Модель Университета 20.35 и условия присоединения к его созданию
31.08.2017
МОСКВА, коворкинг-центр «Точка кипения»
Для начала мне придется ввести несколько коротких тезисных моделей и их наглядно изобразить — буквально несколько простых схем. Такая подсказка самому себе. Первая схема — это схема мира, в котором мы, собственно говоря, начинаем разворачивать проект университета. Я долго не мог для себя найти полноценные ответы и формулировки, найти модель, которая бы достаточно полно описывала происходящее сегодня в мире и то, что происходит в политике, в экономике, в культуре. Некоторое время назад, мне кажется, такая модель появилась, и она достаточно простая. Так случилось (неважно, почему), что в нашем мире сегодня везде одновременно наступило технологическое будущее. Мы долго говорили: вот, смотрите, вот будущее, вот форсайты, вот там будет то или это, и откладывали будущее на пять, десять, пятнадцать, двадцать лет вперед. Потом вдруг оно все случилось. Прямо сейчас, неожиданно. Это известный эффект. В форсайт-методике это описывается как эффект форсайт-гравитации, то есть когда вы делаете правильный прогноз, то он притягивает к себе это самое будущее. То есть в мире случилось то самое технологическое будущее, о котором мы говорили. Мы это все наблюдаем.
Но одновременно в мире «случилось» политическое прошлое. То есть что произошло? Вот это технологическое будущее привнесло в нашу с вами жизнь Сеть, тот самый интернет. В интернете случилось страшное: там исчезла культура факта, стало невозможным отделить факт от его интерпретации или от вымысла вообще. Это произвело буквально за несколько лет невероятный эффект такого ментального вторжения в мозги жителей всей планеты. И эта культура, которая складывалась из культуры фактов, которые наслаиваются один на другой, оказалась разрушена.
Так как этот эффект стали очень быстро использовать различные социальные группы, в том числе политики, то у нас произошло разрушение настоящего. От этого столкновения человеческого будущего и политического прошлого у нас случилось разрушение настоящего. Я рассказывал это более подробно в примерах рождественской лекции, но сегодня стало ясно, что вот этот взрыв, который здесь происходит на стыке технологического будущего и политического прошлого, приводит к очень простым стратегиям — наши страны, наши культуры начали проваливаться в это прошлое. То есть нам всем в жизни нужна система координат, на которую мы опираемся. Система координат — это факты. Факты оказались разрушенными. Значит, надо заместить эти факты на то, что сегодня называется постфактами. Фактически речь идет о некоторых укорененных в сознании мифах, по которым должен сложиться новый общественный консенсус.
И разные страны, в зависимости от своих ситуаций начали стремительно проваливаться в это самое собственное прошлое. Причем в то прошлое, которое для каждой из этих стран наиболее болезненно. Так как наиболее болезненной для нас как страны до сих пор является история Второй мировой войны, мы очень быстро свалились в эту историю и начали гражданскую войну за собственное прошлое. Сначала казалось, что это внутрироссийский феномен. Если помните, до того как он вывалился в политическую сферу, его первым подхватили фантасты. Фантасты, к счастью, сделали нашей стране хорошую прививку. У нас самое большое количество фантастики 2000-х годов — это так называемая фантастика попаданцев, людей, которые проваливаются в прошлое и переигрывают это самое прошлое. Потом эта маргинальная культура стала частью официального политического дискурса. Но все возмущались: «Ой, как плохо», — а оказалось, что их будущее, тех других западных стран — это наше прошлое, то есть мы просто шли чуть-чуть впереди и таким образом получили некоторую прививку от этого.
Дальше оказалось, что страны с либеральной политической культурой страдают от этого гораздо серьезнее, чем мы. Мы увидели, как Соединенные Штаты Америки, которым в XX веке нечего было переигрывать — у них все в порядке было, теперь свалились в XIX век, когда у них было плохо, и начали свергать памятники, переименовывать города и так далее. То есть мы видим этот процесс как неостановимый, и, судя по всему, всем нам придется в ближайшие годы пережить всю нашу прошлую историю. Мы ее переживем, сложим новые, обновленные мифы, новую систему координат и, что называется, заживем. Но процесс этот, судя по всему, будет достаточно болезненным. Почему? Потому что нет ни одного основания в технологическом будущем, по которому у нас можно будет лучше, чем сейчас, восстанавливать культуру фактов.
Итого, технологическое будущее все более становится настоящим. А что это значит? Это означает, что вот здесь как раз фантасты «проваливаются», и мы оказываемся практически неспособными прогнозировать наступление новых технологий, когда речь доходит до их влияния на социальную структуру общества. То есть мы видим, что целый ряд кейсов внедрения ключевых технологий не описан никем и никак.
Вчера вечером у нас была прекрасная дискуссия по этому поводу с Виталиком Бутыриным, создателем системы «Эфир» с капитализацией системы больше 50 млрд. И мы обсуждали, как это влияет на политические, экономические и социальные системы. И вопрос: а есть какая-то теория, которая описывает эти взаимоотношения? Нет. А есть хотя бы один экономист, который описал бы эту экономическую модель? Нет. А философ? Нет. Вообще ничего. То есть самые прогрессивные, передовые практики, которые возникают сегодня, не описываются никак. Они просто возникают. Это значит, что системно они не осмыслены, нам здесь не на что опираться, у нас нет никакой культуры, которая позволяла бы нам иметь некоторую теоретическую базу прогнозирования и описания возникающих явлений. Они возникают из некоторой другой логики, о которой мы поговорим чуть позже.
Итак, здесь мы проваливаемся в прошлое, здесь у нас будущее проваливается в настоящее. Мы живем в этом конфликте и в это уникальное время одновременно наступившего будущего и прошлого.
Скажете: какая-то шизофрения. И, наверно, окажетесь очень и очень правы. Если мы говорим о мышлении, о том, как нам осмыслять эти процессы, то, судя по всему, обычная система, когда у нас есть некоторая заданная геометрия, и мы можем строить некоторые системы, закончилась. В этом смысле системы умерли. Невозможно больше, опираясь на некоторую эмпирику, описать некоторую систему так, чтобы она работала по устоявшимся правилам, которые подробно описываются наукой или инженерией. Во всяком случае, в части, которая касается глобальных процессов, глобальных социальных, экономических, образовательных, других процессов.
Чем эта штука замещается? Замещается она другой моделью, которая пока, как я говорил, еще никак не описана, но которая выглядит примерно следующим образом: есть некоторое целеполагание, то есть какой-то субъект ставит некоторую цель в этом самом новом мире. И вместо того чтобы потом описывать систему, как она работает, он описывает некоторый набор исходящих оснований, доступных ему, и описывает правила игры и правила достижения цели. Игры в контексте того, что называется «Game theory». Теория игр и рынки, в которых взаимодействуют участники для достижения цели в рамках этой игры.
Вот здесь естественным образом возникает некоторый хаос, который может быть определенным образом структурирован. Но сложность этого структурирования в этом новом мире более недоступна человеку. Никакой человек один не может эту штуку описать. Итого, есть будущее и прошлое, наступившее одновременно, принципиально новые технологии, которые задают рамки этого мира.
Это то, что мы в НТИ называем сквотами (сквозными технологиями). Именно они вокруг себя сегодня задают основную архитектуру нового мира. Не научные институты, не политические организации, не социальные группы, а небольшие группы архитекторов, которые задают условия функционирования новых сквозных технологий. Вот эти вот архитекторы сквотов и есть творцы сегодняшнего мира. Это те, кто прописывает правила и идеи того, как маленький стартап на блокчейне будет проводить IСO. Это люди, которые прописывают то, как, например, уникальная цифровая подпись, размещенная в ДНК, может осуществлять вирусную атаку на компьютерную систему.
Вот эти вот архитекторы сквотов и создают границы этого мира. Но сами они в этом мире ничего не понимают. Он для них, как архитекторов, слишком сложен. Они — боги, но боги, которые способны создать мир, но не способны им управлять. И вот здесь появляется третий ключевой игрок этой современности, в виде искусственного интеллекта, который единственный способен сделать вот эту операцию. Из бесконечного взаимодействия отдельных субъектов построить стратегию достижения цели, которая задается этим самым архитектором-предпринимателем. Итак, рецепт — понимать этот мир, понимать его границы и выстраивать кооперацию с этими искусственными интеллектами ради достижения своих целей в мире, заданном этими сквозными технологиями. Это базовые основания к успешному действию в этой возникающей реальности.
Теперь следующее — тоже простая картинка. Если мы говорим про такой мир, то надо понять, как выглядят ключевые компетенции, необходимые для успеха в этом мире. Мой следующий тезис состоит в том, что мы долго говорили о компетенциях будущего, работали с этим, и это была сложная работа, которая была правильная, системная и нужная. Но в ней мы чуть-чуть спутали акценты. Потому что, конечно, нам необходимо говорить не о компетенциях будущего — нынешних компетенциях, которые будут востребованы в будущем, а о будущих компетенциях, о появлении принципиально новых компетенций, которые позволяют человеку быть успешными в рамках вот этой модели. Этого мы до сих пор не делали.
Я не знаю, какая будет итоговая сборка, но, например, если экстраполировать эти правила на ключевые требования, то мы увидим, что и названий-то нормальных пока нет, но первое, что нам нужно, это то, что мы называем цифровой гигиеной — способность отличить факт от вымысла. Способность установить границы нашего действия, границы этого мира. И в этом смысле информационная гигиена является базовой компетенцией, отделяющей способность в этом мире действовать в качестве субъекта или быть только объектом манипуляции в этом мире. Это очень четкая граница. Способен отделить одно от другого — добро пожаловать в игру. Здесь у нас появляется такой слоган: «Мойте факты перед едой». Не мыли, не моете — тогда не обижайтесь на то, что у вас потом заболел живот и ничего не получилось.
Вторая штука в том, что здесь человек постоянно находится в разных субъектно-объектных отношениях, он постоянно меняет роли, ему одновременно надо жить в будущем и в прошлом. Поэтому другая ключевая компетенция после этой самой информационной гигиены — это управление идентичностью. Это, собственно говоря, управление тем, кем ты на данный момент являешься. И это как раз очень похоже на тот самый почти психиатрический диагноз, который называется «контролируемой шизофренией». В зависимости от того, каким полушарием в данный момент ты думаешь, ты то левый, то правый. Это самая примитивная модель, возможно, их гораздо больше.
И третье требование, связанное с тем, что это больше не структура, больше не система и в ней нет такого понятия, как «история», здесь постоянно что-то мутирует и играет, это ключевая штука — умение забывать. То есть, чем больше ты знаешь о прошлом, чем больше у тебя отраслевых знаний, тем тебе тяжелее в тот момент, когда архитекторы сквотов создают новые реальности, то есть если ты хороший сильный финансовый аналитик, глубоко понимающий то, как проводится IPO, то на работу в IСO тебя уже не возьмут, потому что твои знания вредны и токсичны. Именно поэтому эта штука оказывается делом молодых в первую очередь. И здесь возникает то, что в нашем форсайте называется когнитивным разрывом. Люди делятся на тех, которые знают, что это нельзя, и они проигрывают. И тех, кто еще не знают, что это нельзя, и они вдруг выигрывают.
Как все это отражается на нашей любимой Родине? Очень простым образом. Мы входим в этот большой процесс, в новую реальность со сквозными технологиями, в которых нижний уровень у нас в матрице НТИ называется «большие данные». Входим в экономику данных. В то, что сегодня уже на официальном сленге называется — «цифровая экономика». У нас есть сегодня, мы живем в аналоговой экономике, нам необходимо перейти в цифровую экономику, а на самом деле, ситуация еще сложнее, потому что надо перейти из аналоговой экономики не просто в цифровую экономику, а сразу в экономику данных. Но это слишком сложно, даже мы зацикливаться на этом не будем. У нас есть два типа источников для этой работы. Новые кадры и старые кадры. Новые — это те, которые поставляет система образования, а на самом деле не система образования, а демография, потому что система образования ничего в этом смысле не поставляет.
И тяжелая ситуация, которая связана со следующим. У нас сегодня вообще нет способов готовить эти самые новые кадры для цифровой экономики и экономики данных. А демографические тенденции делают очень простую штуку. У нас выпускников школы почти в 2 раза меньше, чем было 10 лет назад. И эта тенденция чуть-чуть ослабевает, но не отменяется. И в ближайшие там 15–20 лет она сохранится.
Сегодня мы уже за счет демографии понимаем, что у нас этот поток существенно ослабевает. Могут ли они сегодня попадать в цифровую экономику, в экономику данных? Нет. Не могут. Почему? Потому что политика государства последние 20 лет заключалась и по сию пору заключается в том, чтобы готовить кадры для аналоговой экономики. Каким образом это делается? За счет таких программ, как дуальное образование, за счет программы целевого набора, за счет развития механизмов базовых кафедр, то есть за счет всего того, чем мы гордились эти самые последние 10 лет и все вместе делали. Так как эти самые кафедры и все остальное организуют лидеры, в первую очередь, аналоговой экономики, то люди попадают именно туда. Как только молодой человек попал туда, то все — сюда он уже не попадает. Его траектория развития уходит в тупик.
Но есть еще старые кадры, то есть мы с вами. Казалось бы, чего мы будем мучить молодых людей, давайте мы с вами сами пойдем и создадим эту самую новую экономику сквотов. Можем? Не можем, потому что есть когнитивные барьеры. Если обычные программы переквалификации позволяют готовить людей для аналоговой экономики, переучивать быстро, потому что они так или иначе алгоритмизируются, то вот здесь нет. Оказывается, что вот эти модели компетенции сегодня не ставит никто. Вообще. Итого, сюда мы пробраться не можем, потому что здесь когнитивный барьер, а здесь у нас запрет висит. Соответственно, если мы хотим что-то с нашей любимой страной сделать, чтобы она окончательно не скатилась в прошлое и там не застряла, то нам необходимо вот этот вот знак «запрещено» перенести вот сюда. Потому что в конце концов крупная корпорация, будь то, я не знаю, РЖД или Почта России, вполне могут справиться, взяв на работу тридцатии сорокалетних. А в почтальоны отправлять молодых шестнадцатии семнадцатилетних ребят, наверное, не стоило бы, хотя Почта России, мы этот вопрос вчера с ее руководителем обсуждали, как раз очень хочет молодых почтальонов.
Ну и следующая важная вещь: мы должны сломать эту стенку, постараться хоть как-то, хоть по кусочкам, пролезть в это самое светлое будущее. Вот, исходя из этих моделей, появляются, собственно говоря, основания для проектирования университета, который у нас называется 20.35. И 20.35, как модель, исходит из необходимости появления фактически трех автономных, хотя и связанных, сущностей.
Что нам нужно и что мы будем строить в рамках этого университета? Во-первых, нам нужно как-то научиться оценивать эти компетенции. Ну или любые другие, качественно и достоверно. Умеем ли мы сегодня это делать? Давайте посмотрим. Что мы сегодня умеем? Мы умеем делать тесты. Но совершенно не можем ответить на вопрос, а почему именно эти тесты. Мы умеем принимать экзамены. Но пока не можем совершенно ответить на вопрос, а кто и почему их принимает. Мы умеем, ну, некоторые умеют, во всяком случае, в идеале создавать то, что называется шедеврами — реализовывать некоторые проекты, которые могут быть адекватны этому наступающему миру. Но, честно говоря, совершенно не понимаем, как это делать массово. Точно не понимаем. Мы уже говорили, что нам нужно прийти к тому, чтобы мы оценивали когнитивный стиль учащегося. Но мы совершенно не можем ответить на вопрос, чем мы должны этот стиль оценивать, у нас инструмента для этого типа оценки практически нет. Исходя из этого наша ключевая задача здесь — это разработка платформы, которая на основании сквозных технологий может делать достоверную оценку человека на входе в процесс обучения, в процессе обучения и на выходе.
Подобного рода технологическая платформа, если описывать ее с точки зрения сквотов, ближе всего к тому, что сегодня в промышленности называется методом digital twin — создание цифрового двойника, когда у тебя снимаются все данные с того, что ты делаешь, у тебя появляется двойник, дальше ты делегируешь ему некоторую степень автономности. То есть, когда у тебя этот digital twin появляется, то в нем есть встроенный, что называется, AI — artificial intellect и теоретически мы можем позволить ему совершать за нас некоторые действия. Например, торговать на алгоритмизированных биржах теми данными, которые мы ему доверяем. Или, например, становиться центром эмиссии. Потому что, если продолжить логику, которая происходит в сквозной технологии «перераспределенный реестр», то мы придем к очень простой модели, когда каждый из нас может быть потенциальным центром эмиссии. Ну да, автоматически выпускать собственную валюту. Если вы этого хотите, конечно, и торговать либо фьючерсами на свое будущее — эта модель у нас тоже в форсайтах описана, либо своими данными, то есть такая некоторая модель, в которой ты сам себе Центробанк.
И вот этот вот возникающий digital twin chain принципиально меняет тот подход, который сегодня называется платформа. Потому что, когда мы сегодня говорим о платформах, мы всего лишь говорим: вот, мы собрали вместе производителя, потребителя, посредников, задали определенный алгоритм, и они там сами по себе договариваются. На этой выделенной платформе, выделенной сущности, в этой модели, есть бесконечное количество агентов, которым мы делегируем это право, и которые строят отношения друг с другом. Это другая логика, в которой экономика платформ заменяется на экономику сеттингов, на экономику миров с заданными правилами, которые создаются вокруг них этими архитекторами. И это совсем другая модель, которая, к сожалению, экономически пока совсем не описана. Digital twin chain — даже слов нормальных пока нет, я не хочу это слово использовать, но приходится. У меня нет никакой замены даже понятийной, у нас тотальный дефицит смыслов. Система, в которой мы можем взять максимум данных о человеке, которая эти данные будет обрабатывать, накапливать, выдавать рекомендации, обладать встроенной системой управления приватностью, позволять человеку расшаривать часть данных, часть данных не отдавать, и так далее, и тому подобное. Это первая штука.
Вторая штука, это, собственно говоря, работа по формированию этих самых future skills, «будущих компетенций». Мы ее, так или иначе, ведем. Она может быть предельно массовая, в эту сторону сегодня разворачивается движение «Ворлдскиллс Россия», в эту сторону мы смотрим с точки зрения формирования программ цифровой экономики, в эту сторону наиболее просто разворачивать программы подготовки, которые есть сейчас в образовательных организациях, и так далее, и тому подобное.
Ну и наконец, то, что нам нужно для Университета 20.35, — это то, что я пока условно у себя называю Х-net. То есть нам нужна сеть так называемых «иксов». «Иксами» мы называем проявленную компетенцию мирового или высшего мирового уровня, которая наличествует у любого человека, либо образовательной, коммерческой, государственной, научной организации в Российской Федерации. То есть, если мы хотим создавать высококонкурентные продукты, мы должны делать что-то лучше всех в мире. Для этого мы должны собирать лучших и учиться у лучших. Поэтому внутри университета мы создадим сеть верификации и использования любых групп, у которых есть проявленные компетенции мирового уровня. И дальше мы будем строить индивидуальные образовательные траектории для студентов университета вокруг этих иксов.
Что это означает на практике: если вы становитесь студентом университета 20.35, то платформа вас, что называется, опрашивает, выдает вам набор рекомендаций (вы можете с ними согласиться или не согласиться) и предлагает вам индивидуальную траекторию формирования необходимой вам компетенции. Эта компетенция может находиться где угодно. Тогда мы предлагаем вам как студенту университета следующий набор действий. Мы говорим: вот смотрите, наверно, вам для начала правильно было бы получить на онлайновой платформе базовые знания по математике, которые вам необходимы. Потом вам правильно было бы доточить их на такой-то трехнедельной программе, например, в питерском ИТМО. После этого нам кажется правильным, чтобы вы записались в беговой клуб и поставили себе цель пробегать полумарафон за заданное время. После этого вас ждет прекрасная интенсивная программа по созданию, например, идей продуктов и прототипов продуктов в соответствующем акселераторе. Либо программа подготовки ректорского резерва в школе управления Сколково. Либо какая-то еще программа. То есть X-net собирает индивидуальные образовательные траектории из проявленных компетенций мирового либо высшего мирового уровня.
Это основания, в которых у нас начинает работать университет 20.35. Теперь, очень коротко, можно вернуться к презентации — почему 20.35? Здесь три смысла у этой цифры. Во-первых, это синхронизация с задачами НТИ, мы в рамках НТИ строим стратегии до 2035 года. Во-вторых, это основной срок жизни университета. Мы считаем, что идея о том, что университет вечен или должен существовать столетиями, более не актуальна. Мы считаем, что пришло время для появления образовательных организаций с заданным жизненным циклом. У которых есть начало жизни и ее запрограммированный конец.
Жизненный цикл увязывается с этой логикой, но мы прекрасно понимаем, что в 2035 году те архитектурные допущения, те инвестиции, которые мы сделаем к 2020, будут неактуальны. То есть срок жизни университета
20.35 будет составлять 15 лет. Соответственно, любой студент, который поступит в университет, будет в течение этого времени иметь доступ к материалам, курсам, программам и оценкам, которые будут собираться на этой технологической платформе. После 2035 года будет что-то совсем другое. Мы не хотим делать новый Оксфорд, Стенфорд, МГУ или что-то еще. Это университет цифровой эпохи с заданным жизненным циклом.
Ну и наконец, третье, наверное, тоже несложно догадаться, смысл этой цифры — это его целевая аудитория. В первую очередь мы считаем, что учиться в нем будут те, кому от 20 до 35. Вы спросите, что будут делать те, кому меньше. Ну это очевидно — они должны учить. А тем, кому больше, придется молодеть. Это просто — есть экспериментальные генетические препараты. Но на самом деле мы будем, конечно, говорить о том, что есть некоторые требования с точки зрения платформы, по когнитивным навыкам, которые позволяют вам учиться в этом университете. Но его целевая аудитория, самая важная и самая основная — именно эта. Понятно, могут быть любые другие виды, формы, серебряный возраст, а как же нам всем, которым больше 35, сорок, пятьдесят, и все остальное. Но еще раз повторяю — либо молодеем, либо делаем что-то еще.
Как все это будет превращаться в практику? Мы считаем, что к 2020 году этот университет может выйти на проектную мощность. Это означает, что в 2017– 2019 годах мы экспериментируем и собираем отдельные его элементы. Сейчас я расскажу об этом чуть подробнее. Мы начинаем с работы с рынками НТИ и компаниями, которые участвуют в НТИ, как с нашей основной целевой аудиторией. И на этапе апробирования этой модели мы ставим себе в качестве таких внутренних KPI: 1000 человек в год технологических лидеров для компании НТИ и для 50 000 человек базовые компетенции по сквозным технологиям на онлайновых платформах. Это тот объем, который нам кажется достаточно подъемным для начала. Дальше мы хотим расширяться. Расширяться мы хотим в две стороны одновременно — мы хотим расширяться в сторону эксклюзивности, и мы хотим, конечно, иметь модель университета для одного человека. И, конечно, мы хотим расширяться в сторону наибольшего охвата. Наибольший охват — это условно 10 млрд. То есть университет должен иметь программы для 10 миллиардов. Вы скажете: но столько же нет, правильно? Очевидно, что живых-то людей нет, а digital twin-ов к 2035 году будет ну как минимум столько.
Персональные образовательные траектории Университета 20.35 и работа с партнерами
Кроме того, у нас же появится еще третья сущность — помимо человека, мы до сих пор говорили о дилемме человек / искусственный интеллект, но помимо цифрового брата, цифрового двойника, у нас же в какой-то момент появится роботизированный двойник, то есть у нас будет digital twin и robot twin. И тех, и этих тоже надо учить. И университетов, то есть программ по массовому обучению нейросетей для решения тех или иных прикладных задач, сегодня в мире не существует. Но кому-то надо этим заниматься — почему бы этим не позаниматься нам. Мы будем идти сразу в две стороны.
С кем мы работаем на старте? В первую очередь мы будем работать с определенным типом людей: это технологические предприниматели, руководители разработок или ключевые инженеры компании НТИ, а также талантливые студенты, которые ярко проявили себя в какой-либо области. Для них мы будем за счет Х-net наших ключевых образовательных партнеров создавать траектории, которые будут формировать из них новых лидеров изменений, технологий и бизнес-моделей.
Обучение будет стоить дорого, но не дороже рынка — это совершенно точно можно сказать. На старте для компаний НТИ будут бесплатные оплаченные государством квоты по подготовке лидеров изменений такого типа.
Как мы будем это разворачивать? 7 ноября в СанктПетербурге мы проводим большую технологическую конференцию. Технологическая молодежь и предприниматели — мы приглашаем всех организовывать свои полки, батальоны и приходить к нам или организовывать свои аналогичные проекты 7 ноября на платформе «Точки кипения» в Санкт-Петербурге. Мы не будем модерировать и спорить с тем, входит это в нашу программу или не входит.
Мы предоставим помещения, пространства и правила регулирования. Приглашаем всех вас проводить на этой площадке 7 ноября любого рода эксперименты в любого рода образовательных медийных технологических ивент-форматах, не запрещенных напрямую Уголовным кодексом Российской Федерации.