16+
Кафе

Объем: 260 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Слово автора

Что-то вдохновляет нас каждый день. Что-то задаёт настрой. Как мы любим говорить, делает наш день.

Где-то мы черпаем вдохновение. Что-то нам помогает отвлечься от переживаний. Нечто, способное стереть границу между печалью и радостью, «правильным» и «неправильным», личным и «рабочим». А охрана границ требует много энергии и сил, и не всегда они необходимы.

Эта книга создана, чтобы раскрыть в читателе то, что он про себя и так знал, но забыл: отвлечь, расширить, настроить — вывести в силу. То, на что он опирался когда-то, может быть в раннем детстве, но отчего-то перестал. Она напоминает о тех ресурсах, что с нами всегда… воспоминания, опыт, красота жизни.

Сборник зарисовок, эссе, небольших историй.

«Мне откликается», «Я как раз сегодня об этом думаю», «Спасибо, что напомнила о важном», — получаю я комментарии к постам.

Эта книга — развёрнутые посты с моих страниц в социальных сетях. И как посты я стремлюсь писать во благо, с тем же стремлением написана моя книга.

Итак, во благо!

Поддерживаю вас!


С любовью, Катя (Екатерина Аполлонова)


Слово редактора

«Не переживай ты так!» — а как надо?! Или: «Ну что ты переживаешь?» Так часто говорят люди. И попробуй им объяснить, что на самом деле и они, и мы, и все переживаем одновременно множество реальностей, опытов и даже жизней! Просто с меньшей или большей долей интенсивности, а ещё — осознанности, а ещё — мысли, чувства или ощущения — что преобладает. А ещё — своего, личного, или чужого, заимствованного. А если своего — то из собственного прошлого, из настоящего или воображаемого будущего (подключается четвёртое измерение). Так дробить можно до бесконечности.

Но необязательно выбирать плоскую картину мира, чтобы не потеряться в этом переживании бесконечности; можно выбрать трёх-, четырёх- и более -мерность. Можно представлять какие-то эпизоды реальности как переживания, яркость которых помогает высвечивать новые грани в том, что иначе бы не приобрело какого-либо значения и какой-либо связи с нашей жизнью как Жизнью. Яркость — наверное, определяющее условие для того, чтобы нечто привлекло интерес, глубина — чтобы он оказался оправдан. Яркость присуща личности автора данной книги, глубина — тому, как автор представляет своё переживание действительности, отдельных её эпизодов. Надеюсь, что и читатели этой книги переживут своего рода путешествие в многомерность мыслей, чувств и событий и что оно окажется интересным и чем-то полезным для них.

Ирина Телегина


1. Введение

Приветствую читателей моей первой книги.

Написание книги — это своего рода выброс мыслей из хранилища жизни автора. Всегда ли это хорошо?

Один из моих знакомых как-то написал рассказ. О себе. В нём описывались не события его жизни, но личные глубокие переживания. Он передал их через незатейливого персонажа.

Выбрал для зарисовки незамысловатое название. Зачитывал её друзьям — те хвалили. Когда он зачитывал рассказ слушателям, его голос обогащался таинственным придыханием, драматичностью, что указывало на высокий градус ЧСВ (чувства собственной важности). Впечатлена я не была, хотя в целом я человек впечатлительный. Ему не важны были чувства слушателей; парень был бесконечно горд собой, произведением. Эмоции хлестали. Друзья восхищались. Или врали…

Другой мой приятель писал очень неплохо. Этим он зарабатывал (и до сих пор зарабатывает) на жизнь. Рекламные тексты, новостные заметки.

Рассказ, который он мне показал, был о чём-то фантастическом и преподнесён мне как «единственной, кому он показывает, но там точно бомба…»

Тоже письменная зарисовка его не самых значительных наблюдений. Тоже творчество. Тоже эго.

Меня волнует, как бы я не преувеличила важность своих мыслей, ведь я решаюсь сделать из них сборник эссе на разные темы. Когда пришла мысль в голову, схватить её за «ноги», чтобы не улетела, и заземлить, облачить в текст. Было «облачко» мыслей — стало «облако» текста.

Мне говорят: «Напиши эту книгу просто для себя, а потом будь что будет…»

Пишу.

Как я вижу писательство.

В этом году у меня круглая дата: 10 лет блогерства. И с учётом моего ведения корпоративных страниц, мною было написано, а людьми прочитано около 10 000 постов. Большинство из них были обусловлены внешними впечатлениями, контактами, обстоятельствами. Не всегда мною сгенерированные, иногда тяжело проживаемые.

Именно поэтому свою книгу я решила писать в кафе, где много разнообразных энергий, событий вокруг, динамика, движение. В разных кафе. В городах, где я буду оказываться. Здесь разные люди, разный настрой. Они помогают мне вспоминать то из моей жизни, что в повседневности забывается, закрученное в многотысячные клубки мыслей. Казалось бы, много отвлекающих факторов, но я наблюдаю, что трудности повышают концентрацию и люди, переключая моё внимание на себя, уводят меня от эго. Я погружаюсь в их сиюминутное состояние, в их диалоги, взаимодействие. Это наводит меня на личные воспоминания, подсвечивает процессы, которые остались недопережитыми мною.

Сажусь за столик в кафе, открываю ноутбук… «Если сейчас есть что-то, что должно прийти через меня в мир, — пусть это случится». И это случается. Разумеется, само. Кладу руки на клавиатуру, и начинается процесс. Из кладовой памяти приходит событие, оно откликается на обстановку, моё настроение, возможно, погоду и даже город, где я нахожусь.

Мой стиль — короткие зарисовки. Эмоциональные. Я начинала как блогер. Особенность такого жанра — концентрированную мысль вложить в как можно меньший объём знаков, чтобы читатели не перенапряглись: ведь читатели сетевой журналистики автоматически ищут для себя короткие тексты. Хорошо, что теперь «у меня» книга — могу писать много «лишних» слов и дать мысли растечься. Хотя, нет. Я и в жизни не слишком многословна. К чему на письме быть другой.

Книга обо мне ли… или о жизни человека вообще.

Эзотерические теории говорят, что люди бывают пробудившиеся и непробудившиеся, просветлённые и ищущие. Мне нравится другой образ: живые и неживые.

Живые — те, кто видят, чувствуют, разрешают себе это делать. Неживые — те, кто существуют в серых, однообразных буднях, наполненных традиционной событийностью, передающейся из поколения в поколение: загс, роддом, детсад, школа, вуз, загс. Круг замкнулся, без вариантов.

При этом я не приписываю ни одной из «категорий» нравственных характеристик, но в процессе наблюдения и анализа выявила ещё одну категорию: пробуждающиеся. Это те, которые неживые, но начинают чувствовать, что жизнь есть.

Эта книга обо всех трёх направлениях векторов жизни.


***

Однажды у меня был подписчик на Facebook. Мы не общались особо, но он читал меня, ставил отметки «нравится». Как мы знаем, на FB есть приложение «В прошлом году — в этот день». В один день я нахожу пост, написанный годом ранее из очень сложного состояния. Одному из друзей показалось тогда, что я схожу с ума, занимаясь практиками и тренируя «мышцу осознанности». Он заявил мне об этом, задел. И у меня состоялся разговор с моими читателями на эту тему.

В нём я с неприкрытым давлением рассказывала друзьям о том, что, если я не пью пиво по пятницам, не «калечу с ноги телефонную будку» и не обижаюсь на родителей, это ещё не говорит о том, что я сумасшедшая. Тогда пост был воспринят адекватно. Потому что написан он был с подходящим моменту настроем (категоричность в том случае была правильным настроем), с чистотой намерения — разобусловить шаблонизированных «соболезнующих» мне…

Встретив у себя этот пост через год, я решила им поделиться в ленте снова. Даже не перечитав. Я помнила, что там есть нечто сильное, полезное, и просто разместила. На что один читатель написал мне комментарий: «Как же ты надоела со своим…» Забанил меня, без возможности оправдаться. Но дал хороший урок: размещать те посты, которые актуальны только для меня и только в этот момент. Не лезть к людям с ценными указаниями и нравоучениями, когда я сама проживаю нечто иное. Потому что люди читают энергию, а не текст: воспринимают настрой, эмоциональное состояние автора.


***

Только что за соседним столиком мужчина рявкнул на сына: «Я в тебя сейчас эту вилку швырну». Я отвлеклась от письма, подняла осуждающие глаза. Девушка (видимо, дочь) за этим же столиком улыбнулась мне с лукавством, ожидая моей дальнейшей реакции — осуждение прошло. Всё это в доли секунды. Первая доля — осуждение; здесь нет правильно/неправильно: это природная реакция человека. Адекватная реакция. Девушка улыбнулась — всё прошло. Тем более что мальчишка отреагировал на это рявканье совершенно спокойно. Подумаешь, орёт. Это такая манера общения. Такое проявление любви.

За столик позади присел мужчина — громко говорит. Слышу каждое слово. Пообещала себе, что буду писать без наушников. Мне нужно быть соединённой с миром. Из этого обязательно что-нибудь получится.

Ещё обещаю себе не думать о главах книги до того, как сяду за письмо.

Возможно, такой будет вся книга. Я буду что-то вспоминать — рассказывать.

Когда я задала вопрос друзьям: «О чём же мне написать?» — они попросили написать об этике, в первую очередь, детско-родительских отношений, семейных ситуаций, о силе души, о жизни как движении, об осознанности и чувствовании себя.

Пусть ход моих мыслей подвигнет и читателей на реализацию своей мечты или того, что их окрыляет.


2. Ещё про книги

Мы с братом росли любознательными. Иногда нам приходилось оставаться одним дома. Родители были заняты — спасибо им, мы познавали мир самостоятельно. Это бесценно! Чтобы занять время, мы порой шарились по шкафам. Я правильно употребила слово «шарились»: только в нём есть эмоция, с которой мы реально этим занимались. Это доставляло нам запретную радость.

Вскрывали закрома родительского быта не совместно. По очереди — когда кто-то из нас был без присмотра, совершенно один дома. Из года в год. Это было нашим тайным увлечением. Обязательным ритуалом. Не каждый день, конечно, — в особо бездеятельные периоды. После коллекций карт и сигарет, после журналов для взрослых и толстенных томов классической литературы, в которых так приятно было находить фантики от конфет, забытых там как закладки, попалась тетрадка. Я вытащила её из-под завалов макулатуры. Её давно не открывали. Оказывается, один из членов семьи собирался писать книгу, как я сейчас. Начал шариковой ручкой. В тетради. Это не был дневник — его бы я читать не решилась: нечто священное представляли собой и представляют до сих пор для меня личные дневники. И это правда, даже после признания в наглом разборе не принадлежавших мне вещей…

Это было начало книги. Две главы. События из детства «автора», о которых мне никогда не рассказывали. Обнажённые слабости. Строки тронули меня, и мне было искренне жаль, что там всего две главы. Только описание — без морали, без выводов, умных решений в финале. Отсутствие перечисленного открыло во мне свободу личных переживаний по поводу прочитанного. Кажется, это был последний раз, когда я открыла родительские шкафы. Что-то поменялось во мне. Пришло удовлетворение, как будто ради этой находки всё и затевалось.

Я благодарна этому событию, но сожалею о ненаписанной книге. Поэтому свою я допишу. До конца. Неважно, что будет получаться. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть…» А лучше вообще ни о чём не жалеть. Ого… тянет на статус для социальной сети в стиле «Меня сложно найти, но легко потерять».

Лёгкая шуточка, чтобы облегчить вес намерений, перенастроить себя и читателя. Так бывает, да? Когда мы затеваем что-то новое, пугающее и одновременно манящее.


***

Я в кафе. Неизменно. И каждый раз, когда за соседними столиками меняется публика, мой слух непроизвольно обостряется. Новая волна энергии, новый тембр голоса не сразу вписываются в общий гул. Вот сейчас сменились декорации. За соседний столик плюхнулись девушки и бойко начали что-то обсуждать. С излишним ажиотажем делятся рецептом какого-то блюда.

Глянула на них мельком. Глаза широко открыты, шеи вытянуты, тела наклонены друг к другу, как будто решается вопрос жизни и смерти. Выражения лиц из серии: «Я знаю, что делаю в этом мире». Не слишком ли часто сила наших эмоций несоизмерима с поводом, который их вызвал?

Интересно, какое впечатление произвожу я, какую реплику можно повесить надо мной сейчас в качестве подписи к моему образу, когда я печатаю. Какое у меня выражение лица. Поза. Как бы то ни было, главное, что я вписываюсь в этот разный мир. Я здесь.

Я проживаю день, где есть место всему.

Кафе. Я написала первые две главы.

Они небольшие. Чтобы читать по главе в день и успевать понимать, переваривать, применять что-то для себя.

Это не пособие по жизни.


И, конечно, я пишу короткие главы не из-за читателя. Я подстраиваюсь под себя. Мне так комфортнее: когда глава небольшая. Как пост.


3. Таблетки мне не помогают

С детства я отчаянно болела. По рассказам родителей, умела делать это так, что им пару раз казалось, что я умираю. Лежала. Неподвижно. И всё. Никакой драмы, никаких внешних признаков страданий. Видимо, даже на это не было сил. Болело всё.

«Катя, что болит?» Тишина. Но болит всё. Так рассказывала мне мама.

Помню подобное состояние в более старшем возрасте. Когда лежу, и просто пролетающая мимо муха вызывает резь в голове. Кости ломило. Дышать было невозможно.

Конечно, в детстве давали таблетки. Вызывали врачей. Уколы делали.

«Мамочка, пожалуйста, не надо ещё доктора. Прости меня, пожалуйста. Я больше не буду болеть», — плакала я, умоляя прекратить медицинское вмешательство. Думала, что наказывают так.

Итак, таблетки не помогали. Уколы, врачи — тоже. Дело не двигалось с мёртвой точки, а я между тем становилась всё мертвее. Однажды со мной, почти смирившись с неизбежным, начали прощаться. В эту ночь мама рассказывала мне сказку. О том, что во сне ко мне придёт медвежонок (как сейчас, помню его образ: это Винни Пух из советского мультика). Он придёт с друзьями и даст мне волшебную таблетку. Я её скушаю, и у меня всё пройдёт.

Таблетка во сне была голубой, зелёной, розовой. Круглой, с гладкими краями. Я действительно её видела — это я уже воспроизвожу из личных воспоминаний, которые почему-то не утратились со временем.

Наутро я чувствовала себя так, будто бы и не болела вовсе. От недуга не осталось и следа. Мама не понимала, в чём дело… а я понимаю сейчас. Это сила веры, намерение встретиться с исцелением. Или как ещё можно выразить способность самовосстанавливаться, лишь представив, что это уже произошло? Прямо здесь и сейчас.

Мама — человек настойчивый. Каждое слово на вес золота. Дважды не повторяла. Сила намерения — это её метод. Попытки спорить, внешне или даже внутренне, лучше было оставлять нетронутыми. «Придёт мишка» — значит, придёт мишка. «Таблетка поможет» — значит, поможет. Результат: я жива и здорова.

Бывает, что мы строим предположения о том, какими «должны» быть родители и близкие, основываясь на литературе, религии, кино, но в жизни мы имеем дело с живыми людьми. С обычными мужчинами и женщинами, которые по воле судьбы являются нашими родителями. Каждый со своим характером, особенностями, детскими и взрослыми травмами. Что накладывает отпечаток на их поведение, способы коммуникации, обращение с детьми. Не со зла, но по привычке.

Речь в том числе и о том, что не всегда кажущаяся на первый взгляд грубой сила в отношении нас на самом деле такая уж грубая. Иногда именно у деспотичных родителей непоколебимый авторитет в глазах детей. И именно такие дети большему учатся и готовы большее взять от жизни. Условие — пройти сквозь обиду. Выйти в благодарность, радость, принятие, любовь.

Условие исцеления для взрослого человека, чтобы такая «сказкотерапия» сработала: принимать то, что происходит в организме. Это у детей отсутствует синдром отрицания желаемого как невозможного и назойливое стремление к мгновенному результату. Они болеют, мишка приходит — перестают болеть. Взрослым же надо с этой болезнью в контакт вступить. Не отрицать её: «Я не маленький», «Сейчас всё пройдёт», «Не буду обращать внимание», — и не сродняться с ней в приступе жертвенной игры: «Я не могу ответить тебе, хочу ли я пить: я болен и ничего не понимаю». Разными стадии бывают, безусловно. Однако, если уж идёт речь о расставании с заболеванием, его для начала важно принять. Таким, какое оно есть, — с особенностями и всеми втекающими и вытекающими физическими и психическими моментами. И только потом уже вызывать мишек, зайчиков с волшебными зельями и принимать их бескорыстную помощь.

Замечали, что дети принимают помощь чище и благодарнее?.. У них пока не такое сильное сопротивление изменениям. Дети не давят на жалость, не пеняют на судьбу, на вселенскую несправедливость. Они просто живут.


***

Сегодняшнее кафе шикарно. Большой торговый центр. Прозрачный пол. По левую руку от меня курсирует лифт с подсветкой. Я рада, что выбрала место именно с краю, а не по центру. Так я ближе к этому «космосу», где «космические корабли» с людьми то и дело проплывают мимо меня, увозя их куда-то вверх/вниз.

Антураж кафе вдохновляет. Официантки красиво одеты. Но девушка была смущена, неприязнь читалась на её лице, когда я развернула ноутбук и начала заказ с имбирного чая. Я приболела. Воспалённое горло любит тёплый имбирь. С процессом нарастания заказа — я решила плотно пообедать — девушка расслабилась. И сейчас наблюдает за мной. У меня слепой метод печати. В любой момент я поднимаю глаза и вижу, что моя персона любопытна для неё. Или она смотрит на мужчин, что горячо обсуждают что-то позади меня. Я слышу отзвуки: «комсомолец», «олигарх», «ягрю», «онгрит»… но в целом беседа тихая. Яркое местечко: недалеко шумит фонтан, красная помада идёт официанткам. Чувствую себя здесь красивой, умиротворённой, полностью примирённой с жизнью. Спасибо детскому воспоминанию, которое совершенно спонтанно вышло из-под моих пальцев именно здесь, в этом «космическом» пространстве.

Воображение напоминает, как мы с мамой шли в поликлинику: я в связанной ею очень красивой жилетке, оранжевой, с двумя маленькими пуговками. Мама красивая и улыбающаяся: «Катюша, только один укольчик, а потом мы поедем с тобой в парк на карусели». И действительно: совсем чуть-чуть потерпела — и у нас был волшебный день с фонтанами, мороженым, яркими каруселями и детским гомоном, который так похож на то, что я слышу сегодня в пространстве кафе.

Принесли имбирный чай. Заканчиваю главу. Наслажусь напитком.


4. Сказала «А» — прибежало «Б»

Я хочу поговорить о прощении. (И пусть, Господи, это не будет воспринято как учебник по эзотерике. Какие сотнями пылятся в домах с пометкой: «Вот закончу (впишите своё) и прочту» или «Вот случится (здесь тоже своё), и пойму». Большей частью безнадёжно мёртвые книги о вечном. У меня у самой полка забита такими. Хотя нет. Обманываю. Я изучила их. Не все и не полностью, не каждую с начала. Но то, что прочла, осталось со мной навсегда. Радует то, что книг, которые я прочла и поняла, гораздо больше, чем одна полка.)

Тут же приходит в память образ одного мужчины, в доме которого я бывала. У него антресоль, шкафы в коридоре, комнате забиты книгами, которые он очень хочет однажды прочесть. Не читает сейчас. Занят. Но он счастлив, что такая перспектива есть. Там были редчайшие книги, ограниченных серий выпусков. Классика и что-то, что бы я никогда не стала брать.

Вот когда закончится то-то, примусь за чтение того-то…

Желание, чтобы всё скорее закончилось, — желание приблизить смерть. Говорят, что она более милостивая и лёгкая, чем жизнь.

Я не об этом думала, когда создавала файл для новой главы. Здесь планировался текст о выходе в понимание ценности появления каждого человека в жизни и прощении всего того плохого, что он специально (якобы) или ненамеренно совершил. Об этом написаны тома, сняты фильмы. Журналы по психологии через номер выпускают статьи с такой фабулой: прощай, и жизнь будет легче…

Прощение — это более простой взгляд на происходящее. Это упрощение проживаемой действительности и происходящих событий. Буддисты говорят, что мы с вами — пустая форма пустоты. Нечто нематериальное, сгустки энергии, которые умеют чувствовать — отсюда и все сложности, потому что чувства, какими бы они ни были радостными, неизбежно ведут к страданию: ведь каждое чувство быстротечно, и мы привязываемся к тем из них, которые приятны, цепляемся за них, хотим вернуть. Мозг сложно реагирует на боль. Хотя она так же важна, как и радость. Ещё когда мы были младенцами, падая с кроватки, мы испытывали сильную боль, и у нас зарождалась обида на кроватку, пол, всех, кто был рядом и должен был нас спасти, но не спас. Микрообида, которая при новых и новых столкновениях будет расти и крепнуть. И однажды, лет через 25, кто-нибудь почему-либо нам скажет: «Давай посидим на полу…» Дружеский, сближающий, казалось бы, жест. Но вчерашний младенец в нас кричит: «На полу! Это нормально, по-твоему? Почему я вечно на полу?!» Открытая рана, которая была задета. Можно удалить из своего поля того человека, который предложил сидение на полу. Можно вступить в секту «Мы сидим на креслах и стульях. Это наш осознанный выбор», но «красная кнопка» всё равно останется активированной на этой ситуации. Она начнёт «включать» и другие больные места. Помните, там ещё кроватка была, люди.

Если мы будем практиковать прощение непрерывно, мы сможем добраться даже до обид первых дней жизни.

Другой пример обиды, с которой важно поработать, — это боль в результате насилия. Физического, психического. О ней и поговорим чуть подробнее позже.


Как прощать.

Первое — найти выгоду. Жертвы насилия на этом месте меня могут возненавидеть. Как можно найти выгоду в том, что со мной это случилось? Но тут ответ такой: обидчик — это фигура на карте нашей жизни. Значит, он был нужен именно нам. Нам с ним и разбираться. Какие качества воспитали (или попытались воспитать) в нас сложные ситуации: веру в себя, осознанность, принятие своей красоты, взращивание внутренней силы… их много. Ищем свою.

Здесь можно возразить: у меня не было просьбы о прокачке этих скиллов. Позвольте с вами не согласиться. Она была. Но звучала иначе. Когда мы просим у Неба силы — оно посылает нам испытания, что сделают нас сильнее. Хотели чувствовать себя более привлекательными или хотели быть умнее, счастливее. Хотели отдыха, расслабления (так моя близкая подруга попала под машину, когда хотела «отлежаться»).

Мы просим. Но для реализации желаний нужно кое-что приобрести новое. Открыть в себе качества, при которых эта реализация станет доступной. Возможной. Детей не сажают за руль не потому, что они не достают до педалей (то есть не только поэтому), а потому, что у них низкий уровень сознательности. Они не знают, почему нарушать такое-то правило дорожного движения — плохо. Почему нельзя, играя, «наехать» чуть-чуть на человека.

Есть ещё одно горячее возражение по этому же пункту: «А что, нельзя было мягче дать мне возможность прокачаться? Обязательна ли грубость, жестокость, боль… мне не нравится боль». Мне тоже не нравится. Ну, не вся нравится — так точнее. Когда стоим у окна, а к дому подходит любимый человек, и у нас отклик — вот-вот обнимем — до момента соприкосновения тел зачастую приходит боль. Тянущая, лирическая. От неё хочется плакать. Слёзы счастья.

Ответ: можно. Иначе воспитаться: не через боль, грубость, отчаяние, а через счастье, любовь, тишину — взрастить душу, тело, личность точно можно. Но мы уже с чем-то имеем дело. Уже произошли те события, где для роста (например) применялись другие методы. И именно эти методы запечатлелись в нашей памяти настолько прочно, что она не впускает в себя другие. Это наш неосознанный выбор. Это инструменты, что оказались у фигуры, которую мы поставили на карту нашей жизни. Да будет так. Теперь имеем с этим дело.

Если не готовы расстаться с обидой, лучше перейти к следующей главе. Возможно, там что-то менее трогающее. К этой можно всегда вернуться позже или забыть её, как неприятный сон. Пусть всё случается добровольно.


Дальше.

После выяснения выгоды ситуации нужно принять дар. То есть если ситуация сделала нас более сильными или уверенными в себе, и даже если это только подразумевалось, пришло время взять наработанные психические качества. Признать, что это качество в нас уже появилось. Честным трудом добытое. И мы легко можем им пользоваться и транслировать в мир. Усвоить эти знания удобно посредством письменных бесед с собой, повторением одного и того же (аффирмации) и других техник.

После распаковки и принятия дара выходим в понимание и благодарность. Благодарим всех участников картины. Как будто жизнь реально театр, а люди в ней — актёры, и все качественно сыграли свою роль.

Как будто весь мир принесён нам в жертву и всё то, что происходит вокруг, — оно только для нас и только про нас. Пусть напоминание или первое упоминание об обиде станет помощником на пути к освобождению себя от тяжести обид и архива обвинений в адрес обидчиков.

Поблагодарили «актёров». Поняли происходящее. Приняли дар. И стали ещё более свободными. Это называется любовь. Так она чувствуется. Одно из её проявлений. Это сверхлёгкость, покой, радость и грусть одновременно.

Одна только мысль о том, что с момента зачатия до последнего вдоха — а буддисты утверждают, что и дальше, — мы сами ответственны за все происходящие события в нашей жизни, в том числе стихийные бедствия и катастрофы, одно только это понимание приведёт нас к освобождению от оков зависимости от состояния, настроения, поведения других людей. И снимет с нас необходимость оправдывать свои неудачи, признав их просто частью жизни. Такой мощной, интересной, яркой, наполненной жизни.

В главах три и четыре ушла в эзотерику немного.

Творческий поток фонтаном.

Но я остановлюсь. Отдохну.


5. Так бывает

Всё пространство говорит, жестикулирует, орёт, что не нужно делать сегодня именно то, что я задумала. Что не время, не место, не то. Всё не то.

Собираюсь в спортзал. Одновременно в личных сообщениях пишет человек, у которого острая ситуация, и хотя бы два слова поддержки здесь и сейчас решат вопрос. Тут же рождается пост — на другую тему, но очень явный, насущный: настаивает, просит, заставляет его написать. Я обещаю себе: «Мне нужно полчаса, и еду в спортзал». Сообщения, посты, срочные письма — в полчаса не укладываюсь. Явно 45 минут мне нужно. Это ненамного больше. Но тело начинает вибрировать, сопротивляясь иллюзорному давлению обстоятельств, которые я сама себе создала и которыми сама управляю. Бешенство суеты…

В итоге пост написан, но не размещён. Отправлен себе же на почту. Его время придёт в машине, в метро. Где-нибудь, только не здесь и сейчас. Я ношусь по дому, мажу себя кремами. Надеваю первую попавшуюся одежду. Засовываю в сумку всё, что блестит и светится: здесь телефон, диктофон, плеер, планшет. Всё с комода — бальзам для губ, крем для рук, антисептическая штучка — я немного простужена.

Зачёсываю волосы в тугой хвост. Роняю с полки бутылку с маслом. Со звоном она падает на пол. Отлетает крышка… или её давно там нет. Не могу найти крышку. Звуки, которые я издаю сейчас, уже похожи на вопли. Фонарик. Под ванную. Зачем же я всё это делаю именно сейчас?! Внутренний наблюдатель валяется со смеху: что я творю. Внешнее проявление меня продолжает издеваться над телом, умом.

Выхожу в коридор с ноутбуком: после зала я хочу в кафе, чтобы заняться писательством и затем встретиться с подругой. Рюкзак с одеждой. Сумки, сумки — бездна вещей. Меня начинает колоть мысль, что я что-то забыла. Витамины! Я не выпила. Дверь, вторая. Прямо в кроссовках захожу на кухню. Какой тяжёлый кувшин с водой. Моя куртка стала на пять размеров больше, или мне кажется — я путаюсь в рукавах. Как будто я уменьшилась, как Алиса в Стране чудес, вместе с её чувством собственного достоинства. Пью. Выбегаю.

В машине. Не я за рулём. Меня не касается внешний мир. Я размещаю пост.

У зала. Конечно, встать приходится только на платную парковку. Все остальные триста две вокруг — бесплатные — заняты. Бегом наверх. Около зала кинотеатр. Афиши с мультфильмами. Хочу. Не сейчас. Сейчас у меня планы на продуктивный день — спорт, творчество. Но никак не развлечение.

После всего остаётся только забежать в женскую душную раздевалку. Освободить плечо от тяжеленной сумки с ноутбуком. Вот что значит «гора с плеч» — я сняла целую гору с себя. Меня толкают спортсменки, в зале у многих такая манера: мы не видим никого, у нас борьба за всё и борьба со всем (с весом и с миром). И вот здесь я открываю рюкзак и вижу, что я не взяла штаны. Забыла их дома. Нет бы футболку. Или носки. Или полотенце — его я, кстати, тоже забыла. А где бутылка для воды? И её нет.

Всё. Можно расслабиться. У меня не получается сегодня со спортзалом. Поехать сразу в кафе, где встречаемся с подругой. Боюсь, что нельзя мне с таким лицом в метро. Этажом ниже есть японский ресторанчик с хорошим чаем. На входе официантам: «Добрый день! Мне, пожалуйста, имбирный чай». Сажусь. Достаю ноутбук. Подходит официантка… «Девушка, мне только чай». — «Вы так сказали — имбирный чай…», — как же она хорошо проинструктирована. Она копирует мой тон, моё выражение лица. Она мне мешает так же, как я ей своим приходом. Я решаю смягчиться прямо здесь и сейчас. «У нас есть имбирный только с облепихой», — уточняет она. «Он мне подходит. Идеально», — более мягким и спокойным тоном отвечаю я.

И вот я здесь…

Слушать пространство — бесценно. Ещё засовывая выпавшие во время суеты вещи из шкафа обратно на полки, я поймала себя на мысли, что суечусь и что ничего хорошего из этого не выйдет. Что тренировку по аэробике, на которую я изначально (со вчерашнего вечера) хотела пойти, отменили — я знала об этом с утра, и что тогда мне не стоит пока идти в зал. Но я всё-таки пошла — хотя бы побегать. Когда пространство против и тело намекает на то же, даже совершенно здоровые и сильные аргументы в пользу спортзала не стоит брать во внимание: я неделю там не была из-за болезни, я теряю форму, я давно не двигалась, и моя голова забита пустыми мыслями, которые вылетят после получасовой пробежки. Качественные уговоры. Сама себе продала идею похода беспроигрышно. Но всё было не на моей стороны. Намёков я не понимаю. И забываю взять штаны.

Спасибо, что просто забыла. Спасибо, что просто штаны. И сейчас, когда пост размещён, прочитан и неоднократно одобрен, когда чай подан и я успокоилась по поводу зала, я понимаю: как хорошо, что всё именно так, как есть.

Замечали у себя такое же? Это называется «продавить пространство» или, как я слышала однажды, «взорвать воздух». Энергозатратное и точно проигрышное дело. Забота пространства о нас похожа на стихию. Когда река выходит из берегов и разливается могучей волной, затапливая дома, магазины — все строения на пути её непредвиденного похода, она решила. С ней не договориться. Когда сталкиваешься со стихией, возникает вопрос о войнах: почему они происходят? Ведь это дело рук людей. Люди же могут договориться друг с другом и всё равно совершают массовое уничтожение себя, друг друга, пластов творения природы и человека. А здесь стихия — только наблюдать. Ничего не делать. Руками трогать можно, но бесполезно.

Энергия обстоятельств подобна стихии. Если уже случается, лучше отдаться им и пойти в ту сторону, куда они направляют. Потому что они всё равно на нашей стороне. Они настроены на помощь нам и на реализацию наших чистых запросов.

Хочу отдохнуть. Хочу заняться писательством. Хочу покоя и тишины. Наверное, таким был мой вчерашний запрос после утомительной недели, полной экстренных планов, моментальных решений, спонтанных обстоятельств с пометкой «срочно решить», и всё это на фоне моей болезни. Болею я редко. Совершенно не знаю, как себя вести при ней. Мысль идёт, а тело не слушается. Или тело распирает от энергии, а глаза не видят, нос не дышит, голова болит.

Словом, стрессовой выдалась неделька. И тело решило отдохнуть. Пространство помогло.

Поддерживаю себя и вас, мои читатели, в том, чтобы научиться понимать намёки, добрые намерения, настойчивые рекомендации пространства, пока ему не придётся принять меры. А примет — всё равно будет интересно. Ведь это жизнь. Она наполнена связанными событиями, которые сплетаются в кружево, невидимое в моменте создания. Полная картина будет видна чуть позже.

Как говорил один мудрец: «Любая ситуация заканчивается хорошо. Если ещё не хорошо, значит, ситуация ещё не закончилась». Когда я в эпицентре ситуации, я с ним не согласна. Сейчас — в покое и расслаблении — соглашусь.

Пятая глава написана на нерве.

Не загубить бы эмоцию позже. Во время редакции.


6. Мужчина за соседним столиком

Он с самого утра за ноутбуком. Я пришла сюда на встречу, ждала какое-то время человека, беседовала с ним два часа, а мужчина всё это время печатал. Может быть, у него тоже рождается книга.

Один раз музыка в его наушниках была, вероятно, настолько заразительно ритмична, что он стал громко притоптывать ногой. Если послушать запись диктофона, которую я делала на этой встрече, там наверняка будут слышны эти звуки. Топот через равные промежутки времени… Это было курьёзно.

А я танцую в метро. И шевелю губами под слова песни. Много раз видела, как это делают другие, и говорила себе, что это ужасно нелепо, но у меня, конечно, по моему предположению, всё получается более эстетично. Более красиво. Это же я… сама над собой сейчас смеюсь. Я понимаю, как это забавно. Но когда музыка в наушниках вдруг такая уместная, такая любимая, трогающая сердце, и весь мир вдруг под неё становится прекраснее, переливается гранями идеального бриллианта, как можно не включиться в процесс? Как можно проигнорировать эти ритмы или слова, которые до такой степени часть меня самой?

Интересно, так у всех или только у меломанов? Если бы в мире было ещё больше меломанов, чем я вижу в метро и других общественных местах, чаще случались бы моменты, когда мир начинал бы пританцовывать. Мы бы тогда, наверное, больше любили часы пик. Чем больше людей, тем больше музыки и танцев. Тем больше шансов у мира стать не просто миром, а идеальным бриллиантом.

Мой папа меломан. Самая большая радость в его жизни — музыка, музыкальная техника, музыкальные девайсы, люди, которые занимаются или слушают музыку. Он живёт не слишком богато, в его доме потрёпанные обои и чашки со сколотым краем, но у него огромная коллекция мировой музыки на различных носителях: на бобинах, на виниле, на дисках разного формата и уровня.

С детства я слышала разногласия в доме вокруг музыкальной темы.

— Ты снова купил этот диск/пластинку, у нас же совсем нет денег! Дети босые ходят!

— Но это коллекционное издание… я потом такого не найду.

Однажды, когда мне было уже за 20, я решила, что могу высказать некоторые претензии отцу. Звучит прямолинейно — но так оно и было, не буду редактировать. На самом деле я захотела поговорить о наболевшем, прояснить некоторые моменты. Дело в том, что у нас никогда не было задушевных, доверительных разговоров. Он всячески избегал и даже отвергал их. Но в этот раз я решила подвергнуть его стойкость и мудрость испытанию.

Я долго думала, что именно хочу обсудить: в чём я видела самый большой смысл для себя. Я воспитана в том духе, что родители — боги и недосягаемы для критики. Но постепенно я пришла к пониманию, что он живой человек, мужчина, и всегда жил очень разной жизнью, где была не самой значительной из сторон маленькая я и мой брат (потом родился ещё один). У отца были свои увлечения, радости, страхи, сомнения… и как-то он жил. И как-то я была рядом, и выросла, и возымела смелость обсудить наши с ним сложности в коммуникации. Что-то такое нужно было… что-то «горячее»: то, что в данный момент жгло внутри и требовало объяснений. Что-то такое, решение чего освободило бы меня от многих сомнений и разочарований. И, перебрав многое в памяти, за многое простив, я вытащила немного того детского, что до сих пор вызывало у меня жалость к самой себе.

— Пап, у меня в детстве несколько зим не было целых сапог. Ходила, хлюпала ногами по сырому снегу, мёрзла. Надо мной весь класс смеялся, что я в дырявой обуви, а ты диски покупал. Ты не любил меня? Я мешала тебе наслаждаться твоим увлечением?

Впервые в такой момент он смутился. У нас не было прежде разговоров на таком уровне. Но с ответом не помедлил.

— Кать… ты сапоги бы сносила и забыла, а диск — навсегда. Ты же выросла на этой музыке. И на этих музыкальных сказках.

Действительно, у нас были незажиточные годы, но тихих, безмузыкальных не было.

Я услышала ответ и разревелась. Мне показалось, что он шутит: у меня не укладывалось в голове такое противопоставление. Отмахивается от меня — не хочет говорить серьёзно. И на самом деле тут не в музыке дело, а в том, что он действительно не любит меня.

Папа опешил. Он всегда терялся от моих слёз. И сейчас…

— Ну ты чего? Диски — они же на всю жизнь. Вот он, который я тогда купил. — Снял с полки голубую коробочку CD-дисков. Всё ещё пугаясь моих слёз, протянул мне её, отступая назад. «Алиса в Стране чудес» — с песнями на слова Высоцкого. Мой любимый диск. — Достань оттуда книжечку со стихами. Помнишь, как ты её любила? Перепечатывала. Наизусть учила.

Это правда. Очень любила. Когда печатать училась, слепой метод осваивала, брала именно её и перепечатывала стихи. «Этот рассказ мы с загадки начнём…» До сих пор каждую строчку знаю. Смысл всё ещё раскрывается для меня.

Взяла коробочку. Книжечку достала. Папа смотрит: не любил он, когда я ребёнком её доставала. Боялся, что порву. У него каждый диск в пакетике, в одном направлении все стоят в коробке стройно, ровно, картинкой к зрителю.

Реву. Книжечку листаю. Папа близко не подходит. Слёз боится. Стишки мелькают. Песенки в голове звучат.

— Спасибо, папа! — Говорю. — Я всё поняла. Хорошо, что обсудили.

Он любит меня, а я его. Это точно. Коробочку забрал. Всё аккуратно сложил. Предложил послушать его новую находку (не помню какую). Согласилась. Слушаем.

У него новое хобби. Он находит исполнителя, который придётся ему по душе. Скачивает из интернета все треки, альбомы. Слушает. И записывает на диск лучшее из лучших. Дизайн дисков — стилизация под виниловые пластинки. Обложки делает сам. Составляет тексты, добавляет фото в программе. Распечатывает, вырезает, вставляет в коробочку. Он так счастлив в этом. Делает для себя. И на вопрос: «Что подарить?» — до сих пор отвечает: «Болванки или диск на терабайт».

Человек живёт музыкой. Человек живёт.

В шестой главе столько чувств.


7. За шторой

За шторой примерочной, которая очень долго не открывалась, оказалась девушка с небольшим ворохом вещей. Я ожидала увидеть их груду — так много времени она провела там. Когда она выходила, я заметила выражение её лица. На нём читалось удовлетворение собой. Девушка словно декларировала: у меня гладкие волосы, чистая кожа, фигурка подтянутая — я прекрасна… И мне обычно нравится такая энергетика самолюбования и внутренней уверенности в своей красоте. Но в этот раз было неприятно. И дело не в закрытой передо мной «двери». Дело в другом.

Неплохо бы думать о других, когда ты занимаешь часть общей территории: входишь в автобус и застреваешь в проходе, выясняешь по телефону отношения в толпе посторонних людей — словом, вы меня понимаете. Внешне девушка была действительно идеальна, но её неблагополучное внутреннее состояние прочитывалось за этой безупречностью. Она хотела, чтобы её заметили. Возможно, специально для того, чтобы отвергнуть каждого, кто подойдёт. Или она понимала, что так неотразима, только урвав часть пространства для себя на общей территории. Или, может быть, у неё была или будет встреча, за которой стояла внешняя загадочность, но внутренняя неуверенность. В любом случае её вид заставил меня задуматься об иллюзии красоты и хрупкости созданного внешнего образа. О тонкости маски.

Одна женщина, из очень богатых, как-то заметила, что она очень легко пережила наступление старости, потому что «всегда была толстой и некрасивой». По её словам, время не коснулось её внешности, природа не попортила на ней ничего, потому что изначально всё было невзрачно. «Мне всегда было легко жить в этом смысле. Я никогда не думала о внешней красоте. И мне искренне больно смотреть на увядающих красавиц и их попытки сохранить молодость…»

Тут же вспоминаю, как в одном интервью, которое я брала у актёра театра, он упомянул о немолодой актрисе, которая не позволила себе ни одну пластическую операцию. И в свои великие годы она была, по его словам, богоподобна. Он увидел её за кулисами и обомлел, восхищаясь её осанкой, подачей, благородством и спокойным выражением лица.

Я живо представила себе портрет его «музы». Воображение цепляется за княжескую осанку — я даже не знаю, какая фигура, не могу рассмотреть. Вижу только осанку, медленные грациозные движения и взгляд. Мудрой хищной птицы. Он внимательный, смелый, спокойный, и в нём читается недопустимость приближения к «птице» сверх того, что она позволит, дабы не нарушить покой вокруг неё. Тот покой, который создаётся уверенностью хищника (не жертвы) в том, что никто помимо его воли не вторгнется в его пространство.

Мы столкнулись у кассы, девушка снова прошла мимо меня, выражая всё те же раздражающе двойственные флюиды. И мне невольно пришёл в голову вопрос: «А когда уже наступит такой возраст, что я не буду думать о внешности, фигуре?»

Кто-то внутри, кто задал вопрос, тут же ответил, что, во-первых, мне нравится заниматься своей внешностью, и я делаю это, не напрягаясь, всю жизнь, и это входит в мои радости жизни. Поэтому первый ответ: такой возраст не наступит никогда. И следом мысль о том, что я с детства учусь не врать себе и миру, учусь снимать социальные маски и не делать вид, что я есть та, кем не являюсь. То есть возраст, когда я принимаю себя такой, какая я есть, со всеми особенностями внешности и её проявлениями, — всегда. Он был всегда и, чувствую, будет длиться ещё какое-то время.

Я с десяти до семнадцати лет жила в городке, где люди внешне очень непохожи на меня. Они принадлежат к этническому типу, для которого характерны такие черты: невысокий рост и смуглая кожа. А стандартами красоты были маленький рот, узкие губы, тоненький аккуратный носик и «вместо глаз — очи». Особенность населения. Я же диаметрально противоположна по всем показателям. Меня воспринимали или как «безобразную», или как «прекрасную». Первое вызывало чувство опасения: человек с непривычным образом непредсказуем. Второе — зависть и ревность. Третьего не было. Равнодушным я не оставляла никого.

У меня было ещё много особенностей, на которые резко реагировало общество: характер, социальное положение, особенности мышления, способ коммуникации… Поэтому внешность — это то, что мне впоследствии удалось отпустить легче всего. Как-то даже само собой получилось. Другие обстоятельства давили так, что… Спасибо, словом, этому особому миру за всё пройденное. По крайней мере, я до сих пор ни разу не «укололась», то есть не сделала косметических операций: не надула губы, не растянула щёки, не переделала себе нос. Считаю, что возрастные изменения на лице и фигуре идут в ногу с моим психическим и профессиональным развитием. Успевают за ростом моего статуса в моих же глазах.

У каждого из нас открыта возможность наслаждаться собой в том периоде жизни, в каком сейчас находишься. В одном возрасте открыто одно — закрыто другое. Меняется возраст — меняются возможности. Но плыть по течению не так-то просто.


***

Первый раз пишу главу в другом городе. Здесь кафе, которое я очень люблю за тишину. Но оно (как и весь город) любит шутки. Я не одна в зале. Здесь несколько посетителей, и все они сидят, как мышки, в ноутбуках, телефонах, книгах. И только один — он есть всегда — звонит без конца по телефону, разговаривает на весь зал, мы все его слышим, мы погружены уже во все его проблемы. При этом я пишу. Стараюсь, чтобы мысль не спотыкалась о его ипотеки, договоры и разборки — кто и почему не взял вовремя трубку.

Я сделала замечание. Парень за столиком напротив улыбнулся и кивнул мне в знак благодарности. «Говорун» бегло извинился и понизил тон. Ненадолго. Да и я не была резка, как умею. Мне иногда и не нужно. Внешность, опять же, она выражает принятие себя и своей позиции. Я уверена в том, что я являюсь тем, кем я являюсь: пустой формой пустоты, изменяющейся по обстоятельствам и импульсам. Комфорт был нарушен. Теперь — восстановлен. Кажется, в минуту раздражения я была «безобразна», теперь — «прекрасна». Но разница с моей жизнью в детстве сейчас в том, что есть и третий вариант, и четвёртый, и ещё много-много. Какая я? Разная. Потому что я доверяю природе и синхронна с ней. Она разная — я разная. Она меняется — я меняюсь. С пластикой и фиксаторами мышц на лице вряд ли бы мне удалось быть с ней в гармонии. Скорее, это был бы нелепый диссонанс.

Когда же в моду войдёт невыспавшийся, всклокоченный образ? Чтобы сейчас я не просто сонная и вялая сидела в кафе и писала новую главу, а сонная, вялая и модная… Когда? А, уже вошёл! Раз я думаю, что я модная, — значит, я модная. Мы сами творцы своей реальности.


8. В последнее время

В последнее время много работы. А сейчас я в другом городе. Приехала сменить обстановку, отдохнуть. В планах встретиться с новыми людьми, пообщаться на новые темы. Отдых — это смена занятий. Для меня точно!

В кафе. Позавтракала. И меня ужасает мысль о том, что вот-вот я пойду в номер, где останусь наедине с кроватью и возникнет возможность лечь поспать. Срочных дел не намечено, но я упёртый трудоголик. Дела никогда не заканчиваются. Поэтому открой я сейчас социальные сети или почту, там может быть много сообщений, ответить на которые я буду просто неспособна. Чем сильнее я устаю, тем больше анализирую. Голова как на войне: действовать! спасаться! решать! Вот и сейчас пальцы танцуют, несмотря на обещание самой себе не редактировать книгу в творческом порыве, а довериться потоку и творить.

Вспоминаю кадры из фильма, где человек вышел из тюрьмы после двадцати лет заключения и повесился в первой же гостинице. Он просто не знал, как ему дальше жить — без режимов, ограниченного пространства, привычных действий каждый день. Вы наверняка узнали этот фильм номер один всех времён и народов: «Побег из Шоушенка».

Я так хорошо поняла этого человека. Страх, а с ним боль новой жизни. Моё тело тоже всё время сопротивляется переменам. Душа хочет перемен, ликует от них. Голова спокойна: анализирует, и получается, что всё в порядке. А тело ломает. Оно не хочет нового. Паттерны рождения: мы сидели себе в утробе, тревог не знали, и вдруг, через девять месяцев «нормальной» жизни, нас выгнали непонятно за что, непонятно куда и непонятно, надолго ли. И что вообще здесь делать. Травма рождения — одна из моих «любимых» и взлелеянных в глубине подсознательного травм. Из темноты, тепла, тишины (более-менее — в доме всё время играл тяжёлый рок, и я люблю его до сих пор), из рая, где даже питание и подача кислорода по первому требованию, — в слепяще яркий, холодный, шумный мир. В теле отпечаталось: «Перемены — это плохо». Вот и мучаю себя болезнями, фрустрациями, как только подхожу к переменам.

Сегодня всё так просто: долгожданный отдых. Просто закрывай ноутбук, расплачивайся по счёту и поезжай в номер. Он здесь — в десяти минутах езды. Или пешком, если руки не устали от чемодана. Заходи в отель и ложись спать. Не переодеваясь. Никто ничего не скажет: с утра и в постели. Телефон подальше: все предупреждены, кто нужно, что ты в поездке. Почему-то я позволяю себе не подходить к телефону, только когда я на встрече. Она может длиться два — пять часов, и я всё это время игнорирую почту, звонки. А когда дело доходит до меня, до моего личного времени, я не могу так поступать. Когда я наедине с собой, ощущение, что я на боевом взводе.

«Я достойна, мне можно, я позволяю, разрешаю себе». Да, это всё очевидное и даже банальное, но требующее бесконечного повторения. Только непрерывность практики является залогом успеха. На одну негативную мысль — пять позитивных. На одно падение — два подъёма и регулярное одобрение себя.

Я хочу побаловать себя подарками: пойти ближе к вечеру на прогулку с чаем в бумажном стаканчике, где каждый глоток через крышечку как поцелуй, пройти километров семь… купить себе красивую ручку… Мечты, которые так легко исполнить.

Разрешить себе жить так же, как парень за соседним столом разрешает себе громко говорить на весь зал. Самозабвенно, от души, как солнечный свет, проникающий во всё, пусть порой и беспардонно. Любое выводящее нас из душевного равновесия обстоятельство — это всегда наше отражение: прямое или кривое. То есть этот парень отражает то, что я не могу себе позволить. Быть полностью собой и нарушать покой и тишину. Вторгаться в групповое «личное» пространство. Он не хочет навредить никому. В первый момент от производимого им шума моя тяжёлая голова и чемодан становятся ещё тяжелее. Но потом я понимаю: дело не в нём — дело во мне. В том, как я воспринимаю пространство и себя в этом пространстве. Разрешить себе…

Разрешить себе любить. Разрешить не любить. И необязательно «заслуживать» это.

Разрешить работать и отдыхать. Разрешить громко разговаривать по телефону, хотя я в принципе тихо говорю, но иногда бываю эмоциональной, вспыльчивой — повышаю голос по телефону и, я знаю, мне абсолютно всё равно, кто что думает вокруг. И что же… я могу себе позволить быть открытой и правдивой для себя и мира, без необходимости выходить из себя и «не возвращаться обратно, а прямо-таки приходить в ярость». И показывать одно из своих настоящих лиц. А не маску сдержанности и формального понимания.

Знаю, будь у меня сейчас другое состояние, я бы и не заметила этого парня с его нескончаемым потенциалом телефонных разговоров. Неплохой сюжетец для очередного тома «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста… Я бы слушала музыку его голоса, и тогда эта глава стала бы романтичной: о различии мужских голосов, бархатных, мелодичных, и мои наблюдения на эту тему. О сильно разных голосах женщин: одни как нежная мелодия, другие — субстанция, заполняющая всё пространство, захватывающие и увлекающие подобно потоку, — густые, вязкие, полные.

Но эта глава — о головной боли и о том, как мало мы себе иногда позволяем, хотя есть все ресурсы. Это всё следование шаблону: заслужил — получишь, а не заслужил — не имеешь права. В то время как мы уже «заслужили» своим фактом появления на свет.

Главы семь и восемь.

Тяжёлая голова. Зачем вообще взялась за письмо.

Возможно, это самые бестолковые и требующие тщательной редакции главы. Пусть так.

Значит, другие будут ещё какими-нибудь. Другими.

Не я пишу — через меня.


9. В витрине магазина

В витрине магазина на одной из главных улиц города сидят на полочках куклы. Они посмотрели на меня скучающими глазами, когда я проходила мимо. Успели шепнуть мне, что ждут коллекционера, который придёт за ними вскоре…

Я живо представила себе этого человека. Некто путешествует по городам и собирает для себя, своего магазина или интерьера кафе, для большей антуражности, коллекцию кукол. Из каждого города — по одной. Куклы есть во всех городах. Сотни, но с ним поедет только одна. Как-то он выберет её, остановит взгляд именно на ней. Почувствует её.

Как я выбираю тему для каждой главы. Прихожу в кафе, открываю ноутбук, настраиваюсь на письмо и из копилки памяти достаю воспоминание. Например, сегодня я сижу возле окна, и в целом для меня это очень важно.

Вчера мне намекнули, что, возможно, книге нужен сюжет. У всего есть сюжет: у жизни, у одного дня, даже у каждой минуты. Сначала было сопротивление: ну, какой сюжет, у меня же просто воспоминания. Просто опыт. Потом пришёл другой ответ: у меня есть сюжет! Сюжет этой книги — настоящая жизнь. Мир мой внутренний и вокруг меня. И кафе, в которых я пишу, структурирует мир вокруг меня, а воспоминания, моральные установки структурируют мой внутренний мир. Без выдумок и подстроенных поворотов. Все краски реальны, вымышлены только имена.


***

Что сейчас. Я у окна. Здесь был свободный большой стол. Мне нужен именно он, потому что я хочу поставить ноутбук и не отвоёвывать у тарелки пространство для работы.

Считается, что в кафе самое выгодное место — именно у окна. Будто бы компании или одиночки будут сидеть и смотреть в окно. Видела десятки фото с подобным сюжетом.

Однажды я приняла такое приглашение: давай попьём кофе, посмотрим в окно. Мы были близки с этим человеком, сейчас его можно смело назвать «мой бывший», тогда я стеснялась признаваться себе в том, что меня с ним что-то связывает, чувствовала, что мы не будем вместе. Новый опыт — нам друг от друга совершенно ничего не нужно было, кроме удовлетворения плотских желаний. Но ему, как показало время и практика, ещё было интересно моё мировоззрение, мой опыт и взгляд на жизнь. Он наблюдал и восхищался: здоровая пища, «чистые мысли», набор разноплановых увлечений, и при этом без баров, клубов, дискотек, а конкретно — без сопутствующих им алкоголя, табака и сомнительных контактов.

Дело было вскоре после моего дня рождения. Я отмечала его с подругой в другой стране, а вернувшись, решила отпраздновать в кафе с мужчиной. Огромный букет не помню каких цветов. Но это был не «веник». Торговый центр. Самый верхний этаж. Кафе и сиденья в виде гамаков-коконов. Он не забронировал заранее, но места оказались свободны. «Жаль, что мы с тобой не вон там сели», — сказал он мне, показывая на место в углу между двух окон. Панорама открывается с двух сторон. Мы тоже сидели у окна, но это было только одно окно.

Я была довольна. Но его «жаль» меня настроило на много «жаль»: жаль, что не забронировал столик; жаль, что такой тяжёлый букет; жаль, что он без подарка и так уверен в себе, что, мол, близость — это самый крутой его подарок для меня. Жаль…

Подошла официантка, и он спросил, не буду ли я против, чтобы он выпил при мне что-нибудь алкогольное, исключительно за моё здоровье. (Ах, вот почему у меня сейчас такое крепкое здоровье: всё дело в том, что он тогда выпил за него.)

Как в тот день, когда я приехала к отцу: мы давно не виделись, но по телефону я сказала, что стала вегетарианцем (даже мощнее — тогда я была сыроедом) и что уже несколько лет не пью алкоголь… Ну а курить я так до сих пор и не попробовала. Даже кальян. Даже всё что угодно другое. Не пробовала. В тот день отец попросил купить для него бутылку дешёвого шампанского. Я сделала. Мы сели за обеденный стол, и он начал его пить при мне, пьянея и теряя адекватность с каждым глотком. Неадекватность заразительна, и я спросила: «Папа, почему ты пьёшь? У тебя стресс? Ты не рад, что я приехала?» «Наоборот, — поразился он. — Я пью за твой приезд». За мой приезд было бы лучше, наоборот, не пить, а поставить на стол свежие овощи. Тогда бы я была тронута. А сейчас мне захотелось убежать. Вместо того чтобы перейти на мой язык, хотя бы на время, пока я с ним, принять моё новое мировоззрение, он низвёл его до абсурда. В какой-то момент включается паттерн страны советской, что радостное событие обязательно нужно обмывать алкоголем, и рассуждения, логика отмечающего становятся ретроградными.

Возвращаясь в кафе к мужчине, который заказывает себе алкоголь и спрашивает меня, не буду ли я против.

Мы не соединены душами, у нас нет общих дел, он старше меня на 13 лет, и он ставит меня в ситуацию, где я должна ему что-то разрешить или запретить. Теперь понятно, почему он до сих пор не был женат. Он признавался мне, что боится женщин близко подпускать, потому что они делают из него подкаблучника. Они ли… (кому нужны риторические вопросы).

Я ответила, что не чувствую за собой права управлять его решениями в этой и любых других ситуациях, но не было ли бы лучше, если бы мы провели вечер без алкоголя. Как и все предыдущие совместные вечера. При этом, повторюсь, он был хорошо осведомлён о моём решении не стимулировать в себе какие-либо состояния при помощи алкоголя. Достаточно для меня того, что я пью чай и иногда ем сладкое: сильнейшие расширяющие сознание стимуляторы.

Он вежливо проигнорировал мою просьбу. Видимо, игра «кто в доме хозяин» должна была быть выиграна им до последней капли. И заказал алкогольный коктейль, чтобы я, не дай Бог, не осталась без настоящего праздника.

Не знаю, какие тучи сгустились над ним дальше, но ему стало сильно плохо. Один невинный бокальчик коктейля — и отравление. И обвинение меня, что я ведьма и наколдовала ему плохое самочувствие.

Я сказала ему, что если он уже задал вопрос, то импульс в ответ он получит. Это так работает. Спрашиваем у Мира что-нибудь. Получаем ответ. Ответственность — от слова «ответ». Получили — нужно пользоваться. Или не задавать в другой раз вопрос, не просить чего-либо. Играть с миром в «кто кого» — последнее дело. Лучше сразу самостоятельно принимать решение: «Дорогая, сегодня я пью» — и смотреть за реакцией. Если «дорогой» что-то не понравится, она просто уйдёт.

Я не ушла тогда только из-за долгого перелёта в тот день и полного отсутствия сил в этой связи. Осталась, и импульс Вселенной сработал. Мужчина не взял ответственность за ответ (простите за тавтологию), который получил. Пришлось ему пострадать телесно.

Наши отношения, в которых ещё были неоднозначные эпизоды, после этой истории продлились ещё два или три месяца.


10. Поделюсь наблюдениями за ложью

Когда мне было 10 лет, мы с мамой вдвоём переехали на Кубань, и там со мной произошёл случай, который научил меня пониманию, что ложь не нужна. Очевидно, скажет мой добрый читатель, что ложь не нужна. Разве это неясно? Но одно дело, когда ясность в только голове, другое, когда понимаем всем телом, то есть всем своим существом. Когда уже на подсознательном уровне зафиксирована информация. Как базовые привычки, например: тронешь огонь — обожжёшься. Так и с ложью. Ценно прочувствовать её нутром, чтобы понимать её суть и начать с ней новые отношения, построенные на осознании взаимовыгоды или взаимоуничтожения.

Здесь, на Кубани, и состоялась встреча с этой истиной.

Мы переехали. Отец с братом остались в Сибири. У папы был какой-то контракт по работе, которому ещё несколько месяцев жизни нужно было отдать.

До переезда мы жили в квартире, у нас была дача и у бабушки — частный дом. Там были огороды и садовые деревья. Но такого обилия фруктов на личном участке, как на Кубани, я не видела ни разу. Мы приехали к самому урожаю: горы яблок, груш, слив, винограда. Я была в восторге. Моментально всё это начала есть большими порциями. С непривычки организм бунтовал, возмущался, но жажда вкуса была сильнее. Например, сливы я до сих пор не ем. Так тогда их переела. Только в виде варенья…

В один из дней, когда мамы не было дома, я решила порезать яблоки, чтобы засушить их к зиме. Несвойственная мне инициатива, вызванная, видимо, резкой сменой обстановки. В доме, в который мы переехали, давно не жили. Ножи, что удалось найти на скучающей кухне, были туповаты. Меня это не смутило, и я взялась за дело. Неумёха городская. Вкладывала яблоко в ладонь и сверху давила ножом, отрезая ломоть. Несколько фруктов поддались практически легко. Дали себя искромсать, разложить на сушилку. Но на одном из последующих нож сорвался и впился мне в основание большого пальца. Кровь моментально хлынула рекой (как мне тогда показалось). Я взвизгнула и набрала полные лёгкие воздуха, чтобы приготовиться орать от боли, как вдруг…

Как вдруг я огляделась в поисках невидимого зрителя и вспомнила, что я одна дома и что никто меня не пожалеет. Это было впервые. Чтобы такая рана с хлещущей кровью, и я совсем одна. Даже маленького брата не было. Он бы хоть испугался за меня. Меня бы поддержала его реакция.

Я моментально проанализировала ситуацию. Кровь уже капала на пол. И я начала разговаривать с собой: «Сейчас, Катюша, мы промоем ранку и смажем зелёнкой». Так я и сделала. Зелёнка в несколько раз усилила боль. Я начала глубоко дышать и интенсивно дуть на ранку.

Заматывая порез тряпочкой или бинтом, я начала рассуждать, что всё время, когда я кричала раньше, я врала. Не во всех случаях, конечно, в младенчестве наверняка была веская причина — чтобы привлечь внимание, например. Но тогда я именно так сказала себе: «Я врала. Кричала раньше, как будто от боли, но могла не делать этого. Точно!»

Мама много раз уличала меня во лжи. Настоящей, ненадуманной. «Кто разбил? Ты?» — «Нет. Не я…» Наказание, взаимная обида. «Кто разбил? Ты?» — «Да. Я». Такая же реакция. Что-то не то. Как бы я ни ответила, реакция была одинаковая. Но если соврать — рассуждала я ребёнком — есть вероятность 50%, что не заметят и не призовут к ответу. Однако это оказалось ошибкой рассуждения. Ложь не спасала от ответственности. Это нужно было вовремя обнаружить, пока я не научилась обманывать профессионально.

Родителей расстраивала любая наша с братом нечестность, и я старалась быть такой как можно реже. Но в эпизоде с порезом меня озарило, что ложь и правда — это ещё глубже, чем признаться, кто разбил кружку, чем ответить честно на неприятные вопросы. Даже когда я просто так кричу, плачу — это я тоже обманываю. И можно боль прожить без крика, и можно помощь самой себе оказать… Можно эмоциональными реакциями не манипулировать и не привлекать к себе внимания. Другое дело, когда они не контролируемые, чистые, незапланированные. Но здесь и тени манипуляции или желания нарушить чьё-то пространство не будет. Даже у ребёнка. Чистые эмоции — совсем другое дело. В тот день я пообещала себе учиться не врать. Не врать себе, что мне больно, если не больно. Не врать, что страшно, если это не так. Начать с себя. Именно так.


Что тут добавить. До сих пор учусь. С того момента я ещё много раз ловила себя на лжи. Явной, прикрытой, во спасение. Лгала многим и себе — отодвигала себя на второй план, заставляла себя молчать, отказывала себе во многом, даже без следующей за этим пользы для кого-то — бездумно, во вред себе, но порой в иллюзорную угоду социуму. Сейчас этого уже сильно меньше. «Что люди скажут?» Всё что угодно. Люди непредсказуемы. В их голове роем мысли, и у каждого тысяча и одна причина сказать мне что-нибудь обо мне. Для меня. Хорошее, плохое. Без контроля.

Я иду к себе. Я разрешаю себе быть собой, взращивая в себе высокие моральные принципы, чтобы мои желания и намерения были во благо мира (а иначе зачем мы живём вообще). Чтобы быть верной себе и при этом очищать планету от психического (и другого) мусора. Говорю, когда хочу. Молчу, когда хочу — но с этим сложнее — чаще настаивают, чтобы говорила: отвечала на вопросы, соблюдала речевой этикет. Учусь делать только то, что хочу делать. Не делаю того, на что нет внутреннего отклика, — наблюдаю за этим более тщательно. Получается не всегда. Пока не всегда. Нахожусь с тем, с кем хочу быть. Убираю из окружения того, кто не нужен именно мне и именно сейчас, — деликатно, как могу. Наблюдаю за своими реакциями. Занимаюсь совершенствованием этих процессов и не обманываю себя в этом.

Не бегу от сложных людей, от опасности и ответственности. То, что готово уйти, — уйдёт. Не обманываю себя и других, делаю только то, что хочу делать. Благодаря этому имею дело только с тем, с чем хочу.

И это без необходимости пробуждения себя болью, ранами, шрамами… Тот «яблочный», кстати, до сих пор при мне. Быть в присутствии и наблюдении без необходимости давать себе подзатыльник. Нужно соврать — значит, врать. Только не обманывать себя в том, что не соврали. Особенно себе.

Иногда у меня что-то спрашивают. А я отвечаю, что сейчас совру. Поэтому мне лучше промолчать или я дам ложный ответ. Как собеседнику удобно — он может выбрать. Я и с собой так же. Иногда признаюсь, что сейчас буду врать. И что так нужно для дела. Может быть, только тогда это уже не ложь, а правда в другой обёртке. Парадокс лжеца: тот, кто признаётся в том, что врёт, точно не врёт.

Ложь — тонкая штука. Правда куда фундаментальнее и прочнее. И как же она облегчает жизнь. Начиная путь во лжи, мы можем прийти куда угодно. Начиная путь из правды, мы придём только в правду.

Сегодня хочется писать и писать. Но у ноутбука садится батарейка. В первый раз. Аккумулятор нужно прокачать. И дать ему полностью сесть.

Не хочу начать и не дать себе потом закончить. Да и так уже две главы есть. Я довольна. Удовлетворена.


11. Сегодня сижу против света

Не вижу, о чём пишу. Отсвечивает. Может быть, оно и к лучшему. Или всё-таки лучше видеть?

Так бывает часто. Я наблюдала, что иногда что-то происходит, на первый взгляд дискомфортное, но как же потом красиво и логично всё раскрывается. Сколько мудрости и правды в том, что получается в итоге. Только наблюдать, только быть восприимчивым. Не контролировать, не следить. Отдаться слепящему свету и течению обстоятельств.

Как легко об этом рассуждать. Писать, подбирая слова. Как сложно переживать подобное. Довериться пространству. Не вмешиваться. Наблюдать за тем, как события сплетаются в изящное кружево… Но не увлечься бы. А то включится «комплекс Золушки», девушки с пассивной жизненной позицией. Что происходит, на то реагирую, чего не видно с моей точки зрения — того и не существует.

Как не запутаться?.. Как понять, когда действовать, а когда наблюдать? Я руководствуюсь внутренними импульсами и осознанием послевкусия свершённого мною. Когда я вторглась в устоявшееся пространство. Например, сегодня… история, стыдная даже для меня, для человека с сертификатом сексолога.

Вы, наверное, это уже заметили, как я люблю тишину… очень люблю. Тишина — спасение моё. Чем сложнее мне становится, тем больше я хочу тишины. Но тем дальше она от меня. Жизнь не даёт мне впасть в депрессию. Ведь что такое депрессия? Попытка избавиться от «пресса» обстоятельств, убрать давление. В неё мы прячемся от груды стрессовых ситуаций. Так говорят профессионалы: «Длительный стресс ведёт к депрессии». — «А мой стресс длительный?» Но правда в этой концепции есть: когда сложная ситуация подходит к нам слишком близко, подсылая к нам не всю себя, а лишь частично, намёками, она предлагает поэтапно с ней разобраться. Но на подкорке, ещё с момента рождения, когда мы поменяли миры — явились из утробного в наш, запечатлелась истина: «Всё новое — плохо» (с вариациями), и наша адекватная реакция на новое — избегать. Такие ситуации накапливаются, выстраиваются в очередь — это стрессики. Как ведут себя люди в очереди, когда им невтерпёж: давят друг друга, толкают, обманывают, хитрят, чтобы пройти вперёд, так и эти непрожитые события — прессуют друг друга. Вот и депрессия — попытка не вступить в контакт с прессом.

Кстати, почему многие боятся серьёзных практик личностного роста… что происходит в процессе работы: человек выходит из своего кокона, и застоявшиеся в очереди задачи наперегонки мчатся в открытую душу, чтобы успеть разрешить всё, что задумано в этом воплощении. Телесные и психические реакции предугадать в этом случае непросто. Отсюда страх. Но пространство сводит нас с нужными учителями. Восточная мудрость гласит: «Учитель приходит, когда ученик готов принять его». Даже если в какой-то момент нам кажется, что нам это не подходит, позже всё раскрывается наилучшим образом. Только бы заметить.


Итак, тишина. Порой она помогает раскрыться застоявшимся ситуациям, а в моём случае она помогает «отсидеться», переждать бушующий стресс. Иногда это уместно (на усмотрение жизни), а иногда всё-таки нужно действовать. И силы есть, и время, но лень, да? Поэтому, когда я хочу тишины с целью отдыха, которому не пришло время, мудрая жизнь находит в этом попытку встретиться с депрессией. И бережёт меня от неё. Вот, например, как сегодня.

Я в другом городе. Остановилась в хостеле — образце тишины и гармонии, протестированном мною много раз. Здесь есть номера и общие комнаты. Я в номере. Приехала, чтобы скинуть груз, накопившийся за месяцы работы…

— Добро, — не возражает пространство. — Нужно скинуть груз, но работай над собой. Приложи усилие.

И во что в итоге превратилась моя цитадель тишины и покоя? Где прежде было слышно, как муха ползает по потолку… В этот раз администраторы словно просто взбесились: дни и ночи напролёт они ведут резкие громкие разговоры друг с другом, причём часто на пошлые темы. В общем пространстве, из которого мне всё насильно хорошо слышно. Это не гулкое «бу-бу-бу», фоновый звук, который мне никогда не мешает, это реальные крики. Иные от злости, иные якобы по делу: «Сколько брать?!» — «Пятнадцать!» А иногда разговоры на интимную тематику, из-за которой возбуждаются участники и голоса поневоле повышаются: всё выше и выше с каждым поворотом щекотливого сюжета.

Прихожу с утренней прогулки. В общей зоне девочка-администратор, лет 20—22, обсуждала мужские достоинства своих многочисленных (я подчёркиваю — это её слова) партнёров. Она говорила о лёгком сексе на первых свиданиях. Негодовала, что никак не может найти «свой размер». Мне стало неловко за неё. Захотелось вмешаться и рассказать, что размер (простите) зависит от того, как женщина с ним обращается. Да и вообще не в нём дело. Но я живо представила реакцию: как если бы ко мне пришла какая-нибудь тётя-посетитель с улицы и давай мне ликбез по сексуальности проводить. Вряд ли мы бы поняли друг друга. Меня возмутила сама подача, её экспрессия, непрошибаемая вера в свои слова. Она говорила громко, чтобы произвести впечатление на слушателей — не иначе.

Этот разговор застал меня на самом пороге, когда я снимала обувь и вся компания могла видеть меня, если бы хоть на секунду оторвалась от беседы. Я решила молча пробраться к себе в надежде абстрагироваться и поваляться в тишине под лёгкую музыку. Но и оттуда мне было всё слишком хорошо слышно. Катастрофически хорошо. Я пошла в душ после прогулки, поэтому мне пришлось снова встретиться с этой компанией в общей зоне. На обратном пути, проходя мимо сексуально раскрепощённых барышень-администраторов, я буквально ухом зацепилась за нецензурную брань. Видимо, экспрессия рассказа требовала усиления. Всё! Душа не выдержала, я обернулась: «Я вот здесь только что прошла», — показала я линию на полу. «Да. Я заметила. Спасибо», — холодно, не поднимая глаз, ответила девочка.

Я ушла в номер несолоно хлебавши. Но через некоторое время их женскую компанию разбавил молодой человек, и крик перешёл в агонию. Администратор ходила по номерам, проверяла чистоту, а парень сидел в общей зоне и общался с девушкой диким ором через весь хостел. В какой-то момент я вскочила с кровати и, босая, вылетела, как ястреб на цыплят.

«Девушка! Вы понимаете, что я приехала, чтобы отдохнуть! Я не прошу молчать, я прошу не орать! Как можно столько времени проводить в шуме?! Я хотела вчера написать в жалобную книгу, но она у вас пустая — я не решилась. Почему бы вам не подходить ближе к парню, когда вы хотите ему что-нибудь сказать? Зачем орать через коридор? Ведь это так слышно…» При этом я сделала большой шаг в сторону растерявшегося юноши. Почти к самому его уху. Я рассчитывала на ревность в тот момент. И парень мне подыграл: он не был против такого близкого контакта, не шелохнулся, а, кажется, даже подался ко мне машинально.

Девушка смотрела на меня, как на идиотку. Её равнодушное лицо выражало немой вопрос: «Когда же ты заткнёшься и залезешь обратно в свою нору?» Меня это равнодушие не устроило. Я рассчитывала на понимающие глаза, малюсенькие извинения и обещания вести себя потише. Ничего я не получила. Пришлось включать тяжёлую артиллерию.

«Вы материтесь, девушка, как сапожник. Так громко рассуждаете о мужских членах, что мне неловко за вас. Это же всё так сильно слышно».

Глаза администратора намокли…

«На вашем месте я бы тоже расплакалась», — не унималась я. А девушка в поисках поддержки, но не без раздражения посмотрела на парня.

Кроха-админ моментально осушила глазки и металлическим тоном, полным презрения и отвращения, спросила: «У вас всё?..»

Мне пришлось уйти в номер. Конечно, ничего не поменялось. Почти ничего. Парень замолчал. Но девочка продолжала громко разговаривать. Когда я чуть позже вышла, за столом в общей зоне сидела моя героиня с друзьями. Одна её подружка бросила на меня стремительный взгляд. В её глазах был испуг. Видимо, ей рассказали обо мне в красках. И сделали это, признаться, очень тихо. Я не слышала. Умеют, когда хотят.

Но я не была удовлетворена. На душе осталось неприятное ощущение. И задала себе вопрос, который всегда задаю после ссор: «А где я здесь не права?» И поняла, что сама ситуация была ответом на мой вопрос.

Как хорошо таскать по миру чемодан камней с надписью «Я права». А если развернуть фокус зрения на себя? Ведь это же моя жизнь, мой мир. Мой театр, и все люди в нём — актёры. Роли я каждому раздала сама, и они тарабанят их добросовестно.

Зачем я как будто бы «заставила» всех кричать? Чтобы не уйти тишину и не «замять» в ней те сложности, которые сейчас я храню в душе. Я была на пороге нескольких творческих процессов одновременно. И это страшно, сложно для меня…


***

Хотите прикол? Сейчас пишу в кафе. Огромный зал. Нас тут три человека. Девочка за соседним столиком молчит. Читает книгу, но так шарашит ложкой по тарелке с супом, что у меня колокольный перезвон в ушах. Уже закончила. Но я отвлеклась на неё. То есть и здесь я нахожу отсутствие тишины. Дело в моей реакции. Моя гиперчувствительность к шуму и свету в очередной раз проходит испытания.

…Словом, мне боязно открываться, много мыслей роятся по этому поводу в голове. И я бегу от них. В тишину. А шумные люди как бы говорят: «Будь в моменте вне зависимости от внешних обстоятельств. Чувствуй себя и как через тебя течёт мысль».

Или наоборот: мне нужна тишина, чтобы соединиться со своей новой жизнью — в ней действительно сейчас много перемен, не хочу останавливаться на них. Нужна тишина, но мне страшно, что я после неё не останусь прежней. Это и так случится вскоре. Но пока мне страшно, я «прошу» людей орать, чтобы отсрочить момент трансформации.

Что же… заявляю сама себе осознанно и официально: к переменам готова. Дайте мне тишины, чтобы родиться заново. Я готова принять тишину здесь и сейчас без необходимости изолироваться, просто здесь и сейчас. В присутствии.

Тишина внутри меня. Нужно прислушаться. Она откроется. А вы, пока читаете, слышите тишину? Кажется, что даже музыка уходит на второй план. И сейчас самое громкое, что слышу, — мелодию моих пальцев по клавиатуре. Слух проходит сквозь эти звуки, сквозь пространство кафе, всего дома, города, страны, планеты и выходит в бесконечную тишину Вселенной.

Всегда, когда что-то идёт не так, как мы хотим или ждём, важно вовремя вспомнить, что это наша жизнь. Наша реальность, и мы здесь главные. И что это мы попросили все обстоятельства стечься именно таким и никаким другим образом. Всё создано для реализации наших идей и задумок. Всё создано нами для нас. Мир принесён нам в жертву, как великим жрецам. Принять, понять — зачем всё это попросили, затеяли. Ради чего люди отыгрывают свои роли. Поблагодарить и поменять всё, что хочется.

Перед девочкой я извинилась. Она стала тише. Кажется, в этот раз мы обе многое поняли.


12. Когда-то я пела в хоре…

У меня среднее музыкальное образование, и в одной из музыкальных школ, которых я, в связи с переездом, помню две, у нас был хор. Там я пела формально. В начальных классах общеобразовательной школы я тоже пела в хоре. «Солнечный круг, небо вокруг…» — была солисткой. Девятое мая, почёт, ветераны. Но речь о другом хоре сейчас. О народном. С ним я встретилась, когда переехала на Кубань. Местный ДК, интересные люди, моя музыкальная грамотность пригодилась.

Хор — моя сказка. Я пришла в него в 12 лет. Хорошо, что у меня с детства не было предрассудков и страхов на тему: «Что другие скажут». Я начала выступать на сцене, и мне было всё равно, как на это отреагируют одноклассники и сверстники. Народные костюмы, народная музыка — повод для насмешек со стороны подростков.

Меня мама в него привела. Сначала она услышала о хоре, сказала: «Я тоже хочу». И после первой репетиции решила, что мне там будет хорошо. Она не ошиблась. Мама вообще редко ошибалась. У неё природа такая — не ошибаться.

В хоре мне понравилось всё: песни, музыка, энергия, манера петь (фольклорный вокал — исполнение близко к джазовому: из недр души), участники хора, организация и руководитель. Это человек, от которого я впервые услышала в новой интерпретации такие слова, как «Вселенная», «космос», «полёт звука за пределы»… Он никогда не жалел на меня времени, репетировал индивидуально, ставил мне голос и верил в меня. Такой поддержки мне, пожалуй, в то время никто не давал.

Безусловная вера в мои способности и настрой только лишь на мои положительные качества. Мы вместе шли в сторону дома после репетиций, и он рассказывал мне о том, о чём я не могла узнать ни от кого больше: о силе духа, о людях вообще, о причинах войн, о ходе истории в жизни — правители, особенности наций. Мудрейший человек. Терпеливый, чуткий. Я не идеализирую. У него были свои недостатки, но меня они не зацепили.

Хором мы выступали на перевыборах атамана казачьих войск, в домах культуры на праздниках, на базах отдыха для туристов, на смотрах-конкурсах. Настоящая гастрольная жизнь, с которой я объездила весь Таманский полуостров. Это было более чем прекрасно.

Кулисы, косметика, тяжеленные костюмы, жара (особенно летние выступления в клубах и на улице: 50 градусов в тени) — мне нравилась эта жизнь. Однажды мы выступали в Тамани. Моя юбка весила порядка пяти килограммов (без преувеличений). Я выступала в блузе из материала, который мне тогда казался не то что воздухонепроницаемым, а вообще пуленепробиваемым. Я чувствовала, как пот со спины катился вниз, под юбку, по ногам в туфли и там хлюпал.

Наш песенный блок на том мероприятии закончился, и нас отпустили отдыхать. Я шла к автобусу в своём народном обмундировании, в полном макияже, с бетонно-прочной укладкой, чтобы переодеться и нырнуть в море. По пути меня поймала мама с мальчиком: «Смотри, какая красивая тётя! Можно с вами сфотографироваться?» — «Конечно». Я натянула улыбку, расслабила лицо. Кадр удался. Ещё шаг — солдатики в форме: «Девушка, хотим фото с вами». Туфли уже соскальзывали от собравшейся влаги. Выпрямила спинку, выровняла шею, широко открыла глаза с килограммом туши, улыбка. Фото. Я расслабилась, ссутулилась и понесла себя дальше, не обращая внимания на приглашение познакомиться и поесть шашлычки на берегу. Автобус и море случились. Я была счастлива каждую минуту в тот день. Несмотря на жару.

Это приятное ремесло. И полезное. Закалка духа. Совершенно другой взгляд на жизнь из этнического образа. Словно я действительно была представителем рода казачества. Совершенно другой взгляд на публику со сцены. И сами зрители, как они воспринимают актёра: не как человека, а посланника искусства. Быть в этих переживаниях, в любую погоду, на пустой ли желудок, на сытый ли, в разной степени усталости — это подарок для творческих людей. Словно Музы поддерживают, питают, ласкают. Видимо, поэтому так много людей стремятся в искусство и так же много «гибнут» в нём в поисках признания, поисках себя настоящего, в поисках нового.

Ещё немного о моём хоре. Было много разных моментов. Однажды мне пришлось его бросить. По недоразумению. Главное, что потом я вернулась и пела снова, пока не довелось переехать в другой город. Но и когда переехала, я приезжала погостить и первым делом мчалась на репетиции. Первые несколько лет после разлуки с хором я даже оставалась в репертуаре и меня брали снова выступать на сцене. Гастролировала, как прежде.

Затем перемены. Два года я не могла приезжать в гости. Обстоятельства не пускали. Как сказал когда-то Гоген: «Это всё нищета. Она мешает работать…» Вскоре стало проще, и я снова начала навещать городок детства и репетиции. Пару лет назад был чудесный эпизод. Я снова оказалась на репетиции. Сцена, концертный зал совершенно пустой. И я одна, сижу во втором ряду, смотрю восхищёнными глазами на любимых служителей искусства.

«Катя, у нас девочка приболела. Встань, пожалуйста, за неё. Здесь несложно».

И вот я снова на сцене. Репетиция. Просьба и назавтра прийти, просто «постоять». Да я и слова песни знаю. И подпеть, конечно, просят. В итоге девочка так и не успевает выйти из больницы, и в празднике приглашают участвовать меня. Заменить её. И снова грим, костюм, волнение. И снова камеры, фотоаппараты. И одноклассники уже бывшие, уже не смеются, а просят меня сфотографироваться с их детишками, которых переполняет гордость за маму, что она знакома с «этой тётей в костюме». И снова я счастлива.

Хор — одно из самых радостных событий в моей жизни. Такие моменты обязательно должны храниться в копилке памяти каждого. Где душа открывается и светится. В любом состоянии.

И хор — это официальная дата начала моего духовного роста. Здесь я услышала о медитации. Руководитель мне говорил, что пение — это и есть медитация. Я и значительно раньше, в детстве, «разговаривала с Богом», сидела в одной позе неподвижно и рисовала свою реальность и выполняла много-много эзотерических штук интуитивно. Но я считаю тот период несознательным. Просто периодом развития в жизни ребёнка. Потом люди порой теряют духовную составляющую. Чтобы вернуться, её нужно начать искать. Отсюда эзотерический термин: ищущий.

А мне повезло. Я в 12 лет нащупала Путь. С этого возраста я осознанно в эзотерике и духовных практиках. И я знаю точно, что я ничего об этом не знаю. Что всё, что делается, — просто делается через меня, а моя забота — быть проводником, пустым, чистым сосудом, через который льётся воля Мастера. Пение — голос души, стремящейся к освобождению. Инструмент связи с космосом. Музыка как форма служения миру. Через народную культуру мы выходим на узы, которые в чём-то выше и более святые, чем кровные: связь со всем народом, с родной землёй.

Чем дольше я иду, тем больше я понимаю, что у Пути не будет конца. И теперь я просто приближаюсь к новому и новому каждый раз, получая образование в самых разных сферах (развивающие практики, путешествия) и поддерживая чистые отношения с духовно близкими людьми.

Сегодня очень много Души. Я как будто расслабилась. И всё сложилось. Приятные чувства и воспоминания.


13. Быть заложником идеи

Быть заложником идеи — тяжкий труд и пустая трата времени.

Вот у меня была идея: писать главы в разных кафе. Вчера подготовилась с вечера. Нашла новую подходящую кафешку в одном районе. Мне не понравилось меню: это булочная, а я всё-таки за ЗОЖ, но там более-менее тихо и приятно пахнет.

Сегодня я зашла в неё. Долго-долго разговаривала с девочкой, которая принимала у меня заказ у кассы. То есть самообслуживание. Мне подошло многое из того, что она предложила, кроме того, что они не принимают к оплате карточки. А у меня, после вчерашнего опрометчивого похода в салон красоты, совсем не оказалось наличных. Осталось только на такси. А снимать в банкомате деньги я не люблю. Словом, мне пришлось развернуться и пойти поискать другое кафе.

Встретились ещё два. В одном пахло плохо, в другом — очень плохо. Где-то было накурено. Где-то стоял аромат свеженамоченной, но далеко не свежей половой тряпки. Я вспомнила о «Вареничной», что находится неподалёку и где мне однажды пришлось завтракать, спасаясь от дождя. Я направилась туда, представляя, как я не хочу эти вареники, тесто… Вспоминая, как мне всегда было хорошо в другой кофейне, где я, кстати, сейчас и нахожусь. Но я же здесь уже писала однажды. Мне же нужно сменить место… в итоге я не дошла до «Вареничной», а, нарушая своё собственное самоограничение, зашла в свою любимую кофейню. Выбрала новый столик. Села в углу, у окна. Меня закрывают высокие клумбы с цветами. Здесь пакетированный чай, и парень, который был в первый день моего приезда, тоже здесь. И он уже снова разговаривает по телефону. И снова по работе. Снова с воплями, экспрессией в голосе, с бранными словами. Ничего не поделать. Кстати, прямо сейчас он тоже пересаживается к окошку. И мы бы видели друг друга, если бы не эти шикарные клумбы.


Идея… идея, что всё должно быть так и не иначе, — это ловушка, которая не даёт нам двигаться по жизни легко и свободно. Одна идея, другая, третья: сюда не ходи, здесь делай так, а не иначе, вот сюда смотри, вот так думай — и всё, мы в коконе, который увеличивается вовнутрь, не давая нам двигаться свободно. Так можно и сразу в гроб и крышечкой сверху закрыться. Тоже, по сути, кокон. Поэтому, если только мы выбираем жить осознанно, но неосознанно создаём себе «идею», как я создала: писать всегда в разных кафе, — жизнь нам моментально помогает от неё избавиться. Ведь это же смешно. Центр города. Кафе на каждом шагу. Но я не могу найти себе места, потому что я отчаянно его ищу, а не просто расслабленно прыгаю на волнах эмоций и событий. Ведь много где есть еда, которая подходит мне, но там, допустим, не принимают карточки к оплате. Или красивый антураж, желанная тишина, но там плохо пахнет или ужасная мебель. В общем, не создать бы себе новую идею: быть только здесь, где я сейчас, и нигде больше.

Как только заметили, что попали в фанатизм, в правило, которое сами же себе создали и боимся нарушить, — расслаблять этот момент. «Я всегда делаю только так» — заменить на такое же, но чуть-чуть другое. Так мы расстаёмся и с установками, которые дали нам родители и учителя, которые навязал социум. Когда мы замечаем, что становимся сильно на них похожими, живём их шаблонами, конструкциями, напомнить себе: я такой же, как они, но чуть-чуть другой. Это работает. Шаблоны не исчезают совершенно, но они трансформируются в нечто отличное от того, что было, и жизнь становится истинно нашей, а не наших родителей или учителей. Мы таким образом скидываем чужую призму и формируем свою.

Это сложно, кстати: формировать свою призму видения. Это же такая ответственность, такой страх и ужас: самим отвечать перед мирозданием (то есть — перед собой) за всё то, что с нами происходит. Как удобно сидеть на позиции жертвы обстоятельств: «Меня так научили», «Я только так знаю», «Меня такой нарисовали» (последнее — из «Кто подставил кролика Роджера»). Плыть по течению, наблюдать за потоком жизни и принимать всё происходящее. Быть гибким в контексте: говорят вам сделать что-то определённым образом, а вы делаете и своего добавляете. Это же ваши руки. Или слышать: «Нет, это нельзя», а воспринимать: «Это пока так нельзя, но я приложу усилия, и будет можно». Вот это и есть гибкость контекста. Примеров много. Часть из них, по порядку и вразнобой, — в этой книге, сборнике наблюдений.

Сначала я хотела попросить вас читать по одной главе в день. Первоначально это и было моей идеей. Это, кстати, тоже можно отнести к «идее», как ограничивающей установке. Поэтому на этом месте я вынуждена отозвать просьбу о чтении по одной главе. Вдруг кто-то готов воспринять только половину главы зараз, а кто-то хочет прочитать книгу в один присест, а потом перечитывать. Рисовать на полях пометки и возвращаться к ним. Напоминать себе о чём-то. Что нашло отклик в собственных мыслях. В личном мироздании.

Иногда идеи, кстати, ходят под ручку с жадностью: мне нужно срочно всё понять, всё узнать, всё поменять, и прямо сейчас я хочу всё знать. Без вариантов обратного. Жадность тоже приятно отслеживать и регулировать её внутри себя. Когда начинаем запихивать в себя лишний кусок еды, лишнюю на сегодня главу книги, лишнее удовольствие в виде алкоголя или сигареты, от которых уже ни кайфа, ни результата. Только привычка.

Как избавиться от привычки, от жадности, от идеи? Расслаблять. Только расслаблять это «место». Нашли, признались в себе, что это действительно есть. А оно будет, если мы живые…

Любая привычка — вредная, полезная — это привычка, это ограничение. Найти и немножко поменять. Вот чуточку. Вставали с кровати и схватились за кружку кофе, завтра встать — и взять стакан воды или хотя бы полкружки кофе. Выходили на балкон и закуривали — сегодня просто выйти на балкон. Наливали чай и брали конфетку, печенюшку — неделю просто пить чай, наслаждаться только его вкусом, без добавок. Чай, кстати, очень необычный на вкус. И он разный.

Меняется малюсенькая привычка, отказываемся от незначительного стереотипа — и всё в жизни меняется. Когда мы хотим перемен, мы должны стать источником этих перемен. И начинать не с глобального. Не пугать себя и систему резкими изменениями: это может быть неподходящим для некоторых психических систем и физических организаций тел. Стресс неизбежен. А с малюсенькими переменами — малюсенький стресс.

Но ведь удержание новых привычек — это тоже система? Одно дело, когда идея наша. Например, что, если читать по одной страничке в день, книга поддастся. Любая. Если проходить по три километра в день — мышцы уже не «залежатся». Если выделить 15 минут в день на исполнение самого сложного и важного из задуманного на этот год: выучить язык, научиться вышивать крестиком, научиться кататься на велосипеде — через некоторое время уже все начнёт получаться.

15 минут в день — это немного.

Другое дело, когда идеи, ограничения нам навязывают. Как правило, мы даже не замечаем этого. Но, когда мы становимся творцами своей судьбы, всё меняется.


14. Парень напротив

Парень напротив разговаривает по телефону (везёт мне на разговорчивых парней вокруг) и сообщает клиенту, что некто Катерина, которая сегодня снова проспала и не дала ему (клиенту) чего-то того, что должна была дать и… «Конечно, теперь мы с ней завершаем отношения, уволим её, потому что так работать нельзя».

Несколько минут назад я отлучалась в дамскую комнату, а там была горничная, которая весьма и весьма настойчивым тоном мне сказала, чтобы я воспользовалась уборной на другом этаже. Я поинтересовалась почему, на что она возмущённо ответила: «Потому что здесь я убираюсь!» Этот разговор услышала администратор кафе. Скорее всего, уборщице придётся найти другую работу теперь.


Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.