Бесплатный фрагмент - Калейдоскоп жизненных историй

Небольшое вступление

В 2021 году мне предложили вести Литературную мастерскую по написанию автобиографических рассказов. Литературная мастерская открывалась под патронажем проекта мэра Москвы «Московское долголетие» и при участии Академии «Лучший возраст».

Я решила попробовать. Это был интересный опыт. Участники курса, люди старшего поколения, многое испытавшие, но не потерявшие присутствия духа и интереса к происходящему, откровенно писали о себе и о людях, сыгравших большую роль в их жизни, делились своими мыслями, рассказывали истории из своей жизни.

За два прошедших года проведено уже четыре потока курса. После первых двух потоков был издан сборник рассказов «Путешествие по жизни», который можно приобрести на сайте издательства Ридеро.

А вы сейчас читаете второй сборник, созданный из рассказов участников третьего и четвёртого потоков.

Наталья Корепанова, писатель,

автор книг по писательскому мастерству,

ведущая литературных курсов

«Пишем книгу о себе», «Вымысел и реальность»,

«Сам себе редактор».

Белковская Александра Александровна

Путешествие в подарок

Когда у меня появился смартфон, и я получила возможность фотографировать при любой погоде с хорошим качеством снимков, я превратилась в фаната этого дела. Меня уже трудно остановить. Память в смартфоне быстро заполняется. А альбомы с фотографиями занимают массу места в шкафу. В них сохраняется история моей жизни. Это чудо как интересно — просматривать их.

Совсем недавно одно фото напомнило мне о давно минувших днях. Волна воспоминаний нахлынула на меня, окутав теплом и светом тех событий. Расскажу по порядку.

В том году наш любимый внук окончил восьмой класс. В свои четырнадцать лет он радовал нас своими успехами в учебе. Приличные оценки принес из школы, трудился, занимался спортом. Он — отличный велосипедист. Мы чувствовали, как он любит нас, и отвечали ему безграничной любовью. Лучший внук на земле.

В каникулы он готов был уже ехать отдыхать к нам на дачу. Но мы с мужем приготовили ему подарок поинтереснее.

«А что, если поехать нам на теплоходе? Утолить жажду новых мест, а потом можно и на дачу на все оставшееся лето», — решили мы вместе.

Выбрали маршрут «Москва — Волга».

Собрали все, что нужно в дорогу. Вещей взяли мало, так как по путевке были обеспечены всем готовым. Запаслись ожиданием в предвкушении приятного путешествия.

И в июньское солнечное утро две тысячи шестого года из Северного речного порта города Москвы небольшая группа туристов отправилась в путешествие. Это были мы: дедушка Слава, бабушка Шура и внучек Дима.

Утро встретило нас солнцем и теплом, что особенно запомнилось. Весь июнь был дождливым, а вот сегодня, пожалуйста, сюрприз.

В порту нас провожали родители Димы — папа Саша, мама Наташа и сестренка Настенька. Она была еще маленькая, и мы обещали взять ее с собой в следующий раз.

После поцелуев, прощальных обнимашек и напутственных добрых пожеланий мы поднялись на борт теплохода «Николай Щорс». Прощальные взмахи рук провожающим. Теплоход неторопливо отчалил от берега. Все, мы уже не на земле. Впереди пять дней интересных впечатлений.

Герой нашего путешествия Дима впервые плыл на теплоходе. Меня больше всего тревожила мысль: понравится ли ему такая прогулка по воде?

Мы облокотились на перила палубы и просто смотрели вокруг. Под нами вздыхала небольшая волна, поднятая движением теплохода, легкий ветерок обдувал лица. Темные очки защищали от яркого блеска воды.

Мы прошли в нашу крошечную трехместную каюту. Она напоминала купе вагона. Дима сразу выбрал для себя верхнюю полку. Я обратила внимание, что постельное белье новое.

Разложив свои вещи, мы снова вышли на палубу и ознакомились с правилами путешествия, с правилами безопасности. Впереди нас ожидали моменты шлюзования теплохода, никогда нами не виданное действие. Потом остановки в городах Угличе, Мышкине, Костроме и Ярославле.

Подошло незаметно время обеда. В ресторан мы попали в первую очередь и тут же окунулись в запахи кухни. Познакомились с нашими соседками по столу. Обед нам понравился, и я даже напишу, что мы ели: салат из грибов с сыром, яйцом и жареным луком; щи мясные со сметаной; зажарка с рисом; апельсиновый сок.

Мы быстренько поели. Дима смел первое и второе блюдо и выпил сок. Свежий воздух и ощущение отдыха подействовали на нас благотворно. Особенно на меня: ведь не нужно было париться на кухне. И даже посуду мыть не надо. Пришла и поела. Отдыхаю! Все довольны.

Из жаркой и шумной столовой мы поспешили на свежий воздух. Не терпелось пройтись по всем трем палубам и осмотреться в новой обстановке. Вокруг за бортом вода, механизмы теплохода уютно и нешумно делают свою работу; мы наслаждаемся неповторимой прелестью русской природы: любуемся прекрасным зеленым узором проплывающих мимо берегов. Там просматриваются палаточные городки туристов, рыбаков, отдыхающих людей. Дети нам машут руками и весело резвятся у воды. Мы в ответ тоже шлем им приветливые взмахи рук. На теплоходе постоянно играет музыка. Как это привлекает тех, кто на берегу! Знаю по себе.

А тем временем по теплоходному радио нам сообщили, что каналы на нашем пути соединяют пять водохранилищ: Химкинское, Клязьменское, Угличское, Пестовское, Икшинское и Рыбинское. Вкратце опишу шлюз длиной два километра в рабочем поселке Икша. Это шлюз номер шесть. Шлюзные ворота, сегментный затвор вверху, при наполненной камере на восемь метров ниже верха. Тринадцать с половиной метров глубина шлюза. Больше не буду утомлять вас цифрами.

Но шлюзование — сильное действо. Очень непривычно и волнительно наблюдать, как корабль под яростный шум воды опускается на нужную глубину в шлюзе.

После этого мы продолжили движение по каналу Москва до Рыбинского водохранилища. К Волге.

Мы быстро освоились на теплоходе. По радио информировали пассажиров о местах, мимо которых мы плыли. Вот Федоскино проплыли, Жостково. Нас окружало величие живого, зеленого ожерелья красоты. Растений по-летнему свежих, сочных, беспечных. Воздух чистый и, вроде, ощущаешь его вкус. Аромат в воздухе от белых душистых цветов, от кашки, от левкоев, насаженных около шлюза.

Солнце клонилось к закату, а мы поспешили на ужин. Ведь все в новинку сначала.

Спать легли около двенадцати часов. Ночь прошла спокойно. Правда, Дима долго ворочался и все порывался пойти опять на палубу. С детства он очень подвижный, любознательный непоседа.

А мне не давали покоя три спасательных жилета в каюте. На какой-то всякий случай. Только бы он не случился.

Наступил второй день нашей поездки. Проснулись по очереди: деда первый, потом я. Помещения маленькие, двери скрипят, поэтому тихо не получается.

За окошком — Угличское водохранилище. Ширина его приличная. Светит солнце. Тишь на воде. Дима сбегал на палубу и определил обстановку за стенами каюты. Все ему здесь интересно. А время — половина восьмого, и пока еще свежо, не жарко. Готовимся к завтраку, а потом к экскурсии. Сегодня их две: одна в Угличе, а вторая в Мышкине. Зарядили свои мобильники для работы.

После завтрака у нас первая экскурсия по Угличу. Сразу же на причале нас встретили по старинному русскому обычаю хлебом-солью. Русая симпатичная девушка в голубом кокошнике и такого же цвета русском сарафане держала в руках поднос, украшенный расшитыми красными узорами. На подносе лежал круглый каравай, а рядом с ним стояла солонка с солью. Это было трогательно и неожиданно приятно. Мы отломили кусочки от каравая, посыпали чуть солью и закрепили традицию гостеприимства с благодарностью.

По городу с нами ходила экскурсовод Юля.

Город начинался сразу от причала улицей с музеями. Музей игрушки, музей «Поделки заключенных», Музей «Библиотека русской водки». Мы прошли мимо.

На этой же улице есть дом, который построил мэр Москвы Лужков. В этом доме он праздновал день рождения своей дочери — школьницы, девятиклассницы.

Прошли дальше до центральной площади, на которой расположена Мэрия Углича. Кстати, руководила городом дама. Она дружила с Лужковым и с оперной певицей Любовью Казарновской. У Казарновской есть свой концертный зал в старом особняке недалеко от Кремля Угличского. Здесь она редко дает концерты, и для небольшого количества зрителей. В остальное время здание закрыто.

В Угличе жила известная поэтесса Ольга Берггольц. Сейчас улица носит ее имя.

В центре площади разместились новая гостиница и фирменный магазин по продаже часов «Чайка». У меня есть такие. Они хорошего качества и красивые. Оказывается, их выпускают в Угличе.

Мы вели себя как истинные туристы: задавали вопросы Юле, с интересом рассматривали все по пути. Пришли в главную часть исторического наследия Углича — в Церковь на крови, которая стоит на месте убиения царевича Дмитрия, семилетнего наследника престола. Существует две версии этого события. Первая — это подосланные от Бориса Годунова убийцы перерезали ему горло. А вторая версия такая: якобы малолетний царевич играл в ножички и случайно упал во время приступа эпилепсии, которой он болел, прямо на острый нож. Каждый волен выбрать для себя любую из предложенных версий.

Рассказывали нам, что в эту церковь дважды попадала шаровая молния. Снаружи церковь красного цвета. Внутри вся расписана сюжетами из евангелия о сотворении мира. Впервые здесь изображены обнаженными люди — Адам и Ева. Пол в церкви сделан из металла, чтобы обогревать помещение через калориферы внизу. Вся церковь маленькая. И почему-то после её посещения нам стало очень грустно.

Рядом в саду — еще один Собор, не работающий. В беседке стоит экспонат для туристов — трактор. Его с удовольствием разглядывают немецкие туристы. Мы все прошли мимо.

А вот кирпичный жилой терем с красивым резным крыльцом и резными деревянными колоннами нам очень понравился. В старину были такие правила этикета: очень жданного гостя хозяин встречал внизу лестницы. Менее ожидаемого гостя встречали в дверях терема, а если хозяин вообще не выходил навстречу, то гость понимал, что делать тут ему нечего.

Еще интересная особенность дальней старины русской: соль была очень дорогим элементом еды. На стол ставили емкость с солью, иногда даже не открывая ее. Некоторые гости уходили после обеда «не солоно хлебавши», так как ели еду не соленую. Сами робели открыть соль, зная ее ценность.

В старину люди придерживались неписанных законов, переходивших из уст в уста. Верили в приметы. Например, никогда не строили дома из осины. Считалось, что она вытягивает из человека энергию. Зато её охотно использовали в строительстве бани.

Для нас, туристов, провели костюмированную фотосессию. Переоделись мы с Димой в исторические костюмы. Дедушка отказался, слишком он у нас серьезный. Мне костюм царицы подобрали, а Диме — костюм молодого князя-воина.

Сфотографировались, посмеялись и заплатили по сто рублей за костюм. Фотографии хранятся у нас в альбомах семейных на память. Так все мы устроены, что массу событий со временем забываем. А посмотрев на фото, сразу вспоминаем во всех подробностях, как будто все это было вчера.

В этот же день мы посетили Свято-Алексеевский женский монастырь. Белостенный монастырь с зеленой крышей и пятью зелеными куполами. В нем есть чудодейственная икона Богородицы, которая помогает при заботах о детях. Приходят люди, помолятся ей и ожидают чуда. Дети не болеют, живут и радуют родителей. Главное, надо верить в чудо, и оно свершится.

Мы поставили свечи о поминовении близких, а также иконе Богородицы чудотворной.

В Угличе есть и мужской монастырь, но мы туда не ходили.

Чем занимаются жители города? В Угличе делают сыр, пекут хлеб, шьют одежду, работают на часовой фабрике. Учителя учат детей, врачи лечат жителей, и масса других профессий существует. А самая доходная и привлекательная направленность — это туризм. Наш экскурсовод Юлия работала в милиции (тогда полиция ещё так называлась), а проведение экскурсий было её дополнительным заработком. Многие подрабатывают на изготовлении сувениров, продают их туристам.

Мы, туристы, так много ходили, смотрели, запоминали, удивлялись и очень устали. С трудом переставляя ноги, двинулись к теплоходу на обед. Надо немного отдохнуть.

После обеда подошли, как принято говорить у моряков, к городу Мышкину. У причала уже стояли три теплохода с туристами. Нас встречали артисты в костюмах Мышки и Кошки. Они пели песни, частушки, веселили народ. Такие встречи теплоходов с туристами — это традиция.

Город Мышкин расположен на холмах, и он очень маленький. Нам сказали, что пассажирского транспорта в городе нет, поэтому всюду двигаться надо пешком. Вначале посетили Успенский собор. С внешней стороны он обшит строительными лесами. Внутри — действующий собор. В его оформлении принимал участие А. А. Михайлов, оформлявший Исаакиевский собор.

Потом мы нашли Музей валенок. Посмотрели массу удивительных изделий. Сколько изобретательности и идей в экспозиции. От экскурсовода узнали, что даже Екатерина Вторая во время холодов во дворце ходила в их валенках.

Замечательный рассказ про лен услышали в Музее льна. Слушали этот рассказ, раскрыв рот. Раньше на Руси сеяли лен только мужчины. При этом они снимали обувь и брюки, как бы говоря Земле: «Пожалей такого бедного, Земля-Матушка, и вырасти лен». И только после этого к работе допускались женщины. Выдергивали лен вручную, замачивали его, ждали, пока немного подкиснут снопики. Это делали, чтобы податливым становился лен в обработке. Потом его отстукивали в специальных устройствах, чесали, трепали, вытягивали. При этом ничего не выбрасывалось. Все шло в дело. В канаты. И только часть шла в нежные нити льна. Все делали сами: и ткали, и шили, и вышивали.

Насмотревшись на музейные чудеса и наслушавшись рассказов экскурсовода, с сувенирами пошли к теплоходу. По дороге мы зашли в мастерскую гончара. Небольшая комната, дверь открыта, за столом склонился над работой седой гончар в переднике на голом торсе. Жара. На вертящемся гончарном круге формировался какой-то глиняный сосуд. Сырой, податливый и заманчивый: а что получится на это раз? Посмотрели, как быстро и без сожаления гончар срезал то, что сформировал и сжал, скомкал в ладонях. Не такая была задумка, видимо. И начал творить снова. Я подумала, как же легко можно сломать сделанное. А вдруг это был бы шедевр?

Пошли дальше. Смотрим, а возле теплохода сидит и продает валенки разные какая-то мастерица. Нечего делать, пришлось купить для дачи валеночки коротенькие. Вместо тапок будут в холодное время. В Мышкине купили сувениры: фигурки керамических мышек и еще какие-то мелочи.

День получился насыщенным. Впечатлений много. Весь вечер провели на палубе, дышали свежим воздухом, делились впечатлениями.

Мы плыли по гигантскому Рыбинскому водохранилищу. Воды полно. Берега красивые: правый берег крутой и песчаный, а левый пологий. Закат солнца завораживающий: дорожка от солнца длинная, через всю воду к теплоходу. Мы меняли курс, и поэтому дорожка тоже менялась. Она была то справа, то прямо, то слева. Мы столько увидели света в закатном вечере, феерию цвета, такие оттенки и смелые соединения красок, что пополнили этими впечатлениями свои самые требовательные эстетические желания. Воздух был чистый и освежающий, целительный. Димочке нашему все нравилось. А мы с дедушкой от этого счастливы.

Мы поддерживаем связь с Москвой, делимся впечатлениями. Завтра у нас ранний подъем и большая нагрузка. Мы плывем в Кострому.

На причале в Костроме наш теплоход встречали такими громкими и разудалыми песнями о Костроме, что сразу стало понятно — мы в замечательном городе! Большой хор в русских ярких костюмах. Это такая традиция: на всех причалах весело встречать гостей. Это поднимает всем настроение.

Любопытные истории мы узнаем от экскурсоводов. И чем увлеченнее эти специалисты, тем лучше для туристов, так как они получают новую интересную информацию.

Нам поведали, что сто пятьдесят лет тому назад братья- художники Чернецовы придумали «Параллель» реки Волги. Для этого они пригласили художников нарисовать лучшие пейзажи и архитектурные сооружения, расположенные по берегам Волги. Получилось около двух тысяч картин, написанных маслом. Сейчас эта «Параллель» хранится в Русском музее. Картины раскрывают красоту Волжской природы. С любовью называют реку Волгу «Волга — матушка река».

А построил Кострому в двенадцатом веке Юрий Долгорукий на левом берегу Волги. Из Костромы был первый государь Романов Михаил. Кострому посещала Екатерина Вторая. Иван Сусанин знаменит своим подвигом и ему есть в городе памятник.

Нам повезло с хорошей июньской погодой. Гуляя по городу с богатой исторической судьбой, мы увидели и Пожарную каланчу, и Торговые ряды в центре Костромы. Эти ряды сохранились с девятнадцатого века и работают по сей день. Здесь раньше были пряничные, табачные ряды; лаптями торговали, изделиями из льна и прочей продукцией. И я купила льняную шляпу с большими полями. От солнца прятаться. Очень к месту пришлась.

Сильное впечатление на нас произвели Богоявленский Собор и Ипатьевский монастырь. Их история, архитектурные ценности произвели на нас такое мощное впечатление, что писать об этом — означает заняться непосильным трудом. Это все надо увидеть, прочувствовать, обдумать и принять с чувством великого блага, величия красоты и истории. Я не в силах это сделать в пределах этого любительского репортажа. Золотые иконостасы, лики святых, колокола — незабываемые минуты. Мой внук на фоне богатейшего золотого иконостаса останется в моей памяти и на снимке в альбоме.

Кострома — это щегольская игрушка. Откуда эта фраза пришла, не скажу. Наверняка, из речи экскурсовода. Все переплелось в голове: современный теплый день — с именами Минина и Пожарского, Федоровская икона Богоматери и Годуновские стены; мощи воина Стратилата и Анастасьинский монастырь. Извините меня за такие вольные соединения этих святых для русского человека имен. А это все есть в Костроме! И еще масса интересного исторического прошлого и настоящего. Самому поехать туда нужно и посмотреть.

Наша экскурсия завершилась, и мы поспешили на теплоход, в дом, где нас ждут, накормят, уложат спать, а потом снова познакомят с новыми достопримечательностями.

В этот же день мы прошлись в пешеходной экскурсии по городу Ярославлю. Это такой красивый и ухоженный, весь в зелени, город-сад, город-парк, город-музей. Мы увидели заложенный в честь тысячелетия города Ярославля памятник — камень на месте будущего нового храма над Волгой. Мы его осмотрели, погладили шершавую гранитную поверхность. Здесь мы были уже вечером и поэтому не смогли зайти в музеи, они уже закрылись. Видели красивые храмы. Зашли во двор Спасского монастыря, где сейчас находится комплекс исторического концертного зала духовной музыки. Послушали перезвоны колоколов. Здорово расслабляет и успокаивает эта музыка.

Символ Ярославля — Медведь. Но медведицу Машу тоже не видели, так как ее уже закрыли для обзора зрителей. Завтра покажут, но уже не нам, так как нас здесь не будет. Я заметила, как много молодых ребят катается по улицам и на площади на роликах, на велосипедах. Дима наш с удовольствием показал бы класс на велосипеде.

Но зато, гуляя в парке, мы прошли на смотровую площадку. Она находилась на высоком берегу, и перед нами открывался красивый вид на стрелку двух рек — Волги и Которопли.

Далеко внизу расположился пляж. Многочисленные клумбы с цветами радовали глаз. На одной из клумб мы увидели выложенную из цветов огромную медведицу. А цифра «девятьсот девяносто шесть», уложенная цветами, сообщала всем о возрасте города Ярославля. Да, Ярославль старше Москвы.

Ярославль славен именами известных людей. Увидели мемориальную мраморную доску с надписью: «В этом доме жил Федор Григорьевич Волков (род. в 1729 г. — умер в 1763 г.) первый русский актер, основатель национального русского театра. Установлена 17 апреля 1938 г.»

Здесь проживала в детские годы прекрасная в будущем актриса Любовь Орлова.

Поэт Некрасов, его поместье «Карабиха» здесь.

Очень романтично смотрится круглая ротонда на высоком берегу Волги. В свое время богатые купцы жертвовали средства на строительство набережной и этой ротонды. Вся эта обстановка мне напоминала произведения из русской классики. Почему-то вспомнился А. Н. Островский и его «Гроза». Парк над рекой, гуляющая в парке публика, ротонда и Катерина. Купеческие нравы. Фильм «Бесприданница». Волга — почти главное действующее лицо в этих пьесах.

Погуляли мы вдоволь по прекрасному Ярославлю, познакомились в парке с работами местных художников, предлагающих свои картины туристам, купили сувениры. И уставшие, но довольные, ушли на теплоход.

На теплоходе играет музыка, люди отдыхают, танцуют, знакомятся друг с другом и замечательно проводят время.

Дима доволен и прекрасно себя чувствует в такой обстановке. А мне только этого и надо.

После такой насыщенной программы нам положен день отдыха. По плану у нас «Зеленая стоянка». Плывем на теплоходе, на воде сверкают солнечные блики. В воздухе тишь. Тепло. Сегодня стоянка на берегу Волги. Отдых целый день. В Сосенках. Купались в Волге. Удивительно много рыбаков: на лодках, на моторках, на берегах с удочками. Ловят рыбу.

На стоянках мы видели в продаже вяленую и копченую рыбу. Не покупали, опасаясь в летнее время напороться на что-то неприятное. Из еды брали лишь напитки, так как очень жарко на улице. А обеды и на теплоходе сытные, порции огромные.

За эти дни накупили много сувениров. Хорошее настроение не покидало нас. Поездкой были очень довольны. И Диме понравилось путешествие. Он восторгался огромным водным простором водохранилищ. Это просто моря, без края и берегов. А какая широкая Волга! Легендарная русская река, воспетая в стихах и песнях, в истории нашей Родины.

Плывем обратно домой, в Москву. Теперь шлюзы идут в обратном порядке и нам понятно все, что происходит при шлюзовании. Если бы не эта поездка, то не знали бы этого.

Остаются позади великолепные закаты. Наблюдали мы их ежедневно и всегда как в первый раз. Красота неописуемая. Какая палитра на небе, такие яркие, завораживающие картины на воде и небесах.

Уже не испытываешь волнения, прибывая на новую пристань или в моменты отплытия. Гуляя на палубах, мы успели загореть, потому что погода была солнечная и теплая. И ветерок обдувал приятно, и на воде всегда загар пристает быстрее.

Возвращались мы из нашего путешествия довольными увиденным и услышанным.

Для Димы это путешествие было интересным еще и потому, что он впервые обследовал все помещения теплохода. Он себя чувствовал первооткрывателем морских просторов. Он побывал в замечательных исторических городах России. И это обогатило его, приблизило к разгадкам многих тайн и к желанию узнать больше об истории нашей страны.

Встречали нас на пристани в Московском порту наши дорогие дети — родители Димочки. Их радостные лица говорили о многом. Нас ждали, и мы были рады встрече. Рассказов о путешествии хватит надолго.

Буткова Людмила Петровна

Гостеприимство

В середине 80-х годов теперь уже прошлого столетия, когда зарубежные поездки нам не светили, но зато можно было без проблем объездить все союзные республики, мы решили отправиться в Грузию. После Риони, Кутаиси и Вардзиа следующей точкой нашего туристического маршрута был Боржоми.

В день приезда экскурсий не предполагалось. Оставалась еще пара часов до ужина, и мы — я и две мои подруги, — отправились прогуляться по окрестностям. Уходящая вверх тропинка вывела нас на плато, на котором разместилась небольшая деревенька. Ее единственная улица заканчивалась зеленой поляной. Впереди виднелась маленькая часовенка, а правее, ближе к дворам, стоял длинный стол с двумя скамейками. Видимо, здесь было место досуга, настольных игр или совместных трапез. Уютное местечко, располагающее к благостному настроению. Побродив по полянке, мы повернули обратно.

Возвращались по той же дороге, не слишком разъезженной, местами заросшей травой, однако не лишенной характерных для осенней непогоды лужиц. Тем более что с утра здесь прошел дождь.

Видимо, все местные жители в этот час были заняты делами, поэтому людей на улице мы не встретили. Вдруг из подворотни выскочила собачонка и с радостным лаем бросилась к нам навстречу. Подбежала, и, как говорится, не спрашивая разрешения, поднялась на задние лапы, а передними ткнулась мне в живот, оставив на куртке отпечатки придорожной грязи.

— Ты, конечно, хорошая собачка, — сказала я, — но как я теперь заявлюсь в таком виде на турбазу, какую-никакую, но цивилизацию?

В одном из дворов мы увидели женщину и решили попросить у нее воды, чтобы помыть руки и по возможности смыть с куртки следы проявления дружелюбия четвероногого обитателя этих мест. Хозяйка — грузинка лет тридцати пяти, — видимо, не очень-то владела русским языком и практически все делала молча. Впустив во двор, она повела нас по уложенной плиткой дорожке, вдоль которой были посажены цветы. Несмотря на начало ноября, еще цвели лилии. Мы подошли к дому, который от калитки был почти не виден из-за окружавшего его фруктового сада.

Хозяйка сначала вынесла кувшин с водой и стаканы, решив, что мы просили попить. Я показала ей грязные руки и пятна на одежде, она поняла и отвела к колодцу, скрытому зарослями кустов. Пока я умывалась, а подруги разглядывали на ветках плоды спелого инжира — экзотику для жителей средней полосы, женщина опять зашла в дом и вынесла белоснежное полотенце. Я пыталась отказаться, мол, и так высохнут. Неудобно как-то злоупотреблять добротой хозяйки. Но она не отступила, пока я не вытерла руки. Но и этого оказалось мало. Уже совсем на выходе со двора она всунула кому-то их нас в руки пакет с гостинцами.

Всю оставшуюся до турбазы дорогу мы были под впечатлением этой встречи. Ведь в пакете… Ну ладно, грецкие орехи — это хотя бы «продукт» своего местного урожая. Но там были еще и конфеты. Хорошие шоколадные конфеты, купленные в магазине, а не выращенные на собственном участке. Если б хотя бы мы были детьми… И вообще, это мы должны были ее отблагодарить за оказанную услугу, а не наоборот.

Но, видимо, в гостеприимстве, настоящем грузинском гостеприимстве, такая рациональная логика отсутствует. Когда любой гость, даже незваный и случайный, воспринимается не как лишняя нагрузка, а как подарок судьбы — это ли не высшая ценность человеческого бытия?

Идеал у каждого свой

Конец августа — замечательное время года. Еще тепло, но уже угадывается приближение золотой красавицы осени. Где же еще проститься с летом, как не на даче, где лес практически начинается от калитки? Тем более что есть хороший повод — день рождения хозяйки.

Сколько ей исполнилось лет? Может, тридцатник. Или чуть больше. Неважно. Анечка оставалась такой же, как была в студенческой юности — веселой, открытой, приветливой и гостеприимной. А главное, она всегда была душой компании — играла на гитаре, знала массу песен, особенно бардовского репертуара. Не только на день рождения, не только на даче: Аня частенько собирала нас, бывших однокурсников, у себя в квартире.

Но в этот раз приехало не так много, как обычно, а одногруппников вообще человека три.

Среди гостей была семья с двумя детьми. Младшая девочка — первоклассница, и мальчик на вид лет двенадцати (потом, правда, оказалось, что на пару лет старше). Небольшого роста, щупленький, молчаливый и незаметный отрок. Однако, пока взрослые общались, занимались своими делами, мальчик нарубил дрова для костра, сложил из них аккуратную поленницу, собрал мангал. При этом так умело орудовал топором, как будто всю свою недолгую жизнь только этим и занимался. Но, как потом выяснилось, парень хорошо работал не только руками. Успевая на отлично по всем школьным предметам, он питал особую склонность к математике и физике. На его счету уже было несколько побед в городских и региональных олимпиадах. Повезло родителям с сыном. В кого он такой? Молчаливый — наверное, в маму. Она, тоже худенькая и незаметная, держалась немного в стороне, была замкнута на дочь, в общем разговоре практически не участвовала. Я даже не запомнила ее имени.

А вот глава семейства был совсем другим — общительным, разговорчивым. На первый взгляд ничего примечательного — средний рост и средняя комплекция, но по каким-то неуловимым признакам в нем угадывался человек с достоинством, знающий себе цену. Аня называла его не по имени, а просто Доктором. Они познакомились несколько лет назад в туристической группе на Тянь-Шане. Он действительно был врачом, и его профессиональные знания пригодились в их нелегком переходе через заснеженный горный перевал. И сейчас они с Аней, дополняя друг друга, с воодушевлением делились воспоминаниями о том счастливом, хотя и полном драматических событий, времени.

Все было прекрасно. Мы погуляли в лесу, помогли Анне приготовить салаты и накрыть на стол. Но приступить к трапезе все никак не удавалось. Ждали еще одну гостью — Анину старшую сестру Ларису. Ждали не потому, что она была самой важной персоной, без которой нельзя начинать праздник. Просто Лариса должна была привезти мясо для шашлыка. Но гвоздь программы все не появлялся.

Аня сообщила мне по секрету, что Лариса задерживается не из-за своей несобранности и необязательности. Дело в том, что ее сын-старшеклассник, не привыкший утомлять себя учебой, был оставлен на осень на переэкзаменовку по математике. В данный момент решался вопрос о переводе его в следующий класс.

Наконец, мясо прибыло, шашлык пожарен, веселье продолжилось. Можно было не спрашивать Ларису, сдал ли Вадик экзамен. Все было ясно без слов. Будучи и по природе своей шумной и разговорчивой, Катя была просто в ударе. Нет, она не поведала присутствующим о своей радости, но та явно парила в воздухе, заполняя собой пространство.

Все имеет своей привычкой заканчиваться. Спев напоследок «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены», мы направились в сторону станции.

В электричке Доктор с сыном сидели где-то в сторонке, а мы женским коллективом вместе, напротив друг друга. И тут уж Лариса развернулась на полную катушку. С нескрываемым восторгом она принялась описывать, какой у нее замечательный сын. Как его любят одноклассники и соседские ребята! Сколько у него друзей! Как скучает по нему собака, с какой радостью она его встречает, когда он приходит домой! А еще он очень физически развитый, прекрасно играет во все спортивные игры, которые только возможны. Красивый и высокий, и аппетит у него всегда хороший, и настроение веселое. И не плакал почти никогда в жизни. И «бабушку никогда не огорчал до смерти». И многое-многое другое… Одним словом, идеальный!

Про то, что он оболтус, двоечник и не большой любитель читать книжки, да и альтруизмом не страдает, Лариса, конечно, умолчала.

Не знаю, специально ли это говорилось для жены Доктора, но та слушала со вниманием и реагировала на каждую реплику. И становилась еще меньше от осознания того, что ее сын никак не соответствует столь высокому идеалу. И голос ее становился все более унылым:

— А мой Витя, к сожалению, совсем другой. И друзей у него мало. Может, только два приятеля. И в детском саду, бывало, плакал, и потом, повзрослев, частенько грустил непонятно по каким причинам. И собаки у нас никогда не было. И ростом мой сын не вышел, какой-то маленький, ниже одноклассников. И худой, потому что ел всегда плохо… И совсем не спортивный, ни в какие игры не играет. Только книжки читает».

В общем, не повезло. Сын достался так себе — сплошные недостатки.

Сколько в жизни было всяких шашлыков, дней рождений и других встреч. Разве все упомнишь? Наверно, я давно бы забыла эту поездку, если бы не этот диалог, который достал меня до самых печенок. Может, надо было все же вмешаться, «встряхнуть и выпрямить» Витину мамашу. Объяснить, что если уж и сравнивать сыновей, то совсем по другим критериям. Ведь кроме физического есть еще и умственное развитие. И не на последнем месте душевные качества. И тогда уже не Витя, а Вадим предстанет в менее выгодном свете. А лучше вообще не сравнивать и не оценивать, а просто любить и верить в способности своего ребенка, а не закомплексовывать его и не подрезать ему еще не окрепшие крылья. Но мы с ней почти не знакомы, чтобы давать подобные рекомендации, тем более что она постарше меня лет на восемь. Да и Ларисину эйфорию тоже не хотелось разрушать. Конечно, видение своего чада в розовом свете имеет свои очевидные недостатки. Но уж лучше так, чем «загнать его под плинтус».

«В конце концов, у Виктора есть папа», — успокаивала я себя.

Хотя, видимо, ничего тут не изменить. Как сказал Бертран Рассел: «Вся проблема этого мира в том, что дураки и фанатики всегда уверены в себе, а умные люди полны сомнений».

Тихая заводь

Этот пруд не виден издалека. И только когда подойдешь к нему совсем близко, он вдруг покажется сбоку от тропинки. Я никогда не приходила к нему специально. Но когда мой путь проходил мимо, я останавливалась на какое-то время поглядеть на него. Чаще всего и любоваться было особенно нечем. Окруженный серыми неприглядными кустами, обычно он был почти полностью покрыт желто-зеленой ряской. Болото болотом. Правда, у самого берега можно заметить нечто вроде бывших мостков с прогнившими досками или небольшого плотика, на котором иногда «балансировали» местные мальчишки.

В этой заводи черти не водились, но и здесь иногда могли разыгрываться драматические истории. Прошлым летом озерцо облюбовали утки-кряквы для выведения потомства. В этот день уточка спокойно скользила по чистой поверхности воды посередине озерца, куда не добралась ряска, мирно беседуя на своем утином языке со своим выводком, следующим за ней по пятам. Вдруг в воду плюхнулись один за другим два рыжих лопоухих существа и направились в сторону утиного семейства. Это были молодые красавцы-сеттеры. Уже не щенки, но и до взрослого животного еще не доросли. Видимо, они пребывали именно в том подростковом возрасте, когда особенно тянет похулиганить и совсем не хочется беспрекословно подчиняться хозяину. Людей не было видно, но с берега слышался зовущий сорванцов женский голос, который благополучно ими игнорировался.

Утка что-то крякнула своим деткам, и они поспешно уплыли ближе к берегу под сень нависающих над водой кустов. А мамаша быстро поплыла в сторону дальнего берега пруда, уводя нападающих все дальше и дальше от утят. Иногда, когда собаки почти настигали ее, она вспархивала и перелетала на небольшое расстояние над водой. Погоня продолжалась несколько томительных минут. Вдруг догонят? Или, хуже того, вернутся к утятам.

Тем временем с берега уже слышалось два голоса. Тихий женский и громкий мужской, который не столько звал к себе своих питомцев, сколько ругал женщину за то, что она за ними не уследила.

Наконец, хозяевам удалось отозвать своих подопечных. Вроде все закончилось благополучно, но утиного семейства я больше здесь не видела. Видимо, мамаша с детками переселилась в другой водоем.

Недо-Разумение

Он окликнул меня по имени-отчеству, подошел и стал выговаривать, как же мне не стыдно менять одну партию на другую ради карьеры, поскольку там все начальство во главе с мэром. Я сделала предположение, что Oн меня с кем-то перепутал, поскольку я никогда ни в каких партиях не состояла.

— Нет, я слышал, говорили именно о вас, — настаивал Он с тупым упрямством.

Я поняла, о ком речь, но не объяснять же ему, что в нашем коллективе две полных тезки. Какое мне дело до мнения малознакомого человека?

Настроение Он, конечно, подпортил. Но я ему за это отомстила: я забыла, как Eго зовут.

Стратегия победы

Ленка мчалась «со скоростью ветра», таща за собой санки с орущим Сашкой. Я бежала следом и кричала:

— Прекрати, остановись, ему же страшно!

Когда она, наконец, остановилась, главная ее цель была достигнута.

Отныне наша старшая двенадцатилетняя сестра стала свободна, как ветер, а почетную обязанность ежедневно гулять с двухлетним братом теперь бабушка полностью возложила на меня.

Воробьева Ирина Николаевна

Слоник

Мы получили квартиру в строящемся микрорайоне. Новые дома, кругом необустроенные площадки, земля, привезенная для газонов. Дружно всем домом высаживали деревья, засевали газоны.

Мы, дети, дружили целыми подъездами, мальчики и девочки, все вместе. С утра вешали веревку с ключами на шею и — вперед, играть на улицу. В течение дня заскочишь домой, схватишь кусок хлеба перекусить и — обратно.

Лучше всех помню двух подружек из своего подъезда, Олю и Милку. Мы с Олей одногодки, исполнилось нам тогда лет по шесть, а Милка на год младше. Наши с Милой отцы работали на одном заводе, а Олин папа возглавлял инженерное бюро, и у них дома лежали стопки книг на столе, в шкафу, в том числе и детские книги с картинками. Нам было очень весело и интересно вместе. В какие игры мы только не играли во дворе: и прыгали на скакалке, и в догонялки, прятки, штандер, дочки-матери, в секретики.

Нам не разрешали ходить играть друг к другу в гости, когда не было родителей дома, но мы порой нарушали этот запрет. С одним из таких визитов связан до сих пор мучающий меня проступок. Мало того что мы съели чернослив, сушившийся на противне на кухне у Оли: он издавал такой дурманящий дразнящий запах, что удержаться было невозможно. Еще меня привели в восторг стоявшие на комоде на белой вышитой салфетке слоники. Они были прекрасные, вырезанные из белого мрамора. Стояли по росту друг за другом. Такой красоты я еще никогда не видела. У нас дома такого не было. Я смотрела завороженно, а потом взяла самого маленького слоника и положила в карман. Он был гладкий, тяжеленький, холодный на ощупь.

Потом мы играли в прятки. Я поглаживала ладошкой слоника в кармане и очень хотела его рассмотреть. Но тут Оля заметила пропажу, сильно расстроилась и испугалась, что слоник пропал. Она чуть не плакала. Настроение у всех испортилось. Мы с Милой начали ее утешать, что слоник обязательно найдется. Я уже поняла, что сделала плохо, и фигурку надо вернуть. Но как? Было очень стыдно. Внутри все заныло, говорят, как кошки на душе скребут.

Успокаивая подругу, мы отправились на улицу. Карман жег мне ногу. Я не находила себе места, мне было ужасно стыдно, что я украла слоника. Покрылась вся красными пятнами. Меня мучила совесть. Играть уже было неохота, признаться стыдно, а как вернуть, не знала.

Придумала! Надо начать играть в секретики! Я предложила девочкам новую игру, и когда мы занялись поиском, подбросила слоника, чтобы Оля его увидела и подобрала. Она была очень рада, что слоник нашелся. И у меня с души камень упал, стало легче. Меня никто не наказал, но эти мучения и стыд, которые я пережила, навсегда отучили меня брать что-то чужое. Спасибо тебе, маленький слоник, ты сделал из меня честного человека.

Путевка в Артек

Перед праздником забежала навестить свою племянницу и застала ее сидящей с младшей дочкой за компьютером. Они были погружены в заполнение заявки на поездку в Артек. Когда я пришла, они стали мне взахлеб рассказывать, что сейчас существует автоматическая рейтинговая система отбора детей на получение бесплатной путевки в Артек, и что у Маши большие шансы ее получить.

Маша — талантливая девочка, замечательно рисует, декламирует, участвует в спектаклях, играет на фортепиано, награждена стипендией мэра. Одна из стен их квартиры завешана дипломами, а весь инструмент сверху заставлен кубками. Это — результаты ее побед в музыкальных конкурсах.

Я слушала их и вспоминала свою историю, связанную с путевкой в Артек.

В советское время поездка в лучший пионерский лагерь страны для детей из провинции была несбыточной мечтой. Море, солнце, новые друзья, пионерская жизнь с увлекательными играми, соревнованиями, путешествиями и приключениями — все это казалось сказкой. Именно такой показывали пионерскую жизнь в кинофильмах, снятых там. В тысяча девятьсот семидесятом году на экраны вышел приключенческий фильм «Пассажир с „Экватора“», и мы со школьными подружками, посмотрев этот фильм, очень захотели поехать в Артек.

И тут такое везенье: нашу школу, хорошо известную в районе, наградили путевкой в этот международный лагерь. Класс, в котором я училась, занимал первое место по успеваемости и по активному участию в общественной жизни школы. Нашим классным руководителем была преподаватель английского языка Юлия Яковлевна. До нас у нее уже были выпускники, и среди них Железнов Сергей, ее любимчик. Нам не раз его приводили в пример, тем более что в нашем классе училась его сестра Люся Железнова. Люся, тоненькая хрупкая девочка с длинной косой, возглавляла совет класса, в котором состояла и я.

Мы с подругой Галиной были перворазрядницами, активно участвовали во внутришкольных мероприятиях, а также районных и городских соревнованиях. Она выступала за волейбольную команду школы, а я выиграла чемпионат города по лыжным гонкам на три километра. А после открытия школьного музея Боевой славы мы стали экскурсоводами в нем.

Досталась путевка нашему классу! Об этом объявила Юлия Яковлевна на классном часе. У меня в душе все затрепетало от счастья, от предчувствия. Я уже чуть не вскакивала с места. Но когда она произнесла имя счастливчика, кандидатуру которого, по ее словам, она обсудила и с учителями, и с родительским комитетом, я расстроилась. Я считала, что именно я достойна больше других: и по учебе отличница, и общественной работой занимаюсь, и спортивные результаты хорошие. Люся же вообще спортом не занималась.

Никто в классе не возражал, а я не посмела за себя постоять. Вернувшись с железнодорожного вокзала, откуда мы всем классом провожали Люсю, я горько рыдала от казавшейся мне несправедливости. Я ни с кем не поделилась своими переживаниями, даже с Галей.

Люся, когда вернулась, много рассказывала о своей поездке, делилась впечатлениями. Затем она стала председателем совета дружины нашей школы. Она хорошая девочка, ни в чем не виновата. Но сколько эмоций и душевных сил было потрачено мной на принятие этой ситуации! Я не стала думать о себе хуже, я достойна поездки. Мне просто не повезло, мир не всегда справедлив.

Вспомнив эту грустную историю, я сказала Маше:

— Ты обязательно получишь путевку и поедешь в Артек. У тебя хорошие шансы!

Может, и хорошо, что сейчас не классный руководитель и члены родительского комитета решают, кому поехать в Артек!

Эстафета

Автобус медленно поднимался в горку, увозя нас от биатлонного комплекса. Через замерзшие стекла были плохо различимы и заснеженный лес, и высокие сугробы, спящие вдоль дороги. На соседних сидениях переговаривались, сзади доносился смех. А я никак не могла прийти в себя. Наша девичья команда лыжниц в эстафете четыре по три километра осталась без наград. Я была разочарована, испытывала сильное чувство усталости, досады, горечи, словно кто-то обидел меня. Общее построение и награждение команд победителей после соревнований прошло как в тумане. Столько сил было оставлено каждой из нас на дистанции, и если бы не моя досадная оплошность…

Ко мне повернулась наша тренер Светлана Михайловна и, взглянув на мое понурое лицо, обняла меня и сказала:

— Ничего! Бывает! Мы им еще покажем!

В этих коротких словах прозвучало и сочувствие, и поддержка, и, главное, уверенность, что неудачи проходят. Девчонки махали мне со своих мест. Моя команда! Тепло медленно разливалось по моему телу, я постепенно успокаивалась.

А ведь так все хорошо начиналось!

Настроение с утра было замечательное. В нашей школе работала секция по лыжным гонкам детской юношеской спортивной школы общества «Динамо». Вот уже четыре года я занималась у Светланы Михайловны Ивановой. У нее начинали тренироваться и мальчики, и девочки. Через два года мальчишки переходили к мужу нашей наставницы, тренеру по биатлону Борису Александровичу Иванову. Их тренировки со стрельбой проходили на биатлонном комплексе, где мы, девчонки, тоже бывали и тренировались не раз, и где как раз сегодня и должны были состояться областные соревнования нашего общества. Зимний сезон в разгаре, и различные соревнования проводились чуть ли не каждые выходные.

Для нашей женской спортивной команды сезон был удачным. Результаты мы показывали хорошие и, главное, стабильные. Меня, как победительницу в личном первенстве по городу, наградили новыми, только появившимися пластиковыми лыжами и титановыми палками.

Самое захватывающее во время соревнований — это праздничная атмосфера. Зимний лес. Кругом разлито солнце. Снег на деревьях, на лыжне блестит и рассыпается тысячами искорок. Кусты все в кружевной изморози, будто искусный ювелир трудился и украшал каждую веточку. Морозный воздух, энергичная музыка, волнение, улыбки, суматоха, смех. Сказочная красота природы сливается с энергией и красотой молодости и спорта.

Эмоции и азарт, которые царят во время эстафеты, передать трудно. Все советы тренером даны, тактика разработана. Первой бежит Таня Лебедева — самая молодая и резкая, задача первого этапа — не уступить лыжню, успеть занять удобную позицию и уйти со старта хотя бы в первой десятке. Затем на втором и третьем этапе труженицы Лена Коваленко и Надя Кондрахина — они могут работать и терпеть, зацепиться и не отпустить лидеров. Работа четвертого этапа зависит от ситуации — догнать всех впереди идущих и убежать, оторваться от них. Задача у всей команды одна — победить! Я иду замыкающей на последнем этапе.

Вот и начало гонки. Не передать тот мандраж, который охватывает перед стартом. Но со звуком выстрела все уходит на задний план. Главное — работать! Для нашей команды все складывается удачно, пока девочки идут на второй-третьей позиции.

Но в феврале погода переменчива: то ясно, то снег пойдет, то поднимется метель. Успевай только подбирать и наносить нужную мазь на лыжи. Вот и сейчас погода начинает меняться: поднимается ветер, начинает мести снег. Дистанция дается всем лыжницам тяжело. Я ухожу на своем этапе на дистанцию третьей. Первая задача — догнать!

«Вот лыжня! Беги по ней, Ира! Беги!» — стучит в голове.

Лыжи новенькие, суперсовременные — пластик. Палки титановые, легонькие. Одно удовольствие, не бегу, а лечу. Чувство скорости и полета не забываемы.

«Вперед, вперед! Работать, работать!»

Маячит спина идущего впереди лыжника.

«Терпеть, догнать! Вот уже мы на второй позиции! Я не могу подвести команду. Я уверена в себе! Главное — догнать впереди бегущего! — мечутся мысли. — Где же лидер?»

Ветер усиливается. Видимость ухудшается. Оглядываюсь, сзади маячит фигура. Значит, верно бежим. Дыхание сбивается, воздух обжигает легкие, ресницы слипаются от инея. Снег бьет в лицо, плохо видно лыжню, только слышен скрип снега под лыжами.

«Вперед, вперед!» — подбадриваю я себя.

Не такая уж и длинная дистанция, должен быть поворот. Но его нет.

«Вперед, вперед!»

Подъем, спуск, опять тягунчик. И тут приходит понимание, что я заблудилась, не увидела разметку. Жар во всем теле.

«Я сошла с дистанции!!! Я бегаю лучше многих, я тренируюсь в поте лица! И такой результат?» — проносится у меня в голове.

Так хотелось оправдать надежды всей команды, тренера, свои надежды!

С поникшей головой и опущенными плечами возвращалась я на старт, где меня встречали одинокие фигуры моих подруг.

Увидев мое состояние и зареванное лицо, девчонки не стали обсуждать произошедшее, а только обняли и подбадривающе похлопали меня по плечу. Случайность, а может, невнимательность или слишком большое рвение подвели меня. Спасибо, девчонки! За ваше понимание! За ваше чувство локтя! За нашу команду! Мы знали, что каждый из нас — часть команды, каждый выкладывался до последнего, чтобы никого не подвести! Но и победа, и ликование, и радость общая увеличивается в четыре раза, по числу участников! И это в своей жизни, чуть позже, мы с вами испытаем!

Так делать нельзя

Я с маленькими детьми и племянницей проводила лето на даче у родителей. Целыми днями мы вволю купались, играли, загорали, помогали на огороде, и аппетит нагуливался у всех отменный. Магазинов на переломе восьмидесятых и девяностых годов на территории наших дачных обществ не было, а полки городских магазинов были пусты. По талонам давали мясо, сливочное и растительное масло, сахар, консервы и другое. Некоторые гастрономы, находящиеся в центре города, в обед «выбрасывали» продукты без талонов. Сразу же выстраивалась длинная очередь. Считалось большой удачей приобрести синеньких молоденьких курочек, «спортсменками» мы их называли, или упаковку печени, кусок колбасы. Брали то, что давали, еще смеялись друг над другом: как мало для счастья надо. Продукты для дачи запасали заранее и желательно длительного хранения. Идеально подходили тушенка и сгущенка. Сумки с продуктами на дачу привозил наш дедушка на электричке либо из города, либо из районного центра, где по воскресеньям работал большой рынок и можно было купить свежие молочные продукты. По его рассказам, когда электричка прибывала на станцию, толпа вываливалась из вагонов, и все бегом устремлялись к рынку. Бежать бегом нужно было по двум причинам: чтобы хватило, пока все не распродали, и чтобы успеть на обратную электричку. Стоянка была всего час. В общем, не только покупка продуктов была неким изобретательством, но и доставка их при отсутствии своей машины была делом непростым.

Что с огорода можно съесть на даче ранним летом? Первые огурцы, да редиску с салатом. Клубника, которую мы тщательно и с любовью обрабатывали, еще не поспела. Смородина и малина нас радовали зелеными листочками, с которыми мы заваривали чай. А так хотелось чего-нибудь вкусненького! Любили мы на даче и булочки печь, иногда баловали себя тортиком с экзотическим названием «Негр в пене». Неважно, что это был обычный бисквит на кефире и прошлогоднем варенье, прослоенный взбитой сметаной с сахаром. Верхом мечтаний был бабушкин манник с зарумяненной хрустящей корочкой, пропитанный сгущенкой. Мы, конечно, не сидели голодом, но все вкусненькое и сладенькое выдавалось по норме, за этим четко следила бабушка. Часто у нас заводились «мыши». Это дети потихоньку таскали сладости. От них невозможно было спрятать сухое молоко, конфеты, пряники, пасту Nutella. «Мышей» журили.

И вот случилось так, что все вкусняшки на даче подъели и осталась единственная банка сгущенного молока.

На завтрак у каждого на тарелке красовались аппетитные воздушные оладушки, политые двумя столовыми ложками тягучего сладкого молока. Дети завтрак смели моментально и уже с улицы доносились их голоса. Сгущенки в банке осталось немного, остатки я убрала в холодильник. Наводя порядок на кухне, размышляла, что из нее можно приготовить. Бывает, возникает внутри человека какое-либо непреодолимое желание. Разумом понимаешь, что не надо этого делать, но уже не можешь совладать с собой. Мне очень захотелось сделать еще глоток сгущенки. Быстро открыв холодильник, приникла к банке. Тихонько скрипнула дверь. Три рожицы, одна над другой, торчали в дверях. Я краем глаза увидела удивленные лица детей. Внутри все оборвалось, я запаниковала. Было стыдно перед «мышами», я уже представила, как мой авторитет слетает с пьедестала. Прятать банку было уже поздно, и я, медленно проглотив сгущенку, убрала банку от лица и, глядя в полные недоумения широко открытые глаза, назидательно произнесла:

— Дети, так делать нельзя!

Мои университеты

В семидесятые годы было распространено такое студенческое движение, как стройотряды. Ребята с нашего факультета «Мосты и тоннели», начиная с третьего курса, летние каникулы проводили в стройотряде «Стальная колея». Они работали на строительстве объектов Байкало-Амурской магистрали и нашей родной Новосибирской области. Работали с азартом. Многие, пройдя практику выживания в экстремальных условиях, привозили с собой не только свои первые заработки, но и приобретали первый профессиональный опыт.

В реальных условиях строительства появлялась возможность проявить себя. Мне тоже было важно чувствовать себя частью общей энергии студенческого движения.

Мой двоюродный брат, который был старше меня на четыре года, во время учебы на факультете «Эксплуатация железных дорог» в НИИЖТЕ, работал в студенческом отряде проводников пассажирских поездов. Ему работа нравилась. Он рассказывал, что это хорошая практика. Да и денег заработал, и фруктов домой привез.

Я решила записаться в студенческий отряд проводников «Экспресс-77». Он формировался еще зимой. Специально были организованы курсы. Только на первый взгляд работа проводника считалась легкой. Разноси чай, да билеты проверяй. Оказалось, нужно владеть большим объемом информации, иметь определенные навыки, чтобы обеспечить комфорт и безопасность пассажиров. Например, знать, как обесточить вагон в случае экстремальных условий, как регулировать кондиционеры в зависимости от меняющейся температуры. Соблюдать правила техники безопасности, санитарные нормы, правила обработки и содержания вагонов, правила обслуживания пассажиров и т. д. Это только часть того, что должен знать проводник поезда.

Первые поездки нашего состава были по направлению Новосибирск — Алма-Ата. Я уезжала от родителей впервые. Нам выдали красивую форму с яркой эмблемой на кармане синей куртки, пилотку и белую рубашку. Поезд был укомплектован как кадровыми проводниками, так и девчатами из нашего отряда. Меня поставили с опытной проводницей Людмилой. Напарница была шустрая и бойкая, лет на пятнадцать старше меня. Я прислушивалась к ее советам, и первый виток у нас прошел дружно, без приключений. Людмила обучала меня на практике, как общаться с пассажирами, в том числе и как зарабатывать на зайцах, цыганах и торговцах, проходящих через вагон. Я сначала думала, что так копится приработок. Оказалось — нет. Время от времени по цепочке по составу передавали сообщение, что сели ревизоры. Они часто находили какие-то нарушения. Напарница тихо решала с ними все вопросы, опустошая время от времени пополняемый заветный кошелечек. Я тогда не оценивала происходящее, хорошо это или плохо, просто наблюдала и познавала новую для меня сторону жизни. Работали сменами по двенадцать часов. С непривычки я сильно уставала и «без задних ног» спала до следующего дежурства. За окном мелькали леса, поля, маленькие затерявшиеся деревушки. Я с интересом наблюдала смену природы и погоды за окном, училась общению с незнакомыми людьми. Я была очень стеснительной девушкой, с трудом поддерживала разговор, не могла со смехом выйти из напряженной ситуации. Так что мне еще предстояло научиться быстро оценивать ситуацию, мгновенно принимать решение. Я увидела, что жизнь гораздо многограннее, в ней существует не только правда и ложь, не только черное и белое. Первая поездка удалась. Я даже порадовала родителей, привезла им немного фруктов.

На следующем витке перед самым концом моей смены, немного не доехав до Алма-Аты, моя напарница исчезла. Проводив пассажиров, прибывших в место назначения, я все ждала появления Людмилы. Рассуждать было некогда, оставалось несколько часов до подачи состава для отправки в обратном направлении. Передав по цепочке, что я осталась в вагоне одна, принялась наводить порядок, мыть вагон, драить туалеты, менять все постельное белье. Мне еще повезло, что это был достаточно новый вагон-купе. Спортивная привычка переносить нагрузки и концентрироваться в критических ситуациях мне, конечно, помогала, но от усталости я валилась с ног и с надеждой все время поглядывала на дверь. Я никак не могла понять, куда делась напарница и откуда ждать подмогу.

Еще до объявления посадки состав подали на платформу. За окном шел дождь. На платформе перед моим вагоном мокла семья с детьми. Я, жалея пассажиров, пустила их в вагон и разрешила занять им свои места. Чуть позже они меня очень выручили. Затем, после объявления посадки, пришлось одной принимать и размещать новых пассажиров. Нужно было у каждого проверить билеты, документы, разложить их по карманчикам специальной папки для хранения билетов, надписать пункты прибытия.

Поздно я поняла, что нужно было сразу самой разыскать начальника поезда и доложить о том, что работаю без напарницы, чтобы он принимал решение. Но сейчас бросить вагон без присмотра я не могла. Я уже не спала больше суток, двигалась на автомате. Хорошо, поддержали меня мои добрые пассажиры, помогли растопить титан, и мне оставалось только разносить чай и принимать новых путешественников, которые постоянно менялись: одни выходили, а другие садились. Наш железнодорожный состав останавливался чуть ли не каждые сорок минут. Когда тихо вернулась Людмила, у меня не было сил даже что-либо выяснять. Как оказалось позже, она загуляла и сутки отсыпалась в другом вагоне в полукупе проводников. Так мы с ней и расстались.

Следующая поездка была Новосибирск — Хабаровск. Я очень обрадовалась, когда узнала, что здесь моей напарницей будет девочка из нашего отряда проводников. Состав нам достался из резерва, только что сформированный, его поставили дополнительным в расписании, и нам пришлось его полностью всем укомплектовывать, получать и таскать матрасы, подушки, одеяла. Я тогда не придала значения, что теперь была еще и материально ответственной.

От Новосибирска до Хабаровска поезд шел пять суток. Мы работали по очереди в три смены, меняясь каждые восемь часов. Этот режим я переносила полегче. Наш состав иногда часами задерживали на станциях, зато ночью он летел, нагоняя расписание.

В вагоне жизнь шла своим чередом. То у кого-то поднималась температура, и я просила детей не шуметь, то сел пассажир, у которого только что родилась дочь, и праздновали чуть ли не всем вагоном. Я воочию увидела просторы и красоту нашей Сибири, Забайкалья. Попадались такие места, что полдня едешь и нет остановок, так как нет населенных пунктов. Виды за окном завораживали, кудрявые березовые рощи сменялись сосновыми лесами, сказочными раскидистыми елями и кедрами. Множество речушек несли свои воды, свою энергию с юга на север. А колеса стучали: «Вперед! Вперед!» Глядя в окно на проносящиеся мимо и убегающие вдаль столбы, мелькающие пейзажи, я ощущала какую-то тихую радость, умиротворяющее спокойствие, уверенность. Может, это было такое ощущение необъятности нашей страны. Настроение иногда портилось из-за того, что моя подруга, передавая свою смену, не всегда мыла вагон и туалеты. Подметет — и ладно. Я пыталась ей напомнить об обязанностях, но она все обращала в шутку. Смеялась:

— Ну чисто же!

На обратном пути из Хабаровска ехали парни с приисков, очень хлопотные и, как потом оказалось, опасные пассажиры. Они ехали отдыхать на Большую Землю, сорили деньгами в ресторане, а затем их одолевала жажда общения, так как они по году не видели женщин. Ситуации складывались разные, иногда даже приходилось бояться за свою жизнь. Состав был дополнительный, вне расписания, и пассажиров было мало. И когда доходило до того, что парни начинали ломиться в двери нашего купе проводников, заступиться за нас было некому. Вернувшись из этой поездки, я решила уволиться. Приключений мне хватило.

Оказалось, это не так-то просто. Кадры железнодорожного депо лихорадило. Был август — самый сезон. Люди устремлялись на отдых, к родственникам. И пассажирских составов, конечно, не хватало. Кое-как мне удалось подписать у начальника кадров заявление на увольнение.

Но испытания на этом не закончились. Мне не выплачивали заработную плату. В кассе управления сказали, что за мной числится два несданных одеяла. Пришлось идти на прием к начальнику кадров, который действительно достал две бумаги. Из одной следовало, что при инвентаризации не досчитались в моем вагоне двух одеял. При разбирательстве удалось прояснить ситуацию и стоимость одеял с меня не высчитали. Но была еще вторая бумага — жалоба двух пассажиров, у которых ошибочно был погашен транзитный билет, после чего они не смогли им в дальнейшем воспользоваться. Хоть это были пассажиры соседнего вагона, и я их в глаза не видела, но была официально оформлена работа трех проводников на два смежных вагона, то есть документально эта жалоба касалась и меня, и я была ответственна за доставленный им ущерб. Хорошо, что в качестве поддержки со мной отправился мой однокурсник, а то бы я не справилась с такой ситуацией. Пришлось согласиться на вычеты из зарплаты.

Большой и порой шокирующий опыт я приобрела в отряде проводников за то лето.

Дунаева Надежда Викторовна

Про любовь

В пять лет я впервые сильно влюбилась. Конечно же, у меня был жених — Вовка Голышев из старшей группы. С ним мы бегали на вертолётную площадку, во время прогулки в детском саду тайком облизывали сбитые с крыши сосульки, представляя, что это мороженое, «промеряли» сугробы, а потом Вовкина мама, тётя Дуся, сушила нас на русской печке.

Девчонки-завистницы дразнили нас: «Тили-тили тесто, жених и невеста», но мы не обращали на них внимания. А однажды Вовка даже побил из-за меня Серегу Холинова и Федьку Боброва.

Как-то на прогулке они уговорили меня лизнуть металлическую ручку у качелей. Я долго не соглашалась, чувствуя какой-то подвох. Но Федька пообещал покатать меня на своих новеньких санках, и я согласилась. Через мгновение детская площадка огласилась моим рёвом. Видно, я так громко вопила, что примчалась даже наша заведующая — Люба Абрамовна. Пока я стояла, прилипнув к качелям как медведь в сказке «Бычок-смоляной бочок», а воспитатели и вся ребятня, столпившись вокруг меня, охали и ахали, не зная, что делать, Вовка коршуном налетел на моих обидчиков. Он сбил их с ног и вывалял в сугробе. От неожиданности те даже не сопротивлялись.

Через минуту я всё-таки «оторвалась». И хотя, как мне казалось, половина моего языка осталось на злополучной железяке, я на миг забыла о своей боли, проходя мимо моих поверженных обидчиков.

Так вот, это было совсем не то. Теперь я влюбилась во взрослого мальчишку, Арутьку Урумяна. Он учился уже в шестом классе и жил с нами по соседству.

Всё началось по весне. Как-то, возвращаясь из детского сада, я не заметила у колонки ледяную дорожку, чуть присыпанную снегом. И, конечно же, растянулась во весь рост. Я не ушиблась — на мне было много одежды. На всякий случай я посмотрела по сторонам: вдруг рядом окажется кто-то из взрослых? Тогда можно и зареветь. Но никого не было, и я уже собралась вставать, как вдруг кто-то участливо спросил: «Ты не зашиблась?» Рядом стоял Арутик. Он помог мне подняться, отряхнул моё пальтишко.

И всё… С этого дня я, гуляя, всё время смотрела по сторонам в надежде увидеть предмет своего воздыхания. По воскресеньям я дежурила у окна — он иногда расчищал от снега тропинку у дома. Но пока я лихорадочно одевалась и выбегала на улицу, он уже уходил. Однажды мне всё-таки повезло. Мы с Танькой Шахметовой лепили во дворе снежную бабу. Вдруг я увидела ватагу мальчишек, которые куда-то спешили. Среди них был и Арутик. Сердце моё затрепетало от радости. Когда он поравнялся со мной, я, краснея и бледнея, прошептала едва слышно: «Здравствуйте». Конечно же, он не обратил на меня никакого внимания. Зато Танька запрыгала вокруг меня и радостно завопила: «Влюбилась, влюбилась!» Я смутилась, что-то невнятно пробормотала и убежала домой.

Как только сошёл снег, у наших мальчишек появилось новое увлечение. Из подручного материала они мастерили ходули, а потом демонстрировали своё мастерство, балансируя на них, друг перед другом, а пуще, перед девчонками. «Ну, чистый цирк!» — говорила баба Репа.

В один из выходных я, как всегда, в ожидании уселась у окошка. Вскоре во дворе появился Арут. Он притащил откуда-то деревянные бруски и принялся мастерить ходули. Нужно было спешить. Я мигом достала из шкафа модную в те времена «газовую» косынку, которую мама привезла из Москвы, завязала её узлом на лбу (я запомнила, как тётя Надя Романова в магазине учила женщин правильно завязывать узел, чтобы получилась шляпка), вынула из коробки свои новенькие красные туфельки. Ну и что ж, что они пока великоваты. Если идти медленно, будет почти незаметно. Глянула ещё раз в зеркало: «Ну до чего же хороша!» И выбежала на улицу.

Но пока я наряжалась, на мою беду на улице появилась старшая сестра Лидки Капустиной — Валька. Она стояла у забора и прутиком что-то чертила на песке. Арутик уже смастерил свои ходули и пытался на них взобраться. Валька делала вид, что ей это совсем не интересно.

Я уселась на своё крылечко. Как же мне привлечь Арутькино внимание? Может спеть? Петь я любила. У нас был патефон, и я знала много и детских, и взрослых песен. Для начала я пропела про «Коричневую пуговку» и «У дороги чибис», но они даже не глянули в мою сторону. Может, я тихо пою? Песню «Мама, чао!» я почти прокричала. Всё напрасно! Тогда я начала прохаживаться мимо них и распевать «В жизни раз бывает восемнадцать лет».

В это время Арутька уже взобрался на ходули и, гарцуя перед Валькой, стал что-то ей рассказывать. Она же только улыбалась, продолжая рисовать. У, коварная! Я решила спеть свою коронную песню — «Бухенвальдский набат». На днях я как раз выучила первый куплет. Но — опять напрасно.

В отчаянии я схватила какую-то сухую ветку, стала бегать вокруг Арутьки, стегая его по ходулям и выкрикивая какую-то дразнилку. От неожиданности он покачнулся и — о ужас! — рухнул на землю. Послышался треск. Валька ехидно хихикнула. Я испуганно глянула на Арутьку и поняла — надо бежать! Но вот беда: моя гордость, мои красные лаковые туфельки, всё время норовили соскочить с ног. Через несколько секунд пунцовый от ярости Арут настиг меня и пару раз прошёлся по моей спине моей же веткой.

Я уселась на завалинку, сняла с головы ставшую ненужной косынку и горько заплакала. Тётя Галя Гурьянова, наблюдавшая за моими страданиями из раскрытого окна, глубокомысленно изрекла: «Ну что ж, любовь ушла, завяли помидоры…»

Вечером я ещё раз всплакнула в подушку, а наутро, собираясь в детский сад, я твёрдо знала, что Вовка Голышев — самый лучший в мире мальчишка!

Про винегрет, котлеты и поминки

В семье Славы Яковенко горе — умер папа. Жили они тогда в одном доме с моей лучшей подругой Людой Гусаровой.

Народ у нас в поселке был дружный: свадьбы, похороны — все вместе. Вот и теперь женщины на общей кухне суетились, стряпали — готовились к поминкам. Вся плита была заставлена кастрюльками, сковородками, в них что-то шкворчало и булькало. Пахло жареными котлетами. О, как же я любила эти котлеты! Чтоб с хрустящей, золотистой корочкой! И побольше хлеба! Моя мама котлеты всегда готовила на пару…

Я все ходила вокруг плиты и с вожделением поглядывала на котлеты. Завтра они обязательно будут на поминальном столе.

Еще я заметила два больших таза — женщины резали свеклу и картошку для винегрета. «Людка очень любит винегрет, — подумала я. — Надо ее уговорить составить мне компанию». Одной на поминки идти было страшновато.

На другой день я с нетерпением ждала, когда меня заберут из детского сада, ведь надо было еще забежать за подругой. И вот мы пришли. Я постучалась. Дверь открыла тётя Лена Зоркова.

— Вам что, девчонки? — спросила она. Людка на всякий случай отступила назад и спряталась у меня за спиной.

— Мы пришли помянуть Славиного папу, — храбро ответила я.

— Ну, проходите, — пропустила нас в комнату тётя Лена.

Мы, робея, вошли.

Она подвела нас к столу:

— Вот, пришли помянуть папу Славы.

Все заулыбались и подвинулись, освобождая нам место. Мы уселись.

— Мне дайте две котлеты, а Люде винегрету побольше, — чуть слышно прошептала я. — Она его очень любит.

— Водочки вам налить? — стараясь не рассмеяться, спросил папа Тани Нуховой.

— Детям водку нельзя, — строго сказала я.

Быстро доев котлеты, я толкнула Людку локтем, прошептав, что нам пора. Она с сожалением глянула на недоеденный винегрет. Поблагодарив, мы встали и направились к выходу. На прощание нам дали еще целый кулек конфет и печенья.

Конечно же, на другой день женщины, смеясь, все рассказали моей маме. Она чуть не плакала, укоряя меня: «Тебе что, дома есть нечего?» А я, оправдываясь, говорила, что Людка очень любит винегрет.

Музыкальная шкатулка

Я бродила по заросшему осинником и мелким кустарником лугу, задумчиво глядя по сторонам. Когда-то, лет пятьдесят назад, здесь вовсю кипела жизнь. Тут был поселок со странным названием — ВМКа. Моя малая Родина. Как давно это было! Теперь же здесь просто лужайка, которую скоро поглотит тайга.

Взгляд мой привлек какой-то яркий предмет, застрявший между кочек. Я попыталась поддеть его носком ботинка. Но нет, сидит плотно. Наклонилась. Осколок какого-то блюда. Такие были популярны в девяностые — китайские сервизы из оргстекла. Интересно, как он тут оказался? Прошла дальше, но потом вернулась, подняла осколок, расчистила от грязи. Что-то очень знакомое было в этом орнаменте из мелких голубых незабудок, разбросанных по чуть желтоватому полю. Да нет, такого сервиза у нас точно не было. Но вдруг откуда-то издалека, из глубины памяти, зазвучала печальная мелодия. Кукольный голосок пел о каком-то Августине.

Ну конечно же! Как я могла забыть? Музыкальная шкатулка Дворниковых!

Тысяча девятьсот шестидесятый год. Мне исполнилось четыре года. Мы переехали в новую квартиру. Все здесь было необычным: и белые стены с голубым накатом «под обои», и кирпичного цвета пол (в нашей старой квартире полы были не крашены и каждую субботу мама, надев на ногу специальную терку, драила его добела). Но самое главное — теперь у нас была своя детская комната.

Я была очень общительным ребенком и дня через три отправилась знакомиться с соседями. Начала с первой квартиры. Там поселилась семья Дворниковых — тетя Тося, дядя Юра и маленькая Людочка. Они мне сразу понравились — улыбчивые, всегда кивали мне, когда я с ними здоровалась.

Поднявшись на крылечко, я постучалась. Дверь открыл дядя Юра, с удивлением взглянул на меня. Бодрым голосом я объяснила, что мы их новые соседи из третьей квартиры и что я пришла познакомиться.

— Тося, к нам гости, — улыбаясь, сказал дядя Юра и широко распахнул дверь.

— Кто там? — из комнаты выглянула тетя Тося.

Я опять стала объяснять, что мы их новые соседи, живем в третьей квартире и вот, я пришла к ним знакомиться.

— Ну, проходи, соседка, садись, рассказывай…

Я уселась на стул. Вначале рассказала, что меня зовут Надя, папу зовут Виктор, а маму — Варя. Что у меня есть старший брат Валерик и маленькая сестричка Таня. А дальше я повела «взрослый разговор». Поинтересовалась, хватает ли молока у тети Тоси для Людочки, чем её прикармливают, и дает ли девочка поспать им ночью (так всегда спрашивали маму ее подруги, когда приходили к нам гости).

Потом я порекомендовала им купить для Людочки братика. «Хорошо, когда в семье много детей», — так говорила моя бабуся.

Дядя Юра, смеясь, сказал, что они обязательно над этим подумают, но тетя Тося заметила, что все деньги они уже потратили на Людочку.

— Это ничего, — важно сказала я. — Вы попросите в долг у бабушки Царевой, наверняка у нее есть денежки, потому что они держат коровку и весь поселок покупает у них молочко. А бабушка очень добрая, она не откажет.

Дворниковы весело рассмеялись.

«Ну все, — подумала я. — Для первого знакомства достаточно, пора уходить».

Я подошла к Людочке. Она уже проснулась и сидела в кроватке, с интересом глядя на меня.

Мое внимание привлекла небольшая коробочка, похожая на шкатулку. Она была вся резная, желтоватого цвета, а в центре красовался букет моих любимых незабудок, перехваченных голубой лентой. Снизу, на небольшой веревочке, висела бусинка, тоже голубая. «Странно, — подумала я. — Зачем они прибили ее к стенке?»

Заметив мой взгляд, дядя Юра сказал:

— Это музыкальная шкатулка.

— Трофейная, из Германии, — добавила тетя Тося.

Про Германию я знала. Там жили фашисты, они на нас напали, но мы их победили. Мой папа и дядя Ваня воевали на той войне и иногда, на день Победы, давали нам с братиком поиграть своими медалями. А вот слово «трофейная» было мне незнакомым, от него веяло какой-то строгостью, но я постеснялась спросить, что оно обозначает.

Дядя Юра потянул за бусинку. В шкатулке что-то щелкнуло, и вдруг я услышала печальный кукольный голосок, донесшийся из ее глубины. Он пел на незнакомом языке о каком-то Августине. Я замерла, с восхищением глядя на это чудо.

Наверное, там живут маленькие волшебные человечки. Как в сказке про «Городок в табакерке». Нам ее недавно читала мама. Вот интересно, выходят ли они ночью? И что они делают? Хоть бы краешком глаза на них взглянуть!

Но музыка быстро закончилась. Мне казалось, что если посильнее дернуть за веревочку, то песенка будет звучать гораздо дольше. Просто дяде Юре она уже поднадоела. Ах, если бы мне разрешили хотя бы раз самой завести шкатулочку!

С того дня я стала частым гостем Дворниковых. Иногда я играла с Людочкой, а иногда просто заходила послушать волшебную песенку.

И однажды это чудо свершилось. Тетя Тося сама предложила мне завести шкатулку. Я радостно ухватила бусинку и изо всех сил потянула ее на себя. Но что это? Внутри вдруг что-то щелкнуло, заскрежетало и веревочка с бусинкой остались у меня в руках. Несколько мгновений я глядела то на веревочку, то на шкатулочку, а потом вдруг заплакала. Горько-горько.

Вначале тетя Тося растерянно смотрела на меня… потом стала утешать, гладить по голове, а дядя Юра сказал, что он все непременно починит.

Увы, починить ее, конечно, не удалось. Но еще долго я слышала печальный голосок. На незнакомом языке он пел песню о каком-то Августине и его «майне кляйне».

Иванова Людмила Николаевна

Про любовь

Она открыла почтовый ящик и вытащила толстый конверт. Вместо адреса на конверте большими печатными буквами было написано «ДЛЯ ТЕБЯ». Не догадываясь, от кого письмо, она разволновалась. Дыхание участилось, стало слышно стук сердца, жар бросился в лицо. Нервно вскрыла конверт. И сразу прочитала подпись внизу — Олег.

Студенческое знакомство с Олегом, а затем их роман на трёх последних студенческих курсах вспомнились сразу. Она благодарила судьбу за то, что та подарила ей счастье узнать настоящего порядочного человека. Теперь, на вершине своих лет, она понимала, что такие встречи бывают только раз, песня права. Больше подобных встреч у неё в жизни не было. Никто не любил её так преданно и бескорыстно.

А началось знакомство в автобусе, на семидневной экскурсии по Золотому кольцу России. Жили в одной гостинице в Гусь-Хрустальном. Пили облепиховый сок в баре по вечерам и много общались.

Олег жил с мамой и сестрой. Учился в политехническом институте. Она училась в педагогическом. Оба на втором курсе, ровесники. Объединяла молодость и свобода. А еще, конечно, места заповедные русские. Мудрые старинные монастыри, вечно молодая церковь-девушка на Нерле, простые люди, рубившие капусту в монастыре и тут же угощавшие визитеров. Все было как будто в каком-то сне или фильме Тарковского, где кадры медленно сменяют друг друга, давая насладиться взгляду увиденной красотой. И правда, были встречи.

Помнится, как в ресторане обедали рядом со съёмочной группой. И сразу все узнали Янковского, одетого в серый свитер. Он беседовал с юной девушкой. Позднее на экраны вышел фильм «Полеты во сне и наяву». Она узнала улицы Владимира и любимого артиста с той молоденькой девушкой. Этот фильм стал любимым сразу. Он напоминал ей о том дне.

Это теперь каждый может снять на память что пожелает. А у неё тогда камеры еще не было, и лишь благодаря фильму остался в памяти этот октябрьский дух владимирской осени.

С Олегом потом стали встречаться, но не часто. Он всегда приходил с цветами. Если её не было, то оставлял девчонкам в общежитии. Как-то раз, вернувшись с прогулки, увидела красивую вазу и книгу о советских авангардистах-архитекторах. Она интересовалась искусством, и он угодил ей, конечно. Подарки привёз из Болгарии. Работал целый год дворником, чтобы съездить в путешествие за границу. Раньше это было сложно сделать. Таких счастливцев было немного. Её вот не выпустили в Польшу из-за родственников в Варшаве. Нужно было даже справку из поликлиники сдавать, проходить основных врачей. Врач-кардиолог с удивлением заметила: «На картошку в колхоз можно, а отдыхать за границу нельзя!»

Она знала, что он её любит, хотя признания никогда не было. Прогулок и свиданий тоже. Летом она уехала на юг работать вожатой. И даже там он её нашел, в лагере, в горах. Привез множество фруктов, арбузов и цветов. Все подарки были аккуратно разложены на полу и на тумбочках. Но опять не застал. Был проездом на практике.

Однажды он решил поставить точку в этих неясных отношениях. Написал письмо: «Я предлагаю тебе выйти за меня замуж. Если ты согласна, то приходи в парк, а если нет, то лучше не приходи». Она заметалась, ей стало так жаль Олега, но сама она не готова была выходить замуж. Не хотела терять свободу. Олег был, как солнце. Никуда не исчезал и ничего не требовал. Тихо любил. Её все устраивало. Странно, что мама увидела это предложение на картах за месяц до этого. Хорошо умела гадать, однако. Но был только четвертый курс, казалось, учиться еще вечность. Ничего не хотелось менять. На свидание все-таки пошла. Он стоял с букетом роз. Ждал. Было видно, что волнуется. Она сказала правду, что не готова к замужеству, и предложила не рвать отношения. Он согласился.

Встретились теперь уже после окончания учёбы. Осталась летняя сессия. Её вызвали к нему в коридор во время дискотеки. Спустилась запыхавшаяся и слегка грустная. Годы учёбы пролетели. Расставаться с альма-матер не хотелось. Неясное будущее пугало. Распределение в глухую деревню казалось ссылкой. Он пришел со списком мест работы по распределению. Сказал: «Выбирай, куда ты хочешь, туда и поедем». Выбрала Калининград. Но потом внутренний голос выдал: «Никуда я с тобой не поеду». Он ушел с потухшим взглядом.

В первые осенние каникулы приехала к родителям, встретилась со старой школьной подружкой. Та была счастлива в замужестве, родила дочь. Её мать, энергичная женщина, спросила: «А ты не хочешь замуж? Андрей развелся и живет у родителей. Хочешь с ним встретиться? Я позвоню ему?» Не успев одуматься, она услышала в телефоне знакомый голос. Её первая школьная любовь. Они встретились и проговорили всю ночь. А наутро он спросил: «Ты выйдешь за меня замуж?» «А ты возьмешь?». Так и получилось — «На скорую руку, да на долгую…»

Олег появился на зимних каникулах. Снова не застал ее дома. Она ушла встречать мужа с работы. Мама открыла дверь и сказала: «А она вышла замуж». «Тогда это вам», — ответил он и передал ей букет.

Больше она его не видела.

Прошло много лет. И вот теперь письмо от него. Что в нём? Она давно живет одна. Тринадцать лет пыталась сохранить отношения, но без взаимности. Трое детей уже стали взрослыми. Подрастают внуки. Были другие встречи. Но никто не стал судьбой.

«Моя дорогая! Я всегда помню о тебе. Ты навсегда осталась моей единственной любовью. Я долго не женился, но потом всё-таки решился. У нас родился сын. Год назад похоронил жену. Она долго болела, бедняжка. Знаю, что ты одна. Может, продолжим наши отношения в новом качестве?»

От неожиданности она заплакала. Сможет ли она решиться в этот раз? Нужно ли возвращаться к былому счастью? Промаявшись бессонной ночью, она так и не услышала ответа в душе…

Как я мечтала…

Мечты о Париже преследовали меня особенно остро после перестройки. С нею были связаны надежды на разрешение поехать свободно за границу. Я хотела только во Францию, для меня это было поездкой на другую планету. Почти так это потом и оказалось. Я готовилась к этому событию, как к космическому полету. И не знаю, кому легче: мне или современной актрисе, побывавшей в космосе. Разрешение на выезд давали до этого только «особо заслуженным» персонам. Помню, как в студенческие времена захотелось мне в Польшу на экскурсию. Но куда там!

Перед поездкой нужно было пройти двойное испытание: успешно сдать экзамен по линии госбезопасности (включая документы о родстве за границей) и обязательно быть здоровой, а для этого предоставить справки с анализами и заключением врачей на годность для такого романтического путешествия.

Оба испытания я провалила. На устном экзамене за большим овальным столом сидела комиссия из мужчин и женщин. Меня пытал самый энергичный товарищ, очень похожий на молодого бычка. После общих вопросов — кто, откуда, зачем, — он спросил:

— Какие музыкальные польские группы вы знаете?

— «Омега», — от неожиданности вопроса выпалила я первое, что пришло в голову, не очень уверенная, что это именно польская группа.

Товарищ не останавливался, хотя видно было, что такую группу он не знал. Он боднул головой и закинул сокровенный вопрос:

— У вас есть родственники за границей?

— Нет! — снова резко ответила я. По-другому отвечать было нельзя, хотя родственники у меня по троюродной линии имелись в Варшаве, а еще и в Канаде дед-эмигрант проживал по той же дальней цепочке.

Бычок удовлетворённо кивнул. Больше вопросов никто не задавал.

Наверное, проверяя документы, бдительные товарищи обнаружили неподходящее бедное родство и отказали мне в поездке, даже не сформулировав причины. Тогда впервые я ощутила себя несвободной, не той породы человеком. Экскурсия состоялась без меня.

Врач-кардиолог в поликлинике в чувствах сказала:

— Ну, надо же! На картошку в колхоз на месяц в сырую осень можно, а отдохнуть за границу — надо медкомиссию проходить!

Она обнаружила у меня дефект в сердце, который не мешал мне жить все эти двадцать лет, да и помидоры в стройотряде в знойной по-африкански Астрахани собирать тоже. Где же ты, мечта?

Теперь я была уже молодой учительницей французского языка, обожала свой предмет, покупала все пластинки французских певцов, читала книги в оригинале, выписав их по почте в московском книжном магазине. Однажды узнала адрес французского Деда Мороза — Пэр Ноэля. Все мои пятиклашки с энтузиазмом написали ему письмо. И — о чудо! Вале Быкановой пришла открытка с поздравлениями от него. Все радовались за Валю. С её разрешения мы положили открытку под стекло в музее интернациональной дружбы. Эта открытка еще больше манила меня туда, где люди пишут и говорят по-французски, а еще поют песни, как Мирей Матье и Далида на пластинках, которые я с таким щенячьим удовольствием и вожделением слушала.

Мечта крепчала, а денег у бедной учительницы с тремя детьми не было. Наступали роковые девяностые. Приехавшие на строительство города и атомной станции поляки говорили, что нас ждет обнищание. Они вывозили на автобусах в несостоявшуюся для меня Польшу железные тазики и другой хозяйственный скарб, пока продуктовые магазины пустели, а мне мечталось о Франции. Мой муж загорелся купить компьютер, тогда они стали только-только появляться. Про них и не мечтали особо, стоили дорого. И вот как-то, размякнув после ужина по поводу моего дня рождения, он сказал:

— Знаешь, я уважаю твою мечту — поехать в Париж. У меня тоже есть мечта — купить компьютер. Давай будем копить: ты на Париж, а я на компьютер. Тебе в поддержку я дарю сто долларов. Только эти деньги не у меня. Мне их давно задолжал Серега Готшалк. Если сможешь забрать их у него, то они твои. Это будет твоим началом вклада в поездку.

Я дружила с женой Сергея Ниной Готшалк. Мы жили рядом. Иногда вместе пили чай. Про долг Сереги она не знала. Он не посвящал ее в свои финансовые долги. Мне удалось «тет-а-тет» с ним поговорить, но он отрицал свой долг. Через некоторое время поздно вечером, когда муж был в ночную смену на работе, а дети крепко спали, мне позвонили. В коридор ввалились пьяные Серега с другом. Он стал брезгливо махать стодолларовой купюрой передо мной, как цыган, и оскорблять меня. Вид его был настолько мерзок, что я в испуге и отвращении закрыла дверь. Когда ночью приехал с работы муж, я ему всю эту дикую сцену рассказала. На следующий день он пошел к Сереге домой, поговорил с ним и решительно забрал у него свои деньги. С таким трудом у меня появился первый вклад в мечту.

Прощай, цыганка Сэра!

— Где же ты была, моя хорошая? Как нам было плохо без тебя! — такими словами я встретила вечером любимую собаку. Этот весенний день показался таким длинным, что я запомнила его ярко и надолго. Никогда я не думала, что так буду страдать от потери собаки.

По привычке, сложившейся между мной и моим отцом, я иногда уходила на работу, оставив Сэру во дворе. Сэра — это красивый американский курносый кокер-спаниель черного цвета с белыми пятнышками на груди. Она в своё время была отбракована из-за этих пятнышек как не выставочная. Поэтому была продана нам последней из помета. Моя старшая семилетняя дочь давно просила у меня собаку и вот получила её на августовский день рождения. Свекровь даже узнала, где можно купить. Однажды вечером мы с дочкой пришли домой к хозяевам. Навстречу нам выбежал прелестный щенок, мы его подхватили на руки, отдали деньги, и больше с ним не расставались. Принимать участие в выставках мы не собирались. Нам нужна была собака только для души. Назвали Сэрой, потому что была вся чёрная, и еще в том году Меладзе впервые спел свою знаменитую песню «Прощай, цыганка Сэра!»

Оставляя Сэру во дворе, я надеялась, что мой отец вот-вот подойдет и будет с нею весь день. Он обычно ездил с нею на дачу. Вечером возвращал её к нам домой или забирал с собой, как получится. После смерти мамы он жил одиноко и приходил к нам ежедневно. Дома он не мог оставаться подолгу один. Сэра обожала его. Она любила путешествовать на машине, заскакивала в нее, как только открывалась дверь. Причем чувствовала хозяйкой себя на переднем сидении рядом с хозяином. Когда же мы ехали в машине с детьми, то хлопали ее по заду, и она обиженно прыгала к заднему окну и сидела там, как игрушка-подушка.

Когда я вернулась домой, там сидел явно расстроенный отец. Я заметила, что Сэры нет, ведь она всегда встречала меня. Оказалось, когда отец пришёл, Сэры во дворе не было.

Мы сели в машину и объехали весь наш маленький город, но собаку не нашли. Расстроенные, мы уехали на дачу. Весной там много работы. Но мы почему-то не могли ничего делать. Вроде бы копошились, но безрезультатно и безразлично. К вечеру руки совсем опустились, и мы поехали домой, окончательно опустошенные потерей Сэры. Отец высадил меня у подъезда, а сам поехал ставить машину в гараж.

Прошло время, прежде чем я услышала, как дверь открылась, и наша Сэра с визгом бросилась ко мне. Радости не было конца, она облизывала меня и вся тряслась от восторга. Даже обмочилась на пол. Следом зашёл довольный и счастливый отец.

Оказывается, когда он приехал в гараж, на двери было написано мелом: «Ваша собака у нас», а дальше адрес, по которому отец поехал и забрал Сэру. Соседи рассказали, что они увидели Сэру, сидящую возле нашего гаража. Она туда пришла сама, не дождавшись отца во дворе. Путь далекий и пересекает несколько дорог. Они решили её взять с собой в деревню, где она провела целый день. В гостях Сэра ничего не ела, только иногда пила и лежала с грустным видом. Сжалившись над нею, соседи вернулись домой раньше обычного. А мы не догадались доехать до гаража, не верилось, что она сможет так далеко уйти.

— Где же ты была, моя хорошая? Как нам было плохо без тебя! — еще не раз спрашивала я Сэру вечером того грустного дня, когда мы чуть было её не потеряли.

Больше я никогда не оставляла Сэру во дворе одну. Бывало, что забывали её на даче, но, проехав сто метров, спохватывались, видели, как она несётся за машиной, и забирали с собой нашу любимую цыганку. Прожила она четырнадцать лет, пришлось усыпить из-за неизлечимой болезни. Снится она мне до сих пор. Ходила даже в церковь поминать. Для меня она навсегда осталась очень близким другом, если не сказать — человеком.

Игошина Ирина Александровна

Эссе

Обычно я достаточно легко пишу или говорю о других, находя интересные образы и эпитеты. А вот о себе писать не приходилось. Чаще всего я выражала свои мысли о чем-нибудь или о ком-нибудь. Ведь написать о себе — это не только увидеть себя изнутри, но и представить, как я выгляжу снаружи, как меня воспринимают другие. А это совсем непросто, да, пожалуй, даже и невозможно, поэтому скорее всего все-таки изнутри…

Так вот. Почему-то представилась мне капелька воды, чистая, юркая, живая. Она все время в движении. То течет куда-то с другими каплями, то испаряется и улетает высоко-высоко в небеса, стремясь к жаркому солнцу, то летит вниз, на землю, вместе с другими каплями грустными струйками дождя… А потом хлюпает в лужах под ногами куда-то спешащих прохожих.

Иногда же моя капелька питает живительной влагой упругие стебли зеленых растений, утоляет жажду пришедших на водопой к реке животных или усталых путников, жадно черпающих пригоршнями вкусную родниковую воду… Больше всего капельке нравится мчаться с огромной скоростью в бурных потоках горной реки, взлетая брызгами на перекатах вместе с другими каплями, журча и сверкая на солнце бриллиантовыми искорками.

А когда капелька вдруг попадает в морскую пучину, то забывает о том, что она капелька… И становится мощной, сливаясь в единое целое с мириадами других капель, подчиняясь неведомой единой воле, которая то наполняет всю ослепительно сияющую на солнце воду безграничным покоем и тишиной, то с грохотом вздымает огромные бурлящие волны, разбивая их на пенящиеся брызги, разлетающиеся в разные стороны.

А иногда я меняю наряд, облачившись в пушистое белоснежное бальное платье, и кружусь в волшебном вальсе с другими снежинками, устилая землю серебрящимся мягким ковром. А то вдруг застыну, впечатавшись сверкающим кристалликом в безжизненную ледяную глыбу… Но это уже совсем другая история!

И никогда я не знаю, что впереди: очередной полет к небесам или долгое бесконечное ожидание новых приключений в болотной жиже или в ледяном плену. В любом случае, где бы я ни оказалась, мне интересно понять, куда занес меня в этот раз водоворот событий, и узнать, а куда и когда он понесет меня дальше.

Существуют ли ангелы?

Было это в середине 80-х годов, на излете советского времени. Надежда возвращалась домой из санатория. Отработав год в школе, она, будучи молодым специалистом, в летние каникулы получила путевку в санаторий. Девушка провела положенные три недели в Боржоми, где добросовестно пила минеральную воду и принимала ванны. Когда еще только собиралась туда, однокурсник со звучной фамилией Чаганидзе попросил ее передать своим родителям, жившим в Тбилиси, небольшую посылку. Такая возможность появилась у нее только на обратном пути.

Автобус, выехав рано утром из Боржоми, прибыл довольно скоро в аэропорт Тбилиси. У девушки было много времени до своего рейса, и она решила поехать по указанному адресу. В аэропорту к ней несколько раз подходили разные молодые люди и то спрашивали время, то интересовались, как можно куда-то пройти. Вроде бы ничего необычного, аэропорт все-таки, но что-то уж слишком часто подходили, и это показалось ей несколько странным. Правда, вскоре подъехал нужный автобус, и она отправилась в город, чтобы выполнить поручение однокурсника.

По дороге Надежда, не отрываясь, смотрела в окно. Город, раскинувшийся в горах, потряс ее своим величием и красотой. Тбилиси! Древний город, воспетый поэтами, предстал перед ней во всем своем великолепии. Здания, кучно лепившиеся друг к другу по склонам гор, старинные остроконечные храмы утопали в зелени. Солнце, сиявшее на ярко-синем небе, делало открывавшиеся виды живописными, четко прорисованными, словно над ними поработал неведомый художник. Девушка не заметила, как доехала до конечной остановки.

Перед ней — серые бетонные многоэтажки нового района. Надежда нашла дом, зашла в подъезд. И вот она — нужная квартира. «Дзыыынь!» — Никого. «Видимо, хозяева на работе. Ну, что ж можно пока погулять», — подумала она.

Надо сказать, что дома вокруг не отличались особой красотой и разнообразием, хотя и были более величественными, чем в ее родном городе (в горах часто все приобретает некоторую величественность), и даже подъезды казались более светлыми и просторными.

Она гуляла, любуясь открывшейся перспективой, видами старого Тбилиси вдали. И все бы хорошо, если бы не один юный грузин, который привязался к ней по пути. Он ходил за ней по пятам и бубнил под нос, какая она красивая, и что он всегда мечтал иметь такую девушку. Надежда спокойно отшивала его раз за разом, но он никак не уходил и преследовал ее повсюду, продолжая нудно твердить, как мантру, одно и то же. В конце концов, так и не сумев отшить надоедливого ухажера, она просто перестала обращать на него внимание.

Несколько раз девушка возвращалась к заветной двери, но признаков жизни за ней так и не ощутила. И, наконец, ближе к вечеру, когда она в очередной раз позвонила, за дверью послышались шаги. Дверь отворилась, и она увидела стройную моложавую женщину с белокурыми локонами, которая приветливо встретила ее и пригласила в квартиру. «Юноша бледный» тут же ретировался, а Надежда оказалась дома у родителей своего однокурсника. Она передала посылку и уже хотела уйти, но ее задержали, усадив за стол. Мама стала расспрашивать ее о сыне, одновременно принося с кухни разные угощения. А отец — важный тучный грузин с зачесанными назад седоватыми волосами и пышными усами, успокоил Надежду, сказав, что сам отвезет ее в аэропорт на машине.

Девушка огляделась. В квартире, как и в городе, все было очень ярким, даже кричащим: пунцовые обои с крупными цветами на стенах гостиной, ярко-бордовые шторы на окнах, большая хрустальная люстра под потолком — все своим видом демонстрировало, что в доме любят роскошь. Это было непривычно для Надежды. Там, где она жила, предпочитали простоту, граничащую с аскетизмом, и приглушенные пастельные тона.

Надежда расслабилась. Она впервые попробовала грузинское блюдо лоббио, радушный хозяин угостил ее настоящим грузинским вином. Но надо было спешить. Девушка сказала, что время ехать. И вдруг хозяин дома твердо заявил, что очень устал и не сможет отвезти Надежду в аэропорт. И чтобы она сама добиралась туда на автобусе. Вот это номер! Надежда пулей выскочила из дома, понимая, что шансы успеть на самолет у нее уменьшаются с каждой минутой. Она даже не любовалась видами вечернего Тбилиси, когда автобус вез ее в аэропорт. Обратная дорога показалась ей мучительно долгой.

«Ну вот, наконец-то! — запыхавшись, Надежда подбежала к стойке регистрации. — Успела! Еще пять минут до окончания…»

— Регистрация закончилась! — неожиданно произнесла миловидная девушка за стойкой.

— Как? Не может быть! Еще пять минут! — закричала в отчаянии Надежда.

— Вы опоздали. Регистрация закончена, — сухо повторила девушка. — Идите к начальнику смены, — чуть более мягко добавила она, уходя.

Надежда кинулась к начальнику, не теряя последней надежды. Начальником оказался молодой, около тридцати лет, красивый грузин в белоснежной форме. На ее бурный рассказ об однокурснике и его отце, когда она, захлебываясь от слез, умоляла его помочь ей улететь домой, он отреагировал абсолютно невозмутимо. Что-то черкнул на билете и сказал, что стоимость билета сохранена. На ближайшем рейсе, если там будет свободное место, девушку отправят домой. Надежда перевела дух и немного успокоилась. В это время начальник набрал какой-то номер на телефоне и коротко проговорил что-то по-грузински. Потом, пристально посмотрев на Надежду, сказал уже более неофициально: «Иди сейчас в гостиницу, тебя разместят. Располагайся, отдыхай, — и в конце добавил: — А я попозже подойду». Последняя фраза прозвучала недвусмысленно. Надежда все правильно поняла и залепетала, отводя взгляд: «Нет, спасибо… я как-нибудь в аэропорту переночую…» «Ну, как знаешь. В самолете мест может и не оказаться! — прозвучало в ответ. — Подумай! Я пока здесь». И, демонстративно отвернувшись, он сделал вид, что продолжает заниматься важными начальственными делами.

Уже стемнело. Самолет улетел. Следующего надо было ждать сутки. Надежда радовалась, что хотя бы стоимость билета сохранена (денег у нее практически уже не осталось). Она не чувствовала себя в безопасности. Пришло осознание, что никакие правила тут не работают. Оставалось надеяться на чудо. Возникло острое желание хоть пешком, но уйти домой, в Россию. Но надо было ждать, что ситуация как-то разрешится, и она сможет улететь следующим рейсом. Девушка подумала, что возможно лучшим вариантом было бы вернуться к родителям однокурсника, но у нее уже не было ни сил, ни доверия к ним… и к кому бы то ни было… Немного поразмыслив, она решила остаться в аэропорту. Скрючившись на неудобном сидении в зале ожидания, Надежда провела ночь, временами забываясь в тревожной дреме. Людей, которые коротали ночь в аэропорту, было много. Они приходили, уходили, некоторые, как и она, разместились на ночь. Всю ночь постоянно громко объявляли о прилете, отлете, регистрации на какие-то рейсы…

Когда рассвело, здание аэропорта наполнилось ярким солнечным светом. Надежда решила пройтись, чтобы размяться после неудобного сна. Новый день подарил ей надежду, что ситуация как-то разрешится. Неожиданно к ней подошел невысокий худощавый молодой человек и приветливо улыбнулся. «Андреас, — представился он. — Я со вчерашнего дня наблюдаю за тобой. Не бойся, тебя никто здесь не обидит. Я всем сказал, что ты моя девушка».

Почему-то парень сразу расположил к себе и вызвал доверие у Надежды. Оказалось, что он грек, живет в Тбилиси, работает техником по обслуживанию самолетов. У него в этот день был выходной. Андреас сказал, что попробует помочь Надежде улететь.

Весь день молодые люди бродили неподалеку от аэропорта, весело болтали обо всем, ели мороженое, смотрели, как взлетают и садятся самолеты. Пообедали в кафешке. Было впечатление, что они старые друзья, которые знакомы всю жизнь — таким легким и непринужденным было общение.

Наступил вечер, настало время регистрации на нужный рейс. Андреас взял у Надежды билет и паспорт. Все оказалось не так просто. Он нервничал, говорил, что если бы это была его смена, все было бы гораздо проще. С регистрацией ничего не получилось. Андреас, взяв документы, куда-то ушел. Когда вернулся, неожиданно сказал: «Ты знаешь, оказывается, мы с тобой родились в один день и в один год», — и показал ей свой паспорт. Действительно, дата была та же самая. Это было забавно. Но она так волновалась, что даже особо не обратила на это внимание.

Объявили посадку. Андреас велел Надежде идти вместе с ним. Пройдя через какие-то помещения, они оказались на летном поле и быстро-быстро пошли прямо к самолету. Девушка почти бегом поднялась по трапу, махнув на прощание рукой Андреасу. Сердце бешено колотилось. Самолет был заполнен пассажирами. Стюардесса показала одно свободное место в самом дальнем углу в хвосте самолета. Надежда села и съежилась, чувствуя, что еще рано успокаиваться. Несколько раз по салону прошлась стюардесса, пересчитывая пассажиров, словно ища кого-то или что-то. По крайней мере, так казалось девушке. Она каждый раз вжималась в кресло, словно это могло помочь ей стать невидимкой. Вылет задерживался.

Наконец загудели моторы, самолет сдвинулся с места и стал набирать скорость. Но только когда он оторвался от земли, Надежда вздохнула спокойно.

В аэропорту ее встречали родители. Она удивилась: «Откуда вы знали, что я сегодня прилечу?»

«Ну, раз вчера не прилетела, то понятно, что сегодня», — спокойно ответила мама.

Домой ехали на такси. Надежда думала об Андреасе.

Может быть, ангелы действительно существуют?

Маленькое чудо

Я собиралась ехать домой из Москвы. На моем билете «Москва — Екатеринбург» было указано время 17.09. Ну, вот и замечательно! Еще столько времени в запасе, и можно погулять по Москве, пройтись по магазинам, зайти куда-нибудь пообедать.

Послонявшись некоторое время в районе Чистых прудов, я зашла в небольшой храм. Старинные своды с полустертыми росписями на стенах, полумрак, мерцающие лампады и трепетные язычки пламени на одиноких тонких свечах перед отрешенными ликами святых на иконах… Какая-то непривычная тишина стояла в храме, словно из современного города я попала не то в далекое прошлое, не то в другое измерение. Я купила свечку в лавке, поставила её перед иконой Богородицы, смотревшей на меня печальным и добрым взглядом. Мой маленький живой огонёк затрепетал, как мотылёк, наполняя мягким теплом мою душу. Я снова подошла к лавке и увидела, что можно заказать молитвы в храме. В глаза бросилась надпись: «Молебен о путешествующих». «О! Вот это-то мне и нужно!» — подумала я и подала стоявшей за прилавком женщине записку и немного денег. Она, не говоря ни слова, взяла их.

Я вышла из храма. Стоял солнечный день ранней осени, уже вполне вошедшей в свои права, роскошной, яркой, без малейших признаков увядания. Мне жалко было уезжать, но дома ждала семья, и я уже сильно соскучилась по маленькой дочке. Да и деньги практически закончились. Я посмотрела на часы и почему-то решила отправиться на вокзал, хотя времени до отправления поезда оставалось ещё много.

Казанский вокзал был, как обычно, многолюдным. Я не спеша прошла по туннелю, вышла на платформу и стала прогуливаться по перрону, хотя тяжелая сумка оттягивала мне плечо. И неожиданно увидела, что мой поезд уже стоит на путях. Вернее я сначала увидела табло, где было написано «Москва — Екатеринбург, 10 путь». А потом уже — и сам поезд, точнее, его последний вагон.

«Странно, — подумала я. — Почему так рано?»

Медленно я двинулась в сторону поезда, чтобы разобраться, и вдруг мимо меня в ту же сторону пронеслись двое солдат, на бегу роняя какой-то груз и даже не останавливаясь.

И в это время мой поезд начал двигаться, а солдаты истошно стали кричать, пытаясь его остановить. У них это получилось. И тут я, поддавшись общему движению, тоже побежала к поезду, не понимая, что вообще происходит. Заскочив в вагон, я попыталась отдышаться. В полутемном тамбуре вместе со мной стояли запыхавшиеся солдаты и еще несколько человек. Как я поняла, все они, как и я, заскочили в последний момент в последний вагон. Поезд набирал скорость.

Мой вагон был в голове состава. Надо было пробираться вперед через все вагоны с тяжелой сумкой. Но я стояла в недоумении и спрашивала людей, которые находились рядом: «Почему поезд отошел на два часа раньше?! Я ничего не понимаю!!!» В ответ один молодой человек попросил мой билет, я подала ему. И что оказалось? Мой билет был неправильно напечатан! Там, где должно было стоять время, стояла дата 17.09, а время сместилось еще дальше. И я не обратила на это внимания! Время отправления было: 15:15, почти на два часа раньше!

И вот тут-то меня прошиб холодный пот. Я поняла, что могла опоздать на поезд. Но словно какая-то неведомая сила подтолкнула меня прийти на вокзал за два часа до отправления, выйти на платформу, увидеть поезд и успеть заскочить в него! Сказать, что я была ошеломлена, это не сказать ничего! Я даже испугаться не успела!

И тут я вспомнила, что заходила в храм, поставила там свечку и заказала «Молебен о путешествующих». А еще перед моим внутренним взором всплыл печальный и добрый взгляд Богородицы, смотревшей на меня в храме с иконы. Я мысленно поблагодарила её и пошла вперёд искать свой вагон.

Карманова Светлана Михайловна

Поседевшая юность

Посвящается моему дяде Гулину Николаю Васильевичу

Ранним утром 7 ноября 1941 года небо столицы затянуло густыми облаками, начался плотный снегопад, и шансы вражеской авиации совершить налет на Москву свелись к нулю.

В это утро Сталин непривычно рано поднялся, чем встревожил охрану, неторопливо закурил трубку и замер у окна… Пронзительным взором обвел горизонт и связался с синоптиками. Ему незамедлительно выдали точный прогноз погоды: облачный покров над Москвой будет защищать столицу еще сутки.

Отец народов, торжествуя в душе, принял решение провести парад на Красной площади в то время, когда враг находился на подступах к столице.

«Утрем нос Гитлеру!», — всегда сдержанный на людях, с непроницаемым лицом, сейчас он, наедине с самим собой, презрительно ухмыльнулся в густые, аккуратно подстриженные усы.

Он почти месяц готовился к этому дню и страстно, скорее даже фанатично, верил в исполнение своего замысла. Мастер конспирации, не доверяя «верноподданным», он скрытно от всех готовил этот парад. И вот небеса дали ему шанс!

— Высокий боевой дух Армии — успех Победы, — негромко произнес вождь, словно обращаясь к своим оппонентам.

Сталин вновь, словно проверяя метеорологов, подошел к окну, и теперь уже благодарно всматривался в суровое небо с тяжелыми, обложными тучами, зависшими над кремлевскими звездами. Иосиф не отрывал глаз от сыплющихся стеной снежных хлопьев, лицо его светлело и наполнялось благостью, будто он читал тайную молитву на утрене, как в юности во времена учебы в Тифлисской духовной семинарии…

Вдруг он резко качнул головой, словно стряхивая наваждение, хищно бросил взгляд вдаль, как охотник, заметивший долгожданного зверя, развернулся и неторопливой, уверенной походкой вышел из кабинета принимать парад!

А накануне, поздней ночью шестого ноября на станции метро «Маяковская» Сталин в ходе заседания объявил изумленным членам Политбюро ЦК, что завтра в восемь утра планируется парад на Красной площади. Командиры и личный состав отобранных частей тоже узнали глубоко за полночь, что им предстоит участвовать в параде.

Красная Армия вела тяжелые оборонительные бои. Город был на осадном положении, правительство и часть населения — эвакуирована, многие значимые здания, заводы и мосты заминированы. Москва наполнялась тревожными слухами.

А сегодня по распоряжению Верховного главнокомандующего на Красной площади торжественно засияли расчехленные кремлевские звезды, была снята маскировка с мавзолея Ленина.

Войска шли по Красной площади довольно четко, несмотря на то что вчера была проведена всего лишь одна репетиция. Ее бойцам объяснили как тренировку боевой подготовки.

Мероприятие готовилось и проводилось в условиях строгой секретности в разгар битвы за Москву.

И вот теперь многие из частей сразу после парада уходили на фронт, где ситуация сложилась довольно тревожная.

В это время Колька возился во дворе по хозяйству: насыпал просо курам, дал сено Буренке. Распахнул ворота и лопатой стал сгребать выпавший ночью снег с дощатого настила двора.

От неожиданного мальчишеского крика аж вздрогнул! Повернулся и увидел запыхавшегося пятилетнего соседского Ванюшку. В расстегнутом пальтишке, со сдвинутой набок, видимо, наспех надетой ушанке, он учащенно дышал, переводя дух. На худеньком личике горели серые требовательные глаза.

«Пожар что ли?» — подумалось Кольке, и он встревоженно перевел взгляд на дома напротив. И обомлел.

На ровных длинных улицах, что ступенями поднимались по склону горы, в окнах домов с нарядными наличниками горели лучи проснувшегося солнца. Из заснеженных труб затопленных по утру печей, точно волшебными белыми посохами Деда Мороза, дым устремлялся в небесную лазурь. Вокруг — ни звука…

Он стоял, замерев, словно боясь спугнуть эту спокойную, разлившуюся вокруг сказочную благодать. И вдруг услышал откуда-то изнутри тихий колокольный перезвон. И захотелось парить в чистоте этих звуков и наслаждаться миром…

Пацаненок громко шмыгнул, рукавом подтер мокрый нос и опять гортанно, по-командирски закричал:

— Чё стоишь? Радиво иди включай, баб Аня велела! — и, мигом развернувшись, побежал через дорогу в свой дом.

Радиотрансляцию с Красной площади слышала не только наша страна, но и весь мир!

Гитлер включил приемник и, как свидетельствуют историки, пришел в неописуемую ярость. Он бросился к телефону и потребовал соединить его с командующим ближайшей к Москве эскадрой бомбардировщиков:

— Парад нужно разбомбить во что бы то ни стало! Даю вам час для искупления вины.

До Москвы не долетел ни один бомбардировщик. Как сообщали на следующий день, на рубежах города силами Шестого истребительного корпуса и зенитчиками противовоздушной обороны Москвы было сбито тридцать четыре немецких самолета.

Парад 7 ноября 1941 года по силе воздействия на ход событий приравнивался к важнейшей военной операции. Именно в этот день Гитлер планировал захват Москвы и торжественное прохождение по Красной площади немецких войск.

Парад вдохновил тысячи молодых людей со всех уголков Советского Союза записаться на фронт добровольцами.

Вот и Колька, слушая репортаж с парада, решил непременно попасть на фронт. Он мечтал разыскать там своих старшего брата и отца и бить вместе с ними фашистов! Мать упрашивала остаться: он сейчас в доме — главный помощник, у него же есть бронь, и если уйдет на войну, то на ней останутся пятеро ребятишек мал-мала меньше…

Но Колька был неумолим. Ему на днях исполнилось восемнадцать лет, и он, отказавшись от брони, с такими же уральскими пацанами уехал воевать на Западный фронт.

Энергичный, невысокий паренек с живым взглядом карих глаз был определен в пешую разведку.

— Хорошо, что сегодня луна за облаками и поземка метет. Связь меж нами, сам знаешь: только глаза и жесты, — тихо сказал сержант Яковлев. — Давай, Колька, будь осторожен…

— Николай Угодник, спаси и сохрани нас! — прошептал себе под нос пацан, как научила его мать, провожая на фронт. И они осторожно поползли вперед.

Лес справа далековато, через него большой крюк до передовой фрица, зато безопасней. Прямо ползти — вполовину короче, но по заснеженному полю с неубранным урожаем. Ползти тяжело, как по пуховой перине. Да и на равнине, если перестанет идти снег, они у немцев как на ладони…

«Окопались в блиндажах, гады! Ждут утро для наступления. Сколько их там? — думал Колька, вглядываясь в спокойную снежную даль. — Вдарить бы по ним бомбами с самолета, там с высоты всю немчуру сразу видать! Да вся авиация, говорят, сейчас на обороне Москвы».

Уже девятый день, как он на войне. А кажется, что только вчера он спрыгнул с подножки вагона того поезда, что прибыл из далекой, теперь кажущейся нереальной, жизни. Вспомнилось то солнечное, морозное утро: глубина синего, как в знойное лето, неба. А с горы на него смотрели, словно с красивой новогодней открытки, ряды «прянишных» домиков, усыпанные вкусным, пушистым снегом, как глазурью.

Он сглотнул слюну. Захотелось сладкого.

«Скоро же Новый год! И матушка, как всегда, будет раздавать детям подарки — самодельные конфеты. Она, выдумщица, заворачивала по два кусочка сахара в „фантики“, вырезанные из красивой шелковой шали, которую носила еще в девичестве. Причудливо перевязывала эти „конфеты“ белой пряжей из козьей шерсти и говорила малышне, что эти конфетки из застывшего волшебного снега передал им Дед Мороз».

Захотелось в родной дом, прижать ребятню к себе и больше никогда не ругать их за мелкие шалости. Вспомнилось заплаканное лицо матери, и как он успокаивал ее, что вернется с победой.

«Наверное, из-за невообразимого напряжения, время летит на войне — глазом моргнуть не успеешь! — намеренно отвлекал себя другими размышлениями боец. — В круговерти между боями и коротким отдыхом оно исчезает даже из памяти. А врезается намертво только то, что хотел бы забыть…»

И сейчас, в затишье между боями, он вместо отдыха в очередной раз отправился с напарником за «языком».

Каждый раз перед такой вылазкой его накрывал страх… В эти минуты он вспоминал Петьку с Брянщины по кличке «Переводчик». Паренек хорошо знал немецкий и лихо переводил командиру тарабарщину взятых в плен немцев.

Но отпечатались в памяти Петькины огромные глаза: полные ужаса, они зияли на белом, как гипсовый слепок, лице. В тот раз их жестоко молотила вражеская артиллерия, и Переводчик, оказавшись рядом с Колькой, стенал ему в ухо:

— Не переживу я этот ад! Лучше бы меня убило…

И допросился…

А теперь, вспоминая, как он тогда зло оборвал Петьку: «Не дрейфь, паникер!» — Колька полз и мысленно повторял эти слова, только уже себе. Повторял монотонно и многократно, как заклинание. И становилось легче.

Они ползли по прямой. Так решил сержант:

— Немец как раз ждет нас из леса.

Снежная пелена в ночи и белые маскхалаты помогали размыть, как в летнем тумане, фигуры бойцов на снегу. Колкая морозная крупа ветром вбивалась в щеки, а от горячего дыхания подтаивала и склеивала ресницы.

Сержант махнул остановиться. До передовой фрицев оставалось около ста метров.

Тишина… Яковлев, глядя на рядового, похлопал себя по носу, демонстративно понюхал, как собака, воздух и поднял большой палец вверх!

Колька приободрился и принюхался. Ветер доносил к ним легкий аромат еды — фриц решил перекусить… Отлично! Надо спешить. Немец с ложкой в руке — подарок судьбы.

Вдруг справа, ближе к лесу, кустарник прошила автоматная очередь.

«Засекли, сволочи!» — метнулась мысль, и Колька инстинктивно втопил себя в снег, обхватив голову руками.

Из-за кустов выскочил заяц-беляк и стал петлять по полю к лесу. Вторая, третья очередь!

Раздался хохот, немецкая возбужденная речь! Все смолкло… Заиграла губная гармошка. Немец гулял! Бойцы залегли, ожидая, когда там угомонятся и забудутся сном.

Выждав около получаса, осторожно, часто останавливаясь и постоянно прислушиваясь, они поползли к немецким окопам.

Тишина пронзала ночь. Казалось, можно было услышать легкий шелест падающего снега.

«От напряжения и не такое почудится», — подумал Колька и скосил глаза на Яковлева. Он напоминал ему овальной формы заснеженный холм около торчащих голых кустов.

«Что ни говори, а умеет маскироваться сержант, не зря всегда его главным на вылазках назначают. Один боец рассказывал, что когда раньше ходил с Яковлевым в разведку, так без фрица они ни разу не возвращались. Смекалистый, несуетливый сержант всегда, мол, выжидает нужный момент. А как его понять-то — этот самый момент? Тут особое чутье нужно! А ему его, видно, Бог дал», — Колька опять изучающе посмотрел на сугроб, который скрывал Яковлева в метре от него.

Сержант лежал, не шевелясь.

Яковлев еще подростком начал ходить с отцом на охоту по уральским лесам. Отец учил его разным охотничьим хитростям. Умение затаиться и терпеливо выждать удачный момент для своей победы теперь помогало ему и в разведке.

«Будь я главным, — продолжал размышлять Колька, — я бы уже начал действовать. Они лежат опять, наверное, с полчаса в этой звенящей пустоте в трех метрах от немецкого окопа. И уже понятно, где находится дежурный на посту. Слышно его глуховатое похлопывание рука об руку. Все чаще и чаще. Наверное, фриц в меховых рукавицах, а все равно подзамерз».

Колька почувствовал, что и сам замерзает. Иглой засвербело в носу… Он стал отчаянно тереть переносицу, как его научили бойцы, чтобы сдержать предательский чих. Стиснул зубы, стал молить Богородицу:

«Чихну — нам крышка!»

Заскрипела и хлопнула дверь немецкого блиндажа в тот самый момент, когда, зажав рот руками, тихо чихнул молодой разведчик.

Два звука слились воедино.

Немец вышел в окоп, видимо, до ветру, как говорили в родительском доме.

До разведчиков донеслось его хмельное бурчание. Часовой тихо откликнулся. Опять скрип двери. Тишина.

Колька виновато посмотрел на Яковлева, тот только укоризненно покачал головой и сделал условный знак — два раза махнул растопыренной пятерней. Значит, минут через десять и начнем! Надо быть начеку!

По ответу часового стало ясно, что немец находится прямо напротив них. И вот теперь-то юноша понял логику сержанта. Он будто ждал именно этот момент, чтобы точно узнать местонахождение немца и без лишней суеты, с точностью рыси, броском сверху накрыть немца лицом в снег. И чтобы не пискнул — кляп в рот…

А Колькина забота — быстро связать немцу морским узлом впереди руки и накинуть на него спрятанный за пазухой специально для «языка» запасной маскхалат. Лес рядом от них, метрах в двадцати, так что при хорошем раскладе они быстро в нем скроются.

Все прошло по ранее разработанному плану. Немец оказался худеньким и легким молодым парнем, и они без особого труда дотащили его до своего окопа.

Когда разведчики сдавали его в штаб, тут-то, при тусклом свете фонаря, Колька смог лучше разглядеть пленного и его поразила внешность фрица. Интеллигентное, с утонченными чертами юное лицо напомнило Кольке какого-то известного заграничного композитора. Учитель пения как-то на уроке показывал его портрет. Но у этого немца впавшие от недосыпа глаза испуганно смотрели на окружающих. Он беспомощно и непонимающе так часто хлопал длинными ресницами, что у разведчика невольно мелькнула мысль:

«Он, наверное, тоже недавно прибыл на войну? И, может быть, вот так же, как мать Кольки в уральской глубинке, молится и за этого фрица на его далекой родине ни в чем не повинная женщина — его мать, проливая слезы за своего сыночка».

Кольке стало не по себе от этой нахлынувшей на него жалости, он сглотнул ком в горле и резко отвернулся.

Сквозь дрожащую утреннюю пелену ему привиделся образ Богоматери… Она парила высоко, и ему захотелось приблизиться, чтобы лучше рассмотреть ее: так она напоминала ему мать…

Вдруг он услышал голос матери:

— Коля-маленький, иди скорей к столу, а то все шаньги дети съедят!

Она, все такая же красивая, зеленоглазая, с длинной золотисто-каштановой косой, собранной на затылке, сидела вместо отца во главе стола и, улыбаясь детям, раздавала шаньги.

Он понимал, что это — сон, и он вот-вот проснется, но тянул эту полудрему, не отпускал ее, не желая покидать родительский дом. Материнский голос согревал его.

«Да где же он?» — рассердилась она.

«А Николая большого почему не зовет?» — подумалось ему.

Стоя в сенях за дверью, он смотрел в приоткрытую щель на тот пустой табурет, что стоял рядом с матерью. И знал, кто там должен сидеть!

— Манька, иди посмотри в сенях, куда Коля-маля (так звала его самая младшая сестренка) делся? За дровами, что ли, пошел?

Колька схватил несколько поленьев, вошел в дом, положил дрова у печки и сел на свое место…

Кто-то затряс его за плечо:

— Солдатик, просыпайся! Пора лекарство принимать, — у кровати стояла улыбчивая сестричка.

После легкого ранения в плечо Колька лечился в госпитале. Скоро его выпишут, и он снова отправится на фронт воевать.

Весь день он вспоминал свой утренний сон, свою семью:

«Как они там? Хорошо, что есть корова и огород большой. И главное, что у малышни рядом неунывающая мать, которая умеет всех одарить своей любовью».

«А старший брат похоже, погиб… — у Николая навернулись слезы. Он долго смотрел в окно на распустившиеся, подрагивающие от ветра, сережки берез, шмыгал носом и не мог успокоиться. — Теперь дома будут звать его просто Колька, без дополнения — маленький…»

Когда они с братом — два Николая-погодки, подросли, мать рассказала им, какая в их семье случилась удивительная история.

Малышня слушала ее, как сказку, а они с братом — два Николая-погодки, уже были повзрослевшими подростками и удивлялись поступку отца.

Шестого декабря 1923 года, почти через год после рождения первенца, родился в семье Марии и Василия второй сын. Молодой папаша понес младенца в церковь для записи в метрической книге.

Церковнослужитель, старательно выписывая фамилию ребенка, привычно спросил:

— Как нарекли?

И, услышав в ответ от молоденького отца: «Да не знаем пока», вперился в него удивленными выцветшими глазами. В затянувшейся паузе чернила каплей сорвались с пера ручки на пустую строку рядом с фамилией.

— Так как это? Не подобрав имя, ты пришел сына записывать? — с укором продолжил служитель. В другое время диакон сам бы по святцам предложил имя новорожденному, но сегодня он был не в настроении.

— Наверное, придумывали новомодные имена в честь революции да вождей? Записывал я сегодня Рэма, а на прошлой неделе — Марлена… тьфу! — и тихо продолжил в сердцах: — Собак лучше называют!

Диакон перевел строгий взгляд с Василия на выпуклую, как бородавка, черную увесистую каплю, застывшую на желтоватой бумаге книги записей, быстро достал из глубины нарукавника стихаря маленький белый кусок материи и стал складывать его, как носовой платок.

«Неужели прослезился?» — подумал Василий. И теперь он, в свою очередь, не сводил глаз со служителя. Паренек проникся сочувствием к трогательному старику, и только решил сказать ему правду, как услышал…

— Не думай, что заплачу… — точно считывая его мысли, пробормотал старик. — Первый раз такое безобразие, сколько служу.

Он кивнул на кляксу, и, старательно промокая чернила, словно сам с собой рассуждал:

— В мире не должно быть пустоты. Все сотворенное из небытия должно быть названо своим именем и только тогда наполняется божественным духом. Появилась душа на свет, сразу именем ее нареки! Не выбрал — неделя тебе сроку, чтобы ангел-хранитель знал, кого оберегать от напастей! Мужчина в миру обсуждает все с женой, но окончательное решение должен во всем принимать сам. На то он и голова в доме!

— Да знаю я это, что надо было сразу нарекать, меня и жена торопила с выбором, — опустив глаза, произнес Василий.

— Мальчонка как спит? — неожиданно спросил диакон. — Ночью, наверное, часто просыпается?

— Да, ночью часто плачет. А Маруся говорит, что это от метели…

— Какая метель?! — лицо диакона помрачнело. Он кивнул на темную кляксу. — Бес, наверняка, рядом крутится, в свой мир душу хочет перетянуть.

Диакон перекрестился с тихою молитвою. Лицо его просветлело.

— А давай назовем его в честь святого Николая Чудотворца? Младенец родился по старому календарю как раз в его день! И всю жизнь святой Николай будет ему покровительствовать и оберегать!

Василий молчал: «Как сказать этому седовласому старику, что в свои двадцать лет у него уже двое детей! И первого зовут Николаем!»

— Ну, что задумался? Лучше имя и не придумать! Оно у него от Всевышнего будет.

Диакон подошел к ребенку, мирно спящему на руках отца, и тихо позвал его по имени святого.

Малыш чуть приоткрыл глаза, пожевал пухлыми губами, повернул головку вправо, словно искал материнскую грудь, тихонько вздохнул и вновь погрузился в сон.

— Вот видишь, отозвался! — радостно зашептал диакон. Василий тоже заулыбался и в тот момент ему показалось, что лучшего имени для сына и не придумать. Дело было решено.

Родной дом просыпался, наполняясь детским щебетом и треском поленьев в затопленной к завтраку печи. Мать всегда с утра включала радио. И ровно в восемь утра все дети сбегались в просторную кухню слушать сводки с фронта, пока старшие накрывали с ней к завтраку стол.

А сейчас малыши то и дело выглядывали в окошко на баню, что стояла на горе в конце длинного огорода. Там с утра парился Николай.

— И чего он почти каждое утро намывается, словно в кочегарке ночь работал? — рассуждал двенадцатилетний Михаил.

— Не бурчи, сынок! Дров, что ли, жалко? Скоро лето. Страдавать поедем — новых запасем, — весело приструнила Мишку мать. Потом горестно вздохнула и замолчала.

Вот уже две недели Николай дома. Вернулся он с двумя ранениями: в бедро и в локоть правой руки, из-за чего рука в локте почти не сгибалась. Как с такой воевать?

Комиссованный с фронта, выписавшись из госпиталя, он не мог привыкнуть к мирной жизни. И, к удивлению родных, начал часто париться в бане. Там он расслаблялся, когда, жестко нахлеставшись веником, будто желая изгнать из себя дух войны, лежал на нижней полке и, учащенно дыша, вспоминал детство и отца. Батя всегда вот так же хлестко парил его, смеялся и приговаривал: «Терпи, казак, атаманом будешь!»

А после бани малышня всегда просила его еще раз показать фокус, как бьется сердце в ноге. И он, улыбаясь, словно клоун на арене, высоко задирал широкую штанину и показывал детям, как пульсирует под кожей на бедре маленький осколок рядом с артерией. Этот, в отличие от других осколков, врачи оставили в нем, чтобы Колька жил.

А по ночам ему снились бои, атаки, взрывы, немцы, вой летящих с неба бомб, и он куда-то бежал, судорожно дыша…

Но сегодня вдруг ему приснилась она. Та тоненькая, с глазами-смородинками, девчушка, что ехала с ними в том же уральском эшелоне на фронт. Он заприметил ее еще на перроне. Бросились в глаза две толстые косы с атласными бантиками поверх зимнего серого пальто.

«Вот куда этот детсад едет? Сидела бы дома, матери помогала», — подумалось тогда.

А на следующей станции, когда они вышли размяться, он увидел ее, весело прыгающую с подружкой на заснеженном перроне. Подошел, спросил имя и отдал ей свой дорожный паек. Она отказывалась, он настоял. Разговорились. Оказалось, она тоже жила в старой части города, на первой улице у пруда. Но он ее не помнил.

— Что с ней сейчас? Где воюет? Жива ли? — Он спускался по дощатым ступеням от бани и вдруг остро почувствовал, что любит ее. Он еще тогда, на вокзале, в нее влюбился, но запрещал себе об этом думать, ведь ехал на войну.

От этого открытия он неожиданно для себя присел на ступень и растеряно посмотрел на пробившуюся к солнцу зелень травы. Потом перевел взгляд на руку. Захотелось курить.

Вдруг в доме распахнулось окошко, и дети вразнобой стали звать его и махать руками. Он кинулся в дом.

Торжественный голос Левитана встретил его фразой:

— …победоносно завершена! Германия полностью разгромлена!

Он сел на половик у порога и закрыл глаза здоровой рукой, но слезы предательски сползали вниз по лицу. А подбежавшие к нему дети стояли рядом и, утешая, каждый старался погладить его по голове.

— Ой, а где это ты в известке замазал волосы, — пролепетала младшенькая Машутка, сняла полотенце с его плеча и стала с силой тереть волосы на его затылке.

— Манька, что ты выдумываешь! — промокнув украдкой навернувшиеся слезы, в сердцах прикрикнула на нее мать.

Она сама при встрече, целуя сына, заметила у Николая седину, но ничего не сказала…

И сейчас добавила нарочито весело:

— А ну, марш все за стол, каша и шаньги стынут. Будем праздновать победу и ждать отца со старшим братом с фронта!

Она скрыла от детей, что на старшего Николая пришла похоронка еще в первый год войны, а на отца — письмо в 1943-ем, что он числится без вести пропавшим.

И утешала себя: «Вдруг это ошибки: в жестокой кутерьме войны и не разберешь, кто остался жив, а кто погиб».

И ждала их возвращения с фронта. И вместе с ней ждали дети.

Решение о проведении Парада Победы на Красной площади Иосиф Сталин принял 15 мая, спустя несколько дней после капитуляции Германии.

А сегодня он стоял перед окном в своем кабинете и задумчиво глядел вдаль, на мирную синеву неба…

И словно кому-то далекому в этой высокой безоблачности тихо произнес:

— Как говорил Иисус в Евангелии от Матфея: Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут!

Лицо Иосифа Виссарионовича было спокойно и непроницаемо.

А приказ о проведении 24 июня Великого парада Верховный Главнокомандующий символично подписал только 22 июня.

В день парада шел дождь, словно оплакивал погибших…

К подножию Мавзолея Ленина красноармейцы бросили знамена двухсот фашистских армий — и это стало кульминацией Священного Парада. Страна ликовала и гордилась своей Великой Победой.

После радиотрансляции Колька тихо спросил мать:

— Уже давно должны были наши вернуться, если живы. Ты писем от них с фронта или из госпиталей не получала?

И мать, залившись слезами, рассказала детям правду…

Комарова Наталья Васильевна

Татьянин день

Сверкающее солнце отражалось в блестящем белом снегу. Природа радовала яркими холодными красками середины зимы 25 января 1973 года.

Совсем иная ситуация складывалась в аудитории.

— Пятерку вы не заслуживаете!

— Почему? Я все ответила! Решила все задачи, а они были посложней тех, что мы решали на занятиях!

— Будете спорить, я вам вообще снижу оценку до тройки!

Я с тоской посмотрела в окно. Вот и все, ничего не получилось. Сегодня студенты отмечают конец сессии, только мне не до отдыха. Четверка по сопромату ставит под сомнение получение повышенной стипендии. И предупреждали же меня, что этот женоненавистник пятерку девчонке никогда не поставит. Но я уперлась: докажу, предмет же я знаю. В голове крутились схемы по определению опорной реакции балки, закон Гука… ведь всю ночь занималась, перерешала все задачи. Все бесполезно. Три часа мучились, и все равно четверка. Ой, как же обидно! Какой ужасный день!

Вышла из института в два часа дня, в голове полная пустота, жуткая усталость, ноги налиты свинцом, голова раскалывается. Тут вспомнила, что у меня сегодня еще и экзамен на курсах по английскому языку через час. Ладно, успею. С Октябрьской до Белорусской не так далеко. Правда, там ещё на троллейбусе ехать. Какой жуткий день!

Примчалась вовремя. Боже мой, целый день ничего не ела, если не считать бутерброда с кофе утром. Так волновалась, что и его не доела. Представила вкус докторской колбасы на мягком белом хлебе. Слюнки потекли. День сегодня явно не мой, когда же он, наконец, кончится, чтобы забыть его, как страшный сон!

Перевожу текст, в глазах все плывет. Чувствую себя букашкой, еле копошащейся в мутной слизи забытия. Почему я себя так мучаю? Зачем мне этот сертификат? Сделала грамматические упражнения, даже проверять не стала. Глаза бы мои на это все не смотрели. Наверное, я отключилась. Перед глазами плясали балки с защемленными концами, они куражились надо мной, показывали мне языки, хихикали. Управлял всей этой вакханалией мой преподаватель и при этом повторял, что место женщины в арбузолитейном институте.

Нет, все, надо собраться и идти отвечать. Быстрее все закончить и ехать домой отдыхать. Ой! Еще и подруга Татьяна звала сегодня на именины, хотела показать своего молодого человека и его друзей. Нет, я сегодня вечеринки не выдержу. Обидится, конечно. Ну да ладно. Сил никаких нету. Сажусь к преподавателю. Мои ответы ей, по-моему, не понравилось. Просит рассказать биографию. Начинаю:

— I born.

— Успокойтесь и начните сначала.

Я ничего не понимаю и снова произношу:

— I born.

В голове полная пустота, в животе урчит. Пытаюсь заглушит этот звук новой фразой:

— I born in Moscow.

— Извините, пожалуйста, но экзамен вы не сдали!

Выхожу из аудитории, ничего не могу понять. Что ей не понравилось? И что, вообще, это значит? Это двойка? Не помню, когда я последний раз получала такую оценку. Какой кошмарный день!

Какой прекрасный, судьбоносный, счастливый день был 25 января 1973 года, думала я пятьдесят лет спустя, рассматривая огромный букет роз, который мне преподнёс мой муж Михаил в ознаменование пятидесятилетия со дня нашей первой встречи. Как хорошо, что я все же пошла к Татьяне и встретила там свою судьбу, своего будущего супруга.

Я опять в своих мыслях улетела на пятьдесят лет назад.

Вечером этого дня я особого счастья не испытывала. После провала на экзамене по английскому я шла не знаю куда, и думала о том, что домой мне сейчас ехать не нужно. Мама начнет расспрашивать, как я, окончившая одну из лучших московских школ английского языка, не смогла сдать простой экзамен и даже не поняла, почему.

Когда мне было десять лет, моя любимая матушка была депутатом Свердловского района, и благодаря этому моя старшая сестра попала в математическую школу, а у меня был выбор: либо пойти в балетную школу Большого театра, либо в английскую школу. Я была, конечно, за балет, но меня отдали в специальную школу, причем в четвертый класс. Ребята там изучали язык с первого класса, и мне их приходилось догонять. Мама мне пыталась в этом помочь, но не очень успешно, так как она сама учила немецкий.

Матушка очень стимулирует меня в изучении иностранных языков. Представляю, как она расстроится из-за моего провала. Лучше оттянуть это неприятное объяснение.

А может, действительно пойти к Татьяне? Мы с ней учимся в одной группе в институте, дружим с первого дня обучения, хотя и являемся совершенными противоположностями. Я — этакий ботаник, который думает только об учебе, — переживаю по поводу каждой четверки. Татьяна в шутку называет меня «убежденной старой девой». Действительно, у нас в группе из тридцати человек только восемь девчонок. И, конечно, многие из них пошли на эту чисто мужскую профессию горного механика, да ещё и подземщика, чтобы найти там будущего мужа. Группа, несмотря на большую разницу в возрасте, у нас очень дружная. Мы часто собираемся у меня дома, так как москвичей среди нас только трое. Я — культорг группы, вожу всех по театрам. Билеты иногда сложно достать, и мы за ними стоим ночами. Любим почти всей группой бродить по Москве, и я нередко бываю экскурсоводом. Когда мы ездили на практику в Шахты и в Караганду, собирали все деньги в общую копилку и кормились в складчину. В этих местах уже наши ребята были экскурсоводами и защитниками. Так что выбор у меня большой, мальчики замечательные, но я ко всем испытываю только дружеские чувства.

Татьяна же, наоборот, совершенно не обращает внимания на учебу, основой у неё являются дела сердечные, но при этом она как-то сдает все зачеты и экзамены. Помню, сдавали мы начерталку, принесли чертежи, переживали по поводу оценок, а Татьяна хихикала и напевала:

— Все ребята с тубусами, только я одна.

Потом, правда, все сдала. В институте она может ещё поговорить об учебе, чтобы быстро подготовиться к занятиям и сдать какую-нибудь контрольную, но за пределами института напрочь про занятия забывает. Она точно выспрашивать меня ни о чем не будет.

Оказалось, что я нахожусь совсем недалеко от того дома, куда меня пригласила Татьяна. Надо же, ноги сами принесли. Значит, надо идти. Привела себя в порядок. Перекусила, купила цветы. Стало немного легче. Появилась я самой последней, Татьяна была очень рада. «Хоть для кого-то этот день будет счастливым», — подумала я.

В прихожей стояло много обуви, значит, немало собралось народу. Сменной обуви никто не принес, все ходили в носках. Было шумно и весело, одна молодежь. Татьяна хлопотала на кухне, я стала ей помогать. Еды — в избытке, даже странно, как студенты смогли достать столько деликатесов. Заметила блюда, изготовленные Татьяной. Увидела самодельные пирожные «картошка», сделанные по моему рецепту. Вспомнила, как Татьяна, когда была у меня в гостях, сказала про такие же пирожные, что на них видны отпечатки моих пальчиков, но ехидничать по этому поводу не захотелось. Как все же хорошо у них, тепло и спокойно.

Татьяна познакомила меня со своим молодым человеком Владимиром и его друзьями. Их было три друга, как три мушкетера, все высокие, интересные. Когда мы обменялись взглядами с одним из них, Михаилом, будто какая-то искра пробежала между нами. Мы пожали друг другу руки, и я ощутила невероятную симпатию к нему, такую, какую я никогда ранее не ощущала по отношению к другому человеку. Затем в течение вечера я все время встречалась с ним взглядом, и он, как мне казалось, тоже пылко на меня поглядывал. Какие у него выразительные глаза, глубокий и открытый взгляд! Как странно: я и двух слов ему не сказала, а он мне кажется близким и давно знакомым. Я почувствовала, как радостно и быстро забилось сердце. Наверное, эта встреча — подарок судьбы.

Начались танцы, все разбились на пары, только мы двое остались стоять у стенки. Почему он меня не приглашает? Может быть, мне все только кажется, а он совсем и не испытывает никаких чувств ко мне? Ой, как же это обидно-о-о!

Из раздумий меня вывело нежное прикосновение. Рядом стоял Михаил и приглашал меня на танец. Как прекрасно было оказаться в его объятиях! Как он хорошо двигается! И так странно на меня смотрит, что прямо дух захватывает. Все горести сегодняшнего дня показались несущественными. И я вдруг поняла, в чем была моя ошибка на английском, и даже остановилась:

— I was born. Ой, какая же я глупая!

— Что, что? Не понял.

— В принципе это уже и не важно. Давай танцевать.

Как прекрасна юность! Почему мы в молодости это не чувствуем, не радуемся жизни, здоровью, а зацикливаемся на мелочах, переживаем, расстраиваемся и можем из-за пустяков пропустить судьбоносный момент нашего существования? Вот что было бы, если бы я сдала этот экзамен по английскому и не поехала бы к Татьяне? Как бы сложилась моя судьба? Получив что-то несущественное, я бы потеряла очень многое. Как многообразна, интересна и удивительна жизнь! Нужно жить и радоваться даже неприятностям, которые могут в конечном счете обернуться большой радостью и счастьем!

Карагандинские горки

Как так получилась, что я, москвичка, оказалась одна в центре Караганды в три часа ночи, за полтора часа до вылета в Москву, не имея представления, в какой стороне находится аэропорт? Я стою, подняв руку, но никто не останавливается, а я даже не знаю, сколько времени мне нужно, чтобы доехать до места назначения.

В юности я мало летала. В основном ездила на поезде. Вот и в Караганду я приехала на поезде почти полтора месяца тому назад на практику с моими одногруппниками. Мы были в пути очень долго. За время нашего путешествия случилась трагедия. Где-то в середине дороги девушка попала под поезд. Она шла рядом с вагоном и в руках у неё был платок. Порывам ветра платок вырвало у неё из рук и притянуло к поезду. Она побежала за платком, поезд ускорил ход, ее отбросило от вагона прямо на телеграфный столб, и она разбилась и умерла. Вот так грустно началась наше путешествие. И сейчас у меня полная неопределенность о том, как же оно закончится.

В дороге мы сложили все наши продукты вместе, этим и питались. Всем ничего, а мой изнеженный организм не выдержал, и я отравилась. Меня всем скопом лечили. Я самая молодая из группы. Самому старшему из нас тридцать шесть лет, и мы называем его дедушкой.

Нас всех, и девчонок, и мальчишек, поселили в мужском общежитии. Вся группа работала на заводе, а я одна проходила практику в политехническом институте. Последнее обстоятельство было связано с тем, что я работала на кафедре и мне нравилось заниматься программированием. Все ходили на работу пешком, только я ездила в центр. Работа была очень интересной. Я автоматизировала процесс проектирования технологии изготовления детали. Языки программирования были ещё не очень развиты, и я писала программу в машинных кодах.

Практика получилась творческой, а совместный отдых с группой — запоминающимся. Мы обошли всю Караганду, хотя там и было не много интересных мест. Нам повезло, в это время на гастроли приехал театр Советской армии, и мы пересмотрели весь репертуар. Я очень люблю этот театр. Все мои детские годы я ездила мимо него в школу и постоянно рассматривала это монументальное здание. Часто ходила на премьеры, очень любила его ведущую актрису Людмилу Касаткину. Но все спектакли смогла пересмотреть только в Караганде. Эти походы мне принесли большее удовольствие, чем посещения в Москве других театров.

После спектакля мы шли пешком, обсуждая игру актеров, перевоплощаясь в них, спорили, философствовали о смысле жизни и много смеялись. Было невероятное чувство свободы от того, что не надо спешить вечером домой, можно гулять допоздна. Ребята были нашими защитниками, и ночью в этом довольно криминальном городе с ними мы совсем не боялись.

Группа у нас была очень дружная. Мы сложили все деньги, которые у нас были, и питались в складчину. Деньги быстро закончились, и какое-то время мы голодали. Всем ничего, а я похудела страшно. Поэтому, когда наконец появились деньги, решили меня откармливать сметаной с пивом. До сих пор помню этот жуткий вкус, но приходилось есть, чтобы не обижать ребят. В принципе, диета подействовала, я стала похожа на человека.

Ой, здорово, остановился автобус с эмблемой аэропорта! Неужели доеду!

Выяснилось, что они едут из аэропорта. Аэропорт совсем в другой стороне. Я была в таком ужасе, что попросила, чтобы автобус вернулся назад и отвез меня. Конечно, водитель не согласился.

Я перешла на другую сторону. Подняла руку. Машины ходят редко. Как же получилась так, что я осталась совсем одна? Всех ребят с завода отпустили раньше срока окончания практики, а я уехать не могла, так как моя программа не работала, и нужно было довести её до конца. Мне было страшно оставаться одной в мужском общежитии, поэтому женщина, с которой я работала в институте, Галина Павловна, предложила пожить у неё. Прекрасная женщина, но очень одинокая. Раньше она заботилась о брате, который недавно женился и покинул родной город. Видно было, что она еще не привыкла жить одна и очень страдает.

Мы с Галиной Павловной совместно доделали программу, и я приобрела билет на самолет в Москву. Рейс был только ночной. Галина Павловна сказала, что не может меня проводить, так как срочно должна уехать в другой город к брату. Отдала мне ключи от квартиры и сказала, чтобы я бросила их в почтовый ящик, когда поеду. Таким образом, я осталась одна в незнакомом городе. Очень не хотелось ехать вечером в аэропорт и всю ночь ждать там рейса, но другого варианта пока у меня не было.

Я поехала на завод, чтобы закрыть все документы по практике, и встретила там Нурлана — парня из параллельной группы. О нем стоит написать подробнее. Когда мы поступали в институт, многие абитуриенты, набравшие максимальный балл на вступительных экзаменах, подавали документы в группу конструкторов. Такое количество студентов не могла вместить одна группа, поэтому нас разместили пока по другим, предупредив, что если мы будем хорошо учиться, то нас переведут туда, куда мы хотим. Мы с Нурланом оказались в одной среде подземщиков. Мы были самыми молодыми в группе и учились лучше всех, поэтому после второго курса нам предложили перевод. Нурлан думал, что нас переведут вместе и согласился, а я отказалась. Я уже так сроднилась с ребятами нашей группы, что не захотела от них уходить.

Нурлан был как раз из Караганды. Его папа занимал там какую-то высокую должность. Нурлан удивился, что я ещё в городе, узнал о ночном рейсе и предложил заехать за мной на машине и отвезти в аэропорт. Я с удовольствием согласилась: во-первых, мне не нужно всю ночь проводить на скамье в аэропорту, во-вторых, меня ещё никто не подвозил на машине в три часа ночи. В назначенное время я, оставив Галине Павловне большой букет цветов в ванне с водой, закрыла её квартиру, спустилась вниз, бросила ключи в почтовый ящик и вышла на ночную улицу. Нурлана с машиной не было. Я прождала его полчаса.

Что делать? Я осталась одна, без крыши над головой, в незнакомом городе. И вот я стою на темном шоссе совершенно беспомощная. Ужаснее положения не придумаешь!

Через полтора часа мое настроение изменилось на противоположное. Я сидела в самолете и была невероятно счастлива. Мне удалось поймать такси. Аэропорт оказался очень близко. Я на радостях отдала водителю половину денег, которые заработала на практике. И вот я в самолете. Какое счастье! Я лечу домой в Москву!

С Нурланом после этого случая я постаралась сократить свое общение до минимума, хотя наши девочки и пытались нас свести. Он не извинился и никак не объяснил, что случилось. Мне рассказали, что в первый рабочий день следующей недели он приехал на работу к Галине Павловне и спрашивал обо мне. Он объяснил, что не приехал потому, что его не отпустили родители, и был уверен, что я вообще не улетела, так и живу у моей сотрудницы. Галина Павловна разволновалась и позвонила в институт, чтобы узнать, добралась ли я до дома. Была счастлива, что это приключение так хорошо для меня закончилось. Нурлан, по словам наших однокурсников, очень переживал и даже пытался покончить с собой, и я с девчонками ездила его успокаивать в общежитие, но он был мне чертовски неприятен. Смотря на него, я все время вспоминала пустую дорогу и несчастную девчонку посреди ночного незнакомого города.

Почему-то на потоке осталась легенда о нашей любви. И даже когда через тридцать лет мы встретились всем потокам, все мне звонили, настойчиво убеждая прийти, когда узнали о том, что приедет Нурлан. Он тогда жил в Питере. Все с интересом наблюдали нашу встречу, но, когда я его увидела через столько лет, ничего не случилось, ни один мускул не дрогнул, да и говорить с ним было не о чем. Эта встреча произошла в 2005 году, и я очень жалею, что не нашла каких-то добрых слов, чтобы с ним побеседовать по душам, узнать подробнее о его жене и детях. Я ругаю свою черствость, так как через год Нурлан погиб в авиакатастрофе. Он летел из Анапы в Санкт-Петербург. Позвонила его жена, причем позвонила на кафедру, так как я Нурлану дала мою рабочую визитку.

Сейчас, более чем через пятьдесят лет, вспоминая все перипетии моей практики в Караганде, я воспринимаю их, как Американские горки, где все намешано: и взлеты, и падения, и радость, и несчастье, и страх, и одиночество, и защита, и предательство, и глупость, и авантюризм, и чёрствость, и снобизм. Точнее, это можно назвать не Американскими, а Карагандинскими горками.

Гусеница в цветной капусте

Дивное утро, в окно светит солнце, слышны звуки ветра в ветвях деревьев, шелест листьев. Отовсюду льётся нежное пение птиц, каждая пташка старательно выводит свои дивные трели. Легкий ветерок доносит с участка дурманящий запах разнотравья и цветов.

Я уже проснулась и наслаждаюсь легкими касаниями солнечного света. С улицы раздаются родные голоса. Это уже встали и хлопочут мои бабушки. Это одно из моих первых воспоминаний детства и связано оно с дачей. В то время родственников у меня было много. Со мной на даче жили мои бабушка и дедушка со стороны мамы и их родственники, и я всех их называла бабушками и дедушками. На даче был полный порядок. Мы снимали невероятные урожаи ягод. Я помню, что черная смородина, провернутая с сахаром, хранилась у нас не в банках, а в ведрах.

На даче были прекрасные вечера, когда все собирались у самовара. И сейчас, рассматривая фотографии тех лет, я представляю большое количество родственников за круглым столом в беседке. Позже, читая Тургенева и Чехова, я все время вспоминала эти дачные встречи и называла их мысленно дворянскими посиделками, хотя наш одноэтажный щитовой дачный домик вряд ли можно было назвать усадьбой.

Все это закончилось очень давно. Мне тогда было семь лет. Нас с сестрой отправили в лагерь. Мне там не нравилось. Я мечтала скорее оказаться на даче в окружении моей милой родни, но этим мечтам не суждено было сбыться.

В тот день мои бабушка Милица Ивановна и дедушка Павел Петрович поехали встречать нас с сестрой из лагеря. Это был 1960 год. Другие родственники тоже разъехались. На даче осталась только старая прабабушка Фелицитата, а может быть, Филикитата Петровна. Она включила керогаз и заснула. Дача загорелась. Я хорошо помню момент, когда в квартире бабушки зазвонил телефон. Удивительно, у меня очень мало осталось воспоминаний о моем детстве, но эта минута крепко засела в голове. Перед моим мысленным взором встаёт картина: длинный коридор коммунальной квартиры бабушки в полуподвальном помещении на Новослободской улице. Бабушка подходит к телефону, и лицо у неё меняется. Дача сгорела дотла. К счастью, никто не погиб, прабабушка смогла выбраться.

После этого построили новый дачный домик, который существует и поныне. Но больше моих бабушек на нашей даче не было. Да и мы, дети, уже не так часто там бывали, так как нас отправляли в лагеря на все три смены. Закончились вечерние посиделки, снизились урожаи, но повысились конфликты с соседями. Дача перестала восприниматься как место отдыха и покоя, а превратилось в место тяжелого труда.

Дедушки уже осенью 1960 года не стало, а бабушка прожила ещё десять лет, но на дачу больше уже не приезжала. Когда мы с ней встречались, она спрашивала только о березках, растущих на нашем участке. Когда эти березки срубили, бабушка умерла. До сих пор плодоносят яблоня, посаженная бабушкой, и куст махровой сирени. Правда, когда я попыталась часть куста пересадить в другое место, он не прижился. Видно, переживал без бабушек.

А после пожара бабушка переехала на дачу к другим своим родственникам в Звенигород. Я приезжала туда только один раз, когда училась в старшей школе. Было много народу, те же посиделки, но той доброты и нежности я уже не чувствовала.

Меня тогда поразил один случай. Мы ели цветную капусту, я начала капризничать, не желая её есть. И одна из бабушек рассказала мне случай, когда очень интеллигентный гость, чтобы не обижать хозяев, съел гусеницу, которая была в цветной капусте.

Этот эпизод очень хорошо характеризует мою родню: прямая спина, непокорность, интеллигентность и воспитание. Я, к моему глубокому сожалению, не помню их имен. Кажется, одну из сестер звали Вера. Она была очень похожа на бабушку. Думаю, что фамилии у них Михайловы. Михайлова — это девичья фамилия моей бабушки. Вполне возможно, что они тоже выходили замуж и сменили фамилию. Я помню, что у некоторых из них были дети. Даже не забыла, что одну из дочерей звали тоже Натальей, а в семье её звали Талкой.

Вспоминаю и других представителей этого «дворянского собрания», например, Петра Петровича. Сохранила в голове я его по одной детали — красному носу. Рассказывали, что нос он отморозил на севере, но никто не говорил, почему он там оказался. Может, попал под репрессии и был выслан, но в то время об этом боялись говорить? Возможно, он был братом моего деда, но я, к сожалению, сужу только по отчеству. Так и осталась в воспоминаниях о родственниках моей бабушки и дедушки эта гусеница в цветной капусте.

Сейчас я пытаюсь разыскать их на сайте Всероссийского генеалогического дерева, но пока безуспешно. К сожалению, не у кого спросить о них. Очень странно: почему, когда наши родственники живы, мы совершенно не интересуемся историей их рода и понимаем необходимость таких записей только после их смерти? Мне кажется, если я узнаю хотя бы их имена, пелена с их жизни немного спадет, и я вспомню что-то более интересное о них, нежели гусеницу в цветной капусте.

Коростелева Светлана Павловна

Дахаб — это круто!

Эта женщина не была похожа ни на кого, кого я знала ранее.

Познакомилась я с ней в Египте буквально десять дней назад, как со своей будущей сватьей или мамой второй по счету жены моего сорокалетнего сына, имеющего от первого брака двоих детей семи и трех лет.

Мою будущую родственницу все, от маленьких детей до взрослых людей, звали Леной, несмотря на то, что ей исполнилось уже шестьдесят два года. Действительно, эту худощавую женщину с низким мужским голосом, постоянно находящуюся в движении, окруженную то детьми, то взрослыми, казалось, знает большая часть русского населения этого городка.

Она радовалась всему, что происходило вокруг нее, и хотелось тоже непрерывно радоваться этому солнцу, морю, голубому небу над головой.

Первый раз я увидела Лену в ресторане на берегу моря, куда меня повели ужинать вечером в день моего приезда. Появилась она уже в разгар нашего ужина неожиданно для меня, так как я сидела спиной ко входу.

Еда, которую подавали в ресторане, совсем ее не интересовала, потому что, как пояснил ее двадцатидвухлетний сын, красавец Павел, высокий стройный блондин, похожий в моем представлении на скандинава: «Мама питается духовной пищей». Сама она сказала: «На терочке себе что-нибудь…» Да и ела она один раз в день, в чём я убедилась, когда меня пригласили в их квартиру в белом, как принято на востоке, доме.

С крыши этого дома открывался прекрасный вид на море, и Лена проводила там, на крыше, тренировки с детьми и взрослыми. Дети занимались несложной гимнастикой, причем дети были разного возраста. Даже мой трехлетний внук Мирон с удовольствием тянул носочек ножки на бревне и делал перевороты через голову. А взрослые приходили на занятия йогой и на растяжку. Я тоже однажды попала на занятие с резинкой, причем эта резинка была совершенно не похожа на те, с какими занимаются в фитнесцентрах: она была тугая-претугая, растягивать ее было очень непросто.

Если бы на этом спортивные занятия мамы Лены заканчивались, то это было бы не так занимательно. Самое интересное происходило на море, где каждое утро в девять часов начинались тренировки по нырянию в маске и ластах, то для детей, то для взрослых. Единственным тренером для всех желающих опять была Лена, и она поразила меня своим мастерством и трудолюбием. Иногда ей помогали сын Павел и находящаяся сейчас в Египте дочь Маша.

В группы набиралось до пяти человек, и надо было в воде обучать их, направлять, да еще следить за их безопасностью. В Новый год в воде, как рассказала Лена, находилось тридцать человек! Да еще кто-то Деда Мороза изображал.

В «белом доме», вместе с Леной в настоящий момент жили ее взрослый младший сын Павел и внук Кристиан. Надо сказать, что у Лены пятеро детей, четверо из них профессионально, как и она, занимаются спортом, зарабатывая себе этим на жизнь и разъезжая по всему миру, потому что заниматься фридайвингом предпочтительно в жарких странах, например, в Индии и на Мальдивах, как это делают две ее дочери.

Старший сын Тимофей живет в Египте. Он художник и разрисовал большую часть стен в Дахабе. Уезжать никуда не хочет, хотя с заработком у него дела обстоят не совсем благополучно.

В квартире, которую они снимают, большая гостиная, три спальни и кухня, совмещённая со столовой. Если еще прибавить пространство на крыше, то места для проживания вполне достаточно.

Семья не совсем обычная в нашем понимании, но каждый выбирает свой путь, поэтому их привязанность к Египту достойна уважения, учитывая еще и то, что люди работают с утра до вечера, зарабатывая свой хлеб и получая от этой жизни полное удовлетворение.

Меня в Дахабе поселили в скромную квартиру, где из посуды было только три стаканчика. И на протяжении всего времени, начиная с моего первого дня пребывания, начались не очень приятные для меня сюрпризы.

В первую же ночь заболел мой сын, живший с тёщей, но мне об этом не сообщили из-за отсутствия связи и на назначенную встречу не пришли. Поэтому о его болезни я узнала только во второй половине дня, когда сама пришла к ним.

Мне сразу сказали, что меня не будут постоянно опекать, и надо было самостоятельно разобраться в местной валюте, которая представляла собой грязные мятые бумажки, в углу которых мелкими цифрами была указана стоимость купюры. И с этими деньгами отправиться добывать себе пропитание на местный рынок, в магазин или в пекарню за вкуснейшей выпечкой. Из положительных моментов было то, что продававшаяся на рынке клубника была неплохой и очень дешевой по сравнению с московскими ценами.

В день отъезда в моей квартире утром отключили воду и электричество, поэтому порадовалась бутылке воды, которую я купила накануне вечером. Через час воду и электричество включили, зато у меня воспалились и загноились глаза, что, видимо, было следствием прицепившегося ко мне вируса, который ранее посетил моего сына и внука.

Поэтому, когда мне сказали: «Дахаб — это такая крутизна», я напряглась внутри, не зная, что ответить.

Конечно, те моменты, когда я пыталась правильно нырять вниз головой, подняв вверх ноги в ластах, были новыми для меня, потому что раньше я никогда этого не проделывала. И понимание того, что мало кто в моем возрасте будет это делать, давало мне некоторое удовлетворение от одержанной маленькой победы, но не более того. Я понимала, что это не моя стихия, как у тех людей, которые приезжают в этот городок, чтобы получить удовольствие от многочасового времяпрепровождения под водой, наблюдая за жизнью ее многочисленных обитателей и любуясь кораллами.

Даже посещение бухты под названием Blue Hole, где глубина достигала ста метров, не произвело на меня большого впечатления: такие же кораллы и такие же рыбки. Наверное, действительно не совсем мое.

С уважением отношусь к людям, занимающимся таким не совсем простым занятием не только ради собственного удовольствия, а еще обучая этому других. Но каждый должен находиться на своем месте. Знакомству же с этим необычным миром буду радоваться, вспоминая об этом до конца своей жизни.

Что касается меня, то я люблю Москву. Уезжая из нее, всегда хочу вернуться как можно скорее, где бы я не находилась. Ну, а увидеть новые места, попутешествовать — этому всегда рада.

Игра в футбол

Это было во время чемпионата мира по футболу в 2018 году.

Мой сын со школьной скамьи обожал футбол, играл в него неплохо и в школе, и в университете. Спустя много лет после окончания МГУ, увлекшись путешествиями в дальние страны, объехав Замбию, Мозамбик и ЮАР, он полюбил Африку и снял прекрасный фильм о ней. Во время съемок попал в область под названием Лимпопо, которая действительно существует на африканском континенте, а не только в «Докторе Айболите» у Корнея Ивановича Чуковского. Там живут замечательные люди, только с другим цветом кожи.

Занимаются они тем же, чем и наши люди в деревнях: сажают что-то, содержат скот, ловят рыбу. Но, кроме этого, они прекрасно поют и танцуют, а еще играют в футбол. Мало того, у них есть команда дедушек и команда бабушек, которые с удовольствием проводят время на своих скромных футбольных полях.

Мой сын, увлеченно играя и со старыми, и с малыми, загорелся идеей: хорошо бы, если бы эти милые ребята приехали к нам и поиграли в футбол на нашей территории.

Но как это осуществить? Естественно, это так и осталось мечтой.

Пришел 2018 год, когда чемпионат мира по футболу должен был состояться в нашей стране, и можно было попытаться организовать приезд африканцев из ЮАР с Лимпопо к нам. Но опять же: кто и как будет этим заниматься?

Удалось организовать приезд двух женщин во главе с их менеджером, преисполненным чувства собственного достоинства молодым мужчиной.

Возник вопрос — с кем играть этой малочисленной команде? Нашелся и соперник: это поющие бурановские бабушки, которых тоже пригласили в Москву с целью развлечь народ своим задорным пением.

К сожалению, из-за отсутствия средств и африканцам, и бурановским бабушкам оплатили только проезд, а жилье пришлось искать нам, поэтому они жили в домах наших родственников и знакомых.

Этот необычный турнир состоялся на стадионе одной из московских школ в Черемушках, и на это матч пришли представители посольства ЮАР с трещотками и кричалками. И оттого, что количество членов команд было неодинаковое, пришлось мне играть за одну из команд — за африканских женщин.

Конечно, этот матч был чисто символический и продолжался не более десяти минут, но настроение было праздничное, и закончился он совместными песнями и плясками, где все присутствующие весело подхватывали разноязычные куплеты.

После окончания этой встречи представители посольства ЮАР уехали, а мы с нашими футболистками из Африки и из Бураново переместились в «Му-Му», одно из моих любимых кафе, где вкусно поели и пообщались.

Все закончилось душевным прощанием на Профсоюзной улице, после чего все разъехались по своим домам.

Вряд ли удастся когда-либо встретиться с этими людьми, но воспоминания останутся до конца жизни. Тем более что все это происходило почти сразу после трагической смерти нашего двухлетнего внука Тихона, который заболел, находясь со своими родителями на Азорских островах, впал в кому, был с большим трудом перевезен самолетом МЧС в Москву, но, увы, чуда не произошло. Вот так порой соседствуют трагические и забавные события нашей жизни.

Поездка в Германию

Наконец-то эта поездка состоялась.

Две мои подруги по институту, Оля и Люба, давно уехали жить в Германию по еврейской линии, то есть как родственники тех евреев, которые пострадали во время Великой Отечественной войны от рук фашистов. Хотя неизвестно, были ли такие у моих подруг. Воспользовавшись возможностью поменять свою жизнь в лучшую сторону в девяностые годы, когда жизнь в нашей стране, решившей идти по своему новому пути, для многих превратилась в выживание, мои друзья благополучно отбыли в края иные.

Уезжали они с семьями и, конечно, все это было для них непросто и болезненно, но переезд состоялся, и началась новая жизнь на «земле обетованной».

Они неоднократно приглашали меня в гости, но приехать удалось только в год, когда нам всем исполнялось шестьдесят лет: мне — раньше, а им должно было исполниться во время моего приезда и чуть позже.

Встретила меня в аэропорту Штутгарта моя подруга Люба, и мы на местном поезде отправились в ее уютный городок Швабешхолл. Они с мужем возили меня по близлежащим городкам. Мы любовались их необыкновенной архитектурой, посещали красивейшие соборы, ходили плавать в бассейн с соленой водой и всякими джакузи и водоворотами, пока не наступило время улетать в Гамбург к другой моей подруге — Оле. Выяснилось, что все, что я приобрела в магазине, не помещается в мой рюкзачок и надо мне выделить дополнительную тару для моих вещей. Не нашлось ничего другого, как клетчатая клеенчатая сумка, в которой эта семья хранила бутылки (чемодан я купить почему-то не успела).

Вот с таким багажом я и отправилась опять в аэропорт Штутгарта, чтобы совершить часовой перелет в Гамбург. Мы благополучно взлетели. Моими соседями в самолете оказались двое молодых мужчин, которые, как мне показалось, с некоторым недоверием взглянули на мой необычный багаж. Кроме того, во время полета всем пассажирам стали разносить легкий завтрак, но мне он не был положен, потому что не был включен в стоимость билета, что вызвало недоумение у моих соседей. Пришлось разбираться со стюардессой, пока немцы не поняли, в чем дело.

Самолет приземлился, я со всеми пассажирами вышла из него и направилась к ближайшему выходу. Вот этого нельзя было делать, потому что мой выход находился дальше, и надо было идти прямо, не поворачивая в близлежащий. Но я этого не знала. И, выйдя, начала взглядом отыскивать встречающую меня подругу. Ее нет. Проходит время, приземляются прилетевшие позднее самолеты, я все стою и жду. Уже народу совсем мало. Мимо провезли больших собак в клетках, я с интересом посмотрела на них. А подруги так и нет. Что делать, куда идти? В чужой стране, в чужом городе. Конечно, можно попробовать объясниться на английском, как смогу (немецкого-то я не знаю), но я боюсь отойти далеко и продолжаю ждать.

Так проходит около трех часов. И вдруг я вижу знакомое лицо. Оказалось, что мне надо было выйти в другой выход, что я могла бы сделать, будь я более внимательной. Как мне потом рассказала Оля, по-русски тоже прозвучало объявление (для меня!), пытались меня отыскать, но я почему-то, видимо, из-за волнения, этого не услышала.

Добирались до дома ночью общественным транспортом (такси у них, как мне объясняли, стоит очень дорого).

Ну, а потом были поездки по достопримечательностям города, по его красивейшим паркам, прогулка на кораблике по Рейну, посещение старинных соборов и кварталов. Еще праздновали день рождения моей подруги в тесном семейном кругу.

А чемодан так и не купили — денег не хватило.

Краус Андрей Люсьенович

Под стук колес

Я вошел в купе и засунул сумку под полку. Хорошо, что поезд ночной! Сейчас лягу, а проснусь — уже на месте. Интересно, с кем придётся ночь коротать? Попадется какой-нибудь храпун — не уснёшь! Мой запрос о соседях попал, видимо, в нужный отдел Небесной Канцелярии.

Напротив входа в купе остановились двое мужчин, о чём-то тихо разговаривая. Один из них — пожилой, примерно моего возраста, среднего роста, плотной комплекции, с заметно выступающим животом. Довершала образ длинная полуседая борода. Второй — молодой, стройный, высокий, с белыми кудрями волос, с довольно жидкой русой бороденкой. Похоже — священнослужители, хотя я в этом несилен. «Кто из них мой попутчик? Или оба?» — думал я.

Наконец проводница объявила, что поезд отправляется через пять минут, и попросила провожающих выйти. Мужчины стали прощаться. Молодой наклонился, поцеловал руку пожилому и пошел к выходу. Ого! Как-то непривычно.

Мужчина вошел в купе, снял пальто и шапку и занял место напротив. Я невольно начал его разглядывать: лет шестидесяти, не очень здоровый, крупные черты лица красноватого оттенка указывали на высокое кровяное давление; волосы — длинные, русые, седеющие и довольно редкие; глаза — спокойные, задумчивые.

Сидели молча, пока проводница ходила по купе и проверяла билеты.

Наконец я решился нарушить молчание:

— Извините, вы священнослужитель?

Он немного помолчал и ответил:

— Был. Сейчас в отставке. В миру — Федор Петрович. Вот, еду на родину.

Я не удержался и брякнул:

— Надо же. Как в армии. Меня можно Андреем звать, отчество больно мудреное.

— А что ж удивляться? И в армии, и в церкви служат. Так что у них формально много общего, — сказал мой попутчик.

У меня давно накопилось много вопросов о вере и церкви, но как-то не получалось их обсудить со знающим человеком. Решил, что раз уж выпал такой шанс, надо попробовать.

— Федор Петрович! У меня есть вопрос о вере и церкви. Позволите задать вам?

— Давайте попробуем.

— Я — крещеный, но канонам церкви особо не следую. В церковь хожу по случаю, посты не соблюдаю, не причащаюсь, на исповедь не хожу. Обычный нормальный человек, каких-то тяжелых грехов не имею. Нужно ли мне все это?

Священник немного подумал и сказал: