Как круто меняются судьбы...

Из жизни дознавателя

Сижу за решеткой

Духота страшная, дышать нечем. Огромная, грузная, почти совсем черная туча оккупировала мутное небо. Ярчайшая вспышка на пару мгновений прорезала предгрозовые сумерки, и, сразу, оглушительный громовой треск, перешедший в раскаты, вытеснил все привычные звуки шумного города, словно ватой забил уши. Вдруг налетел, разбушевался ветер, поднял, взвинтил тучи пыли, деревья как травинки затрепал. Гул, звон и скрежет добавились к рычанию грома, ставшему беспрерывным. Близко. Близко гроза. Все вокруг построжело, посуровело, преисполнилось тревожным ожиданием апофеоза стихии. Прохожие с озабоченными лицами, слегка пригибаясь от пыльного ветра, поспешают в укрытия. Вон девушка в коротком платьице почти бежит, задорно сверкая ножками и поминутно задирая голову к небу. Мужичок, забыв про бутылку пива в собственной руке, семенит к автобусной остановке.

Гроза всегда пьянила меня, была источником здоровой энергии и бесшабашной жизнерадостности. Но только не сейчас. Согласитесь, не все, кто сидит за решеткой, чувствуют себя бодрыми, веселыми и бесшабашными. Да, вот, уныло сижу за решеткой. Потому как я — старший дознаватель райотдела милиции. А за решеткой, потому что кабинет мой на первом этаже, а в кабинете, сами понимаете, дела, документы, вещдоки и, вообще, всякое такое, что пропадать никак не имеет права. Шутка ли, пять дел в производстве и семь материалов, по которым нужно быстренько решения принять. И со всех сторон на тебя давят сроки, сроки, сроки…. Даже само слово «срок» отвращение вызывает, грязно ругаться хочется от одного его упоминания. Эх, работать бы на самом деле так, как в телесериалах работают! Там тебе ни сроков, ни писанины, одновременно на несколько дел ты не распыляешься, а вдумчиво и обстоятельно чем-то одним занимаешься. Вот снять бы абсолютно правдивый сериал про нашу службу, не видимую с первого взгляда, так вашего бы терпения и на пять минут не хватило бы, скулы свело бы от скуки и тоски. Нет, не будет такого сериала. Тем более про дознание. Мало кто из добропорядочных обывателей знает о нем. Подруга моей бывшей супружницы, дама прямолинейная и от юриспруденции весьма далекая сказала как-то: «Слово-то какое зловещее — дознание! Небось, там людей лупите? А уж ты-то — в очечках, маленький, щупленький, ну прям бухгалтер натуральный, а вот, поди ты — дознаватель, блин!». На самом деле, нет в нашем подразделении ничего зловещего. И людей мы не лупим, правда-правда! Просто расследуем преступления небольшой и средней тяжести. И то не все подряд, а только те, которые нам Уголовно-процессуальный кодекс расследовать разрешает. Подследственностью это называется. Это только в сериалах дурных, некий гибрид следователя и опера все подряд расследует — от убийства до незаконного производства аборта. А на самом деле, подследственность — это святое. В учебниках дознание называют упрощенной формой предварительного расследования. Ага, очень упрощенная. Можно подумать, дознание провести, как два пальца…. Некоторые так и думают. Вон практикантка с юрфака университета очень удивлялась, когда поняла, что ничего простого в дознании нет. От следователей мы чем отличаемся? Прав у нас поменьше и начальников побольше. Если следователь, хотя бы теоретически, может вежливо послать надзирающего прокурора с его указаниями, то над нами он царь и Бог, да еще и начальник милиции общественной безопасности, начальник райотдела, ну и наша любимейшая начальница отделения дознания, естественно. А для полного счастья, еще и кураторы из УВД как вороны кружат, так и норовят клюнуть или на голову нагадить. Вот так-то. Ну и, потом, срок дознания, будь он неладен, тридцать дней всего, а следствия — два месяца. Продлить, конечно, можно, но для этого надо к прокурору идти, а он в подобных случаях так на тебя смотрит, как будто ты денег у него просишь. А иногда еще и обзывается.

Благодарная работа

Сидит, рыдает, расквасилась вся. Того и гляди, слезами забрызгает. Очередная жертва семейного насилия. Банально, обыденно все, аж до тошноты. Женаты четыре года, детей нет. Ему тридцать один, ей — двадцать девять. Он — слесарит в автосервисе, она — продавец в продуктовом магазине. Если чисто внешне судить и подробностей не искать, то вполне приличная, обычная, среднестатистическая пара. Во всяком случае, все их соседи и знакомые именно так о них отзываются. Но я ж, как-никак, дознаватель, меня хлебом не корми, дай только в чужое грязное белье зарыться по самую макушку, понюхать его, посмаковать. Это я так шучу. На самом деле, работа у меня такая, и ни кто меня не спрашивает, мол, нравится ли тебе, Алексей Палыч, все это копание. Как говорит наш уважаемый начальник райотдела «Если что-то не устраивает — рапорт на стол и, вперед — в народное хозяйство!». Да вот только не готов я в народном-то хозяйстве работать. И от моего высшего юридического там проку мало. Что я реально умею? Преступления мелкие расследовать, да бумажки процессуальные писать. А кому все это надо, на гражданке-то?! Им вон по гражданскому праву, да по налогам с финансами спецов подавай. А у меня вся эта хрень давным-давно из мозгов выветрилась. В адвокатуру податься? Не, это не по мне. Не могу халдеем быть. Как представлю, что какое-нибудь чмо крутое пальцы гнет перед тобой и гундосит «Э, адвокат, мля, я те бабло плачу, давай, мля, в натуре, действуй!», так сразу с души воротит. Все, хватит на никчемные размышления отвлекаться, пора, наконец, брать быка за рога, в смысле, дамочкой заняться, пока она слезами и соплями не истекла. А ведь все это время она мне чего-то рассказывала сквозь судорожные всхлипывания. Небось, всю свою подноготную выложила. Да, конечно, это неприлично с моей стороны, женскую мелодраму мимо ушей пропускать. Ну и ладно, не велика беда, еще разок повторит, не развалится. Тем более, что не нужна мне ее подноготная, чай не писатель я и не постановщик мыльных опер. Меня сейчас более актуальные вопросы беспокоят: что конкретно сотворил ее супруг, есть ли в его действиях состав преступления и будет ли она заявление писать о привлечении его к уголовной ответственности. Но нет, она, как и большинство потерпевших, обязательно издалека начинает, развозит, как кашу по тарелке. «У меня сегодня выходной, весь день убиралась, поесть приготовила, а тут он раньше времени вернулся, пьяный. Нас, говорит, Вовка Горин в гости пригласил, давай, собирайся быстрее, пошли! А куда я пойду с пьяным-то?! Он еще каплю выпьет и чего? На себе, что ли я его потащу?! Ну, я и говорю ему, мол, куда ты пьяный-то такой попрешься?!…». Тьфу ты, етицкая сила! Да плевать я хотел на твоего Вовку Горина! Ты рассказывай уже, чего конкретно твой муженек делал — бил-не бил, угрожал-не угрожал, а то несешь мне тут всякую дурь! Но, все это я вслух не сказал, разумеется, ведь не совсем же я охамел, в конце концов! Нет, внешне — я сама вежливость, ну прям психолог дипломированный. А потому, мягко прервав повторение ее сумбурного повествования, я овладел инициативой.

— Так, извините, вас как зовут?

— Наталья.

— Хорошо. Наташа, давайте четко скажите, он вас бил?

— Ну вобщем, да…. Хотя так… не сильно.

— А это как? Скажите конкретно.

— Ну, сначала пощечину дал, а потом в грудь толкнул. Я смотрю, он уже конкретно завелся, я из квартиры-то выскочила и к соседке прибежала, хорошо, что она дома была. Она меня и надоумила милицию вызвать.

— Он угрожал вам?

— Да, чего-то такое орал, я уж сейчас не помню. Нет, он так-то отходчивый, ему, главное не перечить. Я, конечно, сама виновата, не надо было на пьяного ругаться, Он ведь, обычно-то, почудит немного и спать ложиться, а тут я его сама завела.

— Наташа, вы заявление будете писать?

— Какое заявление? — девушка резко насторожилась и ее всхлипы моментально прекратились.

— Обыкновенное заявление, о привлечении к уголовной ответственности за побои.

— Нет, конечно! Да что вы! За что его к уголовной ответственности?! Ну, поскандалил маленько, и что, сразу сажать, что ли?!

Прямо на глазах, из несчастной, беззащитной страдалицы Наташа начала трансформироваться в скандальную тетку, готовую, если что не по ней, глаза выцарапать.

— Ну ладно, ладно, не будем никого привлекать. Как скажете. А тогда что вы от нас-то хотите?

— Ну как…. Просто попугайте его, да и все. Ему же завтра на работу!

Идиотка! Дура конченная! Разумеется, эти восклицания за пределы моей черепной коробки не вышли. Больше всего меня убивает дебилизм наших людей. «Попугайте!». Ага, счаз-з-з! Сделаю ему детскую пугалку «У-у-у, идет коза рогатая, за малыми ребятами!». И ведь как он сильно напугается! Прямо так вот возьмет, и описается со страху! Ну чем, скажите, я могу напугать здорового, взрослого, тридцатилетнего мужика, чтобы он сию же минуту за ум взялся, а?!

— Отпустите его, пожалуйста! Я его домой уведу, все нормально будет! Ему уже и так досталось, ведь прямо как бандита какого заломали и в машину волоком затащили!

А ты что же хотела, милая? В батальоне ППС ребята серьезные работают, не любят они, почему-то, когда перед ними в боксерскую стойку встают, да еще и посылают куда ни попадя. Нет, это я опять мысленно. А вслух, вежливо прошу Наташу обождать в коридоре, пока я схожу и посмотрю, как ее сокровище себя в камере чувствует.

Сержант, ответственный за размещение и содержание пленных, то бишь задержанных, любезно показал мне нужную камеру. Сокровище сидело в одиночестве, понурив голову.

— Колесов! Как дела? — спросил я через решетку в двери.

— Пошел на …! — лаконично ответил Колесов.

«Мелкое хулиганство» — поставил я окончательный диагноз.

— Лёш, ну ты че, возбуждаться будешь по Колесову или как? — Это Коля, наш дежурный, интересуется, буду ли я возбуждать уголовное дело в отношении Наташиного супруга.

— Не, не буду. Она ничего не хочет. Давай его по мелкому оформимр Имеется в виду составление протокола об административном правонарушении — мелком хулиганстве и задержание нарушителя до утра., и до утра. Ща я рапорт напишу.

Дежурный Коля начинает уныло материться. Да, его можно понять. Сейчас 18.00, а впереди еще целый вечер и целая ночь. Сколько еще за все это время людей натаскают, неизвестно, а камеры-то, понятно, что не резиновые. А потом, лишний человек в камере — лишняя ответственность на дежурной смене. Ну и я тоже не хочу подставляться. Допустим, отпущу я его сейчас, а он возьмет, да и заколбасит свою ненаглядную, ну или хотя бы просто покалечит? И кто тогда будет главным виновником этого безобразия? Нет, Колесов будет просто виновником, а главным — я, и только я! Кричи потом, что не виноватый ты, да хоть обкричись! Уголовную ответственность за халатность никто не отменял. Нет уж, извините, лично мне, рабочий стул мне как-то более по душе, чем скамья подсудимых. Административный кодекс позволяет задержать мелкого хулигана на срок до 48 часов? Позволяет! Вот и воспользуюсь я этим позволением. А к утру злодей протрезвеет, в себя придет, получит штраф от начальника и отправится, мучимый похмельем, на все четыре стороны.

— Ну что, долго еще? — подскочила ко мне Наташа, когда я вышел из дежурки.

— До утра он будет у нас, а утром, в 8.30 начальник штраф ему выпишет рублей пятьсот и всё. Можете прийти, встретить его, в смысле, супруга, а не начальника.

— Да вы что?! Вы обалдели, что ли?! Ему же завтра на работу к восьми! Его же с работы выгонят!

— Ну, а я что могу поделать? Законы у нас такие. Хотя, начальник мог бы его отпустить, но он уехал уже. Рабочий день у нас, между прочим, до половины шестого, а сейчас видите сколько? Восемнадцать пятнадцать. Так что ничего не поделаешь, до утра подождать придется.

Хе-хе! Как ловко я на начальника стрелки-то перевел! Конечно, я и сам, прямо сейчас мог бы злодея отпустить, но не буду. Ни-за-что! Ведь в нашем деле что главное? Думаете, преступление предотвратить или еще что-то в этом роде? Не-е-ет! Главное в нашем деле — своевременно собственную задницу прикрыть! А то уже было однажды, участковый на семейный скандал выехал, там мужичонка жену и тещу погонял малость, бабы просили забрать его, а участковый, добрая душа, примирил всех, как ему показалось, забирать мужика не стал, уехал со спокойной душой, дежурному доложил, что на месте разобрались. А через час примерно после отъезда, этот мужик жену в окно выбросил с четвертого этажа, а тещу зарезал на фиг. Ну и, короче, посадили участкового далеко и надолго за халатность. Правда, оправдали потом, спустя лет пять. Но не легче от этого парню было. Добился восстановления на работе, все причитающееся получил, а потом через месячишко примерно, помер, бедолага.

— Да что вы, мужчина-а-а-а? Вы ва-а-абще, что ли?

Ну, блин, вцепилась, как репей.

— Да не мужчина я, а мент! Менты слезам не верят!

— Я на вас жалобу напишу!

— Пожалуйста, Наташа, это ваше право. Только вы в следующий раз сначала подумайте, как следует, прежде чем милицию вызывать.

Ну все, слава Богу, направилась к выходу. Вот и еще на одного недовольного милицией стало больше. Начнет всем жалиться на ментов-беспредельщиков, мол, скрутили, звери эдакие, и забрали ни за что любимого.

Психология нашего населения

Нет, не дано мне, понять психологию большинства нашего населения. Вот, поверите ли, больше всего ведь не преступников боюсь, а именно добропорядочных наших граждан! Ведь именно от них можно смело ожидать всяких гнусных подлянок. С преступником-то, как ни странно это звучит, у следователя и дознавателя конфликты крайне редко случаются. А если и случаются, то либо по твоей же собственной дурости, мешающей тебе психологический контакт с человеком установить, либо по причине полнейшей отмороженности самого клиента. Но таких отморозков за все время работы в дознании мне не попадалось, дуростью я, конечно же, страдаю, но не до такой степени, чтоб самому себе целенаправленно вредить. Да, да, пойдя на конфликт со своим обвиняемым, ты сам же и пострадаешь. Но только не физически, упаси Боже! Это редкость исключительная, ведь злодеи тоже не дураки, понимают отлично, что так просто с рук им это не сойдет. Как же тогда? А просто начнет он тебе всякие юридические пакости делать. Если, например, адвоката у него нет, то затребует его обязательно, а тот начнет к каждой буковке и закорючке цепляться, всякие непристойности спрашивать, типа «А почему это вы моего клиента знакомите с постановлением о назначении экспертизы задним числом, уже после того, как заключение сделано? Право на защиту, значицца, нарушаете, да?», «А почему это вы дело для ознакомления передаете с непронумерованными листами?». К сожалению, любимый УПКУПК — Уголовно-процессуальный кодекс РФ, определяющий права и обязанности участников процесса, порядок производства по уголовным делам и прочие важные вещи. Одним словом — Святое Писание для каждого следователя и дознавателя. не дает нам возможности на подобные «А почему?», лаконично отвечать «А по кочану!». А еще ходатайства всякие-разные начнет строчить в дело и не в дело, и даже если они откровенно глупые и надуманные, все равно, на каждую такую дурь, будь любезен ответить. Письменно, разумеется. Так что со злодеями не нужно ссориться, отношения с ними нужно хорошие поддерживать. Конечно же, хорошие отношения — это не заискивание и не распитие на брудершафт. Просто попроще нужно быть, показать своим поведением, что расследование преступления — это всего лишь твоя работа и ничего личного тут нет и быть не может, не кичиться тем, что вот я — власть, а ты — никто и звать тебя никак. Бывает, на улицах встречаешься с некоторыми из тех, кого уже осудили по твоей милости, как со старыми добрыми знакомыми, иногда и червончик на опохмелочку кинешь. Вот один недавно, увидел меня и аж засиял весь:

— О, здорово, Палыч! Вот, откинулсяОткинуться — освободиться из мест лишения свободы (угол. жаргон). позавчера, по звонку, безо всяких УДООткинуться по звонку — освободиться из мест лишения свободы по окончанию срока, назначенного приговором суда, без условно-досрочного освобождения (УДО).. Можешь поздравить, мне почетное звание особо опасного рецидивиста присвоили! У меня же тогда судимость за убийство и разбой еще не была погашена, а ты мне еще приплюсовал. Ну ладно, херня это все, ты как сам-то? Все трудишься?

— Тружусь, конечно.

— Все там же?

— Да, где же еще.

— Ну, мало ли… Можно ведь и поблатнее устроиться.

— Нет уж, не хочу никуда рыпаться. Даст Бог, допинаю до выслуги, а там посмотрю, куда податься.

— Че тут думать-то, в адвокаты подавайся! Опыт-то, как говориться, не пропьешь.

— Ладно, там видно будет.

— Ну, ладно, удачи тебе!

— Давай, тебе тоже!

А ведь это благодаря моим стараниям его осудили-то, за букет из трех эпизодов — два грабежа и одна угроза убийством, но заметьте, никаких обид и радость встречи!

А вот с приличными людями… Да-да, именно «людЯми», и никаких! Скрежещите зубами филологи и прочие поборники правильного русского языка! Так вот, с людями, не имеющими почетного статуса обвиняемого или подозреваемого, или пока не имеющими, работать гораздо сложнее. Почему так? А потому что смертельно опасная эпидемия обыдления и дебилизации, безжалостно вытравляет даже зачатки элементарной просвещенности и критического мышления. Вот этих-то жертв эпидемии, собственно, и назвал людЯми. И, будучи хроническим мизантропом, позволил я себе разделить их на четыре группы: непонимайки, дурики, юрики и легкомыслики.

Итак, группа первая — непонимайки. Их отличительная черта в том, что они, будучи формально психически здоровыми, не улавливают смысл устной или письменной речи. Но при этом, выражение лиц у них ну такое осмысленное! Да еще головами энергично так кивают, разные междометья типа «ага» и «угу» озабоченно произносят. Вот, недавно было. Попросила меня одна знакомая подруге своей помочь, в интимном, так сказать, вопросе. А вопрос этот в том заключался, что той подруге, перманентно пьяный ейный сожитель, аккурат в глаз зарядил и клок волос выдрал. Вобщем, все как положено получилось: 116-я статья УК на лицо, ну или на лице, кому как нравится. А по таким преступлениям дознание, и тем более следствие, не производится, потерпевший должен прямо сразу подать мировому судье заявление в порядке частного обвинения. Пишется же сия бумага по строго определенной форме, о чем наши граждане понятия не имеют, и идут, по старинке, со своей бедой в милицию. Там, если не получится отшить назойливого терпилуТерпила — потерпевший (мил., угол. сленг), его заявление регистрируют, а далее проверка проводится по давно выработанному алгоритму, то есть, терпиле судмед освидетельствование проводится, участники и зрители случившегося безобразия опрашиваются, после чего, собранный материал (с глаз долой — из сердца вон!), мировому судье направляется. А мировой, получив материал, отказывается принимать его к своему производству только потому, что заявление не по форме написано. И что получается? Да ничего хорошего: потерпевший ни с чем остается, а злодей, соответственно, ликует. Ну, короче говоря, написал я той дамочке подбитоглазой, заявление по всей положенной форме, объяснил подробненько, куда, к кому и во сколько прийти. Совершенно бесплатно, заметьте! И ушла она от меня вроде бы вполне удовлетворенная (удовлетворенная квалифицированной юридической помощью, а не тем, что подумали некоторые). А буквально на следующий день, звонит моя знакомая, и с явно выраженным недовольством, передает слова той дамочки: «А он мне и не сказал ничего! Написал какой-то фиговый листок, и все. А дальше чего мне делать? Вобщем, плюнула я на все, провались оно…» После этого, предварительно выпав в осадок, я сказал резкое «Ша!» и больше никому и никогда неформальной юридической помощи не оказываю.

Теперь другой пример. Свежедопрошенный в качестве свидетеля 53-летний мужичок, минуты две тупо смотрит в протокол с его же собственными показаниями. Причем, заметьте, показания написаны нормальным, человеческим языком, безо всяких там канцелярско-юридических вывертов. Потом, махнув рукой, говорит «А, все равно тут все непонятно, давайте я уже распишусь, да пойду». Ну уж ни хрена, мил человек, думаю, потом ты черт те чего тут наговорить можешь. А потому протокольчик-то вслух ему прочитал. Понятно? — спрашиваю. Да, понятно. Ну ладно, говорю, расписывайтесь везде, где галочки, а на последней странице, в конце, напишете «С моих слов записано верно, мною прочитано».

— А расписываться прямо на галочах или где?

— Да где хотите.

Немного подумав, мужичок все же расписался где надо, и даже ничего не забыв.

— Так, а теперь вот здесь (показываю пальцем) пишем: «С моих…» да не «с маих», а «с моих»! Ладно уже, оставляй как есть.

— Дальше: «слов записано верно». Да блин, зачем ты «слов» -то с большой буквы написал? Нет, не трогай, не надо черкать! Давай, дальше пиши…

— Стоп-стоп, ты чего это тут нацарапал — «Все правильно»?! И ведь когда успел-то, а?! Бляха-муха! Зачеркивай теперь это свое «Все правильно» аккуратно одной чертой и продолжай: «за-пи-са-но вер-но». Молодец, точку поставь!

— Дальше, «мною»…. Ну, … твою мать, б…, зачем ты «Дальше» -то пишешь?! Зачеркивай опять одной чертой. Так, пиши рядом с зачеркнутым «мною про-чи-та-но». Теперь рядом «Исправлено»… Да блин, не «исправлена» а «исправлено»! Ладно, обведи букву «а» кружочком, чтобы она на «о» стала похожа. Рядом, с маленькой буквы, «соб-ствен-но-ручно».

— Теперь вот здесь ваша подпись и ее расшифровка.

— Дык она у меня вроде не зашифрованная! — Этот деятель еще и острить пытается!

Стараясь обходиться без хамства, показываю ему, где расписаться и написать свою фамилию с инициалами.

— Вот уж хрен я больше в свидетели пойду! — сказал, как отрезал, несчастный, вытирая рукавом обильный пот с лица.

Следующая группа — дурики. Сразу оговорюсь, что дурики — это далеко не всегда дураки, в народном понимании этого слова, и, так же, как и непонимайки, они также формально психически здоровы. Их отличительная особенность заключена в способности экспромтом рождать замечательную словесную дурь. Звонишь, бывает, в дверь приличным гражданам, для того, чтобы поспрошать их о чем-нибудь важном. Из-за двери — традиционный вопрос «Кто там?», на который дается не менее традиционный ответ «Милиция». Далее из-за той же двери следует уже нетрадиционный, в смысле, наидебильнейший вопрос «Какая милиция?». А ну-ка, уважаемые читатели, попробуйте быстро и в пристойной форме дать вразумительный ответ! И как, нормально получилось? Ответил я как-то: «Хорошая милиция, качественная, откройте, не пожалеете!», и, когда оказался безнадежно далеко посланным, до меня дошло: на самом деле, граждане хотят узнать, в чем цель нашего визита, но их почему-то намертво переклинивает, отчего и получается «Какая милиция?». И теперь, в ответ на такой вопрос, я просто спокойно объясняю человеку, зачем я пришел и что мне от него надо. Пока помогает. Дальше поехали. В ответ на просьбу поприсутствовать в качестве понятых, например, при следственном осмотре, процентов девяносто заявляют: «А мы ничего не видели!». Так ведь, етицкая сила, я же не спрашиваю вас, что вы там видели, я прошу просто поприсутствовать при осмотре и ничего более!

Третья группа — юрики. Это те же дурики, но только с уклоном в юриспруденцию. Этакие юристы — самородки. Они напористы, непоколебимо уверены в себе и своих якобы серьезных юридических познаниях. И уверенность эта непробиваемая, бронированная, железобетонная. Уж если заявил тебе юрик «Вы не имеете права!», то бесполезно ему, тыкая пальцем в закон, доказывать обратное. Не имеете вы права, и все тут, и хоть ты лоб себе расшиби! Так, мамашка одного пятнадцатилетнего парнишки, категорически возражала против его допроса в качестве свидетеля по грабежу. На все мои умоляющие просьбы, уговоры, требования, и даже клятвенное обещание зашифровать личность ее сынули, чтоб, значит, злодей до него не смог добратьсяСогласно ч.9 ст.166 УПК РФ, данные о личности свидетеля, могут сохраняться втайне от остальных участников процесса., она визгливо кричала «Не имеете права, я с адвокатом советовалась!» И, что самое-то нехорошее — уголовной ответственностью за отказ от дачи показаний припугнуть нельзя, ибо наступает она только с шестнадцати лет. Тогда я проще поступил: пришел к парнишке в школу, да и допросил его в присутствии педагога. Кстати, пацанчик, в отличие от своей, интеллигентно выражусь, экзальтированной мамашки, оказался абсолютно адекватным, и дал полный и толковый расклад по всем обстоятельствам преступления. Мамашка, в тот же день, узнав о моем жестоком коварстве, влетела ко мне в кабинет с традиционным в таких случаях визгом: «Кто вам дал право…?! …Вы превышаете полномочия! …Я буду жаловаться!»

— А вот и имею! А вот и не превышаю! — на мотив детской дразнилки пропел я, весело вертя в руке УПК и даже хотел язык показать, но посчитал, что это не очень прилично для офицера милиции. Как ни странно, но жаловаться на меня она не стала.

Другой пример юриков — это люди, которые сильно любят ордераОрдер — это документ, дающий право адвокату на участие в уголовном процессе. Все остальные ордера — на обыск, на арест и т.п., существуют лишь в кино и так называемых литературных произведениях., а потому настойчиво требуют их при любом, даже незначительном контакте с милицией. Прямо ордерофилы какие-то! Пришел я как-то к дедуле одному, по словам людским, бодренькому и внешних признаков маразма не проявляющему, чтоб допросить его в качестве свидетеля по соседской драке. Так тот прямо с порога мне с металлом в голосе: «Где ваш ордер?»

— Какой ордер? — не врубился я.

— А такой ордер, на допрос. Если у вас его нет — до свидания! — и, не дав мне ответить, захлопнул дверь перед носом.

Но больше всего наши граждане любят ордера на обыск или арест. Откуда в головах ваших, уважаемые юрики, так прочно засели эти самые идиотские ордера? А не иначе как из тех же гнусных современных отечественных фильмов и сериалов, в совокупности составляющих телеблевотину, которую расейский пипл поглощает, не поморщившись! Режиссеры и сценаристы не утруждают себя глубокими познаниями в деятельности правоохранительных органов, не привлекают к съемкам консультантов-практиков, а отсюда и рождаются перлы, типа «Я — следователь уголовного розыска! Вот ордер на ваш арест!» Кстати сказать, «следователь уголовного розыска», по своему смыслу равен «слесарю-гинекологу».

Теперь на десерт приведу пример с одним великолепным юриком-самородком. Была у меня потерпевшей по побоям и угрозе убийством женщина лет сорока. Нормальная такая, вполне адекватная тетенька. И предстояла ей очная ставка не с кем-нибудь, а с ее непосредственным обидчиком, злодеем, то есть. А злодей-то с адвокатом! А живого-то адвоката она в жизни не видала! И видно так перетрусила, бедолага, что умудрилась отыскать для собственной поддержки такое чмо, что ни в сказке сказать, ни в протоколе описать. Называется, сама себя перемудрила…. Вобщем, в день проведения очной ставки, на пару с потерпевшей, нарисовался, откуда ни возьмись, тощий мужичонка-коротышка абсолютно неопределенного возраста, с красным вздернутым сопливым носиком на худощавом нервном лице, облаченный в коротенький, болоневый плащик грязно-коричневого цвета, некогда модный хит 70-х г. г. ХХ века. На голове сего светила юриспруденции восседала весьма древняя засаленная бурая фетровая шляпчонка, не иначе, как ровесница плаща, из-под которой сосульками свисали пряди не мытых, не стриженных и нечесанных волос. С важным видом, он вручил мне криво вырванный тетрадный листок в клеточку, на котором было нацарапано: «Я, гражданка Российской Федерации Такая-то, доверяю гражданину Российской Федерации Такому-то, защищать мои интересы на следствии и суде. Дата и две подписи.». При этом, в сфокусированном на мне горящем взоре правозащитника-самородка, кроме ярких бликов застарелой шизофрении, читалось ожидание благоговейного трепета перед его столь значительной персоной. Слов нет, зашибись представитель! Выгонять его сразу и в резкой форме я все-таки не стал, поскольку это чмо принялось бы вопить про нарушение прав человека и произвол, потом нарожало бы кипу жалоб во все мыслимые и не мыслимые инстанции. А мне это надо — утруждать себя лишними отписками? И решил я тогда его самым жестоким образом, но при строгом соблюдении законности, морально «опустить».

— Уважаемый, — спрашиваю, — а вы собственно кто? Адвокат?

— Нет, я не адвокат, но Конституция представляет каждому право на квалифицированную юридическую помощь!

— Во-первых, гарантирует-то она гарантирует, но вот по вопросам уголовного судопроизводства, она отсылает к федеральному закону. В данном случае — это УПК. Вы хотя бы заглядывали в него?

— Разумеется!

— Ну, а раз заглядывали, то должны знать, что представителем потерпевшего может быть только адвокат, а вы им не являетесь. И вот эта ваша записулька никакой юридической силы не имеет — с деланной брезгливостью, двумя пальцами, я приподнял бумажонку.

— Ну, может, в виде исключения допустите? — недавние спесь и апломб с мужичка слетели, как осенняя листва.

— Вот когда в УПК будет прописано это исключение, тогда пожалуйста. А сейчас — до свидания! На очную ставку посторонние не допускаются.

— Тогда будьте любезны сделать видеосъемку очной ставки и предоставить ее потерпевшей! — мужичонка схватился за последнюю соломинку для сохранения имиджа крутого юриста.

— Уважаемый, почитайте внимательно УПК: производство видеозаписи — это не моя обязанность, а мое право. Но в данном случае, я не считаю нужным этим правом пользоваться. — Со снисходительной полуулыбкой ответил я. — А сейчас, если хотите, посидите в коридорчике, а не хотите, то вас никто не задерживает. И только я расслабился, как вижу, что из ноздри этого чуда надувается весьма не маленький пузырь грязно-зеленого цвета, готовый сей секунд лопнуть, обрызгав не только своего законного владельца, но и ни в чем ни повинного меня. Мужичонка принял мое естественное стремление отстраниться от его сопливых брызг, как собственную мини победу. Но я обломал его. Вы, говорю, хоть платок с собой берите или, накрайняк, рукавом вытирайтесь, а то, не ровен час, ни в чем не повинные люди под раздачу попадут!

Весь этот диалог происходил в присутствии потерпевшей, злодея и его адвоката. Униженный и оскорбленный горе-правозащитник покинул, наконец-то, кабинет, шмыгнув, на прощание, носом. Но все же сделал, гад такой, мелкую пакость на прощанье: оставил после себя такую гремучую смесь миазмов одеколона «Шипр» и, извините, грязных носков, что мне пришлось окно открывать, а на дворе, между прочим, тогда конец ноября был. Когда очная ставка закончилась и мы с потерпевшей остались один на один, я полюбопытствовал, где, в каком месте, она откопала такое… э-э-э такого странного человека. Оказалось, что подруга порекомендовала его, как великого специалиста, который любые уголовные дела на раз-два разваливает. А этот «великий специалист» слупил с женщины две с половиной тысячи рублей, да еще и «обгадился» по полной программе своим абсолютным незнанием уголовного процесса.

Теперь поговорим о легкомысликах. Легкомыслики — это граждане, очень легкомысленно относящиеся к своим процессуальным обязанностям. Проще говоря — плевать они хотели, ложили с прибором, забили кое-что (выбирайте, что больше понравится или все сразу) на повестки с вызовами к дознавателю. И ведь можно еще понять, когда подозреваемый или обвиняемый не является. Тут уж сразу ясно, что причины уважительные — либо запил, либо в бега подался. Хотя такое не часто случается. А вот у потерпевших и свидетелей не явиться по вызову — запросто! И ведь, главное-то, я в повестке всегда свой служебный телефон указываю, на тот случай, чтоб человек заранее мог предупредить о том, что прийти не сможет. Так ведь ни фига! Не явился и все тут! Но срок-то по делу идет, и мало того, что идет, он еще и истекает! Ладно, звонишь или едешь домой к этому деятелю, а тот тебе с такой небрежной улыбочкой «Ой, да чего-то закрутился совсем, забыл!». Вот так бы взять уголовное дело потолще, да настучать им по легкомысленной башке, да еще и по морде от всей души нахлестать, но, к сожалению, Уголовный кодекс такой вид воспитательной работы называет превышением должностных полномочий с применением насилия. И ведь есть у меня право подвергнуть принудительному приводу такого забывчивого, но только ведь потом визгу не оберешься «Как?! Меня, как преступника, под конвоем притащили! Я жаловаться буду!». Да не боюсь я этих жалоб, отпишусь, будьте уверены, вот только нервы и время тратить не хочется. Ну все, хватит, а то сейчас сам себя накручу и пойду бить морды людям налево и направо. Шутка, тупой ментовский юмор.

Черный день календаря

Черный день календаря — дежурство в следственно-оперативной группе. Не реже четырех раз в месяц для меня эта повинность. Следственно-оперативных групп, с недавнего времени, у нас две. В одни сутки и следователь и дознаватель дежурят, совместно с сыщиками и экспертами-криминалистами. Повседневно-то, я расследую только преступления небольшой и средней тяжести, а когда дежурю, то имею право проводить неотложные следственные действия и по другим преступлениям, которые в компетенции наших следователей находятся. А уж наутро, все дела и материалы, которые родила следственно-оперативная группа, начальник райотдела щедрой рукой распределяет или, как у нас говорят, «расписывает» по службам и подразделениям. Трудитесь ребята, лишь бы только не заскучали вы без работы! Конечно, можно бы так сделать, чтобы следователь ездил на преступления своей подследственности, а дознаватель — своей, но из этого не выйдет ничего хорошего, завалимся тогда по уши — наш райцентр и район самые большие в области, а преступлений меньше не становится. Так, кто у нас сегодня оперативный дежурный? О, Коля Бешеный! Бешеный — это погоняло такое. Интересная особенность у человека: когда трезвый — ну дурак дураком, в прямом смысле слова бешеный, по любому поводу, а чаще и безо всякого повода, наорать и обматерить может. Но стоит только выпить — и все, сразу нормальным человеком становится! Я сам был свидетелем, когда смена только-только заступила на дежурство, и Коля был трезв и зол, как взбесившийся носорог, в дежурку принесла нелегкая регистрировать материал юного следователя, не успевшего еще и месяца отработать. Застенчивый парнишка, не успев ничего сказать, только было протянул материал, как на него обрушился Колин гнев, внезапный и страшный: «Чего ты мне тут с утра пораньше всякую х… ню уже тащишь?! Ну-ка, иди на …й отсюда!» Вот так, теперь парнишке на всю жизнь урок: не попадайся Коле с утра пораньше под трезвую руку!

Как всегда перед заступлением на сутки, настроение ниже плинтуса. А с чего радоваться-то? У меня на сегодняшний день шесть дел в производстве и три материалаМатериал — это сообщение о якобы преступлении, по которому только еще предстоит решение принять — возбуждать уголовное дело или, ну его на фиг, отказать в возбуждении, а может и пульнуть кому-нибудь по подведомственности.. Вон по грабежу дело давно уже в суд просится, послезавтра срок, нужно обвинительный акт писать. А по хулиганству срок уже завтра, а там еще и конь не валялся, даже потерпевший еще не допрошен. Ну что ж теперь, придется делать как всегда: вынесу заведомо незаконное постановление о прекращении уголовного дела, прокурор, естественно, поорет, пообзывается, постановление отменит, но зато установит новый, такой милый и такой желанный срок производства дознания! А уж материалы-то мои, страшно сказать, все, как один, на просрочке висят! Вот такой я паразит-волокитчик! В дежурные же сутки приходится «забывать» про свои «родные» дела. Может, конечно, и удастся сегодня обвинительный акт попечатать, но это, скорее всего, что-то из разряда призрачных грез. А ведь были, были когда-то те благословенные времена, которые помнят наши седые ветераны, когда частенько они на дежурствах от безделья страдали….

В 8.00 инструктаж в дежурной части. Начальник отдела проводит. Докладывает, что предыдущая группа наработала и напортачила, учит нас, неразумных, как надо и как не надо вести себя на дежурстве. Следователя с сыщикомСыщик — оперуполномоченный уголовного розыска (мил. сленг) оставили на вторые сутки, собственные косяки устранять. Это ж надо было удумать такое: квартирная кража со значительным ущербом налицо, а они, вместо того, чтобы следственные действия провести и уголовное дело возбудить, набрали несколько объяснений, после чего следователь отказал в возбуждении уголовного дела в виду малозначительности деяния. До такого, наверное, даже зеленый стажер не додумается, а уж эти-то, далеко не юнцы, должны же хоть иногда соображалку-то включать!

Наклонная плоскость для отдела