История одной тени

Предисловие

Немногим позже основания мира, когда из ничего появилось нечто, Единый Создатель Иллахим, Всемогущий и Всезнающий Бог, всерьёз задумался о создании жизни, да непростой, а разнообразной. Не было идеи совершеннее, ибо она единственная в своём роде.

Много думал Иллахим, много пробовал. Но тщетно. Не знал Всезнающий, с чего нужно начать, не мог Всемогущий создать жизнь. Долго сидел в пустоте одинокий Создатель, тьмой окутанный безжизненной, сидел и размышлял.

Ничего не придумал Иллахим и огорчился. Он горько вздохнул, и из его уст вырвался строптивый ветер. Гулял ветер везде, где захочет. То туда заглянёт, то сюда. Не на кого было смотреть любопытному дитя, не с кем поиграть.

Всплакнул Иллахим, глядя на унывающего первенца, одиноко бродящего, и явились в мир воды чистые, воды могучие, синие. Стёрли потоки яркие плавные всё убогое, незаконченное, потопили безжизненное, бездушное.

Ветер обрадовался, игриво поглаживал сестры своей голубые пряди, создавая волны пенные. Посмотрел Иллахим на детей своих и подумал. Мысль сорвалась с разума и упала в бесконечность. Не успел поймать её Создатель, к брату с сестрой помчалась она. Играли дети в просторах Вселенной, забавлялись на радость Отцу.
Смотрел на них Иллахим, и любовью наполнялось сердце. Искры трепетного чувства разорвали грудь и вырвалось из неё пламя яркое. Полная невинности, полная жара сильного, пошла дева пламенная к родне своей. Согревала она всех теплом, радовала красотой.
Смотрел Иллахим на бесконечные игры детей, пытался усмирить их, остановить. Но не давались они ему в руки, не хотели повиноваться. Разозлился Отец, силу кулака своего показал и вырвались из него единые во всём камень и земля — твёрдость и рассудительность. Усмирились дети вмиг, когда узрели своих брата и сестру, они почтенно поприветствовали новорождённых родственников.

Оглядел детей Иллахим-Создатель и возрадовался. Поставил он всех воедино, плечом к плечу. И чудо произошло: седьмое дитя явилось в свет — жизнь новая из единства восстала. Перед Создателем Всемогущим и Всезнающим теперь стояли семь Великих Вахди, семь Великих Стихий, семь прекрасных детей.

Поручил Иллахим своим детям задание ответственное: нести знания великие, силу праведную и веру чистую в миры, созданные Отцом-Иллахимом, жизнь поручил им множить в этих мирах. Покорно склонившись перед Всемогущим и Всезнающим, согласились Вахди и пошли в миры. Но не было между ними единства, не было равенства.
Долго мучились Вахди, долго поручение не могли выполнить. Жизнь создавали убогую, веру несли слепую, знания и силу копили и старили. Не могли они выполнить наказ. А всё потому, что не могли они быть кем-то, ибо они были никем. А никто не может дать что-то, никто может дать лишь ничего.

Тогда Иллахим помазал своих детей в расу новую, арди именуемую, равенство обозначил среди них, единством заключил. Дал им Создатель имена мирские — имена вечные, дал мудрость и знания верные, веру чистую. Дал им Отец-Создатель также и сосуды крепкие — ардийские, чтобы жизнь сеяли и множили.

Первенца Иллахим нарёк Аарисом. Выпрямился могучий Аарис, гордо голову задрал, но всё же поклонился отцу в благодарность. Дал ему Иллахим силу могучую, силу драконову, в дар отдал своё дыхание белое. Наказал Отец Сыну отправиться в миры и бурю множить в небесах. Повиновался Аарис и полетел по мирам, рождал бури свирепые, седлал ветра буйные.

Второе дитя назвал Ладией. Пришла Ладия на поклон к Отцу, смиренно поблагодарила. В ответ на покорность дал Создатель дочери своё Око. Далеко Око смотрело: в грядущее вглядывалось, былое отыскивало. Наказал Отец дочери к брату направиться, помочь ему, водами бури наполнить, дожди пролить. Повиновалась Ладия Иллахиму-Отцу. Направилась в помощь Аарису, бури слезами своими наполнила, дожди пролила чистые. Всё вода затопила, всё стёрла, убогую жизнь уничтожила.
Третье дитя звалось Керем. Дал Иллахим деве прекрасной сердце своё пламенное, наказал нести пламя это в вечности, по сердцам других раскладывать, сил придавать. Наказал также ей создавать больше, а уничтожать лишь необходимое. Послушная Керем удалилась и направилась к брату с сестрой в помощь. Явилась Керем и пламенем сияющим наполнила дыхание брата, силу придала волнам сестры. Единые, равные, очищали они мир от старого, дабы засеять новое.

Четвёртым и пятым назвались Кирот и Кироса — камень и земля. Они явились из одной силы, из одной длани. Эту длань и поделили между собой близнецы: могучему брату крепость кулака досталась, а прекрасной сестре — сила его. Кирот скалы лепил твёрдые, острые. Высекал он их небрежно, сорил осколками. Подбирала исполинские осколки Кироса прекрасная, в песок измельчала и сыпала в воду. Сыпала долго Кироса, усердно. Насыпала земли много там, где хотела. Земля эта — плодородная, часа своего ждала, воду и огонь впитывала, ветрами разносилась.

Шестое дитя, любимое, назвал Иллахим-Отец именем Иес. Дал Создатель Иесу тело своё в дар и душу. Велел дары разделить и вложить в каждое существо и создание живое и неживое. Пошёл Иес поручение отцово выполнять. Шёл он по земле и камням, по воде и огню следовал, жизнь сеял и множил. Что упало, то росло, а что не упало, то ветер нёс вдаль, роняя и взращивая.

Устал Иллахим, решил отдохнуть. Но плач услышал скорбный девичий. Посмотрел по сторонам Отец-Создатель и увидел дитя, всеми забытое — мысль быструю. Стояла дева хладная у края пропасти, вниз сброситься вознамерилась. Ужаснулся Иллахим, быстро к ней направился. Успокаивал её, уговаривал не совершать поступок необдуманный. Поддалась уговорам дева, отошла от края пропасти. Иллахим отдал дочери последнее, что у него было — разум. Приказал Ильне, мудрой девушке, нести этот дар бережно, не сеять попусту. Наказал Иллахим дать частицу разума тому, кто попросит.
Исчез Иллахим, растворился в детях своих, растворился в существах и созданиях живых и неживых. Разрыдались дети, не могли они смириться с утратой Отца. Но делать нечего. Дабы память его почтить, отправились поручения выполнять, Создателем наказанные. Лишь Ладия с места не сдвинулась, замерла на месте. Оком Отца-Иллахима смотрела в даль, грядущее уловила далёкое. Всмотрелась она в него, как в зеркало, и обрадовалась. Весть разнесла благую братьям и сестрам своим Ладия. Напророчила она возвращение Создателя, сказала, что вернётся он однажды, соберёт воедино силы и встанет во главе своих детей. Но не своё обличие примет Отец — чужое.

Услышав благую весть, Вахди собрались и решили на совете, что следует объединись силы в одну, сохранить частичку Создателя до его возвращения. Порешили и сделали. Собрали они каждый толику своих сил великих и родился Свет. Озарил он миры созданные родительским теплом и мудростью. Расцвела жизнь, сама размножилась. Рады были Вахди, единством славные и равенством, что Создатель однажды возвратится.

Так зародилась жизнь. Таково слово заветное в начале, таковым будет и в конце.

«Иногда конец пути — это лишь начало новой жизни».

Древняя Ардийская легенда об Иллахиме

.

Глава 1. Начало

Много времени минуло с тех пор, как заперли Симеока вне бытия за совершённое преступление. Он грозился погубить всё живое, и сделал бы это. Но Стихии, мудрые и праведные дети Отца-Иллахима, помешали грозному приспешнику Первозданной Тьмы уничтожить Руатай. Не было дня, когда бы не рассказывали эту легенду детям, не обсуждали за столом после ужина, не прокручивали в памяти сами триумфаторы. Долго мир не мог забыть войны, что обрушилась на головы невинных и унесла столько жизней.

Семь великих печатей Силы наложены были на двери, ведущие за пределы Вселенной. Много усилий приложили Стихии, чтобы замки закрылись и накрепко удерживали Зло по ту сторону света, не давая выбраться. Надежда поселилась в сердцах людей и ардийцев. Их братский союз служил маяком, на который прибывали и другие расы. Их было много. Благочестивые тури, бороздящие просторы бескрайнего космоса на звездолётах, гневливые суримы, порой мнящие себя выше остальных, скромные трайи, ведущие аскетический образ жизни в горах Арамии. Многие захотели вступить в союз с арди, «серебряным» народом, чья праведность и честь были примером для всех миров, и с руат — людьми, всегда честными и добрыми, чтящими правосудие выше всего прочего.

На планете Ардос, в отдалённом селении поутру раздался младенческий плач. У Торай[1] Земли Турна Траважа после стольких лет бесплодных попыток наконец-то родился ребёнок. Радости не было предела. Арди живут долго, но ожидание чуда более ста лет — поистине тяжёлое время. Теперь всё в прошлом. Гуляние в посёлке длилось долгие три дня: все восхваляли семью Траваж, желали здоровья роженице и её младенцу, преподносили дары. Один из таких даров для Морана — мальчика, родившегося в предрассветный час, когда Тьма и Свет борются за право главенства, — стал роковым.

После утренней молитвы Киросе Златокудрой, строптивой Стихии Земли и богине плодородия, колокола в поселке туаримов, земледельцев по призванию, возвестили о приходе Храмерийцев из озёрного края, носящего название Лариим. Жрецы Ладии, Стихии Воды, во главе с Торай Лавной Исумерией, прибыли на праздник рождения. Гости принесли богатые дары семье Траваж: рулоны прекраснейшей ткани, из которой можно будет шить одежду мальчику; мешки с рисом и чаем, чтобы дома был достаток и мир; жемчуг разных цветов на радость Ифии, матери мальчика; оружие лариимских мастеров, чтобы Турн мог защитить свой дом и очаг от врага. Морану Лавна преподнесла особый подарок — белую розу. Эти цветы считались символом чистоты и праведности. В злых руках лепестки чернели и источали губительный аромат, убивающий за несколько секунд.

Увидев, что ТорайТорай (Toor`ay) — Высший стихийный маг. В соответствии с магией, которой обладали арди, существовало разделение на Арай и Торай, то есть, просто стихийные маги и высшие стихийные маги. Воды из-под плаща вынимает особый цветок, Турн встал между женщиной и детской кроваткой. Он всем телом закрывал ребёнка, чтобы Лавна не положила розу в колыбель. Гости затихли. Отказывать — дурной тон. Для семьи это стало бы позором. Ни одна Стихия не прощает подобного поведения.

— Я знаю, что ты хочешь сделать, Лавна, — разлился по дому звонкий голос мужчины. — Не смей класть розу в колыбель.

— Отойди, Турн, — мягким голосом посоветовала Торай Воды. — Пророчество не лжёт. Провидец оповестил о рождении ребёнка. Если твой сын — наследник Симеока, то лучше прервать его жизнь. Он погубит нас всех.

— Он не приспешник Падшего, — испуганно ответил отец. — Я его отец, а Ифия мать ему. Мы не Симеокова рода. У него не осталось ни родни, ни отпрысков. Их убили уже давно.

— Если ты откажешься, тебя подвергнут гонениям. Ребёнка всё равно убьют, рано или поздно. Дай мне пройти, Торай! Если твой сын чист душой, то ему ничего не угрожает.

Турн сомневался, но всё-таки отошёл в сторону. Лавна лёгкой походкой, словно пава, проследовала к самой колыбели. Она нашептала заклинание в цветок и положила его рядом с младенцем. Серебряная изящная ладонь потянулась за клинком на поясе.

Роза, белая, как первый снег, лежала рядом с Мораном. Ничего не происходило. Нежные лепестки не желали менять цвет, всё так же отражали чистоту и праведность души младенца, удивлённо разглядывающего всех золотыми глазами.

Горький вздох вырвался из уст Лавны. Она ожидала другого исхода.

«Неужели Око ошиблось?» — думала она, испуганно бегая глазами.

— Убедилась? — медленно встала из-за стола Ифия и подошла к супругу. Из её уст это прозвучало: «Тебе же говорили».

Окинув презрительным взглядом семью Траваж, Торай Воды дерзко взмахнула плащом и направилась к выходу. Она ушла вот так, молча, даже не выказав благодарности хозяевам за еду и питьё. Гости осудили подобный поступок, оправдывая отказ Турна принять подарок. Неуважение к дому и семье есть не меньшее оскорбление.

Вдруг Ифия пошатнулась на месте. Голова закружилась так неожиданно, что супруг едва успел заметить, как женщина падает. Стены начали вращаться, дыхание пропадало, глаза закрывались. Смерть достаточно быстро заполучила в свои жертвы Ифию Траваж. Супруга умерла на руках Турна в тот же вечер. Радость сменилась горем, праздник превратился в поминки.

Роза продолжала лежать в колыбели младенца. Она сияла белизной снаружи. Бархатную нежность теребил лёгкий ветерок, залетавший через открытые ставни. А внутри… тьма выжгла сердцевину цветка, лишь пепел остался от скрученных лепестков. Душа у Морана была чистой, но вот сердце…

Глава 2. Предчувствие

На Ардосе быстро портится погода. Вот ещё вчера на голубом, словно бескрайнее озеро, небосводе сиял Илсаян, а сегодня Буря-мать оповестила грозовыми раскатами о своём приходе.

На горизонте угрожающе блестела зарница. Огромных размеров туча приближалась с юга. Ветер быстро усиливался, он поднимал столбы пыли и толкал вперёд, закручивая воронки. Молнии били в землю через каждый метр; проливной дождь, не прекращающийся целыми осемьямиОсемье — ардийская неделя, состоящая из восьми дней., размывал дороги, затапливал равнины, уничтожал всё на своем пути. Этот кошмар длился долго, не позволяя небесному светилу воссиять и одарить теплом промокшую холодную землю.

Но всему приходит конец. Великая Ардийская буря ушла. Серые облака рваным строем плыли ещё несколько дней кряду, рыдая холодным дождём. И вот настал долгожданный рассвет. Алый костёр пылал на горизонте, окрашивая всё вокруг в удивительно красивые цвета. Огромное светило протягивало свои лучи к голубому куполу, словно могучий титан протягивал руки, чтобы взять на плечи небосвод.

Дни сменялись осемьями, осемья — месяцами, а они, в свою очередь, годичными циклами. Всего в годичном цикле Ардоса десять месяцев. Название есть только у последнего. Райнатар — время усопших. Именно в этот период мёртвые могут увидеться с живыми, поговорить с ними, даже отужинать и пожить в домах с родными и близкими.

Торай почти не спал. Ночью его мучили кошмары. Мужчине снилось, что чёрные розы расцвели в саду. Они источали губительный аромат, медленно убивая одного арди за другим. Эти проклятые цветы разрослись по всей Ардии. Никого не осталось в живых. Лишь его сын, Моран, стоял напротив кованых ворот за семью печатями. Мальчик кричал, показывая на двери, ведущие за грань бытия, двери, за которыми дремлет Зло. Турн хотел подойти поближе, но с каждым шагом сын всё больше отдалялся, и вскоре Торай остался один посреди мёртвого поля, где не росло ничего, кроме чёрных роз. С их острых шипов капала ярко-голубая кровь. Она заливала землю, впитывалась, подобно воде, и из этой массы вырастали новые колючие кусты. Ардиец взглянул на руки. Серебряные ладони были в крови. Окинув себя паническим взглядом, он увидел на груди быстро разрастающееся синее пятно. Боль вгрызалась в тело. Явно чувствовался холод стали в огромной ране. Торай разорвал рубаху. Острие меча торчало из грудной клетки, поблёскивая в лучах лун — Лирис и Дирияка. Турн закричал, рухнув на колени, но собственного голоса не услышал. Его охватила паника. Он не мог даже дышать.

Мужчина проснулся с криками. Холодный пот градом стекал по лицу. Трясясь от страха, арди прижался к стене. Он подмял под себя одеяло и поджал ноги. Дыхание то и дело сбивалось, сердце отказывалось биться в положенном ему ритме. Оно бешено стучало, словно стремилось покинуть грудь. За окном плавно разгорался предрассветный костёр.

Мужчина пытался собраться с мыслями. Он отгонял беспрерывно нападающий кошмар, старался не думать о том, что видел во сне. Но он не мог справиться с паникой, окутавшей разум. Холод смерти витал где-то рядом, холодил душу. Предчувствие било в набат, предупреждая о беде, надвигающейся из неизвестности.

Торай направился в комнату сына. Моран сладко спал в кровати, укутавшись в пушистое белое одеяло. Пятнадцать лет минуло с того дня, как неведомая сила убила Ифию. С тех пор скорби вдовца не было предела. И не только из-за потери любимой. Сын никогда не видел собственную мать, не ощущал её прикосновений, не грелся в тёплых объятиях, не слышал мелодичной речи. Турн протянул руку, чтобы разбудить Морана, но лишь нежно коснулся щеки юноши. Улыбка скользнула по лицу парня, а затем так же быстро исчезла. Он продолжал крепко спать.

Турну не давал покоя кошмар. Сын указывал на ворота, за которыми находился Симеок. Это не могло быть совпадением. Торай нервно приложил руку к холодному лбу и начал мерить комнату шагами. Он не хотел верить, что Моран — преемник Тёмного колдуна.

«Пророчество не лжёт. Провидец оповестил о рождении ребёнка…» — вспомнил Торай Земли слова Лавны. Внезапно его взгляд остановился на старом переплёте книги. Предчувствие подтолкнуло к действию. Турн взял книгу со стола и раскрыл. Между страниц, словно закладка, лежала иссохшая белая роза. Лепестки давно потеряли цвет и посерели, стебель обмяк и съёжился, шипы отвалились.

«Та самая роза, — улыбнулся про себя Турн, кинув взгляд на спящего Морана. — Всё такая же чистая как снаружи, так и…»

Мужчина пошатнулся, когда взял розу и увидел, что сердцевину нежного бутона беспощадно уничтожила тьма. Чёрные лепестки были так же свежи, словно внутри высохшей от времени трухи распускался новый цветок.

«Белая снаружи, чёрная внутри…» — ужаснулся Турн. Он стрелой вылетел из комнаты, наспех собрался и побежал в конюшню. Как можно скорее он оседлал коня.

Илсаян освещал призрачную Грань, распахнувшую свои врата. Сегодня первый день месяца усопших. Можно спросить совета у безвременно умерших старейшин, пообщаться с друзьями, увидеть и обнять родных и близких. Но Турн не за этим мчался к храму Земли. Ифию вдовец давно отпустил, и она нашла покой за Гранью. Торай гнал лошадь, несясь к порталу, звенящему осколками реальности у западных стен здания.

Арди не совершали путешествий в другие края. Они проходили сквозь порталы, используя собственный разум для перемещения. Достаточно подумать о том, с какой край ты собираешься попасть, тут же переносишься в нужное место. Торай намеревался посетить Провидца.

***

В храме Воды, маяком стоящем в самом центре священного озера-моря Анкам, наступила тишина. Не слышно эха молитв, произносимых сотнями голосов, не горят свечи, горько плачущие каплями воска. Лавна ходила между высоких колонн, собирая оставленные подношения в корзину. Сегодня они будут отданы больным и умирающим — тем, кто не может обеспечить себя сам. Храмовые служки заботятся о хворых арди, кормят их, поят, а если потребуется, то и омывают тело. Такова их роль здесь, так распорядилась Судьба.

— Мне нужно поговорить с Провидцем! — громкий голос разорвал тишину в храме. Эхо билось о стены, словно пыталось найти выход и сбежать.

Торай Воды наклонилась за очередным пожертвованием. Услышав знакомый голос, она замерла и ехидно улыбнулась. Она ждала прихода Турна.

— Я знала, что ты явишься, Торай Земли, — она бережно поставила корзину на мраморный пол, приложила изящную ладонь к груди и уважительно поклонилась. — Провидец никогда не ошибается.

— Я хочу знать, почему…

— Почему роза почернела? — опередила Лавна. — Она ведь почернела, не так ли, Турн? Я права? — лёгкими шагами Торай Воды шла по направлению ко вдовцу. Она пыталась поймать его испуганный взгляд своим, но тёмно-карие глаза усердно смотрели в пол.

— Да, Лавна… — тихо произнёс Турн, наконец позволив женщине насладиться красотой своих выразительных глаз. — Но чернота лишь внутри цветка.

Торай Земли достал из дорожной сумки книгу и, раскрыв её, показал иссушенную розу. Лавна остановилась. Синие, словно морская бездна, глаза гневно засияли бирюзовым светом. Татуировка Всевидящего Ока на щеке угрожающе блеснула в полутьме.

— Зачем ты принёс сюда эту мерзость? — прошипела Торай.

— Мне нужен Провидец, нужен его совет! — настойчиво повторил Турн. Эхо снова лихорадочно отскочило от каждой стены.

— Ты хочешь пронести ЭТО в катакомбы? — брезгливо указала Лавна рукой на розу. — Ну уж нет! Я не позволю совершить подобное!

— Ты не в праве решать, кто может говорить с Оком, а кто — нет!

Едва Турн успел договорить, как в него полетел энергетический сгусток. Лавна метнула силой Стихии. Торай Земли успел выставить щит, но его хватило лишь на то, чтобы рассеять силу Лавны. Зазвенев, подобно разбившемуся стеклу, магическая преграда рассыпалась и исчезла. Голова начала кружиться. Слишком долго Турн не пользовался магией. Обет, данный так давно, был нарушен, но сила не спешила подчиняться.

— Э крамерион! Асар ди бихирон умвай! «Храмерийцы! Схватить отступника!» — скомандовала Торай Воды громко. Два воина, неприметно стоящие по углам, вышли из тени колонн в центр, грозно наставив копья на мужчину.

«Оленьи рога» на щеке Торай Земли засияли янтарным блеском. Он изящно взмахнул руками и окутал себя непрозрачной дымкой.

— Мурво аним ле эсанри. «Ты за это заплатишь», — произнёс Турн напоследок и исчез. Туман превратился в золотистый песок и осыпался на пол.

— В Туарим! Немедленно! — быстро зашагала к выходу женщина. Воины незамедлительно последовали за ней.

***

Моран неторопливо шёл по тропинке к дому. Коромысло давило на плечо, но он уверенно справлялся. Два больших ведра покачивались, слегка расплёскивая воду. Отсутствие отца — не повод лениться. Работы много и чем быстрее она переделается, тем лучше.

Мальчишка вошёл в дом и устало снял с плеча тяжёлый груз. Вёдра глухо ударились о дощатый пол. Немного воды выплеснулось, оставив тёмные мокрые кляксы на древесине.

Грохот и протяжный стон, наполненный болью, заставили юношу вздрогнуть. Он тут же помчался на звук. В соседней комнате, весь в золотистой пыли, лежал отец. Он задыхался. Слишком много сил было потрачено на переход. Дымка — не самое удачное проявление магии, особенно, если ей не пользоваться долгие годы. Но другого выхода не было: Храмерийцы не позволили бы ему добраться до портала.

Моран тотчас же бросился к вёдрам, зачерпнул воды ковшом и поднёс отцу.

Невзирая на обжигающий холод во рту, Турн довольно быстро осушил ёмкость. Мужчина утёрся рукавом рубахи и попытался встать. Ноги не слушались. Дрожь нападала на ослабшее тело, стремилась усадить Торай обратно на пол, но этого арди так просто не взять.

— Сынок, — прохрипел Турн. — Зачем ты хранил розу?

Моран изменился в лице. Он медленно осел на пол. Понимая, что деваться некуда, парнишка всё рассказал. Торай слушал сына, уставившись в одну точку. Он отказывался верить своим ушам. Правда, надолго скрытая за завесой тени, наконец явила себя. Ифию убил цветок, и Моран винил себя в смерти матери. Столько лет он нёс это бремя, столько времени считал, что он — причина всех бед семьи.

— У тебя чёрное сердце, Моран, — тихо произнёс Турн. — Но это не повод брать вину за то, чего не совершал. Ты не убивал мать, и не нужно корить себя за это. Роза — вот причина, по которой Ифия нас покинула. И нужно…

Турн замер, внимая подсказкам земли. К дому приближались воины Храмерии во главе с Лавной. Они были ещё на окраине поселения, но вибрация от шагов доходила до слуха Торай и эхом отдавалась в разуме. Он Торай Земли — маг, обладающий силой Стихии, подаренной самой Киросой Златокудрой, Дланью Иллахима.

— Нужно уходить, сынок, — подал руку Турн. Мальчишка быстро вскочил на ноги, вытер слёзы и, не спрашивая ничего, направился за отцом.

Турн и Моран выскочили из дома и побежали по дороге. Остаться незамеченными не получилось. Крики Лавны в спину беглецам заставили ускориться. Свою жизнь Торай не ценил, главное спасти сына. Он пусть даже и наследник Симеока, но не верил арди в то, что мальчик способен принести вред. Не все пророчества Провидца нужно толковать буквально. И Торай Воды об этом забыла.

Отец и сын свернули в бор. Запах хвои и сосновой смолы словно придавал сил. Они быстро бежали между деревьев, старались оторваться от преследователей, гонящихся за ними. Турн пропустил паренька вперёд себя и остановился.

— ОинОин (Ouiann) — отец., бежим! — кричал мальчик. Он подался вперёд, но Торай жестом дал понять, что дальше Моран пойдёт один.

— Беги на старое место, к хижине на опушке, — с грустью сказал он. — Жди меня там.

Уверенный в том, что с отцом будет всё в порядке, Моран устремился в глубь леса. Только светлая рубаха мелькала между деревьями.

— Однажды ты поймёшь, сынок, — прошептал Турн, провожая взглядом ребёнка.

Торай тяжело вздохнул, развернулся и двинулся навстречу смерти. Холод стали явно чувствовался в груди, предчувствие било в набат, предупреждая о беде, надвигающейся из неизвестности. Вспомнив сон, мужчина понял, что видел собственную гибель. Арди смирился с тем, что острые мечи отправят его на тот свет. Свою жизнь он не ценил… главное — спасти Морана…

Глава 3. Время

Время. Оно беспощадно ко всем. Говорят, оно лечит самые глубокие раны. Было бы неплохо. Но потоки, смывающие всё на своем пути, не могут исцелять, лишь притупляют боль. А осколки души, принявшей на себя удар, они склеить не способны.

Годичные циклы сменяют друг друга подобно тому, как день и ночь приходят по очереди. Время бежит вперёд, оставляя за собой иссохшее русло памяти. Множество событий оказалось погребено под всеистребляющими водами Вселенского потока.

Одним из таких событий стала смерть Турна. Он храбро сражался. Туаримы не ведают страха и жалости. Они бьются яростно, словно быки, прорубаются сквозь ошеломленную толпу, не оставляя после себя ничего, кроме горы трупов. Многие называют их байсарами, что на языке арди означает «разъярённый бык».

Торай Земли не щадил никого. Храмерийцы нападали то по одному, то все вместе. Четырнадцать арди всеми силами пытались поставить мага на колени, но он не сдавался. Умело парировал выпады и уклонялся от секущих и рубящих ударов, молниеносно двигался, наносил смертельные раны одним движением. Туаримского быка, целых сорок лет прослужившего в армии Ардоса, не взять числом. Будь хоть двадцать, тридцать арди на его пути, не смогут они одолеть непокорного байсара. Скорее падут сами под его разящим клинком.

Но была у Турна Траважа одна слабость. Он много лет не пользовался магией. И как только последний Храмериец пал под сильнейшим ударом клинка, Лавна Исумерия швырнула в Торай Земли мощный сгусток энергии. Мужчина едва успел выставить щит. Преграда сработала лишь один раз. Под натиском водной магии она осыпалась, подобно битому стеклу.

Выбора не было. Он должен любой ценой защитить Морана. Нельзя, чтобы жизнь мальчика оборвалась так скоро из-за слепо верующей Торай Воды. Турн призвал силы Стихии Земли. Дремавшие долгих пятнадцать лет, они не сразу повиновались. Татуировка в виде ветвистых оленьих рогов засветилась янтарным блеском на щеке Торай. Мужчина, ухмыльнувшись, бросил злой взгляд на ардийку. Она явно не ожидала такого поворота. Руки засветились магическим сиянием. Одним лёгким взмахом кисти груда земли поднялась и пошла угрожающей волной на Лавну. Маг едва успела выставить защиту. Земля восстала против женщины: повинуясь зову туаримского мага, она, словно неистовый хищник, бросалась на жертву, стремилась заключить соперника в вечные объятия.

Моран из кустов наблюдал за происходящим. Несмотря на приказ отца бежать и не оборачиваться, мальчик ослушался. Он добрался до старой хижины на опушке леса, но почувствовал неладное и устремился обратно. Он видел, как неистово бьётся отец с Храмерийцами, как умело орудует острым мечом, поражая одну цель за другой.

Магическое зрение неожиданно дало о себе знать. Перед юношей предстали плотные струны магии, пестрящие разными цветами, тонкие красивые ленты Жизни, мерцающие невинным белым светом. Моран наблюдал, как призывает отец силу Земли, как вплетает нити собственной души в магию Стихий. Смерть ожидает его: не зря говорят на Ардосе: «Если отдашь душу во имя магии, во имя неё и жизнь отдашь». Мальчик понимал, что отец не выстоит долго. Он рвался помочь. Но как только Моран выскочил из кустов, наперерез ему бросилась златорогая атэрраАтэрра (Aoteorra) — парнокопытное животное, внешне напоминающее лесного оленя, с ветвистыми гладкими рогами и тёмно-коричневой плотной шкурой. Символ Стихии Земли, истинное воплощение. Атэрра является самым плодовитым животным на Ардосе, потому ещё и считается символом плодородия.. Это была Кироса. Искрящаяся золотым песком дымка превратила её в арди. Одним резким движением ВахдиВахди (Va`htii) — Стихия остановила юношу, схватив за руку.

Мальчик кричал, силился вырваться из крепких объятий женщины, но не мог. И вот, карающий удар клинка в грудь. Отец отвлёкся на знакомый голос… голос сына. Этого хватило, чтобы при помощи магии Лавна успела поднять меч и метнуть в Турна. Адская боль пронзила грудь ребёнка, словно клинок угодил в него. Рукой сжав рубаху и хрипло простонав, Моран Траваж рухнул на колени. Он начал задыхаться. Невидимый обруч с силой сдавливал грудь; мучения, смешанные со страхом, колючими холодными иглами пронзали тело.

Туаримские быки схватили Лавну. Они прибыли вместе с Вахди Земли, Киросой Златокудрой. Теперь пламя Луранари покарает Торай Воды. Ладия уже отреклась от покровительства водного мага, развязав тем самым руки своей сестре. Строгая Стихия теперь имеет право делать с Лавной всё, что захочет. Но её коварным, изощрённым планам помешал Моран.

День начал стремительно угасать. Илсаян, словно по приказу, покидал небосвод, повинуясь воле сильнейшего мага. Как только светило перестало одаривать теплом землю, все услышали из уст мальчика мелодичную речь на древнем языке.

— Ат райин со варно ло оин «Ты убила моего отца», — прошипел Моран, медленно и грациозно двигаясь к Лавне. — Мурво аним ле эсанри кхэррэ «Ты заплатишь за это, мерзость».

Впервые за всю долгую жизнь Кироса по-настоящему испугалась. Она стояла неподвижно, словно статуя. Ещё никогда она не видела подобной силы. Мальчик погасил светило. Такого не может никто из Стихий. Даже сама Илсир наречённая, хранительница Семи, не способна на такое. А главное, Моран говорит на языке Первородных. Помимо Детей Иллахима, на нём могут общаться Торай, но передавать знания им запрещено. Вахди пристально следят за магами; никто из них не мог упустить из виду подобное. Выходит, что сын Турна обладает знаниями столь же древними, как и само Время.

Тьма сгущалась плотным туманом вокруг юнца. Золотые глаза угрожающе заблестели и из-под земли выросли щупальца чёрного дыма. Они сияли красными молниями, освещая всю долину своим блеском. Туаримы, смелые воины, отрёкшиеся от страха, неожиданно для себя ощутили его в полной мере. Они, повинуясь холодному сумраку в душе, отошли как можно дальше.

Ядовитые щупальца схватили Лавну. Они сжимали свои сияющие красным кольца, сдавливая тело женщины до хруста костей. Лавна не успела даже вскрикнуть. Рассвет одарил тёплыми лучами землю. Илсаян довольно быстро вернулся на золотой трон, воссияв победно в зените. Тело умершей продолжало лежать на изрытой земле.

Моран упал от бессилия прямо в руки Киросе. Последнее, что он видел перед собой — прекрасное лицо Стихии Земли. Он практически не слышал её голоса, но понимал без слов всё, что она говорила. До тех пор, пока не потерял сознание.

***

Сны о том дне преследовали Морана очень долго. Они врывались в прекрасный мир, яркими красками сияющий в разуме, и холодом, медленно расползающимся внутри, сменяли картины, столь живые и красивые, ужасным и кровавым зрелищем. Моран видел смерть отца неоднократно, но каждый раз просыпался с криками и в холодном поту.

— Моран! Эй! Проснись! — тряс парня сосед по комнате. — Да просыпайся же ты! Моран!

Молодой арди в который раз пытался разбудить друга, стонущего от боли во сне. Подорвавшись посреди ночи от странных звуков, доносившихся с соседней койки, Анарим зажёг при помощи огненной магии свечи. Тусклое дрожащее сияние едва доставало до стен. Моран выгнулся на кровати и уже хрипел. Острые кончики ушей изрима — алого эльфа, дрожали от страха. Он боялся, что Моран умрёт.

Боль с новой силой вгрызалась в грудь. В сговоре с воспоминаниями, что терзали разум парня, она сдавливала всё яростнее, стремясь отправить свою жертву за Грань и насладиться последними секундами агонии. Но холод неожиданно сменился жаром. Пламя отгоняло ужас подальше от души. Анарим использовал магию огня, чтобы разбудить друга. Он приложил изящную серебристую руку к светлой груди Морана и надавил. Магия полилась из ладони, наполняя теплом изнутри, придавая сил в борьбе со страхом.

Наконец, Моран проснулся. Он схватил за горло эльфа с такой силой, что тот не смог даже пискнуть. Сильные пальцы сжались, не давая вздохнуть. Не мог изрим, как не пытался, оторвать руку друга от своей шеи.

Наваждение прошло, оставив после себя зловоние отчаяния. Увидев, что делает, Моран тотчас же разжал пальцы. Эльф рухнул на колени возле кровати и зашёлся в сильном кашле. Он пытался вздохнуть, но горло невероятно саднило.

— Прости, — соскочил с постели парень, наспех собрав чёрные волосы в хвост. Поднял Анарима на ноги и усадил на кровать. — Дай посмотреть.

Отодвинув огненно-красные волосы с шеи, Моран увидел потемневшие отпечатки ладони и пальцев. Это он сделал. Он едва не убил лучшего друга, поддавшись своему страху. Невидимый мучитель, изо дня в день приходящий к нему, смог на миг подчинить себе сознание парня.

— Что такого тебе снилось, Моран, что ты решил убить меня? — слабо прохрипел Анарим, через слово шикая от боли.

Моран лишь посмотрел на эльфа с сожалением и принялся прощупывать шею. Он пытался понять, на какие участки лучше всего воздействовать магией. Наконец, он приложил ладонь к месту синяка. Из руки полилось белое сияние, обвитое чёрными лентами тёмной магии. Довольно скоро от следов недавнего происшествия не осталось ничего, кроме воспоминаний. Но их Моран уничтожить не в силах.

***

С самого начала стало понятно, что мальчик обладает невиданной силой. Кто преподнёс ему сей дар и зачем, Стихии не знали. Но каждый из Вахди понимал, что без присмотра Моран натворит дел. Не умеет он пока пользоваться магией с умом. А тот факт, что он без колебаний убил Лавну, оставлял на душе неприятный осадок.

Иес и Ильна отказались брать мальца к себе. Слишком рискованно. Да и какие знания он может получить в Совином Гнезде, кроме технических? Учёные мужи не пользуются магией, они, в основном, оперируют терминами, занимаются разработками прототипов и полноценного оборудования. А в лесах Триатрона Моран пропадёт. Он слишком импульсивен и нетерпелив. Ладия чётко дала понять, что в крае Воды его не примут из-за убийства мага, для края Земли он слишком силён, а в крае Камня… скажем так, рудники не место для самого могучего мага в истории Ардоса.

Керем, Стихия Огня, неожиданно для всех выступила с заявлением, что заберёт Морана к себе, в Фирим. Красные земли идеально подходят для мальчика. Аарис хотел ей возразить, но играть с огнём себе дороже — можно обжечься. Хоть он Первенец Иллахима, всё же Дракон не решался порой спорить с сестрой. А причина тому была одна: спор непременно закончится дракой в истинном обличии. Сколько уже полей, лесов сожгли Дракон и Феникс, пока выясняли отношения. Конечно, Керем слабее Аариса в несколько раз, но это не делает её менее опасной для всего живого на Ардосе. Огонь берёт всё, что захочет. И нет от него спасения. Всё погибнет под жаром Феникса.

На том и порешили. Моран отправился в Фирим.

Прежде всего, в крае Огня Моран учился сражаться. В отличие от туаримов, изримы более сдержаны в бою. Их отличительная черта — скорость и точность. Только вместе эти качества работают. По отдельности от скорости толк есть, лишь когда драпаешь с поля боя, а от точности вообще толку нет, особенно, если медлителен.

Вторым умением, которое парень приобрёл, стал труд. Изримы целыми днями пропадают в литейных цехах, кузницах и мастерских. Они поистине трудолюбивые арди. Поначалу Морану было тяжело. Он первые несколько осемий валился с ног, стоило ему доковылять до кровати. Иногда он просто падал мимо неё, но не в силах подняться, засыпал прямо на полу. Постепенно втянулся.

Открытием для всех стало то, как красиво юнец мог выдувать из стекла предметы утвари, делать мозаику, игрушки. Этот материал стал для него родным. Вязкая, раскалённая добела масса повиновалась Морану, стоило тому начать дуть в длинную плотную трубку. Он быстро проворачивал её, выполнял искусные движения, чтобы получить прекрасное изделие. Как-то раз в мастерской он бросил вызов опытному стеклодуву. И проиграл. Но заслужил уважение эльфов за проявленную смелость.

Вскоре Моран познакомился с Анаримом. Эльф оставил не самое приятное впечатление после первого знакомства, но постепенно ребята сдружились. Моран подозрительно ко всему относился, особенно к знакомым соседа по комнате, но к самому Анариму претензий не было. Изрим неоднократно помогал другу справляться с кошмарами, что терзали каждую ночь. При помощи магии он успокаивал Морана. Иногда это помогало. А иногда, как сегодня, бывало настолько плохо, что эльфу приходилось залечивать раны и синяки.

Дружба переросла в братские узы. Моран и Анарим стали настолько дружны, что все начали понемногу завидовать. У каждого из парней была своя жизнь, работа, но по вечерам они практически каждый раз сидели на просторном балконе, рассказывая друг другу о минувшем дне, делились впечатлениями, смеялись над шутками. Казалось, не существовало ничего, что могло бы разрушить крепкие узы. Но…

Глава 4. Зеркало души

Глаза. Люди говорят, что они — зеркало души. Считается, что, заглянув в них, можно узнать всю правду. Какую бы внешность человек не наложил мороком, что бы не сделала с ним природа, глаза… они будут неизменны.

На Ардосе же цвет глаз имеет особое значение. По ним определяется принадлежность к краю. И это не просто слова, которые можно вот так забыть, или сделать крылатой фразой и кричать на каждом углу. Это — результат Йанри, ритуала помазания в арди.

Полночь. Седой туман заключил в призрачные объятия землю вокруг храма Пламени. Птицы притихли, звери не охотятся. Сама Смерть явилась к порогу. Она ждёт молодых юношей и девушек, чтобы накрыть их своим изодранным саваном и возродить в новом теле. Одних она вернёт назад родным и близким, других отправит за Грань в качестве навеки потерянных душ, где они будут пребывать в гармонии, отмеряя бесконечность времени.

Как только юному арди исполнится шестнадцать лет, он тут же вызывается на поклон к Торай для посвящения в тайны ритуала Йанри. Тело юноши или девушки омывается чистейшими водами озера Анкам, натирается целебным маслом из листьев дерева Рантор и переодевается в ритуальную одежду серо-синего цвета. Если ребёнок не очнётся — его уложат в этом на погребальный костёр.

Торай следует к купели, читая молитву. Коптящий факел в руке горит ярким пламенем, отбрасывая на стены танцующие блики. За магом ведут златоглазого юношу в серо-синей тунике. Он не боится Смерти. Он знает: костлявая проводница не тронет его. Мужчина в красном саване, Торай Пламени, служитель Керем, воина сердца и чести, поджигает масло, плёнкой укрывшее воду.

Мальца окунают с головой в горящий источник. Когда воздух в лёгких закончится, он должен будет вдыхать огонь и воду. Смерти нужно коснуться невинной души, чтобы тело начало меняться. Но что-то пошло не так. Вода в миг почернела. Тёмные щупальца ползли по дну маленького бассейна, распространяя мрак. Торай едва успел убрать руку, прежде чем убийственная тьма коснулась кожи.

Тёмная жижа закипела. Сама Нуарай явилась за мальчиком, но свет, разлившийся следом за чернотой, отпугнул её, не дав забрать с собой. Вскоре вода столбом поднялась из купели и, сияя красными проблесками, расплескалась по полу храма. По маленьким скользким ступеням выползал взрослый парень с чёрными как смоль волосами. По крепкому телу расползались такого же цвета узоры на древнем языке, а его глаза… Их уникальный для Ардоса цвет поселил ужас даже в душе Торай Пламени. Радужка была чёрной, словно вечный мрак. Красные прожилки дополняли картину. Прожигающий взгляд уже взрослого мужчины всех заставил прижаться к стенам, а некоторых и вовсе погнал прочь из храма. Моран всегда был особенным, но сегодня помазание определило его судьбу. Он стал Торай Тьмы, колдуном Мрака. Первым в своём роде магом с чистой душой и чёрным сердцем…

***

Сегодня Моран не видел во сне отца. Как бы это ни было странно, он видел ритуал Йанри. Подумать только: десять лет минуло с тех пор, как это случилось. И вот, странное происшествие дало о себе знать. Почему именно сейчас? На этот вопрос у парня не было ответа. Но одно он знал точно: он выспался и при этом не попытался никого убить, как на прошлой неделе, когда он чуть собственноручно не задушил Анарима.