Бесплатный фрагмент - История государственного управления в России

САВЕЛЬЕВ П.И.

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ

КУРС ЛЕКЦИЙ

КНИГА I. С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО КОНЦА XVII ВЕКА

ПРЕДИСЛОВИЕ

Курс истории государственного управления в России, представленный в настоящем издании, является базовым для подготовки специалистов государственного и муниципального управления в нашей стране. В разное время он читался автором этих строк для студентов, магистрантов и аспирантов ряда самарских вузов — Самарского государственного университета, Самарского муниципального института управления, Института управленческих технологий и аграрного рынка Самарской государственной сельскохозяйственной академии. Тогда, в 90-е годы прошлого столетия, которые сегодня всё чаще именуют «лихими», развернулась схватка за умы и сердца молодого поколения, школьников и студентов. Причем либерально-глобалистские тенденции в объяснении картины мира владели инициативой и были весьма привлекательны. Новомодным и чрезвычайно популярным явлением стало менеджмент-образование. В его структуре было отведено место и скроенной по американским лекалам специальности «государственное и муниципальное управление». Единственной дисциплиной в рамках этой специальности, оставлявшей некоторую возможность формирования в студенческой аудитории государственно-патриотической позиции, оказался курс Истории государственного управления в России…

Большинство моих учеников, прослушавших этот курс в различных вариациях, уже состоявшиеся управленцы, трудятся в структурах государственной и муниципальной власти страны и региона, в управленческом аппарате образовательных учреждений, предприятий и организаций. Некоторые из них основали и успешно развивают свое дело. Судя по их жизненной позиции и патриотическому умонастроению можно сказать, что этот курс свою задачу выполнил.

Более четверти века назад, когда я начинал его разрабатывать, будучи профессором Самарского госуниверситета, в стране отсутствовали учебники, а сам курс считался инновационным. Ценным подспорьем могли послужить учебники по истории государства и права — традиционной дисциплины в рамках специальности «юриспруденция». Сильной стороной этой дисциплины была глубокая и подробная проработка истории права, его системы и форм. Однако при этом утрачивалась логика общеисторического процесса, а государство рассматривалось как правовой институт, без связи с общими тенденциями народной жизни, цивилизационными и социально-экономическими процессами, развитием государственной идеологии и др. Между тем, управленческая деятельность не может изучаться в отрыве от реальных жизненных процессов, от живой ткани истории.

Иной подход, близкий к истории государственного управления, реализован в курсе истории государственных учреждений в России, который традиционно читался для историков-архивистов. Учебные пособия Н.П.Ерошкина (История государственных учреждений дореволюционной России. — М., 1983) и Т.П.Коржихиной (Советское государство и его учреждения. — М., 1994) — непревзойденные образцы изложения этого курса. Однако для истории государственного управления они могут служить лишь ценным справочником для характеристики структуры государственного аппарата, то есть механизма, через который осуществлялась управленческая деятельность.

Ни институты права, ни институты государственного аппарата не дают еще полной картины государственного управления. Задача намного сложнее и многограннее. Государственное управление — это реализация народного представления о государственности в определенной форме государства, государственной власти. На этом основана легитимность последней, за исключением оккупационного режима, естественно. Изложение истории зарождения и развития русской государственности — такова задача настоящего курса.

Чтобы охарактеризовать национальную государственность, необходимо учесть историю государствообразующего народа. Русский народ, веками созидавший величайшую в мире империю и заплативший за нее непомерную, даже по историческим меркам цену, — несомненно народ-государственник. Его судьба в семье других народов немыслима без великой державы. В этом и заключается залог его будущего. Поэтому мною избран подход к проблематике курса с точки зрения отечественной историографической традиции, в центре внимания которой всегда было государство. В этом особенность исторического процесса в нашей стране, а также и самого исторического восприятия. Наша древнейшая летопись начинается со слов о власти. Наш первый систематический труд по отечественной истории называется «История государства Российского» (Н.М.Карамзин). Автор самого подробного и фундаментального изложения русской истории С.М.Соловьев был ярчайшим представителем «государственной школы» в исторической науке России и т. д.

Русская государственность показала свою высочайшую эффективность в деле политической и экономической организации огромных пространств, населенных очень разными в этническом и конфессиональном отношении народами. Причины ее успеха — простая очевидность для живущих в нашей стране народов, и неразрешимая загадка для человека западной культуры. Казалось бы, европейская по всем признакам страна не вписывается в привычную для европейца систему координат. Ее цивилизационный выбор, оформившийся в период Московского царства, вызывал резкое неприятие и даже насмешку на Западе, но понимание и признание на Востоке. Власть и управление в России, начиная с первых контактов Европы с Московией, вызывали изумление послов западных государей. Посланец императора Максимилиана I барон Сигизмунд Герберштейн оценил силу власти Василия III над его подданными неизмеримо выше императорской, но так и не смог понять коренных отличий в самом характере власти великого князя Московского и всея Руси от сюзеренитета императора Священной Римской империи над его вассалами. Спустя два столетия служивший Российской короне полководец времен Анны Иоанновны фельдмаршал Миних, после длительных наблюдений над устройством власти в Российской империи, пришел к заключению, что, по-видимому, Россией управляет сам Бог, потому что никакому человеку это не по силам.

Между тем, абсолютное большинство западных наблюдателей усвоили себе враждебный, уничижительный тон по отношению к русскому порядку и устройству государственной жизни. Затем это настроение переродилось в открытую русофобию, а с XVIII столетия усилиями творцов «норманской теории» — в отрицание всякой самостоятельно-русской государственной идеологии и оригинальной национальной государственности. К сожалению, за ними последовали многие русские ученые. Этот принципиальной важности момент, давно отмеченный патриотически настроенными исследователями истории русской жизни, стал предметом наших далеко не завершенных еще размышлений о древнейших судьбах русского племени и русской государственности. Об этом писал И.Е.Забелин в своей «Истории русской жизни»: «… изыскателя русской бытовой древности на первых же порах изумляет то обстоятельство, что русский человек относительно своей культуры или исторической и бытовой выработки и в ученых исследованиях, и в сознании образованного общества представляется, в сущности, пустым местом, чистым листом бумаги, на котором по воле исторических, географических, этнографических и других всяких обстоятельств всякие народности вписывали свои порядки и уставы, обычаи и нравы, ремесла и художества, даже народные эпические песни и т.д., то есть всякие народности, как бы не было незначительно их собственное развитие, являлись, однако, образователями и возделывателями всего того, чем живет русское племя до сих пор… В рассуждениях и исследованиях о том, откуда что взялось в русской старине и древности, оказывается, что русский своего ничего не имеет: всё у него чужое, заимствованное у финнов, норманнов, татар, немцев, французов и т.д.».

Принятие таких оценок лишает нас не только исторического наследия, но и исторического урока, а современный патриотизм — всякого основания. Поэтому раскрытие исторической глубины и самобытности современной русской национальной государственности, ее преемственности по отношению ко всем предшествующим эпохам, восходящим к самым корням русской народной истории, и составляет главную цель, ради приближения которой предпринято настоящее издание.

Лекция 1. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ

— Предмет истории государственного управления

— Основные этапы истории русской государственности

— Русское историческое государствоведение

История государственного управления составляет часть общеисторического процесса наряду с другими его сторонами, каковы, к примеру, аграрная история, история культуры и искусств, военная история и другие. В этом смысле к определению ее предмета применимы известные подходы, выработанные исторической наукой и социальной философией в поисках универсальной формулировки предмета истории вообще. Однако, именно определение предмета истории, в котором содержалась бы вся ее полнота и в то же время индивидуальность ее как науки, оказалось весьма сложной задачей. Вызвано это тем, что предмет истории необозрим по широте и многообразию. Некоторые мыслители приходили к мысли об истории как о всеобщей и даже единственной науке (К. Маркс). Однако, в таком случае предмет истории нельзя ограничить, а значит — нельзя определить.

Общепринятым считается то, что история имеет дело с прошлым. Русский философ Николай Бердяев считал прошлое единственной реальностью, которая есть у человека, а историю — драмой, разворачивающейся в разорванном времени от прошлого к будущему. Будущего еще нет, и оно не может быть предметом науки истории. Настоящее — бесконечно малая хронологическая величина, стремящаяся к нулю. Состоявшееся настоящее уже есть прошлое и в этом своем качестве становится объектом исторического исследования.

В современной русской социальной философии историческое настоящее трактуется как актуальное событие, феномен социального времени. Оно совершается, т.е. возникает, появляется во времени, тем самым открывает существование настоящего как ипостаси времени, длящегося до тех пор, пока не достигнута цель события, не получен его результат.

Таким образом, настоящее становится единственной реальной ипостасью времени, так как прошлого уже нет, а будущее еще не наступило. Поэтому история — это наука о настоящем. Однако, такое настоящее несвободно от прошлого, оно гнездится в нем и несет его в себе вперед, в будущее…

Оба эти взаимоисключающие тезиса верны, что свидетельствует о том, что мы столкнулись с антиномией: история изучает прошлое и, в то же время, настоящее, т.е. не-прошлое. Hic Rhodus, hic salta!

Разрешение этой антиномии возможно, если признать, что история изучает деятельность человека. Только в нем, в его сознании, в его поступках соединяются все ипостаси времени. Это он творит историю и придает ей определенное направление и смысл. Социальная, экономическая, политическая, всякая иная история — это продукт деятельности человека. В европейской науке эта идея с наибольшей полнотой реализована историками-экзистенциалистами из знаменитой школы Анналов. «Настоящий же историк, — считал Марк Блок, — похож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча». Другой лидер школы Анналов, Люсьен Февр, настаивал на том, что «история — наука о человеке, о прошлом человечества, а не о вещах и явлениях», что «существует только одна история — история Человека, и это история в самом широком смысле слова». С ними солидарен британский философ и историк Р. Дж. Коллингвуд, считавший историю наукой о res gestae людей в прошлом.

Однако, в приведенных высказываниях еще не содержится определения предмета науки истории. Таких определений великое множество. На наш взгляд, наиболее совершенное определение предложил великий русский историк В.О.Ключевский: «Предмет истории — то в прошедшем, что не проходит, как наследство, урок, неконченый процесс, как вечный закон».

История — это память настоящего о прошлом. Она играет в жизни общества ту же роль, что и память в жизни отдельного человека. Человек, лишенный памяти, не может отождествлять себя с окружающей обстановкой и не способен к осмысленной деятельности. Древние римляне выразили это в чеканной формуле: Historia est magistra vitae.

Совершенно особую по важности роль история играет в деятельности людей, занимающихся государственным управлением. Еще византийский историк X века Лев Диакон писал: «Если и имеется какое-либо из благ, приносящих пользу в жизни, то во всяком случае не меньше, а больше всего оказывает нам услуги, является необходимой и полезной история. Она вскрывает разнообразные и многоразличные деяния, которые возникают и естественным порядком, под влиянием времени и обстоятельств, и в особенности по произвольному решению лиц, занимающихся государственными делами, и учит людей одно одобрять и ставить себе в качестве образца, другого же гнушаться и избегать, чтобы не осталось в неизвестности и проводилось в жизнь все полезное и ценное и чтобы никто не делал попыток ввергнуть себя в ужасные и вредные начинания. Таким образом, история словно воскрешает или вдыхает новую жизнь в умершее, не позволяя ему погрузиться и исчезнуть в пучине забвения, и признана важнейшей среди всех полезных людям вещей».

Предметом истории государственного управления является одна из важнейших сфер человеческой деятельности, принимающая разнообразные формы и порождающая исторические события, которые переживаются сегодня как наследство, урок, неоконченный процесс, как проявление вечного закона, неподвластного воле и пониманию человека.

К числу таких актуальных и наиболее протяженных по времени в историческом настоящем событий относится, прежде всего, государственность. Это фундаментальное понятие в структуре предмета нашей науки и учебной дисциплины. Государственность имеет глубокие исторические корни в культурном ядре государствообразующего народа, сопоставимые с его мифологией и языком. С ходом истории могут меняться формы и даже типы государства, системы управления, происходить революции и реставрации, но пока жив сам народ, пока сохраняется его культурное ядро, сохраняется и национальная государственность. История русского народа и русской государственности служит тому вполне убедительным подтверждением.

Государственность — это реализация устойчивых представлений народа о способах и фундаментальных условиях организации его жизни. Они вырабатываются в народном сознании под воздействием духовных и материальных факторов — географических, климатических, геополитических и иных. На протяжении длительного догосударственного периода истории народа формируется внутренняя этнодемографическая и этноконфессиональная конфигурация государственности, ее национальный облик, своеобразная духовная матрица, на которой собирается народ. Приобретает определенные черты социально-экономический строй жизни народа, требующий определенного управленческого воздействия в целях обеспечения внешней безопасности и внутреннего порядка. Складывается соответствующий этим внешним и внутренним управленческим вызовам характер публичной власти и способы взаимодействия ее с народом, обществом и его институтами.

Государственность реализуется в определенных формах государства, которые могут более или менее существенно меняться в ходе истории. Но при любых изменениях государство предполагает наличие территории с границами, на которую распространяется суверенитет верховной власти. В государстве непременно есть публичная власть, отделенная от общества и представленная определенным слоем управленцев — профессионалов. Государственная власть обладает монополией на насилие и располагает специальными органами насилия — армией, полицией, службой безопасности, судом, прокуратурой и др. Государственная власть обладает исключительным правом на сбор налогов, который складывается в определенную систему. Именно система сбора налогов, а не разбойничьи набеги и поборы, является признаком государственной власти.

Государство является осознанной народом суровой необходимостью самоограничения во имя поддержания определенного внутреннего порядка и спокойствия и внешней безопасности. Оно призвано установить законы — верховные правила совместной жизни и деятельности населения и обеспечить их действие на всей территории государства, без какого-либо изъятия. На это направлены три важнейшие формы деятельности государства: законодательная, управленческая, судебная.

Древнейшая из них — управленческая деятельность — и составляет собственно предмет истории государственного управления как науки. Она пронизывает и все остальные формы, так как невозможно представить законодательную и судебную практику без административного обеспечения.

По сути дела, управление предстает как реализация основных функций государства. В связи с этим принято говорить о сферах государственной политики: аграрной, промышленной, кредитно-финансовой, оборонной или военной, торговой, образовательной, культурной и т. п. Во всех сферах присутствуют два аспекта — внутренний и внешний.

Организация государственного управления невозможна без соответствующего аппарата, структура которого претерпевала изменения. Наиболее общая классификация органов государственного управления распределяет их по уровням компетенции.

Высшие органы управления непосредственно подчинялись носителю верховной власти и в разное время в разной мере выполняли функции законодательства, верховного управления, надзора, суда. К их числу могут быть отнесены Боярская дума, Сенат, Верховный тайный совет, Государственный совет, Совет министров.

Центральные органы государственного управления исполняли распоряжения верховной власти и находились под контролем высших органов. Они могли иметь как отраслевой, так и многоотраслевой характер. К их числу относятся дворцы, приказы, коллегии, министерства. В XIX в. появились отраслевые ведомства со своими как центральными, так и местными подразделениями.

Местные органы управления включали как собственно государственные органы, так и органы общественного управления или самоуправления. Они подразделялись по функциям, административно-территориальному или национально-территориальному признаку.

Важным и очень слабо изученным аспектом истории государственного управления в России является технология управления и тесно связанная с ней история управленческой мысли. Управленческий процесс — продукт деятельности конкретных людей, облеченных властью, — государственных деятелей. Личностные мотивы управленческих решений во все времена имели огромное влияние на государственные дела. Особенно решения верховных правителей и иных выдающихся государственных мужей. Об этом свидетельствуют даже те скудные сведения, которые дошли до нас из глубины веков. Пожалуй, это наиболее сложная из проблем истории государственного управления.

Государство не могло обойтись без некоей системы идей, объясняющих и оправдывающих как его собственное существование, так и смысл государственной политики. Особо выдающуюся роль на протяжении большей части истории нашей государственности сыграла русская православная церковь. Из рядов монашествующих и священнослужителей вышли первые идеологи русского государства. Со временем государственная идеология вышла за рамки догматических и даже церковно-политических споров и концепций. Но даже в самом позднем из досоветских идеологических построений — теории официальной народности — центральное место отводилось православию.

Основные этапы истории государственного управления в России практически совпадает с периодизацией отечественной истории вообще, поскольку центральной темой русской историографии традиционно является история государства. Признавая феномен русской государственности единым и актуальным, то есть не прошедшим, событием, мы признаем также, что оно является событием развивающимся.

Наиболее крупные периоды в истории государственности связаны с изменением существенных внутренних и внешних условий её развития, со сменой государственного строя в целом. В ряде случаев это было сопряжено с перенесением столицы государства.

1. Древнейшие государственные образования славян и руси

2. Русь IX — XII веков.

3. Русские княжества XIII — XV веков.

4. Российское царство XVI — XVII веков.

5. Российская империя XVIII-начала XX веков.

6. Союз советских социалистических республик 1917—1991 гг.

7. Российская Федерация конца XX-начала XXI веков.

Каждый из этих периодов знаменует новый этап в непрерывном развитии русской государственности, отражающий смену геополитических реалий, а также внутренние процессы социально-экономического, этнодемографического, политического и культурного развития. Соответственно менялся аппарат и технологии государственного управления, уровень централизации и концентрации власти, организация местного или общественного управления и самоуправления. Менялась государственная идеология и легитимация власти.

Русское историческое государствоведение берет свое начало из самых глубин письменной истории славянства.

Первым исследователем проблемы возникновения русской государственности был автор нашей Начальной летописи. Уже первые строки ее четко указывают на то, что летописец считал для себя вопрос о начале Русского государства наиважнейшим: « А се повђсти времяньных лђт, откуду есть пошла Руская земля, кто в Киевђ нача первђе княжити, и откуду Руская земля стала есть». Благодаря летописной традиции русской книжности, накоплен богатейший материал обо всех сторонах государственного развития, включая личностные характеристики князей, бояр и представителей иных социальных слоев, участвовавших в созидании русской государственности.

Начало систематическому изучению истории государственного управления в России было положено в XVIII столетии. Именно в это время были написаны первые общие труды по истории России, в которых особое место отводилось русской государственности. Среди них многотомная История Российская, принадлежащая перу «отца русской истории» Василия Никитича Татищева (1686—1750 гг.). Он первым из русских патриотически настроенных историков рассуждал о связи между формой правления и могуществом государства, а также о влиянии географического фактора на тип государства. По его мнению, демократия и республиканское правление полезны для небольших государств, особенно для городов-государств. Переход к аристократической форме правления, и особенно к монархии, приводит к росту могущества государства. Монархия вообще необходима для обширных государств с открытыми, равнинными границами. Такие государства находятся в постоянной опасности перед внешним врагом и нуждаются в сильной и централизованной монархической власти. Падение монархии для таких государств чревато большими бедами. Для России, считал Татищев, характерна не просто монархия, а правление «самовластных государей». Так, ослабление монархической власти и установление аристократического правления привели, по мнению Татищева, к установлению на Руси монгольского ига.

Антиподом Татищева выступал князь Михаил Михайлович Щербатов (1733—1790 гг.). Он, напротив, считал, что аристократия — самое важное и ценное явление в истории российского государства. Основной труд М.М.Щербатова — «История Российская от древнейших времен» — содержит новую по тем временам концепцию истории государственного управления в России. Самодержавие неспособно быть опорой государственного порядка и процветания без поддержки и совета знатнейших вельмож. Так, успехи Дмитрия Донского объясняются, по мнению Щербатова, тем, что он всегда слушал мудрых своих бояр. С этих позиций дается и критика опричнины Ивана Грозного, отступившего от союза с боярами.

Наиболее ярким историком русской государственности является крупный писатель и журналист конца XVIII — начала XIX вв. Николай Михайлович Карамзин (1766—1826 гг.). В 1803 г. он даже получил должность официального «историографа» при дворе императора Александра I и был допущен к государственным архивохранилищам. Главный труд Н.М.Карамзина — 12-томная «История Государства Российского» — своим появлением пробудила в обществе огромный интерес к русской истории. Об этом писал А.С.Пушкин: «Появление Истории Государства Российского (как и надлежало быть) наделало много шуму и произвело сильное впечатление. 3000 экземпляров разошлись в один месяц, чего не ожидал и сам Карамзин. Светские люди бросились читать историю своего Отечества. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом. Несколько времени ни о чем другом не говорили».

Центральную идею своего труда Карамзин изложил в знаменитой «Записке о древней и новой России», написанной для Александра I в 1811 г.: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием». При этом Карамзин также считал потомственное дворянство опорой российской государственности: «Самодержавие есть палладиум России; целость его необходима для его счастья; из сего не следует, чтобы государь, единственный источник власти, имел право унижать дворянство, столь же древнее, как и Россия. Оно было всегда не что иное, как братство знаменитых слуг великокняжеских или царских. Худо, ежели слуги овладеют слабым господином, но благоразумный господин уважает отборных слуг своих и красится их честью. Права благородных суть не отдел монаршей власти, но ее главное, необходимое орудие, двигающее состав государственный».

Главным героем русской истории и создателем единого Российского государства Карамзин считал Ивана III, «первого самодержца России». С него начинается государственная история России, содержание которой уже «не бессмысленные драки княжеские, но деяния царства, приобретающего независимость и величие».

Большое влияние на развитие русской историографии государственного управления оказала философия И. Канта и историческая школа права. Примером такого влияния является исследование профессора и ректора Дерптского (ныне — Тартуский) университета Иоганна Густава Эверса. Он предложил т.н. родовую теорию возникновения государства по схеме: семья — род — государство. Новизна теории Эверса состояла в том, что государство является продуктом естественного внутреннего развития общества и не может быть навязано простым захватом власти.

Идея Эверса с наибольшей полнотой и последовательностью была реализована великим русским историком Сергеем Михайловичем Соловьевым (1820—1879 гг.). Его фундаментальная 29-томная «История России» остается доныне непревзойденной энциклопедией русской истории с древнейших времен до XIX столетия. Выходец из семьи священника, профессор и ректор Московского университета, С.М.Соловьев был хорошо знаком с трудами Канта, Гегеля, Вико. Он основательно познакомился с немецкой и французской исторической наукой, под влиянием Т.Н.Грановского много занимался всеобщей историей. Мощное эмоциональное воздействие на него оказал труд Карамзина, навсегда приобщивший его к отечественной истории.

Соловьев был приверженцем либеральных идей и патриотически настроенным государственником. Историческая школа, одним из основателей которой он являлся, именовалась государственной. Государство, считал Соловьев, есть «необходимая форма для народа, который немыслим без государства», а правительство «есть произведение исторической жизни известного народа, есть самая лучшая поверка этой жизни».

Движущей силой русской истории Соловьев считал борьбу двух противоположностей, двух начал — родового и государственного. Государственное начало постепенно вызревает, поэтому государство есть явление, возникающее из внутренней жизни народа. Внешние факторы государственности Соловьев считал второстепенными. С этих позиций он оценивал степень влияния монгольского ига на Руси. И вообще монгольское вторжение оказалось за пределами его периодизации естественного, «органического» хода русской истории.

Соловьев не разделял мнения Карамзина об Иване III. Для Соловьева он всего лишь рачительный наследник «целого ряда умных, трудолюбивых, бережливых предков», он «вступил на московский престол, когда дело собирания Северо-Восточной Руси могло почитаться уже оконченным; старое здание было совершенно расшатано в своих основаниях, и нужен был последний, уже легкий удар, чтоб дорушить его».

В возникновении русской государственности на Северо-Востоке Соловьев отводил решающую роль географическому фактору, природным условиям, благодаря которым сформировался национальный характер народа-государственника: «Природа роскошная, с лихвою вознаграждающая и слабый труд человека, усыпляет деятельность последнего, как телесную, так и умственную. Пробужденный раз вспышкою страсти, он может показать чудеса, особенно в подвигах силы физической, но такое напряжение сил не бывает продолжительно. Природа, более скупая на свои дары, требующая постоянного и нелегкого труда со стороны человека, держит последнего всегда в возбужденном состоянии: его деятельность не порывиста, но постоянна; постоянно работает он умом, неуклонно стремится к своей цели; понятно, что народонаселение с таким характером в высшей степени способно положить среди себя крепкие основы государственного быта, подчинить своему влиянию племена с характером противоположным».

Истинным героем истории русской государственности Соловьев считал Петра Великого. Многовековая борьба двух начал в истории России в петровскую эпоху завершилась полным торжеством государственного начала. В 1872 г. Соловьев выступил перед дворянским собранием Москвы со знаменитыми публичными лекциями, посвященными двухсотлетнему юбилею царя-реформатора, где предложил свое видение значения великого исторического лица, «которое может быть видным, главным деятелем, но не творцом явления, истекающего из общих законов народной жизни. …Только великий народ способен иметь великого человека, сознавая значение деятельности великого человека, мы сознаем значение народа».

«Государственная школа» в русской историографии дала немало серьезных исследований по отдельным проблемам истории государственного управления в России. К их числу следует отнести работу Б.Н.Чичерина «Областные учреждения России в XVII в.», диссертации А.Д.Градовского: магистерскую «Высшая администрация XVIII в. и генерал-прокуроры», докторскую «История местных учреждений в России», а также его главный труд — «Начала русского государственного права» в трех томах (1875, 1876 и 1883 гг.). Это направление затем получило свое развитие в трудах ученика Градовского, видного правоведа Н.М.Коркунова, автора двухтомного курса по русскому государственному праву.

В XIX столетии активно развивалось историческое правоведение в России, близкое по содержанию к историческому государствоведению. Первым крупным ученым в этой области был К.А.Неволин, окончивший (как сын священника) курс в Московской духовной академии, а затем готовившийся в преподаватели законоведения в Санкт-Петербургском университете. В 1829 г. он стажировался в Берлинском университете под руководством основателя исторической школы права Савиньи. Неволин выступил с рядом серьезных исследований, среди которых выделялись «Образование управления в России от Иоанна III до Петра Великого» (1847 г.) и «О преемстве великокняжеского Киевского престола» (1851 г.).

Во второй половине XIX столетия историко-правовые исследования существенно активизировались. На это время приходятся фундаментальные труды Н.П.Загоскина: «История права Московского государства» в двух томах (1877—1879 гг.), «Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси» (1876 г.); В.И.Сергеевича: «Вече и князь» (1876 г.) и «Лекции по истории русского права» (1896 г.); М.Ф.Владимирского-Буданова: «Обзор истории русского права» (1886 г.) — лучший университетский курс своего времени, выдержавший семь изданий и переизданный в наше время. Отметим также уникальную по проблематике для тех времен книгу Н.И.Хлебникова «Общество и государство в домонгольский период русской истории» (1872 г.).

К концу XIX века наиболее мощной фигурой русской историографии был великий русский историк и блестящий лектор Василий Осипович Ключевский. Ученик С. М. Соловьева и Ф.И.Буслаева, Ключевский создал, пожалуй, методологически наиболее сложную и многогранную картину всего хода русской истории. Он впервые обратился к изучению социальных источников государственной власти, общественно-экономического смысла системы государственного управления. Ярчайший пример — его докторская диссертация, посвященная истории высшего органа государственной власти России — Боярской думы. Характерны названия периодов, на которые делилась история государственности: «Русь Днепровская, городовая, торговая», «Русь Верхне-Волжская, удельно-княжеская, вольноземледельческая», «Русь Великая, Московская, царско-боярская, военно-земледельческая» и т. п.

Важнейшим процессом в развитии Русского государства Ключевский считал колонизацию огромных пространств с юго-запада на северо-восток, а главной отраслью хозяйства — торговлю. Государственный строй русских земель в период раздробленности, особенно в эпоху ордынского владычества, Ключевский был склонен считать скорее отсутствием какого-либо государственного порядка. Поэтому ордынские карательные экспедиции на Русь, по его мнению, были «грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли». Успешнее других в пользовании этим «божьим батогом» для уничтожения своих соперников оказались московские князья.

Решающее значение в образовании нового государства с центром в Москве Ключевский придавал великому княжению Ивана III и Василия III. Произошедшую в этот период качественную перемену в государственном строе русских земель Ключевский определял как «основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI вв.». Специально изучавший историю Боярской Думы Ключевский считал роль бояр в Московском государстве весьма значительной, а борьбу с ними Грозного бессмысленной, поскольку ни царь, ни бояре не могли обойтись друг без друга. Опричнина была политикой испуганного человека, который, закрыв глаза, начал бить направо и налево, не разбирая друзей и врагов. По мнению Ключевского, Грозного «можно было сравнить с тем ветхозаветным слепым богатырем, который, чтобы погубить своих врагов, на самого себя повалил здание, на крыше коего эти враги сидели».

Роль социальных слоев («классов московского общества») в государственном развитии отмечена Ключевским в эпоху смутного времени начала XVII века. Несмотря на то, что смуту вызвали внешние причины (пресечение династии, самозванчество, иноземное вмешательство), ее широкое и разрушительное развитие было вызвано внутренними условиями страны, социальным конфликтом. По сути дела Ключевский впервые в русском государствоведении указал на проблему социальной ответственности власти. Более того, он поставил национальные и религиозные связи выше классовых и политических. В результате Смуты, считал Ключевский, «общество не распалось; расшатался только государственный порядок. По разрушении связей политических оставались еще крепкие связи национальные и религиозные; они и спасли общество».

Смута была величайшим испытанием русской государственности. Она стала своеобразным «моментом истины», обнажившим самые основы государственного порядка как взаимодействия власти и общества. Наиболее фундаментальное исследование этой эпохи принадлежит выдающемуся русскому историку ХХ столетия, академику С.Ф.Платонову. Размышляя над последствиями Смуты, он заметил, что «события смутной поры, необычайные по своей новизне для русских людей и тяжелые по своим последствиям, заставляли наших предков болеть не одними личными печалями и размышлять не об одном личном спасении и успокоении. Видя страдания и гибель всей земли, наблюдая быструю смену старых политических порядков под рукой и своих и чужих распорядителей, привыкая к самостоятельности местных миров и всей земщины, лишенный руководства из центра государства русский человек усвоил себе новые чувства и понятия: в обществе крепло чувство национального и религиозного единства, слагалось более отчетливое представление о государстве. В XVI в. оно еще не мыслилось как форма народного общежития, оно казалось вотчиной государевой, а в XVII в., по представлению московских людей, — это уже «земля», т.е. государство. …Со своей стороны, «новая, «землею» установленная власть Михаила Федоровича вполне усваивает себе это понятие общей земской пользы и является властью вполне государственного характера».

Советский период исторического государствоведения отмечен рядом крупных исследований. Авторы работ по истории допетровской России были относительно свободны от того мощного идеологического пресса, под которым находились специалисты по более поздним эпохам развития русской государственности. Можно отметить, пожалуй, заметный крен в сторону социально-экономической проблематики, а также истории народных движений, что само по себе, конечно, не является недостатком. Кроме того, следует признать, что, несмотря на марксистскую идеологизацию историографии, традиции исторической школы Соловьева и Ключевского сохранились. Поэтому труды советских историков имеют несомненное научное значение. История государственного управления домонгольской Руси получила освещение в трудах Б.Д.Грекова, Б.А.Рыбакова, В.В.Мавродина, П.П.Толочко, И.Я.Фроянова, В.Т.Пашуто, А.П.Новосельцева. Отдельные аспекты развития древнерусской государственности разработаны М.Б.Свердловым, А.Н.Сахаровым, А.А.Горским, Н.С.Борисовым, О.М.Раповым, Я.Н.Щаповым.

Истоки становления новой государственности на северо-востоке Руси проанализированы в монографии Ю.А.Лимонова. Наиболее крупные работы по истории Московского государства принадлежат перу Л.В.Черепнина, М.Н.Тихомирова, А.М.Сахарова, А.А.Зимина, Ю.Г.Алексеева.

Особняком стоит целый комплекс работ, посвященных времени царствования Иоанна Грозного и его опричной политики, которая вызвала неоднозначные оценки исследователей. Этой теме посвящены работы Р.Г.Скрынникова, А.А.Зимина, С.Б.Веселовского, В.Б.Кобрина, Д.Н.Альшица, С.О.Шмидта. Анализировались сословно-представительные учреждения и органы центрального государственного управления XVI столетия и даже жизнь и карьера отдельных государственных деятелей той эпохи.

Большой интерес советских историков вызвала эпоха Смутного времени начала XVII века. Центральным событием при этом считалось движение Ивана Болотникова, которое определялось как первая крестьянская война в России в ряду движений Степана Разина и Емельяна Пугачева. Отдавалось должное и народному ополчению под предводительством Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Вопросы власти и управления рассматривались лишь в связи с народными движениями. В этом смысле советская историография выглядит значительно беднее старой русской исторической школы. Из наиболее заметных работ по этой проблематике можно назвать книги А.А.Зимина, Р.Г.Скрынникова, А.П.Павлова, А.Л.Станиславского.

Государственное управление в XVII столетии рассматривается в рамках концепции формирования абсолютизма. Центральным событием государственной жизни выступает знаменитое Соборное Уложение 1649 года — самый значительный сборник русского государственного права допетровской России.

Как видим, история государственного управления является центральной темой российской историографии, что вполне соответствует той главной роли, которую играет государственность в истории нашего народа.

Лекция 2. ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ ДРЕВНЕЙШИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

— Восточная государственность

— Античная государственность

— Византийская государственность

Для того, чтобы определить место древнерусской цивилизации и соответствующей ей государственности, необходимо хотя бы бегло описать тот путь который прошли народы Востока и Античного мира, давшие образцы различных государственных форм и систем государственного управления.

Древнейшие типы государственности известны нам из истории восточных цивилизаций. Наиболее распространенная форма организации власти в восточных цивилизациях — деспотия. Характерной чертой ее является то, что верховный правитель обладает всей полнотой власти и считается собственником земли. Как система управления, восточная деспотия предполагала наличие сложного и разветвленного административного аппарата. Чиновники собирали налоги, организовывали сельскохозяйственное производство, ирригационные системы, строительные работы и т. п. Чиновники вершили суд, набирали армию.

По мере исторического развития аппарат государственного управления усложнялся и был ареной ожесточенной борьбы сил централизации и децентрализации. К концу эпохи Древнего царства Египет пережил смутные времена децентрализации вследствие усиления самостоятельности правителей областей — номархов. Последние сосредоточили в своих руках административную и судебную власть, имели в своем распоряжении армию и полицию, что делало их практически независимыми от фараона. Если в прежние времена влиятельные чиновники стремились построить свои усыпальницы в тени пирамиды фараона, то теперь они устраивали свои пирамиды в подконтрольных им областях и даже претендовали на наследственность и сакрализацию своей власти и личности. В период Нового царства в Египте сложилась типичная для восточной цивилизации государственная машина. В это время создается система централизованного бюрократического управления. Местное управление перешло в руки чиновников фараона: в каждой области действовал особый чиновник со своим секретарем и особой палатой. Города и крепости были переданы в руки особых начальников, назначенных царем. Централизовывалось командование армией, в которой все большую роль играли наемники. Это отдаляло армию от народа. Военачальники и даже простые воины демонстрировали свое презрение к простолюдину.

Полиция набиралась из числа пленных нубийских негров, которые были надсмотрщиками во время общественных работ, преследовали уголовных преступников, выполняли обязанности палача.

В гробнице высшего чиновника государства найдена своеобразная инструкция фараона, из которой видна сфера компетенции этого везира (джати): управление придворным церемониалом, канцеляриями и управлениями столицы, распоряжение земельным фондом, верховный судебный надзор, податное и местное управление. Таким образом, в его руках были сосредоточены все важнейшие нити государственного управления страной.

Финансами руководил казначей, имевший право доклада фараону. Он имел официальный титул «начальника над всем, что есть и чего нет». Вторым по значимости был начальник серебряного дела, ведавший сметами расходов. Высшие чиновники получили право на личную усыпальницу (мастабы) рядом с усыпальницей фараона. Чем ближе к пирамиде, тем значительнее захороненный чиновник.

Характерной особенностью восточной государственности было высокое положение и влиятельность жречества. Жрецы в Египте почитались как хранители тайного знания, недоступного для простых смертных. Они хранили и оберегали это свое преимущество, передавая его по наследству от отца к сыну, и превратились в замкнутую и чрезвычайно влиятельную касту. Первосвященники бога Амона (город Фивы) были освобождены от зависимости центральной власти и считали, что получили свое звание не от фараона, а непосредственно от бога. Один из них написал: «Я являюсь первосвященником по милости Амона, ибо это он сам выбрал меня во главе своего дома, и он даровал мне почетную старость для того, чтобы я мог носить его статую». Фиванский первосвященник Херихор совершил государственный переворот и даже захватил престол египетских фараонов, отстранив Рамзеса XII.

Деспотия — наиболее стабильное из известных государственных устройств. В значительной мере это достигалось за счет высокой степени сакрализации власти и личности правителя — царя. Так, египетский фараон имел титул «Владыка Обеих Земель» и считался живым воплощением бога, «сыном солнца от плоти его». Пирамиды, сохранившиеся от эпохи Древнего царства — свидетельство мощи обоготворенного царя. В глазах народа и войска царь становился живым богом. Его власть была несоизмерима с иной земной властью. От этого повышался и авторитет жрецов, как главных хранителей сакрального знания, исполнителей и толкователей магических обрядов. В Египте обоготворение личности царя — фараона достигло классически четкой формы. При этом можно определенно говорить о совпадении периодов усиления сакрализации власти фараона с периодами усиления централизации государственного управления. Так, в эпоху Нового Царства на первый план выдвигается догмат о богосыновстве фараона: его рождение от таинственного брака верховного бога с царицей-матерью, его вскармливание богиней-коровой Хатхор, признание царем со стороны богов, коронация и т. д. В честь царя слагались гимны наряду с гимнами в честь богов («гимн Сенусерту III», гимны и славословия в честь побед Тутмоса III и Рамзеса II).

Все эти характерные черты восточной государственности, с известными вариациями, мы встречаем в древнем Китае, Индии, Вавилоне и в Ассирийской державе. Последняя была военным государством. Чиновники одновременно были военачальниками. Но и здесь мы видим разветвленный аппарат управления: известны, по меньшей мере, 150 должностей государственного управления. Сбор податей был, по сути дела, сбором дани с покоренных племен, подвергшихся ассимиляции. Ассирийский царь был верховным первосвященником и сам совершал религиозные обряды. Правда, в отличие от Египта с его учением о божественности фараона, сакрализация власти царя не достигла уровня обоготворения его личности. Однако возвышение власти царя в новоассирийскую эпоху и здесь сопровождалось усилением централизации государственного управления.

По особенностям географической среды, в которой формировались восточные цивилизации, их иногда называют «речными». Действительно, реки служили колыбелью и экономическим стержнем восточных цивилизаций. Таковы реки Нил, Тигр и Евфрат, Инд, Янцзы. Они почитались и даже обожествлялись народами. Государственность, возникавшая в «речных» цивилизациях, была, как правило, монархической. Великая река-кормилица задавала вектор движения как хозяйственной, так и всей государственной жизни народа, придавая ей самодовлеющий, центростремительный характер. Единовластие становилось доминирующей идеей государственности. Государственный интерес — несоизмеримо выше интереса личности.

Восточная государственность знала систему самоуправления свободных общинников-крестьян, однако участие народного собрания в государственном управлении было исключено. На востоке знали рабство, но оно было государственным. Труд невольников использовался главным образом в государственном хозяйстве — строительство укреплений, дворцов, ирригационных систем и т. п. Общинное, или «домашнее» рабство уже было не вполне рабством. Такие рабы жили в общине, трудились в составе большой патриархальной семьи и часто, заработав свободу, оставались жить здесь же на правах вольноотпущенников. В конечном счете, свобода и несвобода зависели от государственной воли, т.е. от воли верховного правителя. А выразителем этой воли выступало многочисленное и могущественное чиновничество. Единственным способом повлиять на власть в деспотии для народных низов оставался бунт, восстание.

Древнейшие цивилизации востока, имеющие письменную историю, все-таки не дают ответа на вопрос о том, как возникла их государственность, откуда были восприняты эти государственные порядки? Были ли они автохтонными, или были занесены в ходе древнейших переселений народов, судьба которых нашла отражение в мифологии и в древнейших текстах индоариев (Ведическая традиция, Авеста). Но на тех отдаленных этапах истории человечества запечатлены и судьбы русского славянства, язык которого хранит древнейшие пласты санскрита — мертвого уже языка ариев, которые несомненно имели свою государственность, которая могла выступить прагосударственностью как для восточных, так и для античных и всех последующих цивилизаций, включая те, из которых вышла славяно-русская государственность. То, что она имела собственные цивилизационные корни, несомненно.

Античная цивилизация представлена большим разнообразием государственных форм. На различных этапах ее развития видим город-государство (полис), эллинистическую монархию Александра Македонского, Римскую государственность в форме республики, а затем — империи.

Неотъемлемой характеристикой античной цивилизации была ее приморская локализации, в отличие от «речных» цивилизаций Востока. Море задавало определенный алгоритм жизни народов, населявших его побережье. Демократизм и открытость морских путей для обмена товарами, культурными ценностями и идеями как нельзя лучше отвечали демократизму политической жизни и государственного устройства греческих городов-полисов. Из полиса как общины вырастал государственный строй, представлявший собой своеобразную политическую автаркию, внутри которой жили свободные граждане.

Демократические институты власти и управления наиболее рельефно были представлены в Афинах. Они сложились на протяжении нескольких веков, начиная с реформ Солона (VII — VI вв. до н.э.), и были усовершенствованы в классический период Периклом (середина V в. до н.э.). Последний ввел также денежное вознаграждение гражданам, отправляющим общественные обязанности. Должностные лица избирались голосованием, либо по жребию.

Верховная власть и суверенитет принадлежали народному собранию (экклесия), в котором участвовали все граждане, достигшие совершеннолетия (20 лет). Любой гражданин мог внести предложение, законопроект или поставить перед собранием вопрос. Экклесия собиралась через каждые десять дней и решала важнейшие государственные вопросы: война и мир, договор о союзе, выборы и отчеты важнейших должностных лиц, важнейшие судебные решения, предоставление и лишение гражданства, а также обсуждала текущие политические дела.

Органом высшего государственного управления в Афинах был совет пятисот, избиравшийся по традиции по 50 человек от десяти фил — племенной организации, унаследованной от архаических времен. Поначалу задачей совета было предварительное рассмотрение вопросов, выносимых на народное собрание. Позднее ему были приданы административные функции и решение второстепенных дел в перерывах между заседаниями народного собрания. Совет был постоянно действующим органом, в ведении которого были финансы и государственное имущество, чеканка монет, содержание флота, арсенала, порта, рынков и благоустройство города. Совет делился на десять частей (пританий), поочередно дежуривших в городском управлении с правами и полномочиями муниципалитета. Председатель дежурной притании председательствовал в народном собрании.

Органами центрального государственного управления были избираемые народным собранием коллегии. Важнейшей из них была коллегия десяти стратегов, избиравшаяся ежегодно. Члены ее могли избираться неограниченное количество раз. Деятельность коллегии стратегов не подлежала обсуждению, за исключением случаев военных неудач, подозрений в измене, хищении государственных средств и т. п. Стратеги руководили внешней политикой и финансами, готовили важнейшие государственные законы. Первый стратег был по сути дела руководителем государства. Именно эту должность с 444 г. до н.э. в течение пятнадцати лет занимал афинский реформатор классической эпохи Перикл. Отдельные коллегии избирались для сбора налогов, сдачи государственного имущества в аренду. Были также коллегии наблюдателей за рынками, за гаванью, хлебных надзирателей и т. д.

Афинская демократия знала суд присяжных — гелиэю. Судьи избирались по жребию в количестве 6 тыс. человек. Избранным мог быть любой свободный гражданин, достигший 30-летнего возраста и не имевший долгов перед государством. Суд делился на десять комиссий — дикастерий — по 500 человек в каждой. Остальные судьи были запасными. Во избежание коррупции судебные дела распределялись между комиссиями по жребию. Участниками судебных прений были непосредственно истец и ответчик, хотя сами речи часто готовились специалистами и заучивались сторонами наизусть. В судебном разбирательстве участвовали свидетели, предъявлялись вещественные доказательства и т. п. Свидетельство раба признавалось в том случае, если оно было получено под пыткой. Среди наказаний за наиболее тяжкие преступления фигурируют конфискация имущества, объявление врагом народа, лишение гражданских прав, запрет хоронить изменника родины, смертная казнь. Избавлением от наказания было право на добровольное изгнание.

Кроме судебных функций гелиэя имела право утверждения новых законов, после того как они были приняты народным собранием и отредактированы советом пятисот. Только после этого принятый акт становился законом — номосом.

Таким образом, основные принципы афинской демократии: участие граждан в принятии закона и отправлении правосудия, выборность, сменяемость и подотчетность должностных лиц, коллегиальность в принятии управленческих решений, суверенитет народного собрания. Управление отличалось относительной простотой и полным отсутствием бюрократии. Наемными работниками в сфере управления были только писцы, впрочем, эту роль часто выполняли государственные рабы.

Полисная государственность знала не только демократические, но и аристократические формы правления, олигархию и даже тиранию. Примером устойчивого аристократического типа может служить оригинальная государственная система Спарты. Иногда ее называют также военизированной олигархией, что может быть не совсем оправданно. Спартанский полис был общиной равных свободных граждан — спартиатов. Им принадлежала власть над рабами — илотами и свободными, но неравноправными крестьянами и ремесленниками округи — периэками.

Государственная автаркия Спарты была еще более жесткой, нежели в Афинах. При этом в Спарте наличествовали все основные признаки государства-полиса. Верховная власть принадлежала народному собранию — апелле. Однако, в отличие от афинской экклесии, апелла не обсуждала выносимые на ее собрание вопросы. Она лишь голосовала за или против предлагаемого решения посредством крика и расхождения на две стороны. Спартанские законы не записывались и тем более не издавались.

В Спарте существовала наследственная царская власть представителей двух династий (дорийской и ахейской) одновременно. Цари выполняли обязанности военачальников, судей и жрецов. Как жрецы цари не должны были иметь телесных недостатков. Каждые девять лет они проходили религиозное испытание и получали право царствовать в следующем девятилетии. Они владели большими плодородными землями, а также имели право на специальные подарки-подношения граждан скотом, хлебом, вином и военной добычей.

Реальная власть в Спарте принадлежала совету старейшин — герусии. В герусию избирались пожизненно 28 старцев — геронтов — не моложе 60 лет и цари по достижении ими 30-летнего возраста (до этого — их опекуны). Герусия могла принять решение о смещении царей, отменить закон, одобренный апеллой, вершила суд по уголовным и государственным преступлениям.

На особом положении находились государственные контролеры — эфоры. Эта коллегия ежегодно избиралась апеллой в составе пяти членов. Эфоры осуществляли дележ военной добычи, проводили набор в армию, вводили новые налоги, созывали герусию и апеллу. Именно они проводили сверку расположения звезд и если признавали его неблагоприятным, могли поставить вопрос о смещении царей. Позднее к ним перешло право суда по всем гражданским делам. Таким образом, коллегия пяти эфоров превратилась в высшую исполнительную власть с правом контроля и суда не только должностных лиц, но и всех граждан «общины равных».

Свободные спартиаты составляли не более 10% от всего населения Спарты. Поэтому быт их строился на военный лад. Огромное внимание придавалось воспитанию юношества. Младенцы, признанные специальной комиссией неполноценными, уничтожались. Причем исполнение этого решения поручалось отцу младенца. Все мальчики с семилетнего возраста подвергались суровому воспитанию в специальных гимнасиях и зачислялись в группы по возрасту — агелы. Цель воспитания — вырастить физически крепкого и выносливого, ловкого в рукопашном бою воина с зачатками знаний письма и счета, способного выражаться лишь короткими рублеными фразами (знаменитый спартанский лаконизм). Впрочем, полезными и необходимыми для воина считались музыка и пение и также преподавались.

Молодые спартиаты, приученные сражаться в отряде, должны были проявить себя во время криптии — священной тайной войны против безоружных, но более многочисленных илотов. Это была своеобразная акция устрашения рабов, в ходе которой молодые воины должны были практиковаться в безжалостных убийствах, санкционированных государством (войну объявляли эфоры).

В отличие от афинского полиса, «община равных» Спарты налагала строгие запреты на общение с иноземцами. Даже грекам из других полисов запрещалось проживать на территории Спартанского государства, а самим спартиатам запрещалось самовольно выезжать за пределы своей страны. Длительное время в Спарте отсутствовали иные деньги, кроме разрешенных железных прутьев — старинного средства обмена на Пелопоннесе. Спартиаты прославили себя героическими подвигами на полях сражений, но не оставили сколько-нибудь заметного культурного наследия в сфере экономики, искусства или философии.

Новым явлением для античного мира стала эллинистическая государственность, получившая яркое воплощение в державе Александра Македонского (356—323 гг. до н.э.) — величайшего из античных героев. Эпохой эллинизма называют период в истории Греции и других народов и племен Восточного Средиземноморья, а также Ирана и Средней Азии от конца IV в. до н.э. до конца I в. до н. э. Завоевания Александра Македонского положили конец классическому партикуляризму греческих полисов и дали начало огромным эллинистическим монархиям, породившим идею государственного универсализма и потребовавшим гораздо большего индивидуализма личности, чем на то была способна греческая классика.

Великая империя Александра была конгломератом очень далеких друг от друга государственных, культурных, этнических, религиозных и бытовых традиций. Но из покоренных огнем и мечом народов и стран завоеватель рассчитывал создать единый космополис — мировое государство сближенных, а затем взаимно ассимилированных цивилизаций. Единственным источником власти признавалась воля царя, признанного сыном чуть ли не всех богов, почитаемых покоренными народами. С этим согласились даже свободолюбивые греки (хотя и с некоторой иронией). Это была абсолютная автократия. Истинные цели ее были известны лишь самому Александру. У новой империи не было столицы с центральными учреждениями. Центром был походный лагерь царя, в котором находилась канцелярия с архивом. Почти все ведомства перемещались в составе придворного лагеря.

Административное деление державы Александра сохранялось от прежних государств. Однако, автономия Македонии и Эллады были номинальными. Коринфский союз также был в полной воле диктатора. В Египте и Азии сохранялись персидские сатрапии, разделение провинций на города, племена, деспотии со всеми их прежними традициями господства и подчинения. Провинции управлялись назначенными царем чиновниками, которые не имели никакой самостоятельности. Им не подчинялись даже крепости империи, они были лишены права набора наемников. Они не имели права сбора налогов, чеканки монеты и контроля над внутренними коммуникациями. Исключение составляли индийские наместники Таксил и Пор, а также египетский Клеомен. В Европе налоги вообще не взимались.

Управлением финансами и коммуникациями занимались четыре близких к царю казначея, отвечавшие также за снабжение армии. Они не зависели от сатрапов. Только царь издавал указы. Для Европы это были указы «басилевса Александра», скрепленные его собственной македонской печатью, для остальной империи — печатью персидского царя Дария. Единство империи должно быть достигнуто не с помощью имперской бюрократии, а вследствие слияния этнических и культурных традиций, развитию торговли и росту благосостояния населения. Гарантом выступало непосредственное управление Александра.

Важнейшими социальными силами создания единой империи Александр считал аристократию (землевладельцев), городское население, воинов и жрецов. Высшие слои из персов, македонян и греков в равной степени должны были поставлять империи чиновников и военачальников. Единственное условие успешной карьеры — отказ от каких-либо претензий на властную самостоятельность. Горожане должны были составить основную массу свободных граждан, но без предоставления им гражданских прав. Такое было неведомо и Востоку и Элладе. Как и среди знати, приветствовались смешанные браки среди горожан как форма ассимиляции и эллинизации.

Имперская армия должна была стать надэтнической. Для этого воины старой македонской армии расселялись в восточных городах, поощрялись их браки с восточными женщинами, дети от смешанных браков воспитывались за счет государства.

В качестве особо важной опоры государства почиталось жречество вне зависимости от культа. Александр проявил небывалую веротерпимость. Он строил египетские и вавилонские храмы, почитал священный огонь иранских царей и даже провозгласил равноправие иранских богов с остальными богами империи. Возможно, что в будущем этот пантеон разных народов переплавился бы в некий синкретический культ. Столь же лояльной была культурная политика Александра, который поддерживал языки и обычаи покоренных народов, поощрял чиновников-македонян, пользовавшихся персидским языком и чтивших персидские обычаи.

Государственная идея Александра поражала современников и потомков своей масштабностью, но осталась нереализованной. Держава его не пережила своего создателя, но сам факт ее кратковременного существования весьма загадочен, поучителен и актуален, несмотря на отделяющие нас от нее тысячелетия. Возможно Александр реализовал иную, нежели Афины или Спарта цивилизационную традицию государственности, восходящую к более ранним эпохам — Троянской и индоарийской. Не случайно его стремление к завоеванию их древнейших территорий — Персии, междуречья Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, а также Индостана, а также столь высокая роль, отводимая персидскому культурному и культовому наследию.

Римская государственность представляла собой вершину античной цивилизации как с точки зрения совершенства государственных форм, так и с точки зрения государственной идеологии. Рим прошел от эпохи патриархальной сакральной власти царей и монархии этрусских правителей через аристократическую республику и победы плебса к принципату и доминату и, наконец, к империи. Если Греция дала только саму идею рабовладельческой империи, то Рим осуществил ее в самых чудовищных размерах. Причем имперский характер экономики зародился и развивался в эпоху республики. Покорение новых народов и присоединение новых территорий давало огромный прирост рабов, труд которых использовался в латифундиях (крупных земельных владениях знати) и вытеснял труд свободных общинников-крестьян. Массы свободных крестьян стекались в Рим, пополняя ряды разучившихся работать и живущих на подачки власти плебеев, а их место быстро занимали лично несвободные колоны.

Другим важным результатом завоеваний в Риме становится небывалое по масштабам ростовщичество и система откупов — привилегия особого сословия — всадничества. На этом социально-экономическом фоне происходит эволюция государственных форм по линии: республика — принципат — доминат — империя.

Римская аристократическая республика (VI — I вв. до н.э.) имела простую и четкую систему государственного управления, основными звеньями которой были Сенат, Народные собрания и Магистраты.

Практически до диктатуры Луция Корнелия Суллы (82 -79 гг. до н.э.) Сенат состоял из 300 членов патрицианских семей, позднее — и из плебеев. Первый сенатор (принцепс) открывал заседание и начинал обсуждение. Голосование в Сенате производилось в форме расхождения на две стороны. Сенат, хотя и был высшим правительственным и административным учреждением, законодательного права был лишен и лишь выносил суждение, мнение по обсуждаемому вопросу (senatus consulta). В то же время, без согласия Сената (aprobatio) не избирались должностные лица республики — магистраты. Сенат ведал финансами, государственным имуществом, внешней политикой, государственной безопасностью, общественным порядком в Риме. Он вводил чрезвычайное положение в стране.

В Риме действовали Народные собрания (комиции) трех видов:

1. Комиции по центуриям решали вопросы о войне и мире, избирали высших магистратов, принимали законы, даровали гражданство и были высшей апелляционной инстанцией по смертным приговорам.

2. Комиции по территориальным трибам находились под влиянием плебеев. Они решали вопросы о допуске в магистратские должности от плебеев. Позднее к ним перешла часть функций центуриатных комиций в сфере принятия общегражданских законов.

3. Комиции куриатные решали вопросы брачно-семейных отношений, наследства, религиозных обрядов и т. п.

Таким образом, при всей важности полномочий народных собраний в Риме, они были далеки от той роли, которую играло народное собрание в греческом полисе (скажем, в Афинах). Участие народа в управлении в Риме было значительно более регламентировано и подробно прописано в законах.

Повседневная исполнительно-распорядительная власть принадлежала магистратам, зависевшим от Сената, хотя и избиравшимся на народных собраниях различного типа. Так, консулы, преторы и цензоры избирались на центуриатных комициях, курульные эдилы, квесторы — на плебейских сходках. Плебеи избирали также народного трибуна (с конца V в. до н.э.), обладавшего неприкосновенностью личности и правом veto на решения магистратов и даже Сената.

Консулы были верховными магистратами и считались опекунами государства. Они избирались сроком на один год при возрастном цензе в 43 года. Консул созывал Сенат, издавал обязательные постановления, налагал административные взыскания, осуждал на смертную казнь и имел неограниченную военную власть за чертой Рима. При чрезвычайных обстоятельствах Сенат мог избрать консула диктатором сроком на шесть месяцев.

Цензор избирался сроком на пять лет. Он составлял списки граждан по имущественному цензу и производил налогообложение. Ему принадлежало право распределения подрядов на общественные работы, он ведал сбором таможенных пошлин и налогов с провинции, а также имел наблюдение за нравами.

Претор осуществлял предварительное рассмотрение судебных дел. Преторское право — важная часть римского права в части уголовных дел. В подчинении претора находились уголовные или ночные триумвиры, производившие аресты, казни, наблюдавшие за тюрьмами, а также монетные триумвиры, ведавшие чеканкой монеты. Наконец, претор мог замещать консула.

Курульные эдилы и квесторы были низшими магистратами в Риме. Эдилы следили за порядком на рынках Рима, при организации зрелищ, при продажах рабов и животных. Квесторы занимались расследованием уголовных дел, заведовали казной и архивом республики.

Республиканские учреждения сохранялись в Риме до III в.

Империя вырастала в недрах республики. Мировая морская держава, размеры которой не сопоставимы даже с державой Александра Македонского, уже имела ярко выраженные имперские черты. Это было внесение государственного порядка в полиэтничную и раздираемую региональными конфликтами среду.

Как способ организации власти и управления империя формировалась через трансформацию органов республиканской администрации. Магистраты постепенно превратились в чиновников принцепса. При так называемых «солдатских императорах» (235 — 284 гг.) на политическую авансцену выдвинулись военные (преторианская гвардия). Резко возросли бюрократические элементы в управлении и централизация власти вокруг императорской канцелярии.

Путь, пройденный античным обществом, представлял собой эволюцию от полиса к империи, от гражданина к подданному. Для гражданина характерны были непосредственные связи в системе «община — гражданин», т.е. «связи соучастия». Для «подданного» определяющими стали связи в системе «империя — подданный», т.е. «связи подчинения». Эта эволюция нашла отражение и в римском праве. Римские граждане имели равенство в смысле юридической правоспособности, ответственности перед законом. Окончательную форму гражданской общине Рима (civitas) придали победы плебса в борьбе с патрициями. Престиж римского гражданства поднялся на высший уровень: только гражданин мог владеть землей, воин имел право на часть добычи и т. п. В обществе утвердилась мораль, основанная на коренной разнице между «пороками» рабов и «добродетелями» свободнорожденных.

Наследие Рима оказало мощное влияние на европейскую и византийскую государственность. Вопрос об истоках римской государственности не является в полной мере проясненным. В частности, особняком стоит проблема этрусков, вызывающая различного рода догадки относительно их этнической принадлежности.

Византийская государственность имела свою целостную концепцию. Возникновение ее относится к ранневизантийскому периоду, а окончательное оформление к IX — X столетиям. Оригинальность государственной идеи византийцев заключалась в органическом синтезе трех компонентов — антично-эллинистической традиции, римской имперской государственности и христианства как государственной религии.

Основу общественно-политического строя в Византии представлял собой полис. Поэтому здесь не могла сложиться восточная деспотия, как иногда пишут. Напротив, деспотия в Византии — всегда самая осуждаемая и наихудшая форма правления, хуже тирании. Здесь, также как и в античной традиции, центральная проблема — проблема общества и государства, а не проблема власти, правителя. Идея единоличной всеобъемлющей власти в отрыве от прав общества, народа была чужда византийской государственности. Даже «идеальный тиран» эпохи эллинизма понимался как «идеальный гражданин». Подчинение ему основано не на его власти и насилии, а на добровольном подчинении ему сограждан в интересах государства.

Прямая традиция императорской власти Византии восходит к эллинистической басилейа — автократии Александра Македонского, эллинистической идее царя и царства. Эллинизм, как известно, создал вместо полисов и их неустойчивых союзов территориальную монархию под властью единого царя. Здесь было много сходства с восточной деспотией: неограниченная власть, ее обожествление, бюрократическое правление, роль армии и культу правителя. И все же, как мы видели, это не восточная деспотия.

Эллинистический монарх — это «живой закон». Он имеет обязанности перед подданными. Его правление должно отвечать требованию «разумности», общего согласия монарха и подданных. Он обязан способствовать развитию полисной традиции связи государственности, культа и культуры, культурного единства как фактора политического. Византийцы восприняли эллинистический принцип: государство не собственность царя, а он сам есть часть царства.

Римская концепция также восходит к эллинистическому универсализму, но ей характерна большая авторитарность управления, более четкие представления о единстве и неделимости власти императора, большая роль закона, а не традиции, дисциплинарность отношений. В Риме возобладала более жесткая, нежели греческая идея таксиса (всеобщего порядка), концепция государства как вечной, постоянной и неделимой ценности — концепция «Вечного Рима». Величие мировой Римской державы было производным не от священного характера царской власти, личности правителя, а от священной сущности римской государственности.

Со времен принципата в Риме шла борьба двух направлений — сенаторского с идеей Тацита о правителе как первом гражданине, и имперского с образом идеального правителя (императора), законно избранного, правящего разумно, по воле богов. Возобладало имперское направление, и в эпоху Диоклетиана и Константина сложилась в своих основных чертах идеология императорской власти. При этом ориентализм «божественного императора» Диоклетиана уступил государственной идее Константина. Она-то и была воспринята византийцами, которые называли себя ромеями. Они усвоили себе римский взгляд на императора как на господина, неограниченного правителя, но, тем не менее, не собственника государства.

Христианство освятило не столько личность императора, как таковую, сколько его власть. Союз императорской власти с христианской церковью начинается с Константина (306 — 337 гг.). Христианская концепция императорской власти была сформулирована Евсевием, современником и сподвижником Константина. В основе ее идея державы: Бог — вседержитель, Пантократор, глава всего порядка, небесного и земного. Император — космократор, глава земного порядка, подобного небесному. Таким образом, римский мир (Pax Romana) становится христианским (Pax Romana Christiana). Византийское государство, как христианское, является избранным, имеет провиденциальное предназначение. 11 мая 330 г. древнегреческая колония Византий провозглашается Константинополем. В 476 г. римский император Ромул Августул выслал из Рима в Константинополь знаки императорского достоинства.

Евсевий определил границы светской и духовной власти: первая заботится о мирских делах подданных, вторая — об их душах. Обе власти действуют совместно и составляют знаменитую византийскую «симфонию властей». Император прежде всего христианин, подающий пример своим усердием в вере и человеколюбием (филантропия). Он должен демонстрировать мудрость философа в государственных и житейских делах, миролюбие к иным народам и государствам, но быть в то же время воином Христа, то есть бороться за христианское дело. Сочетание столь трудносоединимых приоритетов породило знаменитую византийскую дипломатию как мирный способ утверждения могущества христианской державы, а также миссионерство как мирное средство обращения в христианство — разновидность дипломатии.

Христианство формировало и этническое лицо населения империи. При всей своей языковой пестроте население империи представляло собой единый суперэтнос, благодаря именно христианству, а также культурным традициям эллинизма, возобладавшим на всей территории Римской империи и ряда соседних стран.

Система власти и управления в Византии отражала взаимодействие трех сил. Элита империи была сосредоточена в Сенате, который в том числе утверждал избрание императора. Важнейшую роль играла армия, которая собственно и выдвигала очередную кандидатуру на императорский трон. Армия постепенно подвергалась все большей варваризации и утрачивала свою политическую роль. Третью политическую силу представлял народ, организованный в общины — димы. Еще Константин ввел систему acclamationes — публичной оценки народом деятельности государственной власти, за что и получил звание восстановителя свободы (restitutor libertatis). В Константинополе существовала традиция непосредственного общения императора с народом на ипподроме, во время празднеств и состязаний. Димы принимали участие в официальных церемониях.

К VII столетию роль Сената снизилась, упала роль димов. В X столетии император Лев VI ликвидировал городское самоуправление. Изменился и обряд вступления императора на трон. Главным сделался обряд венчания на царство в Софийском соборе. Император нарекается василевсом (базилевс) и автократором, то есть царем.

Все эти перемены требовалось идеологически обосновать. Эту работу выполнил диакон Софийской церкви Агапит. По его концепции, императорская власть не ограничена законом, но должна соответствовать земным и небесным установлениям, то есть монарх — слуга и исполнитель воли Бога. Причем, подчеркивалась богоизбранность императора, запечатленная в изображениях его коленопреклоненным перед Христом.

Прежняя шкала обязанностей императора как его долга перед подданными трансформировалась в христианскую форму «монаршей милости», которая определялась не столько гражданско-конституционным долгом, сколько требованиями христианской морали.

Как видим, эволюция государственного строя Византии отражала ее движение в сторону концентрации и сакрализации власти, но это было движение не к восточному деспотизму, а к средневековой христианской монархии.

Византия была мировой империей и в этом качестве претендовала на исключительность. Константинополь был гигантом по сравнению с другими городами Европы и Ближнего Востока. Он был также культурной столицей всего христианского мира, который уже с IX столетия раскололся на запад и восток. Притязания Византии на мировое господство, то есть на все территории Рима, прекратились лишь с признанием империи Карла Великого в 810 г., когда император Михаил I официально признал императорский титул Карла. Поэтому византийская государственность оказала, пожалуй, наибольшее влияние на молодую русскую государственность.

Лекция 3. ПРЕДПОСЫЛКИ И УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

— Географическая среда как фактор русской государственности

— Этническая среда как фактор русской государственности

— Проблема происхождения русского народа

Географическая среда оказывает во многом определяющее влияние на судьбу населяющего ее народа, а, следовательно, и на его государственность — способ организации его общежития. Человек — часть биосферы, и его жизнь и деятельность неотделимы от окружающего его ландшафта. Русский философ начала ХХ века считал, что «есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной». Влияние географического фактора на характер власти в России подчеркивали В.Н.Татищев, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский и другие отечественные историки и этнологи.

Преобладающим ландшафтом освоенной восточными славянами территории, на которой сложилось Киевская Русь, была равнина, простирающаяся от Белого моря до Черного и от Балтийского моря до Каспия площадью свыше 5 млн. кв. км. На юге эта равнина переходит в обширную маловодную степь (около 558 тыс. кв. км.) с незначительным возвышением над уровнем моря (св. 53 м.). В этом отношении Руси ближе Азия, нежели Европа, так как широкие степные ворота от Урала до Каспия делают русскую равнину продолжением Азии. Этими урало-каспийскими «воротами» и проходили все крупные кочевые народы в своем движении в Европу.

Климатические характеристики Восточной Европы отличаются разнообразием: арктическая, северная, средняя и южная полосы. При этом изотермы, причудливо изогнутые в Западной Европе, на Востоке выпрямляются, так как ветра не имеют естественных препятствий в виде горных хребтов. От запада к востоку русской равнины заметно также возрастание резкости континентального климата с его морозными и снежными зимами и жаркими летними днями, когда на юго-востоке явственно ощущалось горячее дыхание раскаленных степей.

Государственная территория Руси приходилась главным образом на сочетание двух зон — лесной и степной с пограничной лесостепью между ними. Главным богатством здешнего края была мощная черноземная полоса от впадения Камы в Волгу до линии между Саратовом и Волгоградом. Северный суглинок питал хвойный лес, южный чернозем — лиственный.

Русская равнина обладала развитой гидрографической системой. Гидрографическим узлом является Валдайская возвышенность, где берут начало крупнейшие реки Руси — Волга, Днепр и Западная Двина. Многочисленные большие и малые водоемы, прежде всего реки, обеспечивали прекрасное орошение плодородных лесостепных и лесных районов. Кроме того, реки были дорогами древности. Они обеспечивали устойчивое функционирование торговых путей. Крупнейшим и древнейшим из них был Волжский торговый путь, который обслуживал восточную торговлю южного побережья Балтийского (Венедского залива) моря, населенную славянами и русами. Здесь же сформировались и варяжские дружины из представителей разных народов. Они обеспечивали охрану торговых караванов, а со временем и сами занялись торговлей. Первый путь «из варяг в греки» проходил по Дону, где сложилась Салтовская археологическая культура. С ней была связана Руссия-тюрк или Роталия — русско-аланское государственное образование на юго-востоке Прибалтики.

Путь «из варяг в греки» по Днепру был по сути дела экономическим стержнем Киевского государства. Реки издревле были основными маршрутами военных походов, причем княжеские дружинники выступали и в роли купцов.

По рекам осуществлялась колонизация, т.е. освоение новых земель, общее направление которой с юго-запада на северо-восток хорошо отражено в названиях самих водоемов и городов северо-восточной Руси, дублирующих топонимику и гидронимику юго-запада. Отсутствие непреодолимых естественных преград приводило к общению, соединению и нивелировке межэтнических различий, преимущественно мирному освоению славянами территории балтоязычных и финно-угорских народов.

По водным бассейнам сложились древние славянские родоплеменные территории — земли. Отсюда — понятие «земский строй». Обычно выделяется четыре таких крупных бассейна: Озерная область (Новгородская земля или земля ильменских словен), Область Западной Двины (Полоцкая земля или земля кривичей и полочан), Область Днепра (Земля полян и северян или собственно Русь в треугольнике Киев — Чернигов — Переяславль), Область Верхней Волги (Ростовская земля, или земля вятичей).

Географическая среда оказала мощное влияние на славяно-русскую государственность. Причем, давно замечено различие в отношении к государству у жителей разных климатических зон. Жители Поднепровья и юго-запада славянских земель отличались бурным, эмоционально насыщенным поведением. Они способны были на героическое напряжение всех сил, но напряжение кратковременное как вспышка. Они ставили вольность выше государственной ответственности.

Жители северо-восточной Руси с ее суровым резко-континентальным климатом, тяжелыми условиями подсечно-огневой системы земледелия имели иной психофизический тип личности. От них требовалось длительное постоянное напряжение всех сил для борьбы за выживание. Требовалось объединение усилий многих людей. Государственная власть была для них высшим выражением общего дела, на алтарь которого могут быть положены любые жертвы, не только вольность, но и сама жизнь.

Славяно-русская государственность не знала демократизма морских цивилизаций античного Средиземноморья. Гидрография Руси была речной. Но она отличалась и от восточных цивилизаций с их деспотическим подавлением личности. Русь не знала деспотизма ирригационных систем Востока. Обводнение плодородных почв здесь было естественным и более чем достаточным, а девственный лес изобиловал дичью и пушниной. Лес предоставлял не меньшую свободу желающему укрыться от притеснений власти, нежели море, но он же ставил и почти непреодолимые препятствия и подвергал суровым испытаниям. Поэтому колонизационные потоки были коллективными и со временем приобретали государственный характер.

Другим определяющим фактором государственности является этническая среда. Государствообразующим народом (этносом) на Руси были славяне. Происхождение их и первоначальное расселение остаются предметом дискуссий специалистов. Письменные свидетельства древних авторов застают славян как многочисленные племена восточной Европы, населяющие обширную территорию от Вислы и Одера на западе до Дона и Поволжья на востоке, от Прибалтики (Венедский залив) до Причерноморья (море Русское). На западе и северо-западе они именовались венедами (венетами), на юге склавинами, на востоке антами.

Римские авторы I — II столетий писали о венедах на Висле, как восточных соседях германцев (Плиний), населяющих территорию между феннами на севере и певкинами на юге (Тацит). Они «сооружают дома, носят щиты, передвигаются пешими и с большой быстротой» (Тацит). До VI столетия славяне не были известны под своим именем.

И вдруг в VI столетии славяне приняли участие в великом переселении народов, толчок которому был дан в IV столетии готами, выходцами из южной Швеции. К этому времени относятся известия готского епископа Иордана о войне готов с антами. Готский король Винитарий разгромил антов и казнил их вождя Боса (Буса) вместе с 70-ю старейшинами. Память об этом поражении сохранилась в «Слове о полку Игореве». Славянское море буквально затопило Европу, проникло на Пелопоннес, в Римские провинции, на Пиренеи, в Северную Африку. Такой этнодемографический взрыв заставляет внимательнее присмотреться к более ранним эпохам. Народы не исчезают и не возникают из ниоткуда, тем более такие массовые.

Единственная попытка ответа на вопрос о происхождении славян в письменной традиции была предпринята автором Повести временных лет. В недатированной части этой начальной русской летописи содержится рассказ о том, что славяне вышли из древнейшей прародины всего человечества — Передней Азии. Отсюда они после Вавилонского столпотворения, разделившего человечество на 72 языка, поселились сначала на Дунае (римская провинция Норик в верховьях Дуная), а затем расселились в разных направлениях и назвались своими именами по названиям местностей. Рассказ летописца послужил основой для «дунайской» (или балканской) теории происхождения славян, хотя вероятнее всего в этом рассказе зафиксирован довольно поздний этап славянского этногенеза, этап освоения ими Балканского полуострова в ходе великого переселения народов середины I тысячелетия н. э. Во всяком случае, большинство исследователей сходятся во мнении о том, что славянская прародина представляла собой обширную территорию от Одера на западе до среднего Поднепровья на востоке.

Различные сведения о более отдаленных эпохах по зволяют предположить в славянах выходцев из арийского ядра, возникшего в результате не зафиксированного в письменной истории, но отраженного в древнейших преданиях (ведическое знание, Авеста) катаклизма, который привел к перемещению племен с севера на юг и юго-восток. Это ядро помещается в междуречье Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, откуда истекли потоки переселенцев, населивших Персию, Египет, Северную Африку, Европу, а также Индостан. Возможно древняя Троя была их форпостом. Скифы и сарматы как минимум имели в своем составе славянский компонент. Гунны, выходцы с севера Европы, кельты, готы и аланы — все участвовали в славянском и русском этногенезе.

Восточнославянские племена, о которых пишет автор Повести временных лет, были не племенами в собственном смысле слова, т.е. кровными родственниками, а скорее союзами племен. Сам летописец использует термин «род». При этом он подчеркивает, что все летописные «племена» «имяху бо обычаи свои и закон отець своих и преданья, каждо свой нрав». Поляне, занимавшие среднее Поднепровье, жили «особе, по горам своим» и были «мужи мудры и смыслени», а «обычай их кроток и тих». Они были прямыми выходцами из Норика. И они были русь.

Лесостепное левобережье Днепра заняли северяне, в составе которых археологи предполагают, по крайней мере, три различных племени. Западные соседи полян древляне (деревляне), заселяли лесистые места («зане седоша в лесех») и отличались, по сообщению летописца буйным характером и дикостью («живяху в лесех звериньским образом»). Юго-западные соседи полян — дулебы, занимавшие верховья Западного Буга, — подверглись в VI — VII столетиях натиску аваров и распались на две ветви — волыняне и бужане (Южный Буг). От Южного Буга до Днепра расположились племена уличей и тиверцев, которые под натиском кочевников и руси передвинулись на Дунай («переседяху ко Дунаеви и бе множьство их»). Археологи обнаружили их поселки на территории современной Молдавии по 5 — 6 полуземлянок с печами-каменками, весьма сходные со среднеднепровскими.

Колонизационные потоки славян на север от Поднепровья привели к возникновению земли дреговичей на северо-западе, занявших болотистую местность, благодаря которой они, видимо, обходились без укрепленных поселений. Здесь они вступили в непосредственный контакт с местным балтоязычным населением, на языке которого «дрыгва» означало болотистую местность. Два родственных племени — радимичи и вятичи — пришли с запада во главе с двумя братьями Радимом и Вятко и осели соответственно по течению рек Сож и Ока. На реке Полота поселились полочане. Севернее их на пространстве от Прибалтики до верховьев Волги славянские племена смешались с балтами и сформировали землю кривичей. Название этого славяно-балтского симбиоза происходило от балтского верховного божества Криве-Кривейте. Они оставили археологический след в виде невысоких «длинных курганов» — захоронений, возможно воспроизводивших древние родовые жилища.

Дальше всех на север продвинулись словене, заселившие местность в районе озера Ильмень. Летописец отмечает, что они пришли с Дуная и назвались своим именем. Некоторые ученые (академик Б.А.Рыбаков) настаивают на западнославянском происхождении словен, что подтверждается и археологическими данными (бревенчатая изба, тип керамики и т.п.).

Местные особенности славянского этногенеза и складывания предгосударственных отношений в землях разных летописных «племен» во многом зависели от взаимодействия их с местными народами, о которых летописец упоминает как о данниках Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемись, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, норома, либь.

Речь идет о русских княжествах юга и востока Прибалтики. Поэтому наиболее близкими были балтоязычные народы, населявшие бассейн Немана, Западной Двины, верховья Днепра, Оки и Волги. В их языке прослеживаются отчетливые славянские влияния. К примеру, у латышей: dzirnavas (жернова), stiklis (стекло), zabak (сапог), puds (пуд) и т. д.

Самыми многочисленными и значительными по своей роли были финно-угорские народы — чудь (собирательный этноним в составе: водь, ижора, весь, эсты). В Новгороде была Чудинцева улица, Чудин Микула упомянут в Русской Правде и т. д. Многие народы сохранились как малочисленные этносы региона, насчитывающие от нескольких сотен до нескольких десятков тысяч человек. К примеру, потомки летописной веси — вепсы. Весь оставила память в топонимике края — города Весьегонск, Череповец (Черепо-весь) и т. д.

Финно-угры Приволжья и Прикамья — меря, мурома, мещера — большей частью обрусели, но некоторые народы сохранили или обрели свою государственность — черемись (мари), мордва. В 30-е гг. IX столетия через Нижнее Поднепровье прошли с востока на запад угры (мадьяры, венгры), родичи югры (хантов и манси). Они были вытеснены печенегами и торками (гузы). Интенсивными были взаимоотношения с аланскими племенами ясов и касогов. Смешанные браки с ясынями были нередким явлением. В XI столетии Великую степь заняли многочисленные тюркоязычные племена куманов, которых на Руси называли половцами. Прежние кочевые соседи (печенеги и торки) частично осели на землю в качестве конфедератов (союзников) Руси и принимали активное участие в политической жизни государства, особенно в конце XI и в XII столетиях. Им принадлежали города Торчин, Канев, Юрьев в Поднепровье. На Руси их называли черными клобуками.

Таким образом, древнерусская народность, славянская по своему языку и этногенезу, была по сути дела суперэтносом, в котором заметная роль принадлежала неславянским народам.

Вопрос о происхождении русского народа является самым сложным в ряду вопросов формирования древнерусской государственности. Эта проблема остается нерешенной уже на протяжении нескольких столетий. Все письменные свидетельства о существовании Руси давно известны, а содержание их таково, что споры ученых не только не прекращаются, но, напротив, лишь обостряются. Сложились довольно устойчивые концептуальные схемы, которые вышли далеко за рамки академических дискуссий, приобрели политическое звучание, однако, ни одна из них не содержит пока даже непротиворечивой гипотезы.

С XVIII столетия спор о начале Руси определился как спор между сторонниками и противниками так называемой «норманской теории». Норманисты, начиная с немецких академиков Байера, Миллера и Шлёцера, отстаивают северное, скандинавское происхождение наименования «Русь».

В качестве исходного называется термин Ruotsi, которым финны обозначали выходцев из Швеции. Затем этот термин вместе с варяжской дружиной Рюрика утвердился в Среднем Поднепровье и распространился на все восточнославянские земли. Эта концепция изначально строилась на основе летописного сказания о призвании варягов, достоверность которого не подвергалась сомнению. В качестве аргументов в пользу норманизма приводятся также многочисленные находки археологов, свидетельствующие о присутствии норманнских элементов в материальной культуре и быту Древней Руси (оружие, утварь, рунические надписи и т.п.). Кроме того, указывают на скандинавские имена князей, названия днепровских порогов. Текст Бертинских анналов под 839 г. о присутствии в посольстве византийского императора Феофила к франкскому королю Людовику Благочестивому неких свеонов, служащих кагану народа Rhos, трактуется также как подтверждение скандинавского (германского) происхождения руси и Русского государства.

Идея внешнего (германского) происхождения Руси нашла в XX столетии уродливое воплощение в идеологии нацизма как обоснование геноцида русского народа. Прямые ссылки на норманнскую теорию находим в главном сочинении Гитлера «Mein Kampf»: Организация русского государственного образования не была результатом государственно-политических способностей славянства в России; напротив, это дивный пример того, как германский элемент проявляет в низшей расе свое умение создавать государство… В течение столетий Россия жила за счет этого германского ядра своих высших правящих классов»; по мнению рейхсфюрера СС Гиммлера, «этот низкопробный людской сброд — славяне, сегодня столь же неспособны поддерживать порядок, как не были способны много столетий назад, когда эти люди призывали варягов, когда они призывали Рюриков». Далее следовали практические рекомендации немецкому солдату — «12 заповедей поведения немцев на Востоке и обращения их с русскими». В них приводилась фраза из летописи: «Наша страна велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите и владейте нами».

Антинорманизм как государственно-политическая концепция сформировался в 30-40-е годы ХХ столетия, хотя научная полемика со сторонниками норманской теории началась значительно раньше, практически с первых ее шагов. В XVIII столетии с критикой записки Г. Миллера «О происхождении народа и имени Российского» выступил М.В.Ломоносов. С построениями З. Байера полемизировал В.Н.Татищев, которого ошибочно причисляют к сторонникам норманизма. В XIX столетии главными столпами норманизма были крупнейшие русские историки Н.М.Карамзин, М.П.Погодин, А.А.Куник, датский историк В. Томсен. Крупнейшим антинорманистом этой эпохи следует признать С. Гедеонова, автора капитального труда «Варяги и Русь».

В ХХ столетии активное участие в дискуссии о роли варягов на Руси приняли представитель германско-скандинавской археологии Т. Арне с солидной книгой «Швеция и Восток», а также филологи М. Фасмер, А. Стендер-Петерсен, А.А.Шахматов, автор капитального исследования о древнейших русских летописных сводах. Вообще в первые годы Советской России норманнская теория считалась вполне доказанной. Ее адепты заявляли о «конце варягоборчества» в России. В этом выразилось общее нигилистическое отношение к русской истории, которое господствовало в умах вождей революции. Наукообразное оформление этих настроений с новых идеологических позиций осуществил «главный историк-марксист» М.Н.Покровский.

В годы борьбы с фашизмом, а затем с «космополитизмом и низкопоклонством перед Западом» сложилось не менее идеологизированное направление историографии, отвергавшее всякую сколь-нибудь заметную роль варягов в создании русского государства. Этноним «русь» был признан автохтонным и выводился из названия реки Рось (древнерусское Ръсь) в Среднем Поднепровье. Виднейшими представителями этого направления были Б.Д.Греков, Б.А.Рыбаков, В.В.Мавродин, к которым примыкало абсолютное большинство советских историков. Главной темой сделалась не этническая принадлежность варягов, как было ранее, а закономерность возникновения государственности и ее социально-экономическая характеристика. В соответствии с марксистской теорией исторического материализма государственность восточных славян выводилась из процесса классообразования как раннефеодальная монархия и поэтому не могла быть привнесена извне кем-либо, тем более варягами, стоявшими на одном уровне развития со славянами.

Однако, вопрос о происхождении имени народа оставался нерешенным. В рамках норманизма его решение было явно неудовлетворительным. Наличие народа «рось» в бассейне одноименной речки не находит подтверждения в археологических данных. Поэтому традиция, идущая от споров XVIII столетия и от трудов С. Гедеонова, остается актуальной. Для того, чтобы решить проблему, необходимо сопоставить факты и свидетельства, имеющиеся в распоряжении разных наук — истории, этнологии, лингвистики, археологии, антропологии и др. А эти свидетельства весьма противоречивы, а порой прямо противоположны.

Самым ранним упоминанием руси считается рассказ готского епископа Иордана (VI в.) о войне готов с антами и нашествии гуннов в IV столетии, где фигурируют представители некоего «вероломного» народа росомонов — Сунильда, подвергнутая мучительной казни готским царем Германарихом, и ее братья Сар и Аммий, отомстившие за гибель сестры убийством Германариха. В последующие века сформировались и дошли до наших дней в списках позднейших столетий сведения восточных, западных и северных авторов, из которых видно огромное разнообразие русского мира.

Из западных свидетельств наиболее ранним и широко известным является сочинение католического монаха Пруденция — упоминавшиеся уже Бертинские анналы. В нем говорится о кагане народа Рос, что указывает на существование государства, глава которого именуется титулом, равным императорскому. То, что посланцы этого кагана были свеонами (но не свевами — шведами), еще не означает, что и народ Рос должен быть отнесен к скандинавам. Место расположения русского каганата определяется и как Среднее Поднепровье и как Подонье и Восточная Прибалтика, которая пожалуй ближе всего к истине. Именно здесь в Роталии с ее аланскими корнями возможно наличие государя с титулом кагана. Это Руссия-тюрк. Но в любом случае о скандинавах речи не может быть вообще.

Свидетельства восточных авторов весьма противоречивы. Некоторые из них приравнивают русов к славянам, но большинство их четко разделяют и даже противопоставляют. Известия восточных географов и путешественников дают богатый материал для размышлений над этнической принадлежностью русов и их пространственной локализацией. Так, безымянный автор — сириец (VI в.) пишет о народе Рос, что «люди этого народа наделены огромными членами тела; оружия нет у них, и кони не могут их носить из-за их размеров». Народ этот помещается «севернее амазонок» («женоуправляемые» сарматы), следовательно, в Подонье.

Из «Жития Стефана Сурожского» (VIII — начало IX в.) узнаем о походе русского князя Бравлина: «Пришла рать русская великая из Новгорода». В имени русского князя воспроизводится название города Бравалла в южной Прибалтике, в окрестностях которого датчане разбили войско фризов и их союзников — русов в 787 г. После этого поражения фризы и русы переместились на восток Европы и возможно подверглись славянизации.

Арабский географ Ибн-Хордадбех (IX в.) считал русских купцов «видом славян». Товары, которыми они торговали, были бобровый мех, мех черной лисицы и мечи, которые вывозились из отдаленных частей страны славян к «Румскому морю». При этом русские купцы выдавали себя за христиан и платили соответствующий их статусу сбор (джизья). Экспорт мечей указывает на то, что «отдаленные части страны славян» — это Прибалтика.

Довольно подробные сведения о славянах и руси сообщает арабский географ X столетия Ибн-Рустэ. Ему принадлежит знаменитое известие об «острове руссов», которое вызывает ожесточенные споры историков по поводу его местонахождения: «… Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окруженном озером. Остров, на котором они живут, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и болотами, нездоров и сыр от того, что стоит только человеку ступить ногой на землю, как последняя трясется из-за обилия в ней влаги… Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают…». О наличии государственности у этих руссов можно судить по сообщениям Ибн-Рустэ об их верховном правителе — царе, который назывался «хакан-русов», о непререкаемом авторитете жрецов, которые даже повелевают царем. Известны несколько гипотез о местонахождении «острова руссов»: Таманский полуостров, Дунайские гирлы, Среднее Поднепровье, а также Прибалтика (Хольмгард или о. Сааремаа), что представляется наиболее вероятным.

Подробное свидетельство о трех группах русов принадлежит автору «Книги путей и стран» арабскому географу X века Ибн-Хаукалю, который основывался на аналогичном труде своего предшественника Ал-Истахри: «И русов три группы. (Первая) группа, ближайшая к Булгару, и царь их в городе, называемом Куйаба, и он больше Булгара. И группа самая высшая (главная) из них, называют ее ас-Славийа, и царь их в городе Салау. (Третья) группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе, городе их. И достигают люди с торговыми целями Куйабы и района его. Что же касается Арсы, то я не слышал, чтобы кто-либо упоминал о достижении ее чужеземцами, ибо они (жители ее) убивают всех чужеземцев, приходящих к ним. Сами же они спускаются по воде для торговли и не сообщают ничего о делах своих и товарах своих и не позволяют никому следовать за собой и входить в страну свою.

И вывозят из Арсы черных соболей, черных лисиц и олово (свинец?) и некоторое число рабов. Русы — народ, сжигающий своих мертвых. Русы приезжают торговать в Хазар и Рум. Булгар Великий граничит с руссами на севере. Они (русы) велики числом и уже издавна нападают на те части Рума, что граничат с ними и налагают на них дань…».

Весь комплекс сведений о росах-русах говорит о том, что название этого народа известно задолго до прихода варягов на Русь. Очевидным является также то, что он не имеет отношения к скандинавам. Известны несколько Русий: Балтийская, Причерноморская, Дунайская, Неманская, Донская, Днепровская.

Народ рос был хорошо известен со времен росомонов Иордана как многочисленный, чрезвычайно воинственный, способный на дальние и дерзкие экспедиции, в том числе морские. Возможно, он возник как славяно-аланский симбиоз. Иного многочисленного народа с такими этническими характеристиками в регионе не было. Особая группа алан (асы) имела наименование «рухс-ас» (светлые асы). Она отличалась от собственно алан своими славянскими чертами. Перед нами анто-аланы (восточная группа антов), которые в составе гуннской орды воевали против готов в Причерноморье. Наименование «рус» и его различные модификации (руги, рутены, русины, роди и т.п.) известны по всей Европе, включая Прибалтику.

Столь многоликие Русии по всей Восточной и Юго-восточной Европе, зафиксированные в источниках, чаще всего объясняются как ошибки средневековых авторов. На деле же авторы древних и средневековых текстов имели дело с разными Русиями, в том числе со славянскими. Русы — народ, озможно всложившийся на славяно-аланской основе, вобравший в себя осколки иных этносов (гунны, фризы, кельты) — предшественников тех народов, которые заселили юго-восток и восток Европы во второй половине первого тысячелетия нашей эры и донесли до нас свои устойчивые наименования, живущие в наши дни. Такой подход к вопросу о происхождении руси исключает скандинавскую и шире — германскую — версию норманистов, так же как и упрощенную схему их прямолинейных оппонентов, отстаивающих днепровское происхождение этнонима «русь».

Древнерусская цивилизация и государственность формировались в тесном взаимодействии, прежде всего, восточных славян и русов. Среднее Поднепровье было одним из таких центров взаимодействия. Киев стал преемником Русского каганата. Русы, пришедшие в Киев задолго до прихода сюда варяжских дружин, были близки местному славянскому населению, хотя и отличались более высоким социальным статусом. Позже автор Повести временных лет записал: «Поляне, яже ныне зовомая русь. Оже и поляне звахуся, но словеньска речь бе. А словеньскый язык и рускый одно есть». Особые отношения полян-руси с Подунавьем — территорией древнего государства ругов Ругиланда, совпадавшего с римской провинцией Норик, с Великой Моравией находят и позднейшие подтверждения. Наиболее значимые обряды полян (свадебный и погребальный) резко отличались от соседних восточнославянских племен. Отличался и тип общины: у полян кровнородоственная, а у других — территориальная соседская. Поэтому разные группы русов, пришедшие в Приднепровье, подвергались быстрой славянизации, а сами славяне приняли наименование Русь.

Лекция 4. ХРИСТИАНИЗАЦИЯ КАК ФАКТОР РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

— Славянское язычество

— Христианизация Руси

— Роль церкви в становлении социально-государственных отношений

— Начало церковно-государственной идеологии

Религиозные представления являются стержнем духовной жизни человека. Об этом свидетельствуют находки археологов, дошедшие до нас из самых ранних эпох. Религия государствообразующего народа формирует духовный облик национальной государственности.

Ключевая роль в оформлении русской государственности от самого начала ее вплоть до настоящего времени принадлежит православному христианству. Поэтому мы рассматриваем христианизацию в качестве определяющего фактора древнерусской цивилизации, наряду с географическим (биосфера) и этническим (этногенез). Христианизация Руси представляет собой сложный и длительный процесс отказа от старых языческих представлений и культов и принятия новой картины мира вплоть до признания христианства государственной религией.

Славянское язычество имело историю глубиной не в одно тысячелетие. Оно было живым и подвижным духовным явлением, которое менялось со сменой форм общежития, форм хозяйствования, под влиянием природных катаклизмов, позднее — вследствие межплеменных конфликтов и войн, приводивших к подчинению или даже уничтожению носителей тех или иных религиозных представлений. Как и всякий исторический процесс, язычество славян можно подвергнуть периодизации, и такие попытки предпринимались русскими книжниками еще на заре христианизации Руси. Одна из таких попыток принадлежит неизвестному русскому паломнику ко святым местам XII столетия, автору знаменитого «Слова святого Григория (Богослова) изобретено в толцех о том, како първое погани сущи языци кланялися идолам и требы им клали; то и ныне творят». В порядке последовательности этапы славянского язычества выглядят так:

— Первоначально славяне «клали требы упырям и берегыням».

— По прошествии времени славяне «начали трапезу ставити Роду и рожаницам».

— На последнем этапе язычества у славян выдвинулся культ Перуна как главного бога языческого пантеона.

— С принятием христианства «Перуна отринуша», но «отай» продолжали почитать и Перуна и Рода с рожаницами.

Это переложение сочинения Григория Богослова на славянское язычество есть, прежде всего, попытка вписать его эволюцию в общемировой процесс христианизации народов. Сами по себе этапы указывают на кардинальные перемены, происходившие в условиях жизни и способах выживания, т.е. в типах хозяйствования и общественного устройства. Упыри и берегыни — это силы добра и зла, соответствующие миросозерцанию охотников и рыболовов. Против сил зла носились специальные амулеты (обереги), спасительная для первобытного рыболова твердь — берег и т. п. Требы в данном случае могли означать и кровавые жертвы.

Второй этап, вероятно, означает переход от присваивающего хозяйства к производящему. Здесь на первом месте идея плодородия. Ее символизируют глиняные женские статуэтки из древних захоронений, с ярко выраженными детородными чертами фигурок и вкраплением в глину злаковых зерен. Верховным божеством выступает Род, что нашло, в частности, отражение в языке славян, в котором лексический ряд с корнем «род» занимает самое почетное место (народ, родина, родник и т.п.). В это время, по-видимому, сложился и аграрный календарь обрядов и празднеств славян, известный нам по находкам археологов.

Предхристианский этап язычества ознаменовался выдвижением на первое место культа Перуна — княжеско-дружинного бога. Большинство исследователей связывают его с культом Перкуна, известного у балтийских народов. Этот культ был привнесен в Приднепровье, где он упоминается в связи с религиозной реформой Владимира Святославича. Как и у балтийских славян, у него «глава сребрена, а ус злат». Однако, в «Слове о полку Игореве» (XII в.) о нем даже не упоминается, что характерно. Функции Перуна на Руси совпадают с прибалтийским Перкуном: он бог войны, грома и молнии. С ним к славянам Приднепровья на короткий срок пришли человеческие жертвоприношения, характерные для Крымской и Причерноморской Руси.

Из-за многообразия культов славянское язычество очень сложно систематизировать. Более или менее четкой системой был аграрный календарь, в котором отразился годовой цикл обрядов, связанных с сельскохозяйственными работами.

Год начинался 1 января, за неделю до которого и неделю позже длились святки. Во всех очагах гасился старый огонь и добывался новый «живой» огонь, на котором выпекались хлебы, предназначенные для угощения богов на пирах-братчинах. Много внимания уделялось гаданиям о том, каким будет предстоящий год. Сегодня этот период обозначается православными Рождеством и Крещением.

Следующим праздником была масленица, которая приходилась на день весеннего равноденствия. Это был веселый, разгульный праздник встречи солнца накануне весенней пахоты. Позднее этот праздник был перенесен за пределы Великого поста, но сохранил многое из своей языческой природы.

Весенняя вспашка и сев яровых сопровождался обрядами почитания усопших «дедов». На могилы предков приносились пшеничная кутья (сочиво), яйца и мед. Приношения оставлялись в «домовинах», сооруженных над могилами. Позднее «поселения мертвых» сменились насыпными курганами, но обычай «приносов» в «родительские дни» сохранился до сих пор.

Весенние обряды и празднества были связаны с молениями о дожде и солнце. Первые всходы яровых праздновались 1 — 2 мая, день бога солнца и животворящих сил природы отмечался 4 июня, когда украшали лентами молодую березку, а жилища — березовыми ветками. Этот обычай также жив, что можно видеть в православный праздник Святой Троицы, совпадающий по времени с Ярилиным днем. Наконец, третий праздник отмечал летний солнцеворот 24 июня — знаменитый день Ивана Купалы. Здесь все магические действия посвящались молению о дожде. Так в славянских селениях выбирали самую красивую девушку, обвивали зелеными ветками и обильно обливали водой. Купальские обряды широко известны и кое-где еще сохранились и бросание венков в реку, и ритуальное перепрыгивание через костер в купальскую ночь.

Совсем иным настроением был наполнен день Рода-Перуна — 20 июля. Это был пик напряженного ожидания жатвы уже созревшего хлеба. Грозное божество могло испепелить урожай на корню молнией, выбить дотла градом, вымочить проливными дождями. Вместо веселых хороводов и песен в этот день приносились кровавые жертвы повелителю грозных сил. Византийский писатель Лев Диакон сообщал о жертвоприношениях в стане князя Святослава Игоревича накануне встречи его с императором Иоанном Цимисхием. Характеризуя внешний облик князя, Лев Диакон отметил его мрачное выражение лица. Между тем, встреча состоялась именно 20 июля. В православной традиции это день Ильи Пророка, что также характерно.

Свои обычаи и обряды были для свершения свадеб и погребений. Погребение знатного руса описал арабский путешественник Ибн-Фадлан, бывший очевидцем сооружения погребального костра, ритуального убийства любимой жены покойного и т. п.

Языческий период русской государственности завершился реформой молодого киевского князя Владимира Святославича. Смысл ее заключался в том, чтобы внедрить в славянское общество Среднего Поднепровья идею верховенства княжеского культа Перуна — выходца из Прибалтийской Руси. Перун воцарился на новом киевском капище рядом с великокняжескими хоромами и был утвержден в Новгороде, на берегу Волхова. Если в Новгороде вокруг нового истукана были костры неугасимые, то в Киеве его сопровождали изваяния целого пантеона языческих божеств — Даждьбога, Стрибога, Хорса, Семаргла и Макоши. При этом Перун был на возвышении и отличался своей серебряной головой и золотыми усами.

Пантеон Владимира, прежде всего, являлся творением князя, то есть вполне осмысленным решением, возможно, навязанным местной элите. Бросается в глаза то, что в нем нет ни одного скандинавско-германского культа. Чисто славянским здесь был лишь Даждьбог, который считался сыном Сварога. Бог ветров и пространства Стрибог, бог солнца Хорс, бог подземного мира и плодородия Семаргл были, несомненно, иранского происхождения и отражали мощное влияние алано-русского взаимодействия. Макошь, вероятно, имеет финно-угорское происхождение. За пределами пантеона остались Род, Велес, Сварог, Ярило и другие близкие и понятные славянам Среднего Поднепровья культы. Зато Перуново капище обагрилось кровью человеческих жертвоприношений, совершенно для здешних славян несвойственных.

Реформа Владимира с ее объединением нескольких (двух или даже трех) различных групп языческих культов отражала объединение политическое нескольких групп славян и руси — антской группы с сильным иранским влиянием (алано-русы), которое преобладало в донском и азовско-черноморском регионе (Тмутаракань) и словенской с балто-славянским влиянием, чей культ Перуна возобладал в Киеве с приходом Владимира. Соответственно этому дуализму у славян бытовали два погребальных обряда — захоронение и кремация.

Культовую реформу Владимира население восприняло вполне спокойно, если не сказать равнодушно. Возможно эта реакция, наряду с другими факторами, помогла князю решиться на судьбоносный мировоззренческий выбор — принятие христианства.

Из всех мировых религий христианство обладало на Руси несомненными преимуществами. И славяне, и русы были знакомы с новой религией со времен участия их в походах аланской орды на запад в качестве авангарда победоносных гуннов. В VI столетии участие в глобальном процессе переселения народов привело славян на Балканы, где они подвергались интенсивному миссионерскому воздействию разных центров христианства. Наиболее сильным среди варварских племен Европы было влияние последователей Ария, отрицавшего единосущие (омоусиос) Христа с остальными ипостасями Св. Троицы и выступавшего за его единоподобие (омиусиос) с ними. Арианство привлекало отсутствием церковной иерархии и сделалось популярным у славян и германцев. Вселенский собор осудил Ария, но арианство продолжало жить у многих новообращенных народов. В арианстве обвиняли равноапостольного учителя южных и западных славян Мефодия. Миссия Кирилла и Мефодия в Великой Моравии столкнулась с мощным влиянием здесь ирландской церкви, миссионеры которой несли славянам Подунавья и Балкан арианские идеи. Сами славянские первоучители ориентировались на раннехристианские идеи, с особым почитанием апостола Павла, который высказывался за равноправие народов в христианстве и демократические традиции в организации церковной жизни.

Христианизация руссов до Владимира имеет документальные подтверждения. Первым в ряду таких свидетельств стоит окружное послание патриарха Фотия. В нем речь идет о русской епархии (867 г.), из чего видно, что Черноморская Русь (Тмутаракань) была крещена. В Киеве имелась соборная церковь Ильи, в которой приносили клятву варяги-христиане при заключении договора Игоря с Византией. Повесть Временных лет содержит красочный рассказ о крещении княгини Ольги (955 г.). Сын Ольги Святослав еще сохранял верность язычеству, ориентируясь на мнение своей дружины, но уже внук ее Владимир сделал окончательный исторический выбор, который диктовался как выросшим влиянием христиан в непосредственном окружении князя, так и потребностями государственного строительства.

К этому подталкивала Владимира и международная обстановка. Все государства — соседи Руси уже приняли одну из мировых религий. Волжская Булгария приняла ислам уже в 922 г. Еще раньше, в 865 г. в иудаизм была обращена Хазария. Христианство утверждалось у западных соседей: к 968 г. были обращены многие племена балтийских славян, в 960 г. крестился польский король Мешко, в 974 г. — датский король Гарольд Блотанд, в 976 г. — будущий король Норвегии Олаф Трюгвассон, в 985 г. — герцог Геза Венгерский.

Летопись сообщает о выборе веры Владимиром как процессе, в ходе которого происходило знакомство и изучение

«закона» всех известных на Руси мировых религий — ислама, иудаизма и христианства. Посланцы киевского князя, посетившие богослужение в Софийском соборе Константинополя, были покорены красотой и пышностью обряда православной церкви. Одним из важнейших аргументов в пользу греческой веры стало рассуждение советников Владимира о том, что мудрейшая бабка князя также выбрала эту веру. Следовательно, она не может быть злом.

Княгине Ольге не удалось склонить русь к крещению из-за отказа императора Константина Багрянородного дать киевской епархии церковную автономию. Не случайно Ольга обратилась затем к германскому императору Оттону прислать на Русь епископа. Эта затея также провалилась. Посланный Оттоном епископ Адальберт так и не доехал до Киева. Владимир же отверг посланников римского папы, что называется с порога, без обсуждения их проповеди, хотя «законом» мусульман и иудеев живо интересовался, что характерно.

При Владимире русско-византийские отношения существенно изменились из-за трудностей, с которыми столкнулся молодой император Василий II (975—1025 гг.). Он вынужден был обратиться за помощью к Владимиру против мятежного правителя одной из провинций империи Варды Фоки, который осадил Константинополь в начале 988 года. Условия Владимира, изложенные послам Василия II, состояли в требовании автономной епархии на Руси и выдачи замуж за киевского князя «багрянородной» принцессы Анны. В 968 г. ее руки просил германский император Оттон II для своего сына, но ему было отказано на основании византийского дворцового установления, запрещавшего династические браки «порфирогенетов» («рожденных в пурпуре») членов императорской семьи с иностранцами.

Видимо император не был всерьез намерен выполнять данные обещания, что и обнаружилось после того, как с помощью Владимира он одолел своих врагов. Тогда киевский князь напомнил о себе атакой на Корсунь (Херсонес) — узловой пункт владений Византии в Крыму. В июле 989 г. Корсунь был взят после осады, после чего император Василий II был вынужден прислать свою сестру Анну в жены Владимиру. В этот момент его посетили послы римского папы с какими-то предложениями. Скорее всего это были предложения о признании церковной юрисдикции Рима, которые были отвергнуты Владимиром. Судя по всему, сразу после венчания великокняжеская чета посетила Керчь и Тмутаракань, где Владимир принял титул кагана русского. В 990 г. в сопровождении царевны Анны и крымских священников Владимир вернулся в Киев. Были привезены мощи святых, иконы и священные сосуды. Началась государственная христианизация Руси.

Роль церкви в становлении социально-государственных отношений была одной из основополагающих. Династия Рюриковичей нуждалась в укоренении и социализации своей власти. Аргумент силы во взаимоотношениях с местными элитами покоренных славянских земель нужно было заменить авторитетом государственной власти, легитимация которой без духовной санкции была невозможна. Такую санкцию давала лишь общая со всем населением религия, как система ценностей или мировоззренческая матрица для «собирания» государствообразующего народа. Она могла быть только славяно-русской. Участь варяжской дружины была решена. Владимир отказался от ее услуг и выслал в Константинополь. Народ создавался через духовное преображение на личностном уровне. Никакой языческий культ, даже такой синкретический как вышеописанный пантеон во главе с Перуном на это не способен. Именно в этом глубоко личностном преображении народа и состоит фундаментальная основополагающая роль христианства в государственном строительстве на Руси, а вовсе не в том, что оно обладало каким-то особым политическим инструментарием для освящения правящего режима. Язычество имело значительно более глубокую государственную историю. Однако оно проиграло христианству спор за человека, а затем и за государственность.

Организация христианской церкви на Руси еще вызывает немало вопросов. К примеру, чем объяснить арианский символ веры, приведенный в Повести Временных лет в сюжете о выборе веры Владимиром. Это не могло быть случайностью. Тогда откуда же было принято крещение Руси? Византийская иерархия с митрополитом Киевским Феофемптом во главе появилась только в 1037 году, при Ярославе Мудром, когда были заново освящены уже построенные к тому времени храмы и начали строить новые — три Софийских собора в Киеве, Новгороде и Полоцке. Притязания Рима были отвергнуты. Оставались два наиболее вероятных источника — автокефальное архиепископство южных славян в Охриде, где подвизались вышедшие из Моравии ученики Кирилла и Мефодия, способные вести богослужение на славянском языке, и таковой же центр восточного христианства в Тмутаракани.

Строительство новых соборов и «переосвящение» старых после утверждения константинопольской иерархии при Ярославе Мудром может быть связано с противоборством братьев — Ярослава и Мстислава Тмутараканского. Этот конфликт мог заставить Ярослава обратиться к Константинополю за церковной поддержкой. Этим устранялось подчинение Тмутараканскому архиепископу, и Киевская епархия получала нового главу — митрополита, поставляемого на Русь патриархом Константинопольским.

Уже к концу великого княжения Владимира Святославича в составе русской церкви числилось семь епархий — Новгородская, Черниговская, Владимиро-Волынская, Полоцкая, Туровская и Ростовская. После 1037 года к ним добавилась, вероятно, и Тмутараканская епархия.

После крещения киевлян и свержения языческих идолов по инициативе великого князя произошла смена религии в Новгороде, где это вылилось в открытое противостояние. Одна из летописей сообщает, что христианство было утверждено здесь огнем и мечом. Известны также восстания против христианских миссионеров в других землях Руси. Часто инициаторами и лидерами этих движений были волхвы — представители уходящей религиозной элиты. В целом же утверждение христианства произошло относительно спокойно и достаточно быстро, по сравнению с соседями Руси. Этому способствовало также и то, что богослужебные книги и сама литургия были на языке славян, т.е. на русском языке.

Церковные уставы русских князей закрепляли сферу компетенции церкви — морально-нравственная сторона социальной жизни, брачно-семейный быт и обычаи межличностных отношений. Церкви предоставлялось право суда, наложения наказания (епитимья). Княжеской администрации прямо запрещалось вмешиваться в юрисдикцию церкви. Князь определил и четко зафиксировал долю церкви в доходах государства — десятую часть (десятину).

Христианские храмы, в отличие от языческих капищ, строились в центральной части города и со временем сделались символом государственности. К примеру, новгородцы говорили: «Где святая София, тут и Новгород!». Митрополит и епископы пользовались правом «печалования», т.е. увещевания князей и бояр. В летописи сохранились известия о том, что Владимир Святой советовался с епископами о казнях разбойников и поступал согласно с их мнением.

С приходом христианства началось на Руси «учение книжное». Новгородские берестяные грамоты свидетельствуют о том, что грамотность спустя два-три столетия была широко распространена во всех слоях общества и вошла в обыденную жизнь русских людей.

Главная заслуга церкви перед русской государственностью состоит в том, что благодаря многовековой ее деятельности была сформирована православная духовно-культурная матрица, на которой произошло собирание русского народа как нации не только этнической, но и государственно-политической. Православная церковь не знала ордена меченосцев и т. п. «ревнителей веры с мечом в руках». Формирование полиэтничного русского народа происходило по-преимуществу ненасильственным путем. Христианство сплачивало разнообразные славянские и неславянские племена в единый народ христианский (крестьянский), для которого единое государство приобретало православно-сакральный смысл.

Церкви принадлежит заслуга создания первых образцов государственной идеологии. За точку отсчета принимается «Слово о Законе и Благодати» — знаменитое сочинение (пасхальная проповедь) Илариона, первого митрополита Киевского и всея Руси из русских, поставленного в 1051 г. по желанию Ярослава Мудрого. Иларион был священником («презвутером») любимого храма Ярослава — церкви Св. Апостолов в Берестове и, вероятно духовником князя. Он первым создал пещерную келью для уединенной молитвы на берегу Днепра, чем положил начало знаменитой и поныне Киево-Печерской лавре. Илариону принадлежит также текст Молитвы за русский народ и Исповедания веры. Он участвовал в составлении древнейшей части Русской Правды и Княжеского (церковного) Устава Ярослава Мудрого. Есть также предположение о его причастности к составлению первой русской летописи — Повести Временных лет. Его духовное пастырство было непродолжительным. Уже в 1055 году упоминается митрополит Ефрем, с которым надолго восстановилась прежняя традиция назначения на Русь митрополитов-греков.

Пасхальная проповедь произносилась перед лицом великого князя Ярослава Мудрого и всех его приближенных бояр и членов семьи, а также при стечении народа в новом Софийском соборе. Вероятно, это событие состоялось 26 марта 1049 года, когда праздник христианской Пасхи совпал с праздником Благовещения. В тексте проповеди наряду с пасхальными мотивами есть прямое упоминание Благовещения.

Иларион рассуждает о соотношении ветхозаветного Закона и новозаветной Благодати на путях человечества к истинной вере в Бога. При этом он характеризует главные ценности русской государственности — Русский народ, Русская земля, Русский князь. По сути дела, перед нами первое изложение той мировоззренческой матрицы, на основе которой происходит уже во времена самого Илариона собирание (формирование, строительство — как угодно!) русского народа. Это Православие. Его духовная высота есть залог прочности уз, скрепляющих различные славянские и неславянские племена, строящие государство, в единый русский народ. Это его духовная несущая конструкция. Поэтому столь жарко и страстно вещает проповедник, отстаивая равенство народов в обретении божественной Благодати в противовес Закону богоизбранного Израиля. Просвещение как свободное принятие Света Божия, исповедание его на своем родном языке — эта идея продолжает прозвучавшую за двести лет до Илариона знаменитую речь Константина Философа на диспуте в Венеции. Равноапостольный просветитель славян Константин (Кирилл) выступил против западнохристианского мнения о том, что с Богом можно общаться только на трех языках — еврейском, греческом и латинском. Все языки равно угодны Богу, все народы равноправны в Благодати Божией, независимо от времени своего приобщения к ней. Итак, русские — суверенный христианский народ, равноправный с иными христианскими народами.

Величание Русской земли у Илариона есть величание русской государственности, Отечества. Еще дед Ярослава Мудрого князь Киевский Святослав восклицал, обращаясь к своим воинам вдали от родины: «Да не посрамим Земли Русской!». Русская земля — это особенный государственный строй, который именуется земским. Он указывает на то, что Русь была своеобразной иерархией общин под скипетром Дома Рюриковичей. Ее составные части — земли полян, древлян, радимичей, вятичей и других славянских племенных союзов. Наименование Русская земля преодолевало это многообразие, придавало этой федерации земель необходимое государственное единство.

Русская земля — это поэтический образ, что немаловажно. Автор Слова о полку Игореве восклицает: «О Русская земля, уже ты за шеломянем еси!». В Повести о погибели Русской земли читаем: «О светло светлая и украсно украшенная Земля Русская!». Сам факт поэтизации указывает на то, что перед нами не чуждое народному сознанию, навязанное со стороны понятие, а глубоко укорененное в духовной культуре народа эмоционально окрашенное в высокие патриотические тона личностное переживание.

Русский князь величается Иларионом через величание Русской земли. При этом он подчеркивает достоинство князей дохристианской эпохи — Игоря Старого, Святослава и самого Владимира до его крещения. Ибо не в худой земле владычествовали, но в Русской, «яже видима и слышима всими концы земля!». Это утверждение имело принципиальное значение. Русские князья — не безликие вассалы Византии, но суверенные властители великой страны. С принятием христианства Благодать пролилась и на тех, кто не дожил до просвещения Руси. Поэтому весьма символичным было крещение праха покойных братьев Владимира Святославича — Ярополка и Олега, перезахороненных в Десятинной церкви.

В знаменитой «Похвале князьям» Иларион отметил особо то обстоятельство, что Владимир пришел к свету христианства своим разумом. Поэтому его подвиг крещения целого народа огромной страны выше апостольского, ибо он не имел общения с Христом, не слышал его проповедей, не видел чудес, сотворенных Господом. Он уверовал своим разумением, своим стремлением к Богу истинному.

При крещении своем Владимир нарекся царственным именем Василий, т.е. властвующий. Этим подчеркивались его суверенитет и единодержавие. Той же цели служил и принятый им титул кагана русского. Владимир не ограничился личным исповеданием Христа, он «заповеда… всем быти крестьяном, малыим и великим, рабом и свободным, уныим и старыим, богатыим и убогим». Никто не посмел ослушаться великого князя, все приняли святое крещение: одни с любовью, другие — под страхом кары («если кто не крестится, да будет мне враг» — объявил князь), «понеже бе благоверие его с властию съпряжено», — подчеркивает Иларион. Так власть самодержавная, которая идет от предков Владимира на киевском престоле, стала опорой христианской веры. Этим государственная идея Илариона отличается от точки зрения Григория Богослова, который выдвигал на первое место не самодержавие, а христианство. Он считал, что у римлян именно «с пришествием Христовым явилось… самодержавие, никогда дотоле не достигавшее совершенного единоначалия».

В представлении Илариона Владимир и его бабка княгиня Ольга как бы повторили подвиг императора Константина и матери его Елены, принесших святой животворящий крест Господень из Иерусалима. Владимир и Ольга также принесли святой крест (крещение) из второго Иерусалима (Константинополя) на Русь. Идея Киева как третьего Иерусалима есть по сути дела предвосхищение более поздней идеи «Москва — третий Рим».

Таким образом, проповедь будущего первого русского митрополита Илариона закладывала фундамент церковно-государственной идеологии Руси. «Слово о Законе и Благодати» оказало определяющее влияние на весь последующий ход историософской мысли России. В нем содержалось обоснование духовной матрицы государствообразующего народа, его Отечества и единодержавной власти Царя как главных ценностей русской государственности.

Лекция 5. ГЕОПОЛИТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РУСИ

— Формирование государственной территории Руси

— Русь в геополитической ситуации Восточной Европы

— Русь и Скандинавия

— Русь и Западная Европа

— Русь и Византийская империя

— Взаимоотношения с Хазарией и Волжской Булгарией

— Русь и Великая степь

Государственная территория Киевской Руси в том виде, как она выглядела накануне монгольского нашествия, сформировалась к началу XI столетия. После известного похода князя Олега из Новгорода в Киев и объединения двух этих центров древней славянской государственности последовал ряд завоевательных походов нескольких поколений киевских князей Рюриковичей в соседние восточнославянские земли. Это было так называемое «примучивание», т.е. покорение с целью взимания дани. Процесс этот чаще всего ограничивался взятием главного города этих земель и наложением дани на население территорий, «тянувших» к племенному центру.

Границы присоединяемых к Киеву славянских земель не были четко определены. Они лишь схематически были реконструированы позднейшими учеными по косвенным данным, большей частью археологическим (территориальное распределение женских украшений — височных колец). Летописец применяет также термины «княжение», «волость». Термин «земля» указывает на известное единство территории, наличие в ней единой власти и управления. Подробностей мы не знаем, как не знаем и о характере взаимоотношений между землями в докиевский период. Не исключено, что имели место объединения нескольких земель, скорее всего в момент внешней опасности. Об этом писали, к примеру, византийские авторы. Для создания территориального государства требовалась, по-видимому, внешняя сила, которую могли поддержать близкие ей по духу и одновременно родственные славянам элементы местной элиты — русы. Захват Олегом главного города земли полян Киева, видимо, был обеспечен таким союзом. Далее Олег выступает уже как князь русский. Наименование «Русская земля» первоначально отнесено к земле полян («Оже и поляне звахуся, но словеньска речь бе. А словеньскый язык и рускый одно есть», — специально отмечал летописец).