Бесплатный фрагмент - Глаза чужака

Вероника Богданова родилась в Казахстане в 1971 году, но своей второй — творческой — родиной считает Ямал, куда она приехала почти четверть века назад и где прошли наиболее насыщенные и яркие годы её зрелости. Здесь Вероника обрела признание как профессиональный поэт, став членом союза писателей России и издав два поэтических сборника «Тайники женского сердца» и «До шестнадцати и старше…».

Мы предлагаем вашему вниманию мистическую повесть Вероники Богдановой «Глаза чужака».

Пролог

— И было их трое в одном: вор, колдун и солдат. И все трое оставили в ней семя свое. Чье продолжение носит она теперь в себе, разделившая любовь к одному между троими? — бормотание безумной тетки, сидящей на краю перрона, вводило Наташу в транс, отдаваясь невыносимой болью в висках.

Молодая женщина безнадежно помотала головой, осторожно коснулась еще даже не округлившегося живота ладонями и прислушалась к себе. Чье семя проросло в ее лоне? Кто из троих продолжился в ней, любившей (и до сих пор любящей!) лишь одного? Есть ли смысл думать об этом теперь, когда сердце опустело, а где-то рядом затаилось опасное чудовище, жаждущее поработить ее душу и тело?

Наташа с тоской оглянулась на вещунью, мысленно поблагодарила ее за собственное прозрение и, дождавшись приближения летящего через станцию без остановки скоростного железнодорожного экспресса, решительно шагнула прямо под пышущие раскаленным металлом гигантские жернова колес…

1

И почему некоторые люди считают, что под стук колес поезда так легко заснуть? Этот звук называют мерным, а покачивание вагона — убаюкивающим, но на Николая все это действовало с точностью до наоборот. Он еще немного поворочался на неудобной узкой полке, пытаясь плотнее завернуться в колючее клетчатое одеяло, а потом отбросил его совсем и уселся, обхватив голову руками.

Все вокруг: и это одеяло, и сероватая казенная постель, слегка припахивающая плесенью, и узенькая полка — напоминали Коле о том месте, откуда он ехал. О солдатской казарме, в которой прошли последние полтора года. Служба, оставшаяся за плечами, казалась парню чем-то вроде сна. Яркого, но не слишком-то приятного. От этого сна Николаю хотелось поскорее проснуться. Может, поэтому он никак не мог уснуть в этом поезде, везущем его домой, к любимой жене Наташке, которая верно ждала его и постоянно писала ободряющие письма?

Одно из таких писем лежало сейчас в нагрудном кармане пиджака: Коля сменил гимнастерку на штатское, заботливо присланное Натальей. И пускай костюм был немного тесноват (за время службы молодой человек раздался в плечах и равномерно оброс твердыми мускулами), а любимая тельняшка, надетая под рубаху, не подходила к остальным вещам, но Наташка хотела видеть его именно таким, каким он был до армии.

Коля вынул письмо и с нежностью взглянул на фотографию жены. Светловолосая, синеглазая, улыбчивая, Наташа всегда была объектом поклонения парней поселка Борки. За ней ходили все: и очкастый ботаник Миша Волков (он, кстати, уехал в Москву и поступил в престижный вуз без всякой протекции), и братья-хулиганы Васька и Андрюха (здоровенные красавцы и жуткие бабники), и простые ребята, вроде Коли.

Почему же эта девушка выбрала из всех его, Николая Панина, обычного поселкового юношу, родители которого жили в доме на самой окраине, возле опушки темного бора, давшего название населенному пункту? Наташа утверждала, что не может насмотреться в его глаза, светло-карие, отливающие легкой зеленцой, — такие еще называют «французскими». В старших классах она даже пыталась переименовать его на французский лад «Николя», но Коля воспротивился этому с неожиданным упорством. «Какой я, к чертям собачьим, Николя?» — ворчал мальчишка. И эти «собачьи черти» намертво прилепились к его языку, став привычной присказкой для Николая.

Чуть позже друзья все-таки поменяли имя Панина на иностранный манер, став звать его Ником. Со временем парню даже понравился такой вариант его имени, и Наташка с удовольствием подхватила эту идею. Без своего Ника она не ходила никуда. Его не раз били Васька с Андрюхой, откровенно завидующие счастливому сопернику, но Коля не сдавался. Поэтому никто не удивился, что, едва ребятам сравнялось по восемнадцать лет, они направились в поселковую администрацию, чтобы расписаться.

В армию Николай Панин ушёл женатым мужчиной, оставив дома самую прекрасную женщину на Земле. Он был уверен в Наташке, как в себе самом. Нет, наверно, даже больше. Разве могут лгать эти ярко-синие, широко распахнутые глаза? Ник чмокнул фотку и, спрятав ее обратно, двинулся в тамбур, покурить.

К сожалению, в армии он приобрел эту вредную привычку. Интересно, что скажет по этому поводу Наташка? Воспримет как должное (обычно Наталья относилась к редким капризам Ника именно так) или осудит (вдруг за время службы парня в ней появилось чисто женское упрямство?). Коля думал, что легко сможет бросить курить, если жена этого захочет. А пока ему доставил удовольствие терпкий сигаретный дымок. Ник глубоко вздохнул и стряхнул пепел.

В тамбур вышел кто-то еще. В полутьме Панин не разглядел черт пристроившегося рядом мужчины, но понял, что тот курит ту же марку сигарет, что и сам Ник.

— Что, браток, скучаешь в одиночестве? — обратился незнакомец к Николаю слегка хрипловатым, неуловимо знакомым голосом.

— Домой еду, — невольно улыбнулся Коля, неожиданно для себя сразу проникшись доверием к собеседнику.

— К жене? — в тон ему предположил тот, и Ник, приглядевшись к нему, понял, что парень примерно его возраста и комплекции.

— Да, к жене. К Наташке, — сказал Николай настолько мечтательно, что сам невольно рассмеялся.

Говорят, ничто так не сближает, как общий смех. Это негласное правило сработало и на этот раз. В вагон молодые люди возвращались уже вместе, непринужденно беседуя. Николай пригласил парня к себе в купе (в вагоне было пусто: не слишком-то много желающих путешествовать поездом в ноябре), тот согласился и перебрался к свежеиспеченному приятелю, подхватив свою полупустую спортивную сумку. Проводник давно спал, поэтому перемещение пассажиров по вагону его ничуть не взволновало.

Молодые люди уселись на полки друг против друга и представились практически в один голос:

— Ник…

Потом наступил миг остолбенелого молчания. Первым от него отошел случайный гость. При ярком электрическом свете он, прищурившись, внимательно рассмотрел визави и пришел к удивительному выводу, которым, впрочем, поделиться не спешил. Он сказал абсолютно нейтральную, но подходящую по случаю вещь:

— Выходит, мы с тобой — по-настоящему родственные души, а не просто любители одних и тех же сигарет. За это стоит выпить!

— Да я вроде не мастер по этому делу, — хозяин купе неловко щелкнул пальцами под подбородком, изображая привычный символ выпивки.

— Я, кстати, тоже. Но иногда ведь не грех, да еще и с хорошим попутчиком? — глаза нового приятеля выжидающе расширились. В нем словно происходила какая-то внутренняя борьба, о которой Ник даже не догадывался, несмотря на весьма выразительную мимику его тезки.

— Ладно, разве что чуть-чуть. Не хочу встретиться с Наташкой в похмельном состоянии, — признался Коля. Его товарищ понимающе кивнул и отправился в вагон-ресторан за бутылкой, настояв на том, что угощать должен предложивший выпить.

Выйдя в коридор, Ник Второй ошеломленно провел по волосам рукой, смахивая невольно выступивший пот. Этот парень в купе был его точной копией! Глаза с прозеленью, темно-русые волосы с легким заломом в челке, твердая линия скул и подбородка, ироничные губы — можно было даже не смотреться в зеркало, чтобы убедиться в собственной правоте! Разве что фигурой Ник Первый был слегка покрепче. Да оно и понятно: из армии едет, не то что он сам.

Ник Второй, как принято говорить, только что «откинулся» с зоны, куда попал еще по малолетке, промышляя банальнейшим гоп-стопом. Других методов заработка на жизнь он не признавал. Работать его не научили, да и не пытались: мамаша сама не гнула спину на государство и сынку подобной судьбы не желала. И судьба сама его нашла: Ник попал в обычную уличную компанию, которой хотелось подвигов.

Подвигами считалось снять с прохожего куртку, накормить друганов в кабаке на деньги, вытащенные у какого-нибудь лоха, поиметь в подвале зазевавшуюся незнакомую дев-ку и, пригрозив ей ножом, заставить молчать «до гробовой доски». Но приключения скоро закончились. Шайку малолеток вычислили очень быстро, Ник, как самый младший, получил условный срок, остальные попали в спецучреждения.

Но исправить горбатого испугом не удалось, а до могилы дело не дошло. Нику надоело быть паинькой, отмечаться в ментовке и шляться в одиночестве по опустевшему району. Вот так однажды он и набрел на компанию постарше. Портить девок и пугать прохожих здесь было не принято, новые знакомцы отлавливали жертв возле крутых кабаков и били жестоко, чтобы лишить всякой возможности сопротивляться и желания сразу бежать в милицию. Денег стало больше, адреналин попер в гору, Ник зауважал себя с удвоенной силой. Теперь он не водился с сопляками, его ждали серьезные дела.

А дела, меж тем, стали совсем серьезными. Однажды выходящего из ресторана «Кофе-клаб» дядечку и его разодетую в пух и прах спутницу не рассчитавшие сил бандиты про-сто-напросто убили: мужик начал быковать, размахивая пистолетом детского калибра, а девка заорала, как резаная. Впрочем, через пару минут она уже и была резаной — от уха до уха, а мужик безропотно слопал пулю из своей же пукалки. Денег при парочке почти не оказалось, вместо брюликов на девице красовалась бижутерия. Бандиты плюнули и разбежались по подворотням, как тараканы.

До смерти перепуганный Ник не успел убежать от подоспевшего наряда милиции, но упорно хранил молчание на следствии, помня об одном: он малолетка, ему много не дадут. На суде много и не дали, но и этого хватило, чтобы благополучно перекочевать через три года в колонию для взрослых. Догнавшая парня малява добавила мальчишке уважения в среде бывалых сидельцев: не раскололся малец, своих не сдал, а значит — правильный пацан, не трогать!

Через полтора года Ник вышел на свободу. Он знал, что в родном городе его с нетерпением ждали бывшие подельники (в надежде на будущее плодотворное сотрудничество в прежней сфере деятельности). Но подобный образ жизни парня уже не устраивал, возвращаться на «большую дорогу» не хотелось. Ник слишком хорошо запомнил многообещающий взгляд одного из обитателей барака в зоне: мужик явно хотел его, и от одной мысли об этом молодому человеку плоховато спалось по ночам. Ник боялся проспать собственную задницу. Ему повезло: старого сластолюбца вскоре по этапу отправили в другую колонию. Только вот спокойно спать парень разучился раз и навсегда.

Но теперь все позади, в кармане потрепанной куртки — документ об освобождении, где черным по белому значится, что он, Никита Барсуков, отбыл свой срок от звонка до звонка и может лететь белым голубем восвояси. Привет от Меченого ему уже передали, и сердце Ника сжималось от страха. Нет, ему никто не угрожал, друганы искренне радовались за него. Радовались и готовились встретить с распростертыми объятьями. Если бы они только знали, как мечтает бывший зэк избежать этих объятий!

Встречу с собственным двойником Ник воспринял как знак свыше. Судьба давала ему реальный шанс уйти от встречи с прошлым и зажить новой жизнью, жизнью этого лошка, только что снявшего сапоги и спешащего к красавице-женушке. Интересно, скольких мужиков поменяла она за время службы муженька?

Рассуждая обо всем этом, Ник вернулся в купе с бутылкой недорогого коньяка и коробкой конфет. Этот напиток в качестве закуски требовал именно шоколада: почему-то Никита был твердо в этом уверен. А еще шоколад перебивал запах снотворного, которое парень собирался щедро подсыпать в стакан гостеприимному знакомому. Скоро, совсем скоро станция, где Ника будут встречать. Его там и встретят, но это будет совсем другой Ник. Только кому до этого есть дело?

Никита широко улыбнулся, протискиваясь в купе и ставя на столик свои трофеи. Первую порцию выпили легко, закусили на редкость вкусными шоколадными конфетами, и Коля спросил:

— А ты куда едешь?

— В институт. У нас практика была, теперь вот возвращаюсь. Я геолог, — охотно откликнулся Никита, заранее продумавший собственную легенду.

— Молодец, учишься. Я вот не решился поступать, у нас в поселке школа слабоватая была, в институт из наших почти никто не попал, — поделился Коля, слегка позавидовав попутчику. Странно: раньше у него и мысли об учебе не возникало, а тут вдруг об институте заговорил.

— А жену свою покажешь? — спросил Ник так легко и непринужденно, словно Коля был его другом уже много лет. Тот засуетился и достал из кармана все то же письмо с фотографией улыбающейся Наташки. Эта улыбка сводила его с ума! Интересно, какое впечатление она произведет на попутчика?

Николай протянул Никите письмо. Цепкий взгляд уголовника ухватил все: и по-детски круглый почерк молоденькой женщины, и адрес, где она жила, ожидая мужа, и ее ошеломляюще-светлую, безмятежную улыбку. На мгновенье бывшему зэку захотелось, чтобы только ему писала письма и улыбалась эта удивительно милая Наташка. А что? Скоро так и будет. Он приедет к ней, за полтора года многое могло измениться, и он тоже. Если даже она откажется жить с ним, то отведать ее свежего тела хотя бы раз ему наверняка удастся! И Ник в предвкушении предстоящего праздника плоти невольно облизал губы.

— Она у тебя настоящая красавица, — одобрил Никита, возвращая письмо законному владельцу. Ничего, совсем скоро это письмо будет лежать в его кармане!

— Покурим? — предложил Коля, доставая сигареты.

— Ты сходи, а я тут посижу, если позволишь, — отказался Ник. Ему нужно было подсыпать сонное снадобье в питье наивному попутчику.

— Я скоро, — кивнул парень и исчез за дверью. Никита со вкусом разлил коньяк по казенным стаканам, тщательно растворил пару таблеток в порции, предназначенной Николаю, и на всякий случай взял свой стакан со стола.

За окном поезда проплывали с детства знакомые пейзажи: этакие среднерусские лубочные картинки, о которых так любили вещать «народные поэты». Еще песенка такая была: «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой». Ник усмехнулся и отпил глоток согревающего душу напитка. Не ахти какой, но чего ты хотел за такую цену? Мать, вон, вообще портвешком пробавлялась!

Вернулся Коля. Удобно уселся, потер ладони и взял стакан. Ник внимательно и напряженно следил за попутчиком. Он не представлял еще, какое действие окажет на его двойника опасная смесь, но знал, что ничего хорошего ожидать не стоит.

Честно говоря, Никите было немного страшновато. Совсем как в тот раз, когда у него на глазах Меченый вспорол нежную белую шейку ресторанной красотке. Девчонка заши-пела, на ее дорогое платьице хлынула кровь вперемешку с какой-то пеной, руки с кроваво-красными ногтями метнулись к горлу, тщетно пытаясь соединить края жуткой раны. Меченый возбужденно перекосил лицо в подобии улыбки, а мужик, до этого момента воинственно размахивавший пистолетиком, выронил оружие и кинулся к истекающей кровью спутнице, лепеча что-то бессвязное. Его поймали за полы пиджака, развернули и сунули ствол поднятого с асфальта пистолета ему в рот, насильно раздвигая по-женски пухлые губы и разжимая зубы. Дядька заскулил, и Дрына от неожиданности выстрелил.

— Ну, вот и попугали! — со странным удовлетворением в голосе сказал Меченый. Когда убитых обыскали, лицо его стало задумчивым и недовольным. Меченый скомандовал: всем разбегаться!

А сейчас не убежишь, сейчас ты в поезде, едешь и смотришь, как этот парнишка, как ни в чем не бывало, глотает коньяк с растворенной в нем лошадиной дозой сильного снотворного, считая тебя чуть ли не своим лучшим другом…

— Ник, а ты… — только и успел сказать Коля, а потом лицо его сделалось по-детски удивленным, глаза закатились, и он мягко сполз на полку, ударившись головой о столик. Стакан покатился по полу, издавая противное постукивание.

Никита знал, что времени терять нельзя. Он приподнял попутчика, стараясь не думать о том, жив ли тот, быстро раздел его и поменялся с ним шмотками. Интересно: бедолага тоже оказался в тельняшке! Вещи Коли сидели на Никите, как влитые: парень был более худым и жилистым, чем настоящий хозяин костюма. Зато заношенный зэковский свите-рок и свободная куртка могли подойти кому угодно. Подошли они и лежавшему без сознания Николаю. Ник деловито осмотрел нехитрый багаж соседа по купе, повесил несчастному на плечо свою видавшую виды спортивную сумку и, приобняв Колю за плечи, выволок его в коридор вагона.

Приближалась его станция. Никита планировал столкнуть парня на перрон, будто тот напился до полумертвого состояния и не может идти. В дороге-то с кем не бывает? Отле-жится, встанет да пойдет домой. Только вот не было у бедолаги дома в этом городе. У него там вообще ничего не было, кроме банды уголовников, возлагающих на него напрасные надежды…

План удался. Полусонный проводник поворчал для вида, не обратив внимания на сходство собутыльников, и поднял площадку вагона, позволив Нику спустить по лесенке напившегося дружка. Тот мягко упал в темноту, а Никита вернулся в вагон, улегся на полку канувшего в ночь Коли, завернулся в его одеяло и спокойно уснул.

Теперь его звали не Никита, а Николай, но особой разницы в этом не было: Ник, он и есть Ник. Николай Панин, только что отслуживший в армии и теперь мечтающий о скорой встрече с красивой юной женушкой. Потерпи немного, Наташка. Скоро к тебе приедет твой настоящий мужчина!

2

Наталья Рыбакова с детских лет знала, как сложится ее дальнейшая судьба. Она не видела вокруг себя никого, кроме Коли Панина. Девчонку сводили с ума его «французские» глаза, и ради этих глаз она готова была на все. Он и потребовал от нее отдать ему все: позвал замуж. Наташка согласилась с радостью.

Многочисленные претенденты на роль «главного Наташкиного короля», в глубине души подозревавшие, что все закончится именно так, возненавидели счастливого Ника всеми фибрами своих душ, и эти «фибры» жаждали мести. Панина подкарауливали и били, пытались запугивать, но он лишь смеялся в ответ, потому что знал: Наташа не променяет его ни на кого. Васька и Андрюха до конца жизни будут ходить в аутсайдерах, несмотря на пудовые кулаки и бездну наглости, заставляющую братцев размахивать этими кулаками не по делу.

В день, когда Рыбакова стала, наконец, Паниной, ее обожаемый муж получил повестку из военкомата. Наташка поревела, причем, не для порядка, а вполне искренне, с взрослой бабьей истерикой, а потом перекрестила мужа на дорожку и «села ждать его одна», как та царица из Пушкинской сказки.

Претенденты опять нарисовались на ее горизонте, распустив перья и норовя совратить соломенную вдовушку. Наталья не сдавалась, посмеиваясь над непонятливым мужичьем. И однажды едва не поплатилась за свой чересчур гордый нрав: все те же Василий и Андрей поймали ее возле сарая и, легонько придушив, затащили в пахнущую сеном темноту. Наташка билась в их руках изо всех сил, пытаясь укусить зажимающую рот потную Васькину ладонь, а потом повисла, словно мертвая, и завыла. Тоненько, горестно, как обижен-ный щенок.

— Эй, ты чего, Натаха? — испуганно спросил Васька, освободив свою жертву из медвежьего захвата и легонько встряхнув ее за плечи. Андрюха, уже расстегнувший штаны, тут же оделся вновь. Хоть и отличались эти ребята довольно мерзким нравом, но при виде горюющей Наташки вся похоть их куда-то испарилась. Они почувствовали себя, словно дети, провалившие экзамен, перед расстроенной из-за этого учительницей.

— Ты прости нас, дураков. Мы ведь и вправду думали, что ты специально своего Ника спровадила, чтобы напоследок со всей деревней оторваться, — признался Андрей.

— Ты хоть в милицию не ходи, ладно? — гнусаво добавил Василий.

— Ребят, вы что, совсем рехнулись, да? Что же вам неймется-то, братцы-кролики? Неужели непонятно: люблю я его, и отрываться ни с кем не собиралась! Не уймете свою натуру кобелиную — точно в милицию пойду. А пока — брысь отсюда, чтобы глаза мои вас не видели! — Наташка сверкнула на несостоявшихся насильников синими глазищами, и братья послушно ретировались. Все-таки имела она над ними какую-то волшебную власть!

Как только Васька и Андрюха исчезли, хлопнув дверью сарая, поселковая «волшебница» уселась на тюк сена и зарыдала, уткнувшись лицом в колени. Только что испытанный ею животный страх требовал выхода, и Натаха решила эту проблему чисто по-бабьи. Наплакавшись вволю, юная женщина вернулась в дом и написала мужу то самое письмо, которое он хранил в нагрудном кармане. В этом письме Наташка ни словом не обмолвилась о мерзком происшествии. На бумагу излилась не вмещающаяся в ее маленьком сердечке огромная любовь, столь сильная, что даже негодяи подчинились ее всепобеждающему могуществу.

В доме, чистом до ослепления, стол был накрыт, словно для великого торжества, а сама Наташка напоминала явившуюся в наш грешный мир богиню, снисходительную к простым смертным. Ее светлые волосы сияли в солнечных лучах, льющихся сквозь ажурные занавески, в глазах светилось ожидание счастья.

И все-таки он вырос на пороге так внезапно, что даже слегка испугал ее. Худощавый, чуть загорелый, с небрежным изяществом облаченный в старенький костюм, улыбающийся, такой родной, — это был он, ее Ник, любовь всей ее жизни! Наташка уронила на стол вилку, которую пыталась вытереть в третий раз, замерла, во все глаза глядя на вошедшего, а потом с низким горловым стоном кинулась к нему и бросилась на грудь, прижимаясь так, словно боялась, что он может исчезнуть.

Но он не исчез. Он нежно и немного суетливо гладил ее по плечам, повторяя, словно заклинание, одну и ту же фразу: «Ну, вот я и вернулся, солнышко мое! Теперь все будет хорошо!» Голос Ника звучал сипловато, прикосновения были какими-то суетливыми и не похожими на объятья того Коленьки, которого Наталья знала до армии. Но ведь служба всегда меняет парней, не так ли?

Наташка подняла на мужа счастливое лицо и встретилась взглядом с его зеленовато-карими глазами в изогнутых черных ресницах. Зрачки Ника резко расширились, сделав эти глаза почти черными. На короткое, невообразимо страшное мгновенье земля ушла из-под ног женщины: ей показалось, что это какие-то чужие, вовсе незнакомые глаза. Но через мгновенье парень расслабился, мягко улыбнулся, взгляд его просветлел, — и Наташа успокоилась. Даже обругала себя мысленно: надо же, чего навоображала! Называется, дождалась муженька из армии: не узнала!

— Что же мы стоим? Садись скорей за стол! — она потянула Ника за руку, но он, все так же мечтательно улыбаясь, нежно, но решительно развернул ее к кровати.

Не сказав ни слова, мужчина повалил жену на бежевое покрывало, принялся торопливо расстегивать на ее груди кокетливую атласную блузку, купленную специально к его приезду. Освобожденное из плена одежд, белоснежное тело Наташки затрепетало в жадных руках мужа. Его прикосновения были такими желанными, но все же причиняли ре-альную физическую боль. Женщина невольно закрыла глаза и застонала, а Ник, раздевшись, одним-единственным повелительным движением развел ее ноги и стремительно совершил с ней короткий, жесткий акт любви.

И тут же прежнее ощущение чужеродности повторилось. Наталья едва сдержалась, чтобы не закричать от ужаса и не оттолкнуть мужчину, который выглядел, как Ник, говорил, как Ник, — но все же не мог быть Ником! А он, меж тем, с мощным содроганием завершив соитие, упал на кровать рядом с обнаженной Наташкой, думавшей о том, что ей впервые в жизни хочется спрятать от любимого мужчины свою наготу, и повернул к женщине довольное лицо.

— Что-то не так? — спросил он, заметив замешательство в глазах любимой. Все не так, — хотелось ответить ей. Но вместо этого Наташка вымученно улыбнулась:

— Я так скучала по тебе! Я так тебя ждала…

— А я-то как скучал! А уж как ждал этой встречи, — ты даже представить себе не можешь! — невинная фраза прозвучала из его уст как-то двусмысленно. Или она начала относиться к Нику предвзято? Неужели разлука так катастрофически повлияла на нее, что она готова разрушить их отношения вот так сразу, глупо и бесповоротно?

— Может, все-таки пообедаем? — с надеждой предложила вновь Наташа, но Ник только загадочно помотал головой и придвинулся к ней поближе.

Его тело опять накрыло ее, руки мужа стиснули ее беззащитные груди, а губы впились в ее рот бесконечным поцелуем. Она в ужасе почувствовала, как его мужская плоть во второй раз восстала и нетерпеливо ткнулась в ее бедро. Одна из ладоней Ника требовательно скользнула ей между ног и решительно раздвинула их, освобождая дорогу члену. Мужчина напрягся, пронзил ее, причиняя боль, и торопливо задвигался, не обращая внимания на ощущения распятой под ним женщины.

О, Боже! В этих доведенных до автоматизма движениях не было ни намека на ласку! Неужели он так изголодался по ее телу там, в армии, что не перестанет терзать ее, пока не насытится?! Наташка невольно вскрикнула.

— Что-то не так? — вопрос был повторен, но уже совсем другим, раздраженным тоном. Ник прекратил пытку и вперил в ее глаза взгляд, полный ярости. Таким она точно никогда его не видела.

И вдруг Наташка поняла, что в нем было не так. Дело даже не в глазах мужчины. Вернее, не только в глазах. От этого человека пахло совсем по-другому, остро и незнакомо. Запах Ника успокаивал, а этот мужчина пах, словно дикий зверь, вызывая в душе женщины тревогу. Рядом с этим красивым, раскованным зверем она почувствовала себя загнанной жертвой.

Не такой она представляла себе встречу с любимым мужем после долгой разлуки. Совсем не такой. Куда же делись восхитительная нежность их любовных утех, терпкая сладость бесконечных поцелуев, трепетно сбегающих по телу вниз и рождающих в нем ощущение непереносимого удовольствия? Осталась лишь какая-то гладиаторская готовность к бою и сам бой, в который безнадежно превратилась любовь.

— И что теперь, мне идти дрочить в сортир? Или все-таки дашь мужу кончить? — цинично поинтересовался Ник, с брезгливым любопытством разглядывая растерянную жен-щину, словно она была каким-то диковинным насекомым.

Наташа невольно прикрылась измятым покрывалом и всхлипнула. Неужели прошлое счастье ушло навсегда? Грубые Васька и Андрей теперь казались женщине святыми: они-то не стали ее терзать!

— Ясно, меня здесь не ждали. Что, всю деревню через себя пропустила, святоша ты моя? — безжалостные фразы Ника пригвождали Наталью к кровати.

— Но ведь это неправда! Ты несправедлив ко мне! — нашла в себе силы возразить насмерть перепуганная женщина.

— Тогда ложись и не чирикай, — распорядился Ник, толкая жену в грудь. Экзекуция продолжилась.

В этот день Наталья Панина превратилась из самой счастливой женщины на свете в самую несчастную.

3

Если долго идти потаенными тропками через лес, выйдешь как раз на городскую свал-ку. Ульяна Федотовна очень хорошо знала этот путь. Ее избушка, надежно запрятанная от чужих глаз в самой непроходимой чаще леса, была полна вещей, когда-то выброшенных на помойку прихотливыми горожанами. Предметы мебели, одежда, коврики и обычные безделушки, — все это старая Ульяна терпеливо стаскивала домой, создавая там видимость уюта. Не покупать же лесной затворнице все это в магазине, да и где взять столько денег нигде никогда не работавшей пожилой женщине?

На этот раз бабуся пробиралась на свалку совсем с другой целью. В руках ее был обычный полиэтиленовый пакетик, куда вряд ли поместилось бы что-нибудь крупное. Нужна Ульяне Федотовне была сущая мелочь, которую при определенной доле терпения и полном отсутствии брезгливости вполне можно обнаружить на свалке.

Вообще, здешняя свалка оказалась интереснейшим местом! Найти здесь можно было все! Почему-то муниципальные власти не торопились распрощаться с этим зловонным участком, разросшимся на стыке леса и пригородных построек, хотя рядом с ним был смонтирован современный мусороперерабатывающий комплекс. Громоздкие мусоровозы по-прежнему оповещали о своем прибытии астматическим рыканьем, и очередная порция отходов вываливалась поверх утрамбованных временем руин цивилизации. Раз в неделю местные бомжи совершали набег на свалку, разбирая ее завалы.

Бабку Ульяну не приветствовали, но и не прогоняли, поэтому она в числе прочих методично ковырялась в самом сердце помойки.

— Нашвыряли тут, — в сердцах ворчала Федотовна, поднимая очередную грязную тряпицу и поднося ее едва ли не к самому носу: старушка явно была близорука, но очков не носила. И вдруг внимание ее привлек неприметный с виду пакетик с чем-то маленьким и бурым, аккуратно скрученным в трубочку. Ульяна развернула находку дрожащими пальцами, осторожно втянула носом ее острый, неприятный запах и удовлетворенно кивнула.

Это было то, что она искала: женская гигиеническая прокладка со следами крови. Сбоку к ней даже прилипла парочка лобковых волосков темно-рыжего цвета. Пахло от нее молодым, здоровым женским организмом: уж Ульяна-то могла отличить запах юной крови! В конце концов, когда ты специализируешься на черной магии, ты знаешь и умеешь многое из того, что недоступно простому смертному.

Старуха усмехнулась и бережно уложила находку в принесенный пакетик. Теперь эта молоденькая лахудра никуда не денется! Мальчику пора вступать во взрослую жизнь, становиться настоящим мужчиной: как-никак, ему скоро исполнится двадцать лет. Время обретения колдовской мощи. Ему нужно сконцентрироваться на этом, а не тратить силы понапрасну на смятение чувств и беготню по девкам. Ульяна Федотовна вознамерилась создать для своего Никодимушки послушную любовницу, сексуальную рабыню, готовую повиноваться любому желанию своего повелителя. Когда готовая дырка под рукой, легко заниматься важным делом, не отвлекаясь надолго.

Женщина положила пакетик в глубокий карман своего непонятного по цвету и форме одеяния и развернулась к лесу. Самый борзый из бомжей проводил ее ерническим криком: «Эй, бабуля, может, побалуемся?» Ульяна никак не отреагировала, только болезненно сморщила лицо и тяжело, с усилием кашлянула. К вечеру несчастный бомж ощутил острый приступ удушья и едва не умер, безуспешно пытаясь откашляться. Так Федотовна наказала шутника.

Вот и домик, словно прилепившийся к искореженному стволу исполинской сосны. Здесь Ульяна жила уже более семидесяти лет. Сколько же ей было сейчас? Бог ведает, а если не Бог, то кроме него — никто. Старая колдунья сомневалась, что ее жизненным путем на Земле руководят светлые высшие силы. Скорее, за ней внимательно следили из самой преисподней.

Никодима, естественно, дома не было. Парень предпочитал бродить по лесной чаще, а домой приходил лишь к ночи, заваливался в свой угол, застеленный древними одеялами (подобранными, само собой, на свалке), и громко храпел там до утренней зари. Едва солнце начинало пробиваться в заброшенную избушку, Никодим поднимался, съедал то, что Ульяна с вечера оставляла на столе специально для любимого мальчика, и неслышно ускользал обратно в лес.

Он походил на дикого зверя, красивого и неприрученного, с яркими пронизывающими глазами и неожиданно вспыхивающей в них улыбкой, делающей его просто неотразимым. Но некому было оценить по достоинству его красоту. Никодим ни разу в жизни не общался со своими сверстниками. Он знал, что где-то неподалеку есть поселок, но предпочитал к нему не приближаться. Также ему было известно о существовании города, живущего по своим законам, вовсе не похожим на законы леса. Лес был домом Никодима, его кормильцем и защитником. Другой жизни для себя парень не мыслил и не хотел.

Вы думаете, такого сейчас не может быть? Но Ульяна Федотовна изо всех сил старалась, чтобы случилось именно так. Она оберегала мальчика от походов «в люди», не разрешала ему знакомиться с поселковой ребятней, убеждая, что те его не поймут и будут над ним смеяться. Меньше всего на свете Никодиму хотелось, чтобы кто-то над ним смеялся. А в лесу смеяться было некому, здесь царила дикая, естественная жизнь, со смертью, но без оскорблений. Поэтому люди при встрече с Никодимом рисковали ответить за оскорбление собственной смертью.

Пока юный дикарь бродил по лесу, Ульяна Федотовна занялась колдовством. Она взяла холщовый мешочек, вложила в него находку со свалки, зашила ее суровой ниткой, чтобы она не выпала из кусочка грубой ткани. Потом в верхней части мешочка появились нарисованные угольком глаза и губы: получилось своеобразное подобие куклы. Это и была ритуальная кукла. Она изображала ту женщину, кровь и волосы которой хранили в себе мощную силу, позволяющую Ульяне сделать из несчастной хозяйки выделений послушную марионетку в своих руках.

На столе вспыхнули черные свечи, колдунья уложила куколку в центр образованного ими круга и принялась что-то гортанно бормотать, время от времени плюя на свечи и делая замысловатые движения пальцами над дрожащим пламенем.

— Пробудись от сна жизни, женщина, и иди ко мне! — провозгласила, наконец, Ульяна Федотовна, пронзая булавкой низ куклы и быстро гася свечи.

По избушке пронесся явственный порыв ветра, похожий на тяжелый вздох. Колдунья бережно взяла в руки ритуальную игрушку и отнесла ее за печурку. Там, среди ненужных тряпиц, предстояло бедняжке провести остаток дней, прежде чем хозяйка извлечет ее из тесного, темного убежища и бросит в огонь: тогда придет время завершить земной путь той, кому была уготована незавидная участь рабыни.

Едва Никодим получит силу и власть над тьмой, его сексуальная игрушка станет ненужной и даже опасной. Отпускать ее в мир нельзя, держать в вечном плену — накладно, все равно надоест однажды и запросит смерти, как избавления от страданий или, чего доброго, сбежит. К тому же, срок, отпущенный на земле Ульяне, подходил к концу, и власть над рабыней могла растаять в любой момент: едва старуха испустит последний вздох, колдовские чары спадут, а этого допустить было никак невозможно. Поэтому молодая женщина изначально была обречена.

Едва Ульяна Федотовна завершила свой черный обряд, раздался торопливый, дробный стук в дверь. Старушка пораженно обернулась к входу: кого это черт принес? Ведь изба охранялась колдовскими чарами и не подпускала к себе посторонних, отводя им глаза! Видно, Ульяна потеряла контроль над происходящим, чересчур увлекшись созданием куклы-рабыни. Вот путь к убежищу Федотовны и открылся для незваных гостей.

Старая колдунья настолько отвыкла от общества, что любой контакт с обычными людьми представлялся ей чем-то из ряда вон выходящим. Ульяна вздохнула и потопала открывать.

На порог впорхнула та, кого колдунья хотела бы видеть меньше других: Наташка Рыбакова. Лицо девушки было бледным, на скулах пылали два пунцовых пятна, глаза нездо-рово сияли. Красавица кинулась к старухе и взмолилась:

— Пожалуйста, помогите! Я знаю, что Вы можете помочь!

— С чего ты так решила, девушка? Откуда ты вообще узнала обо мне? Я, вроде, людям не помогаю, и свои способности не афиширую! — скептически отозвалась Ульяна, испытующе глядя на нежданную гостью. Но та была полна решимости, поэтому заговорила с новой силой:

— Да о Вас все знают, только обратиться бояться. А мне терять нечего, я самое дорогое уже потеряла!

— О чем ты, милая моя? — спросила Федотовна, словно не представляя себе, зачем явилась к ней чем-то невероятно напуганная молодая женщина.

— Моего мужа сразу после свадьбы призвали на службу в армию. Он отслужил полтора года, а вернулся вместо него совсем другой человек! — выдала Наташа сразу всю инфор-мацию.

Ульяна, прищурившись, помолчала. Рыбакова была женой Николки Панина, историю их возвышенной любви знали все, отголоски ее дошли и до глухого лесного уголка, где жила Федотовна. Знала старуха о том, что Наталья потеряла себя, полюбив парня. Эх, та-кую бы спутницу Никодиму! Никаких кукол приворотных не надо, и так на край света бы за ним пошла, дурочка безответная!

— Так в армии все меняются, родимая! — сказала Ульяна Федотовна то, что обычно приходит в голову в таких случаях.

— Нет, вы меня не поняли. Это не он поменялся, это его подменили! Он совсем такой же, как раньше, только… другой какой-то, не могу объяснить своих ощущений! Взгляд иной, повадки, движения, хотя тело, голос и лицо ничуть не изменились. Похудел разве что немного, — вздохнула Наташа.

— Ладно, садись, девка, в шар посмотрю, — проворчала Ульяна, достав с пыльной полки дымчатый хрустальный шар, похожий на планету, затянутую зыбкими, постоянно меняющими форму облаками. Старуха уложила шар в ладони и вперила в него мгновенно обострившийся взор. Наталья же, напротив, почувствовала непреодолимое желание заснуть, что и сделала минуту спустя.

Она даже успела увидеть удивительно яркий, запоминающийся сон. В нем сама Наташка стояла в длинном, слабо освещенном коридоре, по обе стороны которого зияли открытые двери. В дверном проеме слева от женщины стоял Коля, обнаженный по пояс, крепкий и красивый до умопомрачения, но покрытый ссадинами и кровоподтеками. Лицо его светилось тревогой, зеленоватые глаза затуманились, и он звал жену по имени. Звучало это, как бред. Справа от Натальи стоял тоже Ник, только более худой, поджарый, словно подобравшийся для прыжка зверь. Он натянуто улыбался, глядя мимо женщины прямо на своего двойника, и в зелени его хищных смеющихся глаз таилась страшная опасность. Только вот кому предназначалась эта скрытая угроза? И вдруг откуда-то издалека, из темного конца коридора, к Наташке приблизился третий Ник, точно такой же, как первые два, но вызывающий ощущение полной свободы и дикого восторга. Он прикоснулся к женщине, и в этот миг она испуганно вскрикнула и проснулась.

Ульяна Федотовна стояла над ней, склонив голову к плечу.

— Что, проснулась, красота моя? Видела что-нибудь? — обратилась к взволнованной гостье хозяйка избушки.

— Видела. Двоих видела. Один за меня тревожится, второй угрожает. А еще там был третий, точно такой же, но тоже совсем другой. И все они — это он, мой Ник, я это знаю точно. Может, у моего мужа какое-нибудь психическое заболевание? Что-то вроде раздвоения личности? Может, в армии его били и унижали, и он обозлился на весь белый свет? — предположила Наташа.

Старуха в ответ только покачала головой:

— Что же ты тогда ко мне пришла, девица, а не в психбольницу? Может, просто вас сглазили недобрые люди? Вам ведь многие завидовали, особенно Нику твоему, как ты его зовешь. Кстати, почему?

— Так его с детства прозвали, сокращенно от имени Николай, — объяснила Наталья само собой разумеющуюся вещь.

— Запомни, девонька: сокращенное имя меняет человека не хуже твоей армии. Он теряет врожденные свойства, охраняемые полным именем, и становится тем человеком, чью сущность притягивает кличка. Может, и с Колей твоим любимым то же самое случилось? — пытливо взглянула на молодую женщину колдунья.

— А если так, можно ли исправить положение? — с надеждой протянула руки к Ульяне Наталья. Старуха слегка отодвинулась: ей не нравилось, когда к ней прикасались. Тем более, сейчас, ведь она близка к максимальной аккумуляции колдовских сил, и они могут внезапно перейти на любого человека, допустившего с ней прямой телесный контакт. Тогда несчастный Никодимушка останется без сил и без защиты от всего зла этого жестокого мира!

— Запомни, душа моя: исправить можно все и всегда, главное — захотеть! — провозгласила Ульяна Федотовна.

— Вы сможете мне помочь? — нетерпеливо спросила Наташка.

— Терпение, девочка моя! Никогда не спеши с выводами! Когда твой муж вернулся? — осадила старуха гостью, словно норовистую лошадку.

— Сегодня утром, — отозвалась Наталья, накручивая на палец кончик золотистой косы.

Колдунья невольно отследила взглядом этот жест, выдающий волнение красавицы: вот бы достать прядь этих роскошных волос! Какая рабыня была бы для Никодима! Загляденье! И избавиться от нее, в случае чего, можно было легко: сколько завистников вокруг нее, да все буяны. Особенно, если выпьют лишнего, а ведь это случается так часто! Да и зачем избавляться, раз уж на то дело пошло? Влюбится ведь эта краля в Никодимушку, как пить дать, влюбится!

Ульяна Федотовна очнулась от мечтаний и сказала:

— Вот видишь! Ты с ним еще и поговорить по-нормальному не успела, а уже к колдунье бежишь. Нехорошо это, девка, грешно! Зачем Бога гневишь? Пожила бы с мужем бок о бок пару месяцев, пообвыклась, глядишь, и вернулось бы все на круги своя. Разве я не права? Поверь старухе, я давно на свете живу!

— Нет, бабушка! Все не так! Я же вижу, что его глазами чужак на меня смотрит! — упрямо возразила Наташка.

— А шар мой не лгущий говорит, что порча на тебе. Видишь, чего нет, чувствуешь, чего не следует. Были ли какие-нибудь бабы у Ника твоего? — словно нехотя, заговорила старуха. Голос ее звучал глухо, словно колдунья постепенно впадала в транс.

— В поселке он ни с кем, кроме меня, не гулял никогда. Если только сох по нему кто, — пожала плечами Панина.

— А когда служил он, не мог тебе изменить, другой любви захотеть, наобещать какой-нибудь красотке вечного счастья? — продолжала допрос Ульяна Федотовна.

— Не думаю. Нет. Мой Ник не мог так поступить со мной! — Наталья почти верила в свои слова. Почему эта жуткая бабка заставляет ее сомневаться? Зачем так мучает, вместо того, чтобы помочь? Ведь люди говорили, что она знает все, что творится на том и этом свете. И может все повернуть, как нужно ей.

— Твоего мужа сомнения сжигают. Подозревает он тебя. Похоже, с кем-то по дороге домой пообщался, рассказал о тебе, ему и внушили всякого. Испытывает он тебя. Будешь на действия его непослушанием отвечать — поверит наговорам и бросит, а то и убьет, чего доброго, — застращала Наташу колдунья.

— Что же мне делать? Как поступать, чтобы все вернулось? — Панина призадумалась, ее боевой запал поутих.

— Молчи, улыбайся, будь прежней влюбленной красавицей. А для верности принеси мне что-нибудь, принадлежащее твоему мужу. Немного волос, крови, носовой платок, которым он пот утирал, например. Сделаю ему оберег, а тебе — талисман на любовь и верность. Достанешь, что прошу, — тогда и приходи опять, — у колдуньи в голове возник хитрый план. Ульяна Федотовна точно знала, что Наташка все перетерпит и сделает так, как потребует проницательная старуха.

На самом деле лесная затворница знала ответы на все вопросы гостьи. Настало время расплаты за все былые грехи. Только не думала Ульяна, что получится именно так, что ее поступок почти двадцатилетней давности аукнется ей именно теперь, когда смерть близка, а колдовские силы пора передавать другому человеку. Как не вовремя, как глупо! Федотовна горько покачала головой, провожая гостью.

4

Алина «делала лицо», собираясь с подругами в ночной клуб. Сегодня Филипп обещал подарить ей обручальное кольцо: он так недвусмысленно намекал на это во время последнего свидания! Он такой славный, этот Фил: высокий, плечистый, обнимает так, что дыхание перехватывает. Да к тому же чертовски богат! Словом, мечта любой настоящей тусовщицы, — а достался ей!

Алина пристально вгляделась в собственное отражение в зеркале, и вдруг ей показалось, что оно слегка сдвинулось и поплыло. Девушка встряхнула иссиня-черными блестящими волосами, и все тут же пришло в норму.

— Спокойно, Алька! Нельзя так волноваться, иначе до свадьбы не доживешь! Умрешь от счастья! — пропела сама себе Алина, поправляя прическу.

Девушка даже не представляла себе, насколько она была близка к истине!

За Алиной заехали Светка с Надюхой, абсолютно не похожие друг на друга родные сестры. Светлана была высокой и худой до синевы, модные шмотки сидели на ней, как на вешалке, а коротенькие, безжалостно выбеленные волосы напоминали щетину синтетической зубной щетки. В общем, не женщина, а мечта модельера. Надежда, напротив, обладала весьма привлекательными формами и естественными рыжеватыми кудрями, пышной волной ложащимися на плечи. Какой-нибудь Тициан наверняка отдал бы половину таланта, чтобы нарисовать Надюху на своей картине и стать бессмертным во второй раз.

Черноволосая полноватая Алина как раз дополняла комплект. Вернее, это Алька считала себя полноватой: ей с детства внушали, что надо сидеть на диете, следить за собой и не расползаться. А девушка любила покушать, и потому все равно расползалась. Правда, дальше сорок восьмого размера одежды дело не заходило никогда, но в тех кругах, где она вращалась, этот размер уже считался либо личной катастрофой, либо приговором. Сейчас Аля носила сорок шестой размер, старалась не налегать на сладкое, заменяя удовольствие от еды головокружительным сексом с Филиппом. Он, кстати, находил девушку вполне привлекательной. Иначе, зачем тогда ему было жениться на ней?

Чмокнув на расстоянии Свету и Надю, Алина впорхнула в их серебристую «Тойоту» и по привычке «поправила перышки».

— Девочки, сегодня гуляем по полной! — возбужденно сообщила она.

— Это с чего бы? — лениво отозвалась Света, сидевшая за рулем. Ей вовсе не улыбалось крутить баранку на трезвую голову, когда другие отрывались.

— Не бойся, подруга, такси вызовем! — прочитала Аля ее мысли.

— Тогда ладно. В «Лигу свободных»? — уверенно произнесла название популярного ночного клуба Светлана, и Надежда удовлетворенно откинулась на сидении:

— В нее, родимую!

Филипп уже ждал подруг, восседая за столиком на возвышении. Вокруг на площадках, меняющих высоту, танцевали такие соблазнительные полуобнаженные девочки, что посе-тителям клуба невольно приходило на ум сравнивать их со своими спутницами. Причем, сравнение было не всегда в пользу последних. Сегодня в клубе был «фиолетовый день», и поэтому танцовщицы были облачены в полупрозрачные фиолетовые трико, напоминая загадочных инопланетянок.

Филипп лениво разглядывал их прелести, естественно, представляя себе роскошные постельные сцены с участием здешних красоток. Он ведь был мужчиной, а не импотентом, и грешно было бы упрекнуть его за здоровые инстинкты. Алина ревниво понаблюдала за сладострастным взглядом любимого мужчины, направленным на клубных див, а потом закрыла ему глаза ладонями.

— Алечка, я так соскучился! — ласково пробасил Фил, роняя девушку к себе на колени и смачно целуя ее у всех на глазах.

— Привет, Фил! — в один голос воскликнули Света с Надюхой, усаживаясь за столик и озираясь по сторонам в поисках достойных кавалеров.

Юркий официант приволок поднос с коктейлями: в стоимость входа в клуб включалось два фирменных напитка. Девчонки тут же присосались к разноцветным соломинкам, а Филипп извлек из кармана маленькую бархатную коробочку и как-то слишком торжественно откашлялся, глядя прямо в глаза Алины.

Девушка ждала этого момента все двадцать три года своей, в общем-то, никчемной жизни, заполненной бесцельным «клублением». Она сделала великолепную карьеру ту-совщицы, которая вот-вот должна была завершиться удачным замужеством. Алина уже приготовилась к триумфу. Вдруг ощущение «плывущего пространства» вернулось, накатившись с новой силой.

— Алиночка, тебе плохо? — озабоченно спросил Фил, заметивший, как внезапно покачнулась девушка, пытаясь прийти в себя.

Вдруг Алина подняла на без пяти минут жениха опустевший взгляд и грубовато ответила ему:

— А тебя это что, так колышет? Нет, мне замечательно! Мне очень хорошо! Только мне сейчас нужно срочно уходить! Меня зовут!

— Света, она что, наширялась? — обернулся к Алиной подруге озадаченный Фил, не ожидавший подобного поворота событий.

— С какой стати? Я вполне нормальна. Прощай, Фил, — отчетливо произнесла Аля и, оставив на столике свою изящную сумочку, поднялась, поправила атласные брюки, тряхнула волосами и двинулась мимо столиков и площадок с танцовщицами прямо к выходу.

В душе девушки нарастало какое-то странное томление, она всем нутром ощущала нечто, обозначенное ею, как зов. Алину неодолимо тянуло на улицу, там она постояла немного, задумавшись и глубоко вдыхая холодный ноябрьский воздух. Мучительное ощущение не проходило. Аля решительно повернула направо и двинулась по тротуару, не особенно размышляя о том, куда влекут ее ноги: она была твердо убеждена, что явится именно туда, куда надо. Где ее ждали, откуда доносился этот повелительный, наполняющий душу одновременно и ужасом, и восторгом зов.

Дойдя до окраины города (путь занял несколько часов, уже стемнело, но насквозь продрогшая Аля не обращала внимания на холод и не считала времени), девушка вновь оста-новилась и нервно втянула ноздрями волнующий запах леса. Туда! Ее звали туда! Там, в манящей темноте (еще утром Алька бы до смерти испугалась перспективы в одиночестве прогуляться по ноябрьскому лесу), ее ждало то, что должно стать Истинным Смыслом всей ее жизни.

И Алина решительно свернула с асфальта на лесную тропинку. Сапоги на тонюсеньких высоких шпильках вязли в грязи, ноги девушки, обтянутые атласными брючками, за-леденели, но она уверенно ломилась сквозь чащу, словно привыкла гулять именно по ночному лесу и как раз в таком виде.

Где-то там, впереди, за мрачно сомкнувшимися елями и причудливо изогнутыми соснами, ее ждали тепло, уют и любовь. Много настоящей любви, такой, какую не способен подарить насквозь фальшивый Филипп с его масляными взглядами, обращенными на танцовщиц клуба. Последняя мысль неожиданно привела Алину в замешательство: какой Филипп? Какие танцовщицы? Что такое клуб? Есть только лес, а за лесом — цель, к которой надо стремиться.

Прежде чем двинуться дальше, Аля подошла к маленькому лесному озерцу, по размерам больше напоминающему большую лужу, и тщательно смыла всю косметику. Там, ку-да она шла, все было естественно и красиво. Там не было фальшивых красок на лицах и шпилек (уловив эту мысль, девушка тут же без сожаления рассталась с сапогами и дальше пошла босиком). Там был он, ее прекрасный повелитель, которому она должна была служить до конца дней своих.

Может ли что-нибудь быть прекрасней подобной участи? Алина подняла лицо к звездам, виднеющимся сквозь переплетенные ветви вечнозеленых деревьев, и счастливо рас-смеялась, почувствовав себя наконец-то освобожденной от невыносимо тяжелых оков цивилизации.

Пройдя сквозь лес, девушка остановилась на пороге небольшой избушки. Если бы Алина точно не знала, куда идет, она могла бы и не заметить этот заросший мхом домик, надежно спрятанный в чаще от любопытных глаз. Аля подняла руку и, сжав кулачок (два ногтя сломались, когда она пробиралась сквозь паутину еловых лап), уверенно постучала в дверь. Через минуту она со скрипом отворилась, и гостья, грязная и замерзшая, шагнула в теплое, темное нутро избушки.

— Ну, здравствуй, девица. Сначала иди мыться, потом я на тебя посмотрю, — сдержанно встретила Алину пожилая женщина.

Девушка прошла за допотопную ширму и обнаружила там еще более древнее корыто, наполненное водой с мыльным корнем. Откуда-то Аля точно знала, что за средство пенится в затрапезной посудине. Алина сняла остатки одежды, шагнула в воду, уселась в корыто и принялась тщательно отмывать налипшую на тело бурую осеннюю грязь. Потом она вытерлась ветхим полотенцем и спокойно появилась из-за ширмы, ничуть не стесняясь наготы. Человек приходит в этот мир нагим: чего же тут стесняться?

Старуха внимательно осмотрела девушку, словно рабыню на невольничьем рынке, и осталась вполне довольной увиденным. А что? Девка не тощая, молодая, сильная, не дев-ственница (Алина послушно присела и позволила Ульяне проткнуть себя пальцами в самом сокровенном месте). Как раз то, что нужно Никодимушке. Пора будить парня, пусть потешится.

Аля по требованию хозяйки избушки протянула ей запястья и дала себя связать. Колдовство, конечно, штука сильная, но кто знает, что выкинет эта баба, когда Никодим начнет с ней знакомиться поближе? На первый раз Ульяна Федотовна решила подстраховаться. Старушке пришлось изрядно повозиться, стреноживая пленницу, которая, впрочем, и не думала сопротивляться.

Алина, накрепко притянутая веревкой за вскинутые руки к толстой потолочной балке, с замиранием сердца ждала. Она знала, что сейчас появится Он. Ее господин. Ее повелитель. Ее судьба. Тело молодой женщины напряглось и покрылось бисеринками пота, груди затвердели, внизу живота растеклась сладкая боль. Аля невольно застонала и закрыла глаза. Почувствовав легкое прикосновение к левому соску, она затрепетала и решилась взглянуть на того, кому предназначалась в рабыни.

Перед Алиной стоял кое-как одетый, но очень красивый худощавый парнишка диковатого вида, с густой гривой темных волос, твердо очерченными скулами, подернутыми тенью многодневной юной щетины, и пронзительными зеленоватыми глазами. Его правая рука была поднята и замерла на расстоянии нескольких миллиметров от ее тела. Он жадно впитывал восхищенным взглядом ее наготу, а потом обернулся к старухе, наблюдавшей за этой сценой, и коротко распорядился:

— Уйди, мама. Я хочу, чтобы она любила меня.

И Алина почувствовала вдруг, что умрет от счастья, едва этот мужчина овладеет ею. Только ради этого мига и стоило жить!

5

Ник очнулся от жуткой боли в затылке и висках. Казалось, его голову опустили в котел с кипящим маслом и начали варить, иногда помешивая (в эти моменты боль достигала максимального уровня и разрывала мозг). Парень лежал на каком-то топчанчике в темном, тесном помещении. Вокруг несчастного столпилось несколько странного вида мужичков. Они молчали и выжидающе смотрели на Ника.

— Ну, здравствуй, Никуша! Ох, и напугал ты меня, старика! — удовлетворенно произнес самый старый из всех, заметив, что парень открыл глаза.

Ник не ответил. Он не знал, кто такой этот явно узнавший его дядька, почему он называет его Никушей. Честно говоря, он вообще не помнил, кто он сам и откуда. Но молодой человек понял, что собравшиеся чего-то ждут от него. Поэтому с трудом разлепил запекшиеся губы и еле слышно выдохнул:

— Здравствуйте.

— Ну что, друг сердечный, будешь дальше пакостить, или начнем приходить в себя? — голос старика был мягким и вкрадчивым, но где-то в глубине его чувствовался настоящий металл. Ник на подсознательном уровне понял, что этого голоса стоило бояться.

— Извините, но я никак не возьму в толк, что Вы имеете в виду, — пожал плечами парень. Это слабое движение вызвало новый всплеск боли. Ник поморщился и прикрыл глаза, стыдясь показать присутствующим выступившие на них слезы.

— Ах ты, щенок! Как будто не из зоны прибыл, а из института благородных девиц! Простите-извините, я Вас не понимаю. Сейчас как врежу промеж глаз, сразу все поймешь, сучонок! — внезапно вспылил мужик, и его обманчивая отеческая доброта сразу растворилась в этом выбросе эмоций.

Ник вздрогнул. Если бы этот дядька с белесым шрамом, идущим поперек лба, выполнил свою угрозу и ударил его по голове, то дальнейшее их общение продолжилось бы на похоронах. Причем, Ник выступил бы на них в качестве покойного. Слова о зоне тоже обеспокоили парня: пускай из его памяти начисто изгладились события прошлых лет, но он не мог сопоставить себя с человеком, проведшим часть жизни в местах не столь отдаленных.

— Но я в самом деле ничего не помню! — превозмогая боль, воскликнул Ник.

— Пить меньше надо, — смягчившись, пробурчал старик.

— А он отъелся на зоне-то! Глянь, Меченый: плечики-то круглые стали! — завистливо заметил один из бандитов (парень не сомневался, что попал в руки преступников, только вот почему?).

— Наверно, Дрына, он там работал, камешки ворочал. Что, Ник, ворочал камешки-то? — Меченый криво усмехнулся.

— Меня зовут Ник? — переспросил молодой человек, уставившись прямо в глаза пожилого. Тот с интересом воззрился на еле живого собеседника и с сомнением проговорил:

— Ты что, в самом деле, память потерял, или прикидываешься?

— Значит, Ник, да? — зеленоватые глаза парня вновь устало закрылись, на лбу выступила испарина.

— Ага, точно. Только вот не знали мы, как тебя полностью звать-величать. Николай, что ли? Да вроде нет, до чудотворца тебе еще дорасти надо. Никифор? Вряд ли: мудрено чересчур. Хотя, чего только сегодняшние мамашки не придумают, чтобы выпендриться, а дите родное потом страдает! — Меченый сухо хихикнул, окружающие вежливо подхвати-ли смех.

— Тут у него бумажка в вещах была, вроде как справка об освобождении. Никита его зовут. Никита Барсуков, — Дрына протянул старику документ.

— Ну, вот и познакомились. А то все Ник да Ник. Никита, значит? Хорошее имечко. Был у меня в молодости приятель, тоже Никиткой кликали. Так вот, он первый раз мен-там-то меня и сдал. Что, будешь носить иудино имя, или другое придумаем? — Меченый деловито обратился к Нику. Тот окончательно обессилел и больше всего на свете хотел бы промочить горящее горло и поспать.

— Мне бы попить, — попросил парень, и Меченый неожиданно вновь расхохотался, на этот раз громко и искренне:

— Он еще не напился! Вот чудила!

— Водку будешь? — хмуро осведомился какой-то доморощенный юморист.

— Воды, — безнадежно взмолился Ник. И зачем только он вообще очнулся?!

Воду в грязном одноразовом стаканчике принесла запуганная девчонка лет семнадцати с короткими слипшимися волосами и выпуклыми, как у резиновой куклы, глазами. Ник хотел поблагодарить ее, но поперхнулся и чуть не умер, закашлявшись.

Мужики загомонили и отошли от нехитрого ложа парня. Девчонка посидела рядом, вздохнула и пискнула неожиданно тоненьким голоском:

— Меня Вика зовут. Они решают, что с тобой делать. Дядьки ждали супермена, а прибыл какой-то балласт!

Ник глянул на девицу уже с интересом: надо же, такая пигалица, а язычок, как бритва!

— Значит, ты правда ничего не помнишь. Я в тебя влюблена была до твоей ходки на зону. Мне тогда одиннадцать лет было. Смешно, правда? Сейчас бы я в тебя по-настоящему влюбилась, мне теперь можно, — вздохнула Вика и покраснела.

— По закону еще нельзя, — заметил Ник и сам себе поразился: выходит, память потеряна только частично? Может, все еще восстановится? Парень и хотел этого, и боялся: а вдруг то, что всплывет из глубин его сознания, жестоко разочарует? Что, если он и вправду уголовник? Но внутренний голос еще раз уверенно ответил: нет!

— А то преступление тогда так и не раскрыли. Ты молодец, молчал, как партизан! — восхищенно продолжала Вика.

Ага, значит, банда влипла в какое-то серьезное дело, а взяли только его, Ника. Вернее, какого-то Никиту Барсукова. Парень искоса глянул на бумагу, оставленную Меченым на краю топчана, и сердце его безнадежно сжалась. Он не видел себя в зеркало, но на документе, без сомнения, была его фотография. Значит, его зовут Никита, его любит грязная, нечесаная малолетка, и еще — он бандит. Не самый радостный набор новостей, не правда ли? Ника передернуло. Между тем, головная боль понемногу начала отступать. Вика склонилась к его уху и доверительно шепнула:

— Я тебе в воде аспиринку растворила. Импортную, хорошую. Если у тебя голова с бодуна болит, будет полегче.

— Спасибо, конечно, только бодун здесь не при чем. Наверно, какая-то добрая душа вроде тебя мне подсыпала что-то в выпивку, — предположил парень.

От банды отделился Дрына. Он молча схватил Вику за руку и отволок ее в соседнее помещение. Потом вернулся и огласил вердикт:

— Пару дней отлежишься, потом поговорим серьезно. Пора дела делать. Хватит по зонам отсиживаться да водяру лакать!

Никита попробовал заснуть, едва мерно гудящая толпа покинула комнату. Это была какая-то промышленная постройка, далекая от идей об уюте. Этакий фэн-шуй наоборот. Мысль насторожила Ника: откуда он знал о такой вещи, как фэн-шуй? Это учение проникло в Россию не так давно, почему-то молодой человек твердо это знал. Значит, никакой он все-таки не Никита. Тогда кто же? И почему этот Барсуков, судя по фотографии, оказался точной его копией?

Нику предстояло срочно найти ответы на эти вопросы, иначе судьба затянет его в жуткий омут, выбраться из которого будет ох, как сложно!

Меченый задумчиво сидел на пороге бункера (так его группа называла заброшенный склад, где они собирались) и курил. Что-то странное произошло с Никушей, другим он стал, совсем другим. Малявы из зоны, где он отбирал срок после совершеннолетия, исправно сообщали: зубастый щенок, но правильный! В славного волка вырастет! А тут явилась какая-то размазня с интеллигентскими замашками, да еще и лечит всех, что память потерял. Не похож он на беспамятного. Да и вообще непонятно, на кого он похож! То ли на обколотого, то ли на отравленного…

Старик устал, безнадежно устал. Держать команду в повиновении становилось все труднее, успешных дел не выгорало, ребята роптали и пытались действовать самостоятельно. Тот случай с двойным убийством, когда Ник спас всех, избрав на следствии единственно верную тактику молчания, словно спугнул удачу Меченого.

Прошло пять лет, пять долгих, муторных лет! Он ждал этого пацана, словно собственного сына, надеясь, что Никуша станет талисманом, приносящим банде фарт. Но, видимо, капризный успех отвернулся от самого Ника. Никита. Чудно-то как! Почему-то Меченый был уверен, что мальчишку зовут Николаем, как святого чудотворца. Чуда не получилось. Старик сплюнул и тоскливо оглянулся на подельников.

Дрына, как обычно, травил байки, веселя всю шоблу. Братва посмеивалась, время от времени поглядывая на старшего. Пока еще его боялись, но это лишь вопрос времени. Уважение авторитетов — пережиток прошлого, Меченый всегда боялся устареть, но это, похоже, все-таки произошло. Наглый, сильный, хитрый Дрына готовился сменить старика на лидерском посту, и это было видно невооруженным глазом. Бандиты все чаще кучковались вокруг этого верзилы с надменным лицом.

Пока что Меченого слушались беспрекословно: стоило ему посмотреть на собеседника и слегка возвысить голос, как о Дрыне забывали. Но за спиной Меченого явно зрел заговор. Старик ощущал это своим обостренным, по-настоящему волчьим чутьем. Он надеялся на поддержку Ника. Но джокера в колоде не получилось: многообещающий пацан оказался настоящим фуфлом. Что же, все-таки, с ним произошло?

6

Когда Наташка вернулась домой, Ник уже проснулся, умылся и даже успел обдумать линию своего поведения. Если он хотел спокойной, счастливой жизни в объятьях красивой телки, ему стоило быть помягче с ней и поумерить гордыню. От проницательного взгляда бывшего сидельца не укрылся явный испуг женщины, когда он отымел ее утром по полной программе. Неужели Наталья что-то заподозрила?

Вспомнив, какое удовольствие доставил ему секс с женой Николая, каким гладким и податливым было ее сумасшедше возбуждающее тело, Никита невольно заулыбался. С этой мечтательной улыбкой он и встретил Наташу. Женщина, увидев сияющий взгляд мужа, едва заметно изменилась в лице. Перед ней, несомненно, был он, ее Коленька, такой же нежный и ласковый, каким она помнила его все эти месяцы вынужденной разлуки. Может, права старая колдунья, и ей надо просто немного подождать и повнимательней приглядеться?

Ник обнял Наташку и бодро спросил:

— Где была моя женушка?

— В церковь ходила, свечку за твое возвращение ставила, — выдала Наталья заранее подготовленный ответ. Ей было и стыдно, и страшно: не гневит ли она Бога, произнося столь кощунственную ложь? Ведь не в святом храме она была, а совсем наоборот: в бесовской обители!

— Ужинать-то мы будем? — Ник потер ладони и уселся за стол. Наташа вздрогнула: он сел как раз туда, где обычно восседал до армии. Неужели она напрасно беспокоилась?

— Наконец-то мой солдат проголодался! — заулыбалась женщина, кинувшись к холодильнику. Никита стал ей помогать, заметив только:

— Не солдат, а ефрейтор (он успел изучить документы соперника).

— Ах, простите! — церемонно поклонилась Наташка.

А потом они ели и дурачились, совсем как в старые, добрые времена, пока оба не возбудились до такой степени, что не могли больше терпеть и ждать. Одежда полетела в разные стороны, и внезапно наступившая ночь застала нагую юную пару за греховным занятием: Никита, уже удовлетворивший свою страсть, усадил жаждущую продолжения женщину к себе на колени и целовал ее всюду, куда только могли дотянуться его невероятно нежные губы (о, да, он мог быть и таким!). Наташа изгибалась по-кошачьи и тихонько постанывала, закрыв глаза. Она не замечала, каким испытующим был взгляд ласкающего ее мужчины.

А он, касаясь ее губами, все острее понимал, что эта красавица, которую он увидел впервые лишь сегодня утром, успела завоевать его холодное, циничное сердце. Ник с удивлением осознал, что ему невероятно приятно даже просто касаться ее кожи, пахнущей свежестью. Ему больше не хотелось ее насиловать, он жаждал любви. Но молодой мужчина понимал также, что он не может требовать чувств от Наташи, будучи Никитой. Ему вечно придется быть Николаем, зная, что она дарит себя с такой щедростью совсем другому человеку. Пусть похожему на него, как две капли воды, но другому!

Сердце парня сжалось от досады, он судорожно вздохнул и, прервав поцелуи, прижал к обнаженной груди чужую жену, видящую в нем своего мужа. Ник готов был вечность просидеть вот так, тело к телу, кожа к коже, сердце к сердцу. Его собственное сердце грохотало, готовое вырваться из груди, а пылающие зеленью глаза пытались уловить взгляд Наташки, чтобы мужчина смог обмануть себя безграничной любовью, светящейся в этом взгляде. И Никите это, наконец, удалось. Она открыла затуманенные глаза, долго всматривалась в лицо любимого мужчины с безмятежной нежностью, а потом чуть слышно шепнула:

— Я люблю тебя, единственный мой!

Пусть так, решил Никита. Его назвали единственным. Именно его, и Николай тут не при чем! Ведь это он, Никита, а не Николай, только что излил в ее обжигающее лоно свое семя, ведь это его она привлекала к себе в беспамятстве страсти, а вовсе не законного мужа. И на него она смотрела так, как может смотреть только по-настоящему любящая женщина на по-настоящему любимого мужчину. И Никита, подхватив светящуюся любовью Наталью на руки, с легким сердцем отнес ее на кровать. На их супружескую кровать. Да будет так!

Когда Наташа уснула, Ник тихонько высвободился из кольца ее рук и, натянув домашние брюки, вышел на крыльцо покурить. Вдруг из темноты его окликнул чей-то голос:

— Эй, браток, привет! Вернулся? А мы к тебе с разговором! Ты это… ты не подумай, что Наташка тебе тут с кем-нибудь изменяла. Мы следили, все было в порядке! Это я, Василий! И Андрюха со мной! Бухать-то когда будем? За возвращение ведь положено, уважь товарищей!

— А что тянуть-то? Давайте прямо сейчас! В чипок только сбегаю, — Ник еще по дороге со станции заметил круглосуточно работавший магазинчик, поэтому сориентировался быстро и безошибочно.

Купив водки и захватив из дома нехитрой закуски, парень накрыл полянку прямо возле дома в саду, где стояли две деревянные скамейки со столиком посередине. Наверно, их соорудил когда-то сам хозяин дома. Стоп, какой еще «хозяин», да еще и «сам»? Теперь здесь один хозяин, и это он, Никита! Или уже Николай, как утверждает паспорт, лежащий в его кармане?

Ник вытер невольно выступивший на лбу холодный пот и свистнул братанам. Те активной рысью приблизились к скамейкам и с готовностью заняли места за столом.

— Ну, за встречу! — радостно провозгласил Василий. Его охотно поддержали.

Дальше все пошло по обычному деревенскому сценарию: «между первой и второй», «за любовь»… Потом Ник решил притормозить. Напиваться в первый же вечер и пугать Наташку он не собирался. Поэтому он предложил братцам накатить без него, те не отказались, и Андрюха, душа которого уже успела развернуться, приобнял Никиту за плечи и разоткровенничался:

— Ты прости нас, Колян, за прошлое! Надеюсь, ты не держишь на нас зла за то, что били тебя? Ну, сам посуди: нравилась нам Натаха, обидно было, что никого, кроме тебя, не замечала! Теперь дело святое: жена!

Ник поставил в памяти зарубку: Наташкиного мужа эти ребята поколачивали. И, видно, не слабо, раз сейчас прощения просить вздумали. Что ж, надо продумать линию поведения. Как поступают в этой деревне: прощают или мстят? Может, с Наташкой посоветоваться — не напрямую, а так, исподволь? А Василий, тем временем, подхватил покаянный монолог брата:

— Мы к Натахе подвалить в твое отсутствие пытались. Плохо пытались, грубо. Но она так на нас глянула, что мы не смогли довести дело до конца.

— Погодите-ка, это что, вы ее изнасиловать хотели? — уточнил Ник, привставая с места и начиная закипать.

— Хотели, но не стали. Тебя она любит, а против любви мы не пошли. У нас теперь другая зазноба, Ирка Зотова, — поделился сокровенным Андрюха.

— Что, опять одна на двоих? — догадался Никита.

— Ну, выходит, так! — осклабился Васька.

— Чему ты радуешься, придурок? Друг другу ведь морды бить придется, если Ирка кого-нибудь одного из нас выберет! — совсем расстроился Андрей, разливая остатки водки по стаканам. На этот раз Ник поддержал компанию.

— Слушай, мы тут на охоту собрались. Ты по-прежнему это дело не уважаешь или в армии научился оружие любить? А то пошли с нами! — Василий, допив горькую, совсем раздобрел. Он вдруг возлюбил Ника всем сердцем, словно и не было долгих лет непримиримого соперничества.

Да только вот Никите эта его внезапная приязнь была ни к чему: его Наташку эти два урода наверняка лапали! Как она от них избавилась: уговорами, слезами, мольбой? Или они все-таки получили свое, а теперь юлят? Нет, с женой надо поговорить всерьез! Ник настолько глубоко вжился в роль мужа Паниной, что даже обида, нанесенная когда-то Николаю (видите ли, били его эти гады!), была воспринята им, как личная.

Никита вернулся в дом, плеснул в лицо ледяной воды из ковшика и долго, пристально вглядывался в собственное отражение в зеркале. Почти черные волосы, лихорадочно сверкающие «французские» глаза, наверно, чересчур резкие черты лица, нервная линия рта… Скорее всего, он красив, и бабам такие нравятся. Но так ли сильно он похож на оставленного где-то на темном перроне беспомощного Колю? И имеет ли он право занимать его место и мстить кому-то за чужое прошлое?

К черту сомнения! Пора хоронить в недрах памяти Никиту Барсукова. Этот персонаж остался в прошлом. Парадоксальная вышла ситуация: Никита оказался сильнее, хитрее и внимательнее Николая, но право на легальное существование досталось именно Николаю! Парень горько усмехнулся и подошел к кровати. Наташка не спала, она следила за приближением мужа черными провалами широко распахнутых глаз:

— Где ты был так долго? Ты пил? С кем?

— Не переживай, солнышко! Васька с Андрюхой приходили, за старую дружбу налить потребовали: из армии все-таки вернулся! — отмахнулся Ник.

Наташка гибким движением села на постели, отбросив одеяло. Голос ее задрожал от гнева, когда она заговорила:

— За дружбу, значит? А то, что они тебя чуть не убили когда-то, уже забылось? А о том, что они сюда заявились, когда ты в армии был, они тебе не рассказывали по доброте душевной? Я писать тебе не стала, чтобы не огорчать лишний раз: ничего ведь не случилось. Но перепугалась я страшно, когда они за горло меня прихватили и в сарай поволокли! Думала, все: насиловать будут! Не знаю, что их остановило!

— Тише, тише, постой, лапушка! За горло, говоришь? Может, мне поучить этих уродов, как с чужими женщинами обращаться надо? Ты только скажи, меня ведь теперь не так просто избить, не пацан! — Ник прижал к себе дрожащую Наташку, а она испуганно замотала головой:

— Не надо, Коленька! Не трогай ты их, у них другая любовь прорезалась! Просто дружбы с ними не води. А так — Бог им судья!

— На охоту они меня звали, Наташ, — сообщил Ник.

— Пойдешь? — слегка отстранилась от мужа женщина.

— Да ну, брось! Не любил я это дело никогда, а теперь что изменилось? — улыбнулся парень. Наташа вздохнула (Ник удивился: слишком явное облегчение сквозило в этом вздохе!) и, поцеловав мужчину в уголок губ, шепнула:

— Давай спать, а? Ты ведь выпил, отдохнуть надо бы!

— Да что той выпивки-то? Я и хмеля-то не почувствовал, — хмыкнул Ник.

— До армии ты вообще не пил, — пожаловалась Наташка совсем детским голоском.

— Так армия — школа жизни! Там всему учат! — рассмеялся Никита. Зона тоже была, в принципе, серьезной школой жизни, и Барсуков прошел ее сполна. Барсуков? Зона? Не было этого! Не было, и нет! А сейчас — спать!

И Ник провалился в сон, заключив в объятья свою жену.

Во сне он все-таки отправился на охоту…

7

Этой ночью Никодим стал мужчиной. Вела его по пути взросления восхитительная женщина по имени Алина. Никто не мог в точности сказать, была ли она его рабыней, — или он стал на одну долгую осеннюю ночь ее верным рабом.

Он подвывал от почти первобытного восторга, когда Алина обцеловывала его давно не мытое, остро пахнущее диким зверем жилистое тело, не пропуская ни одного сантиметра. Никодим одаривал ее в ответ такими же обволакивающими поцелуями, задыхаясь от неведомого доселе наслаждения. А потом они сливались друг с другом в единое целое, раз за разом падая в пучину страсти и возносясь на ослепительные вершины удовольствия.

Алька оказалась достойной учительницей, а Никодим — прилежным учеником. Ульяна, подглядывая за воспитанником, даже немного позавидовала ему. И ей, змее подколодной, тоже: простая кукла, которую можно дергать за ниточки, заставляя делать все, что угодно, — а мальчик смотрит на нее, словно на богиню! Как бы он влюбиться не вздумал. Пора ему Наташку показать. Скоро настанет время исполнить Великое Предначертание. Тогда Алина станет лишней, и ее придется списать. Ей ведь заранее предназначалась роль обычного балласта. Отвлечет внимание мальчика от леса, подержит его дома, в душных бабьих объятьях, — и долой! И из жизни, и из памяти Никодимушкиной.

Алина издала последний горловой стон и расслабленно раскинулась на ворохе тряпья в углу полутемной комнатенки. Никодим уселся рядом, рассеянно водя пальцем по ее груди, словно пытаясь нарисовать на потном женском теле загадочные колдовские руны. От его прикосновений Алина слегка подрагивала и мечтательно улыбалась.

Он был ниже ее ростом, этот дикареныш, и явно побывал в постели с настоящей женщиной впервые. Но как быстро он обрел истинную мужскую силу и мощь, как тонко и точно определял все ее самые чувствительные точки, словно скрипач-виртуоз, впервые взявший в руки незнакомую скрипку — и сходу заставивший ее петь! А какие у него были глаза! Взгляд их пронзал насквозь, заставляя трепетать и подчиняться.

— Мальчик мой, что мне сделать для тебя? — шепнула Алька, обняв колени своего повелителя. — Хочешь, я сделаю из тебя настоящего принца? Я ведь хороший парикмахер, а ты явно с ножницами не знаком!

— Хочу! — как зачарованный, отозвался Никодим.

Ульяна, поджав губы, наблюдала за тем, как стремительно сближаются парень и молодая женщина. Но всего не предусмотришь: остановить жуткое кощунство она, увы, не успела, потому что под утро вышла в лес за водой и слегка задержалась, любуясь красотой рассветной природы. Когда колдунья вернулась, самое страшное уже свершилось.

Никодим сидел на невысокой скамеечке, приосанившись, а Алина порхала вокруг него, повязав тряпку вместо фартука, и безжалостно состригала его спутанные длинные волосы, делая парня слишком юным и слишком красивым. И еще — чересчур беззащитным. Федотовна прекрасно помнила все мифологические истории о том, как женщина лишала волос мужчину, а вместе с волосами забирала и его силу. Этого допускать было нельзя, но старуха опоздала.

— Мама, смотри, как здорово она умеет стричь волосы! — возбужденно воскликнул Никодим, заметив вошедшую в избу Ульяну.

— То-то и оно, что здорово. Ни один волосок не должен попасть в ее руки! Все уберу сама, — ворчала колдунья, тщательно поднимая с полу состриженные темные кудри парня. Потом она тщательно завернула их в тряпицу и спрятала у себя на груди, подумав: «Воде отдам!» Только проточная вода очищала волосы от заложенной в них бесценной инфор-мации об их хозяине, делая бессильным любое колдовское поползновение на его судьбу и свободу.

— Ты чем-то недовольна? — заметил Никодим, беря Ульяну за руку и ловя ее укоряющий взгляд.

— Не позволяй себе лишнего, мальчик мой! Не привязывайся к юбке и не увлекайся ее обладательницей! Женщины — большое зло, когда они пытаются завоевать власть над тобой. Ты должен быть хозяином. Используй те блага, которыми они одаривают тебя, но не попадай в зависимость от них. Ты должен владеть и властвовать, ты не просто мужчина, а тот, кому будет принадлежать мир! — голос Ульяны Федотовны возвысился, она прикоснулась губами ко лбу Никодима и легонько подтолкнула парня к Алине.

Та стояла в уголке, потупившись и спрятав глаза: она понимала, что хозяйка рассержена. Это плохо и чревато наказанием. Алька боялась наказания и хотела служить верно и безропотно. Это желание было подхлестнуто еще и тем, что Ульяна потихоньку извлекла из-за печки тряпичную куклу с Алькиной кровью в сердечке и слегка уколола ее в шею булавкой. Алине внезапно стало трудно дышать, и молодая женщина догадалась: это намек на то, что она поступает плохо. Впредь никакой инициативы, только полное послушание, — прозвучал в ее мозгу повелительный голос старухи.

— Можно, я покажу ей лес? — обратился к Ульяне Федотовне Никодим.

— Только не уходите далеко от избушки. Сегодня опасный день, охотники начинают выходить на звериные тропы. Можно запросто угодить под шальную пулю, — озабоченно сказала старуха.

Она ждала Наташку и хотела освободить магически охраняемые от посторонних людей подходы к своему убежищу, поэтому опасность реально присутствовала. Опасность разоблачить для Паниной само существование на этом свете Никодима. Тем более такого, каким его сделала Алина: слишком похожего на того, другого. Этого нельзя было допустить!

— Идите в сторону города, к Лисьему холму. Нынче лисы говорят с ветром, — усмехнулась колдунья. Уж подманить парочку лис и заставить их метаться по холму она смогла бы и на расстоянии: это азы колдовского искусства.

— Пойдем, посмотрим! — обрадовано потянул подругу за руки Никодим. Та красноречиво опустила глаза на собственные обнаженные груди, и парень наконец-то понял: Алина нуждалась в одежде! Все-таки, ноябрь на дворе!

Ульяна протянула девушке теплую стеганую кофту, напоминающую фуфайку, и длинную — в пол — коричневую юбку. На голову Алине повязали платок, ноги обули в растоптанные мужские сапоги. «Вот чучело-то», — невольно подумалось старухе. Будет, с чем сравнить мальчику, когда он увидит Наташку!

Когда молодая пара скрылась из виду, Федотовна достала из сундука еще одну наспех сшитую холщовую куклу и приготовилась к встрече с Паниной. Старуха была убеждена, что Наталья вновь явится к ней за помощью. Колдунья знала: сомнения юной женщины по поводу того, ее ли суженый приехал к ней после армии, не рассеялись за ночь. Напротив, должно было произойти нечто, укрепившее ее в подозрениях. Самой же Ульяне было доподлинно известно, что рядом с Наташкой поселился чужак. И что этот чужак претендует на роль Николая Панина и уже начал вживаться в новую личность.

Когда Никита уснул, убаюканный дозой алкоголя и мерным дыханием лежащей рядом жены, Наталья резво поднялась с постели и уселась на краю кровати, парализованная ужасом. Кто был рядом с ней? Кому с такой страстью отдавалась она весь вечер, наполненный безумной любовью? Кто называл ее солнышком и пытался убедить в том, что он и есть ее ненаглядный Коленька?

Слишком много вопросов — и ни одного ответа! Молодая женщина, закусив губу, разглядывала спящего рядом с ней мужчину. Кто ты, таинственный незнакомец, так похожий на Николая, что дух захватывает? Господи, я ведь все-таки изменила мужу! Я хотела этой связи, я не могла противиться ей, я получала от этого сказочное наслаждение! Но я изменила Коле… с ним самим?

Наташка очнулась от сводящих с ума мыслей, встала и прокралась к туалетному сто-лику. Спящий даже не пошевелился. Коля спал всегда очень чутко и просыпался от малейшего ее движения. К тому же он вовсе не пил и, даже если научился это делать в армии, то делить стакан с Васькой и Андрюхой не стал бы точно. Николай никогда не водил с ними компанию. И еще: Наташка заметила подмышкой у гостя, такого долгожданного и незваного одновременно, небольшую темную родинку в форме бабочки. У ее Коленьки не было никакой родинки на этом месте!

Наталья достала из деревянной шкатулки ножницы и подошла к человеку, выдававшему себя за ее мужа. Что посоветовала ей колдунья? Отрезать у него клок волос? А если он заметит это, когда будет смотреться в зеркало? Молодая женщина опять вглядывалась в резко очерченные черты лица такого знакомого незнакомца. Идеально чистая бледная ко-жа, густая тень ресниц на щеках, чуть приоткрытые губы, которые могут быть и мягкими, как шелк, — и жесткими, как металл…

Наташка с изумлением поняла, что возбудилась и хочет этого человека, хочет до умопомрачения, — и ей сейчас абсолютно все равно, Коля это или нет. Если бы в этот самый миг он открыл глаза и потянулся к ней, она без раздумий отдалась бы ему, забыв обо всех доводах здравого смысла. Да и был ли этот смысл здравым? Ведь и глаза, и тело, и все ее женское естество твердили ей: это он, конечно же, он! Он любит тебя, он знает тебя — всю, до мелочей. И он чертовски хорош в постели, — так ведь, милая? Последняя мысль, в которой мелькнула какая-то новая для Наташки злая ирония, отрезвила женщину. Ты стала, словно кошка: кто лучше приласкает, тот и хозяин! Вот тебе и верная жена, дождавшаяся мужа из армии!

Никита пошевелился во сне, его рука коснулась тела Натальи, и мужчина невольно начал ласкать его, пробуждая в потрясенной женщине непреодолимое ответное желание. Она тихонько опустила на прикроватную тумбочку ножницы и легла рядышком с Ником, подставляясь под его поцелуи, сначала мягкие и сонные, а потом ставшие жадными и тре-бовательными. Свои сомнения Наташа похоронила на дне бездонного колодца, именуемого женской душой, — до самого утра…

А утром, пока Наташка собирала на стол к завтраку, Ник решил подремонтировать покосившийся умывальник. Непривычный к нехитрому домашнему труду, парень случайно поранил руку соскользнувшим с гвоздя молотком, сорвав кожу на пальцах. Мужчина сдержанно выругался, жена тут же бросилась к нему на помощь с куском бинта, кровь удалось остановить быстро, и Никита продолжил свое дело, посмеявшись над собственной неловкостью.

Наталья подошла к мусорному ведру с окровавленной тряпицей и собралась было выбросить ее, но вдруг ее мозг пронзила мысль: волосы или кровь! Колдунья просила волосы или кровь Ника. И женщина, краем глаза глянув на парня, безмятежно напевающего какую-то песенку (Коля раньше не пел за работой!), незаметно припрятала бинт в карман своей курточки. Сегодня Николай отправится выправлять документы и договариваться насчет работы. Вот тогда она и сбегает в лес. Наташка невольно вздохнула: она не хотела делать этого! Панина вдруг поняла, что ее вполне устраивало присутствие именно этого мужчины в ее жизни! Ее сердце сжималось от нежности и восторга, когда она вспоминала его доводящие до исступления ночные ласки.

К тому же, ей не давала покоя еще одна мысль: если посторонний человек сейчас находится рядом с ней, то куда делся настоящий Николай Панин? Да и был ли он? Период «до армии» теперь казался ей просто приятным сном, далеким и полузабытым. И это пугало ее больше всего. В ее душе подмена Ника Первого на Ника Второго состоялась, и эта подмена, слишком стремительная и безболезненная, ей, как это ни странно, понравилась. А может, не было никакого Ника Второго, и все ее сомнения — бред уставшей от одиночества бабы? И эта родинка: у нее самой после единственной в жизни поездки к морю появилось сразу несколько новых родинок!

Наталья еще раз обернулась на мужа. Тот как раз завершил борьбу с умывальником и, ополоснув руки, садился за стол. Почувствовав на себе пристальный взгляд жены, Ник улыбнулся ей так мягко, что сердце ее защемило: родной мой! Как я смею сомневаться в тебе? Нет, колдунья, не дождешься ты его крови!

Наташка была убеждена, что приняла окончательное решение. Она не знала, что всего лишь пару часов спустя оно изменится на противоположное.

8

Ирка Зотова всегда немного завидовала Наташке. Все парни в поселке сохли по Рыбаковой, а ей, Ирине, доставались лишь объедки с царского стола. Принцессой в школьном театре тоже обычно становилась Наташа. И даже в «Орленок» за активную общественную работу после десятого класса направили Рыбакову. Из приморского лагеря девчонка привезла классные фотки: улыбающиеся парни и девчата на фоне огромного алого солнца, опускающегося в пенные волны Черного моря, сама Натаха, лежащая у воды, как Афродита, облитая великолепным загаром медового цвета и с волосами цвета белого золота.

Увидев эту фотографию, Зотова решила: когда-нибудь она уведет у Рыбаковой ее самых верных кавалеров! Увы, такой случай представился Ирке только после некрасивой истории с несостоявшимся изнасилованием Наташи. В тот вечер братцы завалились в поселковый магазин, куда устроилась после школы Ирка, и пригласили девушку «обмыть их позор». Зотова махнула рукой на ночную смену и пошла.

Василий и Андрей наперебой жаловались ей на судьбу-злодейку и пили рюмку за рюмкой. Зотова даже не знала, что ее бывшие одноклассники так лихо «закладывают за воротник». А потом Васька начал как-то странно дышать Ирке прямо в ухо и ненароком поглаживать ее ногу. Ирина сопротивлялась недолго, и душить ее не пришлось.

Андрей остался на скамейке, а Василий увел даму в кусты, где и была восстановлена справедливость: мужчина был обласкан сполна, а женщина восторжествовала, наконец, над своей давней соперницей. Вернее, она попыталась убедить себя в том, что восторжествовала. Хотя после повторения любовных утех, но уже в исполнении Андрюхи, ее начали терзать смутные сомнения: а правильно ли она поступает? Только пара опрокинутых вместе с любвеобильными братцами «за вечную любовь» стопок водки утихомирили проснувшуюся девичью гордость и отправили ее обратно, в вечную летаргию.

В это утро Ирка стояла на боевом посту: как всегда, при прическе и макияже, готовая к любым неожиданностям. А вдруг в Борки именно сегодня нагрянет сам Том Круз и увезет ее, не успевшую опомниться от напористости голливудского мачо, в благополучную Америку? Но киношный красавчик, конечно, не планировал столь экстремального вояжа ни сегодня, ни когда-либо потом.

Зато в магазин вошел не кто-нибудь, а муж Наташки, Коля Панин. За полтора года он ничуть не изменился, даже слегка похорошел (хотя, куда уж лучше?), приобрел какую-то неуловимую небрежность в облике и новое изящество в движениях. Иринка — не Натаха, она баба тертая, и с первого взгляда определила, что Ник стал другим. Его ленивые зеле-новатые глаза с нескрываемым интересом скользнули по прилавкам, а потом с тем же выражением сфокусировались на невольно приосанившейся продавщице. И тут Зотовой на мгновение показалось, что он ее не узнал. Странно: одноклассники, как-никак!

— Привет, Ирка! — сказал Никита, вспомнив, что рассказывали ему Васька и Андрей о своей новой зазнобе. Ирина Зотова, бывшая одноклассница, симпатичная брюнетка, работает в магазине.

Ник оценил пикантную внешность девицы: красиво вылепленные ножки с круглыми коленками, подчеркнутая платьем тоненькая талия, слишком глубокое декольте и смеющиеся глаза. Глаза настоящей суки, яркие и слегка раскосые. Эх, и горяча баба, сразу видно! Никита ни за что не пропустил бы такую, будь он свободен. А чем, собственно, он так занят? Наташка не узнает, если он этого не захочет.

Потом Ник внимательно взглянул в лицо Ирки и понял: обязательно узнает! Похоже, эта красотка считалась вечной соперницей его жены. И, скорее всего, она проигрывала. Значит, непременно сообщит Наталье, если он к ней, Ирке, начнет приставать. Выходит, красный цвет — надежды нет? Что ж, посмотрим. Быть однолюбом он, во всяком случае, не обязан, обещаний в ЗАГСе не давал…

— Ну, здорово, Ник, коль не шутишь! — грудным голосом отозвалась Ирина, помедлив. Взгляд парня сам по себе, независимо от воли хозяина, постепенно стек прямо в декольте дамы. А та, заметив это, чуть нагнулась, опершись локтями о прилавок и изящно отставив попку назад. Смугловатые груди едва не выпорхнули прямо в лицо Ника.

— Раньше ты передо мной так не стояла, — пошутил Никита, переведя дыхание.

— Да и ты на меня раньше так не смотрел, — пожала округлыми плечиками Зотова. — Для тебя же одна только Наталья и существовала.

— Она и сейчас для меня одна-единственная. А смотреть — не трогать, для того глаза и придуманы, — усмехнулся Ник.

— Ты прав. Чтобы трогать, руки придуманы, — с этими словами Ирка внезапно схватила ладонь парня и быстро прижала ее к вырезу своего платья. Пальцы Ника мгновенно ощутили восхитительную нежность выпирающих сквозь тонкую ткань округлостей и почувствовали ускоренное биение сердца женщины, стоявшей неприлично близко и смотрящей с такой отчаянной дерзостью, что захотелось тут же повалить ее на прилавок и сделать с ней то, на что она так откровенно напрашивалась.

— Что ж ты не продолжаешь? Чтоб целовать — губы, — с придыханием выговорил Никита. Он почти потерял самообладание и готов был впиться в ее губы, но вдруг заметил, что Ирка с нескрываемым торжеством уставилась куда-то через его плечо.

Ник отшатнулся, понимая, что произошло нечто непоправимое, и медленно обернулся. У входа в магазин стояла Наташка. Лицо ее, напрочь лишенное красок, походило на белый лист бумаги с нарисованными на нем углем черными провалами вместо глаз.

— Ты… как ты мог! Я ведь любила тебя! Я ведь не хотела верить, что ты не тот, за кого себя выдаешь! Я почти смирилась с этим! А ты и вправду чужак! — одними губами проше-лестела Наташа и, всхлипнув, вылетела из магазина.

— Прости, любимая, так получилось, — ернически процитировала ей вслед Зотова известный мультфильм про герцога с синей бородой, а потом подтолкнула Ника: — Догоняй, Ромео хренов! Не простит ведь, она такая! Или ты мармелада уже наелся, теперь перчика желаешь? Тогда приходи, если что! Дорогу знаешь, — Ирка многообещающе усмехнулась, нарочито медленно выпрямившись и игриво поглаживая собственную грудь наманикюренными пальчиками правой руки.

— Да ты ведьма! — покачал головой Ник.

Почему-то он больше не хотел жить жизнью правильного до зубной боли Николая Панина. Скучное существование, даже рядом с такой редкой красавицей, как Наталья, его не прельщало. Ирина подметила правильно: после мармелада ему захотелось чего-нибудь погорячее. Похоже, в этом поселке есть с кем порезвиться! Только сначала нужно раз и навсегда разобраться с надоедливыми братьями Васькой и Андрюхой. Вдруг они опять вздумают избить его, теперь уже за Ирку?

Ник подмигнул Зотовой и вышел из магазина. Он решил-таки отправиться на завтрашнюю охоту. Когда он вернулся домой, Наташки там не было, так что объяснения пока от-кладывались на потом. Никита переобулся в сапоги, накинул фуфайку и отправился в лес.

Чтобы охота оказалась удачной, требовалось серьезно подготовиться. Для начала осмотреть местность, потом — найти участок, подходящий для похорон. В том, что ему удастся расправиться с двумя здоровенными мужиками, при этом, избежав ответственности за содеянное, Ник практически не сомневался. Слишком ярко отпечатались в его памяти сцены убийства девчонки-модели и ее богатенького ухажера. Немало повидал он и на зоне. Печальный опыт, ничего не скажешь. Но сейчас наступило время не для печали, а для решительных действий: нужно успеть пожить в полную силу, пока не вернулся восвояси опомнившийся Николай.

Если, конечно, он вернется. И если опомнится. Доза снотворного была слишком велика. Правда, и организм у парнишки — слава Богу! — сильный и молодой, Ник знал это по себе. Была у Никиты еще одна задумка: он хотел разузнать историю рождения Панина. Его всерьез тревожило их поразительное сходство. Может, они в самом деле были братьями-близнецами? Ведь жизнь порой подбрасывает такие сюрпризы, что никакой писатель не додумается до подобных сюжетных коллизий!

Так думал Ник, углубляясь в хвойную чащу и поражаясь дикой красоте здешнего пейзажа. Светлый сосняк сменялся мрачноватым ельником, колючие лапы переплетались на пути, идти становилось трудновато. И вдруг парень едва не свалился в любовно увитую густой травой глубокую яму. Если не знать о ее существовании, можно с легкостью свернуть себе шею!

Никита снял свой достаточно длинный, прочный ремень, прикрепил его к растущей рядом ели и, держась за пряжку, осторожно спустился в жутковатую земляную дыру и обследовал ее дно. Яма напоминала настоящую могилу своей глубиной и безысходно-отвесными стенами. Молодой человек порадовался, что предусмотрительно проделал фокус с ремнем: иначе он мог просто не выбраться отсюда самостоятельно.

Поднявшись наверх, парень задумался: а что, если вогнать в дно ямы пару-тройку остро заточенных штырей (он видел такие в сарае Паниных)? Наверняка тот, кто свалится туда, напорется на них и истечет кровью, если помощь не подоспеет вовремя. А откуда ей взяться, помощи-то? Второй братец в этот момент будет мертв!

Ник поежился. Отчего человек, желавший избежать продолжения уголовной биографии и пожить мирно под боком у наивной красотки, мысленно уже стал хладнокровным убийцей? Вряд ли Барсуков смог бы ответить на этот вопрос. Видно, что-то было заложено в нем изначально, хотя в теорию «генетической склонности к преступлениям» он раньше не верил.

Никита торопливо направился обратно, надеясь не застать Наташку дома. Так и оказалось. Парень запасся штырями, взял веревку и топор и вернулся к яме: способность к ори-ентированию в незнакомых условиях была у него отменной, поэтому он с легкостью нашел нужное ему место в лесу. Завтра здесь разыграется кровавая драма: два брата, по-ссорившись из-за одной девицы, поубивают друг друга. Во всяком случае, такая легенда показалась Нику вполне правдоподобной. Почему бы не поверить в нее остальным?

Жаль только, Ирка станет для него недоступной: тогда у него появится мотив для убийства в глазах местных ментов. Если, конечно, местным ментам, расслабленным постоянным спокойствием в поселке, разбавленным пьяными дебошами, захочется что-то копать. Не проще ли проглотить наживку, плавающую на поверхности, быстренько закрыть дело и отрапортовать в район? Тогда Зотова спокойно прыгнет в его постельку, чем несказанно обогатит его, увы, не слишком большой сексуальный опыт.

Никита выбрался из будущей могилы одного из любовников Ирки, разровнял растущую по ее краям густую спутанную траву и полюбовался делом рук своих.

Когда топор и веревка заняли свои места в аккуратном сарайчике, Ник тщательно вымыл руки, разделся, накинув домашний халат на голое тело, и приготовился ждать жену. Надо было убедительно сыграть роль раскаявшегося грешника и вернуть утраченное в глазах Наташки доверие.

9

Коля, которого бандиты считали Никитой, сидел на краю топчана и нервно курил. Отоспавшись сутки, он почувствовал себя почти сносно, но осколки воспоминаний никак не хотели складываться в целостную картину. Вика постоянно вертелась рядом, многообещающе поглядывая из-под спутанной челки, но ее откровенно девчачьи формы не вы-зывали никакого волнения ни в его теле, ни в душе. Он отчего-то точно знал, что рядом с ним должна быть другая женщина, яркая и красивая. Жена. Николай был уверен, что в прошлой жизни у него была жена.

— Ну что, дружок? Скоро идем на дело, — сообщил Дрына, вваливаясь в каморку с радостным оскалом на лице. — Бабки закончились, кураж достиг предела, а ты, я вижу, уже оклемался.

— А что, без меня никак не получается? — прищурился Ник, выпуская струйку дыма в сторону ухмыляющегося Дрыны.

— Прикинь, братан, не получается! Кто-то же должен отдуваться, в случае чего! — откровенно глумился бандит. — В прошлый раз ты так клево все разрулил, никого не сдал, сам за всех лямку оттянул! Ты на зону ушел — и фарт нас покинул!

— Я вам что, талисман, что ли? — поинтересовался Ник.

— Ага, типа олимпийского мишки! — заржал Дрына. — В тебя наш старикан верит. Я, правда, его мнения не разделяю.

Николай насторожился, когда речь Дрыны потеряла нарочитую неправильность и ста-ла четкой и вполне литературной. Теперь перед парнем стоял совсем другой человек: рас-четливый, умный, серьезный. Шутовские одежды делали Дрыну безобидным в глазах Меченого, дабы тот не видел в нем реального соперника.

— Ты для меня не талисман. Ты терпила. В случае чего, пойдешь срок тянуть, на себя все возьмешь. Тебе не привыкать. А не захочешь, я всегда найду способ заставить тебя замолчать. В КПЗ, знаешь ли, часто вешаются от безысходности. А еще есть такая штука, клаустрофобия называется. Посидел-посидел человек, погоревал в замкнутом пространстве, да и расшиб себе башку об стенку. Или вены вскрыл. Так что думай, парень. И без глупостей: убежать тебе отсюда не дадут. Викуша не подведет, — Дрына обезоруживающе улыбнулся. Оказывается, он мог и так.

Когда бандит вышел, Ник внимательно посмотрел на Вику, которая как раз в этот момент готовила чай. Значит, девчонку специально приставили к нему, чтобы она за ним следила, и весь этот ее детский лепет о любви — тщательно завуалированная ложь?

Вика подсела к Коле с кружкой дымящегося напитка и тихонько дотронулась до его плеча:

— Пей, Ник!

— Значит, вы ждали меня, чтобы, в случае чего, подставить? Интересная картина получается. И ты говоришь, что любишь меня? Или сторожем у меня работаешь? — Ник уставился прямо в глаза девчонке.

Та вначале попыталась выдержать его прямой взгляд, но потом залилась краской и опустила глаза. Значит, будет оправдываться? Ладно, послушаем! Но Вика в очередной раз удивила его: она махнула рукой и сказала только:

— Думай, как хочешь. Я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, как поступать. Я надеялась, что и ты такой же!

Ник взглянул на Вику с изумлением. В свои более чем юные годы она рассуждала, как вполне зрелая личность. Жаль только, ответить взаимностью он ей не мог. Хоть это-то она могла понять?