Бесплатный фрагмент - Кактусовый лес

Глава 1

«Когда на территории Округа 18 Восточной Федерации идет дождь, люди бегут туда, где от него можно спрятаться. Таких зон много, легко выбрать подходящую. Есть жилая зона, где тебе будут рады и нальют синтетического горячего шоколада. Есть рабочие зоны, где ты, застигнутый непогодой, сможешь помочь, даже если не относишься напрямую к той зоне, где неожиданно для себя оказался. Зоны отдыха, зоны познания, зоны развлечений. Обычно жители не задумываются и просто сворачивают туда, где ближе. А еще повсюду стоят стеклянные будки, на расстоянии пятидесяти шагов. Звучит странно, но это именно то расстояние, которое успевает пробежать человек, услышав сигнал тревоги.

К сожалению, именно с погодой разобраться не получается никак. Впрочем, в округах, расположенных за полярным кругом, уже давно создали подземные туннели, и выбираться на поверхность не приходится, но это в зимних, а у нас беда. Дождь начинается внезапно и заливает все вокруг, никакого удовольствия от прогулки. И это несмотря на купол, защищающий от настоящего неба и облаков. Вода распыляется из пульверизаторов, это необходимо для дезинфекции, впрочем, предупреждения всегда звучат, поэтому сбои системы не так страшны. Я читала в книгах, что раньше люди любили гулять под дождем. У него было много видов. Грибной дождь. Пробивающийся через солнечные лучи — тогда старушки улыбались и говорили, что невеста плачет. Ливень, яркий и быстрый, приносящий чистоту и свежесть. Мелкий, моросящий, наполняющий дома промозглой сыростью, отчего хотелось разжечь камин и укутаться в теплый плед с хорошей книгой. Когда приходили такие дожди, люди собирали урожай, вырезали забавные лица тыквам и зажигали свечи. Думаю, это было красиво, ведь увидеть их вживую уже никак не смогу — земля перестала плодоносить около трехсот лет назад, но за счет высокого развития технологий остались изображения.

Моя профессия состоит в этом: собирать по крупицам знания, оставшиеся от предков, и хранить их, в надежде, что будет кому передать. Забыла представиться, меня зовут Мари, я человек. Конечно, вы почти ничего про нас не знаете и наш уклад может показаться дикостью, ведь вы там, в будущем, наверняка полностью состоите из металла, легки и прочны, долговечны, не то что простой человеческий организм. Жить на опустошенной планете, имея в своем арсенале только белки и нуклеиновые кислоты, сложно, но мы стараемся. Впрочем, раньше люди были еще более хрупкими. Постепенно число людей росло, сначала перевалило за восемь миллиардов, потом за девять, десять. Сейчас даже представить сложно, как может столько людей умещаться на одной планете, но это правда.

Кризис перенаселения принес плоды. Огромное количество людей, высокий уровень радиации из-за выработки электроэнергии, высокая частота мутаций породили нарушение чувствительности у бактерий к антибиотикам. Никто не ожидал, но чума вернулась. А вместе с ней бунты и закрытые города. Человечеству понадобилось почти пятьсот лет борьбы за право на выживание, что привело к появлению первых участков округов Федерации — территорий, отгороженных от мира защитными стенами, куда спрятались выжившие. Таких оказалось немного, и дети первых закрытых жителей через несколько поколений столкнулось с новой бедой — генетическое вырождение. Это основная причина, почему в нашем обществе возможны браки только с представителями иной генетической ветви, а людей друг другу подбирают профессионалы.

Для борьбы с микроорганизмами пришлось использовать невероятно сильные дезинфектанты, после чего почва стала непригодной для выращивания, а вода — отравленной. Впрочем, экологическая катастрофа, которой человечество добивалось с начала XX века, послужила ему на пользу — новые технологии расцвели в техногенной эре. Я не знаю, что вы едите там, в своем будущем. Мы используем в пищу обогащенные витаминами синтетические вещества, содержащие наборы аминокислот, полиненасыщенных жиров и углеводов в идеальной пропорции. Больше не нужно убивать животных, долго и упорно обрабатывать землю. Теперь, благодаря достижениям Федерации, каждый человек может насытиться по потребности».

— Мариа, ты закончила? — Учитель заглянула через плечо девушки, сидевшей за первой партой.

— Да, конечно, уже почти. Как же быстро истекло время! Я так погрузилась в работу! — Она подняла руку от экрана с зажатым стилусом в руке.

Немолодая женщина удовлетворенно кивнула. Другие ученики уже закончили свои сочинения и ждали конца занятия.

— Мы все молодцы. Сегодняшняя тема «Напиши письмо в будущее о нашей стране» закончена, вам всем начислят призовые баллы к социальному рейтингу в зависимости от успеха работы. Последний год вашего обучения близится к концу, и я рада видеть перед собой достойных представителей Федерации, которыми вы станете после выпускных экзаменов. Удачи.

Она коротко кивнула и растаяла в воздухе. Спокойно ученики поднялись из-за столов и выстроились в очередь на расстоянии друг от друга, чтобы покинуть аудиторию. Ни один из них не торопился при этом, напротив, каждый настолько четко знал свое место, что стороннему наблюдателю могло показаться, что они думают как единый организм. На эту мысль могла натолкнуть и похожая одежда, стиль причесок и внешность собравшихся. В Федерации не тратили силы на создание разных фасонов и материалов, что вело к формированию неравенства, сосредоточились на функциональной составляющей.

— Что собираешься делать, Мари? — спросил девушку ее одногруппник, идущий следом.

— Думаю заняться проработкой глав к экзамену по истории и искусствам, Глебор. Буду рада, если ты составишь компанию. Нам предстоит общий набор экзаменов, было бы здорово готовиться вместе.

— Спасибо за твое предложение, оно вполне разумно. В свою очередь рекомендую завтра заняться обсуждением геометрических дисциплин, я чувствую в себе желание помочь тебе.

— Замечательно, договорились. Я планировала посетить библиотеку с четырех до шести часов, буду рада видеть тебя там.

Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны. Следом за девушкой направилась вторая, похожая на нее даже больше, чем это было принято среди федерантов.

— Бу! — шепнула она, спрятавшись за спиной.

Не ожидая подобного, идущая впереди вздрогнула, но сразу взяла себя в руки.

— Что, простите? — с улыбкой повернулась она.

— Не извиняйся, хотя выходит у тебя это очень натуралистично. Что ты так долго писала в сочинении? — Девушка поправила челку и с иронией взглянула на собеседницу.

— Приятно видеть, сестренка, что тебя интересует моя работа. Свое сочинение я посвятила описанию общества, где мы живем, постаравшись придать ему юмористический стиль. Лучший рассказ попадет в капсулу, заложенную во дворе школы, это событие происходит раз в пятьдесят лет, а открытие случится только через пятьсот. Согласись, стоит того, чтобы побороться.

— Все же ты ужасная зануда, если говоришь о том, что мне прекрасно известно. Мне нужны детали! Ты написала о варварских законах размножения? Еде из пробирки? И о наших невероятно высоких моральных принципах?

— Конечно, я упомянула и это, — серьезно кивнула Мари, начав двигаться в сторону белоснежной лестницы, ведущей в сад, — аргументированно изложила причины, приведшие человечество к созданию подобных законов и образованию общества…

— Тотального контроля, — перебила та ее, смеясь.

— Мы много раз обсуждали эту тему, Матиа. Иногда мне кажется, твой интерес к истории основан не на познании, а на интересе к иной жизни людей. Думаю, сегодня в библиотеке мы еще раз сможем обсудить, по каким причинам федеранты пришли к своим убеждениям.

— Нет, нет, — девушка замотала головой, — я не приду на урок. Ты говоришь точно как учителя, я не воспринимаю информацию. Лучше устрою голографический концерт в своей части жилой зоны, только так я прочувствую атмосферу экзаменов. Зато ты сможешь побыть с Глебором, он такой симпатичный! Ты оценила мой жест, да?

Но Мари не могла понять поступок сестры. Она, так же как и большинство федерантов, не испытывала влечения к противоположному полу. В свои двадцать лет девушка не проходила генетической экспертизы и не знала список потенциальных партнеров. Напротив, она стремилась сдать экзамены на отлично, чтобы поступить в университет, а не участвовать в программе размножения.

— Я не понимаю тебя, прости. Надеюсь, твои индивидуальные занятия пройдут с пользой. Помни, осталось немного времени до очень важных испытаний. Нашему Округу нужны новые люди, приносящие пользу.

В ответ Мати лишь махнула рукой, забралась на перила и скатилась вниз. Уже спрыгнув на пол, она неловко дернула плечами, топнула ногой и быстро ушла в направлении своей жилой зоны. Этот жест был понятен каждому, кто находился на территории Федерации дольше пяти минут: сработал чип, установленный в запястье правой руки. Каждое нарушение свода правил приводило к снятию баллов в социальном рейтинге человека, при этом возникало неприятное ощущение наподобие удара электрическим током. Подобная система позволяла контролировать людей куда лучше, чем отряды полиции. Чем выше социальный рейтинг — тем больше привилегий ты получал: право на лучшее жилище, образование и досуг. В двадцать один год дети покидали родителей и получали свое место в мире, а дальше выстраивали жизнь, переживая о каждом балле.

Помахав сестре, Мари направилась в сад, разбитый среди учебных корпусов. Ей нравилось проводить там время, и она благодарила всей душой общество ботаников, вырастивших генетически модифицированные деревья. Настоящие не росли на очищенной земле из-за отсутствия насекомых, переносивших пыльцу, и вырождения почвы. Но правительство понимало, как важна связь с природой, выделяя финансирование на такие, казалось бы, нефункциональные проекты.

В саду царила тишина. Подойдя к входу, девушка ввела программу, позволяющую найти место для перекуса. Кирпичики на дорожке вспыхнули, уводя ее вглубь. Такая разработка позволяла каждому ученику побыть одному, не опасаясь, что появиться кто-то, отвлекающий от мыслей и созерцания природы. Устроившись на синтетической траве, она достала голографический планшет и высокий стакан, в который заранее налила обед. Ровно через час на экране появилось уведомление, что пора собираться: дорога до библиотеки занимала двенадцать с половиной минут, и умный планировщик рассчитал оптимальное время, чтобы не опоздать.

К четырем в читальном зале библиотеки собралось трое учеников выпускного класса: Мари, Глебор и их одноклассница Танья, стройная девушка в очках с роговой оправой.

— Рада видеть вас, друзья, на нашем занятии. Вчера во время вечерней подготовки я отобрала ряд тем, которые могут показаться наиболее сложными для понимания, а также критические статьи, объясняющие многие моменты.

— Настроена внимать тебе, наставник, — чопорно кивнула Танья.

Не отвлекаясь на бытовые темы, они открыли электронные двери, приложив правые руки с чипом друг за другом к метке, и вошли в небольшой белый зал с круглым столом в центре, вокруг которого располагались простые табуреты. Помещение библиотеки делилось на несколько небольших комнат, полностью звукоизолированных. По сути, библиотекой это здание называлось лишь по традиции. Ни одной книги не хранилось в этих стенах, так как все они оказались заражены микроорганизмами. Однако информация, накопленная человечеством за время своего существования, была доступна в электронном формате, чем и пользовались федеранты.

— Первые билеты посвящены искусству древних людей и затрагивают такие аспекты их жизни, как политика, планирование экономического строя и бытовые вопросы. Думаю, политические системы достаточно понятны и просты, хотя и отличаются от нашей, — начала свой рассказ Мари, — власть достигалась людьми по родовому принципу, а также в соответствии с величиной капитала. Лишь в поздний период появилось направление, известное нам как демократия, позволяющее людям вне зависимости от их происхождения перейти в аппарат управления в соответствии с образованием, полученным в юные годы. К сожалению, далеко не все страны пришли к этому мирным путем в связи с высоким уровнем стратификации.

— Сложно представить что-то подобное сейчас, да, — заинтересованно сказал Глебор, — при обилии людей на земле происходило обесценивание человеческой жизни как таковой.

— С политикой все ясно, экономика также поддается математическому моделированию. Помоги нам разобраться с социальным строем. Здесь, в Федерации, мы привыкли к простым схемам: все, что ты делаешь, определяется социальным рейтингом, взаимодействия людей основаны на функциональности, принципе выгодности и взаимопомощи. Мне даже в голову не приходит, как можно причинить насилие кому-либо. — Танья так взмахнула руками, что невольно задела очки и уронила их на белоснежный пол.

— Они называли это чувствами, — с улыбкой произнесла Мари, — и контролировали общество на основе чувств, таких, например, как совесть. Главной совестью общества была религия, каждая страна имела свой свод правил, причем основное отличие, если судить по статьям, заключалось в названиях богов, как, например, в Древней Греции и Риме. При этом трансформация религий и общественного мнения происходила в каждой стране с течением времени. Огромный толчок к этому дала наука, по мере расширения области познания человечество все меньше контролировала совесть и все больше — законы. По сути, приход к социальному рейтингу и контролю — естественная трансформация общества, необходимая для идеального выживания. По мере уменьшения степени выраженности чувств и роста интеллекта популяции уменьшалась и тяга к причинению насилия и завоеваниям.

— В биологии принято относить эмоции к негативным проявлениям сознания, а эмоциональный ответ — к архаичным формам реагирования. Но на истории нам рассказывали, что раньше чувства делили и среди них даже выделяли позитивные. Не могу этого понять, в голове не укладывается. — Глебор побарабанил пальцами по столу.

— О да, для нашего времени это очень тяжело. Взять, к примеру, радость или счастье. Поэты и писатели древности воспевали это чувство, утверждая, что каждый человек стремится к счастью. Подобное мнение привело к созданию наркотических веществ. Они действовали на рецепторы человека, порождая создание искусственных эмоций. Думаю, последствия широко известны — смерть молодых представителей человеческой расы и распространение вируса СПИДа, лекарство от которого так и не удалось найти.

— Есть еще одно чувство — любовь. Я решила прервать индивидуальные занятия и все же прийти к вам, чтобы послушать, и вот так удача! Попала на крайне интересную тему.

Мари повернула голову к входу, где стояла стройная высокая блондинка с серыми глазами. Она сняла через голову сумку-почтальон и села на свободный стул.

— Конечно, сестра, я буду рада представить всем вам информацию о любви, как это описано в официальной литературе.

— Ну конечно, — кивнула в ответ вошедшая, — ведь сама ты и понятия не имеешь, что это такое. И боюсь, никогда не узнаешь, ведь это может серьезно повредить твоему рейтингу.

— Мы готовимся к экзамену, Матиа, по учебникам. Есть позиции в аспектах человеческой жизни, которые давно уже не требуют никаких доказательств. Направление нашего общества — эволюция в форму жизни, которая будет пригодна для новых условий планеты, но никак не деградация к тому, что однажды уже разрушило популяцию.

— Ты зря упрекаешь сестру, она проходит внутреннее развитие согласно модели Федерации, может, стоит послушать, о чем она пытается рассказать? Ведь наша цель — успешное прохождение экзаменов и увеличение социального рейтинга, — оспорил Глебор.

Он был известен как один из самых строгих последователей рейтинговой системы на курсе и всегда был готов указать окружающим на важность соблюдения законов.

— Я человек, со всеми человеческими нейромедиаторами, зануда. И я не вижу ничего плохого в том, чтобы интересоваться подобными темами. Знаете, чего я бы хотела больше всего, даже больше, чем баллов на экзамене? Влюбиться! Вот просто так, как Джульетта, чтобы внутри хоть что-то шевельнулось.

Но подобное высказывание лишь привело ребят в ужас.

— Насколько я помню, — Танья опустила глаза и нервного сглотнула, — это произведение Шекспира описывает чувства между двумя молодыми людьми, нарушившими моральные и этические нормы общества, вставшими против семьи лишь на фоне гормонального всплеска и выраженного инстинкта размножения, уничтожившими свой генетический материал, возможно прекрасный!

Мати вздрогнула и откатилась от стола.

— И это говорит человек, чей генетический эксперимент привел к потере зрения, восстановимой лишь операцией!

Сидящий рядом Глебор посмотрел с укоризной.

— Не стоит говорить подобные вещи, это неприлично и не поддерживается обществом. Наши генетики делают все возможное для создания модели человека, наиболее приспособленного к условиям среды, и задача общества — поддерживать людей, лишившихся права участвовать в программе в результате дефектов. Размножение на основе чувств привело человечество к перенаселению, социальным нарушениям в обществе, даже войнам. Как в этом может быть что-то хорошее?

— А ты попробуй испытать, — прошептала девушка, проводя языком по губам. И тут же ее плечи дернулись, а лицо скривилось в гримасе — сработал чип, снимая баллы за нарушение общественного поведения.

— Тебе будет лучше пойти домой, Мати, принять снотворное и отдохнуть, — мягко сказала ее сестра, — твоя реакция на науку может быть результатом выраженной индивидуальности. Уверена, в будущем это приведет к историческим открытиям, но пока ты рискуешь рейтингом. Как бы у тебя антиобщественные чувства ни появились, дорогая.

Договорив, Мари нежно обняла бунтарку за плечи, помогая встать и направив ее к дверям. На прощание та не сказала ни слова, показывая всем своим видом, что ни научные доводы, ни мягкие слова не смогут убедить ее в правоте собравшихся.

Когда она ушла, в комнате наступила тишина несколько мгновений. А после занятие продолжилось, как и полагалось по этике федерантов. Закончив ровно в срок, ребята разошлись по своим жилым зонам, отличающихся в соответствии с рейтингом семей.

Дом Мари был простой, двухэтажный, без сада и бассейна, но с качественной мебелью и собственным выходом в сеть. В обществе было не принято баловать себя роскошью, и все же система поощрения существовала, но была не ярко выражена. Ее мать приняла участие в генетической программе сразу после окончания школы, встретив наиболее подходящего отца детей через год после прохождения необходимых процедур. Зачатие произошло быстро, прижилось сразу два эмбриона, так на свет родились сестры-близняшки — Мариа и Матиа. Обе они обладали качественной генетической структурой, в результате чего ученые позволили выжить обеим девочкам, что встречалось крайне редко. По правилам из потомства отбирался один ребенок, наиболее приспособленный. Число потенциальных детей контролировалось год от года в зависимости от возможностей Федерации.

Войдя в просторную гостиную, девушка приветственно улыбнулась родным — они обсуждали рабочую смену на технологическом производстве. Вышедшие из генетической программы переходили в разряд тружеников, решающих бытовые задачи.

— Доброго вечера, мама и папа. Мой день прошел хорошо, дальше я планирую продолжить подготовку к экзаменам до девяти часов, после чего перейду в состояние сна. Надеюсь, ваши рабочие часы были наполнены важностью и вы принесли пользу Федерации. Рада нашей встрече.

— Доброго вечера, милая. Твои успехи в учебе радуют нас с мамой, мы уверены, они принесут плоды в будущем служении обществу. Рады нашей встрече, — кивнул отец.

Произнеся положенные формулы, девушка поднялась в свою часть жилой зоны. Так, день за днем, приходила она сюда, не задумываясь о счастье и не испытывая печали. Мари не стала беспокоить сестру, проход в чужую личную жилую зону не поощрялся федерантами. Ей не пришло в голову, что та может быть чем-то расстроена или нуждается в поддержке, потому что подобные проявления не были свойственны никому в Округе 18.

В комнате Мариа привычно достала из-под подушки планшетную доску небольшого размера, вошла в личный аккаунт системы Федерации. Там за несколькими паролями девушка хранила дневник, где каждый вечер описывала свои мысли за прошедший день. Сегодня она остановилась в раздумье — мысли наполняли ее всю, но изложить на бумаге их оказалось не так просто. Она закусила губу и посмотрела на светлую стену, а после принялась строчить без остановки.

«Если задуматься, в моем округе все здания похожи друг на друга, как близнецы. Снаружи серые, мрачные, измытые дождями и водой с дезинфектантами. Это хороший способ борьбы с инфекцией, но наводит на грустные мысли. Иногда я мечтаю, как было бы здорово оказаться в одном из старых городов, где раскрашивали дома в яркие цвета — желтый, зеленый, синий. Впрочем, с ума там сходили почаще нашего, значит, был толк в принятии и этого решения. К тому же места с растительностью выглядят на таком фоне прекрасно, укрепляя нашу связь с природой даже за высокими стенами и стеклянным куполом. Чем больше я изучаю законы и нормы жизни здесь, тем больше нахожу смысла в каждом запрете, тем четче и организованнее видится общество и роль каждого федеранта внутри него. Иногда мне кажется, что мы похожи на огромный часовой механизм, всегда стремящийся вперед, никогда не останавливающийся. Наши запреты — это и есть совесть, но не одного человека, меняющаяся в угоду прихотям, а целого общества, делающего нас равными и значимыми даже в мелочах. Очень жаль, что Мати никак не увидит этой связи, единство всей популяции. Сегодня она много говорила лишнего, того, что может задеть и уязвить. Не стала показывать, что меня задела ее фраза о Глеборе, мое уважение к этому человеку крайне высоко, возможно, при наличии выбора я бы и создала с ним семейную ячейку, но вероятность счастливого взаимного существования просчитать мозгом, а уж тем более сердцем невозможно. Чем больше я смотрю на своих родителей, тем больше осознаю преобладание долга и привязанности над страстью, разрушающей семьи в прошлом. Подобное поведение сестры мне непонятно — мы получаем равное воспитание и возможности формирования личности. При сохранении подобного отношения к социальному рейтингу она может оказаться в плохой ситуации, чего мне не хотелось бы допускать. Мати не права. В нашем обществе есть любовь, но проявления ее иные, скорее даже, собственно, трактовка термина изменилась с победой разума над чувствами, что возможно только в высокоорганизованном обществе. Я осознаю глубину долга перед Федерацией, именно благодаря ей я являюсь собой. Но чувство тревоги не покидает мой разум, боюсь, сегодня ко сну я отправлюсь не с легкостью, как прежде. Наверное, если бы бог был, сегодняшний вечер прошел бы в молитве. Но теперь каждый сам себе бог, хотя некоторые события мы изменить и не в силах».

Она перевела дух, осмотрела то, что написала. Скривилась — слишком много «я» вышло в этом дневнике. Впрочем, ничего изменять не стала — мысли, пусть и не всегда верные, здесь можно хранить в том виде, что возникли. Возможно, ей может стать важно вернуться к ним через несколько лет, значит, каждая буква должна нести в себе часть той Мари, кем она является на сегодняшний день.

Глава 2

— Невозможно предсказать полет бабочки, направление движения крыла, согласно той модели, что существовала у пещерного человека. Понимание большинства явлений природы стало доступно лишь с развитием науки и открывалось на каждой ступени роста сознания общества. Интересен переход человека от «я» к «мы», стремление к мысли об окружающих перед мыслью о собственном благополучии. — Мужчина с серебристыми висками оглядел аудиторию.

Каждый из собравшихся слушал его с замиранием. Лекции по социальным наукам высоко ценились обучающимися не только за научный, но и за нравственный компонент каждой из них. Преподаватель в Федерации считался человеком особым — тот, кто настолько понял предмет своего изучения, что готов нести знания тем, кто стоит лишь в начале пути. Этот семинар был последним, он не имел особой темы, скорее стал шансом высказаться для каждого.

— Итак, юные федеранты, я хочу задать вам вопрос. В чем каждый из вас видит смысл своего существования? Что вы несете в этот мир? По очереди, пожалуйста. Начнем с вас, юная леди, — обратился он к неприметной девушке, всегда сидящей на первой парте.

Она поправила очки, кашлянула, незаметно вытерла ладони о брюки и поднялась.

— Я вижу смысл своего существования в укреплении округа, где я родилась. Создание новых программ и расчетов средств защиты за счет технологий. Длительная борьба с инфекциями на фоне краха иммунной системы человека остановила потенциальный прогресс. Когда-то мы стремились в космос, осваивали ближайшие планеты. Сейчас нет подобных стремлений, но я верю, что, если человечество выживет, мы сможем достичь невероятных высот!

С этими словами она вскинула руку вверх, показывая, как высоко в небо смогут отправиться люди когда-то. Аудитория горячо захлопала, послышались одобрительные выкрики.

Преподаватель довольно улыбнулся:

— Ваша тяга к прогрессу впечатляет. Так и пометим — программирование и физические науки. Что же ответит юноша, гордо сидящий на третьем ряду?

На этот раз вопрос достался Глебору.

— Я неплох в геометрии, профессор. Инженерное дело станет важной частью моей жизни в случае успешного прохождения экзаменов.

Договорив, он поклонился и сел на место.

— Немногословно, но по делу. Лаконичность есть признак острого ума. И лишнего не сказал, уважаю. Забавно, но я знаю, кому следовало бы поучиться.

С заднего ряда раздалось недовольное хмыканье. Часть ребят, сидевших на первых партах, повернули головы, но большинство даже не шелохнулись. Все привыкли к бунтарству и бесконечным спорам, идущим от Мати. Но в этот раз она смирно сидела, показывая недовольство лишь мимикой.

Профессор расценил молчание как знак уважения и продолжил:

— Безусловно, каждый из вас достоин своего места в обществе, которое будет сообщено после выпускных экзаменов. Однако принуждением никто заниматься не будет. Я спросил этих двух молодых людей первыми, потому что был уверен, что они точно определились со своим будущим. Как и наша дорогая Мари.

Девушка смущенно зарделась, быстро бросила ручку, которую до этого крутила в руках, и встала, опираясь на парту.

— Для меня честь услышать подобное. Я надеюсь, что результаты выпускных экзаменов позволят стать частью отделения ученых-историков. Уверена, работая в архиве, я смогу принести нашему обществу огромную пользу.

— Как чудесно! — Мужчина вскинул руку вверх с поднятым указательным пальцем, отчего очки зашатались. Ему потребовалось время, чтобы привести их в порядок. — Кафедра истории присматривается к вам, и я уверен, вас ждет прекрасное будущее. Однако, — он сделал паузу и обвел аудиторию растерянным взглядом, — я совсем никогда не слышал, чего же хочет Анжелика. Встаньте же, встаньте, — он замахал руками, приближаясь к столу полненькой девушки с невероятно густыми белыми волосами, — и порадуйте старика.

В ответ девушка загадочно улыбнулась и поднялась, покачивая бедрами.

— Вам неизвестно это, профессор, лишь оттого, что я совсем не преуспела в науках. Ни расчеты, ни анализ не доступны моему разуму. Но, — она торжественно оглядела аудиторию, — взгляните, как я хороша, — она слегка поправила волосы, — я в идеале освоила социальные науки и педагогику. Мой выбор — участие в программе размножения! При этом, — последовала чувственная пауза, — если мои гены окажутся достаточно хороши, я готова рожать детей из собственных яйцеклеток, используя метод естественного зачатия!

Стоило ей произнести это, как в аудитории наступила тишина. Юноши смотрели на нее с восхищением, некоторые переглядывались между собой.

Профессор казался смущенным, его кончик носа порозовел:

— Отрадно слышать, что вы готовы на подобное для нашей страны. Думаю, сейчас вы заставили многих задуматься о вступлении в программу, вдохновили, так сказать, собственным примером. Поаплодируем, друзья!

В ответ раздался стройный хор приличных хлопков. Анжелика поклонилась и села, сияя.

— Безусловно, каждый человек живет для себя. И личные интересы всегда будут преобладать, — продолжил преподаватель, — главный отказ женщины от своего мира и интересов состоит в рождении ребенка, отдаче своей жизни существу, не приспособленному к земным условиям. Мы, мужчины, можем лишь пасть в восхищении перед каждой, кто согласится взять на себя роль матери, особенно до получения специальности. Но, кажется, у нас есть мнение. Ха, а я уж думал, что на последнем занятии мы обойдемся без ваших высказываний!

Мати подняла голову, отложила в сторону пилочку для ногтей и, не вставая, произнесла:

— А я так не думаю, профессор. Простите, но я так устала от бесконечных споров с вами, одноклассниками, сестрой. Могу хотя бы сегодня я повесить на губки замочек, а ключик передать тому, кто так и не смог научить меня социализации и нравственности? — сказав это, девушка вернулась к пилочке для ногтей.

— И все? А как же ваши рассуждения о любви? Требования о введении чувств в институт семьи? Ведь вы столько говорили нам об этом! Пожалуй, я открою замочек и разрешу водопаду пролиться!

— И не жаль вам головы, чудик. Что тут сказать? Женщина только что призналась, что по причине отсутствия мозгов планирует стать огромной маткой, паразитирующей на мужчине, который даже не будет испытывать к ней чувств, и вместо акта любви получит процесс зачатия один раз в месяц в зависимости от температуры ее задницы. Это и есть суть нашего общества. Все разложено по полочкам, законспектировано и выверено. Мы не люди — роботы. И какая цель, скажите мне? Выживание человечества! Смешно! Такое человечество годится разве что для того, чтобы сдохнуть от бактерий, увидеть которые может разве что Танья.

— Прелестно, — мужчина выглядел на удивление довольным, а взгляд его периодически задевал маленькое устройство слежения, вмонтированное в угол комнаты, — а поведайте мне теперь, раз уж я сорвал этот милый замочек, кем бы хотели быть вы?

— Свободным человеком, — спокойно ответила Мати, — иметь право поехать туда, куда хочу я. Посмотреть весь мир, побывать на каждом пляже и окунуться в каждое море. Просыпаться утром, бежать к окну, видеть солнце. Слышать пение птиц. Работать в поле, нет, в винограднике, на южном склоне, стереть пальцы, собирая плоды, плясать в чане, давя прекрасный напиток. Целовать каждого, кто коснется моего сердца. Я бы хотела дышать, профессор.

— Значит, больше всего вы хотели бы жить лет эдак пятьсот назад?

— А что если и сейчас есть земли, где люди живут так, как хотят? И сейчас над землей светит солнце. И пока вы сидите, как крысы, в безопасных клетках, они вырабатывают естественный иммунитет. Да, многие гибнут. Но подобное было и в Средневековье. И человечество жило так, как вам и не снилось!

— О чем вы? Нет никаких диких земель. Существует Федерация, которая дает нам жизнь. Ох, Мати, я ждал мыслей и аргументации, а услышал сказочный бред. Может, еще и подпольную организацию придумаете? Я даже могу предложить вам название — «Дети солнца»! Звучит чудесно, не так ли? — Он внимательно оглядел аудиторию. — Есть желающие примкнуть? О, ни одной руки! Глядите, ваши коллеги умнее вас.

Ни один ученик не рискнул поднять глаз от стола, кроме Мари. Она смотрела на сестру с жалостью, прикусив губу до крови. Профессор продолжил урок, поднимая учеников одного за одним. Все они называли профессии, принятые в обществе федерантов. В науку решились идти не многие — это считалось слишком сложным. Зато в программе размножения захотели принять участие сразу несколько девушек, вдохновленных примером Анжелики, первой красавицы выпуска. Остальные, в основном юноши, предпочли рабочие профессии, за что получили похвалу учителя.

В этот самый момент все происходящее в классе отсматривалось в Управлении округа, откуда уже завтра будет направлен отчет. Там считалось неправильным препятствовать интересам учащихся, и зачастую экзамены носили формальный характер. Генотип Анжелики был давно проверен, и она числилась в программе размножения, оттого учителя уделяли ей мало времени на уроках и давали простые задания, чтобы внушить девушке отвращение к наукам. Место каждого ученика в аудитории было определено с малых лет, в зависимости от способностей. Именно за счет программы правительства каждый реализовался в определенной, наиболее подходящей сфере. Просчет произошел лишь с Мати, теперь в управлении считали, что ей не стоило позволять углубляться в историю и получать так много информации о жизни людей. Именно поэтому диалог с профессором был направлен в Главный совет Федерации и несколько часов просматривался раз за разом.

Но никто из обучающихся не знал ни этой, ни других тайн. Когда занятие закончилось, профессор устало сел на стул. Он смотрел на учеников, поднимающихся со своих мест в определенном порядке, рассчитанном на основании скорости реакции, иначе говоря — передаче электрического импульса от тела нейрона к мышце. Лишь одна девушка осталась сидеть за столом, продолжая смотреть на доску. Подобное стало настоящей неожиданностью для преподавателя — бунтарство было не свойственно этой легкой, стройной блондинке с традиционно короткими волосами.

— Я могу тебе чем-то помочь? — спросил он, пытаясь поймать ее взгляд.

Девушка подняла голову, резко встряхнула ей, как будто пытаясь сбросить оцепенение, охватившее ее сетью. Она сложила руки в замок и сжала пальцы так, что костяшки побелели.

— Она слишком рискует, — глухо произнесла Мариа, — разве можно вот так, при всех, кричать о свободе. Я не знаю, как может выйти, что при равных генах и условиях формирования личности мы получаем настолько разных людей. И в то же время, видя происходящее, я сама начинаю испытывать эмоции, ранее недоступные. Это кажется безумием, наверное, стоит обратиться за медикаментами. Мне страшно, профессор, — выдохнув эту фразу, она резко подняла глаза и посмотрела, как будто насквозь, до внутренней части затылочной кости.

От такого взгляда мужчина вздрогнул, ухватился за стол, как будто боялся упасть, почувствовав дискоординацию в удобном кресле. С легким жужжанием камера повернулась в сторону пары людей, оставшихся в аудитории.

— Ты хочешь ее спасти? — мягко спросил он.

— Нет.

Девушка опустила глаза, отвернулась в сторону окна, выходящего на серую стену с черно-красным граффити в виде знака Федерации, он представлял собой круг, соединяющий светящиеся точки, и спираль ДНК в середине, замершая в процессе транскрипции.

Казалось, что она может продолжать смотреть в окно бесконечно, что-то говоря только губами. Подобные задержки во времени были не приняты среди федерантов, и профессор решил идти, потратив большую часть перерыва между лекциями на девушку, что всегда так строго соблюдала закон и вдруг выдала странную и в своем роде бунтарскую эмоциональную реакцию.

— Я даже не знаю, смогу ли спасти себя. Будь послушен, соблюдай закон, и Федерация будет с тобой. Но я позволила себе нервный срыв на ваших глазах накануне главных испытаний. Странно, что меня еще не пронзило током насквозь.

Уже стоя в дверях, мужчина, неожиданно для себя и молчаливого наблюдателя в камере, повернулся:

— Раньше это называли эмпатией, — тихо произнес он, — умение чувствовать чужую боль и сопереживать другим людям. Давайте надеяться, что это воспримут как талант. В архивной службе есть редкая работа — анализ эмоций прошлого. Но, — он перешел на шепот, — я бы не хотел, чтобы вы там оказались.

Он резко хлопнул дверью, слишком резко, чем требовалось в той ситуации. Коридоры школы были пусты, занятия начались восемнадцать секунд назад. Профессор резко пересек несколько переходов, остановившись у дверей учительской. Следующее занятие проходило в другом крыле, куда он бы не успел за максимально возможный период опоздания — сорок одну секунду. Именно этот промежуток времени, согласно исследованиям, человек не замечает нарушений режима. Впервые за многие годы он приложил руку к голографу и появился перед детьми, слегка мерцая (на руках выступил пот, мешающий идеальному контакту), через двадцать пять секунд после разговора с Мари, через сорок три секунды после начала занятия. Ни один ученик не заметил, как сжались жевательные мышцы учителя от разряда тока, пронзившего запястье.

А девушка продолжала сидеть в кабинете, совсем одна. Последнее занятие в школе окончено. Так же, как и подготовка к экзаменам. Ей удалось помочь одногруппникам с историей, социальными науками. Им подтянуть ее в геометрии, высшей математике, физике и биологии. В какой-то момент Мариа поняла, что чувствует боль: слишком сильно сжала пальцы — и короткие ногти впились в кожу, оставляя следы. Она оглянулась, как будто отойдя ото сна. Впрочем, раньше подобного не было — расписание жизнедеятельности полностью ограждало федерантов от риска недосыпа, так же, как и от снов. Пробуждение всегда происходило в медленную фазу, оставляя иллюзию, что правильным гражданам не снятся сны. Почему-то именно в этот момент вспомнился единственный сон, который удалось увидеть в жизни, — огромное желтое поле подсолнухов, бегущих куда глядят глаза, в окружении плюшевых, пушистых гор. А сверху — сияющее солнце, падающее лучами, такими густыми, что их можно было потрогать, почувствовать кожей. И запах, запах прелой травы повсюду. А потом лицо мужчины с ярко-голубыми невероятными глазами. Холодный голос: «Запрещено». И серую пустоту вокруг. Мари многое не могла вспомнить по датам: ни день написания лучшей работы, ни день получения грамоты за успехи, ни день самой глупой ошибки в сочинении, но день, когда ей приснился сон, она помнила четко. 22 июля 2527 года.

Забавно, она никогда не говорила об этом кому-либо. Хотя смотреть сны никогда не запрещалось, и иногда другие ученики, даже взрослые упоминали об этом. Но все, о чем она слышала, было лишь безликой серой историей повторения стандартного дня. Накануне экзаменов некоторые стали шептать, что видели во сне эмблему Федерации, в надежде, что им добавят баллов за правильность гражданской позиции. Ни у кого во сне не было цветов, запахов, ощущений.

День прошел странно, как будто она плыла в киселе. Вот запись с чипа накопленных на занятиях баллов, и как будто сразу дверь на улицу. В библиотеку решила не идти — неврологи рекомендуют дать отдых коре головного мозга перед важными событиями. Вместо этого просто шла по улицам, не сразу услышала сигнал тревоги. В последний момент чья-то сильная рука вцепилась в плечо и засунула ее под крышу. Не успела она вдохнуть, как за стеклянной стеной хлынули потоки дезинфектанта.

— Благодарю вас за помощь, уважаемый человек.

Она соединила руки и поклонилась, как было принято. Лицо девушки приняло приличное выражение — доброжелательную улыбку.

— Вам следует быть внимательнее, уважаемая, — мягко кивнул мужчина, стоящий напротив, — сбои случаются, несмотря на колоссальный труд инженеров. Не следует просто гулять по улицам.

Он покачал головой, улыбнулся очень тепло, как будто не губами, а ярко-голубыми глазами. Еще никогда девушка не видела ничего подобного.

— Как ваше имя? — неожиданно для самой себя произнесла она.

— Нем, впрочем, это не важно. Дождь закончен, мне нужно идти. Не думаю, что мы встретимся еще. Я инженер-наладчик из Округа 6. И не участвую в программе размножения. Прощай.

Он махнул рукой, быстро вышел из укрытия, сбежал вниз по лестнице, ведущей к транспортной подземной системе. А Мари продолжала смотреть на стеклянную дверь, качающуюся из стороны в сторону, все тише и тише.

— Кажется, я его потеряла. И уже никогда не найду, — прошептала она.

Стоящая рядом женщина в возрасте сжала губы — девушка мешала выйти остальным, пережидавшим дождь в прозрачном кубе убежища. Неожиданно, впервые за много лет, Мари почувствовала удар током в области правого запястья. Она вскрикнула от боли, но именно боль вывела из состояния сна, заставила обернуться, понять, что своим антиобщественным поведением она мешает многим людям сразу. Выбежав на улицу, сразу направилась в сторону дома, решив, что там, в тишине комнаты, точно не причинит никому вреда.

На первом этаже в гостиной было странно тихо — не работал голографический экран, а система звукопоглощения не давала попасть шуму с улицы. Там опять шел дождь, на этот раз вечерняя часовая обработка. Смены рабочих заканчивались как раз после нее, и улицы заполнялись рядами одинаково одетых людей, идущих в ногу, строго в одном и том же направлении. Никто не шел в парк или в развлекательные центры — посещать их рекомендовалось в выходной день, выделенный специально для развлечений и семьи. А сейчас улицы были пусты из-за химикатов, способных расплавлять кожу. Именно из-за них все федеранты имели светлый безликий цвет волос — часть отравы постоянно находилась в воздухе, лишая волосы силы и пигмента.

Мари поднялась наверх по широкой бетонной лестнице. Там располагались спальни ее и сестры, двери выходили ровно напротив друг друга. Каждый в семье имел маленькую личную комнату гигиены, с крошечной ванной и душем, расположенным над унитазом. Люди настолько боялись инфекций, что избегали любых контактов, в том числе и с условно непатогенными бактериями членов семьи, эти бактерии принимались в таблетках для поддержания микрофлоры. Девушка быстро умылась, посмотрела на себя в зеркало. Взгляд удивил ее, теперь она поняла цитаты из книг, утверждающих, что эмоции отражаются на лице. На губе осталась запеченная кровь, нужно было стереть ее раньше, чем увидят родители. И когда только она прокусила ее? Обработала губы мазью, оставлять открытую рану было слишком опасно. Об этом напоминал плакат, висящий за спиной: правила безопасности гигиены. Он твердил о заклеивании любых ран, стерилизации полотенец после каждого использования, допустимой длине волос и ногтей. Женщинам их социальной группы рекомендовали носить прически на один сантиметр ниже мочки уха, мужчинам — не более восьми миллиметров от кожи головы. Но большинство предпочитало совсем убирать волосы, тогда череп нужно было лишь смазывать дезинфектантом, без необходимости многократной обработки шампунем. Покончив с формальностями после улицы, она вошла в комнату, где все было просто и функционально. Вот узкая кровать, аккуратно застеленная, стол с голографическим планшетом, стул с высокой спинкой, дверцы внутреннего стенного шкафа, узкое окно без занавесок. Комната, такая же, как тысячи других во всех 385 округах Федерации.

Попыталась открыть планшет, но желания заниматься не было впервые за много лет. Голограф молчал, время вечернего эфира с главными новостями начиналось не раньше возращения людей. Пустота и тишина дома как будто давили изнутри, хотелось выбраться. В этот момент Мари услышала музыку. Играла мелодия, очень знакомая, но названия вспомнить не могла. Вскоре она расслышала тонкий голос девушки, подпевающей исполнителю на английском языке. Мало кто знал его сейчас в чистом виде. За десятилетия существования Федерации языки выживших смешались в один общий язык, принятый на съезде Совета с поправками. Именно ему учили матери своих детей, забывая родные наречия. Резко, так, что закружилась голова, Мари поднялась со стула, подошла к комнате сестры и постучала. Музыка затихла, послышались шаги, наконец дверь открылась.

— Привет, — девушка за дверью выглядела крайне удивленно, чтобы добавить эффекта, она приподняла одну бровь, — не боишься штрафа за проникновение на частную территорию?

— Мне странно, — опустив голову, призналась Мари, — что-то происходит.

— Ты не будешь возражать, если я обойдусь без фейерверков?

— Что?

— Что?

— Каких фейерверков?

— Цветных декоративных огней, получаемых при сжигании различных пороховых составов во время торжеств, праздников, всякое такое.

— А какой у нас праздник?

— Впервые за двадцать лет ты решила зайти ко мне и поговорить. Для меня это праздник. — Матиа подняла глаза и посмотрела в упор, а потом вдруг широко улыбнулась, протянула руку, махнула. — Заходи скорее, похоже, у тебя эмоции, будем разбираться.

Она запрыгнула на кровать, скрипнули пружины.

Сестра села рядом, аккуратно собрала руки, посмотрела на пальцы, а потом выговорила через силу, как будто слова не хотели срываться с губ:

— Ты так сказала сегодня на занятии, что хочешь выйти из Федерации, уехать в дикие земли, сломать все наши правила. Что, если Они узнают? Это ведь не детские шалости, да, ты всегда бунтовала, но я была уверена, что это игра.

— Конечно, это игра. Но игра, которая стоит свеч. Значит, ты испытала страх? Я так за тебя рада!

— Чему тут можно радоваться? Я боюсь за тебя, боюсь тебя потерять, боюсь, что тебя убьют, вышвырнут за стены, и все. Так распереживалась, что осталась, все смотрела в окно на знак Федерации, даже разговор с профессором после не помог. А потом и вовсе чуть под дождь не попала. Такого не было никогда раньше.

— Но ведь это прекрасно. Значит, ты человек, ты чувствуешь! Больше всего я боялась, что ты так навсегда и останешься частью их системы, что зараза социализации проникла в твое сознание так глубоко, что мне никогда не узнать тебя настоящей.

— Что же теперь будет?

— Ничего. Выдержка даст о себе знать. Завтра утром ты проснешься, и все будет по-прежнему. Мы сдадим экзамены, пройдет месяц, а там… кто знает. Ты никогда не сможешь уйти от своей судьбы.

— Обними меня, пожалуйста. Только сейчас я поняла, насколько одинока стану, если вдруг не сберегу тебя. — Девушка почувствовала, как по щеке пробежало что-то мокрое и холодное.

И тут же крепкие руки сестры обхватили ее плечи, прижали со всей силы. Они сидели вдвоем в маленькой комнате, за окном барабанил по асфальту дождь, идущий из системы подачи химикатов купола. И каждая думала о своем. Мариа — о внезапной нежности к сестре, появившейся из ниоткуда. И о том, как мало она ее знает, любит, но совсем не знает. Видит маску бунтарки, так же, как и все вокруг. Матиа же просто радовалась, что смогла разбить скорлупу, окружающую сердце сестры. Пусть через боль, но дав ей то единственное, чем человек всегда будет отличаться от машин, — способность сопереживать. Быть может, однажды ее немного надменная и занудная сестра сможет понять, почему Мати всегда сопротивлялась, всегда говорила, что думает, и противостояла системе в каждом взгляде. Но сейчас им обеим требовалось лишь одно — теплые объятия, дающие понять, что они не одни в этом мире.

Глава 3

Чем больше смотришь в холодную гладь зеркала, тем больше недостатков в себе видишь. Вот неправильно вздернутый тонкий нос, вот две родинки на нем. В одной книге Матиа читала, что чем больше у человека родинок, тем больше своих прошлых жизней он помнит. Она не помнила ни одной, как ни старалась. Быть может, это оттого, что ни разу не проводила ритуал вуду из-за отсутствия свечей?

Дальше по ежедневному списку шли глаза — молочно-серые, глубокие. Такие блеклые, невыразительные, совсем как у всех. И вот это раздражает больше всего: глаза как у всех, волосы как у всех; одежда, дом — все одинаковое для сотен тысяч человек. И если с чем-то одним еще можно было смириться, то полный комплект никак не хотел влезать в голову.

В дверь постучали. Не спеша, она повернула голову, плечи, наконец встала и открыла ее. За порогом стояла сестра, похожая как две капли, по ощущениям как будто не отрывала взгляда от зеркала.

— Пора идти, — еле слышно прошептала близняшка, — нам нельзя опаздывать.

— Да, конечно, Мари. Ты очень бледная. Боишься?

— Не то чтобы. Просто странно осознавать, что больше я никогда не вернусь. Знаешь, я, как и положено, собрала вещи, и рюкзак вышел таким маленьким. Родители уже на работе, даже не стали прощаться. Как будто все правильно, мы сказали все вчера вечером. Но где-то внутри головы или даже не головы — сердца, вот, как бы сказать… Было бы здорово, если б мама зашла перед работой разбудить. Или даже обнять.

— Полегче, ты еще кому скажи! Конечно, у тебя много баллов, но зачем списания? В конце концов, это просто больно, — Мати дотронулась до запястья, где был установлен чип, при этом губы ее рефлекторно скрутились, — мне ли не знать. Я тебя понимаю. Мы все здесь одиноки.

— Неправда! Социализация дает нам множество возможностей общения. Ладно, хватит спорить. Идем.

Резко развернувшись, Мари подняла ручку рюкзака и направилась в сторону лестницы.

Ее сестра осталась стоять, тихо сказав:

— Тогда почему тебе так одиноко?

Услышав это, блондинка замерла. Впервые за много лет она не знала, что сказать в ответ. Система не обучила ее, как блокировать подобные выпады. Она задумалась, глядя в никуда. Наконец обернулась.

— Потому что я становлюсь неправильной. Как будто сняли замок. И это не делает меня счастливее.

Сказав это, девушка как будто сжалась внутри, ожидая удара. Но вместо этого сестра накинула на плечи рюкзак, подошла и крепко обняла.

— Будь ты хоть тысячу раз неправильной, я буду любить тебя. И каждую твою глупую мысль, каждую ошибку. Как бы ни упала. Какое бы решение ни приняла.

— И я тебя, — прошептала Мари.

Она уткнулась в родное плечо, почувствовав, как глаза наполнились чем-то мокрым. Но она сдержала этот странный порыв, отвернулась и первая повернулась к лестнице.

По дороге шли молча. Погода, как всегда, была пасмурной, за экраном виднелись тучи, а может, это просто эффекты закрывали солнце? После научной работы о влиянии смены погоды и солнца на эмоции было принято решение не допускать выраженных изменений в округах. Серые здания, серые улицы, практически полное отсутствие зелени, за исключением общего парка, — все это создавало атмосферу маленького города, отражаясь в глазах людей. До школы идти было близко — около десяти минут, но сегодня впервые за много лет их дорога была не туда, а в самый центр, в правительственное здание, где каждому учащемуся объявляли решение комиссии.

У входа уже стояли обучающиеся, прошедшие испытания, все ребята их года рождения. Юноши и девушки стояли небольшими группами по интересам, тихо обсуждая сегодняшний день. Мари сразу направилась к Глебору и Танье, ее сестра осталась стоять одна, направив взгляд в сторону купола, закрывающего небо. Сестры не стали менять порядок, слишком привыкнув разделяться на людях.

Дверь открылась ровно в десять ноль ноль, как утверждали большие часы, висящие на башне. Мужчина средних лет кивнул, приглашая зайти. Его лицо не выражало абсолютно ничего, так же, как и всех взрослых, привыкших не испытывать эмоций и живущих долгом перед обществом. В тот же момент маленькие группы быстро и четко выстроились в длинную шеренгу, как делали это сотни раз на занятиях. Мати оказалась последней, она с интересом озиралась вокруг, стоило войти в здание, засмеялась над картиной, показывающей единение правительства с людьми. В большом круглом зале с грохотом швырнула рюкзак на пол, села на место, демонстративно скрестив ноги, дернула головой, почувствовав удар тока. Она всем своим видом стремилась показать, насколько ей наплевать на происходящее, как мало значат эти люди в ее судьбе. Текстильная фабрика, куда ее направят прядильщицей или фасовщицей? Уборщица улиц? Отмывательница стен от дезинфектантов? Какая разница в конечном счете, где проматывать эту серую жизнь? Но, если присмотреться, у нее одной были обкусаны ногти на руках и обозначились мешки под глазами после бессонной ночи.

Остальные выглядели спокойно, сосредоточенно и уверенно. Никто не показывал даже каплю эмоций. Глебор, оказавшийся рядом с Мари, не сказал ей ни слова, кроме стандартной формы приветствия. Здесь не принято было волноваться и обсуждать свои мысли.

Спустя пять минут открылись двери, расположенные сразу за трибуной, между полукругом сидений. Из них вышла красивая статная женщина и маленький щуплый лысеющий мужчина. Каждый в зале знал, кто перед ними: Глава Совета Округа — Пейма Сим и ее главный помощник, избранный из числа советников на этот год, — Лок.

— Приветствуем вас, учащиеся, в Зале Совета. Наконец настал день, которого все мы так ждали. Завтра утром вы проснетесь полноправными членами общества и приступите к своим обязанностям. У каждого из вас установлен световой индикатор. Через одну минуту он загорится определенным цветом, после чего вы имеете право встать и пройти через двери, откуда только что вышла я. В коридоре каждого из вас ждет ряд комнат, нужная обозначена тем же оттенком, что и ваша.

Она кивнула и активировала клавишу за стойкой. После этого, как и было обещано, напротив каждого появилось светящееся световое окно. Четко, по порядку, как это было принято, молодые люди поднимались и уходили в коридор.

Не загорелось лишь одно окошко. Мати замерла, почувствовав, как намокли ее руки. Она растерянно озиралась по сторонам, но Пейма молчала, как будто так и должно быть. Когда последний исчез за проемом, двери закрылись. Зал наполнила тишина.

— Прощения прошу, — девушка откинула прядь со лба и быстро поднялась, — у вас тут технический сбой вышел.

Советник обернулась, вздохнула, подняв бровь, и покинула зал. Лок, напротив, направился к ней, неуклюже заспешив по рядам.

— Мне велено передать, — произнес он с выраженной одышкой, — что вас ждет машина на выходе. Вам нужно вернуться на площадь, и сразу садитесь. Ни с кем разговаривать по дороге нельзя, иначе удар тока лишит вас сознания или, может, даже хуже. Но будем надеяться, вы никого и не встретите. Не пытайтесь заговорить с водителем — это без толку, все равно там робот. Мне жаль, — неожиданно добавил он, нервно обернулся по сторонам, протер руки о штаны, оставив на брюках капли пота, и быстро поспешил вслед за начальницей.

Не сразу Матиа поняла, что он имел в виду. Пару минут она сидела с озадаченным выражением лица, потом резко вскочила и уверенной походкой направилась к выходу. Больше смеяться над картинами не хотелось, внутри нарастала тревога. Еще никогда никто не говорил, что бывает с теми, кто не проходил в цветной коридор. Что, если ее просто уничтожат, убьют, вычеркнут из живущих в округе? Сотрут все записи из документов, удалят фотографии, не оставив даже памяти, намека, что она существовала? Будет ли Мариа искать ее или вычеркнет из жизни? С каждой новой мыслью шла все быстрее к выходу, перешла на бег и вдруг резко остановилась у дверей. Там стоял тот же мужчина, что открыл их всего несколько минут назад. Открыл их перед теми, у кого было будущее. Когда оно еще было.

— Почему меня отправили обратно? — не сдержавшись, срывающимся голосом спросила она.

Но в ответ тот только открыл дверь, показывая рукой, что ей стоит покинуть здание. На площади было пусто, только пара женщин на другой стороне оттирали стены от белых разводов. Ни одна из них не повернула головы, хотя зрелище заслуживало внимание. В паре шагов от входа в здание стояла довольно большая и отвратительно уродливая машина, если ее можно было так назвать. Серо-стального цвета, с вмятинами по бокам, она напоминала вездеход из старых фильмов. На крыше установлен автомат, крутящийся во все стороны. Окна черного цвета, невозможно понять, что там внутри. Дверь открылась вверх, приглашая девушку сесть внутрь. Она тяжело вздохнула, последний раз обернулась на мужчину, но он исчез.

— Что ж, умирать — так с музыкой, — весело произнесла Мати и полезла внутрь.

Там все оказалось не так ужасно — мягкий диван, пара железных ящиков и даже складной столик. Встать в полный рост было невозможно, только сидеть или лежать.

Стоило ей забраться, как дверь со скрипом закрылась, салон погрузился в полумрак. Водителя в машине не было, Федерация не считала нужным тратить деньги на гуманизацию роботов, система управления находилась внутри.

— Вау, да я, похоже, важная персона, раз такого зверя подогнали. Ну что ж, вперед, мой верный конь, куда бы ты там ни был запрограммирован ехать.

Как ни странно, но после этих слов под капотом что-то затарахтело и механизм пришел в движение. В черных окнах мало что можно было увидеть, только силуэты домов, казавшиеся еще более мрачными, чем обычно. Машин в городе было мало, поэтому они сразу развили большую скорость, следуя в направлении юга. Мимо проносились места, такие знакомые, теперь обреченные стать воспоминаниями. Вот здание культурного центра, туда они с семьей ходили играть, именно там посмотрели первый агитационный фильм, где рассказывали о том, как хорошо жить в Федерации. Вот текстильный завод, один из пяти, дающий работу сотням людей, в том числе и ее родителям. Резко повернув, машина оказалась на проспекте, что вел к Воротам. Здесь не встретить прохожих — зона считалась опасной из-за радиации, очищающей воздух. Трудиться в этой зоне могли только роботы, переключающие створки наподобие шлюзов. Всего отсеков было пять — каждый со своей степенью защиты, не дающей ничему заразному из внешнего мира проникнуть в мирок федерантов.

Первые створки открылись легко и быстро — обратный путь в мир не требовал очистки, только контроля проникновения. Матиа знала, что стоит им выехать из отсека, как он тут же наполнится химическими парами, или смертельным газом, или уничтожающим излучением. В машине шумно заработал вентилятор, теперь внутрь будет поступать только очищенный воздух. Не настолько, как в городе, но все же какая-то защита. Девушка слышала, что в поездах очистка проводится лучше, потому их используют куда чаще, чем бронированные автомобили, значит, ее путь не является одним из стандартных, расположенных между городами Федерации. Куда же они направляются?

Последние ворота легко открылись, она вцепилась в ручку двери, жадно всматриваясь в тонированное окно. Но пейзаж снаружи несущественно отличался от привычного. Небо заволокли тучи, все погружено в серость, накрапывает дождь. Вокруг тянулись лишь бесконечные поля серой земли, не было ни травы, ни даже стволов деревьев. Все уничтожено почти триста лет назад химическим оружием с целью спасения человечества. Машина быстро набирала скорость, Мати повернулась, встав на колени, посмотрела на прощание в окно заднего вида. Отсюда округ казался огромным, но с каждом минутой уменьшался, все легче было разглядеть высокие стены, маленький проем ворот, закрывшихся для нее навсегда, наконец остался лишь купол, но вскоре и он исчез вдали. Осталась лишь точка, лишь воспоминания, лишь отметка на карте.