Бесплатный фрагмент - Её не покорить — ей покоряются

каждому, кто повстречался на этом пути.

спасибо.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне 15. Я сижу в свеже-отремонтированной комнате в старом доме неблагополучного района Павлодара. Комната обставлена мамой, клеить постеры на стены нельзя и вообще ничего нельзя. Из своего у меня подушка с лицом Алекса Гаскарта, вокалиста любимой группы All Time Low, старая камера Canon, стопка коробок и книг на стуле вместо штатива и мечта «стать чем-то большим», но я пока не знаю, как это сделать. У меня не очень много опций: есть способы занять себя, но единственный шанс изменить жизнь радикально и «вылезти из помойки» — уехать в большой город.

Для меня большим городом стала Москва. Я не была в Питере, хоть и очень его романтизировала: больше потому что так делали все, а не потому что он мне правда нравился.

Я не любила Москву, потому что это было модно, ведь в Питере душа, а в Москве её нет. По крайней мере, я так слышала.

Но ещё я слышала, что там жизнь другая. Я слышала, что там есть Старбакс и Красная площадь под Новый Год, что там можно загадочно ходить по красивым старым улочкам со стаканчиком кофе и быть таинственной прекрасной незнакомкой. Я знала, что там есть небоскрёбы и Рублёвка, что Кутузовский проспект по ночам красиво светится, что там водятся деньги и что люди там никогда не ленятся и не устают. Я знала, что Moscow Never Sleeps и «В этом городе я знаю пути», что Москва слезам не верит, что её не любили поэты (Кстати, это неправда, спросите Цветаеву) и очень любили купцы. В ней строились здания, в ней рушились судьбы, в ней сбывались мечты. Я не сомневалась, что там можно «стать чем-то большим».

Обычно из моего захолустья поступают в шараги Омска, Новосибирска и Барнаула, ну, просто потому что это легко. Они уезжают в другой город, но по сути — продолжают жить в Павлодаре. Звонят маме каждый день. Приезжают домой каждые каникулы. Видятся со старыми друзьями. Те же проблемы, те же лица, те же сплетни. Мне это не подходило.

Я хотела уехать так далеко, чтобы все ужасы тех лет остались позади, и если бы и догнали меня — то очень нескоро. Москва была достаточно далеко. Никто там не знал меня настоящей.

Я попробую объяснить вам это чувство.

Вы деятельная активная школьница, мисс always-trying-too-hard-but-never-enough. Школьные концерты, мероприятия, олимпиады, YouTube-блог, каверы, книги и желание быть везде.

А вокруг вас — Никогде, как у Геймана. Туннели, грязь, подвалы и болота, только не вокруг, а внутри. На душе не то что кошки скребут — по душе бегают помойные крысы. Город, где нет перспектив. Город, где ничего никогда не происходит, а когда ты пытаешься что-то устроить — в тебя обязательно тыкнут пальцем.

В 2014—2017 Павлодар был худшей средой для того, чтобы даже пытаться «стать чем-то большим». Что больнее — меня ненавидели за то, что я пыталась. Нет, никто не окунал меня головой в унитаз, мы не в американском фильме. Мне не объявляли бойкот, меня не зажимали в коридорах. Но я слышала в этих коридорах разговоры. Я видела, как люди относятся ко мне. Это же так легко заметить.

На аск фм (Помните его? прилетало очередное «на каждое мероприятие суёшься в школе, бесишь», в Подслушано появлялось новое «Катя Гаскарт ты тупая пизда удали канал не позорься». Мою лучшую подругу Лусинэ стебали в классе за то, что она со мной общается. Больше близких друзей у меня не было. Мои подростковые бойфренды были такими же «не в тусовке» как и я. Слова «кринж» тогда ещё не существовало, но я уверена, будь оно в обиходе — его бы применили ко мне. Я не была изгоем, нет. Но и королевой школы мне тоже было не стать.

Вечный внутренний конфликт: остаться собой, но при этом всем нравиться. Я делала вид, что мне не больно, улыбалась, когда общалась в лицо с теми, кто обсуждал за спиной, ведь «я выше этого». А после я приходила домой, роняла портфель и плакала в своей комнате по 2—3 часа и ничего не снимала по полгода.

И как будто бы у меня недостаточно прав, чтобы сказать «меня травили», но игнорирование, исключённость из коллектива и холод ранят не меньше жестоких слов и воды в унитазе. Вы знаете, какими жестокими могут быть подростки.

Я не хотела быть одна — я собрала свою компанию. В неё позвали ещё людей, таких же «непринятых» остальными. Мы были токсичны друг для друга и токсичили на всех вокруг. Момент, когда мне перестало нравиться слоняться без дела по торговым центрам по 6 часов и обсуждать, какие все вокруг тупые, наступил достаточно быстро — и тогда токсик перекинулся на меня. Я «стала слишком крутой, чтобы общаться с нами». А я просто хотела общаться со своей лучшей подругой Лу, что тоже отделилась от них. Хотела больше снимать видео и общаться со своими интернет-друзьями.

Всё, о чём я мечтала с детства — слава, популярность, признание. А получила одиночество в толпе. Ты постоянно рядом со сверстниками, но тебе с ними не комфортно. Среди взрослых в городе нет ни одного человека, на которого я бы хотела походить. Я и сейчас никогда не послушаю совета того, кто после 18-ти остался жить в Павлодаре, потому что они не живут той жизнью, к которой стремлюсь я. У меня не было примеров для подражания. Ещё в 14 я поняла, что не хочу быть похожей на своих родителей. Дальше один за другим меня разочаровывали родственники, и если поначалу я сомневалась «Могу ли я отказаться от них», то со временем я научилась вырезать людей из жизни почти так же спокойно как наливаю себе утренний чёрный кофе.

Тогда я нашла спасение в интернете. Я ждала 18-летия как выхода из тюрьмы. Это были длинные 3 года в режиме ожидания, а хотелось уже жить по-настоящему, в моменте. Я чувствовала себя гусеницей: ещё чуть-чуть и кокон разорвётся — я распахну крылья и улечу в Москву.

Надо только сделать всё правильно. Продолжать работать ради целей, продолжать стараться. Надо поступить. Что угодно, но поступить.

Мои родители меня не понимали. Им в принципе не было дела до того, как я себя чувствую: важно было, что я одета, обута, накормлена, крыша над головой есть. Что ещё тебе надо? Чем ты недовольна? Вечно тебе всё не так. Неблагодарная. Эгоистка. Два слова, что преследовали меня вплоть до поступления.

О, да. Мне хотелось уехать как можно дальше.

Я стала просто одержима этой идеей.

Я бросила танцы из-за желания писать пробники по журналистике и медиа в Вышку, начала набирать портфолио из первых статей. Публиковаться в Павлодаре было негде, там до сих пор нет медиа и культурной жизни. Я искала варианты в интернете — их было немного, но на сайте ШколаЖизни.ру до сих пор лежат мои статьи о подготовке к IELTS. Иронично, что я и сейчас занимаюсь просветительской деятельностью в нише английского.

К 18-ти, в 11 классе, обстановка в школе стала спокойнее, все как будто выросли, но близких друзей в параллели у меня так и не появилось. Старые друзья из физмата отвалились естественным образом, когда я перевелась в гуманитарный. О гуманитарных одноклассниках я промолчу — там крайне малопримечательные люди.

Груза на плечах добавляло то, что к концу года поступили бы как будто уже все — даже те, кто не особо старался. Те самые Омск, Барнаул, Новосиб, но были те у кого выпала карта на Москву и Питер. Кто-то свою путёвку в МФТИ и ИТМО заслужил. А я не поступила.

Знаете, что такое гнев отличника?

Это когда ты слишком сильно стараешься, много ожидаешь и в конечном итоге разочаровываешься, а кто-то играючи получает то, ради чего ты из штановы выпрыгивал — и ты хочешь убить его за это. Я тогда была с жутким синдромом отличницы и думала, что если сильно стараться и много работать — будешь впереди всех. Мне ещё предстоит узнать, что работать нужно не много, а эффективно, а ещё иногда решает простая удача. Скоро я научусь расслабляться и жить медленно, но вплоть до получения заветного диплома Вышки — я буду суетиться.

Тогда я знала лишь то, что я из штанов выпрыгнула ради поступления в Вышку в Москву — а оно всё ещё не случилось.

Пока однажды, 4 апреля 2017, будучи в одном полотенце после душа, не взяла телефон мокрыми руками и не открыла почту. Сама не знаю, почему именно её. Потянуло. Письмо из Хогвартса лежало в ящике второй день.

Я поступила в Москву. В Вышку. На лингвистику.

Кокон разорвался.

Можно раздвигать ошмётки и лететь.

Все мои ночи с учебниками английского, все мои пробники, тесты, поездки, олимпиады, дипломы — всё было не зря. И пусть скорее от большой удачи, чем из-за моих стараний — я смогла.

Я уеду из этого захолустья и больше никогда не появлюсь в нём. Меня забудут, я забуду, все мои травмы останутся там. Я начну новую жизнь с чистого листа. В ней будет драма, любовь, вечеринки, учёба в центре Москвы, Москоу-Сити, поездки по Садовому, дружба, предательства, сплетни и ссоры, красивые истории любви и некрасивые концовки, в ней будет страсть, в ней будет драйв, в ней будет биться сердце.

В ней будет всё, что я хочу. Как я мечтала.

Я проживу свою жизнь в Москве так, что однажды захочу написать об этом книгу.

И знаете что?

Приятного прочтения.

Москва (не сразу строилась)

Датчик температуры в нашем старом Лифан X60 показывает +31 градус снаружи. Кондиционер еле работает. За плечами Павлодар, Омск, Челябинск, Саратов (или всё-таки Самара), Нижний Новгород, Казань, Уфа и Чебоксары.

Плечи болят, кстати. Как и спина после сна в машине, потому что родители экономят на мотелях, и пары убитых матрацов, собственно, дешёвых мотелей, где мы жили раз в 2 дня.

Мне 18.

Где-то на горизонте маячит моя новая жизнь. Да, улететь не получилось, но хоть так. С флешки в виде Деда Мороза, что мне вручили на мой 11-й Новый Год в пирамидке из подарков в форме Деда Мороза, играет «Чай, сахар» группы Хлеб. Моему брату 5 лет. Это его любимая песня. Он ноет, что устал и хочет есть, на заднем сидении.

Указатель «МКАД» виднеется на горизонте. Пробка не движется.

Ну же. Пожалуйста. Ещё чуть-чуть.

Не сочтите ханжой. Я улыбалась всем, кого встречала в этой тяжёлой дороге длиной в 5 дней.

Я очень хочу в Москву.

Я её люблю уже сейчас. Уже заранее.

Я ненавидела Москву до переезда.

Я из тех зашуганных девочек в провинциальных городах, что романтизировали Питер, слушали алёну швец, смотрели Версус и мечтали о том, как они переедут в «город на Неве», будут загадочными петербурженками, читающими Достоевского в метро, курящими горький парламент и всегда говорящими с лёгкой ноткой снобизма.

Я тогда не знала, что питерское метро — это туннель в болоте, Достоевский ебаный нытик, а снобизм коренных петербуржцев отнюдь не лёгкий. Я была в Питере 6 раз: поверьте, я успела убедиться, что мы с ним друг для друга не созданы. Однажды меня там отчитал дед за то, что я ела свою пышку сидя на бордюре (да-да-да, бла-бла-бла, поребрике) на Конюшенной, потому что «совсем уже, на улице еду едят как бомжихи». Короче, Питер ваш — оверпрайснутая выставка средневековой архитектуры. Люди там хмурые, злые и брюзжащие, и никакой романтики в нём нет. Давайте, местные жители, выпускайте Шреков наружу и кидайте в меня болотные камни.

Москва покорила меня 25 августа 2017 года. Это просто случилось. В отличие от Питера, который мне всё говорили «распробовать», Москва никогда не тратит твоё время. Ты приезжаешь в неё и сразу понимаешь: да или нет.

У меня было однозначное «да».

Я уже была в ней до этого. Пару раз проездом до или после лета у бабушки в Нижнем Новгороде. Один раз ночевала на съемной квартире у брата отца на улице Беловежская. В 14 — была на концерте Green Day в Олимпийском и встречалась с интернет-подружкой в Ботаническом саду.

В 10 классе я даже приезжала в заветную Вышку писать Высшую пробу по русскому, где не заняла никакое место, но успела походить по Никольской со стаканчиком Старбакс и попасть на новогоднюю ярмарку у ГУМа. Тогда же я впервые покаталась одна на метро: отец оставил меня в Вышке на Шаболовской и уехал, а я сама добралась после олимпиады в центр и не потерялась. Так гордилась собой.

И хотя на стену ВКонтакте я всё так же активно постила картинки и цитаты в духе «Питер это по любви» — в ту поездку начали закрадываться мысли, что Москва всё же не так плоха, как о ней говорят. Да и денег и возможностей там, как я слышала, больше.

Через 5 лет в Москве я узнаю, что часто плохо говорят о хороших людях, которые ни под кого не подстраиваются. Я узнаю это, потому что стану одной из них.

Когда в 11 классе я выбирала, на какие образовательные программы Вышки подавать заявки в отборе для иностранцев — я ставила московские в первые приоритеты. Я надеялась поступить в числе первых в своём году, но к сожалению, у меня ничего не получалось. Мне предложили два бюджетных места в Питере (Казалось бы, моя мечта?), но что-то внутри противилось. Я чувствовала, что не буду счастлива там, и я отказалась. Господи, как бы я жалела, если бы тогда согласилась на первое попавшееся.

В конечном итоге мне просто повезло.

В 11 классе я не выиграла ничего солидного: золото на областной олимпиаде по английскому, бронзу на республиканской в Казахстане — да, у меня были старые дипломы, но никаких толковых призовых в российских перечневых. Я завалила отбор по Россотрудничеству, и к концу года была чуть ли ни единственной не поступившей.

Половина поступили по проплаченным отборам в Славянском центре в Павлодаре — это когда платишь 70 тысяч, скатываешь с телефона тесты на excuse-of-an-exam, и получаешь путёвку на бюджет в шарагу в Омск или Новосиб. Кто-то просто удачно скатал математику на Вышкинской олимпиаде в Караганде и согласился на «что дали». Я решила, что я выше списывания (Привет, синдром отличницы), а денег на проплаченный отбор в семье не водится, да и в шарагу поступать не хотелось. Тем не менее, я постоянно чувствовала себя ничтожеством. Хотелось сдаться. Я ведь так старалась. Почему, почему не я?

Из окна моей комнаты видно церковь. Я готова молиться кому угодно. Пожалуйста, пожалуйста, дай мне поступить в Москву.

В руках блокнот с роадмапом поступления. Тогда и слова-то такого не было — роадмап. Так, схема из стрелочек и кружочков по трафарету монеты в 50 тенге, в которых написано «Отбор Россотрудничество», «Отбор для россиян», «Отбор по ЕГЭ», и в самом худшем случае — грустный смайлик у слов «Не поступила». Я нещадно приближаюсь к нему.

Мне страшно.

Я до сих пор храню блокнот с этой схемой.

Питера уже не было в вариантах. Москва даже не маячила на горизонте. Я боялась, что к концу 11 класса я буду единственной, кто не смог, не поступил. В случае с казахстанскими школами — это катастрофа. У меня не было шансов хорошо написать ЕГЭ: моя школьная программа вообще не соответствовала российской, и я бы не набрала даже 70 баллов, наверное, не то что 90.

Я набралась смелости и поехала написать ещё одну Высшую пробу — уже в Омске. Опять по английскому. Если мне с чем-то в жизни и повезло, так это со способностями к языкам.

Письмо счастья из московского Хогвартса пришло в апреле — там было написано, что с моими результатами можно на бюджет на прикладную лингвистику. Я не думала дважды.

— Я поступила! — с мокрой головой вылетаю из ванной, едва натянув футболку на такое же мокрое тело. Родители собираются ужинать. Отец смотрит на меня в недоумении.

Я не помню их реакцию. Кажется, они были рады, но не слишком. Они точно не были удивлены. В отличие от меня они почему-то были уверены, что я поступлю. У нас был этот разговор в начале года: поступай куда угодно, хоть в Америку, но денег на твою учёбу у нас нет. Из вариантов — только бюджет.

В августе 2017 мы поехали подавать документы и зачисляться. Меня везли в Москву на машине, 5 суток из Павлодара с огромным накладным багажником на крыше, половина содержимого которого мне была не нужна. Совет: не давайте детям мультиварку в общагу. Они все равно не будут ей пользоваться. Набор для шитья им тоже не нужен. Одежду можно купить уже на новом месте, постельное бельё обычно выдают, дайте детям с собой хороший ноутбук и побольше денег (Не как у меня). Позвольте им самим жить эту взрослую жизнь.

25 августа 2017 я пришла в Вышку на Мясницкой отдавать оригиналы документов.

Семью я оставила в Бургер Кинге в главном здании. Я хотела сделать это одна. Это была моя и только моя мечта. Родители никак не участвовали в процессе поступления — просто соглашались на мои идеи. В 8 и 9 классе я долго ссорилась с ними, объясняя, что «Высшая школа» — это не школа, а универ, можно, пожалуйста, не подвергать сомнению мои решения, нет, я не хочу в МГУ, я не буду поступать в МГУ как баба Валя мечтает, я не обязана воплощать в жизнь ваши хотелки.

Мне нужно было разделить поступление в Вышку только с собой. Больше никто не заслуживал.

Было безумно тревожно. Казалось, что сейчас меня разоблачат, никакая я не умная, и поступление до сих пор кажется мне скорее счастливой случайностью, чем моей заслугой. Я до последнего была уверена, что сейчас я приду, а мне скажут «Ой, у нас случилась ошибка в системе, на самом деле вы не поступили», но выйдя из первого кабинета, отдав документы лично заведующему дирекции по работе с иностранными абитуриентами, которого я на тот момент уже явно заебала уточняющими вопросами на рабочую почту — я, наконец, вздохнула с облегчением.

Я поступила в Вышку. Теперь я живу в Москве.

За десять минут в моей голове пронеслись тысячи картинок: я со стаканчиком Старбакса у ГУМа перед Новым Годом, я у Сталинской высотки МГУ (Тогда я только такую знала), я на Воробьевых горах, я еду в такси по Кутузовскому проспекту, и много чего ещё. Я была готова начать жить эту жизнь.

В тот день зачислялись только иностранцы, в том числе, ещё одна девочка с моей школы. И хотя я умоляла менеджера не давать нам места даже в одной общаге, не то, что комнате, он почему-то решил, что поселить нас вместе — отличная идея. В общагу на Проспекте Мира.

Эйфория от поступления рассеялась сразу же. Сердце ушло в пятки. Я бежала от своего прошлого и всех людей в Павлодаре, а тут меня селят в комнату с человеком, которого я даже видеть в этом городе не хочу. Это моя Москва. Моя новая жизнь, мой чистый лист. Я не хочу делить её с ней. Я не хочу видеть ни одного знакомого лица в этом городе. Дайте мне всё начать сначала.

Ватные ноги. Дорога до Бургер Кинга. «Меня поселили в комнату Надей из Б класса» маме и отцу. «Можно я не поеду в общагу? Я не хочу с ней».

Забавно, что она не вывезет учёбу или город, быстро из Москвы уедет в ту самую новосибирскую шарагу, как и многие другие, но тогда-то я не могла этого предугадать. Всё, что я знала — моё прошлое приехало в Москву со мной, хотя я так от него бежала. Я хотела новую жизнь, новую личность. Быть крутой, яркой, драматичной и смелой, а Павлодар знал, что я зашуганная недо-блогерша без внутреннего стержня, над которой смеялись в школе. Для Павлодара я всегда останусь ей. Даже сама я так себя чувствую в те редкие дни, когда я приезжаю.

Мне было страшно и больно, но в 18 я была слишком трусливой, чтобы громко и словами через рот сказать об этом. Я попыталась сходить в дирекцию по общежитиям ещё раз, но меня выставили за дверь. Вариантов переехать в желаемую общагу просто не было.

Я жевала свой безвкусный воппер.

Вместо общаги в Одинцово меня поселили на Проспект Мира. В тот день мы всё-таки поехали заселиться по документам и, как сказала мама, «хотя бы на неё посмотреть, вдруг тебе понравится». Я заплакала, когда мы вышли на улицу. Дело было не в условиях, не в старых стенах и ржавых смесителях — я жила в условиях и похуже. Дело было в том, что это совсем не там и не то.

Бывалые москвичи сейчас скажут «Ты что, дура?», и я их пойму. В 24 я и сама бы с радостью туда заехала.

Но не в 18.

Не когда я первокурсница на пороге новой жизни. Я планировала эту жизнь в мелочах целых 3 года. Вплоть до того, что я посмотрела все маршруты от корпуса до желаемой общаги. Я не была готова жить на кольцевой в 5 минутах от Аптекарского огорода и хорошей транспортной развязкой в любую точку Москвы. Я хотела в заМКАДье, хотела ко всем первакам, хотела новые знакомства, платформу для социализации и блин, песни под гитару. Хоть в Дубки, хоть в 4-местную комнату, хоть к тараканам (Коих, кстати, в Одинцово нет), куда угодно, но не в эту ужасную старую общагу в центре Москвы с заклятой подругой в соседках.

У меня всё было расписано, но мой план рухнул на первом же этапе. Я не знала, что делать, но сдаваться так легко была не готова. Одна из вещей, что вы должны узнать обо мне уже сейчас: если я что-то хочу — я обязательно это получаю. Быстро, медленно, честными и порой обманными путями (Этой частью своей биографии я не слишком горжусь, но даю себе скидку на возраст и юношеские психи: вы точно поймёте меня в этих историях).

Я всегда добиваюсь своего. Но сначала мне нужно попаниковать и поплакать. Это часть моего процесса. Поэтому в тот вечер, когда мы приехали к брату отца в поселок Трёхгорка рядом с Одинцово, я прорыдала в подушку всю ночь.

Мой путь в Москве был разрушен с самого начала. По крайней мере, так я думала, но это не было далеко от правды. У меня не было ни желаемой общаги, ни денег, ни возможности легко знакомиться с другими первокурсниками в условиях сожительства.

Из всего, что я хотела от Москвы, мне ничего не было «дано на блюдечке» — мне нужно было пойти, найти и самой это взять. И блюдечко слепить из керамики. И обжечь самой. И печку сначала растопить. И построить.

Наверное, поэтому к концу своего московского путешествия я так горжусь тем, что построила себе «мою Москву» с нуля.

Наутро я сказала родителям, что жить в той общаге я не буду, но я что-нибудь придумаю и перееду. Они могут оставлять меня и уезжать: брат отца был не против, чтобы я пожила пару недель. Я всё разрулю сама, я же взрослая. Мне целых 18 лет. Я не могла представить большего унижения, чем в 18 ходить по университету «с мамочкой». Ну, может только, уехать домой в Павлодар. Я должна была справиться сама.

Родители меня послушали и уехали отдыхать на море через пару дней. Я осталась наедине со своими проблемами, чужой семьёй и 5000 рублей наличными на первый месяц.

Спойлер: они улетят за первую неделю. Ещё спойлер: мне придётся обивать пороги разных дирекций по общагам ещё два месяца.

Я должна была влиться в учёбу, внеучебную жизнь, дружбу с новыми людьми и не забрасывать творческую деятельность. У меня из инструментов: настойчивость, вот эта try-too-hard жилка и желание быть счастливой в большом городе.

Так начался мой путь в Москве.

Славянский бульвар

Каждый мой день начинался и заканчивался на Славянском бульваре. Без желаемой общаги я осталась жить в Трёхгорке у брата отца, и чтобы добраться в центр, куда нужно было ездить каждый день, мне нужно было сесть на маршрутку недалеко от дома (Или далеко — если пропущу первую), доехать до Славянского бульвара и после уже ехать на метро. Вечер проходил так же, но в обратном порядке.

Иногда, если на маршрутку от метро не успеваешь (Ходят они до 11 вечера), нужно было ехать на электричке до Трёхгорки, а после идти пешком через пустырь с бесконечной стройкой по темноте и вдоль шоссе, по которому вообще никто не ездит ночью, зато утром там всегда пробка. Я помню мало деталей из своих первых двух месяцев в Москве. Моя память вытеснила эти воспоминания как травмирующие.

Есть только общие очертания. Отрывки. Эпизоды.

Я, как могла, старалась романтизировать начало студенчества. Судя по моим сторис, я была счастлива: я ездила на первые пары, проходила отборы в студорганизации, поехала на студенческий выезд, гуляла по Арбату и ходила на дни рождения одногруппников.

Но с учётом того, как неудобно было ездить в универ на Курскую, как одиноко я себя чувствовала, не будучи в общаге с такими же первокурсниками, но будучи рядом с чужой семьёй, которая меня только гасила и изматывала — я почти всегда была несчастной и уставшей. Меня выматывало присутствие двоюродной младшей сестры, Арины, под боком, сон на железной раскладушке, чужие люди в личном пространстве и очередь в ванную по утрам (Да, есть разница между очередью в общаге и очередью у родственников). Первое время я делала домашки и активно участвовала в студенческой жизни, но уже на третьей неделе начала регулярно прогуливать пары и почти круглосуточно хотела спать. Несмотря на то, что сил не было, а отчаяние усиливалось с каждым днём — маме по телефону я говорила, что «всё хорошо и никуда уезжать я не хочу».

Это даже не было враньём. Так, наполовину правдой. Никуда уезжать я действительно не хотела.

Однажды я испекла своё фирменное печенье с шоколадной крошкой, чтобы отнести в универ и угостить одногруппников. Я нарочно перед уходом из дома сказала Арине «Не ешьте это, пожалуйста, это моим друзьям», но по возвращению увидела, что всё съедено. Сестра притворилась, что «Перепутала», но я ей не верю — она всегда была эгоисткой и манипулятором, в свои приезды в Павлодар она устраивала подлянки то мне, то моему младшему брату. Она прекрасно меня слышала, просто захотела подставить. В итоге, мне пришлось в ночи начинать всё заново, потому что я уже написала в чате, что «Завтра приду со вкусняшками». Печенье печётся 20—30 минут, но нужно было идти в круглосуточный магазин за сливочным маслом и ждать, пока оно размягчится, а это ещё целый час. Я легла спать около 2 ночи. Наутро я была разбитой и сонной, на парах ничего не понимала, а ещё мне показалось, что мою попытку понравиться никто не оценил. Мне даже не сказали «Спасибо». Спустя много лет я поняла, что мои жертвы никому не были нужны. Никто не просил меня жертвовать своим временем и себе вредить. В той ситуации нужно было просто высказать всё Арине и лечь спать, а не плакать от обиды и начинать заново. Я не виню 18-летнюю себя, если что. Ей будет негде жить, если она поссорится с той семьёй, её вполне могут выставить её за дверь. Она в зависимой позиции. Она всё ещё терпила.

Помню, как брат отца написал мне, что больше не будет открывать дверь в ночи, раз я «поздно возвращаюсь и где-то шляюсь», а у меня было желание влиться в одну студорганизацию Вышки, что позже дала мне много возможностей по жизни и друзей. Собрания на Китай-городе заканчивались в 10—11 вечера, и у меня не было шанса приехать в Трёхгорку раньше полуночи. Я стала ночевать в Дубках на чужих кроватях, но мне это даже нравилось. Там я чувствовала себя «дома». Позже у меня всё же появились ключи от квартиры их семьи, но сильно легче мне от этого не стало. Я всё равно периодически выслушивала упрёки о том, как я живу и что делаю не так.

Хорошее в жизни с ними, вероятно, тоже было, но это какие-то жалкие бытовые моменты и поверхностное общение без близости. Пару раз они заказали на вечер пиццу: я ела её с ними. Уже когда я съехала — я ездила с ними в пафосный безвкусный ресторан Ян Примус. А ещё брат отца как-то купил мне в Ленте мешок продуктов с элитными пельменями. Вроде всё. Больше ничего не помню и стараюсь не вспоминать об их семье.

Какая-то девочка с моего курса жила на Славянском бульваре. Мы познакомились к концу сентября, вместе поехали домой с пар и однажды пошли в ТЦ Океания прямо у метро поесть. Я помню, что в тот вечер у меня упал кофе из мака с подноса, сделал сальто и большую лужу посреди фудкорта. Мне стало так стыдно, но я не могла ничего сделать. Я застыла, слёзы подкатили к глазам, и я убежала, оставив девочку в недоумении. Больше мы не общались.

В этом же ТЦ я на последние 200 рублей купила в Рив Гош альгинатную маску для жены брата отца, потому что меня бы точно упрекнули, если бы я ничего не подарила ей на не-помню-уже-какой-праздник-осени. Я стояла в очереди на маршрутку с этой маской, и у меня урчал живот, потому что на тот момент я уже очень хотела есть. У меня был выбор — или эта маска, или твистер из KFC. Я сделала неправильный.

Каждый мой день начинался и заканчивался на Славянке. Если я хотела в город — нужно было ехать туда. Домой — оттуда.

Одним октябрьским вечером я стояла в очереди на маршрутку под дождём и незаметно для всех плакала. Я чувствовала себя самой несчастной на свете. У меня не было сил, не было друзей, атмосфера в чужой квартире с каждым днём давила всё сильнее. Все приятели жили в лучших условиях, чем я — у них либо была своя жилплощадь, либо хотя бы комьюнити общежития, гитарники, попойки и новая жизнь. У них было всё то, о чём я мечтала.

А я стояла на этом дурацком Славянском бульваре в очереди погасших кислых клерков из Москоу-Сити, как будто бы я одна из них. А ведь мне всего 18. Я два месяца в Москве, у меня вся жизнь впереди.

Наверное, именно поэтому я не сдалась тогда. Я ещё верила, что впереди у меня лучшая жизнь.

К тому моменту, я уже связывалась и с директором по управлению общежитиями, и с его секретарём, и с омбудсменом студентов, и ходила лично на Мясницкую и на Большой Трёхсвят, билась головой во все двери — ничего не принесло результатов. Поменяться местом ни с кем было нельзя, даже несмотря на то, что я нашла людей в Трилистнике для обмена. В 2017 ещё не было окна переселения между общежитиями. Я писала письма уже практически наобум.

Однажды одна сварливая и суровая, на первый взгляд, женщина, заведующая моей старой общагой, ответила на мой ночной крик отчаяния. Она попросила меня приехать в моё общежитие и рассказать, почему же я так хочу переехать из центра Москвы за 50 км от МКАДа.

Это была середина ноября первого курса. Мои силы от жизни в той обстановке уже иссякали. Дождь продолжал лить каждый день. Я шла на ту встречу от Рижской будучи овощем и уже почти без надежды. Женщина в советском кабинете посадила мокрую меня на стул, посмотрела на меня как на воспитанницу детского сада, по-доброму и заботливо, и спросила, откуда такое рьяное желание переехать.

Я искренне рассказала ей всё.

Что я мечтала о Вышке с 9 класса. Что я романтизировала своё студенчество задолго до его начала. Что я заранее знала, в какой общаге хочу жить, на каких электричках буду ездить, какого цвета будет постельное бельё, что я повешу на стены, с кем буду общаться и какие песни петь на гитарниках.

Но что-то пошло не так. Меня поселили не туда и не с теми. Из-за упрямства я осталась в квартире людей, что меня не любят, с кем мне тяжело даже просто находиться рядом. Я не могу поехать в эту общагу, здесь моё прошлое. Но и будущего там, где я живу сейчас, у меня тоже нет. Я плачу перед сном каждый день. Когда я приезжаю домой позже 12, мне не всегда хотят открывать дверь, у меня нет личного пространства, нет энергии и что я так просто больше не могу. Я лучше отчислюсь и уеду, поступлю заново ради новой общаги, чем продолжу жить в Москве вот так. Это не так, как я мечтала. Я хочу по-другому.

Наверное, она мне поверила. Наверное, я говорила правду.

Может, за её строгой наружностью была такая же 18-летняя девочка с верой в свои мечты и романтизацией жизни. Или ей стало меня жаль. Или это судьба пришла ко мне в её лице. Не знаю. Но её лицо менялось по мере моего рассказа.

Она улыбнулась и сказала «Ладно, дурында, мне же место для иностранца откроется» и открыла на компьютере файл с формой направления на заселение. Когда она начала набирать моё ФИО — я почувствовала, как камень падает с груди.

Сейчас я заживу жизнью нормального студента.

У меня будут соседки, очередь в ванну, бытовуха. Я буду жить в одном здании с такими же перваками как и я. Вот оно. Моё студенчество начинается спустя 3 месяца после переезда.

Переселение заняло у меня 3 дня: я оплатила проживание в старой общаге, отвезла вишнёвый пирог моей суровой фее-крёстной и переехала. Мои вещи в квартире брата отца были так и не разобраны с августа, так что мы просто погрузили их в машину и перевезли. Кажется, семья брата отца радовалась моему переезду не меньше меня. К тому моменту мы изрядно друг друга задолбали.

Конечно, заселение в середине ноября одной и заселение летом в толпе первокурсников ощущаются по-разному. Да и девочки в комнате на 4-ых не были рады тому, что больше не живут втроём. 18-летняя я, напоминаю, people-pleaser и терпила, нелепо извинялась, что потревожила их, мыла за них посуду и унижалась и похуже, хотя права на место у меня были такие же как и у них. Но это не так уж и важно. Важно другое.

У меня появился свой угол в этой огромной Москве.

Неважно, что он был не в Москве, неважно, с грязной посудой или нет: у меня появились своя кровать, тумбочка, шкаф и письменный столик с шатающейся ножкой, под которую я подложила свернутую страничку из книги по латыни, что подарила старшекурсница с моей программы. Мои личные 8 квадратных метров. Моя жилплощадь, где можно жить, а не выживать. Больше никаких упрёков, во сколько я возвращаюсь, какую одежду ношу, что думаю о политике и медицине в России. Никаких нравоучений, никаких запретов.

Та женщина, что выписала мне направление, вряд ли знала, что выписывает мне билет на выход из тюрьмы.

Я пообещала себе начать свой путь в Москве заново. Сделать его запоминающимся, ярким.

Объехать всю Москву и весь свет.

И больше никогда — никогда — не появляться на Славянском Бульваре.

P.S. Иронично, что к моему третьему заселению в общагу, на Славянский Бульвар провели ж/д пути и открыли станцию электричек. Я снова проезжала эту станцию каждый день утром и вечером почти до самого переезда, так что можно сказать, мой путь в Москве закончился там же, где и начинался. Символично.

печенье с шоколадной крошкой

ингредиенты:

— 1 пачка мягкого сливочного масла

— соль

— сахар (можно белый, коричневый для выебона)

— 2 яйца

— корица

— разрыхлитель для теста

— мука

— горький шоколад (идеально: шоколад «Казахстан» от компании Рахат, не Баянтау!)

Я не претендую на гениальность и революцию с этим рецептом. Я просто взяла рецепт традиционных American cookies из Pinterest в 17 лет, и адаптировала его под имеющиеся в Павлодаре продукты. А потом под продукты в Москве, в Тбилиси, в Минске, и много где ещё. Это моё фирменное печенье — рецепт, который получается всегда. И даже если они не пропекаются или подгорают из-за слишком горячей духовки — они всё равно очень вкусные. В горячем и холодном виде.

1. Мягкое сливочное масло растереть вилкой с сахаром и щепоткой соли. Если хотите очень сладкое печенье — кладите 3—4 столовых ложки. Я кладу 2. Мне нравится, когда сладкий только шоколад. Растирайте тщательно. Должна получиться однородная воздушная кашица.

2. Разбейте в кашицу 2 яйца и снова разотрите до однородности. Масса станет немного жидкой.

3. Важно! Корицу по вкусу и пол-чайной ложки разрыхлителя добавьте до введения муки. Размешайте ещё раз.

4. Теперь мука. Если печенье не получится — проблема в количестве муки. В оригинальном рецепте на пачку масла нужна «1 чашка муки», но мы с вами не в Америке, так что вот вам совет — сыпьте одну любимую кружку 300 мл объемом, а после корректируйте столовыми ложками. В конечном итоге тесто должно получиться как маслянистый пластилин.

5. Шоколад покрошите на мелкие кусочки и добавьте в тесто до того, как размешается вся мука. Иногда я добавляла даже вместе. Так кусочки лучше распределятся по тесту и не растекутся в духовке.

6. Когда тесто будет готово — дайте ему хотя бы 10 минут постоять в холодильнике. А лучше 20—30.

7. Разделите тесто на кусочки желаемого размера, скатайте шарики и разложите на пергаментной бумаге по противню. Чуть сплющите их. Сверху можно положить ещё шоколад, M&Ms, орехи, киндер-кусочки, корицу, маршмеллоу, всё на ваш вкус. База одна.

8. Выпекайте на 180 градусах, пока не расплющатся немного и не схватятся края. В среднем это 15—20 минут. После выключите духовку и дайте им постоять ещё минут 10.

Лучше всего есть их горячими, макая в стакан холодного молока. Я пью безлактозное, но раньше пила с любым. Наутро, холодными и твёрдыми, они не такие вкусные, но мои одногруппники на первом курсе ели их именно такими.

Не готовьте их в 2 часа ночи и для других. Лучше хорошо выспитесь и приготовьте для себя. Любите себя. Ешьте печенье.

Приятного аппетита!

Дубки

Я считаю, что каждый уважающий себя Вышкинец должен побывать в Дубках. Не каждый москвич, нет. Зачем вам ехать в поселок ВНИИССОК, если вы выросли где-нибудь в Чертаново и учитесь в Плешке. Но если вы поступили в московскую Вышку, неважно, где вы живёте — заведите себе друзей из Дубков и напроситесь к ним в гости.

Я побывала в Дубках даже раньше, чем заехала в собственную общагу. Причин было несколько.

Во-первых, я очень хотела в Дубки. Не знаю, они всегда казались мне чем-то романтичным и классным, да и до сих пор кажутся. Дубки — это отдельный мир в 50 км от МКАДа, в жилом комплексе Гусарская Баллада, куда вас увезёт бесплатный автобус Вышки от станции Одинцово. Три корпуса голожопых студентов посреди ЖК-семейника, Ммм, как же нас ненавидели семейные пары за поздние пьянки на детских площадках! А эти крики в окно и тусовки на балконах? Романтика…

Но вторая, ключевая причина моих визитов в Дубки была чуть менее романтичной. Однажды брат отца написал мне в WhatsApp, что перестанет пускать меня домой после 12, если я продолжу «шляться непонятно где по ночам». Я физически не могла уйти с собраний студорганизации или ещё каких-то организационных сборов раньше 23:30 плюс время на дорогу до Трёхгорки.

Так, однажды после какого-то собрания я поехала со всеми на электричке и планировала выйти на Трёхгорке как обычно, но мы так хорошо ехали и болтали, что я почти без волнения спросила у друга из Дубков «Можно я переночую у тебя?». Он, даже не спросив причину, сказал: «Конечно».

Так я впервые оказалась в Дубках.

Я взяла одежду у в будущем моей лучшей подруги Арины. Мы собрались на кухне у ребят, зажгли гирлянду и пели под гитару, пока всё-таки не уснули совсем под утро.

После я ездила туда ночевать ещё несколько раз — к этому другу, к Арине, и ещё к одному приятелю с курса.

Там мне было спокойнее, чем в квартире брата отца. Он любил упрекать меня, что я в этих общагах «чужая», но на самом деле — там я чувствовала себя своей, а не у них. Однажды он устроил скандал, когда я сказала, что новые друзья в Москве мне ближе, чем они, но к счастью, это было уже после того, как я съехала, и я просто ушла домой.

В Дубках мне было классно. Там всегда было тепло. Причём мои приезды пришлись преимущественно на холодный пасмурный октябрь, но даже без отопления — я никогда там не мёрзла.

Детская версия наших взрослых домашних посиделок. Сейчас мы собираемся с дорогим вином и пиццей на квартирах друг друга. Тогда — на общажных кухнях со скрипящими табуретками, и алкоголь дороже 100 рублей мы не покупали. Только келвиш, сомерсби по скидке из магнита рядом, лимонный гараж и какое-то винное пойло в пакетах.

Приятель моего друга пёк нам брауни в микроволновке, и мы ели его ложками из одной огромной литровой кружки. Арина выдавала мне набор одежды для сна, и мы шли к ребятам. Как-то раз мы сидели все вместе на полу её двухместной комнаты, с нами ещё была её соседка Лиана. Мы все были первокурсниками и обсуждали, кто как адаптируется к новой жизни, у кого какие преподы и пары. Мне было даже неловко говорить, что я много прогуливаю, потому что у меня почти всегда нет сил и ехать из Трёхгорки до Басманной слишком неудобно. Я хотела быть нормальной студенткой, как они. Я не для того так долго готовилась к поступлению, чтобы сразу начать прогуливать — просто все силы, что я могла пустить на учёбу на первом курсе, уходили на попытки не сойти с ума в жизни с чужой семьёй.

Вот к этому я так тянулась в начале года. Вот поэтому я так хотела поскорее свою общагу. Я запомнила Дубки как место, где я не была одна. Помню чувство тепла, безопасности и принадлежности, которое окутывало меня, пока я сидела на полу с остальными.

Я больше не приезжала в Дубки после первого курса. Мне дали место в Трилистнике, моя соседка съехала, и все общажные тусовки плавно перекочевали ко мне.

Но повторюсь — каждому вышкинцу нужно съездить в Дубки однажды. Хотя бы чтобы знать, как выглядит целый квартал из первокурсников, и не верить страшилкам про ужасы заМКАДья.

В Дубках классно.

Особенно, если вам есть, к кому туда приезжать.

Одинцово, Действие первое

Покажите мне приезжего человека, у которого путь в Москве начался не за МКАДом. Я скажу, что ему дико повезло.

Это я не к тому, что я своей заМКАДной жизнью недовольна. Я сама её выбрала. Я её обожаю до сих пор. Не рискну говорить, что Одинцово нравится мне больше Москвы, но с этим городом у меня точно связано больше приятных воспоминаний. У нас даже было ласковое слово «замкадыш» для всех вышкинцев из Трилистника и Дубков (это потом я узнала, что в Одинцово есть ещё и Шестёрка).

18 ноября 2017 я выложила первую стори из общежития.

Теперь я могла ездить на электричках с такими же перваками как я. Ходить в Мак у станции, собираться на гитарники и быть самой счастливой первокурсницей на свете. У меня зажглись глаза, я серьёзно. Я смотрю на фото до и после переезда — я вижу двух разных людей.

В Трёхгорке у родственников жила медленно-гаснущая фея Тинкер Белл, у которой с каждым днём отнимались силы. В Одинцово её словно искупали в волшебной пыльце, и она снова начала летать и светиться.

Я живу там, где мечтала с 9 класса. Впереди у меня два года (с перерывом в два месяца) в самом лучшем общежитии на свете.

Но сначала мне предстояло разобраться с соседками.

Не сочтите за ханжество: я прекрасно понимаю, что жизнь в общаге всегда сопряжена с определенным дискомфортом, нарушением личного пространства и стрессом. Я была к этому готова. Но я не была готова каждое утро видеть на кухне гору грязной посуды, сталкиваться с пищевой молью и тараканами, а в душе находить джунгли из разных волос и трусы с чужими месячными. По ночам приходилось слушать визгливый смех и психи неадекватной соседки Маши, и позже — её ссоры с не менее ёбнутой Таней на кухне и по телефону за стенкой.

Короче, общажный быт — это непросто.

Трилистник — общага квартирного типа, так что у нас была одна кухня и два душа на 11 кроватей. Семь из них были заняты девочками.

В первой комнате жила Ира и иногда появлялась ещё девочка. Они обе были старшекурсницами. С Ирой мы сдружились почти сразу: она работала в музыкальной индустрии, рассказывала мне байки про артистов и вписывала на интересные съёмки и концерты. Иногда она заглядывала ко мне за советом или просила помощи с чем-то: я чувствовала себя мудрой старшей сестрой, хотя Ира была сильно старше меня, но и Ира не раз выручала меня в сложных ситуациях или просто звала посидеть у себя и поболтать о жизни.

Во второй комнате жила я и ещё три девочки. Две из них были, ну, никакими, приятно-нейтральные отношения, а третья, Маша, явно росла в хлеву и её воспитывали свиньи с расстройствами личности. Она воровала еду, брала без разрешения чужую посуду, разводила срач в комнате и на кухне и никогда, господи, НИКОГДА не убирала за собой волосы в ванной. Девочки часто ругались с ней в чате. Я побаивалась её поначалу, но со временем — научилась заступаться за себя или просто её игнорировать. На юродивых не обижаются — кажется, так говорят. Но заступаться за себя было необходимо.

В третьей комнате жили две девочки. С одной из них, Настей, мы быстро подружились. Когда её соседка съехала через месяц после моего заселения — Настя позвала меня к себе в комнату на двоих. Жить стало комфортнее. По крайней мере, в комнате.

Я абстрагировалась от грязи на кухне, перестав готовить, перешла на готовую еду по скидке из Вкусвилла, научилась жёстче говорить Маше, что напишу на неё заявление дежуркам, и даже помню, как впервые сказала ей завалить ебало, когда она снова начала орать в телефон в ночи. После переезда в новую комнату — жизнь стала спокойнее.

Мы с Настей жили душа в душу. Она разбиралась в медицине и биологии, так что я советовалась с ней по поводу витаминов, противозачаточных и косметики. Иногда она кормила меня блинами и заваривала крутой кофе Эгоист, что ей передала мама. Я готовила нам свои фирменные панкейки и пела колыбельные ей перед сном. Я даже синтезатор в общагу спустя пару месяцев перевезла и начала снова записывать каверы на ютюб — Настя была не против.

В конце первого курса я устроилась работать бариста и появлялась в общаге совсем редко. Иногда приходилось ночевать в подвале в кофейне, потому что я пропускала последнюю электричку. Когда я появлялась — Насти обычно не было, её начала приглашать к себе жить бабушка в комнату в Москве.

На нашем втором курсе она сказала мне, что съедет жить к бабушке насовсем, но оставит за собой место, чтобы сохранить регистрацию. Я осталась жить одна. До сих пор благодарна ей за это — я почти год жила одна в огромной комнате: могла танцевать, тренироваться, записывать песни, снимать видео и делать вообще всё, что захочу.

За лето и второй год в общаге у меня в гостях побывало не меньше полусотни человек. Кто-то из Дубков писал мне «Кать, пропустил автобус, могу посидеть у тебя?», кого-то я приглашала сама — на завтраки, на чай, на «посмотреть кино и поделать вместе домашку».

Однажды это были подруги с курса, что приехали на «те самые» знаменитые панкейки. Мы ели их с мёдом и на полу моей комнаты. Я почему-то хорошо помню эту сцену. Моя подруга ела их с какой-то финской лакрицей (Извращенка). Мы смотрели смешные видео на YouTube и говорили о лингвистике. Девчонки учились лучше и активнее моего: когда я заканчивала Вышку — я периодически обращалась к ним за помощью. С Алиной мы близки до сих пор, я останавливаюсь у неё, когда приезжаю в Москву в гости.

Однажды в гости из Питера приехал мой бывший павлодарский парень. Мы попытались провести его в общагу по чужому пропуску — я привлекла своего знакомого с 4 курса, он был в студсовете и знал много «нужных» людей. Он гарантировал, что всё получится.

Ничего не получилось.

Нас спалили, отобрали пропуск, а ноша вызволять его у сурового охранника Лёхи пала на мои плечи — пришлось делать оленьи глазки и стыдливо извиняться, обещать, что больше так не буду. С тех пор мы с Лёхой, кстати, корешимся. Он мне ещё не раз поможет в моей общажной жизни.

В ту ночь я открыла для себя шестёрку (Общежитие НИУ ВШЭ №6). Так как оставить горе-гостя у себя я не могла, мы пошли в шестёрку договариваться с другим охранником. Нас пропустили. Мы собирались на кухне у друзей того старшекурсника, пили коктейли и слушали русский рэп из 2017. Тогда я впервые пила странный коктейль с белковой пеной наверху, позже меня тошнило. Тогда же меня впервые попытались поцеловать против моей воли на общажом крыльце — я оттолкнула парня, но мне ещё долго было мерзко. Возможно, тошнило меня не от коктейля.

Мы ночевали вшестером у двух девчонок, с которыми мы познакомились на той тусе: по двое на трёх кроватях. Девчонки оказались классными: Оля и Лера. Лето 2018-го у меня тесно связано именно с ними. Мы ещё много раз будем гулять по ПГ, собираться у меня в общаге делать фондю на свечке, петь «Сотри его из мемори» Вики Дайнеко и плакать о мальчиках, которые разбивают нам сердца.

По осени поток гостей в моей комнате поутихнет — я стану больше работать в кофейне, чтобы появились деньги на путешествия, и начну брать первых учеников на английский. Я слетаю в Белград, Амстердам и Париж за копейки, вернусь — и пойму, что нахожусь не на своём месте. Мне захочется что-то поменять, и я начну перебирать варианты.

Я начну набрасывать свои первые песни. Буду ездить записывать каверы к приятелю на Планерную. Мы даже выступим совместно на «хсе мем» квартирнике, откуда я заберу замечательных подруг Ксюшу и Настю на много лет.

Долги по учёбе множились. Денег не прибавлялось. Из кофейни я уволилась к ноябрю, но несмотря на то, что я откликалась на каждый второй заказ на профи-ру, с учениками всё было нестабильно. Иногда всё было хорошо, и деньги шли. Иногда я думала, что завтра мне будет нечего есть, но я клеила блёсточки на лицо и шла снимать видео на YouTube дальше или ехала в очередное захолустье вести урок. Беговая в списке моих заказов была чаще всего, потому что дотуда я обычно ездила на электричке, и мне не нужно было спускаться в метро.

Зима 2018—2019 и весна 2019 станут первыми по-настоящему депрессивными периодами в моей жизни: я буду выходить из дома только поехать к ученикам заработать свои 800 рублей и за продуктами в Дикси. Я не то, чтобы, совсем отчаялась: просто переход на самообеспечение дался мне тяжело. Ещё я загорелась идеей перепоступить в Чехию, но перегорела к этой идее так же быстро, как узнала, сколько денег на это поступление уйдёт. Мне неоткуда было их взять, а родители мне бы столько не дали. При этом я уже достаточно много прогуляла и не была уверена, что закончу второй курс. Я не знала, что с собой делать, и от этого чувствовала фоновую фрустрацию 24/7.

Я часто листала сториз без цели. Казалось, что все вокруг живут лучшую, совершенно осмысленную, интересную жизнь. В тот период я сблизилась с Ариной, моей лучшей подругой. Она подбодрила меня набить первую татуировку. Я слетала домой в Павлодар на Новый Год, провела уютную home-party с друзьями. Как-то на автомате одной ночью написала своё первое стихотворение для конкурса в клинике лазерной коррекции зрения и внезапно выиграла в нём 30 тысяч рублей.

Когда я сделала лазерную коррекцию зрения в феврале — мои подруги по очереди приезжали ко мне в общагу дежурить и присматривать, чтобы я была в порядке, покупать капли и обезбол. Реабилитация после операции прошла — традиция собираться у меня осталась. Ксюша приезжала ко мне вообще из Купчино — мы записывали каверы вместе и устраивали ночевки как подростки с роллами из Спара по скидке и просмотром Импровизации.

Так пролетела зима.

Весной я начала работать над своей первой песней «пробная версия нетфликса». Арина тогда бывала у меня особенно часто: она была первой, кому я дала её послушать. Она подбодрила меня её выложить в интернет. Мы часто заказывали бургеры с голубым сыром и могли часами болтать обо всём на свете: чаще всего о наших путешествиях за год. Иногда она просто работала молча рядом, пока я монтировала очередное видео на YouTube.

Мне 19. Я уже перепоступила в Вышку, но ещё не отчислилась с первой программы, так что пока живу в общаге. Через месяц моё первое Одинцовское действие закончится.

Но перед этим я познакомлюсь с моим будущим лучшим другом Яриком. Это знакомство разблокирует мне целую главу моей жизни, без которой я бы точно не была собой.

С043 (3) в Общежитии №8 НИУ ВШЭ видела немало моих слёз, но и слышала много громкого смеха. Это была чудесная комната. Безумно благодарна той самой женщине за направление в ноябре 2017 и упорной, не сдавшейся, настойчивой 18-летней себе за то, что это проживание длиной в почти 2 года стало возможным.

Я съехала из этой комнаты в июле 2019, потому что отчислилась и поступила заново. Я планировала в неё же и заехать. Договорилась с администрацией, сообщила об этом соседкам и оставила вещи на балконе. Всё было согласовано.

Но повторюсь — мне не всегда везло с соседками. Одна из них, Таня, появившаяся в мой второй год, истеричка с раздутым самомнением, в крысу заехала на моё место через две недели. В июле я получила внезапное сообщение от Иры «Там Таня на твоё место переселяется, ты в курсе?». На прямой вопрос «Какого хуя», Таня включила идиотку и сделала вид, что не знала, что я планирую вернуться, хотя я перепоступила ещё в апреле и сообщила всем, что выеду и заеду заново. Она не могла не знать, но наглость — второе счастье, так что я даже не могу осуждать. Пошла-ка ты нахуй, Таня, собственно. Надеюсь, у тебя всё плохо.

А у меня всё снова будет хорошо в той же общаге. Но уже позже.

Об этом — во втором действии.

Розетка и Кофе

В Москве была микросеть из двух кофейнь на Чистых прудах. Одна была подобием датского hygge — крошечной и милой (На первый взгляд).

Вторая — мой персональный ад. Подвальная школа жизни. Первые настоящие деньги. Период, который я вспоминаю одновременно с теплом и ужасом.

Я до сих пор романтизирую кофейни.

Что уж говорить о возрасте 16 лет, когда я только открыла для себя кофейный мир. Это времена tumblr-girl эстетики, стаканчиков Старбакс и сохранённых картинок из Pinterest.

Примерно тогда же в Павлодаре открылась первая кофейня KREM, островок в торговом центре Версаль в двух минутах от школы, и я, как и каждая уважающая себя старшеклассница, должна была хотя бы раз в неделю тратить последние 700 тенге на пластиковый стаканчик с наклейкой. Внутри стаканчика — сахарное безумие со взбитыми сливками, сиропом, посыпкой и дай-бог-там-вообще-есть-эспрессо, но мне было плевать — я чувствовала себя Энн Хэтеуэй из Дьявол носит Прада со своими тремя стаканчиками Старбакса в руке.

Я до сих пор сохранила в себе эту романтику: каждый раз, когда я иду по Москве, Стамбулу или Минску со стаканчиком кофе в руке, который я взяла так, мимолетом — я останавливаюсь и вспоминаю, что в 16 мечтала стать именно собой. Это помогает мне не терять благодарности к жизни, потому что даже этот кофе, что я могу позволить себе сейчас — уже привилегия. Кстати, Старбакс я тоже до сих пор романтизирую и хожу в него во всех городах, где он есть. Мне плевать, что кофе там на вкус как копчёная подошва — я романтизирую ритуал, а не содержимое стаканчика. Хули вы мне сделаете, я Энн Хэтэуэй в Нью-Йорке.

В 16 я пообещала себе поработать бариста. Я хотела научиться работать с кофе, разбираться в его сортах, участвовать в каппингах (Тогда и слова-то такого не было) — короче, стать настоящим кофейным снобом, чтобы брезгливо морщить нос от слова «Робуста» и пить только крепкий чёрный. Кем хотели — тем и стали. Но началось всё совсем не так.

Мне 18. Я только что переехала в Москву. На первом Дне Вышки утаскиваю с какого-то стенда на аллее студорганизаций стикер «Розетка и Кофе». Понятия не имею, что это за место, но мне нравится название. Выкладываю в сториз с отметкой и словом «Обожаю!», чтобы все бывшие одноклассники в Павлодаре завидовали, какая я крутая, и видели, что у меня в Москве уже есть «Мои места».

Ох, как это символично.

Места действительно станут «моими». Но не уверена, что в 18 я имела именно это в виду.

Сначала моей стала точка на Покровке, 17 — маленькая точка с парой столиков и высокой проходимостью.

Мне всё ещё 18. Я приезжаю туда из Одинцово к открытию и уезжаю с закрытием. Я готовлюсь к экзамену САЕ (сейчас Cambridge C1), чтобы подтвердить уровень и не сдавать внутренние экзамены в Вышке. В будущем это станет моим билетом в мир преподавания английского, кстати, но сейчас я выкладываю 8 историй с широкого подоконника, на котором сижу и учу английский 24/7. Пью 5 чашек капучино за день и голодаю, потому что за первые 3 месяца в Москве я набрала 8 кг, а «факбой из фанфиков» предпочёл мне худую высокую блондинку. Не спрашивайте, откуда у меня деньги на кофе — я и сама уже не помню, откуда. Вероятно, я просто больше ничего не покупала в то время: кофе составлял весь мой рацион. Мне это нравилось. Я постоянно была голодной и глушила спазмы в желудке очередным капучино. Своим подругам я рассказывала, что сбросила 3 кг только за первую неделю, и только одна моя подруга Настя забила тревогу — иногда она приезжала в Розетку на Покровке после пар в Строгино, чтобы привезти мне фитнес-батончики. Она отказывалась уезжать, пока я не съем хотя бы один. Я ненавидела её в те моменты, ведь Настя была болезненно худой от природы — у неё были острые ключицы и хрупкие запястья — а я не могла себе сделать такие, даже если бы перестала есть совсем. Я и так перестала и не смогла.

Я тогда сильно сблизилась с постоянниками Розетки. Познакомилась с владельцами и всеми бариста — даже сняла для них красивый видос на свой YouTube-канал с обзором. Очень старалась, цветокорила, озвучивала — потом они запостили его к себе, но без моей озвучки. Тем не менее — я думала, что я там уже «своя». Уже сдав САЕ, я приходила в Розетку читать книги про кофе и общаться с уже «друзьями» — это была первая стадия моего погружения в тот самый кофейный мир. Иногда я говорила им, что хочу поработать бариста, но они мягко меняли тему.

Вторая стадия моего погружения случилась жёстче. Её я не очень люблю вспоминать, но сейчас сделать это важно. Без неё я бы точно не стала той, кто я есть сейчас.

В конце первого курса я поняла, что мне совершенно не хватает денег на ту жизнь в Москве, какую я хочу.

Проясним: «та жизнь» — это та, где есть классные кафе и концерты, походы на выставки и поездки, а не только выживание на 1.7к стипендию и 10 тысяч, что изредка мог прислать квартирант из квартиры в Омске. Он никогда не платил вовремя, и потом оставил кучу долгов коммуналки, что частично выплатила я. У меня не было никакой финансовой стабильности в Москве. Иногда вообще не было денег. Порой мне было стыдно, что я не могу поехать на студвыезд как мои друзья из студорганизации или позволить себе телефон лучше моего текущего старого Самсунга.

Я устала быть бедной.

Ещё подростком я завидовала одноклассницам, ходившим с новыми айфонами, пока я не могла позволить себе вторую пару обуви на осень, и раз уж я «вырвалась из Павлодара» как мечтала в 15 — в 18 моей мечтой стало вырваться из бедности.

Я начала искать первую работу.

До этого у меня уже была неоплачиваемая стажировка в рекламном агентстве Полилог. Ещё в ноябре первого курса. там нужно было ходить в крутой солидный офис в Центре Мировой Торговли каждый день. Бейджик. Стол. Кружка на общей кухне. Я сбежала с неё через две недели, слава богу. Обидно только за кружку — это был подарок. Ещё я постоянно бралась за халтурки типа «сняться в массовке», «пофоткать матч по баскетболу в Вышке или какую-то блогершу на новогодней красной площади», «написать эссе за 200 рублей». Что угодно — за деньги да.

Сначала я подавалась на позиции редактора и корректора в разные СМИ, потому что врождённая грамотность и учёба на лингвистике выгодно отличали меня от большинства кандидатов. Я даже получила оффер от Esquire, сходив на финальный собес в их офис где-то на Киевской, но работа в модном журнале не случилась.

Примерно в то же время я наткнулась в сториз кого-то из розеточных друзей на пост «Розетка на Мясницкой ищет бариста».

Я не думала дважды. Я просто подумала, как красиво однажды в книге о моей жизни будет смотреться строчка:

Я отказалась работать в Esquire, чтобы стать бариста.

Меня взяли без собеседования и опыта. Просто позвали в Розетку, спросили, готова ли я начать завтра, и озвучили условия. я согласилась. На старте пообещали 100 рублей в час, потом — больше. Потом больше не стало. Для сравнения: в Макдональдсе тогда была ставка 250 рублей в час. Я была чудовищно недооплачиваемой за тот адский труд, что на меня свалили, но мне было плевать. У меня горели глаза. На старте я буквально светилась — у меня сбудется ещё одна мечта и появятся собственные деньги. Зарплата. В конвертике, из кассы, каждый месяц.

Я рада, что наконец, об этом рассказываю. Пусть всё дерьмо останется на совести владельцев: в конце концов, не просто же так обе их кофейни в итоге закрылись. Карма существует.

Мои первые смены стояли несколько дней подряд, но учить меня никто не спешил — первое время даже не разрешали прикасаться к тачке.

В какой-то момент мне это надоело, и я решила, пока никто не видит, попробовать взбить молоко. Я уже видела, как это делают другие, так что у меня почти получилось, но в разгар моего триумфа прибежал один из трёх владельцев и сказал «Раз так хочешь взбивать — иди набирай пятилитровое ведро в туалете с мыльной водой и взбивай 3 штуки». Каждый день — 3 ведра мыльной воды тем же стимером, которым взбивают молоко. Такое вот обучение. Удивительно, что никто не отравился.

Со временем благодаря ещё одной бариста Саше, что быстро из этого места уволилась, я научилась отстраивать эспрессо, освоилась с холдером, питчером, стимером и всем на свете. К концу первого месяца у меня даже начало получаться рисовать приличные сердечки латте-артом. Я так гордилась каждым своим маленьким достижением и выкладывала в сториз «капучинку дня» со всех смен.

Я зазывала в Розетку всех, ведь там теперь работала я. Я делала бесплатную рекламу месту, которое меня терроризировало. Я романтизировала его так же, как романтизировала работу бариста в 16.

Мне было плевать, что нас в кофейне двое, смены у нас с 9 до 18 или с 17 до 23, а последняя электричка в Одинцово уходит в 00:21. Порой я ложилась в 2, а вставала в 6 на новую смену, потому что дорога до общаги занимала не меньше 1.5 часов. Если опоздаешь на 10 минут — вычтут 10 часов из зарплаты (1000 рублей, если точнее). Если не успеешь закрыться до полуночи — едешь назад ночевать в подвале. Иногда я чистила зубы утром, умывалась и снова вставала за бар.

Стресса добавила финальная сессия первого курса, на которую я пришла с нулевыми накопами. Мой рабоче-учебный график мог выглядеть как Смена // Отойти на экзамен на три часа // Вернуться // Снова смена // Поспать в подвале // Экзамен утром // С обеда снова смена. По ночам я могла оставаться в кофейне записывать каверы на YouTube на местном синтезаторе, что стоял у туалета. Кстати, параллельно я удаленно стажировалась в агентстве по менеджменту блогеров Hype Agency, но ушла через месяц (И зарплату в 10 тысяч мне не выдали, суки!).

Клянусь, я не знаю, откуда у меня было столько энергии и силы духа. Без понятия, как я со всем этим справлялась. Несмотря на то, что морально я чувствовала себя подавленной постоянно — физически я была вполне себе ок, у меня даже спина не болела. Эх, где мои 18 лет…

Все экзамены на той сессии я сдала, и началось лето 2018 — очень беззаботный и жизнерадостный период. Москва принимала FIFA, я была социальной бабочкой и после вечерних смен летела на ночную Никольскую посмотреть, как люди веселятся, быть частью веселья. За первый курс в Вышке меня узнали сотни людей, так что мои сториз с «Капучинками дня» и «Приходите к нам в Розетку, тут я музыку ставлю, сегодня играют Echosmith» собирали сотни ответов (Тогда ещё не было лайков и огонечков).

Ко мне начали заходить знакомые. Я думаю, некоторые из них приходили на бесплатный кофе, что я им заботливо делала, но тогда я искренне верила, что они приходили побыть со мной.

Я точно знаю, что на меня, а не на кофе, приходила моя уже почти лучшая подруга Арина — она могла сидеть часами, работать за ноутбуком, пока я тренируюсь в латте-арте. В то время она проходила летнюю практику в Вышке на Мясницкой, и от её работы до моей было 2 минуты.

Даже из Павлодара приехала подруга и познакомила меня с Соней — теперь моей близкой подругой и дизайнером в моей команде.

Соня, кстати, нарисовала обложку к этой книге.

Моя Розетка работала в формате коворкинга: там платишь за время пребывания, а не за стаканы кофе, поэтому когда за час кто-то заказывал четыре капучино я не могла ему сказать «Бля, как же ты заебал». Кто-то откровенно издевался над нами и приходил за кофе каждые 10 минут.

Особенным адом были ивенты, которые проводились чуть ли не каждый день. Когда 40 человек в стеклянном зале после своей инфоцыганской лекции приходят за кофе — ты делаешь 40 капучино за 20 минут, а после просто хочешь умереть.

Но были и хорошие люди. Особенно постоянники с абонементами. За полгода я успела узнать самых главных.

Был мужчина лет 30, работающий с недвижимостью: у него был летний домик на островах в Греции, он любил серфинг, часто приносил мне фрукты и сладости, хвалил мой латте-арт, а на мой день рождения подарил сертификат на лекцию о Мастере и Маргарите, которую мы обсуждали неделей ранее. Мы вообще часто обсуждали за баром книги. Однажды он принёс мне «очень простое открытие» Гуриева со словами «Ты какая-то грустная последнюю неделю, я думаю, это поднимет тебе настроение». Я храню её до сих пор, с заметками на полях, хотя переездов в жизни было уже штук шесть, и я всегда избавляюсь от лишних книг.

Было четверо парней лет 25, они приходили разным составом и делали какой-то IT-продукт. В 2017 это ещё не было так популярно: стартапы, айтишка, делать деньги на технологиях. Мне было интересно слушать, чем они занимаются — они делали комплименты моим лукам и ставили лайки на фотки жопы. Однажды мы втроём оказались запертыми после закрытия, потому что у нас заклинило электронный замок на двери. Мы просидели в подвале до часу ночи, пока один из трёх владельцев что-то удалённо не починил в системе. Ребята поехали домой, а я осталась спать — моя электричка в Одинцово давно ушла.

Были девчонки из команды Маркета Местной Еды. Их я любила особенно сильно: мы как-то естественным образом сдружились, они приглашали меня на свои дегустации, угощали вкусняшками, а когда узнали, что я пою — стали звать на свои огромные фестивали выступить как артистку.

А одним утром кофейня превратилась в open-space офис на четыре с половиной месяца. Может быть, и дольше — просто я уволилась через четыре с половиной.

В 10 утра мне на утренней смене пришли сообщения от владельца: «Кать, там сейчас придут человек 20. Надо их посадить. Всех вбивай в базу. Потом объясню всё».

Пришло действительно 17 человек. По одному, по парам, некоторые — группой. У них в руках были папки, цветы в горшках и целофановые пакеты с компьютерами.

У какого-то дизайн-бюро случился пожар в офисе: почти всё обгорело, и больше там работать было нельзя. Спасли вещи, документы, какие-то чертежи, ну, и сотрудников.

Они купили у нас абонементы на 3 месяца для всех.

Так моя работа «Бариста в коворкинге» за 100 р/час превратилась ещё и в «Офис-менеджер». Меня никто не предупредил — так просто случилось.

У нас можно было бесплатно распечатывать: левой рукой я варила бесплатный кофе, а правую не отрывала от принтера. Лицу надо было улыбаться, ногам — не болеть от уже 10-12-часовых смен, голове — не забывать записывать всех в журнал пребывания, ведь помимо этого офиса к нам всё ещё приходили случайные зеваки.

Иногда нужно было отвечать на заебавшие вопросы «А почему ты такая грустная?», «А можно у вас тут на кухне оставить еду?», «А можно выделить мне отдельную коробку под вещи» и прочие испытания проходить.

Я стала многофункциональным роботом.

Не скажу, что я была в восторге от перспективы каждый день на протяжении четырёх месяцев видеть одни и те же лица, но я как-то быстро с ней смирилась. Некоторые из этих лиц узнала бы до сих пор. Один парень узнал и окликнул меня на Тверской спустя год — мы приятно поболтали. Со временем я полюбила многих в этой компании, хотя так и не узнала её названия. Я чувствовала себя частью «их коллектива» больше чем частью коллектива Розетки.

В Розетке муссировалась идея «семейности»: в соцсетях, на устах, в медиа. Кофейня выстроила образ бренда на вот этом «Мы тут все одна большая семья». Но по факту — это была не семейность, а закрытое сообщество с избирательной дружелюбностью. Знаете, такой закрытый клуб.

Меня не включили в семью. Я была нежеланной бедной родственницей на ужине, которую или не пригласили, или сделали это из одолжения. Она сидит на галёрке, с ней никто не разговаривает. Трое ребят, что основали это место были высокомерными и ничего кроме денег не любили — просто подавали это под сахарным соусом семейности. Они регулярно обсуждали друг друга и всех «друзей», не умели нормально общаться и просто были токсичными.

«Семейные ужины» собирались регулярно, но я никогда не знала, можно ли мне прийти, а когда всё-таки приходила — всегда чувствовала себя лишней. Я пыталась улыбаться, общаться с людьми, но без толку. Я старалась понравиться ещё больше: я пекла и приносила свои печеньки, оставалась на ночь в кофейне, чтобы сделать торт на следующий ужин, соглашалась на лишние смены и подмены, мило улыбалась, выступала как певица на местном «Что? Где? Когда?» за бесплатно день-в-день с просьбой — но я всё равно всегда была лишней. Отчуждённой. Высмеянной.

Я чувствовала, что команда Розетки меня не принимает. Что когда на стол ставят тарелки — мне забывают принести и просят сходить самой. Надо мной смеялись. Злобно подшучивали над моими розовыми волосами и футболкой с надписью на казахском. Как-то один из трёх ребят-основателей не в шутку мне сказал «От тебя воняет» на вечерней смене (Потому что я ночь спала в подвале и с утра ездила в универ — у меня физически не было возможности пойти в душ). Мне хотелось провалиться сквозь Землю, рядом были люди. Он мог сказать это в любой другой момент или не говорить вовсе. С тех пор запах пота — один из моих главных комплексов, я могу мыться по 2—3 раза в день и при малейшем намёке — бегу к раковине.

Основательница (Из них троих только одна была девушкой) как-то испортила мне сквиш в виде единорога, которого мне прислал младший братик из Павлодара. Он выбирал его сам. Он был очень дорог мне, как и всё, что дарит мне брат. Я выложила грустную историю об этом — после неё, я думаю, только из-за страха ущерба репутации (На меня было подписано много постоянников, и они меня обожали) она подарила мне новый в виде пакета молока. Но это было совсем не то.

Однажды я написала в сториз «Что делать, если тебя не ценят на работе?», когда в очередной раз чувствовала, что мои старания нарочно игнорируют. Официальный акк розетки ответил мне «Так уволься» и саркастичный эмодзи. Я не знала, почему я не уволилась сразу, а побежала извиняться, что «обидела их». Я не знаю, почему я игнорировала все эти красные флаги. Я убеждала себя, что «Я часть команды», просто пока нужно потерпеть — вот ещё чуть-чуть, я ещё постараюсь и они меня полюбят.

Раньше я думала, что проблема была во мне, но после терапии я не думаю — я знаю, что дело было не во мне. И если бы они хотели, чтобы я была частью семьи — я бы это почувствовала, а не то, что меня постоянно унижают. Если где-то тебе кажется, что тебе не рады — тебе не кажется.

Был один очень показательный момент.

Когда у меня умерла бабушка в июне 2017, в разгар той самой летней сессии и старта работы в Розетке — мне даже не разрешили уйти со смены пораньше. Мама написала мне сообщение «Она не поправится», пока я стояла за баром. Я плакала на кухне, зажав рот рукой. За мной прибежал один из трёх владельцев с претензией «Почему за баром никого нет». Когда я промямлила, что бабушка умерла — он сказал «Соболезную, только на лице у себя это не пиши». Наверное, уволиться нужно было прямо тогда. Я до сих пор не могу себя простить за то, что не попрощалась с бабушкой.

И никогда не прощу владельцев Розетки за то, как они со мной обращались. Когда я узнала, что их кофейни закрылись — я вздохнула с облегчением. Спасибо карме.

«Офисники», как я их называла, быстро меня приняли. И хотя они жутко бесили меня поначалу — не растаять под их настоящей семейностью коллектива было невозможно. Однажды они заказывали синнабоны на пятничный кофе-брейк — заказали и на меня. Просто, без слов. Подошли и протянули коробку.

Я никогда до этого не пробовала синнабоны именно в Cinnabon: для меня они тогда были очень дорогими — рублей 300 за штуку, кажется. А тут мне дали выбрать любой из коробки, как будто бы я своя, я часть команды.

В августе у меня был день рождения. «Офисники» знали о нём заранее и почти все пришли на него с подарками. Первой пришла девушка, с кем мы болтали чаще всего: она принесла мне целую коллекцию кислого мармелада, потому что я однажды обмолвилась, что обожаю его. Кто-то подарил сертификаты на книги, кто-то — ещё сладости. Тот инвестор с домом в Греции — просто подошёл заказать кофе со словами «И проверь почту».

Ребята из Розетки подарок вручили сильно позже. Это был увядший цветок в горшке и книжка, почему-то показавшаяся мне подержанной и потрёпанной. Я оставила их в кофейне. Мне было мерзко.

Я понимала, что пора уходить, но я помнила, как на первой встрече поливали дерьмом девушку, что работала до меня, за то, что ушла раньше срока. Я боялась, что со мной будет так же. Господи, я боялась, что потеряю работу «в чёрную» за 100 рублей в час — вот настолько зашуганной я была.

Я часто делала так раньше: долго держалась на позитиве, убеждала себя, что мне мерещится и я драматизирую — а потом всё доходило до критической точки и рушилось. Так было с дружбами, с отношениями, с Розеткой. Даже сейчас я не без труда оставляю то, что мне не подходит. В те годы я думала, что я обязана терпеть. Если пообещала на первой встрече, что проработаю в Розетке год — нужно работать год. Ребята прямым текстом сказали, что если уйду раньше — то двери к ним будут закрыты навсегда.

Что ж.

Я уволилась через семь месяцев. Через месяц моя Розетка закрылась.

Это первый раз, когда я рассказываю историю работы в Розетке публично. Когда я рассказывала её лично тем, кто видел её лишь со стороны — мне отвечали «Всегда чувствовалась за их семейностью какая-то гниль».

Все всё видели. Эта история и реакции на эту историю многому меня научили. Теперь я с настороженностью отношусь к «слишком дружелюбным» местам и коллективам. Никогда не ведусь на троп «Мы здесь семья», да и к слишком заманчивым предложениям тоже скептична.

Я не жалею о работе в Розетке.

Я не проработала там пять лет, чтобы жалеть об упущенном времени или деньгах. Семь месяцев не тот срок, о котором стоит жалеть, особенно если за эти семь месяцев ты купила свой первый айфон (Подержанный 6s за 17 000 рублей с первой зарплаты!) и микрофон, на который в будущем запишешь два альбома (Ещё 12 000 со второй зарплаты). Я многому научилась — как минимум, кофе варить и отличать хорошее зерно от плохого. Розетка дала мне больше, чем забрала.

Но если вы спросите, сделала бы я это снова — мой ответ будет очевиден.

Никогда и ни за что.

Никаких Розеток и принтеров. Никаких 40 капучинок в час.

Только медленный, спокойный.

Крепкий чёрный кофе.

Список любимых кофейнь в Москве

Дисклеймер: я везде прошу фильтр, «Кению или что-то покислее».

— Кооператив Чёрный

Ну это классика. У ребят всегда «на кране» есть два вида зерна в батче, а ещё удобно сидеть с ноутбуком.

— Лялин, 8

Это моё секретное место. Пожалуйста, не ходите туда. В двух шагах напротив КЧ есть кафе с вином и кофе. Отвал башки позиция «Малиновый фильтр»: на вкус как кислющая Кения с бабушкиным малиновым вареньем. Кстати, кофе они подают в милейших антикварных бабушкиных чашках. Must-try.

— floo

При всей моей нелюбви к Флакону я не против посидеть во Флу с ноутбуком и чашкой фильтра к их вкусным завтракам.

— Eggsellent

Место гораздо больше про еду, чем про кофе, но фильтр к их завтраку-конструктору со вкусным маслом и драниками я беру всегда.

— Camera Obscura

Не только любимый роман Набокова после «Других берегов» и «Король, дама, валет», но и кофейня, что влюбила меня в себя микролотом в микроточке на 2-й Тверской-Ямской в 2017 и не отпускала с тех пор. Ребята жарят зерно для половины кофейнь Москвы, а их самая легкодоступная точка для меня — на Центральном на Маросейке.

— SKURATOV

Я ненавижу Омск и своё детство в нём, но кое-что хорошее этот город дал миру. Кофейню, что в 2024 неофициально «новый Старбакс», вкуснейшее зерно и восхитительные дрипы, ну и чудо-фильтр в любой из точек Москвы. Нелюбимая — на Белорусской, я там с боссом-душнилкой встречалась. Любимая — у Патриков, мой главный бриллиант среди говна.

— lim: cc

Хорошее место в переулках Мясницкой, что открыла моя бывшая коллега по Zotman Pizza, Наташа. Там много вкусной еды, магазин экипа для велосипедистов, и не всегда приветливый персонал, но фильтр отменный (Американо тоже топ!).

— Кривоколенный 9с3

Приятное простое кафе с названием по тому же принципу. Фильтр и завтраки — восторг! И очень красивый световой и звуковой дизайны помещения: ничего не шумит и не пылит.

— Dizengoff/99

Любимое кафе израильской кухни в Москве! По хумусу с ними тягается только Абу Гош, но в нём нет кофе. А в Дизе есть кофе, прекрасный Тель-Авивский завтрак и клёвая музыка.

— Кофебосс

Мой маленький guilty-pleasure. Вообще это точка с собой и не в Москве, а в Одинцово, прямо у станции, но не отметить её здесь я не могла: их бариста не раз поднимали мне настроение в грустные дни (Но был один в очках, что вечно его портил! Take this, sucker).

— Surf на Солянке

В это место я хожу скорее по инерции и ради истории, но кофе в Сёрфах делают раз-через-раз хорошо. На Солянке чаще хорошо.

— Surf на Маросейке

Не путать с Сёрфом на Покровке в двух шагах: они разные. В этом делают вкусный фильтр и гавайский смузи.

— Кофе Бюро