Часть первая
Пролог
Собрались Боги на Олимпе,
И чешут головы свои: —
«Что вытворяют на планете,
Ведьмы им вовсе не нужны.
Зачем нам сила, власть и разум?
Они не слушаются нас.
Давно уж нет у них Эллады,
Давно уж запустел Парнас.
У них теперь свои «Олимпы».
А вместо нас там колдуны.
У них уже свои герои;
Артисты, клоуны, шуты.
Нельзя там вырастить Геракла.
Нет для Вергилия среды.
У них в героях идиоты,
А в шоу-бизнесе — певцы.
Ни славы вечной, ни почёта,
Там поклоняются деньгам.
Дома, машины, самолёты;
Там негде вырасти стихам
Где нет поэта — нет и жизни.
Где нет Геракла — там война.
Скажите мне, друзья Олимпа,
Зачем мне эта борода? —
Зевс почесал свои седины,
Угрюмо землю обозрел.
Вздохнул, и очень грустно молвил: —
«Давно сидим уже без дел.
А может, нам друзья встряхнуться?
И Мир земной перетряхнуть.
А то от их безумной жизни,
Придётся вечным сном уснуть?» —
А что, и, правда — встали Боги, —
На что нам сила. На что власть?
Пора и нам уж размахнуться,
Повеселиться разом всласть.
Сидеть и ждать, уже нет мочи.
И даже Вечность тяготит.
Парнас пустует, и среди Ночи,
Никто Поэта не родит.
Пора устроить людям Бурю.
Пора их смыть большой волной.
Нет жалости к уродцам хилым,
Долой безумие, долой! —
Зевс встал, угрюмость с лица скинул,
Разгладил бороду свою. —
Друзья! Сразитесь со злою силой,
А я Вам сверху помогу». —
Спустились Боги и открыли,
Чертоги тайные Земли.
И демоны, толпою хлынув,
Всё пожирали на пути.
И люди в ужасе бежали,
И начался кромешный Ад.
А Боги молнии пускали,
С небес начался камнепад.
Земля тряслась, и в грозном рыке,
Услышал люд свой Рок Судьбы.
И утонула Душа в крике;
Но Зевс не слышал их мольбы.
Конец
Боги умирают, когда умирает мир
Мрак
У Западных ворот
Ничто не предвещало беды. Крестьяне трудились на своих полях. Рыбаки на лодках ловили рыбу. Дети играли и купались в реке. Горожане важно расхаживали по городским улицам, встречаясь со знакомыми и делясь последними новостями городской жизни. Рыночная площадь шумела как водопад. Ничто не предвещало беды.
Чиновники заседали в парламенте и решали жизненно важные проблемы. Спорили, ругались, но как всегда приходили к единому мнению — «надо увеличить налоги».
День медленно угасал. Улицы пустели. Крестьяне и рыбаки, набив желудки, кто, чем мог, укладывались спать. Городская стража зажигала факелы на темнеющих улицах и бряцала оружием. Покой граждан охранялся за их же деньги.
Круглая луна всплыла над городом и предвещала спокойную, светлую ночь. К середине ночи вдруг резко потемнело. Два стражника, делающие обход вокруг здания городского собрания, одновременно подняли головы и посмотрели на небо.
— Интересно, — спросил неведомо кого один из них, — а куда подевалась луна?
— За тучу спряталась. — Спокойно ответил другой.
— Я не вижу никаких туч. А ты, Темет, видишь?
— Нет. Не вижу, Танах.
— Тогда зачем говоришь?
— А куда ещё она могла подеваться. Не волки же её съели…
— Не волки, это так. Но луны то нет. … И тучи нет.
— Темно. — Беззаботно ответил Темет. — Ещё факелы мешают.
— Нет! Тут что-то не так. Не нравится мне это, сказал Танах и весь как-то передёрнулся. — Пойдём в сторожку, выпьем вина.
— Пойдём, — ответил Темет, — все равно в такую темень никто не выйдет на улицу.
Они развернулись, гремя оружием, и направились к сторожевой будки. Скоро их должны были сменить другие стражники. За полчаса ничего не случится, подумали они и налили по полной кружке терпкого виноградного вина.
На центральной площади.
По времени должно было светать. Но стояла такая темь, что даже факелы не могли достаточно осветить улицы и проулки.
— Слушай, Маркус, а почему нет рассвета?
— Я уже и сам подумал об этом. По времени, на Востоке должна бы уже загораться заря. Что-то мне жутко в этой темноте, скоро нас сменят, Агрип?
— Думаю, что скоро. Уже шесть склянок пробило, скоро будет седьмая, и пойдём мы с тобой, Маркус, к своим любимым женушкам. Постели-то ещё не остыли от их горячих тел. — Его глаза сладострастно заблестели, но Маркус не мог этого видеть в кромешной тьме.
— Что-то ты весел сегодня, Агрип, тебя твоя жёнушка только по чётным числам в постель пускает? — натужно засмеялся Маркус. Ему было как-то не по себе от предчувствий.
— А ты не ёрничай, — нисколько не обидевшись, ответил Агрип. — Я смотрю, ты весь дрожишь. От страха или от холода?
— И от того и от другого.
Так они медленно обходили здание и площадь, и за разговором не заметили, как пролетело время. С баши раздался звон склянок.
— Ну вот, Маркус, и отдежурили. Сейчас залезешь к своей Танахе под одеяло, согреешься как в бане, и страх сразу пройдёт.
Они бойко развернулись на сто восемьдесят градусов и скорым шагом пошли к сторожке.
Но не успели они пройти и половины пути, как на площадь перед городским собранием стали вываливаться из темноты люди. У каждого был самодельный факел. Все громко что-то говорили, в общем шуме невозможно понять. Толпа всё прибывала и прибывала. Маркус и Агрип оказались в самом центре факельной и говорящей толпы. Пробиться к сторожке стало невозможно.
— Что случилось? От чего такой переполох? — Спросили они близко стоящих.
— Это вас надо спросить, Вы же стражники порядка и покоя граждан нашего города.
— Что за темнота кромешная?
— Почему не всходит солнце?
— Где луна? Её, что, волки съели?
Вопросы сыпались как зерно из прорванного мешка. Народ спрашивал, и высказывал свои предположения по поводу случившегося. Все говорили разом. Никто никого не слышал и не слушал. Так что, вздумай наши стражники охотно отвечать на все заданные им вопросы, их ответы слились бы в потоке общего гула разбушевавшейся людской реки. Всё выглядело, как мистическое театральное действие. Мелькающие факелы над головами людей только усиливали темноту Небес. Тёмное мрачное покрывало нарыло весь город. У кого-то загорелась одежда, все кинулись сбивать пламя с пострадавшего. Это была молодая женщина. Она закричала от страха и боли, упала на землю. На неё накинулись сразу несколько человек. Пламя затушили, но женщина не вставала. Толпа немного расступилась, почуяв неладное. Маркус пробил себе путь сквозь гудящую толпу с помощью обнажённого меча. Склонился над упавшей женщиной и повернул её лицо к верху.
— Факел! Факел сюда, — взревел он. Несколько факелов осветили лицо женщины. Оно было белее полотна.
— Она мертва. — Тихо сказал Маркус, и выпрямившись во весь рост, грозно посмотрел на освещённые лица людей. Вокруг мёртвой воцарилась тишина.
— Эй, вы, двое, — он рукой показал на двоих крепких мужчин. — Вынесите тело из толпы. Узнайте, кто она, и отнесите её домой.
Его негромкий, но повелительный тон не заставил долго ждать. Стражников вовремя их дежурства не просто боялись, их уважали, и все их приказы выполнялись, как приказы самого конунга в обычное время.
— Слушай, Маркус, — сказал подоспевший Агрип, сейчас начнётся паника. Надо что-то предпринять?
— Да! Ты прав Агрип. Паники не избежать. Надо поскорее выбраться отсюда и привести когорту воинов. Вдвоём нам не справиться. Надо позвать на помощь других стражников.
— Тогда пошли. Медлить нельзя.
— Обнажив мечи, они стали пробивать себе путь к краю площади. Народ всё шумел и шумел.
— Что же это такое? Чьи это недобрые шутки?
— Наверно Боги на нас обиделись и решили наказать.
— А за что нас наказывать? Мы уже двадцать лет живём мирной жизнью. Наш великий конунг на тридцать лет заключил мир с соседями.
— О каком мире ты говоришь? Куда же тогда забирают наших старших сыновей и мужей — раздался женский голос.
— Они охраняют границы государства.
— Зачем же их охранять, если заключён мир?
— Хочешь жить в мире, готовь меч и копьё. Или забыли, как наши отцы поплатились за наивную доверчивость в 465году, когда заключили мир с Аттилой, и преспокойно предались мирным делам, не удосужившись даже выставить дозорных на своих границах. А Аттила прислал шпионов, всё разнюхал и напал на мирно спящий и безоружный город. Тогда враги перебили почти всё население, детей и стариков тоже не пощадили. А половину женщин угнали в свою далёкую страну в качестве рабынь. Нет! Доверять никому нельзя.
— Но почему не всходит солнце?
— Вот придёт конунг и всё нам разъяснит.
В это самое время на окраине, наши доблестные стражники, изрядно выпив. Вышли на улицу и снова увидели только сплошную темноту. Вытяни руку — не увидишь. Им стало жутко. Передёрнувшись и стряхнув немного хмель, они посмотрели друг на друга, хотя и не видели друг друга.
— Тенет, что-то мне это совсем не нравится.
— Мне тоже, Танах.
— Что будем делать, Темет?
— Надо идти к Маркусу. Он сейчас дежурит на главной площади в центре города.
— Хорошо, Танах, ты иди к Маркусу, а я пойду к Конунгу. — И они разошлись в разные стороны.
Наконец стражники вырвались из плотной людской массы. Бегом пустились к вилле конунга. Но кто-то уже опередил их. Им навстречу, с большими факелами из-за угла вывернулась когорта воинов. В полном боевом снаряжении, со щитами и копьями, освещённое факелами, зрелище выглядело впечатляющим. Справой стороны колоны, в сопровождении двух телохранителей шествовал капитан.
— Стражники, — остановился он возле посторонившихся в узком проулке Маркуса и Агрипа, — это вы дежурили до утренней склянки?
— Да, капитан Эрик.
— Хорошо. Идите к конунгу, он ждёт вас. Как там дела на площади?
— Уже начинается паника, капитан. Мы бежали за помощью…
— Вас опередили. Идите, вас ждут у Конунга, — и повернувшись к воинам, гаркнул своим мощным голосом, — прибавить шагу, отряд.
Когда Маркус и Агрип вошли в покои Конунга, там уже было полно народу. В простом домашнем халате, Конунг, встревоженный случившимся, как-никак, но он отвечал за безопасность города и его граждан лично, сидел в кресле и выслушивал каждого, кто мог хоть что-то прояснить в данной ситуации.
— А! Это те самые ночные стражники, что дежурили в утренние часы? — обратился он к вновь прибывшим.
— Да! Великий Конунг. Наше дежурство было с третьей склянки и до седьмой.
— Ну и что вы можете мне сказать? А то тут один из ваших наговорил непонятно что. Они с напарником, видишь ли жажду немного утоли — вином, и им померещилось неведомо что. Вы не утоляли жажду?
— Нет, Великий Конунг.
— Тогда я Вас слушаю.
— Когда мы приняли дежурство, было очень темно, хотя сейчас время полной луны. Нас это удивило. Сдававшие нам смену стражники…
— Это не надо, — перебил их конунг, — времени мало, я их уже выслушал.
— До самого рассвета тьма не расходилась. Когда пришло время всходить солнцу, то на востоке мы не увидели никакого просвета. Тьма было на всём небе, от горизонта до горизонта. В этом было что-то мистическое. Но мы не смогли дать этому объяснения.
— Правильно. Объяснения не может дать никто. Хорошо, идите во двор и ждите со всеми остальными. Я объявил военное положение в городе.
Конунг города-государства, — ибо после недолгого объединения, страна опять распалась на местечковые провинции, — обладал большой властью. После того, как Конунг Хоккен стал одним из инициаторов заключения мира между городами соседями, он стал уважаемым не только в своём городе. Но не только заключением длительного перемирия он заслужил доверие своих граждан. Хоккен был мудрым правителем. Он упорядочил сбор налогов. Наладил чёткую административную, иерархическую и судебную системы. Не боялся вводить новые законы, если они не противоречили его политическим взглядам и не вредили гражданам и государству. Заключённый им мир с соседями поддерживался вот уже двадцать лет. Это перемирие было не было заслугой добрососедских отношений. Воинственных соседей и с Востока, и с Запада, и, даже с Юга, сдерживала военная сила города-государства под руководством мудрого Конунга. Всё мужское население было мобилизовано. Созданы когорты, отряды. Пограничные заставы. Налажено дежурство города. В свободное от службы время, воины принимали участие в гражданском строительстве общества. Город не замер в развитие, он жил и развивался. Конунг понимал, что любой договор, всего лишь клочок бумаги. Человек по натуре своей алчен, жаден, особенно до власти. Тщеславен и, в любой момент готов нарушить условия договора ради собственных амбиций. Удержать такой порыв, может только сила противной стороны. А сила — это армия, боеспособная, мобильная и преданная своему Конунгу и своему городу. Конунг умел убедить своих граждан в большой трате городских средств на содержание такой силы. Народ его понимал и беспрекословно подчинялся любым требованиям.
Конунг взял с серебряного подноса, поднесённого слугой, бокал вина. Отпил маленький глоток, чтобы увлажнить язык и горло, и поставил бокал на поднос, жестом руки он приказал слуге унести вино.
— Капитан Фольке, — обратился он к своему главному военному начальнику городского ополчения, — отведите три десятка воинов к Скале Мудрости. Осветите её факелами и расставьте воинов для охраны по кругу.
— Слушаюсь, Великий Конунг, — капитан слегка склонил голову и, резко повернувшись, бросился выполнять приказание.
— Сержант Этцель, обойдите все дома, где проживают наши сенаторы, преторы и судьи, и оповестите их, что я немедленно их жду на чрезвычайном тинге, организуйте их безопасное препровождение. Людей для этого возьмите, часть из народных ополченцев, часть из когорты бондов. — Конунг поднялся с кресла, хрустнул занемевшими суставами, и спускаясь по ступенькам с возвышения, отдал последний приказ; — Весь остальной контингент воинов отправить на площадь для поддержания должного порядка, а также на дежурство по всем улицам города… Людей с площади надо отправить по домам, — добавил он тихо. Он понимал, что без его появления на площади, солдаты и офицеры эту задачу решить не смогут. Но у него были более важные дела. Народ подождёт… — «В данной ситуации подождёт» — как бы утешил он самого себя. — Капитан Стэн, — обратился он к начальнику внутренней охраны города и городских стен. — Возлагаю свои полномочия на время моего отсутствия на Вас. Вот Вам мой перстень — знак несокрушимой власти. Надеюсь, Вы знаете, что надо делать в случае неповиновения владельцу этого перстня, — спросил, как бы утвердил дальнейшие действия капитана Конунг. — Слуга, мой халат и носилки.
На этот тинг он надел только шёлковый плащ с золотым шитьём и серебряный пояс. Корону надевать не стал. Скипетр, поданный слугой, отстранил. Подумал, и снял с безымянного пальца золотое кольцо. Эти три атрибута: — корона, скипетр и золотое кольцо, были знаками королевской власти. В данной ситуации он посчитал эти атрибуты неуместными. Ведь Он отправлялся на встречу с Самой… С той, чья власть была выше всех земных полномочий.
Начальник внутренней охраны города и городских стен, капитан Стэн, быстро и без суеты принялся выполнять приказ Конунга. Он вызвал к себе всех лейтенантов и сержантов и дал им чёткие команды дальнейших действий. Дом и двор Конунга мгновенно опустел.
Маркус и Агрип спросили разрешения у своего лейтенанта забежать на минутку домой, чтобы узнать, не ушли ли их жёны на площадь. Капитан разрешил, приказал вернуться на площадь.
Дома Маркуса и Агрипа стояли на одной улице, напротив друг друга, через брусчатку. Запыхавшись, они почти одновременно открыли двери своих домов.
— О! Агрип. — Встретила его встревоженная жена. Я уж думала, что чего-нибудь случилось. Я так волновалась за тебя.
— А я за тебя, — Он подошел и ласково обнял свою пышнотелую Изольду. — Со мной всё в порядке. Конунг объявил осадное положение. Хорошо, что ты не ушла на площадь. — Он прижал её к себе и крепко поцеловал в сочные губы. Взгляд его остановился на неубранной постели. — «Наверно уже остыла» — с сожалением подумал он.
Жена заметила его взгляд, и виновато пошла на кухню за кувшином вина. Агрип сел на стул у стены и с жадностью выпил половину кувшина.
— Спасибо! Прости, мне надо идти. Дочь спит?
Изольда стушевалась и опустила глаза.
— Что? Ушла на площадь. И ты отпустила?
— Агрип… Она не одна. Они пошли с сыном Маркуса.
— Хоть это утешение. Знаешь, там уже задавили одну молодую женщину… Ладно, не кори себя, — он погладил жену по плечу. — Надеюсь, они не забыли то, чему мы их с Маркусом учили.
— Они были у вас лучшими учениками. Иди Агрип. Я буду вас ждать.
Жена Маркуса тоже встретила его прямо в дверях.
— Милый Маркус, я так волновалась за тебя.
— Я за тебя тоже. Как хорошо, что ты не пошла на площадь. — Он обнял её и поцеловал в губы. — Принеси вина, в горле пересохло.
Берта быстро прошла на кухню и сию же минуту вернулась с кувшином вина.
— Ты торопишься? — Спросила она, пока он пил. Он мотнул головой, не отрываясь от кувшина. — Что там случились, Маркус?
— Не знаю Берта, — он передал ей наполовину опустевший кувшин. — Никто не знает. Конунг объявил военное положение в городе. Так что ты никуда не выходи из дома. Там, на площади такое творится…
— Но хоть что-то ты можешь объяснить? Ведь ты дежурил этой ночью.
— Среди ночи, вдруг, с неба исчезла луна, и небо стало чернее сажи. В час восхода солнца, оно не появилось на небесном своде. Его нет и сейчас. Вот и всё, что я знаю. У меня какое-то нехорошее предчувствие. Я не могу объяснить это, но что-то меня страшно пугает. Поэтому, ещё раз прошу, нет, приказываю, из дома не выходи, чтобы не случилось… Кстати, где сын?
Жена испуганно потупила взгляд.
— Он ушёл туда, вместе со всеми, — тихо и виновато промолвила она.
— Как ты могла его отпустить. Надо было задержать его, отговорить…
— Он ушёл не один, с Готелиндой.
— Час от часу не легче. Этого нам ещё не хватало. Увёл девчонку в самое пекло. Что я скажу Агрипу? Как я посмотрю ему в глаза, если с ними случится беда? — Он устало сел на скамейку.
— Будем надеяться, что он помнит твои уроки выживания в городской толпе. Ведь ты считал его и Готелинду лучшими учениками.
— Остаётся надеяться только на это. Да пусть помогут им боги.
Маркус и Агрип одновременно вышли из своих домом, как будто сговорились. Вот что значит венная выучка и ощущение времени и пространства. Они оба слыли лучшими стражниками города.
— Агрип, — начал было Маркус, но тот его остановил жестом руки.
— Не надо. Нет времени. Мы должны скорее прибыть на площадь, нельзя злоупотреблять доверием капитана. А Рюдегера и Готелинду мы там разыщем и препроводим с конвоем домой.
Они скорым шагом двинулись по направлению к площади.
Все улицы и переулки города были хорошо освещены. Факелы горели во всех факелодержателях. Было срочно изготовлено и закреплено, в особо затемнённых местах, ещё много новых держателей для факелов. Повсюду патрулировали стражники. Капитан Стэндобросовестенно выполнил приказ Главного командующего. Город был под надёжной защитой.
При таком ярком освещении можно было идти быстро и не смотреть под ноги. Маркус и Агрип почти бежали по улицам по направлению к площади. От такого яркого освещения тьма, опустившаяся с небес стала ещё гуще и чернее, если чёрное может ещё почернеть. Мрак небес опустился ещё ниже и, казалось, что лёг на крыши домов.
Прибыв на место и получив от первого же сержанта, отправиться на западную часть площади; — там творилось что-то вообще невообразимое, Маркус и Агрип тут же подключились к своим прямым обязанностям, — наведению порядка. Оба, не сговариваясь, зорко всматривались в беснующуюся толпу, выискивая в ней своих детей.
Площадь была забита уже до такой степени плотности, что между сжатыми телами не мог пробиться даже прохладный ветерок. Многим становилось плохо. Они теряли сознание, но не могли упасть, так и стояли, стиснутые со всех сторон; и потому нельзя было понять, кого ещё можно спасти, а кто уже мертвец.
Люди уже не замечали вокруг себя ничего. Да это уже были и не люди — общая, аморфная масса, поддавшаяся всеобщей панике и объятая ужасом. Нет ничего страшнее паники в подобных ситуациях. Паническое состояние парализует ум, и те инстинкты человека, которые включается в минуты особой опасности. Надо было срочно принять какие-то меры для предотвращения паники и помочь толпе самоорганизоваться.
Но вся проблемма заключалась в том, что народ хотел видеть самого Конунга. И не хотел слушать никого другого. Когда капитан Стен, взобравшись на ближайшее возвышение, это была статуя ныне властвующего Конунга, и провозгласил себя уполномоченным от имени самой власти города, отдавать любые приказы и требовать их неукоснительного исполнения, учитывая чрезвычайную ситуацию, толпа просто смела его с пьедестала и чуть не раздавила собственной массой.
— Конунга! Конунга! Конунга! — ревела толпа, а паника нарастала всё сильнее и сильнее.
Возникает вопрос, почему народ собрался на площади, а не остался сидеть по домам? Для ответа на этот вопрос необходимо знать нравственные устои общества того времени, и внутреннее политическое устройство общества.
Простота нравов поразила бы нас, современников третьего тысячелетия. Удовольствия и потребности ограничивались физическим пространством и внутренним мировоззрением. Народное правление находилось на границе между двумя формами правления; — нечто, напоминающее демократию и явно выраженный аристократизм. Власть выбиралась аристократией общества на тинге «взятие Конунга». Народ не участвовал в выборах. Но впоследствии, все городские и государственные дела решались только с участием народа. Народ собирался на площадь перед зданием городского собрания, — парламента — альтинга; где решались вопросы любого масштаба, от государственных, до самых простых, бытовых. Вновь избранная власть держалась исключительно на доверии своих сограждан. Если конунга избирали на тинге, то лишить его права управлять городом, государством, народом, могли на этой самой площади. Здесь народ имел преимущество в голосах по неписанным законам тогдашней демократии.
Общественных институтов тогда ещё не было; законов тоже. Не было избранных судей. Всё, что происходило в городе, обсуждалось и решалось на площади. Вот потому то, народ и скопился на площади. В данной ситуации народ ждал понятных объяснений и помощи. Народ привык доверять свои дела и заботы только власти — Конунгу. И только он один мог сейчас их успокоить.
Но у Конунга на данный момент были дела важнее. Чтобы что-то объяснить народу, необходимо было самому что-то понять.
Четверо сильных воина легко, быстро и плавно несли носилки к «камню Мудрости. Сзади их уже догонял целый караван плывущих по воздуху носилок, разной раскраски и с разным орнаментом. Красный цвет с золотым орнаментом принадлежал только Конунгу.
Маркус быстро оценил сложившуюся ситуацию, и также быстро принял решение. Он разыскал лейтенанта Стена, отозвал его в сторону от толпы, и о чём-то говорил с ним две минуты.
— Скажу прямо, я не очень-то уверен в успехе этой затеи, но…, давай попробуем. Чем чёрт не шутит, а вдруг сработает. — Лейтенанту ничего не оставалась, как согласиться с доводами Маркуса.
Маркус вернулся на прежнее место, подозвал к себе Агрипа и дал ему некоторые указания.
Весь, находившийся на площади боевой контингент: — стражники, бонды, ополченцы, — вдруг пришёл в стройное и упорядоченное движение. Воины разделились на четыре группы, и распределились по четырём сторонам площади. Каждая группа выстроилась в длинный клин. Шумевшая толпа даже не заметила срочной перегруппировки воинов. Правда, шумели уже тише — устали. И шум теперь напоминал шелест осенней листвы под натиском северного ветра. Расходиться толпа и не думала. Наоборот, народ всё ещё прибывал. Все ждали Конунга. И было ясно — умрут, но с места не сдвинутся. С десяток воинов, под покровом мрака тихо удалились от площади.
Маркус и Агрип находились на западной стороне площади.
— Где же нам искать своих детей, — спросил Агрип, толи себя, толи Маркуса.
— В таком людском море трудно их отыскать. Может покричать?…
— Это всё равно, что разговаривать возле самого водопада. Носилки скоро принесут? — уже тихо спросил АгрипМаркуса.
— Думаю скоро.
— Всё равно, я пойду, посмотрю на южной стороне.