Бесплатный фрагмент - Искушение знанием

ИСКУШЕНИЕ ЗНАНИЕМ

«В чём мой разум! Добивается ли он знания, как лев своей пищи?

Он — бедность и грязь и жалкое довольство собою!»

(Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»)

Глава 1

В поисках смысла

Есть на свете такие читатели, которые проскакивают в тексте любые художественные описания в поисках голых идей. Эти же люди упускают и красоту жизни, добиваясь понимания её смысла.

Таковой была и двадцатилетняя Амалия, студентка философского факультета. И это было самым главным в её восприятии самой себя: возраст и образование. Девушка была не только умна и довольно начитанна для своих лет, к числу её достоинств относилось многое из репертуара красивых женщин, однако Амалия не придавала своей внешности сверхценного значения. В основном она предпочитала тёмные цвета в одежде, а юбки и платья оказывались весьма редкими гостями в её строгом гардеробе.

Устоявшийся взгляд на интеллект как на одно из главных достоинств человека не давал девушке возможности разглядеть опасность, которая скрывается за природой ума. Помня о том, что «во многой мудрости много печали», Амалия видела в одолевающем её состоянии уныния дань силе собственного разума, сумевшего проникнуть во все скорбные уголки человеческого бытия.

В этот вечер Амалия сидела у берега реки в городском парке. Большие синие глаза девушки отсутствующе скользили по глади воды, в то время как в колесе её ума бесконечно перерождались одни и те же мысли. Это продолжалось до тех пор, пока иллюзию присутствия в реальности внезапно не разбил мужской голос:

— Так серьёзно смотрите на воду, однако взгляд Ваш полон пустоты. Занимаетесь поисками смысла жизни, никак иначе… — незнакомец засмеялся.

По своему внутреннему состоянию Амалия была похожа в эту минуту на человека, которого силком вытащили из воды, не дав времени одеться. Любопытство девушки неожиданно для неё самой выпрыгнуло на молодого человека, выхватывая из цельного образа отдельные черты: высокий брюнет, с коротко остриженными волосами и аккуратной бородой. Чёрное пальто и тёмно-серые брюки незнакомца вполне гармонировали с пасмурным весенним днём. Облик и манера разговора молодого мужчины показались девушке очень знакомыми.

— Наверное, это смешно, но Вы правы! — Амалия расплылась в невинной улыбке.

— Поделитесь плодами своих размышлений? Кстати, я Эмиль! — молодой человек протянул руку в знак нового знакомства.

Поднимая свою изящную ручку в ответном жесте приветствия, девушка ответила:

— Амалия. А плоды ещё слишком зелены, чтобы их подавать на стол! — девушка поправила туго затянутые в хвост волосы и по привычке скрестила руки на груди.

— Но Вы же не боитесь пробовать неспелые мысли, почему же не хотите угостить ими своего гостя?

— Видите ли, у меня довольно крепкий мыслительный желудок, он неподвержен расстройствам.

— Самоуверенность, достойная истинного философа! — Эмиль с театральным пафосом присел на другой конец скамейки и засмеялся.

Амалия подхватила звонкий смех, шутка пришлась ей по вкусу.

— Чем же занимаетесь Вы?

— Я писатель.

— Писатель? Интересно, о чём пишите?

— Я пишу о Вас.

Амалия залилась детским смехом и развернулась к своему собеседнику.

— Да как же Вы можете писать обо мне, если мы только минуту назад познакомились?!

— Значит, я пишу уже целую минуту, — Эмиль сделал паузу — в своём сознании. Видите ли, я уже некоторое время за Вами наблюдаю, и в голове сами собой складываются строки…

— Ну-ка, прочитайте мне Ваши строки! Умеете же заинтриговать! — улыбаясь, Амалия с любопытством ждала, какую ещё неожиданную шутку выдаст ей молодой человек.

— Нежный цветок, сорванный от земли и потерявший корни, сидишь ты у вечерней реки… — Эмиль с грустью посмотрел на Амалию, чем привёл её в некоторое замешательство.

— Кажется, это похоже на хокку. Вы любите японскую поэзию? — девушка почувствовала облегчение от возможности перевести разговор на общую тему.

— Медитативное созерцание красоты мира, что может быть прекрасней! Не все, однако, понимают эту поэзию.

— Но Вы-то, конечно, понимаете? — в голосе Амалии заиграла ирония.

Вместо ответа Эмиль стал цитировать хокку Бусона, который совсем недавно попадался Амалии на глаза, однако не пришёлся ей по вкусу.

— «Грузный колокол. А на самом его краю дремлет бабочка» — Эмиль на мгновение остановился, словно созерцая то, о чем говорил. — «Осенний ветер мелкие камни бросает в колокол храма…». Нужно погружаться в картину, образ, а не искать смысл. Иначе можно пропустить красоту, содержание.

Не придав значения сказанному молодым человеком, Амалия принялась рассуждать про себя, как ей вывести беседу на привычную для неё территорию логики.

— Эмиль… Признаться, Вы меня удивили, я как раз совсем недавно познакомилась с творчеством Бусона, поэтому мне выпал шанс блеснуть сейчас своей эрудицией. Однако я должна признаться, что подобная поэзия не для меня. В ней, по-моему, мало смысла. Но я всё-таки задам Вам ещё один вопрос. Почему оба раза про колокол? Почему именно этот образ вдруг всплыл сейчас в Вашем сознании?

— А Вы большая любительница смыслов! — Эмиль вновь рассмеялся.

Амалия смотрела на него, как маленькая девочка, с широко раскрытыми глазами. Эмиль предложил Амалии перейти на «ты» и уже с более серьёзным видом спросил:

— Слышишь ли ты звон этого колокола?

— Как я могу его слышать, это ведь только слова?! — Амалия улыбнулась, однако серьёзность Эмиля её смутила.

— Зачем же ты ищешь смысл прежде, чем проживешь миг жизни во всей его полноте? Если ты остановишь болтливый ум и погрузишься в образ всем своим существом, то ощутишь прохладу ветра, услышишь, как ударяются о колокол мелкие камешки, и даже почувствуешь их на ощупь. Ты прикоснёшься к холодному металлу, вдохнёшь сырость воздуха, и тогда тебя не будет больше беспокоить вопрос смысла, который потеряет всякое значение. Красота настоящего момента уже самодостаточна, она не нуждается в адвокате перед твоим умом.

— Теперь мне понятно, к чему Вы, то есть ты, мне об этом говоришь… Это комментарий к вопросу о смысле жизни? — Амалия вновь скрестила руки и испытующе посмотрела на собеседника, почувствовав, что начинает защищаться.

Ничего не ответив, Эмиль улыбнулся. Некоторое время молодые люди провели в молчании. Амалии не хотелось ничего говорить, она постепенно погружалась в неизвестную ей ранее целительную атмосферу, которая, по-видимому, исходила от ее нового знакомого. Впервые за долгое время девушка не ощущала тяжелейшего чувства уныния, бессмысленности и одиночества. В какой-то момент она даже удивилась тому, что с ней происходило. Проследив за взглядом молодого человека, Амалия неожиданно обнаружила красоту залитого красками предзакатного неба. Но вскоре тишину потревожил голос Эмиля:

— Настало время расходиться, ночь не будет ждать, пока ты дойдёшь до дома.

Сердце девушки вздрогнуло, как будто с него только что вспорхнула пугливая птица, которая была ничем иным, как покоем. Амалия с сожалением подумала о предстоящем расставании с Эмилем, ведь она нашла в этой встрече нечто целительное для своего ума и сердца.

— Увидимся ли мы снова? Мне понравились твои уроки медитации! — девушка почувствовала, как вспыхнули её щеки от мысли, что Эмиль расценит её слова неправильно. Но как бы ей хотелось, чтобы он их расценил? Ответ на этот вопрос она и сама не знала. Ум вел себя абсолютно предательски. Хотя и была в этом своя лёгкость.

— Приходи вечерами, я буду здесь… — Эмиль оставил девушке на прощание глубокий взгляд, в котором можно было различить оттенки глаз возлюбленного, учителя, отца и друга.

«Но чьими же глазами он всё-таки посмотрел на меня?» — размышляла Амалия по дороге домой. Девушку терзали противоречивые чувства. Она надеялась, что может рассчитывать на симпатию к себе со стороны молодого мужчины, но боялась пропустить по неопытности взгляд мудрого учителя, чьё сострадание могло ввести в заблуждение юную неразумную девушку. Последняя мысль особенно больно ударила по самолюбию Амалии. «Нашёлся умник, чтобы учить меня! Мы ещё посмотрим, кто у кого совета будет просить! Разве можно чему-нибудь толковому научиться, читая поэзию, тем более такую… своеобразную…» — ум Амалии кипел от негодования.

Лёжа в своей постели ночью, девушка продолжала возвращаться мыслями к реке. Моментами она корила себя за то, что не смогла произвести должного впечатления на Эмиля. Наверняка, она показалась ему глупой! Но, может быть, ей удалось понравиться ему своей внешностью, пусть и не самой выдающейся, однако вполне достойной?

В конце концов, устав от всех этих лишавших сна размышлений, Амалия вдруг задумалась, что бы сказал Эмиль, если бы узнал, какими глупостями она только что занимала свой ум. Девушка разразилась внутренним смехом, едва сдерживаясь, чтобы не потревожить ночную тишину, которая казалась в этот миг почти священной.

Глава 2

Первые проблески жизни

Амалия жила одна в небольшой однокомнатной квартире, которая осталась ей в наследство от бабушки. Время от времени девушку навещала мать, Агата Эдуардовна, с которой у них были довольно тёплые, хотя и не особенно близкие отношения. Агата Эдуардовна не давала повода усомниться в искренности своей заботы о единственной дочери, любовь к которой носила, однако, довольно сдержанный во внешних проявлениях характер.

Помимо хорошей стипендии, девушка зарабатывала на жизнь репетиторством. Амалия, конечно же, гордилась своей самостоятельностью и независимостью, но больше всего она радовалась в глубине души тому, что не являлась обузой для матери, которой с таким трудом пришлось вырастить дочку одной. Агата Эдуардовна редко жаловалась на жизнь, однако Амалия с детства была слишком проницательным ребенком, чтобы не видеть, с какими грустными глазами её мать несла крест вдовы.

Нельзя сказать, что Амалия была замкнутым человеком. Она легко вступала в социальные контакты, которые, однако, в большей мере носили черты необходимости, нежели подлинной радости.

Отношения с противоположным полом у Амалии никак не складывались, чему виной были, по-видимому, довольно высокие требования девушки к интеллектуальным и моральным качествам мужчин. Эмиль был первым, кто по-настоящему её заинтересовал. Амалия слишком рано вышла из того возраста, когда душе в отношениях достаточно весело топтать отражение луны в мелкой луже, утверждая реальность своих пыльных ног. Девушка искала в другом человеке глубину, в которой можно раствориться. Однако всего удивительней было то, что сама о себе она этого пока не сознавала.

С некоторых пор Амалия стала переживать такое одиночество, от которого её уже не исцеляли даже книги. Она не могла, условно говоря, и шагу ступить, не понимая, зачем это делает. Существование перестало приносить ей радость, увлечения ровесников казались пустой тратой времени. Однако, несмотря на страдания сердца, в глубине души Амалия даже гордилась своей обособленностью от мира. Тщеславие девушки незаметно для неё самой питалось этим одиночеством. Ведь быть непонятым, отвергнутым и гонимым за высокую идею во все времена составляло человеческому уму особый род чести.

В этом несчастном состоянии души Амалия впервые встретила Эмиля. Девушка бессознательно ухватилась за это необычное знакомство, как за последнюю соломинку, которую сострадательно протягивала ей жизнь.

***

Наутро Амалия открыла глаза, ощутив на своём лице соскочивший с подоконника луч весеннего солнца. Птицы весело щебетали на ветках растущего за окном дерева. Начало нового дня показалось девушке подобием праздника. Было почему-то так хорошо и так интересно жить!

Как же давно она не испытывала подобных чувств! Прежде утренние часы казались ей наиболее унылыми. Это было временем, когда не хотелось вставать с постели, выдёргивая себя из мира грёз и погружаясь в тоскливый ход однообразных дней.

Теперь же Амалия чувствовала, что в ней произошла некая перемена. Конечно, она догадывалась, с чем это связано. И ей так не хотелось заглядывать далеко вперёд, чтобы ненароком не столкнуться с неприветливым вопросом: «как долго её будет сопровождать это новое состояние?». Совершенно точно, она была в том расположении духа, когда человек не просто обнаруживает себя в настоящем, но целенаправленно бежит в него от прошлого и будущего, как в единственное пристанище своему счастью.

Девушка застелила постель, небрежно бросив взгляд на старые настенные часы. Она ещё успевала на университетские занятия. Умывшись и наскоро приведя себя в порядок, Амалия схватила сумку со студенческими тетрадями.

Несколько минут спустя она уже бежала по улице, наслаждаясь яркими красками весны. Амалия ощущала, что новый день вернул к жизни не только её сердце, но и ум. По дороге девушка пару раз останавливалась, в недоумении обнаруживая перед собой вещи, которые ранее ею не замечались. «Да когда же здесь успело вырасти такое высокое дерево?», «а этого дома здесь точно раньше не было, может быть, его перекрасили…», — в тот момент она ещё не могла по достоинству оценить перемены в собственном восприятии мира.

По звонку зайдя в аудиторию, Амалия села на своё привычное место. Философское чтение было посвящено в этот день работе Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра». Текст читали медленно, обсуждали горячо. Девушка молча наблюдала за тем, как молодые ребята старались разъяснить друг другу значение тех или иных метафор философа. Преподаватель же, словно получая удовольствие от процесса, не переставал подливать интеллектуального масла в разгоревшийся огонь студенческих споров. Однако было видно, что и он придерживается совершенно определённой позиции в отношении опального автора.

Амалия прониклась интересом и сочувствием к мыслям Ф. Ницше. После занятий она взяла экземпляр книги в университетской библиотеке, чтобы уже в парке, в излюбленном месте возле реки, продолжить чтение удивительно тонких смыслов, которые, как ей показалось, были недоступны большинству присутствовавших на сегодняшнем семинаре.

Уже на крыльце университета девушку догнал её одногруппник Максим.

— Хочешь прогуляться, я угощу тебя мороженым? — в голосе молодого человека прозвучала не столько надежда, сколько уверенность в том, что Амалия будет не против немного пройтись после ожесточённых интеллектуальных баталий.

— Спасибо, Максим, но я так утомилась от этих дебатов! Да и сладкое я не особенно люблю…

— Что-то я не узнаю тебя в последнее время! Ты всё больше молчишь, хотя раньше могла переломить любой спор и даже заставить преподавателя уйти в отставку! — юноша широко улыбался, глядя на хорошенькое личико Амалии. — У тебя всё хорошо?

— Мне просто надоели бесконечные дискуссии! Они ведь, в сущности, ничего не дают! Даже если твой аргумент оказался сильнее, он не гарантирует, что истина на твоей стороне. А в этом случае победа весьма сомнительна. Ты ничего не приобретёшь, но только потеряешь, лишив себя возможности взглянуть на какие-то вещи иначе. А побеждённые, ты видел их? Хоть один из твоих оппонентов когда-нибудь сложил добровольно своё интеллектуальное оружие? Ничуть не бывало, это не побеждённые, но умолкнувшие от недостатка слов и оставшиеся при своем мнении! Хотела бы я пожать руку тому мужественному человеку, который признает свою неправоту во время ваших дебатов! — Амалия выплеснула на Максима давно копившиеся мысли.

Не найдя, что ответить, молодой человек засмеялся, спасая своё неловкое положение в шутке:

— Пожалуй, тебе следует написать эти слова в официальном письме декану, глядишь, он встанет на путь истинный и отменит предстоящую сессию, чему твои коллеги были бы весьма рады! А пока можно немного проветриться! Соглашайся!

Амалия усмехнулась, с грустью отметив про себя, что сказанное ею пролетело мимо понимания Максима. Как ни странно, слова девушки не достигли и её сердца, чьё мужество ещё не готово было сложить оружие перед жаждой собственной правоты.

Она старалась быть вежливой, однако совершенно точно понимала, что не хочет находиться в компании молодого человека, особенно теперь, ожидая новой встречи с Эмилем. Максим, судя по всему, не принял отказ девушки близко к сердцу, поспешив к своим друзьям.

Амалия всегда держалась обособленно от любых молодёжных компаний, в которых, в прочем, её уважали. Она привыкла ощущать на себе завистливые взгляды сверстниц, которые не могли простить Амалии не только её ума, но и той лёгкости, с какой она могла привлечь к себе внимание мужчин, не используя при этом ни грамма косметики.

Девушка поспешила в парк. Она устроилась на свободной скамейке возле реки и открыла книгу, время от времени поднимая голову в ожидании Эмиля.

Она дочитала до того момента, когда Ф. Ницше пишет о трёх превращениях души. Первое из них философ сравнивал с верблюдом. Это то состояние, когда дух жаждет ощутить свою силу, и потому встает на колени, чтобы его как следует навьючили. Какое-то время ему даже нравится ощущать свою выносливость, но рано или поздно он устает. Амалия узнала в этом состоянии себя. Как же верно подметил мыслитель ту тяжесть долгов и правил, которые составляли тяжелую ношу её верблюда-ума! Девушке захотелось пережить иные два состояния духа, о которых она теперь прочитала.

Второе из них должно происходить в пустыне уединения, где верблюд становится львом, обретающим свободу и побеждающим великого дракона. Но лишь ребёнок, в которого превращается лев, способен на основе завоёванной свободы создавать новые ценности. И это кажется духу самым страшным делом, грабежом, на который способен лишь хищный лев.

Амалия подумала о том, насколько глубоки смыслы, заложенные в сюжетах знаменитой книги, и как по необходимости превратно должны быть они поняты большинством читателей. Образный язык, на котором писал философ, доставлял Амалии подлинное интеллектуальное удовольствие. Однако в определенный момент девушка почувствовала усталость, от которой, впрочем, её спас уже знакомый голос.

— Амалия, здравствуй!

Сердце девушки дрогнуло.

— Эмиль, привет! А я как раз возвращалась из университета… Ты читал Фридриха Ницше?

— Многие юные умы увлекаются его творчеством… — молодой человек остановился напротив Амалии, держа руки в карманах расстёгнутого пальто.

— При этом я уверена, что большинство читателей скользит по поверхности того, о чём он писал. Но больше всего тех, кто не читает автора вовсе, но лишь ищет подтверждения ранее подобранным где-то интерпретациям, — девушка была слишком увлечена своими мыслями, чтобы по-настоящему обратить внимание на собеседника, и, как это часто бывает, диалог молодых людей на самом деле был ничем иным, как монологом одного ума.

— Ты хотела бы сейчас обсудить его взгляды? — в голосе Эмиля прозвучала забота о взволнованной душе его собеседницы.

Амалия задумалась и, опустив голову, стала перелистывать прочитанные страницы.

— Знаешь, у меня такое чувство, что в полной мере это невозможно обсуждать. Здесь как будто не о чем больше говорить. Иную книгу можно схватить только личным живым опытом, когда он неожиданно оказывается отражённым в словах писателя.

— Выходит, что книга — это по большей части зеркало. И то, что в этом зеркале способны увидеть глаза читающего, зависит от того, кто он есть… — Эмиль с улыбкой поддержал мысль Амалии.

— Наверное, поэтому человек находит всё больше смыслов, когда читает один и тот же текст в разное время жизни. Опыт меняет глаза читающего. Опыт меняет его самого… — Амалия смотрела на Эмиля с редкой надеждой на понимание.

— Ты так смело говоришь об опыте. Но что он собой представляет? Тебе ведь известно, как возраст внушает человеку идею опыта, которым старик трясёт перед лицами тех, кто смеет его учить. Но если мы понимаем под опытом мудрость, то возраст здесь ни при чём. Мудрость есть освобождение от самого себя, от своего многознания, интерпретаций и убеждений. Это одухотворенное проникновение в саму жизнь… — молодой человек замолчал и отошёл в сторону, словно не желая закрывать девушке прекрасный вид на реку.

Амалия вновь погрузилась в тишину присутствия Эмиля. Ницше лежал совершенно забытым. Его слова уже не имели значения перед силой настоящего момента. Ум девушки в эти минуты не жаждал знаний и образов. Он как будто остановился, пресытившись. Однако уже через некоторое время новые мысли спугнули короткий покой.

«Но разве бывает так? Разве умеют люди общаться на языке молчания? Нет, это совершенно невозможно…», — Амалии стало нехорошо. Она повернула голову к Эмилю, но обнаружила, что его уже не было рядом.

Глава 3

Трещины привычного мира

Амалия была удивлена тем, что Эмиль так внезапно исчез, даже не попрощавшись. Неужели она ему наскучила? Но чувство обиды сменилось теперь недовольством собой за рассеянность, в которую девушка впадала в последнее время всё чаще. Может быть, Эмиль попрощался с ней, а она и не слышала?

С этими мыслями Амалия возвращалась домой, когда встретила у своего подъезда двух соседок. Из разговора женщин девушка поняла, что со знакомым ей парнем, её бывшим одноклассником, в минувшие сутки случилась беда — он погиб в автокатастрофе. Амалия была настолько поражена этой новостью, что ночью долго не могла уснуть. Слёзы безутешно текли по щекам девушки при воспоминаниях о погибшем Рафаиле. Чувство глубокого сострадания к бедам людей не раз сопровождало уныние Амалии, но сегодняшняя скорбь ощущалась ею особенно тяжело.

Девушка вспомнила, как несколько дней назад она столкнулась во дворе с молодой женой Рафаила и его маленьким сыном. Посмотрев на ребёнка, Амалия отметила про себя черты неоспоримого сходства с отцом, но заглянув в глаза мальчика, поспешно отвернулась. Она не выдержала искреннего и улыбчивого взгляда, который опрокидывал в душе декорации важности и взрослой серьёзности. Девушка возвращалась к этому воспоминанию снова и снова, поражаясь собственной духовной инвалидности, не сумевшей подняться навстречу открытому в улыбке ребёнку. Что же будет с этими невинными глазами теперь, когда они потеряли отца?

Амалия подумала о храме. Некоторое время назад девушка находила утешение под куполом местной церкви, будучи готовой искренне и со всей пылкостью юной души защищать веру, которая сулила людям успокоение. Однако погружение в религию оставило в душе Амалии осадок горького разочарования. Смирения девушки хватало на то, чтобы на протяжении нескольких лет выдерживать неосознанное лицемерие религиозных людей, однако главным камнем преткновения стало для неё постепенное и непреодолимое осознание нежизнеспособности того, в чём она искренне старалась преуспеть. Амалия прекрасно знала, что в ней самой ещё немало того, что по традиции зовётся грехом и нечистотой сердца. Но к кому принести своё разбитое верой сердце теперь, после крушения очередной пристани, она не знала.

На следующий день девушка еле дождалась окончания наскучивших ей университетских занятий. Ничего нового и по-настоящему значимого для её ума или сердца на них не происходило. Лекции казались особенно бессмысленными именно в этот день, начавшийся проводами в последний путь погибшего Рафаила.

Пообедав, Амалия провела занятия со школьниками, которым она помогала с уроками. Девушке нравились её подработки в качестве репетитора. Работа с детьми возвращала её в школьные годы, которые были наполнены детскими мечтами и ощущением правильности и осмысленности жизни.

К вечеру девушка шла в парк так, как идут за исцелением к последнему врачу. Однако разум её продолжал играть в свою собственную реальность, которую всегда составляла одна лишь борьба.

«Да что ты можешь знать о жизни, умник, начитавшийся глупых стихов!», — Амалия мысленно бросала Эмилю дерзкие вызовы. Девушка испытывала противоречивые чувства. Гордость всё ещё не позволяла ей признать превосходство его мудрости над её умом, а потому Амалия боролась с образом Эмиля в своей голове и искала случая одержать над ним долгожданную интеллектуальную победу. Но сердце девушки тянулось к этому человеку и жаждало сложить всякое оружие мысли перед ним.

Она шла по аллее вдоль реки в тот момент, когда позади неё послышался голос Эмиля.

— В твоей печали читается боль…

Амалия обернулась и вновь ощутила недовольство собой за то, что в очередной раз задумчивость не позволила ей заметить приближения Эмиля.

— Ох, Эмиль, ты так внезапно вчера исчез, я не успела даже с тобой попрощаться!

— Ты была занята своими мыслями… Но я замечаю в них сегодня некоторую перемену…

Молодой человек жестом предложил Амалии взять его под руку, что она и сделала.

— Вчера по дороге домой я узнала о гибели моего бывшего одноклассника. Ночью долго не могла уснуть. А сегодня с утра перед лекциями я была на прощании с ним. Это так ужасно! У меня не выходит из головы его сынишка… — голос Амалии оборвался.

Эмиль молча продолжал идти рядом с девушкой.

— Почему ты молчишь? — в голосе Амалии послышался упрёк.

— А что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Разве ты не знаешь, что в подобных случаях человеку можно выразить поддержку или сочувствие? — Амалия услышала, как тон её голоса стал выдавать нарастающее возмущение.

— Твоя злость сегодня не про меня, но я рад, что она начинает выходить наружу… Так она перестанет отравлять тебя изнутри.

Амалия остановилась и, резко убрав руку, повернулась к Эмилю.

— О чём ты говоришь, какая злость! Ты ничего не понимаешь! — девушка начала замечать, как скрываемая до этого момента реальность её мысленных баталий с Эмилем начинала прорываться наружу.

— Пойдём, я тебе кое-что покажу, — Эмиль взял Амалию за руку и повёл её через парк.

Молодые люди шли недолго, вскоре они остановились перед небольшим двухэтажным домом. Амалия никогда раньше здесь не была. Здание выглядело старым и заброшенным. Молодой человек достал ключ и открыл входную дверь, предложив своей спутнице последовать за ним. Амалия стояла в нерешительности, перебирая в голове возможные нехорошие сценарии, как это и полагается умным девушкам в подобных ситуациях. Словно прочитав её мысли, Эмиль добродушно засмеялся.

— Я думал, тебе будет интересно посмотреть на мою мастерскую. Но если ты меня боишься, то мы сейчас же уйдём отсюда!

Амалия испытующе смотрела на молодого человека глазами, выдававшими единственный вопрос, который занимал её ум в эту минуту: «кто же ты?».

Заметив, как Амалия с волнением озирается по сторонам, Эмиль захлопнул дверь и уже доставал ключи, как вдруг девушка произнесла:

— Идём!

Молодой человек по-доброму улыбнулся и, словно с благодарностью за доверие, посмотрел на девушку.

— Тогда с Вашего позволения, юная леди, я зайду первым, чтобы Вы были уверены, — выход остаётся открытым! — Эмиль вновь принял на себя театральную роль, чем рассмешил Амалию. Девушка была благодарна за то, что он помог сгладить этот напряжённый и неловкий момент.

Следуя за своим проводником, Амалия вошла в дом. Минуя холл, молодые люди оказались в почти пустом просторном помещении.

— Это место похоже на хореографический зал! — отметила вслух Амалия, посмотрев на окружавшие её со всех сторон зеркала.

— Так и есть, — с улыбкой ответил Эмиль.

— Но ты ведь говорил, что ты писатель! — девушка почувствовала что-то похожее на обиду и разочарование.

Эмиль добродушно засмеялся.

— Настоящему писателю просто необходимо танцевать, иначе его книги потеряют лёгкость!

— Что-то ты ни разу даже не поделился своим творчеством! — в голосе Амалии послышались нотки недоверия и упрёка.

Молодой человек вынул из кармана своего пальто аккуратно сложенные листы бумаги, протянув их девушке.

— Вот, Амалия, я собирался сегодня подарить тебе свой рассказ. Но ты прочтёшь его дома…

Девушка смутилась и молча положила свёрток в сумку, после чего в ожидании подняла глаза. Зачем он привел её сюда?

— Я хочу, чтобы ты отпустила своё тело и позволила ему танцевать! — произнёс молодой человек, включая музыку на каком-то старом проигрывателе виниловых пластинок.

— Что? Ну, уж нет, мы так не договаривались! — мысль о том, чтобы вот так просто начать свободно двигаться под музыку, тем более при мужчине, сковывала Амалию. Но в то же время в глубине души девушка чувствовала желание преодолеть своё неуместное и необъяснимое стеснение действий, в которых на самом деле не было ничего плохого и стыдного.

Внезапно сердца девушки коснулись ноты какой-то космической музыки, названия которой Амалия не знала, но она была уверена, что когда-то её уже слышала. Эти звуки были столь прекрасны, что, подобно звёздному дождю, уносили воображение в иные миры. Тем временем Эмиль приглашал девушку на танец. Амалия смеялась, пытаясь скрыть своё напряжение за маской веселья. Однако по-настоящему расслабиться ей не удалось даже тогда, когда молодой человек стал кружить её за руки.

— Перестань же ты, наконец, думать о том, как это выглядит со стороны! Тело само знает, как ему кружиться, дай ему свободу! Посмотри, ты же, как деревянная! — Эмиль старался подбодрить Амалию в её танцевальных пробах, но сама девушка с удивлением обнаружила в себе почти металлическую скованность, которая была слишком холодной, чтобы быть деревянной.

— Всё, хватит! — Амалия резко оборвала попытки своего друга расшевелить её.

Эмиль остановился и, выключив музыку, спросил:

— Ты злишься на меня?

— Нет, просто я устала… — Амалия сделала некоторое усилие над собой, чтобы вновь приладить к своему образу упавшую маску выдержки и серьёзности.

Молодой человек подошёл к девушке и встряхнул её за плечи.

— Почему ты обманываешь? Почему хочешь быть правильной? Какая разница, что я подумаю о тебе? Где твой гнев? Где твоя обида? Не видишь ты, что в своём стремлении выглядеть «правильной» ты становишься лицемерной, а значит, уродуешь свой образ!

Амалия чувствовала себя в этот момент разоблачённым ребёнком. В душе девушки что-то сильно сжалось. Твёрдый, распирающий ком подкатил к горлу.

— Разозлись же ты, наконец! — закричал Эмиль.

Словно пробка вылетела из горла Амалии, вихрь подавляемых эмоций прорвался наружу. Не в силах более сдерживать себя, девушка разрыдалась на плече Эмиля. Молодой человек нежно обнял её. Так они простояли до тех пор, пока не затихли всхлипывания Амалии. Оба молчали.

Девушка почувствовала облегчение от пролитых слёз, однако ещё некоторое время прятала лицо на груди Эмиля, стыдясь произошедшего с ней казуса и собирая разрозненные мысли в единую картину. Вновь логика пыталась построить дальнейшую стратегию поведения.

«Как теперь держаться? Что говорить? Что позволить? Как это глупо!», — вопросы один за другим проносились в её голове.

— Тише, милая! Ты так громко думаешь, что я перестаю слышать стук твоего сердца, нежный колокольчик…

Амалия подняла голову. Никогда прежде ей не было так спокойно смотреть в глаза другого человека. В голове наступила тишина. Лёгкое медитативное состояние вошло через этот взгляд в душу девушки. В груди её всё горело, а сердце вдруг застучало быстрее.

— Теперь твоё сердце не колокольчик, я слышу в нём колокол! — Эмиль улыбнулся.

Девушка вспомнила о произнесённых молодым человеком хокку во время их первой встречи. Как же милы были её сердцу все эти загадочные и многозначительные выражения. Эмиль казался ей почти нереальным, настолько он представлялся ей идеалом мужчины, которого она хотела бы полюбить.

Молодой человек впервые в этот вечер проводил Амалию до её дома. Они шли за руку и молчали до самого подъезда, у которого остановились лишь на несколько минут, чтобы попрощаться. В это время мимо молодых людей проходила соседка Амалии, подруга Агаты Эдуардовны. Девушка вежливо поздоровалась с ней и поспешила домой.

Амалия на мгновение задумалась об этой случайной, но весьма предсказуемой встрече: наверняка, Ада Робертовна доложит матери новость о том, что у её дочери наконец-то появился молодой человек. «Ну и пусть обсуждают, мне всё равно!», — Амалия решила занять себя более интересными и приятными размышлениями и фантазиями.

Глава 4

Рассказ Эмиля

Перед сном, включив настольную лампу, Амалия с любопытством развернула свёрток Эмиля. Рассказ не имел названия, в самом верху стояла лишь дата, совпадавшая с днём гибели Рафаила. Девушка принялась читать.

«Предзакатное небо озарилось мерцанием маленьких ангелочков, спорхнувших с небес, чтобы проводить путников в их дома до прихода луны.

Ангелочки не любили сталкиваться с бесятами, которые чувствовали себя подлинными хозяевами земли. Однако вопросы разделения власти, времени и территории были под строжайшим контролем старших — Князей. Законы мироздания были веками непоколебимы, они не вызывали вопросов и не подлежали сомнению.

В этот вечер произошло очередное нападение на человека. Как это всегда бывает, случай моментально притянул к себе как ангелочков, так и бесят. Они начали толкаться, пищать, спорить о том, чем должно всё закончиться. Но по закону подобные вопросы всегда решают старшие — Князья. Ангелочки и бесята умолкли, увидев приближение Чёрного Князя.

Он откинул свой чёрный плащ и вынул из кармана золотые весы, которые испокон веков хранятся именно у него. Белый Князь не способен совершать холодный расчёт: его рука всегда дрожит, когда речь идёт о судьбе людей, кроме того, он не обладает столь великолепной памятью, которая является подлинным достоинством Чёрного Князя. Последний способен вести счёт многим жизням каждого человека, учитывая как прошлое, так и будущее.

Если бы люди могли непосредственно наблюдать обоих Князей, человечество совершенно точно выбрало бы своим кумиром Чёрного Князя, что неизбежно повлекло бы за собой служение бесятам. Однако бесята — совершенно не то же самое, что Чёрный Князь. Изначально они не имеют к нему никакого отношения. Бесята приставлены к Чёрному Князю, поскольку нуждаются в контроле. Несмотря на то, что по религиозным представлениям людей, Чёрный Князь является предельным воплощением всех порочных качеств, он, однако, является нейтральной силой. Бесята не обладают его достоинствами. По большому счёту Чёрный Князь представляет собой некий совершенный интеллект, холодный, но точный, именно поэтому Белый Князь очень не любит вступать в какие-либо диалоги с Чёрным Князем.

Однако в этот вечер совершенно точно что-то пошло не как всегда. Весы Чёрного Князя вдруг остановились в равновесном положении. Такое иногда случается, но Чёрный Князь довольно быстро решает этот спорный момент, только если в эту образовавшуюся секунду вечности не вмешивается Белый Князь. Тогда он успевает подкинуть на одну из чаш своих горячих слёз. Подобные ситуации весьма не по духу Чёрному Князю.

— Неужели ты не понимаешь: то, что кажется тебе сиюминутным добром, принципиально ничего не меняет в отношении души человека! Что же до твоих слёз, то всё это только опыт души, незачем так переживать! — произнёс Чёрный Князь, складывая весы.

Неожиданно он услышал ответ Белого Князя:

— Потому именно, что ты так бездушно воспитываешь приставленных к тебе бесят, они и производят столько беспорядка на земле!

Чёрный Князь не без удивления обернулся в предвкушении очередной вековой интеллектуальной победы. Как же редко ему выпадал шанс получить подобное удовольствие! Однако даже это никогда не могло удовлетворить Чёрного Князя полностью, поскольку подлинное интеллектуальное удовольствие можно пережить только в споре с равным.

— Говори прямо, ты хотел сказать, что бесята являются источником зла, не так ли?

Белый Князь замялся, его начало пугать то, что он вступил в разговор с Чёрным Князем, который тем временем продолжал:

— Хочешь, я скажу тебе, почему ты молчишь? На самом деле ты знаешь: то, что зовётся злом, — вовсе не их рук дело. Бесята здесь ни при чём. Выбор людей: выбор мыслей, слов, поступков… Как же легко, должно быть, становится на совести, когда можно переложить ответственность с себя на кого-то, хотя бы этот кто-то и был из потустороннего мира…

— Тебя это обижает? — Белый Князь с ужасом представил, что должен был чувствовать Чёрный Князь, которого во все времена человечество считало своим главным врагом.

— Меня это совершенно не трогает! — Чёрный Князь засмеялся.

«Как же дьявольски звучит эмоционально холодный смех, даже если за ним подлинно не стоит никакого злого умысла!» — отметил про себя Белый Князь, продолжая мысль:

— Однако бесята поддерживают зло, они даже помогают в людской глупости. Они помогают людям становиться хуже!

— Разве это плохо — помогать? — в голосе Чёрного князя прозвучала холодная ирония.

Мурашки пробежали по телу Белого Князя.

— Нет, помогать вовсе не плохо, я просто подобрал не то слово. Ты же знаешь, я так редко говорю, и так редко мыслю на языке слов, что для меня это непросто…

Белый Князь пожалел, что начал диалог с Чёрным Князем, ничем хорошим это закончиться не могло. Они говорили на разных языках. И это был неравный спор. Речь всё-таки прислуживает интеллекту, в котором, без сомнения, Чёрный Князь был непобедим. Но как мог говорить с ним Белый Князь, ведь его подлинный язык — язык чувств! Он изначально обрёчен на поражение, вступая на территорию языка интеллекта.

— Будь уверен, бесята не делают ничего такого, на что не получили бы разрешения. От самих людей.

— Но почему ты не учишь их состраданию? — неожиданно для самого себя вдруг произнёс Белый Князь.

Чёрный Князь пристально посмотрел на своего собеседника.

— Сострадание? Ты хочешь сказать, что я должен учить бесят страдать вместе с каждым страдающим?

— Да…

Белый Князь весьма нерешительно отвечал на каждый следующий обращённый к нему вопрос, поскольку чувствовал, что Чёрный Князь ведёт его в какую-то интеллектуальную западню. Нет, конечно, он делает это не специально. Он не злой, по крайней мере, в том смысле, который обычно придают этому слову люди. Он просто холодно рассудочный.

— То есть я собственными руками должен удвоить все страдания в этом безумном мире? Я должен заставить страдать ни в чём не повинных бесят, просто потому что кто-то решил, что сострадание — весьма достойное занятие?

— Нет, всё совсем наоборот! Страдания будут уменьшены, поскольку будут разделены!

— У вас какая-то странная математика. Допустим, что у человека случилось горе, неужели он будет чувствовать меньше боли, если кто-то станет страдать вместе с ним? Разве уменьшается огонь, когда его переносят с одной свечи на другую? Разделённое страдание подобно огню: оно не становится меньше, но оно множится. Ты считаешь это милосердным?

Белый Князь почувствовал, как по телу пробежал очередной холодок.

— Ты меня не совсем правильно понял! Человеку становится лучше уже от того, что кто-то может понять его чувства…

— Но ведь это жестоко… Те, кому плохо, оказываются настоящими моральными монстрами, требуя от других соучастия в их страданиях…

— Никто не требует от нас сострадания, мы сами его выражаем, сами чувствуем, без давления со стороны!

Чёрный Князь сделал небольшую паузу, ещё раз пристально посмотрев на Белого Князя.

— Так кому же лучше от вашего мазохизма? Ты учишь своих ангелочков страданию, которое они могли бы избежать. Более того, их страдание, то есть сострадание, ничего не может по-настоящему изменить. В чём же смысл? Пусть делают своё дело без страдания…

— Родители должны учить детей с детства состраданию, потому что…

— Да когда же вы научитесь думать? Сплошные шаблонные фразы: «они должны», «мы должны»… Зачем, ты можешь мне сказать?

Белый Князь почувствовал испарину на своём лбу. Тяжёлые капли пота падали на его широкую белую грудь и ужасно жгли сердце. Тем временем Чёрный Князь холодно и спокойно продолжал:

— Разве любящий родитель не должен поставить под вопрос этот навязанный ему долг? Разве любящий родитель может вот так вот бездумно сделать своего ребёнка самым несчастным человеком на свете, привив ему сострадание к каждому скорбящему на земле?

— Почему самым несчастным человеком?

— А разве ты не насмотрелся за всю историю на то, как несчастны те, кто более всех способен по-настоящему сострадать? Разве не видишь ты, как обременено их сердце слезами за каждого, кого они встречают на своём пути в болезни и скорби? Разве не убедился ты, что сострадание преграждает путь всякой радости? Всех только и учат сострадать, разделять чужое страдание, но кто же, наконец, начнёт учить чувствовать радость другого человека как свою собственную? Почему сострадать более достойное занятие, нежели со-радоваться? Я скажу тебе больше, если бы люди умели прежде со-радоваться, на земле стало бы меньше страданий, и ваше сострадание совсем скоро не понадобилось бы вовсе.

Белый Князь беспомощно стоял перед своим собеседником, не зная, что ответить. Тем временем Чёрный Князь продолжал.

— Весьма странное у вас добро. Недальновидное, и я бы даже сказал, глупое. А знаешь, что ещё я заметил своим непредвзятым умом?

Чёрный Князь остановился, в то время как Белый Князь, переполняемый самыми разными чувствами, старался держать себя в руках. Чёрный Князь, однако, не смотрел на своего собеседника. Он словно разговаривал вслух сам с собой, как будто зачитывая приготовленную вечность назад речь.

— Я заметил, что более всего учат своих детей состраданию те из людей, кто менее всего на него способен. Ни разу за всю жизнь подобные умники по-настоящему не измерили своим сердцем глубину этого чувства, потому так просто разбрасывают они высокоморальные, как они считают, призывы, словно камешки на морском берегу. Однако тонут их лозунги в правде человеческого бытия. Посмотри же на тех, кто подлинно переживает скорбь за людей. У кого из них ты видел камень осуждения в руке? Помимо скорби познали эти несчастные глубину безысходности и отчаяния, ибо не знают, имеют ли они, будучи родителями, моральное право обрекать своих детей на подобное безрадостное существование. Как могут они с лёгким сердцем учить детей испытывать боль за другого человека? Не довольно ли того, что они научат потомков жить по законам разума и доброго общежития?

— Постой, Чёрный Князь! Ты, как всегда, весьма мудр в том, что говоришь. Однако я обеспокоен жизнью молодого человека, судьбу которого ты только что измерил на своих весах! Не могу думать сейчас ни о чём другом!

Чёрный Князь кивнул и, вскинув свой чёрный плащ, исчез в воздухе. За ним последовали вприпрыжку маленькие бесята, куда-то туда, в неведомое ничто. Белый Князь и ангелочки принялись за свои привычные хлопоты, помогая пострадавшему в этот вечер юноше и его семье.

Оставив ангелочков на дежурстве, Белый Князь решил пройтись по миру этой ночью, как будто вспоминая, как живут люди. Вселенская печаль овладела его сердцем. Он не мог не видеть, что Чёрный Князь говорил обжигающую правду, на которую так не хотелось смотреть. Белый Князь в какую-то минуту даже усомнился в правильности своего понимания мира и ужаснулся.

«Да что же это! Я не могу оставить без ответа вопросы Чёрного Князя! Не потому не могу, что это выставит меня в неприглядном свете перед ангелочками, а потому не могу, что нельзя учить других тому, в чём не разобрался сам!» — рассуждал про себя Белый Князь.

И стал Белый Князь перебирать свои воспоминания за всю историю человечества и заново пережил безмерное количество боли! Реки слёз текли из его глаз, сердце разрывалось от безудержного страдания. Ангелочки не могли не услышать того, что происходило с их Князем. Они столпились перед ним, не смея спросить, что случилось. Пронёсся слух, что, видимо, уже настал конец света, ибо ещё никогда за всю историю не видели они сразу столько боли и слёз!

Побросали ангелочки свои обязанности, решив, что их рабочая вечность завершилась. Вдруг неведомо откуда распахнулось небо, и зашёл в их обитель тот, кого не было здесь ни разу за всю историю, Чёрный Князь. Он, как всегда, торжественно, откинул свой чёрный плащ и огляделся. Ангелочки прижались друг к другу, ожидая, что Чёрный князь вынет из кармана весы, чтобы судить в последний раз. Однако вместо этого Он склонился над Белым Князем и положил свою чёрную руку ему на плечо.

Белый Князь вздрогнул и поднял опухшее от слёз лицо.

— Теперь я понимаю, почему мне не дано чувств… Весьма ненадёжно полагаться на них, когда речь идёт о серьёзных вещах. У кого-то во Вселенной должен быть холодный рассудок, чтобы наводить порядок до пределов мира. Посмотри, сострадательный, что творится на земле, пока ты проливаешь свои бесполезные слёзы…

Белый Князь вздрогнул, опомнившись. Он увидел, что рядом с ним столпились все ангелочки, ни одного не оставалось на земле! Белый Князь бросился вниз, к людям, его маленькие белые спутники, словно колокольчики, поспешили со звоном за ним. Как много помощи ждало человечество в эту минуту! Как много было тех, кого нужно было утешить, согреть, спасти!

За Белым Князем по пятам следовал Чёрный Князь, державший в руке свои золотые весы. Чаши склонялись попеременно то в одну, то в другую сторону. На земле шла война. Многих людей ангелочкам не удалось спасти. Но, в конце концов, порядок навели довольно быстро, по крайней мере, по меркам вечности, управились скоро.

Белый Князь безмерно устал за это время. Он тяжело опустился на землю. Вдруг увидел он подле себя ноги Чёрного Князя.

— Ну что, убедился ты, Белый Князь, что сострадание бесполезно? Оно лишь умножает скорбь, а порой мешает как раз в то время, когда более всего требуется действие. Только действие может помочь, но никак не страдание, никак не сострадание.

Белый Князь провёл рукой по зелёной траве. Какое-то время он молчал. Он слишком устал, чтобы думать в этот вечер. Чёрный Князь вскинул свой чёрный плащ и уже должен был исчезнуть, как вдруг его остановил голос Белого Князя.

— Постой, Чёрный Князь, позволь мне собраться с мыслями!.. Я много думал о том, что ты мне сказал в тот вечер про сострадание. Я прокрутил в своей памяти почти всю историю человечества, и, наверное, умер бы от боли, если бы не явился ты и не остановил меня. Пока мы наводили порядок на земле, так много людей отказалось за это время от жизни своими собственными руками. И я ничем не мог им помочь. Но знаешь, что я увидел?

Чёрный князь вопросительно поднял брови, в то время как Белый князь продолжал:

— Я увидел весь путь эволюции духа. Сначала человек учится видеть свои руки. После чего у него появляется возможность: создавать этими руками или носить ими…

Чёрный князь засмеялся своим холодным смехом.

— Вот так истину ты мне открыл, для понимания назначения рук требуется прожить вечность, не меньше! Жаль мне тебя, Белый князь. Не имея моего интеллекта, тебе приходится такими долгими путями добывать себе знание…