16+
Голоса. Книга первая

Бесплатный фрагмент - Голоса. Книга первая

История движения индеанистов

Объем: 192 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

От составителя

Андрей Нефёдов (Ветер)

Я давно хотел прочитать книгу о людях, которых в нашей стране называют словом «индеанисты». Мне не нравится это слово, но другого не нашлось. И за эту книгу должен был взяться не я, а кто-нибудь ещё, потому что я никогда не причислял себя к индеанистам. До определённого времени я вообще ничего не знал о них. Мне нравилось изучать историю колонизации американского континента, интересовали некоторые индейские племена и отдельные личности. Чем глубже я проникал в их историю и культуру, тем крепче становились мои «пристрастия». Одно огорчало: у меня не было единомышленников, а мне очень хотелось обмениваться впечатлениями и делиться знаниями. Знания нуждаются в том, чтобы их разделяли с кем-то. В школе на меня смотрели как на чудака, ведь у всех имелись общие увлечения, а я был один-одинёшенек. Впрочем, некоторые мои одноклассники пытались порадовать меня и пару раз своровали для меня библиотечные книги про индейцев. Так на моей книжной полке появилась сначала «Последняя граница» Ховарда Фаста, затем «Песнь о Гайавате» Лонгфеллоу. Обе с дарственными надписями от моих закадычных тринадцатилетних друзей и с отрезанными уголками страниц, на которых прежде красовались библиотечные печати.

Когда же я стал собирать материал для этой книги, то оказалось, что в детстве делал то же, что и многие другие, кого позже стали называть индеанистами.

Мы оказались чертовски похожи: жадно накапливали газетные и журнальные статьи об индейцах, вырезали картинки из журналов и книг. Всё это вклеивалось в альбомы и тетради. Девочки вклеивали в свои альбомы цветочки и бантики, а мы — всё, что имело отношение к «краснокожим».

Однажды я вырезал из энциклопедии страницу с фотографиями к статье «Индейцы». То была не библиотечная энциклопедия, а наша собственная, она до сих пор никуда не делась, и полки шкафа прогибаются под её тяжестью. Но ведь всякий раз, чтобы полюбоваться той фотографией, надо было лезть в шкаф, листать тяжеленный том, искать, а мне хотелось взять книгу, где собрано сразу всё желаемое. И я составлял свою «энциклопедию». Для этого приходилось бессовестно портить журналы и книги, коим не повезло только потому, что там присутствовали фотографии или рисунки с индейцами, и добытые «ценности» перекочёвывали в альбом, где всё собиралось в единое целое, в единый мир, который можно неторопливо листать и всматриваться в лица и фигуры, сливаясь с ними… В одном из присланных мне для этой книге писем я обнаружил ту самую страницу из Большой Советской Энциклопедии, и это означает, что не только я покусился на тяжёлый том с буквой «И», не только на мне лежит грех этого подросткового преступления…

Сколько раз пытался я выхватить из прошлого тот самый момент, когда в меня проникла бацилла любви к индейцам. Это была именно любовь, а не увлечение перьями и томагавками. Копаясь в муравейнике моих чувств, я склоняюсь к тому, что зараза проникла в мою душу после просмотра фильма «Белые волки». Помню, как в пионерском лагере мальчишки обсуждали какие-то фильмы про индейцев, а я понятия не имел, о чём речь. Кто-то восторженно повторял имя Зоркого Сокола и название фильма. Вернувшись домой, я помчался искать афишу со списком кинотеатров Москвы (стояли такие огромные стенды на улицах — алфавитный перечень всех кинотеатров с указанием всех сеансов на ближайшую неделю) и там — о чудо! — обнаружилось, что в «Ангаре», ближайшем от нас кинотеатре, показывают «Белых волков». До кинотеатра ехать минут двадцать на трамвае, затем пешком петлять по каким-то проулкам. Я был домашним ребёнком, и для меня, десятилетнего мальчугана, такая поездка превращалась чуть ли не в поход на край света. И там, на краю света, я шагнул в мир, который поглотил меня. Бойня в форте Робинсон произвела на меня неизгладимое впечатление. А Зоркий Сокол — отважный, честный, сильный, красивый и справедливый, был настоящим героем. В первую очередь потому, что был справедлив. Хотелось ему подражать… Нет, это совсем не то! Не подражать, а быть как он…

Однако жило во мне, вероятно, что-то и до Зоркого Сокола (он же Гойко Митич), потому что я обнаружил старые кинокадры с моим участием, где я скачу по двору с «индейским» топориком в руке (палка, увенчанная на одном конце картонным лезвием) и перьями голубя, воткнутыми над лбом за ленточку, обвязанную вокруг моей головы. Откуда это? Что это? Ни одного фильма про индейцев ещё не отсмотрено, ни одной книги про них не прочитано, а игры в индейцев уже начались.

В 1969 году, когда я учился во втором классе, отец подарил мне пластмассовых индейцев и ковбоев и форт. Я был влюблён в них, хранил их много лет. Сначала этими пластмассовыми индейцами играли мои одноклассники, затем ими пользовались дети моих коллег, а теперь в них играет неведомый мне ребёнок, родителям которого я подарил этих индейцев совсем недавно… Может, эти пластмассовые фигурки и были той первой каплей, «отравившей» меня, а кино подоспело следом?

Как бы то ни было, но после «Белых волков» я стал бегать на все фильмы, если кто-то из школьных друзей сообщал, что там есть индейцы. Когда денег на билеты не было, мы бродили возле магазинов и выискивали мелкие монетки (за день-два набиралось на утренний сеанс). Мы беспрестанно играли в индейцев, носились по окрестным строительным площадкам, уверенные, что это не щебень и бетонные плиты, а красивейшие горы, увиденные нами в фильме «След Сокола», — Блэк Хилс (в фильме произносилось Блек Хилс — через «е»). В руках мы держали обычные палки, но для нас это были «винчестеры». Мы кричали куда-то в пространство: «Зоркий Сокол, иди скорее сюда, там проклятые бледнолицые!» И мне кажется, что Зоркий Сокол что-то отвечал нам, укрепляя нас в нашей борьбе за справедливость. Мы ведь следовали за ним, верили ему… Или в него?

В пятом классе я прочитал первую книгу, ошеломившую меня. Она называлась «Харка — сын вождя», написала её Лизелотта Вельскопф-Генрих. Всё в ней восхищало меня, увлекало, наполняло нетерпением и подталкивало вновь окунуться в ту атмосферу. Я упоённо прочитал «Харку» три раза подряд и даже написал школьное сочинение про эту книгу и схлопотал жирную двойку, так как написал не по предложенной учительницей теме. Мир приключений, индейцев и романтики слился в единое целое, одно стало неотделимо от другого. Принципиально иной была книга «Мой народ Сиу», не имевшая никакого отношения к приключенческой литературе; в ней для меня открылось «закулисье» народа, о котором так бойко повествовала Вельскопф-Генрих, и с того дня в меня словно вселился какой-то дух. Индейцы стали важнейшей частью моей мальчишеской жизни. Казалось бы, любая литература «про индейцев» должна была нравиться мне, но Фенимор Купер, которым многие восторгались, не оставил во мне такого яркого следа, как «Харка». Разумеется, я прочитал все книги про Кожаного Чулка (могло ли быть иначе?), но не увлёкся ни Ункасом, ни Соколиным Глазом. А вот Сат-Ок оказался мне ближе, журналы с его «Таинственными следами» долго жили у меня дома, и я свято верил, что в жилах этого польского писателя течёт настоящая индейская кровь. Лет через десять я узнал, что Сат-Ок Суплатович не имеет никакого отношения к коренным американцам. Меня это удивило, но не огорчило. Сат-Ок — замечательный, как бы сейчас сказали, проект с прекрасным маркетинговым ходом, а правду он написал или выдумал всё от первого слова до последнего, не имело для меня ни малейшего значения.

Сат-Ок и Гойко Митич, Фенимор Купер и Пьер Брис — это столпы советского индеанизма. Несколько лет я кормился с руки литературы и кино именно такого сорта, почти ничего не зная о подлинной истории. И вот в седьмом классе я получил в подарок книгу на английском языке — «Маленький Большой Человек»; было трудновато, но я справился. После этого романа мой взгляд на индейцев изменился в корне, однако Сат-Ок и Гойко Митич остались во мне, как память о первой сильной влюблённости, которую невозможно вычеркнуть, какой бы наивной она ни казалась позже, потому что эта влюблённость отворила самую первую важную дверь.

В пятом классе у меня очень недолго (может быть, полгода) был старший друг Андрей Сухих. Именно он принёс мне книги «Харка — сын вождя» и «Мой народ Сиу». Он называл себя Ункасом. С ним мы выискивали в кустарнике перья коршунов, с ним метали томагавк и стреляли из луков. Мы жили в Дели, столице Индии, в городке при посольстве СССР. Когда началась пакистано-индийская война, многих сотрудников посольства и торгпредства эвакуировали. В первую очередь это коснулось женщин с маленькими детьми. У Андрея Сухих только-только родилась сестричка, поэтому их семья попала в первую волну эвакуации, и мы расстались на долгие годы. Поначалу мы активно сочиняли друг другу письма с историями об индейцах и приправляли их многочисленными рисунками, затем наш энтузиазм иссяк, общение прекратилось. Встретились мы только в конце 1990-х. Я пригласил его на семинар «Гайавата», он с готовностью приехал и удивился, обнаружив там множество людей, глубоко погружённых в индейскую тему. «Ты помнишь, как привил мне страсть к индейцам?» — спросил я его. «Нет», — ответил он, и на лице его появилось недоумение. «Неужели не помнишь? А наши игры в индейцев? Помнишь, как ты мне палец рассёк томагавком?» — «Не помню», — сказал он. Я не мог поверить: он ничего не помнил, всё забыл! Как это возможно? Он, можно сказать, «подсадил» меня на одно из самых странных и неискоренимых моих увлечений и тем самым обрёк на долгое одиночество, но не помнил об этом ровным счётом ничего!

Повторюсь: я считал себя одиночкой, после Андрея Сухих до тридцати лет я не встретил никого, кто хотя бы частично разделял мою тягу к индейцам. Но летом 1992 года я внезапно обнаружил, что таких людей много. И не просто «таких», а гораздо более «повёрнутых на индейцах». На экране телевизора я увидел молодых ребят, одетых в настоящие индейские костюмы: кожаные рубахи, ноговицы с длинной бахромой, головные уборы из великолепных орлиных перьев! И всё это не где-то за океаном, а в Москве! Возможно, кто-то из них жил в соседнем доме, а я понятия не имел об этом…

Программа, о которой я упомянул, называлась «Майн Рид Шоу» и показывала так называемое индейское двоеборье: состязание в стрельбе из лука и гонки на спортивных каноэ. «Индейцы» присутствовали там в качестве красочной экзотики и в конце состязаний вручали победителю томагавк… Не знаю, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, если бы я не посмотрел ту телепередачу. Возможно, зарывшись в мою работу, так и не встретил бы индеанистов и многое осталось бы не осуществлённым. Индеанисты послужили импульсом для меня в реализации целого ряда идей.

Мои взгляды сильно отличались от воззрений индеанистов, что нередко приводило к жарким спорам. Со временем я перестал участвовать в спорах и просто делал то, в чём испытывал потребность, не оглядываясь на других.

С раннего детства я видел в индейцах символ борьбы за свободу и справедливость. Я собственными руками сотворил для себя этот символ. И позже, несмотря на улетучившуюся романтику и лирику в индейской теме и на приобретённые глубокие знания, я не изменил этому идеалу. Свобода и справедливость — превыше всего. Государство — злейший враг человека. Эти два убеждения слились в невидимый иероглиф моих чувств, который присутствует во всех моих работах. В этом иероглифе нашлось место и моему детству, наполненному жаждой любви и неприятием злобы. Детство наполнено открытиями, и все открытия фундаментальны. Когда детство уходит, наступает время накопления информации и материальных благ. Накопления не дают человеку ничего нового, они лишь обременяют.

Этой книги ещё не было, она только в мыслях бродила, а я уже сел за предисловие, чтобы как-то подтолкнуть её к рождению. Возьмись за дело, и дело пойдёт… «Расскажи о том, что думал и как изменялись твои мысли с годами, — твердил себе я. — Быть может, к тебе присоединятся другие — те, которые начинали так же, как начинал ты. Они расскажут об удивительном мире мечты, которую каждому удалось воплотить по-своему. Или расскажут о том, как эта мечта превратилась в прах».

Письма, письма, письма… Я слышал, что на раннем этапе становления Движения письма индеанистов являли собой настоящий культурный пласт. Говорят, это была эпоха писем. Но сегодня писем не дождаться. Я потратил немало сил, чтобы вызвать людей на разговор. В первую очередь меня интересовали «старики», то есть те, кто стоял у истоков Движения. Некоторые пытались уклониться от моих вопросов, ссылаясь на то, что ничего не помнят. Может, и впрямь не помнят, забыли… Память — очень ненадёжный спутник. Однажды можно оглянуться и с удивлением обнаружить, что многое забылось, превратилось в сон, который, кажется, только что здесь присутствовал, но воспроизвести его невозможно, он не нащупывается, от него осталось только ощущение — вот-вот вспомнится, вот-вот откроется, но не вспоминается, остаётся где-то рядом, однако в недосягаемости. Память нередко подсовывает нам не факты, а наши размышления об этих фактах, перекрашивая их в новый цвет.

Юра Котенко написал мне о работе над новой книгой: «Я сейчас пишу потихоньку и лениво о моём Беге по Америке. Так вот, моя кристально-чёткая память дала жуткий сбой: сначала я детально описал картину навеки запечатлённую в моём мозгу, ясную и недвусмысленную, — как нас напутствует вождь пенсильванских Делаваров — в головном уборе типа ирокезского гастовеха. Я даю точное описание этого убора и даже усиливаю его, поизучав эту тему в тырнете, что б уж исчерпывающе… И как финальную точку ищу и нахожу свою картинку-зарисовку этого события, сделанную там же чуть позже, по горячим следам — и, о ужас! — на картинке он нарисован в чёрной ковбойской шляпе!!! Всё остальное совпадает с памятью. Решил уточнить, найдя этот эпизод в своих дневниковых записях, которые делал там ежедневно перед сном, — описание всего прошедшего дня, каждого дня. Эти события описаны в абсолютном соответствии с памятью, кроме описания головного убора вождя. Там я написал, что он был в „солнечном“ головном уборе из перьев с двумя длинными шлейфами… Полный провал и фиаско… Так что пиши быстрей, пока помнишь что-то…»

В эти дни я читал мемуары Натальи Варлей, некогда известной на всю страну актрисы. В самом начале книги она написала: «В старости вдруг понимаешь, что всё прошло и никогда уже не вернётся. И некому „подхватить выпавшее знамя“. И ты, как рыба, выброшенная из родной стихии на песок, хватаешь воздух ртом — воздух воспоминаний своей так быстро пролетевшей жизни. А те, кто смотрит на тебя в это время, недоумевают или даже стыдятся, стараются не замечать твоих некрасивых слёз, не позволяют утянуть себя в эти волны, которые ещё бушуют внутри тебя… И в здешнем мире тебе отводится совсем небольшое место…»

Такие простые слова. Некому будет подхватить выпавшее знамя. Да и не узнает никто об этом знамени, если не рассказать о нём. Надеюсь, что в этой книге удастся поведать о том, что грело наши сердца не один десяток лет. Но я не автор этой книги. Она наполнена голосами и судьбами людей, не похожих друг на друга, и всё-таки очень схожих в том, как они открывали индейцев в себе и искали их вокруг себя.

Взявшись за это дело, я понимал, что оно интересно мне, но не был уверен, что оно будет интересно другим людям. Далеко не все согласились принять участие в этой книге, многие упорно не отвечали на мои вопросы, словно не замечая моих писем. Таких людей оказалось большинство. Их молчание угнетало и раздражало. Я называю такую реакцию пассивной агрессивностью. В этой пассивности люди трусливо прячут свою внутреннюю пустоту. Несколько человек высказались против появления этой книги, высказались злобно, и причину их злобности я не понимаю до сих пор. Возможно, всё дело в том, что я спросил их о прошлом, о мире, из которого они давно ушли и от которого у них не осталось ничего, кроме расшитых бисером вещей; меня же интересовала их душа, их чувства, их мысли. В их прошлом осталось то, чего они теперь лишены, то, что они, возможно, предали, но не готовы признаться в этом.

Когда основной материал был уже собран, я вдруг получил письмо, автор которого просил меня удалить из книги его воспоминания, испугавшись того, что могут сказать о нём индеанисты. Меня сильно огорчила его просьба, потому что он написал правдивую историю о себе, полную мыслей и чувств… Другой мой корреспондент решил помочь мне в сборе материалов по истории Движения индеанистов и принялся самостоятельно задавать вопросы своим товарищам по далёкой индейской юности. Они насторожились: «Зачем тебе это? Что ты вынюхиваешь?» И он перестал расспрашивать…

По этой причине в книге будут пробелы, возможно, даже серьёзные пробелы. И всё же меня греет мысль, что я положу начало, а кто-нибудь однажды продолжит. Мы должны рассказать, потому что мы — уже история. Индеанистов, появившихся в советскую пору, никогда больше не будет, и новое поколение, вышедшее из чрева интернет-цивилизации, не сможет понять того, что происходило с нами.

Мне всегда хотелось почувствовать чужую душу. Почему мы все разные, живя в одном обществе? Почему мы не похожи друг на друга даже в наших совместных играх? Почему мы не можем понять друг друга? Почему мы занимаемся похожими делами, но хотим добиться разных результатов? Мы незаметно вливаемся в новые условия, привыкаем к ним. Мы понимаем то, что происходит с новым поколением, однако новое поколение не понимает нас, ведь мы продолжаем ценить то, что им кажется ерундой. Взять хотя бы книги…

Добыть нужную книгу в Советском Союзе было делом непростым. Книги были настоящим сокровищем. Книгами дорожили. Если кто-то брал у друзей книгу почитать и «заигрывал» её (иначе говоря — не отдавал), то это считалось худшим из преступлений. Книги издавались гигантскими тиражами и тут же без остатка растворялись в огромной стране. Каждый из нас хотел, конечно, иметь у себя дома, под рукой, свою собственную полюбившуюся книгу. Один из моих корреспондентов написал мне, когда речь зашла о том, как мы в эпоху СССР собирали книги: «У меня „болезнь“ по индейским книгам протекала следующим образом. В шестом классе специально освоил фотографию, чтобы расширять свою библиотеку. Полностью переснял Шульца „Моя жизнь среди индейцев“, распечатал в виде фотографий и сделал примитивный переплёт. Получилась книга высотой как два кирпичика хлеба, поставленные друг на друга. В том же году ходил а городскую библиотеку и от руки, как средневековый монах Библию, переписал полностью Ди Брауна „Схорони моё сердце“ из журнала „США: экономика, политика, идеология“ (журнал на руки не давали)». Алекс Кучменёв добавил красок в эту картину: «В далёком 1977 году Женя Малахов (Четан) рассказал мне, что ребята то ли из Пензы, то ли из Саратова „переиздали“ вручную книгу Сат-Ока „Земля Солёных Скал“: переписали текст печатными буквами, перевели иллюстрации и воссоздали переплёт. Фактически её реконструировали (это при цене 44 копейки и тираже 75000 экз.!!!). А не было её нигде, просто НЕ БЫЛО. Мне она досталась году в 76-м, сильно потрёпанная. Из соседнего класса парень фанател от детективов (как я от индейцев), вот и махнулись книгами — я ему „Тайну музея восковых фигур“ (мура изрядная), а он мне Сат-Ока. Расстались оба два победителями)) Кстати, он теперь областной прокурор!» Денис Воробьёв рассказал мне, что в детстве он взял книгу Сат-Ока в библиотеке и, чтобы сохранить её у себя, начитал её на магнитофон. Вот как сильно ребёнку хотелось иметь ту книгу! Способны ли сегодняшние дети, вскормленные неохватными возможностями интернета, понять это?

Я тоже начитывал книгу на магнитофон, но преследовал иную цель. Меня глубоко тронула «Последняя граница» Говарда Фаста, и я хотел оживить её. Я читал в микрофон, а на задний план подкладывал музыку и всякие шумы — топот копыт, выстрелы, свист ветра. Из некоторых книг я выписывал наиболее понравившиеся фрагменты и делал к ним иллюстрации. Текст и картинки должны были находиться на одной странице и наползать друг на друга, тогда они становились для меня не просто самостоятельными рисунками, а составной частью книги, и через это я сам как бы делался частью произведения, сливаясь с текстом с помощью моих рисунков. Магия воображения…

Пытаясь разобраться в некоторых моментах прошлого, я стал задавать моим корреспондентам вопросы о Гойко Митиче и обнаружил, что люди, пришедшие в индеанистику в пост-советское время, не способны понять, кем был Гойко Митич для тех, чьё детство выпало на 1970—80 годы и кто увлёкся индейцами тогда. Мы ценили Гойко Митича не за талант и не за похожесть на индейца. Митич одарил нас уникальными чувствами. Сегодня кино не пробуждает таких чувств. Нам повезло: нам дали возможность ощутить чистоту романтики, и мы впитали её в себя. Фильмы с участием Гойко Митича дали мне идеалы и создали мир, куда я мог сбежать и где, вероятно, мог даже спрятаться. Этот мир разрастался по мере моего взросления, обретал новые черты и постепенно стал совсем не тем, каким был в детстве. Точно так же и я стал другим. Но параллельно с моим новым «Я» существует и прежний «Я», и у меня не возникает потребности расстаться с ним. Таких людей много, и мы безошибочно узнаём родственную душу, потому что мы видим друг в друге наше детство — его лучшую сторону. Подлинное взросление не лишает человека способности смотреть на мир глазами ребёнка.

Индеанистика советских времён — это детский идеализм. Индеанистика двадцать первого века — это взрослый прагматизм. Родившиеся на двадцать лет позже меня уже не способны понять, о каких материях я говорю. Заинтересовавшись индейцами сегодня, они никогда не увидят в них то, что видели мы. Они разглядят в них что-то своё, но никогда не станут теми, кем были мы. В нашем увлечении мы были настоящими богачами, ибо сокровища, которыми мы обладали, хранились внутри нас, это сокровища души. С расстояния прожитых лет говорить об этом можно уверенно.

История советских индеанистов — это рассказ о людях, которые чувствовали себя одинокими и долго не знали, что есть ещё кто-то, разделяющий их взгляды. Они долго искали друг друга, строили своё сообщество, примеряли на себя разные образы жизни, сходились и расходились. Одни исчезли, другие остались, некоторые стали легендой, кто-то живёт одиноко, кто-то предпочитает общину. История индеанистов полна мифов, как всякая другая история, но у меня нет желания выискивать истину, делать какие-либо умозаключения, оспаривать чью-то точку зрения. Я лишь попытался собрать воспоминания разных людей о разных событиях — значительных и малозначительных.

Кто-то захотел поделиться своими воспоминаниями и мыслями для этой книги, кто-то отказался. Индеанисты обладают всеми известными человеческими слабостями, среди которых лень занимает не последнее место. Это просто срез общества. В этой книге собраны также публикации советской прессы об индеанистах, о Пау-Вау, об алтайской общине; эти публикации сыграли важную роль в жизни некоторых людей, поменяли их судьбу.

Я не «прилизывал» присланные мне тексты — у каждого автора своё лицо, своя степень открытости, свои неповторимые чувства к прошлому и своя вера в будущее. Я позволил себе сделать лишь несколько принципиальных редакторских правок: во-первых, исправил написание индейских племён, всюду поставив заглавную букву, поскольку для меня любое индейское племя является живым организмом, со своим характером и своими традициями, поэтому название племени — это имя собственное, во-вторых, привёл к единой форме слово «Пау-Вау», ибо кто-то пишет его слитно, кто-то — раздельно, кто-то — с маленькой буквы, кто-то — с большой. Надеюсь, авторы размещённых здесь текстов простят мне эту мою давнюю прихоть.

Вундед-Ни

Андрей Нефёдов (Ветер)

В 1973 году мне было тринадцать лет, я жил с родителями за границей. В городке при советском посольстве не было телевизоров, поэтому новости поступали только через газеты и журналы. Газет я не читал, политическая информация меня не интересовала. Не помню, как я узнал о событиях в Вундед-Ни, но узнал с опозданием, быть может, через пару месяцев, а то и позже. Кто-то из друзей принёс мне газету, где была большая статья. Чуть позже кто-то другой принёс журнал «Костёр». В резервации Пайн Ридж всё уже закончилось, и я воспринял информацию о восстании в Вундед-Ни как и всё остальное об индейцах — то есть как историю. Года через три, уже в Москве, мне в руки попал журнал «Новое время», где была публикация о событиях 1973 года. Это восстание сделалось вдруг необычайно близким, словно вчера случившимся. Внезапно индейцы оказались в одном со мной времени и продолжали сопротивляться колонизаторам, далёкое прошлое как бы соединилось с днём сегодняшним — примерно такое чувство появилось во мне в те дни. Впрочем, это чувство быстро испарилось. Индейцы девятнадцатого столетия — вот что интересовало меня в первую очередь. Остальное являлось своеобразным необязательным для меня «довеском»… Весь трагизм и глубину событий 1973 года я осознал значительно позже.

Когда я принялся расспрашивать людей о том, что они, будучи детьми, испытывали в 1973 году, читая про осаду Вундед-Ни, стало очевидно, что все были под сильным впечатлением. В поисках информации о событиях в Вундед-Ни они жадно читали партийную, комсомольскую и пионерскую прессу. Большинство моих корреспондентов рассказывали о том, как неусыпно они следили за восстанием в резервации Пайн Ридж, резали газеты и журналы, собирали информацию в специальные тетради и альбомы. Многие считали, что индейцам, державшим оборону, надо оказать посильную помощь. Николай Лукаш написал мне: «Прочитал об этом в журнале „Костёр“, и срочно захотелось в окопы Вундед-Ни».

Владимир Скляров

В 1973 году очень подробно освещалось восстание в Вундед-Ни. Это была тема унижения и дискриминации коренного населения в США, противника СССР. Услышал я скорей всего в новостях по ЦТ, а т.к. меня интересовало всё связанное с индейцами, я начал скупать журналы и газеты со статьями о Вундед-Ни. Конспектировал сообщения из новостей по радио «Маяк». Но это уже больше относилось к судебному разбирательству в Сент-Поле.

В 1960-70-е мы выписывали много газет и журналов: газеты «Правда», «Известия», «Учительская газета», «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Пионерская правда», журналы «Наука и жизнь», «Квант», «Знание-сила», «Техника молодёжи», «Пионер», «Юность», «Роман-газета». На толстые журналы было сложно подписаться. Когда началось восстание в Вундед-Ни, я начал покупать в киосках еженедельники «За рубежом», «Новое время». Журнал «Ровесник» исчезал из киосков мгновенно. Тогда мы были самой читающей страной мира, а сейчас большая часть населения вышвырнули свои книги на мусорку. Книги теперь держать дома стало не модно, это раньше они выходили миллионными тиражами и их было не достать. А мы с женой в 1987 году ездили в Москву специально за книгами… Я целый день тогда простоял в Доме книги с «книжными жучками», но всё что хотел найти приобрёл… Люди, прозванные «книжными жучками», стояли у Дома книги и продавали книги с рук, скупали ценные у тех кто, нёс книги в букинистику. На книги выдавали талоны в кассах, они знали, где и на какие книги. Так что я с ними подружился, и они помогли мне найти нужные книги. При появлении ментов прикидывались дурачками или случайными покупателями. Главным у них был парень лет тридцати, армянин. Мы ездили с ним на такси, причём платил он и вынес нам из какой-то пятиэтажки то, что мы не нашли у «жучков» в магазине.

Валерий Булатов

1973 год, мне 10 лет. Я уже зачитывался книгами Шульца и Вельскопф-Генрих, обожал фильмы студии киностудии «ДЕФА» про индейцев. И вообще меня увлекало всё, что связано с индейцами — книги, картинки, фильмы. О современных индейцах я знал мало — что они живут в резервациях и что иногда собираются на совместные праздники, где танцуют в национальных одеждах. И вот в телевизионной передаче «Международная панорама» увидел сюжет о восстании индейцев в Вундед-Ни. Диктор рассказывал о том, что посёлок с восставшими окружён силовиками. На кадрах мелькали полицейские, военные машины. Внезапно в кадр попали несколько типи. Точно такие я видел в кино! Несколько индейцев в повязках и в современной одежде что-то рассказывали горячо журналистам.

Помню, что меня в то время поразило — некоторые индейцы были с усами. В кино я такого не видел. И в том сюжете я увидел кадр, который в последствии облетал все СМИ мира. Индеец в налобной повязке, одетый в куртку, держит в руках современную автоматическую винтовку с оптикой. Это снимок я потом встречал не раз в разных газетах.

Сюжет о восстании, помню, меня очень взволновал. Я считал, что все «индейские войны» уже давно закончены. Позже об этом в восстании была небольшая статья в «Пионерской правде» и журнале «Костёр», причём в «Костре» вместо фотографий были рисунки, потому что журналисту, побывавшему в лагере повстанцев, не разрешили фотографировать. И он сделал несколько быстрых профессиональных рисунков. Там были типи, индейцы с оружием. Все эти вырезки я бережно собирал и хранил. Потом в какой то из газет была статья о том, что лидеры восстания арестованы, им грозит тюремный срок. Помню фото человека с длинными волосами в тёмных очках. С друзьями не раз обсуждали эти события, гадая, чем это всё может кончиться.

Тимофей Уланов (Военный Головной Убор)

Как все, я собирал фотографии индейцев, вырезки, подшивки делал всякие. Про Вундед-Ни я услышал, когда жил в Иркутской области, в интернате на острове Ольхон. Неделю мы жили в интернате, на субботу и воскресенье нас отпускали домой, но это долгая дорога. Для школы выписывали газету «Правда», вот там я и увидел большую статью про восстание в Южной Дакоте. Я сражён был. На следующий день уже во многих газетах публиковались заметки про Вундед-Ни. Так я узнал имена активистов ДАИ (Движение Американских Индейцев) … В 1978—1980 годах я служил в армии и где-то в середине этого срока посмотрел фильм «Родина, которую украли». Колоссальное впечатление! Столько чувств сразу всколыхнулось! И опять там тема Вундед-Ни.

Юрий Мартыненко (Дым)

Вундед-Ни 1973 года — это нормальное моё воспоминание, ибо связано с определённым случаем. Видимо, был я тогда в 4-м классе (закончил школу в 1979), когда нам и сообщили на каком-то уроке, про это самое восстание. Далее, прогуливаясь на переменке по первому этажу, заглянул я в «политическую витрину» под стеклом, представлявшую собой наклонный стол с крышкой, и глазам своим не поверил, увидев там среди прочих политических подборок, вырезку про Вундед-Ни, и — что немаловажно — там даже была карта места событий!!! Разумеется, всё это должно было стать моим, поэтому решение было принято сразу, и мне пришлось разрабатывать одну из первых моих «военных операций»: незаметно подкрасться, вскрыть застеклённую крышку под замком и изъять сами документы.

К сожалению, солидная гора моих альбомов с вырезками, добытыми нередко с определённым риском для жизни, была испорчена у отца в гараже, который регулярно заливался протекавшей с потолка водой.

Владимир Кошелев (Орлиное Перо)

Газеты и журналы много писали о восстании в Вундед-Ни. Мы все собирали те статьи, делали целые альбомы из фотографий и статей. Это было второе рождение. Наша игра в индейцев обрела реальную почву под ногами. Именно события 1973 года и послужили знакомству индеанистов друг с другом через переписку с редакциями, и вообще, появлению смысла и цели будущего движения.

Александр Буслаев (Овасес)

Есть у меня толстый самодельный альбом с вырезками из газет и журналов, и начинается он с событий в Пайн Ридж. Конечно же, это был взрыв эмоций — индейцы есть! Они сражаются, и мы никакие не сумасшедшие! За год до этого я ходил по Ленинграду в красном свитере с вышитым орнаментом из орлиных перьев, в надежде встретить единомышленников, но тщетно…

Альберт Осипов (Левая Рука)

В то время я активно собирал информацию об индейцах в СМИ. Поэтому о событиях в Вундед-Ни я узнал из журналов «Огонёк» и «Ровесник». Потом о них стали писать и другие: «Советская Россия», «Известия», «Труд», журнал «Новое Время». Я сильно переживал и восхищался смелостью индейцев. Перечитывал каждую заметку и обсуждал с «соплеменниками».

Алексей Кучменёв (Рысян)

В 1973 году мне только весной исполнилось 12 лет, и я ещё не так серьёзно следил за газетным материалом, больше интересовался книгами и публикациями в журналах (именно тогда я начал конспектировать «Народы Америки», 1-й том — мама принесла мне из библиотеки. Законспектировал весь, а потом ещё и переснял на фотоаппарат, и распечатал). Могу сказать, что на меня телевизионные новости о событиях в Вундед-Ни произвели впечатление, но книги и фильмы оказывали на меня более сильное влияние.

Анатолий Сидоров (Дикий Кот)

В 1973 году я ходил в 3-й класс средней школы. О восстании что-то слышал, но без подробностей. Я так понимал, раз индейцы взялись за оружие, значит, их сильно достали. Само понимание сути происходившего до меня стало доходить спустя 5-8-10 лет после событий.

Валентин Бусько (Великий Рысёнок)

У меня всё началось лет с двенадцати. Это произошло в 1973 году, когда активисты Движения Американских Индейцев заняли Вундед-Ни, а у нас в стране все это показывали по телевизору. Хотя до этих событий уже были какие-то фильмы, в основном производства ГДР и других европейских компаний. Всем детям они нравились.

Юрий Котенко (Злой Глаз)

Однажды по телевизору показали, как индейцы в одной из резерваций захватили посёлок белых. Времена были непростые, информации ноль, но мы как могли следили за развитием восстания. По утрам первым делом шли к стендам с утренними газетами и лезвием аккуратно вырезали заметки с новостями из резервации. Гордились.

Мы грезили свободой, у нас был свой мир, в котором не было места муштре и обязаловке. Поэтому комсомольские дела нам были неинтересны (я даже в армии в комсомол не вступил). Но время шло, и годам к пятнадцати из всего нашего класса верными своему детскому увлечению остались человека три, не больше, после армии — я один из всей нашей компании. Впрочем, в армии я нашёл единомышленников, таких же, как я, одиночек…

Сергей Немков (Мато Нажин)

Я русский, живу в стране, во многом не похожей на Америку. Но я насквозь пропах «индейским духом». Почему так, мне ещё трудно разобраться, но одно я знаю точно — другим я уже никогда не стану!

Когда мы начинали, мы просто играли в индейцев, не задумываясь над серьёзными вещами. Тогда мы не знали, что индейцы займут особое место в нашей жизни.

Читая в детстве Фенимора Купера и Майн Рида, мы узнавали об индейцах в романтическом свете, видели их экзотическими дикарями в перьях. Разукрасив себя примерно так же, бегали по кустам и оврагам с самодельными луками.

Но время шло. Мы создали своё племя, стали больше читать, увлеклись сбором материала, смотрели фильмы об индейцах. Серая Сова, Сат-Ок и многие другие книги воспитали в нас восхищение индейцами, мы узнали их с героической стороны. И вот мы выросли, многое изменилось в наших взглядах. Сами начинаем постигать сложность жизни. Служба в армии помогла узнать самих себя — на что мы способны. И тут только, когда на своей шкуре, испытав множество трудностей и лишений, усталость, холод и настоящий голод, нам раскрылся весь трагизм судьбы индейских племён. Стало близким и понятным их горе, которое мы прочувствовали теперь не только умом, но сердцем. Но будущее индейцев в их руках. Это на весь мир сказали молодые индейские парни, взявшиеся за оружие в Вундед-Ни в 1973 году.

На вопрос журналиста, что собираются делать индейцы в ответ на разграбление правительством их земель, Сидящий Бык воскликнул: «Индейцы! Кроме меня индейцев больше нет!» Старый вождь ошибался, одинокий в своём гневе. Много лет спустя нашлись настоящие индейцы, поднявшие томагавк войны за свободу своего народа. Такие люди существуют, и не только в Америке.

Мне говорят, что моё увлечение — это детство, игрушки для взрослого парня. А я спрашиваю себя: стал бы я, взяв винтовку, сидеть в холодных окопах под Вундед-Ни, отстреливаясь до последнего патрона, который оставляют для себя, чтобы не даться живым в руки полицейских? И отвечаю — стал бы! А это уже посерьёзней игрушек.

Таких, как я, много, но каждый сам по себе. А нужна такая организация, чтоб её членов связывала не пустая болтовня и переписка, а живое дело. Чтоб эта организация была многочисленной, но вступающие должны проходить испытания. В ней не должно быть слабых и случайных. Уважение друг друга, доверие и знание цены сказанного слова, выполнение обещаний — это должно быть законом для нас. А иначе чего мы стоим. Трудностей у нас много, но меня это заставляет ещё активнее браться за дело. А поле деятельности для такой организации не так уж мало, как может показаться со стороны. Деятельность индейских клубов ГДР, Чехословакии, Польши, Венгрии наглядно это показывают.

Активисты Движения

Андрей Нефёдов

Распределяя материалы по главам, я понял, что необходимо всё-таки дать обзор ситуации 1970—1980 годов. Моё представление о том, как начиналось Движение, изменилось, когда я прочитал ранние публикации Орлиного Пера (Владимира Кошелева), дневник Красного Волка (Евгения Курбатова) и тетрадь Одинокого Ходока (имя этого человека не может вспомнить никто).

Я обнаружил, что эти тринадцати-пятнадцатилетние подростки не просто играли в индейцев, но занимались также и политикой, приправленной, конечно, в первую очередь спецификой индеанизма. Они объединялись в группы и союзы, ставили перед собой задачи, порой неосуществимые из-за идеализма, свойственного индеанистам тех лет. Поиски единомышленников выливались в горячие споры о правильности выбранного пути, отстаивание своих взглядов нередко приводило к расколу в созданных группах.

Одной из выдающихся фигур Движения индеанистов был Виктор Козлов (Кагаги Чёрный Ворон). В начале 1970-х он создал своё «племя» в Литве, но сегодня об этой группе ребят никто ничего не помнит, никаких свидетельств не сохранилось, поэтому говорить о них нет смысла. Сам Кагаги прославился тем, что уехал жить в Эвенкию, провёл там много лет, мечтал однажды перебраться через Берингов пролив в Америку и поселиться среди индейцев. Кагаги пользовался большим авторитетом среди первых индеанистов, его имя часто упоминается в дневниках и письмах.

В 1970 году в Новосибирске возникла группа Красные Стрелы, о чём написал Орлиное Перо в альбоме «Красные Стрелы»; его рассказ — единственное письменное свидетельство того, чем занимались эти ребята. Именно Орлиное Перо стал основателем общины Голубая Скала, именно он увлёк за собой тех немногих, о которых позже сложилась настоящая легенда. У Красных Стрел (понимай Орлиное Перо и Мато Нажин) была идея, и они пытались воплотить её всеми доступными способами.

В 1973 году образовалась группа Каучи, лидер которой — Красный Волк — предлагал своим единомышленникам настоящую идеологическую платформу. Каучи просуществовали более десяти лет, составили свою письменную историю. В дневнике Красного Волка, частично представленного в данной книге, есть запись от 7 апреля 1988 года о том, что он до конца оформил «Историю Каучи 1969—1981»: «Ещё в 1982 году за это дело брался Эварт Острый Томагавк, но ему удалось напечатать тексты только к 1985 году, правда, всего 4 экземпляра. Затем Большой Бобёр изъявил желание взяться за оформление самого альбома, но и тут случился затор, тексты и фотографии пролежали у Бобра полтора года. И только теперь наша история приобрела вид альбома и даже твёрдую обложку».

В 1975 году был создан СоД — Союз Джосакидов (Союз Пророков, позже ставший Союзом поддержки индейцев Америки — ПИА). Само название говорит о том, что организация создана подростками («Песнь о Гайавате» предлагает краткий словарь индейских слов, встречающихся в тексте; согласно этому словарю, «джосакиды» означает «пророки»), поэтому и задачи СоД сформулированы скорее в пафосно-агитационной форме: «Поднять знамя протеста против расовой дискриминации», там же сказано, что СоД — боевая группа прогрессивной молодёжи. Но в тетради СоД, которую вёл Одинокий Ходок, нет ничего о конкретных делах, там только призывы, обращения «к братьям по Союзу», клятвы и стихи.

Я выделяю только эти три группы из множества народившихся в те годы «племён», потому что из всех индеанистов они имели определённые принципы, поначалу привлекавшие единомышленников. Но, как и все прочие индеанисты СССР, они шли тропой идеализма, многих отличала категоричность, бескомпромиссность. Они искали сподвижников и соратников, остальные стремились найти, как мне кажется, просто друзей, которых объединял бы общий интерес к индейцам.


Евгений Курбатов (Красный Волк)

(из дневника)

1969. Впервые смотрю фильм об индейцах «Чингачкук — Большой Змей». До этого мечтал попасть в Африку, чтобы помочь своим чёрным братьям. Фильм заставил задуматься и о судьбе индейцев. В доме №87 по улице Гагарина «родилось племя», воином которого я и стал.

1970. Игра в индейцев была в чужом дворе, моим друзьям это не нравилось. В августе я и мои друзья по двору организовали своё «племя Делаваров»: вождь — Большой Медведь, три девочки — Красная Пума, Дикая Роза, Жемчужина и воины — Дикий Буйвол, Синий Бизон, Прыткая Рысь, Джо. Повязка и колчаны сделали из старых папок для книг, бахрому брали от абажуров, перья — от чаек, делали луки. Лица разрисовывали цветными карандашами и мелками, учились метать томагавки, ходили в походы за город, воевали с «племенем» Зоркого Сокола.

1971. «Племя Делаваров» нашло место для своего лагеря на осушенном болоте. Строили шалаши из ивовых ветвей и травы, заключили мир с племенем Зоркого Сокола, стали проводить советы. В жертву приносили голубей и лягушек. Стали оформлять альбомы и писать конспекты, делать выписки об индейцах.

1973. Меня выбирают вождём. Большой Медведь уступает мне своё место. В планах создать своё собственное «маленькое государство», со своими законами, своим языком и письменностью, танцами, песнями, одеждой. Решили назвать себя «белыми индейцами» (джи-хо). Племя теперь называется — Каучи (на выдуманном языке «каучи» означает «огненные»). Восстание Сиу в Вундед-Ни, те зверства, что учиняют белые в Африке, США и других странах, заставило нас создать в школе, где многие из нас учились, организацию ЗПЦ (Защита Прав Цветных). В ЗПЦ входило 30 человек, считай, весь класс Большого Медведя и Каучи. Писали в редакции журналов и газет.

1974. Начинаем переписку с Громкой Совой из г. Раменское (Московская область). Через Сову познакомились с Кагаги — Чёрным Вороном из Литовской ССР. Кагаги многому научил нас… Племени Зоркого Сокола не стало, из бывших его воинов к нам перешёл Зелёный Бобёр и стал шаманом племени.

Написал в редакцию газеты «Пионерская правда» письмо по вопросу создания индейских кубов в СССР. Кагаги уехал вместе с Одиноким Ходоком в Эвенкию.

1975, 23 января. Мне 17 зим. Написал письмо в журнал «Пионер», в котором рассказал о «белых индейцах» СССР, послал фотографии Каучи и Кагаги, где он в праздничной одежде, с флагом из белых перьев индюка.

22 октября. Через редакцию журнала «Пионер» познакомился с вождём «белых Сиу» Одиноким Ходоком и Маленьким Бобром, шаманом «Тетон» (г. Киев). ели мясо собаки, но после рассказов Серой Совы стали по-другому смотреть на охоту.

16 ноября. Совет племени. Завели денежный фонд племени, членские взносы по 30 копеек в месяц. Деньги пойдут на нужды Каучи.

5 декабря. Узнал, что в Америке было племя Сауки, что в переводе с индейского означает «огненные люди». Каучи на выдуманном нами языке тоже «огненные». Вот такие дела.

1976, 4 февраля. Организован всесоюзный союз индеанистов СоД-ПИА. Я прошёл ритуал вступления в СоД, стал «джосакидом».

24 февраля. Аллигатор, один из организаторов СоД, предложил провести демонстрацию протеста перед зданием посольства США. Думаем принять в ней участие.

23 июля. Прочитал заметку о немецких «Дакотах», очень захотелось выкурить трубку мира с их вождём Большим Орлом. Есть идея создать индейский клуб при доме пионеров в Великих Луках.

29 июля. Написал в журнал «Ровесник» письмо с просьбой рассказать о деятельности индейских клубов ГДР.

1977, 28 августа. Вождь Сод-ПИА объявил конкурс на лучший альбом о Дакота.

6 сентября. Предложил Мато Нажину из Новосибирска провести обряд братства по-команчи (обменяться одеждой).

1978, 1 мая. Вместе с Одиноким Волком ездили в Великие Луки, познакомил его со своими Каучи.

21 мая. Был в гостях у Одинокого Волка, делали Волку головной убор из перьев лебедя. Одинокому Волку дали имя — Много Лиц. Ходили в этнографический музей.

18 октября. Два дня назад был в гостях у Много Лиц. От него узнал, что из-за пустой болтовни Орлиное Перо (г. Новосибирск) чуть было не осудили за антисоветизм.

14 декабря. Новосибирцы предложили создать отдельный «индейский» посёлок. Получил письмо от Кагаги с планом создания индейских клубов в СССР.

1979. Много Лиц пишет своё мнение о работе Кагаги по организации индейских клубов в СССР. Он резко критикует его работу. Думаю, что «чегеварские замашки» Кагаги никто не примет, поэтому его план не имеет поддержки среди джи-хо СССР.

Владимир Кошелев (Орлиное Перо)

Красные Стрелы

С момента своего появления мы находились в постоянном поиске. В поиске своего пути, своей цели. Были находки, были и ошибки. Многие из вас найдут в нашем рассказе созвучие со своими мыслями и чувствами. Я попытаюсь в этом альбоме рассказать о нашем пути длиной в десять лет (1970—1980).

Красные Стрелы — группа людей, которые красят свои стрелы в красный свет, появилась весной 1970 года. Причиной тому послужили покорившие нас физические и душевные качества индейцев, героев книг и фильмов. Тогда нас было четверо, и самому старшему из нас было шестнадцать лет, младшему — двенадцать. Но мы все как один решили стать такими же, как индейцы, совершить множество подвигов и заработать себе настоящее индейское имя, сшить одежду, научиться стрелять из лука и метать томагавк. Это была единственная цель, но она заслонила всё, и мы уже ни о чём другом не думали и не говорили. С гордым видом ходили по улицам и с презрением, даже с чувством превосходства взирали на «бледнолицых», отрицая буквально всё, что не касалось индейцев и их образа жизни. Дошло даже до того, что мы перестали одно время употреблять хлеб. Довольно часто, чтобы доказать свою храбрость, совершали рискованные поступки, иначе какие же мы индейцы!

Летом 1971 года мы находим подходящее место для стоянки нашего племени и впервые делаем попытку испытать на себе индейский образ жизни. С тех пор природа сделала нас своими преданными сыновьями, и мы посвящаем ей всё своё свободное время. Приезжать каждый год на нашу первую индейскую стоянку стало племенной традицией. В тот период индейцы представлялись нам такими, какими их создал на экране Гойко Митич, наш кумир. Другими мы их не воспринимали, так как именно такие индейцы нам нравились. Да это и не удивительно, ведь все наши знания заключались в фильмах «ДЕФА» и детских увлекательных, настоянных на романтизме книгах, перечитанных множество раз. Каждая новая такая книга была для нас памятным событием, куском хлеба в голодный год, глотком воздуха для утопающего. Когда в 1972 году в наши руки попала книга Милослава Стингла «Индейцы без томагавков», мы испытали второе рождение. Помню, как все вместе, ещё до открытия, мы прибежали к магазину, первыми ворвались в зал и, схватив бесценный клад трясущимися руками, помчались домой, где листали и перелистывали её до самого вечера, рассматривая каждый рисунок и каждую фотографию. С них на нас глядели не киношные, а самые настоящие индейцы, великие индейские вожди, оказавшиеся к нашей великой радости ничем не хуже, а даже намного лучше киношных. Прочитав книгу, мы испытали глубокое уважение к индейскому народу и были потрясены правдой истории покорения Запада. Настоящие события оказались гораздо значительнее и драматичнее, чем их представляли в фильмах. Настоящие индейцы, с их ярким свободолюбием, сразу стали вытеснять полюбившихся ранее персонажей приключенческих романов и фильмов. Стоило нам взять в руки книгу «Индейцы без томагавков», как какое-то праздничное настроение охватывало нас, будто мы сами попадали в мир индейцев. Одни строки нас приводили в трепет, другие — в ужас и негодование, а от третьих нас подбрасывало со стула с неистовым нечленораздельным воплем, немного напоминающим индейский боевой клич.

Книга Стингла была очень своевременна и стала для нас отличным учебником, а также послужила началом второго этапа нашего развития. Возможно, опоздай она, или наоборот, появись чуть раньше, и не было бы у нас второго этапа, в котором уже наравне с романтикой индейской жизни нас интересовала история этого народа и его культура. Начались поиски материала, работа с ним.

В 1973 году, после восстания в Вундед-Ни, которое было подобно грому среди ясного неба, появилась масса статей и заметок о бедственном положении индейцев в США. Само восстание и новая волна материала ответили на вопрос, который мучил нас до этого времени. Неужели современные индейцы племени Дакота совсем ничем не похожи на Дакотов Сидящего Быка и Неистового Мустанга? Неужели современные индейцы совсем утратили те национальные черты характера, которые не дают нам жить как все люди? Нет! Они не смирились с засильем, бесправием, нищетой. Они продолжают бороться. Они вновь, как и прежде, взялись за оружие, на той самой земле, где похоронено сердце Неистового Мустанга. Оно в этот миг было с ними. С ними были и наши сердца. Восстание, на которое способны лишь индейцы, разом перечеркнуло все наши сомнения и обеспечило широкую дорогу нашему увлечению. Теперь никто не мог нам заявить, что мы, мол, копаемся в прахе и пытаемся поднять мертвеца из забытой могилы. Индейцы сейчас прилагают все усилия для восстановления и сохранения собственной культуры. Они не вымерли и вымирать не собираются, поэтому и наша работа в этом направлении не лишена под собою почвы.

Итак, к концу 1974 и началу 1975 года мы уже представляли собой не игроков в индейцев, а кадровых, если так можно выразиться, «закалённых» индеанистов. Работу с материалом (теорию) мы не отделяли от практики лесной жизни. Одно дополняло другое. Природа всё больше и больше притягивала к себе, и мы всё чаще подумывали о таёжной жизни.

Весной 1975 года, через журнал «Костёр» узнаём адрес своего единомышленника, списываемся с ним и делаем друг другу визиты. Через него узнаём о других парнях, таких же как и мы. Нашей радости нет предела. Мы не одиноки! Переписка с новыми друзьями и переработка материала, хлынувшего теперь потоком, поглощает нас полностью. Но и эта увлекательная работа не вытеснила любви к природе. Летом этого же года мы делаем первую разведку Алтая, горы которого давно были у нас на примете. Год переписки принёс много нового и свежего, раздвинул границы нашей «подпольной» деятельности. Мы перестали быть «дикими» индейцами и понемногу, осторожно, стали выглядывать из своей норы.

В 1976 году, в год столетия победы индейцев на Литтл-Биг-Хорн, неожиданно узнаём об организациях «белых индейцев», цель которых — не много, не мало — помощь индейцам Америки! Трудно описать то многообразие чувств, обрушившихся на нас. Наконец-то мы нашли то, что так долго искали, чего нам так не хватало в нашей деятельности. В этом же году нас приняли в «Союз Джосокидов». Это событие было началом третьего этапа развития Красных Стрел. Теперь все наши мысли направлены на то, как помочь индейцам, как сделать СоД-ПИА мощной боевой и пользующейся популярностью организацией. Этот период характерен подъёмом деловой и творческой активности. Было разработано и предложено множество приёмов деятельности и вариантов структуры организации. Огромная переписка отнимала у нас почти всё свободное время. Манипуляции с материалом и писанина стали основным нашим занятием, которое, как наркомания, втягивала нас всё сильнее и сильнее в свой круговорот. Желание иметь много материала об индейцах, основным источником которого является переписка, связало нас по рукам и ногам. Мы стали похожи на тех коллекционеров, которые занимаются только тем, что увеличивают свою коллекцию. Такая перемена в деятельности насторожила нас. Материал нам нужен как воздух, но выходило так, что не он работал на нас, а мы работали на него. Однако это занятие приносило нам удовольствие, так как оно являлось частью деятельности организации, возложенной на плечи Красных Стрел, и мы гордились этим. Но всё же мы начали опасаться, как бы в этой кутерьме не растерять свой индейский дух, не сделаться бумажными душонками, рабами материала и не сгнить за письменным столом.

Летом 1977 года мы забрались в глубь Алтая и от всей души «поистязали» себя. Погода как нельзя лучше способствовала этому. Перед перевалом через хребет — невыносимый зной, за перевалом — нескончаемый дождь, но это не помешало нам чувствовать себя счастливыми. Наверное, то же испытывает дикое животное, которое вдруг выпустили на волю из тесной клетки. Целый месяц длилась эта прекрасная жизнь. Для полноты ощущений, для духовного очищения, а также в честь 101-й годовщины победы индейцев на Литтл-Биг-Хорн, поставив своё типи, высоко на скалах, мы начали священный пост. Семь дней ничего не ели, пили только воду, на восьмые сутки выпили чаю, на девятые к чаю испекли лепёшки, и лишь на десятый день мы поели нормально. После этого поста, который действительно стал для нас священным, мы приобрели себе тайных духов-покровителей и поняли много того, что не поняли бы никогда о духовном мире индейцев и их религии. Я советую всем индеанистам пройти священный пост, лишь тогда они поймут его огромное воздействие на душу человека, многое пересмотрят в своей жизни и сделают надлежащие умозаключения.

После поста мы вернулись домой, похожие на тени индейских предков, — такие же худые, в изорванной одежде, но с огромным зарядом энергии и чётко распланированной активности. Эта активность сыграла немаловажную роль, как ни странно, не в укреплении, а в развале организации СоД-ПИА. Когда дошло до дела, то выяснилось, что организация не способна к активной деятельности, а значит, не способна выполнять свои задачи. Последовала цепь огорчений, разочарований, негодований и ссор. Всё это и послужило причиной развала.

СоД-ПИА развалился, и вместе с ним рухнули все наши алтайские планы. У нас пропал интерес к общественной деятельности, коллекционеров из нас тоже не получилось, а желание уйти в тайгу, стоявшее во время деятельности СоД на втором плане, теперь стало единственным и непреодолимым.

Размышляя над случившимся, мы пришли к выводу, что самыми эффективными организациями будут лишь те, где все члены связаны не перепиской, а непосредственным коллективным общением. Незаслуженно забытые индейские клубы ГДР — отличный тому пример. Но такие клубы у нас — это очень далёкое будущее, и нам оставалось одно — идти в тайгу, где накапливать и совершенствовать опыт лесной жизни и по мере возможности работать с материалом, который отступил на задний план. Природа теперь стала единственной нашей отдушиной, она не раз нас выручала в подобных моментах. Мы уже полностью были готовы сделать решающий шаг, чтобы окунуться в её чащу, сверкающую и всегда дающую нам силы. Но неожиданный приезд Кагаги вновь изменил все наши планы.

Встреча с Вечным Бродягой Кагаги прошла очень плодотворно, мы сразу нашли общий язык, и в совместных беседах пришли к следующему выводу: индейские клубы — единственный реальный способ помощи индейцам, и наша цель — ускорить их появление. Обо всём этом мы с Мато Нажином, конечно, думали и раньше, задолго до приезда Кагаги, но именно тогда у нас родился первый интересный и реальный план организации Клуба. Решено было вместе с семьями переехать на Алтай, например, к Телецкому озеру и устроиться на работу в заповедник. По нему проходит туристический маршрут, участники которого — люди из разных городов должны были стать нашими клиентами по части пропаганды индейской культуры и современной борьбы. Мы рассчитывали начать вчетвером, а потом увлечь других. Этот вариант удачно совмещал все наши цели и желания. Другой вариант — устроиться работать в деревню. Увлечь индейцами группу мальчишек, а может быть, и более взрослых парней. Добиться разрешения у местных властей построить индейский центр между двумя стоящими рядом туристическими базами (детской и взрослой) и вести в свободное время среди туристов широкую пропаганду. Дети — народ особенно восприимчивый, и в то же время они — будущее нашего движения. Третий, самый «розовый» вариант состоял в том, что пропаганда индейской культуры в виде театрализованных представлений, концертов и лекций, облечённых в интересную и увлекательную форму, и должна быть нашей основной работой. То есть мы должны работать в сфере туризма или обслуживания туристов. Такой индейский центр должен был бы находиться на базе туристов или выстроен в каком-нибудь прекрасном месте на маршруте, где туристы могли бы задержаться на день, отдохнуть и заодно познакомиться с индейцами и их проблемами. Для осуществления этого варианта необходимо убедить алтайское министерство по туризму в выгодности, привлекательности и экзотичности данного мероприятия, которое обеспечит широкую известность и популярность алтайского маршрута и увеличит наплыв туристов. Мы и сейчас считаем этот последний вариант лучшим. Индейский клуб как нельзя лучше вписывается в алтайскую природу…

В июле 1979 года мы с Серой Совой, приехавшим к нам из харьковской области, втроём едем на Телецкое озеро, чтобы на месте прозондировать почву для жизни и будущей деятельности. Вариант с заповедником отпал сразу. В нём отсутствовали даже малейшие признаки советской власти, и работать нам пришлось бы на «кордонах», заброшенных к чёрту на рога. За полгода мы не увидели бы ни одного человека, не говоря уже о туристах, а заниматься пропагандой среди браконьеров и бандюг нам не хотелось. Но если б вы знали, как зачесались у нас руки на этот заповедник, ведь просто звереем, когда видим беззаконие. Но самое главное, что наша заветная мечта — жить и работать в тайге, среди гор, охранять нетронутую природу от хапуг и сволочей разной масти, находилась у нас в руках. Нам предложили буквально сейчас же долететь вертолётом до кордона Чедро — райской долины среди прекрасных гор, и мы могли остаться там на всю жизнь. И в первый, а может, и в последний раз ничто не мешало нам сделать это. И если бы наша мечта не расходилась теперь с целью, из-за которой мы приехали в заповедник, то ей суждено было бы сбыться. У меня защемило сердце, когда наш теплоход отчалил от берега. В этот момент мы навсегда распрощались со своим счастьем. Теперь все надежды оставались на деревню. Пусть это не заповедник, но ведь здесь та же природа. Достаточно того, что будем здесь жить. Главное — индейский клуб.

Эти мысли немного успокоили нас. Когда мы разведали обстановку в деревне, то выяснилось следующее: работа в леспромхозе, плюс работа по дому и хозяйству, минус советская власть и минус малейший интерес местного населения ко всему, что не пахнет спиртом делали обстановку равной нулю, а нашу жизнь в этих условиях — прозябанием. Оставался только третий вариант, но на его осуществление нужны годы, а если осуществлять в деревне, то и десятилетия.

Вывод: на Алтае есть все условия для продуктивного существования клуба, но отсутствуют условия, необходимые для его появления. Отсюда следует, что в начале нужно создать клуб, а затем, опираясь на него, ехать на Алтай.

Вернувшись домой, мы вплотную обратились к изучению деятельности индейских клубов. Больше всего нас интересовали подробности появления и основа их существования. Опираясь в основном на личный опыт и знания, на опыт немецкий клубов, мы развили свою теорию особенностей возникновения индейских клубов в СССР.

Первый съезд индеанистов Советского Союза — примечательное и очень своевременное явление. Он призван решить вопрос и проблемы индейских клубов, способов их организации и дать толчок этой работе.

Евгений Курбатов

Братья Джосакиды! Как птицы кружатся в небе, так в наших головах кружатся вести из-за океана. Все эти вести вдохновляют нас на борьбу за светлое будущее, за счастливую жизнь всех угнетённых.

Чикагский съезд американских индейцев многое принёс нам. Мы услышали голос американских индейцев. Один из них — голос Маленького Цветка, индеанки из племени Хопи. Маленький Цветок сказала: «Американские индейцы — забытый народ, но индейцы не намерены вечно оставаться забытыми. Они сделают всё, чтобы их голос был услышан».

И мы услышали ваш голос, красные братья!

Он просиял нам солнцем в ясный день, он прогремел громом в непогоду, он расцвёл цветами весенним днём. Голос ваш прилетел к нам из посёлка Вундед-Ни, из монастыря близ города Грэшем, из Бие-Муза, из ларегя в горах Аризоны.

Мы услышали ваш голос, красные братья!

Джосакиды белых индейцев гордо поднимают свой голос в защиту индейцев и всех угнетённых! Гордо поднимем синее знамя с красным типи и сломанной трубкой Мира, поднимем знамя борьбы и громко крикнем — Ихо-эхи!

Валентин Бусько (Великий Рысёнок)

Братья! Великий Рысёнок обращается ко всем Джосакидам!

Условия нашей жизни не сравнить с жизнью в резервациях. Коренные жители Северной Америки живут в ужасных условиях. Но что же нас к ним влечёт? Романтика? Нет, вовсе нет. Наша цель — как можно больше узнать о них, об их жизни до цивилизации белых и в наши дни. Мы уже много знаем об их прошлой жизни из прочитанных нами книг. Их смелость, мужество, ловкость, сила, благородство, устои, обычаи и манера вести себя поражают нас. Но сердце кровью обливается, когда вспоминаешь, что осталось от всего этого. Мы жители социалистической державы, и поэтому мы не можем спокойно смотреть, как исчезает в тяжёлой неволе такой прекрасный народ. Наши сердца горят решимостью помочь им. Пока в США и Канаде существует чуждый нам строй, о коренном изменении жизни индейцев не может быть и речи. Но всё же на некоторые изменения мы можем надеяться и не сидеть сложа руки. По этой причине и был организован наш СоД-ПИА, который должен в дельнейшем стать движущей силой в борьбе за наши идеалы. Так давайте же подниматься на борьбу и любыми путями стремиться помочь индейцам!

Хау! Я сказал.

Виктор Козлов (Чёрный Ворон Кагаги)

Кагаги очень рад, что узнал так много настоящих Джосакидов и с удовольствием примыкает к ним, к их борьбе в поддержку индейцев Америки. Но также Кагаги печально, что все Джосакиды разбросаны по большой стране, как стрелы из колчана, что способствует упадку нашей СоД-ПИА. Когда-то Кагаги был один, и он знал, как это тяжело, как нужна моральная помощь и поддержка. Потому Чёрный Ворон призывает всех Джосакидов собраться в один кулак, в один пучок стрел, тогда их не так легко будет сломить, и поддержку индейцев они смогут осуществлять с куда большим авторитетом. Сам же Кагаги продолжает осуществлять своё дело, двигаясь на восток. Это в интересах как его личных, так и в интересах СоД-ПИА.

Единомышленники

Александр Буслаев (Овасес)

(вопросы и ответы в письмах)

Овасес: Я родился 13 мая 1952 года в семье военного: его «катюши» находились у Петропавловска-на-Камчатке, оттуда семья переехала сразу в Сертолово под Ленинградом. Вообще-то моя родня из тамбовской губернии. Мой прадед ещё был русским или, может, угро-финном (был большой и светлый), но потом пошло смешение, и я ростом — в мою монгольскую родню. Отец учился в Смольном (партшкола) и привозил интересные книги: «Одиссея капитана Блада», «Последний из Могикан» и т. д. Рядом с домом был лес, озёра, а значит рыбалка и охота… Позже, когда пришла пора влюбляться, мать пожалела меня и подсунула старенькую книжонку «Земля солёных скал» — она, конечно же, думала, что делает доброе дело, но моя крыша полетела в сторону Канады, и пошло и поехало…

Я самостоятельный индеанист (отметь это на будущее).

В 1972 году я познакомился с Николаем Андреевичем Внуковым. Тогда я учился в мореходке на каменном острове и жил в Ленинграде. Он про меня многое знал и подарил свою книгу с посланием к индейцам Америки. Он и направил ко мне «лесного брата» Ябебири много лет спустя.

Серёга Иванов (Ябебири) заразился индейцами от Хозяина (Виктор Морев) в ПТУ, где они учились на столяра. Они ходили в лес и сделали каноэ из бересты. Иванов состоял в туристической группе и с ними ходил в походы по Карелии, а ещё он сделал себе маленький типи и хранил его на антресоли в коммуналке, где его вонь ставила всех на уши. Как говорят в народе, он разосрался с группой Хозяина и пошёл искать новых друзей вначале к Внукову, а затем прямиком в мои когтистые лапы. В 1980-м он нашёл меня в Ленинграде, я был уже студентом Художественного училища им. Серова. Как раз 1-го апреля это и стряслось! Он был настоящий ходок — побывал у Красного Волка, перезнакомился с ленинградскими индеанистами. Мы провели встречу у меня в общежитии: я имел отдельную комнату. С этого всё и началось.

Андрей Ветер: Мне бы хотелось разобраться с клубами, которые существовали в Ленинграде. Был какой-то «Этнос», о котором Рысян и Вапити рассказывали в программе «У вас 5 минут». Была комната в ДК Кирова. Был какой-то ЛИК. Была штаб-квартира Павловых…

Овасес: На Совете под напором Орлиного Пера приняли решение создать первый Клуб в Ленинграде, а затем, опираясь на авторитет Ленинграда, оказать моральную поддержку индеанистам других городов. Я так понимаю, что в результате индеанистам стало легче доказывать, что они не психи. В моей деревне некоторые так и думали — псих, но я был очень активным комсомольцем, а в индейских костюмах появлялся только во время новогоднего карнавала и при этом танцевал индейские танцы у всех на виду. А вот после побега из мореходки мне вежливо предлагали показаться к врачу, и только энкаведешники знали, что мы не психи, ибо они владели информацией обо всех индеанистах. Они даже пытались нас вяло попугивать, но это для проформы. Иванов отвечал в клубе за лесные дела, и надо сказать, все места проведения Пау нашёл он. Четан (Малахов) учился в универе: пресса, документы и т. д. — на нём, а я вёл переписку и сочинял прокламации. Перед первым Пау мною же была проведена почтовая эстафета — я посылал по кругу наш журнал «Эхо Вундед-Ни» (редактором был Четан). Ещё мы проводили встречи с людьми, выступали с концертами: пели песни индеанистов и даже танцевали (есть фото материал).

«Хау-кола» — это приветствие тех индеанистов и пароль для знакомства. Ленинградский индейский клуб (ЛИК) в последствии «Алькатрас» — был создан сразу после Совета по его решению. Начальная часть материала написана мною. Большое Сердце (Павлов) ушёл в армию перед Советом, в квартире его семьи выделили комнату для клуба: там собрали общую библиотеку, проводились встречи и т. д.

Семья Павловых не только приняла нас с нашим клубом, но и сами они принимали в нём участие, а ещё подкармливали нас, голодных студентов, и никто из состоятельных родственников не помогал им. Иногда приезжие индеанисты дневали и ночевали в квартире у Павловых и без особой благодарности. На квартире Павловых готовился первый Пау: закупалась посуда, продукты, инвентарь, а также кроились типи. Нам «порекомендовали» ходить на лекции в институт этнографии в количестве не менее девяти человек. Иногда на лекциях, кроме меня и Павловых, никого не было. Во время встречи в институте этнографии мы выловили Поющую Радугу (Игорь Леонтьев), он очень оживил деятельность Клуба в плане практической этнографии… Когда Вапити вернулся из армии, они создали другой клуб и назвали его «Этнос».

Ольга Пакунова (Поющая Лань)

Я попала в клуб перед первым Пау-Вау, весной 1982 года. Там было человек шесть: Четан — руководитель клуба, Бобёр, Овасес и две девушки. Всего пять человек, и я — шестая. Вапити и Волк в это время отсутствовали, потому что служили в армии. Клуб размещался на Владимирском проспекте, в квартире Павловых. На момент моего знакомства с ними я закончила девятый класс, переходила в десятый.

На первом Пау-Вау мне исполнилось шестнадцать лет. На том Пау Бобёр объявил, что наш клуб получает официальный статус. Нас приписали к Дому Народного Творчества на улице Рубинштейна. Мы ходили туда на собеседование, нам устраивали прослушивание, я что-то там пела, и меня даже звали участвовать в каком-то хоре. По этому адресу находился и ленинградский рок-клуб. Дамы, которые принимали нас в Доме Творчества, подарили нам билеты на концерт в этом рок-клубе. Кажется, мы пошли на тот концерт втроём: Овасес, Бобёр и я.

Когда наш Клуб официально организовался, нам выделили комнату в ДК им. Кирова и назначили куратора — девушку, которая «опекала» нас, присматривала за нами. Когда мы выезжали в лес на наши индейские мероприятия, она присоединялась к нам. Наверное, в её обязанность входило написание каких-то отчётов: чем мы занимались, как мы себя вели и т. п.

Мы однажды выезжали осенью на 83-й километр, где летом мы проводили Пау-Вау. Там стояла большая чёрная палатка Овасеса — типи, где мы проходили очищение дымом. Внутри лежал череп бизона. Мы входили туда по одному, а кураторшу внутрь не пригласили, поэтому она не знала наверняка, что там происходит. Церемонию проводил Овасес. На тот момент информации о настоящих ритуалах у нас было очень мало, почти совсем не было, и Овасес выдумывал многое, чтобы наполнить нашу индейскую жизнь. Овасес выходил из типи, замысловато пританцовывая, и указывал на кого-то из нас. Когда очередь дошла до меня, я шагнула в типи. Что там происходило, я теперь точно не вспомню, но мы то ли палец прокалывали, то ли руку резали, чтобы кровь капала на бизоний череп. Вот после этой церемонии человек считался вступившим в «племя». От нашей кураторши мы ничего не скрывали, но внутрь она не попала, потому что в наши ряды вступать не намеревалась. Она не была одной из нас, но и чужой мы её не считали. Она наблюдала нашу жизнь, и я теперь понимаю, что наши действия выглядели странно. Странными они казались не только посторонним людям, но и некоторым родителям. Я помню, как родители Лены, моей подруги, ворвались однажды в квартиру Павловых, где мы проводили много времени, и устроили скандал, мол, что тут за компания, что за мужики и прочее, прочее. Многое, наверное, выглядело странным… Мои-то родители спокойно смотрели на моё увлечение индейцами, их не беспокоило даже присутствие непонятных личностей, которые ночевали у меня после Пау-Вау…

Любое неформальное молодёжное движение вызывало вопросы. Для того и создавались клубы, чтобы за нами можно было приглядывать: вот вам комната в Доме Культуры, сидите и читайте книги, обсуждайте. Но мы не только читали книги, мы проводили церемонии, которые выглядели странными. В результате однажды пришло письмо «сверху», в котором говорилось, что у нас очень непонятная организация и что клуб индеанистов лишается официального статуса…

Владимир Кошелев (Орлиное Перо)

Новосибирская группа Красные Стрелы возникла в 1969 году. С Мато Нажином мы были друзья детства. Остальными членами группы стали наши родные братья и одноклассники. Импульсом к появлению Красных Стрел послужил фильм «Белые Волки». Хотя справедливости ради надо сказать, что в индейцев мы стали играть гораздо раньше…

Идея Большого Совета была в то время жизненно необходима для создания единого Движения из разрозненных индеанистов. Была выработана программа Движения, и одним из основных пунктов было создание клубов. Для привлечения молодёжи и формирования общественного мнения вокруг индейской проблемы. А также для пропаганды индейской культуры. Таким образом, мы собирались помочь индейцам в их борьбе за свои права и свободу. А помощь индейцам была тогда основной целью Движения. Позже я изменил своё мнение по этому поводу и пришёл к выводу, что главная цель нашего Движения — создание собственной общности на основе индейской культуры и достижение духовной гармонии с окружающим миром. Но когда я высказал свои обоснования этой цели на общем совете (Пау-Вау 1984), меня не поддержали. За исключением тех немногих, кто поехал со мной на Алтай.

Алексей Кучменёв (Рысян)

(вопросы и ответы в письмах)

Алексей Кучменёв: В 1979 году я служил в Германии, в десанте, поэтому не был ни на Большом Совете, ни на первом Пау-Вау. У меня сохранилась огромная пачка писем от Жени Малахова (Четан). Он не просто писал мне в армию, он переписывал от руки письма, которые ему приходили от ребят — от Чифа, от Красного Волка, от Мато Нажина, от всех. Помню, я был ещё в учебке и получил от Малахова фотографию Мато Нажина, и я просто охренел, увидев его, потому что Мато был почти Гойко Митич, такой выразительный. Но Женя просил меня вернуть фотографию, потому что она была в единственном экземпляре. Вот это доверие! Прислал фото, чтобы я посмотрел и порадовался, какие люди есть в наших рядах.

Но с теми письмами случилась беда. В Германии нам не разрешали почему-то хранить письма из Советского Союза. Какая-то шпиономания царила там. Поэтому я прятал их. А это же не просто письма, а каждое по восемь листов размером А-4, исписанные мелким почерком с двух сторон! Большущие! Он и газетные заметки переписывал для меня. Вот что такое переписка индеанистов тех лет. Большие тёплые портянки — так мы называли их.

И вдруг нам объявили, что намечается проверка, зачистка, велели всем срочно выбросить письма. И я спрятал эти письма под старую мясорубку. На кухне стояла огромная тяжёлая мясорубка, которой никто не пользовался. Я приподнял её и запихнул под неё всю пачку. И надо же было случиться, что на следующий день там стали делать ремонт, и мои письма обнаружились! Хорошо, что там руководивший ремонтными работами солдат из Чечни оказался добрым мужиком. Он принёс мне письма, правда, половина уже куда-то подевалась. Спрячь, говорит, куда-нибудь подальше. И я закопал их в вишнёвом саду. Завернул их плотно в пакет и зарыл в землю.

Андрей Ветер: Но ведь не только письма были?

Алексей Кучменёв: Захожу я как-то в книжный магазин «Литература народов ГДР» (там и немецкие, и венгерские книги продавались) и вижу там человека. Здоровый, с длинными волосами, на руке чокер. Подхожу к нему, заглядываю через плечо и вижу, что он читает «Индейцы без томагавков». Я ему говорю: «Хау, кола». Он поворачивается и отвечает: «Хау, кола». И всё, мы пошли вместе. Так мы Койота нашли и Синего Орла, и Жёлтую Собаку и других… Мы находились в общем пространстве. В кино пошли смотреть индейцев, обратили внимание на девочку. Сеанс закончился, мы ещё раз в зал (смотрели ведь по два-три сеанса подряд), видим, что девочка тоже повторно идёт на этот фильм. И третий раз она идёт на тот же фильм. Понимаем, что своя. Познакомились, оказалось, что это Звезда.

Сильный внутренний подъём был. Мы все перед армией, хотели ничего не упустить, стремились друг к другу, чувствовали друг друга. И письма, конечно. Я называю это эпистолярным периодом нашего индеанизма. Все друг другу писали. Другого способа общаться не существовало в природе, если говорить о тех, кто жил в разных городах.

Андрей Ветер: В 1985 году в Ленинграде была уже большая индейская тусовка?

Алексей Кучменёв: Да, это уже была «вторая волна» индеанизма. В 1985 году была такая телевизионная передача «У вас 5 минут», её вела, кажется, Эмма Панфилова. Каждому участнику или коллективу давалось ровно пять минут рассказать/показать/спеть и т. д. зрителям. Мы пришли втроём: Вапити, Большое Сердце и я. Притащили слайды, я говорил (нам даже дали больше времени — единственным — аж девять минут!), сорвали шквал аплодисментов. А потом всех заинтересованных отправляли уже к нам, в клуб «Этнос». Телевидение нашло нас через Вапити, а на Вапити вышел Невзоров, когда снимал свои «600 секунд». Вот и потянулась цепочка: Этнос-Вапити-Невзоров-Панфилова… После передачи откликнулось около 500 человек по Питеру, осталось же человек 25…

Андрей Ветер: То есть вы там были как индейцы?

Алексей Кучменёв: Да, но не в индейской одежде. Мы показали слайды с Пау и коротко рассказали историю нашего Движения.

Андрей Ветер: А скажи мне, насколько плотно вас «пасли» товарищи из органов? И под каким соусом.

Алексей Кучменёв: В те годы плотно «пасли» всех неформалов. Была история с рейдом милиции, когда всех повязали на квартире Сергея Павлова (тогда собирались на Владимирском, у них была большая квартира, а в ней так называемая «Фугасная комната», где был страшный бардак из всяких индейских вещей, и ещё в этой комнате всё время кто-то жил — и Перо, и Мато, и Койот, и Хотя, и Красный Волк). Это было году в 1981, я тогда ещё служил в армии. Одинокий Волк и Овасес, кажется, были там в тот день. Ну, ворвались милиционеры, руки завернули и — в участок. Потом отпустили. И ещё заставляли «стучать» — под страхом отчисления из Универа с шестого курса. Милиционерам нужна была информация — кто, где, что и когда. Из наших в Универе учились Звезда, Ворон, Роса и ещё кто-то. «Пасли» нас без сомнения, но сильно не прессовали… Мато Нажина «пасли» даже (на Алтае в 1987 году, я тогда с ним жил, помню хорошо). Приезжали в Кукую особисты и забирали Мато…

Ольга Пакунова (Поющая Лань)

(вопросы и ответы в письмах)

Андрей Ветер: Оля, ты была знакома с семьёй Павловых? У них на квартире, как я понимаю, был некий «штаб» или «клуб» в начале тех времён. Что-нибудь можешь рассказать о них?

Ольга Пакунова: Конечно, была знакома. В принципе, кроме того, что в одной комнате у них был вот этот наш Клуб ЛИК, мне нечего добавить. Я самой семьёй не интересовалась.

Андрей Ветер: Они так и остались среди индеанистов, или как-то у них всё «рассосалось»?

Ольга Пакунова: Да они и не были индеанистами, то есть, индейцы никого из детей не интересовали, кроме Сергея, кажется, но он был в армии, а потом год руководил клубом, когда мы уже в подвал какой-то переехали, но всё это было как-то непонятно тогда… Одна из дочерей, Вера, стала женой Орлиного Пера, но она тоже в принципе сама не индеанистка, жила с ним на Алтае, двое детей, потом уехала, они уже много лет не вместе. У Павловых мамаша, Анна Абакаровна, вела картотеку с адресами. Я до сих пор не очень понимаю, как у неё в квартире это устроилось и какую она играла роль, но помню, что там всё было не очень однозначно.

Андрей Ветер: Рысян написал мне, что там однажды произошла облава, всех забрали. А потом отпустили.

Ольга Пакунова: Милиция нагрянула к Павловым, всех, кто там находился, забрали в милицию. Я тогда провела всю ночь на улице Каляева, в изоляторе предварительного содержания, в одиночной камере. Мне было пятнадцать лет… Это самое весёлое, что произошло в Клубе и что связано с Павловыми. В итоге выяснилось, что старшие братья украли что-то, потом они сидели… Я тогда была только на индейцах повёрнута, так что не особо понимала, что там «у взрослых» происходит, и сами Павловы стали мне неинтересны, как только я врубилась, что они не знают ничего про индейцев.

Леонид Шардин

Когда я учился в школе, учительница по литературе просила нас вести отдельную тетрадь, куда мы записывали бы, какую книгу и когда мы прочитали, а также впечатления от прочитанного. Называлась тетрадь «Читательский дневник ученика». Я его сохранил, и там обнаружил запись от 10 марта 1984 года о первой прочитанной мной книге об индейцах. На момент «литературного знакомства» с индейцами мне было двенадцать лет.

Заканчивая читать одну книгу, искал в библиотеке следующую. Появилась отдельная тетрадь, куда записывал индейские имена, отдельные слова и т. д. и т. п. Вырезал из газет и журналов статьи. Пришивал к тренировочному костюму бахрому от настенного ковра с оленями. Из перьев голубей и ворон делал головные уборы и украшения. В общем, занимался всем тем, чем занимались все, кто интересовался индейцами в нашей стране в то время.

1987 год. Конец мая–начало июня. Вечером выходного дня по Пятому ленинградскому телеканалу показывали передачу «У вас 5 минут». Там выступали представители разных театральных студий, творческих мастерских и руководители «кружков» по интересам. На презентацию своей деятельности им выделяли пять минут. Если выступление или рассказ нравился зрителям в студии, то они поднимали табличку (картонную руку в виде знака «V» — два пальца) и выступающим добавляли ещё две минуты… Такими людьми, увлекательно и интересно рассказывавшими о себе, были Соббикаши, Рысян и Сердце. Они демонстрировали слайды с прошедших Пау-Вау, выезда на Карельский перешеек с типи и каноэ, костюмы и вещи. В конце своего выступления объявили телефон и адрес клуба «Этнос».

Я чуть со стула не упал! Мне казалось, что я один, кто «увлекается» индейцами, а тут — целый КЛУБ: люди, встречи, выезды…

Помню, что за несколько минут до передачи хотел пойти на улицу играть в футбол, но включил телевизор и…

Уже на следующий день я знал расписание работы клуба «Этнос»: вторник и четверг.

Ехать туда было волнительно! Пятнадцать минут пешком от станции метро «Звёздная», и я вхожу в дверь классического административного двухэтажного здания, какие есть во многих крупных городах в районах новостроек. На первом этаже — небольшой кинозал, на втором — маленькие помещения 3 на 6, где собираются различные «кружки». У двери с табличкой «Клуб Этнос» стоит паренёк моего возраста. Вижу, что волнуется, как и я. Познакомились: Евгений (к сожалению, Женька пропал без вести в «лихие 90-е»). Немного постояли, обменялись фразами и вошли… в МИР советско-российского Индеанизма!!! Вот так изменилась моя жизнь.

Александр Тереник (Ястреб)

(вопросы и ответы в письмах)

Александр Тереник: Года в три соседские дети показали мне пластмассовых человечков, германских. Там были ковбои и составной форт, и лошади. Для меня это было удивительно. Интересны мне сразу стали индейцы, и я возился с ними всё время; хозяева игрушек занимались с ковбоями, рыцарями (и там ещё что-то было), а потом дети уехали опять, далеко и приехали на следующий год, я точно помню — из Германии. У меня аж дыхание перехватывало от желания увидеть снова их игрушки. Вот где-то здесь я ощущаю, что уже возникла связь с именно с индейцами.

Где-то лет в пять я увидел по телеку немецкие фильмы, и я и сейчас помню сцену где Виннету скачет на лошади и лихо спрыгивает с неё. Позже выяснилось, что это был фильм «Прерия» 1969 года выпуска. И всё, я пропал…

Из-за определённых событий бывших в моей жизни с 1971 по 1973 (отношения к индейцам не имеет) я пропустил Вундед-Ни, узнал об этом случайно в 1975, газеты, какие тогда нам были доступны, штудировала для меня мама. И собирала… Я был уверен, что я один, а когда просёк, что это предмет для осмеяния, то зашухирился.

Андрей Ветер: Уточни, что за события 1971—73 гг. Ты жил за границей?

Александр Тереник: Большими периодами в Иране… Высмеивать стали не сразу, а как только стало переходить во что-то более серьёзное и на это обратили внимание учителя и родители. Дети резко переобулись.

Вырезки, фото, фильмы, какие возможно Книги. Я постепенно уверился что один. Это было грустно. Сильно.

В 1986 году, кажется, в начале года, проскочила прозрачная инфа, что где-то кто-то есть. Было столько облома, что я не очень поверил. А мама решила проверить и написала в ту газету, где была заметка. Не ответили.

В 1987 году, что ли, не помню осенью или в конце лета, появилась статья о Пау-Вау под Ленинградом. И моя упорная мама опять написала. Ответили, дали контакты, которые вывели меня на Юру Котенко. Я скептически отнёсся и был до боли удивлён, что Юра действительно занимается индейцами… Он же познакомил с остальными ребятами. В 1988 году я по семейным и рабочим обстоятельствам поехать на Пау не смог, но в 1989 году поехал вместе с первой женой.

Альберт Осипов (Левая Рука)

История «аризонских индейцев» (по воспоминаниям Левой Руки и Бродячего Койота).

Моё индейское имя — Левая Рука. Так меня называли в детстве и юности мои «соплеменники». Мы родом из Сарова, это заброшенный в мордовских лесах небольшой городок. В советское время он назывался Арзамас-16 (не путать с настоящим городом Арзамас). Я появился на свет в 1959 году, в Месяц-Первых-Заморозков. Хорошо помню детские годы.

Когда я научился читать, то моим любимым местом стала городская детская библиотека. В первую очередь меня привлекали путешествия. Но в один прекрасный день я «попал в плен к индейцам» (или они ко мне). Книги об индейцах заколдовали меня, так как что-то родное ощущалось в рассказах Сат-Ока, Серой Совы, Шульца, Сетон-Томпсона. Мои два брата (Сломанный Лук и Маленький Ворон) вскоре тоже «подсели» на них. Наша семья имела садово-огородный участок недалеко от города, в живописном месте. Рядом стоял огромный массив леса и текла река. Отец сделал нам луки, и мы играли в индейских охотников и рыбаков, благо, окружающая Природа очень походила на канадскую. Позже мы познакомились с одним парнем, тоже любившим индейцев. Его сад-огород находился недалеко от нашего. Звали его Ункас! Он входил в «племя Шауни», о которых наша троица ещё не знала. Нам не терпелось на практике попробовать те индейские знания, полученные из прочитанных книг: «Маленькие дикари», «Рольф в лесах», «Рассказ о похищении и приключениях Джона Таннера» и другие.

Мы образовали свой индейский, охотничий Клан Беличьих Повязок. Нашим знаком были налобные повязки из беличьих шкурок. Мы по-настоящему охотились из луков и рогаток. Потом вооружились самодельными «шомполками». С добычей поступали по всем индейским правилам: мясо жарили на костре, шкурки выделывали, перья шли на оперение стрел и т.д., даже делали чучела. Ещё мы учились читать звериные следы, узнавать птиц по полёту и голосам, разбираться в лесных травах и т. д. Попутно не раз ночевали в лесу, совершали длинные пешие походы по нашим лесам, в том числе зимой. Забегая вперёд, скажу, что эти навыки очень пригодились мне во время службы в Армии, на Дальнем Востоке.

Тем временем, параллельно с нами, в «Аризоне» уже начали действовать другие «индейцы». Это были «племена» Команчей, Дакотов, Шауни, Семинолов и Могикан. Примерно с 1971 года «индейская лихорадка» охватила около тридцати ребят! В основном они занимались изготовлением индейской атрибутики и «воевали» друг с другом.

«После одной решающей битвы вожди „племён“ заключили нерушимый мир. Так был образован „Союз Племён“», — вспоминает Бродячий Койот.

В 1973 году была основана базовая стоянка Союза «Клан Бешеной Лошади»! Типи стояли круглый год. Руководил ими Бродячий Койот. Так как наша «Аризона» небольшая, мы узнали друг о друге и вскоре объединились, благодаря Ункасу.

Политические события в США, связанные с борьбой индейцев за свои права (захват активистами ДАИ острова Алькатрас в 1969 году, осада Вундед-Ни в 1973 году и другие) и массовый показ в СССР фильмов про индейцев, особенно с Гойко Митичем и Пьером Брисом в главных ролях, ещё более укрепляли наш интерес к индейской теме, причём нас одинаково интересовало и прошлое, и настоящее северо-американских индейцев. «Первый фильм, который толкнул меня на индейскую дорогу, был „Верная Рука — друг индейцев“», — вспоминает Койот.

Нами просматривалась вся советская пресса, проверялись книжные полки, всё, что касалось индейцев, вырезалось, фотографировалось и пополняло наши архивы-альбомы.

У нас была и своя «Индейская Территория» — это два лесных Голубых озера на краю леса и расположенный рядом карьер — Жёлтые Холмы, удивительно похожий на Ландшафты Юго-Запада США. Там мы часто собирались, особенно летом. Жили индейской жизнью: ночевали в маленьких типушках, тренировались в стрельбе из лука, метании ножей и томагавков, устраивали соревнования и т. д. Даже сняли своё любительское кино! Наша индейская жизнь «била ключом», а осенью и зимой мы охотились, подражая лесным индейцам.

Золотое время «аризонских индейцев» (1971 год) завершилось для нас с окончанием школы в 1976—1978. мы вступили во взрослую жизнь, как говорили в то время. Наша группа стала потихоньку распадаться. На начало 1977 года насчитывалось пятнадцать «аризонских индейцев». Одни уехали учиться, другие ушли в Армию, третьи женились… В общем, кроме меня, Овасеса, Синего Орла и Танони, остальные «соплеменники» пошли по «белой тропе».

Годы шли, игра в индейцев плавно перетекала в хобби. Нам было как-то одиноко, чего-то не хватало — новых людей, близких нам по духу. Конечно, мы предполагали, что где-то в Советском Союзе могут жить такие же чокнутые в перьях. Во-первых, кинофильмы про индейцев крутили по всей стране аж с 1970 года. Во-вторых, у нас были статьи «Громкая Сова и его племя» (газета «Пионерская правда» за 1974 год), «Мои друзья индейцы», «Обманутый народ» (журнал «Пионер»), «Тропою гнева» (журнал «Костёр») и другие публикации, которые начинались с писем ребят. Тогда я принялся писать письма в советскую прессу с просьбой рассказать о северо-американских индейцах. Такой опыт у меня уже имелся: в 1974 году я обращался в газету «Пионерская правда» и журнал «Пионер», в 1975 — в газету «Известия», в 1979 — в «Труд» и «Комсомольскую правду». И вот, к моему удивлению и радости, стали приходить ответы, например, «Отступные для Сиу» (журнал «Вокруг света» за 1981 год), «Непокорённые» (газета «Советская Россия» за 1982.

В один прекрасный день я получил письмо из Ленинграда от некоего Александра. Я прочитал его… Резкий скачок артериального давления, бешеное сердцебиение — всё это мелкие шалости организма по сравнению с ураганом мыслей, захвативших моё сознание. МЫ НЕ ОДНИ, НАС МНОГО!!! Большой Бобр (автор письма) вышел на меня через редакцию газеты «Советская Россия», он рассказал мне о деятельности ЛИК (Ленинградский Индейский Клуб) и о других новостях. Можно сказать, что он открыл для нас Америку советских индеанистов» или что он воскресил нас из мёртвых. Мы стали активно готовиться к участию в первом всесоюзном празднике Пау-Вау.

Это Пау-Вау 1982 года я запомнил на всю жизнь. Больше всего меня шокировало не большое типи, не обилие индейской атрибутики (этого добра у нас самих было достаточно) и даже не количество единомышленников в одном лагере, а присутствие девушек — «индеанок». Ведь у нас в Союзе Племён (в Арзамасе-16) не было ни одной девушки! На этом Пау-Вау были я и Синий Орёл. На Пау-Вау 1983 года — я, Синий Орёл и Танони. На Пау-Вау 1984 — я, Синий Орёл и Бродячий Койот. Так мы ступили на Тропу Пау-Вау и влились в Движение индеанистов России. Мы с Бродячим Койотом были лично знакомы с писателем Внуковым (с 1982 года) и доктором филологических наук Ващенко (с 1983 года).

К сожалению, по ряду уважительных причин мы не смогли участвовать в некоторых значимых событиях в Движении индеанистов России и Пау-Вау. В настоящее время только мы с Бродячим Койотом представляем резервацию «Аризона-16».

С годами моя индейская романтика уступила место познанию Смысла Жизни через индейские духовные ценности и мировоззрение, через переоценку идеального образа индейца (на котором я вырос). На самом деле индейцы оказались очень разными. Это подтверждают встречи с самими индейцами, приезжавшими в Россию и встречи индеанистов с ними в США. Нет идеального индейца. Есть просто индеец… А в последнее время познаю Смысл Жизни и через мир моих прапредков по крови. Вот так и живу. И ещё: моя цель не копировать индейца или моего прапредка. Моя цель — понять индейский мир, вспомнить свой род и быть самим собой.

***

Левая Рука: Что для тебя сейчас значат индейцы Северной Америки?

Бродячий Койот: Раньше мы играли в индейцев. Они были для нас идеалом, что ли. Я, например, хотел быть похожим на Зоркого Сокола. Сегодня я мастерю индейские вещи для себя, когда душа просит. Это меня успокаивает. Что касается самих индейцев, то они для меня уже разные. Это как времена года. Зима и лето противоположны друг другу, но всё равно они — часть Природы. Индейцы тоже бывают плохими и хорошими, кто-то верит в Великого Духа, а кто-то в Иисуса Христа. Но они все индейцы.

Левая Рука: А что ты думаешь про религию североамериканских индейцев?

Бродячий Койот: Тут ещё сложнее. Например, если я не понимаю смысла Обряда или что-то меня тревожит, то стараюсь в нём не участвовать, потому что это может быть опасно и для меня, и для других. Иной раз смотрю на Пау-Вау — кругом сплошь «шаманы»: один поёт всю ночь, другой в бубен стучит до утра, третий проводит обряды с кем попало и как попало… Я не играю в такие игры. В последнее время я ищу ответы на мои вопросы (по жизни) в православном христианстве. Одно другому не мешает (январь 2019).

***

Пояснительная записка

Иногда на вопрос «Откуда ты?» я отвечаю: «Из резервации Аризона-16». Объясняю (заодно и название моего рассказа): наш городок всегда был закрытой Зоной. Зона — это место, чем-то отгороженное от внешнего мира. В нашем случае это была контрольная полоса с рядами колючей проволоки и другими атрибутами. Саров и сегодня входит в список закрытых городов Росатома. Мы, горожане, говорим так: «Я живу в Зоне». — «Где был?» — «За Зоной. К родне ездил». Поэтому по аналогии с индейскими резервациями в США мы осознавали себя как живущие в резервации (Зоне). В начале я уже упоминал о том, что в советское время Саров назывался Арзамас-16. Итого получаем: Ар (Арзамас) и Зона = АРиЗона. Эта идея принадлежит Бродячему Койоту. Чтобы не путать с американским штатом Аризона, мы прибавили число 16. конечно, мы по крови не настоящие индейцы, поэтому мы взяли себя в кавычки — «аризонские индейцы», то есть из резервации АРиЗона-16 (декабрь 2018—январь 2019).

Валентин Бусько (Великий Рысёнок)

Всё началось с того, что в журнале «Пионер» была красочная статья об индейцах, эпиграфом которой служило письмо какой-то девочки, которая просила рассказать об индейцах. Я подумал, что она такая же, как я, и захотел с ней познакомиться. Написал письмо в редакцию, мой адрес дали ещё кому-то. Оказалось, что таких, заинтересованных индейцами людей много, человек пятнадцать. Началась переписка. Каждый день я приходил домой, открывал почтовый ящик, из которого выпадала куча писем. Эта переписка длилась долго, лет десять, наверное, хотя никто из нас ни разу не встречался лично. В письмах шёл обмен материалами, фотографиями, рисунками, различной информацией

Потом я первый раз встретился с людьми, которых интересовала индейская тема. Они тоже жили на Украине, недалеко от меня, и пригласили меня в гости. Эти люди мыслили так же, как я. Мы подружились. В процессе переписки выяснялось, что во многих городах страны были люди, кого интересовала эта тема, но все они, как правило, были одиноки там, где жили, не было никого, кто был бы с ними солидарен.

Виктория Бугаева

Письмо в Останкино

Здравствуйте. Я посмотрела вашу передачу сегодня, где вы показывали интервью с людьми, которые стремятся жить как индейцы. Мне хотелось бы поближе с этими людьми познакомиться. Я тоже увлекаюсь индейскими обычаями, но знаю очень мало. Вычитываю в книгах или смотрю фильмы. Мне хотелось бы переписываться с людьми, которые знают индейские обычаи и любят жизнь и свободу. Многим это может показаться странным и даже ненормальным. В своём городе я не встречала ещё людей, чьи интересы совпадали бы с моими. Мне очень одиноко, мои друзья не разделяют моих взглядов, а лишь терпят их, думают, что это несерьёзно. А для меня это — жизнь, и пусть кому-то будет казаться, что я ещё не вышла из детского возраста и верю во всякие бредни, но я всегда хотела жить по-индейским законам, жить как индейцы. Иногда мне кажется, что я родилась не в своё время. И для меня слово «индейцы» значит больше, чем просто увлекательные приключения. Мне бы очень хотелось, чтобы вы ответили на моё письмо. Мне тринадцать лет, и я бы хотела быть с теми, чьи взгляды полностью разделяю.

Любовь Павлова

В детстве читала книги Внукова, играли летом с детьми, строили шалаш, ставили шесты как типи и обтягивали их полиэтиленом, перья чаек собирали на берегу Ладоги. Прочитала «Схороните моё сердце в Вундед-Ни» и плакала.

Первая встреча с индеанистами произошла в школе. Оля Пакунова Поющая Лань спела несколько песен и это на меня произвело неизгладимое впечатление. Остались в памяти мокасины в клеточку — жёлтые с чёрным. Оля, возможно, приходила не одна, но других никого не помню. В памяти осталось, как она пела под гитару. «Я ясно слышу, как земля там не молчит, там сердце Лошади Неистовой стучит. Там слышно пение трёхсот из-под земли, похороните моё сердце в Вундед-Ни.» Эти песни долго звучали в моей голове, они тронули сердце. Время прошло, всё изменилось, она не поет их на Пау-Вау.

Потом, когда появились видео с танцами, встречались с девочками, разучивали их. Но это было гораздо позже.

На Пау-Вау в первый раз попала в 1985 году. Мне подарили платье фланелевое, вываренное в марганцовке и расшитое ракушками…

Песни под гитару до утра в исполнении Громкого Голоса. Громадное типи. Я попала в другой мир. Множество впечатлений: обряд Трубки, жизнь в типии, разговоры и песни у общего костра…

Помню, как у меня на работе женщины обсуждали интервью с Танцующим Лисом. Больше всего их удивило, что он голый (в набедреннике был), грязные дикари — вот такие у них впечатления были.

Олег Жилинский (Танто)

Моя индейская история началась в 1977 году (седьмой класс) в городе Заславль, что в двадцати километрах от Минска, где я родился. До этого я слабо представлял себе, кто такие индейцы. Несколько фильмов «ДЕФА» и книга Купера «Пионеры», которая не произвела на меня ни какого впечатления. Судьба вывела меня на группу ребят из моей же школы, старших меня на два-три года. Из достоверных источников мне стало известно о неком таинственном племени, скрывающимся в окрестных лесах. Не без труда удалось познакомиться с некоторыми из них. Я узнал, что это «племя» имеет свою базу — лагерь в лесу. Их на тот момент было шестеро, и называли они себя Вап-Шауни. Не трудно догадаться, что название было позаимствовано из книг Сат-Ока. А «вап» — на каком-то индейском языке якобы означало «белый». Таким образом выходило, что это были индейцы, но как бы белые, т.е. не совсем индейцы. На тот момент мне показалось, что это честно. Не Апачи же, в самом-то деле.

Первое, что мне дали почитать, это были книги Сат-Ока, затем всё, как говорится, по списку. В «племя» так просто было не попасть, и мне было поручено задание — за два-три месяца выучить определённый набор слов по словарю, составленному из разных книг, набор легенд. Я должен был уметь разжигать костёр, сделать (добыть) себе оружие — лук со стрелами, нож, томагавк и научиться владеть ими. Т.е. стрелять, метать нож 1—2 оборота, томагавк 1—3 оборота, ну, и сделать комплект одежды. В общем, джентльменский набор юного индейца. Помню всё до мелочей и сам удивляюсь, как я с этим справился (мои новые друзья, кстати, то же), но факт… Испытание я прошёл, в племя меня приняли, и через некоторое время я получил своё первое и последнее имя — Танто (Железный Глаз). Выбор был не случайный, а основанный на способностях. Тогда у меня неплохо получалось стрелять из лука и попадать в цель ножом и томагавком. А ещё мне чудесным образом удавалось находить утерянные вещи. Я не выбирал, мне его дали торжественно, на Совете, после чего был пир с печеньем и сгущёнкой. Мне нравилось это имя, как и одноимённый персонаж книг Сат-Ока (старший брат автора).

Василий Власов (Черепаха)

Сидят дед и отец, смотрят программу «Время», я там где-то по полу ползаю. 1973-й год, вся эта политика, спорт и т. д. меня ни капли не интересовали. И тут говорят: «Индейцы захватили посёлок Вундед-Ни», я голову поднимаю, а там фотография…

Ну, мне интересно стало. На волне тех событий по телику показали «Белые волки», для меня (на фоне всех прочих советских передач) это очень ярко было. Тем же летом (а лето я почти всегда на даче проводил в Подмосковье) я приболел, из дома меня не выпускали, а читать я уже тогда любил. Пошёл искать интересное чтиво, откопал подшивку «Юности» за несколько лет, полистал и нарвался на «Землю Солёных Скал» Сат-Ока. Должен сказать, что как бы теперь о нём ни говорили, но спасибо ему, ибо это то самое чтиво, которое многих и толкнуло на эту тему, а правда это, или нет, это уже не имеет значения, спичка запалила шнур…

Буквально неделю или две спустя я выздоровел, Сат-Ока прочитал, пошёл в гости к соседям, в прятки играть стали. А дом у них хороший был, и на втором этаже находилась очень неплохая библиотека. Я спрятался под кровать, лежу, смотрю — напротив шкаф книжный, и на меня книженция одна смотрит, в мягком переплёте, а на обложке какие-то всадники и жилища остроконечные. Я про прятки забыл, из-под кровати вылез, книжку достал — ба, заголовок-то какой! «Моя жизнь среди индейцев»… А чуть позже появились «Маленькие дикари», мама принесла, у подруги специально для меня одолжила. Затем у друга взял «Мой Народ Сиу», но эта книга показалась мне скучноватой, зато была там одна глава — про Неистовую Лошадь, а я по жизни западаю не на исторические события, а на интересных мне личностей, неважно, какую роль они сыграли в мировой истории, ну вот тогда и запал на Крейзи Хорса. И до сих пор он мне нравится куда больше других героических индейских вождей.

Ну, потом у нас в классе все стали в индейцев играть, солдатики из ГДР появились, но ребята поиграли в индейцев класса до седьмого и бросили. Искать единомышленников, как другие искали, отправляя письма в журналы «Вокруг Света», «Пионер» и т.п., мне и в голову не приходило. На время всё, что связано с индейцами, как бы умерло.

Десятый класс, экзамены, институт, дети, не до индейцев было. Хотя и тогда я старался покупать всё, что почитать можно было на эту тему. Ди Брауна выменял на какой-то раритет из родительской библиотеки. Аверкиеву, помню, изучал. Настоящий интерес вернулся благодаря двум обстоятельствам — первый видеомагнитофон и книжка Юры Котенко «Индейцы Великих Равнин». А познакомился я с индеанистами только в 1998 году.

Первый видик я купил году в 1991-ом. Ну, естественно, сперва боевики, эротика и т. д. и т.п., но как-то так получилось, что потихоньку я стал брать в прокате вестерны, которые имелись в наличии: «Хороший, плохой, злой», «Маленький Большой Человек», «Человек по имени Лошадь» и другие. Сначала просто так смотрел, а потом зацепило. Ну, а потом — «Танцы с волками», «Последний из Могикан», и тут я вторично «запал» на эту тему.

С индеанистами познакомился случайно. Хотя любая случайность — это неосознанная закономерность. Когда я только познакомился с Лидди и ещё не был женат на ней, мы однажды поехали с ней к её другу (ну, понятно с какой целью). Но я ещё и кассеты с фильмами прихватил, поскольку у друга имелся видик. И мы с ней смотрели фильмы в передышках. Сейчас самому смешно: «Маленький Большой Человек», «Сын Утренней Звезды», «Танцы с волками» и ещё что-то про индейцев. До сих пор не понимаю, почему она меня тогда сразу не бросила, идиота такого. А потом ей захотелось сделать мне хороший подарок на «днюху» — убор из перьев. Был у неё знакомый из зоопарка, Ромка, она к нему — где перья взять? Рома знал Лёху, парня в Зоомузее, который эти уборы делал; он до сих пор там работает. А Лёха был знаком с Сэнди. Цепочка выстроилась сама собой. Лёха от индеанистов ныкался, но как-то раз притащил с собой на станцию юннатов Сэнди и Аню, девчонку, которая изучила Лакотский язык, съездила в Пайн-Ридж и собиралась вести в МГУ факультатив по языку Лакотов. Я, естественно, туда припёрся, а там вся братия — Котенко, Гач, Глеб и т. д. А познакомиться мне с ними захотелось, потому что я купил за год до этого котенковскую книжку «Индейцы Великих Равнин», почитал, и попытался свисток из орлиной косточки смастерить, но не получилось…

Сергей Егорочкин (Чёрное Облако)

Вспоминаю историю с юности. Мы учились в 8—10 классах. Нас было сначала четверо, затем семь человек.

Летом 1973 года я встретил Андрея Грыдина. Мы жили рядом (это был небольшой посёлок из вагончиков, где временно обитали люди до получения квартир). Мы познакомились, и Андрей предложил пойти в лесок бороться; он победил. Быстро завязалась дружба. Затем Андрей предложил играть в индейцев после просмотра фильма «Сыновья Большой Медведицы». У него был друг Костик, который прочитал Сат-Ока и велел всем нам обязательно прочитать. После этого возникла мысль создать своё «племя Шауни». Если взвесить наши знания на тот момент, то что ещё мы могли придумать? Главные герои: я (Кумуан — Чёрное Облако), Гридин Андрей (Стумик — Бизон), Жилинский Олег (Танто — Железный Глаз), Потеряйко Костя (Кайошк — Чайка) и другие…

Помню, как мы в очередной раз сбежали из дому в наш лес на выходные с ночёвкой, прихватив с собой «вигвам», еду индейскую, одежду, луки, томагавки и прочее…

Всё шло как всегда — состязания, игры… И вдруг слышим, кто-то идёт по лесу и насвистывает Чебурашку («пусть бегут неуклюже»). Лес, поляна наша, допустить бледнолицего нельзя. Срочно наносим на себя боевую раскраску, одеваемся — головные уборы, копья, луки. Выходим на край поляны и встречаем бледнолицего. Вроде бы играем, но всё делаем всерьёз. А он, напевая, собирает грибы в лукошко, поднимает, ничего не подозревая, голову и видит, перед собой фигуры с копьями, в перьях, разукрашенные, с натянутыми луками. Он бросает лукошко, посох и как чёрт от ладана убегает от нас в кусты… Вкусные были грибочки, которые он оставил…

Много было невинных забав, но случалось и такое, за что сегодня стыдно. Например, как-то мы сделали луки и стрелы, хотели проверить на прочность не только оружие, но и самих себя. А как проверить, хорошие мы охотники или нет? Поймали кошку, привязали к столбу в поле и решили по очереди стрелять из луков в эту «живую мишень» (наконечниками в стрелах были гвозди). Как оказалось, не так-то просто было убить кошку. Во-первых, и смелость нужна, решимость убить, ведь это первая жертва для каждого из нас, во-вторых, несчастная кошка не стояла на месте, прыгала, металась, да и наши стрелы не пробивали шкуру. В конечном счёте мы убили ту кошку… Преодолели страх, проверили меткость (нам тогда было где-то по четырнадцать лет). Андрей, Костик, Танто и я… Сейчас за этот поступок стыдно, всё-таки не настоящая это охота и бессмысленная в своей жестокости, не на равных мы были со «зверем»: кошка на привязи, не могла ни убежать, ни напасть на нас. Неприятно вспоминать об этом, а тогда гордость так и пёрла, глупые мы были…

Олег Жилинский (Танто)

Ну, вот я и стал полноправным членом племени Вап-Шауни. У нас был свой лагерь в укромном местечке ближайшего леса, где круглый год стояли 1—2 типи. Там всегда имелся запас дров, спички, соль, сахар, чай, нож, топор. В общем, всё необходимое на первое время, чтобы переночевать в лесу. Чем мы периодически и занимались, прогуливая уроки. Ну и лето, как правило, проходило там же. Там же у нас происходили всякие мероприятия: набеги на соседние деревни, разные военные игры и соревнования. Там же мы отмечали наши дни рождения. Так прошёл мой первый этап становления, как индейца. Приключений было много всяких, как и у всех, кто стоял на этой Тропе. В этом я был целиком с головой до того момента, пока мои старшие друзья не отправились в армию. Мне тогда было семнадцать лет…

И вот стоило только заинтересоваться темой, сразу же оказалось, что весь информационный эфир пестрит информацией об индейцах. Газеты, журналы, политические программы («Международная панорама»). События в Вундед-Ни эхом отдавались в нашей прессе. И тут же появился фильм «Родина, которую украли». Фильм печальный, но, как ни странно, меня он обрадовал. Я понял, что не обманулся в индейцах. Они живы, дух не сломлен, они сражаются. В то время, мне больше ни чего и не надо было.

Любая статья в газете или журнале с упоминанием индейцев, становилась моим трофеем, где бы она не находилась. А журнал «Вокруг света» выписывался мной, в основном из-за публикаций на любимую тему. Да у меня до сих пор сохранились те вырезки…

В те далёкие времена, постоянно посещала мысль — неужели мы одни такие!? Но, как-то в голову не приходило поискать единомышленников. Но в году 1984-ом, когда я остался практически один в теме, я начал шевелиться. Все мои старые друзья, отслужив армию, обзаводились семьёй, устраивали личную жизнь, и как-то тема индейцев постепенно ушла. Но не от меня! Я тоже женился, но не успокоился. Правда, удалось как-то собрать почти всех и мы устроили проводы детства, сняв кое-как фильм на 8-мм. После чего оставили свою детскую индейскую одежду в нашем лесу. Наверное, для некоторых это было прощание с темой, но я это воспринимал, как прощание с очередным этапом в теме. Тогда уже было понятно, что тема индейцев гораздо обширнее и интереснее, но не хватало информации.

И тогда мне как-то попалась заметка из какого-то немецкого журнала о индеанистах ГДР с фото. О, это было прекрасно! Я наконец-то увидел настоящие, живые индейские вещи и реальных людей, которые их делали. Были они недоступны, и это огорчало. Был тогда, наверное, год 1986—87. Я долго думал над тем, как бы связаться с коллегами и в итоге ничего лучшего не придумал, как написать письмо в ГДР. Ну, как известное письмо «на деревню дедушке». Примерно так и сделал. Писал всё на русском. Ну, а адрес… Просто по-русски написал — ГДР, Клуб индеанистов. И всё! И что ты думаешь? Через пару месяцев я получил ответ! Всё было на немецком, но это было настоящее письмо от настоящих индеанистов. Мне ответила женщина по имени Вальдтраут Штензель (уж не помню, как по-немецки). Она рассказала, что письмо ей попало от организации FDJ, это у них там вроде нашего комсомола было. Она не являлась членом клуба, но была директором дома культуры, при котором состоял старейший (или самый старый) клуб индеанистов Old Manitu (или Manitou). Переписка завязалась, и я получал в письмах всякие инструкции. Получил выкройку мокасин, рубахи, легин, типи, много фотографий с их слётов (в цвете). А потом получил от неё посылку. О, это был клад! В посылке лежали иглы для вышивания и плетения, бисер, несколько образцов вышивки, два парика с косами, много фотографий, в том числе из музея Родебойля (ГДР), пара интересных буклетов по истории и культуре индейцев равнин, губную гармошку и… две шоколадки. Зачем? Я потом тоже в ответ отправлял что-то, типа льняных белорусских изделий. А ещё, я получил от неё ценную информацию о том, что у нас, в СССР, где-то на Севере (это у них там Ленинград так назывался, как я позже понял), тоже есть индеанисты. Интрижка.

Потом события развивались стремительно, и такое ощущение, что всё происходило одновременно. Поэтому я даже не помню, что было раньше, что позже. Ну, в общем, была в то время модная такая тема «друзья по переписке». Писалось в газете объявление на интересующую тему, и люди как-то списывались. Таким образом, я познакомился с какими-то девчонками, которые вроде когда-то были на встрече индеанистов под Ленинградом, и они мне дали координаты Сергея Иванова — Соббикаше. Я с ним списался, он пригласил меня на Пау-Вау. Это был 1987—88 гг. Как-то параллельно я познакомился с человеком из Гомеля, Алесем Симаковым. Он на то время занимался созданием Белорусского Индейского Общества (какая-то странная организация, я до сих пор не пойму её смысла, но она существует до сих пор) и уже побывал разок на слёте индеанистов под Ленинградом. Через него я заочно познакомился со многими теми, кого потом узнал лично и подружился. Даже на фото многих увидел.

Вот с таким багажом я подходил к лету 1988 года — моего первого Пау. К лету у меня уже было готов комплект одежды ИЗ ЗАМШИ. Смастерил свои первые, полностью расшитые бисером мокасины и стал созваниваться со своими друзьями из индейского детства. Откликнулись двое. Самые крутые. Приближалось лето 1988 года, время нового этапа моей индейской жизни.

Игорь Гуров (Мато Сапа)

Самое раннее впечатление, приведшее к индейцам, была книга С. Писарева «Повесть о Манко Смелом». Племена Лебедя и Болотных Лисиц, головные уборы из перьев, каменные дубинки, луки. Иллюстрации — как будто из книг про индейцев (сегодня их можно так расценить). Помню, как под впечатлением от прочитанного вышел на улицу и в ближайшей песочнице пытался найти булыжник для дубинки. Было мне, наверное, лет восемь-девять, не больше. Потом был фильм «След Сокола» в Доме Офицеров (я из семьи военного) в военном городке в Амурской Области. Я думал, что кино про пограничников и шпионов, но то, что я увидел, взорвало мой мир! Длинные развевающиеся волосы, прыжки Митича по камням — то, что я потом мечтал воспроизвести (конечно, в определённом возрасте)!

Друзей как таковых «заболевших», как я, не было, хотя, конечно, школьные приятели и те, которые жили по соседству, тут же принялись делать луки и стрелы и создали «племя». Были и условные звуковые сигналы, горячие споры о том, кто вождь, а кто шаман! Тогда же мой дядя познакомил меня с Купером, рисовал мне картинки индейского оружия. Сразу за Купером я прочитал несколько книг Д. Шульца, Г. Фаста, А. Зегер. Это то, что я помню.

В 1973 году (11 лет) я вовсю следил за новостями из Вундед-Ни и резал газеты и журналы. Хранил это всё до конца 1980-х, пока не отдал Малахову-Четану на время, но получилось, что «с концами»…

Со временем все мои друзья-индейцы отошли, и я остался один «помешанный на индейцах», как называла меня мама. Вот этот комплекс «помешанного на индейцах» очень долго тормозил меня психологически. Вот почему я до сих пор не могу заставить себя быть «клоуном» и наряжаться, чтобы развлечь кого-либо. Конечно, это всё детское и давным-давно пережитое, но даже когда в стране развернулась кампания в защиту Леонарда Пелтиера (я учился уже в Универе), то всё ещё ощущал эту неловкость, собирая подписи и участвуя в акциях.

Оказавшись на пленэре в Ленинграде в 1982 году, я случайно познакомился в Кунсткамере с заведующей отделом Северной Америки (не помню её имя), а она уже дала мне контакты Клуба на Владимирском проспекте (Анна Абакаровна) и показала рукописное приглашение на первое Пау-Вау. Только тогда я впервые узнал, что я не единственный такой «помешанный». Я не уехал со своим курсом обратно домой, а занял 10 рублей и купил обратный билет дня на 4—5 позже и решил направиться в Холмы, на Пау-Вау.

Сначала я приехал на Владимирский Проспект (на квартиру Павловых). Там впервые встретил Серёгу Павлова (Большое Сердце), Мато Нажина, Орлинное Перо, Красного Волка, Большого Бобра, Овасеса. За те пару дней перед выездом на поляну я фотографировал своим фотоаппаратом «Смена 8М» какие-то книжки, в частности «Golden Book» Бена Ханта со схемами изготовления вещей, степами танцев и т. п. Там же мне, естественно, начертили схему, куда и как добираться. В общежитии на Васильевском Острове, где мы, студенты, жили, я выпросил у наших девчат с курса кухонный ножик, к которому сделал ножны из подобранной на улице кожаной обшивки футбольного мяча. Это и был практически весь мой багаж, с которым я отправился на поляну. Этюдник я оставил у Павловых. На мне был обычный городской плащ типа «Макинтош», достаточно широкополая шляпа, купленная ранее, и пакет с полотенцем и какой-то жратвой на первое время. Вот в таком виде я и добрался до места стоянки. Первым меня там встретил, кажется, Овасес, удивившийся моему уверенному виду, когда я практически подошёл к холму, за которым и находилась стоянка, но её ещё не было видно. Не знаю, откуда потом взялась легенда, что я заявился на Пау с «дипломатом».

Меня поселили в типи к Гордому Орлу. Там же жил Большой Орёл из Лесозаводска. Это в Приморском крае. У меня не было ни одеяла, ни спальника. Первую ночь я провёл на куче еловых веток, укрываясь плащом. А вот на следующую ночь Рысёнок предложил палатку, которую я использовал как постель, просто завернувшись в неё. Я там пробыл три-четыре дня, что, конечно, снесло голову напрочь. Вернувшись домой, я практически забросил учёбу, хотя это был третий, самый сложный курс, но зато я за год сделал три комплекта «костюмов»: первый был повседневный — рубаха, сшитая из кусков коричневого фабричного спилка, которого было много найдено на промышленной свалке, и леггины из форменной шерстяной офицерской ткани (У отца было полно всяких отрезов, что им выдавали); второй был парадный — из белого х/б полотна (плащёвки), с расшитыми мулине полосами и воротом и бахромой из кроличьих шкурок, леггины, головной убор из орлиных перьев, который у меня к тому времени был уже лет 8—10, и мокасины, уже расшитые «бисером» из резаной изоляции от проводов; третий был танцевальный (фэнси) с двумя бастлами, расшитыми бисером, налобной повязкой, браслетами на руки и роучем из конского волоса. Ну, и как приятный результат того года, мне было присвоено первое место за лучший костюм на Пау-Вау и приз — книга поэзии латинамериканских поэтов с автографами всех членов Совета Пау-Вау. Книга жива до сих пор…

Владимир Скляров

Совесть

Очевидно, что индеанизм в нашей стране появился не в 1960-70-е годы ХХ века, а намного раньше. У Александра Сергеевича Пушкина есть повесть о индейцах — «Джон Теннер», чеховские мальчики собирались бежать в Америку добывать золото и воевать вместе с индейцами против белых. В царское время в России издавался Майн Рид и Фенимор Купер. А в 1920-е годы издали четырёхтомник Джеймса Шульца.

Моё увлечение индейцами началось с книги Сат-Ока «Земля Солёных Скал». Отец ездил в Москву в командировку и там купил её. Мне он посоветовал почитать её уже в 10 лет, т.к. премьеру фильма «Сыновья Большой Медведицы» я не видел (она состоялась в зимние каникулы в 1967 году, я её пропустил). Книга произвела на меня огромное впечатление. Я начал разыскивать книги о индейцах в пяти библиотеках города, в которых был записан, а также у одноклассников. В библиотеках практически ничего не было, но нашёл «Великий океан» Кратта. У одноклассника Игоря взял почитать книгу Джеймса Шульца «Ошибка Одинокого Бизона», у Саши Половинкина — всего Фенимора Купера, он хранился у его бабушки в сундуке, и Саша вытягивал по одной книге из сундука, когда не было бабушки, и давал мне читать. Витя Шемигонов дал мне книгу «Харка — сын вождя» Лизелотты Вельскопф-Генрих.

Мы жили в железнодорожном доме за тяговой подстанцией, дом был шестиквартирным и находился на отшибе. До Собачьего Хуторка (Кирпичного) было с полкилометра. Дом стоял на возвышенности. Метрах в ста от дома тянулась «низинка» до железной дороги, поросшая травой, кустарником и деревьями. За домом лежали огороды и потом до самой реки Белой, которая протекала километрах в двух, опять те же кусты и деревья. До строительства асфальтного завода мы жили, как на даче. Единственное что по ветке круглые сутки шли поезда на Туапсе и обратно, летом — через каждые 10—15 минут. Поначалу это доставляло неудобство, но потом мы привыкли и уже не обращали внимания на грохот поездов.

После просмотра фильм «Сыновья Большой Медведицы» Гойко Митич стал моим любимым актёром. Я во всём старался ему подражать. Сделал себе лук и стрелы, наконечники для стрел из консервных банок и привязывал перья к древку. На каникулах в тёплое время года я, изображая индейца, охотился в «низинке», стрелял в деревья. Однажды летом ко мне прибежал играть паренёк на три года младше меня, довольно-таки упитанный. Звали его Игорь. Мы были в шортах и вьетнамках — нашей повседневной одежде. Я начал показывать Игорю свой новый лук, пускать стрелы вверх, и они долетали до высоковольтных проводов, а затем втыкались в землю. Под одну стрелу подлез Игорь, и она воткнулась ему в плечо. Мгновенно по руке полилась кровь, я выдернул наконечник из плеча, и Игорь, громко плача, убежал домой. Я ждал, что вечером, когда придут родители с работы, меня постигнет наказание (наши с Игорем матери были подругами). Но как-то всё обошлось, и я избежал наказания.

За год я прочитал книгу Сат-Ока раз пять. Моей любимой книгой заинтересовалась даже мать, и летом прочитала её. Она работала учителем математики в старших классах, и ей некогда было читать, книгами увлекался отец, и свою любовь привил и нам с братом.

К концу лета к нам в гости приехал двоюродный дедушка Гриша из Благовещенска, что на Дальнем Востоке. Он был полковником в отставке, успел повоевать с японцами, а после демобилизации работал директором кондитерской фабрики в Благовещенске. К нам он заехал по дороге из Москвы, где на ВДНХ представлял продукцию своей фабрики, а потом обменял конфеты на консервированных крабов с другого завода на Дальнем Востоке. Тогда я впервые попробовал крабов. До сих пор помню лакированные банки с надписями на английском языке и пергаментной бумагой внутри, в неё были завёрнуты крабы.

Дедушка Гриша пробыл у нас три дня. А в дорогу мать отдала ему моего Сат-Ока. Для меня это была трагедия, и я очень расстроился, но не плакал (индейцы не плачут).

Отец сказал матери: «Зачем ты отдала любимую книгу Вовки? Видишь, как он расстроился?» Это услышал дедушка Гриша и сказал: «Не расстраивайся, внучок. Пока доеду до Благовещенска, я книгу прочитаю и вышлю её тебе обратно в посылке с двадцатитомником Джека Лондона». Перечитать книгу мне удалось только в интернете — спустя десятилетия.

В 1969 году летом к нам в книжный магазин привезли в двух экземплярах книгу Бейклесса «Америка глазами первооткрывателей» с иллюстрациями, но она стоила немыслимые деньги — 3 руб., 1 коп. Приходя в магазин, я брал книгу и рассматривал картинки. Однажды я затащил в магазин отца и показал ему книгу. Но отец сказал, что книга очень дорогая.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.