Бесплатный фрагмент - Фокус-pocus

«ФОКУС-POCUS» — первая книга стихов известного рэпера Тимура Чека. Но это не значит, что Чек — новичок в искусстве.

Вся его биография — это непрерывный поиск себя. С пяти лет Тимур занимался музыкой, играл на гитаре, пел и даже выступал перед большими аудиториями (первые релизы на советских сборниках с песней «По приютам я с детства скитался»)

В восемь и в десять лет снимался в известном киножурнале «Ералаш», а в 12 — озвучил главного героя фильма Спилберга «Искусственный разум». Начал вести две детские радиопередачи на «России».

И вдруг, в этом же нежном возрасте Тимур неожиданно увлекся рэпом. Вскоре это детское увлечение стало призванием. На сегодняшний день на счету у Чека — несколько сольных альбомов и опыт преподавательской работы. Сейчас Чек учится в Магистратуре Академии имени Гнесиных.

Стихи Тимура — некий шаг не в сторону от рэпа, а скорее, в глубину. Кажется, наступила пора, когда высказываться в ритме музыки Чеку стало тесновато. Видимо, поэтому и появилась у автора этой книги необходимость нащупать и почувствовать вкус музыки внутри самого слова.

Анна Саед-Шах

посвящается моему первому мудрецу

***

Мало родиться просто человеком,

Молиться на распятье или на Мекку.

Будь ты громилой или калекой —

Ты должен переплыть эту мутную реку.

РАСКАТЫ ГОРОДА

***

Что бы делала душа, если б не было тела,

куда бы летела?

Какое нам дело, куда бы летела,

здесь времени нет прокормить даже тело.

И люди как люди, дышать — не дышать,

и смерти не будет, если быстро рожать,

и город как город — готов поиграть,

потом придушить, проглотить, растоптать.

курну до упора — и жизнь хороша —

лети выше неба, родная душа!

***

Нева с размаху бьется о гранит,

бежим куда-то, память обронив,

бесценно время до семи колен,

ступени к небу, но ныряем в плен.

Священно все, как целое одно,

но хватит камня, чтоб разбить окно.

***

Раскаты города, срываясь по наклонной,

обрушивают тонны на поток,

ты просыпаешься, как призрак сонный

глядишь на белый потолок.

Затем на дверь, в окно на площадь,

людские люди тут и там,

по переходу скачет лошадь

и всадник с горем пополам.

Бегут, бегут перед глазами,

звенит трамвай как кошелек,

и за спиной века бросают

в меня пропущенный урок.

И упираются копыта

в тупой ороговевший лед.

…А у разбитого корыта

в избушке, где все шито-крыто —

старуха ожидает взлет.

***

Пульс учащен,

в зеркале ход бытия,

отраженье не спит,

вход запрещен,

хочу выйти я,

но и выход закрыт.

Вдох из шумного молчанья,

выдох громкой тишины,

всё хранит воспоминанья —

забываем только мы…

СТАРИК

И он выходит за дверь —

в чужеземный день.

Ступени лестницы знакомы

память проявляет пленку,

то четко, то сильно смазано,

мир намекает тонко:

все отмерено — вам отказано.

По второму, по третьему кругу

звонко скачет трамвай кольцевой.

…позвонит ли он старому другу

и найдет ли дорогу домой…

Он не помнит ни года, ни города,

и с ухмылкою смотрит в окно —

вьется улица, холодом вспорота —

чужеземное веретено.

***

Север и восток, эй!

запад, центр, юг, эй!

музыки исток, эй?

трансцендентный звук, эй!

это москва zoo, эй!

в каменном лесу

без мазы голой рукой

ловить осу..эй!

улицы stand up!

победил трамп?

Fuck

***

Мысли нагоняют суету,

трассы нагоняют пробки,

старость липнет к старику,

к пьянице — рюмка водки.

А вот ко мне не липнет суть —

видать, я не Спиноза!

Я словно пес могу лизнуть

холодный, зимний воздух

и вместе с радостью обид

ныряю в мир подлунный:

звучи, качай трехмерный бит,

горн духовых, хор струнных!

***

Садится Солнце над Москвой.

Краеугольный шар пылает.

Еще вчера была со мной,

и завтра можешь быть со мной —

ведь время вьется по спирали.

***

Гонит ветер капли по стеклу,

по прямой им почему-то дольше,

чем зигзагами в небытиё.

Ё-моё!

Я зеваю нарочито сонно:

мне неловко видеть из сапсана

жалкие развалины домов

и старушек с горечью бездонной.

***

Я сапиенс 22-го века,

мой лучший друг — покорный робот,

и всю мою библиотеку

в 100 терабайт храним мы оба.

Нам путешествовать не надо,

да и границы перекрыты,

и я на службе телепата

голограммирую орбиты.

Дела мои совсем неплохи,

но все же я обеспокоен —

листая пальцами обои,

читаю старые эпохи.

Хожу гулять, но ненадолго, —

чтоб жизнь проветрить через рёбра,

бессмысленно гляжу на окна

прижатый тенью небоскреба.

Неоновый окрас проспекта

синеет полицейским воем.

Дитя двух одуревших двоек —

я так похож на человека!

Вот подошел к солёной яме,

что прежде звали океаном,

присел на свой любимый камень

в межгалактической тоскане,

слежу, с мешками под глазами,

как мусор прячется в тумане.

Меня отслеживает всюду

мой верный робот подневольный.

Я никогда никем не буду —

и мне уже не будет больно.

***

В этой тусклой пещере коммунальной

квартиры —

и первобытное и племенное,

в этой узкой системе заплатами двери,

помещения смутны, без дао и ци,

и скребутся ночами голодные звери,

и шуршат под обоями, подлецы.

А на кухне в корзине чьи-то чешутся яйца,

и сосед у соседки тибрит борщ без стыда.

…Всякий русский, схитривши, похож на китайца,

а китаец на русского — никогда.

МАСКИ-ШОУ

***

Твой чиз кейк — это крики зала,

парень хочет налево, но его заносит вправо,

а я вот оденусь в прадо,

хмельной выйду на сцену,

крикну телке: эй двигай задом,

стану дергаться нервно,

как перед толпами динозавров,

как же надоело быть бараном!

В каждом сердце есть вера,

в каждом сердце есть высший папа,

каждый может быть первым,

если быстро драпать.

***

Я вижу, как в толпах бегают бесы

рубли, евро, доллары, песо —

это не та ржавчина,

что оттирает «доместос».

Каждый павший ограничен формой и местом,

и даже земля — это все же не весь дом,

какой же смысл ходить

с опасным лицом,

где все равно каждый у каждого тырит

и скоро ни у кого

не останется ничего

и некому будет

залатать дыры.

***

Вдыхаю с кислородом счастье,

ответственно отлив в кусты,

и тикает мое запястье,

движуха не дает остыть,

и день за днем, и все сначала —

дышу послушно как барбос,

пока сначала — не зачала,

откуда и куда я рос?

И для кого себя играю,

и где я буду песни петь,

кода сырая и почти живая

обнимет смерть.

***

Взгляд вовнутрь,

парение ястреба.

соблюдение ясного —

веер утренних сутр.

краеугольная треуголка —

человеческая натура,

как ни переверни — иголка

целит в центр круга.

Крылатый шарик уколами исцарапан,

обожжен огнями и огнем палящим,

да все летает на радость детям — уже солдатам.

…Малыш прицелился пластмассовым автоматом,

а выстрелил — настоящим.

***

Я не хочу взрослеть,

играть смешные роли,

подбирать пароли к сейфу чужой души

и ждать залетный поезд на перроне

и намекать девчонке: согреши.

На станции вошел калека,

искажено лицо под грузом грязных дел,

не помогли ему ни доктор,

ни аптека —

я протянул десятку в опохмел.

И вышел он, а я поехал — время

делить с людьми, сидящими в рядок,

не выдавая лиц.

Мне до конечной, по пути со всеми.

и не сыграть на бис.

***

Раздень день

до гола

посреди

солнечно залитого.

Проследи,

как играть правильно —

главное — не по правилам.

***

Темнеет парус одинокий

в непостижимом мираже

и сверлит мир орел двуокий,

двуглавый развернув сюжет.

…Противны мне мои кривлянья

и лесть, что ворошит грехи,

цветочки. встречи. расставанья —

и не сбываются стихи.

***

Продюсеры — тусеры лают

и глупо называть их «братух»,

когда протух

весь рынок — и нас бьют.

Пока мечтаем

через фейсбук и ютюб —

нас бьют,

а дети растут

и просят фастфуд.

***

Вова не верит в бога.

иначе не объяснить,

откуда такая тревога —

Вову опасно злить.

Он полыхает круче огня,

в своих неудачах всех виня.

Вова не верит в бога.

он сам бог — что дал, то и отнял,

что отнял, то и пропил —

а вроде бы — не дебил.

***

В пыли сундуков-городов

мы хранимся как старые вещи,

головы жмет от затрещин,

в мире, давно не здешнем,

подержанном и прижатом к стенке —

собираем пенки.