16+
Еврейка Нина

Объем: 80 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Глава 1

— И что, по-твоему, этот прохвост сделал? Толкнул Гришку в канаву, чтоб его не увидели, а сам бежать и в дырку в заборе. Притащил в итоге полную пазуху яблок. Говорю ему: «Вот попадёшься ты, Славка, защищать не буду». А он мне: «Так погниют же, ба, эти яблоки. Что ж мы, не знаем ентого деда? Каждый год висят на ветках яблоки до самой зимы, пока морозом не побьет». И как его потом ругать?! Правду же говорит, — рассказывала баба Клава соседкам про внука Славу, которого воспитывала одна.

Даже когда Славик говорил неправду, ему всё равно верили или делали вид, что верят. Потому как было или очень смешно, или, на удивление, логично.


Славик и правда был неплохим парнем. Любил читать книги про приключения и историю, особенно про сражения. Класса до шестого подавал надежды, как говорила учительница истории Надежда Петровна. По остальным школьным предметам Славик имел или пять, или твёрдую четверку. Обладал отличной памятью и был «на редкость сообразительным». Именно так описывала Славика его бабушка Клава. Нет, она не хвасталась перед соседями внуком. Это скорее жалоба вперемешку с анекдотом. Он всегда умел вывернуться из, казалось бы, безвыходной ситуации. И даже когда вина его была очевидна, он находил такие аргументы в своё оправдание, что они вызывали у бабушки смех и недоумение, как же можно быть таким находчивым, сообразительным и изворотливым.

Но летние каникулы после шестого класса изменили Славика. В соседний двор вернулся из тюрьмы Борис Рыжебород. Он отсидел пять лет за мошенничество. И вышел в мае 1932 года. Славику тогда исполнилось 12 лет, и он был очень любознательным, как и все мальчишки его возраста.

Борька Рыжебород — мошенник и вор средних лет. Он рассказывал мальчишкам из близлежащих домов всякие истории о своих и чужих приключениях. О том, как ловко открывал любые замки, как незаметно вытаскивал кошельки у богачей, как годами скрывался от полиции, живя на соседней улице. Все эти истории сопровождались легкой улыбкой и бравадой. И, конечно, пацаны слушали его, раскрыв рты. А на вопрос, как же он всё-таки попался, Борька Рыжебород ответил:

— Баба сдала. Жил я с ней пару месяцев, да закружился с другой. Вот она и взревновала. И накрыли меня прямо в портках у той, другой. Так что, пацаны, бабам верить нельзя.

Почти каждый день Славик, а с ним ещё трое соседских мальчишек слушали истории Борьки. Выполняли его мелкие поручения, сначала вполне законные и безобидные. Ребята считали честью выполнить просьбу Бориса. Каждому из них Рыжебород говорил, что он особенный, есть в нем талант и способности. И каждый из мальчишек в это верил, думая, что станет таким же храбрым, как Борис.

Славик стал часто пропускать школу, проводя почти всё время в доме у Рыжеборода. Домашние задания и вовсе не успевал делать. Сначала из дневника Славика пропали пятерки, затем стали редкостью четвёрки. И вот восемь классов он заканчивал уже еле-еле. Контролировать Славика было некому. Отца он никогда не видел. Поговаривали, что им был какой-то заезжий чекист, который пробыл в городе всего две недели, но успел обрюхатить его мать, ученицу десятого выпускного класса. Интересное положение девушки обнаружили только спустя три месяца. Она экстерном сдала экзамены, причем с отличием. Год просидела дома с маленьким Славой и уехала в Москву на учебу, оставив его с бабушкой. Первые три года она еще приезжала навещать сына, а потом вышла замуж в столице и приезжать перестала.

Бабушка Клава работала на пекарне, часто в ночную смену, поэтому ночью не видела, что внука нет, а днём он уходил как будто в школу. По дому Славка делал всё. Убирал, посуду мыл, уголь носил, даже готовить научился. У бабушки не было к нему претензий. А оценки, да ну их, вон дочка отличница, уехала в институт и не вернулась. Так и внук уедет в институты енти. И что, совсем одной остаться? Он парень рукастый, с любой работой справится. Не останется голодным.

Так говорила бабушка классному руководителю. И не ошиблась, рукастость Славика приметила не она одна. Борька Рыжебород и кореш его, Савва, тоже видели, что парень растёт способный.

День за днём учили они его своему ремеслу. Отмычки, заточки, слежка, маскировка. К восемнадцати годам Славик стал самым ловким вором в округе. Борис ему даже завидовал в глубине души. Воровал Славик, конечно же, у богатых, если можно было хоть кого-то назвать богатым в то время, и ощущал себя при этом неким Робин Гудом. Он прочитал про него ещё в пятом классе.


После школы Славик пошёл в автошколу, хотя мечтал быть пилотом. Но поступать нужно было в другой город. Бабушку он бросить не мог, да и успеваемость в школе последние годы была не лучшей. Поэтому автошкола показалась единственной альтернативой небу. В автошколе его «рукастость» тоже отметили. Он быстро всё схватывал и мог справиться с любой поломкой. Ему даже пообещали хорошее место в АТП по окончании учебы.

Несмотря на успехи в учебе, старые дружки и их тайная жизнь не отпускали Славика. Они частенько собирались, играли в карты, выпивали и совершали мелкие кражи. Для парня это было всего лишь развлечением, в такие минуты он чувствовал себя очень взрослым. Воровство казалось чем-то вроде игры. Просыпался азарт: засекут / не засекут, вскроет сейф за пять минут или за две.

Борька Рыжебород был главным. Славик, друг его, Гришка, из соседнего подъезда и ещё трое мальчишек лет пятнадцати входили в банду Рыжеборода. Все, кроме Славика, подчинялись авторитету беспрекословно. Славик же — по настроению. Он мог не появляться неделями во дворе Рыжеборода, а потом принести пять кошельков и золотую цепочку. Славик всегда сам выбирал, чей сейф или карман обчистить, в то время как все остальные ждали наводку от Бориса. Мужчину такая независимость сначала нервировала. Но потом Рыжебород понял, что пацан не собирается занимать его место или спорить с ним, поэтому не требовал подчинения. В банде было принято делить награбленное поровну. Славик же частенько отказывался брать то, что добыл кто-то другой.

Лет с шестнадцати Славик пользовался большим успехом у девушек. Внешность его не была выдающейся, но вот глаза запоминались всем. Мужчины видели в них сталь и силу, женщины умудрялись разглядеть нежность и теплоту. И одинаково для всех Славик был прямой и «языкатый», как говорила бабушка. Он знал сотни анекдотов, очень метко шутил, но при этом становился серьёзным и сосредоточенным, когда это было необходимо.

— Бабам не доверяйте. Особенно тем, кто вам свою невинность отдал, — так частенько говаривал Рыжебород, когда кто-то из парней ухаживал за очередной девушкой. И чаще всего эта фраза предназначалась Славику.

Летом 1939-го Рыжебород задумал крупное дело. Он решил совершить налёт на колхозный склад. Узнал, когда там планируется завоз дефицитного товара. Все, кроме Славика, восприняли эту идею с радостью.

— Наконец чем-то серьезным займёмся. Надоело уже кошельки подрезать, — сказал Лёня, лучший друг Славика.

— А ты что, разве умеешь что-то другое? — не без ехидства подметил Славик.

— Вот и научится. А там, гляди, и контору возьмём, — уверенно ответил Рыжебород.

— А со сторожем что делать будем? — опять задал вопрос Славик.

— Разберемся по ходу, — Рыжебород был раздражен. Его нервировала эта беседа. Опять этот Славик показывает своё превосходство.

Налёт на склад назначили на ночь с пятницы на субботу. Славик идти не хотел, но Лёня его уговорил. Понимал, что единственный человек, который не бросит его в беде, это Славик. А налёт вызывал в нем и азарт, и тревогу. Славик пошёл по той же причине. Он знал, что выручит Лёню в случае чего, как делал это уже много раз.

Рыжебород надеялся, что сторож будет крепко спать. Он лично почти всю неделю до назначенной даты следил за складом и сторожем. Тот каждый день делал обход в двенадцать и закрывался в сторожке. До шести утра оттуда доносился громкий храп.

Но именно той ночью, когда банда Рыжеборода решила пойти на крупное дело, сторож не спал. Накануне вечером он наелся сала с квашеной капустой. Желудку такое сочетание пришлось не по вкусу. Сначала живот раздуло. Начались газы и отрыжка. А в аккурат к двум часам ночи сторож засел на толчке. Ещё ни разу в своей некороткой жизни мужик так долго не справлял нужду. Он потел, его бил озноб. Несколько раз он даже выходил из сортира, но, не пройдя и пяти шагов, бежал обратно. Спустя 40 минут изнурительной желудочно-кишечной работы, обессиленный и полуживой, медленно пошатываясь, мужчина побрел к сторожке, держась за стенку.

В час тридцать, когда сторож только-только начал делать свои дела, к складу с продовольствием пришёл Сашка, самый младший из банды Рыжеборода. Он должен был стоять на шухере: убедиться, что сторож спит, и подать условный сигнал, если тот проснётся или кто-то будет идти мимо, что маловероятно. Склад находился в тупике, и обычных прохожих здесь не бывало, тем более в столь позднее время.

К двум часам ночи, когда сторож все ещё сидел в сортире, подошли остальные грабители: Рыжебород, Славик, Лёня и кореш Рыжеборода Костян, который оставил машину недалеко от склада.

Сашка заверил банду, что сторож спит. Сторожка закрыта, и больше тридцати минут звуков оттуда не доносилось.

Склад был небольшой. Там хранились консервы, мука, сахар и водка. План был не особо хитрый: Сашка на стреме, Славик вскрывает замок, и они вчетвером начинают выносить ящики к дороге. Потом Костян подъезжает на машине, подельники всё грузят и уезжают.

Славик быстро справился с замком. Все четверо пробрались на склад и начали перетаскивать ящики с провизией ко входу.

Именно тогда, когда преступники только проникли внутрь склада, сторож вышел из туалета. Сашка его не заметил, потому как мужчина держался за стенку и свет от фонаря падал в другую сторону. Собственно, Сашка вообще не смотрел туда. Сторожка находилась в другой стороне, а он был уверен, что сторож там. Да и сердце от волнения стучало так громко, что кроме этого стука он не слышал больше ничего. Парень подошёл к приоткрытой двери склада и просунул голову, чтобы посмотреть, что делают остальные. И в эту самую минуту сторож налетел на Сашку со спины. Оба от неожиданности вскрикнули. Сашка от страха онемел. Он смотрел испуганными глазами на сторожа, а тот, оправившись от неожиданности, уже свистел в свисток.

Костян уронил ящик с водкой Лёне на ногу, тут же рванул к выходу и сбил напарника с ног. Рыжебород, выхватив из-за пазухи револьвер, тоже направился к выходу. Славик мог выбежать самым первым, он был ближе всех к двери. Но, увидев, как корчится на полу Лёня, бросился его выручать.

На выходе Костян с Рыжебородом уперлись в Сашку, который до сих пор стоял с выпученными глазами. Сторож за это время успел схватить лопату, стоявшую неподалёку, и продолжал свистеть. С лопатой он шёл на грабителей. Рыжебород, недолго думая, выстрелил в сторожа. Сашка от неожиданности закричал. Костян же одним резким ударом в челюсть оставил юнца без сознания. В этот момент со склада выбрался Славик, таща на себе Лёню. Оба они уставились на лежащего сторожа и Сашку. Было непонятно, кто же получил пулю, сторож или их друг.

— Врассыпную, — прохрипел Рыжебород, пнул Сашку, переступил через него и, озираясь, рванул от склада. Костян помчался к машине. Славик отпустил Лёню и медленно направился к сторожу.

— Ты куда?! Бежать надо, — громко прошипел Лёня.

— Я на мокруху не подписывался, — огрызнулся Славик.

Он подошёл к сторожу, присел и начал его ощупывать. Тот застонал.

— Живой, — прошептал Славик с облегчением. Он расстегнул ему куртку и увидел мокрое пятно на плече.

— Славик, надо уходить. Я слышу сирену, — взмолился Лёня.

Сашка к тому времени уже оклемался. Он сидел на земле, не понимая, где Рыжебород, почему Славик душит сторожа, а Лёня что-то ему кричит.

Славик руками зажал дыру в плече сторожа. Оттуда текла кровь. Ещё никогда парню не приходилось иметь дело с кровью, точнее, с таким ее количеством. Разбитые носы и кулаки, всё это было другое. Какое-то обыденное. А здесь этой крови очень много. Она была липкая и горячая, что ощущалось особенно сильно, так как стояла поздняя осень с ее холодами. Славик чувствовал себя очень странно. Ему казалось, что время остановилось. Он слышал только пульсацию под руками и стоны сторожа. Казалось, откуда-то издалека доносятся крики Лёни о том, что нужно бежать. А Славик не понимал зачем, ведь здесь умирает человек и его надо спасать.

Вдруг он и сам отчётливо услышал сирену. Повернулся к Лене и спокойно сказал: «Беги».

Лёня привык всегда слушаться Славика. Убегая, он и подумать не мог, что Славик не бежит за ним. А Славик даже не пытался. Он держал руки на плече сторожа и просто ждал.

Сашка тоже пытался убежать, только выбрал неудачное направление. Рванул зачем-то прямо на сирену. Его повязали первым. Славика взяли следом. Благодаря его действиям сторож остался жив.

Рыжебород всю ночь прождал подельников во дворе. С рассветом он понял, что их арестовали. В молчании Славика он не сомневался. А вот Сашка и Лёня… Эти двое не такие стойкие. Утром он собрал вещи и пешком покинул город. Это было правильным решением для многое повидавшего преступника. Славик не проронил ни слова ни до суда, ни на самом суде. Он даже не поднял голову, когда бабушка подошла проститься. Ему дали семь лет.

Сашка же сдал всех. Следователь пообещал ему скостить срок, если он всё расскажет. Сашке было семнадцать, и он повидал не так много, как Рыжебород. Он ещё верил людям и всего боялся. Парень рассказал и про банду, и даже про то, как прогуливал уроки в школе. Ему тоже дали семь лет. Он плакал и кричал на суде, что это какая-то ошибка, ведь дяденька-следователь обещал…

Рыжеборода и Костяна не нашли. Когда их начали искать, те уже были далеко от города. А вот Лёня оказался не такой умный. Он сидел дома и всё ждал, когда же придёт Славик. Но пришли за ним люди в погонах. Лёне тоже дали семь лет за то, что не сотрудничал со следствием. Лёня-то, может, и сотрудничал бы, да только Сашка уже всё разболтал.

Глава 2

Отец Нины преподавал математику в пединституте. Переехали они в Ворошиловск из Ленинграда, когда Нина была ещё маленькой. Истинная причина переезда ей была неизвестна. Кажется, папа с кем-то там поссорился и их отправили в провинцию. В Ленинграде отец заведовал кафедрой в каком-то большом институте, а здесь был просто старшим преподавателем. Эту тему почти никогда не затрагивали, Нина узнала подробности только из случайно услышанных разговоров родителей.

Конечно же, девочка хорошо училась, была воспитанной и прилежной. Для еврейки Нина была слишком светлокожей, волосы прямые, темно-серого цвета, глаза светло-карие. Фигура у Нины была скорее мальчишеская, узкие бедра и маленькая грудь. Человек, не знающий наверняка, что Нина еврейка, легко мог спутать ее с чеченкой, осетинкой и даже с русской. Несмотря на аттестат с отличием, Нина не стала поступать в институт. Ее мать Анна Абрамовна начала болеть: постоянные простуды, ангины с осложнениями. Поэтому девушка решила остаться дома и ухаживать за больной матерью. Она устроилась на полставки в библиотеку, а свободное от работы время проводила с мамой.

Отец Нины, Михаил Яковлевич, был человеком строгим и немногословным. Он требовал идеальной чистоты в доме и не терпел слёз. Поэтому, когда Анна Абрамовна умерла, он запретил Нине горевать. А всего через три месяца нашёл дочери жениха. Это был учитель истории Давид Александрович, обычный еврейский юноша, с волнистыми черными волосами, среднего роста, худощавого телосложения и в очках. Для отца Нины главное, что будущий зять — еврей с высшим образованием.

Сама Нина сначала сопротивлялась браку. Во-первых, она ещё оплакивала мать втайне от отца; во-вторых, не испытывала к Давиду никаких чувств, хоть он и был хорошим, порядочным молодым человеком. Не было у Нины к нему ни влечения, ни даже интереса как к человеку. Просто обычный парень, каких сотни. Со временем девушка изменила мнение. Точнее, это было желание не столько сочетаться с Давидом браком, сколько уйти из родительского дома.

Михаил Яковлевич, не продержав положенного годичного траура по усопшей жене, женился во второй раз. Его женой стала лаборантка с кафедры, пышногрудая еврейка Сара, на десять лет младше. Нину это глубоко ранило. Она не могла простить отцу, что тот так быстро забыл ее мать. К тому же временами ей казалось, что отец сошелся с этой Сарой намного раньше законного брака и еще до смерти Анны Абрамовны. Сначала новоиспеченная жена пыталась найти взаимопонимание с падчерицей, но Нина её игнорировала. В итоге им обеим стало проще не разговаривать друг с другом.

Нина засиживалась в библиотеке допоздна, пару раз даже оставалась там ночевать. Состояние её было удрученное, она не понимала, что делать дальше и как жить вместе с отцом и его женой.

Однажды вечером, когда Нина медленно шла домой, она встретила Давида. Он вызвался ее проводить, так как было уже темно. Нина почему-то рассказала ему об обиде на отца, о тоске по матери, о том, что жизнь совсем не такая, как она себе представляла. До этого девушка никому не рассказывала о своих чувствах. Давид оказался в нужном месте и в нужное для Нины время.

На следующий день Давид уже ждал ее возле библиотеки, а через три дня сделал предложение. Нина согласилась, чем очень обрадовала отца. Он и сам тяготился общением с дочерью, в глубине души чувствуя вину перед ней и умершей супругой.

Брак с Давидом стал для Нины спасением. Она шла не к Давиду, она уходила из родительского дома, от отца. К Давиду она испытывала глубокое уважение и благодарность. Любви, страсти или чего-то подобного в их отношениях не наблюдалось. Давид был скромен и сдержан. К тому же жили они с матерью Давида Диной Владимировной. Она тоже была сдержанной, если не сказать холодной. С Ниной практически не разговаривала, целыми днями сидела в кресле-качалке и вышивала. В ее присутствии Нина лишний раз стеснялась говорить с мужем, не говоря уже о прикосновениях.

К счастью для всего семейства, Нина очень скоро родила девочку. Назвали ее в честь матери Нины, Анечкой. Эта крошка стала связующим звеном для всей семьи. Свекровь теперь больше разговаривала с Ниной, хоть эти разговоры и касались только детей: она сравнивала маленькую Анечку с сыном Давидом и находила их очень похожими, сравнивала внучку с покойным мужем, с собой и всеми остальными родственниками. Нина не возражала. Ей было абсолютно всё равно, чьи глаза, нос и губы унаследовала дочь. Всю свою любовь, копившуюся годами, она отдавала малышке. Нина была благодарна свекрови, что та обожала Анечку, и благодарна мужу, что забрал ее, Нину, от отца и подарил смысл жизни, который девушка утратила со смертью матери.

Они жили спокойной и даже счастливой жизнью до июня 1941-го.

Когда по радио объявили о нападении Германии, Дина Владимировна, как обычно, сидела в кресле-качалке. Нина кормила Анечку овсяной кашей, а Давид ушёл на рынок. Услышав обращение, Нина застыла с ложкой каши в руках, а Дина Владимировна выронила вышивку. Так они и сидели, глядя друг на друга широко распахнутыми глазами, пока не расплакалась Аня. Конечно, ребёнок двух лет не понимал, что такое война и где находится Германия. Обе женщины кинулись к девочке. Они гладили ее по голове, по очереди брали на руки.

— Где Давид? Что же теперь делать? Как быть? — причитала Дина Владимировна.

Как назло, Давида не было до самого вечера. Нина уже собралась идти на поиски, как вдруг дверь открылась и вошёл муж. Нина сразу почувствовала в нем перемену. Он выглядел озабоченным, но одновременно спокойным. Как будто решил какой-то очень важный вопрос. Дина Владимировна бросилась к нему со словами:

— Давидушка, где же ты был так долго? Такая беда случилась! Мы не знаем, что делать… Давид, что с тобой?

Давид медленно снял туфли, не реагируя на мать, подошёл к Нине, на руках у которой всхлипывала Анечка. Протянул руки к ребёнку. Аня сначала посмотрела на маму, затем снова на отца и ответила ему улыбкой.

Дина Владимировна так и застыла посредине комнаты. Уловила какую-то перемену в сыне и никак не могла понять, что это.

Подержав дочку на руках несколько минут, Давид присел на стул и посадил ее на колени. Он поцеловал ее в макушку и задержался губами дольше обычного. Поднял глаза на Нину, потом перевёл их на мать и вполне буднично сообщил:

— Я записался добровольцем на фронт. Через три дня отбываем. Нужно взять с собой сухпаёк и смену чистого белья.

Дина Владимировна еле-еле сделала три шага до ближайшего стула и медленно опустилась. Ее лицо побледнело. В другой ситуации она бы сразу начала причитать и отговаривать. Но сейчас тон Давида, его выражение лица — всё указывало на то, что он принял решение и отговаривать его — пустая затея. Таким же тоном когда-то он сообщил матери, что хочет быть учителем, потом — что женится на Нине.

— Давид… — начала Нина. Но осеклась. Она не знала, что сказать. То ли отговаривать, то ли поддержать его смелый поступок.

Давид сам нарушил молчание:

— Что на ужин? Не ел весь день.

Нина начала накрывать на стол. А Дина Владимировна продолжала сидеть, закрыв лицо руками. Она понимала, что, скорее всего, сына больше не увидит. Давид либо погибнет под пулями, либо умрет от какого-то заболевания типа пневмонии или дизентерии. Он никогда не отличался крепким здоровьем и переболел всем, чем только можно. Умудрялся подхватить грипп даже летом, что уж говорить про холодные и сырые окопы. Из-за слабого здоровья почти всегда был освобождён от физкультуры. Он не мог подтянуться и трёх раз. Как же он будет преодолевать большие расстояния и идти в атаку? А если рукопашка? Он же боится крови! Все эти мысли проносились в голове у бедной матери.


Следующие три дня пролетели быстро. Женщины собрали своего единственного мужчину на войну. Обе понимали, что Давид вряд ли вернётся. Провожать на вокзал его пошли только Нина с Аней. Дину Владимировну сын уговорил остаться дома, она не вынесла бы долгого прощания.

На вокзальной площади было полно народу. Мужчины храбрились, особенно молодые, те, у которых ещё не было жён и детей. Они широко улыбались и громко смеялись, хвастаясь друг перед другом, как будут улюлюкать убегающим от них немцам. Их матери стояли неподалеку. Женщины были встревожены, некоторые не могли сдержать слёз. В тот момент, казалось, мало кто из присутствующих понимал, что происходит, что такое война и как долго она продлится. Сводки с фронта поступали противоречивые. Одни шептались, что немцы уже чуть ли не до Москвы дошли, другие уверяли, что они застряли на границе возле Бреста и никак не могут продвинуться дальше.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.