гАрмон счастья, или Повесть о проснувшемся человеке

I. Знакомство

Солнце, медленно поднимаясь из-за горизонта, постепенно заливает своим светом просыпающийся город.

На улицах города, уже, изредка, появляются люди с необычными путями. Проходят эти люди и через этот парк, столь живописно и смело расположившийся посреди наседающего на него шумящего и грозящего города. Проходят, и только изредка кто из них ощущает эту спокойно-радостно-мощную красоту, которой пропитано это место.

И, лишь некоторые из них, задерживаются, чтобы насладится этим. Насладиться подобно мужчине, который удобно прислонился к стволу мощного, раскидистого дуба, и спокойно и счастливо улыбался небу, на котором солнце, ярко-радостными лучами, рисовало необычно-чудесную плывыще-меняющуюся картину.

Палитру картины, на несколько мгновений, затенила серыми красками тяжелая туча, плывущая по небу, пока она не сдалась от растущей мощи поднимающегося солнца, что вновь залило своими радостными красками небо, город, мощный дуб, и мужчину, что прислонился к стволу этого дуба, пробивающиеся седина в волосах которого, тоже засверкала на солнце.

Мужчина, от неожиданности прищурился, в его глазах пробежал поток, выразившийся в мыслях:

— Вот еще один луч, он пробивается сквозь серое небо. Вот, он, прожигая и сжигая серость появляться из-за нее. А затем, молнией тепла и энергии проходит до самой земли, и дает ей живительную силу. Ту, с помощью которой она помогает родиться чему-нибудь новому, растению, дереву, птице, животному, человеку….

Так же, и дерзкий взгляд на мир, может полностью развеять всю серость этого мрачно-скучно-давлящего почти над всеми людьми восприятия, и молнией, пробив его, насытить все твое существо благостным ощущением действительности.

Были бы и все люди…. такими лучами,….такими, все существо которых решительно пропитано сладостно-бесконечной чередой счастливых мгновений,….такими, которые горят огнем Любви к Себе, к Жизни, ко всему окружающему!

На этом, мужчина вздыхает, продолжая направлять свои мысли — Возможно ли это?!… Возможно ли такое место, здесь, на земле,… такое, где абсолютно все люди святятся счастьем и делятся им с каждым ближними, с Родным….ведь тогда они будут называть каждого именно Так!

Ведь это возможно! Даже здесь! Что я могу сделать, чтобы поспособствовать тому, чтобы возможность стала реальностью? И могу ли!

Могу! Но чем? И готов ли я!

Готов! А раз готов, то импульс этот послан и возможность уже идет!

— Так сразу! — вырвалось из его сердца, при виде грустного человека, быстро семенящего по улице.

Мужчина, c решительной и доброй улыбкой двинулся в сторону грустного человека.

— Доброго утра вам!

Человек с большим старым портфелем и с грустной миной на лице, остановился, и, недоверчивым взглядом окинул его.

— Здравствуйте….

В его голове сразу забегали мысли — зачем он подошел ко мне? Может, что продать хочет? Нет, судя по одежде не похоже, дорого одет….вот из-за таких как он… ладно… так что же ему нужно? Может знакомый? Только откуда он меня знает? Может, работал на него? Ну а если работал, то зачем ему ко мне подходить на улице? А что он делает в это время на улице, такие как он должны сейчас дрыхнуть у себя в особняке с моделью женой… так что же ему нужно? В газетах писали, про каких-то маньяков, которые на органы людей продают. Может, ему моя почка нужна? Бред какой то! Может он просто спросить у меня что-то хочет!

Его взгляд приобрел вопросительный характер.

— Я случайно увидел вас — по-доброму улыбаясь, заговорил мужчина — и, что-то изнутри подсказало мне, что я могу быть вам полезен….

Мне, как бы вам это сказать… хочется преобразовать вашу унылость в улыбку, хочется, чтобы вы радовались жизни, излучали свет и любовь и дарили его миру….. Скажите…., чем я могу поспособствовать тому, чтобы вы чувствовали себя счастливым?

В глазах человека с портфелем появился ужас, он впал в стопор. Судорожные мысли начали носиться в его голове: — Что он от меня хочет???? Что ему ответить? Может просто уйти? И так времени нет, вот еще опоздаю, Палыч опять ругаться будет…. Он, наверное, голубой… счастливым он меня хочет сделать!…, а взамен что?! мое тело???!!! И с чего он вообще на меня позарился? Разве я похож на голубого? Нет! Что-то тут не то!…

А может он просто сумасшедший?! Такие, тоже встречаются в наше мерзкое время — его судорожные мысли постепенно начали выливаться в нечленораздельное высказывание:

— Ммммм… ну, чего нужно, по-вашему, для счастья… денег.. ммм… дадите? — с иронией и насмешкой в глазах выпалил он.

Мужчина с доброй и грустной улыбкой достал из кармана смятые долларовые и рублевые купюры и, приложил к ним визитку и протянул ему.

— Пока могу дать это,….. но, вы можете вновь зайти ко мне, и я подкину вам еще денег, раз вы решили, что ваше счастье измеряется их количеством.

Угрюмый человек с недоверием потянулся своей обветренной рукой к деньгам. В момент, когда высокий мужчина выпустил их из рук, и он смог поспешно запихнуть деньги себе во внутренний карман своего заселенного пиджака, его недоверие переросло в состояние, когда радость внутри бьет ключом, но человек сдерживает ее изо всех сил, а в глазах появляются бешеные искорки и уголки губ как будто растягиваются от этих ударов счастья.

Одновременно, в нем начало пульсировать состояние непонимания, скованности, стопора, то, в которое бросает обычного человека, который привык к тому, что все происходит таким образом, к которому он привык, который, знает наперед возможные сценарии дальнейшего, и, вдруг… рой суетливых мыслей пронесся в его голове, вызывая дрожь во всем теле:

— Да тут куча бабла, тут почти моя полугодовая зарплата! Вот Ксюшка то обрадуется!… Хотя….. наверное, лучше скрыть от нее, а то потом на пиво выбивать! А может…..может съездить в эту… как ее, куда Васька со своей ездил… ну, в эту… в Турцию, ему вроде недорого обошлось… нужно побыстрее смыться, пока этот тип не передумал… А что это он так жалостливо смотрит на меня… то же мне святой… а ну уме у него, наверное, что-то дурное… Эй! Может это вообще передача скрытой камерой, с Ксюшкой в тот же в тот день смотрели…

Человек с явной опаской попрощаться с деньгами огляделся вокруг, продолжая судорожно «думать» — Нет, вроде никого нет с камерой, да и этот стоит и ничего не говорит… А может это подстава?! По телевизору предупреждали о таком… о фальшивых деньгах, кажется куклой называется…

Он суетливо сунул руку в карман, достал наугад несколько смятых купюр и посмотрел их на свет… -Нет… настоящие родненькие… — Его взгляд одновременно с рабской признательностью и с опаской устремился на высокого человека. Он быстро посмотрел на визитку… президент компании Дас Капитал Трчунов Дмитрий Леонидович.

— Простите… Дмитрий Леонидович… мммм… я не могу никак понять, зачем вы мне решили помочь… что вы хотите за это?

— Ничего мой дорогой — спокойно и доброжелательно начал Дмитрий — считайте, что вы получили подарок от Вселенной, просто получили его через меня. И прошу вас, не бойтесь и не стесняйтесь, заходите ко мне на днях, и мы обсудим, что вам необходимо еще для счастья.

Чуть помедлив, внимательно смотря на задумавшегося человека с портфелем, Дмитрий продолжил.

— Скажите мой друг, как вас зовут?

— Меня?…Федя… Федор Иванович Бабочков… Дмитрий..ммм… Леонидович, но я не хочу влезать ни в какие аферы, у меня двое детей…

Дмитрий с состраданием посмотрел на Федора. Насколько мир искажен для него. Люди уже не верят, что кто-то может искренне, без какого либо подтекста пожелать и произвести добро по отношению к незнакомому человеку.

У них столько страхов, что они будто мчаться по огромному сказочному лесу, переполненному чудесами и красотой только одной проторенной дорожкой. Мчаться и не смотрят по сторонам, т.к. боятся увидеть что-то новое. А если и смотрят то, через грязное, искаженное стекло своей тарантайки, на котором уже нарисовано то, что они хотя бы чуть-чуть имеют возможность увидеть.

В этой их тарантайке есть то скудное, причем малая ее часть, ведь оно существует для стимула движения по этой дорожке. И ведь это превозносится ими до небес!

А ведь, в любой момент, любой из них может остановить эту повозку и выйти! А если они выйдет!… Выйдет, и, преодолев свой страх, пройдется не по привычной тропинке, а зайдет вглубь этого волшебного леса, то уж точно не захочет больше возвращаться в свою темницу.

Я должен ему помочь! Только что бы ему сказать….? Сказать такое, чтобы он рассеял свой страх перед непривычным?… Вот… думаю это поможет.

— Уважаемый г-н Бабочков, не беспокойтесь, я не собираюсь вас вовлекать в какие-либо аферы. Скажем так, я просто психолог, у которого появилось много денег и возможность, тратится на свои исследования.

В данный момент, меня очень заинтересовал так называемый гормон счастья, а изучать его лучше практически, наблюдая резкий переход человека от несчастья к счастью. Я как раз раздумывал об этом, когда увидел вас, и, вы показались мне очень подходящим типажем для данного эксперимента.

Мы можем прийти к взаимовыгодному сотрудничеству. С моей стороны вы будете получать все, что вам требуется для достижения этого состояния, разумеется, в пределах того, что я в состоянии дать. А с вашей стороны, вы уделите мне два-три часа в день на беседы, если, у вас, конечно, не возникнет желания больше времени проводить со мной или в том месте, которое я могу вам предоставить.

Помолчав, подумав про себя — нужно сказать еще это, оно рассеет его опасения, т.к. более привычно его слуху — Трчунов с грустной улыбкой добавил:

— Плюс вы будете раз в три дня сдавать анализы. Безвредные, можете сами проверить и изучить. Согласны?

Лицо человека приобрело самодовольное выражение. — Ну вот — подумал он — все в порядке, просто мне повезло… хорошо что меня сегодня соседская собака рано разбудила своим лаем, а я опять ругался на нее… иногда они и полезными бывают… просто чокнутый ученный, можно и подогреться на этом… а вдруг он врет… ладно, мне нечего терять… в любой момент можно смыться…

— Хорошо Дмитрий Леонидович, а я то все думал, чего же вы от меня хотите… Я согласен на вашу причуду. Когда вы хотите приступить?

— Да хоть завтра!

— Я приду к семи, можно?

— Хорошо

— Я могу идти? — спросил Федор с явным желанием поскорее убежать и остаться наедине с тем, что свалилось ему на голову.

— Конечно, если вам этого хочется!

Дмитрий с улыбкой протянул ему руку, которую Бабочков суетливо пожал и заспешил к ближайшему метро, походкой вечно спешащего и боящегося опоздать человека.

Трчунов проводил удаляющийся силуэт взглядом, с улыбкой, в которой чувствовалась надежда на то, что он сможет помочь этому человеку.

Дима подошел к дубу, и, присел на корточки перед лежащим на земле пальто. Его взгляд привлек муравей, пробегающий в траве. На Дмитрия нахлынули воспоминания:

Ему семнадцать лет, сосновый бор около моря, веселая девушка с насмешливыми зелеными глазами, с которой он оказался там к его величайшей радости, к которой примешивалось чувство ожидания отдающегося щемлением в животе. Девушка весело щебетала о чем то. Но Дима не слышал ее. Он видел только ее глаза, в которых был готов утонуть. Ее пухленькие губки, которые так мило улыбаясь, выпускали из них фразы, словно освежающую струю воды из родника, в журчании которого отражался весь ее задор. И ручки, как будто вырезанные из мрамора по которым карабкался муравей. Муравей карабкается… Он становится все больше и больше… Дима видит то, что не видел раньше… В муравье заключен целый мир… Вся Вселенная. Так же, как и во всем Живом. Он сейчас Един с ним, с ней, с сосновым бором, с травой, с кузнечиками, прыгающими в ней, с морем, плещущимся неподалеку, с каждой волной в нем, с птицами, с небом, с планетой, с галактикой…..с бесконечностью….

— Димка, да ты вообще меня слушаешь? — произнесла она, теребя его за руку.

— Да Гаечка, конечно!

II. Бабочков

Бабочков ехал в метро, ощущая себя как в сказочном сне. Он сиял как распустившийся цветок на фоне вечно мрачных и недовольных лиц людей, обычно встречающихся в метро и на улице. Люди смотрели на него с подозрением, как на ненормального. Маска хамства и недовольства давно стала для них привычной, и человек в радостном состоянии был для них не понятен.

Федору же, не было до них до них никакого дела. Он был всепоглощающе увлечен своим приобретением. Кроме того, непривычность произошедшего, которая в какой-то степени сломала его стереотип восприятия, отвлекало его от обычных, ежедневных переживаний, и дало ход новым непривычным ему мыслям, правда, с оттенком предыдущих обид. — У меня в кармане моя полугодовая зарплата. Оказывается, в мире бывают приятные неожиданности! Но, все равно нужно идти на работу…. Но зачем?! Зачем я вообще хожу на такую работу?! Я проработал там уже двадцать лет! А меня не ценят…. Каждый день я хожу туда. Захожу в наш мрачный кабинет и веду никому ненужные расчеты. А Палыч все не ценит. Вон, Вовке, например, выписали премию, а мне?!… Зачем мне она вообще нужна, такая работа? Может уже нужно что-то поменять? Может, этот чокнутый возьмет меня к себе? Судя по визитке, он большой человек, выясню завтра. Его лицо приобрело мечтательный оттенок.

Бабочков добрался до работы как на автопилоте. Он ощутил, что в первый раз за долгое время, опоздал на службу, и это его абсолютно не беспокоило. Федор зашел в кабинет с приподнятой головой, что вызвало удивленные взгляды сослуживцев.

— Федька, что у тебя случилось? тебя Палыч давно ищет — с любопытством и беспокойством в голосе произнесла дородная женщина лет сорока пяти — давай быстро к нему.

— Да все нормально Надька, сейчас поднимусь, узнаю, что ему надо.

С веселой иронией, отразившейся ухмылкой на губах, он повесил привычным движением пиджак на стул, спинка которого как будто была его недостающей частью. Форма пиджака за много лет приобрела строение спинки стула, он висел на ней так, что было ощущение, что они сроднились.

Бабочков видел все по-новому. Мрачный кабинет с пятью столами, заваленными бумагами, и непременным шумом процессоров, как роя мух посаженных в банку и пытающихся вырваться оттуда. Грязные окна с видом на завод с дымящимися трубами, извергающими смог, который стал непременным атрибутом воздуха городов. Федор увидел засаленный ковролин, который, казалось, собрал в себя пыль веков и теперь усердно снабжал находящихся в комнате людей ежедневной дозой пыли. Мерзкое гудение и запах кондиционера разгоняющего пыль, скопившуюся внутри него и пыль с ковролина по всей комнате. А иногда аккумулирующего какой нибудь новый вирус, который тоже стал непременным спутником городов, и тоже разгоняя его по все комнате, отчего офисочеловеки начинали дружно и слажено чихать.

Его взгляд соскользнул на людей, с которыми он провел долгие годы в одной комнате. Все они сидели с унылым выражением на лицах. Чувствовалось, что каждый день, они, приходя на работу, заводят внутренний будильник, ожидая когда закончится и этот день, и они смогут вернутся домой и улечься на диван перед телевизором с едой и с выпивкой, а потом отдаться в объятия Морфея, размышляя перед этим о завтрашнем дне, и о том, что вот бы было хорошо, если бы завтра была бы суббота. Это одно из самых главных мечтаний офисочеловека в будний день.

Оживление на их лицах наблюдается только 3 раза за день. В первый, когда они только приходят на работу и пьют чай с пряниками и конфетами, рассказывая о том, что у них произошло вчера с родственниками. А происходит, как правило, одно и тоже. Жена недовольна мужем, муж женой, и оба недовольны детьми, друзьями, знакомыми, а самое главное жизнью. Или же, недовольны они внутри, что отражается в их глазам, но они хотят представить сослуживцам все в розовых тонах, как бы говоря, что смотрите какой я, и какая у меня жизнь. Или, какие у меня дети или муж или жена. И при этом, все друг другу завидуют, считая, что у соседа все лучше, но при этом боятся признаться самим себе даже в этом. И это мерзкое чувство зависти и страха заставляет их постоянно играть друг перед другом роль….

Во второй раз, офисочеловеки оживляются тогда, когда подходит время обеда. К этой процедуре они относятся со всей должной ответственностью. Эти бедняги уже за час предвкушают чувство одночасовой свободы и одного из их немногих удовольствий в жизни — набить себе брюхо. По глазам офисочеловеков чувствуется, что чем бы они не занимались, расчетами, обсуждениями или чем иным, перед ними стоит мысленный образ еды, которую они хотят побыстрее запихать себе в рот.

В третий же раз, оживление наблюдается тогда, когда подходит время ухода домой. Посещаемое представление себя в мягких тапочках, халате или в потрепанном спортивном костюме сидящих на кухне около холодильника и телевизора, по которому они смотрят сериалы, новости или какую-нибудь очередную ерунду, где из мухи раздувают слона, усердно и успешно убеждая смотрящих в этом, не дает им покоя и наполняет радостью временной и мнимой свободы до завтрашнего утра.

А если же 3-й отрезок проходит в пятницу, то ощущается всеобщий подъем настроения с предвкушением всех плотских наслаждений, которые они имеют возможность себе позволить.

Бабочков удивился тому, что все это время не замечал всего этого, вернее не хотел замечать, т.к. у него был постоянный страх сокращения кадров, и все его мысли были заняты тем, получит ли он завтра зарплату, и как бы выкроить себе заначку из этих денег.

Сослуживцы уныло смотрели на него с примесью удивления, т.к. состояние депрессии и загнанности стало для них давно привычным состоянием. Они, шкурой чувствуя, что ему в чем-то повезло, смотрели на него с подозрением, завистью и любопытством.

Федор, медленно вышел из кабинета, и двинулся к кабинету своего начальника по унылому коридору, окрашенному в неестественно зеленый цвет, такой, которым, не жалея количества, но забыв про качество любили красить все, что можно покрасить в Советском Союзе. Он был привычным и в подъездах, и в больницах, и в ЖЭКах, и что еще хуже в детских садах и в школах, создавая у детей подавленное настроение казенности и создавая у них ассоциации с воспитателями и учителями привившими им чувство стадности и зависимости от чужой оценки. А вырастая, они находили его уже на работе, и, привычное настроение подавленности и стадности сопровождало их и дальше, теперь уже ассоциируясь с начальством, у которого в кабинете нет этой мерзкой краски, что подчеркивает его мнимое превосходство над ними. А у тех, в свою очередь, со своим начальством….и так далее.

Палыч сидел за большим столом в своем кабинете, с важностью, присущей всем мелким начальникам. На стенах висели всевозможные графики, почетные грамоты и дипломы, которыми он очень гордился. Лицо его выражало самодовольство, за которым стояли мысли о власти над своими подчиненными, и тем, что он теперь называется начальником, ведь чинопочитание было ему внушено, как и многим другим, еще с раннего детства. А теперь, после долгих лет толкания локтями, он взошел на свой «Олимп» и чувствовал себя победителем, что делало его еще более управляемым тем, что он считал собой, тем, чем он прикрылся в детстве и с тех пор считал собой.

— Бабочков ты чего опаздываешь, у меня для тебя новое задание.

Федор остановился посередине кабинета, не слыша его. Он в первый раз почувствовал, что не боялся, как обычно, заходя к нему в кабинет. — И чего это я боялся его? — подумал он — ведь он также боится своего начальника, а тот, в свою очередь, своего. Да и что я так держусь за эту должность? Медом она что ли помазана?

— Бабочков садись. Ты что не слышишь меня? Ты здоров? — забеспокоился удивленный Палыч.

Федор, не слыша его, разглядывал своего начальника как в первый раз.

— Федя, ты что заболел? Что у тебя стряслось — он подошел к Бабочкову, и взял его за плечи, глядя в глаза. Федор смотрел как будто сквозь него, что очень обеспокоило Палыча. Он привык уже в течении многих лет, видеть в Бабочкове исполнительного подчиненного, который, всегда приходил к нему в кабинет с дрожью в коленках и с большим ежедневником, в который усердно записывал все то, насчет чего, он, Палыч, его начальник, давал ему задание, и, потом, с большим усердием и страхом выполнял эти задания. А теперь, он стоит посередине комнаты и смотрит сквозь него. Палыч не знал как себя вести, он встряхнул его за плечи — Федя, что с тобой?

— Да все в порядке Константин Палыч, чего вызывали?

Палыч чувствовал себя не в своей тарелке, его подчиненный, который всегда его боялся, смотрел на него с ироничной улыбкой. Он не знал как себя вести, т.к. привык к тому, что все всегда происходит по заданному сценарию, который он знает наперед.

— Федь, иди-ка ты сегодня домой, ты видимо заболел, выздоровеешь, приходи, я пока дам задание Володе.

Бабочков, как во сне, не говоря ни слова, повернулся, вышел из кабинета, и так же без слов, и не отвечая на вопросы сослуживцев, забрал свой пиджак и вышел на улицу.

Весенний ветер обдал его живительной струей, донося до него запах распускающейся листвы. Бабочков ощутил себя свободным, не спешащим никуда, ни на работу, ни домой, ни куда-либо еще, он ощутил полную предоставленность самому себе, без мысли о следующей секунде, минуте, часе, дне или годе. Федор просто наслаждался данностью. Он разглядывал дерево, на котором только распустилась листва, символизируя возрождение жизни. Небо, хоть и городское, над которым висит тяжелая серость грязи города, но за которым чувствуется извечность.

Но, тут, его взгляд привлек магазин одежды, где он видел костюм, который давно хотел купить, и, привычное для него клейкое желание обладать материальными благами, заслонило ощущение довольствия данностью, породив дальнейшую цепочку ассоциаций связанных с желаниями.

— Теперь у меня есть возможность купить его, а если все сложится так, как обещал Дмитрий, то и многое другое. Вот оно как хорошо сложилось — радостно подумал он — куплю-ка я себе костюм и ботинки, и пойду завтра на встречу в новом.

Он радостно зашагал в сторону магазина, откуда вышел в новом костюме и в ботинках, довольный своим видом.

Оказавшись опять на улице, Бабочков решил пройтись по близлежащему парку, это было для него давно забытое ощущение из студенческой жизни, когда он беззаботно, часами гулял по паркам с друзьями и девушками. — А ведь я, в то время, имел успех у девушек — с веселой улыбкой подумал он — может и сейчас не поздно?

Замечтавшись, он случайно столкнулся с девушкой, выгуливавшей в парке собаку.

— Ой, простите, пожалуйста — произнес он, поднимая сумку, выпавшую из рук девушки.

Отдавая сумку, он встретился с ней глазами. Ее глаза улыбались каким то искренним светом.

— Ничего страшного. Вы, наверное, замечтались? У меня тоже так бывает.

— Да, на меня просто сегодня очень много чего навалилось — замялся Федор — Простите еще раз.

— Надеюсь, что хорошего — легко, излучая доброжелательность произнесла девушка — жизнь полна счастья и неожиданностей, просто нужно уметь их видеть.

Бабочков, в ответ, смущенно и завороженно посмотрел девушке в глаза.

— Всего вам хорошего — прощаясь, улыбнулась девушка — Возможно, как-нибудь мы опять случайно встретимся, и если у вас за это время произойдет больше приятных неожиданностей, обещайте, что расскажете тогда мне о них.

— Хорошо — расплылся в улыбке Бабочков.

Девушка удалилась по тропинке между деревьев в сопровождении радостно бегающей вокруг нее собаки.

Бабочков долго бродил по парку, по городу, по тесным переулкам, в которых еще сохранился дух прошлых веков, и, неожиданно, уже поздним вечером, сам того не почувствовав, добрался до своего дома. Он машинально зашел в подъезд — Переоденусь я лучше в старое, лучше пусть пока Ксюшка ничего не знает — подумал Бабочков, и начал прямо в подъезде надевать свой старый костюм.

Зайдя в квартиру, Бабочкова встретил унылый интерьер. Он сразу вернул Федору прежнее состояние подавленности, в котором он жил все эти годы. Все ему напоминало о прежних переживаниях, в основном связанных с материальным.

— Федька, ты где шлялся?! — послышался голос жены.

— Да решил немного пройтись…. — осторожно выдавил из себя Федор.

— С чего вдруг?! Взял бы уж тогда и детей с собой! Я что ли должна только ими заниматься как проклятая?! Они ведь и твои дети! Максим опять двойку по математике получил! Несобранный как отец! Конечно! С кого ему пример брать?! Называется мужчина в доме…

Бабочков почувствовал, что не особо обращает внимание на то ежедневное истеричное давление жены, которое изводило его всегда, когда он приходил домой. Жена продолжала свой орущий монолог, а он не слышал ее, и, только внутренне улыбался. — А что у нас вообще с ней общего? Зачем я с ней живу? Дети… но ведь эта исскуственная жизнь, где они всегда видят орущих друг на друга родителей, далеко не лучше того, если родители будут разведены, и, встречаясь с ними друг без друга, смогут передать им больше любви. Да, еще квартира… как мы привязаны к этим квадратным метрам… ладно, если все пойдет хорошо, перееду, а там будет видно.

Тут в коридор выбежала маленькая девочка лет четырех, и кинулась ему на шею.

— Папочка, я соскучилась по тебе — сказала она, прижимаясь к Бабочкову.

— Я тоже Сонечка — ответил он, чувствуя, как его переполняет чувство любви к этому маленькому существу, которое своим жгучим теплом полностью вытеснило состояние подавленности.

Сонечка посмотрела на него своими наивно-мудрыми глазами, которые бывают у детей лет до пяти, пока они еще не так забиты всем этим хламом, которым их стремятся заполнить сначала родители, а позже в детском саду, школе, в обществе, называя это воспитанием. Самое страшное в этом то, что родители искренне считают, что приносят этим добро своим детям и заботятся о них. А все то, что дети пытаются им сказать, не воспринимается ими всерьез, хотя если бы они только увидели, услышали их, то могли бы очень многому научиться у этих маленьких созданий….

— Папа, а ты сегодня хороший — пролепетала она, улыбаясь — пойдем, я покажу тебе, какой я нарисовала замок, там и солнышко и травка и горы и море.

— Ведь ребенок все чувствует — подумал Бабочков.

— Сейчас Сонечка, только помою руки — сердечно улыбаясь, произнес Бабочков, опуская дочку на ноги.

Помыв руки, Бабочков встретился глазами со своим отражением в зеркале — А почему собственно я должен переживать из-за того, что мной не довольна жена? Это ее проблемы. Из-за этих постоянных скандалов, я, даже нормально не общаюсь с детьми, и не могу им полностью дарить свою любовь, т.к. сам нахожусь в подавленном состоянии. Моя жизнь принадлежит мне, и я буду решать кому ее дарить — подумал он, и, насвистывая свою любимую мелодию, не обращая внимания на вопли жены, пошел в детскую.

Погладив по голове и поцеловав сына, учащего уроки, сидя за столом, он сел рядом с дочкой.

— Какую замечательную картинку ты нарисовала доченька.

— А мы можем там жить папочка, хочешь?

Бабочков ощутил, насколько мир для Сонечки красочнее. Даже не смотря на постоянную ругань родителей, она живет в своем мире, которому она сама хозяйка и раскрашивает его в те цвета, в которые она хочет.

— А нам там понравится?

— Там хорошо. А если не понравится, то нарисую другой — сказала она, обняв Бабочкова за шею.

Дверь в детскую открылась, и вошла жена в засаленном халате и всклокоченными волосами.

— Федя, ты меня в гроб вгонишь. Иди, поешь, борщ уже на столе.

— Не хочу Ксюш, потом может быть — ответил он, как будто в первый раз увидев ее — Когда-то она была веселой девчушкой, с лучезарными глазками, которая любила жизнь и радовалась ей. Единственной ее заботой было то, какое платье надеть сегодня — подумал он с грустью — а теперь, она загнала себя в комнату, где все окрашено в серых и черных тонах, думая, что тем, что она делает, способствует будущему детей. И, неосознанно, пытается разбить их красочный мир и наполнить его теми же серыми оттенками, как и у нее. Для нее теперь важны только домашний быт, заключенный в этих квадратных метрах, желание наполнить его еще какой-нибудь дребеденью, вызванное завистью к другим, сплетни, которыми она обменивается со своими подругами, соседками и сослуживцами, и постоянное недовольство всем, в чем она может выискать что-нибудь негативное, что у нее с успехом получается. Она как будто получает удовольствие от этого негативного, и, стремится поделиться этим отвратительным приобретением со всеми, кто восприимчив к нему, как будто распространяя полученный вирус дальше по цепочке.

— Я что, несколько раз должна накрывать на стол??? Иди, поешь по-человечески тогда, когда все уже на столе!!!! — истерично заорала она.

— Спасибо Ксюшка, я не хочу, и позже тоже не буду — с улыбкой ответил Бабочков.

— То он хочет, то он не хочет. Ну, за что мне такое???!!! — истерично крикнула она, хлопнув дверью.

— Папочка, не грусти, мамочка себя плохо чувствует — грустно произнесла Сонечка.

Дочка часто говорила ему эти слова. Но, впервые, до Бабочкова дошло, что она имела ввиду не физическое состояние, на которое люди так любят ссылаться, а то, что ей непонятно почему ее мать видит мир таким. Зачем исскуственно выкрашивать мир в черные и серые тона, если он такой красочный? И для ребенка такое непонятное действие могло быть связано только с болезнью.

— Все хорошо, солнышко, мама просто устала, не грусти.

Бабочков крепко обнял дочку, вдруг заметив сына, испуганно уставившегося в уроки, за которые засадила его мать.

— Давай я тебе помогу сынок. Не бойся. Все легко, просто нужно найти в этом интересное. А ты, Сонечка, нарисуй мне еще картинку, а потом я почитаю тебе сказку на ночь.

Федор, весело и в образах, объяснил сыну математику, как будто оживив для него цифры. А позже, уложив дочку, читая ей на ночь сказку, заснул рядом с ней.

III. Встреча в офисе

Трчунов стоял около окна в своем кабинете в ожидании встречи с Бабочковым. Он смотрел на улицу, на нескончаемый поток машин и, вечно, куда-то спешащих людей.

— И весь этот поток порожден тем, что они привыкли считать собой, тем, что серой пеленой заслонило их от самих себя. Каждый день, они встают утром, и, потоки различных ассоциаций, которые в них загрузили в формах «надо», «должен», «необходимо» начинают ими руководить, как по эстафете передавая этих несчастных по цепочке, не давая им почти ни секунды передышки. Они настолько ассоциируют навязанные стереотипы с собой, что им не остается времени на то, чтобы остановится, и ощутить, кто же они на самом деле и что же они действительно желают, что рвется у них изнутри. Эти формулировки в различных проявлениях успешно поддерживаются базой, фундаментом, который в них заложили еще в детстве, основанной на том, что они больше всего не хотят помнить, надеясь, что забыли. Материал этого фундамента — страхи и зависимости от материального, от мнения общества, оценки, завтрашнего дня…

Они так боятся того, что их знакомые будут говорить о них не в положительных тонах, что постоянно играют роль… в первую очередь перед самими собой, не доверяя своему внутреннему, следуя шаблону, который ценится повсеместно. Они завидуют всем, у кого есть то, чего нет у них, и постоянно подсознательно стремятся к тому, чтобы завидовали им, что дает им чувство жалкой радости и порождает гонку за материальным, которая движет этим потоком.

Они так боятся, что кто-то может уязвить их, что стремятся к подавлению всех, кого они в состоянии подавить. Это выражается, к примеру, в стремлении к власти, с надетой маской показывающей их чувство собственной важности, в которую они сами, со временем, начинают верить, но, которая является ни чем иным, как жалостью к себе и зависимостью от оценки. А под этой маской прячется несчастное существо, которое загнано в угол своим же страхом, своим же представлением о том, как, какая либо ситуация может повлиять на него. Представление же усиливается воображением, которое в отсутствии настоящего хозяина работает на того, кто отдает ему приказы, и как верный слуга снабжает этих бедняг чередой страшных образов, того, что с ними может случится, направляя их в нужном направлении, как надсмотрщик подстегивающий плетью рабов.

А самое прискорбное это то, что у них есть уверенность в том, что это жизнь такая, и что все это приобретено посредством опыта, чем они очень гордятся. Ведь в глазах других, опять же, по навязанной привычке оценивать, которая основывается на отправных точках, об истинности которых они и не задумываются, это придает им вес — Пусть это не я, но, за то люди уважают меня — думают они. Впрочем, чем дальше, тем они больше верят, что эта маска и есть они. И чем изощреннее эта маска, тем больше они обманывают самих себя. То, что они называют опытом, приобретается примерно так, как поощряют собачку, только что успешно выполнившую команду, бросив ей кусочек колбасы, что со временем программирует в ней рефлекс. Так и в этих несчастных, вырабатывается рефлекс, что в такой то ситуации нужно сказать «это» и сделать «то».

А называется данное выполнение команд громким словом опыт. Но, реально, они не участвуют ни в чем в «своей» жизни, все происходит без их участия, они лишь отождествляются со всем, что происходит. И думают, вернее то, что думает за них, шепчет им слащавым голосом: — Да, да, это я, я сделал это, я хочу этого, а вот этого совсем не хочу, я такой, я люблю это, а вот это нет, обычно я делаю так, мне нравится делать именно так, а вот так вот не нравится….

Она взяты в плен своей жадностью, завистью, тщеславием, страхом жить полной жизнью, который выражается в агрессии, которую они называют разными красивыми словами для себя…

И смотрят они на эти мерзкие проявления сквозь стекло, которое искажает видимость для них так, что они считают их своими достоинствами — я сильный, я гордый, я жесткий, я целеустремленный, я успешный, люди меня уважают! Отрицательные эмоции превозносятся ими до небес, они действительно гордятся ими, гордятся тем, что делает их несвободными.… А ведь все их счастье настолько рядом, стоит лишь остановиться, и протянуть руку, просто почувствовать то, что заложено в них изначально, то, что всегда было с ними, но они не замечали его, так как были увлечены поисками вовне…

Тут его размышления прервал телефонный звонок.

— Дмитрий Леонидович к вам Бабочков.

— Да Зинаида, пусть зайдет.

Бабочков, неуклюже и с заискивающей улыбкой, вошел в кабинет. Его глаза украдкой бегали по кабинету, оценивая его убранство. Он уже предварительно оценил офис, где ему очень понравилось. — Неплохо устроился, деньжат видимо много.

Дмитрий, с улыбкой пошел на встречу к Бабочкову, и, сердечно пожал ему руку.

— Здравствуйте мой дорогой друг, я ждал вас, думаю, что нам будет здесь удобнее — сказал он, показываю на мягкие кресла со стоящим рядом с ними стеклянным столиком — что вы будете чай, кофе?

— Ммм, чай,…. пожалуйста…..

— Зиночка, если не сложно, принеси нам два чая — по-доброму произнес он в спикерфон, с улыбкой и внимательно смотря на Бабочкова.

— Федор, я очень рад тому, что вы пришли. А еще больше меня радует то, что я уже вижу перемену в вашем настроении. Я прав?

— Ддаа… правы…. — смущенно заулыбался Бабочков.

— Рад этому…. Федор — чуть грустно улыбнулся Трчунов — прежде, чем начнем, я выполню обещание, данное вам вчера.

Трчунов подошел к столу, достал из ящика конверт с увесистой начинкой и протянул его Федору, наблюдая за его реакцией с сострадательной улыбкой.

Бабочков с дрожью в руках и с бешеными огоньками жадности в глазах потянулся к конверту, еле сдерживая себя, чтобы не выхватить желанный предмет из рук Дмитрия. Он с алчностью заглянул в конверт, рассматривая его содержимое.

Внезапно, послышался стук в дверь, и появилась секретарша, неся поднос с чаем и конфетами. Бабочков спешно начал засовывать конверт и кредитку себе во внутренний карман пиджака, и, торопясь, несколько раз попадал мимо кармана, пока его попытка не закончилась успехом.

Дмитрию было очень грустно наблюдать за ним — насколько же его жадность управляет им. Она заслоняет от него реальный мир, наполненный счастьем и любовью, своей мерзкой тенью, сшитой из желаний, которые, как вечно голодные птенцы, все требуют — Еще, еще!!! Он думает, что может погасить эти желания, удовлетворить их, но, это все равно, что гасить огонь, обильно поливая его бензином, они будут все расти и расти, принимая еще более уродливые формы…

Секретарша поставила поднос на стол и вышла.

— Дорогой Федор Иванович, в конверте пятнадцать тысяч евро, и, вы будете получать столько же каждый месяц, не считая премии, если будете работать у меня. Кроме того, определенная сумма, уже у вас на кредитной карте. Я навел справки, и знаю, что вы отличный инженер, поэтому, предлагаю вам возглавить направление, связанное со строительством. Вы согласны? — улыбнулся Трчунов.

Радости Бабочкова не было границ. Он счастливый обладатель большой для него суммы денег. Да и, кроме того, то, о чем он мечтал вчера, Трчунов предложил ему сам, он как будто предвосхищал его желания. Федор вскочил с кресла и с навернувшимися на глаза слезами начал пожимать руку Трчунову.

— Сспасибо… Ддмитрий Лео..Леонидович..вы..вы ведь не разыгрываете меня…?

— Что вы мой друг, не волнуйтесь так, все в порядке, я действительно хочу взять вас к себе на работу. Вы согласны?

— Ккконечно… ссогласен! — заискивающе ответил Федор.

— Я очень рад, Федор, что хотя бы, таким образом, смог вам доставить радость — грустно улыбнулся Дмитрий — но, у меня один вопрос. Неужели для того, чтобы вы были счастливы, вам достаточно просто иметь деньги?

— Почему же… не только деньги — жадно улыбнулся Бабочков — счастье зависит от того, что я могу на них купить. Все зависит от их количества. На них я могу купить себе все, что я захочу, могу ездить туда, куда захочу, могу купить себе свободу, любовь женщин… окружающие будут меня уважать и завидовать мне — ответил Бабочков с мечтательно-довольным лицом.

— А можно вам задать один вопрос? Только обещайте мне, что вы ответите на него честно.

— Хорошо — с готовностью кивнул головой Федор.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «я», «мне», «мое»?

— Я не совсем вас понял Дмитрий Леонидович……

— Хорошо, я задам вопрос по другому, вот вы, например, сейчас сказали «я не понял», кто этот «Я», который не понял? Ответьте мне на вопрос, кто вы?

— Я…я Федор Иванович… Бабочков, инженер...русский….

— Федор, я же сейчас вас спрашивал не про ваше имя, фамилию, нацию и специальность. Это все относится к социальному статусу, данному извне. А вопрос был о том, кто вы. Когда вы говорите «я хочу», «я делаю», и т.п., кто этот «я»?

— Ну… ну… я человек, у меня жена и двое детей… — со сдавленностью в голосе, привычной человеку, поддающемуся ежедневному прессованию пробормотал Бабочков.

— Вынужден задать вам вопрос еще раз. Ведь вопрос был не о вашем семейном или социальном положении и не о ваших родственниках. Даже не об антропологической принадлежности, ведь человеком назовет себя каждый из существ нашего вида, живущих на этой планете. Хотя, для того, чтобы им называться, он должен иметь волю… но вопрос сейчас не в этом. Вот если вы говорите «я», вы же имеете ввиду не то, что вы просто относитесь к этому виду, что вы просто человек, что ваш сосед Вася или я, абсолютно идентичны с вами. Так скажите кто именно вы? Кто тот, кому я сейчас задаю вопрос?

— Я…я разумное существо… я… — Бабочков произнес эти слова, задумался, и запинаясь продолжил — я ответственный,…я… раздражительный…, я… обидчивый,…я…

— Дорогой Федор, вы же не анкетные данные для приема на работу заполняете, и не пишите свою биографию. Я не спрашивал об особенностях вашего характера, которые, в общем то и не ваши, но опять же, пока не в этом суть вопроса. Я спрашиваю о том, кто конкретно вы сам. Кто такой Федор Иванович Бабочков? Кто тот, кто разговаривает сейчас со мной? — прервал его Дмитрий.

— Ну… ну… я не знаю — сконфужено замялся Бабочков.

Дмитрий, понимал, какая борьба происходит сейчас в Бабочкове, он в первый раз задался этим важнейшим вопросом. Вопросом, на который должен ответить себе каждый, и, хотя бы чуть-чуть прочувствовать ответ на него, прежде чем он сможет называть себя человеком, ощущая смысл этого слова. Иначе, каждый раз, когда он будет говорить «Я», он будет врать себе. Ведь в один момент это будет одно «Я», через некоторое время уже другое. Решение будет принимать одно «Я», реализовывать принятое решение другое, а с последствиями сталкивается третье, которое даже не имеет представления о предыдущих двух. И этих условных «Я» в нем тысячи. И он в первый раз, хоть как-то это прочувствовал, задумался об этом. А теперь, никак не может понять, кто же он на самом деле…

Он, только что ощутил, что уверенность в том, что он себя знает, тает на глазах… Его состояние сейчас схоже с человеком, который полностью погрузившемся в увлекательный кинофильм, забыл в ходе просмотра о себе самом, и уже ассоциирует себя с главным героем, переживает вместе с ним, испытывает вместе с ним его радости и страхи. И, вдруг, внезапно ощущает, что вот он, сидит в кинотеатре с корзиной попкорна между ног, или в кресле у себя в комнате, где каждая вещица напоминает ему о чем-либо, и порождает поток дальнейших ассоциаций, которые как надоедливые мошки начинают атаковать его и опять уводить от себя, направляя в требуемом для забытья, направлении.

В Федоре, на мгновение, пробудилось то извечное, прекрасное и естественное, которое заложено в нас изначально как потенциальная возможность. Оно начало гордо поднимать голову, озаряя восхитительным светом все окружающее, но рой назойливых, серых ассоциаций, вновь начали атаковать разум Бабочкова, и, наконец, вернули привычное состояние, из которого он практически не выходил, чем опять набросили на пробуждающийся свет привычное серое покрывало тумана иллюзии.

Трчунов с грустью и надеждой смотрел на Федора. На лице Бабочкова, как у человека привыкшего скрывать свои эмоции под маской того, что люди называют серьезностью, ничего не чувствовалось, но, в глазах его ощущался активный внутренний спор. С одной стороны, он только что, моментом, прочувствовал иллюзорность своего представления о себе, которая начинала терзать его и вгонять в депрессию. А с другой стороны, привычное ему состояние рвалось назад, цепляясь свои клейким телом ко всем существующим лазейкам, просачиваясь сквозь них, и мерзким сладковатым привкусом давая ложную и хоть какую то удовлетворенность тем, что он считал собой.

— Федор, вы можете не отвечать мне на вопрос прямо сейчас. Просто постарайтесь себе самому ответить на него со всей искренностью, решимостью и бесстрашием. Вы это ощущали когда-то давно, в детстве. Я снова задам вам этот вопрос позже, а пока, вы просто наблюдайте за собой, так, словно вы наблюдаете за посторонним человеком, изучаете его, оцениваете. А потом, вы расскажете мне о том, что вы увидели. Договорились?

— А вы… вы… можете сами… ответить на этот вопрос — пробормотал Бабочков.

— Речь ведь сейчас идет не обо мне. Но, я вам обещаю, что попытаюсь выразить это, после того, как вы сами ответите на вопрос — улыбнулся Трчунов. Он видел, что проснулось в Федоре. Стражники у ворот в жилище отчего дома страхов и привязок, чувствуя наступление и опасность для своих хозяев, обезопасили себя, выставив на пути к жилищу указатели в обратном направлении, и мысли, привыкшие подчинятся указателям, с готовностью исполнили отданный приказ.

— Я постараюсь ответить вам в следующий раз… Дмитрий Леонидович…, я постараюсь понаблюдать за собой, но….но может вы хоть намекнете мне о том, о чем вы хотите услышать? — сконфуженно и потеряно улыбнулся Федор.

— Просто наблюдайте за собой мой дорогой, за своим телом, за своими мыслями, за своими ощущениями, за своими действиями и любыми движениями, которые сможете зафиксировать, наблюдайте искренне и честно.

Трчунов встал с места и подошел к столу, на мгновение замерев, внимательно посмотрел на удрученного Бабочкова.

— Федор, думаю, что на сегодня мы можем закончить наш разговор. Сейчас я вызову девушку, которая будет вашим секретарем, она покажет вам ваш кабинет. Можете приступать к работе хоть с завтрашнего дня, или тогда, когда пожелаете. Проблемы по увольнению с вашей прежней работы, пусть вас не беспокоят, их уладит мой секретарь

Трчунов нажал на кнопку спикерфона.

— Зиночка, попроси, пожалуйста, зайти Катю и Михаила.

Бабочков сразу повеселел. Мысли о материальных благах сразу увлекли его в привычном направлении — Ну вот, все складывается как нельзя лучше. У меня есть куча бабла. Отличная работа, о которой я даже и мечтать не смел. Я начальник!!!! У меня даже секретарша теперь есть, наверное, хорошенькая, побыстрее бы увидеть. Только вот, не оказалось бы все это разводкой. Хотя, в любом случае, мне терять нечего, деньги уже у меня в кармане, а такие деньги я и за год работы в нашей конторе бы не получил. Еще вчера утром, я даже не мог представить себе такого… А вдруг я не справлюсь с работой, которую он мне предлагает? Вдруг он хочет навесить на меня какие то долги? Сделает меня подставным лицом… меня посадят, а он выйдет чистым из воды… Я, кажется, читал о подобном… хотя…. не похоже на это… но… — он в беспокойстве закусил губу, теребя в руке чайную ложку, со взглядом, в котором угадывалось, какие страшные картины развертывания ситуации подкинуло ему его воображение.

Трчунов внимательно наблюдал за ним, замечая все его моментальные перемены, отражавшиеся в его глазах.

— О чем вы забеспокоились мой друг? Говорите честно. И…. давайте договоримся, что вы попытаетесь научиться говорить всегда только то, о чем вы думаете… по крайней мере, мне. То, что вы будете работать у меня, не должно означать для вас того, что меня надо воспринимать как строгого начальника, который будет вас унижать, подавлять и ругать. Я уже говорил вам, что моя основная цель — это сделать вас счастливым. Давайте запросто и по-дружески, на «ты», и по имени. Не стесняйтесь меня.

— Хорошо — тихо кивнул Федор.

— Так говори, что тебя беспокоит? — улыбнулся Трчунов.

— Дмитрий Лео… Дмит..рий — с усилием выдавил Бабочков — сскажи..те..скажжии.. — поправился он под улыбкой Трчунова — а что я должен подписать? Я…я имею ввиду…, за что я буду ответственным и перед кем? — выпалил он.

— Если тебя беспокоит это, то можешь вообще ничего не подписывать, сам эти бумажки не уважаю — смеясь, ответил Трчунов — я тебе без них доверяю.

Тут послышался стук в дверь и вошел деловой, чуть развязный молодой человек, лет тридцати пяти и длинноногая, стройная брюнетка с кошачьими глазами.

— Вызывали Дмитрий Леонидович?

— Да. Познакомьтесь, это ваш новый руководитель, Федор Иванович Бабочков — ответил им Трчунов, затем, улыбаясь, повернувшись к Бабочкову — а это, ваш секретарь Катенька, скажу вам по секрету, она самая красивая девушка у нас в офисе.

Катя улыбнулась самодовольной улыбкой, в которой чувствовалось, насколько ей привычно слышать подобные комплименты, и то, что она отлично и успешно умеет пользоваться в своих целях, своей физической оболочкой, которую наш творец вырисовал тончайшими и изысканными мазками.

— Она покажет вам ваш кабинет — с улыбкой продолжал Дмитрий — А этот самоуверенный молодой человек, ваш заместитель, Михаил Разбродов. Миша в курсе всех текущих дел по компании, т.к. временно исполнял обязанности руководителя, так что, на первых порах, он введет вас в курс дела.

Бабочков плотоядно уставился на Катю. Его взгляд скользил по ее изящным ножкам, чуть прикрытым короткой юбочкой, по груди, выпирающей из глубокого декольте, по пухленьким губкам с манящей улыбкой и игривым глазкам, в которых чувствовался вызов. — По-моему мне тут кое-что светит — с внутренней довольной улыбкой подумал Бабочков — я ей, кажется, даже понравился. А это что за самодовольный тип? Уж не любимец ли Дмитрия? Кстати не такой уж Дима и чудак, по крайней мере, ведет себя довольно здраво. Быть может, и о себе я был плохого мнения, ведь специалист то я неплохой.. Ведь не назначили бы меня ни с того ни с сего начальником… Все-таки ответственный пост…

— Дорогой Федор, реши за сегодня, когда ты собираешься выйти на работу и скажи мне об этом. Наша очередная встреча, будет через три дня. Договорились? — прервал его мысли Дмитрий.

— Договорились — просиял Бабочков.

— Если хотите — вновь улыбнулся Трчунов — можете обговорите с Михаилом, когда вы хотите с ним обсудить текущие дела.

— Хорошо — ответил Федор, взглянув на Михаила с улыбкой, в которой уже начинала появляться чувство собственной важности, но, еще с примесью того, как он прежде, с завистью смотрел на подобных типов. А теперь «подобный тип» его подчиненный. Он его начальник!!!! Эта мысль опять начала пульсировать в нем фонтаном радости.

Дмитрий подмечал по глазам Бабочкова все то, что в нем происходит, но он видел четкую вероятность того, куда со временем это его заведет, и надеялся, что вскоре Федор все увидит сам.

— Ну, тогда до встречи мой дорогой друг. А ты Миш, зайди попозже, нужно кое-что обсудить. И, если не сложно, познакомь г-на Бабочкова с его водителем — сказал он, подмигнув Федору.

Чувство собственной важности все больше и больше расцветало и пускало свои корни в Бабочкове. Когда Трчунов назвал его господином, это было как будто целебным бальзамом, стимулирующим гормон роста этого ветвистого дерева гордыни. А, услышав про то, что у него теперь есть личный водитель, Бабочкова уже распирало от нее. Он уже позабыл о прошлом, позабыл о недавнем разговоре с Трчуновым. Ему рисовалось его будущее, основанное на проекции различных сценариев «дольче виты», которыми повсюду снабжают народ для создания желаний, с помощью которых ими легко управлять. Вот он на яхте в белых штанах и с двумя мулатками, а вот он, Бабочков, вместе с Катей едет на лимузине к своему личному самолету, для поездки на какие-нибудь экзотические острова…

— Федь, не забудь только о вопросе, на который ты мне должен ответить — подмигнув, прервал его поток мечтаний Трчунов.

— Ххорошо… кконечно…, я постараюсь. Я могу идти?

— Можешь, конечно! — улыбнулся Трчунов — До встречи. Я рад, что у тебя на лице улыбка… хоть и такая…

Бабочков вместе с Катей и Михаилом вышли за дверь.

— Очень рад с вами познакомится — таинственно улыбнулся Михаил. Если захотите обсудить дела сегодня, Катенька знает, как меня найти. А пока отдаю вас в ее заботливые ручки.

— Пойдемте, Федор Иванович — мырлычащим голосом с оттенком офисности сказала Катя, улыбнувшись ему.

— Я думаю, что нам будет приятно вместе работать Катенька — заглядывая ей в глаза, ответил Бабочков — пойдем.

Катя пошла вперед по коридору, зазывающе покачивая бедрами, как лодка, гармонично качающаяся на волнах, которые ласкают ее бока. Они зашли в лифт, где она, как бы невзначай, из-за того, что в нем много народу, чуть прижалась к нему, краем глаз откровенно посмотрев на него, и, изображая застенчивость, тут же отодвинулась, убрав взгляд.

В Федоре это породило взрыв эмоций, сладкий привкус вожделения заслонил мир новой пеленой. Теперь, во всех его мечтаниях, присутствовала она.

Катя хорошо понимала то, что она делает. Она была отличным психологом в области мужского вожделения, как и любая представительница прекрасного пола, обладающая притягивающей внешностью, которая со временем почувствовала, как можно использовать на пользу своим желаниям, этот вид оружия. То, что она предприняла сейчас, на их языке, языке тех, кто использует данный вид мужской слабости, условно назывался тактикой заманивающих действий с переменой на сто восемьдесят градусов.

Жертву заманивают, кидая ей сладкие кусочки, которые она так вожделеет, что порождает в них уверенность, что так будет и дальше, и что они одержали очередную победу, которая наполняет жертву самодовольством. А потом, резко, ветер начинает дуть в другую сторону. И жертва, как наркоман, привыкший к ежедневной дозе, еще более страстно вожделея ежедневные подачки, становится мягким пластилином, из которого можно лепить что угодно, лишь бы он этого не замечал, что обеспечивается игрой на внешнем уровне, на его достоинстве, в которое он свято верит, не замечая обратного. Впрочем, жертва обычно ничего и не замечает, тем боле, если время от времени получает подачки. А самое главное, после того, как жертва попала в капкан, его восприятием и мыслями, полностью управляет его превосходительство похоть, чьими эффективными агентами, сами того не понимая, и считая, что желание управлять идет от их природного превосходства, и являются данные представительницы прекрасного пола.

У Кати, уже примерно сложилась картина дальнейшей стратегии в отношении Федора. — Им легко будет вертеть — с самодовольной внутренней улыбкой, относящейся к мыслям о ее очередной победе за счет собственного понимания мужской психологии, подумала она.

Выйдя из лифта, они прошли до дверей в приемную, откуда начиналось новое владение Бабочкова.

— Сюда, пожалуйста — Катя распахнула дверь в просторный и светлый кабинет.

Федор торопливо проскользнул в него и, с великой радостью, в которую еще, как чувствовалось, он верит не до конца, начал рассматривать свое владение. — По сравнению с тем, что я вижу, кабинет Палыча выглядит жалкой каморкой — гордо подумал Бабочков — Вот бы он сейчас увидел меня в нем.

Кабинет был примерно такого же размера, как у Трчунова, если не больше, с резным штучным паркетом, со стенами цвета летнего неба в солнечный день, с огромными окнами во весь рост, откуда открывался вид на близлежащий парк, расположенными таким образом, что солнечные лучи сразу проникали в окно, стоило им только появится. В кабинете стоял огромный стол из орехового дерева с резными узорами, рядом со столом стояло удобное и большое кресло, по стенам были развешены оригинальные картины в авангардном стиле. В углу он заметил дверь, ведущую в его личную комнату отдыха, неподалеку от которой стоял мягкий диван и два кресла. Федор радостный плюхнулся на диван, жадно оглядывая свое новое владение.

— Что-нибудь желаете, Федор Иванович? — прервала его Катя.

— Нет, Катенька, спасибо, я пожалуй чуть-чуть просто посижу тут, а потом, пойду, пройдусь — ответил Бабочков, затем, задумавшись, продолжил важным тоном — Такой вопрос, можно Михаила как-то найти?

— Секунду, Федор Иванович, я вызову его к вам.

— Вызову… — подумал Бабочков — как приятно это ощущать… теперь вызываю я, а не меня… мне это очень нравится, только не закончилось бы это быстро.

В кабинет развязной походкой вошел Михаил.

— Вызывали? — заговорщически улыбнулся он и уселся в кресло рядом с Бабочковым.

— Да, Михаил… насчет текущих дел — пробормотал Федор неуверенно. Ему было очень непривычно ощущать себя руководителем, но при этом он хотел показать, что вот он!!! Его начальник!!! — я думаю, что мы можем обсудить их дня через три, тогда, когда я приступлю к работе, а до этого, будьте добры, подготовьте, пожалуйста, все документы — сказал он тоном, которым с ним обычно разговаривал Палыч.

Михаил отлично понимал, вернее, думал, что понимал, к какому типу людей относится Бабочков и что в нем сейчас происходит. — Работяга — думал он — которого, всегда подавляли, и, вдруг, он получил кусочек власти, который он своим воображением уже развернул до неимоверности. А теперь, он уже рвется в бой, подсознательно желая отыграться на других, утвердится за счет этого. Он страстно желает подавлять сам, ему кажется, что за счет этого, он приобретет уважение в этом гребанном обществе, только вот не знает как подступится. А все происходит опять же по тому же самому вечному сценарию… пешки мнят себя королями, не видя насколько они становятся управляемы кукловодом, управляемы из-за своей слепоты, нагнанной на их глаза его превосходительством страхом, выраженным в желании подавлять, г-жой жадностью и алчностью и его величеством жалостью к себе, надевшей маску называемой тщеславием. А то, как это называют,…. как известно, что на заборе не напиши, он все равно останется забором.

Михаил сразу увидел бреши, которые можно использовать для своей выгоды. Долгие годы борьбы в бизнесе не сломили его, не сделали его рабом системы, но в то же время дали ему понимание всего того, что движет людьми в этой бессмысленной гонке за материальным, властью и ложным уважением к себе и самодовольством. Он отлично видел, что движет людьми и как на них воздействовать, что отложилось у него в четкой системе, которую он с успехом применял в работе и в жизни. Но, при этом, Михаил не замечал того же, в себе самом, также, как и другие, называя эти мерзкие проявления в себе разными красивыми словами, которые звучали сладко для его ушей. Подобно тому, если на маску надеть еще более изощренную маску, дающую ему иллюзию того, что он избавился от всего этого хлама, и что он сам управляет своей жизнью. Но, он забыл о природе желаний, которые всегда являются проекцией прошлого с косметикой на будущее. Ему всегда нравилось играть, во все, что попадалось под руку. А теперь вот жизнь попалась — как он любил выражаться. Почти во всех играх, он практически всегда побеждал. Преимущество его заключалось в том, что он смотрел на ситуации не из предложенного угла, а видел любую ситуацию в целом, глобально, как бы смотрел сверху и воспринимал все как увлекательную игру.

Но, Разбродов не видел в этом себя самого, и это было его уязвимым местом, сводящим к бессмысленности все остальное. Кроме того, он очень сильно был привязан к результату и оценке, к тому, что всегда уводит людей от полного ощущения настоящего момента, которое и есть жизнь, и, кроме того, снижает эффективность любых действий.

— Простите, Федор Иванович, а какие бумаги? — улыбнулся Михаил, зная, что вопрос загонит Бабочкова в тупик. Ему хотелось подвести Федора к тому, чтобы тот ощутил зависимость от него.

— Ну… ну, вы подготовьте, а я потом скажу, что мне еще необходимо — ответил Бабочков желая поскорее отвязаться — так как там насчет моего водителя?

— А с коллективом, сейчас, не желаете познакомиться?

— Нет, не сейчас, лучше сразу, когда приступлю к делам.

— Федор Иванович, не стесняйтесь меня, я сразу почувствовал к вам расположение и готов помочь вам во всем, в чем могу. Готов даже подсказать, как на и кого и в какой момент воздействовать. Вы, я знаю, отличный специалист, в своем деле, и, я уверен, что выведете наше дело на новые высоты. Но, чтобы избежать подводных камней, которые есть всегда и являются постоянными спутниками любого начала, я могу вам многое подсказать, и только из расположения к вам.

Михаил заметил по глазам Бабочкова, что тот попался в расставленные сети, и, через несколько дней, как бы невзначай, обратится к нему по этому вопросу, а дальше уже вопрос техники. Так же, он знал примерный ответ Федора, что весьма веселило его, для него начиналась новая игра.

— Спасибо Михаил — важно кивнул Бабочков, вошедший в новую роль — если мне потребуется, то непременно обращусь к вам, в чем сильно сомневаюсь. От вас требуется на данный момент передать дела, чем и займитесь. А теперь пригласите ко мне моего водителя.

— Хорошо, Федор Иванович, вот вам моя визитка, на ней номер, по которому вы можете напрямую со мной связаться в любое время дня и ночи. Если я вам потребуюсь до выхода на работу, я всегда готов. До свидания. Было приятно познакомится. Сейчас вышлю к вам водителя.

Михаил, иронично улыбаясь, вышел из кабинета, затворив за собой дверь.

Бабочков остался наедине с самим собой в своем новом владении. Он удобно развалился на диване, устремив взгляд в окно, вглядываясь в небо, взглядом счастливого человека, который всегда смотрит на мир с поднятой головой, не беспокоясь о камнях, которые могут ему попасться под ногами. — Забытое ощущение, так я себя ощущал в детстве, когда меня отправляли в деревню к бабушке. Там я был предоставлен самому себе и днями бегал один или с друзьями по лесу или горам. Было полное единение с природой, и никаких забот… а ведь… может мы сами и придумываем себе эти заботы? Ведь все мне тогда было нипочем, а все ощущения были гораздо сильнее. Но, будь я такой, какой есть в данный момент, на месте меня в то время, я бы обязательно придумал бы себе какие либо заботы… Почему так? Я ведь и не знаю себя… кто я? Может быть я знал ответ на этот вопрос в детстве, а потом забыл? Дима видимо не случайно задал мне этот вопрос…

Тут раздался телефонный звонок, разогнавший его мысли, порожденные самым важным вопросом, который он впервые себе задал. Ведь если человек хоть раз, хоть на какое то время, искренне задастся этим вопросом, то, после, почти всякий раз, когда он будет оставаться наедине с самим собой, вопрос будет возвращаться, будет требовать полить живительной влагой нежный росток. Нежный росток, который уже начал стремится к своему росту, на почве, только что проснувшейся после долгой зимы, но, который так нуждается в питающих его лучах солнца.

Бабочков, дернулся было к столу, но передумал. Боязнь ошибиться взяла над ним верх. В дверь постучали, и вошла Катя.

— Федор Иванович, с вами все в порядке? К вам Слава.

— Все хорошо Катенька, я просто устал немного, впустите.

В кабинет вошел коренастый медвежеподобный мужичок, лет сорока пяти, в костюме, в котором он чувствовал себя крайне некомфортно.

— Добрый день Федор Иванович — пробормотал он с опущенными глазами, в которых, чувствовался страх вызванный привычным ему чинопочитанием вперемежку с генетической нелюбовью ко всем вышестоящим, которую он проявляет обычно в курилке, выражая недовольство в ругани своего и чужого начальства, чувствуя себя жертвой обстоятельств, и, любя тех, кто находился, по его мнению, в схожих обстоятельствах.

— Вас зовут Славой? — спросил Бабочков с долей высокомерия. Слава вызвал в нем одновременно и симпатию, т.к. тот был похож своими привычками на Бабочкова и раздражение, т.к. по нему, он четко увидел, как унижался сам.

— Да — промычал Слава, переваливаясь с ноги на ногу.

— Слава, мы можем выехать прямо сейчас?

— Конечно, Федор Иванович, как вам будет угодно. Мне подождать вас внизу, у машины?

— Нет, Слава, подождите в приемной, я сейчас соберусь и мы спустимся вниз вместе.

Когда дверь за Славой закрылась, Бабочков, хотел было продолжить прерванные мысли, но, ощущение того, воссозданного чистого счастья из детства пропало, а ему на смену пришло его величество тщеславие. — Странно — подумал Федор — ведь сейчас, я получил все, о чем мечтал все эти долгие годы работы в нашей конторе, похожие один на другой. Я считал, что имея то, что у меня есть на данный момент, я буду самым счастливым человеком. Но, то, что я испытываю сейчас, как будто грубая подделка того ощущения жизни, какое я испытывал в детстве. Вот Сонечка чувствует жизнь намного ярче, чем я, вне зависимости от того, что бы я ни получил. Значит, счастье, все же не в бабле… хотя…

Мысли побудили Федора встать с дивана, где он так удобно расположился, и теперь, он уже ходил по кабинету не находя себе места. Он одновременно чувствовал и удовольствие от тех желаний, которые были удовлетворены и беспокойство от того, что это не приносит того состояния внутреннего спокойствия, к которому он подсознательно всегда стремился. Кроме того, удовлетворение этих желаний, породили ряд новых, более изощренных тяг, которые он не мог контролировать.

Беспокойство вывело его из кабинета, и, когда его взгляд упал на Катю, о которой он уже успел забыть, то всеми его помыслами вновь завладела г-жа похоть.

— Катенька, я ухожу, скажите, как я могу с вами связаться напрямую, если мне понадобится какая либо информация до выхода на работу? Кстати, если у вас нет дел, то могу вас подвезти.

— С удовольствием Федор Иванович, я сейчас быстро соберусь. Если хотите, подождите меня внизу, вот вам на всякий случай, тут мой телефон — ответила она ему, с призывающей улыбкой протягивая визитку.

— Не спешите, я здесь подожду — смутился Бабочков.

Федор поймал себя на том, что как завороженный наблюдает за движениями Кати, которая неторопливо и грациозно собиралась к выходу. — Что там Трчунов говорил насчет наблюдения? Может он имел ввиду это? Я ведь только что, увлекшись мечтаниями о Кате, полностью забыл о себе, не помнил себя. Странно — подумал Бабочков.

— Катенька, знаете, я все-таки подожду вас внизу, вы ведь знаете, где стоит машина? — торопливо сказал Федор — пойдемте Слава.

Бабочков вместе со Славой вышел из приемной, даже не обернувшись, что озадачило Катю. Она подсознательно чувствовала, что сети, в которые попалась очередная жертва, чуть-чуть ослабли.

— Г-н Бабочков, сюда, пожалуйста.

Голос Славы, вырвал Федора, будто из сна. Ведь он прошел все расстояние до машины автоматически. — Вот опять, я даже не понял, как я дошел до машины, не помню, как мы шли… может и в жизни в основном все происходит таким образом? … Ведь я пытался уже в приемной наблюдать за собой….какие же мысли меня увели от этого? Господи, да ведь я даже не помню о чем я думал… там, в приемной, когда я увидел Катю… — Тут Бабочковым опять завладели образы того, как его ласкает Катя, и, предыдущие мысли покрылись плотным покрывалом, буфером, за которым они не видны, ассоциации опять взяли верх. Похоть восстановила привычную видимость мира. И через эту видимость, Бабочков вдруг заметил, какая машина была ему предоставлена. Именно в такой, он несколько часов назад, в своих мечтаниях, ехал вместе с девушками к своему частному самолету. Его распирало от радости, но, он не хотел показать этого Славе, он хотел, чтобы тот видел, что для него, Бабочкова, это в порядке вещей.

Федор, с важностью сел на заднее сидение не закрывая двери. Прикурив сигарету, Бабочков направил свой взгляд на выход из здания, и по всему его виду чувствовалось его нетерпение поскорее увидеть Катю, разбавленное желанием того, чтобы проходящие мимо люди видели бы его, Бабочкова, важно сидящего в шикарной машине с личным водителем, и завидовали бы ему.

Катя хотела восстановить плотность своих сетей, и, поэтому, специально оттягивала выход из здания, т.к. знала, что ожидание усилит страсть Бабочкова. Она знала, что когда человек ждет, то время для него тянется крайне медленно, и оно позволит ему рисовать в своих мыслях те образы, с помощью которых он станет податливым в ее руках.

Федор все больше и больше беспокоился — Может, я обидел ее, тем, что не дождался, пока она соберется — подумал он, доставая визитку Кати. Чуть поколебавшись, он набрал ее номер

— Ало, кто это? — замурлыкала в трубку Катя.

— Катенька,…это я….Федя…

— Кто?!

— Ну я,….Бабочков, я вас жду в машине.

— Ах… Федор Иванович… простите, не узнала вас по телефону. Извините, что задержалась, мама звонила. Я уже спускаюсь, не беспокойтесь.

— Ничего страшного Катенька, я жду — ответил Бабочков с завороженной улыбкой.

Ну вот, все в порядке — с самодовольной ухмылкой подумала Катя — зря я волновалась, что он сорвался. Все легко. Нужно его заставить еще подождать. Чем бы заняться, пока он ждет? Разложу как я пасьянс, а потом спущусь.

Бабочков ждал уже минут двадцать. Сидя боком в машине, с открытой дверью и опущенным стеклом, он нервно постукивал ногой по асфальту, опершись локтями на окно машины, всматриваясь во всех входящих и выходящих из здания. Неожиданно, его глаза озарились радость, он увидел, как Катя выходит из здания.

Она шла к машине, уверенной походкой женщины, знающей, что проходящие мимо мужчины провожают ее взглядом. Недалеко от нее остановилась машина, из которой вышел молодой человек приятной внешности — вот удобный случай породить в нем ревность и еще больше усилить сети — подумала она.

— Привет Сашка, ты где пропадал, давно тебя не было видно — сказала она так, чтобы Бабочкову был слышен их разговор, и, наблюдая за взглядом за Федора поцеловала молодого человека вышедшего из машины.

Она видела, как радостная улыбка Федора исказилась в гримасу ребенка, у которого отняли игрушку.

— Привет Катька, какая ты сексуальная сегодня, впрочем, как и всегда. Поужинаем сегодня?

— Извини, не могу, дела — ответила она, и, поцеловав его на прощание, грациозной походкой двинулась к машине.

— Федор Иванович, я надеюсь, не доставила вам неудобства? — улыбнулась она завораживающей улыбкой.

— Что вы, Катенька, я наслаждался солнечным днем, никаких неудобств, я никуда не спешу.

— Ну, раз вы не спешите, может, угостите меня ужином? — заигрывающим тоном спросила Катя — Я как раз собиралась где-нибудь поесть.

— С удовольствием — обрадовался Бабочков — а куда вы хотите?

— Тут поблизости есть одно местечко. В «…» Славик — сказала она небрежным, чуть приказным тоном.

По пути в ресторан и на месте, она опять применяла тактику заманивающих действий с переменной. То, она, чуть приблизившись к нему, почти шепотом говорила ему что-то незначительное, а когда Бабочков начинал проявлять ответное, то всеми своими действиями показывала, что он ее не правильно понял. Федор реагировал на ее приманки именно так, как она и предполагала, что очень ее радовало и тешило ее самолюбие.

Бабочков же, опять, позабыл все предыдущие мысли и ощущения и, был поглощен только тем, что Катя, то ему кидала как подачку, то отнимала, что приводило в движение бурю в его ощущениях и мыслях, как отлив и прилив, очень быстро сменяющих друг друга.

Моментом, он получал заветный плод, висящий очень высоко, до которого он уже не верил, что может дотянутся, неожиданным снижением ветки на такое расстояние, что встав на цыпочки, он может дотянутся до него, что вызывало в нем ажиотаж предвкушения, заслоняющий весь остальной мир от его взора. Но, в момент, когда он уже прикасался к нему и хотел сорвать его, почувствовать его вкус, ветка резко поднималась на недосягаемую высоту, ту же, или выше, что производило в Бабочкове эффект, подобный тому, если в разгорающийся огонь выплеснуть большое ведро воды. В этот момент он оставался обескураженным, обманутым самим собой, недовольным. Подобно шипению и дыму залитого водой огня, который только что разгорелся и, уже наслаждался пожиранием тех сухих дров, что ему дали на поглощение. И вдруг, неожиданно, его трапеза была прервана инородным, враждебным ему веществом, которое он, не способен победить, находясь с ним в равных условиях. Но, после пары повторяющихся подачек Кати, Бабочков, уже ожидал, что ветка опять может опустится, что было подобно огню, который почувствовав, что воды было не так много, как ему показалось, осторожно начинает разгораться заново, сначала с опаской, что последует еще одно ведро, но, по мере разгорания (опускания ветки) опять забывает о произошедшем.

Трчунов сидел в своем кабинете и слушал все происходящее в машине. Он заблаговременно установил жучки в машине и в кредитной карте Бабочкова, чтобы по возможности, быть максимально в курсе того, что происходит с Федором. Дмитрий, также видел, через скрытую камеру установленную в кабинете Бабочкова, что с ним происходило в момент, когда он остался наедине с самим собой. Он не знал, какие именно мысли посетили Федора в тот момент, но угадывал их направленность, что не могло его не радовать, т.к. в Бабочкове уже чувствовалось, что росток начал пробиваться.

То, что происходило в машине, одновременно и радовало его, т.к. он предполагал то, чем это закончится, в конечном счете, неожиданно для них обоих, и что это может вызвать и у Кати и у Бабочкова те мысли, которые могут пробить серое полотно уверенности в данном виде того, что они считают реальностью. — Он очень быстро схватил идею того, что нужно осознать себя самого — думал Трчунов — хоть и не подал виду, хотя он сам этого пока не понимает. Конечно, то, что управляло Бабочковым в течении стольких лет будет сначала часто проявляться в нем, а позже, намного реже, если он будет наблюдать за собой, и увидит истинное лицо того, кого он ассоциирует с собой…..

А самое главное чувствуется, что его внутренний ребенок еще не умер, и он еще способен, хоть ненадолго воссоздать состояние искреннего счастья, не зависящего ни от чего внешнего. Если провидение послало этого именно мне именно в этот момент, то я искренне верю, что смогу ему помочь. Правда, в нем, на данный момент, сейчас, когда он едет с Катей в машине, действует только то, что ему навязали… Вот и сейчас, им полностью управляет похоть и тщеславие, в сообществе с неуверенностью в себе, хотя он и не знает пока об этом себе… А Катя, наоборот, предельно уверена в себе, вернее в том, что она считает собой, и считает это своим преимуществом, что опять же дает пищу ее тщеславию… И оба они не могут увидеть, что играют по правилам игры, смысл которой, если они его вдруг увидят, вызовет в них ужас. Ведь это даст им осознание того, что все происходит без их участия. Что вместо них действует что-то извне внедренное, которое они со временем стали считать собой и полностью приняли его власть, отдав ему бразды правления.

Единственным игроком в этой игре является его величество эго, поселившееся почти в каждом, из живущих на этой планете. И, которое, играя с самим собой и в своих целях, через разные свои вместилища, принимает в них различные обличия, те, которые удобны ему в данный момент времени. Обличия же его имеют самую отвратительную сущность, но внешняя их форма кажется этим несчастным прекрасной, т.к. они видят его через очки с искаженным стеклом, которыми это мерзкое проявление снабдило каждого, тем самым, обезопасив свое существование.

Фундаментом же, почвой, на которой выросли эти отвратительные обличия, являются страхи и зависимости от того, кем они хотят, чтобы их видели другие, по одному из сценариев предложенным игрой, и различных вариантов зависимостей порожденных страхом завтрашнего дня, подогреваемого воображением. Воображением, которым опять же управляет их же страх, рисуя в нем страшные образы того, что может произойти, если они не будут делать того, и не будут иметь этого.

Фундамент обильно снабжает эти обличия энергией, приводящей их механизм в движение, вынуждая людей действовать в их целях, отдавая их личную энергию этим проявлениям эго.

Как много обличий имеет этот тиран, который на самом деле является маленькой надоедливой мошкой — жадность, алчность, тщеславие, гордыня, надменность, презрение, высокомерие, подобострастие, самоуничижение, низкопоклонство, чинопочитание, зависть, трусость, лживость по отношению к себе и окружающим, лень, ревность, похоть, агрессия, неприятие, корысть, приспособляемость… еще много чего можно добавить к этому отвратительному списку…

Но, при этом, на словах, люди порицают эти мерзкие проявления, превращающие человека в механический автомат, действующий без участия их истинной сути, в котором нет ничего человеческого. А в том же, что они называют обыденной жизнью, они видят эти проявления эго только в других, и только в тех случаях, если образ этого другого не соответствует их сценарию. Сценарию того, кем бы они хотели бы быть, и чем бы они хотели бы обладать. А уж в себе они вообще не хотят ничего замечать. И с помощью очков, через которые они видят все происходящее перевернуто, эти проявления воспринимаются ими как достоинства, которыми они очень гордятся. Гордятся исходя из того, что они приобрели их с помощью выработанного, навязанного рефлекса, который они называют громким словом опыт. Видят же они этих мелких надоедливых мошек, эти отвратительные автоматические проявления, с помощью своих «чудных» очков, которые показывают им этих мошек, как огромного слона, которого они не в состоянии победить. А по сути, они могут легким движением руки отогнать ее навсегда, но не делают этого, т.к. не верят в свои силы.

А почему же я, до сих пор, хотя и номинально, нахожусь в этом водовороте? Конечно же, в последние годы, я практически всегда следовал тому ощущению жизни и происходящего, которое чувствуешь в районе сердца и которое можно назвать жизненным импульсом истинной совести, не загрязненной ложной моралью принятой в обществе. Но, насколько я могу быть уверен в чистоте своего восприятия?

Да! Вселенная всегда вибрирует одинаково, неся любовь нашего Создателя всему Живому, но, ведь вопрос в том, насколько чисто наше восприятие жизни. Помехи и шумы, вызванные различного рода страхами и привязками, могут изменить музыку до неузнаваемости. А судя по тому, что я четко могу видеть только то нерешенное в других, от чего полностью освободился сам, то наверняка есть еще много того, что я пока не вижу в себе, либо вижу, но пока что до конца не осознаю, и поэтому продолжаю это ассоциировать с собой.

Так может, не стоит мне находится здесь, в этом водовороте, и, продолжать хоть и формально и как мне кажется по совести, управлять этим бессмысленным процессом? Ведь в чем смысл управления и на чем он основывается… Ведь у людей в обычном состоянии все их действия построены на стимуле. А за стимулом всегда стоят те, кто их породил, которых можно условно назвать кнутом и пряником, поощрением и наказанием. В свою очередь, они порождаются опять теми же самыми страхами и привязками. Только они и являются их движущей силой. Замкнутый круг. И все управление сводится к тому, что ты, зная страхи и привязки, которые полностью владеют людьми, в нужное время давишь на кнопки, направляя их туда, куда тебе нужно.

Но, опять же! Что такое это нужно? Откуда оно взялось? Практически всегда, ответ один, опять же из тех же самых страхов, и зависимостей от мнения общества и материального… Т.е., проще говоря, ты, в этом случае становишься эффективным агентом того, что лишает людей самих себя….

Но, ведь тот жизненный импульс истинной совести не может быть направлен против жизни. Против того, что еще хоть чуть-чуть теплится в людях. Наоборот, он не может быть корыстным, он может нести только любовь и добро ко всему окружающему. Посредством него, ты видишь за всем проявление нашего Создателя и осознаешь единство со всем.

Истинная совесть, если ее не заслоняет мерзкая стена «корыстных интересов», всегда, гордо поднимая свою голову, порождает Священные Жизненные импульсы Веры, Надежды и Любви, которые дают нам осознание Единства со всей Вселенной. К сожалению, люди, пока они находятся во власти страхов и зависимостей, практически не могут ощущать эти несущие в себе бесконечное счастье импульсы, а называют ими совершенно не относящиеся к ним понятия.

И вот опять, что я могу сделать для того, чтобы максимальное число людей стали действительно счастливы? Попытаться, насколько могу, дать проявится через меня Любви во всех проявлениях, ко всем, кто еще может воспринять это.

Значит, я все же должен находится здесь, среди людей и просто быть открытым к проявлению через меня по отношению к ним. Ведь насколько прекрасно то чувство, когда ты видишь пробуждение страдающего человека, когда ты видишь, как счастье капля за каплей разрывает ту серость, которую он считал реальностью. Смогу ли я помочь Бабочкову? Что-то внутри меня подсказывает, что смогу. По Федору уже чувствуется, что скорлупа яйца, которое закрывало его от реальности, дало трещину. Конечно же, то, что управляло им все это время, еще больше раздуло в нем тщеславие и прочую фигню, но, самое главное это то, что он задумался о том, кем он на самом деле является. А это уже много!

При последней мысли Трчунов улыбнулся. В его улыбке отражалась любовь, сострадание, надежда и радость за Бабочкова.

Тем временем Бабочков и Катя, собрались уже выходить из ресторана. Федор, только что, гордо расплатился за счет кредиткой, посматривая на Катю. Его очень радовала такая перемена в его жизни. — Еще два дня назад я не зашел бы сюда ни за что — думал Бабочков — а теперь я сижу тут с офигенной бабой, и даже не смотрю на цены. Но, я не могу понять, чего же она хочет. Чем интересно закончится сегодняшний вечер, может пригласить ее в гостиницу? Нет… вдруг ее это обидит… Ладно, посмотрим по обстоятельствам.

— Вы меня проводите, Федор Иванович? — прервала его мысли Катя.

— Конечно же, Катенька — жалко улыбнулся Бабочков.

— Ну, тогда пойдемте.

Катя встала, и, не дожидаясь Бабочкова, грациозной и уверенной походкой направилась к гардеробной. Бабочков, тут же, суетливо вскочил с дивана, оглянулся, не наблюдает ли за ним Катя, затем вытащил часть чаевых, которые он оставил пока взгляд Кати был направлен на него, и побежал за ней.

Он суетливо вырвал из рук гардеробщика пальто Кати, чтобы помочь самому надеть ей его. В свое время, этого постоянно требовало у него его жена, что практически превратилось в рефлекс для Бабочкова.

— Какой вы галантный — промурлыкала Катя с внутренней ухмылкой, порожденной наблюдением за его суетливыми и неуверенными действиями — пойдемте, а то уже поздно.

Бабочков вырвал из рук гардеробщика свое пальто и, одеваясь на ходу, выбежал на улицу, куда уже вышла Катя.

— Какой сказочный сегодня вечер — как кошка, потянувшись всем телом, сказала она — располагает к прогулке. Вы любите гулять на природе?

— Да… очень..люблю, особенно с такой красивой как ты — попытался сделать комплимент Бабочков, уже предвкушая прогулку в темном парке, где может быть он осмелится и попытается ее поцеловать.

— Ну, тогда, как-нибудь, обязательно прогуляемся — наблюдая за его реакцией краем глаз, ответила она — а сегодня, мне уже пора домой.

— Да… да… конечно, Катенька, пойдем… поедемте, я вас провожу.

Бабочков подбежал к машине и открыл дверь. Катя, независимой походкой подошла к машине, чуть коснулась рукой его руки, а когда тот заглянул в ее глаза, вылила на него очередной поток холодной воды, смерив его холодным взглядом и быстро сев в машину.

— Ко мне домой Славик — холодно скомандовала она.

Бабочков уныло и растеряно сел в машину — вот опять, не понимаю, нравлюсь я ей или нет — думал он — то, она как будто зовет меня к себе, а то, резко отталкивает. Видимо такая она непостоянная. Смена настроения. А откуда Славик знает, где она живет?

— А дайте мне вашу руку Федор — прервала его размышления Катя ласковым голосом.

Бабочков радостно протянул ей руку. Катя нежно взяла ее своими руками и развернула ладонью вверх.

— Какие у вас интересные линии — прошептала она заговорщическим тоном, нежно поглаживая его ладонь своими пальчиками, наблюдая и выжидая, когда Бабочков полностью расслабится, чтобы нанести очередной удар.

— А ты… разбираешься в этом? — разомлевшим от прикосновений Кати голосом спросил Бабочков.

— Чуть-чуть, но, могу сказать, что вас ждет большое будущее — ответила она, закрыв его ладонь и положив его руку на мгновение к себе на колено. Заметив искорки радости в его глазах, она переложила его руку на сидение и отвернулась к окну с безразличным и скучающим выражением лица.

Бабочков опять впал в смятение. Он несколько раз пытался заговорить, на что Катя отвечала ему односложными и холодными фразами, не поворачивая к нему голову, всем своим видом показывая, что ей это неинтересно. Внутри же она радовалась — Ну вот, он уже полностью управляемый, веревки можно вить. Задача оказалась очень легкой и с известными переменными. Нужно еще внести последний штрих, чтобы он эти дни был бы поглощен мной постоянно — думала она самоудовлетворенно.

— Вам к подъезду? — прервал их мысли Слава.

— Ой, мы уже доехали? Да-да Славик, к подъезду — прощебетала Катя с вновь призывающей улыбкой — Федор Иванович, надеюсь, вы меня проводите до двери, а то тут недавно девушку ограбили.

— С большой радостью, Катенька — просиял Бабочков.

Пока они поднимались на лифте, Бабочкова переполняло чувство щемящего ожидания, ему рисовались картины, где он занимался с ней сексом.

— Вот мы и пришли — прервала его мечтания Катя.

Бабочков, с плохо скрывающимся вожделением и нетерпеливым ожиданием уставился на нее. Катя, несколько секунд понаблюдав за ним, потянулась к сумке за ключами.

— Я бы вас пригласила на чай, но очень устала сегодня, хочется принять ванну, побыть одной. Может, еще подумать о вас и обо мне. Надеюсь, вы не обидитесь на меня, если я вас не приглашу.

— Да нет, что ты — ответил Бабочков, силясь скрыть свое разочарование.

— Да, чуть не забыла — промурлыкала Катя, доставая блокнот — я решила дать вам свой домашний номер, т.к. мобильный в вечернее время часто выключаю, если вам что-нибудь нужно будет, то буду рада вас услышать.

Она вырвала листок из блокнота, нацарапала на нем свой номер, а затем, поднесла к губам, оставив на листке след своих губ. В упор смотря Федору в глаза, она томно и игриво протянула ему листок.

— Ссспасибо… — пробормотал Бабочков.

Решив, наконец, поставить последний штрих, Катя медленно подошла к нему. Бабочкова внутренне затрясло от ожидания.

— Было очень приятно провести с вами вечер — прошептала она, медленно придвинувшись к нему. Пару секунд, смотря ему прямо в глаза ласковым взглядом, она начала приближать свои губы, и неожиданно, закончила это поцелуем в щеку, но максимально нежным поцелуем.

— До скорой встречи — с придыханием прошептала она ему на ухо и грациозно повернувшись, зашла в квартиру, ногой захлопнув дверь.

Бабочков, застыв на месте, смотрел на закрытую дверь. Действия Кати произвели на него почти гипнотический эффект, в этот момент им полностью управляло вожделение по отношению к Кате. Оно закрывало его от всего мира, не говоря уже о себе самом. Для него существовало только это одно желание обладать. Он, как во сне, повернулся, и медленно начал спускаться по лестнице, не видя ничего вокруг, увлеченный только мыслеобразом Кати и тревожащими его мыслями, почему она сделала то и сказала это, и к чему же это в конце концов приведет. Тот эффект, которого Катя хотела достигнуть, был достигнут полностью, вернее, то, что сейчас действовало в Бабочкове, было уже заложено в него давно. Катя просто записала на него новую информацию, образ, через который оно могло действовать с усиленным эффектом, и надавила на те кнопки, которые были ей известны, т.к. она уже не раз пользовалась ими с другими жертвами похоти. Словно выполняя указания этой уродливой госпожи, помогая ей усилить ее воздействие на еще одного несчастного.

Бабочков с походкой зомби, не видя ничего вокруг, вышел из подъезда. Свежий вечерний ветер обдал его своей живительной струей, словно пытаясь выветрить те мысли, чьим рабом он стал на данный момент, будто говоря — странный ты человек, чего ты сам себя мучаешь? Оглянись вокруг, увидь мир во всех его красках, наслаждайся данной секундой, она и есть жизнь, она прекрасна.

IV. Дома у Бабочкова

Бабочков стоял около двери в свою квартиру с пакетами игрушек. По пути домой, он проезжал мимо детского магазина, и, призывающая реклама на магазине породила в нем желание доставить радость своим детям. Он носился среди полок заставленными игрушками, сметая все подряд. Вел он себя, словно сильно проголодавшийся человек, неожиданно для себя попавший за праздничный стол, на котором присутствует масса разнообразной еды. И теперь, он, в ажиотаже, стремился попробовать все, что есть на столе, что уводило его от восприятия вкуса и качества этой еды, увлекая только внешним видом и запахом, отложившемся в воображении заблаговременно, ассоциативно, что конечно же мешает воспринимать эти качества в настоящем.

Изначально Федора побудило войти в магазин чувство любви к своим детям. Он всегда любил их, но со страхом, т.к. не ощущал как проявить Любовь по отношению к ним. Ведь он был всегда привязан к мыслеобразу того, что от него ожидают. Мыслеобраз же в свою очередь был у него сформирован на том «как у других». На том, что есть ряд моральных правил, которые он должен соблюдать сам и передать их детям. Что есть то, что должно подготовить их к жизни, ведь по его, Бабочкова, понятиям жизнь жестока и к ней необходимо готовится. И, наконец, что любовь нужно подтверждать материальными благами, удовлетворением тех желаний, которые им уже навязаны, или которые по его, Бабочкова мнению должны у них быть. А в силу того, что неспособность полностью проявить свою любовь к детям совпала у него с отсутствием возможности иметь те материальные блага, которые он страстно желал и считал, что все вокруг так же должны этого желать, она ассоциировалась в нем именно с неспособностью обеспечить их всем этим хламом. И, теперь, он уже был в предвкушении того, как дети обрадуются игрушкам, и что они будут больше любить его за это.

Изначальный светлый импульс трансформировался в нем за счет его жадности, в желание купить любовь. Купить то, что не может продаваться. Получить любовь тем действием, которое впускает в это светлое чувство неискренность, душит его, уничтожает. Ведь, по сути, ожидание ответных действий и реакция на чужие ожидания — это навязанная форма того, каким образом следует проявлять то, и каким это. А какие рамки могут быть у Любви? Каким образом, то, безграничное, которое питает свои теплом все, в чем есть Жизнь, может быть загнано в шаблонную форму? Ее можно только ощутить и дать ей проявится самой, не объясняя те действия, через которые она проявляется. Ведь нельзя объяснить безграничное. А какие могут быть у любви ограничения? Если они есть, то это лишь жалкая пародия на Любовь.

Бабочков, не мог пока провести границу, между искренними проявление тепла и отвратительным ожиданием ответных действий в свою сторону и реакцией на чужое ожидание от него. И теперь, он стоял у двери, готовясь к тому, как среагируют на подарки его дети.

Федор медленно подошел к двери и, почему-то воспроизвел звонком звуки радости, которые обычно воспроизводят футбольные болельщики. Это было неожиданно для него, что на мгновение вернуло его в данную секунду, и он вспомнил вопрос — «кто Я?».

— Как странно, почему я сейчас протрезвонил эту фигню? Ведь она, кажется, мне никогда не нравилась, и даже раздражала, когда я ее слышал у футбольных болельщиков. А может, меня просто раздражала их радость, которую я не мог понять? А почему она меня раздражала? Неужели только потому, что я был в плохом настроении и считал, и все проявления радости были мне непонятны, тем более такие? Странно….. — подумал Бабочков.

— А……приперся наконец, где тебя носило? — открыв дверь прервала его размышления жена — а что за костюм на тебе? И что это ты такой счастливый — добавила она в замешательстве — и пакеты, какие то притащил, что это?

— Я тебе попозже объясню Ксюшка, все хорошо, и даже очень — с улыбкой ответил ей Федор.

— Федька, тебе что, Палыч зарплату повысил? — с оттенком радости и примесью недоверия спросила она.

— Лучше, поговорим по…..

— Папочка ты чего так долго не приходил, почитаешь мне сказку на ночь как вчера? — прервала его объяснения, вбежавшая в коридор Сонечка взобравшись к нему на руки.

— Сонечка я просто задержался по важным делам, но сразу после них поспешил к вам с Максимом. Ты лучше посмотри, какие я вам игрушки принес — сказал он, разворачивая пакеты.

— Спасибо папочка — обняла его Сонечка, почти не реагируя на пакеты, что немного озадачило Бабочкова.

— Сонечка да что ты к нему прилипла как банный лист, не сахарный он, ты лучше посмотри, что отец вам принес, в наше время таких игрушек не было. Максим, иди скорее, разворачивай пакеты — вмешалась Ксения.

В коридор выбежал Максим, и, увидев пакеты с игрушками, кинулся к ним, по дороге вспомнив, что нужно поблагодарить папу, спешно поцеловал его, и начал жадно вынимать содержимое пакетов. Он уже был в том возрасте, когда подражание родителям и окружающим, которые старше его по возрасту, в их нездоровых пристрастиях заключающихся в жадности, зависти и алчности давало о себе знать.

Сонечке тоже было интересно, что находится в пакетах, но больше ее интересовал сам Бабочков, и она чувствовала, что он ждет того, когда она начнет рассматривать то, что он принес.

— Папочка, какие хорошие игрушки ты принес, давай посмотрим их вместе — прощебетала она, смотря на Бабочкова наивно-ласковым взглядом.

— Давайте уже тащите все в комнату, столпились в коридоре, как будто у вас комнаты нет — скомандовала Ксения, ощущая дискомфорт необычной для нее ситуации, когда она не может привычно держать детей в узде, что породило в ней ярое стремление вновь взять бразды правления в свои руки. Стремясь восстановить то привычное состояние дома, которое, как ей казалось, устраивало ее. Она ведь искренне верила, что своей тиранией над детьми она приносит им добро, готовит их к тому, чтобы они были успешными в жизни. И посредством этого искаженного восприятия подстегиваемого страхом к жизни и завтрашнему дню, тирания, рисуется ей красивым образом того, что она проявляет заботу к своим детям. Ведь также о ней «заботились» и ее родители, правда, менее жестко. Но, возможно — думала она — если бы они проявили в некоторых моментах больше давления, то у меня был бы более жесткий характер, и я бы была более успешной в этой жизни. И теперь, желая своим детям лучшей участи и культивируя те качества, которые ей «нравятся» в себе и в других она внедряла эту смесь в неокрепшую психику своих детей, страстно желая, чтоб она приняла в них твердую форму.

Бабочков стоял в коридоре в замешательстве, рой мыслей носился у него в голове. Он не реагировал на попытки жены зацепить его, а раньше эти зацепки действовали всегда. Он ощущал все по-новому, он ощущал, что многие старые стереотипы дали трещину. Это приводило его одновременно и в смятение и давало чувство полета.

— Странно… — думал Федор — я ведь представлял, что эти игрушки принесут им большую радость,…а Сонечке ведь нужно совсем другое… ей нужно живое проявление тепла,…а та радость, которую проявляет Максимка, просто радость от удовлетворения жадности, удовлетворения навязанных ему желаний… А ведь истинная радость и счастье, это само проявление любви, желание отдавать и делится своим теплом, ведь это то истинное, что рвется у нас изнутри… Как в детстве….. Почему мы так боимся его проявлять? Насколько в детстве это было ярко! Мы так боимся открытости…. Мы, почему-то, постоянно боимся того, что нам могут сделать больно. Эта отвратительная мысль постоянно стоит рядом с нами и вмешивается во все отношения.…Почему в нас так укоренилась эта нелепая мысль, что стоит нам только раскрыться, как нам сразу сделают больно? Причем, часто вообще не имея под этим оснований. И при этом мы навязываем эти глупые мысли детям.…

А если кто-то из нашего окружения отваживается проявлять свое ощущение жизни, с той же чистотой и непосредственностью как дети, мы высмеиваем его. Мы смеемся над детской непосредственностью, считая ее незрелостью, не замечая того, что все прямо наоборот, и мы просто загнаны в угол. Загнаны в угол чем-то, которое постоянно нашептывает нам на ухо то, что создает иллюзию выбора, что нам в этом углу хорошо, что тут есть все, что нам необходимо, и что уж лучше мы будем в безопасности, чем будем проявлять то истинное, что есть внутри нас. Оно нашептывает нам о том, что за этим последует это страшное для тебя событие, а за тем последует то. Что, уж лучше, сиди в углу, ты уже привык к нему, тут ничего плохого не случится, а что может случится, легко поправимо…. Тут ты можешь знать, что будет завтра, через месяц, через год, через 10……рамки… и из-за этого мы хотим казаться другими, подсознательно завидуя людям, которые могут просто жить не задумываясь ни о чем, просто наслаждаться всем тем, что есть….

А на внешнем уровне мы петушимся, пытаемся выглядеть в глазах других кем то, образом, который они уважают. Мы думаем, что эти страхи только в нас, не видя, что все вокруг стали пленниками этого бреда, но все боятся это осознать и поэтому все играют друг перед другом, боясь показать то, что у них действительно внутри. Настолько боимся, что со временем вообще забываем о присутствии того истинного, которое было столь явным в детстве. Мы стремимся показать всем насколько мы уверенны в себе, не зная при этом, что такое это «себе»…..ведь я даже не смог сегодня ответить на вопрос «кто я»…тогда о каком «я» идет речь? Странно….почему я никогда не задумывался об этом? А может…

— Пап, пойдем к нам в комнату — вырвал его из размышлений Максим, взяв его за руку.

Бабочков осознал, что не заметил, сколько времени прошло с того момента как он задумался. Он осознал, что простоял все это время в коридоре, облокотившись о стену и с дочкой на руках. Сонечка ласково смотрела на него своими мудро-наивными глазками, как будто понимая, что сейчас происходит в отце. Он увидел, что его жена смотрела на него испуганным взглядом, усиленно пытаясь скрыть его, ведь она привыкла за столько лет, что может воздействовать на Бабочкова, и разворачивать его в ту сторону, в которую ей было нужно. Она очень любила поговорку, что муж голова, а жена шея, которую постоянно повторяла Бабочкову, правда, не договаривая до конца того, что она под этим понимает, что для нее, он всего лишь марионетка в ее руках, а она кукловод. А со вчерашнего дня Федор никак не реагировал на весь ее арсенал воздействия, да еще и улыбался на это. Это просто выводило ее из себя. А так как внешнее проявление ее раздражения, опять таки, не производило на Бабочкова никакого воздействия, то ситуация вгоняла ее в страх. Она боялась того, что все к чему она привыкла, рушится. Ведь раньше она хоть примерно, знала, чего можно ожидать завтра, что она всегда сможет повернуть ситуацию с мужем в свою сторону, а теперь…

— Пойдем сынок, тащи эти пакеты, а остальные я сам захвачу — с задором сказал Бабочков, и, не опуская Сонечку на пол, нагнулся, подхватил оставшиеся пакеты, и прошел вслед за сыном в детскую.

— Папочка, пааапочка — заверещал Максимка — дергая его за руку.

Бабочков ощутил в его словах неискренность, ощутил, что он этим пытается выказать ему любовь, сыграть, поверив в это, но ведь игра не настоящее, не искреннее. А любовь есть в настоящем, независящем ни от чего. И он ощутил, что он сам во многом способствовал тому, чтобы его сын стал неискренним.

— Ведь он теперь даже верит, что его любовь зависит от каких-то событий или ситуаций, от того получит ли он то, что ожидает или нет…. — подумал Бабочков — и тем самым, Максимка не ощущает больше любовь… лишь пародию на нее.…И ведь я этому способствовал, душа его невинность, навязывая ему что-то в формах «нужно быть таким», и «нужно делать так, чтобы о тебе думали так». А почему вообще детей начинает вдруг заботить оценка других и вообще оценка? Душе только что появившейся на нашей планете и орущей во всю глотку ведь абсолютно нет дела до чужой оценки. И, ведь зависеть от нее они начинают из-за своих же родителей, искренне верящих в то, что они, этим самым приносят добро своим детям. Из-за того, что родители начинают их заставлять покупать их любовь. Что вот если ты сделаешь так, то ты хороший, и я люблю тебя, а если так, то плохой и не люблю. А некоторые ведь еще и наказывают, вот недалеко ходить, Ксюшка сколько раз поднимала руку и ставила в угол детей. И я этому не мешал….и ведь это уже заложило в них неискренность….которая выросла в неискренность к себе….а ведь я неискренен к себе… к себе….может вот что имел ввиду Трчунов, когда задавал вопрос про то, кто я….но как описать это, оно же ощущение….

Глаза Бабочкова блуждали в смятении — как бы выразить это в словах… — подумал он — блин… потерял его, как его вернуть…

Бабочков попытался исскуственно вызвать ощущение. Он напрягся, силясь вспомнить, но ведь ощущение может быть только в настоящем, прямо сейчас. А когда человек пытается вызвать то, что уже было, которое у него ассоциируется уже с чем то, что он когда то ощутил, то этим он заменяет восприятие настоящего иллюзорной картинкой, и естественно, что Бабочков не мог этим вызвать ощущения.

— …А что же я ощущал, кажется думал про наказание детей и что нужно попытаться помочь Максимке стать опять искренним… и потом… что же было?…ну… ну… так кто я?

— Федь, расскажи, что происходит?! — взволнованно — обеспокоенным голосом прервала его размышления Ксения — откуда у тебя деньги, и почему ты так странно себя ведешь?!

— Ксюш, я же сказал обо всем потом.

— Потом! Потом! Ты этим потом меня уже двенадцать лет кормишь! — истерично заорала она — У тебя все потом! Ты мне ответишь по человечески, что происходит?!!! Я же имею право знать, я твоя жена, в конце концов!!!

Бабочков отрешенно смотрел на жену, как истерика будто въедается в ее лицо, заставляет искажаться его в отвратительных гримасах. Он видел все напряжение, которое истерика вызывает в ее теле….руки сжатые в кулаки, вздутые вены на шее, и глаза… глаза, абсолютно пустые и испуганные. Ведь она сейчас абсолютно не осознает, что она делает!!!…

….А как часто я сам осознаю то, что я делаю?! А как я могу что-то делать, если не осознаю кто я? Так кто делает?… И кто я?!!!

— Чего ты молчишь как мешок с картошкой — опять прервала его размышления Ксения, схватив его за руку — мы же с тобой муж и жена и должны рассказывать друг-другу обо всем, что происходит.

Муж и жена… должны… — задумался Бабочков, молча и в шоке от того, что раньше все это действовало на него безотказно — что значат эти понятия и почему мы все время кому-то что-то должны? Почему при любых отношениях возникает это «должны»? Должны…. По сути, получается, что все, что мы называем громким словом любовь и отношение сводится у нас к этому «должны»….. мы и нам.… А ведь, по сути, нам, того, что нам должны, и не надо. Нам ведь просто жизненно необходима сама Любовь, без всяких «так должно быть». Просто Любовь. Ведь Любят не за что-то. А это «должны» убивает это светлое чувство…… Вызывает вину, что мы можем не соответствовать тому, что от нас ожидают. Вызывает чувство того, что мы не достойны любви. И самое главное убивает Любовь к Себе… а как может кто-то любить кого то, если он не любит себя самого? Как хитро….как я не замечал этого раньше? Как будто все, что происходило за все эти годы, происходило без моего участия. Впечатление, как будто я вспоминаю что-то давно забытое, но очень важное. Мы все время забываем самих себя. Опять же тот же вопрос — кто этих самих себя? Кто я?

— Папа, а это мне или Сонечке? — прервал его мысли Максим, вытаскивая из мешка упаковку с железной дорогой.

Взгляд Федора переместился на пол, где уже валялись игрушки из развороченного Максимом пакета. Пистолеты, мячики, машинки, рыцарское снаряжение, пиратская одежда, конструкторы, детская палатка, разные куклы и плюшевые игрушки и домики к ним…. и железная дорога — все то, что я сам хотел в детстве — подумал он — Многое из того, чего не было у меня, но я этого страстно хотел, например железная дорога. А откуда я знаю, что они сами хотят? Зачем я навязываю им свой выбор? Намного приятнее бы им было, если бы я взял их с собой в магазин и предоставил бы выбор им самим.

— Вам обоим, сынок — улыбаясь, ответил сыну Бабочков — А завтра, я возьму вас на прогулку в парк, на аттракционы, если хотите, конечно, а по пути, мы заедем в магазин, и вы выберете сами, все, что хотите.

— Конечно хотим, папочка! — радостно закричал Максимка, подпрыгивая на месте.

— Хватит прыгать! Ну, все давай, завтра рассмотришь игрушки, уроки до сих пор не сделаны, опять потом на тебя жаловаться будут — ворчливо-властным тоном вставила свое Ксения.

— Завтра школа отменяется — заявил Федор, открыто посмотрев в глаза жене — завтра я веду детей гулять.

Раздались радостные возгласы детей. Для них происходило что-то необычное, новое, а главное, чуть преломляющее то давление, которое оказывало на них мать. Границы колпака навязываемых ей понятий давали трещину и давали глоток свободы.

Ксения с неподдельным страхом в глазах смотрела на него. Федя ей перечил, даже не перечил, а безапелляционно заявлял, не учитывая ее мнения. Она не могла вымолвить и слова. Это было впервые за все время их замужества. Увеличивалась трещина, готовая раздолбать всю ее конструкцию влияния на Бабочкова, фундамент которой, она заложила еще до замужества, навязав ему то, чему он должен соответствовать, для того, чтобы они могли быть вместе. Ведь эта конструкция позволяла ей умело манипулировать мужем, позволяла создать то, из-за чего он многое видел так, как выгодно ей, и не видел многого, что ей было не выгодно. Чтобы он не увидел, в том числе и ее частые походы к «подружкам».

Она стояла в дверях, с трудом сдерживая слезы — что происходит? — испуганно и судорожно думала она — он, наверное, встретил другую и скоро бросит меня… я конечно могу уйти к Сашке, но нужна ли я ему с двумя детьми? И откуда у него деньги? Конечно! Как только у него появились деньги, он бросает меня! Детям столько всего принес, а мне?! Вообще не подумал обо мне….. Себе вон купил костюм…. ботинки, кстати, очень хорошо в нем выглядит. А его взгляд, взгляд…. в нем появилась какая-то уверенность, проблески которой были только до замужества, тогда, когда я в него влюбилась. Он сейчас стал какой-то чужой и интересный. Но, он даже не смотрит на меня. А если и смотрит, то как-то странно, будто сквозь меня….может ему кто-то сказал про Сашку? Хотя, наверняка он догадывался об этом, просто верить ему в это было не выгодно. Ну и ладно, может еще можно все выправить. Но, если нет, то как мне теперь жить? Плакали мои туфли, которые я присмотрела в магазине с Машей, да и другие покупки тоже.. Зарплаты моей не хватит на то, что мне необходимо. Хотя алименты….есть же алименты! Если у него стали появляться деньги, то он все равно должен отдавать часть денег мне после развода.

Нужно позвонить Таньке, у нее кажется любовник юрист. Да и большую часть квартиры я заберу себе, а может и всю, пусть катится к своей новой, посмотрим, сколько она его выдержит. А с его деньгами мне и так будет хорошо, главное все правильно выставить в суде — страх в ее глазах начал сменятся радостными мечтаниями: Вот она, оставив детей с оплачиваемой няней, укатила с Сашей куда-нибудь на экзотические острова….а лучше без него, посмотрим, как он будет себя вести, хотя все равно без него лучше, там найдется ухажер. А вот она ходит с подругами по магазинам, кафе и разным косметическим и массажным салонам расплачиваясь за все «волшебной» карточкой, на которую каждый месяц поступают деньги. — Ладно, подожду пока, осмотрюсь, в хладнокровном состоянии можно сделать более выгодные шаги для будущего — подумала она, вспомнив назидания своей матери перед замужеством — нужно, видимо, как-то по-другому попытаться на него воздействовать. Это же Федя, тот же наивный и добрый балбес, с которым я живу уже двенадцать лет. Я ведь его знаю как облупленного. Наверняка он скоро даст осечку.

— Феденька, а можно мне тоже с вами? — спросила она, изобразив ласковый взгляд и улыбку.

Бабочков чуть удивленно и внимательно посмотрел ей в глаза. Он четко ощущал ее неискренность. Он ощущал ее и раньше, только не хотел верить в это, и по этой причине не замечал этого. Да и у него отложилось, что ласковой она всегда прикидывалась только тогда, когда ей нужны были деньги на покупку какой-нибудь новой кофточки или сапог. И оба, как-бы не хотели видеть, что их действия очевидны друг другу.

— Хорошо, если ты не будешь вести себя как обычно — с ироничной улыбкой ответил Бабочков.

— А как обычно Федька?

— Пойдем на кухню, поговорим — улыбнувшись, ответил он, не желая, чтобы разговор продолжался при детях, с криками, чтобы, как обычно, и она бы не спекулировала на том, что Бабочков не хочет травмировать детей, и соглашается только для того, чтобы она перестала орать.

— Вы играйте пока без нас, а мы с мамой поговорим и вернемся — с нежностью в голосе сказал Бабочков детям — Максимка, а ты можешь пока распаковать железную дорогу, я вернусь и мы соберем ее.

Федор повернулся опять к жене, подмигнув ей, обнял ее за талию и, развернув в другую сторону, чуть подтолкнул в сторону кухни.

Ксения была в замешательстве, но в каком-то радостном ожидании: — да вроде все хорошо, он даже заигрывает со мной, чего уже давно не было — думала она — значит все можно еще повернуть в выгодном направлении.

— Ну, пойдем — игриво сказала она, чуть вильнув его попой и пройдя вперед него на кухню.

А она еще ничего — поддался на ее действия Федор.

Бабочков зашел на кухню, с веселой и ироничной улыбкой посмотрев на нее, медленно прошел к холодильнику, достал пакет сока, и медленными глотками стал пить из него, наблюдая за женой.

— Ну, так как я себя обычно веду, Федюнчик? — спросила она, не выдержав паузы, подойдя и обвив его шею руками и смотря в глаза взглядом, как бы говорящим — «ну и куда ты от меня убежишь, ты же меня любишь».

Бабочков ответил не сразу, как бы решаясь на это высказывание, тем более, что действия Ксении немного подействовали на его изначальный настрой.

— Обычно ты все время истеришь, ворчишь, давишь, не довольная всем, все у тебя плохо и ты стремишься поделиться всем этим гавном с нами, одним словом ты обычно излучаешь все отрицательное — ответил он, впервые сказав ей правду о том, что он о ней думал, прямо смотря ей в глаза.

— Да пошел ты!!!! — не выдержав, выкрикнула Ксения, оттолкнув его — будешь с вами довольной и спокойной, всю свою жизнь на вас истратила, а ведь могла выйти замуж за олигарха, нет ведь, тебя выбрала, полюбила козла!!!!

Бабочков уже знал, какую реакцию это вызовет, и с интересом и улыбкой наблюдал за ней, за тем как рушится ее маска, на которую он часто поддавался.

— О чем я и говорил — улыбнулся Бабочков.

Ксения осеклась: — так не выйдет — подумала она — этот козел что-то задумал и стал вдруг смелым.

— Федь, я что-то неважно себя чувствую, пойду пожалуй полежу немного — она медленно повернулась и пошла в спальную, силясь скрыть свое разочарование и обдумывая новую тактику, которую можно применить по отношению к нему.

Бабочков не мог заснуть. Он стоял возле окна, на кухне устремив свой взор на деревья, растущие возле дороги, на которые падал свет ночных фонарей.

— Даже, не смотря на то, что они ежедневно подвергаются изрядной дозе яда выбрасываемого каждым проезжающим мимо автомобилем, даже не смотря на то, что вода и земля, которая их питает, насквозь пропитана всей городской, уничтожающей все естественное мерзостью, они все-таки живые — подумал Бабочков — И они, также танцуют свой танец под дождем или порывом ветра, плавно и уверенно переливаясь из стороны в сторону, становясь одним целым со стихиями. И так же разговаривают ветром, как бы ловя на мгновения потоки, пропитывая их посланием, которое они несут миру. Потоки ветра….. странно….., как я обо всем этом забыл?

На Бабочкова нахлынули яркие картинки из детства. Вот он сидит около ручья, наблюдая за искрящимся потоком лучистой энергии, текущей плавно и гармонично с окружающим, сплетающимся в сетку волшебных узоров, он чувствует ручей, он становится им.

А вот он идет по весеннему лесу, окруженный музыкой со всех сторон, музыкой леса, музыкой деревьев, ветра, музыкой шепчущих листьев. Музыкой птичек и сверчков, радостно стрекочущих в потоке зелено-желтой энергии. Музыкой белки, нашедшей большой орех и радостно тарахтящей свою веселую песенку. Музыкой копошащегося и покряхтывающего в зарослях, какого то лесного существа. Он слышит как музыка идущая со всех сторон, сливается в одну, плавную, ласкающую, несущую любовь, подводящей к музыке неизвестности, каждая вибрация которой пульсирует во всем его существе. Он ощущает единство со всем окружающим, ощущает как вибрация, исходящая из глубин его существа гармонично вписывается в музыку леса, в музыку неизвестности, безжалостно-счастливым потоком, уводящей в бесконечность, в себя…..

Он слышит истошный крик. Крик, несущий поток грязно-красноватой энергии, загрязняющей музыку, крик, направленный в его сторону. Это кричит его мать, кричит о том, что он без спроса ушел дальше….кричит… не слышит леса….не слышит того, что он пытается показать… как-то выразить в словах….

Бабочкова резко выкинуло обратно. Он стоял возле окна в сладостно-ужасающем состоянии.

— Неужели….неужели это все не я…..неужели все это время, все эти годы меня не было? Неужели я был только тогда, там… в лесу… у речки….кто я???!!! Нет!!! Не может быть, а кто все это делал? Делал….а я ли делал? Нет…..что-то с моей головой не то, никак не могу понять ничего. Ладно, подумаю потом, сейчас вот у меня появились деньги, можно делать то, что не мог до этого. Вот, что например я сейчас сижу дома, все равно не спится, может сходить куда-нибудь? Только куда? Тот тип с новой работы, Михаил, наверное, специалист в таких делах, может ему позвонить?

Бабочков подошел к висящему на спинке стула пиджаку, достал визитку Михаила и набрал номер. Он нажал на кнопку вызова, но, через несколько мгновений сбросил его, увидев, что цифры, высветившиеся на экране, которыми люди любят все отсчитывать, говорят о позднем времени.

— Так куда же пойти? — подумал Федор — нужно как-то отвлечься от этих мыслей, а то у меня уже голова разболелась.

Его раздумья нарушил телефон, вибрирующий у него в руке.

— Кто это звонит….странно… может Катенька? — подумал он, повернув экран телефона к своим глазам — нет…..Михаил… наверное звонок прошел, перезванивает… неудобно как то…

— Алло.

— Доброй ночи Федор Иванович, вы мне звонили?

— Извините Михаил, я просто записывал ваш номер в телефон, и, случайно нажал на вызов — соврал Бабочков, думая про себя — блин… как неудобно, но голос вроде бодрый, может, и не разбудил. И соврал опять… вот, что мешало сказать так, как есть?

— Ничего страшного, я не сплю, я с друзьями в клубе, может быть, и вы подъедете? — ответил Михаил, радостно думая про себя — вот он и попался, в тот же день, а дальше легче.

— Я….я с удовольствием, а вам это удобно? Вы ведь, наверное, не один?

— Конечно удобно, Федор Иванович, если хотите я даже заеду за вами и мы съездим в одно интересное место. И не беспокойтесь, считайте, что я к вам подлизываюсь — с улыбкой в голосе ответил Михаил — продиктуйте ваш адрес, я подъеду, позвоню вам.

— Я нахожусь …… — улыбаясь тщеславной улыбкой, стараясь не показать это в интонации, ответил Бабочков.

— Хорошо Федор, я буду минут через сорок. До встречи.

— До встречи.

Бабочков стоял на кухне окруженный своими мыслями и ощущениями, которые тянули его в разные стороны. С одной стороны отголоски того ощущения себя, которое вынырнуло из подсознания в сознание и озарило все вокруг восхитительным светом счастья и любви, как бы говорило — куда ты опять бежишь? От кого???! Зачем бежать от себя, от своей истинной природы? Да и куда? В то, что тебе навязали? Заменить это состояние неимоверного счастья, любви и единства со всем на жалкую иллюзию безопасности? Безопасности….от чего??? Разве лес был враждебен к тебе? Или может, солнце было враждебно к тебе? Эта иллюзия враждебности окружающего, как вирус, передающийся по цепочке, как искаженное стекло, безобразная картинка нарисованная на нем. И мы смотрим на все окружающее, и в первую очередь на себя, через эту картинку на стекле, не позволяющую увидеть все как есть. Эта безобразная картинка проникает во все наши восприятия ситуаций, людей и самое главное того, что мы начинаем считать собой. И мы с детства, когда поддаемся на этот вирус, начинаем видеть эту мерзкую картинку, вместо радостно открытой бесконечности и неизвестности, которой мы и являемся. Открытой нам во всей Любви, Счастье, Радости, Величии, Красоте…. Но вместо того, чтобы быть, быть Любовью, быть Счастьем, ощущать неимоверный, головокружительный поток радости от осознания себя истинных, неразделенных, Единых со всей чудесной Вселенной, мы принимаем за себя жалкую навязанную нам картинку. Опять ходим по замкнутому кругу, и опять поддаемся тому отвратительному голосу, который обманул нас, что он есть наш навигатор, что он и есть мы, и что он знает когда, что и как лучше для нас. И мы принимаем этот голос за себя, мы говорим — да, я такой, я обычно делаю так, я люблю это, а это не люблю… я хочу это, а это не хочу….говорим, реально не ощущая ничего, т.к. предали, потеряли себя, когда то давно….. А ведь можно просто выкинуть это мерзкое приспособление и быть….просто быть собой, без представлений о чем-либо, просто быть, ощущать, как тогда, в детстве….

Другой же голос в голове Бабочкова, привычно нашептывал ему ту же старую песню неискренности, песню страха, песню привязанности… Как старая заевшая пластинка с примитивной, непрочувствованной попсовой музыкой, ограниченной двумя-тремя аккордами, да еще и с отвратительным голосом и звучанием. — Не может этого всего быть. Вдруг это ловушка, и ты потеряешь все то, что ты выстраивал долгие годы. Ведь бесплатный сыр, как известно, только в мышеловке. Давай, вперед, теперь ты можешь делать то, что хотел раньше. А ощущение… оно ведь не убежит, подумаю об этом завтра. Успеется, а сейчас можно в клуб, выпивка, телки….может и Катеньку позвать…

Федор суетливо начал выхаживать по кухне взад-вперед. В его голове носился рой мыслей, имеющих очень прилипчивую клейкую субстанцию, которые как бы искали, куда им пристроится, раскрутится и вновь заслонить от Бабочкова то истинное, что он недавно прочувствовал. Ведь этот рой был послан тем, кого он долго принимал за себя. Был послан с напряжением, с удвоенной силой, т.к. оно почувствовало опасность для своего существования. Ведь существует эта отвратительная конструкция в людях, только из-за того, что они привыкли с детства принимать ее за себя, тем самым, с лихвой снабжая ее энергией, которую они могли использовать на собственное восприятие мира. Существует только за счет этого. Ведь если какое то время, она, или какая то ее часть не получает энергии, то она начинает отмирать, биться в агонии. Но, к сожалению, именно на эту агонию люди и поддаются, и все начинается заново, из-за отождествления с ней. Они принимают истеричный страх этой маски за свой. И из-за этого, послушно соглашаются со всеми страшными картинками, которое оно подкидывает им через воображение. И опять все происходит по кругу, и в них начинает действовать принцип стимула, принцип кнута и пряника, страхов и привязок, приобретая практически единственную движущую силу, направляющую все их движения.

Бабочков проходил по кухне неизвестно сколько времени. Неожиданно он услышал телефонный звонок, вырвавший его из нескончаемого внутреннего диалога — странно, я был опять не здесь — подумал он.

— Алло.

— Федор, я уже подъехал, спускайтесь.

— Хорошо, я сейчас….

Бабочков стоял на кухне, пытаясь уловить то, что только что моментом ощутил. — Странно… — думал он — я опять полностью забыл о себе, я не мог наблюдать ничего, ведь мной только что управляли лишь какие то, не имеющие ко мне никакого отношения мысли. Видимо те, которые я когда то перенял от кого-то….что это такое??? Ведь по сути меня не было это время….Страшно…

Лицо Федора, как и область в районе солнечного сплетения исказилось в испуганной гримасе и сжалось в комок — Бабочков, куда ты лезешь? — услышал он назидательно-вкрадчивый голос в своей голове — Зачем тебе это? Уж не собираешься ли ты пополнить ряды какой-нибудь из палат в доме, где собрались вместе Наполеоны и Цезари, и играть с ними в подкидного дурака по вечерам? Опомнись, остановись, куда тебя несет, вернись на землю. Ведь все хорошо, тем более, сейчас. Поезжай сейчас в клуб, развлекись, а к этому всегда успеешь вернуться, если захочешь.

Федор стремительно-механично встал, надел пиджак, торопливо закрыл за собой дверь и нажал на кнопку лифта.

— Что??? Опять!!!! — подумал он — я опять не помню, что я сейчас делал….да и делал ли я вообще? Кто я??? И кто тот, кто говорит у меня в голове??? Может он вместо меня все делает? Но ведь могу и я… Вот например, смогу ли я проехать в лифте и выйти из него осознавая то, что я делаю и наблюдая?

Подъехал лифт. Бабочков собрал все свое внимание и абсолютно неожиданно для себя направил его внутрь себя. Он медленно, плавно, пытаясь ощутить каждое движение внутри себя, зашел в него — Я не могу ничего объяснить. Но мне сейчас классно!!! Оказывается, от простых движений и действий можно получать огромное удовольствие, если ощущаешь то, что происходит внутри тебя — подумал он — такое ощущение, что во мне внутри сейчас нету границ….что я бесконечен, и одновременно и здесь и везде и нигде….что это? А может это замануха? Может Дима, на пару с Мишей программируют меня??? Нет!!! Какая еще замануха??? Я сам кого хочешь разведу — услышал он голос, который часто звучал в нем в школьное и институтское время, но был подавлен и трансформирован после. А теперь, подпитавшись энергией тщеславия он зазвучал заново — Короче, хватит всякой фигни, поехали развлекаться. А если что, все можно повернуть в свою сторону.

Бабочков вышел из лифта, из подъезда, и вдруг вспомнил — я же собирался помнить себя и наблюдать в процессе… что меня опять сбило??? Как я могу что либо делать, если даже не могу наблюдать в течении минуты??? Я не понимаю, что происходит. Я же все ощущал в начале. Может сейчас еще раз попробовать? Ладно, потом, вон Михаил уже ждет.

Федор суетливо засеменил в сторону машины, откуда ему махал его новый заместитель.

— Рад вас видеть Федор Иванович — с показной, деланной улыбкой и внутренней усмешкой, вызванной наблюдением за суетливыми действиями Бабочкова, сказал Михаил.

— Взаимно, надеюсь, я не доставил вам неудобств? — ответил Бабочков, внутренне сконфуженно, но всем своим видом пытаясь показать, что он его превосходит, он же его начальник.

Внутренняя усмешка Михаила стала еще более обширной от того, что ему пытался показать Бабочков.

— Какие вопросы? Я только рад, я же вам сам предложил.

Федор с деланной важностью сел в машину, думая про себя — вот бы он не заметил мою неуверенность, я же теперь его начальник, нужно все же держать его на расстоянии.

— Предлагаю, для начала, съездить в клуб, согласны? — спросил его Миша.

— Конечно, с удовольствием.

— Федор Иванович, а можно на «ты» и по имени?

— Да, конечно — тоном человека, привыкшего считать себя ниже других, и с радостью, что его воспринимают наравне — ответил Бабочков, думая про себя, ну вот, я же собирался держать его на расстоянии, и моментально сдал позиции. Я ведь ответил ему сейчас абсолютно механично, как будто кто-то другой ответил за меня. Почему я так боюсь людей? Ведь, в общем-то, и на расстоянии я его хотел держать из-за этого же страха. Как видимо, боялся и Палыч, которого я сейчас пытался скопировать, а ведь я, вчера, явно впервые увидел, что он боится.

— Ну, что же, Федор, поехали веселится — прервал его мысли Михаил, подметивший то, что произошло в Бабочкове и внутренне ухмыляясь этому.

— Поехали — с деланной веселостью ответил Бабочков — думая про себя, вот опять я ответил механично. Но я ли? Как будто что-то автоматичное сидит во мне, и все делает и говорит за меня. Как странно, неужели так было всегда, и лишь сейчас я это увидел. Оно как будто имеет заготовки, и автоматично использует их, реагируя на то, что в этой ситуации нужно сделать так, а в этой так. В этой сказать это, а в той то. И я ничего не могу с этим поделать, я вижу лишь тогда, когда это произошло. Как мне не терять себя? Может Дмитрий сможет помочь?

— Федор, не опасайся меня, я настроен по отношению к тебе крайне дружелюбно, я не собираюсь тебя подсиживать. Тем более, что Дима выбрал тебя, а я глубоко уважаю его выбор, и верю, что ты сможешь сделать все гораздо лучше меня, и поднять наше подразделение еще выше — мастерски играя голосом, сказал Миша, выруливая на поворот и краем глаза наблюдая за реакцией Бабочкова, в котором от его слов, дерево тщеславия пустило корни глубже и начало заполнять все его существо своим отвратительным присутствием.

— Я еще раз повторюсь, я готов помочь тебе разобраться во всем, в чем ты захочешь, исключительно из расположения и уважения к тебе — продолжил он, довольный произведенным эффектом, и, думая про себя — все таки хороший, действенный закон: когда у тебя полно, показывай, что пусто, дай противнику то, что он так страстно хочет, и сможешь все вывернуть в свою сторону. Противник же не увидит ничего ослепленный собственной мнимой значимостью, и станет управляем, не понимая этого, видя все наоборот, делая то, что нужно мне, но при этом, думая, что все делает он сам, в своих интересах.

Михаил самодовольно, вернее довольный тем, что он считал собой, улыбнулся. Или то, что лишало его самого себя, улыбнуло его. Он плавно затормозил у невзрачной на вид двери.

V. Клуб

Бабочков с любопытством рассматривал толпу около двери. — Да тут столпилась целая орава людей — думал он — как будто сбежавших с маскарада, который устраивают итальянцы с целью навязать людям что-то новое в своих интересах и устарить то, что навязали раньше. Какие они смешные эти люди. Нацепили на себя рекламу, подделали свой внешний вид под картинку, которую им нарисовали, обзавелись тем, что реклама им навязала, и теперь выхаживают и выезживают друг перед другом как павлины в униформе с логотипом фирмы, которую они рекламируют, считая, что отношение к этой фирме, делает их кем-то. Хотя вот именно, что кем-то, а не собой. Они как будто гордятся тем, что фирма смогла их так хорошо наколоть, и продать какую-то фигню дороже в тысячу раз, да еще и разместить на ней рекламу. И вот, теперь они пришли на парад тщеславия, и выхаживают друг перед другом, рассматривая и показывая, сколько они потратили за то, чтобы иметь честь рекламировать Фирму. Фирма…. деньги….. подожди….. еще вчера я сам сказал, что мне для счастья нужны деньги….. чем я отличаюсь от них? Как будто всем управляет один и тот же механизм…. Фирма…. Она может называться как угодно, но практически всегда, то, что ей навязывается, беспрекословно выполняется почти всеми людьми. Как теми, кому навязывается, так и теми, с помощью которых она навязывается. Последние же, еще при этом уверены в своем превосходстве, что типа они знают, что это такое, и посредством чего и как это происходит. И поэтому думают, что не боятся этого, ведь как уверены они, на них самих это не действует. Хотя, при этом, слепо, в том числе и для себя, продолжают следовать хотелкам, которые успешно навязала им фирма, и которые приобрели в них уже устойчивый, закаменелый характер. Правда, с изрядной долей косметики… Маска на маске…. А может и маска на маске, на которой маска…

Реклама… реклама… реклама всех видов материальных «благ», стиля жизни, образа мышления. Реклама моральных ценностей, принадлежности к классу, национальности, роду, или чему-либо еще, и того, что им необходимо, чтобы соответствовать этой фигне, которая раздувает их еще больше…. Даже реклама духовных устремлений и того, какими они должны быть и чего «нужно» достичь посредством них. И даже реклама денег, самого механизма, с помощью которого это осуществляется. Фирма всюду!!!! Как будто она залезла своим мерзким присутствием во все, что связано с тем, что называется обществом. Как будто главная ее цель в том, чтобы не дать случайно человеку ощутить реальность, лишить его всего своего. Ведь это делает человека полностью управляемым фирмой. И все, что он считает новым, достигнутым и понятым собой, всего лишь еще один продукт, навязанный фирмой, навязанный в еще более изощренной форме. Получается, что все, что человек называет своим, на самом деле является продуктом этой фирмы…. О чем я говорю….. откуда у меня такие мысли??? Может я с ума сошел??? Может у меня паранойя???!!! После этого впечатления из детства, я как будто не могу видеть по-другому. Что это такое??? Когда мое обычное состояние восстановится??? Нет…., нужно срочно отвлечься…

Только тут он заметил, что Михаил смотрит на него с удивлением.

— Федя, ты в порядке? Что с тобой было? Ты меня не слышал.

Бабочков с интересом разглядывал Михаила. Он будто видел все, что происходит внутри его ума, который тот считал собой.

— Вот еще один из тех, с помощью которых фирма еще более эффективно навязывается. Он как будто не замечает, что все его движения запрограммированы фирмой. Не замечает, т.к. думает, что знание механизма, с помощью которого фирма это делает, дает ему безопасность неподверженности этому процессу. Он думает, что все делает сам. Но ведь именно то, от чего он себя «типа» обезопасил и вызывает в нем жуткий страх, что с успехом способствует программированию. Вот сейчас он пытается применить механизмы, которые он узнал от фирмы, на меня, не замечая, что обманывает в первую очередь себя, и что все его мысли и действия очевидны. Но при этом на меня это действует.… Почему???!!! Вот он забросил удочку, полил мне что-то благоухающей жидкостью, и я поддался, стал делать то, что он ожидал. Вернее, что-то вместо меня это сделало, как будто только и ожидало команды извне, в виде ситуации или кодовых слов…. И то, что я знаю это, ничего не меняет….вижу я это только тогда, когда это уже произошло… Я конечно могу, показать при этом и себе и другим абсолютно другое, но ведь внутри это происходит, дает импульс… Я даже могу обмануть себя, что я справился с этим, но ведь это ничего не решит…, оно все равно будет вместо меня… Что это такое?!!! Что это такое…. Кто я???!!!! Неужели я просто продукт Фирмы???!!! Получается, что я тоже, как и Михаил и все другие, в чем-то выступаю в роли того, кому навязывают, а в чем-то тем, через кого это навязывают.… Так кто же всем этим манипулирует? И что посредством этой манипуляции скрывается от нас?

— Федь, так мы идем или как? Смотри, кто нас уже ждет на улице — прервал его размышления Михаил.

Глаза Бабочкова последовали за взглядом Михаила, и он с похотью уставился на трех стоящих неподалеку девушек, малоодетых для данных погодных условий. Они что-то оживленно обсуждали недалеко от «заветной» двери, с показными движениями, видимо заученными из какого-нибудь «Плейбоя» или кинофильма, где им понравились движения главной героини. Было явно, что эти девушки считают собой свое тело, которые они тщательно подделали под образ, навязанный им тем же «Плейбоем» или кинофильмом или специально существующим именно для этой «целевой аудитории» каким либо «модным» журналом. Журналом, который диктует им, какими они должны быть, как они должны жить, чему они должны соответствовать и к чему они должны стремится и хотеть. А если навязывается не через журнал непосредственно, то через тех, кому они завидуют, и считают выше себя, в чем никогда себе не признаются.

— Что нравятся? Я их знаю. Хочешь их? — прервал похотливый взгляд Федора Михаил.

— Они что.., проститутки?

— Нет, но что-то в этом роде, хотя думают они про себя, прямо противоположное.

— Это как?

— Федь, давай потом об этом. Пойдем лучше для начала посидим с ними. Хочешь?

С этими словами Михаил с показным тщеславием вышел из машины, и направился к девушкам. Бабочков, послушно, и с большой долей опасения внутри, что отражалось в маске серьезности на его лице и скованности движений, последовал за ним.

— Привет Мишка, давно тебя не видела — томно-весело произнесла стройненькая блондинка с резиновыми губами и грудью, одетая в короткие шорты и майку с декольте из которых выпирало ее резиновое приобретение, которым она очень гордилась. Ведь теперь она соответствовала заветной картинке.

— Привет Машка — ответил Михаил, хлопнув ее по попе, на что она залилась, притворно-веселым смехом.

— Опять пристаешь, а обещания, которые даешь, при этом не выполняешь, ведь обещал познакомить с потенциальным спонсором — промяукала она.

— Вот прямо сейчас и выполняю! Посмотри туда, кто там стоит. Он совсем зеленый. Не знает, с какого боку подходить к женскому полу, опасается вас. Ты ведь знаешь, как это использовать в своих интересах? Дерзай! — подмигнул ей Михаил — Я так подозреваю, что у него очень давно никого кроме жены не было, если конечно и с ней что-то есть на данный момент. Видишь его одурманенный взгляд, направленный на тебя? А денег у него скоро будет целая куча. Только смотри, чтобы твои подруги не оказались быстрее тебя.

Бабочков смущенно стоял в нескольких шагах от них, заворожено и со стеснением наблюдая за блондинкой, с которой разговаривал Миша, и которая часто поворачивала с улыбкой голову в его сторону, с интересом и откровенно разглядывая его. Всеми его устремлениями теперь руководила госпожа похоть. Она вновь закрыла от него то, что он начал ощущать, вернуло привычное состояние, в которое он стремился попасть обратно из-за своего страха к непривычному и неизведанному. А что может быть известно?

— Федор, иди сюда, ты только успел приехать, а с тобой уже кое-кто мечтает познакомиться, мне бы так — подмигнул ему Миша.

Бабочков суетливо-зажатой походкой подошел к ним.

— Здравствуйте — выдавил он из себя.

— Какой у тебя скромный и застенчивый друг Миша, мне такие нравятся, в них чувствуется скрытая сила, не то, что ты — кокетливо проворковала Маша, взяв Федора под руку и с любопытством наблюдая, какую реакцию вызвали ее действия и слова в нем.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу со смущенной улыбкой на лице с примесью сдерживаемой радости. Такой радости, которую человек обычно боится показывать, выражать. Боится из-за страха разочаровать и не рассеять образ, которому он на данный момент соответствует. Образ, который ожидает от него тот, с кем он общается на данный момент, или тот, который он думает, что ожидают. И который способствует тем ответным действиям и словам, которые он сам ожидает.

— Не насмехается ли она надо мной — думал он — хотя чувствуется ее интерес ко мне, может мне прямо сегодня удастся ее трахнуть.

— А как зовут твоего друга? — промяукала Маша, откровенно смотря ему в глаза.

— Бабочков… ту, Федор — пробормотал Бабочков, опережая Михаила.

— А можно я буду тебя звать Федей, или лучше Альфи? — спросила она, погладив его по руке, думая про себя — очень и очень легкий вариант, только, что я с ним буду делать? Разберусь потом, а то вон Лилька с Наташкой уже навострили локаторы, и сами могут успеть воспользоваться.

— Мне… будет приятно… а вас… тебя как зовут?

— А меня Маша, или можешь называть так, как тебе приятно.

— Ребят, так мы идем внутрь? — вмешался Михаил вместе со стоящими сзади него двумя подругами, и не дожидаясь ответа, направился к двери, окруженный девушками с обоих сторон, как со своей свитой.

— Альфи, пойдем уже — потащила его, взяв под руку, Маша.

— Это со мной — сказал Михаил внушительных размеров охраннику на входе, который, скрестив свои лапы на груди с презрением наблюдал за кучей людишек, мечтающих и стремящихся обязательно попасть в клуб. Эти люди суетливо выискивали взглядом знакомых, которые могут их провести или ловили взгляд охранника, который возможно смилостивится и разрешит им пройти. Так же смешны ему были те, кто свободно проходил в клуб и считал себя из-за этого выше стоящих на улице. Он промычал что-то типа «ммм» в ответ, смерив Бабочкова холодным и презрительным взглядом.

— Девочки, идите, потанцуйте, а мы сейчас подойдем, нам нужно кое-что обсудить — игриво обратился к ним Миша.

Бабочков с любопытством разглядывал место, куда он попал. Он видел, как все играют друг перед другом роль. Как все пытаются показать друг-другу какие они «крутые», что заключается в идентичности шаблону в разных вариантах: какими они должны быть, чему они должны соответствовать, что они должны иметь, чем они должны пользоваться и как они должны жить. Шаблон. Шаблон, который они превозносят, не видя ничего кроме него. Он как своеобразные очки, в которых видно только то, что они должны увидеть.

Федор мельком подметил все это, но завладевшая им похоть мешала ему увидеть картинку до конца. Ведь и Маша, к которой были теперь устремлены все его стремления, уж ооочень ценила этот шаблон, и он пытался уже как-то подражать движениям этих павлинов, дабы понравится ей.

Он последовал за Михаилом к барной стойке, постоянно оглядываясь на Машу, которая, не подавая виду, подмечала его беспокойные взгляды, что поливало живительной влагой ветвистое и давно разросшееся дерево ее тщеславия, ведь она так быстро «взяла его в оборот», как любила выражаться она.

— Что будешь пить Федь? Будешь виски?

— Буду — улыбнулся Бабочков.

— Два виски с колой, Леша — обратился он к бармену, и продолжил, смотря Бабочкову в глаза — Федь, я так вижу, тебя Машка заинтересовала?

— Да….

— Хорошо, но ты постарайся ей этого особо не показывать.

— Почему?

— Федя, Федя… нравишься ты мне, искренний ты в своих проявлениях — улыбнулся Михаил — хотя они тебе и мешают. Вот смотри, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть, но ведь она смогла тебя смутить?

— Да нет…. хотя да…., ты прав, смогла…. — застенчиво улыбаясь, признался Бабочков.

— А женщины любят, когда ими самими вертят, хотя на каждом шагу отрицают это. Машка же, еще и из тех, кто очень любит тех, у кого много денег. Она настолько увлечена этой навязчивой идеей, которой заняты все помыслы ее подруг, что если хочешь, ее даже возбуждает это. Кроме того, у них, с ее подругами идет постоянное соревнование, кто из них круче. А их так называемая крутость, измеряется количеством и качеством мужиков, которые за ними бегает. Качество же, для них, характеризуется обеспеченностью этих бегающих, тем, чем они владеют и управляют, и тем, какие подарки они ей дарят. А самое главный показатель своей крутости для этих телок, это то, насколько они могут завладеть всеми помыслами этих мужиков, что позволит им с успехом манипулировать ими. В этом случае, они считают себя вдвойне победителями, ведь эти мужчины вертят судьбами людей, но так легко манипулируются ими.

— Как это?

— Попробуй увидеть все сам. Вот смотри, просто попробуй, когда мы вернемся к ним, немного поиграть, только не сразу, а то она заметит это. Какое то время, уделяй ей внимание, не тушуйся, даже если дрожишь внутри, выгляди уверенным, показывай, что для тебя это обычное дело. Делай ей комплименты, гладь по руке и тому подобное, а потом резко переключись на ее подругу, лучше на ту, которая рыженькая, она уже разглядывает тебя с интересом и с большой охотой отобьет тебя у своей подруги. Увидишь, что произойдет, ты сам в этом случае сможешь контролировать ситуацию, и она сама того не понимая, станет мягкой как пластилин в твоих руках, если ты, конечно, не выпустишь ситуацию из под своего контроля. Кстати, тот же принцип действует и в бизнесе, об этом я расскажу тебе позже.

— Миш, но ведь это мерзко, получается, что все друг перед другом играют…. играют в игру кто кого подавит…

— Согласен, но если не ты, то тебя, ты же не хочешь быть жертвой? И ведь ты хочешь трахнуть Машку? Тебе нужно, чтобы тобой манипулировали??? Я тебе рассказал один из самых действенных методов по отношению к этой телке. Используй ее как вещь, так же, как и она относится к мужскому полу и вообще к людям. Плати ей той же монетой, но показывай обратное. Играй. Если ты не научишься играть, ты не будешь успешным ни с девушками, ни в бизнесе. Для хорошей игры, нужно заранее просчитывать ходы, видя то, что владеет противником, то, что является его движущей силой. Только не подавай виду, что для тебя это очевидно, наоборот, нужно подкидывать противнику маленькие кусочки того, что он хочет. И он или в данном случае она, будет думать, что она сама все выиграла. Что все идет по плану игры, которую начала она и в которую она тебя вовлекла, что будет тешить ее так называемое самолюбие. Это позволит тебе максимально контролировать реальную ситуацию, регулируя ее тем, делаешь ли ты то, что она ожидает или нет. Например, в данном случае, если ты переключишь внимание на ее подругу, это сильно уязвит ее самолюбие, и она сделает буквально все, чтобы ситуация вернулась в те границы, которые она ожидает. Причем, она сделала бы это, даже если бы ты ей не нравился. И опять же, это так же применимо и в бизнесе.

— Но… но ведь получается, что все всё время врут друг-другу, боятся друг-друга… и только и стремятся подавить друг друга… а где же реальные отношения?

— Ну, брат, тут не место для этого….мы же в клуб пришли! Тут можно просто потрахаться, весело провести время, ну, попутно можно и поиграть в отношения, главное не заиграться.

— И что, неужели тебе не хочется реальных отношений, действительно близкого человека?

— Федь, это долгая тема, сейчас мы тут, в клубе, пришли потусоватся, веселится, не хочу я сейчас говорить на эту тему. Так ты хочешь ее или как? По глазам вижу, что хочешь, просто перестань смешивать банальный перепихон с любовью. Так как, идем к ним?

— Мммм… да, пойдем

— И не бойся, действуй уверенно. Я пойду, ты подходи, как соберешься.

С этими словами, Михаил развязно-пафосной походкой направился к столику, возле которого, на удобном диванчике уже расположились девушки.

Бабочков проводил его взглядом, как бы впитывая образ, который, ему, вернее тому, что в этот момент было вместо него, стал нравится, и к которому у него возникло стремление подражать, чтобы нравится девушкам.

Он обвел глазами зал, где они находились. Неочерченный танцпол, между удобными диванчиками, с танцующими на нем людьми, с явно выраженными показными движениями, чьими мыслями во время танца владеет только то, как они выглядят в глазах других. Рядом сидящую шатенку в юбочке, из-под которой специально виднелась кромка чулков, пренебрежительно-милостливо поглядывающая на мужичка, угощающего ее выпивкой и постоянно выставляющего перед ней на стойку руку, на которой красовались часы одной из марок, навязанной Фирмой усеянные бриллиантами. Закутки, где стояли одетые как павлины девушки и мужчины со стаканами, или как они любят их называть бокалами выпивки, беседуя о чем то отвлеченном, но неизменно имеющие ввиду, те же постельные отношения. Мужчины о том, как бы затащить эту «телку» в постель прямо сегодня. А девушки в первую очередь о том, как она выглядит рядом с ним для других, и как бы получше его развести и не дать при этом, или дать с выгодой, не обязательно денежной, но заключающейся в так называемых «продолжительных отношениях». И все при этом все время поглядывают на других, мужчины на потенциальных «давалок», а девушки на потенциальных «лохов» и выискивают глазами знакомых, весело-показно махая им руками, театрально обнимаясь и целуясь, используя при этом заученные шаблонные фразы с заученными интонациями. Мужчин, стоящих около танцпола, наблюдающих и выискивающих «телок» и хвастливо демонстрирующих друг-другу разными способами то, что вот эту «телку» они уже поимели. Тусующихся рядом с ними тех, кого можно назвать «хвостами». Тех мужчин, которые, подражают, завидуют и следуют за предыдущими по пятам, повторяя все их движения и слова. Но сами при этом очень боятся подходить к «телкам», и занимаются только их обсуждением, и обсуждением того, кто с кем переспал, кто на чем приехал и кто что сделал, впрочем этими обсуждениями занимаются почти все в разных формах. Иногда этим хвостам что-то перепадает с «царского стола». Ведь такие же хвосты встречаются и у «крутых» телок, правда, они никогда себе в этом не признаются. Были так же те девушки и мужчины, которые пришли в клуб, как они выражаются «просто потусоватся и потому, что очень любят танцевать». Но ведь они пришли именно сюда, где больше пафоса, и они так же слепо следуют тому, чему они должны соответствовать, иначе бы они не вписались в эту атмосферу пафоса и неискренности. И так же, зависят от оценки. Не важно, при этом как они это для себя называют, вернее оправдывают. А видит данная категория в основном через призму своего чувства собственной важности, оправдывая себя фразами наподобие: «я не завишу ни от чьего мнения, мне не важно нравится, мне важно нравится себе, я сам (сама) решаю, что мне нужно». Но ведь они себя оценивают, а оценка — это сравнение, сравнение с шаблоном. С шаблоном, которому они стремятся соответствовать. Обманывая при этом себя, что все решили они сами, и что делают они сами. Тем более, как думают они: «я ведь знаю, как это происходит, оно никак не может на меня повлиять», ……но, при этом, никто из них не ответит себе на вопрос кто он. Не ответит, но при этом гордо употребляет это «Я» повсеместно, не имея внутри себя никакого реального ощущения относящегося к «Я». Именно это, то, что они называют эту мерзость красивыми словами, оставляет им еще меньше шансов увидеть, что то, что они считают собой, причем одним из основных и положительных своих свойств, навязано им, не имеет никакого отношения к ним настоящим. Кроме того, оно еще более успешно способствует тому, чтобы они вообще и не вспоминали себя.

Бабочков частично уловил все происходящее в этом пространстве, уловил энергию, которая переполняла почти всех присутствующих в нем.

— Смешно все это! Что я тут делаю??? — подумал Бабочков, резко опрокинув в себя второй стакан виски — как-то все не по настоящему, театрально, тут как будто парад пафоса, тщеславия и неискренности. Неискренности….. а искренен ли я сейчас к себе? Чем я отличаюсь от них? Только может тем, что данный вид неискренности пока не очень привычен для меня? Вот, например все мужчины тут всячески пытаются показать свою материальную состоятельность, они считают ее всем, реально думают, что это дает им превосходство, уверенность в чем, успешно поддерживается кучей таких же, как они… И за всей этой мишурой они вообще не ощущают себя. А ведь я сам недавно ответил Дмитрию на вопрос, что мне для счастья нужны только деньги. А потеряй они свои деньги и власть, что от них останется? Вся их конструкция того, что они считают собой и преподносится другим, вся их уверенность в том, что они называют собой, зиждется только на деньгах и власти, зависящей от них же. А девушки…. Все их действия и слова это всего лишь спекуляция на тему секса. Чем они отличаются от проституток? Только тем, что те продаются в розницу, а эти оптом или с отдаленной перспективой? И все, что они считают собой, исключительно связано с их телом, которое они постоянно подгоняют под показанную им картинку и с тем, какие материальные блага, настоятельно рекомендуемые Фирмой, у них уже есть. И они действительно гордятся тем, что их банально хотят оттрахать. Но ведь называют они это для себя разными красивыми словами, боясь увидеть настоящее. Называют чем-то наподобие: «поклоняются», «восхищаются» или что-то типа «он без ума от меня», но ведь сути это не меняет. И все опять друг-другу завидуют, злословят, пренебрегают, боятся друг-друга, но внешне показывают обратное…. Как же это мерзко.… Опять та же Фирма… Что я тут делаю??? Да и кто я? Вот опять, я, поддавшись желанию трахнуть Машу, полностью забыл себя.

— Альфи, ты чего тут застрял, я уже соскучилась по тебе — прервала размышления Федора, Маша, которая недотерпев его прихода, сама подошла к нему.

— Да задумался что-то… — ответил Бабочков, подумав про себя — вот, опять стесняюсь, может попробовать поиграть, как предлагал Миша, заодно можно попытаться и понаблюдать в процессе этой игры. Все равно я сейчас здесь, а трахнуть сегодня Машку было бы совсем недурственно.

— О чем? Наверное, о каких то важных делах? Расскажешь мне? Хотя, я, наверное, ничего не пойму, я ведь блондинка — промяукала она.

— Да ни о чем особенном Машенька — улыбнулся ей в ответ Федор.

— Ой, моя любимая песня, пойдем потанцуем. Пойдем-пойдем, я тебя приглашаю, нельзя отказываться, когда девушка приглашает — громко прощебетала Маша, подпрыгивая на месте, и не дожидаясь ответа, схватив Бабочкова за руку, потащила его танцевать.

Федор послушно, но нехотя последовал за ней. В последний раз он танцевал очень давно и считал это бессмысленным занятием.

Он, неуклюже и скованно двигаясь, не попадая в ритм, заворожено наблюдал за движениями Маши. Она то обвивала его руками, скользя по его груди, то игриво отталкивала его, то, повернувшись задом, прижималась к нему, двигаясь в такт ритмичной музыки, от чего он совсем разомлел.

— Альфи, а я тебе нравлюсь? — прошептала она ему на ухо, когда очередной раз обвила его шею руками.

— Очень….

— Естественно, я всем здесь нравлюсь, смотри, как они тебе завидуют.

С этими словами она запрыгнула на Бабочкова, обвив его ногами за талию, и запрокинув голову, начала вертеть телом и головой в такт музыки с развевающимися длинными волосами.

Слова и действия Маши подействовали на Федора именно так, как она и предполагала. Увлеченный картинкой, подброшенной ему ей и многократно усиленной воображением, о том, что будет дальше, о том, как он окажется с ней наедине в кровати прямо сегодня, не давало возникнуть какому либо другому ощущению и мыслям. Кроме того, в нем еще больше разрослось тщеславие, ему нравилось думать, что все стоящие рядом мужчины завидуют ему, ведь она с ним, а не с кем-то из них. Она же нравится всем, но сейчас только с ним. Он поддался этому замкнутому кругу зависти, тщеславия и похоти.

— Спасибо котик. Ты очень сильный — с придыханием прошептала ему Маша на ухо, когда закончилась песня — пойдем к ребятам, выпьем что-нибудь, да и я проголодалась что-то.

— Пойдем — сконфуженно улыбнулся Бабочков.

Маша взяла его за руку и потащила за собой к столику. Она плюхнулась на диван, запрокинув свои ноги на Бабочкова.

— Дорожку будете? — спросил их Михаил со смеющимися рядом подругами, танцующими сидя на диване.

— Что? Какую дорожку? — спросил Бабочков, как бы извиняющимся тоном, что он не знает что это такое.

— Кокос, ты что брат, не пробовал ни разу?

— Нет. Какой еще кокос?

— Хороший — ответил Миша под хохот девушек и втянув в себя дорожку.

— Нет Миш, не хочу пробовать.

— Ну и зря, а я буду — сказала Маша, затянув в себя дорожку.

— Хорошо то как! Альфи, я хочу большого-пребольшого омара и шампанское «Кристаль» — сказала она, думая про себя — придется опять пить это шампанское и изображать, что оно мне ужасно нравится, но нужно же проверить его платежеспособность и то, насколько быстро он реагирует на мои желания.

— Хорошо, сейчас пойду, закажу — ответил Бабочков, пытаясь не показать мысли, которые задергались в нем — ну вот, видимо начинается то, о чем говорил Миша… омара она хочет… а тут, наверное, цены сильно завышенные, омар, наверное, стоит как моя прошлая зарплата, и шампанское какое то… так даст она мне сегодня или нет…

— Сиди глупенький, сейчас сами подойдут — она помахала рукой официанту, и когда тот подошел, повернулась к Бабочкову со ждуще-ироничной улыбкой.

— Пожалуйста, омара и шампанское — тихо и боязливо выдавил из себя Бабочков.

— Что? — надменно переспросил официант.

— Ты что оглох, не слышишь, что тебе говорят — свысока кинула Маша официанту — тащи сюда самого большого омара, которого сможешь найти, и шампанское, сам знаешь какое, я другое не пью.

— Спасибо котик, ты такой милый — сказала она, вытягивая свои резиновые губы бантиком и потрепав Бабочкова по волосам.

— Ну, так чего Федь, не надумал — подмигивая, спросил его Миша, с танцующей сидя на нем черненькой подружкой и рядом сидящей рыженькой.

— Насчет чего?

— Всего — двусмысленно опять подмигнул он ему.

— Пока нет — ответил Бабочков, смотря на него настороженно-замороченным взглядом.

— Ну, как знаешь — улыбнулся Миша — пошли танцевать девочки — продолжил он, потащив их с собой на танцпол.

— Альфи, подожди, я сейчас подойду — промяукала Маша, поцеловав его в щеку и удалившись куда то в толпу.

Бабочков будто обрадовался, что остался наедине с самим собой. Его взгляд приобрел рассеянный характер, его иногда называют «застывшим», не выхватывающий ничего конкретного из того, что он видел, не концентрирующийся ни на чем одном. Это дало ему большее восприятие реальности, без отождествлений, с чем-либо, он как бы видел все в целом. — Господи, я ведь опять забыл, я ведь собирался наблюдать за собой перед тем, как подошла Маша. И играть при этом тоже собирался. Неужели я не могу сделать даже такое элементарное и простое? Тогда что я вообще могу делать? Все, кажется, каким то безысходным. Может мне может Трчунов помочь в этом? Не зря же он задал мне этот вопрос. И не зря сказал насчет наблюдения. Еще вчера я даже и не задумывался о том кто я. Была полная уверенность, что говоря «Я», я осознаю кто я. Кто я и кто осознает??? И наблюдение… я ведь всю свою так называемую «взрослую» жизнь смотрел только во вне, как будто от меня специально скрыли такую простую и естественную вещь….наблюдение за собой…. Нужно будет утром позвонить Диме, сейчас уже поздно, может он мне подскажет. Но что я могу сделать сейчас? Трчунов, наверное, сказал бы мне наблюдать. Но ведь у меня не получается это, а если и получается, то только на пару мгновений. Тем более, если кто-то подойдет ко мне и о чем-то спросит, как сегодня уже несколько раз происходило с Михаилом и Машей. Как мне удержать свое внимание на том, что я действительно решил? Как будто, как только я подхожу к чему-то неизвестному и очень важному, сразу возникает что-то или кто-то уводящий меня в другом направлении. Я как-то смотрел фильм «Матрица», очень похоже на это. Но ведь есть, видимо и обратное, которое подводит к этому важному, но, по всей видимости, я очень редко это вижу. Например, мои параноидальные мысли тогда, когда ко мне подошел Дима. Ладно…. попытаюсь наблюдать сейчас, главное не поддаться в момент, когда отвлекают от этого.… Но ведь я и сейчас не наблюдаю, я просто думаю об этом….. Я ведь четко ощутил сегодня, что наблюдать можно только в настоящем. Как только появляются мысли, они сразу уводят в прошлое и будущее. А может можно и за ними наблюдать? Дима вроде говорил и про них, но как можно наблюдать за ними? И с помощью чего я тогда буду наблюдать? Господи….сколько же вопросов во мне возникло. Что мне делать??? Вот опять, я же только что решил наблюдать за собой сейчас, но не делаю этого. Может начать прямо сейчас?

Лицо Бабочкова исказилось в напряжении, он всеми силами пытался наблюдать. Но ведь там, где есть напряжение, нет искренности, вместо нее страх неизвестности и опасение потери долго существующей конструкции того, что человек считал собой. Страх увидеть в себе то, что может очень и очень сильно не понравиться. Это примерно как женщина, намалеванная и упакованная до неимоверности, страшащаяся того, что она может предстать перед взором мужчин, а часто и подруг, без косметики, каблуков и специально подобранной одежды, которые искажают то, что есть, она стыдится своего истинного внешнего вида. А, ощутить что-либо можно только тогда, когда ты радостно открыт неизвестности.

Маша внимательно, издалека наблюдала за Федором. Какой он жалкий — думала она, даже неинтересно, так легко на все поддается. Мне ведь будет совсем неинтересно с ним, а ведь придется еще и спать с ним, если продолжу дальше, представляю какой он зажатый в сексе. Но, наверное, придется, деньги «бывшего» уже заканчиваются, а с камешками пока расставаться не хочется. Если Мишка не врет, то довольно выгодный вариант для меня сейчас, тем более, что можно что-нибудь придумать, чтобы не спать с ним. Я думаю, что этот вариант с ним пройдет. Например, Лилька же умудрилась своему прошлому «кошельку» вообще не дать, под предлогом того, что типа застудила придатки, да еще и брала у него деньги на «дорогостоящее лечение»! А когда уже она как бы должна была выздороветь, то придумала ситуацию, где она вроде как сильно обиделась на него. А он при этом до сих пор бегает за ней, извиняется и дарит подарки. Так чем я хуже ее, я тоже так смогу — ее взгляд приобрел задорно-тщеславный характер.

— А вот и я, соскучился по мне? — прервала его попытку наблюдать Маша — вижу, что соскучился.

— Да — жалко улыбнувшись, ответил Бабочков, подумав про себя — Федя, так начнешь ты или как???!

— Я ведь сильно нравлюсь тебе?

— Ты же видишь — ответил Бабочков, пытаясь наблюдать за собой в процессе, и частично уловив в себе, как что на что реагирует в нем.

— Как бы мне хотелось верить в твою искренность Альфи — сказала она, подделав голос и интонацию на грустно-ласковый лад (видимо видела это в каком то фильме) — Скажи честно, тебе нравится мое тело или я? Ведь вы мужчины все время нас хотите обмануть. Пользуетесь нашей доверчивостью, а хотите только переспать и бросить. А я ведь не такая. Признаюсь, ты мне очень понравился, Альфи, но я боюсь опять довериться…. Я столько раз обжигалась — при этих словах она театрально вздохнув, закрыла глаза и приникла к плечу Федора — но я чувствую, что ты не такой. Ты хороший. Альфи, ты ведь не обманешь, не обидишь меня?

Бабочков пытался наблюдать за собой в процессе того, как слушал монолог Маши. Он четко видел ее неискренность, но то мерзкое приспособление, которое выдавало столько лет себя за него, нашептывало ему обратное, рефлекторно порождая желание поверить ей и потешить зависимость от оценки, которое в данном случае называлось красивым словом гордость за себя. Федор ощущал и это, но не мог никак уловить, откуда оно возникает, он видел только тогда, когда это уже произошло в нем рефлекторно. А ведь увидеть истинное лицо этого ужасного для людей механизма, можно только когда человек наблюдает все только в данном мгновении, без прошлого и будущего, не теряя ощущения себя истинного. И при этом действительно искренен к себе, не боится увидеть то, что ему может очень сильно не понравится и не боясь потерять другую сторону этого, которая в основном считается чем-то положительным.…

Ведь только увидев, что это такое, разглядев, не давя и не убегая, а повернувшись к этому лицом с открытыми глазами, можно с этим что-то сделать. Как можно что-либо сделать с тем, что не видишь? Бабочков интуитивно ощутил то, что в нем сейчас преобладало, и направил наблюдение только внутрь себя, и вдруг в нем что-то переключилось. Перед ним начали стремительно проносится картинки из детства: школа, детский сад, родители… Он пытался остановить какую нибудь из них, но у него ничего не получалось это сделать. Он лишь улавливал ощущение от них, связанное с сильным желанием того, чтобы его любили и очень сильным ощущением того, что он этого не достоин. Направленное внимание вывело его на то, что он перестал ощущать время и пространство, он присутствовал только в тех проносящихся картинках, на которые направил свое внимание. Картинки начинали вертеться все быстрее и быстрее, и вдруг… Он сидит посередине комнаты, играя с машинкой. Ему около двух-трех лет. За стеной мать с отцом орут друг на друга. Его переполняет жалость за них. В комнату врывается мать — Чего ты тут расселся?!!! Разбрасываешь все как твой подонок отец, а я за вами все убирать должна, я что, служанка вам?!!! Такой же козел как твой папочка!!! Она хватает его за руку и почти швыряет в угол комнаты. — Не трогай ребенка сука — слышит он рык отца, который хватает мать за волосы и отбрасывает в другую сторону. Отец подходит к нему, обнимает, и вдруг говорит — видишь, что такое женщины, не доверяй им никогда. Бабочков ощущает ужас, переполняющий его, свою беспомощность и никчемность… Но вдруг, как бы открывается новое видение, он видит что присутствия родителей во всем этом процессе нету… Он видит, что вместо них действует что-то, которое они уже давно принимают за себя, которое обмануло их когда то, что оно, это они. Оно как бы играет ими, порождая в них взрывы отрицательных мыслей и эмоций, которыми и питается. Как бы вампирит их. Его переполнило сострадание к родителям. Ощущение, что они также, когда-то попались в этот замкнутый круг и теперь абсолютно не осознают того, что делают. На этом ощущении картинка опять закружилась, и его выкинуло обратно. Он огляделся, не понимая, где находится. К нему начало возвращаться то, что обычно называется памятью.

Рядом сидела Маша. Неподалеку танцевал Миша в обнимку с рыженькой и черненькой.

— Ну, так чего ты замолчал Альфи? Так я могу тебе верить?

— Сколько времени прошло — подумал Бабочков.

— Маш, а что я сейчас делал?

— Наверное, думал обо мне, что за загадки Альфи?

— Нет, я серьезно, я делал что-то странное?

— Альфи, ты о чем? Ты меня пугаешь.

— Я просто не помню, что произошло.

— Напился — подумала Маша, может как раз воспользоваться и заручиться его обещанием купить мне какой-нибудь подарок? А про что он вообще говорил? А…, наверное, когда он закрыл глаза, то заснул ненадолго, и ему это показалось долгим. Что-то про это говорили на занятиях по йоге. Кстати что-то давно я не ходила туда, да и в спорт-клуб тоже. Вот…, пусть он мне для начала купит годовую карточку в спорт-клуб, а то эта уже заканчивается. Ну, сейчас как-нибудь подведу к этому.

— Да ничего особенного котик, ты, наверное, просто поспал минутку, а я даже и не заметила этого, так удобно и уютно мне было на твоем плече.

Бабочков одновременно и с ужасом и с благостным трепетом осознал, что он видит ее мысли в буквальном смысле. Видит их направленность, форму, которую они приобретают, откуда возникают и куда направляются. — Что это такое?!!! Может мне что-то подмешали в виски? Но ведь я точно был сейчас там, в детстве. Господи, что это было. Я ведь этого вообще не помнил. Как будто что-то скрывало от меня это. И это было что-то очень и очень важное. А сейчас, как будто что-то с плеч свалилось. Стало легче дышать. И в прямом и в переносном смысле. Неужели подобного рода ситуации из прошлого, которые мы не помним, или не хотим помнить, и управляют нами?

Федор оглянулся вокруг. Он в буквальном смысле видел как какое то приспособление, которое он не мог объяснить словами, носится по всему помещению. Оно с помощью как бы своих порождений, давно засевших почти во всех присутствующих, и с успехом выдающих себя за них, выкачивало из людей энергию, посредством всплесков энергии, стимулирующихся порождениями, которые можно назвать тщеславием, похотью, завистью, алчностью…. Он буквально увидел то, как это происходит. К приспособлению со всех сторон тянулись нити, связывающие его с порождениями, засевшими в людях и помыкающими ими. Оно как бы дергая за эти нити, давало знак порождениям, что пора бы стимулировать очередной всплеск тщеславия, похоти или зависти, и забрать энергии чуть побольше. Иногда оно делилось на несколько частей, если очагов сильных всплесков было несколько, а затем опять соединялось. У приспособления, в свою очередь шла нить куда-то дальше. Федор не видел, куда идет нить, но интуитивно увидел, что оно выстраивается подобно пирамиде и служит двум целям, лишить людей энергии, которая может им позволить осознать что-то очень и очень важное для себя, и подпитать забранной энергией что-то другое, большое, безжалостное и жадное.

Бабочков увидел, что такая же нить от приспособления идет и к нему. Он ужаснулся. Он видел, как мерзко на энергетическом уровне выглядит этот процесс в других, но не мог увидеть что происходит в нем самом. Он перевел взгляд на Машу. То, что он увидел, ужаснуло его. В нем возник очень сильный импульс насколько можно скорее убежать из клуба. Федор поднялся на ноги, собираясь уйти, но….. Он увидел, как приспособление быстро подползло-подлетело поближе к нему, и начало что-то направлять по нитям ему и всем сидящим рядом.

Он увидел, как импульс от приспособления подобно потоку грязноватой энергии стукнул порождение в Маше, простимулировав в ней тщеславие и беспокойство. Они в свою очередь трансформировались в импульс еще более грязной энергии, которая направилась по нити к Бабочкову, чтобы породить в нем похоть. На физическом уровне, это выглядело по другому. Маша изогнулась как кошка, и промяукала выпятив свои резиновые губы:

— Альфи, ты куда? Можно мне с тобой?