Бесплатный фрагмент - Душеллект

ДУШЕЛЛЕКТ.

Мы не есть физические тела, наделенные душами. Мы — духовные существа, которые обрели физическое существование.

© Эдгар Кейси

ГЛАВА 1

Лёжа с закрытыми глазами, я прислушиваюсь к странным звукам. Никогда раньше не слышал ничего подобного. Одновременно скрип и похлопывания, пауза, потом снова: скрип и похлопывания. Какой-то птеродактиль прочищает свой ржавый клюв и разминает крылья пред взлётом?

Я судорожно пытаюсь открыть глаза. Не получается, веки словно приклеенные. Может, попробовать помочь пальцами?

Не могу. Своих рук, оказывается, я тоже не чувствую.

Внутри все болит. Почему я так прерывисто дышу и сердце бьется через раз?

Надо срочно что-то делать! Но что?

Время идет. При этом ничего не меняется.

Страха нет. Чувство паники постепенно проходит. Против неизбежного не попрёшь?

В нос ударил запах костра. Напоминает благовония. Жасмин или сандаловое дерево?

Откуда-то издалека послышался нежный женский голос. Похоже на: «Баю, баюшки, баю. Не ложись ты на краю».

Пытаюсь сказать: «Ин, это ты? Почему поешь так же, как мама пела мне в детстве? Откуда ты здесь? И где это мы?»

Но губы не шевелятся.

Может, поэтому и ответа нет?

Я внимательнее прислушиваюсь.

Никакой он ни нежный, этот голос. Поет незнакомая старая женщина. И почему на каком-то непонятном наречии? Даже не поет, а издевается над своим горлом. Звонкие трели со свистами и перекатами постоянно прерываются надрывным хрипом.

Почему эти звуки проникают в самую душу?

Пение постепенно удаляется. Куда она пошла?

Еще минута и всё затихло.

Больше нет не только скрипа и похлопываний, но и никаких запахов.

Мое дыхание замерло.

Не боюсь ничего впереди.

Напоследок ты мне улыбнешься.

Моя вера согреет в пути:

Ты со мной навсегда остаешься.

Да, самое время для поэзии.

В этот момент мысли ускорились и понеслись с удивительной легкостью.

Это сон? Что со мной происходит? Где я? Да и что теперь означает само понятие «Я»?

Слова здесь бессильны, потому что описать это невозможно.

Только обрывки разношерстных воспоминаний в переполненных событиями глубинах памяти.

Теперь я и сам словно бы куда-то лечу. Густые клубы облаков медленно рассеиваются над неумолимо удаляющейся Землей.

Всё несущественное быстро забывается. Остается лишь то, что на самом деле важно; то, что действительно значимо. Не форма, вибрирующая под тяжестью материального мира, а сама суть, неподвластная времени и обстоятельствам.

Откуда–то возник вопрос: «Тебе было интересно жить?»

Ответил, не задумываясь: «Да».

Тут же хотел спросить: «А почему „было“?» Но у кого спрашивать?

«Было». Какое гнетущее слово! Раньше оно воспринималось как-то обособленно от меня. Потому что впереди всегда маячило железобетонное будущее. Теперь же это «было» оказалось совсем рядом. Более того: я полностью растворялся в нём.

Постой «было»! Дай в последний раз насладиться едва уловимыми оттенками.

Эх, как жаль, что уже ничего не помню, даже ее имени. Остывают последние капли душевного тепла, во всю мощь пылавшего, когда мы были вместе.

Готов на всё, лишь бы ощутить это вновь.

ГЛАВА 2

— Здравствуйте, Инга! — пожилой мужчина бодро вскочил из-за стола, стоило ей переступить порог. — Как ваше путешествие?

— Добрый день, Иван Петрович! Нормально. «Маршал Десятников» в поселок Уэлькаль прибыл строго по расписанию.

— И за сколько вы из Анадыри до нас добрались?

— Я как-то не засекала. Но, думаю, часиков пять получилось.

— Да медленный теплоходик, зато надежный. А сколько лет трудится! Точно и не припомню. Но четверть века, поди, уже есть. Да вы проходите, раздевайтесь. В нашей библиотеке даже вешалочка имеется.

— Как у вас тут уютно!

Инга сразу обратила внимание на чистые, как только после ремонта, окна, зашторенные ажурными занавесочками. Все подоконники были уставлены резными горшочками: вперемешку алоэ и фикусы. Неужели это он сам за всем следит? Или все же есть помощница?

В помещении было так натоплено, что ей сразу захотелось не только снять верхнюю одежду, но и расстегнуть толстовку.

— Хотя, библиотека это слишком сильно сказано. — Иван Петрович помог повесить пальто. — Сами видите, малюсенькая комнатушка, сплошь заваленная книжками. Но столик для вас я уже разобрал. Вот он. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Спасибо.

Молодая женщина разместилась в стареньком, но достаточно удобном кресле. Иван Петрович вернулся на свое место.

— Ну как, подходит?

— Конечно. — Инга достала из сумки ноутбук. — А где розетка?

— До нее, к сожалению, трудно добраться. Так я вам удлинитель из дома принес.

— Ой, спасибо, Иван Петрович. Из-за меня вам столько хлопот.

— Ничего, ничего. Какие хлопоты? Мне так приятно, что вы к нам приехали. Да еще и о наших местах писать будете. Вы раньше уже бывали в Запретной Зоне?

— Нет. Впервые так далеко на Север забралась. Думала, сразу замерзну, но пока терпимо.

— Да, вам повезло с погодой. Сегодня чудесный денек.

Он встал и подошел к столу, на котором было все необходимое для чаепития.

— Сейчас чайку с вами погоняем. Не возражаете?

— Спасибо, Иван Петрович. Не откажусь. А давайте, чтобы не терять время, вы поделитесь своими воспоминаниями. Я пока не решила, какой формат будет у книги. Может быть, за основу возьму рассказы очевидцев. Так вот с вас и начнем. Хорошо?

— Ну не знаю. Смогу ли вот так с бухты-барахты? Тут дело серьезное и надо бы подготовиться, почитать кое-какие материалы. Вы бы меня хоть раньше предупредили. А то как же я теперь?

Иван Петрович настолько растерялся, что даже забыл про чай.

— Всякая подготовка, конечно, что-то добавляет, расширяет, шлифует. Но я считаю, что она в то же время и убивает какую-то особую, точнее, живую составляющую. Поэтому давайте начнем с нее, а после я все, что нужно, добавлю.

Мужчина опомнился, налил кипяток в заварочный чайник и присел на соседнюю табуретку.

— Ну, если вы так рассуждаете. Только не обессудьте: что вспомню, то вспомню. За хронологию событий не ручаюсь.

— Хорошо, хорошо. Представьте, что мы просто так беседуем, не для книги.

— Тогда ладно. Сколько уже, лет десять наверно, прошло? Помню, зимой все началось. Нет, еще в конце ноября. За пару дней, откуда ни возьмись, набежали грозовые тучи. Все небо стало черным. Посыпались молнии: десятки молний одновременно. Потом вдруг дождь пошел, да такой: натуральный тропический ливень. Никогда такого не видел. Целую неделю полоскал, не прекращаясь ни на минуту. Давление скакало, как бешеное: туда-сюда, то высокое, то низкое. Всякие там циклоны и антициклоны. И так почти месяц. А сразу после Нового Года очень сильно похолодало. За какую-то неделю температура упала до минус шестидесяти. И заметьте, это днем. Но никто как-то серьезно на это внимания не обратил. У всех свои заботы. Да и старожилы рассказывали, что бывало и под семьдесят.

Иван Петрович говорил медленно, почти торжественно. Также медленно он и чай разлил по чашкам.

— Вам сколько кусочков положить?

— Спасибо. Я без сахара.

Инга подошла к нему, взяла свою чашку и вернулась на место.

— Так вот. Минус семьдесят раньше уже бывало у нас тут. Никто не спорил. Однако, погода продолжила ухудшаться. И через неделю по ночам доходило аж до минус девяноста. Мало того, что температура падала с каждым днём, так местами еще и так задуло, что машины на ходу опрокидывались. Настоящие ураганы и чуть ли не торнадо. Все метеорологи просто разводили руками: такого раньше точно никогда не было. — Иван Петрович размешал сахар в чашке. — Поселок наш, как известно, стоит на самом берегу океана. Поэтому главное дело для местных, а это в основном чукчи и эскимосы, — китобойный промысел. Ну, в меньшей степени, охота на нерпу и моржа. Без этого никак, несмотря ни на какую погоду. Поэтому, как только выпадали редкие солнечные дни, китобои сразу выходили в залив. А там такое творилось, как в фильме про Ноев ковчег. Киты, моржи, касатки, белухи, вообщем, все морские обитатели массово ринулись южнее. Вода в нашей бухте бурлила, как кипяток в кастрюле, от такого количества живности. Потом и на суше такое же началось: овцебыки, медведи, целые стада оленей — все мимо нас и на юг. Да что я тут разошелся? У вас в Анадыри, наверное, все то же самое было?

— Я тогда только-только школу закончила. Сами знаете тот возраст: все в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Запомнила, что в городе резко увеличилось число приезжих, и им негде было ночевать. А еще родители постоянно ссорились. Мама настаивала на срочной эвакуации хотя бы в Усть-Камчатск, а папа хотел, чтобы мы остались дома.

— Да, вот и у нас тут также было. Массовая, так сказать, миграция. Народ точно с ума сошел: со всей округи сюда повалил. Все обвешаны кучами пожитков, толкаются, бранятся, лезут, в прямом смысле, по головам друг друга. Дети орут, как резаные. Ужас и конец света, не иначе. Всем, видишь ли, срочно понадобилось на теплоход. А он-то не резиновый. На пристани собралась такая толпа, что настил не выдержал и рухнул. После этого людям на морозе приходилось по полдня ждать своей очереди. Быстрее не получалось. Лодками подвозили к теплоходу. А их всего четыре штуки на борту. Тогда наши китобои сжалились и пригнали свои лодки.

Мужчина так расчувствовался, что обжег рот кипятком.

— Ах, будь неладно! Какой горячий!

— Иван Петрович, ну как же вы? — Инга развела руками в стороны. — Я думала, вам уже не так тяжело будет вспоминать те дни. Ведь столько лет прошло.

— Ничего, ничего, все в порядке. Так, о чем это я? Да, вселенское переселение народов. Мы, кстати, тогда были уверены, что это только у нас тут такая аномалия. Кое-кто даже шутил, что, слухи, которые долгое время ходили про наши места, начинают сбываться. Мол, Чукотка, наконец-то, сошла с ума. Потом узнали, что такое творится по всему миру. Глобальный, так сказать, сбой в экосистеме. Может и вправду какая-то кара небесная свершилась. Местные шаманы только это и твердят.

— А много людей решило остаться?

— В основном все, кто раньше тут жил. На собрании поселка мы так постановили: останемся, во что бы то ни стало. А куда нам было бежать? Нас никто и нигде не ждал.

— И как вы дальше?

— Трудно.

Мужчина замолчал. Губы его плотно сжались, скулы побелели, морщины на лбу углубились, пальцы на секунду сжались в кулаки.

— Связь с Анадырем прервалась, — продолжил Иван Петрович. — А мы ведь всегда от нее полностью зависели. Солярку перестали нам привозить. Свет в домах и на улицах погас. У нас ведь электричество не централизованное, а генерируется ДЭС. Пришлось всем вернуться чуть ли не в каменный век. Точнее, мы стали жить, как настоящие чукчи живут в своих ярангах. А они всегда свои иоронги, это тёплая часть яранги, освещают и отапливают жирниками. Это такие каменные лампы с жиром морских животных. На них можно и пищу готовить. Повезло еще, что залив не полностью замерз и не все киты сбежали.

— Как интересно! — воскликнула Инга. — И никакая цивилизация не нужна. Точнее, в критически сложных условиях цивилизация проигрывает древним способам выживания.

— Получается так. Но одно дело, когда ты с каменным топором гоняешься за мамонтом. Тогда для тебя такая жизнь норма. И совсем другое, когда тебя туда запихивают после круглосуточного интернета и магазина, в котором есть все для жизни. Страшные первые месяцы. Да, тогда мы вплотную столкнулись не только с экстремальным холодом, голодом, но и с полным отсутствием даже самого необходимого. Нам пришлось съесть всех наших собак. Даже вспоминать не хочется. Ума не приложу, как мы все это пережили?

— Все, Иван Петрович, вижу, я зря это затеяла. Простите меня. Не надо больше расстраиваться.

— Ладно. Закончу, раз уж взялся. Единственное, кое-что пропущу. Да примерно полгода все это длилось. Потом начало теплеть. Но до конца погода так и не восстановилась. Видно что-то там, в небесной канцелярии, испортилось навсегда. Остались опасные и непредсказуемые участки, в которых можно наткнуться на что угодно. Поэтому наш поселок сразу попал в Запретную Зону. Это потом ее передвинули севернее, в Эгвекинот. Да, более-менее сносно мы зажили через год. Нам, наконец-то, наладили связь. Привезли сюда радиста с телеграфным аппаратом. Он с тех пор в конторе председателя постоянно дежурит. Если что-то важное, то можно сразу отправить телеграфное сообщение.

— За окном 2030 год, а у вас здесь только «Азбука Морзе»? Неужели нет ни телефонов, ни чего другого?

— После катастрофы появились сильные радиопомехи. С тех пор здесь ничего не работает. Хорошо, что хоть линия связи «Север» жива. Эх, до чего ж надежно в советские времена строили. А вы не были в Запретной Зоне? Ой, или я уже спрашивал?

— Нет, не была. Я впервые даже сюда попала. Но мой муж уже почти месяц на острове Врангеля. Он там работает врачом-спасателем на метеорологической станции.

— А, знаменитая станция! Да, достойно. Ведь именно благодаря ее данным всем стало известно, что во время катастрофы температура там опустилась чуть ли не до минус ста пятидесяти градусов по Цельсию. А что тогда творилось на Северном полюсе, все двести? Насколько мне теперь известно: это когда воздух начинает замерзать. В такое раньше просто невозможно было поверить. Но нам пришлось. Целые глыбы льда размером с арбуз иногда падали с неба на землю. Если такая попадала в дом, то насквозь пробивала любую крышу.

— Не представляю! — воскликнула Инга. — Как можно жить, зная, что в любую минуту может такое случиться?

— Мы тогда об этом старались не думать. Просто жили и радовались каждому часу, проведенному на родной земле. Да, просто жили и всё. А куда было деваться?

Мужчина допил чай и поставил кружку на стол.

— Иван Петрович! У вас случайно не сохранились ежедневные погодные сводки времен катастрофы?

— Что-то такое было. Я никогда и ничего не выбрасываю. Не могу, знаете ли, принять на себя такую ответственность. Считаю, что пусть лучше будет больше данных, чем меньше. Точно было! Совсем недавно попалось под руку. Сейчас поищу.

ГЛАВА 3

«И куда же ты его запихнула? — Инга, как обычно, мысленно говорила сама с собой. Ей казалось, что она уже перелопатила половину своего ноутбука в поисках нужного файла. — Почему не делаешь подробное оглавление? Всё на свою память надеешься? Неужели не понятно, что одних дат создания файлов явно недостаточно? Теряй теперь кучу времени из-за всякой мелочи».

Она, наконец, нашла то, что искала.

«Так. На чем ты остановилась? Хорошо. Правда, еще бы конкретики добавить. Надеюсь, Ивану Петровичу удастся что-нибудь найти. Как же здесь хорошо! Спокойно, уютно и никого нет. Просто, идеально для работы».

Внезапно Инга почувствовала себя очень плохо: сердце помчалось вскачь, голова закружилась, подкатила тошнота. Еще секунда, и грохнется в обморок. Повезло, что сидела в этот момент, иначе непременно рухнула бы на пол.

«Так, спокойно, спокойно, — она постаралась расслабиться. Потом медленно и глубоко вдохнула. — Что это: Запретная Зона дает о себе знать? Но ведь до нее еще почти сто километров. Как же тут местные живут, адаптировались?»

Правая рука вдруг так разболелась, что трудно стало даже пальцами пошевелить.

Впрочем, эта рука и раньше доставляла массу проблем. Причем, никакие таблетки, мази, уколы или физиопроцедуры не помогали.

Необъяснимо, но факт: только мужу каким-то непостижимым образом удавалось облегчить болевые симптомы. При этом даже он не догадывался, что конкретно помогало: глубокий массаж, его сильное биополе, специальные упражнения или все это вместе взятое.

Глеб считал, что это психосоматика. Стоило Инге хоть немного перенервничать, и рука сразу начинала болеть. А теперь она неосознанно звала своего спасителя.

Через несколько секунд Инга вспомнила. Подобное состояние было, когда ее муж свалился с велосипеда во время тренировки. Но тогда оно довольно быстро прошло, стоило им обняться.

Инга не знала, что и думать. С каждой секундой ей становилось всё хуже.

«Неужели, с Глебом опять что-то стряслось? Говорила же ему, что не надо лететь на эту станцию. У нас в Анадыре и то с погодой не пойми что творится. А там, на этом острове Врангеля, вообще край света. Подумать только: там когда-то было минус сто пятьдесят! Не послушался. Как будто, кроме него некому работать в спасательном отряде».

— Вот смотрите, кажется, тут может быть что-то полезное. — Иван Петрович протянул Инге потрепанную тетрадь. — Ой, что с вами? Вы такая бледная?

— Да, что-то мне нехорошо. Может адаптация?

— Нет. Ну что вы? Адаптация только на вторые сутки начинается и то не у всех.

— Иван Петрович. Мне нужно отправить срочное сообщение в Анадырь.

— Конечно, конечно. Радист должен быть на месте. Знаете, куда идти?

— Да. Заодно, подышу свежим воздухом. Может, полегчает.

***

Инга с трудом ковыляла по свежевыпавшему снегу. Хорошо еще, что до здания местной администрации было совсем близко.

«Хоть бы Виталий Кузьмич был на работе. Уж он-то наверняка знает все последние новости. Глеб каждый день отправляет ему отчеты о проделанной работе. Просто спрошу его: „Как там наши? С ними всё в порядке?“ Он, как обычно, ответит: „Нормально“. Тогда я точно успокоюсь».

Войдя в комнату связи, Инга продиктовала радисту текст сообщения и телефонный номер Виталия Кузьмича.

— Хорошо. Сейчас отправлю. А мой коллега в Анадыре уже позвонит по этому номеру.

Через десять минут пришло ответное сообщение: «C Глебом беда. Срочно возвращайся».

— Подскажите, пожалуйста, а когда ближайший рейс на Анадырь?

— Сейчас посмотрим, — радист повернулся к стене, на которой висело расписание. — Вам повезло. Через три часа.

— Спасибо. Успеваю.

Вернувшись в библиотеку, Инга быстро собрала свои вещи и распрощалась с Иваном Петровичем.

ГЛАВА 4

Инге повезло. На ледоколе «Генерал Овсянников» был мощный узел связи, позволявший даже в условиях радиопомех звонить в Анадырь.

Поэтому она первым делом обратилась к капитану с просьбой при первой возможности разрешить ей связаться с городом.

Вскоре ее позвали в рубку связиста.

— Алло, Виталий Кузьмич! Здравствуйте! Вы меня слышите?

— Очень плохая связь. Кто это?

— Инга Тарасова. Жена Глеба.

— А, Инга. Здравствуйте! Откуда вы звоните? Как же плохо слышно. Еле-еле разбираю слова.

— Я уже на борту корабля. Не могу долго говорить. Что с ним случилось?

— Инга, у меня для вас плохие новости. Всю станцию завалило лавиной. Спасательную операцию проводить нельзя из-за нелетной погоды. Скажу сразу: у них почти нет шансов выжить.

В этот момент у Инги перед глазами все потемнело, рука почти отнялась, и так резануло в животе, что она чуть не согнулась пополам.

— Алло! Алло! Вы меня услышали?

— Виталий Кузьмич, — преодолевая спазм в горле, прохрипела Инга. — но я не понимаю, откуда там взялась эта лавина? Ведь рядом нет никаких гор.

— Никто не знает…

— Но может, они потом как-то откопаются и выкарабкаются?

— Данные со спутника показали, что станцию накрыло пятидесятиметровым слоем снега. И еще этот слой… Алло… Алло…

— Алло, Виталий Кузьмич! Алло, вы меня слышите?

Но связь окончательно прервалась.

***

Инга медленно, почти наощупь, пробиралась по палубе.

Полнейшая безучастность к окружающему.

Перед внутренним взором постоянно мигает одна и та же цифра: 50. Это же высота семнадцатиэтажного дома!

***

Инга не помнила, как добралась до своей каюты и сколько запихнула в себя таблеток успокоительного.

«Этого просто не может быть, — твердила она себе, сидя в кресле. — Этого просто не может быть. Кузьмич не то хотел сказать. Я не то услышала. Этого просто не может быть. Надо успокоиться. Когда появится связь, еще раз у него всё уточню. Не верю, что всё так безнадежно. Почему? Да потому что этого просто не может быть. Только не с Глебом!»

Осознавая все больше это страшное известие, Инга почувствовала дикое желание прокричать вслух свой протест. Она уже попыталась было открыть рот. Но тут же вспомнила, что почти полностью потеряла голос. Теперь и дышать-то с трудом удавалось.

«Это какая-то ловушка! Надо же такому было случиться, когда я одна почти на краю света. Вокруг чужие люди. Поговорить не с кем. И даже телефон не работает».

Размышляя об этом, Инга вдруг услышала, что ее губы сами собой шепчут: «Глеба больше нет. Глеба больше нет. Глеба больше нет».

Бездонная трясина под названием «Глеба больше нет» с каждой минутой засасывала ее всё глубже.

В какой-то момент Инга очнулась от резкой боли в левой руке и посмотрела на ладонь. Оказывается, она и не заметила, что уже несколько минут со всей силы давит ногтем большого пальца на подушечку указательного.

Не отрывая взгляд, Инга заставила себя медленно разжать пальцы. На указательном остался настолько глубокий след, что еще минута и из него пошла бы кровь.

Инга с трудом достала из сумки ноутбук. Нужно постараться переключить внимание.

Перед глазами быстро пробежали первые главы рукописи, в которых она подробно описывала жизнь тех, кто после природных катаклизмов решил никуда не уезжать с насиженных мест.

Насколько раньше всё это казалось ей важным, настолько же теперь показалась никчемным.

«И кому это нужно? — думала Инга. — Не знаю. Но точно не мне. А что нужно мне?»

Она откинула голову назад и закрыла глаза. Обволакивающей виски тяжестью разлился голос Елены Камбуровой:

Жизнь драгоценна, да выжить непросто!

Тень моя, тень на холодной стене.

Короток путь от весны до погоста…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

«Почему именно эта песня? — подумала Инга. — Ведь я ее только один раз слышала. Нет, нет, только не волнуйся. Или хочешь снова получить в живот? Где таблетки?»

Она судорожно открыла рядом стоявшую баночку и проглотила еще две капсулы, запивая водой.

«Это конец, я больше не могу жить без успокоительного. А разве я теперь живу? Похоже, что уже нет. Так, всего лишь существую, словно бледная тень самой себя: без мыслей, без чувств и без всякого смысла? Как же быстро всё меняется! Когда же подействует?»

В этот момент она заметила высунувшийся из сумки краешек книги, которую недавно решила снова перечитать. Возможно, это теперь как раз то, что поможет продержаться?

«Уже потом, оглядываясь назад, Джулиус понял, что именно с этой фразы, с этого самого момента кончилась его прежняя беззаботная жизнь, и смерть, до того невидимая, предстала перед ним во всем своем отвратительном обличии».

«Нет, нет, уважаемый профессор. — Инга отложила в сторону книгу. — Точнее, я согласна с вашим индивидуальным подходом к каждому пациенту, независимо от специфики его личности. Согласна и с необходимостью налаживания прочных межличностных взаимоотношений „здесь и сейчас“ для достижения максимальной степени взаимной откровенности. Но, поймите, мне теперь так нужна хоть капля живой помощи, а вы все пичкаете меня какими-то малозначительными фактами из вашей практики. Нет, нет. Всё не то».

Расстроившись ещё больше, Инга взяла в руку закладку с последней страницы, где обычно хранила ее во время чтения. Да и никакая это была не закладка, а маленькая открытка с улетающими в небо журавлями, на обратной стороне которой Глеб, в надежде таким образом поддержать ее на время их двухмесячной разлуки, написал: «…это всего лишь очередная командировка, не расстраивайся. Нам с тобой даже не придется ждать новой встречи в следующей жизни…»

«Вот вы говорите про взаимные откровения, — сама того не желая, продолжила спорить Инга. — Да, всё это замечательно, господин профессор. А как насчёт степени соответствия глубины полученного опыта? Я считаю, что если ты сам не прожил, не ощутил, не прочувствовал то, о чем тебе рассказывает другой человек, то до конца вы с ним друг друга никогда не поймете. И чем же вы могли бы сейчас поделиться со мной? Есть ли у вас что-то настолько же сильное? Потому что слабое вряд ли мне поможет. Вам вот так вот средь бела дня сообщали о смерти жены? А если нет, то какой мне прок от всех ваших слов?»

Инга посмотрела в круглый иллюминатор. Волны Анадырского залива уныло катились в сторону горизонта.

«Анадырский, не Анадырский. Какая разница? Миллионы лет все было точно так же. И ничего с тех пор не изменилось независимо от того, что люди открыли это место».

Инга перевела взгляд на небо. Тяжелые тучи и ни намека на просвет.

Она встала и принялась ходить из угла в угол своей крошечной каюты: четыре шага вперед, четыре назад.

«Глеб, что мне делать? Я теперь словно внезапно оборванная мысль, потому что что-то изменилось. Что-то? Да все, совершенно все изменилось! Объясни мне, как такое могло случиться? Как ты мог допустить, что все самое дорогое в моей, в нашей жизни, завалило какой-то лавиной: порывы, стремления, мечты, моменты, ради которых стоит жить? Сейчас у меня такое чувство, что я и сама погибла вместе с тобой. И ничего, понимаешь, абсолютно ничего больше нет. Я так не могу. Глеб, где ты?»

Она села на диван, положила на колени книгу и, не моргая, уставилась в нее. Что толку бесконечно гонять по кругу одни и те же вопросы?

Однако теперь они вращались независимо от нее.

«Скажу, как есть. Я не верю, что тебя больше нет. Я не видела тебя мертвым. Не было и никаких похорон, этого традиционного финала любой человеческой жизни. Поэтому лучше я буду, как прежде, продолжать разговаривать с тобой, как будто ты ушел в очередную экспедицию, с которой пока нет связи. Да, понимаю: все это бред. Но в данный момент я не могу иначе».

В голове вновь зазвучало:

Все мы в руках у молвы и фортуны.

Тень моя, тень на холодной стене.

Лютни уж нет, но звучат ее струны…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

Инга вскочила, подбежала к раковине и умылась холодной водой. Не отпустило.

Тогда она вернулась на место и принялась растирать виски.

Мысли странные, неожиданные, не вовремя, непонятно откуда взявшиеся, нескончаемым потоком. Сами собой куда-то несутся. И как их остановить?

В этот момент раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите! — вскрикнула Инга, радуясь, что кто-то помог ей вынырнуть из бреда наяву.

— Добрый день! — мило улыбаясь, спросила молоденькая горничная. — Можно мне убрать каюту?

— Здравствуйте! Конечно. — Инге хотелось еще что-то сказать или спросить, что-то простое и обыденное. Лишь бы подольше побыть нормальной. Но все слова куда-то вдруг исчезли. Она как-то глупо замешкалась. Хотя через минуту ей всё же удалось сначала взять в руки себя, потом сумку и выйти в коридор.

Инге вспомнился эпизод из «Чужестранки», в котором индианка пошла на костер за своим любимым бледнолицым.

«Как же красочно в книгах и фильмах преподносятся нам глубокие чувства! Поверив всему этому, можно подумать, что не испытав их, ты и не жила вовсе. А как насчет нестерпимой боли, если вдруг все потеряешь?»

Инга закрыла глаза. В тот же миг перед ее внутренним взором вспыхнули родные черты. Веки сомкнулись еще плотнее. Ну вот, сейчас ливанёт.

«Нет, нет, только не это! Забудь! Не думай! Но как не думать? Переключись на что-то другое. Так, так, так, нужно срочно вспомнить о чем-то хорошем. О чем конкретно, если почти все было хорошее? Так ладно, вспомни, как всё начиналось. Вот, вот, молодец, уже лучше. Ура, пошло!»

В памяти один за другим всплывали эпизоды.

Роскошный дом в старинном стиле. На фасаде: непропорционально крупным шрифтом цифра 7. Такое памятное место для знакомства. Почему мы встретились именно там?

Три волшебных дня на Камчатке. Глеб предложил совершить восхождение на Авачинский вулкан. Оригинальный способ поближе познакомиться.

Первый поцелуй после того, как Глеб буквально заставил весь день бродить вокруг базового лагеря с целью лучшей адаптации к высоте. И после этого уже всегда, не разнимая рук.

«Наши руки с первого соприкосновения стали жить своей жизнью. Их постоянно тянуло друг к другу, когда мы находились рядом. Какой-то непреодолимый магнетизм! Похоже, в такие моменты мы сливались не только ими, но и чем то, что не подвластно органам чувств. Наши души замирали в упоении? Да, им становилось так светло, что все проблемы отодвигались на второй план… А-а-а! Это уже просто невыносимо!»

Инга судорожным движением выхватила из сумочки смартфон.

«Когда же, наконец, появится сигнал? Ну, давай же, подключайся!»

На экране предательски высветилось: «Сеть не найдена».

Горничная, закончив уборку, вышла из каюты.

Инга вернулась к себе и медленно опустилась на диван.

Она не плакала. Она не злилась. Она была просто в отчаянии: из-за отсутствия в Анадырском заливе обыкновенной сотовой связи; из-за острова Врангеля, погубившего ее мужа, из-за того, что какая-то необъяснимая сила так легко перечеркнула всю ее жизнь.

Вдруг Инга, не вполне осознавая, что творит, резко открыла глаза, бросилась на колени и исступленно завопила:

— Господи, Высшие Силы, Абсолют! Или как вас там? Если вы действительно существуете, об одном молю: верните мне его. Не могу, я просто не могу без него жить.

ГЛАВА 5

Инга не помнила, как поднялась с пола, села на диван, о чем думала, что делала, да и как, вообще, ей удалось дотянуть до вечера. Может быть, таблетки помогли, а может просто голова в очередной раз отключилась от перенапряжения.

Уже вечерело, когда она вырвалась из муторных обрывков какого-то бессвязного сна и, боясь снова попасть в западню бесконечных переживаний, волевым решением заставила себя выйти из каюты и двинуться в направлении палубы.

После долгого лежания женщина шла медленно и неуверенно. Ей буквально приходилось заставлять свои непослушные ноги делать каждый шаг, заботясь лишь о том, как бы не грохнуться в обморок.

Мучения оказались не напрасны. Восхитительный закат помог ей хотя бы на некоторое время забыться.

В какой-то момент Инга отвела взгляд в сторону от солнца, мигавшего подобно гигантскому прожектору на линии горизонта, и посмотрела на бегущие волны. Их игриво меняющийся свет, казалось, залил все вокруг, втягивая в свой танец оттенков даже облака. Словно какой-то небесный художник наугад макал кисть в краски, потом хаотически перемешивал всё подряд, и, наконец, небрежно бросал свои чудные мазки на трепещущий в ожидании холст.

«Так интересно, — подумала она. — Это только поверхность воды принимает на себя все удары стихии, а в глубине ведь при этом ничего не меняется. Там, внутри этой жидкой бездны, жизнь течет своим чередом, даже не подозревая, что творится снаружи. Не то, что у нас: снаружи всего лишь слабый ветерок, а внутри уже бушует настоящий ураган».

Налюбовавшись суровой игрой волн, она снова взглянула в направлении солнечного диска. Из-за резко усилившегося за последние несколько минут ветра он переливался всеми цветами радуги и, как ей показалось, даже стал значительно большего размера.

Солнце было уже довольно низко и сильно слепило глаза. В этот момент появился какой-то мужчина, бодро шедший в сторону Инги. Из-за слепящего глаза солнца она не могла его, как следует, рассмотреть, хотя успела заметить, что контуры его тела сильно напоминают Глеба. А еще его движения: взмахи рук при ходьбе, наклон головы, походка. Инга замерла в ожидании: неужели Глеб?

Она прекрасно понимала, что на самом деле этого не могло быть. Но что-то в ней вдруг всполошилось и затрепетало, не в силах сопротивляться яростной внутренней борьбе: беспристрастный разум, основываясь на неопровержимых фактах, пытался одернуть непослушную душу, которая восторженно воспарила от одного лишь воспоминания о любимом муже.

Мышцы ее тела судорожно напряглись. Инга смотрела на приближающегося мужчину, не в силах отвести взгляд. Ей казалось, что она вся превратилась в слух, потому что больше всего на свете в тот момент ей хотелось услышать родной голос: «Привет, солнце! Как ты здесь очутилась?»

«Настоящее помешательство! — подумала она. — Да что же это со мной? Ну совсем слетела с катушек от переживаний: принимаю желаемое за действительное. И что дальше: во всех прохожих теперь буду видеть Глеба?»

Меж тем Инга заметила, что мужчину зацепил ее взгляд. Он мгновенно отреагировал и двинулся в ее сторону. При этом переливающийся диск солнца по-прежнему мешал ей рассмотреть незнакомца.

В голове уже просто рыдали строки:

Сколько бы я ни бродила по свету,

Тень моя, тень на холодной стене.

Нету без вас мне спокойствия, нету…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

Похоже, что нить накаливания внутреннего напряжения слишком долго была на пределе. Инга не дотерпела буквально несколько секунд. Она просто не дождалась того момента, когда мужчина выйдет из ослепляющего круга. Воздух вдруг застрял на входе в ее легкие, в глазах потемнело, к горлу подкатил ком, живот свело. Женщине стало настолько дурно, что ноги подкосились и она, еле жива, чуть не грохнулась на палубу.

Мужчина вовремя подскочил и помог ей присесть на скамейку.

— Здравствуйте. Как я вовремя, не так ли? — улыбнулся он.

Но Инга его уже не слышала, потому что потеряла сознание.

Очнувшись через несколько секунд, она ощутила, что одной рукой судорожно держится за скамейку, а другой нервно трет ни в чем не повинный лоб, при этом еще и глядя исподлобья на свой драгоценный мираж.

Вполне презентабельная внешность. Естественно, никакой это не фисташково-сероглазый Глеб, а какой-то незнакомый мужчина с темно-карими глазами. И, вообще, ничего общего у них нет, разве что контуры тела и схожесть некоторых движений.

Еще этот противный пронизывающий взгляд выпученных рыбьих глаз, от которого хочется подальше убежать.

«Как же меня так круто глюкануло?» — подумала Инга, а вслух еле слышно прохрипела: — Спасибо. Мне уже лучше… Глоток воды не помешал бы.

В этот момент, оторвавшись от группы своих товарищей, к ним подбежал пожилой китаец, явно озабоченный произошедшим. Похоже, он тоже заметил, как Инга в штопоре приземлилась на скамейку.

— Вё кейи бянг ни щеньми мя? — начал, было, он. Потом опомнился, что его вряд ли понимают и заговорил на корявом английском. — Что-о-о с вими-и-и майледи? Мочь ли я вим чем-то помогичи? Я можо лечи людь.

Инга благодарно посмотрела на китайца и глубоко вдохнула, готовясь ответить. Однако, в этот момент мужчина, произведший на нее такое штормовое впечатление, вдруг быстро заговорил по-китайски. При этом китаец настолько обомлел, словно встретил коренного жителя своей родной провинции.

Инга перевела взгляд на незнакомца. Несмотря на свое плачевное состояние, она не упустила ни одного оттенка столь ярких эмоций. Было очевидно, что такая блестящая речь на очевидно чужом для него языке была, в какой-то мере неожиданностью и для него самого. В его глазах промелькнули одновременно: удивление от собственного знания китайского языка, гордость от того, что он может так говорить и еще от того, что ему под силу оказывать на людей такое влияние.

Мужчины меж тем обменялись парой фраз. По-видимому, китаец поинтересовался, откуда европеец так хорошо знает их язык. Тот ему что-то ответил. Потом китаец как-то слишком церемонно откланялся и так же медленно вернулся к своим.

А незнакомец достал из своей сумки, висевшей на плече, бутылочку минеральной воды, налил в одноразовый стакан и протянул ей. Инга медленно сделала пару глотков.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Мне действительно легче… Вы настолько хорошо говорите по-китайски, что смутили даже коренного китайца. По крайней мере мне так показалось. Вы жили в Китае?

— В Китае? В каком Китае? А в Китае. Нет, — ответил незнакомец, как показалось Инге пришедший в некое замешательство от такого простого вопроса. Также от нее не ускользнул тот факт, что он был явно доволен: его речь оценили по заслугам. — Но планирую в ближайшее время посетить эту достаточно информационно-насыщенную страну. Поэтому знакомлюсь с китайским языком методом… — он на секунду задумался. — Да, назовем это так: методом просмотра их фильмов с титрами перевода. Мне, если можно так выразиться, нравится их птичья фонетика.

«Информационно-насыщенная, — подумала Инга, выбрасывая стакан в ближайшую урну. — Надо же так выразиться! Он что, у „СИРИ“ научился так общаться?»

— Перед тем как… — мужчина до сих пор ни на секунду не отводил взгляда от Инги и уже практически пожирал ее глазами, с трудом подбирая нужные слова, — …вам стало плохо вы так пристально смотрели на меня. Мне даже показалось, что вы меня знаете. Но мы ведь не знакомы? Я раньше не мог вас видеть?

— Нет, мы с вами впервые встретились, — за то время, что она провела одна в каюте, Инга уже так привыкла к молчанию, что теперь ей вовсе не хотелось из него выходить. Еще она была смущена столь назойливым вниманием. Однако точно знала одно: нужно, во что бы то ни стало, заставить себя начать общаться хоть с кем-то. — Извините, я вас перепутала с другим человеком.

— Меня перепутать? — недовольно ухмыльнулся незнакомец. — И с кем же, если не секрет?

Но Инга не успела заметить его реакцию. Через нее словно пропустили ток высокого напряжения: вот он тот критический момент, когда мир меняется на глазах. Если раньше она бы, не задумываясь все сказала, то теперь ей пришлось достаточно сильно напрячься.

— Со своим мужем. — с трудом выдавила она.

— Он тоже плывет на этом теплоходе? — встрепенулся незнакомец.

— Нет, — Инга застыла. Как же это трудно, просто невозможно! Но она должна. И она сможет. Нужно во что бы то ни стало пересилить себя, принять случившееся и попытаться двигаться дальше. Для этого нужно впервые, а это самый-самый трудный момент, произнести вслух то, о чем даже думать было нестерпимо больно. Ну, да ладно, была не была. — Нет. Его нет на этом корабле. Его, вообще, может, больше нигде нет.

— Как это нигде нет? — мужчина явно был в замешательстве. — Для меня это необычная информация, — и дальше он, словно случайно оговорился, продолжил. — Точнее, я вас не понимаю.

— Мне недавно сообщили, что он погиб.

У Инги снова свело живот, спазм в горле, уши заложило… Когда же это все, наконец, пройдет?

При этих словах мужчина замер как вкопанный. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Инга даже не то, чтобы увидела, но почувствовала, что он просто завис: без чувств, без мыслей, без эмоций. Странно, но его словно выключили.

— Не был знаком с этой информацией, — теперь, с каждой секундой всё более загадочный, незнакомец казался обиженным. Однако вскоре он включился и отчеканил. — Вернее будет сказать: не знал.

Хоть Инга и была в тот момент снова на грани обморока, но от нее не ускользнуло то, как дико этот незнакомец отреагировал. Снова привет от «СИРИ»?

Тем не менее, это был первый человек, если не считать капитана, с которым она заговорила на корабле, да еще на самую главную для нее тему. В ближайшее время с кем-то еще она вряд ли решится на подобное. Да ей вовсе и не хотелось вновь остаться наедине со своей раздирающей болью. Кроме того, ведь это именно он, пусть лишь на одно мгновение, но так ярко напомнил ей Глеба.

Инге так захотелось вновь пережить нечто подобное. Да, это был полный бред. Зачем, почему, для чего? Неважно. Нужно и всё тут.

«Ты просто обязана его как-то задержать!» — стучало в висках.

— Ничего, ничего, я уже понемногу привыкаю. — тихонько пробормотала она, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнику. Предлог продолжить общение всё не находился.

— Так вы сегодня вечером свободны? — словно прочитав ее мысли и не забыв вернуть свою пронизывающе наглую улыбку, спросил мужчина.

— Я? Сегодня? — Инга чувствовала, что разрывается на две части: «так напомнил Глеба» и «убежать от этого взгляда». Но первое явно побеждало. — Да.

— Хорошо. Встретимся через два часа в ресторане?

Незнакомец с самодовольным видом поправил на плече широкий ремень. Инга только теперь заметила его камеру с огромным объективом. Такое оборудование она раньше видела только у профессиональных фотографов.

— Договорились.

— Замечательно! Пойду теперь немного поработаю, — он махнул рукой на солнце. — Потом покажу, что получилось.

ГЛАВА 6

***

— Какое досадное недоразумение!

— А они ведь так любят друг друга.

— Да, действительно, один из самых печальных случаев на Земле.

…

— Есть одно весьма рискованное решение…

…

— Но мы раньше так никогда не делали!

— И в этом их шанс.

***

Что со мной тогда творилось? Всего не помню, лишь обрывки ощущений.

Не могу сказать, чем я тогда я был в большей степени: отражением света иных галактик, частицей звездной пыли, атомом с какой-то далекой планеты, неосязаемым эфиром космического пространства, волнами загадочной душевной энергии, клочками мыслей или чем-то иным, для чего пока еще не придумано слов.

Точно помню, как скользил по тоненькой светящейся нити. А может быть, я сам и был этой нитью.

Далеко впереди висела необыкновенно яркая Луна, а все пространство вокруг было подсвечено миллиардами мигающих ячеек. Их было так много, что все вместе они сливались в гигантскую сеть, манящую своим великолепием. У меня не было никаких сомнений, что я должен слиться с ней, ведь это так естественно для всех живших на Земле.

Страшно не было, даже как-то радостно: усталый путник после долгого странствия в предвкушении скорой встречи с чем-то близким и родным. Вдали уже показалась собственная уютная ячейка.

Несколько мгновений, и ничто не будет связывать меня с прошлой жизнью.

Медленное растворение последних крупиц моего сознания.

***

В какой-то момент всё резко изменилось.

Меня развернуло на сто восемьдесят градусов и отправило обратно на Землю.

Четко осознавая, что с каждым мгновением всё больше уплотняюсь, а окружающее пространство как бы замедляется, я из стороннего наблюдателя стал вновь превращаться в активного участника.

Пролетая в таинственной мгле,

Лишь на миг тормозя, воплощаясь…

Приятно, когда весь твой словарный запас возвращается. И настоящая удача в данном случае, что твоя специализация — физиология человека.

Я окончательно замедлился, превратившись в верный электрон, вращающийся по орбите вокруг своего драгоценного ядра.

Накружившись до отвала, я перепрыгнул с одной орбиты на другую, потом на третью.

В какой-то момент моя скорость совсем упала. Я стал расти в размерах, резко увеличиваясь в миллионы раз.

Вокруг меня было что-то жидкое и вязкое.

Что это?

Через секунду пришло понимание. Теперь я был молекулой кислорода. Она неслась в артериальном потоке. Цель: поскорее добраться к месту обмена веществ в критически важном капиллярчике.

Потом я увидел сердце изнутри. Интересно тут все устроено. Хотя как-то слишком идеально. Как комната в музее и обычное человеческое жилье. В первой тоже вроде бы есть столы и стулья. Но жить там не каждому захочется.

Не задерживаясь, я рванул дальше и еще через мгновение стал нервным импульсом, несущимся по бесконечным аксонам и дендритам с приказом сократить эту самую сердечную мышцу.

Несколько раз промчавшись по всей нервной системе тела, я выскочил сначала в спинной, а позже и в головной мозг.

И тут произошло самое невероятное.

Если в начале путешествия мне очень хотелось верить в то, что все это мои собственные ткани, то позже я в этом серьезно усомнился. Теперь же и вовсе все стало на свои места: это не мое тело, и даже не тело другого человека.

Невероятные ощущения. Как я мог попасть в это существо?

Почему в существо? Да потому что его мозг был не настоящим.

Нейронная паутина желеобразного суперкомпьютера, каким-то чудом совмещенная с внутренними органами. И что тогда из себя представляют эти органы? Прорыв в проекте «овечки Долли», торжество «стволовых» технологий или победа бессмертных клеток Генриетты Лакс?

Как такое может быть?

После подобных открытий мне как-то резко захотелось закончить свою экскурсию.

Так, где тут глаза? Может быть, я что-то путаю и это все же мое тело, только каким-то чудесным образом измененное.

Нужно срочно взглянуть на себя со стороны. Заодно, неплохо было бы оценить и окружающую обстановку.

Я пулей рванул в зрительные нервы.

Маленькая комнатка, диванчик, кресло, раковина. На столе — красочный буклет с подробным описанием корабля. Круглый иллюминатор. За окном серые волны. Так я еще и в каюте?

Моё внимание тут же переключилось на самого себя, точнее на хозяина этого тела, который при этом просовывал вторую руку в сорочку. Я немного успел рассмотреть. Всё плечо в татуировках: клокочущие языки пламени пожирают какую-то дьявольскую физиономию.

После этого незнакомец стал надевать на палец золотой перстень, который достал из внутреннего кармана пиджака. Похоже, эта процедура, доставляла ему истинное наслаждение.

Тут меня окончательно пробило: это точно не мои руки. Я вспомнил, что на внешней стороне моей левой ладони была родинка между безымянным пальцем и мизинцем, а между большим и указательным пальцем правой руки на всю жизнь остался небольшой шрам после падения с велосипеда.

Куда все это подевалось? Эти пальцы, как и руки, да и тело в целом, тоже было ничего: достаточно тренированное, сильное и ловкое. Однако в реальном бою против меня прежнего у него не было бы никаких шансов.

Меж тем незнакомец подошел к зеркалу, висевшему на стене, и начал пристально осматривать свой внешний вид. Капризный щёголь! Придирается к каждой мелочи. Он что, на бал собирается?

Так, так, мужик! У тебя такие широченные скулы и по-боксерски тяжелый подбородок. А ты собираешься пудрить щеки? Ты, вообще, кто?

В этот момент он то ли он меня услышал, то ли передумал, но с треском закрыл свою квадратную пудреницу и положил обратно на стол. Ну, и на том спасибо!

К сожалению, я свой облик не совсем четко помнил. Поэтому не мог определённо сказать: похож этот тип на меня или нет. Волосы, форма ушей, крылья носа вроде мои. Но глаза, изгиб бровей, линия губ — точно нет. Короче, какая-то странная смесь знакомого и в то же время незнакомого.

Интересно, и кому это понадобилось создавать нечто похожее на меня из непонятных биоматериалов, да еще и запихивать в его башку гелевый компьютер?

И как мне теперь это называть: машина или робот?

Вспомнился термин «кибернетический организм», часто используемый еще со времен советской фантастики. Но это как-то слишком длинно. Сократим до «кибер».

Пока я подбирал имя незнакомцу, в теле которого чудесным образом оказался, он взял со стола бутылку минеральной воды и сделал несколько глотков. Вода оказалась приятной на вкус.

Тогда я вспомнил, что купил эту воду в маленьком магазинчике в поселке Амгуэма. Точно, тогда я ждал вертолет, на котором и прилетел на этот корабль.

Откуда у меня все эти отрывочные сведения? Очередной информационный тупик.

Хотя, почему сразу тупик? Если эти данные каким-то образом связаны с кибером и передаются мне, то… Неужели мы с ним как-то соединены?

Я почувствовал, что все больше погружаюсь во мрак бессмысленности. Ладно, надо остановиться. А с этим позже разберусь.

Объективная оценка ситуации это уже половина решения того, что делать дальше.

Как бы понять: почему я нахожусь в этом теле? Кем я был и что со мной произошло?

В точку!

Правильно сформулированные вопросы мгновенно оживили в памяти массу личных подробностей: меня зовут Глеб, а мою жену Инга, я работаю в больнице, сейчас я в командировке на гидрометеорологической станции… Так, но почему я теперь на каком-то корабле, а не там, на острове Врангеля?

Я совершенно не понимал, что происходит. Но это точно был не очередной сон.

Ужас безвозвратности с каждой минутой накрывал меня всё больше.

Как такое может происходить наяву?

Думай, думай, думай. Отбрось все лишнее и оставь только позитив, который назначь точкой опоры.

В принципе, по сравнению с тем, что еще совсем недавно я почти исчез, находиться в этом странном теле было не самым страшным приговором. Для начала: неплохо!

Да, действительно, умереть или в ком-то находиться? Выбор не велик: второе предпочтительнее, тем более, когда выбора нет, меня ведь никто не спрашивал.

Важнее другое: иметь возможность снова ощущать себя и окружающий мир.

Правда, мне придется научиться жить по-новому.

А как же Инга? Ведь она сойдет с ума, если узнает?

В этот момент я почувствовал, что меня словно кто-то выбрасывает из головы. Картинка перед глазами погасла.

Через секунду я снова летел на огромной скорости по нервным волокнам.

ГЛАВА 7

Они уселись за отдельным столиком возле иллюминатора, наискосок друг от друга.

Инга была в недоумении. Что это было? Эталон галантности? Незнакомец, едва завидев ее, повел себя довольно оригинально. Подскочил и помог сесть, заботливо пододвинув кресло.

Но через минуту женщина уже думала о другом, поскольку он с еще большим энтузиазмом, чем на палубе, принялся пожирать ее взглядом.

Самодовольные навыкате глаза налиты кровью.

«Таможня дает добро. Похоже, что соглашение встретиться было воспринято тобой именно так, — Инга плотно сжала губы и, сама того не замечая, несколько раз покачала головой из стороны в сторону. — Снова эти бешеные глаза в предвкушении безусловной победы. Ненасытный самец. Сколько же в тебе энергии? Тебя что, от меня мгновенно накрывает гормональный ураган? Ну и темперамент, помноженный на самомнение!»

При этом она и сама, пусть совсем ненадолго, не могла отвести от него взгляд. И, если раньше ей чудился Глеб, то теперь именно незнакомец вызывал неподдельно-жгучий интерес.

Инга не могла определить, что конкретно в его облике произвело на нее столь ошеломительное впечатление. Скорее всего, весь этот аляповатый коктейль: щегольской костюм цвета «мокрый асфальт», разрезанный пополам несуразно-оранжевым зигзагоподобным галстуком, треугольно-пирамидные часы, нарочито-огромный перстень и, главное, запонки в виде автомобильных дисков, торчащие из-под слишком коротких рукавов пиджака.

Похоже на тот самый случай, когда лишние деньги быстро помогают забыть о вкусе.

Инга уже и не помнила, когда была так близка к бешенству. А тут, вроде, и повода то особого не было. Однако ее чуть не трясло от этой зашкаливающей расфуфыренности не знавшего ни в чем меры франта. Рядом с «Майбахом», не то, что «Лада», но даже любая «Тойота» почувствует себя ущербно.

Хочешь, не хочешь, а Инга вдруг подумала о том, как она теперь выглядит. И речь шла даже не о тщательном макияже. Достаточно было бы какой-нибудь простенький марафет навести. Или хотя бы причесаться.

«Блин, кто же знал, что тут такое чудо появится? Хорошо хоть джинсы и блузка в норме. Не можешь книжки читать? Захотелось к людям, говоришь? Так получи дискомфорт в квадрате: мало того, что этот идиотский взгляд достал, так еще вдобавок неловко от собственного внешнего вида. Только не смей сюда еще добавлять и „зачем пришла?“. Иначе совсем тоска: хоть вставай и беги куда подальше».

Инга отвела взгляд, закрыла глаза и глубоко вдохнула.

В ту же минуту ее внутренняя воображаемая камера, до этого снимавшая незнакомца фронтально, пошла сбоку и дальше вдоль головы. При этом выяснилось, что голова эта никакая не трехмерная, а плоская, словно венецианская маска.

«Откуда такое классное видение? — Инга слегка улыбнулась. — И почему оно так быстро привело меня в норму? Да потому что всё это полнейшая чушь! Все эти ваши тщательно подобранные личными стилистами образы, ковбойские замашки, мастерски поставленные улыбки, модные байки-разговорчики — все это сплошная пустота! Где глубина чувств? Не слышали о таком? Правильно, вам ведь только и нужно постоянное show must go on, чтобы скрывать за ним свою слабость, никчемность, неспособность что-то понять и почувствовать. Короче, одна сплошная бессмысленность…»

Инга поняла, что снова заводится.

«Так, перестань наезжать без причины. Лучше скажи: зачем тебе все это нужно? — злилась она на себя. — Ты притащилась сюда, чтобы увидеть именно это? Ну, смотри, наслаждайся, надеясь на очередные галлюцинации своего воспаленного мозга».

Бесконечные вопросы разрывали и без того утомленное сознание.

Женщина была полностью обесточена. И если бы она решилась скрывать это состояние, то все ее попытки были бы обречены на провал. Да она и сама прекрасно понимала, что актриса из нее в данный момент никакая.

Незнакомец при этом в очередной раз, как для себя назвала это Инга, поставил ситуацию на паузу.

Она видела, что, несмотря на критическое перевозбуждение, он словно перебирал в уме все возможные варианты поведения и никак не мог выбрать.

Его застывшая улыбка, в которой участвовали только губы, больше походила на издевательскую гримасу Хоакина Феникса, превратившегося в «Джокера». И какой при этом разительный контраст с холодным, сосредоточенным и пронизывающим насквозь взглядом. Так смотрит хищник, поджидая малейшую ошибку своей потенциальной жертвы.

«Неужели он и вправду способен чувствовать оттенки заката? — думала Инга. — Как по мне, так ему больше подойдет работа в морге. Тогда и судмедэксперт никакой не нужен. Этот ходячий рентген мгновенно способен определить причину любой смерти».

Мужчина при этом сидел достаточно прямо, руки симметрично положил на колени. Он ничего не говорил, а только смотрел.

Какая-то странная манера поведения. Инга просто не могла понять, как так можно себя вести.

«Ведь если тебя что-то распирает изнутри, то действуй: говори, спрашивай, смейся, пой, делай хоть что-нибудь, но только не молчи. Неужели тебе самому не в тягость все это?»

Она мельком взглянула в его сторону: вдруг уже включился?

Не включился, но что-то изменилось.

Незнакомец уже не пялился на нее. Он смотрел куда-то вдаль, можно даже сказать сквозь нее, словно фокусируясь на чем-то за ее спиной.

«Может он потерял дар речи и таким образом выражается его смущение? А я тут понавыдумывала кучу всего, — Инга решила брать ситуацию в свои руки. — Ладно, если остаюсь, то нужно как-то успокоиться. Рано делать какие-то выводы. Потом решу, зачем пришла. Однако нужно срочно что-то предпринять: не киснуть же нам теперь в молчании весь вечер».

— Удалось вам что-то сфоткать? — продолжила она начатую на палубе тему.

— Нет, — с неожиданным после столь длительного молчания энтузиазмом ответил незнакомец. — Сегодня как-то слишком быстро стемнело. Но даже если бы не стемнело и глаза увидели бы весьма насыщенные оттенки, то их просто невозможно полноценно передать на фотках.

— Даже с вашим серьезным оборудованием? — Инга внимательно посмотрела на собеседника. «Вот тебе и здрасьте! Откуда эта размеренная речь зануды-фотографа? И куда подевался богач-ловелас? Так ты еще и француз, судя по акценту».

— К сожалению, никакие камеры не способны передать то, что видит глаз. Им до уровня восприятия наших колбочек и палочек еще далековато. Но с помощью специальных графических программ можно довести фотки до любого требуемого уровня.

Инга не отводила взгляд. Мужчина по-прежнему смотрел за нее и, судя по всему, совершенно не собирался поддерживать разговор.

«Ничего не понимаю. Глаза были готовы заживо меня проглотить, а он при этом не предпринимает никаких попыток. Да еще и преспокойненько рассуждает о тонкостях фотографирования! Впервые такое встречаю: какая-то гремучая смесь льда и пламени. Ладно, пока он снова не включил паузу, придется выдумывать какое-нибудь продолжение».

В этот момент раздался мощный и протяжный гудок.

«Наверное, предпринимаем какой-то маневр», — подумала Инга. А вслух спросила. — Вам раньше доводилось плавать на ледоколе?

— Нет, — уже практически безучастно ответил мужчина и замолчал.

«Да что же это такое? — Инга чувствовала, что окончательно выдыхается. — Мне снова нужно подталкивать разговор?»

Но в этот момент, о, Небо, наконец, услышало ее мольбы, молчун словно бы опомнился, включив в себе какую-то специальную разговорную кнопку. Его глаза как-то странно несколько раз мигнули, по лицу прошла судорога. Он перевел взгляд на Ингу и затараторил в настолько ускоренном темпе, что начал путать слова.

— Мне нравится этот вместительный le bateau. На нем даже есть l’hélicoptère, с помощью которого можно высаживаться на труднодоступные берега, пять одноместных квадрокоптеров, в любой момент готовых к трехчасовому перелету, и две быстроходные лодки. На них les voyageurs могут совершать вылазки, например, для близкого осмотра недоступных айсбергов. Теперь по внутреннему устройству. Всего на судне пятьдесят одна каюта. Во всех имеется большое окно, столик, шкаф, туалет, душ. Для удобства пассажирам предоставляются банные халаты и фены. В les cabines люкс гостиная зона и спальная разделены, присутствует мини-кинотеатр с шикарным выбором фильмов. Кроме того, есть два ресторана, барная стойка, лекционный зал, библиотека, пять сувенирных киосков, подогреваемый бассейн, сауна, спортивный зал. Между палубами ходит довольно вместительный лифт. Еще есть l’hôpital. В зале, где мы сейчас сидим, можно отведать блюда разных кухонь мира. Гостям предоставлен широкий выбор вин и крепких алкогольных напитков.

Выпалив все это, незнакомец снова замолчал. При этом его правая рука принялась теребить колесико запонки на левой.

«Ничего себе! Очнулся, так очнулся, — Ингу шокировало мгновенное преображение собеседника из молчаливого сладострастца в пламенного оратора. — Значит еще не все потеряно. Хотя странно: он ведь даже не удосужился проверить, какую реакцию его тирада произвела на меня».

Инга уже несколько секунд перебирала возможные версии, пытаясь хоть в как-то объяснить подобное поведение.

«Ничего не скажешь, умеет поддержать разговор. Что все это могло бы значить? Может быть режим „Википедии“ — это защитная реакция, которая включается в его голове, когда он, скорее всего, не знает, что сказать. Неужели ему не понятно, что этим он просто-напросто огорошивает меня кучей столь ненужной информации? Вот подфартило! Реально тяжелый случай».

Продолжать знакомство с начинкой корабля ей совершенно не хотелось. Поэтому она вернулась на прежние рельсы.

— Так значит вы профессиональный фотограф?

— Совершенно верно, — в этот раз незнакомец не затянул с ответом. — Поэтому я постоянно путешествую по миру в поисках уникальных кадров.

Теперь он сосредоточенно вглядывался в иллюминатор. На фоне вечернего неба были едва заметны медленно ползущие облака.

Инга не спеша откинулась на спинку кресла, разминая левой рукой ни с того, ни с сего занывшую правую.

«Как же сильно я изменилась всего за один день! Раздражительная, злая, критичная сверх меры, нервы на пределе, глядишь, вот-вот сорвусь на истерику и начну упрекать ни в чем не повинного человека. Что я к нему придираюсь? Почему не могу просто общаться, не навешивая на собеседника ярлыков? Куда исчезла моя способность спокойно выслушивать, ведь раньше у меня бывали куда более острые случаи, несколько даже с настоящими психами. И ничего, справилась ведь, и даже помогла им кое с чем разобраться. А этот молодой человек вовсе и не виноват. Что тут такого? Да, видно скитающийся без дела отпрыск каких-то богачей, при этом не особо разговорчивый. Да, несколько приторможенный и занудный. Но что с того? Разве это настолько плохо, что я не могу потерпеть его несколько минут? Похоже, мне нужно заново учиться общению».

— У вас интересный акцент. Откуда вы? — спросила она.

— Ой, простите, забыл представиться, — перестав ждать появления лика Джоконды в облаках, выпалил из пушки незнакомец. — Меня зовут Клод Моберне, фотокорреспондент. Так, кажется, на русском языке называется моя работа? Я родом из Франции, точнее из Тулузы. И как я могу к вам обращаться?

— Инга Тарасова, писатель-историк из Анадыря. Вы так хорошо говорите по-русски.

— Да, одна из моих бабушек родом из этих мест, — сказал Клод и вдруг принялся сумбурно размахивать руками. Его плечи, шея и голова при этом двигались в разных направлениях. — Вот, так сказать, прибыл сюда по зову предков.

«Какая несуразность!» — успела подумать Инга, увидев это полнейшее несоответствие слов и жестов.

В этот момент к ним, наконец-то, подошла миловидная официантка и поставила на столик два стакана. Один оказался с апельсиновым, а другой — с томатным соком.

«Компенсация за задержку? Это у них тут так принято? А если нам нужно сразу два апельсиновых или два томатных? — подумала Инга, переводя взгляд со стаканов на официантку. — Симпатичная. Глаза блестят. Не отрывает взгляд от Клода. Похоже, ему с ней больше повезло. Не зря принарядился».

— Добрый вечер! Вы готовы сделать заказ?

Инге совершенно не хотелось есть. Поэтому она заказала еще один стакан томатного сока.

Клод резким движением ослабил галстук, выхватил из рук официантки меню и принялся его тщательно изучать.

— Так, что у нас тут? Надо это взять и это, и еще это попробовать…

Француз оказался обладателем завидного аппетита. Он заказал себе кучу всего, особенно спиртного.

Официантка, приняв заказ, хотела было отойти, но Клод остановил ее.

— Подождите, подождите! — он приподнялся, пытаясь получше рассмотреть ее бейджик. — Как вас зовут? Ах, Алиночка. Так ведь?

— Да.

— Какое чудное имечко! Да и сама вы просто чудо. И какой сегодня чудесный вечер!

— Вы еще что-нибудь будете заказывать? Если нет, то…

— То что? — перебил ее Клод. — Покинете нас? Вот так вот оставите, как это по-русски, в одиночестве?

— Ну, вообще-то, не в одиночестве, — она посмотрела на Ингу с немым вопросом в глазах. — Вы же не один.

— Да, вы правы. Сейчас не один. Окей! Тогда не буду вас задерживать. Единственный момент. Проконтролируйте, чтобы длина ножей, которые вы нам принесете, была примерно равна диаметру закусочных тарелок. Это очень важно! Еще не забудьте принести мне отдельный рыбный прибор. Я ведь заказал рыбоньку. И отдельный десертный прибор для деликатесиков.

— Да, конечно.

— Отличненько! Алиночка, а вы сегодня вечером заняты?

— Ну как вам сказать? А что?

— Приглашаю вас на ночную прогулку по палубе этого замечательного ледокола.

— Я подумаю.

После ухода официантки Клод явно повеселел.

— «Цвет настроения синий!» — провожая взглядом девушку, промурлыкал он. — Ах, как она на меня посмотрела! Знаю я этих цыпочек. Наверняка, специально сюда устроилась. Хочет подцепить какого-то иностранца, покрепче заарканить, а потом поскорее свалить из этой клетки.

Инга была в шоке от столь стремительных перемен в собеседнике и даже не знала, как реагировать.

— Что молчите? — спросил он. И дальше, чеканя каждое слово. — Вы не верите мне? Предлагаю пари. За эту ночь я ее раскручу. Какие ставки, господа?

Инга молчала. Теперь уже ее занимал совершенно другой вопрос: «Что же будет, когда он еще и напьется?»

В этот момент в зале погас свет.

Инга не успела испугаться, потому что почти сразу официанты внесли торт с горящими свечами.

За столиком в противоположном конце зала большая и шумная компания праздновала день рождения. Еще бы, такая экзотика: банкет на корабле, почти среди льдов на краю света!

Когда официанты проходили рядом со столиком Инги, тень от Клода упала на стену.

Инга, как зачарованная, не отрывая взгляда, смотрела на нее, пока та не исчезла. Контуры головы и плеч в точности напомнили ей Глеба. Она вновь замерла в изумлении.

Инге вспомнился момент, когда они с Глебом особенно душевно общались в каком-то ресторане на Камчатке после восхождения на Авачинский вулкан. Там было странное освещение: узконаправленные лучи в разных направлениях. И один из них отбросил тень Глеба на ближайшую стену. Точно так же, как теперь у Клода!

В голове снова поплыли строки из уже окончательно замучившей ее песни:

Жаркий огонь полыхает в камине.

Тень моя, тень на холодной стене.

Жизнь моя связана с вами отныне…

Дождик осенний, поплачь обо мне.

В этот же момент правая рука Инги совершенно перестала болеть. Раньше такое мог сотворить только Глеб. Инга даже слегка поправила ею некое подобие своей прически.

«Вау, прямо чудеса какие-то! Не зря терпела все это время! — делая маленький глоток, подумала Инга. — Может и стоит продолжать?»

Официантка принесла практически весь заказ. Инга видела, как Клод сразу напрягся. А чего он ожидал? Что ему будут по одной тарелке подавать? Народу много, а девушка одна.

Но Клод, сдержав себя и ничего больше не говоря, принялся скрупулезно раскладывать столовые приборы. Откуда такое чопорное соблюдение правил этикета?

Через пять минут придирчивый педант вдруг превратился в голодное животное и с жаром накинулся на еду.

При этом Клод несколько раз подряд выпил. Инге показалось, что он совсем забыл о предложенном недавно пари. Ну и замечательно! Попробуем вернуться к нормальному общению.

— Клод, как поживает ваша бабушка?

— Какая бабушка? — мужчина встрепенулся. — Ах да, бабушка. Она давно умерла. А других родственников у меня нет ни в России, ни в каком-либо другом государстве мира.

Говоря это, он спокойно налил себе очередную порцию виски и залпом выпил.

«Странная манера говорить, словно и не о нем самом шла речь: отстраненно, без эмоций, без переживаний, — Инга даже слегка поперхнулась. — Что-то здесь не то. А может он издевается надо мной? Что ни спроси, ответ всё одно: шокирующий. Да этот тип точно чокнутый! Надо же такое придумать! Ну не может нормальный человек говорить о столь важных вещах с таким отсутствующим выражением лица».

— Честно говоря, я не помню, как выглядела моя мать. Н, кажется, она очень на вас была похожа. Только никак не пойму чем. Может быть, такие же густые каштановые волосы, или цвет глаз, или аристократические руки с такими же тонкими длинными пальцами и ногтями правильной формы, — налив и выпив еще, продолжил Клод. — Так, о чем это я? Ах, да. Она тоже умерла. Мне тогда едва десять исполнилось. Террористы подложили бомбу в одном из музеев. А мы с ней как раз оказались, как это говорится, в неправильном месте в неправильное время. Мне повезло, что рядом оказалась одна классная девчонка с фиолетово-розовыми волосами. Представляете? Я отошел к ней буквально за минуту до взрыва. Да, такая классная! До сих пор жалею, что не выпросил у нее телефон.

Говоря это, Клод даже слегка подпрыгнул над креслом и в ту же секунду взмахнул правой рукой в сторону и немного вверх.

У Инги снова что-то екнуло внутри: Глеб в моменты особого волнения именно так выражал свои эмоции. «Вот, вот оно, именно то, ради чего я здесь! — обрадовалась она. — Но, послушайте, этого просто не может быть: слишком много совпадений! Да что же это такое, в самом деле? Можно сказать, первый встречный и абсолютно незнакомый человек так сильно напоминает мужа!»

Несмотря на это, Инга продолжала молчать. Ситуация явно выходила за все мыслимые пределы.

— Ладно, все это полная чушь, — усмехнулся Клод. — Анекдот. «Настоящий программист всегда должен ложиться спать или в 1:28 или в 2:56… Ну, на крайний случай, в 5:12. — А вставать в 10:24. Ну, на крайний случай, в 20:48.»

Инга не реагировала.

В этот момент Клод снова подскочил на месте и резким движением рук подтянул рукава пиджака наверх. Он словно очнулся и вспомнил о своей собеседнице.

— Не интересно? Тогда вот. Всю прошлую ночь я охотился за северным сиянием неподалеку от чукотского поселка Амгуэма. Сегодня утром я добрался до села Лаврентия. Оттуда меня, кстати, вместе с другими туристами на вертолете доставили на этот ледокол. А в этой самой Амгуэме есть четыре магазинчика, клуб, больница, отделение школы искусств, Центр образования, он же школа-интернат для детей из окрестных сёл северного арктического побережья Иультинского района. Всего в этом крохотном поселке проживает около пятисот человек, половина из них — дети. Основной тип жилья — вагончики на сваях, но есть даже несколько четырехэтажных домиков. Пару шагов в сторону и сразу тундра. Повсюду рядом с домами развешаны оленьи шкуры. В магазинах есть всё необходимое: от хлеба и сгущенки до гуталина и охотничьих лыж. Там все от мала до велика занимаются оленеводством. Один раз я видел гонки на оленьих упряжках.

Инга показалось, что даже если бы Клод и хотел остановиться, то не мог по какой-то непонятной причине. Теперь он снова говорил быстро, практически без акцента и совсем не путал слова.

— Ну, всё это, наверное, тоже не подходит! Так, что еще? Представляете, там на всех трубах вентиляции есть постоянная наледь! Причина в том, что в домах круглосуточно очень сильно натоплено. К тому же часть тепло-водосетей местные коммунальные службы умудрились как-то странно проложить. В итоге во всех квартирах из обоих кранов течёт горячая вода. Причем та горячая вода, которая течет из крана для холодной воды, когда протечёт становится вполне пригодной для того, чтобы мыться в душе. Ее-то в основном и используют местные жители. А коммунальщики недовольны тем, что нет расхода горячей воды. А зачем ее использовать, если достаточно «холодной»?

«Так, — подумала Инга. — если мне теперь уже просто интересно, как далеко все этот может зайти, то придется как-то поучаствовать».

— Да, наш народ всегда найдет лазейку, — сказала она.

Клод снова выпил и как-то иначе стал смотреть на нее. Похоже, в этот момент он впервые за все время смог нормально сфокусировать свой взгляд.

И тут Ингу буквально обожгло его внезапно вернувшееся похотливое нетерпение, так раздражавшее ее в начале разговора и неожиданно исчезнувшее потом.

— Народ? Ты сказала народ? — Клода словно подменили. Он вскочил и снова начал размахивать руками в разные стороны. Потом еще быстрее затараторил. — Народ означает людишки, не так ли? О, про этих мелких пакостников я тебе такое могу порассказать, закачаешься! Помню, один местный, едва познакомившись со мной на улице и узнав, что я француз, сразу потащил меня к себе домой. А там его жена и куча всяких детей. Мало того, так он еще и брата с женой позвал: не только же ему с иностранной диковинкой развлекаться. Так вот сидим, о чем-то треплемся. А он, представляешь, только делает вид, что прется от меня, а сам глаз с жены брата не сводит. Просто пожирает ее! А она, по всему видно, та еще скромница…

Мужчина замер на полуслове, потянулся за бутылкой и вдруг уронил голову прямо на стол.

«Вот тебе и финал. Надо же так надраться! Его просто вырубило».

Инга встала и вышла на палубу.

Глава 8

Опять сны, причем, похоже, не мои. Но если они чьи-то, тогда почему я знаю всех действующих лиц? Разве такое возможно?