РАЙ
Пестро раскрашенный балаган.
Надпись у входа: «Рай».
Там ананасы вино и канкан,
Шлюхи и вечный май.
Очередь… тысяч, наверно, сто.
Давка, галдеж, перепалки…
Праведник в драповом полупальто:
— Посторонитесь! Я сталкер!
Лезут вперед по чужим горбам:
— Вашу-то, в бога, мать!..
И херувимом летит по рядам:
— Крайним не занимать…
Маленький реквием по мечте.
Повод не быть безупречным…
Очередь в кассу. Я в самом хвосте.
Я размышляю о вечном.
ДЖЕМ-БУДДИЗМ
Бодхисатва Ирина спасает всех нас.
Бодхисатва Ирина живет исключительно здесь и сейчас.
У нее на «фэйсе» посты о великом посте,
тонале и нагвале, DMT и кислоте,
ее любят дилер, блогер и вейпер, только это не те.
Она читала Кастанеду и Дао дэ Цзин.
У нее во френдзоне так много славных мужчин.
Она — мастер нахождения на жопу проблем,
но твердо знает: все разрулит буддизм
и клубничный джем.
Она делает сэлфи с бубном и терновым венцом.
Ей так тесны банальные рамки клубники со льдом.
Она не сладкая N и даже не чайлдфри,
ничто не в силах унять ее огонь изнутри —
она бывала и в астрале, и в Купчине — ей все нипочем!
Бодхисатва Ирина… — ты попал, сочувствую, бро.
Теперь тебе не помогут ни МЧС, ни даже Роберт Монро.
И ты уже не ты, а всего лишь один популярный мем,
а она — любит Будду в себе и клубничный джем.
КОТЕНОК
Метафизическая основа
Котенка с улицы Лизюкова —
Еще жива и еще здорова,
Хоть и забыла, что значит дом.
А состояние бегемотье
Таращит, плющит и рвет в лохмотья,
Канючит, требуя жить по-скотьи, —
Чужим кормиться рукомеслом.
Ему б лететь наугад в Воронеж
Сквозь эфиопскую злую крóмешь,
Да только хрен ты его догонишь —
Кошачье счастьице-где-нас-нет…
Вот потому-то пальме-троне
Торчит, как выигравший в лохотроне,
Как будто спасся от злой погони,
Чтоб на Титаник купить билет.
Здесь, на развалинах Карфагена,
Котейка бьется башкой о стену:
Не отпускает его из плена
Лукавый гиппопотамий ум.
Так как же, все-таки, Гаутама
В себе ухлопал гиппопотама?
Вздыхает он и твердит упрямо:
Ом мяу, божечки, падмэ хум!
МАЛО-МНОГО
Ветер попляшет на наших костях.
Расцветет трын-трава купоросов цвет…
Мы исходили дорог, сожгли мостов и сигарет
Столько, сколько стрелок в песочных часах.
Ходили за правдой на чужбину, за верой в бардак:
Верка дала себя знать, а в ногах правды нет.
Слали гонцов за смертью, — они приносили пакет.
В пакете бутыль отравы. Иначе — никак…
Мы искали пригоршню неба, мы искали ответ:
Нас призвал к ответу бес пить небо ведьминых губ…
Не томи, откройся, родная, — люб или не люб? —
А она закрыла дверь и погасила свет…
А вот по воде плывет отрада всем на свете блядям: —
Значит, скоро суд, заступи и спаси!
Кроют чистым золотом купола на Руси,
Чтоб лупили зайцы жлобов по глазам.
Бледный конь споткнулся, всадник слез покурить: —
Пол-листа книги жизни, горсть каннабис-травы…
Нам бы к нему под нож, да с перепою не поднять головы:
Слабость — наша сила, значит, будем жить!
ПРО МАТЧАСТЬ
Тем, кто плохо учил матчасть,
в этом мире всегда напасть:
и французский коньяк не всласть
и вакханки хмельная страсть.
Тот, кто плохо матчасть учил, —
мир юдолью граблей и вил
мнил. И плыл, не жалея сил,
без штурвала и без ветрил.
И приятных с виду людей
он в душе считал за блядей.
И за это как фарисей
каждый день огребал люлей.
Не был он воплощеньем зла:
он убил бы в себе козла,
чтоб творить благие дела,
да матчасть опять подвела…
Оттого-то с младых ногтей
заставляйте своих детей…
чтобы в жизни им не пропасть, —
непременно учить матчасть!
ШАМАНСКИЙ КОСМОС
Ветер в голове — ветер звездных дорог.
Черные глаза твоего Нагваля.
Духи тишины нам играют рок —
Рок обратной лунной стороны медали.
Музыка судьбы, музыка гремучих камней —
Каждому свой бубен и свое камланье.
Мы всего лишь птицы с сердцами людей —
Ловим в вышине наше птичье знанье.
Мы всего лишь дети огненной великой змеи.
По слогам о силе мы читаем сказки.
Снег далеких звезд запорошил косы твои.
На миру красна и смерть в ночь аяхуаски.
Подбрось болиголова в костер.
Открой то, чем видят сны.
Там за рекой, смотри —
Шаманский космос…
ВОЧЬЯ СЫТЬ
Мое православие
Закладка с дозой лютых грехов.
Мое православие
Делит весь мир на друзей и врагов.
Здесь можно быть черным, можно быть белым,
Можно быть частью, но невозможно быть целым.
Мое православие
Спасает меня от меня самого.
Мое православие —
Верую, яко придет твое торжество.
Здесь можно лежать в калу, яко свиния
И придавать живот свой мускулистые руце твоя.
Мы — черная сотня!
Мы — волчья сыть!
Воистину Руси есть веселие пить!
Мое православие
Даже ночью дарит мне свет.
Мое православие
Мне, грешному, выпал счастливый билет.
Мы пришли туда, кто в первый, кто в двенадцатый час,
Нам никто не посмеет сказать: идите прочь,
не знаю я вас!
Мое православие
Не опиум, а наркоз.
Лекарством душе
Здесь зовут коллективный психоз.
Здесь ликуют ангелы все, здесь скалится бес,
Здесь небо с землей ведут бракоразводный процесс.
Здесь все кричат о рае,
Мечтая гореть в аду.
Здесь наш дорогой прокурор
Готовит нас всех к суду.
Но сколько же можно, боже,
Плясать под эту дуду?!
ТРАВА РУССКОГО ПОЛЯ ЭКСПЕРИМЕНТОВ
ПРОРАСТАЕТ В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ
Эра Водолея кончилась вчера.
Леди безупречность, что была с тобой добра,
нагадала тебе идти своим путем —
дальнюю дорогу, кислотный дом.
В чаппарале ветер, в огороде лебеда.
То ли просветленье, то ли как всегда…
У колеса Сансары переломилась ось —
нет тебе пути, воин, уж так повелось.
За стеной тумана в баньке пауки.
Хочешь, ищи по глюкам имена своей тоски,
Хочешь, дантовым лесом стой и кровоточи,
Хочешь, водкой духовный сифилис свой лечи.
Двери восприятия закрыты на замок.
Возле них барыжит спайсом добрый человекобог.
Ну а ты собрал себе мир сакральной неебической любви —
Вот теперь как хочешь в нем, так и живи!
Может, злая белка, может, дар Орла:
Знание подкралось к тебе с кувалдой из-за угла:
И как теперь развидеть сорок олли на хвосте?
Храни новых видящих, господи Исусе Христе!
ИЛЛЮЗИИ
Пепел вечной любви,
дым забытых надежд —
это ветер иллюзий.
Мне очевиден выбор,
я чту закон —
держаться подальше от выхода
из зоопарка.
И мне плевать,
что каждый сам себе телевизор
и каждый волен смотреть
любое кино.
Здесь я родился,
здесь мое дно и мое небо…
Здесь моя конура.
Я читал, что мы — не рабы,
это значит, я тоже
вольный пес:
я сам выбираю длину цепи —
дом, работа,
и новые фильмы по старым
воспоминаньям.
Вера моя — точно знать,
что жизнь без иллюзий,
как праздник без водки
и мир без войны.
Пусть я слепой, —
я не желаю твоего зрения.
Я разобью тебе морду в кровь,
Если ты снимешь меня с моего креста,
Если ты вынешь меня из моей петли.
Я станцую джигу на твоих костях,
Если ты снимешь меня с моего креста,
Если ты вынешь меня из моей петли.
***
Ему говорили: — возьмись за ум!
Он кивал и брался за блуд.
Он не шел напролом, он шел наобум,
Как татарин искал приют.
Он рубил слова на своем носу,
Он дудел в чужую дуду.
Он возил с собою свой страшный суд
И в Смоленск и в Караганду.
Господи, выдай! Хавронья, съешь! —
Он молил пустоту небес,
А когда, наконец, приключался трэш,
Он не в петлю, — в бутылку лез.
Не дожег мосты, не домел следы,
Недопонял, в конце концов…
Он из тех, кто всегда пополнял ряды
Брейгелевых слепцов.
ТАНГО САНСАРА
Я снова не успею стать собой.
Я бог, я червь, я царь, но не герой.
В русской сансаре,
в пьяном угаре,
в пустоте зеркал
шумный бал.
Гордые стены кружатся в такт.
Вскройте мне вены ради Христа!
Я снова не успею стать всерьез
предметом ваших сексуальных грез.
В русской сансаре
скорбные твари,
позабыв творца,
ждут конца.
Я принимаю ваш компромисс:
Позвольте, лишь угадаю: вверх или вниз?
Я украшаю жизнь гирляндами снов,
я украшаю слог кружевом ассоциаций.
Я брожу в отражениях пыльных своих декораций,
не надо оваций,
не надо восторженных слов,
я все еще жив…
***
Он умер от равнодушия.
Он плакал: мне все равно,
Достигну желанной суши я
Иль камнем пойду на дно.
Поэтом самоубившимся
Он издавна стать мечтал:
Чтоб свет луны, не родившейся,
Чтоб звезд холодный металл… —
Звучать черепахой-лирою,
Кимвалом-медью звенеть, —
Заманчивей, чем отстирывать
Авги́еву свою клеть…
Но мерилось вдохновение
На шкалик и на полштоф: —
Дарил он блядям мгновения,
Но ввек не дарил цветов.
Но понял в один из вторников:
И бляди вздор, и вино, —
Хоть веры такой поборников
Всегда считал за говно…
Но, губы до крови кушая,
Не встал, не шагнул в окно, —
Он умер от равнодушия:
Ему было все равно.
***
Я не знаю, зачем я, и что я здесь делаю.
Я просил половину, мне выдали целую.
Я не знал, что как только достигнешь самадхи,
Нужно взять коньячку и поехать на блядки.
Жизнь как мордой об стену заманчиво блазнится.
Кем я был, кем я стал, да какая мне разница?!
КИСЛОТНЫЙ BAD TRIP
Ты влюблялся в тех женщин, которые всегда говорили нет.
Ты хотел их трахнуть, но писал им стихи, полагая,
что ты поэт.
Только слишком уж это напоминало
попсовый видеоклип —
Ты тогда еще не понял, что вся твоя жизнь —
сплошной кислотный бэд-трип.
Твой дом был похож на портовый бордель, —
стал похож на фамильный склеп.
И когда в твои двери стучатся друзья, ты говоришь,
что оглох и ослеп.
Ты мечтал о свободе, описанной в книгах,
но живешь среди дохлых рыб —
Ты тогда еще не верил, что вся твоя жизнь —
сплошной кислотный бэд-трип.
И вот ты все глушишь синь под Кинг Кримсон,
все рыдаешь под Радиохэд,
И давно уже канул в очке унитаза
твой самый счастливый билет.
И твой телефон молчит, как будто все решили,
что ты погиб:
Ты так долго не верил, что вся твоя жизнь —
сплошной кислотный бэд-трип.
Ты хотел стать святым — ты пишешь посты
для гламурных блядей.
И, засыпая под утро в холодной постели, ты веришь,
что не любишь людей.
Снова кошмар. Ты кричишь ее имя, но слышишь
только сдавленный хрип…
Слишком поздно ты понял, что вся твоя жизнь — сплошной кислотный бэд-трип.
***
Бог вытаскивал кроликов из рукава,
воскрешал младенцев из гроба,
гнал вино из воды… я лениво зевал:
— Это все, на что ты способен?
— Разве мало тебе? — не сдержался бог,
наконец, задетый жестоко,
и, надвинув на лоб терновый венок,
самый главный проделал фокус.
Ну а я:
— Это все, что умеешь ты?
И, по-твоему, это чудо?
Может, лучше нажраться мне кислоты
и свалить к богу в рай отсюда?..
— Ну и ладно, — с досадой выдохнул бог,
— раз, — не хочешь, а два, — не надо!.. —
и ушел, отрясая пылинки с ног,
по аллее Летнего сада.
Я смотрел ему вслед сквозь туннель-тональ,
разобщен и разочарован.
И червонцем в кармане комкал печаль:
я чего-то не понял снова.
ВАНИЛЬНОЕ НЕБО
Авиаторы спят, а самолет летит
В голубую страну самых душистых прерий.
Туда, где женщины вамп и антилопы гну,
Где флуоресцентные волны нежно кусают берег.
Авиаторы здесь и сейчас на тропе войны.
Бьют без промаха их легкие злые стрелы
С оперением синей птицы, с жалом из лунного серебра, —
Авиаторы знают закон: ждешь мира, — готовь парабеллум.
Авиаторы спят, а самолет летит.
Но разбудят их в срок стремные санитары.
И станут они опять ивановы и марьины
И погасит серый рассвет их внутренние пожары.
А в иллюминаторе у них давным-давно не земля,
В иллюминаторе у них ванильное небо…
ТОТАЛИТАРНЫЙ БЛЮЗ
Вставай, баба Люба, тебе давно не предписан покой.
Вставай, баба Люба… — это наверно за мной!
Хохлы с кацапами срутся, у кого длиннее чуб, а у кого борода:
без тоталитарного блюза этой стране не прожить никогда.
Эй, баба Люба, ты ведь тоже помнишь это музло:
ублюдочные щенки как орлята встают на крыло.
Шуты в папахах и рясах орут: «православие или смерть!» —
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.