Бесплатный фрагмент - Из мусорного века — рапортую…

***

Откуда мне знать о фактической форме Земли?

Не верить же данным науки, похожим на картридж —

таких сменных картриджей тонну на склад завезли.

Ворона, молчать! Не поешь, если что-нибудь каркнешь.

Я думаю, формой Земля — как моя голова,

способная мыслить изящно, нейтрально и плоско.

Моя голова не нова, но бывает права.

Ворона, молчать! Не рискуй, сыра нынче — полоска.

Мне, в общем-то, ближе концепция гаммы чудес,

а формы чудес интересны постольку-поскольку,

но в мире цветов наблюдаю сплошной лепестец…

Ворона, молчать! Разрядись, потанцуй с дятлом польку.

Ворона, танцуй не танцуй, но я движусь туда,

откуда никто не вернулся к твоей сыроварне.

А ты ради сырных голов возвела города

с богами, царями, рабами и прочими барби.

Глотай, паразитка, полоску. И можешь базлать

о том, как страдает от внешних врагов производство.

А я перешлю тебе тридцать второго числа

домашнего тофу, лисой, что чудесно и просто!

***

Не подливайте мне вина,

я всё равно не стану пьян —

моя душа была пьяна,

пока я сам хватал стакан.

Не подливайте мне вина

ни в сок, ни в морс, ни в лимонад,

иначе вылью имена,

поддатый тем, что не поддат.

Не подливайте мне вина,

я насмотрелся на себя —

нашлась такая сторона,

с которой смотришь — не тупя.

Не подливайте мне вина,

я слишком долго с вами пил,

узнал, что значит глубина,

успел сравнить с волнами ил.

Не подливайте мне вина:

ночь заменима ясным днём

не потому, что ночь вредна,

а потому, что днём живём!

***

Закутываясь в опыт многих зим,

ты начал представлять себя с клюкой.

Зашёл за батарейкой в магазин…

А выйдя… встретил школьную любовь.

Поверил — не поверил, что она

такая же, как там, в былой стране,

где, собственно, твоей была страна,

а сложности — твоими не вполне.

Несложно в тайнике своей души,

буквально предназначенном для тайн,

беречь пейзаж заснеженных вершин

из фотоаппарата «Снеготай».

Ну, то есть, было всё в твоей душе,

хотя любовь не знала о любви —

тогда, во времена программы «Джем»,

и далее, в эпоху MTV.

И зря сейчас поведаешь ты ей,

о том, что «был готов — всегда готов»,

но фотоаппараты «Снеговей»

легки на съёмку тающих снегов.

Ты вновь пойдёшь совсем другим путём,

не думая о найденном жалеть.

А дом на фоне гор… мечтанный дом,

обычное альпийское шале.

Кому-то зимовать привычно в нём,

встречая соком новые года.

Давайте, мистер икс, тогда плеснём

ещё… за это самое «тогда»!

***

Здесь всё особое. Здесь Тютчева френдзона.

Здесь чемпион высок без выхода в зенит.

А попроси гребенщиковского гарсона

узнать, в чём соль — пожмёт плечами: «Сам смекни».

Здесь год за годом ремонтируют дороги,

совсем не думая — куда они ведут.

А если делать капитально, то мороки

не оберёшься, и не купишь соли пуд.

Здесь не магнитятся пятёрочки к магнитам,

но — примыкают, голь на выдумку хитра.

А в целом — рай… Жаль, нет Остапа с Ипполитом —

просить и требовать зарплату в номера.

Здесь пацана ведут за кражу шоколадки

во тьму несладкую — закон, мол, есть закон.

А для ведущих пацанов — что, взятки гладки?

Да, это норма. Как песочек взять совком.

Здесь мало места музыкантам и актёрам.

На сцене — хамы, хамы наглостью сильны.

А после рюмки под пельмешек с хренодёром —

жлобы на гениев похожи со спины.

Здесь все воюют друг за друга, в перспективе,

в ретроспективе — могут даже повторить.

А что друг друга топят в подлости и в пиве,

так это ж с Киевского только гопари.

Здесь раскомандовался маршал без погонов,

раздухарился, типа «Плохо — уезжай!»

А мне о том и этом шепчет здесь погода.

Братан, уеду. В край родной. Как Джон Джандай.

***

Надоели кагалища грешниц…

Дайте праведниц, что ли, чуть-чуть.

Чтобы — руки у них, а не клешни.

Чтобы смыслом прикрытая суть.

Чтобы души у них, а не сумки

изо льда крокодиловых слёз.

Чтобы всё как на детском рисунке.

Чтобы чувства — не пена, а плёс.

Да не тот, где на омуте омут,

где не принято славить зарю.

Дайте праведниц, дайте не к дому,

просто дайте, я сам рассмотрю.

Что же грешнице делать, коль скоро

vip-клиент перестал ей башлять?

На пейзажи смотри с косогора,

вспоминая, как выглядит Мать!

И пускай упыри-сутенёры

навтирали паскудства Земле —

постепенно очистятся поры,

лишь бы дальше нам жить не во зле.

Уж

Кому-то когда-то в стихах не понравился… уж,

с кивка началась на безвредного гада охота.

В газетах раскаркались утки, что уж неуклюж —

себя почитая богами богов отчего-то.

А уж, между тем, был всегда расторопен и скор,

в любой непроглядной строке находил чем заняться.

Но боги решили: способность подобная — вздор.

Приказы пошли — осмеять, мол — ни кожи, ни мяса.

Не стало ужа с той поры в безупречной Москве —

ему (если б только ему) перекрыли там воздух.

Не стало ужа в кристаллически чистой Неве.

Швырнули его в неизвестность галактик промозглых.

Но крякнула экосистема, сегмент потеряв,

стал мир неуклюжим — от места до времени суток.

Одумались люди, кого-то в сердцах матеря.

Вернули ужа. И открыли охоту на уток.

Прощение уток случилось намного поздней,

поскольку они разучились не каркать в газетах,

лишая нормальных людей и ужа новостей…

Уж даже не помню, спроста ли прощается это.

***

Мы все сдаём экзамен

по дисциплине «Жизнь»,

под круглыми часами,

в космической тиши…

Здесь препод разрешает

подсказки разных форм,

но в темах нужно шарить,

иначе — выйдешь вон.

А в темах — ложь и правда,

их надо понимать,

местами — знать, кто автор,

а кто трактатный тать.

Мы понимаем в стиле,

в основах — послабей,

поскольку запустили

историю людей.

Но если ты хотя бы

сравнишь любовь и кровь —

тебе зачтутся лабы

второго курса, бро.

Всегда ли так и будет —

бро, помнил бы я сам…

Экзамен всё же труден,

пока не в радость нам.

Я не припомню даже,

какой здесь институт.

Слегка обескуражен,

что тоже числюсь тут.

Совсем обеспокоен,

что мне тянуть билет.

Но — чудо-то какое! —

тяну, и страха нет.

Ведь я могу толково

сравнить любовь и кровь,

употребляя слово

старинное «изновь»!

И может показаться,

что я — пересдаю.

Ну да, опять к абзацам

шпаргалки достаю.

Мы все сдаём экзамен

по дисциплине «Жизнь»,

под многими часами,

под «вечностью», кажись.

Под Небосем

Русским утром, рано-рано,

пробудисся… в кошельке… —

сразу эхо: «фсё намана» —

на олбанском языке.

Не нужна заря-зарядка —

тайский гаджет заряжён.

Чай — с пакетом, для порядка.

Хлеб, сосиска. Данке шён!

И попрыгал до работы

на запасном кошельке,

через дружные народы,

через пробки… налегке!

На работе ненавидишь

сам себя и всё вокруг.

«Может, мне уехать в Китеж?» —

снова думается вдруг.

На работе ненавидишь

всё вокруг и сам себя.

Налетав как эйрвейз бритиш —

уползаешь, как змея.

По дороге отчисляешь

кредиторам чешую —

за рубеж, насколько знаешь,

но… уже по фэншую.

Купишь мяса на полтинник —

и по-царски зажу… заживёшь!

Пусть в глобальной паутине

говорят, что это ложь.

Дома съешь ещё оладьи

из неэкспортной муки,

прибухнёшь, и на полати.

Прочь, веганы-пауки!

В евро-окнах олигархи

обучают средний класс —

как продать свечей огарки,

применив иконостас.

А в глобальной паутине

говорят, что Гроссгопком

отожмёт у нас полтинник,

прямо вместе с кошельком.

И не только запасное —

основное отожмут…

Что ж за чудище такое

в нас лоха включило тут?!

Русским утром, рано-рано,

сны пустые догляжу.

И включу в себе вегана,

заценю, жутка ли жуть.

…Не шумя, не кипешуя,

по земле рвану пешком,

от Авося до Фэншуя,

под Небосем, с ветерком!

А устану — так полати

сколочу, где захочу.

Отдохну, жуя оладьи

или, скажем, алычу.

Чу-чу-чу!

***

Эх, команда проиграла,

за которую болел.

Шансы были, и немало —

жаль, похожие на мел.

Был голешник из офсайда,

показалось — феерим,

но судьба, исполнив сальто,

нам забросила самим.

Да не просто, а забавно —

нам самим от своего.

Безмятежно, нежно, плавно,

что обиднее всего.

А потом какой-то Бендер,

комбинатор будто бы,

пропустил нас через блендер

упомянутой судьбы.

Не везло позднее Феде,

не случился нужный гол:

мяч летел как на мопеде —

то есть, на ногу не шёл.

Из металлов пьедестала

взяли тазик — то есть, медь.

Но команда не пропала,

за которую… болеть.

Потому что я болею

за команду много лет,

с ней любому богатею —

фора в ценностях побед.

Потому что мы богаты

на столетия вперёд.

Календарь меняет даты —

и чернеет, и цветёт!

***

Тротуарный шкаф добра.

Неплохая же идея!

Пусть она уже стара,

как усищи Бармалея.

Пусть крадётся Бармалей

со своей сюда задумкой:

всё добро украсть скорей,

унести дорожной сумкой.

Но не весь же мой народ —

безнадёжно злые суки,

кто-то к шкафу принесёт

две наполненные сумки.

И ещё поставит шкаф

из поддонов, что почище,

два подыщет ремешка —

закрепить, а то ветрище.

Ну, а кто-то принесёт

небольшую безделушку

и — большое дело — йод,

и большущую подушку.

Рядом с приторным драже

будет свет в конце колодца*,

кто застрял на букве ж —

тот пойдёт и не запнётся.

Третий шкаф при свете фар

пригласит к себе четвёртый…

Представляешь тротуар —

добрый-добрый, а не чёрный?

Тротуарный шкаф добра.

Неплохая же идея!

Я как раз нашёл с утра

безделушку-бармалея.

Я не ем стебельковое варенье

В стебле красного цветка

из куплета Окуджавы

показатель ПДК

вновь неясен для державы.

Показатель ПДК,

без конкретики предмета,

лишь бы розу старика

подсушить уже за это.

Каждой теме — час да время,

время с часом на коренья,

на коренья и варенье,

стебельковое, из глав.

Так сушильня захотела,

почему — не наше дело,

что зачем — смотри состав.

Мне состав не рассмотреть

даже с вымыслом в избытке,

а таинственная снедь

добавляется в напитки.

Всё раскупят, всё съедят,

если жидко — значит, выпьют,

стёкла тёмные повыбьют,

подерутся и поспят.

Каждой теме — час да время…

Но случается же так,

что цветок пускает корни

через кухню, сквозь кабак,

мимо действия по форме.

Не едал и не желал

стебельковых я продуктов.

Роза красная жива,

и не вымыслом как будто.

Каждой теме — час да время…

***

К заводским бы настройкам

откатиться сейчас…

Не совсем, а настолько,

чтобы в профиль, в анфас —

оказаться моложе,

а с изнанки — светлей.

Кто сбежать нам поможет

из глобальных сетей?

А никто не поможет.

Никому дела нет,

что чешуйки на коже —

не пиджак на жилет.

Остаётся бежать нам

через файлы свои,

через мутные тайны

и ошибок слои.

Ничего не попишешь:

опций нет заводских.

Но мы пишем — так тише

рвётся леска тоски.

***

Прости, суровая реальность,

но я другую повстречал.

С тобой, взаимозапрягаясь,

мы начинали не с начал.

Мы распродали наши дали,

а мне нужна по жизни даль.

Нам, кстати, сколько денег дали?

Дай половину! Акты дай!

Молчишь. И кофе нервно варишь.

Отбой. Бумажек я не ждал.

Расслабься. Пей морями айриш.

Болей, с другими, за «Реал».

Ты так сурова, королева,

что в чём-то можешь быть права.

Морями пей. «Реал» форева.

А мне пора на острова.

Прости, дворцовая реальность,

но мы за Хёведеса… он

идёт сейчас, не напрягаясь,

к метро, где арки выше волн.

***

Золотые же слова:

не суди — судим не будешь…

Но реальность такова:

день живёшь — эпоху судишь.

…Цены внаглую растят.

А заборы плохо красят.

Где не пляшут на костях —

там стоят на срамной трассе.

Славят вкусы на крови,

по земле разносят мусор.

Боже явный, сохрани

их возможности проснуться!

Помоги не осудить

нищих духом, неразумных!

Проложи нам часть пути,

в кошельки роняя ЗУНы.

…Золотые же слова

в нашей памяти, как залежь.

И не нужно добывать:

если помнишь — значит, знаешь!

***

Если день оказался не очень,

звал к вершинам, а бросил в степи —

разгони все волнения к ночи,

ни о чём не печалься и спи.