Кастинг

Эпиграфы

The world is my oyster

В мире много разных возможностей.

Вильям Шекспир

Мы говорим на разных языках, и

вещи, о которых мы говорим,

от этого:

— Меняются!

Почти по Михаилу Булгакову

Часть первая

Глава 1

Чистые или Патриаршие?

Смысл только один:

— После смерти:

— Всё только начинается. — Из чего следует, что гробовщик Адриян Прохоров не только чуть не проспал похороны купчихи Трюхиной, но, что еще важнее:

— Полностью проспал свои собственные похороны, — и очутился на том свете, как будто просто так:

— Взял и пришел, — ибо:

— А хоронить-то некому, если гробовщик сам умер раньше времени. — Более того, раньше даже своих похорон.

Так бывает? Очевидно, что да, если Пушкин послал нам уведомление об этом. О чем? О том, что живем мы, как и Германн в:

— Семнадцатому нумере Обуховской больницы.

Только не надо категорически путать ее с сумасшедшим домом, ибо переводится это место, Земля, как место, где:

— Проходит Их — Хомо Сапиенсов — Ини-ци-а-ци-я-я-я.

Ну, и значится, видим, как на бульваре мечутся двое в поисках чего-нибудь холодненького.

— Пиво есть?

— Пиво теплое.

— Но без хлорки?

— Хлорка перебивается пивом, поэтому узнать нельзя. Тем более, пиво только в бутылках.

— Почему?

— Вам надо разбавленное, что ли?

— Не хотелось бы.

— Есть пару бутылок чешского. В холодильнике.

— Давайте!

— Вы хотя бы слышали когда-нибудь, скока такое пиво стоит?

— Ну, две цены, наверное, — сказал один.

— Много, я считаю, полторы достаточно, — сказал второй.

— Если денег мало, берите одну в виде холодной, другую, как теплую.

— Нет, нет, в такую жару теплое не пьют, — сказал первый, которого звали ММ — Михаил Маленький.

— Тем более, если я буду пить холодное, он, естественно теплое не захочет, — сказал второй, его звали Германн Майор.

Вот именно так Германн — с двумя НН, как в Пиковой Даме, что должно, видимо, было означать такую степень серьезности, что, нет:

— Не обязательно с ума сойду на 101 километр или в Кащенко, а:

— Трагедия произойдет обязательно. — Как в данном случае:

— Даже из-за пива, — если оно недостаточно комфортабельно охлаждено.

Майор — потому что любимой его фразой, с которой он начинал каждое свое выступление на заседаниях Союза была:

— Зажирели вы здесь, на вольном-то поселении. — И иногда добавлял, если был очень рассержен:

— А Зона не далеко, — и некоторые особо чувствительные дамочки действительно падали в обморок. — И тогда он мрачно добавлял — это было, правда, когда он был председателем Союза — что бывало не каждый год:

— Держать строй!

И это всё несмотря на то, что фамилия Майор — была настоящая.

— А эта, как ее, знаменитая апельсиновая-то есть хоть? — спросил он.

— Была, — ответила буфетчица, — да кончилась.

— Давно?

— Лет тридцать назад, кажется. Теперь тоже есть, но тока фанта.

— Нет, она слишком сладкая, а у меня подозревают диабет.

— Что значит, подозревают? Взяли бы да проверили.

— Боюсь. И знаете почему? Боюсь тогда в Берендей не пустят.

— Кто? — испугался даже Михаил.

— Диабет.

— Действительно, вдруг его на самом деле нет.

— Ну, вы выбрали что-нибудь, а то я сама хочу пойти выпить кофе.

— Может быть, и нам кофе? — спросил Михаил.

— Оно хотя бы с пенкой? — спросил Майор.

— Кофеварка немецкая, — ответила барменша, — Эрика Краузе.

— Эрика? Чё-то не слышал, — сказал Германн Майор, — а ты? — он хлопнул по плечу напарника.

Правда, напарниками они не были, а так приняла решение барменша. И выразила свою мысль фигурально:

— На дело собрались?

— Естественно, — только и мог ответить Миша, у которого ноги были не то, что коротковаты, но было бы лучше, как часто думал он:

— Если бы они могли вытянуть его рост со 175-ти до 185-ти санти. — Другие не особенно жалуются и на 165, даже на 160, а тут, действительно закономерно:

— Очень надо 185. — Нет, тянут уже, но где? Неизвестно. Тем более известно, что надо для этого дела ломать прежние нохги:

— Обязательно. — Не хотелось бы лишаться того, что есть во имя того, что хочется. А с другой стороны, так могут и признать:

— За чужого сына. — А без родословной, может статься:

— И посмеяться, как следует не разрешат.

А так надо чего-то вот так уж, позарез, побежал на коленках к президенту, да и лбом в окружающий газон мрамор:

— Мол, ничего не боюсь, а лоб расшибу, если надо.

Дайте только пятикомнатную на Кой Кого, и семь гектар, как у Поз на Рижском шоссе. Впрочем, а сколько у Любви Усп? Может и мне столько же попросить? Кусты, любовь, деревня, праздность, сирень — я предан вам душой, всегда я рад замерить разность между смородиной и мной. Клубника — вечная подруга народа местного, как знать:

— Приду с ней утром, а ты ишшо ванну — на четвертом этаже:

— С картошкой будешь принимать.

— Какое дело?

— Вот? — слегка поперхнулся Миша толстой пенкой.

— Я грю, может и меня с собой возьмете? — спросила буфетчица.

— Ты, чё, в натуре, Сонька Золотая Ручка, что ли? — мрачно осведомился Майор.

— Та не, я ар… я ар…

— Не можешь выговорить? — тоже приготовился к худшему Михаил.

— В армию хочешь? — Германн осмотрел ее с головы до ног и обратно, заглянув даже за прилавок, где они были — чуть выше колен. — Скромно.

— Что? — спросила она уже совсем робко.

— Юбку подними, — сказал Миша.

— Не совсем, не совсем, — придержал ее Германн, — и так хорошо уже видно:

— Их есть у меня.

— У тебя? — не понял Михаил.

— Надо загадать желание — кому повет, тот и возьмет.

— Может не надо торопиться, — сказала девушка.

— Почему?

— Вы не знаете, чего я хочу.

— Ты не сказала?

— Пока нет.

— Мне послышалось было:

— Артисткой хочу быть!

— Прошу прощения, но нет, ибо вижу: я не Мэрилин Монро.

— Почему это видно? — спросил Миша.

— Волосы не те, не блондэ.

— Это вер-на-а, — согласился Германн.

— Но я могу петь.

Пришлось заводить Эрику Краузе в следующий раз — у ребят дрогнули руки, они фыркнули, как лошади, понявшие, что у хозяина осталось мало денег, и опять будет просить подыскать ему богатую невесту.

— Петь все могут, — наконец подытожил Миша, — опять начиная вторую чашку с толстой пенки.

— Да?

— Разумеется, — поддержал разговори Майор.

— Что мне тогда делать? — спросила она, и добавила: — Если предположить, что мне уже надоело поить пивом, теплой апельсиновой, и хорошим кофе с полутора сантиметровой очень вкусной пенкой разных оболтусов и обалдуев? Кстати, — добавила она, — к вам, я вижу, это не относится: вид не только приличный, но и очень, очень умный.

Третий раз кофе наливать не пришлось, но было близко к этому, ибо Миша все-таки выронил чашку, и попросил:

— Ту бутылку, которая холодная, — я заплачу вдвойне, и если возможно, рублями, курс опять подняли, не стал менять доллары.

Майор удержал, но маленькое пятнышко все же царапнулся лацкан его пиджака.

— Простим ее? — сказал Миша.

— Ладно, но и вы к нам, в том смысле, что извиняйте: не часто люди, вот так прямо в лицо говорят правду — разволновались.

Сейчас у нас дело, — продолжил Германн, — а чуть позже мы опять подойдем, но вы к этому времени подготовьте, уж сделайте милость:

— Всю программу сразу.

— В каком смысле?

— В том смысле разъяснил Михаил, — что и литературу, и басню, и песню.

— Простите, первое, что было? Я запишу, если вы не против. Первое — это литература? В каком, простите, смысле?

— Напишите э литл эссе.

— А! понятненько, басня — это про лису — знаю, песня про Вэ тоже знаю. Чапайте пока до вашего делу, а я сейчас быстренько всё изготовлю.

— Точно тебе говорю, — когда они двинулись по аллее сказал один, — купит бутылку Камю, а потом лучше сюда не ходи — замучает требованиями: когда, да будет ли толк?

— Надо самим купить ей что-то хорошее, и будет всегда держать для нас холодное пиво, и горячую кофе.

— Горячую?

— А что, уже можно и так.

— Можно, если иметь в виду чашку, а не ее кофе.

— Ты отстал от жизни Верли-Ока. — Но время приблизилось к двенадцати, и они сосредоточились.

Медиум:

— Гена Хаз даже в этом — приличном — возрасте ходил на Красную Площадь подрабатывать Брежневым — очень похож.

— Никого. Почему?

— Ты думал, они придут заранее?

— Они? Нет, я думаю, он будет один.

— В общем так, я буду с ним разговаривать, а ты рыскай глазами по сторонам, но не подавай вида, что заметил.

— Заметил, что?

— Ты забыл? Он точно будет не один, как минимум двое будут на хвосте, но в незаметном виде.

— Ну, окей, я постараюсь их узнать. Хотя — не поворачивайся — у нас, в том смысле, что у тебя за спиной, а вижу так, невооруженным взглядом именно двое уже сфотографировались.

— Но это бабы, — сказал Миша.

— Откуда знаешь?

— Шанелью номер пять потянуло.

— Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

— А никогда не может быть никогда, потому что уже:

— Было, было, было.

— Кстати, ты бинокль с собой не взял?

— Зачем?

— Мы не договаривались?

— Подожди, я сейчас повернусь, и увижу их и без бинокля, а чтобы никто ничего не заметил, ты поворачивайся вместе со мной.

— Там нет ничего интересного

— Будешь смотреть на Чистые Пруды.

— Это скушно, но ладно, посмотрю.

Почти сразу Майор негромко рявкнул:

— Я их узнал.

— Не может быть! — тоже тявкнул от волнения Миша Маленький.

— Точно тебе говорю, это…

— Подожди, теперь я скажу.

— Не надо.

— Почему?

— Ты ничего не можешь видеть в прудах.

— Нет, вижу, вышел водолаз. И мне понятно: информация не просто просочилась в массы, а хлещет ручьем, как в самом начале утопления Титаника.

— Кто-то проболтался, но кто, если предположить, как и раньше:

— Никто ничего не знал.

— Я никому ничего не говорил.

— Я — само собой. Ну, хорошо, говори, кто там?

— Это Тетя и Мотя, их недавно выгнали с теле.

— Когда недавно, давно уже. Говорят, работают контролерами на входной двери в Нанокорпорацию.

— Скорее всего, только числятся, а работает кто-то другой.

— Тогда понятно: от нечего делать есть время, чтобы узнать важную информацию об этой нетрадиционной встрече. Но баб сюда не берут, чего им надо?

— Может, случайно здесь прогуливаются, зашли на пенку с кофе к Эрике?

— Так не бывает.

Они стали оба смотреть на Тетю и Мотю, и поняли, что они, да, дефилируют, но, как сказал Майор:

— Не сюда.

— Тут только два варианта, — сказал Михаил: — Или место встречи всё-таки, наконец, удалось изменить, или.

— Или — я доскажу — своим ложным маневром дамы хотят сманить нас с насиженного места, куда мы пришли первыми.

— Как выбрать?

Подумать они не успели, так как водолаз, на которого они больше не смотрели — думали или утопленников ищет, или рыбу ловит стрелами, а это отношения к делу не имеет — хлопнул их огромными лапами по плечам, но тут же мягко добавил:

— Заждались, голубчики?! — и склонил с высоты своего почти двухметрового роста — 194—196 — чуть улыбнувшееся лицо.

Германн Майор взялся за сердце, как его тезка в Пиковой Даме, когда проиграл всё, что было нажито трудом всех предшествующих поколений, и понял, что:

— Придется идти в киллеры, ибо нигде больше хорошо не платят обычному человеку — Хомо, так сказать:

— Вулгарис. — Конечно, каждому хочется собирать бабочек и разговаривать с лютиками на своих семи гектарах, как некоторые, но информейшен о такой ситуэйшен — не доходит до нас сиськи-миськи, что значит:

— Никогда не известно, когда она появится в природе и обществе, чтобы успеть первому схватить за ее тонкий-тонкий мыший хвост.

А Миша только присел, и так, на полусогнутых приготовился бежать, надеясь, что все примут это бегство за шутку. Нет, страх был — не скрою — но не один, а напополам с тем, что называется:

— Ему и больно, и смешно, — когда одна из трех жен просит повысить плату за алименты. — Ибо:

— С одной стороны:

— Рабо-о-отать-ь на-а-адо-о, а с другой стороны, появилась надежда, что, наконец-то, будет, как это и написано:

— Сами, сами всё дадут, — а если и догонят, то ноутбук на перевод бабла в оффшор, уж будет навострен. А если нет, то хоть на Титаник, но сяду, чтобы — если уже не удалось письмо послать — самому оказаться:

— Далеко от берега.

— Вот Вы какой! — Миша вернулся с раскрытыми для объятий руками, но постепенно опускал их все ниже, и ниже, так как лицо водолаза — чем ближе он подходил — становилось меньше похожим на букву В — в ее импортном варианте, а приобретало наоборот черты экспортной буквы Н. Можно, с небольшой натяжкой, идентифицировать эти буквы, как Веру и Надежду, но все равно:

— Без Любви, — толку не будет.

— Хау а ю. — Без вопросительного знака первым сказал Германн, так как на знак духу уже не хватило.

Миша осмелился протянуть лапу, но она осталась незамеченной.

Когда сели на скамейку Э предложил так и называть себя:

— Э, — но ребята смутились:

— Не можем.

— Почему?

— Страшно, — сказал Миша. — И знаете почему? У меня есть долги перед женами, и боюсь, при упоминании этого знаменитого Э-управления, они будут только увеличиваться.

— Я тоже стесняюсь, — сказал Германн, — и знаете почему?

— Почему?

— Похоже на поставленную на уши Дабл В в ее импортном исполнении.

Глава 2

Продолжение

— А вы не заметили, что и Н — похоже.

— Вы думаете, что все буквы в принципе похожи на Дабл В — в эмпорте? Прошу прощения — здесь пока И.

— Из И тоже можно сделать W, — сказал водолаз.

— Как?

— Сдвинуть на полшага интервал между ними.

— У нас дроби запрещены, — сказал Германн.

— Почему, не понимаю? — сделал удивленное лицо Н.

— Единовластие не допускает деления целого уже числа на его части.

— Да, — согласился Миша с напарником, — все деньги уже давно в оффшоре, как их можно еще раз поделить? Ответ — нельзя.

— Так сказать — непредставимо, как это и было, кажется, еще даже при Аристотеле, — сказал Майор. И добавил:

— Тем более, даже если букву N перевернуть с ног на голову — всё равно ничего не изменится.

— Вы не пробовали зеркало? — спросил водолаз, похожий в голограмме Михаила Маленького на большученную букву Н.

— У нас мебеля импортные — они все без зеркал, — сказал Германн.

— Верю, но вот посмотрите, — он поднял левую ладонь, на которой проступила белая на розовом фоне буква N, становясь — если присматриваться — наоборот, огненной на белом фоне.

— Похоже на молнию на Луне, — сказал Германн.

— А теперь обернитесь, — и он показал правую ладонь.

И они увидели, как N на левой ладони сначала превратилась в восточную Н, и на правой проступила буква И.

— По-хо-же-е, — только и мог сказать Миша.

Далее, приходит парень ростом 170 см, а скорее даже 168, которые он сам выдает за 177, и говорит, когда его спрашивают:

— Кто ты? — и показывают на высоченного и здоровенного мужика, преподавшего уже им урок, который Пушкинский NN преподнес жителям села Горюхина:

— Показал, что их место в собачьей конуре.

— Его номер 16-й, — говорит парень. И добавляет:

— А, впрочем, познакомьтесь — это мой повар.

Почему-то после этих слов даже Тетя, курсирующая с Мотей на горизонте метрах в ста, и таким образом надеясь поймать удачу за хвост раньше, чем другие, не замечая, что ее уже ту юс — используют как:

— Зрителя, — спотыкается, а удивленная этим состоянием подруги Мотя поздно замечает идущее ей навстречу дерево, и более того, так и не сворачивает, пока Мотя не находит его своим лбом.

— Я в шоке, — говорит Тетя, — почему-то все идут не туда, куда надо — не в нашу сторону, а к ним, как будто там расположена пивная. Ты вообще правильно записала координаты? — Далее слова из ПП, которые говорит Белл перед тем, как уходить, в том смысле, что Фекла уже закупила по дешевке глазированные сырки, и даже перепродала их с неприличной наценкой, а — значит — жди энддиректора с внеплановой провери. А именно:

— Раз, два… Меркурий… — прошу прощенья — это уже было, было, было, а вот современный перевод:

— Брюс Виллис опять в своем репертуаре, вылез из канавы — но к этому мы уже привыкли: значит, что спасать кого-то будет точно, но надо же:

— Докатился до того, что будет теперь спать с хохлушкой. — А они гордые:

— Намучается. — А потребует она немало, если не новый дом на Луне, то Луну, как таунхаус на горе в Беверли Хиллз. А на горах, если они Лысые — сами знаете, кто живет.

Медиум:

Тетя и Мотя стоят у Берендея. Мимо бредет солидный мужик.

— Ты не Луна? — говорит Тетя.

— Ну, в смысле, не Луначарский случайно будешь? — спрашивает Мотя.

— Возможно.

— Дай конрамарку.

Участвуют Жирмунский, Виктор Шкловский, Юрий Тынянов, Алексей Толстой, Демьян Бедный, Маяковский, Есенин. А также некоторые уже умершие артисты:

— Михаил Козаков, Абдулов, Ролан Быков, Янковский, Пуговкин, Алейников, Борис Андреев и др. по четыре человека сидят за столами в Берендее.

Наги периодически, как будто это он сам, заменяет дама. Кто? Ксе Соб?

Иисуса Христа играет Владимир Выс.

Возможно ли сделать по Аристотелю:

— Провести весь роман в одном ресторане. Наверное, будет скучно. Ну, баня, сауна, добавить Берендей, еще какой-нибудь кабак. Или надо реально перейти в 1-й век.

Рассказ в параллельном времени должен быть?

Ресторан Россия будет называться Иерусалим, а еще какой?

Скорее всего должно быть Другое время. Но и там, как говорится:

— Та же дребедень — ресторан.

В пьесе Машенька самое интересное бой на мечах со щитами.

В детективе — удар ногой и противник, ломая дверь шкафа влетает в него — тоже:

— Все, что есть интересного в книге. — Это рассуждения за столами или на собрании о литературе.

Кто Степа Мрачный?

Метрдотель — Эт.

Директор ресторана Прим. Или лучше — Энддиректор Греческий?

Кто вообще — Дуня? Тоже Наги? Вряд ли.

Степа Мрачный — Маш — две клички: Олигарх и Машинист.

Куда деть Домога?

Пилат — Жири.

Парф с женой — кто? Гости из Америки Бон и Клад? Ходят по кабакам и устраивают ограбления?

— Могу я для своей просьбы применить Мой Метод? — спрашивает Михаил Маленький у — уже у самого Эн.

— Хороший метод? — спрашивает Эн.

— Жена иногда не только разрешает мне им пользоваться, но и даже просит:

— А побегай-ка ты Ефремушка, на коленках.

Дело в том — о чем все знают — что я умею ходить на полусогнутых — но могу не только ходить, но и бегать на коленках.

— Так что вы просите, вы есчё не сказали?

— К вам хочу?

— Зачем?

— А вы уж сами примените это мое умение бегать на коленках.

— Мне это не нужно.

— Ошибаетесь, мистер Н. И знаете почему? Номер в Метрополе вам не дадут, так как никто вас по сути не знает, а я вам пробью квартиру на Кой Кого.

— Зачем мне какая-то там квартира на Кой Кого, если у меня в паспорте прямо написано:

— Я буду жить в вашей.

— В-в нашей? Но у меня дети и три-четыре жены, не меньше. Их вы оставите себе?

— Простите, нет, вероятно, ваша паспортистка описалась.

— Скорее всего, это описались на Малой Арнаутской.

— Вы думаете? И да, вы на самом деле являетесь обладателем этого метода:

— Бегать на коленках?

— Да, хотя еще не запатентовал.

— Будет патент — приходите, нам люди нужны, но. Но с дипломом оттуда.

— Откуда? Из Ландона?! Рад был познакомиться, но у меня на это никаких денег не хватит. Взяли бы так-к.

— Ну, как так, я не понимайт? Мне, чтобы вот так просто с улицы кого-то взять, надо договариваться на Сириусе, и не только. В несколько Галактик надо слетать, чтобы это все утрясли. Сам пойми, если здесь, на Земле, никогда никого не берут никуда:

— Просто так, — то тем более, в общей системе мироздания это невозможно.

— Берут по блату, — возразил Миша.

— По блату?

— Да!

— Так, мил человек Миша, По Блату — это и есть Система Мироздания.

И теперь представьте себе, скольким, хрен знает на кого похожим личностям мне придется Дать — и заметьте не на Лапу, а:

— Чемоданами, — чтобы вас:

— Сделать Своим человеком, человеком, имеющим у меня:

— Блат.

— Хорошо, но тогда если вам чего-то от меня понадобится — придется пла-тить.

— Разумеется, мой дорогой Миша, но не чемоданами, я надеюсь.

— Возможно, это придется делать бочками сороковыми, — обиженно ответил Миша, — ибо сопьюсь я после вашего отказа окончательно. И так-то пью часто, даже на интервью на Радио Свобода приперся слегка:

— Датым.

— На Свобода можно и датым, потому что кто там только не пил-л! Довлатов — пил, Шаламов — тоже пил, Некрасов, а эта, как ее, Синтаксис разве не пила, если не поверила двум приличным людям, что в России никто не читал книгу этого самого Некрасова:

— В окопах города Эстэ.

Или взять Бродского, разве он не пил?

— Скорее всего, нет, — ответил Миша, — только сидел ни за что.

— А разве это не одно и тоже? — Н открыл книжечку, — у меня записано, что Гулаг и пьянка — синонимы братья.

— Вот я вам и говорю, взяли бы лучше меня, а то ведь все:

— Врут, врут, врут-т.

— Почему же врут? Разве с горя не спиваются? Почему тогда вообще пьют, не от радости, надеюсь?

Медиум:

Далее, второй половине — девушке — говорят:

— Ты должна говорить голосом Басила.

— Почему не этого сивого мерина? — невозмутимо спрашивает она.

— Потому что он говорит голосом Басила.

— Вы не обидитесь, если мы скажем, — пропел неторопливо Майор, — если мы признаемся, что оказались здесь не случайно, чтобы заподозрить вас в шпионаже — несмотря на то, что вы только что вылезли из Чистого Пруда, где водолазам, в общем-то, делать нечего по определению:

— И так все чисто, — а:

— Пришли, — продолжил Маленький, — наняться на работу.

— Вы как к этому относитесь?

— Я? — Н почесал волосатой лапой волосатую грудь, и на — как показалось пришельцам, имеется в виду Мише и Германну, — шестом его пальце блеснул бриллиант — с чем-то смешанный — синим огнем. И Миша на некоторое время даже забыл:

— Чего, собственно, я просил? — И только одна мысль заняла его воображение:

— Какой огонь горячее: синий или белый? — Может быть, оранжевый?

— В принципе, можно, — наконец ответил высокий Н, — но могу ли я спросить:

— Что вы умеете делать?

— Мы не хотели бы делать ничего особенного, так как обучались только в театральных вузах, а металлургических с уклоном в корабельно-тракторную ассоциацию:

— Не кончали.

— Могли бы в принципе — если надо — писать мемуары, как все, но это все, на что мы способны, — сказал Германн.

— Не много, — ответил Н, и сказал: — Разрешите узнать, у вас курят?

— Нет, уже запретили, — ответил Майор, но Миша возразил:

— Если рядом нет видеокамер — можно.

— Как узнать?

— Вот как раз так, как сделали мы, назначив вам эту встречу на Чистых Прудах.

— Их так назвали Чистыми, что здесь нет видеокамер — чисто.

— Да, — сказал Майор, — чисто и светло.

— Но я сомневаюсь, что это вы назначили встречу, скорей я ее подготовил, — выразился Н.

— Если бы вы назначили встречу, вы бы приперли с собой своих, а не нанимали нас на работу, ибо, я вижу, что вы этого очень хотите, но нарочно набиваете цену, как будто мы сами рвемся Туды-Твою. — Ребята посмотрели на Землю, как будто уже сейчас она может разверзнуться и принять их Туды-Твою на работу, как чертей Мишку и Серого.

— Хорошо, не буду с вами спорить, как вы хотите — так и будет, но, как я уже говорил:

— Будет конкурс, — как это принято на Земле.

— Что будет? — спросил Майор, — драка? Мы не из клана Дзю До.

— Нет, нет, мы мирные люди, — спел Н, — но наш поезд стоит за рекой в тени таежных деревьев, потому что мост сломали Силы Природы.

— Мы не в курсе, — сказал Майор, — хотя некоторые и намекают, что в нем живет почти пять лет уже Царевна-Лягушка.

И случилось — хотя и не явление Христа народу пока что, а:

— Прибежала тележка с продукцией импортного мини-хозяйства, и предложила:

— За недолго приготовить Стейки по-Флорентийски.

Кстати, чему больше всего были удивлены Миша и Германн, при тележке была милая леди, очень, похожая, как сориентировался Майор, на:

— Жительницу таежного, еще не совсем сломанного паровоза, и даже наоборот, импортного производства. — Не паровоз, а наоборот:

— Она.

А Миша изумился:

— Она уже здесь!

— Ты че? — спросил он, — уже написала эссе, выучила басню, и сочинила песню?

— Шустрая дама, — согласился Германн, — но ты постой пока там, где была, на месте встречи у апельсиновой газировки, у нас, знаешь ли:

— Тоже есть дела.

Медиум:

В роли энд-директора Сирано де Бержерак, бывший первый секс-символ милиции Новой России, мент в черной широкополой шляпе и красном — нет не плаще с белым подбоем, а:

— Шарфе, — но только, когда другой энддиректор — тоже, в общем-то, мент — если, когда работал следователем в генеральной прокуратуре — уезжает в Край в роли Фишмана, чему его предварительно учит сам Фишман-Германн Майор.

Иисуса Христа не распинают — возможно — а только ссылают в Край, где уже есть Бродский, и таким образом:

— Бродский и Вы — Га Ноцри — встречаются.

— Пусть прыготовит, — сказал Н, и зачем-то улыбнулся. Хотя Миша подумал, что это, конечно:

— Опять ему показалось, — хотя что казалось ему до этого, к своему удивлению, уже забыл, но отмахнулся от раннего склероза из-за сиськи-миськи пьянки, а решил: ничего не было, потому что я:

— Никогда ничего не забываю.

— Прошу прощения, мессир, но у нее было предварительное задание, — сказал Германн.

— И пусть она сначала сдаст экзамен, а то — чувствую — вотрется она к вам в доверие, так сказать:

— Вне конкурса.

— Ну-у, если вы меня опередили даже в этом, то это будет экзамен и для вас, — развел огромные лапы в стороны, и приподнял вверх плечи Н, как будто тоже сдавал экзамен, и назойливо хотел показать милой профессорше-экзаменатору:

— Между прочим, я умею и летать, — а, следовательно, такую ерунду, как решить уравнение Пятой Степени — могу. Ибо:

— Если Галуа мог — значит это в принципе возможно.

— Я хочу в данном случае заметить, — сказала девушка, — что для решения этого уравнения 5-й степени, как для любо-о-й атомной бомбы нужна Доставка. А она тоже стоит больших денег.

— А не понимаю, а при чем здесь это? — сказал Майор недовольно, так как уже запланировал для себя взять буфет, не буфет, точней, а под свое крыло буфетчицу первым, но видно было, она сама рвется навстречу своему счастию:

— Выше всякой меры. — Но — к Другому.

— Это тема моей диссертации-эссе, над которой-ым я трудилось все это время по вашему заданию, — она улыбнулась слегка, но опять не Майору, а на этот раз Мише.

И он выдал:

— По первому вопросу зачет.

— Так она еще ничего не сказала! — ахнул Германн.

— Если Моцарт скажет:

— Это симфония номер 40, а потом еще ее сыграет, тебе от этого будет лучше?

— Нет, — ответил Майор, — номера вполне достаточно. — И пояснил для Н, стоящего со сложенными между ног ручками, и слегка свесив на бок головку, что, мол:

— Не велите казнить — лучше помилуйте.

— Мне достаточно номера, потому что я после него уже вижу себя, как МР-3 проигрыватель, и независимо от окружающей действительности:

— Кто смотрит боевик, кто детектив, кто мелодраму — записываю его, этот трек, в память, а потом ночью, перед сном прослушиваю: так легче заснуть — под теле не могу:

— Свет мешает.

Глава 3

Продолжение

— Мне тоже, — сказала прекрасная буфетчица, похожая в этот момент то ли на Марию Перис, то ли Аньорку Штрех. Вот так сразу — если не в бане — и не разберешь. — Там они по размеру лифчика отличаются.

И не давая, заморгавшему глазками от ничего непонимания в развитиях мыслей буфетчиц Мише тоже развить свою — мысль, сказала:

— Вторым номером у меня басня про Крылова. — Начинается словами:

— Орлу подобно она летает, и не спросясь ни у кого, ее опять он выбирает.

— К-кого? — чуть поперхнувшись вежливо спросил Майор, и добавил: — Это в качестве наводящего вопроса.

— В каком смысле?

— В том, что можете переходить к вопросу номер три, что у нас там было на третье.

Вспомнив о третьем, Н встал со скамейки, на которую неизвестно, когда уже успел сесть, и помахал каким-то крылом над углями, ибо на них уже жарился Флорентийский Стейк. На него покосился Миша, имея в виду, что:

— В случае чего скажу, что вы ей помогали, и жарили за нее, так сказать, братьев наших меньших, пока она:

— Еще только училась этому.

— Нет, отчего же, я скажу: она, точнее, он выбирает опять Дездемону.

— Не понимаю, — Миша хлопнул себя по согнувшимся автоматически коленям, — не понимаю, почему опять Дездемону?

— А кого, по-вашему он должен выбрать? — спросила девушка.

— Джульетту.

— Джульетту. — резюмировала дама, — ОК — пусть будет на подмене.

— Зачем? — не понял даже Майор.

— И знаете почему? — ответила буфетчика началом вопроса, и продолжила:

— Потому что они, — она показала поочередно на Мишу и Майора, — слишком много хочут. — Одна не справится.

— Сдано! — высокий мэн хлопнул своими циклопьими лапами так, что перед ним образовался фиолетово-оранжевый шар в стиле Клода Моне, хотя непонятно, как это могло получиться, ибо брызгал он на стейк не водкой, и тем более не спиртом, а простой, так сказать, водой.

— В нее был добавлен лимон, — ответил Н на не заданный обычным способом — громким голосом — вопрос.

Он схватил этот шар, как шаровая молния, и думали, что сейчас его съест или положит в карман, как это к лицу факиру таких дел, но Н почти не глядя, как профессиональный игрок в бейсбол, запустил фиолетовое чудовище, ибо оно изменило форму, и стало приличных размеров кувшинкой — метров на сто — стописят, и попал случайно в Тетю и Мотю, которые сначала исчезли:

— Как сон, как утренний туман, — но потом все-таки явились, но на противоположной стороне Чистого Пруда.

— Развлекаетесь, — подумал Миша, но ничего не сказал.

— Я никогда не развлекаюсь, а всегда только выполняю свою работу.

— Хотя многим кажется, что этот большученый парень всегда любит совмещать работу и удовольствие, — сказала расслабленно леди, как будто вышла с взлохмаченной головой и потным лбом, из большой многорядной, поднимающейся почти к небу аудитории в дымный коридор, который искренне посчитала за йодистый берег моря, куда папа и мама обещали ее отправить вместо стройотряда, если получит по Теории Вероятности:

— Пять.

Ребята подумали-подумали и тоже решили поставить зачет, но только по той причине, что разложить на части такое большое предложение, а потом опять сложить их в понятном человеку рассказе, им показалось слишком крупной задачей на это прекрасное утро.

— Спасибо, — ответила она, — я тоже когда-нибудь возьму вас к себе кем-нибудь. И.

И потрепав по щеке Мишу, спросила:

— Ви соглазны?

— Соблазны? — опешил Миша от такой неожиданности, но решил ответить правду:

— Да, бывают, и часто.

Медиум:

Поднимаются по лестнице на ночном балу:

— Молчановские, он и она, его Кулинарная Сеть.

— Но почему? — задает вопрос Андрей Панин, — разве здесь собрались не одни покойники?

— Некоторые при жизни — уже покойники, — шутит русский глава Макдональдс. Про себя, разумеется.

Иво брат, повар Ми, как обычно. Варит уху из стерляди, как в кино, прямо на сцене — но туда, как это и обещано в Евангелии — можно пройти прямо со сцены, и значит, не надо предварительно проходить кастинг, стоять в очередях на прослушивание, давать чего-нибудь или кого-нибудь — имеется в виду себя, если режиссер мужчина, и своего мужа, если женщина, сниматься потом может три года зачем-то, и только тогда:

— Пожалте на стерляжью уху, — и было бы где, в Монако там, или вообще там, куда Макар телят не гонял, и живут там НеЗнаю, а на:

— Вол-л-ге-е-е! — Это нам давно известно, а стерлядь, между прочим, не осетрина.

К тому же там живут комары. Очень огромные. Как цепные собаки. Но с другой стороны, по блату и это место можно взять. Не Испания, зато своя. Да и вон этот, как его, Зорьк, не Зорьк, конечно, будь он не помянут на ночь глядя, а:

— Зворыкин Муромец, — построил себе даже в Америке Нижегородскую Губернию. И сказал после, правда, обычно, как убил кого-нибудь, а именно своих собственных крепостных уток:

— Хорошо-о.

— Дак, НеЗнаю, НеЗнаю, — как и было прямо сказано Джеймсу Куку. А он возьми да пойми:

— Ко-ро-ва!

Вот и говори после этого людям поставив перед Ним Корову:

— Назови!

— НеЗнаю.

Правда не везде, но в Австралии точно так было:

— Вместо коров появились Кенгуру.

— Кенгуру в студию!

— Прощеньица просим, мы вегетарианцы, как Евгений Ос с Ельциным:

— Тока пьем хгорькую. — От жизни секретаря обкома кто не запьет, ибо понимает:

— Рад бы в рай, но должность такая — не пущает.

Повторяю:

— Медиум сообщает информацию шахтеру, что Там, внутри, за черным блестящим отвалом, и сам шахтер не может туда проникнуть даже мысленно, пока не отработает положенные метры угля, не всегда крупного, но все равно много.

А платят-т! Больше, чем другим, но все равно:

— Очень мало.

О Предвидении — что оно не срабатывает. Конкретный пример, как шел по садику и волосы вставали дыбом перед поездкой в Москву за товаром, и выход был только один:

— Не ездить, но и не предупреждать об этом водителя машины, ибо на это не было сил. — Взять на себя эту необходимую Неправоту:

— Обман водителя без предупреждения.

Медиум:

— Там есть две-три ноты — ляля-ляля.

— Прошу прощенья, а именно?

— В этой книге есть хороший удар, когда противник ломает дверь шкафа и скрывается в нем, накрытый, обвалившейся одеждой.

— Во всей книге — это одно хорошее место?

— Этого достаточно.

Медиум:

— Когда я писала одну из своих новых книг Брысь под Лексус — 2. — Тетя.

Я покупаю новый Лексус-2, но не знаю, куда деть прошлогодний. Продать Моте? Сомнительно, этот конкурентус человеческих отношений между собой, Технолоджи Разумный, скорее всего, опять даст ей на новый. Хотя вроде бы:

— За что?

Я имею в виду, зачем так рисковать, чтобы при встрече у проходной завода получить с утра пораньше вопросец на засыпку:

— Опять денег нет на родную жену? — Всё, шорт побейри, раздал лудам? — И ответ:

— Да какие это люди, так: но-мен-кла-ту-ра-а.

И более того, хорошо бы узнать:

— Чья?

Тетя и Мотя взяли катамаран, и закрутили педали. Решили:

— Так нас, наконец, никто не заметит. — Хотя, на море, как говорится, не было:

— Ни тачки.

Как сказал один Лиоз:

— Пустынные улицы и пустынные пруды — означают, как раз обратное:

— Что-то в них НеЧисто.

— Думают, я не вижу, — сладко улыбнулся Н, взял оказавшийся прямо у его ноги, плоский морской камешек, величиной с расплюснутое гусиное яйцо, и присев для большего наслаждения, запустил его сразу на третьей космической скорости.

Германн поднял глаза к небу, понимая, что видит ее эту комету где-то в Созвездии Скорпиона, а Миша по своему обыкновению запрыгал, как коза. Хотя его и никто не поднимал, как Михаил Пуговкин Зою:

— Прямо над собою.

С канонерки заметили камень, большими прыжками приближающийся к их судну, и вовремя прыгнули в бушующее — как им представилось — море.

— Сколько ставишь, что не потонут? — спросил Майор.

— Один к трем тысячам, — ответил Миша.

— У меня только доллары, не успел обменять, курс опять — Пошел.

— Куда?

— Куда? Подальше.

— Я и имел в виду доллары.

— Один рубль к трем тысячам долларов?! Хорошо, согласен.

— Вот так бы и в банке говорили, — влез со своим комментарием Н.

— Вы тоже хотите поставить? — спросил Миша.

Н махнул рукой:

— Я люблю только Динамо Киев, — и зажал себе пасть сковородкой размером с Луну при затмении. — Но не удержал, как говорится, ибо слово не черный ворон:

— Его везде пропускают, — и иногда даже:

— Без контрамарки.

— Вы, эта, скажите мне сначала, принята я или нет, — попросила девушка вежливо, а уж только потом занимайтесь своими личными решениями вопросов.

Не совсем осознав степень вежливости заданного вопроса в виде категорического постулата-императива, Маленький попросил:

— Покажите мне еще раз реферат с вашим Эссе.

Ибо мне кажется, я чего-то недопонял. Более того, хотя бы напомните мне, о чем оно, собственно, было?

— Это было Эссе, доказывающее, что Иисус Христос не только был, но и воскрес. И более того, воскрес так, чтобы никто не понял:

— Как, — когда сам встретил Его…

— После Воскресения, — дополнил Миша.

— В том-то и дело, что нет:

— Во Время Воскресения.

— Здесь вы ошибаетесь, милейшая фрау, — сказал Германн, — ибо тогда непонятно, зачем было переться в Галилею, как из Киева в Москву:

— Через Санкт-Петербург, — да вообще:

— Что там Опять делать?

Девушка уже отрыла рот, чтобы что-то сказать в виде:

— Своего веского слова, — но длиннющий мэн вставил знаменитую Его фразу:

— Одну минуточку! — и напомнил всем присутствующим, что:

— Спрос, — он дорого стоит, надо его бить вовремя.

— Я не понял, — сказал Миша, — кого бить, если все конкурентки уже потонули в этом Сиваше Галилейского моря, — он показал большим пальце назад, где пару минут назад никого не было, но сейчас, некоторые, как говорится:

— Уже переоделись, — и опять пошли в заплыв на их:

— Остров Сокровищ.

Медиум:

— Кто? — вопрос к хозяйке публичного заведения.

— Мария МакДолине-с, сэр.

— Простите, это не Садо-Мазо, а то я боюсь.

— Нет, умирают, как правило, все. Но.

— Но?

— Но потом воскресают.

— Как правило?

— Нет, да, воскресают вроде все, но точно:

— Не все Это помнят.

И далее: значит в Галилею идут для того, чтобы Воспоминание о Воскресении связало Прошлое с Настоящим.

Встреча в Галилее означает, что Воскресение, да, было, но об этом:

— Никто не помнит.

— Вы настаиваете, — проинтонировал Н, — что к воспоминаниям:

— Нет прямого пути?

— Именно так, сэр. Мы не можем рассказать, о том, что было, потому что это будет:

— Уже другой рассказ.

И значит, что такое Воскресение?

— Что?

— Что?

— Это события настоящего, воспринимаемые, как события прошлого. — Это После. А До, наоборот:

— События настоящего происходят, как события будущего.

— Иначе воскресение не может стать реальностью? — спросил Германн.

— Да.

— Так ответ еще проще: значит его не было!

— Это все равно, что сказать:

— Вот этих Флорентийских стейков и семги в газете — нет, — хотя вы их видите и сейчас будете есть.

Понятно? События Настоящего — это Рассказ о Прошлом.

— Почему?

— По определению, что иначе — если всё по-честному — быть не может.

Ребята посовещались и сказали:

— Ми согласны поставить зачет. — Это Миша, а Германн добавил:

— С условием, что вы объясните чуть позже, почему из прошлого в будущее нет прямого пути, что значит:

— Зачем надо было обязательно идти в Галилею через Десятиградие.

— Я думаю, — сказал Миша, когда уже начали есть семгу в мокрой газете, развернув ее предварительно, — они пошли:

— В обход Демаркационной Стены.

— Это невозможно, — сказал Германн, — ты в ГДР был хоть когда-нибудь?

— Нэ успэл. — Нет, мог бы, но, наверно, так и понял:

— Назад не вернешься.

— Почему?

— Как в песне написано: я оттудова сбехгу.

— Вот так прямо на Запорожце ихнего разливу и врежешься в её накрепко забетонированный лоб?

— Я бы угнал 34-ку. Щас жил бы в современной Галилее, городе Ландоне, где живут все порядошные мэсные луди. А так…

— А так только вот к вам пришли, нигде больше не берут по пьянке, а трезвым некогда — делов много накапливается:

— За предшествующий период.

И кстати, я вот это, не буду есть, — Миша показал на мясо, которое так любил Одиссей — покойник. — Хочу, чтобы было, как вот только что доказала девушка:

— Чинно и благородно — по-старому-у.

— А именно? — недопонял Германн.

— Сосиски в томате, что-нибудь там, переложенное черной икрой, грибочки кокот, и так далее, как написано.

— Где?

— В Прошлом.

— После этого, — сказал Н, — обычно, как в прошлом, отправляют в Ялту.

— Я согласен.

— Ми соглазны, — пропел Германн.

— В прошлое, — добавила девушка, несмотря на то, что тоже ела рыбу из газеты, и пила что-то там почти родное, итальянское. — Там сейчас только скумбрия кусочками — это в пивном баре.

— А в кафе?

— В кафе, как это и было: уборщицы калымят, продавая поварам, оставшийся на столах суп. Причем, оптом: ведрами. А очередь доходит до четырехсот человек.

— На место?

Глава 4

Заказ на закупку глазированных сырков получили Тетя и Мотя