Бесплатный фрагмент - Каникулы в Лондоне — 2

Глава 1

Я не знал, кто такая Аня Княгинина, и понятия не имел, что буду иметь дело с русской девчонкой. В то время, когда она жила в двух с половиной тысячах километров от Лондона, я мечтал записывать свои песни в профессиональной студии, и о том, чтобы их услышал весь город, а лучше — весь мир, и мало что знал о далёкой холодной России.

Сколько себя помню, на вопрос: «Кем ты будешь, когда станешь взрослым?», твёрдо отвечал: «Певцом». Ну, не считая совсем уж юных лет, которых я и не помню. Мама говорит, что в три года я мечтал быть строителем, что тоже вполне себе творческая профессия. При правильном подходе, разумеется.

Но судьба распорядилась иначе, и это моё желание, к счастью, быстро забылось. В отличие от того, которое я озвучивал в уже осознанном возрасте.

Первый шаг был сделан довольно скоро. В десять лет вместе со школьными приятелями я сколотил свою поп-рок-группу. Мы делали каверы известных мировых хитов (в десять лет! Это было смешно), а позже я и гитарист Тео ещё и пытались впихнуть в программу свои собственные сочинения. Простейшие, надо сказать, были рифмы, без особой заморочки над смыслом, вроде:

«Я тебя люблю и буду стоять здесь,

Под твоим окном,

Пока ты меня не увидишь.

А если не выйдешь,

Ты сильно этим меня обидишь».

Из всей группы — а нас было пять человек и все — парни — играли на гитаре лишь я и Тео. Играли средненько, но публике нравилось. Хотя поначалу нас не воспринимали всерьёз. Зато через пару лет звали на все школьные мероприятия.

Успех среди девчонок пришёл примерно тогда же. В четырнадцать лет меня с трудом можно было назвать красавчиком. Непропорционально большие зубы, острые скулы, кривая улыбка, нелепая причёска, волосы дыбором во все стороны. Я часто чувствовал свою ущербность. И тогда меня спасала гитара. Я просто брался за дело: играл, сочинял, что-то разучивал или подбирал на слух.

Появились и песни о безответной любви. Девчонка, которая мне очень нравилась, была прехорошенькой — со светло-русыми длинными волосами, среднего роста, с очень яркими, насыщенно-синими глазами и, казалось, вечно смеющимся взглядом. Я не мог заставить себя даже взглянуть на неё, когда мы были рядом, не говоря уж о том, чтобы заговорить. Она была старше на год. Её любили не только ровесники, но и учителя. Она была отличницей, но не занудой. Играла на гитаре, и мне казалось, что это сближает нас.

Каждый раз, когда я выходил на сцену со своей группой и начинал петь и играть, мне казалось, что я пою лишь для нее. И каждый раз я наивно верил, что Элисон — так её звали — заметит меня, и после выступления подойдёт и скажет что-то вроде: «Сегодня ты круто выступил». И тогда бы мне точно хватило смелости сказать ей: «Может, сходим куда-нибудь вместе?».

Я понятия не имел, что такое флирт и ухаживание, как делают комплименты и признаются в любви (да и сейчас, если честно, не уверен, что знаю об этом), но бывали минуты, когда я думал, что я просто мачо. Смешно.

Сам я никогда не предлагал девушкам в школе встречаться. Зато ухитрился отказать им в этом три раза. И все три раза мне было жутко неловко.

Один раз я согласился встретиться с одной из девчонок. Она была симпатичной, но я ничего к ней не чувствовал. Мне по-прежнему нравилась Элисон. Так вот, то первое свидание стало худшим в истории. Честно.

Сперва пару минут после того, как мы встретились, зарядил дождь, да так, что мы вымокли просто до нитки, пока бежали в первое попавшееся кафе. Заказали кофе. Всего лишь два стаканчика кофе. Знаете, во сколько они обошлись мне? Это был не просто кофе, а напиток класса люкс. Я понял это, когда принесли чек. Сразу же, вместе с заказом.

Первый же глоток застрял в моей глотке. Я пил его и давился. Улыбался и делал вид, что всё нормально, а сам думал, как выпутаться из ситуации. Денег на эти две чашки проклятого кофе у меня не было.

Большей дилеммы в моей жизни не было. Признаться мешала гордость, а выкрутиться, словно ни в чём не бывало, не представлялось возможным.

Мы просидели там около получаса, после чего я промямлил (деваться-то было некуда):

— Ты не могла бы одолжить мне фунтов восемь… до выходных?

Большим кретином я вряд ли мог себя чувствовать, и понимал: это провал. Лицо девочки исказилось в странной гримасе. Она сказала что-то вроде «Болван!» и ушла.

Пришлось звонить другу, чтобы он меня выручил. А до этого сидеть в одиночестве и делать вид, что всё в порядке. Хотя я чувствовал себя хуже некуда.

Этот случай здорово ударил по моему эго, но в то же время дал понять — если хочешь чего-то стоить, нужно хорошо зарабатывать. А чтобы хорошо зарабатывать, нужно очень много трудиться. Так я стал вечерним официантом и впервые обрёл пусть небольшую, но стабильную материальную независимость. Мой первый доход был очень скромным, но эта подработка многое мне дала. Я стал увереннее в себе, потому что теперь у меня были собственные деньги. Я научился тактично вести себя с разными психотипами людей, и, невзирая ни на что, оставаться спокойным и вежливым. Мой ежедневный график был расписан теперь по минутам: школа, репетиции в гараже вместе с группой, работа в кафе и уже за полночь — сон. Можно сказать, что с этого времени началась моя подготовка к будущей жизни, о которой я много мечтал, но и подумать не мог, как круто это окажется на самом деле. Подумать не мог, что это будет со мной!

Страдать от отсутствия девушки в жизни мне было некогда. Я старался удержать хороший средний бал в учебе, внести что-то новое в наше творчество, а потом ещё пять часов отрабатывал в душном зале среди подвыпившей публики. Мысли об Элисон оказались где-то на втором плане. Пока я не заметил её вместе с парнем. Они заявились прямо в кафе, где я работал. На лице девушки мелькнула улыбка узнавания, мы обменялись парочкой ничего не значащих фраз. В любой другой ситуации меня бы это порадовало — она же в упор меня не замечала. Но не теперь, когда она пришла сюда с парнем, а я вынужден был их обслуживать.

Всю неделю я был в дурном настроении. Строил коварные планы, как разлучить их. Потом решил начать встречаться с кем-нибудь ей назло. Потом, разумно решив, что это вряд ли её обеспокоит, вовсе решил никогда не жениться и посвятить свою жизнь исключительно творчеству.

Не вышло.

Я влюблялся ещё пару раз. Встречался с Мией, когда нам обоим было семнадцать. Мы продержались полгода. Потом она заявила, что её достали мои постоянные репетиции — из-за них я сбрасывал телефонные вызовы и переносил свидания. Что я ничего не достиг, а мню из себя великого музыканта. Что наша группа держится лишь на пяти сопливых фанатках, и только до тех пор, пока все они не найдут себе нормальных парней. В общем, много всего было сказано. И, возможно, она была даже права. Возможно, нам следовало поговорить и прийти к компромиссу. Но я вспылил и ушёл. Творчество было в моей жизни всегда — и до присутствия Мии тоже, — и я не собирался отказываться от своей мечты, чтобы продолжать отношения с той, которая не понимала моих стремлений и полагала, что это блажь.

В то время я уже стал выкладывать собственные каверы песен в «Youtube», надеясь повторить успех Джастина Бибера. Просмотров было ужасающе мало, что с каждым днём подрывало веру в себя и утверждало в мысли: Мия была права, это не нужно никому, кроме меня самого и пяти сопливых фанаток.

Несколько раз я «бросал» — убирал гитару в гараж, заявлял ребятам, что с музыкой завязал и намерен заняться серьёзным делом. Тем более что на носу уже был выпускной, и я планировал поступить на юриста. Так хотел отец. Он взял бы меня к себе в компанию сначала на стажировку, а потом и на постоянное место работы, и, наверное, всё было бы хорошо и стабильно. Но это была бы уже совсем другая жизнь и другая история. Я рад, что сложилось иначе.

Моих «завязок» с творчеством хватало на пару дней. Потом я снова спускался в гараж, брал гитару и играл часами подряд. Это было моей отдушиной. Моей возможностью сбежать из реальности в тот мир, который мне нравился. И тем больше убивала мысль о том, что всё так и останется на уровне хобби. И никто не услышит, как я пою «Утро с тобой» и другие песни, написанные ещё в школьные годы, когда я ходил туда больше для того, чтобы увидеть Элисон и парней.

Минуты отчаяния были. Правда, не часто. Я давал себе пару часов на то, чтобы позлиться на собственную никчёмность и жестокую несправедливость мира, а затем принимался работать снова. Я не знал, что мои песни зазвучат по всему миру спустя семь лет, но чувствовал: то, что я делаю — правильно.

Я дал себе передышку — один год — и всё это время работал официантом (теперь уже полную ставку), а вечером выступал в клубах сольно. Наша группа, как и предсказывала Мия, продержалась недолго, и за пределами школы была никому неизвестна и не нужна даром. Мало ли в Лондоне таких коллективов? Мы продержались ещё пару месяцев, а потом разошлись. Какое-то время ещё поддерживали связь, а потом и созваниваться перестали.

Насколько знаю, никто из парней не захотел связывать свою жизнь с музыкой. А я без неё не мог жить.

В восемнадцать лет в моей жизни произошло ещё одно знаковое событие — в выпускном классе я помирился с отцом. У нас были сложные отношения, и я был обижен на него — так, что думал, никогда уже не позволю себе с ним общаться. Однако это случилось. И я даже поступил на юриста, как он хотел, но через год бросил. Это было совсем не то, чем я мечтал заниматься. В семье состоялся горячий спор, и пару месяцев мы с отцом снова были в контрах. Он считал, что у мужчины должно быть серьёзное образование и профессия. Музыку он вообще считал блажью и баловством. Видите ли, мой папа — человек, который привык твёрдо стоять на земле и смотреть либо под ноги, либо вперёд. Я же всегда смотрю в небо. Я не обвинял его в этом, просто просил понимания, а вместо этого наткнулся на колючие обвинения и угрозы, что он перестанет меня содержать. Мы поскандалили, я съехал из подаренного им на девятнадцатилетие дома, но через пару месяцев мы встретились снова и впервые нормально поговорили. Я объяснил свою точку зрения, не особо рассчитывая на понимание. Отец кивнул головой и промолчал. Не понял. Но и не стал учить жизни. За это я был ему благодарен.

Наши отношения до сих пор остаются немного натянутыми и сложными, но мы, по крайней мере, общаемся — если можно назвать общением звонки друг другу один-два раза в месяц.

Сейчас он, конечно, гордится сыном, хотя по-прежнему считает то, чем я занимаюсь, «несерьёзным делом». Однако и тех, кто поддерживает меня, тоже достаточно. И самой главной моей опорой с детства является мама.

С самого рождения мы жили в маленьком домике на окраине Лондона. Родители перебрались сюда незадолго до моего рождения, когда мама уже была беременна, из городка Джейвик в графстве Эссекс. Я никогда там не был. Говорят, когда-то он считался курортным местом. Море, песчаные пляжи, морепродукты. Жизнь била ключом. В тридцатые годы прошлого века один бизнесмен построил там курортные дома — шале, но теперь они никому не нужны. Сейчас Джейвик занимает первое место по индексу неблагополучия среди городов Англии и Уэльса. Там самый высокий процент безработицы среди молодёжи, низкий уровень образования и доход семьи. Каждый третий живёт на пособие по безработице. Многие жители страдают от алкоголизма и наркомании. И я часто думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы родители не рискнули тогда переехать в столицу. Буквально ни с чем. Начав жизнь с чистого листа. Вдвоём. Наверное, это и есть любовь. Была, по крайней мере.

А что случилось потом? Не выдержала испытаний временем и жизненными трудностями? Есть ли у кого-то ответ на вопрос, что случается порой со счастливыми семьями, и почему в один миг всё разлетается в клочья? Ведь были и более трудные времена в нашей жизни.

В нашем домике в Лондоне было две комнаты — такие маленькие, что там с трудом можно было развернуться. Моя кровать стояла в комнате родителей. О дорогих игрушках я и не мечтал. Зато мечтал о сестрёнке. Помню, как всё время просил об этом родителей: «Подарите мне сестру. Или хотя бы собаку». Ни того, ни другого мы позволить себе не могли. Родители стремились вырваться из нищеты, перебраться в просторные апартаменты. Отец начал строить свой бизнес. Родственные связи ушли на второй план.

К тому моменту, как мне исполнилось семь, мы переехали в новый дом. Вместе с ним началась и новая жизнь. Но вовсе не та, о которой мечталось.

Отец вкалывал на работе по пятнадцать часов, лишая себя выходных и здорового сна. Разве психика выдержит это? Тогда я многого не понимал. Не видел, в чем корень проблемы.

Чтобы справиться с переутомлением и постоянными нешуточными нагрузками, он стал искать расслабление в вине. Я не знал, что происходит в нашей семье, до тех пор, пока однажды, вернувшись домой, не застал ужасающую картину. Мама, рыдая, сидит на полу у дивана, прижав ладони к щеке, отец с пылающим гневом лицом стоит рядом и… стереть это его нечеловеческое, жестокое выражение лица из памяти я так и не смог. Мне потом долго снились кошмары. Мама пыталась его оправдать. Пыталась спасти меня — и водила к детскому психотерапевту. Пыталась спасти семью — и терпела побои. Потом стало влетать и мне.

Я не люблю вспоминать это время. Да, бывало, я вёл себя отвратительно. Бывало, перечил отцу. Чем больше мне доставалось, тем хуже было моё поведение. Может быть, я стал бы таким же, как он, не уйди он вовремя из семьи.

Я не знаю, что стало последней каплей. Мы редко говорили с мамой на эту тему. Согласно имеющейся у меня версии (не знаю, насколько она правдива на самом деле), отец ушёл сам. Пару раз в течение года он предпринимал попытки со мной пообщаться, но я пресекал их все на корню. Слишком свежи были раны на сердце. Слишком глубоко затаилась обида.

Дома я не называл его иначе как «предатель», и все его подарки на день рождения или Рождество сразу же выбрасывал, жестоко уничтожая, словно вымещая обиду. Особенно жалко было расправляться с роликами. Но я нашёл в себе силы. Хотя и жалел пару раз об этом.

Через два года звонки и подарки прекратились. Мы с мамой остались жить в новом доме, нехватка денег по-прежнему давала о себе знать, но, нужно отдать маме должное, она успевала находить для меня время, и за низкий балл в школе мне часто влетало, так что я не имел возможности скатиться ниже уровня В.

И даже несмотря на тяжёлые времена, она купила мне первую в жизни гитару. Этот подарок во многом определил мой путь, и с того дня я твёрдо знал, каково моё предназначение. Правда, доказывать другим это было непросто.

Глава 2

Отстаивать своё право на мечту всегда нелегко. Покажите мне человека, которому удалось бы добиться желаемого без особых усилий? Я не знаю таких. А если и есть, сомневаюсь, что их успех был долгосрочным.

Так вот, отец… Мы встретились снова, когда мне было пятнадцать, и я с друзьями ходил в торговый центр накануне Рождества — мы выбирали подарки близким.

Это вышло случайно.

У меня было преимущество: я заметил его первым. Меня передёрнуло, честное слово. Я не знал, как поступить. Я никогда не рассказывал приятелям о том, какими сложными были наши взаимоотношения. «У меня нет отца, всё», — таким коротким было моё объяснение. И вдруг…

Сбежать, пока он не заметил? Но тогда мне придётся всем объяснять, что случилось.

Пройти мимо, будто бы я его и не видел? Но вдруг он меня окликнет? Окликнет наверняка.

Я соврал, что мне приспичило в туалет. Это был наилучший способ. А потом, с величайшей осторожностью оглядывая помещение торгового центра, под предлогом усталости поскорее увёл оттуда парней.

Он был с новой женой. С беременной женой. Не заметить её положение было просто невозможно. Я не знал, осведомлена ли об этом мама, но предпочел не упоминать. В конце концов, это его жизнь, и с нашей она давно уже не пересекается. Я боялся, что мама всё ещё любит его. Как иначе объяснить то, что она долгое время ни с кем не встречалась и твёрдо уверяла меня, что «нового папы» не будет, хотя я, в общем-то, был не против. Точнее, мне было всё равно.

Шон появился в маминой жизни лишь пять лет назад, спустя девять лет после развода! И, к моему собственному изумлению, он мне понравился. Правда. Серьёзный, уверенный в себе мужчина. Немного старше мамы, с посеребрёнными уже волосами, но вполне себе статный. Он умел держать марку и не возноситься. Он владел этой гранью. И ко мне относился как к равному. Мы уважали друг друга и стремились к одной цели — сделать счастливой Трейси — мою маму и его любимую женщину.

Они поженились через восемь месяцев после знакомства. Я не был против, но я был… в шоке. Боялся, что это станет ошибкой. Что Шон не такой, каким кажется на самом деле.

Но шли дни, а мама по-прежнему выглядела счастливой. Я успокоился.

И тут, словно гром среди ясного неба, вновь появился отец. На этот раз он пришёл с миром, но я воспринимал его именно так — «гром среди ясного неба».

Он был на моём выступлении в клубе, а я его не заметил. Сложно увидеть кого-то в дыму и полумраке. Обычно люди воспринимали мою музыку только как фон. И я прошёл разные стадии осознания этого факта: от злости и твёрдой решимости покончить с этим раз и навсегда, до смирения, граничащего с безразличием пофигиста.

Он окликнул меня, когда я спускался со сцены. Просидел целый час, выжидая удобный момент.

Сказать, что я был удивлён — не сказать ничего. Ошеломлён. Сражён наповал. Уничтожен.

— Ларри, привет! — он стоял за спиной и улыбался, как ни в чём не бывало. Как будто мы виделись в последний раз не годы назад, а только вчера.

Я бросил недобрый взгляд в его сторону, надеясь, что это его остановит, и двинулся прочь. Но я забыл, что его ничем не остановишь.

— Ларри, сынок, послушай…

— Вспомнил, что у тебя есть сын? — не оборачиваясь, на ходу процедил я.

— Я и не забывал никогда.

— Ага, охотно верю. Только мне твоё присутствие в жизни уже не нужно.

— Ларри, мы могли бы поговорить наконец как мужчины. Ты уже взрослый. Достаточно взрослый, чтобы осознать, что произошло.

— Я всё осознал ещё тогда, когда ты в первый раз двинул мне по загривку.

— Ларри! — он схватил меня за руку и прошипел, стараясь не привлекать внимания: — Ты хочешь, чтобы на нас все уставились?

— Боишься, что это повредит твоему имиджу?

— Я на машине. Поехали куда-нибудь, поговорим.

— Нам не о чем разговаривать.

— А я-то думал, ты вырос.

— Я вырос. И, как видишь, без твоего участия.

Разговор явно шёл не по тому сценарию. Отец нервничал, и чудо, что он не сорвался и не ушёл. Хотя именно этого я добивался.

— Тебя, наверно, жена ждёт и дети, — напомнил я как бы между прочим.

Он выглядел ошарашенным. Словно я не должен был этого знать. Но я знал. И он быстро взял себя в руки.

— У меня только один ребёнок.

— Да ладно?

— Его зовут Мартин, ему четыре…

— А обо мне ты, значит, забыл? — прервал его я.

— Что? — окончательно растерялся он.

— Ты только что мне сказал, что у тебя один ребёнок.

— Я хотел сказать — там. Там один ребёнок.

Я развернулся, чтобы уйти, но он вновь крепко схватил меня за локоть, и вырваться было не так-то просто. Сила у него всегда была богатырская.

— Хватит, Ларри. Хватит вести себя как ребёнок. Ты уже взрослый парень.

— Вот именно. И теперь я в тебе не нуждаюсь. Также, как ты не нуждался во мне все эти годы.

Во мне бушевала злость, скрываемая все эти годы обида. Я не желал с ним общаться. Но он оказался хитрей.

— Мама сказала, ты всерьёз увлекаешься музыкой?

— Какое тебе дело? Ты что, общаешься с мамой?

— Она, в отличие от тебя, зла на меня не держит. Я мог бы купить тебе новую гитару. Трейси сказала, тебе нужен новый инструмент.

— Мне ничего от тебя не нужно!

Он помолчал несколько секунд, и вдруг тихо, как-то по-новому произнёс:

— Прости меня, Ларри. Я был плохим отцом.

К такому я был не готов. И застыл.

— Дашь мне свой номер? Я хотел бы познакомить тебя с твоим братом, если ты хочешь.

У меня не было сил больше спорить. Как и желания знакомиться с «братом».

— Разве мать тебе не дала?

— Нет. Сказала, что это твой выбор — захочешь ли ты общаться со мной. Она лишь сказала, где я могу найти тебя.

— Легче стало? — хмыкнул я, старательно избегая его прямого взгляда.

— Нет.

Его откровенность меня убивала. Я не знал, как вести себя. Я не был готов к этой встрече. И слишком хорошо помнил тот образ отца, который жил в моей памяти — как он наклоняется ко мне с перекошенным от гнева лицом и бьёт наотмашь, как слёзы заслоняют глаза, попадают в нос, затекают за уши. Я кричу, а он продолжает бить меня. Именно эта картина вновь предстала передо мной, не давая нормально общаться с отцом. Я знал, что должен простить его. Что старые обиды отравляют нашу жизнь и делают жестокими наши сердца. Но не мог.

Мы обменялись номерами. Всё, что я хотел в тот момент — чтобы он поскорее отстал от меня. Чтобы нас не увидели вместе.

Потом корил себя за проявленную мягкость и выдумал тысячу способов дать понять, что не нуждаюсь в нём.

А следующим вечером снова взял в руки гитару и вдруг подумал о том, какую хотел бы купить. У меня была старая, обыкновенная. Я бы хотел «Гибсон». Да, чёрную «Гибсон». Но у меня таких денег нет. И не будет. По крайней мере, ближайшие двадцать лет. Так я думал тогда.

Возможно, мной двигали исключительно меркантильные цели. Возможно, я всё ещё на что-то надеялся. Мы встретились.

Разговором это вряд ли можно назвать: отец пытался как-то расшевелить меня, много говорил. Я делал вид, что слушаю. Вёл себя как дурак. Но и этому есть объяснение: во мне всё ещё жил обиженный мальчик.

Потом, как и обещал, он повёл меня в музыкальный магазин. И сколько же там всего было! На какое-то время я вовсе забыл о мире извне, блуждая в этом раю среди гитар, барабанных установок, электронных пианино и усилителей звука.

— Как тебе эта? — сказал отец и ткнул пальцем в блестяще-чёрную поверхность «Гибсона».

Я затаил дыхание. Именно о ней я и грезил. Но цена…

— Ты ценник видел? — с делано-безразличным видом, походя бросил я.

— Если хочешь, купим её.

— И тем самым ты пытаешься купить и меня, — констатировал вслух.

Ну, я и не против. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

С ума сойти, «Гибсон»! Гитара моей мечты! Неужели она может быть моей?!

— Нравится или нет? — проигнорировал отец мой новый выпад.

Мое молчание было красноречивее слов. Я боролся с собой.

Мы купили эту гитару.

И я целые сутки не выпускал её из рук.

Качество звука стало гораздо круче. Только в клубах, где я играл, мало кто замечал это. Вообще никто, если честно.

С отцом мы стали общаться. Правда, нормальным это общение не назовешь. Но избегать его также, как прежде, после такого подарка я просто не мог. И я смирился с его присутствием в своей жизни.

Единственное, на что не соглашался — встречаться с его семьйй. Зачем мне какой-то там брат и новая жена отца? Какое мне до них дело?

А на следующий день рождения он подарил мне дом. Собственный дом! В центре Лондона! Я был в шоке, когда получил извещение.

— Хотел подарить на твоё совершеннолетие, но кто знает, что будет через два года. Решил не тянуть. Надеюсь, тебе понравится, — вот и всё объяснение. Отец никогда не был чересчур многословным.

Я не знал, как относиться к такому вниманию. С одной стороны, я чувствовал себя должником. С другой, по-прежнему не испытывал тяги к общению с ним. Созванивался пару раз в месяц, воспринимая это как должное. Даже проучился год на юриста, пока не убедился, что это не моё, и помыкать своей жизнью не дам никому. Пусть заберёт свой дом и гитару и катится, если захочет.

Мама, как ни странно, избрала иную тактику. Она просила быть мягче с отцом. Дать ему шанс исправиться. Я не хотел даже думать об этом.

Просто терпел его в своей жизни. Смирился. Пытался простить, но не мог.

В дом я переехал через полгода. Сперва он казался мне просто огромным — два этажа, много пустого места, — чужим и холодным. Но мама помогла навести порядок, превратив жилище в уютный мирок. Единственным местом, которым занимался я сам, стала комната. Пусть и получилось мрачновато, зато именно так, как я хотел: кровать, шкаф, ноут, гитара и стол — ничего лишнего, всё под рукой.

Еще одна комната ушла под студию. С профессиональным оборудованием снова помог отец, хоть и презирал то, что я делаю. Но, стоит отдать ему должное, после сделанного для меня и моей мечты я не мог его ненавидеть. Он всячески старался искупить свою вину. Как мог. И я оценил это.

А потом возник Пол.

Вернее, не так. Сперва возник кастинг.

Вообще-то, периодически я посещал разные прослушивания и даже пробовался на маленькую роль в кино, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Везде говорили: «Тебе надо совершенствоваться. Ты не попадаешь в ноты». И я совершенствовался: брал уроки вокала, отдавая за них почти всю зарплату официанта. Но результата не было. Может быть, я и стал лучше петь, но на кастингах мне по-прежнему говорили твёрдое «нет». Это был замкнутый круг. И каждый раз я разочаровывался в себе всё сильнее. Иногда не выдерживал, возвращался домой и плакал. Мне казалось, что ничего не получится. Люди не хотят меня слушать.

И тогда я решил это бросить.

Подумал, что стану адвокатом, как хочет отец. Поступлю туда снова.

И в этот самый момент объявили кастинг на новый «Х-фактор». Я подумал, что это мой последний шанс. Если не пройду — значит, я сделал правильный выбор, решив оставить музыку.

И я прошёл.

После первого отборочного тура ко мне подошёл Пол — он был кем-то из администраторов шоу, тогда еще мелкой пешкой, — и предложил мне снять свою кандидатуру, взамен предложив сотрудничество. Он говорил:

— Что ты получишь от участия в этом шоу? Временную славу? А если не выйдешь в финал? О тебе забудут через неделю, ты будешь отработанный материал. Если победишь — станешь участником очередной группы. Будешь петь то, что скажут. Но шансы, сам понимаешь, как и у всех. Это рулетка: повезёт — не повезёт. Я же предлагаю тебе карьеру сольного исполнителя. Ступень за ступенью, но я смогу вывести тебя на международный уровень. Подумай об этом.

Предложение было, честно сказать, сомнительное, и я однозначно склонялся к отказу, хотя и знал, что вступать в конфликт сразу же слишком опасно.

Поделился с мамой — мы всегда были довольно близки, и я знал, что могу на неё рассчитывать. Она вызвалась лично побеседовать с Полом и после этого разговора вышла абсолютно убеждённая в том, что нам нужно сотрудничать. Уж не знаю, чем он её подкупил. Особых аргументов ни у меня, ни у неё в пользу этого выбора не было. Скорее, мы положились на интуицию.

Пол имел кое-какой опыт в сфере шоу-бизнеса, но это не был опыт продюсирования. Я много лет пел под гитару, выкладывал свои видео в интернет и пел в клубах по вечерам, но меня по-прежнему никто не знал. Это был абсолютный риск для обеих сторон. Но Пол почему-то выбрал меня. И я согласился на его предложение.

Моё выступление сняли с эфира и сделали вид, будто ничего не было. Мы подписали контракт о сотрудничестве. Пол выдумал историю про встречу в клубе, и всё завертелось.

В первое время после подписания контракта в моей жизни мало что изменилось. Я всё также выступал по клубам, иногда — на разогреве у таких же как я малоизвестных исполнителей. Денег почти не получал — нужно было записывать первый альбом, запускать первый сингл, снимать первый клип… Всё это требовало существенных вложений и дорогостоящей рекламы.

Помню, как впервые попал в студию звукозаписи. Пульт звукорежиссёра казался мне непонятным столом с кучей ненужных кнопочек. Конденсаторный микрофон отпугивал. Я понятия не имел, для чего нужен предусилитель. В общем, это был шок.

Я не смог записаться нормально ни с первого, ни с четвёртого раза. Мы просидели там до полуночи, пока не кончилось арендованное время и силы. На следующий день я не мог говорить. Зато с каким упоением слушал свой первый сингл!

Со студией у меня вообще сложились особые отношения. Впоследствии Пол даже арендовал нам комнату отдыха в этом здании на длительный срок — там мы собирались, чтобы обсудить дальнейшие планы, я мог поспать пару часов и восстановить свои силы. Тяжёлое было время, но продуктивное. Это было начало. Никто не знал, к чему приведёт этот путь. Никто и предположить не мог.

Поначалу я нервничал каждый раз, когда заходил в студию. Было так непривычно оказаться в огромном офисе среди удивительно разных, но очень талантливых людей со всего света! Невероятно: им нравилось то же, что и мне!

Я жадно впитывал новые впечатления, учился видеть мир шире.

Полгода мы готовили материал. Первую песню, первый клип. Параллельно велись переговоры с журналистами и радиостанциями — никто не хотел связываться с неизвестным мальчиком. Всё это Пол взял на себя. Он был не только менеджером, но и пиарщиком, продюсером, тур-агентом, администратором, телохранителем.

Я же весь день сидел в студии, писал песни, по вечерам продолжал выступать в клубах, которые теперь уже лично отбирал для меня Пол. А ещё расклеивал листовки с рекламой первого концерта в маленьком зале.

Площадка была размером со спальню. Скромненько. Но я подумал: «Сделаю всё, чтобы те, кто пришёл сюда, к концу вечера были счастливы». И у меня получилось. Мне хлопали стоя, и это был настоящий успех.

Пол пригласил на концерт какого-то корреспондента, который обещал за умеренную плату сколотить неплохую хвалебную речь в мою честь и выпустить в большой журнальный мир. Не скажу, что после этого вечера я проснулся знаменитым, но сдвиг наметился.

Следующее выступление состоялось через полмесяца. Это был уже гораздо больший клуб, где выступали диджеи и многие начинающие исполнители. Там было гораздо больше людей — как раз той аудитории, на которую, как предполагал Пол, была нацелена моя музыка.

Я так переволновался, что выступил просто чудовищно. Профальшивил целый куплет и припев первой песни, потому что не знал, как работать с напольными мониторами и внутриканальными наушниками. Это было кошмарно! Боюсь представить, что подумали зрители. Наверное, ни один из них с той поры меня больше не слушал.

Потом был ещё ряд выступлений, с которыми я справился несколько лучше. Репетировал день за днём, забросив работу официанта. Только об этом и думал. Я должен был стать профессиональным певцом. Уметь работать в любых условиях. Отлично владеть своим голосом. Оттачиванием этих вещей я и занимался.

А потом нам вдруг позвонили из одного уважаемого в Лондоне журнала о жизни звёзд и предложили интервью. Это событие мы отмечали до утра. Пол был уверен: теперь дело сдвинется.

И ведь правда — сдвинулось. Не само по себе, конечно.

Мы соглашались на все интервью, ходили на все радиостанции, куда приглашали. Я появлялся на телевидении так часто, как получалось. Я во всём слушал Пола, потому что он тот, кто поверил в меня. И я знал, что он приведёт меня к успеху.

В первый же день после выхода того первого интервью у входа в студию стояли две девушки. Я прошёл мимо них, не придавая значения, даже не подозревая, что они могут ждать меня. А они мне крикнули вслед:

— Ларри, можно с тобой сфотографироваться?

Я был поражён. Они знают моё имя? Хотят сфотографироваться? Серьёзно?

— Конечно, не вопрос.

Это было так странно!

Я спросил, откуда они. Оказалось, из Дартфорда. Они приехали на один день и простояли тут два часа, просто чтобы увидеть меня. Это стало для меня новым шоком.

Мы пообщались минут пятнадцать, а потом разошлись. И я весь день чувствовал себя окрылённым.

C этой поры жизнь завертелась как бешеная карусель.

А потом в моей жизни возникла Энн — именно так она и представилась.

Верите ли вы в теорию половинок и любовь, способную преодолеть любые трудности?

Я не думал об этом. Не думал ни о чём, кроме музыки.

А теперь могу сказать точно: я верю. Потому что то, что случилось с нами, не оставляет мне выбора.

Глава 3

Дверь за менеджером громко захлопнулась, и я по его лицу видел — что-то стряслось.

— Что это такое? — разделяя каждое слово, произнёс он.

Я изумлённо приподнял бровь. Пол не орал, но его ледяное спокойствие и метающий молнии взгляд был гораздо красноречивее крика. Он умеет давить. Только раньше я этого не замечал.

— Что случилось?

Мне на колени шлёпнулся свежий выпуск журнала, от которого еще пахло типографской краской. Прямо на обложке красовался анонс: «Ларри Таннер: рабочие будни и разгульные вечера». Что?

Я быстро перелистал страницы. Статейка была небольшой, на полстраницы. Но по единственной прикреплённой к ней фотке я понял, о чём будет речь.

Мне хватило минуты, чтобы ознакомиться с текстом.

— Ну? — осведомился Пол, когда я поднял глаза и уставился на него с выражением полнейшего непонимания.

Как это может быть? Ведь там никого не было! Ни одного папарацци с камерой!

— Насколько всё плохо?

— Думаю, это нам ещё предстоит узнать. Не сомневаюсь, все жёлтые газетёнки и телеканалы возьмут информацию на вооружение. Ты мне одно скажи: ты чем вообще думал?

— Я просто хотел расслабиться. Я был там с друзьями.

— Хорошо провёл время? Нам теперь не отмыться! Ты помнишь, о чём мы договаривались, подписывая контракт? Ты — положительный герой, рыцарь в сияющих доспехах. Разве хорошие парни дерутся? Ответь мне! — вновь рявкнул Пол.

— Ну, подрался, с кем не бывает, — промямлил я в своё оправдание, чем рассердил Пола ещё сильнее.

— Что? С кем не бывает? С тобой не должно быть, Ларри! Это рокерам можно и двенадцатилетним мальчишкам. Ты уже взрослый парень и должен нести ответственность за свои поступки.

— Хорошо, я всё понял, — ответил, лишь бы скорей от него избавиться.

Пол помолчал, застыв посреди комнаты с упёртыми в бока руками. Затем шумно выдохнул и произнёс:

— Не забудь, завтра у тебя репетиция и запись в студии. Не опаздывай.

— Ладно, — ответил, поднимаясь с дивана и закидывая рюкзак на плечо.

— И принеси мне свои наброски. У тебя ведь есть что-то новенькое? Нужно подумать, как отвлечь внимание публики.

Я снова кивнул и, попрощавшись, вышел.

Вдохнул полной грудью, надел солнцезащитные очки, огляделся. Куда бы пойти?

Решил направиться в книжный Libreria — мой любимый магазин в городе. Вот где рай для книголюбов. Концепция магазина мне по душе: множество разной литературы на любой вкус, удобные кресла для чтения и ряд зеркал, создающих иллюзию бесконечного пространства. Полное единение с книгами.

Я с детства приучен читать и делаю это с большим удовольствием. Это было одно из немногих доступных мне развлечений наряду с игрой на гитаре. И теперь я даже рад, что воспитывался именно в то время и в той обстановке.

Мне нужно было выбросить из головы разговор с Полом. Но пока дошёл до цели, успел перемолоть ситуацию ещё двадцать раз.

Я не собирался с ним драться.

Я даже не собирался туда идти.

Но в последнее время в моей жизни так мало привычных вещей. Да, я посвящаю жизнь музыке и на всё готов ради мечты, но иногда хочется вспомнить и о друзьях, и о девушках. О том, что есть клубы, и туда кто-то ходит.

У меня выдался единственный свободный вечер за последние два месяца, и, так уж совпало, что двое приятелей как раз позвали меня потусить. Это был приличный клуб, не какое-то галиматьё. Там часто бывали звёзды — в вип-ложе — и никто никогда не выносил на всеобщее обозрение, чем они занимаются. Так — из уст в уста, среди корифеев.

Сначала всё шло хорошо. Мы выбрали напитки, много смеялись. Это была мужская компания, и хоть я не знал никого, кроме двух пригласивших меня приятелей, всё равно было весело.

Это была та другая жизнь, которую я проживал до знакомства с Полом. И мне хотелось воскресить её на один вечер. Не потому, что я слишком её любил или успел соскучиться. Нет. Просто иногда бывает приятно вспомнить что-то, что познаётся в сравнении, предаться ностальгии на пару часов и снова вернуться в своё настоящее, как в тёплый уютный дом.

Мы немного поговорили о футболе, о девушках (тут мне особо хвастаться нечем), затем как-то плавно скатились к работе. Моя популярность была далека ещё от беспредельной, и даже внутри страны не многие знали меня в лицо. Так что для кучки парней, собравшихся помериться своими успехами в разных сферах, я был вроде мелкой сошки. Многие так размышляют: музыка — это хобби, а зарабатывать на жизнь нужно чем-то серьёзным, чтобы денежки сами плыли тебе в руки, а ты бы сидел в своём кожаном кресле, включал свой мозг и делал так, чтобы с каждым годом этих шуршащих купюр вокруг становилось всё больше.

В этом наши мнения сильно разнились, поэтому я молчал, потягивая свой коктейль, пока какой-то придурок — Дик, не вцепился в меня орлиным взглядом.

— Ну что, Таннер, ты уже записал дуэт с Мадонной?

Его смешками поддержали несколько таких же тупоголовых приятелей. Я предпочел промолчать. Сделал вид, что это вообще ко мне не относится.

Но Дик с заинтересовавшей его темы съезжать не хотел. Есть такие люди, которые считают, что они становятся круче, показывая свою псевдо-значимость и осведомлённость в тех вопросах, которые их вообще не касаются.

Вот и этот парень стал разглагольствовать на тему: чего можно добиться, став артистом. В итоге сделал умозаключение: если ты не великий шоумен, всю жизнь будешь петь для блондинок и их собачек размера pocket. А это почти то же самое, что побирушка. Или альфонс. Потому что зависеть от женщины — худшая мука. А стать великим артистом мне не суждено. Ну, хотя бы потому, что их единицы, и в таких кругах, как это злачное местечко, где мы сидели сейчас, их быть не может. Всех современных певцов он называл однодневками, а кто в понятии Дика «великий» я так и не понял.

Это в кратком и цензурном пересказе то, что я от него услышал. Разглагольствовал он долго, не особо стесняя себя в выражениях и не беспокоясь о том, что лезет, вообще-то, не в своё дело.

— А сам-то чем занимаешься? — не выдержал наконец я.

Обстановка между нами заметно накалилась. А Дик… Я видел, что он уже пьян, поэтому плохо себя контролирует. Но не мог ничего с собой сделать. Внутри клокотала злость, потому что затронули мою самую главную тему — музыку, и всячески пытаются опорочить ту сферу, о которой имеют лишь смутное понятие, и мою жизнь, которая уж точно не касается тех, кто видит меня впервые в жизни.

Он стал заливать что-то о том, что делает ставки на спорт и это самый выгодный бизнес, интеллектуальная стратегия, развивающаяся сфера, которая требует массу усилий для того, чтобы стать успешным, но результат того стоит.

— А вообще он разносчик пиццы, — вставил его приятель в конце этой умопомрачительной тирады, и все засмеялись.

Даже я не сдержался.

— По крайней мере, я не льщу себе мыслью, что я великий артист и когда-нибудь буду им. Я строю свою жизнь сам, не выстилаясь перед другими.

— Чего? — приподнял я бровь, из последних сил стараясь сдержать нарастающую агрессию. Даже кулаки сжал, что не укрылось от взгляда Дика.

— Хочешь врезать мне? Ну давай!

— Перебьёшься.

— Потому что я прав! Все вы там в вашем шоу-бизнесе — подстилки.

В какой-то миг я перестал себя контролировать. Никто и глазом моргнуть не успел, как мы оказались друг напротив друга. И, прежде чем парни успели нас растащить, уже ухитрились врезать друг другу. К счастью, мои «потери» оказались минимальными — его удар угодил мне в живот, а не в лицо. Потому что о грядущем через два дня выступлении я вспомнил намного позже.

— Вы чего, парни? Спокойно! Сдурели совсем? Ларри, он тебя провоцирует. Не видишь что ли, напился!

— О, ещё одна подстилка, — услышал я, но не обернулся. Только поднял голову и бросил на Дика угрожающий взгляд.

Его увели, хоть он и пытался сопротивляться. А его место тут же заняли девушки, отдыхавшие неподалёку и привлечённые шумом. Одну из них я знал. Кенди. Мы пересекались пару раз в студии. Она записывала альбом, но уже была немного известна в другом амплуа — модели. Ей было лет двадцать, не больше. Темноволосая, с хорошими формами и милым личиком. Её подруга сильно ей уступала во внешности.

Я лишь мельком взглянул на них и тут же столкнулся с улыбкой Кенди и направленным на меня цепким взглядом.

— Эй, что у вас тут? Ты в порядке?

— Всё нормально, — ответил за меня Лео.

Второй мой приятель уже успел куда-то смотаться. Да и вообще, компания наша изрядно поредела.

— Я Кенди. Мы, кажется, виделись пару раз.

Я кивнул, отчаянно соображая, как бы поскорее отсюда выбраться. Тусовка разом перестала быть привлекательным местом и мне хотелось скорее домой. Или в студию. Нет, лучше домой.

— А тебя зовут… — подстегнула девушка и замолчала.

— Ларри, — ответил на выдохе, поднимаясь.

Чего я раздумываю? Уйду и всё.

— А я Лео, — с широкой улыбкой представился мой товарищ, но брошенная им реплика осталась повисшей в воздухе.

Кенди вскочила следом за мной.

— Уже уходишь?

— Да, — хоть и понимал, что кажусь невежливым, сегодня я был не в духе расшаркиваться.

Возможно, в любой другой раз я бы даже обратил внимание, что она симпатичная, и вспомнил о том, что я — нормальный парень, но сегодня был не тот случай. Я был взбешён. И лучший способ сейчас успокоиться — остаться наедине.

— Ты на машине? Может, подбросишь меня? Я живу недалеко, но ноги жутко натёрла. Боюсь, сама не дойду, а такси не дождёшься.

— А я мог бы донести тебя на руках, — то ли всерьёз, то ли шутя с обольстительной улыбкой предложил Лео. Наверное, подсознательно уже чувствовал, что этот бой он проиграл, и птичка из рук улетела.

Кенди даже взглядом его не удостоила.

— Ну что?

— Поехали, — доставая ключи, бросил я, кивая на прощанье ребятам.

Всю дорогу Кенди пыталась разговорить меня. Нахваливала мои песни, расспрашивала, не ожидается ли чего-то новенького, но я был просто не в том состоянии. Вместо того, чтобы ослабить гнев, она своей болтовней, сама того не понимая, лишь больше меня распаляла. К счастью, ехать и правда было недолго. Десять минут — и мы у цели.

— Было бы неплохо провести вечер в более спокойной обстановке, — протянула она, поворачиваясь ко мне с улыбкой.

— Да уж. Только спокойные вечера выдаются нечасто.

Я отлично знал, к чему она клонит, но… Не то чтобы она мне не нравилась… Просто у меня сейчас не было цели встречаться с девушкой. А распыляться на несерьёзные свидания время от времени значит обидеть её. Какая девушка станет терпеть постоянное отсутствие внимания? А у меня сейчас мысли только о музыке. Сначала добьюсь чего-то в той сфере, куда стремился с рождения, а потом, возможно…

Я вообще старался не думать об этом, если быть честным. Я прекрасно понимал, что сцена — наркотик, и «потом» — понятие очень расплывчатое. Сейчас я убеждаю себя, что мне нужно сконцентрироваться на своей цели, прорваться через кордон препятствий, после не будет времени, потому что набранные обороты нужно удерживать, если не увеличивать — постоянно работать, работать, работать. И никакая девушка не будет терпеть такое к себе отношение. Любая хочет быть на первом месте. А на моём первом месте музыка. Так что я далеко не подарок.

Она начнет злиться, требовать к себе внимания, устраивать сцены, звонить по многу раз в день. Я буду нервничать и отвлекаться. Мы станем ссориться и в итоге расстанемся. Хорошо ещё, если у обоих хватит терпения и понимания закончить такие отношения дружбой.

Не то чтобы я целиком положил свою жизнь на алтарь искусства. Просто мне представлялось, что любовь — настоящая — должна случиться сама собой и накрыть с головой. И не будет никаких вопросов, сомнений. И паззл сложится.

Я ещё раз взглянул на Кенди и уверенно произнёс:

— Спокойной ночи!

Это явно было не то, на что она рассчитывала. На секунду лицо её приобрело оттенок удивления и раздражительности, но она быстро справилась с этим.

— Ну ты хоть номер мой возьмёшь? На всякий случай.

Мы обменялись телефонами, и она наконец соизволила выйти. А я крутанул руль в обратную сторону. Домой. Спать. Завтра записываемся в студии. Я не пил, потому что был за рулём, но это больше отмазка. На самом деле я мог бы оставить авто и там, но связки нужно держать в хорошей форме. Тем более перед записью. Завтра меня ждёт много высоких нот.

Дома, едва ополоснувшись под душем, упал в кровать и отключился. Всё.

Так и живу.

И мне это нравится. Да, я почти перестал видеть сны и гораздо реже стал высыпаться, но зато мои дни насыщенные, и в них полно творчества — как я хотел. Мои песни крутят по радио, и у меня уже есть первые поклонники. Они сколотили фан-клуб и недавно прислали мне трогательное письмо и шоколад с орехами. Орехи не ем — вредно для горла, поэтому шоколадку отдал родителям. Она была большой, просто огромной. Но важно было не это. Это был первый подарок. И он запомнился.

Утром дописывали альбом. Остались две песни, которые были написаны аж четыре года назад. Пол их одобрил, сказал: «То, что надо». У него есть своя концепция, в соответствии с которой он отбраковал мои некоторые работы, сказав, что они слишком взрослые и их можно будет пустить в следующий альбом. Пока фанаты должны привыкнуть. Нельзя преподносить сразу глубокую философию, это может их отпугнуть.

Я не перечил. Я наслаждался всем, что сейчас со мной происходило. Я столько к этому шёл! А Пол помог мне найти верный путь и открыть эту дверь в шоу-бизнес, когда я тыкался в темноте носом обо все углы, надеясь, что буду услышан.

Если всё будет, как запланировано, уже к концу лета альбом поступит в продажу и тогда… Я даже не представляю, что будет. Это рубеж. Либо всё с треском провалится, либо взлетит. Тут всё зависит от слушателя, радиостанций, телеканалов, премий и чатов. Много различных факторов, способствующих или препятствующих артисту в его пути. Хотелось верить, что мой альбом людям понравится.

Мы записывались несколько часов подряд. Пол сам всё контролировал. Пока они со звуковиком сводили что-то на мониторах и обсуждали, как сделать лучше, я отдыхал. Пил воду, не рискуя налегать на что-то существеннее. Сначала — работа, потом остальное.

Наконец, уже после шести, Пол показал мне большой палец и махнул рукой, мол, довольно. И в этот момент прямо дух захватывает! Когда ты поставил последнюю точку. Когда записан твой первый альбом. Потом его будут ещё оформлять, работать со звуком и обрабатывать, разрабатывать макет, снимать обложку, но основная работа уже позади. Остаётся ждать результат.

— Присядь, — Пол кивнул на диван в нашей комнате отдыха, и я, не утруждая его просить дважды, устроился в положении лежа. Этот день забрал все мои силы. — Мне нужно уехать на пару дней, так что ты остаешься за главного.

— Понял, — козырнул ему я, расплываясь в улыбке. — Ничего не случилось?

— Нет, просто решил уделить время Элен и Белле.

Я кивнул. Что ж, дело хорошее.

С женой и маленькой дочкой Пола я был хорошо знаком. Менеджер сразу же после подписания контракта позвал нас с родителями на ужин (пришли Шон и мама, отца я не приглашал), и после мы пару раз собирались все вместе. Элен всегда утверждала, что двери их дома открыты для меня круглосуточно. И это приятно знать, что твой менеджер ещё и друг, на которого можно положиться.

— У тебя выступление, помнишь?

— Конечно.

— Потом два дня выходных. Сильно не расслабляйся. Ты знаешь, что я имею ввиду.

Знаю. Кивнул. Ну зачем опять-то?

Я думал, что тема закрыта. Однако, когда через несколько дней Пол вернулся, и мы снова встретились в студии, он взялся за старое.

— Ларри, — каким-то необычным тоном произнёс он, и глаза его горели при этом неестественно ярко. Так бывало, когда он узнавал что-то супер-интересное и невероятное или им двигала какая-то новая, совершенно безумная на первый взгляд идея, которая потом непременно срабатывала.

Я думал, в этот раз речь снова пойдёт о творчестве, поэтому весело откликнулся.

— Да, Пол. Хорошо отдохнул?

— Более чем! И у меня есть для тебя отличная новость!

— Слушаю, — я был весь внимание и не скрывал этого. Мы оба горели творчеством, и в этом, наверное, главный секрет успеха. Нужно быть нацеленным на победу и посвящать работе над своей целью много сил и все мысли.

— Я всё думал, как нам исправить то, что ты наворотил, и вот в Москве меня осенило. Я увидел одну девушку…

— Что, прости? Что это ты имеешь в виду — я наворотил?

— Ту твою драку. Видел, как разлетелась в СМИ эта новость? Журналюг этих, мать их, хлебом не корми, дай в грязном белье покопаться, да всю подноготную на свет Божий вытащить.

— Вроде же одна только статья вышла, — моему недоумению не было предела. Давно же забыли об этом.

— Ларри, — махнул рукой Пол, как будто разговаривать со мной было напрасно. — Ты телевизор хоть иногда включай. И журналы пролистывай. Ну, так, чтоб хоть знать, пишут ли о тебе, и если пишут, то что. А то привык, что я тебе все новости горяченькими приношу. А вот не было папочки несколько дней, ты совсем из современного мира выпал.

— Не выпал я ничего, — даже обиделся немного, если честно.

Я-то всегда себя продвинутым во всех современных технологиях парнем считал. Только всякие сплетни читать в последнее время забросил, потому что на них уходит слишком много времени и сил, которые можно направить в другое русло, что я и делал.

— Ларри, так жить нельзя. Но если ты хочешь, я тебе расскажу. Тебя даже звали в одну скандальную передачу — «Голые звезды», знаешь такую?

— Ты отказал, надеюсь? — поморщился я.

Эта программа имела дурную славу и туда часто приходили за чёрным пиаром. Те, кому всё равно, как и что о них говорит, лишь бы не забывали. И обсуждали там такие подробности, что программе впору было иметь маркировку «21+».

— Ага. Но их очень заинтересовала та ситуация и твои отношения с Кенди Джонатан.

— Кенди?

Да что за день потрясений такой?!

— Она-то здесь при чём?

— А разве её не было рядом?

— Ну, мы виделись в клубе, и я подвёз её домой. Всё. Больше ничего не было. Я даже не видел её в эти дни.

— Я тебе верю. А теперь попробуй пойти и разубедить весь мир.

— Да какое это имеет значение? Поговорят и забудут. Моё дело — писать хорошую музыку.

— А вот и нет. Писать хорошую музыку и давать концерты — это то, что лежит на поверхности. А есть ещё много другой работы, за которую такие одухотворенные творчеством лица как ты предпочитают не браться.

— Например?

— Например, общение с прессой и вся административная работа. Разруливание таких вот эксцессов, в которые некоторые неразумные молодые люди иногда влипают. Я знаю, Ларри, ты не самый проблемный артист: у тебя нет проблем с наркотиками и полицией, — но всё же хотелось бы удержать тебя и от такого рода ошибок. Думаю, на будущее ты возьмешь это на заметку и впредь будешь себя контролировать. Общество, в котором ты находишься, тоже влияет на ситуацию и накладывает определённый отпечаток на твой сценический образ.

— Так что мне теперь, дома сидеть и не высовываться? Ни с кем не общаться? — вскипел я.

— Заметь, об этом я не сказал ни слова. Просто есть люди хваткие, которые из всего извлекают пользу. Смотри, Кенди вон не проспала, быстренько воспользовалась ситуацией, оказавшись рядом, и теперь все журналы пестреют статьями о том, что из-за неё подрался аж Ларри Таннер. Уверен, теперь её ценник в качестве модели поднимется на несколько сотен фунтов уж точно.

— Я должен дать опровержение? — обречённо вздохнул я, закидывая ногу на ногу. Честно говоря, весь этот разговор меня утомил. Пол прав, я гораздо больше люблю заниматься творчеством, чем всеми этими тактиками возрастания популярности.

— Нет, зачем же. Мы поступим хитрее, — он с загадочной полуулыбкой уселся напротив. — Мы могли бы связаться с представителями Кенди и работать совместно, но есть способ лучше. Оставим всё как есть и подбросим свой козырь в колоду. Когда я был в Москве, я понял, что именно нужно. Тебе нужна любовь, Ларри! Представляешь, как по-другому начнет звучать твоя музыка для тех, кто слушает! Твою историю мы строим на честности: все артисты скрывают девушек, а ты будешь делиться со слушателями своим счастьем.

— Ага, крутая идея, Пол. Только девушки у меня нет, и ты об этом знаешь. Или предлагаешь начать мутить с первой встречной?

— Уже есть, Ларри. Уже есть, — довольно сообщил он, поднимаясь и снова меряя шагами комнату. Наконец остановился у окна, дождался, пока я переварю информацию.

— Что? Что значит «есть»?

— Она из Москвы, её зовут Энн.

Я весь напрягся. Упёр локти в колени, подался вперёд.

— Пол, ты точно трезв?

— Послушай меня! Это самый лучший выход из ситуации! Никто не узнает, кто она и откуда, даже если начнут копать. Ваша история любви сразу же отвлечёт на себя внимание. Что может быть лучше загадки? А она и станет загадкой! Как познакомились, где проводите время, в какой стадии ваши отношения, и откуда она взялась вообще? У твоих заграничных фанаток появится шанс стать одной из многих, потому что ты выбрал девушку из другой страны. Тобой заинтересуются. А где интерес — там и спрос. Твои песни начнут раскупаться как горячие пирожки, и это прямо перед самым стартом продаж альбома!

Пол говорил и говорил, вдохновлённый своей идеей, а мне всё больше казалось, что это бред.

— И как мы будем «встречаться»? По скайпу? — хмыкнул, надеясь вернуть его с небес на землю.

— Нет, зачем? Всё будет по-настоящему. Она приедет сюда через несколько дней. Максимум через неделю. И будет жить в Лондоне.

— Пол, ты в своём уме? — тут уж и я не выдержал, тоже вскочил. — А если она расскажет всю правду? Ты предлагаешь фиктивные отношения?

— А что такого? Многие «голубые» прикрываются этим.

— Но я не такой!

— Я знаю, знаю, — он надавил мне на плечи, заставляя вновь сесть на диван. — Ларри, успокойся.

— Ты предлагаешь быть честным с фанатами, а на самом деле мы будем водить их за нос!

— Не кричи! Сядь и выслушай, — голос Пола стал резче и жёстче. — Это пиар. Хороший пиар для начинающего исполнителя. Им мало кто пользуется — в таком виде, поэтому тебя и не заподозрят. Насчёт девушки не беспокойся, с ней я сам разберусь. Подпишем контракт, она будет получать свою долю, и все будут довольны. Она довольно милая, твоего возраста. Умеет держаться на публике. Не серая мышь.

— Класс. Пол, ты молодец, у меня просто слов нет! — взмахнул руками в отчаянии. Но что я мог сделать?! — А потом ты прикажешь на ней жениться?

— Ни в коем случае. Да, и, кстати, не вздумай влюбиться в неё, — пригрозил он.

— Да я и не думал влюбляться! Мне вообще отношения сейчас не нужны!

Я не мог поверить, что это правда. Что он до такого додумался.

— Я могу отказаться?

— Только если придумаешь план получше. А я уверен, что у тебя его нет, — с видом победителя произнёс менеджер.

Ну всё. Полный провал.

Если нас разоблачат, меня никто не станет воспринимать всерьёз.

Почему для того, чтобы писать свою музыку и просто быть на одной волне со слушателями обязательно нужно столько лишних, ненужных телодвижений? Зачем все эти хитросплетения, раздутые до размеров вселенной новости?

— А общаться мы как будем? — выдвинул последний аргумент я. — Она по-английски хоть что-нибудь понимает?

— Она отлично владеет языком. Ещё и тебя русскому научит.

Я закрыл руками лицо. Если б я сразу знал, что будет столько проблем…

То что, отказался бы от сотрудничества с Полом? Ни за что.

— Да, тебе надо заполнить анкету. Это чтобы вам познакомиться друг с другом лучше. Оттягивать долго не будем — как только приедет, сразу устроим вам «первую встречу».

— Ты же видишь, как я счастлив, да? — на всякий случай уточнил я.

— Потерпишь, — как ни в чём не бывало ответил он. — А теперь пойдём репетировать. Сколько там времени? Двенадцать есть? Отлично. Через пять минут начинаем.

Вечером, измотанный не столько от репетиций, сколько от свалившихся новостей, я созвонился со своим другом Найлом, договорившись встретиться в пабе. За что я люблю его, так это за то, что он может бросить свои дела и встретиться со мной сразу же, а не через два дня, когда ему будет удобно. Ну а ещё за то, что он мой друг уже восемь лет. Лучший друг, я бы сказал.

Парень выслушал мой монолог с совершенно серьёзным лицом, так что я уж было подумал, он меня понимает, но потом выдал совершенно нелепую фразу:

— Парень, воспринимай всё как Божий дар. Всё что ни делается — к лучшему. Может, она ничего себе так, — он подмигнул мне и засмеялся.

— Ты идиот, — я покачал головой и уставился на картину за его спиной. Какая-то мазня. Похоже на лодку в море, но я не уверен. Как будто трёхлетний ребенок кисточками повозил. — Ну вот ответь мне, почему я должен врать? Почему не могу просто петь?

— Этот вопрос уместнее задать Полу.

— Я задавал.

— Да ладно, расслабься. Повеселись. И научись из всего извлекать кайф. Это лучшие мгновения твоей жизни, и никто не должен их омрачать. Просто смирись.

— Я сделаю так, чтобы эта девка сама от меня отказалась.

— Ты говоришь, Пол будет платить ей? Тогда вряд ли она откажется.

— Я в любом случае сделаю так, что у нас ничего не выйдет.

— Я бы на твоём месте послушал Пола и сделал, как нужно. Можно подумать, тебя заставляют хлебать ложкой деготь.

Я покачал головой и сделал новый глоток пива. Хоть что-то хорошее в этом дне: пиво здесь просто отменное.

Глядя на мою мученическую физиономию, Найл опять рассмеялся, а потом протянул через стол руку и похлопал меня по плечу, со смешком нараспев протянув:

— Добро пожаловать в шоу-бизнес!

Глава 4

«Ладно, я это сделаю», — сказал сам себе, хотя меня тошнило от этой мысли.

— Энн сегодня приезжает, — прямо с утра «обрадовал» Пол.

Чего он ждал? Что я буду прыгать до потолка?

У меня пока ещё не было чёткого плана, как избавиться от этой проблемы. Попробовать довести девку, чтобы она сама захотела сбежать? Или терпеть и надеяться, что скоро в голову Полу стукнет какая-нибудь ещё гениальная мысль?

— Пора, — взглянув на свои часы крутой марки, которыми очень гордился, сообщил Пол.

Мы сидели в студии, занимаясь каждым своим делом. Я пытался подобрать что-нибудь на гитаре, но всю неделю в голову ничего не приходило. А те жалкие наброски, что мне всё же удавалось из себя вымучить, я тут же выбрасывал, едва записав на лист. Всё не то.

Пол в это время изучал свежую прессу, где упоминалось о моей персоне, и составлял новое расписание в своём планшете. Свободного времени было навалом.

Несмотря на то, что на радио и телевидение уже стали звать, как такового прорыва не было. Да, меня стали узнавать кое-где, приглашали на интервью, ставили, хоть и с боем, песни и клипы в эфир, но это было не то, что мы ожидали. Мне хотелось расширить границы, достучаться до людских сердец, услышать, как подпевает огромный зал. И это вряд ли было тщеславие. Ну или не только оно. Любому артисту хочется, чтобы его принимали и поддерживали. Тогда он будет гореть ещё ярче, ещё яростнее отдаваться работе, делать всё, чтобы благодарные зрители были довольны.

Я видел, какие крутые фан-клубы были у некоторых звёзд. Как их одаривали подарками, бойкотировали радиостанции и телеканалы, забрасывали их письмами и протестами, если любимого артиста где-то отказывались брать в ротацию. Как провожали до самолёта и тут же сами оказывались в другом городе (хотя это уже перебор, на мой взгляд). Такую любовь не купишь, её можно лишь заслужить. И я пытался. Честно пытался. Не писать то, что захотят слышать, а то, что шло из глубины души, из самого сердца. Если я не могу рассказать им честную историю моей жизни (пока не могу), то хотя бы в творчестве я буду честен.

Сказанное в тишине «пора» прозвучало резко и громко. Я поднял голову и удивлённо изогнул бровь.

— Самолёт приземлится через два часа. Пока доберёмся…

— А я тут при чём? — хмыкнул, снова склоняясь к гитаре и всем своим видом давая понять: эта тема мне неинтересна.

— А ты её парень. И чем раньше вас увидят вместе, тем лучше.

Глубокий вдох, вот так, не нужно злиться.

— Я должен её встретить?

— Именно.

— Ладно.

Да нефига не ладно! Я должен сосредоточиться на музыке! У меня уже неделю ни строчки не выходит, а я ещё должен отвлекаться на какую-то ерунду!

Что, просто приехать нельзя? Обязательно с цветами и фанфарами? А я вместо клоуна?

— Так собирайся, — поторопил Пол, вставая. — Ты на машине?

— Нет.

— Тогда я вызову Генри.

Я кивнул, хотя мне было всё равно.

Мы ещё не зарабатывали много, но Пол уже расщедрился на собственного водителя, обслуживающего всю его семью. Сам он водить не любил, предпочитая время в дороге тратить на какие-нибудь другие, полезные дела.

Генри прикатил быстро, и мы погрузились в машину. Пол, как обычно, впереди, я сзади.

— Держи, посмотри хотя бы на фотках. Надеюсь, сможешь узнать?

Я взял врученный мне планшет и несколько раз пролистнул туда-сюда фотографии. Всего три штуки, негусто. Как бы её запомнить? Родинок и шрамов на лице нет, пирсинга тоже. Обычная. Брюнетка с карими, вроде, глазами. Не уродина — спасибо и на этом, но и не модель. Видали посимпатичнее.

— Ну и как мы объясним, где познакомились, если она до этого жила в России, а я там никогда не был?

— Придумаем что-нибудь. Можно, допустим, воспользоваться историей о том, что она приехала на учёбу. Она как раз собирается здесь учиться.

— Замечательно, — выдохнул я агрессивно.

Значит, она планирует оставаться надолго? Девка не промах!

— Всё, иди. Познакомитесь и приведёшь её сюда. И смотри мне, без фокусов.

— Можно подумать, я успею её убить и замести все следы.

— Я тебя предупредил!

— Я тебя понял.

Нехотя выбравшись из автомобиля (погодка сегодня — жуть!), направился в сторону входа в аэропорт. Блин, кажется, я уже забыл, как она выглядит. Надеюсь, она сама меня узнает. Должна ведь узнать? Или ей тоже предстоит свидание вслепую?

Мне всё ещё казалось, что это розыгрыш. Иногда фантазия Пола выбрасывает странные трюки, которые неизвестно ещё, к чему приведут. Может, всё обернётся полнейшим крахом, и что тогда? Тогда мы точно уже не отмоемся! Не лучше ли было просто переждать, пока пресса угомонится? Надо же им было так взяться за этот повод! Кажется, написали и рассказали в подробностях, которых не было, все, кому не лень.

Ну и где она?

Все куда-то спешили, толкались. Я пробирался вперёд и высматривал девушку, стараясь припомнить её черты. Вот будет фокус, если она не прилетела, или будем сейчас стоять рядом, как два идиота, и не узнаем друг друга.

Взгляд зацепился за растерянно озирающуюся хрупкую фигуру, явно неместную, и я сразу понял — это она. Да уж, просто подружка Джеймса Бонда. Такую можно испугать одним видом дохлой крысы.

От этой мысли по губам растеклась усмешка. Ну ладно, посмотрим, чего она стоит.

— Привет. Это ты Энн?

— Ага. А ты кто?

Че-го?

Что-то я не понял: Пол не сказал ей, что нужно делать? Или она даже фоток моих не видела?

Решил на всякий случай не раскрывать сразу карт:

— Меня послал Пол. Он ждёт в машине.

— Почему он не пришёл за мной сам?

Почему так много вопросов?

— Не знаю. Ты идёшь? — ответил, уже теряя терпение, и тронулся с места, но она и не подумала шевелиться.

Пришлось со вздохом, не скрывая своего раздражения, вернуться и плюхнуться на спинку кресла. Раз так, пусть Пол сам с ней справляется.

— Окей. Давай подождём, пока он взбесится и придёт сюда сам. Пол не из тех, кто любит ждать.

— И сколько придётся ждать? — в её глазах мелькнуло озорство. Ещё не зная правил, она решила установить свои. Кажется, я её недооценивал.

— Думаю, минут десять.

Я оказался прав. Спустя десять минут, в течение которых мы не проронили ни слова, в толпе появился Пол. Сейчас устроит «приветствие».

— Эй, ребята, что происходит? Почему вы сидите тут?

— Привет, Пол. Ждём, пока Ларри наиграется, — произнесла Энн, словно ни в чём не бывало. Значит, знала все-таки, кто я.

Это начало меня раздражать. Строит из себя хорошую девочку? Тем хуже. Вряд ли она представляет, в какую авантюру ввязалась на самом деле. Скоро узнает, когда на неё набросятся эти акулы пера в ожидании наживы. С удовольствием посмотрю, как она будет придерживаться своей роли «хорошей девочки».

— Вообще-то, это ты заявила, что никуда не пойдёшь со мной, — буркнул я, изо всех сил подавляя раздражение.

— Потому что воспитанные парни при встрече представляются. И предлагают помощь, — кивнула на свой чемодан.

— Эй, эй, ребята, вы чего? Прекратите! — кинулся мирить нас Пол. — Нам нужно работать, а вы сразу же взялись выяснять отношения! Давайте-ка быстренько в машину, время не ждёт. Энн, ты привезла анкету? Ларри, ты всё заполнил?

— Заполнил, — пробормотал в ответ, желая поскорее вернуться в студию и закончить этот дурацкий цирк. Может, ещё получится уговорить Пола отменить всё, пока не поздно?

— Возьми у Энн чемодан и за мной.

Замечательно! Можно подумать, это она тут — прима, и все вокруг неё плясать обязаны!

По пути в студию обстановка лишь накалилась. Оказалось, наши анкеты абсолютно не совпадают, что лично мне итак было очевидно. Потом Пол всучил нам контракты, который я подписал, не читая. Стоит ли забивать свой мозг чепухой? Я прекрасно знаю, что именно нужно Полу.

Наконец с этим было покончено и меня отпустили. Я забрал гитару и хотел двинуться в звукозаписывающую, но там было занято. Всё правильно, время здесь строго по расписанию, и застать саму студию пустой практически нереально. Немного подумав, я отправился в спортзал. Благо, в этом здании всё предусмотрено: есть и кафе, и спортзал (обычно пустующий), и комнаты отдыха вроде нашей, которые можно арендовать как на пару часов, так и на длительный срок. Наша комната мне очень нравится. За эти несколько месяцев я успел хорошенько обжить ее, притащить некоторые вещи из дома, несколько сменных рубашек, подушку и одеяло, так что порой мог спокойно остаться там ночевать, чтобы утром не тащиться через полгорода, а поспать лишних полчаса и спокойно начать репетировать, а потом, спустившись на два этажа, записывать новую песню.

В спортзале никого не было, и я спокойно устроился с гитарой на одном из тренажёров и начал наигрывать. Сперва дело шло туго, я был рассержен, и гнев никак не утихал. Но через двадцать минут снизошло вдохновение, и я стал писать, потеряв счёт времени. Только когда уже стало смеркаться, заставил себя вернуться.

В комнате никого не было, а в забытом впопыхах на столике телефоне было две эсэмэски от Пола:

«Завтра идёте в клуб. Там и познакомитесь».

Коротко и ясно, никто ничего не заподозрит, даже если украдут телефон и сольют переписку.

«Она будет внизу. Пожалуйста, сделай всё как надо».

Я прямо слышал в голове голос Пола.

— Сделай всё как надо, — передразнил, устало плюхаясь на диван и прикрывая глаза.

Сил уже не было. А нужно было ещё записать партитуру.

Позволил себе три минуты покоя, а потом резко встал, прогоняя сон, и взялся за дело. До утра еще много времени. Я всё успею.

Глава 5

После недавнего инцидента я не очень хотел идти в клуб. Пол мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

Несмотря на то, что мне сказали явиться к десяти (Пол с утра лично провёл инструкцию), я пришел раньше, взяв с собой для подкрепления Найла. Кому еще я мог доверять в такой ситуации? Он хоть и посмеивался надо мной и обещал быть свидетелем на свадьбе, которую Пол непременно устроит нам, с ним мне всё-таки было спокойнее.

— Покажешь мне её, ладно? — потягивая коктейль ядовито-зелёного цвета, от одного вида которого мне становилось не по себе, ухмыльнулся приятель.

— Сам угадать не хочешь?

— С удовольствием. Она уже здесь?

— Пока не вижу. Эй, не подглядывай. Ты сейчас изучишь всех девушек и быстренько её вычислишь, когда она здесь появится, — подтрунивал я, поглядывая вниз через перила вип-зоны.

Клуб был приличный, но мне всё равно хотелось домой. Хотелось спать. А я вместо этого должен был слушать это «тудуц-тудуц» и жмуриться от ярких всполохов светомузыки.

— Дурацкий у них осветитель, — закрывая согнутой в локте рукой глаза, пробормотал недовольно я.

— Да расслабься ты. Хочешь, и тебе закажу коктейльчик?

— Воздержусь. У меня выступление завтра.

Наконец она появилась. Но не успел я и глазом моргнуть, как к ней уже подкатил какой-то чувак. Ну, здрасьте! Забыла уже, как я выгляжу? Или Пол недостаточно проинструктировал?

Боюсь, что спектакль с нашим романом придётся завершить, не начав.

— Ну что? — заметив мой слишком пристальный взгляд вниз, встрепенулся Найл и подскочил к перилам, не дожидаясь ответа. — Появилась?

— Появилась, — пробормотал я сквозь сцепленные зубы.

Найл что-то бормотал, вычисляя мою «невесту», а я всё думал, как поступить.

— Слушай, а может, вон та рыженькая? — рука Найла легла на моё плечо.

Его веселья я не разделял. Наоборот, ждал момента поскорее отсюда выбраться.

— Нет, — процедил, даже не глядя в сторону предполагаемой кандидатуры.

— Ну тогда… тут и свободных-то уже не осталось.

— Я сейчас вернусь, — произнёс наконец, принимая решение.

Мне понадобилось не больше двадцати секунд, чтобы спуститься вниз и приблизиться к этой парочке. Они уже танцевали, и лишним тут был, конечно же, я, поэтому даже помедлил какое-то время. А может, плюнуть на всё, развернуться и уйти?

Но потом они повернулись, и я увидел её безумные глаза. Страшно напуганные. Она не видела меня и через пару мгновений снова оказалась ко мне спиной, но я тут же понял, как надо действовать.

Оттянул пижона в сторону, и, заметив поднимающийся в воздух кулак, не стал дожидаться и ударил первым.

— Ты что творишь? — тут же прохрипел парень, изображая из себя жертву.

— Отцепись от неё.

Опять я вляпался в это дерьмо! Вот блин!

И эта хороша оказалась! Вместо благодарности повернулась ко мне и чуть ли не с призрением прошипела:

— С ума сошёл! Тебе одного скандала вокруг себя мало?

Как будто это не она виновата в случившемся!

Я даже подумал на секунду: может, мне показалось, что она пыталась от него избавиться? Может, я помешал зарождающемуся роману? Она же за этим сюда приехала, в поисках лёгкой наживы.

— Пошли! — теряя терпение, схватил её за руку и потянул на диван.

— Ваш заказ, — тут же возник из клубного дыма официант, выставляя на стол два коктейля.

— Это не я, — перехватывая мой взгляд, попыталась оправдаться она.

«Страстная Барбара» — один из самых крепких, я бы даже сказал, экстремальных алкогольных напитков. Да уж, не промах девушка. Пол должен был сперва убедиться, кого мне подсовывает.

Я через силу вдохнул, призывая себя успокоиться.

Кажется, мы должны «познакомиться». А потом я поеду домой.

— Теперь мне будет сложно собраться и настроиться на романтический лад, — лишь бы что-то сказать. Даже не помню, знакомился ли я когда-нибудь с девушками? Точно не в клубе. И точно не потому, что кто-то сказал это сделать.

— Ты уж постарайся.

Опять издевается.

Ладно, смирись.

— Давай только без штампов: «Как тебя зовут?» и «Откуда ты?». Будем считать, что уже познакомились. Никто ведь не будет проверять.

— Ты уверен, что нам поверят, будто такая звезда спустилась вниз из вип-ложи искать свою половинку?

— Наверху есть только столы и кресла. Может, я захотел потанцевать.

Пять секунд на раздумья. Что-то вообще ничего не лезет в голову.

— Ну и о чём мы должны говорить?

— Ты что, никогда не знакомился с девушками?

— Знакомился. Но только когда они мне нравились.

Может, не слишком вежливо, но и расстилаться я перед ней не намерен. Сама-то себя как ведёт?

— Для начала неплохо было бы хотя бы изредка начать смотреть в мою сторону, — вдруг заявила она.

Я тут же поднял голову и посмотрел ей в глаза. С вызовом, демонстративно. Они у неё правда карие, как на фотографии.

Ну что, довольна?

— Ладно, что дальше?

И тут опять появился тот тип. При виде него меня передёрнуло.

Держи себя в руках. Пожалуйста.

Но не успел я обдумать дальнейший план действий, как содержимое «Страстной Барбары» оказалось на его идеально отглаженной рубашке и частично — на штанах.

Кажется, никто не успел понять, что случилось.

Но когда я увидел, как распахиваются в ужасе глаза этого идиота, как он готов залиться слезами от произошедшего (такое унижение, да еще и деньги на ветер), мне захотелось смеяться. И я не смог удержаться от этого.

— Да ты молодчина, крошка Энн! — ляпнул прежде, чем успел притормозить себя. Ладно, вряд ли она зазнается. Она и правда превзошла себя.

— Пошли отсюда, пока на меня не снизошло вдохновение опустошить и второй стакан, — неожиданно произнесла она… Имея в виду меня? Удивительно.

Похоже, я её недооценивал. Скучно нам точно не будет. Вот только этого ли хотел добиться Пол, когда притащил её из России? Она ведь может устроить шоу гораздо круче моей случайной драки той ночью. Мог бы хотя бы проверить кандидатуру, прежде чем вручать контракт и мою репутацию.

— Ну и что дальше? — спросила она, останавливаясь на порожках клуба.

— По домам. Могу подвезти тебя.

Даже не пытаюсь быть милым и вежливым.

Пожалуйста, скажи «нет», я дико устал от этого вечера.

— Очень мило, — выдавила она, будто делала великое одолжение.

Нет, что она о себе возомнила?

Я открыл перед ней дверь машины — куда уж деваться? Помню, как она возмущалась в тот раз, когда я не взял её чемодан.

— Где ты живёшь?

Оказалось, не в лучшем районе Лондона. Интересно, это Пол подобрал ей апартаменты? Спрашивать я не стал. Не хотелось.

Мы ехали молча, и я включил радио, чтобы хоть как-то снять напряжение. И с этой девушкой мне нужно изображать любовь… Уму непостижимо! Нас же расколют при первой же прилюдной встрече! Что ж, если это случится, я предоставлю право расхлёбывать кашу Полу.

Глава 6

Утром из сна меня выдернул звонок менеджера.

— Приезжай скорее, мы начинаем!

— Что начинаем? — пробормотал сонно.

Он что-то ответил, но я не понял, пришлось переспросить.

— У тебя полчаса, — даже не задумываясь о том, что я не успею физически за это время оказаться в студии, обрубил Пол и отключился.

Отлично. Доброе утро.

Ещё минуту позволив себе поваляться в постели, я лениво зевнул и встал. Стрелки часов показывали девять.

Девять? Да он ещё дал мне время поспать.

Добрёл до ванной, умылся холодной водой, почистил зубы. Кофе попью в студии.

Через пятьдесят минут я был там.

Прежде чем появилась «моя девушка», я уже успел ознакомиться с интернет-заголовками (точно подкупленных Полом изданий, потому что о драке там не было ни намёка).

«Похоже, у Ларри Таннера, о романах которого почти ничего не слышно, наконец появилась девушка. По сообщениям источника, пара уже успела сходить на несколько свиданий (даже так?), и Ларри даже представил её своим друзьям.

— Как только Ларри встретил Энн (они и имя уже узнали?), между ними мгновенно проскочила искра (о, да-а-а, до сих пор колотит), — сообщил один из близких друзей артиста, пообещав держать нас в курсе событий (даже гадать не буду, кто этот «друг» — наверняка мой драгоценный менеджер).

Стоит отметить, что Ларри и впрямь выглядит вдохновлённым. Может быть, скоро нам стоит ждать от него и новых ярких премьер? Кстати, буквально через две с половиной недели нас ожидает релиз дебютного альбома молодого певца. Несколько синглов уже доступны для скачивания и прослушивания в сети и были высоко оценены экспертами».

Когда появилась Энн, я отложил телефон и принялся слушать дальнейшие указания по развитию нашей «истории».

Наконец с этой частью было покончено. Энн отправилась восвояси. Мы приступили к делам.

— Послезавтра у нас выход сингла. И этот пиар-роман пришёлся как нельзя кстати. Да и песня хорошая. Если она будет принята так, как надо, у альбома есть шанс сразу стартовать на верхних позициях чартов. Но придётся повысить ставки.

Мы так и сделали: увеличили масштабы рекламной компании, заявили об автограф-сессиях в торговых центрах Лондона и ещё нескольких городов Великобритании. Я впервые организованно раздавал свои автографы и для меня оказалось настоящим шоком, сколько народу здесь собралось. В Лондоне началось настоящее безумие! Я-то думал, что и сто человек не наберётся — это был будний день, рабочее время. Но пришло несколько тысяч! Я одновременно подписывал глянцевые обложки с моим изображением, открытки или диски с синглами, улыбался в камеру и давал интервью. Автограф-сессию в Лондоне пришлось устраивать дважды.

Параллельно мы с Полом отслушивали готовый материал для альбома, внося последние коррективы. Анонс о старте продаж уже увидел свет. Колесо было запущено.

О том, что сингл успешно стартовал в айтюнс и попал в хит-парады на радио, мне докладывал Пол. Это лишь возбуждало азарт.

Я выкладывался на полную, лишь бы всё получилось.

И всё получилось.

Звонок Пола застал меня в дороге. Я как раз ехал в студию, и он заявил без предисловий:

— Ларри, у меня новость. Альбом стартовал на первой позиции.

Я не поверил своим ушам. В своём собственном представлении я всё еще был обычным мальчиком, который играл на ступеньках у магазина и в тесных клубах, и только мечтал быть услышанным.

Но Пол ещё не закончил:

— Также твой сингл занимает седьмую строчку в хит-параде Америки, а ещё его приняли в Испании, Канаде, Германии. С нами готовы сотрудничать ещё ряд стран. Ты понимаешь, что это значит, Ларри?

Пол был в восторге. То же самое чувствовал я, только моя реакция сейчас была заторможенной. Я не мог осознать это.

Припарковался, чтобы спокойно переварить информацию. Мне хотелось прыгать до потолка. Но вместо этого я запустил руку в волосы и прижимал к уху телефон, не сдерживая улыбку.

После разговора с менеджером набрал номер мамы и как можно более безразличным тоном после традиционных расспросов о том, как дела, произнёс:

— Знаешь, мам, мой альбом занял первую строчку в Британии. И попал в десятку в Америке.

Довольно часто случается, что те, кто прославился в Америке, становятся популярны во всем мире, в том числе и в Британии. Но наоборот бывает редко. Поэтому то, что случилось со мной, казалось настоящим чудом!

Конечно, мы это отпраздновали, и у меня был целый выходной день, который я провёл вместе с семьей. А потом снова пошла работа. Нельзя было терять набранную скорость или сбавлять обороты.

Альбом уверенно держал верхние позиции чартов уже несколько месяцев, и это было странно. По-хорошему странно.

С тех пор жизнь стала совсем безумной. Я не успевал перевести дух, как надо было браться за что-то новое. Переваривать новости не было времени.

Мы снимали клипы, планировали гастроли, параллельно пытались выкроить время на запись второго альбома. Съёмок и предложений теперь было столько, что я порой забывал, спал ли сегодня и сколько раз ел. Это было неважно. Важно лишь то, что происходило вокруг. А происходило действительно… сумасшествие! Хорошее сумасшествие.

Во время концерта в Стокгольме Пол сказал, что у отеля собралась целая толпа.

— Сколько? — поинтересовался я. — Несколько сотен?

Это были мои первые большие гастроли. Целых две недели ежедневных перелётов по всему миру.

Пол улыбнулся:

— Почти.

Откуда мне было знать, что их там — несколько тысяч человек! Ведь это была другая страна, где я никогда прежде не был. А меня ждали! Они подпевали всем моим песням! Я думал, что там моих песен никто и не слышал, не то что знает слова. Но я ошибался. Уже к третьей песне стало понятно — они знают все тексты наизусть! Как это может быть? Но то же было почти везде: и в Сиднее, и в Токио.

Я вроде и понимал, что происходит невероятное, но мне не хватало времени сесть и подумать: «Да ладно, я правда стал первым? Откуда они знают мои песни? Как могут мне подпевать, если английский — не их родной язык?». Я не мог найти минуту, чтобы переварить это даже перед сном. Я либо сразу же засыпал, либо думал о том, что нужно успеть сделать завтра: встать в пять, потому что в начале седьмого студия ещё свободна и можно порепетировать, потом в девять прямой эфир на радио, потом фотосессия, а потом…

Потом я засыпал. А утром всё начиналось сначала, и это мне дико нравилось. И даже тягостные мысли о «моей девушке», которая девушкой вовсе и не была, откатились куда-то далеко на третий план.

Мы часто появлялись на мероприятиях вместе. Мне приходилось выкладывать фото с ней в Инстаграм, хотя я честно пытался поначалу отстоять право на свободу своей страницы в интернет-пространстве. Мы участвовали в фотосессиях, а если нет, она просто была постоянно рядом. И я к ней привык. Как привыкаешь к серёжке в ухе и, в конце концов, перестаешь замечать. Мне даже стало её не хватать иногда, так что я мог спонтанно пригласить её куда-нибудь и просто так, когда выдавалась минута увидеть друзей. Во-первых, это было необходимо для правдоподобности нашей истории, потому что никто, кроме Найла, не знал о том, что у нас на самом деле. Даже мама, которая радовалась за меня и постоянно звала Энн в гости через меня.

Конечно, я не говорил ей об этом. А если б она согласилась? Наверняка согласилась бы. Я не хотел дурить свою маму, просто придерживался тактики «молчание — золото», и мама думала, что я так оберегаю свою частную жизнь, хотя и обижалась:

— Почему все твои фанаты о ней знают, а со мной ты не хочешь её познакомить?

— Просто для этого нужно выбрать удобное время.

— Ты знаешь, я всегда рада.

— Мам, поверь, идея о том, чтобы мы везде были вместе, принадлежит Полу. Я бы лучше держал всё в секрете.

— Но ведь не от родной матери, правда?

В итоге я кое-как всё же выруливал на более-менее спокойные темы до новой встречи или звонка.

Даже отец, который продолжал звонить мне пару раз в месяц, изъявил желание с ней познакомиться. И всем она показалась милой! Ну да, слышали б вы, какие шпильки она может выбросить.

Однако и милой она тоже могла быть. Иногда её лицо расслаблялось, появлялась улыбка. Но Энн тут же, будто спохватившись, делалась серьёзной и снова смотрела волком. Словно держала невидимую оборону.

Иногда мне нравилось проверять её границы. Например, небрежно взять за руку на красной дорожке и удерживать дольше, чем следует, даже когда нас не видят. Я думал, она сразу же выдернет пальцы, как только мы окажемся вне зоны камер, но она делала вид, что всё в порядке. Так хорошо играла роль или…?

Однако она не таяла, как остальные. Как фанатки. С другими девушками я почти не имел возможности пообщаться.

Когда я намеренно оставил её в клубе одну после презентации сингла — это больше был протест Полу, нежели самой Энн, — ещё в начале нашей «лав стори». Она всё же проникла на закрытое афте-пати и вместо скандала, который я уже с ужасом предвкушал, увидев её среди гостей, повела себя так, как ни в чём не бывало. Я видел, с каким восторгом смотрят на неё парни — все эти звуковики, музыканты, мои приятели и те, кто только начал вливаться в нашу команду — Пол постепенно расширял штат в связи с грядущими гастролями по миру, ну и потому, что артисту такого уровня — опять же, по его словам, — нужна была достойная команда.

Она и словом не обмолвилась о том, какой я придурок. Хотя именно так я себя и почувствовал. Позже пришлось признаться себе самому: дурацкая вышла шутка.

С подачи ребят из команды я разыграл её однажды и другим изощрённым способом. Переоделся в упитанного мужчину средних лет, с помощью пластического грима почти полностью изменив свой образ. Парик полулысого «мачо» и усы украшали мой образ. От моего прежнего облика остались только глаза. Мне хотели напялить очки с диоптриями, но я отказался. Хотелось понять, сможет ли Энн раскусить меня.

Я пристал к ней по пути в студию, на первом же этаже. Предлагал познакомиться по всем законам жанра — теми способами, к которым обычно прибегают уверенные в себе пикаперы.

В какую-то секунду она так внимательно посмотрела мне прямо в глаза, что я решил, будто трюк провалился: она меня узнала. Но нет. В следующую секунду она отвернулась и притворилась равнодушной. Не придала значения?

Не знаю, насколько ей запомнился этот эпизод, потому что она о нём не упоминала. Мы вообще мало с ней разговаривали. Я был поглощён работой и Энн воспринимал исключительно как часть этой самой работы. Я не видел в ней человека.

Хотя воспринимать её как врага или помеху тоже давно перестал. Скорее, теперь — как союзника. С её ли помощью или нет, мы всё же достигли успеха. И пусть каждый второй заголовок был о нас с ней, мне всё же нравилось, что обо мне говорят. Что мою музыку слушают. Что меня приглашают в разные страны. Это было именно того, чего я добивался. И я даже не отдавал себе отчёта в том, что живу жизнью своей мечты.

А потом… В какой именно момент случился этот перелом? Когда я впервые открыл для себя в ней хрупкую девушку, способную чувствовать, сопереживать? Наверное, во время нашей благотворительной поездки в Центр помощи детям. Или после него, когда мы отправились вместе на спуск у Темзы, и оказалось, что именно это место она уже посещала. Фантастика, если учесть, что таких спусков на набережной не один, не два и не три.

Эта поездка была моей идеей, и Пол изначально ей воспротивился.

— Ларри, соображай башкой, сейчас мы не можем разъезжать по таким организациям, потому что нужно сосредоточиться на твоём туре и выступлениях. Я не знаю, что исключать, чтобы дать тебе возможность нормально выспаться и посещать все эти светские мероприятия, на которых ты тоже должен мелькать.

— Так давай лучше не пойду на несколько мероприятий, — спокойно отреагировал я.

Как раз эту часть своей работы я точно не мог назвать любимой. Одно дело, когда на тебя смотрят с любовью твои фанаты, они настроены благожелательно, поддерживают и подпевают, и другое — журналисты и критики, которым, наоборот, хочется покопаться в грязном белье, подать новости «с перчинкой», выставить всё в выгодном для них свете, не беспокоясь о том, что будет чувствовать при этом артист.

— Ещё чего! — фыркнул Пол.

Пришлось надавить, избрав для этого его любимую тему:

— Это будет отличный пиар, Пол. Мы сможем привлечь внимание к детям, ускорить решение проблемы с лекарствами, и одновременно все СМИ будут писать о том, какой я хороший. Нужно же восстанавливать репутацию.

Хотя об этом давно уже все позабыли. Но я знал, как раскрутить ситуацию в свою пользу. Каждый в итоге получит своё.

Это поездка была мне необходима. Во-первых, ещё прежде, чем стать знаменитым, я обещал себе, что буду участвовать в благотворительности. Если ты можешь вести за собой людей, ты должен выбрать правильное направление. А если не знаешь сам, куда идти? Я знал. И я шёл.

Во-вторых, даже не ожидал, что эта поездка так подействует на меня и встряхнет. Возможно, у меня бы закружилась голова от этой славы. Но тут я вовремя увидел иную сторону жизни. Увидел детей — вроде таких же, как все: непоседливых, шумных и любознательных — но в то же время иных. Я смеялся с ними, рисовал по заказу слонов и мартышек, а сам еле сдерживал слёзы.

А потом мы вышли из детской комнаты, и Энн спросила врача про Роззи — девочку, с которой она подружилась. Ей было семь или восемь лет. Я наблюдал за ней краем глаза и видел, что они нашли общий язык.

Оказалось, у девочки лейкемия — злокачественное заболевание крови. Или рак крови.

— Сколько ей осталось? — дрожащим голосом произнесла Энн. Мне было больно смотреть на неё. Так переживают обычно за близких людей, а не за тех, с кем успел познакомиться всего пару часов назад.

— Сложно делать прогнозы, — произнесла доктор с присущей всем медикам холодной учтивостью. — Это как выносить приговор, а мы всё-таки врачи и делаем всё, что можем.

А потом, когда по щекам Энн всё-таки заструились прозрачные слёзы, я вдруг услышал голос:

— Хорошо страдают.

Не контролируя себя и не понимая, как можно быть такой бездушной, зацикленной на себе сволочью, я повернулся к Полу и приказал:

— Выключите камеру.

— Ларри, Ларри, успокойся, — взмахнул рукой Пол, давая указания оператору приостановить съёмку. — Соберитесь, ребята. Я понимаю ваши эмоции. Но нужно еще сказать пару слов для поклонников. Призвать их к содействию Центру.

Я взглянул на совсем раскисшую девушку и произнёс:

— Я сам всё скажу. Оставьте Энн в покое.

Слова шли тяжело. Я знал, что говорю несуразицу, а вовсе не красноречивые фразы, которые от меня, возможно, все ждали, но эти слова шли от сердца. Я призвал помочь тем, кто живёт и лечится в этом Центре, кто нуждается в дорогостоящем лечении. И беречь себя.

Наконец Пол скомандовал завершать съёмку, и, похлопав меня по плечу, дал пять минут собраться с духом.

Вместо этого я нашёл лечащего врача Роззи и попросил рассказать об этом заболевании. Я задал самый типичный, наверное, вопрос:

— Неужели у неё совсем нет шансов? Мы живём в двадцать первом веке, медицина не стоит на месте. Наука, прогресс, всё движется, и до сих пор нет средства, способного остановить воздействие этого вируса?

— Это не вирус. Это чума. Чума нашего поколения. Люди, у которых начался рак крови, сталкиваются с нарушениями происходящих в кровяном мозге процессов, из-за чего кровь насыщается значительным количеством белых кровяных клеток, то есть лейкоцитами, лишёнными возможности выполнения присущих им функций. Раковые клетки, в отличие от клеток здоровых, в положенное время не погибают — их деятельность сосредоточена на циркуляции по крови, что делает их серьёзным препятствием для здоровых клеток, чья работа, соответственно, усложняется. Это приводит к распространению лейкозных клеток в организме, а также к попаданию их в органы или в лимфоузлы.

— Но… — я хотел сказать хоть что-то, ухватиться за призрачную надежду, но не находил нужных слов.

Ну скажите, что нужно сделать! Как помочь хоть одному несчастному ребенку!

— Но ведь ремиссия возможна?

— Дети от 2 до 10 лет нередко достигают длительной ремиссии, но она не является полным выздоровлением. У Роззи была ремиссия, но, к сожалению, всего пару месяцев. Чем больше в крови лейкоцитов при диагностировании заболевания, тем меньше вероятность полного выздоровления. Некоторые больные погибают в период ближайших двух-трёх лет с момента выявления у них заболевания. Роззи живёт с этим уже пять лет. В различных случаях определена различная выживаемость. Это могут быть пять или десять лет с момента выявления заболевания, но эта девочка слишком слаба. Её болезнь то затихнет, то вновь проявляет себя с осложнениями. Прогнозы дать невозможно, ни один врач не возьмётся за это. Нам остаётся лишь ждать, пока заболевание не перейдёт в терминальную стадию развития.

— Какую? — переспросил я.

В голове по-прежнему отчаянно звучал голос: «Неужели ничего нельзя сделать?». Вот так. Человек, оказывается, не всесилен.

— Завершающую, — пояснила доктор. — Извините, мне нужно идти.

— Да, конечно. Простите, что отнял время. И возьмите мой телефон, пожалуйста. Я бы хотел получать новости об этой девочке, если возможно.

— Я сообщу её родным, — кивнула она, растворяясь среди коридоров.

Я спрятал лицо в руках и сделал глубокий вдох. Почему-то мне сразу вспомнился сын отца от второго брака, которого он воспитывал в новой семье, и которого я никогда не воспринимал за брата. Ему, наверное, сейчас столько же, сколько этой девочке — лет семь или восемь. Как отец говорил его зовут? Не помню. Я никогда этим не интересовался, напротив, всячески высказывал своё презрение и не желал его видеть. Теперь же меня захлестнули эмоции, и я должен был справиться с ними.

Конечно, я не поеду туда. Мне незачем с ним знакомиться. Да и вряд ли он обо мне вообще знает.

Я вышел на улицу, пытаясь совладать с самим собой. Терпеть не могу это чувство раздвоенности.

Энн уже была там, стояла на ступеньках у входа.

— Пойдём в машину, — бросил как можно небрежней.

Вечером концерт, но до него ещё достаточно времени, и я не хочу натворить ошибок. Энн должна мне в этом помочь. Я лучше проведу время с ней, чем…

Я тронулся с места, а она даже не спросила, куда мы едем. Я видел, она подавлена, но не знал, что сказать. Не знал, нужно ли вообще что-то говорить, поэтому предпочел молча управлять автомобилем и стараться не думать о сыне отца и об этой девочке.

Но не получалось. Что-то во мне сломалось что ли…

Не знаю. Банальная фраза, но как будто угол мировоззрения чуть-чуть сместился.

— Мне нужна твоя помощь, Ларри, — внезапно произнесла Энн, когда мы проехали в молчании уже несколько километров. — Роззи сказала, что их доктор Элизабет из России, и она много рассказывает ей о стране. Сегодня, когда я рассказывала малышке об этом, она слушала с таким интересом! Я хочу, чтобы она успела увидеть Москву. Но я боюсь, что одной мне с этим не справиться.

Я не знал, что на это ответить. Что мы не всесильны? Что это ничего не изменит? Что это вряд ли осуществимо, потому что я знаю то, что не знает Энн — Роззи осталось совсем немного и силы угасают с каждой минутой?

И всё же я не мог отобрать у неё надежду, как это сделали со мной. Поэтому попробовал начать осторожно:

— Боюсь, это будет не слишком просто.

— Но мы ведь можем попробовать.

Я на секунду перевёл взгляд с переполненного авеню и увидел полные неподдельной мольбы глаза, как будто от этого зависела её собственная жизнь.

Я не мог сказать «нет», хотя и знал, что вряд ли смогу помочь в этом. Никто не сможет. Уже слишком поздно.

Не сказав конкретно ни «да», ни «нет», я постарался аккуратно срулить с этой темы, переводя разговор на тему прошлого самой Энн. Это сработало, и обстановка стала заметно теплее. Мы стояли у реки, болтая о том, что приходило в голову. И я действительно смог расслабиться. Отпустить ситуацию и просто… просто поболтать. Я впервые рассказал ей о своем отце. Я мало кому рассказывал историю наших взаимоотношений. А ей рассказал. Так вышло. Она умеет располагать к себе, оказалось.

От этой мысли я усмехнулся. Всю дорогу только об этом и думал.

Впервые не музыка, а девушка занимала все мои мысли. И я ещё не понимал, что Энн может стать ей сильной соперницей.

В тот вечер я думал, что узнал эту девушку. Но спустя пару дней она вновь удивила меня. И началось всё со звонка Найла.

Глава 7

— Я ничего не слышу, — морщась от резкого звука, прорывающегося через телефонную трубку в тихое и уютное пространство студии, прокричал я и нажал отбой.

Пьяный он что ли? Хотя не припомню, чтобы когда-нибудь видел своего друга в нетрезвом состоянии. Мы оба старались вести здоровый образ жизни, предпочитая избегать сомнительных мероприятий и удовольствий.

Через минуту он перезвонил. На этот раз голос его был слышен гораздо отчетливей — наверное, вышел на улицу.

— Ларри, блин, я твою жопу спасаю! — с места в карьер начал он на повышенных тонах.

— Что значит мою? Ты хорошо себя чувствуешь? Я сейчас в студии и не нуждаюсь в спасении. Или рядом с тобой мой двойник? — развеселился я, уверенный на сто процентов, что произошло недоразумение.

— А твоя девушка?

— Кто?

— Ты забыл, что у тебя есть девушка? — на этот раз веселился Найл, а я как-то сразу собрался, хотя и не понял сразу, о ком идёт речь. — Тогда я напомню: Ларри, у тебя есть девушка, зовут её Энн. И прямо сейчас она находится в клубе «Пазолини» в довольно сомнительной, я бы сказал, компании, и ведёт себя, хм… соответственно.

— Что значит «соответственно»? — начал раздражаться я. — Ты можешь выражаться яснее?

Я уже чувствовал, что спокойному вечеру в студии с гитарой пришёл конец, но отказывался в это верить.

— Мне кажется, она под кайфом.

— Что? — у меня даже истерический смешок вырвался.

Энн под кайфом? Да ну.

— Приедешь и убедишься сам.

— С какой стати я должен ехать?

— Ты предлагаешь мне вести твою девушку к себе? — с его губ сорвался смешок, но я не разделял веселья Найла.

— У неё есть свой дом.

— Но, боюсь, она не в том состоянии, чтобы добраться самостоятельно или внятно назвать свой адрес. Она даже по-английски не говорит, всё время на своём языке что-то бормочет и вот-вот отключится. Я должен оставить её тут? Решай, Ларри, потому что караулить её здесь всю ночь я не буду.

Я мысленно выругался. Засада! Почему я должен бросать все дела и мчаться хрен знает куда среди ночи просто потому, что эта девчонка во что-то вляпалась?

Может быть, потому, что она тоже тебя вроде как спасает. За деньги, правда.

Кто её знает, может, она так развлекается. Может, ведёт двойную жизнь.

Однако за два с половиной месяца она ни разу не показала себя с дурной стороны, и что теперь? Сорвалась? Или так хорошо шифровалась? Блин! Ничего не понимаю.

— Ларри, — требовательно напомнил о себе Найл.

— Я еду, — ответил раздражённо, давая отбой.

Мне не нравилась вся эта история. Не нравилась с самого начала.

А если её кто-то сфоткал? Если это устроили специально?

Однако для того, чтобы выяснить, что случилось на самом деле, мне нужно было мчаться в клуб в другой части Лондона.

Прибыл на место я минут через сорок, взвинченный до предела. Терпеть не могу внештатные ситуации, не умею бороться со стрессом и решать чужие проблемы. Однако что-то подсказывало, что эти проблемы коснутся и меня, если Пол вдруг об этом узнает. Он не будет разбираться, напилась ли Энн сама или ей кто-то помог.

Я надеялся, что она действительно лишь напилась.

Однако стоило мне найти в толпе Найла и всю эту компанию, от самобытного стиля которых рябило в глазах, мне стало ясно, что всё гораздо хуже, чем я ожидал. Энн полусидела-полулежала на диване в полубредовом состоянии, и мне стало ясно с первого взгляда, что довести себя до такого коматоза она не решилась бы.

— Что тут, блин, происходит? — протискиваясь к ней ближе, сурово поинтересовался я.

Один из парней с выбритыми висками и выкрашенными в синий и жёлтый цвет волосами прищурился, ткнул в меня пальцем и произнёс:

— О, этот… — на большее его не хватило. Память подвела. А меня так и подмывало брякнуть: пить надо меньше, тогда бы и вспомнил.

— Давно она тут? — спросил у друга, который по счастливой случайности оказался в эту ночь в том же клубе, что Энн.

— Я заметил её с час назад. Сразу тебе позвонил. Эти сказали, — кивнул он в сторону непонятной компании, где даже парня от девушки отличить было трудно, — что с ней была подруга, но где она сейчас — никто не знает.

Знаем мы этих подруг. Вопрос лишь, зачем это надо? Обокрали, может? Или всё-таки пресса? Даже не знаю, что будет хуже. Для неё — первое, для нас с Полом — второе.

— Как думаешь, это… — начал я, но замялся.

— Похоже на то, — задумчиво поджав губы, покачал головой Найл. — Не думаю, что она сама могла до такого додуматься.

Вот ещё одна из причин, по которой я считаю этого парня своим самым близким другом — он понимает меня с полуслова.

— Ладно, разберёмся, — подхватывая Энн под руки и пытаясь приподнять, произнёс я.

Трюк не прошёл: она была очень слаба. Пришлось нести на руках. Думал, кто-нибудь из этих крашеных полудурков запротестует, но никто не обратил на нас никакого внимания. Видимо, ситуация была привычная.

— Ты там поаккуратней с ней, мне она тоже понравилась, — хохотнул вслед сине-жёлтый.

Я едва сдержался, чтобы не ответить ему известным лозунгом, но решил не распыляться.

До выхода добрались без приключений. Охранник услужливо открыл дверь и даже помог справиться с собственным автомобилем. Наконец, когда безвольное тело Энн, ничем не напоминающее ту девушку, которую я успел узнать, распласталось на заднем сиденье, я сел за руль, выдохнул, завёл мотор… И задумался. Так, а что дальше? Где она живёт я не знаю, позвонить и узнать у Пола — не вариант: уже слишком поздно, да и вряд ли он обрадуется такой «новости». По той же причине я не могу отвезти её в студию — неизвестно, во сколько он завтра нагрянет.

Поколебавшись, всё же решил: придётся везти к себе. Эта мысль была мне не слишком приятна, потому что я предпочитал не светить своё место жительства. В этом смысле я был эгоистом и собственником. Мне хотелось иметь хоть какое-то укромное место. Поэтому я почти не водил сюда гостей, никогда не устраивал вечеринок и никому, кроме приходящей домработницы, которая помогала мне с самого переезда в это жилище, не доверял запасные ключи.

Но Энн была в полубессознательном состоянии, а те редкие реплики, которые иногда выдавала с заднего сиденья, я не смог разобрать. Похоже, она говорила на русском.

В общем, опасности, что она запомнит месторасположение моего дома, не было, и я, скрепя сердце, поехал по знакомому маршруту, поглядывая на девушку в зеркало.

Наверное, мне следовало отвезти её в больницу и показать специалисту, но я боялся. Боялся, что после этого ей будут грозить неприятности с полицией, если окажется, что это действительно наркотики. Боялся огласки.

Не зная, что делать, решил дождаться утра и тогда уже решать все проблемы. Может быть, к утру она проспится и решать будет нечего.

Дома тоже пришлось помучиться. Сначала открыть дверь, затем вернуться за Энн, подняться по лестнице на второй этаж, не видя ступенек, затем отворить дверь комнаты с девушкой на руках.

Когда с приключениями на сегодня было покончено, и я наконец оказался в своей постели, то сразу уснул, едва погасив свет.

Пять часов пролетели так быстро, что я не успел их почувствовать. Только закрыл глаза — что, опять утро?

Принял душ, перекусил на скорую руку тостом и соком, взглянул на часы — до интервью час. Сейчас прыгну в машину и, если без пробок, через сорок минут буду там.

И тут, уже у двери, я вспомнил, что не один.

От неожиданно пришедшего в голову воспоминания даже затормозил на месте и, поколебавшись, решил подняться на второй этаж, проверить, как она. Мало ли, такие бурные ночи на всех по-разному действуют.

Тихонько приоткрыл дверь и просунул внутрь голову. Никогда ещё мне не приходилось пробираться с такой осторожностью в собственном доме.

Энн спала на боку, прижав к груди руки и подтянув колени. В такой позе она казалась совсем беззащитной.

Одеяло сползло набок, и я на цыпочках, чтобы не разбудить, подошёл ближе и накрыл её потеплее.

«Становлюсь как заботливая мамочка», — мелькнуло в голове, и я разозлился сам на себя.

Мужчинам стыдно проявлять нежность, а я в своей жизни вообще не видел такого примера. Со стороны отца — только злость и агрессию, а после — жалкие попытки подкупить внимание взрослого уже сына.

На интервью я прибыл вовремя. Ждал, пока прикрепят к футболке микрофон, пройдутся кисточкой по лицу, дадут команду «мотор!», — и думал о ней.

Улучив минуту, отошёл в сторону и набрал номер Франчески — своей домработницы. На вид ей было около шестидесяти лет — я об этом не спрашивал. Она проживала на Филиппинах, а потом её дочь вышла замуж за англичанина, и Франческа переехала вместе с ней.

Я познакомился с ней благодаря одному своему знакомому, который, в свою очередь был знаком с мужем её дочери — мир, как известно, круглый и весьма тесный. Разговорились, я рассказал о покупке дома. Тот приятель спросил, не нужна ли мне домработница. Мы встретились с Франческой обсудить условия уже через несколько дней. Такой график устраивал и меня, и её: несколько раз в неделю по паре часов. Она приходила и уходила, никогда не оставаясь с ночёвкой. Просто помогала содержать дом в порядке и иногда мне готовила.

Я терпеть не могу уборку. А после того, как в моей жизни начали сбываться мечты, и дома я перестал бывать сутками, помощь Франчески была просто необходимой. Хотя бы для того, чтобы присматривать за порядком, чтобы мне не пришлось возвращаться в застывший в пыли средневековый замок.

К тому же каждый день приходят счета, рекламные буклеты, журналы, письма из различных организаций и благотворительных фондов, просьбы о пожертвованиях, открытки. Всё это нужно было разгребать, и я с удовольствием отдал эту привилегию женщине.

Я не хотел никому говорить о случившемся с Энн, но что будет, если она проснётся и окажется в пустом доме? Вспомнит ли хоть что-то? И в каком состоянии будет?

Поэтому я позвонил Франческе, которая как раз сегодня должна была прийти, и, не углубляясь в подробности, сообщил, что у меня гостья, попросив не будить и присмотреть, если что.

— Конечно, конечно, — живо откликнулась она, и я даже мог представить себе её улыбку.

Она всегда улыбалась, несмотря на то, что жизнь её была отнюдь не радостной. Убийство сына, самоубийство мужа, существование на грани бедности. Всё это я узнал от мужа её дочери. Сама Франческа никогда о себе не рассказывала, но была приветлива и добра в любое время суток, словно ты для неё — самый дорогой человек на планете.

После интервью мне следовало заехать ещё в пару мест, но я всё не мог выкинуть из головы беспокоившую меня тему. Как там Энн? Проснулась уже?

Франческа не звонила. И я не звонил ей. Хотя желал поскорее покончить с делами и вернуться домой, чтобы удостовериться самому, что всё в порядке.

Наконец с последней миссией было покончено — диски для фанатов, победивших в конкурсе каверов, подписаны, и я помчался домой, выжимая предельно допустимую скорость.

Открыв дверь, первым делом прислушался к звукам. Тишина.

Только из кухни доносились негромкие звуки, выдающие присутствие человека: едва слышное скворчание сковороды, хлопок двери посудного шкафа, льющейся из-под крана воды.

Я тихо вошёл туда и увидел улыбающуюся, как и всегда, Франческу.

— Добрый день!

— О, мистер Таннер! Кушать будете?

Она довольно неловко говорила ещё по-английски, поэтому иногда не совсем правильно строила фразы. Могла, например, попутать местами слова или употребить какое-нибудь созвучное слово с тем, что имелось ввиду на самом деле, так что мне приходилось чуть-чуть тормозить с ответом чтобы понять, что от меня хотят. За эти четыре года Франческа научилась говорить гораздо лучше, хотя и с сильным акцентом.

— Нет, спасибо. Я потом. Как у вас тут дела?

— Всё хорошо. Девушка спускалась, покушала, сейчас ушла. Хорошая девушка, мистер Таннер, — улыбнулась она не без подтекста.

Я лишь кивнул, погружаясь в задумчивость. Значит, пришла в себя. Интересно, хоть что-нибудь помнит? Расскажет, как она там оказалась?

Поблагодарив домработницу, поднялся на второй этаж и на пару секунд затормозил у двери спальни, где ночевала Энн. В такой ситуации я ещё не был и поэтому не представлял, как вести себя.

Решил разбираться по ходу.

Сначала постучал для приличия. Энн негромко откликнулась, и я открыл дверь.

Она сидела на кровати, поджав под себя ноги, и смотрела как-то затравленно, хотя, вероятно, и не сознавала этого.

— Привет, — голос её звучал соответственно. Как будто бы я злой папочка, который будет её сейчас отчитывать. Но с этой ролью отлично справится Пол. Если узнает, конечно, о произошедшем. А я ещё не решил, стоит ли его просвещать.

— Привет.

— Всё в порядке, — сразу же выдала она, опережая вопросы. На секунду опустила глаза, будто собираясь с духом, потом вновь взглянула мне прямо в лицо. — Расскажешь, как я здесь оказалась?

Я не сдержал ухмылку.

— Я думал, это ты мне расскажешь, как ты там оказалась, и кто довёл тебя до кондиции.

Кажется, такая постановка ей не понравилась — я видел, каким злым огнём зажглись её глаза. Но она быстро справилась с собой.

— Я не помню. Помню только, что познакомилась со Стеф. Вчера. Нет, позавчера, в вашей студии. И она пригласила меня погулять. Меня достало постоянно быть словно на привязи и таскаться везде только с тобой, поэтому я согласилась.

На эти претензии я не ответил, хотя и мне было, что сказать. Например, что мне тоже совсем не по вкусу всюду ходить с ней, как с чемоданом, да еще и расхлёбывать эти ночные гулянки: мчаться за ней среди ночи, тащить к себе, беспокоиться, как она там.

— Ты знаешь, кто такая эта Стеф? — спросил как можно спокойнее.

— Нет.

— Тогда как ты могла согласиться пойти с ней куда-то?

— Да что такого? Я же не домой к ней пошла и не с парнями развлекаться. Мы были в клубе под открытым небом. Там было мило, и я даже не пила!

— Совсем?

Глаза в глаза. Она не выдержала.

— Ну… Стеф предложила мне безалкогольный коктейль… Не помню название.

— А потом? — я чувствовал себя следователем на допросе, и чтобы хоть как-то смягчить обстановку, прислонился спиной к стене и сунул руки в карманы джинсов.

— Потом я почувствовала, что моё сознание уплывает. Это всё очень быстро произошло. Очнулась уже тут.

Поза оказалась неудобной, и я поменял место дислокации, отойдя к окну и выглянув во двор через жалюзи. Я так и не узнал, что произошло с ней на самом деле и кто такая эта Стеф. Так ли всё было на самом деле? Она не помнит? Или не хочет говорить? Ей стыдно? Или она скрывает свой истинный образ жизни?

— Может, теперь ты расскажешь, как оно было? — раздалось в спину.

— Рассказать? — я взглянул на неё не без упрека. Вчерашняя усталость тут же проснулась, обнажая заодно злость и раздражение. — Ближе к полуночи мне позвонил Найл и сказал, где ты. И в каком состоянии.

— Что?

— Ты была пьяна, Энн. Даже не пьяна, а как будто под кайфом. Ты вытворяла такие вещи… Я прежде никогда не замечал за тобой: смеялась, как ненормальная, над каждым словом, вела себя вызывающе… Не хотела ехать со мной. Пришлось припугнуть эту дуру Стеф, чтобы оставила тебя в покое. А потом в машине ты вырубилась, так что пришлось вести тебя к себе домой, чтобы не оставлять без присмотра. Вижу, последствия бурной ночи уже дают о себе знать.

Приврал немного для профилактики. Если помнит что-то — я увижу это на её лице.

Вообще-то, она была ниже травы или как там оно говорится? Если бы сопротивлялась, не знаю, как бы я поступил.

Но я видел, что мои слова возымели эффект. Видимо, правда не помнит, что произошло. И меня на секунду накрыло раскаяние: а не перегнул ли я палку с нравоучениями?

— Но я не пила, — тихо произнесла она, кажется, и сама сомневаясь в этом.

— Тебе вполне могли подмешать что-нибудь. Наркотики, — предположил я.

— Наркотики? — ахнула она.

Ну точно не помнит. Не может же она быть такой превосходной актрисой?!

— Ты как себя чувствуешь? — смягчившись, спросил я.

Одной проблемой вроде бы стало меньше, да и ей будет отличный урок на будущее. Надеюсь, эксцесс минует последствия. Однако показать её врачу всё же было бы необходимо. И я решил позвонить доктору Энглерту, который работал со мной перед концертами и был специалистом широкого профиля. У него была сеть частных клиник по всей Британии, но он по-прежнему продолжал работать не только с бумагами, но и с людьми.

Потом я предложил показать ей свою библиотеку. Вместо всего дома, как она просила. Это не то место, где следует проводить экскурсии. Вот библиотека — да, моя гордость. Жаль, что времени читать сейчас совсем мало. Можно было бы проводить с книгой время в самолёте, но там я обычно сплю, потому что в связи с гастролями спать приходится мало и чаще урывками, где придётся.

Энн выбрала себе пару книг, облюбовала мой дартс на стене и даже пыталась покуситься на мою жизнь — в шутку, конечно.

На какое-то время я совсем забыл, почему она здесь оказалась, и что мы ждём прихода врача.

Напомнила мне Франческа. И пришедший был вовсе не доктор Энглерт.

— Мистер Пол желает Вас видеть.

Вот же… Блин!

— Пойдём, — я повернулся к Энн и протянул руку. Больше не для того, чтоб успокоить её, а чтобы взять себя в руки.

Может, стоило бы спрятать Энн здесь и притвориться, что я один? Но Пол приходил ко мне прежде всего однажды. Да и не принято без звонка заваливаться в гости. Значит, он уже в курсе. Значит, бури не миновать.

Глава 8

Я старался держаться уверенно, хотя, в отличие от Энн, уже представлял, что нас ждёт.

Взгляд Пола я увидел сразу. И мне не требовалось смотреть брошенные им на стол распечатанные статьи из Интернета. По одному только яростному: «Доигрались!» я понял, что в курсе не только Пол, в курсе все.

Он устроил допрос Энн, которая, кажется, совсем растерялась и скисла. А я не мог ей помочь, потому что, оказываясь сам в таких ситуациях, позволял разгребать всё Полу.

Потом пришёл доктор Энглерт, и, взяв у насмерть перепуганной девушки анализ крови, тактично сообщил, что это «препараты, которые способны притупить работу мозга и затуманить сознание». Может быть, это и впрямь были не наркотики. Но я даже рад, что доктор оказался не только настоящим профессионалом, но и очень воспитанным человеком. Наверное, Энн бы лишилась чувств, услышь она слово «наркотики». По крайней мере, так мне казалось.

— А с этим что теперь делать? Ты хоть понимаешь, как нас подставила? — не унимался Пол, взмахивая чёрно-белой пачкой испещрённой буквами бумаги.

Вот кому бы занять тактичности. Неужели не видит: она итак в ступоре?

Пришлось вмешаться.

— Ладно, Пол, остынь. Девчонка просто не разобралась, что к чему. Эта Стеф, кто бы она ни была, редкостная стерва. А нам просто следовало объяснить, что у некоторых папарацци есть изощрённые способы добыть информацию.

В том, что девушка (возможно, Стеф даже не настоящее её имя) прикинулась сотрудницей офиса, а на самом деле является журналисткой, я уже не сомневался. Слишком хорошего качества были снимки с полубессознательной Энн.

— Думайте, ребятки, думайте, — поднимаясь и хлопая себя по коленям, произнёс Пол. — Я за вас вечно разгребать всё не буду. Но, если ничего не решите, придётся объявить всем о расставании и написать грустную песню о раненых чувствах и обманутых ожиданиях.

Ну вот зачем он опять? Не видит что ли…

— Кстати, послезавтра нужна новая песня.

Я на миг потерял дар речи.

— С ума сошёл? У меня сегодня и завтра два перелёта и три выступления, я уже сутки не спал.

— А ты постарайся. Ты же способный мальчик. Послезавтра жду в студии.

Пол ушёл, хлопнув дверью, и я беспомощно откинулся на спинку дивана и запрокинул голову. Достало!

— Я могу идти? — тут же напомнила о себе реальность в лице доктора Энглерта.

— Конечно, большое спасибо. Пойдёмте, я провожу.

Наверное, врач бы не помешал сейчас мне самому. Я не помню уже, когда мне доводилось нормально спать. Когда я в последний раз вставал не по будильнику.

Расплатившись и распрощавшись, вернулся обратно в дом, по пути соображая, как вести себя с Энн. Подумал даже, что лучше не стоит поднимать эту тему и просто подбросить её домой.

Но она разрушила все мои планы, сказав одно только слово:

— Извини.

Вот уж чего я точно не ожидал!

— Я даже подумать не могла, что дело может так обернуться. Что теперь будет?

— Не переживай. Тебя он не тронет.

— А ты?

Серьёзно, её интересует, что будет с моей репутацией? Или это вопрос для галочки? Сложно общаться с человеком, не зная, действительно ли он заботится о тебе или больше думает о собственной выгоде.

— Куда тебе нужно лететь? — поинтересовалась она.

Я поднапряг память. Если первый пункт я помнил отчётливо, потому что билет попался мне на глаза сегодня утром, то со вторым была проблема. Кажется, скоро придётся обзаводиться ежедневником. Буду отмечать не дела, как многие важные люди, а города мира, в которых мне предстоит оказаться. Чудеса!

— Сегодня — в Уэльс. Завтра — в Ирландию. Разве Пол тебе не сказал?

— Что?

Я не пойму, она рада или эта новость разрушила её планы?

— Мы вместе летим в Испанию в конце недели.

— Если Пол не решит, что нам нужно расстаться к этому времени, — фыркнула девушка, всё ещё пребывая под впечатлением от состоявшейся взбучки.

Я лишь пожал плечами.

— Ну, если ты не натворишь ещё что-нибудь, он, скорее всего, смилостивится. Так что пакуй вещички. В конце недели тебе все равно придётся куда-то лететь. Либо обратно в Россию, либо в Испанию, — усмехнулся, глядя ей прямо в глаза и не сразу замечая, как меняется их выражение. Через секунду она уже была на ногах. — Ты куда?

— Тебе ведь на самом деле плевать, что со мной будет.

О, нет, только не истерика. Я не переживу.

— Я просто предупреждаю: сейчас уже поздно и ходить одной опасно, — заявил как можно спокойнее. Должен же кто-то быть хлоднокровным.

— Что поделать, выбора у меня нет.

— Тогда я с тобой.

— Зачем?

— Должен же я удостовериться, что моя подруга доберётся до дома без приключений, — хмыкнул в ответ.

Она ответила тем же и резво рванула вперёд. Я едва успел крикнуть:

— Не сюда. Там ванная. Прямо.

Шаг у неё был не женский, широкий и супербыстрый, так что я даже слегка удивился. Обычно на такой скорости я сбегаю от своих фанаток. А теперь бегут от меня.

От этой мысли стало смешно, но я усилием воли подавил это чувство, на всякий случай поднося к губам кулак и впиваясь зубами.

— Поедем на машине? — спросил, справившись с чувствами.

Девушка решительно мотнула головой.

— Нам придётся идти слишком долго, — предупредил я.

Вот же упрямая!

В мои планы вовсе не входило, чтобы она узнала точное место расположения дома. А сделать это не составит труда, потому что это почти самый центр.

— Тогда давай вызовем такси. Стой, упрямая ты девчонка! — пришлось схватить её за руку — она слишком близко подобралась к забору. — Я-то чем провинился? Не знаю, почему ты меня невзлюбила. Для меня это такая же работа, как для тебя, и я даже не получаю за это денег, но ведь не злюсь на тебя и не виню во всех своих бедах.

Она вздохнула и сделала медленный выдох. Собиралась с силами или боролась с раздражением?

— Понимаешь, Ларри, когда это закончится, для тебя всё останется так, как было. Ты будешь успешным — может быть, даже популярнее, чем сейчас. Твои треки будут взлетать на вершины чартов, твои альбомы будут собирать все возможные премии, а твоё лицо по-прежнему будет красоваться на обложках журналов. Тебя будут любить и звать на мероприятия. Фанатки будут рисовать цветочки на плакатах и клясться в любви. А что будет со мной? Ты знаешь? Я тоже не знаю. Потому что здесь у меня нет ни дома, ни друзей, ни работы. И любые попытки кончаются крахом. Смогу ли я оплатить до конца обучение в фотошколе и аренду жилья здесь, если завтра вы с Полом скажете мне «до свидания»? Вряд ли. В Москве я тоже всё растеряла. И вот сейчас стою здесь и думаю: а стоило ли оно того? Ради чего? Чтобы лицезреть твое равнодушие и мотаться из города в город, из страны в страну, из студии на фотосессию, и не иметь возможности распоряжаться собственным временем? Чтобы каждый день получать сотни враждебных комментариев и дёргаться от чужих звонков? За несколько долбаных тысяч фунтов? Сомнительное счастье, тебе не кажется?

Такой пламенной речи я не ожидал и никогда не рассматривал ситуацию с такого ракурса. Энн всё это время казалась мне… ммм… охотницей за лёгкой добычей: за деньгами, славой, не скупясь при этом ничем. Из тех, кто готов на что угодно — идти по головам, дерзить или, наоборот, подлизываться к тем, кто нужен. И хотя иногда это моё представление не совпадало с реальной картинкой того, что я видел, я не слишком хотел разбираться в происходящем. У неё своя цель — какой бы она не была, у меня своя. Мы просто пересеклись ненадолго. Взаимовыгодное сотрудничество — вот как это называется.

А тут вдруг… я снова увидел в ней человека. Хрупкую девушку, которая отправилась в чужую страну совсем одна отвоёвывать своё право на мечту. И что осуществление этой мечты в большей степени зависит от Пола. И от меня.

От открывшегося мне осознания я отмахнулся, как от назойливой мухи.

Романтик хренов! Напридумывал себе… Давай, ещёпредставь, что через тридцать лет вы вместе будете ходить в клуб для пенсионеров, танцевать рок-н-ролл и воспитывать внуков.

При чём здесь это?!

Энн расценила моё молчание по-своему.

— Я тебя не виню. Ты такой же заложник обстоятельств. Слава требует определённых жертв. И я знаю, что сама подписалась на это. Но я больше так не могу.

А вот это вышло совсем неожиданно.

— Ты… что?

— Я хочу поговорить с Полом. Чтобы расторгнуть контракт.

Это что значит, что я опять ошибался? Дело не в наживе, не в мечте… Тогда в чём?

— Это вряд ли получится, — решил попробовать отговорить её. — Сегодня он просто взбешён, вот и решил тебя припугнуть.

— Но я-то мыслю вполне разумно. Я больше не хочу притворяться. И не хочу, чтобы тебе приходилось терпеть моё общество.

Что я мог сказать?

Что я впервые понял, что не хочу снова быть один? Что «липовая» девушка лучше, чем никакая? Или что она оказалась отличным другом?

Как последний дурак я произнёс:

— Останься.

Зачем мне это?

Пошлёт меня сейчас — и правильно сделает.

— Только если ты обещаешь, что изменишь своё поведение и больше не будешь резким и отстраненным. — Она помедлила. — И сострижёшь эту львиную гриву.

Я усмехнулся и провёл рукой по волосам. Не знаю, чем ей не нравится моя стрижка. Я привык.

— Я думал об этом, но с короткими не так весело. Их даже расчёсывать не надо.

— Можно подумать, ты расчёсываешься.

А вот это обидно.

Всё равно стричь не буду.

Пока к Энн вернулось хорошее расположение духа, решил воспользоваться ситуацией:

— Я знаю, куда мы поедем. И даже не думай спорить.

Она и не спорила. Расчёт оказался верным.

Когда кеб подъехал, я коротко переговорил с водителем — попросил сделать пару кругов, прежде чем выехать к Темзе, чтобы «запутать следы». Иначе мы за пять минут могли оказаться у спуска. И это вызвало бы у Энн определённые подозрения.

К счастью, большинство водителей в этом городе понятливые и за дополнительные пару фунтов исполнят всё молча и как положено.

Звонок Пола вырвал меня из только-только возникшего состояния равновесия.

Трубку поднял с большой неохотой.

— Ларри, Уэльс отменяется. Пиши песню. И завтра не забудь про Ирландию. Вылет в два часа дня, в аэропорте Дублина тебя встретят. Билеты оставлю в студии, — оттарабанил он и в конце грозно выдал: — Всё ясно?

— Я понял, — ответил сдержанно, радуясь тому, что «окно» всё же выдалось, и я успею поработать над творчеством. А ещё, пожалуй, успею провести немного времени с Энн.

Мы сидели на спуске у Темзы, жевали хот-доги, рассказывали друг другу о своём прошлом. Вроде бы светская беседа, но я давно не разговаривал так ни с кем. Никто и не интересовался особо. И хотя я не люблю рассказывать про своё детство, к этой девушке как-то проникся доверием.

Кому-то же нужно доверять? Человек — существо социальное, и даже если ты помешан на своём деле и вполне довольствуешься компанией своих внутренних тараканов, иногда просто необходимо поговорить с кем-то близким по духу.

Я возвращался, подбросив Энн домой, и размышлял о прошедшем вечере. Улыбка не сползала с лица. Удивительно даже, как у нас получается понимать друг друга. Я со многими британцами, для которых эта среда и этот язык являются родными с рождения, не могу прийти к такому единодушию.

Это состояние — думать о чём-то (о ком-то!) кроме музыки так много времени, — было непривычным и сбивающим с толку.

Я принял холодный душ, приглушил в комнате свет, включил телевизор… И всё равно думал о ней.

Хотел написать эсэмэску, узнать, спит ли она, но подумал, что уже слишком поздно, и нормальные люди, конечно же, видят уже пятый сон. А будить не хотелось. И сон всё не шёл.

По телевизору шла какая-то мелодрама — я не особо стремился вникать в её суть. Фоновый шум просто позволял мне расслабиться и добиться иллюзии не одиночества.

А потом мой взгляд зацепился за одну из сцен фильма — парень подобрался к окну своей девушки, забрался внутрь и положил цветы на кровать. И мне вдруг страшно захотелось совершить то же самое. Особенно если реакция Энн будет такой же бурной, как у героини этого фильма, вернувшейся в комнату и обнаружившей сюрприз. Ведь это здорово, когда ты можешь стать причиной чьей-то улыбки, подарить такие ослепительно-яркие эмоции.

В конце концов, сегодня ей изрядно пришлось претерпеть, и доза хороших эмоций не помешает. Вдруг она и впрямь решит расторгнуть контракт? Если честно, я уже слишком привык к ней. Сам не заметил, как это случилось.

Ну и, разумеется, ей, как любой девушке, хочется получать цветы и внимание. Она ведь «моя девушка», а я ни разу не уделил ей элементарного внимания.

Решено.

С этой мыслью, довольный от предвкушения завтрашнего сюрприза, я и отправился спать, продумывая в мелочах свой план. Нужно успеть до того, как отправлюсь в аэропорт, а ещё в студию за билетами…

Своим традициям я не изменял и заснул, выстраивая в голове график завтрашних мероприятий.

Встал по будильнику, и на удивление легко. Может быть, оттого, что внутри жило вдохновение — скорее, творить добро, приносить людям радость! Я вообще не понимаю тех, кто стремится отравить другим жизнь. Она итак коротка, итак полна страшных событий, утрат, разочарований, а мы стремимся подлить в неё и свою ложку дегтя: сказать что-то резкое, подставить, обмануть, изъять свою выгоду.

В шоу-бизнесе не без этого, и меня часто пугали, что жуткую конкуренцию и зависть коллег выдержит далеко не каждый. Но мне было глубоко плевать. Я хотел делать свою музыку и быть услышанным. Обещал себе, что не буду ввязываться в конфликты.

Пока что мне удавалось — не считая парочки шпионских слежек СМИ за моей частной жизнью, в стремлении выплеснуть исковерканные её подробности.

Да, мне пришлось идти на какие-то компромиссы с собой — врать, например, что безумно влюблён в Энн. Но от всего остального Пол умело меня защищал, отражая удары. И за это я был ему благодарен.

От машины в это утро я решил отказаться. Одевшись как можно незаметнее, напялив тёмные очки в крупной оправе и насвистывая негромко весёлую мелодию, я в самом лучшем расположении духа отправился за цветами.

Выбирал недолго.

— Пятнадцать красных роз, пожалуйста.

Улыбчивый продавец вручил мне аккуратно завязанный лентой букет, пожелав хорошего дня, и я, поймав такси, отправился в следующий пункт назначения.

Энн жила на первом этаже, и мне предстояло сперва оценить обстановку и оглядеться, чтобы не привлекать внимание. К счастью, пробраться к окнам не составляло труда — они выходили на тихую и безлюдную в утренний час улочку. Сад тоже был с другой стороны. И если зацепиться за решётку балкона — она не так уж высоко — можно без труда проникнуть внутрь.

Я ещё не был уверен до конца, удастся ли мне осуществить план, но адреналин в крови бурлил с невероятной силой. И я, подхватив букет одной рукой, ещё раз оглянулся по сторонам и подпрыгнул, цепляясь другой за решётку. Перекинув цветы (другого способа не было, и я надеялся, что они не слишком от этого пострадают), подтянулся и через пару мгновений уже был на балконе.

Чтобы не попасться случайно Энн на глаза, тут же присел на корточки, поднял букет (фух, с ним всё в порядке, пара отлетевших лепестков не в счёт), и вгляделся в окно, прислонив ладонь к глазам. Видно было плохо, но вскоре глаза привыкли. Энн в комнате не было.

Я вдруг подумал, а что, если бы она была здесь и, не ожидая, что за ней наблюдают, ходила бы, например… в чем? Ну, я не знаю, в пижаме. От этой мысли и представившейся картинки стало весело.

Следующим этапом было проникнуть внутрь. Окно было чуть приоткрыто — в самый раз, чтобы вместилась ладонь. Я просунул её в промежуток и приподнял окно вверх. Раз — и можно беспрепятственно оказаться в комнате и брать что угодно. Какая безответственность! Я понимаю, что это не самый криминально опасный район города, но сигнализация всё же не помешала бы. Или кондиционер, чтобы не пришлось держать окна открытыми.

Я огляделся, впервые оказавшись в комнате Энн. Места здесь было маловато: рядом с окном крохотная кровать, комод, шкаф и небольшой телевизор — вот и всё, что здесь было. На стенах висело несколько картин. Одна — с изображением Кремля. Я никогда не был в Москве, но видел его на фотографиях. А что, было бы неплохо оказаться там вместе с Энн. Интересно, знают ли мои песни в России? Будет ли у меня там когда-нибудь шоу?

В соседней комнате послышались звуки, и я заторопился. Сперва хотел положить букет на комод, но уже раздались шаги. Мой план грозил быть разрушенным на самой последней стадии, поэтому пришлось небрежно оставить букет на полу и рвануть к окну. Секунда — и я на балконе. Еще пять — уже внизу, улепётываю на соседнюю улицу, не оглядываясь на ошарашенных прохожих. Только теперь вдруг мелькнула мысль о том, что меня могли узнать и опять использовать информацию, выставив её в невыгодном для меня свете. Но мне надоело всего бояться! Я хотел хотя бы раз сделать что-то действительно романтичное.

Закрыть за собой окно не успел, и мне оставалось рассчитывать только на то, что Энн не вспомнит об этом и не испугается. Заметила она меня или нет? Догадается или нет?

Я и сам не мог понять, чего мне хочется больше: быть узнанным или остаться под маской инкогнито? В любом случае, я с нетерпением ждал развязки и постоянно поглядывал на телефон в течение дня — вдруг она захочет мне написать? «Спасибо» там, или «Это был ты?». Хотя бы «Счастливого пути!». Но тщетно.

Видимо, нашлись планы поинтереснее. Или она всё-таки вызвала полицию и теперь в полицейском участке у неё выпытывают подробности, при каких обстоятельствах букет попал к ней, и часто ли она держит открытыми окна. С нашим законом лучше не связываться. От этой мысли снова стало смешно. И немного досадно. Неужели я не узнаю её реакцию? Нужно как-то осторожно выпытать это.

К моему удивлению, когда я, порепетировав немного, поднялся в студию, Пол и Энн были там. Я сперва даже растерялся немного. Но быстро взял себя в руки и, аккуратно поглядывая на Энн и стараясь ничем не выдать себя, понял: она не догадалась. Или отлично шифруется, что вряд ли. Мне даже стало немножко обидно, что усилия не оценили. И тут же захотелось продолжить эту игру, сделать что-то ещё под ореолом таинственности.

Следующие дни я провел между небом и землёй — сначала летел в Дублин, потом обратно в Лондон, не успев побывать даже дома — только порепетировать полтора часа в студии и на двух интервью. Затем встретился с Полом и показал две новые песни. Думал, что вообще не смогу написать ни строчки, но, собравшись с мыслями в самолёте, тут же набросал стихи и прямо в туалете напел на диктофон телефона. Готово.

Полу материал понравился, и мы сразу же отправились записывать. Потом обсуждали с музыкантами, саунд-продюсером, звукорежиссёром, как это должно звучать. Обожаю этот творческий процесс, когда каждый полон идей, выдвигает что-то совершенно новое. Для одной из песен саунд-продюсер предложил привлечь хор. Я был в полном шоке, потому что микрофоны пришлось выстраивать по всей студии, снабжать всех наушниками. Но звук был такой! Мама моя!

А для песни «Бежим на рассвет» мы стучали ложками по металлической кастрюле, создавая специальный звуковой эффект для фонограммы, и мне зажимали щёки для правильного захвата звука. Со стороны мы наверняка казались бы сумасшедшими. Такими мы и были, когда творческий процесс был в разгаре.

В студии я забывал о времени. Воплощать свои идеи в жизнь и видеть, как ими горят другие, пытаясь добиться лучшего результата — это невероятный кайф!

Мне нравилось всё, что с этим связано. Я старался найти хотя бы полчаса после записи для того, чтобы посмотреть, как работают профессионалы. Я многого не понимал, но со временем стал лучше разбираться в обработке звука: как делается очистка от шума и нежелательных звуков, эквализация, выравнивание громкости и компрессирование, как применяются эффекты и корректируются гармонические ошибки. Это была настоящая магия!

Потом опять самолёт.

Что мне нравится в моей работе помимо творчества, так это непостоянство. Я терпеть не могу чёткий график, когда всё стабильно и предсказуемо: работа с девяти до пяти, два выходных в неделю — и так сегодня, завтра и всегда. Я не знаю, где буду через неделю. Порой даже — через два дня. Моя жизнь — бесконечное путешествие и импровизация, и я обожаю это чувство свободы, несмотря на то, что времени на отдых и сон практически не остаётся.

Я видел жизнь из окна самолёта или автомобиля. Я не мог понять, как живут все эти люди, мимо которых я сейчас еду. Как мог бы так жить я сам?!

Порой я думал: «Я мог бы сейчас учиться в университете, ходить на студенческие вечеринки, а я тут раскатываю по миру с концертами». Но эта мысль — о стабильной, возможно, нормальной, но чьей-то чужой, совершенно другой жизни, вызывала смех и отвращение.

Это время стало одним из наиболее плодотворных в творчестве. В голове постоянно крутились какие-то строчки. Я записывал их в телефон либо на попавшийся под руку лист бумаги, один раз и вовсе на салфетке, напевал на диктофон, потом показывал музыкантам. Они качали головами, высказывали своё мнение: чаще «да», но с оговорками:

— Давай заменим слово «летали» на «парили», это более поэтично.

— Мы парили в невесомости,

Нам не нужны были крылья… — напел я и кивнул в знак согласия. — Да, так действительно лучше.

— А если чуть-чуть повысить тональность. Сможешь?

Мы так и сделали.

— Смотри, совсем другое звучание.

И это было ещё одно новое решение, ещё один шаг вперёд, ещё один сингл, которому суждено было стать успешным, несмотря на то, что я, как обычно, не очень верил: разве можно стартовать с первой строчки второй раз подряд?

Но песня не только отлично начала, но и побила рекорд предыдущего трека. Так что после поездки в Испанию пришлось снимать клип, несмотря на то, что изначально мы делали ставку совсем на другую, более ритмичную песню.

И каждый раз я убеждался, что это не я создаю музыку, это она ведёт меня за собой.

Глава 9

С Энн мы увиделись снова через несколько дней, но мне показалось, что прошла уже целая вечность — столько я успел всего сделать. К этому моменту у меня было только одно желание: выспаться. Хотя бы в самолёте. Но случившийся… ммм, мелкий инцидент неприятно скребнул по сердцу и напрочь отбил эту охоту.

Довольно смазливый стюард со льстивой улыбкой предлагал Энн закуски и напитки, при этом напрочь меня игнорируя. Я даже очки приснял, дабы показать своё негодующее удивление, но он и бровью не повёл. Даже не взглянул в мою сторону. Отли-и-ично, уводят девушку прямо из-под носа!

Да и она хороша! Начала улыбаться в ответ и стрелять глазками.

Я нервно сжал кулаки. Судорожно сглотнул. Какое мне дело?

Однако когда этот хлыщ ушёл, не мог не высказать своих претензий:

— Ты что, заигрывала со стюардом?

Она закатила глаза и отвернулась к иллюминатору.

Это распалило меня ещё больше.

— Пока ты моя девушка, будь добра не давать поводов слухам, — заметил довольно жёстко.

— О чём ты? — воскликнула она, прикидываясь самой невинностью. — Я всего лишь была вежлива и улыбнулась ему. Имею я на это право?

Ну конечно!

Нет!

— Иногда прессе достаточно одного только взгляда, чтобы раздуть скандал, — как можно сдержанней произнёс я, хотя мне хотелось прожечь взглядом спину нарушившего мой душевный покой придурка и хорошенько встряхнуть эту девушку, чтобы донести до неё свои мысли.

Ты ревнуешь?

Нет!

Тогда чего бесишься?

Она моя девушка, так пусть играет по правилам.

По чьим правилам?

Есть условия контракта и…

Хренов собственник!

— Ты параноик. Это просто стюард, — хмыкнула Энн, оставаясь спокойной не в пример мне. — И зачем им писать про меня? Я — не ты.

— Ты — моя девушка, о которой все знают.

Она ничего не ответила. А я потерял всяческое желание к общению и постарался осуществить то, что планировал — немного поспать. Но сон был зыбким и долго не шёл, так что за время полёта я больше вымотался, чем отдохнул. Из-за этого был не в духе и по большей части старался молчать, чтобы не высказать окружающим своё истинное состояние и не испортить им настроение.

У здания аэропорта нас встречала целая толпа девчонок, и это ненадолго меня отвлекло. Я раздавал автографы, улыбался для фото, пока Пол не скомандовал прыгать в машину.

Мы ехали по Мадриду — я впервые был здесь и смотрел в окно с большим интересом. Этот город сильно отличался от Лондона, в котором я провёл большую часть своей жизни. И я уже строил планы о том, как незаметно для Пола, уже расписавшего график на эти два дня, сбежать из-под его опеки.

Отель оказался шикарным, и я с восторгом обводил взглядом всю эту роскошь.

Но Пол не был бы самим собой, если бы не внёс свою лепту:

— Ларри, Энн, у вас один номер, — произнёс, пока портье возился с ключами.

— Что? — в один голос воскликнули мы.

— Должны же мы поддерживать легенду о том, что вы — пара. Тем более здесь есть, где разместиться. И никаких мне тут интимных интрижек, поняли? Если что, я в номере напротив. Могу заявиться в любой момент.

Я хмыкнул, не удержавшись.

Пол наконец-то покинул комнату, и я задумчиво провел рукой по волосам. Я, конечно, понимаю, что номер состоит из нескольких комнат и есть, где разгуляться, но на месте Пола всё же не перегибал бы палку так сильно. Ночевать в одном номере? Скоро он подселит её в мой дом, и тогда можно смело сказать, что у нас всё «по-настоящему». В постели в угоду публике нас заснять никто ещё не додумался?

Вид из огромных окон открывался самый что ни на есть замечательный. У меня даже дыхание захватило, и так захотелось поскорее увидеть эту красоту воочию.

— Пошли погуляем?

— Ты нормальный? — вполне ожидаемо отреагировала девушка. — Нам Пол вполне ясно дал понять, чтобы никаких самостоятельных шагов мы не предпринимали. Я не хочу рисковать своей жизнью. У тебя тут, говорят, сумасшедшие фанатки.

— Тогда сиди здесь и жди, пока папочка Пол придёт и даст тебе новые указания. А я так бездарно тратить своё время не собираюсь. Ужин с журналистами только вечером.

Энн сомневалась недолго. Я видел, как тяжело даётся ей это решение: остаться правильной послушной девочкой или последовать своим желаниям.

— Ладно, — выдохнула она так, как будто решался вопрос её жизни.

Ничего, скоро привыкнет к таким приключениям. В них есть свой кайф. Натягиваешь как можно больше неприметных вещей, чёрные очки, в которых тут ходит каждый второй, спортивную шапку — готово. Теперь я один из многих. Разве что отсутствие загара может выдать во мне приезжего.

— Тут неподалёку есть парк. Я погуглил.

Смотрит на меня то ли с непониманием, то ли с сарказмом:

— Я хочу посмотреть Королевский дворец.

Ну конечно! Я даже не сомневался.

— Там слишком много людей.

Я не хочу, чтобы меня разобрали на сувениры.

— И что? Меньше шансов, что нас увидят.

— Все шансы, что нас увидят. И если хотя бы пара человек нас там обнаружит, возьмут в кольцо, и живыми мы точно не выберемся.

Она замолчала, но вряд ли потому, что согласилась. Поэтому я на всякий случай добавил:

— И даже не думай соваться туда в одиночку. Ты слишком медийное лицо.

— Чего я? — её смех раздался по округе. — Да что они со мной могут сделать? Я им неинтересна.

— Я бы на твоём месте предпочёл не проверять, что они могут сделать.

Кажется, она обиделась, потому что в следующие минут пять не проронила ни слова. Может, и к лучшему. Если бы я был увлечён разговором, вряд ли заметил бы, что нас «пасут».

Для того, чтобы убедиться в этом, свернул на крайнюю дорожку парка, где никого не было. Девчонки, шушукаясь, сделали то же самое.

— За нами слежка, — доложил Энн, и тут же пожалел об этом. Она моментально оглянулась, отыскивая глазами преследователей и тем самым делая наше положение ещё более уязвимым.

— Я так и знал. Ты когда-нибудь научишься просто доверять людям и не вертеть головой? Теперь нам придётся бежать.

— Ты серьёзно?

— Серьёзно, — примечая экскурсионный автомобиль, припаркованный неподалёку и без водителя, обронил я и тут же ускорил шаг по выбранному направлению. Кажется, Энн такого не ожидала. Ладно, я сам не ожидал, если честно.

— Нас арестуют! — в ужасе воскликнула девушка.

— У меня даже нет прав, — сообщил со смешком, представляя, как в ужасе скукоживается её лицо.

— Ты знаешь, что это незаконно? Да ещё в чужой стране! Пол нас убьёт!

Ага, это точно.

— Выпрыгиваем, — как только впереди замаячил забор, скомандовал я.

Даже не успев понять, что случилось, оказался вдруг на земле. Зато Энн мой полёт оценила.

— Тоже мне, спринтер, на ногах не стоит.

Я едва сдерживался от смеха. Приключение получилось что надо.

А тут ещё и охрана парка подключилась. Пришлось откупаться. Увидев лавку с хот-догами, рванул туда и вместо штрафа рассчитался с ничего не понимающим охранником вкусной едой. Думаю, он не был против. Жаль, что я не понимаю испанскую речь.

Я не стал ждать благодарностей — схватил замершую в полнейшем шоке девушку за руку и рванул к забору.

— Придётся лезть.

Конечно, она была не в восторге. Но деваться-то было некуда — она связалась со мной.

Экспериментировать с изучением местности мы больше не стали, вернулись в отель. Я погрузился в музыку, надеясь привести мысли и чувства в порядок, и настроиться на предстоящую встречу. Энн ушла на балкон, но я видел её через окно. Видел, как она сидит, склонившись над книгой, поджав под себя одну ногу и подтянув другую, согнутую в колене, до подбородка. Как ветер едва заметно касается страниц и её волос. Она была погружена в чтение. И ничто не мешало мне созерцать. Давно я не наблюдал ни за кем с таким упоением.

Она, наверное, почувствовала мой пытливый взгляд, потому что в какой-то момент оторвалась от чтения и взглянула на меня своими полными невинности глазами. Я вдруг понял, что она совершенно не похожа ни на одну из тех девушек, что окружали меня до сих пор. Не пытается завлечь или разузнать побольше, втереться в доверие или специально расположить к себе. В чем дело? Ей это неинтересно? Неинтересен я? Есть ли у неё кто-то в России? Парень, с которым она переписывается каждый вечер… Не припомню, чтобы она вела себя подобным образом — смотрела в экран, вслепую набирала сообщения ежеминутно, таинственно улыбалась. Она как будто из прошлого века. Как будто скрывает какую-то тайну.

Энн не сводила с меня взгляд, как будто ждала, что я сделаю это первым. И я сделал. Отвернулся к стене и закрыл глаза. Я боялся всех этих мыслей, когда они вылезали наружу. Я боялся, что перестану их контролировать.

Так что проще закрыть глаза и сделать вид, что их просто нет.

Что я просто слушаю музыку.

Глава 10

Концерт в Мадриде прошёл отлично. Я видел эти горящие глаза первых рядов фан-зоны, слышал, как они скандируют моё имя и напевают наизусть все тексты песен громче меня. Они готовились: организовали флеш-моб, включив на песне «Утро с тобой» фонарики и превратив зал в настоящую феерию света — в мерцающее подобно звёздам огромное пространство. От переполнявших меня чувств я едва справлялся с собой и боялся, что всё испорчу, что эмоции прорвутся наружу и голос меня подведёт. Но всё прошло хорошо. Пол остался доволен, публика шумела подобно океану, требуя ещё больше песен, а сам я… Ну что сказать… Для меня это лучший наркотик в мире!

После концерта у меня было всего семь минут на то, чтобы привести себя в порядок перед пресс-конференцией. Время было строго оговорено.

Именно ради этого появления Энн и полетела с нами в Испанию. Но я не знал, насколько она осведомлена о своей роли, поэтому предпочитал не вмешиваться в политику Пола.

— Готовы? — появилась в проёме его голова. — Там у дверей толпа собралась. Задействовали охранников. Ещё двое будут прокладывать вам дорогу.

Фанаты здесь и правда оказали один из самых горячих приёмов за последнее время! Мне было неловко — как и всегда. Я немного теряюсь от такого внимания. Не знаю, чем заслужил его. Но знаю, что в любой момент могу потерять. Это ведь не благодаря моему таланту — в мире много гораздо более крутых музыкантов и вокалистов, я уверен. Здесь нужно сказать спасибо команде. Мы все как единый механизм, и я — лишь вершина этого гигантского айсберга.

В глазах Энн плескалось нешуточное беспокойство. Кажется, она с таким наплывом активной любви лицом к лицу ещё не сталкивалась.

Я видел, что она боится, но вида не подаёт. Только глаза выдают состояние. Но она, как маскировщик со стажем, быстро спрятала их за очками. Храбрая девочка.

Выехать было проблематично. Фанаты обступили автомобиль, стучали в окна, что-то кричали. Одну девчонку едва ли не силком вытащили наружу — она пыталась пробраться в салон и при этом отчаянно рыдала. Я не находил себе места, потому что мне вовсе не хотелось быть причиной для чьих-то страданий и слёз. Я хотел дарить людям радость. Но, видимо, одно без другого невозможно.

Взглянув на Энн, я даже в полумраке заметил её мертвенно-бледное выражение лица. А в глазах застыл ужас.

Мне и самому скорее хотелось уехать, остаться в тишине, выдохнуть хотя бы на пару мгновений.

Наконец автомобиль тронулся. Через сорок минут мы въехали на парковку отеля по объездной дороге, потому что у центрального входа, по сведениям Пола, нас караулили.

Во мне опять проснулось естественное желание — поскорее лечь спать. Казалось, ещё немного, и я перестану стоять на ногах. Так часто бывает, когда адреналин начинает стихать и вместо него приходит бессилие.

Я позволил Энн принять душ первой, сам в это время распластался на кровати и с великим трудом удерживал глаза открытыми. Я думал об этом дне, об этом чувстве внутри, когда тысячи людей пришли поддержать тебя, исполнить вместе с тобой твои песни. Это… аааа…

Улыбка опять расползлась по губам.

Да, сцена — наркотик. И ты купаешься в море людской любви, и чувствуешь, как за спиной вырастают крылья, и испаряются все проблемы. В этот момент есть только я и зрители — мы единое целое.

Энн вышла из ванной в домашней одежде, с завязанным на голове замысловатым узлом полотенцем, и качнула головой в сторону ванной комнаты, уступая её мне.

Чуть тёплый душ помог привести себя в чувство, сбросить усталость и немного взбодриться.

Я вышел и первое, за что уцепился взгляд — уютно устроившаяся на парапете застеклённой террасы девушка с кружкой в руках. Она сидела ко мне полубоком и смотрела в окно. При этом выглядела так беззащитно, что во мне вдруг проснулись какие-то прежде смутно знакомые чувства — желание защитить, укрыть, спрятать от внешнего мира и его колючек.

— Непросто тебе сегодня пришлось, да? — я сел напротив. Парапет оказался довольно удобным, словно специально для того и придуман, чтобы сидеть и созерцать виды города. В подсвеченной искусственными огнями засыпающей столице была какая-то особая магия и умиротворение.

Энн не ответила. Вероятно, не хотела вспоминать о фанатах.

— Я никогда здесь не был, — перевел тему в другое русло. — Но, знаешь, в этом и прелесть. Я не знаю, где буду через месяц.

Я спонтанно высказал всё, о чём думал в последние дни. О том, как люблю свою жизнь, несмотря на ее, порой, ненормальность и катастрофическую нехватку времени на отдых и развлечения.

Энн молчала, и мне подумалось, что зря я так разоткровенничался. Похоже, она не намерена сейчас вести пространные беседы. Но, взглянув на нее, убедился в обратном: она внимательно смотрела на меня, и глаза её выражали интерес и сострадание. Что-то похожее на это.

— У меня есть классные фотки. Сегодня сделала. Хочешь взглянуть?

Она рванула к своей сумке так стремительно, словно от этого зависела её жизнь.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке.

Вернувшись, Энн остановилась рядом со мной и открыла фотографии. На одной из них я стоял перед микрофоном, закрыв глаза и ощущая момент. В спину бил яркий софит, неоново-сиреневый. Одна рука придерживает гитару, другая безвольно опущена. И вроде нет в этой фотографии ничего особенного, просто запечатлённый случайно миг, а взгляд не оторвать. Я не из тех, кто любуется собой, отыскивая в изображении достоинства и недостатки, и на эту фотографию смотрел отчуждённо, больше как на красивый кадр. Действительно красивый. Поэтому просто не мог не высказать своего восхищения:

— У тебя хорошее чувство построения композиции.

— Это ты себя сейчас назвал композицией? — засмеялась она.

Энн продолжала листать фотографии, а я смотрел на экран фотоаппарата, но мысли мои убегали. Я думал об Энн. О том, что она думает обо всей ситуации. О нашем «романе». Думала ли она об этом хоть раз в ином ключе? Не только как о работе?

— Сбросишь мне потом? — попросил я, чтобы сказать хоть что-то. Боялся, что она заметит моё рассеянное внимание.

— Ага. С тебя сто долларов.

Мы посмеялись.

— Я спать, пожалуй. Спокойной ночи, — она улыбнулась, но как-то натянуто. Мне так показалось.

— Спокойной ночи, — ответил на выдохе.

Меньше всего мне хотелось портить наши отношения.

Портить чем? Любовью?

Какая любовь, идиот?

А давно ли я вообще в кого-то влюблялся?

А, и ты выбрал её как объект, на который можно излить свои чувства?

Она мне действительно нравится.

Нравится…

Я несколько раз мысленно повторил это слово, словно привыкая к нему. Да, Энн мне нравится.

Иди лучше спать, хренов романтик. Забыл, во сколько завтра подъём? Сегодня уже, если быть абсолютно точным.

Но даже выключив свет и забравшись в постель, я не мог отделаться от этих мыслей. Вслушивался в тишину, потому что совсем рядом, за стеной, была Энн. Вспоминал нашу первую встречу. Если бы этот идиот в аэропорту знал, что будет с ним через пару месяцев, он бы сошёл с ума. Она мне совсем не понравилась. Показалась надменной. Охотницей за наживой.

Я помнил все, что думал тогда об этой девушке, и, сопоставляя с тем, что знал о ней теперь, не мог понять, когда всё случилось. Перемена была колоссальной.

И что теперь делать? Начать ухаживать за ней по-настоящему?

Я не мог представить ее реакцию. Она всё ещё оставалась для меня большой загадкой.

С этими мыслями я и уснул, и встал с превеликим трудом, только после того, как децибелы голоса Пола достигли несносных высот, а угрозы поднять меня стали совсем изощрёнными.

Собрался за пару минут. Поделил с Энн оставшуюся в холодильнике минералку, осторожно глотая и грея каждую порцию во рту — посадить голос никак нельзя.

Тем же, что и вчера, проверенным путём — через подземную парковку — выбрались из отеля в тонированном автомобиле. Я усиленно пытался заставить себя проснуться, но тщетно. Может быть, на этот раз удастся уснуть в самолёте.

— Ты выглядишь измученным, — сообщила Энн, поглядывая на меня с беспокойством.

— Да, мне не помешало бы выспаться, чтобы чувствовать себя лучше. Но пока такой возможности нет, — побормотал я и тут же спохватился. — Нет, я рад, что живу такой жизнью. Но теперь, когда ты знаешь её изнутри, ты можешь понять, что она из себя представляет.

Я задумался.

Вспомнил последнюю эсэмэску мамы. Она звала на пикник — у Шона день рождения, но вместо шикарного праздника они просто хотели устроить скромный ужин на природе. Хотели видеть меня. Но у нас арендована студия и нужно срочно записывать музыкальный материал, потому что на следующий день опять вылет.

Я не хотел перечёркивать всё и задвигать близких на задний план, и я всегда думал, что мне удаётся держать эту грань. Мы с мамой часто созванивались, я виделся с друзьями, поддерживал связь с отцом, хоть это и было непросто. А что, если я уже нарушил баланс, просто не замечаю? Когда я в последний раз видел маму не по скайпу? Или ходил на свидание с девушкой? Может, пригласить Энн?

Я взглянул на неё.

— Я боюсь упустить что-то важное…

Но прежде, чем успел продолжить, заметил вспышку.

Она снимала меня, пока я отвлёкся! Это было так неожиданно, что я не знал даже, как себя вести.

— Ну, понимаешь, ты был очень фотогеничен в этот момент, — залепетала она со смущённой улыбкой. — Я просто не могла упустить момент. Думаю, это будет лучший кадр на моей персональной выставке.

Я выдавил улыбку, но, наверное, она получилась неубедительной.

— Расскажи что-нибудь ещё, — попросила Энн, убирая фотоаппарат.

Момент был упущен. Нужно было позвать её в ресторан в знак компенсации за мой моральный ущерб, за вторжение в личную жизнь, например. Не такая уж это и ложь. Она действительно вторглась без спроса. Ворвалась в мои мысли и навела беспорядок в них. Иначе как объяснить, что я постоянно только об этом и думаю?

— Ну…

А, была не была…

— О чём ты думаешь во время своих выступлений? — опередила меня девушка, даже не подозревая о моих планах.

— Бывает по-разному. Смотря в каком настроении нахожусь, — выдал я, пытаясь справиться с разочарованием и злостью на самого себя. Вот же болван! Быстрее нужно соображать.

— Бывает, и в плохом тоже?

— Да. Но во время выступления всё меняется, и возвращаюсь за кулисы я абсолютно счастливым, как будто меня зарядили по новой.

— И всё же? О чём? О девушках, например? — засмеялась она, изображая гримасу.

О девушках думаю после. Вернее, об одной из них. В последнее время.

— Вряд ли.

— Что, даже не разглядываешь фанаток, выискивая кого-нибудь посимпатичнее?

— Из-за ярких софитов совсем ничего не видно, — огорчил я её, пожимая плечами.

— Какая жалость.

— А если серьёзно, я всегда думаю о том, что в Лондоне по телевизору на меня смотрит мама, которая многим пожертвовала для того, чтобы я занимался тем, что люблю. И моя самая большая мечта — сделать её счастливой.

— Мне кажется, она должна быть счастлива оттого, что у неё такой сын.

Мысли всё еще разбегались, внушая надежду и страх одновременно. Да неужели это так сложно, просто бросить небрежную фразочку, мол: «Как насчёт ужина сегодня вечером? Покажу тебе одно из лучших мест Лондона. Ну и должны же мы отметить твой первый выезд за границу, не считая Великобритании?». Ведь это так просто!

— Знаешь, очень сложно найти человека, который будет с тобой искренним…

Вот ты в дебри забрался! Проще надо быть, проще!

— Очень сложно всё время думать: «Если бы всего этого в моей жизни не было, я бы понравился или нет?»

— И как ты с этим справляешься? — абсолютно искренне спросила она.

Я пропустил её вопрос мимо ушей. Пожал плечами.

Говори!!!

— У меня есть один способ проверить это, — вдруг заявила она.

И во мне тут же вспыхнул азарт. О чём это она?

— Предлагаю тебе замаскироваться получше и разок сыграть в переходе. Если кому-то понравится, ты можешь собой гордиться. Это, конечно, не совсем та проверка, о которой шла речь…

Молодец, друг, она сделала всё за тебя. Хотя бы после этого ты сможешь позвать её вместе поужинать?

— А мне нравится. Так и поступим, — и мы скрепили наш договор рукопожатием.

Глава 11

Тёмно-серое пальто до колен, кофта с капюшоном, чёрные очки, без которых я не выхожу уже даже в дождливый день, джинсы с дырками — они пылились в шкафу без надобности несколько лет, и я думал, что уже не влезу в них, шапка до самых бровей. Закинул акустическую гитару в чехле на плечо и мельком глянул на себя в зеркало. Была бы шляпа с полями, выглядел бы как гангстер.

Я усмехнулся и сбежал по ступенькам вниз. Погода была хорошей, хоть и неустойчивой, и я решил прогуляться пешком. Не помню уже, когда передвигался на своих двоих куда-то по городу.

Энн встретила меня широко распахнутыми глазами и удивлённым возгласом:

— Ого! Ты здорово постарался.

Я быстро огляделся по сторонам, как шпион, и прошептал, вживаясь в роль:

— Ты не должна стоять рядом, чтобы не привлекать внимания.

— И где же мне быть? — её губ коснулась усмешка.

Кажется, этот маскарад и ей был по вкусу.

— Давай туда, — указал я головой в угол у самого входа в подземный переход. — Доставай телефон, как будто ты просто остановилась набрать кому-то сообщение.

Сам я пристроился у противоположной стены подальше и, расчехлив гитару, взял несколько пробных аккордов и начал играть. Сначала — несколько рок-баллад времён 70-х, они часто звучали у нас дома в детстве, затем — несколько песен, напоминающих мне о школьных годах, тех, что мы играли в собственной группе на маленькой сцене родного учебного заведения.

Сначала я наблюдал за реакцией публики: кто-то проходил мимо и при этом сверлил меня взглядом, кто-то не отрывался от телефона, несколько человек остановились послушать и бросили что-то в чехол. Я кивнул в знак благодарности.

Никто не узнавал меня! И это разжигало внутри ещё больший азарт. Значит, я вполне могу перевоплощаться и жить нормально, когда захочется.

После я забыл и о холоде, и о том, где играю, и что никто не знает ни моего имени, ни моего прошлого, ни моих песен. Это был чистой воды эксперимент, и он, неожиданно для меня самого, принёс огромное счастье и прилив сил.

Многие люди стремятся выделиться из толпы. Я же, напротив, мечтал с ней слиться. И всё получилось.

Не знаю, сколько прошло времени — не очень много, — когда Энн, не выдержав, подошла ко мне с поджатыми губами и махнула рукой:

— Дохлый номер. Ты даже на такси себе не заработал.

Я засмеялся. На самом деле я получил гораздо больше, чем брошенные мне кем-то несчастные десять фунтов.

Домой мы возвращались в приподнятом настроении. Я пригласил Энн на футбол, решив, что начинать сразу со свидания в ресторане опасно — это может её напугать и оттолкнуть. Я хотел, чтобы она ко мне привыкла. К моим друзьям, к моей жизни — обычной, а не той, что ей доводилось увидеть.

Энн согласилась, а потом вдруг заговорила о Роззи.

Едва имя девочки слетело с её губ, меня пробрало до мурашек. Я забыл! Со всеми этими перелётами, съемками. Терпеть не могу оправдываться, но ещё больше — нарушать свои обещания.

— Я завтра поговорю с Полом, — пообещал, уверенный в том, что сдержу обещание.

Я постарался её отвлечь. Стал рассказывать про Рождество, расспрашивал, как отмечают его в России — оказывается, почти на две недели позже. И без открыток, индейки, венков — гораздо скромнее, чем Новый год. Даже территорию вокруг дома никто не украшает. В основном потому, что все дома в столице России — высотки, и заниматься «такими пустяками» вечно занятым городским жителям просто некогда.

— Но у нас тоже очень красиво. Особенно в Москве. Всё сияет, есть каток прямо на Красной площади, и ещё у нас постоянно в предновогоднюю ночь крутят один и тот же фильм — традиция такая, — я не совсем понял, хорошо это или плохо, но по реакции Энн, закатившей глаза к небу и громко вздохнувшей, предположил, что, скорее всего, ей это не очень нравится.

Вместо индейки на праздничном столе у них другие традиционные блюда — салат с каким-то странным названием, который готовят из года в год уже сто поколений, и мандарины. И шампанское. Энн рассказала, что всегда боялась, когда его открывают.

Зато в Москве зимой много снега, и порой даже сильный ветер, который добавляет пару градусов холода. У нас же снега зимой не дождёшься, и за его неимением многие предприимчивые владельцы магазинов продают искусственный. Для атмосферы, так сказать.

Вот и сейчас, несмотря на то, что до Рождества уже оставалось совсем немного и город был празднично разодет, было довольно тепло и сухо.

Ну хоть в одном у нас праздники сходятся — ёлка есть и в России.

И ещё у них нет Дня подарков.

— Да ладно?!

— Серьёзно, — округлила глаза она и засмеялась. — А что это?

— Ну, в этот день британцы посещают многочисленные магазины, чтобы обменять ненужные подарки и приобрести новые вещи. Поэтому во многих магазинах настоящее столпотворение. А те, кто не любит шопинг, но любит футбол, отправляется на спортивные матчи. В этот день как раз открывается сезон.

Мы говорили ещё о многом, а потом я увидел автосалон и… Ну, знаете, это моя маленькая слабость. Просто не могу пройти мимо классных машин. Форд Мустанг — моя мечта. Но, боюсь, что пока она мне не по карману.

— Не хочу тебя расстраивать, но, думаю, годам к пятидесяти у тебя есть шанс накопить на такую, — «обнадёжила» Энн, взглянув на ценник.

— А ты умеешь заряжать оптимизмом, — отозвался я, не в силах выбраться из салона. Я бы тут жил, честное слово!

Минут через двадцать Энн наконец убедила меня оставить машину в покое, и мы выбрались на улицу, где заметно похолодало за это время.

— Ладно, а о чём ты мечтаешь?

— Я? — она выглядела удивлённой, как будто никогда и не размышляла об этом.

Как по мне, так я на этот вопрос могу ответить без заминки и днём и ночью, в любом состоянии.

— Ну да. Какой бы ты подарок хотела?

— Что-нибудь мотивирующее.

— Например?

— Да не знаю я. Я просто люблю сюрпризы.

А у меня уже зрела мысль, и глаз заприметил небольшой магазинчик, в который я пару раз ходил вместе с мамой. Он существует тут очень давно и пользуется большим успехом, потому что в этих культурных развалах можно найти всё что угодно.

— Зайдём? — предложил я, бодрым шагом направляясь к двери и увлекая за собой Энн.

Что ещё ей оставалось делать?

Я видел, с каким интересом она осматривает помещение и вновь почувствовал, что улыбаюсь. Так невероятно приятно было открывать для кого-то новый мир, который для тебя давно стал обыденностью. Энн смотрела на всё с широко открытыми глазами и неподдельным любопытством. Она была живой, открытой эмоциям и готовой к любым приключениям. Её искра и любовь к жизни мне очень нравились. Её увлеченность любимым делом, и как горели её глаза, когда она рассказывала о фотографиях и своей учёбе, напоминали меня самого и моё отношение к музыке.

До закрытия магазина оставалось десять минут, и я судорожно пытался выбрать из кучи всякого нужного и ненужного добра что-нибудь впечатляющее, особенное, что можно было бы подарить этой особенной девушке. Мне хотелось, чтобы у неё что-то было в память об этом времени, даже если однажды всё завершится, и мы снова станем друг другу никем.

От этой мысли больно сжалось сердце, и я поспешил оправдать себя тем, что Энн стала хорошим другом, и я не хочу её терять.

Эта подвеска сама попала мне в руки — маленький ключик с блестящими камешками — не драгоценными, просто красиво сияющими. Безделушка, конечно, но если я поведу Энн в лицензированный ювелирный магазин, она заподозрит неладное и воспротивится, я уверен.

— Ух ты, — произнесла она, касаясь ключика кончиками пальцев и глядя с таким восторгом, словно это был самый редкий в мире алмаз.

Её реакция превзошла все мои ожидания.

— Нравится? Я подарю его тебе.

— Ты что, не надо, — тут же пошла она на попятную.

Пришлось включить своё красноречие.

— Ты ведь хотела что-то, что будет тебя вдохновлять. Так вот, когда тебе будет казаться, что выхода нет, знай, что у тебя есть ключ, который способен открыть любую дверь. Считай, что это подарок на Рождество. И компенсация за все доставленные неудобства.

— О чём это ты?

Действительно, о чём это я? Удивительная девушка, правда.

Я повернулся и поспешил к кассе, чтобы спрятать свою улыбку. Делать людей счастливыми — моё скрытое предназначение. Но вот то, что это может приносить такое колоссальное счастье и мне самому — поистине чудо!

Расплатившись, я вновь взглянул на топтавшуюся в нерешительности рядом со мной Энн:

— На счастье!

Она улыбнулась так искренне, что я сам не смог сдержать улыбку. Сейчас она совсем не была похожа на ту высокомерную стервочку, которая ожидала в аэропорту и делала вид, что ей все обязаны.

Мы вышли из магазина, и я не поверил своим глазам. Даже замер от удивления.

С неба хлопьями сыпал снег! Настоящий и такой превосходно-сказочный, словно их диснеевского мультфильма.

Я не помню, когда в последний раз в Лондоне был снег в Рождество или его канун.

Вечер был невероятным. Всё так совпало: погода, компания и душевное состояние. Я просто не мог не поделиться эмоциями.

— Спасибо за эту прогулку и за наш эксперимент. Я давно не ощущал себя настолько живым и обычным — в хорошем смысле этого слова.

— Обращайся, — засмеялась она, тряхнув волосами и поднимая голову к небу. Снежинки мягко ложились на её распущенные волосы и почти сразу же таяли. — Ты домой сейчас?

— Нет. Заеду в студию, хочу порепетировать ещё немного.

И даже прежде, чем я успел пожелать это, в глазах Энн появились мольба и восторг, и она попросила:

— А можно с тобой?

В студии мы оказались минут через сорок. Коридоры были тихими и пустыми. Только из-за некоторых дверей доносились звуки — там днём и ночью обитали такие же творческие сумасшедшие, как и мы.

Я зажёг свет, сбросил пальто и шапку, взъерошил волосы.

— Сыграй, — потребовала Энн, вольготно устраиваясь на диванчике с ногами и не сводя с меня глаз. — Что-нибудь из новенького. Чего никто ещё не слышал.

Из новенького? Самой свежей и ни разу не сыгранной никому, даже Полу, была песня, у которой ещё даже названия толком не было. Строки пришли ко мне в тот день, когда я подбросил в квартиру Энн букет. Я не то чтобы писал ей, просто записывал то, что приходило в голову. Даже не был уверен, что это будет песня. У меня есть много стихов, которые валяются на разбросанных по всему дому листах — Франческа давно привыкла находить мою писанину в самых разных и порой неожиданных местах, поэтому находки складывает на комоде в гостиной, а я потом перебираю, перечитываю: что-то выбрасываю, что-то довожу до ума, что-то отправляется в дальний ящик ждать подходящего случая, а что-то взрывает мой мозг и открывает второе дыхание.

Эти стихи я забил в телефон и на следующий день подобрал мелодию. На это ушло не больше получаса. И результат мне понравился.

Может быть, показывать её Энн было не лучшей идеей. Она могла принять всё на свой счёт — и это отнюдь не было бы ошибкой. Я не знал, хочу ли, чтобы она поняла это так, как следует. Я впервые столкнулся с такой ситуацией, когда совершенно растерян и не понимаешь, как вести себя дальше. Поэтому пока придерживался тактики созерцания, не предпринимая никаких активных действий. Может быть, ждал какого-то намёка от самой Энн. Хотел понять, что она чувствует. Может быть, надеялся получить эту подсказку прямо сейчас, исполнив песню.

— Ну ладно, ты сама напросилась.

Я взял пару аккордов, прочистил горло. Подумав немного, поднялся и переключил свет на более приглушённый:

— Создадим подходящую атмосферу, — пояснил со смешком.

Энн всем своим видом показывала томительное ожидание, и я не стал её больше мучить.

До сих пор пытаюсь понять, как вышло,

Что мы перестали быть чужими друг другу.

В какой момент я впервые это понял?

И теперь готов повторять:

«Ты — всё, что мне нужно».

Мне хотелось взглянуть на неё, увидеть реакцию, поймать взгляд и понять, что она чувствует. Но я боялся. Элементарно струсил. Поэтому продолжал смотреть лишь на гитару и старался донести до Энн мысль не только словами, но и голосом, интонацией. Передать свои чувства.

Чувства?

Слова навсегда останутся словами,

Со сцены и через экран я пытаюсь до тебя докричаться,

Но всё, что ты видишь — лишь яркая картинка, лишённая смысла.

Я просто прошу дать мне шанс

Показать тебе, что я чувствую.

Доказать, что ты — всё, что мне нужно.

Тишина заполнила комнату, ворвалась в пространство, делая неровный стук сердца более отчётливым.

Я уже не убеждал себя в том, что ничего к ней не чувствую. Она мне нравится. И, блин, я действительно хочу знать, что она чувствует!

Я осмелел и взглянул на Энн, ожидая чего угодно.

Она молчала, взгляд был опущен. Казалось, она все ещё погружена в свои мечтания.

Я напряженно ждал. Секунду… две… три…

Наконец она подняла глаза и улыбнулась, заметив мой пристальный взгляд.

— Здорово, — улыбнулась, словно ни в чём не бывало.

Значит, никакой внутренней борьбы в ней не было?

— Это посвящение?

Да, Энн, эта песня возникла благодаря тебе.

— В каком-то смысле, — я отложил гитару, встал и повернулся к окну.

Противоречия разрывали меня на части.

Повернись, скажи ей сейчас же, что больше не хочешь так жить.

И что? Думаешь, она бросится тебе на шею с криком: «Я всю жизнь ждала этих слов?» Порядочные девушки так себя не ведут. Чтоб ты знал.

Тогда я тем более не понимаю, чего ждать.

А ты скажи и проверь. Ты же любишь её провоцировать. Молчишь? Значит, струсил?

— А я всегда думаю, каково это: играть на музыкальном инструменте? И почему я не проявляла подобных стремлений в детстве? — ворвался в мои размышления голос Энн.

Я повернулся с явно выраженным удивлением и улыбкой.

— В чём проблема? Иди сюда.

Девушка не шевелилась. Но я не собирался шутить.