Бесплатный фрагмент - Две комнаты

От автора

Пульт от телевизора, словно артефакт из прошлого, остался лежать на старом диване. В руках человека Нового Времени всё чаще оказывался изящный смартфон. Для организации собственной жизни достаточно кончика одного пальца: пробегая скользящими движениями по виртуальным каталогам, можно подобрать мебель в гостиную, завести собаку или кошку, найти будущего мужа или жену. Принцип прост: всё ужасно наскучившее, унылое, долгое и не особо прикольное просто игнорируется, а заветное и желанное — свайпается вправо.

Так в один из вечеров глобальную рациональность смахнули влево. Хронологическая кривая столкнула лбами модерн и постмодерн. На разломе искренности и иронии мир копипасты ежегодно удваивался. Социальная значимость стала зависеть от длины наших штанов и финансовых возможностей: квартира всегда должна становиться шире, машина — престижнее, работа — с высокой зарплатой и крошечными обязанностями, губы и ягодицы — объёмнее, живот — более плоским, фильмы — страшнее и смешнее, музыка — чтобы качала.

Главный вектор развития был определён, но жизнь не стала проще. Проблемы маленького человека никуда не ушли. Значительный перевес в сторону материализма не добавлял людям смысла и мотивации. Вместе с ростом последователей гедонизма продолжалось увеличение случаев эмоционального выгорания, клинических депрессий, самоубийств и смертей от передозировки наркотиков. «Две комнаты» — правдивая история вчерашнего студента, знающего достаточно, чтобы устроиться во внешнем мире, но не знающего практически ничего о происходящем внутри себя.

Часть 1. Синее велюровое кресло

Большой актовый зал наполнился сильным напряжением. Оно пришло вместе с молодыми и красивыми людьми. Великолепные причёски барышень, подобно танцующим башням, двигались и наклонялись над спинками сидений, между рядами мелькали яркие лоскуты разноцветных рубашек и пиджаков парней. Казалось бы, сегодня праздник, всё страшное и мучительное осталось позади. Только ребята нервно потирали ладони, сжимали пальцы и щёлкали костяшками, а девушки обхватывали себя за предплечья, пытаясь найти поддержку в собственных объятиях.

В первом ряду сиял лысеющий затылок — человек был одних лет с собравшимися, но жизнь вблизи нескольких заводов сотворила своё коварное дело на его макушке. Вокруг узких глаз вырисовывались большие тёмные круги, подчёркивая усталость на задумчивом лице. Несмотря на привычную улыбку притворства, парень чувствовал себя скованно и зажато — слишком много людей пришло в одно и то же место, в один и тот же день, в один и тот же час.

— Приказываю отчислить из числа студентов: Батарову, Петрову, Залутдинову, — громким командным голосом начала зачитывать список декан факультета. Студенты насторожились, по рядам пошёл нервный шепот. — И, в связи с успешным окончанием университета, — слегка улыбаясь, продолжила свою речь женщина, — выдать им дипломы с отличием и присвоить квалификацию специалиста, прошу прощения за тавтологию, по специальности «Социально-культурный сервис и туризм»!

В эту же секунду шёпот сменился смехом, криками и овациями. Зал выдохнул, оценив шутку. Мелькнули красные обложки, на сцену поднялись отличники. Лысеющий затылок опустился на спинку синего велюрового кресла. Его фамилии не было в этом списке, а планы были грандиозными: аспирантура, научная деятельность, учёная степень.

Уже через несколько месяцев молодому человеку предложили вакантное место обэжэшника в местном педагогическом колледже. Да, с наукой в жизни стало очень туго, только кем он хотел стать? Доктором в туризме? Разве что, шутки ради. Пришла пора избавиться от иллюзий. Теперь его реальность — это учебная документация, педсоветы, давящие повязки, жгуты и бесконечный поток студентов, среди которых и он был совсем недавно. С таким же огромным самомнением, с большими сомнениями и отчаянной попыткой бросить вызов миру, проверив себя на прочность. К слову, тот лысеющий парень — это я.

Оказалось, университет — не такое уж и плохое место. Ходят слухи, на Западе из высших учебных заведений выпускают отличных специалистов, знающих всё о своём деле, но с очень отдалёнными представлениями об устройстве мира в общем и целом; у нас же люди после универа знают в общем и целом достаточно много, только практически ничего о своей специальности. Достаточно ли знаю я?

— Никита Сергеевич, вы слушаете? — возвращал меня в реальность голос директора. — Повторяю, слушайте внимательно! Вам доверили группу 11-ПДО, вы должны принять сегодня кабинет и заполнить студенческие билеты, чтобы завтра же выдать их студентам!

— Понял. — подняв глаза, тихо ответил я, изображая робость. — А где можно взять эти билеты?

Удерживая тридцать студенческих, клей ПВА и ножницы в одной руке, второй я проталкивал, дёргал и раскачивал ключ в замочной скважине. По всему четвёртому этажу разносился ужасный скрежет и лязг, пугающий лишь меня — в этот последний день августа в колледже не осталось ни души.

Новая должность на новом месте, так нелепо сразу же попасть в число должников, получить двойку и остаться исправлять её. В голове всплывали воспоминания второклассника, каждый раз остающегося после уроков с чувством разочарования и стыда. Каждый раз повсеместно звучащие в свой адрес оскорбления и прилетающие подзатыльники. Постоянная схватка с объединившимися учителями и родителями, желающими сделать из тебя человека, потрошащими твоё сознание, словно мягкую игрушку с ватным наполнителем. Система очень хорошо умела играть на наших детских переживаниях и комплексах, что совсем неудивительно — она сама их создала.

Спустя несколько минут борьбы механизм одобрительно щёлкнул и дверь распахнулась. На стенах висели стандартные советские плакаты в духе «Если произошёл ядерный взрыв и в ваших руках плавится автомат, вытяните оружие вперёд — так раскалённый металл не испортит казённые сапоги». В большом шкафу за стеклом лежало несколько противогазов, респираторов, методичек, аптечек АИ-2, конституция, брошюра о боевых традициях вооружённых сил и памятка сотруднику милиции, убывающему в регионы Северного Кавказа. Похоже, прежний ОБЖшник когда-то работал прапорщиком, и, в знак раскаяния, притащил в колледж всё барахло, украденное со склада своей военной части. Надеюсь, этот набор не использовался для обучения будущих учительниц начальных классов?

Усевшись за стол, я принялся вырезать фотографии и вклеивать их на свои места. Каждый раз после надавливания тюбик с клеем истошно всхлипывал, осуждая меня.

— Ну, что тебе не нравится? — прозвучал мой прямой вопрос, — никто не делает ничего ужасного.

Оценивая красоту каждой студентки по десятибалльной шкале, я вписывал их данные на одну сторону билета, а на другой аккуратно выводил ФИО директора и название колледжа.

— Пермский педагогический колледж №1, Белых Владимир Станиславович, — произнёсли губы в очередной раз.

И почему все эти симпатичные девушки решили стать педагогами? Вероятно, у них был яркий пример в жизни: классный руководитель или учительница по русскому языку и литературе — мудрая и понимающая женщина с ценным советом в сложную минуту.

— Пермский педагогический колледж №1, Белых Владимир Станиславович.

Странно, а я тут как оказался? Мои школьные учителя обычно рассказывали о своей личной жизни, садах-огородах, кошках и бытовых проблемах. Может быть, университет? Да, наверное, именно это место изменило меня. Университет — это плодородная почва, в таких условиях даже самый безнадёжный студент способен расцвести.

— Пермский педагогический колледж №1, Белов Владимир Станиславович.

Как долго я здесь проработаю? Вероятно, если хочется уволиться в первый же день — это нормально.

— Пермский педагогический колледж №1, Белов Владимир Станиславович.

По крайней мере, это нормально для русского человека, потому что… Так, стоп, что я там?.. Белов? Рука дёрнулась. Тюбик, громко выдохнув, пролил, словно слёзы, две белые капли на советский деревянный стол. Одна часть меня, заполняющая билеты, кинулась перепроверять свои каракули; вторая, занимающаяся пространными размышлениями и рассуждениями, уже все поняла: в первых десяти студенческих у директора была фамилия Белых, а во втором десятке — Белов. И я понятия не имел, в какой стопке заполнил правильно, а в какой напортачил.

Да уж, первый косяк в первый же день! Буря разочарования в самом себе поднялась в моей голове. Но кто виноват? Кто не предупредил и не сообщил заранее о такой работе? Кто заставил всё делать в последний момент?

— А какая разница! Кому вообще нужно это читать? — выдала моя вторая часть. — Можно вообще наугад заполнить, никто и проверять не будет.

— Вечно голова всякой ерундой забита, какой позор! — не согласилась с ней первая, — ладно, теперь уже ничего не исправишь, посмотри в интернете, как зовут директора, заполни остаток и поехали домой, а то поздно уже.

И правда, было поздно что-либо придумывать и менять, осталось лишь надеяться на всеобщее безразличие и попустительство. Закончив заполнять, я оставил синюю стопку корочек на кафедре, запер дверь, взял своё пальто и покинул это странное место. Первый рабочий день был окончен.

Часть 2. Акклиматизация

Директор обиделся и оштрафовал меня. А потом даже лишил подъёмных, сказав своё советское: «Вам не положено». Так началась наша война. Нет, вовсе не из-за денег. Непостижимым образом, в крови любого русского человека, даже с очень узким разрезом глаз, есть стремление к бунту и протесту, обычно выплёскивающееся в ожесточенных словесных баталиях за кухонным столом. Только я был не робкого десятка, поэтому наше противостояние было вполне реальным, осязаемым и ощущаемым.

Стараясь нарушать как можно больше правил, я отпускал студентов за 10 минут до звонка, носил кеды и джинсы, а рубашку всегда надевал мятую и никогда не заправлял её за ремень. Дух свободы и протеста блестел в моих глазах! Самые дерзкие жесты проявлялись в прогуливании педсоветов, куда заставляли приходить даже завхоза, системного администратора и весь отдел бухгалтерии. Казалось бы, за такое неповиновение могут и вовсе уволить, только мою спину всегда прикрывали.

— Мария Вячеславовна! — истошно кричала замдиректора. — Где опять Никита Сергеевич?

— Он у зубного, — словно извиняясь, сообщала наша завкафедрой.

Мария Вячеславовна была одним из самых мудрых людей, встречавшихся мне в жизни. Сверху на неё давило начальство, снизу вечно что-то портили студенты, слева находились свободолюбивые и безумные преподаватели, справа у неё была семья, а в самом сердце — любовь к дочери, ради которой она и терпела эту работу. Наши разговоры с ней всегда были наполнены искренностью — редкое и ценное свойство в современном человеке.

— Никита Андреевич, вы поймите, полностью согласна с вами: нам должны предоставлять возможность печатать документацию, но если вы пойдёте на принцип, пострадаю только я. Думаете, вы директору хуже сделаете, подставив его на очередной проверке? Нет! Пострадаю только я, меня и премии лишат, и наорут, и наказание какое-нибудь придумают.

Возможно, это были просто психологические штучки с её стороны. Возможно, в этом не было никакой искренности, и она со всеми разговаривала таким же особенным языком, как со мной. Одно было ясно точно: мудрость этой женщины имела такую гибкость, что она всегда и везде находила выход, всегда и ко всем находила подход. Несмотря на невзгоды в виде советского начальства и российской зарплаты, с лица Марии Вячеславовны никогда не уходила умная и загадочная улыбка. Никто не имел никакого морального права подставлять эту женщину, поэтому каждый раз приходилось прогибаться под изменчивый мир, а мир в нашем колледже менялся каждый день, как и количество требований, прилетающих со всех сторон.

— Это вы к нам пришли преподавать ОБЖ? — прямо посреди тёмного коридора меня остановила очень полная женщина. — Кажется, Никита Сергеевич? — следом задала она второй вопрос.

— Да, Хрущев. — ответил я с улыбкой, решив ей подыграть.

— Простите, как вас?

— Андреевич!

— Точно! У нас каждый год такая текучка, всех новых педагогов сразу и не запомнишь. Пойдёмте ко мне в кабинет на минуточку, хочу рассказать вам о профсоюзе.

Спустя 15 минут, отдав часть своей зарплаты профсоюзу и пообещав создать на каком-то сайте какое-то портфолио, я уже практически прокрался к своей аудитории, но не тут-то было. Прямо у двери меня опять поджидала полная женщина. На этот раз другая. Казалось бы, шанс на спасение всё ещё оставался: я попытался развернуться и скрыться за углом, из-за которого только что вышел.

— Дмитрий Сергеевич! — громкий крик догнал и ударил в спину, в голосе дамы чувствовалась власть и твёрдость.

Как солдат, развернувшись через левое плечо, я строем зашагал в её сторону.

— Так, Дмитрий Сергеевич, вы сделали свои УП?

— Что, простите?

— Вам нужно сделать УП и КТП! — повторила женщина, однако увидев замешательство на лице молодого педагога, так и быть, согласилась расшифровать таинственные аббревиатуры. — Что вы смотрите на меня, без педагогической специальности что ли пришли к нам работать? Учебные программы и контрольно-тематические планы! Их ещё в прошлом учебном году надо было сдать!

— Так меня же в прошлом году ещё здесь не было. — прозвучал робкий ответ.

— Вас не было, а долги уже были! Прошлый преподаватель должен был сделать документы, да уволился в каникулы, поэтому теперь вам срочно нужно закрыть все пробелы, а то у нас проверка на носу. С вас 8 УП и 8 КТП.

— А как вообще выглядят эти УП и КТП? У вас есть какие-нибудь шаблоны?

— Какие-нибудь шаблоны? Вы серьёзно? — взгляд начальницы наполнился презрением. — Как вас вообще на работу взяли? Спуститесь потом ко мне в учебную часть.

Кажется, это была заведующая очным отделением. Вижу, здесь очень рады моему появлению, странно, все приходят знакомиться без хлеба и соли.

Я проскользнул в аудиторию, сел на стул и обмяк.

В дверь раздался стук.

— Никита? Привет, ты сейчас не занят? — сначала в кабинет протиснулась кудрявая голова, потом деревянная палочка, а следом за ними целиком вошёл полный мужчина. — Меня Леонид Александрович зовут, мы с тобой практику ведём у ПДО-шек, хотел тебе дневник показать!

Моей голове оставалось только кивнуть в знак согласия.

А потом была заведующая заочным отделением, заведующая библиотекой, заведующая кафедрой социальной работы, заместитель директора. И всё это мои начальники, всем я уже что-то должен. Разговоры с управленцами могли длиться вечно, только каждый раз меня выручал спасительный звонок. Вот и в этот раз он прозвенел.

В аудиторию вошли студенты. Группа состояла из 30 человек, все 30 — девушки, все 30 — симпатичные. Без лишнего шума они заняли свои места. Новая группа — новые лица, первое впечатление на первом свидании — самое главное.

— Ладно, можете не вставать! — раздался мой голос с лёгкой торжественной интонацией.

Девушки засмеялись и поднялись со стульев.

— Да нет, серьёзно! Все эти приветствия по стойке смирно — это просто формальность, тут же всё-таки не армия. Сегодня у нас с вами много дел, у кого-нибудь есть вопросы?

— А как вас зовут? — спросила рыжая девушка с последней парты.

— Никита Андреевич, хотя, моё имя и отчество никому не удаётся здесь запомнить, поэтому можете называть меня, как хотите. Обещаю из-за этого оценки вам не снижать!

По кабинету пронёсся удивлённый хохот, раньше девушки явно не сталкивались с преподавателями, позволяющими себя называть, как угодно.

— Кстати, на пары тоже можете не ходить! — продолжал я свою речь.

В этот момент одна часть первокурсниц стала смотреть на меня с недоверием, ожидая подвоха; вторая часть, окопавшаяся на задних партах, продолжила гоготать и оживлённо переговариваться.

— Серьёзно! Вот сами скажите, какой толк, что вы приходите, а потом спите на партах или тыкаете пальцем в экран телефона? Никакого. Спите лучше дома, либо направляйте время на другие полезные дела.

— Никита Сер… Андреевич, а вы нам пропуски ставить не будете? — прилетел вопрос из середины.

После мимолетной вспышки смеха, все голоса на секунду затихли, ожидая ответа.

— Чего же вы меня так официально? Аж сэром называете. Хотя знаете, я бы мог быть каким-нибудь графом! — стараясь добавить как можно больше иронии и гротеска, вложил я в первую часть своего ответа. — А пропуски, конечно, буду! И двойки за контрольные тоже буду!

— Ну-у-у-у… — растянулось на всю аудиторию, перемешиваясь с девичьим хохотом.

— У меня подход как в университете: всё основывается на личной осознанности студента, хотите учиться — ходите на пары и слушайте, после каждой темы — контрольная, оценка — в журнал, исправлять нельзя.

— Никита Андреевич, мы уже подумали, у нас хотя бы один нормальный предмет будет, где не надо ничего записывать и зубрить! — иронично изображая недовольство, высказалась высокая шатенка с третьего ряда.

— И хотя бы один нормальный преподаватель. — где-то в конце раздался ехидный голос, пытаясь меня уколоть.

— А что, можете не писать, тетрадки ваши проверять не буду! Да и зубрить не надо, у меня практически нет нудных и унылых тем, всё из жизни. Вот пройдём гражданскую оборону, начнем изучать медицину — будет интересно, не расстраивайтесь! — подбодрил я девушек. — Доставайте листочки, будем писать вступительную контрольную. Проверим, чему вас в школе научили.

Аудитория вновь недовольно загудела, начался учебный процесс.

Часть 3.Олег

Пока ноги несли тело в университет, голова искрила от ярких образов и ожесточённых споров. Порой внутренние конфликты затмевали своей яркостью внешний мир, и я легко мог обнаружить свой организм посреди проезжей части под красным сигналом светофора. Подобные курьёзы, как и привычка перебегать дорогу в неположенном месте, добавляли образу обэжэшника сомнительную репутацию. Привыкнуть к городу, узнающему тебя тысячами студенческих глаз, было сложно. Не менее сложно, чем примирить две противоположности.

Первая и вторая части внутри меня всю жизнь являлись врагами. Одна ориентировалась на чувства, вторая — на здравый смысл. Каждая жила в своём пространстве, обладала собственным голосом, методами убеждения и изощрённым набором трюков из всевозможных провокаций и манипуляций. В детстве всегда побеждала эмоциональная часть, но с возрастом выше и сильнее становилась рациональная. Сознание кидалось из крайности в крайность, не имея ни единого шанса найти общий баланс и равновесие.

— Ну как там? — встретив одногруппника рядом с деканатом, поинтересовался я.

— Да нет его! В другом корпусе, наверное. — недовольно пробормотал приятель, приветственно протягивая ладонь.

Пять долгих лет мы вместе сидели за одной партой, решали сложные задачи, давали друг другу списывать, часто прогуливали лекции, обменивались книгами, смотрели кино и рассуждали о жизни. Все считали нас друзьями. Вероятно, так оно и было, только чем дружба отличается от взаимовыгодного партнёрства? Рациональная часть ставила знак равенства, а чувственная приплетала эмоциональную связь, душевную близость и духовное единство — очередной повод для очередного спора.

Олег хотел стать большим и известным учёным, его сильно заботили проблемы планеты: глобальное потепление, вымирание видов, космические угрозы и опасения виртуального происхождения вселенной. Мы разделяли желания друг друга, но обстоятельства были сильнее. Теперь я работаю простым преподом в колледже, а он устроился кассиром в кафе. Кто бы мог подумать?

— Кому там ещё в дипломе неправильные оценки напечатали? — протирая свои белые кроссовки влажной салфеткой, спросил товарищ.

— Машке вроде бы! Ей же вообще вместо красного диплома синий выдали, у нас-то хоть цвет совпал.

— Да, ещё хрен теперь найдёшь куратора, словно скрывается от нас.

— Он всегда скрывался! — со смехом ответил я. — Это же «Пед»!

— Ума нет — иди в «Пед». — в рифму поддержал приятель.

Во втором корпусе педагогического университета остановилось время: деревянные скрипучие полы, старые облезлые двери, облупившаяся краска на ступеньках и перилах, а из окна открывался вид на недавно сгоревший корпус иняза. Всё это эхо ушедшей эпохи, руины великой державы — фундамент для наших жизней. Ещё в советские годы появился стереотип о необходимости высшего образования: наличие диплома гарантировало успех во всех сферах. Только людей, закончивших ВУЗ, за последние несколько десятков лет появилось больше, чем доступных рабочих мест. Поэтому историки водили маршрутки, врачи подметали улицы, а физики торговали перчатками и ремнями на рынках.

— Что думаешь? Так и будешь в этом колледже торчать?

— Смеёшься? Мне 17 тысяч платят, в Москве дворники в два-три раза больше зарабатывают.

— Да, что-то не ценят у нас преподов, даже я за кассой больше делаю, ещё и чаевые подогревают.

— В стране сейчас в приоритете кофе и булочки, — с иронией, — ты двигаешься в верном направлении, учиться и учить — дело сомнительное.

— Ну а сам посуди. — Олег отвлёкся от своих кроссовок и внимательно посмотрел на меня. — Мы пять лет потратили, ещё денег столько, а что делать теперь с этими дипломами? Надо было мне после окончания школы идти пирожки продавать, возможно, сейчас бы какую-нибудь руководящую должность занял в этом кафе.

— И меня пристроил помощником!

— А не думал пойти по специальности? Менеджером? Туры продавать? — спросил друг.

— Целый день сидеть в офисе? Нет, это не для меня.

— А в рекламщики?

— Ненавижу рекламу, ей и без того всё забито, куда ни плюнь.

— Да уж. А может бизнесом каким-нибудь займёмся?

— Например?

— Будем заказывать вещи из Китая, продавать через интернет.

— Фальшивые часы Kevin Klein?

— Да не только часы! Сумки, футболки, трусы! — на полном серьёзе убеждал товарищ.

Я рассмеялся в ответ.

— О, поднимается.

Вверх по лестнице поднимался наш куратор — Герман Богданович. Со старой конькобежной привычкой молодости все препятствия он преодолевал с заложенными за спину руками. Студентка пытается скандалить? Рука за спиной. Вышестоящее начальство предъявляет претензии или на ровном месте возникают новые проблемы? Пальцы левой руки обхватывают запястье правой.

— Здравствуйте! — приветственно выкрикнули мы с Олегом.

— Привет, — ответил седовласый мужчина с хитрыми глазами. — Ничего себе, даже в пиджаке и рубашке! На парах-то только в спортивных костюмах и появлялись.

— Герман Богданович, а у вас вакансии появились? — спросил я, спрыгнув с подоконника.

— Как и в начале учебного года 0,25 ставки было, так и осталось. Поступай в аспирантуру, дадим тебе какую-нибудь дисциплинку.

— У вас же тоже нет научной степени, а вы работаете!

— Ну, ты сравнил! — иронично произнёс куратор и зашёл в деканат.

— Герман Богданович, вы нам дипломы переделали? Герман Богданович! — следом за ним зашёл Олег.

Громко прозвенел звонок с пары. Постепенно начали открываться двери из аудиторий, наружу выливался хаос: пространство наполнилось криками, визгом и топотом. Так странно, ещё вчера, являясь частью этой тучи, меня носило вместе с ней везде и всюду. А сегодня, заложив руки за спину, я стою в коридоре и провожаю взглядом идею о вузовской преподавательской карьере, медленно сползающей вниз по лестнице вместе с потоком студентов. Как знать, возможно, оно и к лучшему?

Часть 4. Педсовет

— Дмитрий Сергеевич, а почему вы в этот туалет пришли? У вас что, своего нет? — заведующая очным отделением застала меня за разглядыванием синяков под глазами в отражении зеркала.

— Татьяна Викторовна, так мой же на третьем этаже, да и туда всё время студентки заходят.

— Давайте вы больше не будете ходить в этот, он же женский!

— Я думал, что он для преподавателей, да и кабинки здесь все отдельно друг от друга.

— Дмитрий Сергеевич, давайте не будем спорить, надеюсь, вы меня услышали. Кстати, почему не на педсовете?

— Направляюсь прямиком туда.

— Сегодня очень важная тема, не вздумайте уйти!

— Уже спускаюсь, Татьяна Викторовна, уже спускаюсь.

Актовый зал быстро наполнялся дамами в возрасте. Короткие причёски демонстрировали сдержанность, практичность и острый недостаток личного времени. Редкие косички и хвостики грустно свисали на спинки старых советских кресел. Женские глаза десятками пар осматривали пространство вокруг, выражая озабоченность. Главная дверь распахнулась, в зал вошла заместитель директора. Властно взглянув на собравшихся, она отправила по рядам листочек для сбора подписей о присутствии.

— Никита Сергеевич, рада, что вы сегодня с нами! — начальница напоминала голодную львицу, пытающуюся найти себе ужин.

Я несколько раз быстро и виновато кивнул в ответ.

— Педагогика дополнительного образования, а где у вас Леонид Александрович? — обращаясь к нашей кафедре, прилетела претензия.

Общий уровень тревожности продолжал нарастать.

— Галина Александровна, он первый курс на практику повёз! — вступилась за коллегу Мария Вячеславовна.

— Тема сегодня очень важная, вы ему всё передайте, и пусть ко мне завтра зайдёт.

— Хорошо, Галина Александровна!

— Заведующие кафедрами, если у вас сегодня кто-то отсутствует, пусть завтра отметится у меня в кабинете! — женщина заняла кресло в первом ряду и начала перебирать бумаги.

Атмосфера заметно разрядилась: несколько десятков минут мимолётного хаоса, шёпота и шуршания листа, гуляющего по рядам. На педсоветах педагоги переходили в ранг учащихся и вели себя соответствующим образом: стоило нас оставить без надзора и внимания, как начинались разговоры и шутки, кто-то утомлённо дремал на своём стуле, кто-то вязал носки на спицах, а кто-то тыкал пальцем в экран смартфона.

Дверь вновь распахнулась. В моментально затихший зал вошёл директор. Седовласый мужчина, с прямой как стрела спиной, в идеально наглаженном костюме, вызывал ощущаемый трепет. Начальник подошёл к кафедре и, аккуратно положив на неё листы со своей речью, пристально осмотрел всех присутствующих. Его взгляд, подобно заострённой пике, пронзал каждого насквозь, словно он всё и про всех знает. Я сразу же почувствовал себя виновато, только не мог понять, в чём именно провинился в этот раз.

— Добрый день, коллеги! — строго и раскатисто поприветствовал директор. — Вижу, уже практически все собрались. Вопрос чрезвычайной важности: до меня дошла информация, что в некоторых группах кураторы собирают деньги на празднование Нового года!

Глаза преподавателей округлились.

— Кто собирал деньги, встаньте, пожалуйста! — громко приказал мужчина.

В зале повисла тотальная тишина: голоса перестали шептаться, а тела замерли и приклеились к сидениям. Неужели в этом колледже и Новый год запрещен? Словно подобные даты ставят под угрозу старые порядки, напоминая им о существовании времени и перемен.

— Вы же взрослые люди, пора уже научиться признавать свои ошибки! Надеюсь, все понимают, что это уголовная статья? — начальник выглядел всё более и более устрашающе. — Галина Александровна, пригласите девушку в зал.

Замдиректора быстро встала со своего места, распахнула дверь и махнула кому-то рукой. Через порог переступила одна из студенток.

— Кто куратор группы, где учится эта девушка? — продолжил напряжённый мужской голос. — Встаньте!

В нескольких рядах от меня поднялась женщина. От напряжения у неё тряслись руки. Педсовет всё больше становился похож на судебный процесс со своими свидетелями, обвиняемыми, судьёй и палачом в одном лице.

— Стелла Иосифовна, вы понимаете, какую проблему создали для всех нас? — началась публичная казнь, — мне сегодня звонила мама этой девочки, она говорит, что с неё вымогали деньги на праздничный стол. Это правда?

— Владимир Станиславович, у нас был час общения, где студенты выразили желание отметить окончание семестра, — оправдывалась женщина, — все договорились скинуться по 300 рублей, я попросила девочек собрать деньги, разве это преступление?

— Стелла Иосифовна, своими действиями вы очерняете лицо нашего колледжа! Эта история практически дошла до прокуратуры! Вы же знаете, кто у нас занимается организацией праздников? И прекрасно помните, кому позволено собирать деньги на мероприятия?!

Вновь тишина. На лицах коллег замерло изумление. Все хотели что-то сказать, но боялись.

— Что вы молчите? — вновь раздался голос директора. — Даже если вы и не собирали деньги лично, ваше распоряжение является самоуправством. Я вынужден сделать вам выговор в личное дело! Если получите ещё один — будете уволены.

По лицу женщины прокатилась слеза. Она нервно смахнула её ладонью и опустила глаза вниз. Крупная дрожь охватила всё тело несчастного педагога. Каждый из нас понимал: сегодня палач занёс свой топор над головой соседа, но завтра именно ты можешь стать жертвой подобного абсурда. Всех пугала неизвестность. Никогда не знаешь, как диктатор поступит дальше: лишит тебя жизни, чтобы навести на остальных ужас, либо проявит милость.