Назвать книгу по-простому «Гвоздь» было не вариант. Оказывается, разных всяких книг с названием, где фигурирует слово гвоздь, очень много. Братья Гримм всех опередили.

Назвать «Шкрабы» как-то слишком просто и даже нескромно и вызывающе. Потому пришлось помучиться.

Предложил варианты названий на кастинг у читателей. В рейтинге прочтения отдельных рассказов выбор читателя был сделан в пользу Пилата Понтийского.

На том и остановимся.

Просто предисловие

Книга состоит из без одного четырех десятков рассказов, которые между собой связывает исключительно произвольный выбор их автором. Выбор был скоротечен и потому случаен. Но кое-что точно написано не просто так. Я бы даже сказал, с определенным умыслом.

Надеюсь, что будет интересно.

С уважением, Александр Травников

5 июня 2022 года

Гвоздь Пилата Понтийского

Оказывается, все было не так. Но всегда есть способ узнать, что и как было на самом деле. А все началось с того, что один знакомый по секрету показал золотую монету времен Римской Империи. На монете был собственной персоной прокуратор Иудеи, Понтий Пилат, Цезарь Рима, Император, Август, Великий царь Иудеи.

— Быть того не может! — сказал я.

— А это что? — Резонно возразил Серега, и еще раз продемонстрировал мне золотого Понтия Пилата.

— Прикупил по случаю. — сказал.

Я удивился. Решил поинтересоваться, как там было в те времена с монетным делом в Риме.

Потом я попросил Сергея через месяц показать монету еще раз. Просил дать подержать в руках, сфотографировать, взвесить, измерить. Но Серега сказал, что монету эту у него купил один священник, который тут же, при нем, эту самую монету расплющил молотком на камне, а потом кусок античного золота сдал скупщикам золота по цене лома.

На вопрос, откуда золотой Пилат, Серега сказал, что монету его знакомые с Ближнего Востока привезли.

— Такого не может быть, чтобы это было правда, — заявил я.

— Может, не может, но ты же видел? — говорит Серега.

— Видел. И в руках держал, — подтвердил я.

Оказалось, что уже не первый раз в узких кругах коллекционеров и черных копателей встречается такая монета. Одну, говорят, такую даже на Тамани находили.

И все бы ничего. Но той же ночью снится мне сон. Прокуратор Иудеи, Понтий Пилат один на один разговаривает с самим Иисусом. И вдруг Иисус разжимает правую ладонь, а в ней горсть золотых монет с ликом Понтия Пилата.

— Ты где взял? — дрожащим и испуганным голосом спросил Пилат.

— Левий Матвей, мытарь, принес. Говорит, что знает, где их много.

Вероятно, это и решило участь Иисуса Христа. Понтий Пилат позаботился, чтобы никто не узнал. Лично передал гвоздь своему доверенному легионеру, чтобы проследил за процедурой распятия конкретно этого приговоренного.

Так это было или не так, но гвоздь, с помощью которого был распят Иисус Христос, действительно существует. И не один. Реликвия.

Что касается золотых монет, если все так и было, то во времена свирепого Тиберия казнили бы Понтия Пилата за это без всяческих сомнений и размышлений. Не иначе заговор умышлял.

И вот теперь, спустя две тысячи лет не сбывшиеся мечты Понтия Пилата стать Августом и Цезарем Рима вдруг оказались открыты. Вы скажете, что этого не может быть. Я отвечу:

— Может, не может, но монета была. Сам видел. А про гвозди читал.

Странный Гена

Нищие хроники

Гена — человек хороший, но странный. Странный хотя бы потому, что он дружит с Корридоном, а Корридон утверждает, что он с Геной совсем не дружит. Наверное, врут оба. Однако дело вовсе в этом и не про то.

Дело в том, что Гена всё время в поиске и в решении множества проблем, которые сам же себе и создаёт. А ещё Гена категорически не дружит с деньгами, от слова совсем. Если он тебя встретит, то куда бы он не спешил (о чём он пренепременно тебе сообщит в первую очередь), череда его вопросов иссякнет только тогда, когда Гена сопроводит тебя до твоего пункта назначения, даже если до него полчаса пути пешком.

Несколько раз помогал Гене советом. В том числе и по делам судебным, где он всегда ответчик или обвиняемый. Хотя во всём обычно виновата его доброта и доверчивость.

Однажды я случайно встретил Гену, несущегося мне наперерез через шесть полос интенсивного движения (он орал через всю улицу, чтобы я его заметил и подождал), а до этого выскочившего из калитки длиннющего забора в центре города.

— Привет, — запыхавшись заявил пересёкший столь опасным способом дорогу Гена, оказавшись на противоположном от забора тротуаре. — Мне нужен твой совет.

— Что за совет?

— Пошли, — заявил просительно Гена, и мне пришлось переходить дорогу на светофоре, который оказался буквально в двадцати метрах, от места, где меня нагнал Гена. — Я нашел себе новую работу. Пошли покажу.

— Ну пошли. — ответил я ему и последовал за ним, ибо проще было пойти, чем объяснять, что занят и некогда. Тем более, что сам Гена всегда и для всех был свободен, при условии, что он случайно подвернулся под руку.

— Вот, смотри! — сказал мне Гена, оказавшись за металлическим забором, который огораживал добрый кусок квартал снесённых старых хибар в центре города. — Здесь будут строить огромный комплекс.

— И что? — спросил я. — Это же хорошо.

— Конечно, хорошо. Вот только совсем не платят зарплату.

— И что ты? Спрашивал работодателя? У застройщика?

— Они говорят, что потом отдадут. Сейчас нет. Но ты вертись, как хочешь.

— И ты вертишься?

— А что я могу?

— Например, спросить у новых хозяев разрешения и собрать весь металлолом. Старые и новые кирпичи. Плитку.

— Я то спрошу, — ответил Гена. — А что я с этим делать буду?

— Продашь, — ответил я.

— Кому?

— Да, мало ли, кому надо? Старый кирпич — для реставраторов. Новый кирпич — для забутовки. Плитку — дачникам. Металл сдашь на металлолом.

— А у меня машины нет, — продолжал тупить Гена.

— У тебя телефон есть. Позвони. Сами приедут, сами заберут и другим подскажут.

Снова я повстречал Гену через три месяца. Точнее будет сказать, что не повстречал, а он сам пришел в офис.

— Ты чего зашел? — Спрашиваю я просунувшуюся в открытую дверь кабинета голову Гены.

— Я на минутку. — заявила, поздоровавшись со всеми единовременным приветствием, голова, и следом за ней в кабинет протиснулся и весь Гена целиком. — Спасибо тебе, Игоревич, за совет. У меня теперь денег — море.

— Так уж и море? — Возразил ему я.

— Да меня теперь везде приглашают разбором снесённых домов заниматься. У меня теперь такие связи.

— Что? Пошел бизнес?

— Ещё как пошел! Можно, я у тебя конфет наберу? — Заканчивая набивать ими свой карман, спросил Гена, добавив, что ему нужно спешить, что его ждут, что у него все хорошо, и что скоро он меня ещё раз осчастливит своим визитом.

Доказательство правила выбора, в котором ключевых направлений действий всегда три

В русских былинах есть про камень выбора. Стоит на развилке дорог. На нем надпись на старославянском. Направо — одно будет. Налево — другое. И, само собой, третий вариант. Останавливается перед камнем, сидя на лошади, русский витязь и думает с копьем наперевес в руках. Но сейчас, собственно, не об этом. Сейчас о правиле трех.

И, если правило носит универсальный характер, то и в быту должно быть доказательство его верности и актуальности. Тройной одеколон советских времен не трогаем. Это другое. Но и его пили, ибо, по-честному, в нем изрядная доля чистого спирта содержалась. Сам видел, как пили. В круг. На троих делили.

Я вот эксперимент лично проводил. Варишь в кастрюльке три сосиски. Потом пытаешься вилкой, за один раз все три сосиски на тарелку перекинуть. Докладываю. Одна сосиска точно окажется на тарелке. Другая обязательно выскользнет и на полу окажется. Третья снова бултыхнется в кастрюльку с кипятком. Что бы вы не делали, так будет повторяться из раза в раз.

Похоже, что правило трех вариантов незыблемо, как и правило дня сурка. Про это даже в Библии сказано. Про Солнце, которое всходит и всходит. А далее там, что нового, что другого — ничего не будет. Так что делаем выводы.

Как я стал сволочью

Снимаем кино

Не связывайтесь с артистами, режиссёрами и кино-театральными деятелями, если у вас не крепкие нервы. Если повезёт, и что-то получится, быть вам сволочью.

Вот вам, к примеру, такой случай. Сняли, благодаря волшебному пенделю, кино про шпионов. Получили прокатное удостоверение. Участвуем на семидесяти двух конкурсах. Норвежцы и шведы всякие гранты предложили для производства фильма про их местные, тамошние скучные реалии со шпионским уклоном.

Дальше — больше. Знаменитая скандалами, оппозиционно-прозападная радиокомпания вначале заинтересовалась фильмом. Посмотрели, собрались крутить и показывать повсеместно, но не срослось.

— Мы, — говорят, — кино про своих врагов не показываем. Вы — наши враги.

— Вы, — говорю, — совсем с дуба рухнули? Вы — граждане чего? Забугорья?

— И забугорья тоже. Но показывать не могём, ибо у нас свобода слова и выбора. Твой фильм покажем, у нас не будет свободы выбора, куда драпать с баблом, когда за нами придут.

— А что? За вами уже прийти должны? — интересуюсь.

— Должны, не должны, но показывать не будем.

И по секрету, на случай всякий, сообщают мне (уже как бывшему чекисту, а с конторой они ссориться тоже не хотят), что им забугорные спонсоры, посмотрев фильм, не велели его показывать. Не тот, мол, дискурс. Сплошное русское влияние и пропаганда.

Строго говоря, и от коллег моих мне и фильму тоже досталось.

— Ты зачем учебный фильм про работу спецслужб снял? — вопрошают.

— Да нет, вроде как. Никого не пытали. В каталажку не упрятывали. Морду не били. Током не пытали. В тазике и нужнике не топили.

— Вот это тоже плохо, — сказал один полковник. — У тебя чистый рай на экранах, и сплошь Штирлицы, умные, вежливые и воспитанные.

— Так я же реальную работу показал, — оправдываюсь после третьего стакана чаю, ибо для виски колотого льда не оказалось в моём холодильнике.

— Лучше бы ты чистилище показал.

— Зачем, — робко интересуюсь.

— Чтобы боялись.

Но самые главные претензии покатили от режиссёра фильма:

— После тебя, Травников, у меня четыре артиста в Москву забрали!

— Так это же хорошо! — парирую наезд Шурика. Из Краснодара в столицу! Это же хорошо.

— Кому хорошо? Мне хорошо? Да они у меня здесь за «интузиазизм» работали. А теперь у них величие. Их, видите ли, заметили. Кого я теперь для рекламы снимать буду? Они теперь за съемки миллионы с меня требуют.

— Так это же тоже хорошо! — возражаю. — Новых набери. За людей радуйся. Жди благодарности и человеческого доброго слова спасибо.

— Да пошли они, овцы неблагодарные. И ты, Травников, сволочь.

— Чего это я вдруг сволочь, если и тебя дебила в Москву приглашали? А ты отказался. Говоришь, что у тебя свадьбы, утренники и елки.

Кого боятся судьи?

Адвокатские практики

Это вовсе не нравоучение и школа для неудачников. Это всего лишь посвящение для умеющих читать в некую сокровенную тайну наших совсем не неприкосновенных. Вы полагаете, что их не гнетут страхи? Что они только и заняты тем, что гнобят по свой воле и разумению участников судебных процессов, виновных и невиновных, не боясь кары Небесной? Вовсе нет. Их как всех мучают страхи и враги. Врагов тоже у них, как оказывается, множество.

Если государство способно защитить судей от косых взглядов окружающих, причастных и не причастных, виновных и невиноватых, то беда для самих судей приходит оттуда, откуда они и не ожидали. Самый страшные кошмары и страхи для любого судьи всегда находятся рядом с ним. Дадим имя этому врагу. Ибо какой враг без имени? Разве ж это враг? Так. Недоразумение.

На самом деле, их, судей, главный враг — их коллеги. Одна ошибка, и она тут же будет взята ими на карандаш. Раз ошибка, два ошибка, а проходит время и приходит расплата в виде конкуренции за место под солнцем. И нет в этот момент никого более опасного для конкретного судьи, чем их же доброжелательные коллеги и сотоварищи по судейскому ремеслу. Они улыбаются друг другу и одновременно ненавидят друг друга.

Почему? Мир не стоит на месте, а расти надо. Место хлебное сохранять и охранять от посягательств коллег надо. Рано или поздно за тобой прийдут твои товарищи и друзья — коллеги, которым понадобилось твоё место, или которым ты мешаешь расти по карьерной лестнице.

Шкрабы были разные

Объёмный рассказ

Если бы не умничающие демократы на совещании, было бы скучно. Беседовали про образование и школы с учениками в городе. У правозащитников всё плохо. Школа. Ученики. Учебники. Электронные дневники. Классные руководители. Власти. ЕГЭ. И даже оппоненты, посмевшие задавать наглые вопросы на предмет количества детей собственных и личного опыта работы в школе.

Для примера убийственного негатива и выработки всеобщего комплекса вины у присутствовавших один демократ рассказал даже историю про учителя в далёкие 20—30 годы. Суть в том, что в те времена были такие персонажи школьного образования, которых называли «шкрабами».

Нет. Это совсем не страшно. Это сведённые воедино, в одно понятие два слова — учитель и школа, а точнее — школа и работник. Тогда и получилось новое советское слово — «ШКРАБ» (школьный работник). Если дословно, то ликвидатор неграмотности.

По тому, как это слово было произнесено, я догадался, что каким-то негативом веет от этого позабытого и не всеми понятого слова. Вернее будет сказать, вообще никому непонятого слова. Понял я, что суть претензии к слову «шкраб» за сто прошедших лет не изменилась. По крайней мере, когда я не постеснялся и уточнил у говорившего, насчёт слова «шкраб», что это такое, то, судя по взгляду блеснувшего блатным жаргоном интеллигента, я должен был покраснеть и тут же провалиться в силу своего невежества в Чистилище.

Однако вдруг выяснилось, что я в своём невежестве не одинок, и умничавшему демократу пришлось напрячь извилины. Но ничего нового, кроме презрения к самому понятию «школьный учитель» из советского прошлого, которого, если считали за человека, то, по сравнению с элитой умственной мысли и продуктового спецпайка для особого контингента, это был человек определенно малограмотный и неуважаемый.

В силу своей врождённой вежливости я не стал тогда спорить. Разве что поинтересовался темой кандидатской правозащитника, пытаясь точно вспомнить вслух и громко детали формулировки неизбежности победы коммунистического мышления не только в отдельной стране, но и во всем мире. Оказалось, что это был удар почище кувалды по голове без каски.

После традиционного торжественного фотографирования участников дискуссии с администрацией, вернувшись к себе, я всё же решил поинтересоваться этим словом, ибо в советские времена, что ни слово — то целый пласт эпохи. Оказалось, что про сельского шкраба писал Варламов В. Н. Этим сельским шкрабом оказался даже сам Пришвин М. М. Уж если сам Пришвин был шкрабом, да ещё и сельским, то грех было шутить над этим словом всуе. Ибо эти самые шкрабы и ликвидировали тотальную безграмотность — наследие Царской Империи.

Шкрабы на заре советской власти были разные. А именно — городские и сельские. Отличались они только тем, что городским давали капусту, а сельским — нет. Сами выращивайте, мол. Не учебником единым светел человек. Человека труд облагораживает. Разный. В том числе и на огороде, если условия позволяют. И ведь не поспоришь. Как ни герой, бог или полубог — так обязательно пастушок в юности. Шива, например. Парис из числа людей известных, участник Троянской войны и других историй.

Но вернёмся к шкрабам. Оказывается, всё ещё более запутано и непросто. В 20—30 годах именно некоторые учителя критиковали реформу образования, выступали против бригадного метода обучения и предоставления ответов за бригаду отдельными личностями, из числе тех, кто в курсе. За это им и приклеили ярлык идущих не в ногу с прогрессом. Именно они и стали теперь называться не учителями, а именно шкрабами.

Тех, кто был против новаций в те суровые годы, ясно дело, посадили. Полагаете, это они сами на себя доносы написали? Я так не думаю. Но зато слово «шкраб» осталось в словаре исправительно-трудовых учреждений, где и прижилось. Шкраб — это оказывается слово, которым вначале обозначали учителя в колонии. А заодно и тех, кто был жаден, эгоистичен, избыточно и чрезмерно осторожен.

Теперь для меня всё стало на свои места. Не у Варламова и Пришвина слово «шкраб» в его негативном оттенке было взято, а из блатного жаргона воровского мира. Интересно стало мне, откуда эти самые правозащитники слово это в его негативном контексте взяли. Полагаю, вы и сами ответ на этот вопрос додумали.

Теперь мне учителей жалко стало. Это кто же на них своим интеллектом наезжает? Я им, правозащитникам, сразу ещё вопрос про Навуходоносора, а они глазами в ответ блымают и не понимают, к чему это я. Обиделись. Однозначно обиделись. Причём все сразу. Говорят, я в их адрес словами нехорошими обращаюсь.

А я что? Я только про слово, мне непонятное и устаревшее поинтересовался. А оно, вишь, как? Целая философия жизненного непонимания вдруг образовалась. И ведь мог бы многозначительно проглотить заумствования некоторых. Зато потом, ко мне подходили директора и учителя школ и благодарили после совещания.

— Спасибо, — говорили, — что этим «редискам» в бубен настучал. Почему они простого школьного учителя так ненавидят? Умные, что ли?

А я что? Я только вопрос задал. Ну не знал я, что такое — слово «шкраб». Устарело ныне это слово в русском языке. Разве что в блатном жаргоне осталось. Но это уже точно не к учителям относится.

Бриллианты без пролетариата

Советский цирк

Любая диктатура нуждается в бриллиантах. Хотя, какой пролетариат в современном Риме? Зато советский цирк — любимый гость в Ватикане. И вот в стародавние советские времена, когда всё в дефиците, банки с чёрной икрой в клетке со львами — детская шалость при зарубежных гастролях. Однако, всё по порядку.

В то время, как весь советский народ, не покладая рук, вкалывал от одной пятилетки к другой, контрабандисты бриллиантов тоже трудились по-стахановски. Вот только, если бы они работали с другими людьми, то наверное не обошлось бы итогов с расстрелами в соответствии со строгостью советского закона. А так, вроде как ничего и не было.

В общем, оказалось, что коего-кого, а именно канатоходцев, обошли в свободе перемещения по магазинам Рима. А ещё у них украли канат. Деятели культуры — люди обидчивые, и потому сразу недовольство и жалобы руководителю делегации. Пришлось созывать собрание для разъяснения вопроса недовольным и обойденным свободой демократии развитого капитализма советским произволом.

На эту встречу с недовольными тружениками цирка пришел профсоюзный помощник главы делегации советского цирка и нагло уселся в президиуме. Никто, правда, не удивился. Но дверь прикрыли, чтобы не утекло то, что говорить будут.

Профлидер тянуть кота за хвост не стал:

— Вы, — говорит, — дрессировщики львов, до коих пор черную икру таскать в страны капитализма будете? Вы зачем банки под досками клетки прячете? Я вам слово до этого сказал? Или вы полагаете, что никто не в курсе?

В общем, всем и за всё досталось. Народ притих, ибо знал, что в следующий раз могут на гастроли и не взять.

Встал вопрос и насчёт исчезнувшего каната.

— Украли? Знаете, что в Риме и странах капитала за всем нужен глаз да присмотр?

В общем, поездка была та ещё. Зато на восторги Папы Римский это не повлияло. Папа был в восторге. Любят эти самые Римские Папы цирк.

По возвращению в СССР канатоходцам сразу купили новый канат. Всё для всех (и даже для львов) обошлось без последствий. Зато профсоюзного представителя в загранпоездке наградили высокой правительственной наградой — орденом Ленина. За что, он не кололся, но проставился и в цирке, и коллегам на Лубянке. Канатоходцы потом за голову держались, когда узнали в чём дело. Лет так через надцать.

Оказалось, что этот самый канат для путешествия на высоте не так и прост. Внутри он полый. Потому его и украли. Тот, кто украл, искал в нём бриллианты. Не нашли. Их ещё на границе изъяли советские кегебешники по-тихому. За отъём бриллиантов для диктатуры пролетариата всех, кого положено, наградили. И всё. Насчёт происхождения богатств ни слова. И без последствий.

Вот что такое есть настоящая профилактическая работа. А то некоторым лишь бы поймать, растрезвонить и посадить. Хотя, в то время могли и к стенке поставить.

Абсурд и практика

Адвокатские практики

Встретил вчера оного бывшего коллегу из КГБ. Идёт такой с палочкой, прихрамывает. Слово за слово, спрашиваю:

— А ты куда?

— Да к одному судье, ……… (Не будем на ночь фамилию судьи называть). Просил зайти. У него ко мне вопросы есть. Думает, в Сочи ему переезжать или нет?

— На повышение?

— Теоретически.

— Странные они, судьи эти, — говорю. — Дерганные. В море купаться будет.

— Будешь здесь дёрганным, если очередная перестройка, — отвечает. — Тут все одно решение обсуждают. Восхищаются умом и сообразительностью.

— Что за решение?

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.