18+
Долгая дорога благодарности

Бесплатный фрагмент - Долгая дорога благодарности

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее

Объем: 206 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Вступительное слово

Так случается, что внутри нас что-то гложет. Что-то, что мы отодвигаем на задний план, закладываем ворохом других более важных дел. Но это что-то как бы глубоко ни было зарыто, периодически дает о себе знать — налетом легкой грусти, неловким ощущением, внезапным кошмаром или просто отвратительным настроением.

А все просто потому, что мы когда-то недоговорили, недоделали, не домыслили, не помогли, не услышали, не остановились. И это выросло в незавершенный процесс, который дырявит нашу душу, позволяя энергии утекать в никуда. Невысказанная благодарность — тоже незавершенный процесс.

Это довольно легко исправить — достаточно просто сказать «спасибо». Но именно это незамысловатое слово вызывает много сопротивления. Тогда мы, Чаровницы, решили помочь авторам высказаться. И получились не просто яркие рассказы, а истории о чем-то важном, личном, сокровенном, ведь каждая из них благодарит, а, значит, отзывается в сердце читателя. Каждая история наполнена искренними переживаниями, личными преодолениями, частью души автора.

Мы верим, что, открывая эту книгу, читатель, ты пройдёшь вместе с нами по дороге, залитой светом добра, горечи утраты и счастья обретения. Здесь можно все: плакать, смеяться, сопереживать, надеяться и верить. А мы будем держать тебя за руку на пути, ведущем к благодарности.

С любовью и признательностью, от всех @charovnitsy, Полина

Банда неудачников

Виктория Беляева
@viva_torri_viva

Андрей опять был заперт в сарае на ночь. Сквозь потолочное стекло люка на него падало ясное, звездное небо. Рядом лежали хлеб, бутылка с молоком, учебники и рыжий кот Тошка.

Где-то, внутри дома заливисто орала магнитола. Сиплым голосом кто-то пел про долю воровскую, мусоров и вышки.

Этот фон сливался с плачем ночной птицы и дыханием сентября. Андрей поправил ватное одеяло, плотнее прижался к Тошке и сказал:

— Если сейчас упадет звезда, то завтра я увижу Аську. Если упадут две звезды, то мама услышит меня там, за облаками.

Как зачарованный, пристально, не мигая он ловил скольжение Медведиц, Дракона и Полярной звезды. Усталые веки незаметно сомкнулись, и ему приснилась мать. Она улыбалась и обнимала его. Смех, похожий на тоненький колокольчик дарил радость. Мама кружилась по большому полю, на голове смешно сбиваясь на бок, алел венок. Пахло сочной травой, свежестью и арбузами. Мама была похожа на волшебницу в желтом платье.


— Ты живая?

— Ну конечно, родной.

— А где ты была?

— Я всегда была рядом.


Откуда-то появился Тошка. Он протяжно мяукнул, и Андрей открыл глаза.


— Че, пацан, спишь? Так-ить школу проспишь. Шагай там умывайся, бутер съешь, да и шуруй на занятия.

— Пап, мне на экскурсию двести рублей надо.

— Обойдешься. Дюже много знаний вредно.

— Пап, Елена Ивановна сказала, что, если не пойду, она в опеку пожалуется.

Мужчина с помятым лицом и щетиной оскалился. Смачно плюнув, он толкнул кота пыльным, стоптанным ботинком.

— На каникулах работать пойдешь, понятно?

Андрей кивнул, отрезал от заветренной палки несколько кругляшков колбасы. Она пахла чесноком и табачным дымом. Из спальни торчали ноги в черных капроновых колготках.

— Ну че уставился, знакомая осталась отдохнуть.

Отец достал из кармана две мятые сотки и отдал Андрею.

— И пусть в школе не придумывают. Ты там учись, не позорь меня.


Андрей наспех надел застиранную рубашку и короткие брюки. Он знал, что через улицу его нервно ждут Жека и Толик. А, если повернутая на религии мать Аськи ушла на собрание сектантов, то девочка тоже будет на их месте.

Уже издали он увидел, что все трое ждут. Их «банда неудачников» наконец-то собралась.

— Долго ты.

— Как отец отпустил.

— Он все еще тебя запирает?

— Да, боится, что искалечит или дружки обидят по пьянке.

— Андюш, как ты это терпишь?

— Ась, я в детдом не хочу.

Ребята посмотрели друг на друга, стукнули синхронно кулаками и положили их один на один.

— Мальчишки, как же я по вам соскучилась.

Ася обняла всех за шеи.

— Задушишь же! Ты где пропадала?

— Мать таскала в секту. Она теперь вообще запрещает мне в школе быть. Из дома почти не выхожу. Только ночью через забор с Жекой общаюсь.

— Ага. Я как шпион к ней крадусь. Вот и появился один плюс, что у меня бабка парализованная и не гоняет.

Ребята засмеялись. Толик, прикрывая ладошкой сигарету, затянулся, блаженно прикрывая глаза.

— Ты дурак что ли, тебе ж нельзя курить.

— Мне вообще многое нельзя, но какой в этом смысл, если я до двадцати лет могу не дожить?

— Болван ты Толян, изобретут лекарство, будешь сто лет планету топтать.

Толик выпустил колечками дым, достал из рюкзака сверток и протянул Аське:

— Это тебе от нас, с Днем Рождения, неудачница!

Ася засияла, дрожащей рукой открывая сверток. В целлофановом пакете лежали ярко-малиновые лосины. Девочка взвизгнула и подпрыгнула. Я мечтала, мечтала о них. Где вы их взяли. Жека и Андрей удивленно глянули на друга:

— Отец из Германии привез. Мы заказали.

Аська погладила переливчатую лайкру и улыбнулась:

— Жаль, мать никогда не разрешит их носить.

— А ты ночью напяль их, когда к Жеке через забор на беседы заходить будешь.

Андрей достал из кармана крошечное серебряное сердце. Оно досталось мальчишке от мамы.

— Ася, это тоже от нас. Носи на здоровье.

В огромных, похожих на дождливое небо, глазах девочки читалась благодарность. Их «банда неудачников» была самым удачным событием в жизни каждого члена. Боль, слезы, страдание, горе, маленькие победы и радости — все они вкладывали в эту общую историю дружбы.

Остывающее солнце провожало их до дверей школы. Это был последний день Аськиного обучения. Вскоре мать перевела ее на домашнее.


Спустя год Женькина бабушка умерла, и тетка отправила его к матери на север. В вечную мерзлоту и одиночество. Какое-то время Андрей и Толька держались друг друга из последних сил. Они вспоминали друзей, жгли костры, курили сигареты Толькиного отца-дипломата и верили. Верили, что наступит момент, когда банда снова будет вместе.

А потом уехал и Толька. Отца перевели в дип. корпус за границу. Перед отъездом они впервые напились виски из семейного бара Толяна.

— Андрюх, мы ведь может быть, никогда уже не увидимся.

— Да, ерунда!

— Болезнь прогрессирует. Жека перестал писать. Аська, шут ее знает где. Мать, видать, совсем с катух слетела.

— Скоро же нам по шестнадцать! Мы будем свободными, понимаешь. Паспорта, аттестаты о средней школе.

— Андрюх, я ведь знаю то, о чем ты всегда молчишь. Но все это ерунда. Ты справишься, со всем. Абсолютно точно, справишься. Ты будь счастлив, ради всех нас «неудачников».

Пьяные, потерянные и повзрослевшие, только на рассвете они тогда вернулись домой. Толик, раздетый теплыми руками матери, спал в кровати, пахнущей сосной. Андрей, пробитый ботинками отца, спал в сарае, вдыхая кровь и горькое сено.


Получая аттестат, он твердо знал, что в этот же день сбежит. Именно тогда отец выдал ему паспорт. В сарае были спрятаны кое-какие вещи и заработанные деньги. Все, что он мог сказать отцу уместилось в записке.

«Я уехал навсегда. Никогда не ищи меня. Остальным скажи, что я поехал поступать в мореходку. Если начнешь поиски, заявлю на тебя в ментуру. Сдам все твои дела. Сядешь»

Когда отец прочел эту записку, Андрей уже мчал в поезде в Москву.


Столица встретила его равнодушно. Он был там никем. Лицом в толпе, серою тенью, пустым местом. Но, в этом равнодушном и красивом городе ему надо было начинать новую жизнь.

В кулинарном техникуме давали место в общаге, платили стипендию и посылали на практику в рестораны столицы. После голодной жизни в провинциальном городке это было подобно приглашению в рай.

Москва проверяла Андрея на прочность. Драки в общаге, воровство, выяснение отношений — это все его не ломало. Он был чемпионом по отражению ударов слов и рук. Меньше всего на свете он хотел вернуться обратно. Зубами и волей цепляясь за это место под солнцем, он учился и пахал. К последнему курсу ему предложили работу сразу три крупных ресторана. Так он стал поваром.


Спустя пятнадцать лет в успешном, вальяжном, похожем на американского актера, мужчине никто не смог бы узнать прежнего Андрюшку. Он и не был им. Он стал Андреем Валентьевым — владельцем ресторана «Джаз / Блюз».

Но один человек все же узнал. Это был его отец. Полуопустившийся, седой старик с ржаво-серой щетиной, пьяный и одинокий, увидел по телевизору интервью. Самоуверенный франт рассказывал о европейской кухне, музыке и звездах.

— Андрюшка. Вот ты какой, значит.

Старик записал что-то карандашом на клочке бумаги и кивнул сам себе.


Через несколько дней под дверями «Джаз / Блюз», Андрея ожидал гость.

— Ну здравствуй, сынок.

— Отец?

— Он самый. Не ждал?

Андрей внимательно посмотрел на осунувшегося, суховатого и запуганного человека, который был ему родным.

— Пойдем ко мне в кабинет.

Ладони ресторатора намокли и стало тяжело дышать. Прошлое так резко, не спросив разрешения, ворвалось, что почти не верилось.

— Ты приехал ко мне?

— К тебе, сынок.

— Деньги нужны?

У старика затряслись руки. В уголках упавших век блеснули слезы.

— Я бы поел, сынок.


Через пару минут на керамической посуде ручной работы принесли мясо, салаты, гарнир. Запахи кайенского перца, сочного антрекота и маринада усилили ощущение голода. У старика заурчало в животе.

Андрей смотрел, как этот совершенно опустошенный жизнью человек ест.

Потрескавшиеся губы обжигались о мясо, еда падала мимо. Он заискивающе смотрел, наклонялся и глупо улыбался.

Когда с пищей было покончено, старик сказал:

— Ты не подумай, я не из-за денег. Я прощения приехал просить. Хоть и поздно это, хоть и не нужно. Сынок, ну прости ты меня.

Андрей встал. Подошел к окну. На небе появлялись первые звезды. Их алмазное сияние было безупречным, чистым и открытым. Неожиданно, одна за одной они посыпались вниз.

— Знаешь, отец, я тебе даже благодарен. Если бы не весь этот ад, я бы так и остался пылью того сарая. А тебя я давно простил ради мамы, ради себя, ради того, что еще может произойти.

Андрей смотрел в окно. Сквозь осенний город прорвался снег. Его хлопья падали, продолжая путь звезд. И он обернулся.

Стул был пусть, двери приоткрыты. В кабинете никого не было, кроме детской фотографии с друзьями в рамке на столе.

— И вам спасибо, «неудачники».

Видимо, Бог есть

Д`Элье Анатолина
@Anatolina_dele

Дмитрий сидел на кухне перед бокалом вина, держал тлеющую сигарету и вспоминал…


После школы он не пожелал никуда поступать, подрабатывал год, а затем отправился в армию. Откуда вернулся другим человеком с четким планом, какое образование получит. В армию уходил веселый пацан, из армии пришел серьезный мужик. Как произошла подмена, никто из домашних так и не узнал.

Выучился Дима на фельдшера, затем на врача, работать пошел на «скорую». Тогда казалось ему, что борьба со смертью — это то, ради чего он и родился. Ему нравилось выезжать на экстренные состояния, вытаскивать людей из лап костлявой старухи. Сладким сиропом разливалось тогда в груди усталое удовлетворение: «Могу!»

Первая смерть в присутствии, когда все, что бы он ни делал, пропало втуне, ошеломила его. Он готов был плакать от бессилия вместе с родственниками, биться в истерике. Как так-то? Он же мог, мог до сих пор! В тот раз он почти физически почувствовал присутствие карги с косой, почти услышал ее издевательский смех.

Оказывается, он мог не все.


Это было начало его поражений. С этого дня он не мог вытаскивать с того света. Травмы, несовместимые с жизнью. Смерти в присутствии. Это был период, когда он угрюмо молчал на вопросы родственников: «Доктор, ну что?» Ничего. Дальше ничего, — и это убивало его самого. Почему? Раковые больные, когда коса отсвечивала в изголовье и слышалось поскрипывание выбеленных за века суставов. Почему они должны уйти, когда еще жить да жить? Дмитрий взялся за учебники. Не может так быть, чтоб ничего нельзя было сделать! Современная медицина сильнее смерти!


Мужчина отпил глоток вина и затянулся табачным дымом.


А вот и нет. Смерть сильнее. Судьба. Бог. Сильны даже животные. Человек — ничто.

— Смирись, гордый человек, — промолвил вслух Дмитрий и вновь отпил вина.

Та роковая смена началась как обычно. Бабушки с давлением, девушки с болезненными менструациями, младенческие колики… Дмитрий думал, что повидал все, что удивить или испугать его уже ничем не получится.

— Тело на обочине, — передала диспетчер, — голое, женское.

— Мне эту пьянь одевать сейчас? — рассмеялся Дмитрий, — звонивший не мог это сделать?

— Да нет, — протянула диспетчер, — там, наверное, посерьезнее будет. Звонивший шибко напуган. Побыстрее прокатитесь туда, не нравится мне этот вызов. — Она помолчала и с сомнением добавила: — Дим, может, тебе в церковь сходить? Что-то «везет» тебе на такое последнее время…

— Вызов принят, — сухо ответил врач.

На месте его встретил трясущийся от ужаса водитель легковушки:

— Я это… — едва понятно пролязгал он челюстями, — я отлить хотел, спустился… А там это…

Дмитрий молча рванул в указанном направлении. То, что он увидел, заставило зашевелиться волосы на затылке. Абсолютно голая девушка без сознания валялась в кювете. Быстро ощупав ее, врач понял, что переломов нет. Из влагалища торчало донышко бутылки…

— Давление? — шептал себе Дмитрий, — держит пока… Холодная, сколько она здесь лежит? Пульс, дыхание сохранено самостоятельное…

— Док? — послышалось робкое с трассы.

— Ага, — тут же отреагировал Дмитрий, — моего водилу кликни!

— Здесь я… Носилки?

— Да, вытаскивать надо!


Всю дорогу до ближайшей больницы Дмитрий молился. Он считал себя до сих пор атеистом и опрометчиво смеялся над набожными старожилами «скорой». Однако сейчас он почему-то вспомнил Бога и молил Его помочь этой заблудшей, ругался на чем свет стоит, твердил, что не отдаст ее старухе с косой. Орал на безжизненную девицу, что она обязана жить, жить, жить!

— Жива… — шептал он, пытаясь удержать ватными пальцами сигарету. Экстренно операционная, реанимация — это уже там, это их дело, они смогут. А здесь, на крыльце больницы, Дмитрий долго еще курил, сидя на корточках. Потому что ноги не держали…

Вернувшись домой, выжатый как лимон, в зеркале он увидел полностью седого мужчину.


Тогда он практически сошел с ума. Взял отпуск за свой счет и заперся дома. Пьянствовал. Вызывал проституток. Он пытался понять, зачем они идут в такую жизнь?

Да, он догадался, что та девушка в кювете была, скорей всего, проституткой. И вызывая «девочек», он у каждой выспрашивал, зачем им все это. Ответы были разные и, в конце концов, у Дмитрия в голове складывалась некая картинка. От которой хотелось удавиться.

Он ненавидел себя — потому что был мужчиной. Он ненавидел всех мужиков. Он жалел мамочек с мальчиками — вот не повезло же пацана родить!

— Все мы твари, — бормотал он, опрокидывая очередную стопку, — чудовища. Мужики, мы все монстры, как нас земля носит…

Потом пришла ненависть к женщинам. Сучка не захочет — кобель не вскочет, всем ведь известно! Эти суки как хотят, так с ними и обращаются. Твари, прошмандовки!

Все кончилось внезапно. Однажды он встал перед зеркалом, долго смотрел на всклокоченные седые волосы, на опухшее, потемневшее лицо.

— Дима, — сказал он себе, — успокойся. Иначе ты преждевременно уйдешь туда, куда уходят твои пациенты. Сходи в церковь, правильно тебе диспетчер посоветовала.


И Дмитрий сходил в церковь. Беседа с батюшкой, маленьким сухоньким старичком, вернула мир его душе. И хоть он все так же не слишком– то верил в Бога, однако крестился и стал воцерковленным христианином.

— Господь лучше нас знает, кому жить, а кому умереть, — говорил священник. — Ты, Димитрий, делай, что должно. А результат в руцех Божьих.

Так и стал жить Дима. Спокойно относиться к смерти. И даже людей перестал ненавидеть.


А вчера он встретил ее. Ту, что довез живой до операционного стола. Ту, от которой требовал жить.

— Видимо, Бог есть, — затушил окурок и пошел спать.

Ветер

Ворожейкина Евгения
@evgorogeika

— Сегодня в 20.00. Понятно? — парень надвинул на лоб кепку и зашагал по переулку.

«Угу, понятно», — шмыгнула носом Санька и юркнула в ближайший подъезд.


Маленькая, худенькая, больше похожая на подростка — мальчишку, чем на девушку, Санька была единственной дочерью профессора Наумова, светила Ленинградской медицины. Очень талантливого любящего свое дело, хирурга.

Пока был отец, она занималась балетом. Как Саша любила танцевать! Ни строгие преподаватели, ни тяжелый труд тренировок не сломили ее желание стать балериной. Девушка летала по сцене, выделывая причудливые па, и только после растирала уставшие ступни.

Но несколько месяцев назад, отца не стало. Нет, он не умер. Хуже! Его арестовали. Где он сейчас и жив ли, никто не знал. На дворе был ноябрь 1939 год.


Мать после ареста «малость сошла с ума», как говорила Санька. Перестала следить за собой, за дочерью, абсолютно не готовила и только ходила из угла в угол. Из квартиры их выселили в ту же ночь. «Хорошо еще, что вы не поехали в след за папашей», — громко кричал бородатый дядька.

Их приютила сестра отца. Она была дамой строгой, вечно курящей папиросу и стучащей на печатной машине.

Санька не смогла дальше учиться. Двери балетной школы закрылись прямо перед ее носом. Подруги отвернулись. Саша превратилась в дочь «врага народа». Девчонка была растеряна, подавлена.


Холодным вечером она сидела на лавочке в парке. В животе урчало, но домой идти совсем не хотелось.

— Эй, пацан, жрать хочешь? — вдруг прозвучало над ухом.

— Хочу.

— И я хочу, — парень улыбнулся, показав желтые зубы, — а нечего.

Он противно усмехнулся.

— Костян, — парень протянул грязную ладонь.

— Санька.

— Ну, будем знакомы что ли. Куришь?

Санька отрицательно покачала головой.

Костя закурил остаток папиросы. Неумело держал ее в руках и шумно выдыхал дым.

— Слушай, хочешь подзаработать?

Еще бы! Санька вообще забыла, как выглядят деньги. Раньше отец давал ей каждый день на карманные расходы. Девушка ходила с подругами в кино, ела мороженное.

— Есть такая тема. Ты смотрю маленький, как раз для тебя работа то.

— Что нужно делать? — не переубеждая Костяна, что она не мальчик, уточнила Санька.

— Да ерунда. В форточку залезть, да дверь мне открыть.

— Зачем? — глаза у девочки расширились.

— Да понимаешь, я ключ забыл. А дома никого. Ну че? Согласен?

Так Санька стала форточницей.


Все получалось быстро и без замешательств. Ее гибкость уже обросла легендами. Говорили, что она как ветер, просочится в любую щель. Но до сих пор никто не знал, что она девчонка. Санька все, что получала за свою работу, тратила на еду. Но кушать хотелось всегда. Раньше она не ела из — за диеты в балете, теперь — еды не было.

Мать совсем не интересовалась, где пропадает дочь. Тетка только покрикивала: «Приперлась! Где тебя только носит?!»

Конечно, девчушка понимала, что она делает. Много раз хотела выйти из «игры», но голод брал свое.


Тот снежный день Александра запомнит навсегда. Он повернул ее жизнь на 180 градусов. Она стояла в переходе. Прыгала на месте, дула на руки. Северный ветер не щадил ее маленького тела. Он завывал. Дул из всех щелей. Заползал под воротник и холодил спину.

Вдруг кто-то сзади схватил девушку за руку. Она в доли секунды вырвалась и побежала. Бежала легко. Но шаги сзади упорно догоняли ее. Не разбирая дороги, Саша неслась вперед. Мысли бежали впереди нее: «Вот и все! Поймают — расстреляют». Страх давал силы бежать. Спрятаться, укрыться, провалиться. Остановилась на мгновение, перевести дух. И тут же почувствовала, как сильные руки придавили ее к стене:

— Ну, ты точно ветер, — запыхавшийся молодой парень смотрел ей в глаза, — чего убегаешь то?

— Испугалась, — девушка, не моргая, смотрела на него.

— Испугалась, — передразнил молодой человек, — в форточку лазить не боишься.

Саша вспыхнула и попыталась вырваться.

— Да погоди ты, слушай сюда… сегодня не ходи с ребятами. Облава будет. Всех повяжут. Или убьют.

— Ты-то откуда знаешь, — девушка пыталась храбриться.

— Уж знаю, поверь.


Молодой человек, а его звали Михаил, работал стажером в милиции. Банда давно была под наблюдением. Но ждали главного, Сыча. Именно сегодня он должен был сам повести всех на дело. Планировалось ограбление квартиры вдовы одного ростовщика.

— Почему ты мне помогаешь? — этот вопрос Александра не могла не задать.

— Ты дочь профессора Наумова. А он спас мне жизнь. Теперь я возвращаю долг. Да, и домой не ходи. Опасно. Никто тебя щадить не будет. Сдадут сразу.

— Ты знаешь, что я девушка?

— Издеваешься? Я ж говорю, твой отец спас мне жизнь.

— Куда мне идти теперь?

— У меня есть тетка в деревне под Смоленском. Я ей чиркну пару строк. Запоминай адрес. И прямо сейчас, дуй на вокзал. Вот тебе на дорогу, — и он насыпал монеты Саше в ладошки.

Она кивнула и побежала. Только и услышала вдогонку: «О матери не беспокойся».


Саше удача снова улыбнулась. Поезд на Смоленск отправлялся через час. Она купила билет, влезла в переполненный вагон. С большим трудом нашла местечко, села и уснула.

Дорога не показалась ей долгой или скучной. Она ехала, считала столбы за окном и вспоминала:

«Отец с матерью взяли ее в Крым. Это была их первая, совместная поездка на море. Саша прыгала от восторга. Отец смеялся, ловил ее и поднимал к небу. Мать улыбалась одними глазами и говорила: Будет, ну будет вам, заполошные! А море пахло свободой и счастьем. И ветер, ласковый и теплый, гулял по волосам.»

Девушка смахнула слезу. И шагнула в новую жизнь, которая благодаря Михаилу все же у нее будет!


22 июня 1941 года Александра встретила в Смоленске на курсах медсестер.

Границы условные

Мартынова Наталья
@Natalia_261168

I

— Макс, гляди-ка! Документы какие-то. Может что-то важное? Один из погибших, похоже, офицером был! В планшете — компас, линейка, циркуль, карандаш.


Поисковики из отряда «Совесть», вели раскопки рядом с небольшим поселком Ольховатка, где в октябре сорок четвертого года до последнего бились обессиленные бойцы второго гвардейского танкового корпуса и тридцать первой стрелковой дивизии. В захоронении были найдены останки трех человек.

— Андрюха, аккуратнее с документами! — Макс бережно отложил папку в сторону, — потом посмотрим. Подожди, подожди! Вот это находка! Тут три медали «За отвагу» и орден Красной звезды. Нам повезло — теперь мы личности бойцов с легкостью установим. Может быть, родственников найдем. Красноармейцы, скорее всего, числятся в списках пропавших без вести. Сведений об этом захоронении нет. Награды не сняты. Их, видимо, местные жители похоронили после боя.

Уже дома, вечером, Макс открыл папку, которую нашли на раскопках. Сверху лежала фотография. Это невероятно! Три месяца назад он видел такой же снимок у одной из местных жительниц Ольховатки. На ней запечатлен ее отец Василий.

— Второе фото, насколько мне известно, находится в семейном альбоме внучки второго бойца с фото, — размышлял мужчина.

— Получается, что это третье. Посмотрим, что еще в папке.

Рисунки, наброски, эскизы. На целых листах и обрывках бумаги. Портреты боевых товарищей и красивой молодой женщины с мальчиком двух — трех лет на руках. Природа, батальные сцены.

— Он, похоже, был художником и рисовал каждую свободную минуту, — подумал Макс, продолжая разбирать папку.

— Так, а тут что? Дневник. Владислав Ковальский. Интересно, что делал человек с польским именем и фамилией в советской армии? — мужчина раскрыл блокнот и погрузился в чтение. Дневник начинался с воспоминаний о давно минувших днях…

II

Детство братьев Ковальских прошло во Львове, в старинном семейном особняке. Владек и Сташек были погодками. Младший — Сташек, рос капризным и избалованным ребенком, своевольным и задиристым. Но с самого раннего детства ему ловко удавалось избегать наказания за свои проделки. Он мог умело подластиться к матери, наябедничать на брата и подстроить так, что наказывали Владека. Мама говорила, что Сташека надо беречь, потому что у него слабое здоровье. Добрый и покладистый Владек опекал и жалел младшего брата, частенько беря на себя вину за его проказы.


Зима в тот год стояла необычно холодная для юга Польши. Снега выпало столько, что садовник только-только успевал расчищать дорожки. В снеговых кучах мальчики копали ходы и строили крепости.

— Владек, на озере наверняка уже лед застыл. Пойдем посмотрим? — предложил однажды Сташек.

Конечно, Владеку тоже хотелось покататься на льду, но вчера садовник рассказывал, что у соседей там провалилась борзая, которая, догоняя зайца, в охотничьем азарте выскочила на озеро.

— Нет, это опасно, — подумав ответил старший брат, — на озере бьют ключи и лед на нем плохо замерзает.

— Да ладно, мы недолго. Быстренько сбегаем и вернемся. Никто не узнает.

Владеку ничего оставалось делать, как согласиться с братом, потому что он понимал, что Сташек все равно побежит кататься.

Под толстым слоем снега, который лежал на озере, мальчики не заметили полыньи, и Сташек сорвался в воду. Спасла его расклешенная мутоновая шубейка, которая, словно раскрытый зонт, легла на воду и удержала на поверхности. Владек, помогая брату выбраться на берег, вымок насквозь.

Когда мальчики возвратились домой, Сташек неожиданно для брата заплакал в голос.

— Мамочка, простите нас, мы не специально! Я не хотел идти на озеро, это Владек меня уговорил!

Он хотел посмотреть, где у Войцеховских борзая утонула.

— Мatka Boska! — всплеснула руками графиня Ковальская!

— Быстро! Снимайте сырую одежду!

— Как ты мог, Владúслав, подвергать себя и брата смертельной опасности?! Ты же старший и должен понимать, что это плохой поступок, — отчитывала мать Владека, когда мальчиков растерли «зубровкой» и уложили в постель.

— Мамочка, пожалуйста, не ругайте Владека! Он больше не будет, — слабым голосом просил Сташек.

Владек на самом деле считал себя виноватым и на мать не обижался. Ведь это он не отговорил младшего брата от опасной затеи, а пошел на озеро вместе с ним.


Время шло, братья росли смышлеными мальчиками и им легко давались учеба. Владек тяготел к гуманитарным наукам. Сташека интересовала математика, химия, физика. К тому же у обоих неожиданно проявился талант к рисованию. Владек рисовал везде, даже за завтраком он делал зарисовки на салфетках.

Когда пришла пора выбирать профессию, Вдадúслав, не раздумывая, поступил в Краковскую академию изящных искусств на факультет живописи.

— О, нет! Что за профессия — художник! — удивился Сташек выбору брата. — То ли дело врач! Уважаемый человек! Да и доход стабильный, независимый от вдохновения, желания и возможностей писать картины.


Владúслав всей душой полюбил Краков с его уникальной архитектурой, где каждая улица, каждый дом были свидетелями многовековой истории Польши. В этом городе он черпал вдохновение. В его полотнах просматривался свой собственный, уникальный почерк. На работах в стиле экспрессионизма, Владек изображал узкие улочки еврейского квартала, Вислу, Вавельский замок, многочисленные костелы и соборы. Были среди полотен и портреты матери, отца, брата, товарищей по академии…

Анну Владúслав встретил незадолго до окончания учебы. Художник делал для дипломной работы зарисовки в парке, когда увидел ее. Поразительной красоты рыжеволосая девушка сидела на лавочке и не замечала, что молодой человек уже полчаса пишет ее портрет. Неожиданно она встала, стряхнула с пальто невидимые пылинки и направилась в сторону площади.

— Я не прощу себе, если сейчас дам ей уйти. На площади она легко затеряется среди людей, — подумал Владúслав, быстро складывая этюдник и догоняя девушку. С того дня молодые люди практически не расставались.


— Мама! Владúслав, похоже, сошел с ума! Он позорит нашу семью! Связался с этой безродной девчонкой. В мастерской повсюду ее портреты. Да ладно бы просто встречался, но после окончания академии он собирается на ней жениться, — рассказывал Станúслав матери по телефону об отношениях брата и Анны.

— Сташек, сынок! Скажи Владúславу, что в выходные мы ждем вас дома. Я поговорю с ним. Не думаю, что у него это серьезно, — графиня Ковальская решила, что пришло время рассказать сыновьям об их с отцом подарках на окончание учебы.

Станúславу была приобретена квартира, которая занимала первый этаж дома. В двух комнатах был оборудован медицинский кабинет. Владúславу купили двухуровневую квартиру. На втором этаже размещалась мастерская. Из панорамных окон было видно Вислу и Вавельский замок. Обе квартиры находились в центре Кракова. Проектами, ремонтом и оснащением занимались лучшие европейские специалисты. К тому же на имя каждого из братьев в банке был открыт счет, которым они могли пользоваться по своему усмотрению.

— Владислав! Я хочу тебе сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Мы с отцом приготовили вам с братом поистине царские подарки, — мадам Ковальская издалека начала разговор с сыном, когда братья приехали в родительский дом.

— Благодарю вас! Я очень рад вашему подарку! Но что вы еще хотите мне сказать? — молодой человек понимал, что мать что-то не договаривает.

— Пообещай мне, что ты порвешь отношения с этой девицей. Развлекся и достаточно. Она тебе не пара, — пани Ковальская старалась говорить спокойно, но волнение выдавало ее. Руки тряслись, лицо покраснело и дрожал голос.

— Мама! Я люблю Анну и хочу, чтобы вы относились к ней с уважением!

— Сынок, будь благоразумен! Послушай меня! Ты тратишь на эту девицу деньги, покупаешь ей подарки! Как ты не понимаешь, этой «дворняжке» наши деньги только и нужны! К тому же она, похоже, еврейка! — убеждала сына графиня.

Владúслава внезапно осенила мысль — подробности их отношений с Анной были известны только Станúславу. Это он настроил родителей против девушки.

— Мама, Анна очень достойная девушка из хорошей семьи. Ее родители погибли, и она вынуждена была переехать на время к дяде в Краков. Квартира ее родителей в Бресте сдается до совершеннолетия Анны. Я не понимаю, зачем Станúславу нужно было оговаривать ее! — Владúслав пытался объяснить матери, как на самом деле обстоят дела, но она была непреступна.

— Не сметь! Как ты можешь порочить брата, неблагодарный! — уже не сдерживаясь, кричала мадам Ковальская.

— Желаете вы этого или нет, но наша с Анной свадьба состоится через два месяца, — обычно мягкий и уступчивый, Владúслав стоял на своем.

— В таком случае, мой мальчик, ты не получишь ничего! — неожиданно успокоившись, железным голосом произнесла пани Ковальская, — я не желаю видеть эту девицу в своем доме! Это мое последнее слово!

Владúслав отлично знал жесткий характер матери и понял, что спорить и доказывать что-то ей бесполезно. Она не изменит свое мнение.

— В таком случае, госпожа Ковальская, вы никогда не увидите больше меня в этом доме! Я уезжаю сейчас же! — Владúслав вышел из гостинной.

— Ты еще пожалеешь, спесивый болван! Я лишу тебя наследства! — кричала вслед мать…

Распахнув дверь, молодой человек лоб в лоб столкнулся с братом.

— Как ты мог?! Станúслав, мы уже не дети, когда я выгораживал тебя, прощая нелепые выходки. Объясни, почему ты так поступил со мной?

— Это для твоего же блага, — ответил Станúслав, потупив взгляд.

III

Свадьба Владúслава и Анны состоялась в назначенное время. На венчании, в костеле святых Петра и Павла, были родственники Анны и друзья жениха из академии. Никто из Ковальских, несмотря на приглашение, так и не приехал на торжество.


Владúслав много работал, картины охотно брали на выставки, и они довольно хорошо продавались. Молодой художник жалел лишь о том, что многие его ранние работы остались в мастерской в родительском доме. Но если раньше он надеялся, что родители сменят гнев на милость и он наладит отношения с семьей, то после свадьбы стало понятно, что пути назад нет. Поэтому, когда Анна предложила мужу переехать в Брест, в ее квартиру, Владúслав согласился, поскольку писать картины он мог и там.

Предусмотреть они не могли лишь одного. В тридцать девятом году границы были пересмотрены, и Брестская область вошла в состав Советского союза. Германия оккупировала Польшу и по реке Западный Буг прошла Советско-Германская граница.


В начале Великой отечественной войны город и крепость одними из первых подверглись атаке германских войск. В первые дни войны Владислав Ковальский ушел добровольцем на фронт. Его отправили на офицерские курсы, а затем в учебную танковую бригаду. В составе второго гвардейского танкового корпуса Владислав дошел до Восточной Пруссии, получив медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Со всей ненавистью он бился с фашистами. За Анну и маленького сына, за родителей, которые остались на оккупированной территории, за родную Польшу, за Белоруссию, за погибших на его глазах товарищей, за разрушенные города и деревни.

В октябре сорок четвертого года танковый корпус занял высоту вблизи деревни Walterkiem в десяти километрах от города Gumbinnen. Командир поставил задачу ворваться в деревню, удержаться там до утра и дожидаться подкрепления…

IV

Макс перелистнул последнюю страницу дневника. Записи заканчивались октябрем сорок четвертого года.

— Вот это история! Польский граф воюет с фашистами на стороне Советского союза! Да по этому сюжету впору кино снимать! — Макс недоуменно обдумывал прочитанное.

— Что же мне с этим делать? Интересно, Анна и маленький Александр выжили? Нужно попробовать найти родственников. Есть у меня кое — какие связи в Польше. Начну, пожалуй, оттуда, — решил мужчина.


— Пан Лешек, добрый день! — не откладывая дело надолго, Макс на следующий же день позвонил своему товарищу из польского военного поискового отряда, — у меня тут история такая запутанная, но очень интересная. Пробей по своим каналам фамилию Ковальский. А я пока с братом двоюродным из Белоруссии переговорю. Возможно, там потомки Ковальских живут.


Поиски уводили Макса то в Польшу, то в Белоруссию, то на Украину. Фамилия Ковальский — одна из самых распространенных. Он уже отчаялся было что-то выяснить, когда позвонил пан Лешек.

— Макс, я нашел для тебя кое — что любопытное! — взволнованно говорил мужчина.

— В концентрационном лагере на территории Польши с февраля сорок второго года врачом работал Станúслав Ковальский и даже среди фашистов имел репутацию очень жестокого человека. В декабре сорок четвертого года он исчез с территории лагеря. Просто как сквозь землю провалился. Я нашел в архиве документ, где говорится, что его искали с собаками по всем окрестным деревням, прочесывали даже лес рядом с лагерем, но все безуспешно.

— Это интересно! Станúслав Ковальский — это родной брат того человека, родственников которого я ищу. Из дневника понятно, что он с детства был подлым. Может, заключенные убили? — предположил Макс.

— Но это еще не все. В этот же лагерь в конце октября сорок четвертого попал советский танкист, офицер по имени Владислав Ковальский и пробыл там до освобождения лагеря Красной армией, — продолжал мужчина.

— Получается, что Владúслав выжил. Думаю, он должен был вернуться в Белоруссию на поиски жены и сына. Спасибо, за помощь, пан Лешек!

V

Макс очень волновался. Долгие поиски наконец увенчались успехом. Он прилетел в Минск, где в кафе «Васильки» была назначена встреча с внучкой Владислава Ковальского.

— Здравствуйте! Вы Макс? — за столик к мужчине села красивая рыжеволосая женщина.

— Здравствуйте! А вы…

— Я Анна Ковальская!

— У меня нет ни капли сомнений — я искал именно вас! Вы поразительно похожи на свою бабушку! — с удивлением воскликнул Макс.

— Да, это так! Я единственная из всей семьи, кто унаследовал бабушкины зеленые глаза и рыжие волосы, но откуда вам известно, как она выглядела?

Макс положил перед женщиной фотографию и папку с документами. С фотографии, улыбаясь, на Анну смотрел ее дед, Владислав Ковальский. В папке она нашла рисунки, среди которых было много портретов с изображением бабушки.

— Там еще дневник, — мужчина указал на толстый блокнот в кожаном переплете, — почитайте, вам будет интересно. А потом я расскажу вам, что мне удалось выяснить еще.

— У меня тоже есть кое-что любопытное для вас! Это тоже дедушкин дневник, — Анна достала из сумки и протянула Максу потрепанную тетрадь.

— О! Да тут, пожалуй, найдутся ответы на все вопросы, которые у меня остались!

Мужчина начал читать. Действие происходило в ноябре сорок четвертого года…

Vl

Владислав открыл глаза, огляделся вокруг. Это была то ли тюрьма, то ли больница. На окнах решетки, за окном виднелся забор с колючей проволокой.

— Где я?

Голова была тяжелая, и он не мог вспомнить, как оказался в этом месте.

— Тихо, не ори! Я и так рискую из-за тебя! — на Владислава со страхом смотрел брат. На нем был одет медицинский халат, под которым было видно форму немецкого офицера.

— Станúслав?! Где я? Как ты тут… — Вдадислава осенила страшная догадка.

— Да тихо ты! У меня для тебя не очень хорошие новости. Можно сказать, они совсем плохие. Ты в концлагере. И за то, что еще жив, ты должен быть благодарен мне. Тебя привезли без сознания, да еще в советской офицерской форме. Таких сразу пускают в расход. Но я сказал, что ты мне нужен для исследований.

— Станúслав, а как же родители? Где они? С ними все в порядке?

— Они были во Львове. Я не видел их очень давно, поэтому не знаю, что с ними сейчас. Они отказались от меня, когда узнали, что я поступил на службу… Ну ты понял. Мама всегда была принципиальной. Помнишь, как она тебя выгнала из дома? А что мне оставалось делать? У меня выбора не было. Или самому отправляться в лагерь, или служить им…

— Что ты натворил, Станúслав! Что ты натворил, брат! Ты не понимаешь? Войне конец! Германия терпит поражения по всем фронтам. Со дня на день Советская армия придет сюда, и тогда тебе и таким как ты наступит конец. Вас будут судить. И поверь мне, суд будет точно не на твоей стороне. Беги, пока не поздно, — Владислава терзали противоречивые чувства. Ему было жалко брата и одновременно он ненавидел его.


Станúслав и сам понимал, что все кончено. Он приготовил себе «гражданскую» одежду и деньги, взял документы умершего в лагере еврея и под именем Михаэля Шварца решил пробираться в Канаду.

В феврале сорок пятого года лагерь освободила Советская армия.

Vll

Макс задумался. У него еще оставались некоторые вопросы.

— Анна, а ваша бабушка и отец, они как в Бресте выжили? Там же фашисты в первое время столько людей уничтожили! — спросил Макс, когда дочитал дневник.

— Дело в том, что жили они не в самом Бресте, а на окраине. Дед сумел отправить жену с ребенком во Львов. Дядю Анна отыскать не смогла. Как потом выяснилось, вся его семья погибла в концлагере. Делать было нечего. Она пошла к Ковальским, решив, что если они не примут ее, то хоть Александра пожалеют. Но графиня очень обрадовалась и приняла невестку с внуком. Во Львове они и дождались Владислава.

— А как ваша семья опять оказалась в Белоруссии? — поинтересовался Макс.

— Дед с бабушкой в пятьдесят восьмом вернулись в Брест. Дедушка больше не писал картины красками. До конца жизни он рисовал карандашом и тушью миниатюры из лагерной жизни и очень редко портреты своих близких, — рассказывала женщина.

— А ваш отец, Александр, он тоже художник?

— О, нет! Мой отец всю жизнь проработал главным инженером на заводе. А вот я по дедушкиным стопам пошла и окончила Минскую академию искусств. И вот еще что. Прочитав первую часть дневника деда, я почти уверена, что его брат, Станúслав, добрался-таки до Канады.

— Почему вы так решили? — удивился Макс.

— Я работы деда с детства видела и с легкостью узнаю его стиль. А теперь, когда посмотрела зарисовки, сделанные им во время войны, я поняла, что они как две капли воды схожи с картинами одного очень известного еврейского художника, живущего в Канаде. Я еще удивлялась, почему у него так мало работ. Они сейчас все в частных коллекциях и стоят огромных денег. Думаю, это картины моего деда, которые остались в его мастерской во Львове, когда он ушел из дома, — сказала Анна.

— Вполне вероятно. Владислав пишет, что брат сбежал из концлагеря под именем Михаэля Шварца. Наверное, и картины его прихватил. Но это проще будет выяснить вам, а у меня самолет через четыре часа. Я должен ехать в аэропорт. Звоните, если что-то узнаете, — Макс протянул Анне визитку.

— Спасибо вам огромное и низкий поклон! Вы делаете очень большое и благородное дело, — Анна обняла мужчину. В ее глазах блестели слезы.

Vlll

Прошло около двух месяцев с тех пор, как Макс вернулся из Минска. Он занимался раскопками в Балтийске, расследуя окутанную тайнами версию о подземном ходе, соединяющем город с Балтийской косой. Его ум будоражила гипотеза о Янтарной комнате, спрятанной там отступающими фашистами. Мужчина уже стал забывать историю с Ковальскими, когда позвонила Анна.

— Добрый день, Макс! Звоню вам, как и обещала! Я все выяснила. Мы с вами были правы. Работы Михаэля Шварца действительно не принадлежат ему. Однако, не буду забегать наперед. Сегодня, в семь часов по московскому времени, смотрите об этом передачу.


Макс с нетерпением ждал начала репортажа. Ему очень хотелось узнать, чем же закончилась история четырех поколений семьи Ковальских. Вечером мужчина включил телевизор.

Корреспонденты центральных белорусских, украинских и российских каналов вели репортаж из старинного польского города Кракова.

— Белорусский союз художников, совместно с Анной Ковальской, внучкой известного художника Владислава Ковальского и при помощи российской общественной поисковой организации «Совесть», сделали сенсационное открытие. Полотна выдающегося канадского художника, Михаэля Шварца, находящиеся в частных коллекциях по всему миру, написаны Владиславом Ковальским и вывезены в Канаду во время Второй мировой войны.

— Воистину, границы и условности только в наших головах. История действительно не терпит сослагательного наклонения, — подумал Макс.

— Правда восторжествовала, пусть даже понадобилось для этого более семидесяти лет!

Зоопарк аттракционов

Рафалюк-Бузовская Екатерина
@Kate_words

Нина открыла ветхую скрипучую дверь библиотеки и вышла в теплый майский вечер. Потянула носом: «Ммм, вишня… Вот и зацвела. Я же тебе говорила, что сегодня зацветешь! А ты не верила».

Вздохнула, поправила висящую на плече сумку, размашисто перешагнула лужу, зиявшую перед самым порогом, и потопала домой. Хотя, сказать по правде, туда ее совсем не тянуло. «Весна, вечер пятницы, трамваи звенят, птички чирикают, молодежь хохочет на лавочках. Кругом торжество счастья, куража и любви. А что дома? Валерин преданный взгляд и оттопыренные треники? И пацаны, с которыми сладу нет? Господи…» Нина зажмурилась и покивала головой. «И это и есть моя жизнь? Вот все это. Это то, о чем мечталось с девчонками в институте? Вот здесь, кстати, на этих же лавочках. За углом — факультет. А теперь вы сидите, да, — злорадно подумала Нина. — Сидите-сидите. Через десять-двадцать лет точно так же будете ходить на работу в эту драную библиотеку за двести баксов в месяц и колготки штопать, потому что дилемма: или новые колготки, или килограмм яблок детям в межсезонье».

Нина села на краешек свободной скамейки. «Когда, когда все пошло не так? И Валера ведь не был таким… Ну да, не Аполлон, но вполне себе. По ушам ездить умел, чертяка, да и много ли мне было надо после того, как ушел Андрей. С красоткой Машкой. Точнее, когда она его увела, сучка. Тогда любой Валера казался богом. Чуть-чуть галантности, чуть-чуть учтивости, чуть-чуть стихов — и вуаля! Внезапно находишь себя в ЗАГСе! А потом сразу карусель из стирки, уборки, котлет…»

— Котлет! — вслух сказала Нина, вспомнив, что на ужин сегодня кроме них ничего не предусмотрено, а фарш она с утра таки забыла вынуть из морозилки, ворона.

И поспешила домой.


Встречать мать высыпало все семейство: Валера в видавшем виды спортивном костюме и пацаны — Тимофей и Никита, причем младший Никита с соплей до подбородка. Нина даже зажмурилась — настолько точно именно эта картина и представлялась ей при выходе с работы.

— Давай плащ, милая. И зонтик. Влажный еще с утра? На балкон поставить? — Валера услужливо заглядывал в глаза, и это было так противно, что хотелось его треснуть.

— Ничего не влажный. На работе высушила, — буркнула Нина и сразу перешла в наступление. — Почему у Никиты сопля до пупа? Сколько раз говорить — следи за ребенком! Тимка, а ты куда смотришь?

— А чо я, чо я, у меня в понедельник годовая контрольная по физике, — буркнул старший Тимофей, втянул голову в плечи и поспешил укрыться в своей комнате.

Маленький Никита радостно хватал мать за юбку:

— Мам, мам, а пойдем завтра в парк? Папа сказал, что можно. Завтра тепло и суббота!

— Парк? Какой еще парк? А туда пускают с такими соплями, а? Горе мое…

— Ой, Нинусь, я тебе сейчас расскажу! — появился из кухни, вытирая руки полотенцем, радостный Валера. — Представляешь, в наш парк Горького приехал какой-то гастролирующий типа тоже парк, ну, аттракционы привозные. И знаешь, как называется? Зоопарк аттракционов! Умора! Приходишь — а там животные! Выбираешь себе, кого хочешь, и идешь с ним кататься на каруселях! Представляешь?

— Бред, — отрезала Нина. — Нет, что за чушь? Не знают, как еще из людей деньги выколачивать. И ты хочешь, чтобы мы туда пошли? Там же билет небось в пол моей нищенской зарплаты.

— А вот и нет, Нин! А вот и нет! Я уже все прогуглил. Билеты, на удивление, стоят, как на наши местные аттракционы. А я сегодня премию получил. Ну пойдем, а? — просительно заглядывал ей в лицо муж.

— Премию?.. Сколько? Как обычно, 30 баксов?

— Обижаешь! Целых 150!

— Ого. А что это в лесу сдохло?

— Ну вот так! Могу, когда хочу!

— Может он… Ну ладно, уговорили. Только дайте мне выспаться! До 10 утра я чтобы никого не видела, а то задушу!

— Не увидишь, не увидишь! Ура! Дети, мама согласилась! Тимка, слышишь?

— Ну, — донеслось из комнаты.


В парке Горького по случаю приезда невиданных аттракционов яблоку негде было упасть. У входа на территорию привозных каруселей толпился народ. Валера суетился, бегал, пытаясь узнать, что к чему. Тимофей по обыкновению уткнулся в смартфон, Никита тряс за руку и канючил о мороженом.

— Какое тебе мороженое! — строго отчитывала его Нина. — Вчера кому соплю подбирали? Помнишь? Блин, да где же папа подевался-то?

Наконец, потный и красный, Валера вынырнул из толпы.

— Значит, так. Я все узнал. Оплата на месте. Все животные обученные и дрессированные. Разные там. Но не сильно большие. От макаки до кенгуру.

— Кенгуру? Матерь божья… Да, я так и вижу тебя с кенгуру на батутах.

— Нина! Ну что ты ерничаешь? Я и не сказал, что мы с тобой пойдем кататься. Вон, дети пусть развлекаются, а мы с тобой по мороженке и на лавочке посидим.

«На лавочке посидим»… — мысленно передразнила мужа Нина, не в силах справиться с раздражением, глядя на его потное лицо.

Тимофей выбрал себе таки кенгуру и уже вовсю селфился с ним, ухохатываясь и твердя, как завтра в классе все оборжутся.

Никита остановился на рыжем лисенке и канючил уже не по поводу мороженого, а с просьбой «давай его усыновим себе, мамочка, я его буду в садик водить».

На подходе к каруселям выяснилось, что детям до семи лет нельзя кататься без сопровождения взрослых, поэтому Валере пришлось наспех покупать себе билет и так же наспех выбирать животное. Он схватил, почти не глядя, выхухоль и пошел занимать свое место рядом с Никитой.


Нина успела крикнуть им, чтобы не торопились, а покатались потом еще на чем-нибудь и с кем-нибудь, «и желательно подольше», пробурчала она последнее себе под нос, а сама уже спешила вдаль от «этой клоаки». Ноги как будто сами повернули ее на боковую аллею, на которой не оказалось никого: ни продавцов гелиевых шаров, ни мороженщиков, ни бездарных шаржистов. Даже звуки сразу стали как будто тише.

«Странно, — подумала Нина. — Как-то так воздушные массы, что ли распределяются? Как это возможно? Надо было географию в школе лучше учить. Глядишь, не работала бы сейчас в библиотеке. А где? — тут же скептически парировала она сама себе. — Географы прям небожители, ага».

За этими мыслями Нина не заметила, как зашла совсем в глубину парка. И здесь, на большом отдалении от всех посетителей, на очередной скамеечке сидела пожилая женщина. Сухонькая, в платочке. Нос горбинкой. В широкой цветастой юбке, как будто цыганской. Но определенно не цыганка. А рядом с ней в ряд, как детские машинки на ручном управлении на центральных парковых аллеях, стояли разнообразные самокаты. Взрослые, детские, трехколесные, двухколесные, с сиденьем, без, дорогущие электросамокаты и пластмассовые за три рубля. Черные, белые, яркие, цветные…

Нина остановилась как вкопанная, озадаченная непривычной картиной.


— Доброго денечка, голубка, — вдруг ясным певучим голосом произнесла старушка.

Нина взглянула на нее. Та широко улыбалась, и почему-то от этой улыбки в сердце у Нины приятно екнуло. «Как в детстве, когда утром первого января собираешься зайти в комнату, где елка и подарки», — вдруг подумалось ей.

— Ну, как насчет прокатиться? — продолжала улыбаться старушка.

— Это вы мне?.. — растерялась Нина. — Прокатиться — мне?..

— Ну а кому еще? Вроде тут больше никого и нету, — обвела старушка рукой парк.

Нина посмотрела по сторонам. И правда. Ну ничего себе, как далеко она забрела. Вокруг не было ни души, и ни единого звука уже не доносилось с центральных аллей.

— А почему вы тут… расположились? Так далеко от всех. Там гораздо больше желающих прокатиться было бы. Там дети и… И торговля ваша бойчее пошла бы.

— А я за прокат самокатов денег не беру, — хитро прищурившись, сказала старушка. — Я работаю на благотворительных началах. И меня, голубка, не всем дано увидеть. Только тем, кому это действительно сейчас нужно.

«Ну да, конечно, — подумала Нина. — Обычное бла-бла по ушам, их так всех учат».

— «Бла-бла», не «бла-бла», а прокатись, милая. Прокатись все-таки.

Нина поняла, что старушка прочла ее мысли, и вытаращила глаза.

— Только выбрать-то самокат надо с умом. Они все у меня ребята ооочень разные. Какого оседлаешь — туда тебя и покатит, — продолжала щуриться старушка, склонив голову на бок.

Нина, еще секунду назад вроде ничего такого не планировавшая, медленно пошла вдоль ряда самокатов. Старушка, молча и все так же улыбаясь, следила за ней.

Наконец Нина почему-то остановилась возле невзрачного детского розового трехколесного самоката.

— Этот, — разом пересохшими губами хрипло прошептала она.

— Уверена, голубка?

— Уверена.

— Ну, седлай коня, коли так. Приятного путешествия!


Нина для удобства перекинула сумку через голову, осторожно ступила на самокат и попыталась разогнаться. К ее огромному удивлению, самокат, такой маленький и хлипкий, у Никитки еще похожий, а Тимка давно из такого вырос, вдруг как будто окреп под ее ногой, действительно как живой конь, и… невзирая на то, что Нина пыталась разогнаться вперед, поехал… назад! И чем больше Нина загребала ногой, отталкиваясь вперед, тем сильнее, быстрее и увереннее самокат ехал назад! Замелькали деревья аллеи, желтые скамейки превратились в одну сплошную желтую линию с обеих сторон, голова у Нины закружилась, но руки намертво вцепились в руль, а туловище крепко стояло и не думало падать. Толкающую ногу она уже давно пристроила рядом с другой и мчалась, мчалась, мчалась, мчалась со скоростью ветра задом наперед.


Прошла вечность, прежде чем самокат начал замедлять движение и наконец остановился. Полуживая Нина поняла, что она все в том же парке. Те же деревья, те же желтые скамейки. Только старушки с самокатами не было видно.

«Наверное, не та аллея, — подумала Нина. — Ясное дело, не та… Хорошо, что меня еще в том же парке оставило…»

И она побрела с самокатом по аллее, приходя в себя и осматриваясь. Вокруг по-прежнему никого не было, но по мере движения начали доноситься звуки музыки и шум толпы. «Значит, в правильном направлении иду, — выдохнула Нина. — Останется только бабку найти и ментам сдать. Что это за аттракционы, блин, с гипнотическим эффектом!»

— Нинок! Нинооок! Подождии! — вдруг послышалось сзади.

Нина чуть не поперхнулась. Нинок? Так звал ее только Андрей, тогда, двадцать лет назад. Только он, один-единственный! И с тех пор, с тех самых пор, как он ушел к Машке, она ни одному человеку на всем белом свете не разрешала так себя называть.

Она обернулась.

Через аллею к ней неуверенно бежал неопрятный помятый мужчина. Нина присмотрелась… и у нее подкосились ноги. Это был Андрей! Постаревший, подурневший, да что там — жуткий! Но все равно Андрей, сомнений не было.

— Нинок… солнце… Ну прости козла, — он стал одной рукой хватать ее за блузку, а второй тыкать себе кулаком в грудь. От него пронзительно воняло одновременно и перегаром, и свежезалитым внутрь спиртом. — Да я порвал с ней, бля буду! — продолжал он говорить заплетающимся языком и пошатываясь. — Я ж только тебя люблю, роднуля! И всегда любил. Ну прости падлу.

Вдруг раздался звонок телефона. Андрей, матерясь себе под нос, полез в карман и вытащил оттуда пищащий на весь парк обшарпанный плохонький смартфон. Посмотрел, кто звонит, и еще раз выматерился.

И Нина, повинуясь какому-то внезапному порыву, вдруг сказала:

— А ну дай сюда!

Выхватила телефон у него из рук и взглянула на экран.

Так и есть. С экрана на нее смотрела расплывшаяся до шестидесятого размера, с тремя подбородками Машка. Первая красавица факультета Машка! Нина ахнула и смахнула на «принять вызов». Андрей пытался выхватить телефон, но она уворачивалась и пыталась огреть его самокатом.

— Алло, — наконец сказала она.

— Андрюха! — раздалось из трубки писклявое и нетрезвое, лишь отдаленно напоминающее Нине голос бывшей подруги. — Ты где? Ты опять к этой стерви пошел?!

— Привет, Маш, — тихо сказала Нина.

— Ах ты сволочь! Значит, к тебе все-таки! Отдай мне его, стервь! Отдай, гадина! — верещал телефон.

Нине внезапно стало дурно. Она ткнула телефоном в грудь подбежавшего к ней Андрея и прошептала:

— Да забирай…

Опустилась на лавку, прикрыла глаза. Посидела, судорожно сглатывая. «Господи, где я? Что происходит?»

— Аа, ясно, — раздалось рядом, и она поняла, что произнесла это вслух.

Слева от нее сидел Андрей с сигаретой во рту и хлопал себя по карманам. Наконец нашел зажигалку, затянулся, выдохнул дым:

— Значит, ты тоже не на тот самокат села.

— Чтооо? А ты… А почему ты… Что здесь…

— Да-да, — зло сплюнул Андрей. — Я тоже, уже пару лет как. Шел через парк утром. А там бабка эта. Выбирай, говорит, самокат. Только с умом! А я после смены был, только глаза залил с корешами, шел спать, сутки выходные были впереди. Угу. Поехал, на зелененьком. Красивый, бля, выбрал. Электрыческий! Тьфу, паскудство. И все. И здесь очутился.

— А как же назад?.. — прошептала Нина.

— М? Что? Назад? — повернулся к ней Андрей, как будто очнувшись. И затянулся глубоко-глубоко. — Забудь. Надо было правильный самокат выбирать.

Интерактивная Выставка

Жанна Ди
@Zhanna. pisatel

«Интерактивная выставка. Поможет проверить себя. Понять многое. Поэкспериментировать. Вы готовы? Успейте попасть и не пожалеете.»

Листовка кричала рекламный текст. Игорь повертел ее и хотел выкинуть, но рука автоматически спрятала ее в карман.

— Привет, дружище! Как выходные?

Сергей протянул широченную лапищу. Сжал тонкую руку Игоря так, что тот поморщился как обычно.

— Пролетели незаметно.

Вторая рука вылетела на помощь и зацепила рекламу.

— О! И тебе тоже досталась? Сегодня пол-офиса пришли с этими буклетами.

Сергей посмотрел по сторонам и заговорщицки наклонился:

— Самое ужасное, что и Инке досталась. Говорят, она уже планирует выход туда всем коллективом. Если что, я пас. Прикроюсь рыбалкой или поездкой к маме. Надеюсь это будет в выходные.

У Игоря достойных отговорок не нашлось. Да и Инна Владимировна была так убедительна:

— Это уникальный шанс познакомиться всем поближе, провести время не только на работе, но и вне рабочих задач. Это позволит нам сплотиться и решать многое быстрее. Новичкам это особенно полезно. И посещение строго обязательно.

А новичок в этом коллективе на данный момент был именно Игорь. Ну что ж, раунд, как сказали бы любители батлов.


Зал пестрил разными объектами. Игорь скучающим взглядом пробежался по ним. И понял, что испытание будет не из простых.

Мужчины из коллектива нашли отговорки. Семья, дача, гараж. Женщины же наоборот, были рады выйти в люди. Они разбились на группки по двое, трое и обсуждали… кто-то экспонаты и чувства, вызванные ими, а кто-то пользуясь случаем просто делился житейским.

Инна, как наседка, квохтала и подталкивала то одних, то других. А сама не сводила глаз с единственного мужчины.

Поговаривали, что это испытание проходит каждый новичок мужского пола. Инна искала так себе спутника. Но не находила. Одни прикрывались существующими отношениями, другие убегали из компании.

А Игорь и тут проигрывал по всем фронтам. Живет один. В своей квартире. Не пьет. Идеальный по мнению многих кандидат.

Но у него были иные планы. Работа — это работа. А жизнь устраивать Игорь планировал совсем по-другому. Женщины для него особые люди.

Он искал ту единственную, которая примет его таким какой он есть.

И не будет требовать «заработай», «почини», «сделай», «реши». Может ему не везло и все превращалось в вечную борьбу. За внимание, время. И Игорь каждый раз сбегал. Капитулировал так сказать, экономя энергию и нервные клетки.

Игорь решил уйти из виду Инны. Прошелся по залу. И пробегая глазами по экспонатам остановился на девушке.

Та прикоснулась к картине. Закрыла глаза. А затем стала разговаривать. С кем не известно. Как будто за спиной стоял кто-то.

Игорь решил, что странности в этом музее нормальны. И пошел дальше.

Внимание привлек указатель «Уверены, что знаете все? А как насчет проверить себя. Каково это — принимать решения, у которых фатальные последствия».

Но зайти в отдельную залу ему не позволили.

— Вход по особым пропускам. Хотите попасть. Подойдите к администратору, она объяснит, что и как.

Игорь не собирался задерживаться здесь надолго. И к администратору идти тоже. Решил раз не пускают, значит и не нужно ему все это. Но… дальше произошло то, что заставило Игоря поднять белый флаг.


Дверца с шуршанием приоткрылась. Вышли люди с недоумевающими взглядами.

Девушка с наворачивающимися слезами вцепилась в спутника. Тот храбрился, а самого ходили желваки. Женщина теребила платочек. Мужчина выдохнул и ускорил шаг.

Игорю стало любопытно, что же там произошло. И ноги автоматически повели к администратору.


Суббота пролетела незаметно. Утро воскресное бодрило и напоминало о неожиданно появившихся планах.

В руках билет. Как пропуск в таинственное место. Женщина, не пустившая его вчера, молча оторвала корешок и указала жестом проходить в зал.

Посетителей немного. Всего шесть человек вместе с Игорем. Каждый стоял особняком.

На стенах, как на экране стали появляться картине. На первой женщина и мужчина. Собирают вещи. Готовясь к переезду.

— Ты уверен, что это правильное решение? Здесь можно надеяться на помощь соседей.

— Верь мне! Я все продумал. Там будет намного лучше.

Посетители посмотрели друг на друга. На мгновение. Ища поддержки в появившемся в голове вопросе. И только Игорь решился его озвучить.

— Какой это век? Что за страна? И что это за люди?

Помещение заполнилось звуком сирены. Тихой, но вместе с тем раздражающей. И механический голос ответил:

— Вопросы задавать нельзя.

Ток проскочил по воздуху и отдался в наручных часах. Игорь схватился за запястье и понял, что лучше это правило не нарушать.

На стене продолжилось кино.


Женщина села на телегу. В ней уже прыгал мальчонка, показывая чудеса акробатики.

На второй стене появилась площадь. Тот же мальчонка крался сквозь толпу покупателей. Рядом двигали еще несколько теней. Силуэты указывали, что ребята намного старше мальчишки. От них тянулась паутина. И она опутывала мальчика, направляя движения рук, ног, головы.

Вот рука потянулась к прилавку. По выражению глаз было видно, что мальчику это неприятно. Рука как будто вышла из-под контроля. И…

Свет в зале моргнул. Картина застыла. Женщина не выдержала и прошептала:

— Миленький мой, сопротивляйся. Ведь ты не вор. Не бойся ты этих ребят. Они…

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.

Введите сумму не менее null ₽, если хотите поддержать автора, или скачайте книгу бесплатно.Подробнее