Бесплатный фрагмент - Кай и Герда

1

— Ты будешь это доедать?

Для меня было очень стыдно начинать наше знакомство с такой унизительной фразы, но, я был слишком голоден. Голоден настолько, насколько тебе позволяет твое воображение, и еще чуть больше. Я просил у тебя еды, и даже упал на желтую плитку низкосортной забегаловки, прижимая руки к своим впалым, бледным щекам. Унизительно, глупо, стыдно. Однако мой желудок так не считал. Он неустанно продолжал методично пожирать себя день за днем.

В тот день я ничего не нашел даже на мусорках, и даже замшелая крыса сбежала прямо из моих рук, с последним куском хлеба. Но я правда старался.

— Я правда стараюсь лишь выжить не доставляя тебе неудобств. Прости меня незнакомец, но можно доесть? -Изнемогая пробормотал я.

Ты видел слезы на моих скулах. Они были не поддельные, хоть в них и отсутствовала соль. Но, поверь, они стали бы самыми солёными — лишь была бы во мне хоть щепотка. Нет, хотя бы крупинка.

Ты окинул меня оценивающим взглядом и увидел, что я не алкоголик и не наркоман, а лишь обычный парень с ужасной судьбой. Ты знал это. Мои штаны были стёрты, блеклая рубашка уже еле держалась на своих старых нитках, и я уже полгода не знал что такое удобная обувь.

— Лишь кусочек, прошу… -тоскливо произнес я.

И, аккуратным движением подвинув наполовину недоеденный бургер — ты зажег в моих глазах счастье. Косточки вместо пальцев, коснулись хрустящих булочек, и, дрожа то ли от страха, то ли от наслаждения, с нежностью сжимали их поднося ко рту.

«Боже, да я новому телефону не так рад» -возникло в твоей голове. И, поверь, ты не ошибся в тот момент.

— Теперь тебе придется верить мне еще много раз, ведь вся эта история — она просто наполнена безумием. И почему я почти уверен, что ты и не вспоминал ни обо мне, ни об этом случае когда ты спас мне жизнь?

Но, на самом деле, я безумно рад этому. День за днем, эти позорные моменты рыскания в мусорном баке, попрошайничество и выпрашивание еды накапливались все больше, разрывая мою душу точно так же, как и время когда-то рвало мою одежду. Не так я представлял свои 18 лет.

Но теперь мне 20, мой друг, и я стою перед тобой в своем новом обличи. И, порыскав в своей памяти, ты наконец-то отвечаешь на мой монолог:

— Я не помню тебя, прости.

Я беру тебя за рукав и шепчу: -А не хочешь ли узнать? -Но ты безрезультатно пытаешься одернуть руку, раздраженно отвечая, явно стараясь не перейти на крик в этой многолюдной улице:

— Нет… Я слишком тороплюсь…

Вырываясь, ты бормочешь себе под нос что я псих, а я, еле услышав это, к твоей неожиданности, сразу же ободряюсь:

— Значит… ты помнишь меня!

— Был бы у меня новый телефон, -Не стесняясь, я чавкал от удовольствия, но все-же продолжал разговор: — я бы радовался ему лишь из-за того, что его можно продать. Конечно, сытому не понять.

— Может… -Ты скривил тогда лицо, но все же не хотел показаться бестактным. Однако, говорил все же сквозь зубы: -Ты все таки уйдешь куда-нибудь с этим бургером?

— Ты думаешь мне нужен он? -Взяв его двумя пальцами и поднеся к мусорке возле стола, я стал будто играться с ним: -Это лишь материя. Набор гребанных атомов. Нет, мне нужен ты и разговор с тобой. Те бомжи, с которыми я живу — жалкие неучи, алкоголики, наркоманы и бездельники. Я соскучился по нормальным людям.

— Ты серьезно?!

— Пф… -Я встряхнул своими слипшимися волосами и принял позу аристократа, -А ты думал я так банален?

В тот момент ты устремил взгляд на бургер и на секунду призадумался, а после нагло улыбнулся:

— У тебя котлета падает из бургера.

Мое сердце сжалось от страха, словно это не неуклюже выпущенная из моих рук котлета, а хрустальное яйцо Фаберже, сейчас разобьется об эту, безусловно безвкусно подобранную, плитку. Так я и выдал свою игру в необычного, культурного бомжа, а ты встал и ушел с теми же словами, которые произнес только что…

Подняв руки и растопырив пальцы, я начал недовольно сотрясать ими, а мой спокойный тембр голоса резко сменился на недовольный крик:

— НУ НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОМНИШЬ ЭТОГО?!

— ДА ОТСТАНЬ ТЫ ОТ МЕНЯ!

Но, несмотря на твои крики, я все равно иду за тобой по пятам, окруженный этой серой, мокрой улицей, и, привлекая к нам внимание всех прохожих в округе, кричу:

— Боже, да просто скажи что помнишь!

— Что тебе нужно от меня, придурок?! -Уже чуть ли не пылая от гнева и забив на мнение прохожих, ты останавливаешься и с безудержной злостью смотришь на преследующего тебя психа.

Я же остановился и, выдавливая из себя каждое слово, прерывисто сказал:

— Выслушай. Мою. Историю. Все просто.

В отчаянии ты берешься за свое лицо. Кажется сейчас ты начнешь свирепо кричать, и в твоей голове явно пробегают мысли об покушении на меня. Однако наружу выходит лишь отчаянный голос задающий этот, воистину риторический, вопрос:

— Так. Ты не отстанешь от меня, пока я ее не выслушаю? Я правильно понял, да?

Я подхожу к тебе так близко, что виден манящий узор в моих зелённых зрачках, и, почти дотягиваясь своими узкими губами до твоего уха, с улыбкой отвечаю:

— Так я начинаю рассказ?

Ты наполняешься безысходностью. Придется отменить вечерние посиделки возле экрана телевизора, перед любимым монитором и даже твое замечательное время за просмотром новостей и постов в телефоне теперь обречено. Ты вздыхаешь. Внутри бушует истерика, но ты скрываешь ее при ответе:

— Да. Пошли.

2.

На самом деле котлета и не собиралась падать.

«Жалкий обманщик» -подумал я, и вышел из кафе, сжимая свою, чуть не утерянную, радость. Она грела мои огрубевшие руки, но, как ты думаешь, почему же я ее не ел?

Ладно, вижу на загадки ты сегодня явно не настроен — я просто тешил себя. Тешил, осознавая что съев ее сейчас, я сразу потеряю сладость ощущения близости с этой аппетитной, свежей говядинкой и уже не будет того прекрасного ощущения обладания.

Однако не только это было причиной. Неужели ты думаешь, что я эгоист? Нет. У меня была семья. Семья обездоленных: братья по несчастью, сестры по ночлежке, и полу-мертвая мать, что лежала на теплотрассе и, упершись в стенку, ожидала лишь смерть. Откровенно говоря — мне кажется она мечтала об этом. В моих же мечтах она заканчивала свои дни на теплом курорте. Однако я ничего не мог поделать.

Слушай, а может рассказать тебе предысторию? Ладно, я знаю что ты не хочешь этого, но придется.

Так вот, ты можешь спросить — «А как же ты оказался в таком положении?» А я отвечу: «я родился в нем». Уж не знаю что стало с моими настоящими родителями, но даже в приюте для сирот для меня не оказалось места.

Однако я попал в другое прекрасное место — цыганский табор! Великолепное время было, жаль лишь то, что его я почти не помню. Я тогда был еще совсем младенец, однако уже объездил весь город, обходил на руках своих вечно меняющихся родителей миллионы домов и увидел миллионы лиц. А так же заработал миллионы для своих первых приемных родителей.

Как тебе такое, а? Думаю мало кто может таким похвастаться!

— Мой маленький бизнес. -Говорила моя основная мать, тошнотворный запах пота которой навсегда въелся в мою память.

Странно, но я почти уверен в том, что моя румынская «приемная» мать — любила меня всем сердцем. Эти нежно сказанные слова въелись в мою память, хоть мне и был где-то год.

Правда, если говорить до конца откровенно, я не знаю сколько мне лет. Да и дату рождения тоже. Просто в один день сказал в магазине, случайно попавшись на спонтанном воровстве, что у меня день рождения. Добрые, толстенькие охранники спросили у меня сколько исполняется, и я ляпнул что мне 3 года. Вот так и пошел отсчет моей спонтанной, но вместе с тем, вечно планирующейся, жизни. Ах да, цыганский табор.

Родной запах навоза возле шатров. Разноцветные платья, громкая музыка, каждодневные походы по базарам и автобусам… Мне так не хватало этого после того как меня забрали.

Когда я начал ходить, мне сразу же дали побираться в не особо плотных скоплениях людей. Из-за моего не цыганского вида все сочувствовали мне, и я стал успешным попрошайкой. Настолько успешным, что смог начать откладывать деньги. Не особо понимая зачем они мне, но все же складывая их к себе в тайный карман, я смог набрать денег на книгу.

Если немного призадуматься, то можно понять что хотел я ее лишь потому, что всякий раз, когда люди проходили мимо меня и даже не замечали, я видел в их руках странные прямоугольные бумажки, собранные в стопку. Наивный детский мозг решил что это магическая вещь, и тут же определился с тем, что она ему непременно нужна.

Я помню тот день когда мой тайник наконец-то наполнился. Положив туда последнюю монетку, я пошел за своей мечтой. Кстати, в тот же день меня и украли из табора. Поразительно, но я начал разрывать шаблоны уже в таком раннем возрасте.

Тогда я шел по гладкой тропинке, в целой куче людей, что пихали меня из стороны в сторону, все больше запутывая меня. Они суетливо общались хоть и на известном мне, но жутко непонятном языке, и это добавляло еще больше страха детскому разуму. Но все же, сквозь их толстые, большие, темные туловища, все равно иногда проглядывался ярко-красный интерьер книжного магазина, который сохранял во мне тлеющие угольки уверенности.

С каждым шагом он становился все ближе, а свет от него бил в глаза все интенсивнее. А меня тем временем, уже бросало с одного края дороги до другого, словно я оказался в урагане, состоящем из людей. Но, упорно проходя через порывы торопливых и нервозных тел, я все-таки дотронулся до заветного, холодного стекла витрины.

И стоило только коснуться его, как лучи света от теплой лампы пронзили мои, только начавшие свой рост, светлые волосы. Глаза загорелись счастьем, но даже не успев разглядеть эти прекрасные обложки, я почувствовал как потливая рука коснулась моего плеча. Она начала втягивать меня вглубь потока людей, что захлестывал меня все новыми слоями, скрывая в себе желтоватый свет исходящий из пристанища моей мечты. Я тонул в людях, и вместе с этим растворялась моя старая, таборная жизнь, заполненная музыкой, яркими красками, и последней нормальной работой в моей жизни.

— Да ты даже не слушаешь! -Вдруг, прерывая рассказ, вскрикиваю я, увидев как ты ищешь пути отхода и ждешь момент когда ими воспользоваться.

— Боже, да чего тебе вечно все не нравится? -В ответ возникаешь ты.

Ты видишь как я пытаюсь в обиде надуть свои лентовидные губы, но поняв что тебе плевать, я отворачиваюсь от тебя и смотрю в свое отражение на фонарном столбе. Взглянув на него, я понял, что даже мне самому сложно в себе узнать того худющего паренька, каким я был два года назад в том кафетерии.

— Слушай, -Я начинаю говорить спокойным, размеренным голосом, который пропитан какой-то непонятной тревогой, -я прошел такой путь, о котором можно написать книгу. Поверь, такие приключения тебе даже и не снились, а если и снились — ты забыл о них как о самом жутком кошмаре. -Я поворачиваю голову к тебе и демонстративно облизываю свои зубы. Злобная улыбка начинает зиять на моем, качающемся из стороны в сторону, лице, — Неужели тебе не интересно что натворило то чудовище, которое выжило благодаря тебе?

Ты смотришь на меня, на мои, неуклюже сбритые по бокам, зелёные волосы и помятый пиджак белоснежного цвета, который надет на голое, татуированное тело. Действительно, я самый настоящий псих на вид.

— Хмм… П-почему же ты чудовище? — Вдруг, своим типичным, неуверенным и дрожащим голосом, говоришь ты.

В моих глазах загорается огонь как только я ощущаю твою заинтересованность. В кривой улыбке я обнажаю свой клык и, пародируя тебя, произношу:

— Б-б-боишься?

— Боже, просто расскажи что ты там натворил и закончим это…

3

Меня усадили в машину и надели мешок на голову. До сих пор мне не понятно почему же выбрали именно меня. Может быть меня продал барон, или же просто я был такой красивый, но, факт остается фактом — меня куда-то увозили.

В моей голове не было никаких мыслей. Я лишь вспоминал о той витрине с книгами и пытался восстановить эту картину, чтобы вновь увидеть вблизи те магические листочки, обернутые в красивые обложки.

Мы ехали очень долго, и мне начинало казаться, что когда меня вытащат то я буду уже на несколько сантиметров выше. Будучи в таборе я всегда мечтал стать выше, чтобы наконец-то люди, вечно слоняющиеся вокруг шатров, перестали спотыкаться об меня.

Но, отнюдь, когда меня вытащили не настал даже вечер, а когда с меня сняли этот пахучий мешок я очутился в белоснежном кабинете, который был полностью завешан плакатами с болезнями и странными людьми.

За столом сидел, постоянно поправляя свои толстые очки, старик в медицинском халате и он явно веселился.

— А этого куда? На органы или на блюдо? -Сказав это, он отчего то засмеялся.

— Да нет, -сотрясая пол, ко мне подошел какой-то дуболом и, положив на мою голову огромную руку, продолжил, -он вроде славный малый. Босс говорит, что хочет сделать из него подарок своей дочке.

— Живая кукла? -Старик очень удивился, а я, не зная что такое кукла, радовался тому что хотя бы живая.

— Именно. А как наиграется наверное на органы или в рабство, если достаточно подрастет к тому времени.

Тем временем, не понимая о чем они говорят, я игрался с кушеткой, то задвигая ее, то раздвигая. Мне казалось это очень интересным и увлекательным. Настолько, что это наверное самый отчетливый момент в памяти о детстве, до того как меня отвезли в тот шикарный особняк…

— Серьезно? -Ты перебиваешь меня, на этот раз заглядывая в мое лицо.

— Да! И именно поэтому я так хорошо запомнил о чем они говорили в тот момент, а что было после — забыл. Наверное это был просто скучный медосмотр, надеюсь хотя бы на кушетке.

— Да я не про это, боже! -Ты закрываешь рукой свое лицо и думаешь — «Почему же он такой надоедливый и, в придачу к этому, тупой!», а после продолжаешь, -Ты серьезно был куклой для девочки?

— Не просто девочки… -Я поднял голову наверх, и мечтательно разглядывая небеса будто в попытках что-то найти, с счастьем в голосе сказал, -Прекрасной, белокурой ровесницы, момент встречи с которой навсегда врезался в мою память и изменил жизнь…

После огромного количества проверок, настолько огромного что уже успела наступить ночь, меня повезли в закрытый магазин. Судя по тому, что его открыли специально для нас, это был магазин отца моей будущей хозяйки. Передо мной открыли дверь и я оказался в заполненном самыми различными вещами, ярком и красивом царстве одежды. Как ты понимаешь — они решили красочно завернуть подарок.

— Слушай, а как зовут-то его? -Спросил Максим, тот самый бугай, который водил меня к доктору, а в последствии ставший для меня временной заменой отцу.

— Плевать. Фелиция уж точно даст ему имя, точно так же как той канарейке. Кстати куда она подевалась?

— Ее нашли мертвой во дворе. Фелиция сказала что случайно выпустила ее.

— А, ну и ладно. В общем, хоть Бобик он, хоть Юлиан — тебе какая разница? -Парень что ответил ему, начал активно перебирать кучи сложенных комплектов одежд, тщательно выискивая в них какую-то, очень важную для него вещь. Немного устав, он выпрямился и взмолился к потолку, -Боже, где тот костюм, который шеф выбрал?

— Ну, знаешь… -Не обращая на вопрос того странного паренька, вновь начал свою тему Макс, -А вдруг он не отзовется на это имя? Надо его как-то подготовить к этому.

Макс повернулся ко мне и удивился — я стоял возле стеклянной витрины и усердно пытался содрать с приклеенного к ней рекламного плаката напечатанную на нем книгу.

— Эй, мелкий, открою тебе секрет — она не настоящая. Не трать силы. Лучше скажи мне, как же тебя зовут?

Но я не мог сказать ему, ведь мне и не собирались давать имя в таборе, с презрением называя «белый вороненок». Как я понял, они сделали это специально — дабы не привязываться ко мне и продать как только я стану взрослее. Поэтому я просто встал возле плаката, и виновато опустил голову.

— Он сам не знает, круто ведь! -Вдруг оживился искатель, -Точно станет ей как собачка. О! -Он поднял над собой белоснежный маленький костюм, -Нашел! Иди-ка сюда, щеночек, мы тебя сейчас украсим!

4

— Слушай, малой, это очень важный день и ты должен… Нет, ты обязан вести себя подобающе!

Я очнулся в теплой кроватке в тот день, и это чувство было для меня очень необычным. В таборе я всегда спал там, где уснул: в стоге сена, на траве, под столом, в немытых ногах какой-то замученной до смерти цыганки, и в множестве других мест, которые даже сложно представить. Но тогда я очнулся в белой кровати, хоть и заснул когда ехал после примерки в снятую для ночевки квартиру. Уснул я прямо на ногах Максима, который, разбудив меня утром, сразу принялся читать лекции своим, уже более смягчившемся, однако остающимся громогласным, голосом:

— … Не трогай ее если она не хочет. Если не понял что она говорит — смотри на нее щенячими глазками. Если понял — делай это. И без разницы что она хочет — она твоя хозяйка. Единственное что ты не должен выполнять это то, что может ее покалечить. Взамен ты получишь конфеты, кроватку и в целом все что захочешь! Понял?

— Нет.

Макс, явно не ожидавший такого поворота, взялся за свою крупную переносицу и закатил глаза. Вздохнув, он начал решать недопонимание:

— Что же ты не понял?

— Что такое конфеты?

Он с усмешкой улыбнулся и потеребил мои волосы. Не понятно почему, но даже будучи ребенком, я вдруг почувствовал что он привязывается ко мне.

— Это очень вкусная еда. -Ответил он, -Тебе она точно понравится, вот увидишь. Все остальное то понял?

Я не понял тогда еще около половины из того что он сказал, но интересны мне были именно конфеты:

— Да.

— Почему тебя так заинтересовали конфеты, хоть ты и не знал что это такое?

Пару минут назад мы уселись на мокрую скамейку и я, уже с присущей мне вальяжностью, раскинулся на ней, потеснив тебя к краю. Однако ты даже не возражаешь, а лишь продолжаешь смущенно разглядывать меня. Ты замечаешь на моей ключице выбитую замысловатым шрифтом татуировку: «Delicious sweetie» («Вкуснейшая конфетка»).

— Я не знаю. Я будто почувствовал что это то, что так нужно моему организму. То, без чего я больше не проживу. -Увидев твой пристальный взгляд на моей ключице я посмеялся, -Ха, я вижу ты заметил эту надпись! Отнюдь, ты думаешь не о той конфетке…

После лекции мы поехали куда-то в горы на огромном красном джипе. Несмотря на то, что ехали мы все дальше вглубь лесов и рек, ровная дорога не заканчивалась. Когда меня возили по точкам побора, я каждую секунду чувствовал вибрацию от дороги и не было ни одной поездки, чтобы я не пролил на себя свой стаканчик с водой, который мне давали перед тем как выпустить из маршрутки.

Но тут была совершенно другая ситуация. За весь путь я не почувствовал ни одного скачка. Казалось что на дороге нету ни единого камешка, и это заставляло мой маленький мозг сомневаться — а не сон ли это?

За все время поездки, мне раз двадцать объяснили как мне себя вести и что делать:

— Смотри, вот коробка, -Макс заметно нервничал говоря это. На нем был новый черный костюм, и странный розовый галстук, который забирал все мое внимание, -Ты в ней сидишь, тебя ставят, и как только я говорю: -«Покажись, подарочек» я открываю ее, а ты встаешь и говоришь, забирай меня.

— А дальше?

— Странно, но ты мне кажешься слишком взрослым для своих лет. Вы явно подружитесь с Фелицией. Дальше жесткая импровизация.

Вновь непонятное слово. За два дня вместе с Максом я узнал огромное количество новых слов, и где-то половину своего нынешнего словаря матов.

— Что такое импровизация?

Макс нахмурился, видимо осознав что он ошибся, и я все же маленький ребенок.

— Ну, это когда плывешь по течению.

— Что значит по течению? -Продолжал я.

Он сам загонял себя в эту ловушку раз за разом, объясняя мне что-либо какими-то новыми словами. Позже это стало моей любимой игрой, и кажется это заставило его начать читать и познавать мир.

— Слушай, ты говорил о каких-то кошмарах которые мне даже не снились. Как-то не ощущается.

— Р-гх-а-а-а! -Все люди сразу же поворачиваются на мой крик и смотрят за тем, как я сжимаю свои виски и выпучиваю глаза, -Ты можешь подождать, я тебе рассказываю о ней! О НЕЙ! Как ты не понимаешь?!

Испугавшись, ты прижимаешься еще больше в свой угол, украдкой думая «Зачем я вообще связался с ним.» Но в то же мгновение мое поведение возвращается в уравновешенное состояние.

— Прости. Не пугайся так, пожалуйста.

Немного подумав о том прощать меня или нет, ты все-таки решаешься на попытку возобновить мой рассказ:

— О-о ней. Э-это о с-своей жизни?

Ты видишь как я резко меняю лицо, будто мне сложно это сказать. Кажется будто меня что-то разрывает изнутри.

— О Фелиции…

Когда мы приехали меня, прямо в машине, посадили в празднично украшенную, большую даже для меня, коробку и, накрыв крышкой что была увенчана розовым бантиком, подняли. Я оказался в кромешной тьме и неизвестности.

«Что будет дальше. Что мне делать. Блин, а если я ей не понравлюсь. Или вдруг она будет страшной. Фу. Мне придется быть с девочкой.» -Каскадом проносилось в моей голове.

Девочки в моем таборе были откровенно ужасны. Ну, если быть до конца откровенным, там все были очень страшные и не ухоженные. Еще от всех просто разило потом, но это было не так страшно, ведь самое ужасное что там было — это презрение.

Как ты мог заметить я совсем не похож на цыгана. Я скорее какой-то скандинав. Моя слишком белая кожа казалась для них уродством, и это было главной причиной почему меня презирали даже изгои.

И я очень боялся что она окажется точно такой же как те цыганские курицы, вечно пинавшие меня и дискриминирующие во всем, включая еду. Начав вспоминать все это, я перестал понимать почему мне так нравилось там. Наверное всему виной ностальгия по первой матери, которая так ласково называла меня своим любимым бизнесом.

Теперь же, согнувшись в этой темноте и дрожа перед неопознанным будущим, я понимал, что оказался не бизнесом, а самым настоящим товаром. Игрушкой, которую в любой момент могут выкинуть за то, что она больше не может быть такой же интересной как раньше.

Тряска вдруг прекратилась. Меня поставили на пол и я, оторвавшись от своих мыслей, услышал веселую музыку и радостные быстрые шаги идущие ко мне. Они были слишком грузные для ребенка, и в моей фантазии сразу же вырисовалась картина толстой, отвратной мне девочки, и того как она ест меня на ужин своими золотыми вилками, попутно разрезая меня на части своим серебряным, покрытым бриллиантами, ножом. Кажется мой разум всегда стремился к насилию, иначе очень сложно объяснить то, что у меня вдруг появились такие мысли в столь раннем возрасте.

Шаги внезапно затихли, и ее начал поздравлять гундосящий голос:

— Дорогая моя, Фелиция. Тебе сегодня исполняется 4 годика.

— Слушай, я тут понял что мне на самом деле 19 лет, а при нашей встрече было 17.

— Эм?

— Ну блин, Макс ведь сказал же что я ее ровесник, значит мне тоже было 4 года. Если так пересчитывать, то мне сейчас 19. -Я смотрю на тебя и вижу что тебя ввел в недоумение мой резкий переход к теме возраста, поэтому отступаю, -Ладно, забей. В любом случае я всегда всем называл разные возраста, поэтому продолжу…

Ее поздравлял отец и у него был характерный для маленьких толстячков голос:

— Дорогая Фелиция, тебе сегодня исполняется 4 годика. И я, как любящий отец, решил выполнить все твои заранее загаданные желания! Абсолютно каждый из них в этих коробочках!

И, как только он закончил речь, я услышал как кто-то начал рвать упаковки и вытряхивать их содержимое. У нее не было никакого восторга. Сейчас я даже представляю какое же было ошеломленное лицо у ее отца. Раз за разом его надежда на радость избалованной дочки угасала, и питалась она лишь самым необычным подарком, в самой большой коробке. Мной.

Еще минут пять я сидел и слушал как рвутся десятки упаковок, и ни одного вопля или хотя бы даже радостного вздоха, такого когда выдыхаешь воздуха чуть больше чем обычно в тем моменты когда тебе немного весело, я не услышал. Ей было абсолютно плевать на все подарки. И меня это очень удивило. Я, уже тогда, понимал, что ее отец очень богат и не мог даже вообразить какие там подарки. В принципе я вообще не знал какие подарки дарят детям, ведь максимум что мне дарили цыгане — это новую одежду. И то, лишь тогда, когда старая уже переставала налезать.

И тут, видимо когда закончились остальные подарки, задыхающийся от волнения отец объявил:

— Феля, настало время главного подарка! Максик, открывай.

Я замер в ожидании. Остались секунды до того как я увижу человека, чьим рабом я буду еще долгое время. Может быть даже всю жизнь. В тот момент мое сердце взбесилось настолько, что мои руки затряслись в такт его биению, а голова начинала кружиться.

— Покажись, подарочек

Я понимал, что стоит мне облажаться — и меня тут же выкинут за ненадобностью. Мне нужно было быть прекрасным питомцем, а не перепуганным, словно Маугли в первый раз увидевший людей, детенышем. Крышка начала пропускать свет, и как только он ударил в мои глаза я успокоился. В тот момент я осознал — нет смысла бояться того, что неизбежно. Главное быть готовым, а за те двое суток меня подготовили на высшем уровне.

5

Я оказался в роскошном доме. Почти всё в нем было или богатого белого цвета, такого же как мой пиджак, или же благородных коричневых и золотых цветов. Возле правой стены была винтовая лестница из какого-то жутко дорогого дерева. На ней стоял разодетый в кроваво-красную свободную одежду отец девочки, а в центре гостиной стоял белый диван и рояль. Слева висели картины и камин. На четырех метровом потолке свисала огромная хрустальная люстра. И прямо под ней стояла она — Фелиция.

Она была полным антиподом цыганок, и очень похожа на меня: белейшая кожа, сливающиеся с белым интерьером волосы, травянисто-зеленные глаза, не слишком выпирающие скулы и тоненькие губешки, которые выражали полнейшее удивление и подлинную радость. А одета она была в ярко-розовое платье с имитацией корсета и больших бедер — точно как у диснеевских принцесс.

Я почувствовал как большие ладошки берут меня подмышки и подносят к ней. Она приплясывала, прыгая с одной ноги на другую, и потирала ладошки, иногда прижимая их к своим щечкам.

Я в пути к ней я успел посмотреть на ее отца и увидел как он сияет от радости. Этот человек просто обожал ее. Она стала для него смыслом жизни после смерти ее матери. От чего она умерла так и осталось для меня тайной, но я точно знаю что до этого момента ее отец никогда не был так счастлив, если не считать время до смерти Лионы. Даже я уловил это с первого взгляда. Моя единственная обязанность была выполнена без каких-либо усилий с моей стороны.

Как только меня поставили на пол возле Фелиции она сразу же сбила меня с ног кинувшись в объятия. Сначала, никогда не знавший ласки, я подумал что она пытается меня задушить (А вот это я испытал на себе не раз), но неожиданно оказалось что это приятно. Так и заканчивается это воспоминание — мы вместе с ней лежим на полу и она никак не может отлипнуть от меня.

— Вау. А почему она была так рада тебе? В смысле, зачем вообще ей нужен был живой мальчик как игрушка?

— Это совершенно другая история, -Я призадумался, но понял, что все-таки это необходимо рассказать сейчас, -ну ладно, если вкратце — она не общалась с ровесниками и поэтому ей было скучно и одиноко. Предугадывая вопрос отвечу: не общалась она из-за своего отца. Он нанимал ей частных учителей, которых точно так же, как и меня в тот день, привозили сюда из города для ее обучения.

— Зачем ему это?

— Все просто, друг. Потеряв свою жену, он предпринял все, даже самые параноидальные, попытки уберечь ее от каких-либо опасностей. А когда ее увозили в детский садик он и секунды не мог провести без представления о том, как Фелиция умирает. Поэтому он и решил сохранить свои нервы таким способом.

Но ты не унимаешься:

— А привозить маленького не понятного мальчика в дом это не опасно?

— Ну… -Я призадумываюсь и чешу свою голову. Под волосами проглядывает шрам, -Меня ведь не просто так привезли. Как оказалось, меня очень тщательно отобрали из тысяч детей! Сам того не понимая, я прошел наверное самый крупный кастинг в мире среди «детей-призраков». Ну, -Увидев твое озадаченное лицо, я, словно Макс, вновь пытаюсь объяснить тебе это, -Призраки это такие дети, на которых нету никаких документов и которых не будут искать, если вдруг ты не понял. Да и к тому же, с нами всегда ходил Макс, который был ее телохранителем, а в детском саду и школе — такое довольно сложно устроить так, чтобы дети не нервничали и переживали.

— Он был с вами все 24 часа в сутки?

— Давай я продолжу целостный рассказ, а не буду каждую минуту разъяснять каждую мелочь? Сам все поймешь.

Ты смотришь на меня смирившись с этим условием и я, замечая это и вновь почесав свои растрепанные зеленные волосы дабы вспомнить что было дальше, продолжаю:

Следующее что я помню — это то, как меня оставили одного в комнате, в то время как отец и Фелиция поехали на какую-то встречу. Кажется, это было необходимо лишь для того, чтобы порадовать его друзей и партнеров, ведь Фэл очень сильно противилась этому. Я даже заметил несколько царапин на своих руках, которые появились когда меня оттаскивали от нее, а она впилась в мои руки в попытке удержать.

И все-таки, несмотря на ее старания, я остался один в огромной розовой комнате, заполненной игрушками и, о чудо, с целой полкой книг! Я быстро побежал к ней и начал брать одну книгу за одной. Там были самые разнообразные сказки с красивейшими рисунками, а некоторые даже с озвучкой. Особенно мне запомнилась сказка «Снежная королева».

Это была моя первая книга, так как именно она, упав и открывшись во время того, как я копался в этом шкафу, начала свой рассказ.

«Ну, начнем!» — раздалось теплым голосом из уголка этой волшебной стопки. Именно так и началась моя первая книга.

Сначала я перепугался, и мой разум убедился в том, что книги — это магические вещи. В первые секунды я боялся даже прикоснуться к ней. Спрятавшись под розовым стулом, на спинке которого красовалось изображение куклы Барби, я принялся искать хоть что-нибудь длинное и крепкое — что-то на подобии палки.

Мне хотелось проверить кусается ли эта штука, и какова у нее будет реакция в целом. Наверное это глупо звучит, но не найдя ничего другого, я взял стул и потыкал им. Не заметив никакой ответной реакции, я все-таки посмел дотронуться до страниц. На них были кучи непонятных символов. Я обнаружил что не умею читать.

6

Когда вернулась Фелиция я уже дослушал сказку до конца и, пребывая в шоке от такой удивительной истории, лежал на пушистом, угадай какого цвета, коврике.

Да, там все было розовое, каждый уголок, поэтому я больше не буду описывать какого цвета были объекты. Откровенно говоря, тогда я именно так и представлял комнату богатой девочки, но все же это было удивительно.

Макс открыл дверь и вошел заводя Фэл в комнату, которая только увидев меня, вновь положила меня на лопатки своим прыжком.

— Ти типер-рь нафсигда мой!

Не знаю говорил ли я точно так же, но из-за отсутствия нескольких зубов она очень часто не выговаривала буквы В, Е и иногда растягивала Р примерно до 6—7 лет. Я не буду пародировать ее, а то она обидится, поэтому просто знай это.

После получаса в объятиях, в которых я послушно лежал и повторял ее действия, она все-таки решила начать со мной разговор:

— А как тебя зовут? Я Фелиция, а для тебя Феля!

Она протянула мне свою маленькую ладошку, показывая свои добрые намерения.

— Я… -Я задумался, так как не ожидал что мне дадут шанс самому выбрать себе имя. Все еще находясь под впечатлением от книги я ответил, -Кай.

Ее глаза раскрылись точно так же как и рот, образовавший гримасу удивления плохого актера. Но, как мне кажется, в нее это вселило неподдельный восторг.

— Прямо как героя моей любимой сказки!

— Снежная королева?

— Да-а-а! Ты тоже ее любишь?

На тот момент это была единственная сказка которую я слышал, поэтому я с чистым сердцем ответил:

— Да. Самая любимая.

— А можно я буду Гердой? -Она мечтательно задрала голову и посмотрела на роз… На потолок, после чего стеснительно прижала руки к своему платью, -Мы будем словно они!

— И ты будешь меня спасать?

— Всегда и от всего!

Тихо щелкнула дверь. Мы одновременно повернулись к ней и увидели что Макса больше нет. Убедившись что мы поладили, он вышел из комнаты чтобы заняться какими-то своими делами. Мы остались одни.

— Я ненавижу розовый цвет. -С неожиданной для маленькой девочки агрессивностью, прошептала мне на ухо новоиспеченная Герда, -Ты просто не представляешь насколько сложно мне его терпеть.

От шока я обернулся обратно к ней и с небольшой паникой сказал:

— Но… Почему тогда все такое розовое?

Фелиция очень резко изменилась, будто повзрослев сразу лет на 5. Ее движения стали более плавными и разумными, а голос спокойнее, что не сказать о моем. Я задрожал перед ней, а она ответила с еще большей надменностью:

— Моя мать, она обожала белый. Сам видишь по дому. А отец страстный поклонник красного, и я видела что ты обратил на это внимание. А я, как их смешение, должна любить смесь белого и красного — розовый. А ты какой цвет любишь? Надеюсь не его.

Сначала я призадумался и начал перебирать все цвета в мире, которые я знал. На ум приходили желтый, красный, зеленый и много других не менее ярких цветов, но ни один не был фаворитом. Осознав это, я сказал:

— Я не знаю какой цвет я люблю больше всего. -Я опустил голову, и улыбнувшись посмотрел в ее глаза, одновременно с этим сказав, -Но розовый явно не по мне.

Она усмехнулась и беззубая улыбка сморщила ее нос. Она начала кивать, одновременно с этим говоря:

— Р-розофый дир-рьмо, не прафда ли?

Ты замечаешь как на этих словах я начинаю истерично ржать.

— Что тебя так рассмешило?

Я сразу изменяюсь в лице и успокаиваюсь, поправляя пиджак. Я вновь посматриваю на небо и, не отворачиваясь, отвечаю:

— Просто представь: ангел во плоти, в розовой комнатке, в розовом платье, с розовыми ноготками и розовой помадой, неожиданно подходит к тебе со спины и, касаясь губками до твоего уха, угрожающе говорит что розовый дерьмо. Она именно так и сказала -«Розовый дерь-мо». Я думал она и слов таких не знает! Честно — выпал тогда в осадок. Просто встал как вкопанный и думал «Какого хрена? Какого хрена та маленькая девочка, которая пару минут назад была типичной глупой милашкой, оказалась такой грубой.»

Я замечаю на твоем лице улыбку. Не знаю искренняя она или ты просто поддерживаешь меня, но мне это доставляет жуткий экстаз. Я, с еще большим рвением и мечтательностью, продолжаю свой рассказ:

— Эй, ты меня слышишь? -Она провела рукой перед моими глазами, -Кай, тебя спрашивает Герда, дерьмо или нет?

— Да. -Все-таки отозвался я, -Полнейшее. Меня уже тошнит от него.

— Мы точно созданы друг для друга, -Она приблизилась ко мне еще больше, и, уже с меньшим фанатизмом, но более искренне обняла меня, после чего добавила, -И никогда не думай что ты питомец.

— А кто я для тебя тогда?

— Тот, кто сможет помочь мне. -Она сказала это так таинственно и загадочно, что я даже удивился:

— С чем?

— Сделать мою жизнь одной из самых необычных в этом чертовски скучном мире.

Я, решив что это лишь мечты маленькой девочки о совместных ролевых играх в куклы или догонялки, перевел тему:

— А какие еще сказки ты знаешь?

7

С этого часа каждый день мы проводили вместе: нас вместе учили читать, и как только мы научились делать это, нам стали доступны все книги с ее полки. Сидя на ее кроватке спина к спине, мы с упоением зачитывались самыми разнообразными сказками, по очереди читая их вслух.

А после уроков наступало время обеда, где мы кушали чуть-ли не с одной тарелки, и как только последнее блюдо становилось съеденным, мы убегали наверх, обратно в ее комнату. Кто прибегал последним — читал вторым, поэтому этот забег становился все суровее изо дня в день.

К пяти годам она где-то вычитала как ставить растяжки, а может быть и вправду додумалась сама, и мне пришлось становиться все более ловким чтобы прибегать первым. С увеличением моего мастерства она начинала придумывать все более изощренные ловушки.

Когда наступала весна мы часто выбегали в лес на поиски подснежников, представляя что вот-вот мы наткнемся на времена года, прямо как в той сказке. Откровенно говоря, наши жестокие сердца сговорились убить Зиму, именно поэтому мы так яростно и с упорством искали эти гребанные подснежники в небольшом лесу возле нашего дома. Поиски не утихали даже в апреле.

Конечно лес был огорожен неприступным забором алого цвета, но детские лопатки, в сочетании с нашим не детским упорством, сделали для нас очень удобный подкоп.

А в мае у нас начинался период купания. Я очень долго не умел плавать, поэтому она заманивала меня на край бассейна и сталкивала в воду, после чего спасала. После каждого успешно осуществленного плана она начинала вальяжно прогуливаться возле моего тела, которое, обездвиженное шоком, лежало в биологической стагнации, и говорить:

— Я ведь сказала — я всегда буду тебя спасать!

— Ты ведь спасаешь меня от последствий своих поступков! -Отзывался я, стоило лишь отойти от паники.

А она лишь ехидно улыбалась и говорила голосом карикатурного злодея: -О том, что я не буду подвергать тебя опасности — я ничего не говорила.

Ты думаешь, что после того, как я научился плавать что-то изменилось? Да, изменилось, теперь она стала еще и топить меня, доводя до панических атак. И когда силы начинали покидать меня — мигом спасала.

Из-за этого я становился все сильнее, и вскоре ей пришлось смириться с тем, что я стал непотопляемым. С того момента я перестал с нетерпением ждать осени. Но она неминуемо наступала.

К осени мы уже успели препарировать огромное количество жуков. Кажется она изучила их вдоль и поперек, после чего отстала от бедных созданий. Также мы узнали куда постоянно уходил Макс.

Каждый раз, выходя из нашей комнаты, он закрывал нас на ключ. Каждый раз, кроме одного. И мы, не услышав щелчка поворота замочного затвора, тихо побежали за ним.

— В туалет ходит, в сотку играть — 100 процентов. -Сказала Фэл, но он прошел мимо него. Наш азарт неустанно стал разогреваться с каждым его шагом.

Он вошел на кухню. В нашем доме это была отдельная комната с собственной дородной поварихой. Он тихо закрыл дверь, и после этого послышался щелчок. Тот самый, которого не хватило для сокрытия его маленькой тайны. После него послышались стоны.

— Трахаются. Я уверена. -Отрезала Фелиция.

— Что это такое? -Сказав это, я наивно вытаращился на нее.

Она цыкнула, и закатила глаза. Впрочем она всегда делала так, когда я чего-то не понимал, добавляя к этому свой особый, заумный, пафосный голосок:

— Ну, занимаются сексом, только грубее.

— Грубее занимаются?

Раздался шлепок ее руки об лоб. Она не могла поверить в то, что я настолько наивен.

— Напомни, почему ты мне так нравишься-то?

Я точно покрылся краской в тот момент, а она невозмутимо смотрела на меня исподлобья, и ожидала ответа.

— Я тебе нравлюсь?

Когда она поняла что сказала лишнего ее лицо тут же опередило мое по степени красноты. Смущаясь, она отвернулась и быстро затараторила:

— Забудь пожалуйста… Нам пора бежать наверх!

И я забыл, как и велела мне Фелиция.

Так и шли месяца. Мне хочется рассказать тебе каждый, даже самый обычный, день, каждую нашу прочитанную книгу, и то, как мы с жаждой, да и немного ненавидя друг друга, спорили о том, чья же книга все-таки лучше. Я хочу чтобы ты узнал о том, как мы спали в одной кроватке, постоянно пихаясь и ссорясь из-за одеяла, и то, как проснувшись ночью мы скидывали друг друга, а потом не давали забраться обратно.

Я мог бы рассказать много чего другого, но приходится выбирать самое важное и интересное, с холодным умом отрезая лишние, но такие дорогие, воспоминания.

Я помню как в 8 лет мы научились кататься на велосипеде, и первым кто преуспел в этом был я. Думаю я никогда не забуду тот день. Пообедав, мы как всегда побежали на перегонки в комнату. Я опережал ее, и уже взбежал по лестнице на верх, когда услышал хруст под ногой, и в тот же момент сзади послышалось «СТОЙ». В ту же секунду я остановился, боясь оторвать от пола ногу, которой наступил на то, что вызвало этот хруст.

— Что случилось? -Немного побаиваясь что это лишь уловка, но все-таки боясь за свою жизнь больше, сказал я, -Это твоя ловушка?

Я заметил как она перестала бежать, и уже спокойно и методично, словно модель на подиуме, подходит ко мне и проводит рукой по моему плечу, -Ловушка? Не-е-е… Мина!

С этого слова холод начал проникать в глубины моей головы. Я не мог поверить в то, что она способно на такое. Однако я с точно такой же силой верил, что этот ребенок способен на все, и поэтому, уже с ноткой ужаса, спросил:

— Ты шутишь? Ты не могла сделать мину!

Фелиция же откинула свои волосы, и, подойдя так, что наши носы соприкоснулись, сказала:

— Смогла.

Я взглянул в ее глаза и не нашел ни зацепки для того, чтобы уличить ее в лжи. Маленькая дьяволица, с небрежной розовой помадой на губах, вполне могла сделать это, ведь уже около месяца я прибегал первым.

— Ну что ж, -она нежно пошлепала меня по щеке, -стой тут, пока я буду читать книжки без тебя.

Сказав это, она наиграно мило улыбнулась, и начала разворачиваться чтобы пойти в комнату. Но я схватил ее за руку и подтянул к себе.

— Ты уверена? -И шепнув ей это на ушко, я со злостью сказал, -Скорее ты умрешь тут со мной. -После чего оторвал ногу от пола и начал ожидать взрыва.

Но его, как ты понимаешь, не было. В принципе, можно было догадаться о том, что она не сделает мину, ну или, по крайней мере, не будет испытывать ее на мне. Однако у разума ребенка не возникло этих сомнений. Да и тем более — это ведь Фелиция! Она может всё что угодно.

— Неужели ты бы взорвал нас обоих?! -Она нервно пыталась вырвать свою руку из моей мертвой хватки, попутно нанося по ней удары и пару раз даже укусив, оставив на ней следы помады, -Ты что совсем псих?!

Я же тем временем тоже не мог поверить в свою решительность и просто смотрел то на нее, то на дверь, желая поскорее уйти с этого чертового коридора. Однако у Фэл было совсем другое на уме.

— А если бы я и вправду мину поставила?! Что тогда? Я ведь могу! Могу, черт тебя дери! -С каждой секундой она все больше наращивала свои силы, будто злость придавала ей их. Но в тот момент я даже не чувствовал шлепков ее ладоней, да и не особо вникал в то, что она говорит.

— Что тут произошло? -спросил поднявшийся на вопли отец, -Почему ты бьешь его?

Как только она услышала его голос, сущий дьявол сразу куда-то исчез, а на его месте появилась маленькая, беззащитная девочка:

— Он поставил мне подножку, чтобы я не прибежала первее! Я уда-арилась! -Сказав это, она улыбнулась той стороной лица, которая была обращена ко мне. Думаю она была одна из самых двуличных детей в мире.

Я же тем временем напугался еще больше. Даже не знаю что для меня было лучше — быть выкинутым из дома в 8 летнем возрасте, или же взорваться на мине. И видимо я был напуган настолько, что даже ее близорукий отец заметил это:

— Так, а ну-ка давай-те миритесь! Или лучше, пошлите. Я научу вас кое-чему.

И мы, выбрав второй вариант, покорно начали спускаться за ним к его гаражу, где уже почти год стояли два маленьких, но я уверен что дорогостоящих, велосипеда. С большой не охотой Фэл взяла розовый, понимая что стоит ей спалить свою двуличностную натуру, как доверия к ней сразу же станет в разы меньше. Я же взял бежево-белый, и покатил его на полянку длиной метров 30, что располагалась возле нашего дома.

Первой начинала свои попытки Фэл, и делала она это с каким-то слишком большим энтузиазмом и рвением, видимо пытаясь показать свое первенство в нашей паре. И вот, стоило только ей оторвать свою ногу от земли — как она с грохотом упала на мягкую травку. Отец подбежал к ней, и, тряся своим пузом, начал помогать ей встать. Фэл же смотрела на меня. Она наблюдала за тем, есть ли на моем лице улыбка, и увидев ее злобно нахмурила свой маленький, позеленевший от травы, носик. Я заметил это и сел на велосипед, желая разозлить ее еще больше.

— Ну давай же, попробуй Мистер Первый! -Со злобой сказала она. И я попробовал.

Отец, увидев то как я еду, обрадовался за меня так, будто я его родной. На самом деле он был безумно рад тому, что я появился в их семье. Фактически я стал членом семьи и единственное что отличало меня от Фелиции это то, что меня не брали с собой в поездки. Я еще долго не выходил из наших краев в город, и Фэл очень завидовала мне из-за этого, ведь когда ее не было я читал книги.

Проехав двадцать метров, меня вдруг выкинуло вперед, будто я въехал в какую-то стенку. О том, что это за фигня была, я думал вплоть до 16 лет. Но в тот момент — я лишь сделал вид что наехал на камень и со страху подпрыгнул, совершенно забыв о том, что я на велосипеде. Лежа в траве я заметил ужасно довольную ухмылку Фэл. Она радовалась так, будто исполнилось то, о чем она так сильно мечтала.

С этого дня мы соперничали с Фелицией во всем, а также очень много спорили и ссорились. И очень часто тот, кто занял место в кровати, не впускал второго, и ему оставалось лишь спать на полу. Практически каждый день, Фэл запиралась в кладовке, которую отец отдал ей для его опытов. А мне ничего не оставалось, кроме как тренироваться и читать свои книжки, покорно ожидая моего единственного друга, который считал меня врагом.

Но все изменилось к десяти годам, когда нам купили телевизор и провели к нему интернет. Это стало поворотным моментом в нашей жизни и взаимоотношениях. Больше не было ни одного вечера без совместного просмотра фильма или сериала. Мы прижимались друг к дружке, обнимались и включали его, после чего погружались в очередную историю.

Если она захватывала нас, то мы непременно начинали обыгрывать ее. Это было не сложно, учитывая актерский талант Фэл: она могла рыдать, истерично смеяться без причины, отыгрывать тирана, который получался страшнее Гитлера и тут же сменять свой образ на женственную, сексуальную даму. Когда она делала так, я не мог сдержать смеха, после чего попадал под шквал ударов маленькой бестии.

Зная о нашей наклонности к дракам, нам запретили до 12 лет смотреть что-либо кроме детских мультиков или фильмов для всей семьи.

— Меня тошнит от всей этой ванильной фигни и хороших концовок. -Говоря это, Фелиция каждый раз засовывала в рот два пальца, изображая что вот вот вызовет рвоту. Удивительно, но в ее исполнении этот знак смотрелся очень милым несмотря ни на что. Еще не вытащив его их, она предлагала, -Может создадим фильмы с плохими концами когда вырастем?

Меня точно также бесили эти скучные, глупые, типично положительные, фильмы. И, к тому же, я начинал понимать что люблю ее, поэтому не мог не соглашаться с ней. Оно и не удивительно, она росла прекрасной девушкой, и было бы сложно остаться к ней равнодушным. К 12 годам ее волосы почему-то начали становиться немного серебристые, у нее уже начинала расти грудь, да и в целом, внешне она приобретала женственность. Но вот о внутренней части такого сказать нельзя — она была не типичной девушкой, но это жутко манило. Грубая, саркастичная, твердая — эти качества создавали резонанс с ее милейшей внешностью.

— А каким был ты?

Я замялся, будто не хочу вспоминать свое прошлое. Видимо я явно не нравился себе в те времена, однако под твоим напором я все же отвечаю тебе:

— Ну, я становился опять же все сильнее и более ловким. Ее ум был способен создавать самые необычные препятствия и ловушки — и первой их жертвой становился я. Каждый день, особенно после того как она начала все чаще закрываться в своей лаборатории, я боялся подорваться на мине по-настоящему, поэтому занимался и, почти каждый день, качался с маленькой штангой. А Макс, по нашей просьбе, начал учить меня вместе с Фелицией боевым искусствам. В итоге, к 12 годам, даже несмотря на мое худощавое строение тела, у меня уже появились мышцы. В общем-то, как видишь и на лицо я довольно симпатичен.

Ты вглядываешься в мои очертания. Сложно назвать Голливудским актером, но чем больше ты общаешься со мной, тем более красивым я тебе кажусь. Мой нос уже почти не кажется тебе большим, а глаза приобретают все более сверкающий узор. В сумбурности моей странной внешности для тебя начинает проглядываться стиль: зеленные татуировки, темно-зеленные волосы, ядовито-малиновая серьга в ухе, закрытая свисающими на правый бок волосами и отводящая внимание от шрама.

Я, устав ждать от тебя подтверждение своих слов, перебиваю твое молчание тяжелым вздохом:

— Хех. Может быть и не так симпатичен, но в том, что нас обоих тянуло друг к другу — я не сомневаюсь…

8

Как-то, уже не скованные в выборе фильмов, мы наткнулись на фильмы жанра «слэшер». Ну, знаешь, там где целые океаны крови и в конце убивают или всех или выживает лишь один. Каждый раз смотря такой фильм мы болели за маньяка или монстра. Не знаю как так получилось, но выращенные на добрых сказках и историях, никогда не видевшие насилие дети — в 13 лет вдруг ощутили необычайное счастье от вида вытекающей из всех возможных щелей крови.

И хоть я забыл какой фильм мы смотрели в тот день, но точно помню что он был жутко скучным. Фэл предугадывала почти каждое действие и событие в нем, тем самым оставляя лишь одну интригу — ошибется она в своих предсказаниях или нет.

— Может замолчишь и дашь посмотреть его нормально? -сказал я, после очередного сбывшегося предсказания Фэл.

— А если нет? -Одним резким движением она встала, взяла линейку и, кинув ее мне, неожиданно сказала, -Зарежешь меня?

Я, уже привыкший к ее заскокам, да и сам имея своеобразно-жестокий юмор, взял линейку и со словами, -Лишь слово и ты труп, -Приставил воображаемый нож к ее горлу.

Она взглянула мне в глаза и пододвинулась поближе ко мне, вдавливаясь шеей в линейку. Мы стояли окруженные тьмой и, даже не замечая телевизор, молча наблюдали за друг другом. Ни один не знал что будет дальше, и каждый представлял что это настоящий нож.

— Режь. -Раздался ее голос.

И я резко провел по ее горлу линейкой. Она упала замертво.

— ЧТО?! -Ты смотришь на меня своими шокированными глазами, от которых меня сразу же потянуло в смех. Но он не смутил тебя, а лишь добавил растерянности в твоем голосе, -ТЫ УБИЛ ЕЕ?!

— Ты что, совсем что-ли?! -Я продолжаю откровенно ржать над тобой скалясь во все зубы. Ты замечаешь что левый клык и зубы рядом с ним ярко сверкают несмотря на пасмурную погоду, а я тем временем уже отхожу от приступа смеха, -Линейка, понимаешь? Ли-ней-ка! Она просто…

Она просто упала, подыгрывая мне. Откровенно говоря я также как и ты испугался, подумав что линейка была острая, поэтому в панике сразу же кинулся проверять ее дыхание.

Я приблизился к ее носу ухом и услышал тихий вздох:

— Добей меня.

Это была наша первая ролевая игра. Я принялся водить линейкой по ее телу, представляя будто оставляю хоть какие-то порезы, а она продолжала говорить:

— Еще… Давай, добей меня!

После того, как я нанес порядка тридцати «порезов» она вдруг замолкла. Комната погрузилась в тишину.

— Все? Ты умерла? -Спросил я.

Но она не отвечала. Я посмотрел на ее лицо, и на нем увидел хитрую улыбку. В моей голове сразу пролетела мысль: «Что же задумала эта бестия?»

— Думаешь я к тебе приближусь теперь? -Спросил я, но она продолжала игнорировать. Я даже приблизительно не мог понять чего она хочет, поэтому решил вновь послушать ее дыхание, дабы подыграть ей и отпустить свой страх неизведанного поведения Фелиции.

Присев на корточки возле нее и убрав линейку, я поставил руки возле ее тела, после чего наклонился. Оказавшись возле ее лица, я ощутил как холодные руки берут меня за мое лицо и поворачивают его. Я, уже давно мучившийся от паранойи благодаря ей, дернулся. Но она не сворачивала мне шею, а просто… Она поцеловала меня.

Это был простой чмок в губы, но взгляд после него сказал нам обоим что на самом деле он значит намного больше. Ее зрачки занимали всю радужную оболочку. Впрочем, как и мои. Ее дрожащие губы разомкнулись сказав самые приятные слова в моей жизни:

— Кай, я люблю тебя.

— И я тебя, Фелиция.

9

После того дня перестала существовать наша дружба. В один момент она переросла в бурную любовь. Мы действительно много целовались. Ужасно много. Каждый раз когда мы оставались одни, наши губы соприкасались в никак не заканчивающемся поцелуе. С того дня мы уже больше не воевали за одеяло, а спали выкинув его на пол — тепла от наших объятий нам хватало вдоволь.

Единственное что было плохо это то, что нам приходилось пересматривать фильмы по пять раз чтобы понять их смысл. Мы никак не могли дочитать книгу, мучая ее месяц за месяцем, а каждая субботняя ночь заканчивалась очередным способом убийства.

Почему именно субботняя? Мы были одни в этот день, если конечно не считать персонал. Но им было глубоко плевать на очередные выкрики «Убей меня» или же обратное «Нет! Не трогай меня!». Дети ведь играются.

А игры становились все менее детскими. Мы завязывали драки, она начинала все сильнее сопротивляться, а иногда даже перехватывала инициативу в свои руки.

Мне приходилось становиться все более жестким к ней. Зачастую я прижимал ее к стенке или полу, применяя приемы которым научил нас Макс, а она ловко выкручивалась из положения пытаясь «убить» меня и спастись. Иногда она даже доставала припрятанную под ковриком линейку и начинался настоящий бой на ножах. На наших руках неизменными спутниками стали раны и ссадины, а линейки приходилось запасать десятками.

Мне особо запомнилось как Фелиция, будучи прижатая к полу, до сих пор непонятным мне способом перевернулась и оказалась за моей спиной. После этого я ощутил лишь удар по колену, который поверг меня на пол, и холодную линейку прижатую к моему горлу. Она взяла меня за волосы и, потянув за них так, чтобы я запрокинул голову — страстно поцеловала меня. Она безумно радовалась еще дня два, и после этого раза я стал ей изредка поддаваться. Но несмотря на это — наши навыки росли изо дня в день.

Когда мы еще были подростками, мы уже стали профессионалами в области убийств и страстными любовниками, хоть и никак не решались на секс.

— Я боюсь что отец как-нибудь заметит что я больше не девственница. Представь что будет потом? -Постоянно твердила она.

Фэл всегда мыслила рационально, и в целом была умнее меня. Наверное даже во много умнее. Она стала выискивать информацию по анатомии и химии, а также слишком увлеклась повышением своих умственных способностей, как и тренировкой моего тела и духа. Иногда казалось что она растит из меня настоящего солдата. И я был как-то не против.

Все эти игры… Они вызывали жажду к настоящей крови. Мне уже не хватало ее актерского мастерства, несмотря на то, что за годы наших игр — она стала самой настоящей актрисой, с врожденной способностью перевоплощаться за секунды.

Создавалась идеальная пара — умная, расчётливая и артистичная Фелиция и я, человек способный дать отпор почти любому взрослому. Даже Макс, хоть и немного постаревший, уже с потихоньку появляющейся сединой и морщинками, но все-таки будучи чемпионом по какому-то единоборству — стал побаиваться меня. Откровенно говоря, я и сам начинал следовать его примеру, стараясь не выводить себя из душевного равновесия.

Фелиция же становилась необычайно красивой. Однако ее характер не претерпевал каких-либо изменений. Она все также оставалась мизанторопом с грубым сердцем, скрывающимся под мягким, легким материалом кофт. Вместе с ножом, который она купила у какого-то торговца, в то время как отец отвернулся разглядывая новую красную безделицу. Этим же ножом она тут же сделала в своей сумке потайной карман и спрятала его там. В тот день она приехала домой в необычайно хорошем настроении.

— Что с тобой? Я тебя не узнаю. Это что, улыбка? -Немного ревнуя, язвительно сказал я, как только увидел ее.

— Да, но не из-за того что ты думаешь, мой ревнивец. -Она жестом показала что нам нужно уединиться.

Мы зашли к себе в комнату, которая постепенно становилась все менее розовая — белые и черные оттенки отвоевывали себе все больше пространства. Шкаф с книгами тем временем становился все более запыленный и одинокий. Дверь за мной защелкнулась и я развернулся чтобы поцеловать ее, но перед моими губами оказался повернутый ребром керамбит — изогнутый нож, предназначенный для быстрых и точных порезов по горлу или другим артериям и крупным венам.

— Как видишь — он белый… -Как ни в чем не бывало произнесла Фэл.

Белый — был моим цветом, думаю по моему пиджаку видно что таким и остался. Так получилось из-за того что мы, вырастая почти полными противоположностями, решили стать как Инь и Янь. И когда перед нами встал выбор цвета Фелиция не захотела быть как мать, которая была просто помешана на белом. Так она стала нашей темной стороной, а я — «белой полосой ее жизни».

— …Как видишь — он белый, и знаешь что я хочу чтобы ты сделал?

Я взял нож с ее рук, и осмотрел. Он сверкал так, будто сделан из белого карлика (Речь о звезде, успокой свой толерантный пыл), и каждая его грань, даже рукоятка, ослепляла меня.

— Что мне нужно сделать? -Не придумав для него достойного дела, спросил я.

Увидев мою, смешанную с небольшим недоумением, решительность, Фэл подошла ко мне впритык, прикоснулась губами к уху и прошептала:

— Покажи всем как надо смешивать кроваво-красный и белоснежные цвета…

Я автоматически приставил нож к ее шее и почувствовал как ее губы образуют улыбку. В мои уши врезался ее тонкий смеющийся голосок:

— Да не на мне, дурак! Пошли в лес. Найдем там кого-нибудь.

— Вечером?

— Нет, лучше ночью. А пока-что, может отблагодаришь меня как-нибудь иначе?

Ее тонкие пальцы провели по моему гладко выбритому затылку и схватили за волосы. Я рефлекторно поднял голову и ощутил поцелуй на шее. Керамбит тут же выпал из моих рук, но никто даже и не обратил внимания на металлическое лязганье от его падения.

— Тебе уже плевать на отца? -Задыхаясь от страсти, спросил я.

— У нас теперь есть нож. Кто же сможет разъединить нас? -Простонала в ответ Фелиция.

Наконец-то, спустя три года моих ожиданий, она тихо застонала, и вдруг я почувствовал как что-то сжимает мою шею.

— Опять ваши жесткие игры?

— Я сначала тоже подумал именно так. Но нет — обе ее руки были на моем прессе.

— Эмм? Тогда что тебя душило? Неужели типичная «страсть»?

— Фелиция…

— Но обе руки были на прессе!

— Ты не поверишь…

Задыхаясь, чуть ли не из последних сил, я тихо вскрикнул:

— Фелиция, что за херня?!

— А? -Все еще постанывая, но уже приходя в себя спросила она, -Что не так?

Как только она очнулась я ощутил облегчение — по моим легким вновь побежал свежий воздух. Но, несмотря на это, шоковое состояние и не собиралось проходить.

— Ты… Ты… Ты д-д-душила меня…

— Что?! -Она взглянула на меня как на умалишенного. Я же лишь смотрел на нее ошалелыми глазами, тщательно стараясь подобрать слова. Но все мое сознание было сосредоточено лишь на ужасе, погружающем его в хаос. Увидев это, она вновь попыталась оправдаться, -Но…

— Душила! -Громко перебил ее я, -Что с тобой не так?!

Она пристально посмотрела на меня и сделала еще пару фрикций, дав понять, что это теперь наша новая любимая забава.

— Да боже, успокойся ты. Ты вообще понимаешь что я ощущал твои руки на своей шее?!

Фэл наивно похлопала глазками, все больше начиная подозревать во мне психа.

— Я трогала твой пресс! Наверное ты просто задыхаешься от секса.

— … -Я молчал и лишь упрекающе смотрел на нее.

— Да что?!

— Ты не замечала у себя телекинез?

— Ты что, веришь в это?

— Замечала или нет? Просто скажи мне честно, было такое? Я уверен что было.

Она опустила голову и глубоко задумалась, после чего подняла голову с удивленными глазами и безумной улыбкой, прикусывающей ее губу:

— Кажется мы уже смешали красное с белым…

Я посмотрел на ковер и свой таз. Они были измазаны ее кровью.

— А еще… -Ее лицо излучало непривычно сильный экстаз, -Кажется ты прав…

Фелиция указала пальцем на опустевший шкаф, рядом с которым валялась куча книг.

— Она владела телекинезом? Ты шутишь?

— Нет. Это правда. Только она совершенно не умеет этим управлять.

— Боже, а я верил тебе и твоему рассказу!

— Как я и сказал, -Я оттягиваю пиджак так, что обнажается шрам и татуировка на обе ключицы: «This scar from a most sexual telekinetic» («Этот шрам от самой сексуальной телекинетки»), -тебе придется еще во многое поверить.

Я слышу как ты проглатываешь ком, что образовался от столь неожиданного поворота событий, и после этого, с большим сомнением, говоришь:

— Допустим… И что было дальше?

— А дальше началось самое интересное…

10

Мы замерли в этой позе, выжидая когда кто-нибудь из нас, наконец-то, сможет оправиться от изумления. Я смотрел то на нее, то на шкаф и, лежащую на самой верхушке этой кучи, синюю, книгу.

— Ну, начнем… -Вдруг из нее послышался тот самый нежный голос из детства, и это прервало тишину, повисшую в нашей комнате.

— Как это получилось?

Фелиция посмотрела на свои руки, и, видимо думая что именно ими она управляет своими телекинетическими способностями, навела их на меня и со всем усилием напрягла, сжавшись всем своим телом.

— Ты… -Она говорила с усердием, как говорят когда пытаются не выпустить ни грамма кислорода из своих легких, -Ты что-нибудь чувствуешь сейчас?

Я попытался прочувствовать хоть малейшее влияние, подобное тому что было пару минут назад, но не было ничего и близкого. Она с замиранием сердца смотрела на меня, ожидая положительного ответа, но я не мог соврать ей:

— Нет. Кажется, ты делаешь это только не осознанно или когда тебя захватывают какие-то чувства. Как… -Я призадумался говорить об этом или нет, но все-таки решил, что это важно, -Как помнишь тогда, когда я споткнулся на велосипеде.

— Эмм… В 8 лет что-ли?

— Именно! Что ты тогда чувствовала?

Она нахмурила брови, и одновременно с этим, ухмыляясь, подняла одну из них:

— Думаешь я помню каждый момент своей жизни? Конечно я была зла. Наверное. Все же тогда оказалось что ты способен убить меня! Как мне еще реагировать на тот пиздец?

— Но, неужели тебя злило именно это?

— Ну, да. А что еще-то?

— А я думал тебя бесило то, что я постоянно оказываюсь первым в нашей комнате. И все это время мне казалось, что тогда ты была такой злой именно из-за этого.

— Дурак! Напомни, почему я так тебя люблю? Зачем мне быть первой, я ведь девушка! -Она выпрямилась на мне, и больно надавила своими ягодицами на мой пах, видимо давая понять кто из нас мужик, -Я лишь поддерживала твой азарт, ведь было очень интересно наблюдать за тем, как ты развиваешь себя для утоления жажды победы.

Я был ошеломлен этим признанием. Или она врала, или же Фэл и вправду уже в 8 лет была взрослой, а все эти догонялки нужны были лишь для того чтобы потешить мое достоинство. Я посмотрел на нее с еще большим восхищением, и она, заметив это, продолжила свое откровение с еще большим пафосом:

— … На самом деле, я была обижена лишь на то, что ты потянул меня к себе, подвергнув мою жизнь опасности.

— Но ты ведь знала что мины нет!

— Но ты то не знал! -Мгновенно ответила она, -Ты не знал что ты не умрешь, я видела это. В твоих глазах читался самые подлинные ужас, страх и не понимание что делать дальше. Конечно, в глубине души я была в восторге от того, насколько ты жесток и какая же у тебя сила воли, но детская обида на твою мстительность задела меня. Да и… -Она немного замялась и поубавила голос, — Я ведь уже тогда любила тебя. Ты ведь знаешь, что в сказках герои жертвуют собой ради своих возлюбленных. Представь каково было мое удивление, когда мой — потянул меня прямо в лапы смерти! Ты к чертям разорвал мое представление о любви! Но зато, именно благодаря тебе, я поняла что мир не такой банальный как в сказках, особенно когда я в компании с тобой. -Я самодовольно откинул голову, и оперся об свои руки, подняв тело так, что наши головы почти сравнялись. Она же, с милой улыбкой на лице и влажными глазками, продолжала свой монолог, -Любой другой человек не убрал бы эту ногу с фальшивой мины до скончания своего века. А ты, уже в 8 лет, кинулся в объятия смерти, лишь бы отомстить. -Фелиция погладила меня по щеке, -Но о чем это мы? Что теперь нам делать с этим даром?

Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. В тот момент я, растаявший от ее речи, был готов на все чтобы помочь ей. Смотря на нее, я вновь начинал задыхаться, но на этот раз уже от чувств к ней, что переполняли и просто извергались из меня целым водопадом. Единственное что я смог выдавить из себя, это:

— Для начала, давай ты помоешься, а я вытрусь от твоей крови?

— Слушай, -Вдруг говорю тебе я, -Ты не против дождя? Я почти уверен что он пойдет с минуты на минуту.

Ты от чего-то заминаешься, и это странно, учитывая что ты уже явно проникаешься доверием ко мне.

— Так ты против или нет? -переспрашиваю я.

— Давай пойдем куда-нибудь под навес? -Говоришь мне ты, и замечаешь как я отвожу глаза в сторону и прикусываю губу.

— Квк же жвль, -Невнятно отвечаю я. Увлекшись своими мыслями, я забыл отпустить губу прежде чем говорить. По моему подбородку потекла кровь.

— Там кровь! У тебя из губы!

— Я тебя умоляю, не из ушей же.

— Но пиджак! Он ведь испачкается. -Не унимаешься ты, и капля крови в тот же момент попадает на него.

— Поверь мне, красный становится лишь еще более изумительным когда сочетается с белым…

Из-за постукивания капель душа мы не могли нормально поговорить, поэтому я просто стоял вместе с ней в нашей розовой, просторной душевой, и тер недоступные для ее коротеньких рук места. А она все не могла успокоиться, постоянно напрягаясь, и делая странные жесты рукой, в попытках сбить силой мысли гель для душа.

Уже тогда мы рассчетливо начали экономить воду, моясь вместе. Конечно, не всегда получалось вымыться как следует. Зачастую стоило только включить душ, как мы начинали придаваться одному из наших любимых занятий — издевательству друг над другом. Она прикусывала свои губы, водила руками по своему телу, но не разрешала прикасаться к нему, аргументируя тем что нам рано, а я тем временем пытался незаметно играть своими мускулами, напрягая пресс и руки, и водя пальцами по местам, которые не были интимными в ее понимании.

Постепенно мы начинали полноценно ласкать друг друга, чуть ли не доводя до беспамятства и почти срываясь до акта, но стоило начать переходить границу, как она резко тянула меня за волосы и задорным голосом говорила:

— Слишком рано, не кажется?

Однако были и обратные моменты, когда она брала инициативу в свои руки и доводила меня до невообразимого наслаждения, а после ложилась на меня и обнимала, утыкаясь мокрыми губами мне в шею. Однако в тот момент нас волновало другое.

— Не получается! -Вдруг вскрикнула Фелиция, и скинула гель ударом своей руки. -Какого хрена?

Я приблизился к ней сзади и обнял. К тому времени я перерос ее уже почти на голову, поэтому мой подбородок лег на ее голову, а руки стиснули ее за бедра.

— Фэл, успокойся. Лучше скажи, что там насчет смешения красного и белого?

Она потянула руку чтобы выключить кран, пару раз незаметно попыталась выключить его своим телекинезом, и убедившись что не может сделать это — ударила по нему.

— Так, повтори еще раз, я ничего не слышала.

— Успокойся, Фэл. Лучше скажи, что там насчет смешения красного и белого?

— Кай, в тебе никакой оригинальности. Когда девушка говорит повторить — она дает шанс сказать более красиво или приятнее.

— Неужели тебе захотелось милостей? -Я очень удивился. Думаю, если ты конечно слушал и еще помнишь мои рассказы о наших взаимоотношениях, ты понял почему.

— Нет, я просто проверяла свои способности к социальной инженерии. На самом деле я не разобрала процентов тридцать или сорок из того, что ты сказал. Зато ты сам выдал свои слова.

Я недовольно фыркнул, но все же интерес к тому, как я буду покрывать красным цветом мой новый белоснежный нож — не отпускал меня.

— Ну так, как я должен оправдать твой подарок? Что будет этой ночью?

Она повернулась ко мне и посмотрела мне в глаза так, словно она самый опасный злодей в мире, после чего ответила:

— Мы пойдем на охоту.

11

— Ты уверена, что там есть животные? -Спросил ее я спустя полчаса.

— Разве тебе всегда нужна уверенность, чтобы действовать, мой камикадзе?

Она сидела на коврике и оттирала свое кровавое пятно, в то время как я осматривал книжки и, примерно вспоминая их сюжет, ставил обратно.

— Ну, мне не особо хочется сбегать из дома, тем самым рискуя доверием твоего отца, впустую. Представь что будет если кто-то заметит это.

— Почему тебя это не так волновало, когда мы оставляли это жуткое, никак не оттирающееся пятно? -Она приложилась всем весом к щетке, и потерев его таким образом еще пару раз, выбросила щетку в стенку, -Чертово пятно!

Я взял первую попавшуюся книгу и бросил ей. После того как она, мастерски увернувшись, посмотрела на меня с удивленными глазами, я сказал:

— Давай, скажи что там происходило и я угадаю книгу.

— Что? -Фелиция показала недоумевающий оскал, и внимательно осмотрела меня, после чего продолжила, -Ты сейчас серьезно?

Я молча взглянул на нее и кивнул.

— Эм, ну ладно… Та-а-ак. Ты что-ли специально кинул ее? Хах. Ну, что же, кхм-кхм, -Она выпрямила спину, и изменила голос на официально-помпезный, -Старый хрыщ, движимый своей огромной самооценкой, ради того, чтобы показать какой он гений в придумывании длинных, никому не понятных и сложных планов, подкидывает младенца семье, которая ненавидит его родителей…

— Стоп, что? Это Гарри Поттер, но блин, как ты его описала?

— Еще скажи тебе не кажется странным поведение Дамблдора! Половины проблем можно было избежать!

— Так, все. Мы сейчас опять начнем ругаться из-за этой книги.

— Да, давай кидай другую, только закрой глаза, а еще лучше отвернись.

Я не глядя подобрал книгу, пихнул ей ее и отвернулся.

— Хм… Книга про некрофила.

— Может быть некроманта? -Я чуть не поперхнулся своей слюной, вспоминая что книги выбирал нам ее отец. А он бы уж точно никогда не допустил того, чтобы такая книга попала бы к нам в руки.

— Нуу, можно и так сказать. Но все-таки я абсолютно уверена — еще пару глав и там бы была некрофилия.

— Кладбище домашних животных?

— Так не интересно! Ску-у-у-ка-а! -Она кинула книжку поближе ко мне, и пошла за щеткой, -Мы ведь прочитали абсолютно все книги, пока были детьми. Какой смысл гадать что за книга, когда знаешь всех их!

— В твоем переводе это не так уж и легко, между прочим. Но давай вернемся к вопросу о ночи. Где мы сможем найти животных и как будем их догонять? Или же ты припрятала что-то?

Она замерла. Кажется, сам того не планируя, я попал прямо в точку.

— Ну, разве только парочка небольших ловушечек. -По-детски ответила она.

— Твоего изготовления?

Фэл развернулась и оперлась об стул, чтобы поднять щетку:

— Ну да, моего. Я их готовила для тебя в детстве, но, протестировав на палке, поняла что лучше не стоит их использовать.

Мои глаза округлились, и я представил маленькую девочку держащую в своих руках противотанковую мину.

— Что стало с веткой?

— Ее разорвало в клочья… Ничего такого, просто я сделала капканы с датчиком движения.

— Ты монстр…

Мы идем по узкой пешеходной улочке к ресторану, который я выбрал для продолжения истории. На асфальте уже начали появляться маленькие мокрые пятнышки, но я никак не ускоряю свой шаг.

— Она мне так и не рассказала как в 10 лет можно было найти материалы для такой ловушки. Я ее даже пытал, но она лишь улыбалась, приговаривая что она чертов гений и сама удивляется этому. В принципе, она была права и не особо льстила себе.

Ты постоянно то ускоряешься, то замедляешься, видимо надеясь на то, что я ускорюсь вместе с тобой. Но ничего не получается — я не изменяю своему ритму.

— Может ускоримся? Скоро дождь пойдет. Ты сам ведь это сказал.

— Неужели ты так боишься дождя? Успокойся, все идет по плану. Нам не куда спешить.

— По какому плану?

— По плану Фелиции конечно же, именно она всегда планировала каждый наш шаг.

Ты заметно пугаешься. Даже в метре от тебя, я могу разглядеть как твоя кожа становится гусиной, поэтому добавляю:

— Ты не часть плана, успокойся. И, кстати, мы уже на месте.

Ты смотришь в направлении которое я указал и видишь элитный ресторан, похожий на какой-то дворец. Что впрочем не удивительно, ведь он — один из самых дорогих в нашем городе.

— Ты ведь был бомжом!

— Все меняется, как и некоторые из наших планов…

12.

— Ты уверена что нам стоит это делать?

— Не поверишь, но я абсолютно не уверена. И ты не представляешь как мне это нравится.

Мы собирались в этот поход как на войну, и в этом заключалась вся она. Этот человек просто не мог действовать без плана, при чем план обязательно должен быть отработан на все сто процентов как в ее голове, так и со мной. Однако в этот раз, так как мы выходили во внешний мир и уже было невозможно предугадать все возможные варианты событий, она не могла сделать все привычным себе способом и жутко нервничала. Поэтому, по привычке желая перестраховаться, она взяла с собой (А точнее запихнула в мой, и без того тяжелый, портфель):