16+
Город семи грехов
Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 114 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Наши поступки связаны с нами,
как свечение с фосфором.

Они разрушают нас, это правда,
но они же создают наше сияние.

Яства земные. Андре Жид



Часть первая.


Притчи


Город семи грехов

Стихотворение в прозе

И вот Он вошёл в Город семи грехов. Ворота города изображали все наслаждения, что можно получить, войдя в них, и все пороки этого города изображали бронзовые ворота.

И, вступив на улицу первого греха, увидел Он ложь в своём чистом проявлении, где лавочник обманывал покупателя, а юноша — девушку, признаваясь ей в любви. И спросил Он этого юношу:

— Зачем ты говоришь слова любви деве, коль не любишь её?

На что был дан ответ Ему:

— Мне нравится смотреть на её влюблённые в меня глаза.

И опечалился Он, и пошёл Он на улицу второго греха, и увидел Он правителя города в дорогом платье, что называл себя великим и заставлял рабов своих целовать себе ноги. И спросил Он в недоумении:

— Зачем же ты унижаешь раба своего?

На что был дан ответ Ему:

— Рабы благодарят меня так за то, что я позволяю им жить.

И плохо стало Ему от слов этих, и пошёл Он на улицу, где обитал третий грех города. В грязи была улица, и зловония доносились от каждого дома, а в окне одного из домов Он увидел пьяного мужа, бьющего жену свою и сына своего. И спросил Он мужа:


— За что ты бьёшь семью свою?

На что был дан ответ Ему:

— Жена вздумала перечить мне, а сын встал на её защиту, поэтому долг мой бить их за это.

И вот, едва не плача, вышел Он на четвёртую улицу, и увидел Он цветные ткани и красные лампады, а из домов доносились стоны страсти. Женщины стояли по обе стороны дороги и манили к себе мужчин своей наготою. И спросил Он одну из женщин в красном платье:

— Где дом твой, ведь место твоё там?

На что был дан ответ Ему:

— Мой дом там, где хорошо платят, другого мне и не нужно.

И ушёл Он с этой улицы на улицу пятого греха, и увидел Он женщину, убившую свою соседку. И спросил Он у женщины:

— Что заставило тебя убить несчастную?

На что был дан ответ Ему:

— Она не захотела отдать мне верёвку для сушки белья, вот пришлось отобрать силою!

В ужасе покинул Он пятую улицу, и вышел Он на улицу шестого греха. И взору Его предстал карнавал, где на каждом было по несколько масок и каждый говорил друг о друге, злословя и сплетничая. И спросил Он одного в маске:

— Что заставляет вас так плохо отзываться о ближнем своём?

На что был дан ответ Ему:

— Мы вас не знаем, поэтому вы недостойны общества нашего, как и наших мнений о вас.


И вот, растерявшись, Он свернул в переулок, который привёл Его на улицу последнего, седьмого греха, где посреди большой площади стоял величественный собор, в котором шла вечерняя служба.

Исполненный счастья, побежал Он к собору, но то, что Он увидел, переступив порог, ранило сердце Его. Золочёные стены, статуи и иконы, обрамлённые драгоценными камнями, сияли вокруг нищих людей, жертвующих свои сбережения священнослужителю.

И увидел Он слепую старуху, что отдала свою последнюю монету, и спросил Он её:

— Зачем ты жертвуешь последним?

На что был дан ответ Ему:

— Чтобы видеть Бога.

В недоумении подошёл Он к священнослужителю и спросил его:

— Зачем вы берёте последнее у них?

На что был дан ответ Ему:

— Чтобы славить имя Бога!

В гневе бежал Он из собора и оказался на площади, заполненной толпою, что пришла посмотреть на сожжение еретика.

И спросил Он у одного старика, что с радостью наблюдал за процессией:

— За что его хотят предать огню?

На что был дан ответ Ему:

— За то, что он не верил словам первосвященника.

Ноги еле держали Его, из ладоней и стоп Его сочилась кровь. И приблизился Он к готовому принять смерть еретику. И, плача, спросил Он его:

— За что же тебя отправили на столь ужасную смерть?

На что был дан ответ Ему:

— За то, что славил имя Твоё.

2003, редакция 2018


Воля и Суд

Притча

На холме, окружённом широким рвом, стоял замок короля Лантирона, а вокруг замка были бескрайние поля. Лантирон владел огромным королевством, состоявшим из зависимых земель, плативших ему большие налоги. Король вёл кровопролитные войны, захватывая всё новые и новые земли, разоряя крепости и поместья, собственноручно убивая их жителей, будь то рыцари или слуги, — все были для него врагами. Лантирон силою собирал налоги и наказывал жестоко всех, кто не платил и не соблюдал его законы. Вот такой был жестокий король Лантирон.

Но однажды Лантирон зашёл слишком далеко и в своей жестокости, и в своей жадности. И тогда могучее войско заморского короля Сартона вторглось в его земли, сжигая всё на своём пути. И двух полнолуний не миновало, как воины Сартона уже стояли возле огромного замка Лантирона, запуская горящие стрелы в окна высоких башен. И было сражение, что длилось днями и ночами, не имевшими счёту, и было пролито столько крови, что ров стал красен и его легко можно было перейти по телам. Войска Лантирона редели день ото дня, и, когда сопротивление их пало, Сартон ворвался в замок и без промедления отрубил голову Лантирону и поднял её над крепостью под радостные крики победившей армии. Но был у Лантирона сын, и Сартон обыскал каждый угол замка, заглянул за каждую дверь, но так и не нашёл единственного наследника покорённого королевства. И понял Сартон, что не будет он спать спокойно, пока не убьёт сына Лантирона, молодого Гентрода.

Гентрод стоял во главе последних воинов, что храбро сражались за короля Лантирона, но, узнав, что его отца убил Сартон, преисполнился ненависти и понял, что не будет у него более спокойного дня, пока не убьёт он Сартона.

И велел Гентрод своему отряду отступать, скрыться в непроходимых лесах, чтобы окрепнуть силами и пополнить ряды свои новыми воинами. Много полнолуний Гентрод собирал огромное войско, обходя разрушенные отцовские земли и вторгаясь в маленькие поселения. Пришло время, и Гентрод с великой силой вторгся в некогда принадлежавший его отцу замок, где теперь заседал Сартон. И было сражение, такое, что сыпались стены крепости и падали башни. И настал момент, которого так ждали Гентрод и Сартон. Долго шёл бой между ними, но когда все свечи сгорели в канделябрах и тьма окутала каменные коридоры замка, тогда Сартон пронзил клинком Гентрода. И подумал Сартон, что убил сына Лантирона, но Гентрод встал и поразил мечом сердце Сартона. И так была свершена месть за отца. Но спустя мгновение упал Гентрод и к утру умер от полученного ранения.

И когда веки Гентрода сомкнулись, его душа предстала перед Архангелом Михаилом и Отцом Небесным, что восседал в молчании на высоком троне. И, не дожидаясь решения Божьего Суда, попросил Гентрод, чтобы его пустили в Рай Небесный повидаться с отцом и сказать ему, что он совершил отмщение. И была выполнена его просьба. Но когда оказался он в прекрасном Раю Небесном, благоухающем ароматами цветов, дотоле невиданных, и убаюкивающем нежной музыкой, дотоле неслыханной, нигде не нашёл он своего отца Лантирона. Время его пребывания в Раю подходило к концу, и тут он увидел Сартона, лежащего на поляне медового клевера. В гневе вышедши из Рая, спросил Гентрод Архангела Михаила, почему не встретил в Раю отца своего Лантирона. В ответ Архангел Михаил открыл пред ним двери Ада. И как только Гентрод ступил на колючую от терновника землю Ада, где были слышны крики замученных пытками и стенания обезумевших от вечной боли, он увидел там отца своего Лантирона, привязанного к железному столбу. В гневе вернулся из Ада Гентрод. И спросил он у Архангела Михаила, почему так несправедлив Суд Божий. И обратился он с воздетыми руками к Богу. И тогда доселе хранивший молчание Отец Небесный ответил Гентроду громко:

— Твой отец и весь род твой убивали невинных жён и детей, покоряя всё новые и новые земли Мои; вы проливали кровь детей Моих и побивали камнями пророков, посланных Мною, чтобы образумить ваш нечестивый род. И не мог Я более этого терпеть, и отправил Я войско Сартона, чтобы он выполнил Волю Мою и прекратил истребление детей Моих. И как ты смеешь говорить Мне, что несправедливы Воля Моя и Суд Мой?!

И наступило молчание в Зале Суда.

2003, редакция 2018

Страсти монаха

Притча

И отворились перед странником ворота, ведущие во двор большого древнего монастыря. И когда вступил он во двор, его окружили облачённые в серые одеяния монахи с удивлением и молчанием, ибо перед ними стоял сбежавший много лет назад брат их. Ноги монаха были босы и изранены, а тело обмотано в грязные отрепья; чёрные грязные волосы паклями спадали на вытянутое лицо и худые плечи.

— О, братья мои, десять лет минуло, как я не ступал в обитель, не произносил слово Божие, не пел гимны Господу и не принимал причастия святого. И нет мне прощения Божьего, и нет мне пощады от могущественных ангелов Его. Могу ли я молить вас о смягчении сердец ваших и позволении войти в духовную обитель и быть снова среди вас?

И вышел к покаявшемуся монаху Старший Отец монастыря и, перекрестив его, впустил в монашескую обедню со словами:

— Не мне и не нам всем судить тебя, ибо на это Воля Божия, нам лишь даровано прощать. Ступай, опомнившийся, омой руки и лицо свои лавандовой водою, смени одежды и прими хлеба нашего, что и твой теперь, возлюбленный брат.

И последовал беглый монах по указу Старшего Отца, и вкусил он хлеба пшеничного, и испил воды с медовым привкусом. И в новых чистых одеждах он отправился на вечернюю мессу, но, как ни старался вспомнить он слова песнопений, ничего не получалось, и тогда совсем молодой монах протянул ему книгу, шёпотом молвив:

— Десять лет назад ты дал мне книгу о далёких землях, теперь мой черёд ответить, держи молитвенник.

Настал вечер, и монахи ушли в кельи свои молиться и спать до рассвета, чтобы затем снова начать утро с молитвою на устах и пребывать весь день в благодати и праведности. Но раскаявшийся монах задержался в саду монастыря. Слушал он шелест яблони, и видел он мерцание звёзд, и слёзы из глаз его падали на землю.

— Почему же ты плачешь?

— А, это ты, юный брат, что дал мне молитвенник?

— Почему же ты плачешь, коль вернулся в дом братьев своих?

— Сложно сказать, брат.

— Помнишь ли ты меня? Много лет назад меня оставили родители у стен этого монастыря. Ты читал мне сказки, тогда как другие читали Слово Божие.

— Михаил, неужели это ты? Да, ты, только теперь уже стал братом Михаилом.

— Скажи мне, почему из глаз твоих льются слёзы?

— Я плачу от радости быть здесь.

— Неужели все эти годы ты не получал радости?

— Ты слишком много спрашиваешь, Михаил.

— Нет, мне всего лишь интересно, брат Антоний.

— Будь острожен, ибо любознательность нередко приводит к греху.

— Грех — какое интересное слово. Я о нём много прочёл в книге, что ты перед своим побегом дал мне.

— Та книга изменила и погубила всю мою жизнь.

— И как же она изменила жизнь твою, брат Антоний, ведь там говорится лишь о других землях и богатствах их?

— А также о грехах и пагубности, Михаил.

— Ну и что из этого? Те дальние края столь прекрасны!

— Дальние края… Я их все исходил и вкусил все богатства их.

— Расскажи мне о богатствах тех дальних краёв.

— Зачем тебе знать это?

— Затем, что все эти годы я думал о дальних землях, в которые ты ушёл, как праведный монах каждый день думает о Царствии Небесном. Я представлял стремительный звонкий ручей, из которого ты пил под тенью не виданных мною никогда пальм. Я представлял стены богатых городов, в которые ты входил. Скажи мне, что ты видел за этими стенами? Скажи мне, что ты познал за ними? Скажи мне, зачем ты сбежал из монастыря?!

— Я познал всё, что только может дать жизнь, но так и не могу понять, почему я оставил десять лет назад обитель. Сами демоны уводили меня. Сразу же за стенами монастыря я пустился бежать. Я бежал по полям, спотыкался и летел кубарем со склонов, собирая одеянием своим пыльцу цветов и семена трав. Я вкушал плоды с деревьев, прокрадывался в сады близ деревень и, собрав в узел съестного, отправлялся в путь, неизвестный ни мне, ни всем монахам. Я шёл длинными дорогами и бесконечными полями, через лесные дебри и болота. Меня кусали ночью комары, а днём пчелы, солнце жгло белую кожу. За мной гнались лесные разбойники, но я спрятался от них в камышах, стоя по пояс в болотной тине. И вот через много дней я оказался у стен большого города. И были ворота его из бронзы, а стены из выточенного камня, и из сердца города доносились музыка и ароматы, пьянящие разум.

— И что же ты делал в том городе?

— Как только ступили ноги мои на площадь города, как меня подхватил хоровод, и не заметил я, как тело моё облачилось в цветные одежды, а волосы украсили цветы. Я не просил питья — мне давали сладкое вино из самых лучших погребов, я не просил еды — мне преподносили все яства от богатого стола. И был я среди них своим.

— И что же? Что же? Не молчи!

— В первую же ночь я предался наслаждениям, что давно жили во мне и не находили выхода на волю. И в последующие дни я вкушал плоды с древа наслаждений, и чем больше я их поглощал, тем больше мне хотелось других, доселе неизвестных. Голод рос во мне, как и желание быть открывателем всё новых и новых удовольствий. И тогда я посягал на новые рубежи греха и, вкусив оттуда, жаждал открыть следующие. Ах, мне ночи были днями, ибо бодрствовал я при луне, а дни были ночами, ибо спал я при солнце. Звёзды манили меня к наслаждениям, и я любил ночь, как и любил предавать себя греху в темноте. Я использовал духовные знания не для славы Господа, а для обогащения мирской своей жизни. И вскоре пальцы мои засияли перстнями, а руки браслетами, я то и дело менял наряды, ни разу не надевая одно и то же дважды. Мой дом был весь из мрамора, а в покоях стояли статуи, и многие из них изображали меня во весь рост. Я отбирал самых лучших девушек и юношей из родительских домов, чтобы, обучив их танцам и речам, службе и подчинению, продать купцам-перекупщикам.

— А они, как же они?

— Слушались. Они слушались меня, ведь я много платил и им, и их семьям. Мой дворец красовался на холме, и весь город принадлежал мне, ворота я сделал золотыми, а тех людей, что пустили меня в свой хоровод, я наделил жемчугом и серебром. Но вскоре желаниям моим стало тесно в стенах одного города, и я собрал армию покорять другие города, ибо там, я думал, можно познать новые ощущения. Но не прошло и двух недель, как моя армия была разбита, а город мой горел в огне. Все люди, служившие мне, были кто убит, кто пленён, те же, что остались на свободе, предали меня. И бежал я из своего города в чём был с пустыми руками. Через день голод стал мучить меня, но не меньше, чем от голода, тело страдало, лишившись наслаждений. И тогда увидел я нищих по дороге, и в руках у них был хлеб. Я предлагал им перстни, все перстни, что были у меня на пальцах, но они лишь гнали меня. Я преследовал их целый день, и, когда они пошли к реке омыться, я прокрался и забрал их последний хлеб. Если бы ты знал, как мне было весело тогда, я чувствовал себя победителем. И это была моя последняя ложная победа. Из всех деревень меня гнали; в одной грубые люди сняли с меня перстни и плащ, кинув взамен грязное отрепье. Я бежал из одних земель в другие, чтобы оттуда бежать в новые. Желания мои не получали насыщения, и вопль рвался из груди. Терзания были столь сильны, что я бил себя прутьями: вся спина моя была в крови, но жажда наслаждений не уходила. Я ел горькие травы, чтобы вызвать рвоту и отвращение к себе, я обмазывался тушами мёртвых животных, чтобы ненавидеть свою плоть и стыдиться её. Я бежал по ветру, чтобы он уносил зловонный запах от ноздрей моих. Затем я купался в реке и превозносил воду, как благодать. О, как я плакал тогда от радости, если бы ты знал это чувство, ты бы понял меня.

— Говори. Говори, какова была жизнь твоя!

— И затем я опять шёл туда, куда смотрели глаза мои. Леса и поля с реками сменялись каменными степями, где дул сильный ветер, а солнце пекло моё лицо. Степи сменялись песчаными пустынями, где сандалии мои износились до дыр, а кожа загрубела от солнца, губы потрескались от жары и стали, как кора дуба, язык от жажды высох так, что скрёб о зубы. Ноги несли меня туда, куда было угодно ветру, а глаза были полны песка, что резал, как нож. И тогда меня схватили люди на горбатых животных, они связали мои обессиленные руки и ноги. Я хотел кричать, но из моих уст вырывался лишь жалкий хрип, тогда они дали мне выпить воды, и я взмолился им, как богам. Но эти боги были жестоки со мной, они тащили меня по земле и издевались надо мной до самого города, где продали во дворец султана рабом.

— Рабом?

— Да, когда-то я и сам имел слуг, но я никогда не обращался с ними так, как обращались со мной мои хозяева. За малейшее неповиновение меня бросали в помойную яму на три дня или били до потери сознания розгами. А самое отвратное было есть с ладоней вельмож восточные сладости, и самое ненавистное — слышать их ухмылки и смех.

— И ты всё это терпел? Неужели у тебя хватало сил терпеть всё это?

— Я позабыл, кто я есть, и всё стало для меня несущественным. Ночь сменяла день, солнце луну, но для меня не было их, ибо я потерял счёт дням рабства своего. Но однажды в подвал, где спали я и другие рабы, вошли стражники и сказали, что султан умер от странной болезни и нас по велению нового правителя отпускают на волю. И уже через мгновение я покидал большой город, где был рабом. Некие люди дали мне скудную одежду и немного еды. Но тогда…

— Что, что тогда? Не молчи, Антоний!

— Но я не знал, куда мне идти. Моё тело ещё болело от ударов плетей, и душа всё не возвращалась ко мне. Я присоединился к циркачам, которые путешествовали большим караваном. Я проехал с ними много вёрст, был в таких городах, где женщины ходят в высоких головных уборах, а мужчины в стальных доспехах. Мы останавливались на ночь в маленьких трактирах посреди дороги, где за столами пьяные пастухи распевали песни о лугах, на которых цветут жёлтые лилии. Но не долго пробыл я среди циркачей: прока им от меня не было никакого, и они оставили меня посреди поля синих цветов. И двинулся я тропами через луга, леса, переправлялся через реки. Моей пищей были жёлуди и корни растений. Моё тело исхудало, а руки были изрезаны и исколоты колючими ветвями шиповника. В один пасмурный день я вышел к полуразрушенным стенам города, что были мне знакомы, ибо именно этим городом я когда-то владел, получая все возможные наслаждения. Радость и слёзы были со мной, когда я вступил на главную городскую площадь. Но на этот раз меня встретили голодные люди в рваных одеждах. И сказал я им, что несколько лет назад правил в этом городе, но никто не верил мне, все лишь смеялись надо мной, ведь я был ещё беднее их: мои ноги были обмотаны чёрными тряпками, а тело едва прикрывала мешковина. И когда одна женщина, подойдя ко мне, сказала, что я действительно бывший властелин города, все стали бросать камни в меня, даже дети бросали и старики. Я молил о пощаде, но слышал лишь обвинения за их голод и нищету. Еле держась на ногах, весь в крови, я выбрался из когда-то прекрасного и богатого города. Навстречу мне попался мальчик, я протянул к нему свои руки, моля о помощи, но он лишь плюнул мне в лицо.

— Как жестоки они были с тобой. Ведь когда-то ты давал им хлеб и золото — и чем же сей люд отплатил тебе! Воистину говорю тебе, несправедлива судьба твоя!

— Нет, Михаил, всё было справедливо, ибо я давал им хлеб и золото за чистоту их. Они ели с роскошного стола и носили дорогие одежды, купленные за наслаждения и грехи, а не за добро. Однажды, когда раны мои зажили, я сидел под большим старым дубом. Мне вспоминались все грехи мои, и, всё больше ненавидя себя, я понимал, почему мои бывшие горожане кидали камни в меня и что за каждый грех, совершённый с удовольствием, я расплачиваюсь страданиями. На всех землях, о которых я читал в книге, что дал тебе, я побывал. Я видел многие города с порядками, так не похожими на монашеские, вкушал запретное и горькое, радость и отчаяние, счастье и горе. Я познал добро и зло в людях, но больше того я познал, что́ есть добро и зло во мне самом и откуда проистекает зло и греховное устремление. И больше мне ничего не хотелось в этой жизни, я отпустил все желания и был готов принять смерть. Не помню, сколько я так просидел под дубом; помню, что, когда встал на едва окрепшие ноги, взял в руки ветвь взамен опоры и пошёл по дорогам. И были это те дороги, что вели меня когда-то прочь из монастыря. И встречались мне те же разбойники в лесу, но на этот раз они не преграждали мне путь, а лишь провожали меня молчанием. Болота пропускали меня через трясину, а камыши расступались. Ветер помогал мне идти в гору, с которой я однажды бежал, окрылённый свободой. Во сне или наяву ко мне приходили осиянные нимбом святые отцы, они с улыбкой смотрели на меня и протягивали ко мне руки свои. А я, а я лишь рыдал и просил прощения у них… И вот я оказался перед этими стенами, Михаил, и понял я, что нет ничего прекраснее в мире этих стен и что счастье моё, всё богатство моё не за пределами монашеской обители, а в ней самой.

— Какая судьба! Я и представить себе не мог такой жизни, про которую поведал мне ты.

— Моя жизнь здесь, Михаил.

— Однако десять лет назад ты считал иначе.

— Но ведь то было десять лет назад.

— Но почему же ты решил, что дом твой и счастье твоё здесь? Ведь там, вдали, куда прекраснее земли!

— Они есть ничто, там тьма правит.

— Разве же они не дали исполнение твоих желаний?

— А вместе с тем и страданий.

— Но ты ведь был счастлив?!

— Мне казалось, что я был счастлив. Да и длилось такое счастье всего несколько полнолуний, но даже и тогда я страдал: вкушая плоды наслаждений с улыбкою, я испытывал боль души, пусть и скрытую.

— Ну нет… Я бы не страдал на твоём месте сейчас.

— Ты дерзок и слеп, Михаил. Не следовало мне рассказывать тебе всего этого, не следовало.

— Но ты рассказал. Зачем же ты мне всё это поведал?

— Чтобы уберечь тебя от греха и ошибок.

— Уберечь? От ошибок? Нет, ты хвастался мне, ты разжёг во мне пламя жажды открытий. И не успокоюсь я, пока не утолю эту жажду.

— Михаил, Михаил! Остановись, не иди за пределы обители.

— Я давно открыл затвор у ворот, Антоний. Уже несколько лет я всё желал уйти. И вот, когда ты пришёл, я понял, что час настал.

— Ты будешь сожалеть потом, уже здесь.

— Я не вернусь сюда. Я пойду по дорогам, где не ступал ты. И забуду, навсегда забуду обратный путь.

— Не говори так, ведь рано или поздно ты раскаешься в словах своих.

— Пойдём со мной, Антоний. Мы будем править миром вместе.

— Нет, мне быть в этих стенах до конца дней. А ты ступай, коль не нашёл Бога здесь, так потеряй всё, чтобы обрести Его.

— Скажи мне на прощание добрые слова, Антоний!

— Помни путь обратный, Михаил. Я буду ждать тебя.

— Я забуду путь обратный. Прощай, Антоний!

— Ты уже ушёл, Михаил. Но я ведь знаю, что ты вернёшься.

2003, редакция 2018


Вавилонская башня

Новое прочтение

Высокие горы скрылись в океанских пучинах вместе с последними надеждами о возращении домой. Несколько лет трясений земли и вод разрушали в пыль и грязь деревни и города, вздымавшиеся волны уносили лодки, урожай и жизни в океан. Ничего не уцелело на месте великой империи, только воспоминания, которые выжившие будут передавать своим детям и завещать пересказывать потомкам.

Их осталось всего несколько сотен, и они не знали, есть ли ещё кто-нибудь кроме них на всём белом свете. Птицы привели их большой, но повреждённый штормами корабль в плодородную землю, по обе стороны которой текли великие реки, утоляющие жажду и дающие пищу.

Спустя год после потопа, когда был собран первый урожай и уже созревал второй, старший из выживших в потопе, Ханох, провозгласил:

— Мы оплакали нашу великую родину и ушедших родных. Но Отец Всевышний любит нас, Он спас наши жизни и даровал нам землю прекрасную, солнце и небо ясное. Мы собираем богатый урожай и строим дома для семей наших. Пришло время воздать хвалу Всевышнему и возвести в честь Него и во имя Его храм до небес, чтобы всяк наш потомок зрел величие Творца, а Всевышний и далее был милостив к нам.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее