойчивые политические традиции, бытовая культура дают право предполагать, что при помощи новоприбывших из Азии тюрков (и в союзе с ними) прежние сарматские владетели края в лице династической группы Ансов (Ашина) создали одну из форм аланской государственности — Хазарский хаканат. И название своего государства взяли то ли в связи с этническим самоназванием «аз», звучащим в слове «Хазария», то ли присвоив себе старое имя Приазовской Кесарии (в алано-готском произношении — Кайзария). Составитель «Хронографии» Феофан сообщал: «Хазары, великий народ, вышедший из Берсилии, самой дальней страны Первой Сарматии». То есть, он прямо говорит об этнической принадлежности народа хазаров к сарматам. Но где лежала эта страна Берсилия или, в других источниках, Барсалия, из которой вышли первые хазары, называвшиеся басилами? (По-тюркски: «бас» — «голова», «ил» или «эль» — «народ», то есть, получается, «главный народ»).

Это была прикаспийская территория Кавказа, которая на юге доходила до Дербента, а на севере — до долин Сулака и Терека. Страна Берсилия частично совпадает с той территорией, на которой в более раннее время помещались мазкуты — племя массагетов. На месте мазкутов теперь располагались гунны — эти свидетельства отражают реальное положение вещей. Речь идёт, разумеется, не только о мазкутах-массагетах, но и о более ранних этнических элементах, скорее всего относящихся к аорсам. То есть, мы вправе предположить, что стержнем хазарского этноса и создателем Хазарского государства явились сарматские племена массагетов и аорсов.

А то особое положение, которое занимали в Хазарском хаканате племена азов (асов) — лишь подтверждает вывод о Хазарии, как «национальном государстве» западных сармато-аланов, создавших его в союзе с восточными пришельцами — сармато-гуннами.

После ухода основной массы гунно-аланских орд на Запад, на Северо-Восточном Кавказе, рядом с Гуннским царством, в Дагестане складывается племенное предгосударство — объединение гуннов-савиров. О кочевом и воинственном образе жизни гуннов-савиров, наряду с Прокопием Кесарийским, свидетельствует сирийский автор 6 века Захарий Ритор, перечисляющий 13 народов, и среди них — сабиров (савиров), «живущих в палатках, существующих мясом скота и рыб, дикими зверьми и оружием».

А на Северо-Западном Кавказе (особенно в Прикубанье) в 5 — 6 веках появилось другое предгосударство — гуннское утигуро-булгарское объединение, называвшееся в византийских документах Великой Булгарией. Оказавшись в непосредственном соседстве, аланы Кавказа вступают в контакты с савирами на востоке и булгарами на западе, начинается период их длительного этнокультурного взаимодействия и взаимовлияния. Таким образом, Северный Кавказ в 3 — 6 веках контролировался тремя сарматскими государственными образованиями: Гунно-Савирским, Гунно-Булгарским и Аланским примерно между ними.

К середине 7 века на северо-восток от них, на территории Нижнего Поволжья и восточной части Северного Кавказа сложилось другое сильное государственное объединение раннефеодального типа — Хазарский хаканат. История хазаров тесно связана с Западно-Тюркским хаканатом — хазары, возникшие как бы из ниоткуда в Юго-Восточной Европе в эпоху гуннского нашествия, в середине 6 века были включены в состав Тюркского хаканата, а после его распада на Западный и Восточный выступили как преемники его западной части. Таким образом, степи северозападного Прикаспия, Нижнего Поволжья и равнина Северного Дагестана стали исходной базой этого государства, а в северной части Дагестана до середины 7 века находилась столица Хазарии — город Семендер. В 7 веке мощное хазарское племенное объединение подчинило себе булгарское объединение. С первых дней Хазарского хаканата прикаспийские скифы (гунны-савиры), в отличие от более западных, создавших своё государственное образование — Аланию, выступают вместе с хазарами как их составная часть и, приняв политическое господство хазаров, в течение почти всего времени существования хаканата покрываются, как правило, общим наименованием «хазары».

Придя к власти в Хазарии, правители из рода Анса сразу же пошли по путям древних танаитов-асов. Они восстановили тесные связи с Византией и повели вместе с нею наступление на персидское Закавказье, стремясь одновременно распространиться в прежние границы Асалании и Земли остготов.

Из контекста происходивших тогда событий можно сделать вывод о значительной этнической неоднородности и пестроте населения Хазарии как на раннем этапе её существования, так и позже. Причём этническая неоднородность и раздроблённость в равной мере были характерны и для местных аборигенных племён, и для оседавших на землю новопришлых кочевников. Таким образом, население Хазарии было полиэтничным, но с преобладанием двух родственных европеоидных тюркоязычных этнических групп — скифо-сарматов (иначе асов-аланов) и гунно-булгаров. По данным Фазари (писал в 772 — 773 г.г.), «хазары и аланы образовывали одно царство», где под «хазарами» явно понимается смешанное гунно-булгарское население. Жители Хазарии отличались даже в расовом отношении. Одни — красивые белокожие брюнеты, другие — темнокожие шатены. Араб Магриби упоминает ещё и третий расовый тип, почти дословно схожий с описанием асов-танаитов у Аммиана Марцеллина, современника аланского мира: «волосы преимущественно рыжеватые, струятся по плечам, их тела велики и их натура холодная. Их край холодный и сырой. Отсюда их кожа белая, глаза голубые, их волосы — свирепость».

Многие арабские авторы отличают хазаров от прочих тюрок и по внешности и по языку. Исхатри, Ибн Хаукал, бен Фозлан, Ибн эл Эшир, Шемс ад Дин — все говорят: «Казары не похожи на тюрок». Это свидетельство порождает некоторое недоумение. Однако, вспомнив, что полиэтническое население Хазарии резко различалось на два типа — тёмных и светлых представителей — становится более-менее понятно, что вышеуказанные авторы говорят именно об одной из этих групп населения. Но это по внешнему облику. А как быть с языком? Может, арабы имели в виду диалектные различия между местными аланами и пришедшими не столь давно из Азии гуннами и булгарами? Вопрос остаётся открытым. Но следует помнить, что наряду с государствообразующими народами аланов и гуннов, а также народами и племенами, непосредственно зависящими от хазаров, были и другие, которые, признав господство хакана, сохранили свою автономию. Нельзя ни в коем случае забывать, что в составе Хазарии были объединены многие племена, не являвшиеся в ней этнически господствующими, но, тем не менее, они были и тем самым вносили свою лепту в этническое многообразие этой империи. Так, в частности, на территории Хазарии жили народы, которые у византийского императора Константина Багрянородного носят названия чиги, касахи, папаги, абхазы. Входили и славяне степной полосы востока Европы, носившие у историков название антов и возглавлявшиеся аланскими вождями. Некоторые финские племена в районе Оки и средней Волги были также в тот или иной период связаны с хазарским государством.

Строго говоря и что для нас весьма важно, древние географы не знают народа с именем хазары! Не осталось такого народа и после падения Хазарского царства. Численное доминирование же в Хазарии над другими этносами гунно-аланского населения было настолько явным, что даже этническое самоназвание хазаров было «аз», каковое являлось, как мы знаем, этническим самоназванием былых киммерийцев, скифов, сарматов и аланов.

* * *

Оседание на землю и переход к оседлому земледельческо-скотоводческому хозяйству, наследование богатых местных производственных традиций, политическое объединение перед лицом опасности способствовали процессу этнической консолидации и, весьма вероятно, постепенной ассимиляции аланов на территории Хазарии. Это население находилось здесь как в дохазарский, так и в хазарский периоды. Со временем, создав этнический сплав с местными и пришлыми племенами, прикаспийские аланы оставили ощутимый след в раннесредневековой культуре Северного Кавказа.

В противоположной Дагестану оконечности Кавказского перешейка — в районе нижнего течения Кубани и в Восточном Приазовье — сложилась сходная этнополитическая ситуация. Но если в Северном Дагестане хазары захватили страну аланов и поселились в ней, то здесь хазары подчинили себе остатки булгарских племён, сначала сделав их данниками, а затем включив их в состав Хазарии. В результате многочисленных военных сражений Хазария превратилась в одну из могущественнейших держав того времени. Хазарские владения вплотную приблизились к Стране аланов с востока и запада.

В хазарской армии состоял контингент воинов из «асов». Из асов-мусульман из Хорезма была образована гвардия хакана, которую возглавлял Ас-тархан, что является титулом — «тархан асов» (начальник асов).

Структура хазарского государства соответствует традиционному образцу кочевых империй Евразии. Наверху сложной иерархической лестницы Хазарии стояла родовая аристократия. По этой лестнице распределялись князья разных родов и орд. Хазары сохранили всю правящую верхушку подчинённых народов, связав её с собой отношениями вассалитета. Алано-булгарские аристократы ничего не потеряли, войдя в состав Хазарского хаканата. Они только не могли достичь его трона.

Что касается организации хазарского правительства, то его особенность заключалась в двойственном характере высшей власти, представленной двумя правителями, обычно называвшимися хаканом (каганом) и хакан-беком (или царём). Эта черта была отмечена Константином Багрянородным, а также рядом восточных авторов X и XI веков. Двоевластие не могло придти с востока, так как оно в Азии не практиковалось, зато Кавказу было известно по Царёву Боспорскому и по античным традициям Эллады, где двоевластие имело своих апологетов уже в Платоне и Аристотеле. Соуправление было заметно уже в начальный период создания хаканата.

Английский историк X.X. Хаворт обращает внимание на связь между хазарским царским титулом «хакан», «каган» и скандинавским «гаакон», а также на их одинаковый смысл — «высокий царь» и «хранитель очага». Тесные связи царской династии Хазарии с гото-скандинавами выражены также в тождественности речных погребений хаканов и готских королей. Первые описаны Ибн Фадланом, а вторые — Иорданом (погребение Алариха). Хаканы выбирались всегда из одного рода или племени, которое называлось «хаканат» и проживало поблизости с царскими дворцами. Знатный род хаканата не обладал ни верховной властью, ни богатством, но хаканы могли избираться исключительно из его среды.

Первый хакан царствовал, скорее, как символ власти и верховный судья, не вмешиваясь в дела правления, отчасти напоминая современную нам английскую монархию, но только ещё с судейскими полномочиями. А реальным управлением страной ведал его заместитель хакан-бек. Вот как раз он и был действительным царём, осуществляя высшую исполнительную власть в стране, командуя армией, объявляя войну и заключая мир. Считалось, что при подобном разделении власти устранялась угроза деспотизма, столь ненавистная свободолюбивым кочевникам и широко распространённая в азиатских государствах древности.

Территориальным ядром империи являлся район между Нижним Доном и Волгой, простиравшийся на юг до Кавказского хребта и на запад до Азовского и Чёрного морей. Иначе говоря, ядро Хазарии точно вписывается в пределы территориального ядра возможной будущей Казакии — земли казачьего Присуда.

К концу VIII века Хазарская империя достигла наибольших своих пределов и наибольшего своего могущества и расцвета, но вместе с тем она была сильно обескровлена в результате многочисленных военных действий.

В IX веке Хазарский хаканат был ослаблен постоянными войнами и Византия повела борьбу с обессиленным государством за влияние на аланов.

Х век стал веком гражданских войн в Хазарии. В 913 году произошло нападение на хазаров союзных между собой таких же тюркских этнических родственников — печенегов, гузов и асов. Одновременно состоялся поход племени росов (смешанного народа славян и сарматов-руси) на Каспийское побережье. А в 915 году печенеги впервые пришли на скифо-славянскую Русь и заключили здесь мирный договор с киевским князем Игорем, который никак не мог считаться дружественным по отношению к Хазарии.

За период с 900 по 935 год печенегами были взяты приступом все города Северного Приазовья, а также междуречье Оскола и Северского Донца. Население, жившее в городах Причерноморья, в основном было уничтожено, а Оскола — подчинено.

* * *

А теперь перейдём к вопросу о том, как получилось, что преобладающе скифская по этническому составу Хазария стала государством, воспринимавшимся и в Средние века, и поныне государством еврейским и иудейским. И насколько этот устоявшийся стереотип соответствует действительности.

Если военные проблемы Хазария могла так или иначе решать, поскольку имела привычное к войне население, то гораздо опаснее для неё оказался вопрос «религиозно-коммерческий», приведший в конце концов к краху самого государства.

Изначальной религией самих хазаров, как и всех кочевников-тюрок, была алтайская религия шаманского типа — тенгрианство. Но правящий слой Хазарии не обладал религиозной устойчивостью. Крестившись, хаканы Хазарии стали христианами. Затем, в 737 году, они, исполняя требование победителей-арабов, согласились перейти в ислам. Вскоре, в первой половине VIII века, один из знатных и влиятельных людей Хазарии — Булан — принял иудейскую веру и сумел навязать её ряду других хазарских князей. Позже принял иудаизм и сам хакан.

Торговля между Востоком и Западом тогдашнего мира была баснословно выгодна, потому что торговали не товарами широкого потребления, в первую очередь нужными населению, которые можно было купить на местных рынках, а предметами роскоши. Поэтому цены устанавливались в расчёте на очень богатых покупателей. Получавшиеся от этого сверхприбыли покрывали все расходы на перевозку и содержание в порядке трассы, на которой сооружались купола над водными источниками и прудами, ставились вёшки, указывающие направление пути, строились караван-сараи для ночёвок или днёвок в особо жаркие дни.

От Красного моря до Китая было около 200 дневных переходов, а вокруг северного берега Каспия ещё больше. Но и Северным путём пользовались, так как в аббасидском халифате арабов восстания были делом заурядным, а хазары строго следили за безопасностью на степных дорогах. Поэтому значение Итиля (Волги) как перевалочного пункта на долгом пути всё время росло. Отдыхать на этой реке было не только удобно, но и приятно.

Путешествующие евреи VIII века назывались персидским словом «рахдониты», то есть «знающие дороги». Это показывает, что основу купеческой компании, осуществляющей торговые связи между Западом и Востоком, составили выходцы из вавилонской, то есть иранской еврейской общины, бежавшие от халифа Абд ал Мелика в 690 году. В 723 году к ним добавились евреи из Византии, но до тех пор, пока на границах Согда и Халифата, Китая и Тюркского хаканата шли постоянные войны, торговля встречала препятствия. Когда же эти войны прекратились, а Китай, после восстания Ань Лушаня (756 — 763 г.г.), лежал в развалинах и продавал шёлк дёшево, евреи-рахдониты развернулись. Тогда-то они и основали, кроме Восточного пути, по которому привозился шёлк в обмен на золото, Северный — из Ирана на Каму, по которому текли меха в обмен на серебро. Хазария лежала как раз на перекрёстке этих путей. Потому-то сюда и устремлялись еврейские эмигранты из Ирана и Византии.

Тюркские хаканы из династии Ашина по свойственной степнякам религиозной терпимости и благодушию считали, что их держава приобретает работящих и интеллигентных подданных, которых легко использовать для дипломатических и экономических поручений. Богатые евреи подносили хазарским хаканам и бекам роскошные подарки, а красавицы-еврейки пополняли хаканские гаремы. Так сложилась еврейско-хазарская химера, погубившая в конце концов исконно гунно-аланскую государственность Хазарии.

Потомок первого знатного иудея Булана хазарский военачальник Обадия, совершив государственный переворот, захватил в стране власть и превратил хакана в послушную марионетку. Под властью Обадии иудаизм стал официальной религией Хазарии, что произошло, по сведениям Масуди, в правление халифа Харуна ар-Рашида, который правил с 786 по 809 год. В последние годы VIII века хазарская знать приняла иудейскую религию, хотя в то же время отдельные районы Хазарии были почти сплошь христианскими, в первую очередь, восточная часть Крыма (крымские епархии находились в ведении константинопольской патриархии).

В годы укрепления иудаизма вспыхнуло восстание наиболее влиятельного в стране племени кабаров. Некоторые историки в племени кабаров видят будущих кабардинцев и воинственных черкесов (то есть черкасов, что указывает на их скифскую этничность). Восстание, однако, было подавлено и кабары ушли на Нижний Днепр к мадьярам, в то время там кочевавшим.

Но иудаизм, — особо подчеркнём это! — не стал общегосударственной религией Хазарского хаканата. Лишь хазарская знать во главе с хаканом и беком удосуживалась чести считаться «богом избранным народом», превосходящим все остальные. Основная же масса простых хазаров исповедовала другие религии и считалась правящим иудейским слоем гоями, отношение к которым, как к иноверцам, было самым презрительным. Новая религия не объединяла, а разъединяла хазарское общество. Принятие иудаизма хазарской знатью полностью оторвало её от остальной части населения страны и превратило в жирующую паразитирующую прослойку, ненавидимую подавляющей массой населения страны.

Обадия построил в Хазарии синагоги и школы, собрал большое количество еврейских мудрецов со всего света и, заплатив много золота и серебра, поручил им разъяснение священных иудейских писаний, Талмуда, Мишны и праздничных молитв. Именно с Обадии пошли 12 хазарских беков-иудеев.

Хакан окончательно уподобился современному английскому монарху и стал лишь государственным символом и олицетворением в глазах простых жителей силы Хазарии. Вся же реальная политическая власть полностью перешла к царю-иудею (беку) и его ближайшему иудейскому окружению, состоявшему всего лишь из нескольких тысяч человек. Хакан, лишённый власти, превратился даже в своего рода жертвенное животное, которое при любом слухе об ослаблении его божественной силы можно было спокойно убить «по требованию народа» или самого бека. Это превратило хакана в послушное и безропотное существо, слепо повиновавшееся беку и его иудейскому окружению и рабски благословлявшее все их действия. Удалённый от народа, хакан стал жить в полном затворничестве в своём дворце под пристальным наблюдением бека и иудеев. И лишь изредка его показывали людям, дабы убедить их в том, что он жив и здоров.