Бесплатный фрагмент - Долгий путь к отцу

ДОЛГИЙ ПУТЬ К ОТЦУ

Мы ехали на кладбище, но нам

Жизнь обернулась всею полнотою

Надежды, Веры, Сбывшейся Мечтою,

Где скорбь и радость — пополам.

ПРОЛОГ

Сейчас прошло полгода после моего недельного пребывания на Смоленщине. Возвращаюсь к тем незабываемым дням. Начну с главной даты — 25 февраля 2017 года. Незадолго перед тем Таечка Иванова, продолжая свою работу о клубе «Дерзание» при Дворце пионеров, трудясь над главой «Команда Адмирала», брала у меня интервью (я работала педагогом вместе с Алексеем Адмиральским) — просила рассказать о родителях. Я назвала имена-отчества мамы и папы, даты рождения и кончины. И вот 25 февраля моя бывшая ученица Юля, мама Таечки, привезла мне распечатку справки, полученной через интернет.

В 1972 году моя воспитательская группа второго курса педагогического училища № 5 (теперь педагогический колледж № 8) создала из только что собранных материалов музей «Дети и воспитатели осажденного Ленинграда»; он был открыт 1 июня 1972 года, в День защиты детей. Наградой совету музея стали организованные администраций училища поездки по местам Боевой славы. Их было несколько: в лагерь Саласпилс, в Белоруссию к памятнику Хатыни, в Волгоград и другие. В 1974 году я с группой студентов, членов совета музея поехала в Хатынь. Под впечатлением от поездки написала поэму «Устала Хатынь гореть», посвященную памяти отца, родившегося и погибшего в Белоруссии. А летом 1974 года вернулась в Витебскую область в надежде найти на Братской могиле фамилию папы. Тщетно.

УСТАЛА ХАТЫНЬ ГОРЕТЬ

Памяти отца

1

Мне все снится Полесье. Наверно, пора

Мне в отцовское детство на берег Днепра,

Мне в отцовскую зрелость, где сорок второй

Стал последней вершиной, невзятой горой.

Повторю восхожденье. По жизни отца

Все неполные тридцать пройду до конца.

Выйду в лето — а солнце смешалось с дождем,

Постою на земле, где отец мой рожден.

Вскружит голову запах цветения лип…

Я земле поклонюсь, где отец мой погиб.

2

Какие длительные сборы —

Прошло полжизни — тридцать лет.

В моих руках простой билет.

Всего час двадцать — слишком скоро

Меня доставит самолет

В горячий май сорок второго —

Где госпиталь отцу был кровом,

Назад, в войну меня вернет.

Еще мне не было восьми,

Еще я в жизни знала мало,

Но слов значенье понимала —

«За землю предков лечь костьми».

Сдержав последнее рыданье,

Не я сжимала ком в горсти…

За запоздалое свиданье,

Земля отца, меня прости…

Фамилий нет. Здесь только даты.

Могилы братские просты.

И каждый май несу цветы

Я Неизвестному солдату.

3

И словно в сказке — неоглядно,

Нет ни начала, ни конца,

Вся в полевых цветах, нарядна

Предстала мне земля отца.

Стою неловко и сутуло,

И сколько видит глаз — поля.

Так вот куда меня тянуло…

Многострадальная земля

Ста тридцати шести Хатыней.

Представить только — сердце стынет…

4

Каждый четвертый — мертвый,

Каждый четвертый.

Пухом земля простерта

Над каждым четвертым.

Из военного пекла

Каждый четвертый — пеплом.

Всюду легок и светел — пепел.

Где ты, отец мой, где ты?

Тщетно ищу по свету…

Время не сохранило

Холм над твоей могилой.

Где ты, отец мой, где ты?

Зиму сменяет лето,

А над землей светел — пепел.

Знаю, отец, ты рядом —

Пепел поднялся садом,

Горькой взошел полынью,

Памятником Хатыни.

Стала земля седая — Пух тополей не тает.

Пепел! Снежная замять! — Память.

5

Никогда над Хатынью эхо

Не повторит детского смеха,

Никогда петушиное пенье

Стариков не разбудит в селенье,

И ведро никогда не коснется

Пересохшего дна колодца.

Диких уток залетная стая

Не услышит собачьего лая.

Вас в Хатыни никто не встретит,

Распахнул все калитки ветер…

Память в колокол бьет со стоном…

Солнце плавится в небе бездонном…

6

Три березы встали над Хатынью —

Не расти четвертой рядом с ними.

Не подняться никогда отныне

Каждому четвертому с живыми.

Три свечи навечно над могилой —

Над Хатынью светят три березы.

Пламя кроны осенью остылой

Ветер раздувает. Листья — слезы.

Над Хатынью скорбно три березы

Замерли в бессменном карауле,

Зябнет ствол на мартовском морозе,

Ветви в тени пепел отряхнули.

Три послевоенные березы

Колокольный стон Хатыни слышат.

Запеклись кровавым сгустком розы,

Сдавлены разломом черной крыши.

Трем березам зеленеть в Хатыни.

Цифрам, что на плитах, сердце ранить.

Три березы. Нет четвертой с ними.

С ними рядом вечна наша память.

7

Огонь ненавистен Хатыни,

Огонь для Хатыни — смерть,

В саване пепла не стынет…

Хатынь устала гореть.

Кричат обгоревшие трубы,

Забывшие мирный дым.

Бревна на срубе — трупы —

Под небом тлеют седым.

Бетонная стела — стена…

Ветер тюльпаны колышет,

Взывают к нам имена:

«Огню быть навеки с нами —

И в зной, и в морозную стынь.

В памяти пепла — пламя,

Тревожным печальным набатом

Гудит колокольная медь.

Сменился восход закатом,

Устала Хатынь гореть.

8

Настоявшийся дух чабреца…

Надышаться им вдоволь мне бы,

В синеве раствориться неба,

Затеряться в краю отца…

Мне до каждой тропинки знаком

Путь к деревне, и мнится — когда-то

Распрощалась в Хатыни с хатой,

Чтоб войти в ленинградский дом…

Присушила меня Беларусь…

Я бросаю в колодец монету —

Говорят, есть такая примета…

Непременно сюда вернусь…

В ПРЕДДВЕРИИ ПОЕЗДКИ

И вот в моих руках справка интернета: «… умер от ран 11 мая 1942 года. Место первичного захоронения — Смоленская область, Демидовский район, деревня Добрино, могила № 6 во втором ряду». В ту же ночь, потрясенная, я писала:

Я с детства ожидала эту весть:

Деревня Добрино,

могила номер шесть

И уточненье: во втором ряду.

Не сомневайтесь — я ее найду.

В ней мой отец,

Борис Береговой,

И дата смерти —

май, сорок второй.

Синь неба и черемух белизна.

Взошла его тридцатая весна.

25 февраля 2017

И удивительное название деревни сразу отозвалось стихами:

Деревня Добрино.

Как имя благозвучно!

Как значимо…

В нем для меня сошлись

Несовместимы,

но и неразлучны,

Война и мир,

миг — вечность,

смерть и жизнь.

Деревня Добрино…

Здесь упокоен

Скончавшийся от ран

мой молодой отец,

На фронт ушедший

добровольцем воин,

Красноармеец,

рядовой боец.

Спасибо, Добрино,

отеческим гробам

Земля твоя навеки

пухом будет.

Отныне ты

Отечество и нам,

Потомкам павших.

Счастья твоим людям!

25 февраля 2017 года

Юля по электронной почте отослала стихи в деревню Добрино. Началась переписка.

Директор школы Татьяна Федоровна Киселева оказалась добросердечной - пригласила приехать. Я готова была поведать ребятам этой школы о музее блокадного детства, о Ленинграде времен Великой Отечественной войны, уверенная в том, что детям, живущим недалеко от города-героя Смоленска, интересен будет мой рассказ. Поездку запланировали на май, к Дню Победы. Я пригласила сопровождать меня Марину Белкину, давнего моего друга, бывшую ученицу, а потом соавтора первой моей книги стихов, художницу, разносторонне одаренного человека: автор и исполнитель, гитаристка, победитель многих фестивалей. Марина хорошо знала не только меня, но и музей педагогического училища, которое заканчивала, принимала участие в работе музея.

Год под созвездьем Ивановых —

Теперь я так его зову.

Февральский день — всему основа,

Не плод фантазий — наяву.

Значительнее года нет.

Свои секреты Интернет

Поведал мудрым людям новым,

Благословенным Ивановым.

Им имя Юлия и Тая.

Средь ярких звезд они, мерцая,

Сумели прошлое вернуть,

В Демидов осветив мне путь.

И я узнала наконец,

Где упокоен мой отец.

В ДОБРИНО ДУХОВЩИНСКОГО РАЙОНА

Билеты в Смоленск мы заказали на 3 мая. Татьяна Федоровна Киселева предложила сначала побывать в ее школе, которая находится в деревне Добрино, не доезжая Смоленска. На станции Ярцево нас ждала машина. Муж Татьяны Федоровны и она сама повезли нас в Добрино. По дороге выяснилось, что под Смоленском две деревни носят это имя: одна в Демидовском районе, другая на Духовщине. Госпиталь в 1942 году был в деревне Демидовского района. Теперь в этой деревне никто не живет. Сотрудники школы Духовщинского Добрино огорчились, что мы приехали не к ним. Но мы-то ехали на Смоленщину, защищая которую, погиб мой молодой отец, погибли его однополчане, имена которых были вписаны в медицинскую справку, полученную через интернет.

В поезде я дописала стихи, посвященные им.

Товарищи отца, однополчане,

Вы — 265-й ОЛБ.

Читаю список скорби и печали,

О вашей гордой думаю судьбе.

Мне выпало на долю сопричастье:

Фронтовиков оплакать и отпеть.

Знакомо мне горчайшее несчастье —

Не ведать, где бойца настигла смерть.

Могила братская — священней нет земли,

Демидовский погост — земля святая.

В сорок втором здесь братья полегли,

Чтоб в сорок пятом победили в мае.

Я уже знала, как выглядит мемориал: фотографию Братского захоронения передали сотрудники 2-й школы города Демидова, с которыми связалась Татьяна Федоровна Киселева. Она же познакомила меня с директором музея в Демидове, пригласила нас с Мариной в музей и договорилась с администрацией города предоставить нам машину для поездки в Добрино Демидовского района, где был госпиталь и первичные захоронения умерших бойцов. Ожидание поездки было мучительным, хотелось приблизить 3 мая. Чувства были так растревожены, что постоянно выливались в стихи – об отце, о Смоленской земле и живущих здесь людях.

Я время тороплю и подгоняю.

Дорога поездом в Смоленск, на третье мая.

Подарки собраны, и взят билет,

Всё подготовлено. Терпенья нет.

Не километрами, годами исчисляю

Я этот путь к тому — другому маю,

Где смерть от ран и год сорок второй,

И госпиталь с названьем полевой.

И только через семьдесят пять лет

Благословенный мне ответил Интернет,

И я узнала место погребенья

Отца. Какое тут терпенье?

Мемориал в Демидове. Я еду.

Могила братская. Канун Победы.

3 апреля 2017

Возвращаюсь ко дню, когда нас встретила на машине Татьяна Федоровна. Деревня Добрино в 75 км от станции. Высокое небо пронзительной голубизны, березы стройные, с нежной зеленью — никогда таких высоких берёз мне не приходилось видеть, поля без границ, очень редкие постройки. Вот она какая, Смоленщина.

Приезжаем в школу. Двухэтажное кирпичное здание, участок красоты несказанной: роща, озеро, плодовые деревья, школьный огород. В школе 21 ученик (1—9 классы) и 10 учителей.

Татьяна Федоровна Киселева провела нас по школе. Рассказ ее был прост и обычен, но все говорило о том, что в школе, как в любимом доме, тепло и уютно. Учительская светлая, в окнах солнце и начинающие опушаться первыми листьями деревья, за столом приятно не только говорить о работе, но и пить чай из красивых чашек. Классы небольшие, но по-семейному светлые, и нет в них ничего казенного, учрежденческого. Школьный музей рассказывает об истории края, школы, в нем поделки и прекрасные вышивки.

На 15 часов назначен праздничный концерт. Гости — родители, бабушки-дедушки, представители администрации, участники концерта — дети и учителя. Нарядно украшенный зал.

Концерт добавил к нашему первому впечатлению доказательства, что школа — дом: учителя и ученики вместе стояли на сцене, вместе пели, композиция была общей для детей и взрослых. Те и другие получали удовольствие от участия в ней — это передавалось сидящим в зале. А присутствие родителей, бабушек и дедушек, свидетельствовало о том, что школа — культурный центр деревни. Учительский коллектив дружный и сплоченный. В хоре на сцене — ученики, учителя и директор рядом.

Меня приглашают на сцену. Рассказываю о музее, посвященном детям блокады. Вглядываюсь в лица сидящих в зале. Бабушки вытирают слезы. Дети внимательно слушают. Это помогает вспоминать самые яркие экспонаты, их историю. Наконец уступаю место Марине. Я знала, что ее исполнение производит сильное впечатление. Она умеет заворожить зрителей, увлечь их, пригласить к совместному пению. Зал участвует в концерте — песни знакомые и любимые — сливаются голоса гостей и хозяев.

Она поет, а зал внимает.

Под струн волшебный перебор,

Ей вторя, тихо подпевает

Родившийся стихийно хор.

А я сквозь слезы вглядываюсь снова

Чрез толщу лет, спрессованных из дней,

Не в Белкину — в Маринку Копылову,

Ту, с предпоследней парты у дверей.