Бесплатный фрагмент - Есения

Часть I

Исповедь Есении

Я умерла. Опять. С каждым сном смерть настойчиво подбиралась ближе. Коварно усмехалась и протягивала костлявые руки. Объятия душили, не позволяя сбежать. Смерть изворачивалась и готовила новые ловушки. Потирала ладони в предвкушении, знала, что мне не ускользнуть.

Порой удавалось ее перехитрить: я просыпалась среди ночи в холодном поту. Грудь тяжело вздымалась, в горле застревал крик, но я возвращалась живая.

Я боялась засыпать. Гнала мрачные мысли, но они возвращались назойливым роем. Молитвы не помогали: дарили кратковременный покой, но едва голова касалась подушки, как я проваливалась в бездну страха…

Утро мягко коснулось лица, погладило по щеке теплым солнечным лучом. Приоткрыв веки, я с наслаждением вдохнула утреннюю свежесть:

— Жива!

Дверь тихо скрипнула. Я притаилась. Легкой поступью незваный гость неслышно пробирался по комнате. Подглядывая сквозь ресницы, я ждала. Описав полукруг, он грациозно запрыгнул на кровать и попал в теплые объятия.

— Доброе утро, Тихон, — я провела ладонью по густой и мягкой шерсти кота.

Тихон выгнул спину и потерся головой о подбородок. Почесав любимца за ухом, я уткнулась в пушистое тело.

— Барышня, не спите уже? А я голос услышала, думаю, дай загляну. Да и дверь приоткрыта! — воркование Насти успокаивало, прогоняя остатки сна. — В глазах печаль затаилась. Поди, опять сон тревожный снился?

Настя присела подле кровати и участливо посмотрела на меня. Добрая девка, не глупая. Папенька — Захар Платонович — заприметил Настю и поставил мне в услужение. Не прогадал. Дела у папеньки ладились, в гору шли. Только маменьку не сберег, да больше не женился. Все обо мне заботился.

— Да, Настя! Тревожно мне. Не к добру эти сны! — я спустила кота на пол, откинулась на подушки и тяжело вздохнула.

— Полно вам, барышня, печалиться! Что папенька скажут, когда увидят бледный цвет лица? Скажут, Наська не доглядела?

— Ох, Настя, знала бы ты, что мне снилось!

— А вы расскажите, барышня, облегчите душу. Чай, вам легче станет, — посоветовала девушка, помогая с утренним туалетом.

Поднявшись с постели, я накинула на плечи пеньюар и ополоснула лицо над тазом. Холодная вода освежала и бодрила. Настя усадила на стул и занялась волосами. Ловкие пальцы отделяли пряди и проворно проходились по ним щеткой.

— Рассказывайте, барышня, я слушаю.

— Мне снилось море.

Рука девушки зависла над головой. Настя склонилась и внимательно посмотрела на меня, губы дрогнули и расползлись в улыбке:

— Барышня, да вы моря отродясь не видывали! Как оно присниться могло?

Я пожала плечами и прикусила губу, улетая в воспоминания: сильный ветер теребил косынку и растрепал волосы. Я стояла на палубе теплохода и крепко держалась за поручни. Но невидимая сила разжала пальцы, подбросила хрупкое девичье тело и перекинуло за борт. Холодная вода обожгла кожу, дыхание перехватило. Я открыла глаза, но вокруг бурлила вода, поглощала, не позволяя подняться на поверхность. Увидев свет, я тянулась к нему, но дьявольская сила утаскивала в пучину, погружая во мрак.

Настя перекрестилась, облизнула пересохшие губы, подумала минуту и выдала объяснение:

— Переживаете вы, барышня, по поводу помолвки. Боитесь перемен. Но зря, я вам скажу. Жених ваш, Василий Андреевич, добрый и внимательный человек, он вас не обидит и пальцем не тронет.

— А ты почем знаешь, каков он? Василий Андреевич заезжий, в нашей местности недавно поселился.

— Так, с его прислугой балакали, они и сказывали, каков барин, — не моргнув глазом, ответила Настя.

— Дай-то бог, — воззвала я и перекрестилась, а у самой щеки запылали румянцем.

Настя заметила, заулыбалась и быстро соорудила незатейливую прическу, помогая облачиться в платье. Я откинула прочь докучливые мысли, посмотрелась в зеркальце:

— Хороша, Есения!

Так приговаривал папенька, нахваливая дочку, когда Василий Андреевич Орлов переступал порог дома. Впервые он повстречал меня на сельской ярмарке.

Василий Андреевич — фабрикант — привез на ярмарку бумажные и шелковые материи и прочие мануфактурные изделия. Батюшка оценил товар и прикупил отрезы на платье. В свою очередь продал Василию Андреевичу пушнину. На том и завязалось знакомство.

Под предлогом торговых соглашений Василий Андреевич вошел в дом и в доверие отца — Захара Платоновича Естафьева. Не прошло и месяца, как батюшка пророчил мне в мужья нового друга. Василий Андреевич всячески оказывал знаки внимания, был любезным и веселым собеседником.

Тогда и началась череда странных и пугающих снов. Я не понимала их природу, не находила объяснения таинственным знакам. Василий Андреевич — статный, высокий и пышущий здоровьем — нравился мне. Девушке на выданье льстило внимание столь успешного в делах состоятельного мужчины. Один Тихон недолюбливал Василия Андреевича. Стоило тому переступить порог дома, как кота словно подменяли. Ласковый и добрый от природы, Тихон начинал шипеть и убегал из дома. Однако Василия Андреевича сей факт никоим образом не огорчал. Он не замечал подобных мелочей, уделяя внимание будущей супруге и предстоящей свадьбе.

— Торопитесь вы, Василий Андреевич, — заметила я, сидя подле него на веранде, куда служанка подала чай. — К чему такая спешка? Не к добру это.

— Полноте вам, Есения, хмуриться. Знаете, я человек деловой, мне в селении долго находиться не пристало. Фабрика без хозяина работать не может.

— Что же брат ваш, Петр Андреевич, не подсобит разве?

— Ах, Есения, краса ненаглядная, не понимаете вы ничего в производстве. Одному никак не управиться. Да, что ж я буду вашу головку чудную забивать скучными беседами. Оставьте это мужчинам.

Как ни пыталась я, но вывести на разговор Василия Андреевича об истинной причине спешки не получалось. Папенька и слышать не желал о тревогах дочери, отмахивался и говорил, что девицы перед свадьбой робеют.

Я смирилась, но с каждым днем угасала и боялась собственных мыслей. Вечерами долго молилась, но ночь заставала врасплох, наполняя страхом. Я украдкой замечала, как Василий Андреевич бросал на меня настороженный взор, но стоило встретиться взглядом, как он преображался, становился вновь милым и обаятельным.

Свадьбу решили отгулять тут же, у батюшки. Василий Андреевич хвалил сельский простор и упросил Захара Платоновича перед отъездом в город организовать охоту на зайцев. Папенька и рад стараться, всячески угождая молодому зятю. А уж приданное для дочери нахваливал!

— Видишь, Василий, поля широкие? До самой речки ваши будут, коль помру я. Не оставлю дочь без гроша, помяни мое слово!

— Что же это вы, папенька, о смерти заговорили? — охнула я и перекрестилась.

— Не бойся, Есения, я — мужик крепкий! Но мне спокойнее, что ты замуж выходишь, не одна останешься в случае беды.

— Папенька!

— Да, полно тебе, раскричалась, — рассмеялся отец, а Василий Андреевич молчал, только глаза прищуривал и поглядывал сквозь густые ресницы.

Чуяла как смерть рядом ходила, путами опоясывала. В ночь перед венчанием я глаз не сомкнула: страх обуял. Не понимала я, что пугает, чего боюсь. Замуж выходила не по принуждению. Жених ладный да завидный. Торопил меня, но Василий Андреевич — человек дела, в город спешил. Оставлять красу ненаглядную опасался:

— Уведут тебя, Есения! Глазом моргнуть не успею, как сваты на пороге появятся, едва я в город отлучусь.

Льстили слова его, но на душе неспокойно. С первыми проблесками рассвета перед свадьбой уставшее тело сдалось, разум затуманился, и я провалилась в сон.

***

Серая громада города устремлялась в беспросветное тяжелое небо. По мостовым мчались экипажи, мимо сновали безликие прохожие. Они задевали меня, но не замечали, словно я ничто в этом мире, песчинка в бескрайнем море.

Я остановилась посреди улицы, потерянная и одинокая. Куда идти? Кому я нужна? Где мой дом? Сердце сжалось от тоски и печали, от безысходности и непонимания. Людской поток подобен серой бурлящей воде. Я затерялась в нем. Надолго ли?

Свернула в подворотню, прислонилась к холодному камню стены. Запрокинула голову и до крови прикусила губу. За что? В чем вина моя? Ухватиться бы за мысль, но она ускользнула проворной змейкой. Встряхнула головой, накинула капюшон и ступила во двор. Как глупо!

Дома образовали кольцо. Я загнала себя в тупик и спиной ощутила постороннее присутствие. Напряглась. Оцепенела. Он бесшумно подошел сзади. Медленно провел ладонями по рукам вверх. Схватил за плечи и неистово сжал.

Оглянуться бы. Посмотреть от кого бегу, кого боюсь. Но нет! Страх затмевал разум. Прерывистое дыхание срывалось с губ. Сбежать, затеряться среди людей! Но нет, я слышала тяжелое дыхание, ощущая силу рук и власть надо мной.

Кто же ты? Почему преследуешь? Неужто сама смерть?

***

— Есения…, — сквозь сон доносился голос, — Есения Захаровна, барышня, очнитесь!

С трудом открыла глаза, сквозь пелену забвения различила неясный образ Насти. Девушка перевела дух, перекрестилась. Я глубоко вздохнула, окончательно выныривая из недр странного сновидения. Широко распахнув глаза, я радовалась солнечному свету и новому дню.

— Ну, барышня! — выдохнула Настя. — Напугали, ей-богу. Занедужили али нет? Почивали плохо?

— Ох, Настя, не спрашивай, — отмахнулась я от служанки.

— Батюшка ваш, Захар Платонович, с утра сам не свой, весь двор загоняли. Про вас, барышня, спрашивали.

Я позволила Насте собрать меня, привести в порядок. Служанка кликнула других сенных. Они налетели роем, окружили, подготавливая к венчанию. Я безропотно подчинялась, оставаясь во власти сна. Пыталась разобраться, но тщетно. Настя не сводила тревожного взгляда, но при других девушках не смела спросить.

Для каждой невесты день свадьбы — таинство. Трепетные переживания, надежды на будущее окрыляли и наполняли светом. Во мне же сгустилась тьма. Туман окутал сознание. Я беспрекословно выполняла то, что подсказывали окружающие. Мимолетно отвечала на вопросы. Участливо улыбалась гостям, но не видела и не слышала ничего.

Василий Андреевич неотлучно находился рядом, поддерживая и направляя, словно куклу-марионетку в руках искусного кукловода. Однако присутствие новоявленного мужа не тяготило: я не ощущала той слабости, как во сне. Значит, дело не в Василии Андреевиче? Чего я так боялась?

Уставшая и измученная думами, я вошла в дом, оставив позади шумную и развеселую толпу гостей. Столы накрыли на просторном дворе, благо погода позволяла. Конец августа выдался удачным, изобильным. Гости пили за здоровье молодых и крепкое потомство, вкушая богатые яства.

Прислонившись к дверному косяку, я закрыла глаза. Задержала дыхание. Пушистое и теплое коснулось руки. Вздрогнув, я тут же рассмеялась. Тихон сидел на лавке подле меня и терся о руку. Я приласкала кота и почесала за ухом. Взяла на руки и прошла по направлению к комнате. Но, едва ступила пару шагов, как Тихон зашипел, дернулся и выскользнул из рук. Растерявшись, я оглянулась:

— Тихон, куда ты?

В дверном проеме стоял незнакомец. Высокий, подтянутый, он отдаленно напоминал мужа, Василия Андреевича: прямой нос, тонкие черты лица, однако острый взгляд пронизывал насквозь. Густой волос аккуратно зачесан на пробор, в отличие от небрежной укладки мужа.

— Кто вы? — выдохнула я, ощутив гулкое биение сердца.

— Простите, напугал вас, Есения Захаровна. Позвольте представиться, Орлов Петр Андреевич.

Нежданный гость протянул руку, и я вложила в ладонь дрожащие пальцы. Склонившись, он коснулся губами руки, выражая почтение и насмешливо поглядывая.

— Вы боитесь меня, Есения Захаровна?

— Отнюдь, — я убрала руку и спрятала в складках подвенечного платья, — вам показалось, Петр Андреевич. День сегодня такой…

Я не закончила фразу. В сиянии свечей прошла в комнаты, но брат мужа настойчиво проследовал за мной. Мягкой неслышной поступью он подошел ближе, извлек из кармана маленькую коробочку и открыл ее.

— Простите великодушно за опоздание, дела задержали. Однако я приехал не с пустыми руками. Вы позволите, Есения Захаровна?

В коробочке на бархатной подложке покоилось украшение из черного камня. Петр Андреевич подхватил нить из бусин, зашел со спины и надел на шею черное украшение. Опустил руки на плечи и мягко развернул меня к зеркалу в богатой кованой оправе.

Я вздрогнула, ощутив руки Орлова: отголосок ночного кошмара. Машинально посмотрев в зеркало, я поймала собственный испуганный взгляд. Черный камень ярким пятном выделялся на фоне белоснежного подвенечного платья. Свет и тьма. Добро и зло.

— Семейная реликвия, — уточнил Петр Андреевич и перехватил мой взор, притягивая подобно магниту и вселяя робость. — Камень гагат оберегает от страхов и наваждений.

Подняв руку, я прикоснулась к маленьким бусинам, ожидая ощутить холод камня. Но на удивление, украшение подарило тепло и успокоило. Я подняла глаза и посмотрела на отражение Петра Андреевича:

— Вы считаете, мне что-то угрожает?

Орлов вскинул голову и прислушался. Отстранился на пару шагов и повернулся в сторону дверного проема. В коридоре раздались гулкие шаги, и в комнату вошел Василий Андреевич. Быстрым взглядом окинул присутствующих. Сузив глаза, на миг задержался на украшении и развернулся к брату.

— Я уже не надеялся, что почтишь нас своим присутствием, Петр.

— Полно, брат, разве мог я пропустить подобное событие? К тому же, ты не захватил свадебный подарок, — Петр Андреевич указал на камни.

Василий Андреевич выдавил улыбку на лице, однако мне почудилось напряжение в отношениях братьев. Я с интересом переводила взор с одного на другого, пытаясь проникнуть в их тайну. Обмениваясь молчаливым диалогом, братья словно не замечали меня. Петр Андреевич прищурился, глядя на Василия, словно улучил во лжи.

— Я планировал подарить жене семейные украшения в городе, в нашем доме, — прервал молчание Орлов-младший. — Забыл тебя предупредить.

— О чем еще я не знаю? — с вызовом вопросил Петр, а Василий поднял руку, призывая брата к спокойствию.

— Обсудим после! Есения, ступайте в опочивальню, я скоро буду. Праздник окончен.

Я в недоумении посмотрела на мужа, но Василий Андреевич не удостоил взглядом. Черты его лица исказились, пропала мягкость, глаза метали молнии. Отсвет пламени свечей полыхал в них, создавая мистический образ.

Приложив руку к груди, я сжала каменные бусины. Что происходит? Почему муж настолько переменился с приездом брата? Откуда столько жесткости в голосе? Я кинула взор на Петра Андреевича. Тот коротко кивнул, развернулся и покинул комнату.

— Есения, я попросил вас удалиться в опочивальню! — голос мужа выдернул из задумчивости и подтолкнул к двери.

Вспыхнув от подобного обращения, я промолчала, подхватила юбки и устремилась в свою комнату, где поджидала верная Настя.

— Барышня, на вас лица нет! — всплеснула руками служанка, запричитала и бросилась освобождать меня из оков подвенечного платья. — Я воду согрела. Омоетесь и недуг уйдет.

— Ой, Настя, не знаю, что думать.

— О чем вы, барышня?

— Орлов-старший приехал, братья не поладили.

— Разберутся, не берите в голову, барышня, — махнула рукой Настя, вынимая шпильки из волос, — ваша ли это забота?

— И то верно, Настя! Дело говоришь. Растревожилась понапрасну.

— Вот и славно, — обрадовалась Настя и прикоснулась к каменным бусам, — а это откуда у вас, барышня? Подарок супруга?

Я протянула руку, служанка расстегнула застежку и передала мне украшение. Теплые камни мягко легли в ладонь. Сжав кулак, я прикрыла веки.

— Он сказал, что камень защитит от страхов и наваждений.

— Кто сказал? — не поняла Настя. — Супруг ваш?

— Да нет, Петр Андреевич.

— Так подарок от брата?

— Семейная реликвия, — добавила я, вглядываясь в черную, как ночь, поверхность камня.

— Вы будете гневаться, барышня, но по мне, дарить даме черные украшения — не к добру, — заявила Настя и потупила взор.

Я вскинула глаза на девушку, перевела на бусины, которые манили таинственностью и задумалась. Вспомнила, как Василий поджал губы, едва вошел и увидел украшение на шее. Скептическая улыбка и ответ брату поразили меня. Однако я не успела додумать мысль, как дверь отворилась, и в опочивальню вошел Василий Андреевич.

Он коротко кивнул Насте, чтобы оставила нас. Девушка безропотно подчинилась, кинув на меня прощальный взор. Вымученно улыбнувшись в ответ, я сжалась от мысли, что мне предстоит разделить ночь с мужем, как того требует обычай. Но Василий Андреевич не спешил. Он прошелся по комнате, остановился возле окна, вглядываясь в ночь, запустив пятерню в густые волосы. Взъерошил непослушные кудри и повернулся ко мне, словно только сейчас вспомнил о существовании супруги.

— Как вы себя чувствуете, Есения?

Тон, с которым Василий Андреевич обратился ко мне, заставил замереть. Куда подевались сладкие речи? Восторженные взгляды?

— Почему вы спрашиваете? — прошептала я, машинально кутаясь в шаль.

Василий Андреевич сократил расстояние, подошел вплотную. Поднял руку и провел тыльной стороной по щеке. Я посмотрела в глаза мужа, но взгляд Василия проходил сквозь меня, всецело поглощенный собственными думами. Глубокий вздох сорвался с губ супруга, он сфокусировался и посмотрел на меня:

— Отдыхайте, Есения. Я не потревожу ваш сон и покой. Не сегодня!

***

Собачий лай да топот копыт разбудили меня. Я подскочила на постели и прислушалась. Гомон мужских голосов со двора, посвист загонщиков напомнили об охоте. Папенька сдержал обещание и организовал увеселение после свадьбы.

Втянув воздух, я приложив руку к груди, и задержала дыхание: воспоминания прошлого дня лавиной обрушились на меня. На запястье брякнули черные бусины. Коснувшись теплых камней, я задумалась.

Первая ночь, когда я спала без сновидений. Василий Андреевич намотал украшение на руку в виде браслета и велел ложиться спать. Он сказал, что камни обеспечат покой, но отводил глаза, когда я спросила, что тревожит его и брата. Почему они уверены, что меня ожидают наваждение и страх? Однако муж не ответил и оставил жену в первую брачную ночь наедине с тяжелыми думами. Но усталость одолела разум, тело расслабилось, и я забылась сном.

— Василий Андреевич, что ж женушка ваша, молодушка, не выйдет на крыльцо проводить, охоты славной пожелать? — раздались подтрунивающие да задорные голоса. — Ночка то, поди, словно река бурная!

— Вот шельмы! — раздался голос папеньки и дружный смех.

Откинув одеяло, я натянула на плечи шаль и подскочила к открытому окну, отдернула занавески. Из окна опочивальни двор лежал как на ладони. Я выхватила статную фигуру Василия Андреевича среди прочих мужиков. Верхом на гнедом коне и с ружьем в руке он выглядел мужественно.

Василий Андреевич поднял глаза, и наши взгляды пересеклись. Ни тени улыбки не коснулось лица супруга. Он дернул за поводья, конь послушно поворотился. Василий Андреевич пришпорил гнедого. В сопровождении отца и мужиков, супруг покинул двор. Я смотрела вслед, и тревога закралась в сердце.

«Почему он так со мной? Неужто не любит? Ради приданного моего? Но Василий Андреевич богат! Не понимаю…»

Я отошла от окна, но снова воротилась, вспомнив одну деталь: среди наездников я не увидела брата Василия.

— Где же Орлов? Еще одна загадка! Настя, куда запропастилась? Одеваться, скорее!

— Не гневайтесь, барышня. Ох, простите великодушно, теперича к вам как к барыне велено обращаться, — девушка влетела в комнату и проворно принялась за дело, без умолку тараторя.

— Настя, скажи лучше, где брат Василия Андреевича? Разве он не отправился на охоту со всеми?

— Так барин в гостинице остановились, не пожелали в усадьбе ночевать. Вот и охоту пропустили.

— А что про него сказывают, слышала? — полюбопытствовала я.

— Не могу знать. Они вчерась прибыли поздно, чай ужо и вы, барыня, в опочивальню удалились. Побыли на дворе, с братом Василием Андреевичем обсудили что-то, да и отбыли восвояси.

— Странный он какой-то, — задумчиво произнесла я.

— Ей-богу, барыня, кто же еще черные камни на свадьбу то подарит…

— Опять ты за свое, Настя. Василий Андреевич сказал носить и не снимать, они душу успокаивают. Камень называется гагат.

— Отродясь про такой не слыхивала. Но есть на селе мужик, говорят, он в разных каменьях разбирается. Если барыне интересно, я разузнаю.

— Будь так любезна, — заинтересовалась я.

День пролетел в обычных хлопотах, но частенько я рассеянно и бесцельно устремляла взор вдаль. Вышивка валилась из рук, буквы на страницах книги расплывались. Я нехотя выслушала кухарку: Матрена советовалась насчет обеда для господ. Махнула рукой, мол, делай как знаешь. Матрена искусница в приготовлении вкусных блюд. Папенька переманил ее в былые времена из другого селения, да так и осталась у Естафьевых.

Я прошлась по дому, касаясь кончиками пальцев мебели. Провела ладонью по корешкам книг в кабинете отца. Прислонилась к книжным полкам, запрокинула голову и тяжело вздохнула. Я не готова покидать отчий дом, но такова судьба каждой девицы: следовать за мужем. Что-то принесет будущее?

С улицы раздались крики, топот ног, конское ржание. Звуки смешались в единый хаос. Я вздрогнула. Прислушалась. Бабьи стоны и причитания заставили кровь застыть в жилах. Приложив руки к груди, я боялась сдвинуться с места.

— Есения Захаровна! Барыня, горе-то какое!

На негнущихся ногах я сделала пару неловких шагов в сторону двери. В кабинет вбежала Настя, за ней стояли, утирая подолом и косынками слезы, сенные девки. С трудом я добралась до выхода и замерла в дверном проеме, опираясь рукой о косяк.

Возле телеги, запряженной одной пегой кобылой, стояли мужики с непокрытой головой. Никто не смел поднять очи и взглянуть на хозяйку. Так и стояли, понурив головы и комкая шапки.

Я бросила взор на телегу. Под рогожей угадывались очертания тела. Дыхание перехватило. Схватившись за горло, я судорожно вдохнула воздух и прохрипела:

— Кто?

Глаза выискивали среди собравшихся мужа и отца. Но ни того, ни другого среди мужиков не оказалось. У меня подкосились ноги. Настя подставила плечо, подхватила рукой за талию. Служанка отводила глаза, не в силах вымолвить ни слова, тихие рыдания срывались с ее губ.

Конский топот огласил окрестности. Во двор влетели другие участники охоты. Я охнула, завидев мужа. Василий Андреевич ловко соскочил с коня, подошел к телеге и приподнял край рогожи. Я не сводила глаз с супруга: хмурый взгляд, плотно сжатые губы. В два шага преодолел расстояние, что разделяло нас и подхватил обмякшее тело.

— Я должна видеть…, — пролепетала едва слышно.

Василий подвел меня к телеге. Ужас накрыл с головой, захлестнул и завертел в горестном водовороте.

— Папенька…

***

Василий Андреевич взял правление в свои руки. Я же пребывала в прострации: звуки доносились издалека, не достигая сознания, глаза смотрели, но не замечали ничего вокруг. Странная скованность охватила тело и разум. Я подолгу сидела на одном месте, уставившись в пустоту. В глазах не стояли слезы, в душе не бушевало пламя из горечи и печали. Ничего. Тихо вокруг.

— Есения Захаровна, — знакомый голос достиг ушей, вытянул из забытья, — барин гневаются, вас ищут.

Настя упала на колени подле меня, накинула на плечи шаль. Только теперь заметила, как ночь опустилась на край, где я провела беззаботное детство, взрослела под опекой папеньки. Я тихо сидела у могилы, когда Настя нашла меня.

— Как это произошло? — прошептала я. — Почему, Настя? Булатка смирный конь.

— Несчастный случай, барыня. На охоте всяко бывает, — в тон мне ответила девушка. — Конь понес, перепрыгивая заросли бурьяна. Перевернулся в воздухе и упал на спину, подминая вашего батюшку.

— Почему Булатка понес? Чего испугался?

— Неведомо, барыня, так мужики сказывают, — Настя поднялась и помогла мне. — Пойдемте, барыня, в дом. Петр Андреевич пожаловали, видеть вас хотели.

Я нахмурилась. Орлов появлялся неожиданно. Я не видела его со дня свадьбы. Похороны папеньки Петр Андреевич пропустил. Что же ему потребовалось от меня? Выразить соболезнования?

Опираясь на руку Насти, я добрела до усадьбы. Тишина опустилась на некогда шумный двор. Сразу после похорон Василий Андреевич рассчитал прислугу, кроме Матрены и Насти. Распродал скот и продовольственные запасы, объясняя скорым отъездом в город.

— Как же поля? Урожай погибнет, — заикнулась я невзначай.

— Я фабрикант, Есения Захаровна. Земли меня интересуют только ради застройки.