Бесплатный фрагмент - До Луны и обратно

Моему дорогому М.

Свети, как солнышко.

Спасибо тебе за то, что ты есть.

Глава 1. Светящийся нуом из старинного рода Мумки

В далекой стране Чудландии в городке у подножия горы Край на улице Лелеанделя с давних времен стоял старый чугунный фонарь, похожий на знак вопроса. Обычный уличный фонарь, скажете вы. Как сто других фонарей на той же улице.

Но этот фонарь был особенным, потому что он светил ярче других. Спеша по своим делам, вечерами люди старались пройти именно по улице Лелеанделя, потому что она всегда была залита теплым желтым светом, и идти по ней было совсем не страшно даже в дождь и метель.

У старого чугунного фонаря был секрет, о котором не знал ни один человек. В нем жил светящийся нуом по имени Грайон из старинного рода Мумки.

Кто такие нуомы, спросите вы? Они похожи на людей, только очень маленькие. У них тонкая прозрачная кожа, похожая на фарфор, и яркие глаза цвета янтаря, а их сияющие на солнце волосы будто сотканы из золотых нитей. И есть еще кое-что, что делает нуомов особенными, — они умеют давать свет. Как лампочки. Только в сто раз сильнее.

Но вернемся к нашему Грайону. Он был молод — недавно ему исполнилось двести тридцать два года. Добрый, отзывчивый и веселый, рыжий нуом любил песни, стихи, гонки на стрекозах и сияющие рассветы.

По утрам Грайон просыпался, сладко зевал ровно три раза, затем со свойственной ему вежливостью говорил себе «доброе утро», вставал (по старинной традиции нуомов, с правой ноги) и приветствовал мир, говоря:

— Здравствуй.

Затем он варил горячий шоколад, жарил две круглые оладьи размером с грош и смотрел через большие окна своего домика-фонаря. Он видел, как внизу по дороге спешат люди, хлопают в полете красивыми крыльями бабочки, летают с ветки на ветку воробьи. Он открывал окно и слышал, как в воздухе жужжат мухи, привлеченные сладкими ароматами из соседней кондитерской, и как движутся стрелки городских часов (тик-так, тик-так), отмеряя время.

Устроить дом в старинном фонаре было отличной идеей. Стены от пола до потолка были стеклянными, и весь день, куда бы ни направилось солнце, оно освещало комнату. Внутри стояла кровать из веток и перины, набитой птичьими перьями. Напротив кровати было кресло канареечного цвета, накрытое пахнущим лавандой клетчатым фиолетовым пледом. В углу ждала своего часа мандолина. Ее изготовил когда-то отец Грайона из скорлупы грецкого ореха и тонкой липовой палочки. Струны были сделаны из кошачьих усов, благодаря чему мандолина практически мурлыкала. Грайон часто играл в ближайшем парке старинные песни нуомов — так, как их пела ему мать. Бабочки, стрекозы и жуки были его благодарными слушателями и одаривали бурными аплодисментами. А вот мыши старались держаться подальше от мурлыкающих звуков невиданного инструмента.

Нарушали покой Грайона только поезда, из-за которых старинный фонарь начинал слегка подрагивать, и студенты из университета неподалеку: вечерами веселые компании друзей частенько сидели на скамейке под его фонарем. По правде сказать, Грайон любил, когда они приходили: их звонкий смех был ему приятен. Грайон с любопытством наблюдал за ними, оставаясь незамеченным. Великаны были на него похожи. Только гораздо больше по размеру. И свет они давали как-то иначе — через слова, объятия и улыбки.

Каждый день Грайон делал этот мир светлее. Весь день нуомы вбирают в себя солнечный свет, а потом, в темноте, светятся, словно тысячи маленьких солнц. Жаль, что Грайон был последним нуомом на Земле.

***

Вот и в это утро Грайон сел в мягкое кресло канареечного цвета и, прикрыв от удовольствия глаза, выпил горячий шоколад. Напиток был сладким и тягучим, как счастье. Вдруг раздался стук в дверь.

Грайон повернул голову и увидел за стеклянной дверью шелковичную бабочку — свою приятельницу Жужу. Иногда она прилетала к нему, и он угощал ее крошечным кусочком яблока, а она рассказывала ему о том, что видела, пока порхала по окрестностям.

И на сей раз Жужа не отказалась от лакомства. Присев на крошечный табурет, она, зная о своей красоте, кокетливо сложила прекрасные крылья и поведала новость: в городе новый мэр. Он хочет сделать город красивым и чистым.

— Какая чудесная новость! — обрадовался Грайон. Он любил порядок и надеялся, что теперь на городских клумбах будет много цветов.

— По этому поводу на шестой день после полной Луны мы устраиваем праздничный вечер на клумбе возле реки. Каждый может прийти с кем-то из своей стаи.

Грайон загрустил, и это не укрылось от бабочки.

— А правда, что ты последний нуом на Земле? — тихо спросила Жужа.

Грайон глубоко вздохнул.

— Так и есть. На свете больше не осталось ни одного нуома со времен Великого Исхода. Когда-то мы дружили с людьми и называли их «великанами». Мы ведь похожи с ними, как две капли воды: большая и маленькая. Нуомам не приходилось скрываться. В городах у нас были целые кварталы. Мы вели хозяйство и даже нанимали великанов для обработки земли и строительства домов, а те обращались к нам, чтобы перебрать крупу, сделать тонкое украшение или найти мелкую пропажу. Иногда быть маленьким — очень удобно. Нуомы своими светящимися пальцами создавали дивные золотые украшения тонкой работы, превосходные цветочные джемы, фиалковые пирожные… Не было на свете искуснее кондитеров и ювелиров!

— Но как вышло, что ты остался на Земле один и что за Великий Исход? — напомнила Жужа.

— Когда я был маленьким (мне было тогда лет сто, не больше), мы жили на набережной, у самого берега реки. Однажды холодным зимним утром в нашем квартале появился великан по имени Иван Курильский с черными бакенбардами по последней моде. Он слыл очень деловым фабрикантом, у него были бумаги на снос всего нашего квартала. Нас выгоняли из собственных домов. В тот же день тысячелетние дома нуомов разрушили за пять минут. Никогда не забуду, как плакала мама, глядя, как наш дом превращается в щепки и битое стекло. В домах нуомов всегда было много стекол — от пола до потолка, ведь мы так любим солнце. Еще много дней, если кто-то ходил по нашему кварталу, под башмаками хрустели разноцветные осколки вперемешку со снегом.

Нам обещали построить новые дома, если мы будем работать на кондитерской фабрике того самого Ивана Курильского. Всем известно, что нуомы — превосходные кондитеры. Но наши конфеты с тончайшими вафлями, нугой и нежным бисквитом оказались никому не нужны, потому что мы делали их слишком медленно, а конвейер крутился слишком быстро…

Так тысячи нуомов остались без крова и еды. И они ушли — прямо по снегу, в мороз и метель, оставляя маленькие следы, которые быстро заметала злая метель. Я был любопытным и любил сладости. Когда мой народ уходил, никто не знал, что я исследую запасы на кондитерской фабрике… Я оказался под завалом из миндаля. Меня спасла старая мышь. Какое-то время я жил в ее норе, она кормила меня кусочками фруктов и сухарей, но вскоре заметила, что я становлюсь все более прозрачным. Мне нужен был солнечный свет. И тогда она вызвала таксострекозу и сказала, чтобы я летел жить в старом фонаре на улице Лелеанделя. Он давно не работал. Так я и поселился здесь. С тех пор прошло много лет, и я больше никогда не встречал ни одного нуома. Должно быть, они все погибли в той метели.

— Какая печальная история! — вздохнула Жужа. — Неужели великаны не пожалели о том, что выгнали нуомов?

— Когда нуомы ушли, в городах по ночам стало совсем темно, и людям пришлось ставить больше фонарей. К этим фонарям стали слетаться мотыльки и бабочки — и… гибнуть.

— Да, Грайон… Свет лампочек опасен для нас. Но твой фонарь светит как-то иначе и никогда не становится горячим.

— Ты права, Жужа. Свет нуомов создан, чтобы заменить солнце, когда ночью оно скрывается на небе.

Жужа спросила:

— Раз великаны выгнали нуомов, зачем ты даришь им свой свет?

— Затем, что нуомы рождены, чтобы давать свет. Запирая в себе свет, мы умираем.

На глаза нуома навернулись янтарные слезы, но он быстро смахнул их. Грустить было некогда: пришла пора приниматься за работу.

Когда Жужа улетела, Грайон начал чистить стекла своего домика-фонаря. Его фонарь должен был давать много света, чтобы проходящим мимо великанам хотелось делать большие и добрые дела.

А когда наступила ночь, нуом лег на свою кровать и закрыл глаза. Постепенно все его тело становилось все более прозрачным, и сквозь оболочку начинал сочиться естественный теплый свет. Нуом светлел все больше, и наконец, весь превратился в свет, словно лампочка. И был он, как маленькое солнце или звезда. На его прозрачном лице сияла счастливая улыбка. Да что там — он был по-настоящему счастлив!

Глава 2. Желтая груша и рыжий кот

Утром нуом Грайон перестал светить и после чашки горячего шоколада спустился вниз по веревочной лестнице. Это было рискованно, но припасы заканчивались. У него был целый день, чтобы набить свой рюкзак едой. Грайон обожал все желтое: груши, дыни, сливы и яблоки, но раздобыть все эти лакомства было не так-то просто.

На клумбе среди маргариток сидела таксострекоза, на боку которой красовались «шашечки», ровно такие же, как на обычном городском такси. Грайон свистнул — и уже через секунду летел верхом в сторону городской ярмарки.

Приземлившись в траве возле высокого прилавка, он ощутил в себе веселое волнение. На городской ярмарке царила суматоха. Уличные музыканты пели о любви и лете. Великаны продавали здесь фрукты, овощи, орехи и ягоды. Грайон с удовольствием вдыхал смешанные ароматы, ощущал дуновение ветра и впитывал тепло. Но пора было действовать. Нуом закинул тонкую веревку высоко наверх к прилавку, и крюк на ее конце впился в сочную грушу. Грайон потянул, и груша полетела вниз, словно с неба. Когда она приземлилась, нуом вставил в нее соломинку, через которую сладкий грушевый сок потек в стеклянную бутылку.

Бутылка наполнилась почти до краев, когда рука продавца-великана потянулась за грушей. Нуом схватил бутылку, заткнул пробкой и, сжавшись в комочек, прикинулся камнем — к счастью, на нем была серая неприметная одежда в цвет мостовой. Делать так его научили ящерицы.

Когда груша вернулась на прилавок и опасность миновала, нуом поднялся на ноги и быстро осмотрелся. Он увидел лавку с сухофруктами и побежал к ней, стараясь держаться подальше от великанов, которые в любой момент могли раздавить его своими грубыми башмаками.

По веревочной лестнице нуом залез в мешок с ароматным изюмом и взял себе несколько тяжелых сладких ягод. Таких, пожалуй, хватит на неделю. В другой лавке он отпилил тонкий ломтик сливочного сыра, аккуратно скрутил его в трубочку, как огромный лист, и тоже положил в рюкзак. Затем, уже порядком уставший, пробежался до лавки с крупой и, забравшись на прилавок, насыпал себе пшена.

Стоит отметить, что еду Грайон брал не просто так. Каждый раз он оставлял на прилавке золотую монету с изображенным на ней королем нуомов. Мешок с монетами ему однажды принесла к фонарю семья мышей со словами: «Это оставили твои родители, когда уходили из города». С тех пор Грайон мог покупать себе еду на ярмарке. Находя нуомовские золотые на прилавках, великаны-продавцы, конечно, и не подозревали, что эти крошечные бусинки представляют собой какую-то ценность. Но почему-то решали оставить их себе или подарить своим детям.

День клонился к вечеру. Грайон нес за спиной тяжелый рюкзак с припасами. Он шел уже к выходу, как вдруг ощутил неприятный кисловато-молочный запах. «Что это?.. — подумал он, и внезапно его осенила страшная догадка. — О нет!..»

Но догадка была верна — он оказался в мясном ряду. А здесь…

— Мяяяу! — сказало полосатое мохнатое чудище где-то совсем рядом, и огромные острые зубы чуть не впились Грайону в пятку. Голодный кот с огромными горящими глазами заметил нуома и принял его за мышь!

Это грозило бедой. Нуом, петляя и уворачиваясь, побежал мимо прилавков и чьих-то огромных башмаков, пытаясь перехитрить кота. К счастью, из-под мясного прилавка выскочил пес и, бросив кость, с сердитым лаем погнался за котом. Кот вмиг забыл о Грайоне и пустился наутек.

Оказавшись в безопасности, нуом присел на корточки под одуванчиком и отдышался. Сквозь пушистые лучики цветка проглядывало солнце — оно давало ему сил. Но Грайону нужно было вернуться домой до заката, пока он не начал светиться в темноте, привлекая к себе слишком много внимания.

До дома было далеко. Поэтому нуом издал свой фирменный тонкий свист — и через несколько секунд с жужжанием вертолета рядом с ним оказалась таксострекоза.

— До седьмого фонаря на Лелеанделя, — хрипло воскликнул Грайон, таксострекоза снизилась. Он сел на нее верхом, и они улетели.

Глава 3. Землетрясение в Чудландии

На рассвете, когда Грайон перестал быть прозрачным, и свет больше не сочился из него, как из лампочки, в стеклянную дверь тревожно постучали. Грайон, сладко спавший под фиолетовым пледом на пушистой перине, открыл глаза, поспешно встал и выглянул в окно.

Он увидел красавицу Жужу. Она в смятении впорхнула в комнату и села на диван, сложив свои прекрасные крылья.

— Ты в опасности, друг! Великаны сносят старые фонари и меняют их на новые. Они вырывают их из земли и выбрасывают на кладбище ненужных вещей. Вот что значит — сделать город красивым и чистым! — горько сказала она и расплакалась.

Услышав это, Грайон сник. Когда-то давно, едва он родился, должно быть, все так и было: рушились дома, исчезали целые кварталы, и весь его народ погиб в холодной заснеженной пустыне среди зимы.

— Летим к нам, Грайон. Мы живем в щели на теплом чердаке дома в конце улицы, там и будем зимовать.

Но Грайон покачал головой.

— Нет, Жужа, я больше не оставлю свой дом.

— Но ты погибнешь, друг.

— Я не оставлю свой дом просто так, — твердо сказал Грайон. — Они больше не смогут выгонять нас, нуомов, из домов. И пусть я последний нуом на этой Земле, я не сдамся.

Шум нарастал. Соседние фонари уже вырвали из земли. Уходя, Жужа вздохнула. В глазах ее была печаль.

— Я никогда не видела нуомов, но уверена: ты самый храбрый из всех! Надеюсь, мы еще увидимся, Грайон, и я услышу твои дивные песни.

Старинные уличные фонари падали один за другим. Грайон открыл дверь и воскликнул:

— Спасайся, Жужа!

Она взмахнула своими прекрасными шелковыми крыльями и улетела. А Грайон захлопнул дверь. В этот момент фонарь пошатнулся, и земля ушла из-под ног нуома.

Когда Грайон очнулся, он увидел, что в его доме-фонаре все перевернуто вверх дном. В воздухе витали цветочная пыльца и перья, высыпавшиеся из порванных подушек и перины. Стулья валялись на полу, сверху лежал клетчатый плед вперемешку с красками, бумагой, сковородками и тарелками. В кресле лежали недоеденные сырники, один из них служил «шляпой» для маленькой статуэтки в виде кота. Грайон рассматривал все это и ощупывал ушибленный висок.

Последнее, что он запомнил — это невероятное по силе землетрясение, после которого он упал, ударившись о пол головой, и потерял сознание. Нуом встал, отодвинул шторку и выглянул в окно. Теперь фонарь был без ножки и стоял на старом деревянном столе огромной комнаты.

Вы когда-нибудь оказывались в комнатах, где шкафы своими размерами напоминают небоскребы? Вы ощутили бы себя песчинкой. Во всяком случае именно так почувствовал себя Грайон, приглядываясь к новому дому.

Нескончаемые диваны, которые можно переходить, как горы, только с альпинистским снаряжением, и ворсистый зеленый ковер — как заросли в джунглях.

«Только не это! — подумал Грайон. — Я заперт в доме великанов! Они нашли меня!»

На полу были расставлены машины, на полках лежали пистолеты.

«Да тут опасно», — насторожился Грайон.

Вдруг дверь открылась. Нуом поспешил спрятаться за шторой и стал внимательно слушать.

— Смотри, пап, что я нашел, пока мы гуляли на Воробьевых горах! — сказал мальчишеский голос. — Настоящий уличный фонарь, только без ножки! В том районе стройка, и старые фонари уже не нужны.

И вдруг — о ужас! — чья-то рука открыла дверцу фонаря. Грайон затаился за шторой.

— Хм, да тут настоящий кукольный домик, — сказал другой, взрослый голос. — Шторы, диван и даже мандолина из ореховой скорлупы. Здорово кто-то придумал.

— Я думаю, что этот фонарь волшебный. И там живет джинн.

— Ты уже потер фонарь, чтобы вызвать джинна? — весело спросил взрослый голос.

— Если честно, да… — смутился мальчик. — Но джинн не появился.

— А какие желания ты загадал бы?

— Ну… Я хотел бы те самые конфеты из лавки на углу… и доказать, что на Луне есть жизнь. Я ведь видел однажды там кого-то, когда ты разрешил мне смотреть в телескоп.

— У тебя, как всегда, планы вселенского масштаба, — с улыбкой сказал папа.

— Но больше всего я хотел бы изобрести лекарство для мамы, чтобы она проснулась.

Папа грустно промолчал.

— Все будет хорошо, сынок, — произнес папа. — Я верю, она поправится.

Дверь закрылась, и мальчик остался в комнате один. Он снова потер фонарь и тихо, доверительно прошептал (должно быть, джинну):

— Дорогой джинн! Пожалуйста, подскажи, где найти лекарство для мамы. А еще… Федя Затевакин в школе опять задается. Он говорит, что на Луне никого нет, и лунотян не существует. Он обзывает меня лунатиком. Даже папа мне не верит и считает все выдумками. А я точно знаю, что они есть. Дорогой джин, не мог бы ты слетать на Луну и дать мне оттуда какой-нибудь знак? Например, можно сфотографировать маленького лунотянина. Ну чтобы я им всем-всем доказал, что я не выдумываю?

За окном смеркалось. На Лелеанделя (а именно так нуомы называли великанскую улицу Косыгина на Воробьевых горах) зажигались фонари.

Грайон, оставаясь незамеченным, следил за мальчиком из-за шторы своего фонарного дома. Мальчик ему нравился. Интересно, сколько ему лет: сто или, может, двести?

Тело Грайона уже начинало становиться прозрачным, а это было опасно — теперь его легко могли заметить. Грайон как мог сдерживал свет. Такое с ним было впервые. Он чувствовал боль — будто грудь разрывалась, переполненная энергией и силой.

В комнате великанского мальчика кто-то выключил свет и зажег ночник над диваном. Грайону пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сдержать накопившийся свет: нуом не должен был себя выдать.

— Пора спать, Сережа.

Великанский мальчик, который уже был в кровати, спросил:

— Пап, а откуда в лампочке свет?

— Ну… По проводам движется электрический ток, он и дает свет.

— А что такое электрический ток?

— Это множество искорок, которые объединились и все вместе следуют в одном направлении. Вместе они большая сила. На тебе, кстати, тоже есть электричество.

— То есть я тоже мог бы быть лампочкой?

— Нет, — улыбнулся папа. — Не все так просто. Ток движется только по замкнутой электрической цепи. Ну вот как если сок через трубочку никуда не течет, пока ты не начнешь его пить. Живое существо не может стать лампочкой: ни человек, ни кот, ни попугай. Ни даже папа. Это невозможно.

— Но ведь про маму часто говорят, что она светится!

— Да… Люди тоже могут светиться, но от переполняющей их радости, счастья, любви… Это тоже дает свет, только по-другому.

Обдумывая это, Сережа лег спать и вскоре крепко уснул, а Грайон наконец выпустил свет наружу. Последний на Земле нуом всю ночь светил, озаряя комнату мальчика и его сны. Он смотрел, как в небе сияет полная луна. Ему никогда не приходило в голову, что там может быть кто-то, кроме отблеска солнечного света.

Глава 4. Новые зззззнакомые

Утром Грайон вышел из фонаря, чтобы осмотреться. В комнате никого не было. Откуда-то тянулся манящий аромат сырников и какао. Но ни голосов, ни шагов Грайон не услышал — должно быть, великаны ушли.

Тогда нуом достал из рюкзака моток золотой нити, на конце которой был крюк. Грайон забросил нить в сторону противоположной стены. Крюк прочно зацепился за полку. Тогда нуом взялся за прицепленную к нити рукоятку. Она заскользила по золотой нити, и он, ускоряясь, полетел вперед, будто над пропастью, но не чувствуя никакой опасности, а только кипучую радость от полета. Оказавшись на полке, он снова закинул нить с крюком — теперь уже на стеллаж в коридоре. Преодолев еще одно расстояние в два счета, он оказался возле кухни. Раз — и золотая нить уже унесла нуома на обеденный стол.

Не успел Грайон осмотреться, как огромная птица, сидевшая в клетке на подоконнике, закричала во все горло:

— Нуоооом! Дерррржиии!

Это был огромный зеленый попугай. Он щелкал своим железным клювом, шумно хлопал разноцветными крыльями, но не взлетал.

«Он не может выйти из клетки, — догадался нуом. — Значит, я в безопасности».

— Ты знаешь, кто я такой? — удивленно спросил у попугая Грайон, стоя перед клеткой.

— Нуооом! Нуооом!

— Куриная ты голова! — сказал Грайон и рассмеялся.

— И вовсе не курррррриная!!! — совершенно по-человечески прокричал попугай. — Я попугай! Попугай! Самый умный попугай! Я живу тррррриста лет! Нуомы ушли! Нуомы ушли!

— Нуомы погибли, — грустно сказал Грайон.

— Нуомы ушли! Выссссоко-выссссоко! Я видел ссссам, как они ходят по ннебу!

— По небу? Ты что-то путаешь, попугай.

— Господин Филлллимон! Тррриста лет меня зовут «господин Филлллимон»!

— Ладно, старина. Буду звать тебя господином Филимоном. Так ты видел нуомов?

— Они вошли в луч света и исчезззли за облаками!!!

— Так они не погибли!!! — воскликнул Грайон. От радости его сердце стучало так, словно собиралось улететь к облакам.

— Они ушли в небооо!

— Как же мне их найти?!

— Тебе надо нннайти тот яркий луч выссского-высссоко в горах! Выпусти меня из клллллетки! И мы полетим туда!!!

— Ну нет! — помотал головой нуом. — Как только я выпущу тебя, ты меня съешь!

— Я ссссамый умный попугай! Я живу тррррриста лет! Я не съеллл ни одного ннуоммма! Кллллянусь своими прекрасными перьями на хвввосте!

Поразмыслив еще несколько мгновений, Грайон решился: клятва на перьях выглядела весьма убедительно. Он открыл клетку, и зеленый попугай выпорхнул на свободу. Чтобы размяться, он сделал несколько кругов по кухне и сел на стол рядом с Грайоном.

— Я жжживу в этом доме ужжже семь лет! Мальчику подарили меня на первый День рождения. Я рррожден на воле на Канаррррах, где рррастут пальмы и кокосы.

— А что такое Канары?

— Канааррры!!! Это вечное лллето! Это оккеааан, эттто песок! Это крррасивые попугаи, глупппые обезьяны, это бана-на-ны и оррррехи. Это жжжжара!!!

— Так ты видел нуомов там?

— Нет. Я вввидел их выссссоко в горрррах. Они решили жить на острове, где высится выше облаков гора и где нет великанов. На таких островах есть только звери и птицы. Люди почему-то называют их необитаемыми. Они такие самовлюбленные, эти великаны, что называют необитаемыми все места, где их нет!

Нуом рассмеялся. Это свойство великанов и правда показалось ему смешным.

— Как я хотел бы оказаться там! — воскликнул Грайон.

— Так давай же поскорррей полетим! Но сначала-ла поедим!

— Что ты хотел бы? — улыбнулся нуом.

— Ссссамые вкусные лакомства зззздесь, в шкафу. Сушеная папайя, мар-р-мелад и ссссушки с маком.

— Мяяяу, — внезапно раздалось где-то рядом.

Грайон быстро оглянулся. На него смотрели два огромных светящихся прожектора. Они были похожи на фары стремительно надвигающегося автомобиля.

— Кот… — в ужасе произнес Грайон, глядя на черного персидского хищника.

— Мяу! — угрожающе рявкнул кот и бросился на веселую компанию в атаку. Это был воинственный кот с древней восточной родословной. Своим предком он считал придворного кота персидского царя Дария. Он мечтал быть единственным питомцем в доме. Веселые компании не входили в его планы.

Глава 5, в которой беглецы пойманы и разоблачены

Филимон стремительно замахал крыльями. Грайону ничего не оставалось, как спасаться бегством, ухватившись за лапу попугая. Вместе они стали летать по квартире с головокружительной скоростью.

Грайон был силен и крепко держался за лапу Филимона, из-за чего их все время кренило влево. Пытаясь схватить их обоих своими острыми зубами и цепкими когтями, кот скакал, будто шар с зубами, который не ел неделю. Миновав в одну секунду весь коридор, кот побежал за попугаем в детскую. Филимон уселся на люстру с нарисованными на ней звездами и ракетами, чтобы передохнуть. Кот забрался на шкаф — и ринулся в атаку на люстру. Резко качнувшись, Грайон выпустил из рук огромную лапу попугая, сорвался и камнем полетел вниз. К счастью, у опытного жителя высокого городского фонаря всегда был при себе маленький парашют.

Через секунду свободного падения Грайон дернул за кольцо, и солнечно-желтый купол раскрылся над его головой. Кот бросился с люстры на пол и приземлился на ковре, как большой зубастый снаряд. Он сел поджидать парашютиста.

Филимон замахал крыльями, щедро посыпая кота-аллергика пухом и перьями, и истошно закричал:

— Берррегииись!

Еще секунда — и Грайон был бы схвачен в капкан острых зубов, но внезапно кот, вопреки законам природы, взлетел к потолку. Причиной этого странного поведения было то, что в комнату вошел мальчик Сережа. Он и взял кота на руки.

— Что ты тут устроил, Сосиска? — весело спросил мальчик у кота.

Кот мурлыкал и подлизывался, притворяясь послушным домашним питомцем, заслуживающим молока и сосисок.

Грайон решил воспользоваться ситуацией и спастись бегством.

— Ого! — прокричал вслед мальчик ему. — Это что за человечек? Ты за ним гонялся, Сосиска?

О ужас! Великанский ребенок заметил на полу бегущего со всех ног нуома, быстро наклонился и в тот же миг схватил рыжего человечка в свои теплые ладони.

Нуом лихорадочно думал, что ему предпринять. Как назло, попугай при виде хозяина трусливо попятился и самовольно забрался в клетку. Было ясно, что он совершенно не собирается помогать Грайону.

— Ты что за человечек? Признавайся! — весело сказал мальчик.

Нуому очень не понравилось это фамильярное обращение, и он гордо, насколько позволяло положение пленника, заявил:

— Заприте этого кота и поставьте меня на землю. Тогда мы сможем с вами завести знакомство.

Мальчик зачарованно улыбнулся. Он никогда еще не видел говорящих человечков размером с его игрушечных солдатиков.

— О, вы умеете разговаривать! — Сережа выпустил кота, а сам с Грайоном в руке сел на диван. — Так кто же вы? Вас уменьшили с помощью секретной машины для спецагентов?

— Я не знаю ничего про секретные машины для спецагентов, — ответил нуом. — Я нуом Грайон из старинного семейства Мумки. Много лет я прожил в том фонаре, который вы нашли после нападения городских властей на мое жилище, на улице Лелеанделя.

— Я не знаю такой улицы! У нас в Москве такой нет.

— А у нас в Чудландии есть.

— Это что за страна такая — Чудландия?

— Мы в ней находимся. Страна древних нуомов, конечно же.

— Но папа говорил мне, что нуомы — это всего лишь выдумка! — воскликнул мальчик.

Услышав о том, что он выдумка, нуом весело рассмеялся.

— Сложно верить в то, чего ты никогда не видел. Для этого требуется слишком много воображения, — ответил он.

— Так значит, этот фонарь — ваш дом?

— Да-да. Мое скромное жилище.

— А где же ваша семья?

— Я живу один. Нуомы ушли из этих земель, и я давным-давно не видел никого из своих братьев.

— А сколько живут нуомы? Дольше бабочек? — полюбопытствовал мальчик.

— Нуомы живут тысячу лет.

— А сколько вам лет? — удивился мальчик.

— Двести тридцать два, по моим скромным подсчетам.

— Ого, значит, вы уже старичок. А мне девять. Девять лет. И я во много раз больше вас.

— И совсем не старичок, — обиделся Грайон. — По меркам нуомов, я как раз вошел в возраст расцвета сияния.

— Расцвета сияния? Как это?

— Видите ли, нуомы по ночам светят ярче лампочек. Яркость сияния зависит от возраста. К двум сотням лет света внутри становится очень много, а после восьмисот он идет на убыль. Когда света совсем не остается, нуом засыпает навсегда, а потом превращается в золотую пыль. Чтобы жить, нам нужно много солнечного света, это нас питает, поэтому в наших жилищах всегда так много окон.

— Так значит, вы питаетесь только солнечным светом?

— Вовсе нет, — сказал Грайон и скромно уточнил, — мы еще очень любим фрукты и горячий шоколад. И изюм. А еще иногда немного пирога с корицей, яблоками и ванилью…

Нуом выглядел так мечтательно, перечисляя блюда, что мальчик догадался:

— Так вы голодны! Идемте на кухню! Там много вкусного!

Грайон понял, что у великанского мальчика большое доброе сердце, и совершенно успокоился.

— Хорошо, — сказал нуом, глядя, как в крошечных песочных часах на его запястье последние песчинки стекают вниз. — Теперь мы поговорили достаточно, чтобы перейти на «ты».

— О! Это замечательная новость! Значит, мы почти друзья. Кстати, меня зовут Сережа.

— Очень приятно, Сережа, — вежливо откликнулся Грайон.

— А хочешь прокатиться до кухни? Садись же! Садись в машину!

— Это специальный автомобиль для нуомов? Я никогда не видел такой маленькой машинки на нашей улице Лелеанделя… — проговорил нуом.

— Это игрушечная машина на радиоуправлении! Шикарный кабриолет, между прочим, я бы и сам покатался, но слишком уж большой, — улыбнулся великанский ребенок.

Мальчик открыл дверцу красной машины, приглашая своего маленького друга сесть на водительское место. Грайон забрался в сверкающий лаком кабриолет и приготовился к приятной прогулке по квартире.

Однако внезапно машина резко рванула и с неслыханной скоростью понеслась по квартире. Мальчик, желая доставить гостю удовольствие от экстремальной езды, вовсю жал на кнопки.

— А-а-а! — в ужасе кричал Грайон. — Останови-и-ите!!

Но его никто не слышал.

Если бы нуом когда-нибудь побывал на «американских горках», он сказал бы, что это цветочки по сравнению с ощущениями, которые он испытал в той машине. Автомобиль с жужжанием несся по квартире, каждый поворот таил в себе опасность переворота, встречный ветер трепал волосы Грайона, а сердце сковал леденящий ужас.

К счастью, машина не врезалась ни в один поворот, хотя местами шла в миллиметрах от плинтусов и углов.

— Ох, ну и поездочка! — выдохнул Грайон, вылезая из остановившейся на кухне машины. Его рыжая шевелюра стояла дыбом и, кажется, даже искрилась. — Я больше никогда не соглашусь на такую авантюру!

Глава 6. Прячься! Медве-е-едь!

Грайон наконец-то завтракал. Он с аппетитом уминал кусочки сырников, изюминку, шоколадный крем, кусочек банана и запивал все это какао из пластиковой детали конструктора, служившей теперь чашечкой. Кот трусливо сидел поблизости и облизывался.

Сережа с любопытством исследователя наблюдал за своим новым знакомым.

— Как хорошо, что я нашел этот фонарь! Теперь ты будешь жить здесь, а я буду тебя кормить, мы будем вместе играть и смотреть мультики.

— Мультики? А что это? — удивился Грайон.

— Ну как же так! — воскликнул Сережа. — Ты не знаешь, что такое мультики?! Сейчас я тебе покажу.

И тогда Сережа достал планшет и включил «Винни-Пуха».

Изюм выпал из рук нуома. Грайон истошно закричал: «Прячься! Медве-е-едь!» — и схватился за лежавший рядом остро наточенный карандаш. В эту секунду Грайон походил на первобытного человека с копьем.

Сережа от души рассмеялся, увидев храброго нуома, готового сразиться один на один с Винни-Пухом.

— Это же мультик! Мультик! Оживленный рисунок.

Грайон облегченно выдохнул.

— В наши времена люди ходили в галереи, чтобы посмотреть на рисунки. А теперь ваши рисунки ходят в книгах. Боже мой. Как я отстал от вашей великанской жизни за последнюю сотню лет!

И они вместе сели смотреть мультики — про Винни, Леопольда, Гарфилда, Дюймовочку и многих удивительных героев.

Наступил вечер. Грайон начинал светиться. Сережа заметил это и спросил:

— Что это с тобой?

— Как я говорил, мы, нуомы, с наступлением темноты излучаем свет.

— Вот это да… ты и правда ходячая лампочка. А теперь идем, я покажу тебе кое-то.

Он подставил свою ладонь Грайону, и нуом сел в нее, как в открытую кабину фуникулера.

Пройдя по коридору, они повернули налево и вошли в комнату папы.

Глава 7. Секрет метеоролога

Сережин папа — Михаил Петрович Уткин — работал метеорологом (то есть по движению облаков мог предсказывать погоду). Но когда он приходил с работы, начиналась совершенно другая жизнь.

Его комната была настоящей норой инженера-изобретателя. Посередине стоял огромный обтесанный стол, над которым висела мощная лампа в железном плафоне. Тут лежали чертежи, циркуль, измерительные приборы. Рядом стоял суперсовременный и умный компьютер, помогавший с расчетами. Вокруг стола валялись в беспорядке бумаги, карандаши, кусочки проводов, проволока и стоял целый стеллаж с загадочными зелеными микросхемами. У окна возвышался телескоп размером с человеческий рост — наверное, Сережин папа любил смотреть на звезды. По стенам были развешены приборы для измерения атмосферного давления, влажности воздуха и кучности облаков, дальности пролетающих птиц, густоты туч и напряженности электрической молнии. На полках стояли неведомые пузырьки с узкими и широкими горлышками, наполненные разноцветными жидкостями. Нуому обстановка понравилась.

— Твой папа ученый? — спросил он.

— Можно и так сказать. Несколько лет назад далеко в горах он заметил скапливающиеся тучи. Они были необыкновенно плотными, словно сделанные из сажи и пластилина. Папа стал изучать их и доказал, что Земле угрожает опасность, потому что эти тучи были словно перемещающиеся вулканы, готовые взорваться в любой момент. Но папе не поверили. Поэтому он сделал в своей комнате мастерскую. Он считает, что должен спасти планету от этих туч.

Грайон слушал очень внимательно. Он помнил голос Михаила Петровича, и что-то подсказывало ему, что Сережин папа не чудак, не сумасшедший ученый, а очень добрый, умный и бескорыстный человек. И нуом почему-то верил, что где-то там, в горах, копятся тучи, похожие на вулканы…

Тут Грайон заметил железный шкаф, весьма заинтересовавший его.

— А почему шкаф железный? — спросил он.

— Потому, — гордо заявил Сережа, — что это не шкаф, а железная дверь, ведущая на чердак. Пойдем! Я кое-что тебе покажу.

Грайон стоял в кармане рубашки мальчика и, держась за края ладонями, чувствовал себя в полной безопасности. Сережа достал из кармана ключ и открыл проскрежетавшую что-то в знак приветствия дверь.

— Откуда у тебя ключ?

Сережа слегка покраснел.

— Я подумал, папе два ключа не нужны, и один оставил себе…

— Ясно, — покачал головой Грайон. Но, хоть брать ключи у взрослых без спросу нехорошо, ему тоже было крайне любопытно, что же скрывается за этой дверью.

Они вошли внутрь, поднялись по ржавой лестнице и оказались на обычном чердаке многоквартирного дома. И тут Грайон чуть не потерял дар речи!

Он увидел большую крылатую машину — не то самолет, не то ракету, не то пылесос. Чудо техники стояло молча, ожидая, когда его кто-нибудь навестит.

— Эту машину папа создал сам, своими руками. Она пылесосит облака и тучи. Когда-нибудь папа полетит на ней, чтобы сразиться с тучами-вулканами. Но его расчеты еще не окончены. Папа говорит: время еще не пришло. Поэтому машина стоит тут и…

Он провел пальцем по поверхности машины.

— … пылится! А вот бы полететь на ней далеко в космос, на Луну. Ты знаешь, Луна намного меньше Солнца, и, если на Луне подпрыгнуть, можно улететь вверх на целых пятнадцать метров (ну то есть почти до крыши высокого дома). А еще на Луне есть море Холода, море Дождей и Залив Зноя. Правда, в этих морях совсем нет воды.

— Почему же тогда это моря? — удивился Грайон.

— Вот слетаю и расскажу тебе потом, что там к чему. И про лунных человечков расскажу.

Втайне от всех Сережа хранил в сердце надежду, что однажды папина машина полетит в космос и там, на темной стороне Луны, которую никогда не видно с Земли, он встретит маму. Когда-то она говорила ему, что люди во сне гуляют по Луне. Папа говорил, она вот-вот очнется. Но этого не происходило. Она спала уже слишком долго.

Глава 8. План бегства

Вечером с работы пришел папа Михаил Петрович.

— Как успехи, сынок? Сделал уроки? — спросил он, заглядывая в холодильник.

— Папа! Какие там уроки! У нас дома поселился настоящий нуом по имени Грайон.

— Вот как, — улыбнулся отец. — Значит, вот кто тебе уроки не давал делать?

— Пойдем! Пойдем! Я вас познакомлю!

Знакомство с великанским папой совсем не входило в планы Грайона. Нуом быстро, как только мог, выскочил из фонаря и спрятался за стопкой школьных учебников на краю стола.

Тем временем, Сережа подвел папу к фонарю и позвал:

— Грайон, выходи! Я познакомлю тебя с папой!

Но Грайон не отвечал.

Тогда Сережа осторожно открыл дверцу фонаря и обнаружил, что его нового друга нет дома.

— Надо же. Только что был здесь и куда-то исчез, — огорчился мальчик.

— Спрятался! — рассмеялся папа. — Помню, в детстве твоя бабушка читала мне книгу. Кажется, она называлась «Легенды Мумки». Я очень любил истории про нуомов — как они сражались со злым волшебником, который вечно доставлял им много неприятностей. И, кажется, все они были совершенно рыжие и светящиеся, как тысячи звездочек. Они умели друг другу помогать и вкусно готовили какие-то особенные конфеты с секретным ингредиентом. Но даже если у тебя завелся такой нуом, уроки надо делать. Садись, Сережа, за математику.

Папа ушел на кухню, а Сережа сел за письменный стол. Он был крайне расстроен тем, что опять выглядел, как обманщик. Раньше все смеялись над его словами, что на Луне есть лунные человечки. Теперь папа не верит, что у них дома поселился нуом. Однажды он докажет всем, что был прав, и… и… тут Сережа порывисто потянулся к ручке окна, чтобы открыть его, и случайно качнул стол так сильно, что учебники чуть было не полетели вниз.

Грайон, который все это время стоял за стопкой книг, внезапно увидел, что на него несется четверка огромных тяжелых орудий. То были математика, литература, русский и, кажется, «Незнайка на Луне». Он схватился за свисавшую из учебника закладку — приклеенную к обложке синюю ленту — и, словно на канате перенесся через пропасть от стола до подоконника.

Он спрятался на подоконнике за горшком с кактусом. На всякий случай Грайон не хотел показываться на глаза Сереже, ведь папа был дома, и теперь мальчик мог не устоять перед соблазном показать своего маленького товарища отцу. А от взрослых великанов можно ожидать чего угодно.

Ночью светящийся Грайон проснулся, лежа в кактусе. Несколько иголок этого странного растения, достававшего ему до плеч, впилось в руку и ногу. Кактус, однако, соседством Грайона был вполне доволен. Он никогда еще не ощущал столько теплого света вокруг себя. Кстати сказать, за ту ночь кактус сильно вырос и стал ровно в два раза выше, что папа Михаил Петрович расценил как крайне редкое явление кактусового бешенства, а мальчик Сережа решил, что это чьи-то происки и подмена; он даже провел свое собственное расследование с лупой и поиском отпечатков пальцев, но расследование показало, что появление высокого кактуса на подоконнике имеет внеземное происхождение.

Но это все произойдет только утром. А пока была ночь. В то время как Грайон выбирался из цветочного горшка, в комнату залетел разноцветный попугай Филимон и приземлился на столе.

— Хоззззяева ззззабыли закрыть на ночь клллетку.

— Тсс! — быстро предупредил Грайон. Сережа спал в своей постели. — Ты разбудишь мальчика.

Тогда Филимон молча подставил Грайону свою спину, тем самым, объявляя посадку на борт. Нуом обнял попугая за шею и залез ему на спину. Услышав шорох, он обернулся и увидел совсем рядом горящие глаза кота, в ночной темноте похожие на огромные желтые прожекторы, и услышал совсем нетерпеливое дыхание хищника.

— Быстрее, Филимон! Взлетай! — воскликнул нуом.

Филимон был откормленным домашним попугаем, поэтому взлетал он, как тяжело нагруженный самолет, но в этот момент один только вид кота заставил его практически взмыть в воздух.

На книжной полке они были в относительной безопасности. Теперь кот не мог дотянуться до попугая даже в прыжке и поджидал свою добычу снизу, издавая громкое воинственное мяуканье. Самым главным желанием кота по прозвищу Сосиска было в любой момент подобраться поближе к птичке…

Сидеть всю ночь на полке Грайон и Филимон совершенно не собирались. И тогда они составили хитрый план.

Кот проследил (коты прекрасно видят в темноте), как попугай с Грайоном на спине полетел на кухню и огромными прыжками последовал за своей добычей. И только Филимон оказался у распахнутой настежь дверцы клетки, как кот воинственно заорал: «Мяяяяу!» и с ловкостью маленькой пантеры… попал в ловушку. Он запрыгнул внутрь, Филимон быстро отскочил от клетки, и в этот миг Грайон захлопнул дверцу.

Кот оказался взаперти.

Теперь заговорщики могли устроить свое секретное совещание без всяких помех. Зеленый попугай со светящимся нуомом подлетели к банке с крупой, на которой была изображена карта мира. Однажды ее привез из дальней командировки папа Михаил Петрович. Ни попугай, ни Грайон и предположить не могли, что это был оттиск средневековой карты еще до открытия Америки, и такими картами давно уже никто не пользовался.

— Мы полетим с той части крыши, возьмем куррррс на юго-зззапад и прррролетим вдоль озеррр и оттуда к высокой горе, которую ннне вввидно зза облаками! Мы будем лллететь так долго, что тебе покажется это вечностью!

— Да, мой капитан, — салютовал Грайон. — Если так мы найдем моих братьев и… — он хотел сказать «родителей», но эта надежда была столь призрачной, что ему не хотелось даже вытаскивать ее на свет, чтобы никто не мог сказать ему, что найти их невозможно. — Если так мы найдем моих братьев, я готов к любым трудностям.

— Вылетаем на рррассвете.

— Мяяяу, — жалобно донеслось из клетки.

Попугай и нуом расхохотались.

— Что ж. А теперь поррра спать!

На игрушечном велосипеде Грайон, миновав длинный коридор, вернулся из кухни в комнату мальчика и забрался в свой домик.

Однако от волнения спать ему совсем не хотелось. Тут он увидел, что на столике его ждет ужин, положенный Сережей. На крошечной тарелочке, вырезанной из тонкого картона, аппетитно лежали ломтик лимонного пирога, кусочек банана, капля липового меда и две изюминки.

Еда нуома всегда должна быть с изюминкой.

Грайона тронула эта забота. После того, как он потерял семью, еще никто и никогда не готовил для него ужин. Отодвинув штору на окне своего старого светящегося дома, Грайон грустно посмотрел на спящего мальчика. Не такие уж они и плохие, эти великаны. Встречаются не только те, кто разрушает кварталы и сносит старинные фонари, но и светлые — такие, как этот мальчик.

Грайону захотелось сделать для Сережи что-то особенное. Но что? И вдруг его озарило: конфеты из «Шарлоты»!

Глава 9. Шоколадный путь

Все уже спали, когда нуом вышел из своего фонаря и забрался на подоконник. Окно было приоткрыто. Он выбрался на карниз. Дул сильный ветер, карниз покачивался с пугающим металлическим скрежетом. Грайон ухватился за торчащий из карниза гвоздь, и это спасло его, потому что в следующую секунду сильный порыв ветра едва не сбил нуома с ног.

Грайон громко свистнул. Через несколько секунд показалась таксострекоза с горящими в темноте синими глазами и шашечками по бокам. Громыхая своими лопастями, она приземлилась на карниз.

— До кондитерской на углу Шала и обратно, — сказал Грайон, садясь на летучее такси. Нуомовскую улицу Шала москвичи по незнанию называли улицей Вавилова.

И они полетели. Грайон знал, что Сережа прав. Из этой кондитерской «Шарлота» всегда разносился по округе великолепный аромат, который заставлял голову кружиться, пьянил, как утренняя роса, и уносил навстречу мечтам. Так пахнет настоящий шоколад. Запомните: если шоколад не заставляет вас мечтать, он приготовлен с нарушением рецептуры.

Таксострекоза летела, слабо жужжа, мимо окон, из которых уныло сочился желтый искусственный свет. Внизу шагали редкие прохожие, птицы спали на ветках, коты смотрели на них из окон и с крыш. Грайон светил с такой силой, что ему завидовали самые яркие фонари.

Наконец они долетели до «Шарлоты». Кондитерская уже закрывалась.

— Подожди меня здесь, — сказал нуом таксострекозе.

— Ежли ты собираежся утажжить там конфету или напиться какао, то нижего не полужится. Потому жто после закрытия все конфеты ужибираются в специжальный прозрачный яжжык. Комар носу не подтожит. Надо было днем прилетать на гожжтинцы. А ножью даже крожечки тут не найдежж, ужжж я-то знаю.

Таксисты и правда всегда знают обо всем на свете.

— Но что же делать? — спросил Грайон. — Ведь я так хотел достать этих удивительных конфет для доброго мальчика.

— Для мальчика, который живет в той квартире, иззз которой ты збежжжал?

— Да.

— Жж, — задумался таксострекоза. — Однажжжды он спазз меня от верной гибели, когда я запутался в паутине у них на карнизже. Он отпужтил меня. И зззнаежжь, я поможу тебе.

С этими словами таксострекоза с нуомом на спине взлетел к самой крыше двухэтажного дома, в котором располагалась знаменитая на весь мир «Шарлота».

— Мы прожэберемся через вентиляцию на кухню, — сказал летучий таксист. — Это ежинственный жанс найти хоть одну конфетку или хотя бы куззочек апельзззинового мармелада.

Забравшись через решетку вентиляции, они с грохотом и жужжаще-звенящим воплем скатились по длинной трубе вниз, затем качнулись куда-то вверх, обогнули, перевернулись, разогнались и, пыльные и грязные, с огромной скоростью, словно на американских горках, докатились до самой кухни, от которой их отделяла теперь только решетка вентиляции. Грайон ощутил этот острый, пряный, сладкий, ванильно-кофейно-кокосовый (и даже местами апельсиновый) неповторимый аромат конфет и фирменной выпечки кафе «Шарлота». Он даже прикрыл глаза, немного замечтавшись… Он вспомнил этот аромат. Точно такой витал на кондитерской фабрике, где работали нуомы…

Они перелезли через дырки в решетке и оказались внутри. Никого не было. Часы тикали, отсчитывая ночные минуты, как сдачу в магазине с большой купюры монетами.

— Ты просто вежунчик, Грайон! — сказал таксист. — Одна из официанток влюблена в ночного сторожжжа и кажжждый вечер прячет для него несколько конфет и кусожэк торта вон на ту полку за миксером.

Грайон посмотрел в ту сторону, куда показывал таксострекоза.

— Летим туда, — обрадованно воскликнул он.

Они приземлились на деревянной полке с миксером. Грайон открыл свой полотняный мешочек-рюкзачок и положил туда сладкую палочку из апельсинового мармелада, покрытого шоколадом, и миндаль в глазури. Конфета не влезала, и Грайон решил держать ее в руках.

— Полетели! — сказал он, и таксострекоза взмыл вверх, но именно в этот момент открылась дверь на кухню, и вошел тот самый охранник, которому предназначались угощения.

Охранник, который днем учился в университете, а ночью подрабатывал в любимом кафе, застыл при виде светящейся, как фонарь, стрекозы, у которой на спине…

Что?!

Он присмотрелся. Смутно он увидел на спине странной светящейся, как лампочка, стрекозы необычное шевеление и его, его (!) собственную конфету! Это было уже слишком.

— Моя конфета! — воскликнул юный охранник. И взялся за мухобойку.

Несколько раз мухобойка свистела, рассекая воздух, в смертельной близости от несчастной таксострекозы. Но тут юношу так разобрал смех, что он достал из кармана мобильный телефон и стал снимать светящуюся стрекозу с конфетой на спине на видео.

Еще несколько долгих мгновений они парили в воздухе и, наконец, нырнули в окошко вентиляции.

Можно было вздохнуть спокойно. Они полетели по лабиринту. Воздух становился все более свежим и прохладным — и вот, наконец, похитители конфет очутились на поверхности.

— Жух, — прожужжал таксострекоза. — Выбрались.

Они летели обратно, в квартиру, где в этот момент Сережа смотрел сон о том, как он увидит темную сторону Луны, Михаил Петрович сидел над расчетами, свободный телом и духом Филимон храпел на люстре, а в клетке мычал обиженный на весь мир кот.

В воздухе чувствовалась пряная яблочная осень. Скоро похолодает. Грайон понял, что на восходе нужно обязательно отправиться в путь. Если начнутся заморозки, теплолюбивому попугаю будет трудно лететь.

— Жух, — прожужжал таксострекоза. — Приехали.

Грайон аккуратно перелез с карниза на стол. Никто в доме еще не проснулся. Чувствовалось то предвкушение утра, какое бывает только на рассвете, когда пробивающиеся через окно первые солнечные лучи уже щекочут ноздри, и ты пытаешься ухватиться за последние мгновения снов, лежа под теплым одеялом.

На столе лежала недочитанная книга «Незнайка на Луне». Нуом положил на нее добытую конфету, сладкую палочку из апельсинового мармелада, покрытого шоколадом, и миндаль в блестящей глазури. Наверняка Сережа утром первым делом потянется за своей любимой книгой. И тут он увидит лакомство, о котором давно мечтал…

Внезапно в комнату впорхнул попугай. Он сел рядом с Грайоном.

— Поррра, — сказал он.

За окном всходило солнце.

Глава 10. Путешествие с зеленым попугаем

Попугай торжественно объявил, что аварийный выход находится везде, расправил крылья, оттолкнулся от карниза, убрал лапки, как самолет шасси, и быстро набрал высоту.

Они летели в тридцати метрах от земли. Филимон семь лет не бывал под открытым небом и теперь задрал клюв от восхищения самим собой и наслаждения полетом. Нуом Грайон, тем временем, крепко ухватился за ярко-зеленые перья, сжал ногами упитанные бока тропической птицы и держался изо всех сил. Мощные потоки воздуха едва не выбивали его «из седла». Но Грайон не испытывал страха. Напротив, все его мысли были заняты тем, что вот-вот он обретет много друзей и родных. Весть о том, что где-то там, за далеким горизонтом, есть нуомы, подарила Грайону невидимые крылья — так действует на нуомов и людей Надежда.

Так они летели, потеряв счет времени. Города сменялись лесами, леса — реками, реки — маленькими селениями, а затем снова возникали города. Грайон пытался представить, как же выглядит город нуомов — должно быть, это лучшее место на Земле — излучающее свет и радость.

Внезапно мысли Грайона были прерваны судорожными вздрагиваниями Филимона. Это было похоже на небесное землетрясение.

— Турбулентность! — закричал Грайон, чтобы предупредить попугая.

— Я ик-ик-ик-кайю! — пояснил содрогающийся Филимон.

«Разве попугаи икают?» — удивился Грайон, который с каждым новым иком вцеплялся в перья все сильнее, ведь он рисковал упасть.

— Озеро! Летим к озеру! — закричал нуом, и его слова тревожно прочертили воздух и достигли ушей попугая. Мысль попугаю понравилась. И правда — очень хотелось пить.

И Филимон, вздрагивая от икоты, начал стремительное снижение. Со стороны можно было принять это за падение зеленой кометы. Грайон едва держался. Радовало лишь то, что в любой момент нуом мог катапультироваться, ведь он прихватил свой маленький парашют, который сделали для него шелкопряды.

Наконец, путешественники достигли земли. Однако Филимона, привыкшего дома к городским удобствам, ждало некоторое огорчение.

— Как жжже пить? Тут нет спеццциального поильничка для попппугаев, — возмутился Филимон. — Ик!

— Ах, Филимон! — воскликнул Грайон. — Тут целое озеро вкусной прозрачной воды, а ты о поильничке вспомнил. Привыкай. Теперь ты не домашний попугай. И будешь пить всегда, когда захочешь, а не когда тебе нальют воды в поильничек.

«И правда, — подумал Филимон. — Какая странная эта штука — свобода».

***

Они летели над прудом, держась изрезанной волнами кромки берега. Внезапно с ними поравнялись чайки, сиявшие серебристой белизной крыльев и острых клювов. Чаек было много, они окружали и, угрожающе клацая клювами, приказывали совершить посадку.

— Прячься под мои перья, — успел шепнуть попугай.

Под презрительными и негодующими взорами чаек они приземлились на побережье.

То были наглые чертановские чайки в перьях-погонах. Одна из них отделилась от толпы других и подошла к путешественникам с важным видом.

— Вы нарушили воздушные правила, установленные в нашем небе.

— Что же это за правила, господин Чайка? — уточнил попугай. — Разве я летел слишком быстро?

— Как раз нет. Вы летели слишком низко и медленно, явно намереваясь охотиться на нашу рыбу. Рыба в этом пруду и все помойки в окрестностях — наша территория. Никто не может претендовать на несанкционированную рыбалку.

— Но я вовсе не собирался ловить рыбу. Как вы изволили заметить, я попугай. Лечу на свою родину — на Канары. Я рыбу не ем, господин Чайка, а только специальные зерна для тропических попугаев из супермаркета.

— Это вы расскажете своему адвокату. Стража. Задержать его! Кхм… — Чайка вдруг присмотрелся к попугаю так внимательно, что тот обрел надежду на спасение.

— А что это у вас там, под крылом?

Он указывал как раз на то крыло, под которым притаился Грайон.

— У ммменя под кррррылом только мое большое сердце!

— Стража, обыскать его!

И Филимона обыскали.

Чайки клювами ухватили Грайона за рубашку и вывели в центр круга, где стояли пленники.

«Он поймал рыбу», — прошел по стае шепот.

Попугай замешкался, поняв, что еще немного, и Грайона кто-нибудь проглотит, как сардину.

Но тут Грайон выпрямился и сделал останавливающий жест рукой.

Чайки от неожиданности повиновались.

— Как вы изволили заметить, господа чайки, я вовсе не рыба, — сказал Грайон. — Разве я дурно пахну? Разве у меня есть чешуя или плавники? Разве я делаю большие глаза? В общем, нет, я не рыба. Но открою вам тайну. Я царь водных глубин. А этот попугай — мой воздушный верноподданный.

— Чем ты докажешь, что ты царь водных глубин?

— У меня есть мандолина. Вот она, — он снял со спины свой любимый инструмент. — Такая есть только у царя водных глубин.

Чайки задумались и чесали крыльями свои головы. Они совершенно не понимали, как теперь быть с такой важной персоной и как извлечь пользу из этой встречи.

— Дай нам много-много рыбы, и мы отпустим тебя, — наконец решил вожак стаи и нетерпеливо зашелестел серебристым крылом.

Чайки закричали:

— Рыбу! Рыбу! Рыбу!

Грайон смутился, а затем, чтобы выиграть время, сообщил:

— Я невелик ростом, поэтому чтобы рыба выплыла, я ей играю на мандолине. Отправляйтесь на рыбалку и знайте, что ни один из вас не останется без долгожданной рыбки.

Одна из чаек по велению вожака поднялась в воздух и улетела к пруду.

Попугай настороженно посмотрел на собравшихся. Больше никто улетать не собирался. Нуом заиграл на мандолине.

Если бы чайки хоть немного соображали в музыке, а не только, раскрыв клювы, ждали, что им с неба свалится килька, они бы, конечно, оценили, как прекрасны были звуки, извлекаемые Грайоном из незатейливого инструмента. Мелодия, исполненная нуомом, как живительный сок, проникала в самое сердце.

Чайка, отправленная на разведку, некоторое время летала и кружила над прудом, и Грайон напряженно думал, в какой момент ему запрыгнуть на попугая и приказать: «Лети!» — как вдруг чайки победно заголосили. В клюве их товарища красовалась огромная рыбина. Никто и не знал, что в московских глубинах еще водятся такие чудища.

Это было не просто везение, а настоящее чудо.

Чайки взмыли вверх и устремились навстречу рыбе, которую вызвал для них сам царь водных глубин.

А Грайон поскорее сел на спину Филимона, и они, более не задерживаемые никем, полетели.

Путешественники летели еще около часа. Попугай отдавал полету все силы, но, несмотря на перегрузки, он был совершенно счастлив, оказавшись на свободе. Честно сказать, сам Филимон не рискнул бы на такое дальнее путешествие, но он никогда не признался бы в этом Грайону.

Наконец показался лес с чудесными деревьями и цветами. Великаны называли это место в Москве Аптекарским огородом, но Грайон об этом не знал.

— Пристегнитесь! Начинаем снижение!

Пристегиваться было нечем, поэтому Грайон покрепче вцепился в перья.

Они спускались все ниже, ниже, и, наконец, маленькая точка на земле стала приобретать свои очертания. Это был город. Но совсем не такой, как они предполагали. Это был крошечный городок. И в нем жили они, нуомы.

Когда Грайон осознал, что вот сейчас, через минуту, он сможет обнять своих товарищей, его сердце забилось так часто, что он едва не свалился с попугая.

Они приземлились на дороге на окраине городка.

— Вот мы и пррррилетели, — сказал Филимон. — И теперь нам порррра ррррасставаться.

— Как, разве ты не пойдешь со мной?

— О нннет, мой дрррруг и повелитель водных глубин, — рассмеялся Филимон. — До ззззаката мне надо успеть на Канарррры. Но я уверен, что однажды ммы увввидимся!

Они обнялись, как старые друзья. Ничто не сближает так, как совместно пережитые неприятности.

Глава 11. Нуомы, которые потеряли свет

Свет Грайона, который помогал освещать путь всю ночь, еще не угас. Светящийся и счастливый, нуом вошел в город, но вдруг задумался: почему же нет света? Только зеленые огоньки мерцали во тьме.

Глазам Грайона открылось странное зрелище. Волшебный, чарующий город нуомов, расположившийся в лесу, был погружен в глубокий сон.

Грайон слышал где-то поблизости шум воды — очевидно, город стоял на берегу ручья. Нуом шел по улочкам, освещая их. Они пролегали между величественными елками. Широкие стволы были увиты спиральными лестницами. Между домами на ветках пролегали веревочные мосты. На каждом дереве сидело несколько зеленых светлячков, которые слабо освещали город, словно фонари.

Отдельные домики с увитыми зеленью крышами тянулись длинными вереницами, стояли в низинах и на холмах. Жилища нуомов были не такими, как ожидал Грайон. Окошки в них казались совсем крошечными. Это было удивительно, ведь нуомы так любят солнечный свет…

Грайон уже засомневался, что это и есть тот самый город нуомов, о котором говорил Филимон, как вдруг за поворотом увидел слабое свечение в окне в домике на невысоком зеленом холме. Но спутать было сложно. Это был теплый свет маленьких человечков.

Сердце Грайона наполнилось радостью, и он поспешил к дому. Взобравшись на холм и поднявшись по ступеням, он подошел к двери одноэтажной хижины, отдышался и прислушался. Внутри кто-то ходил. Грайон тихонько постучал. Свет в доме сразу погас.

Через секунду раздались шаги, и дверь с легким скрипом отворилась. В ярких янтарных глазах совсем юного нуома, стоявшего у порога прямо в пижаме, ночном колпаке и тапочках, отразился свет Грайона. Юноша выглядел крайне удивленным.

— Простите за бестактность, — начал Грайон, еще не зная, как объяснить свое ночное вторжение. — Но я только что прилетел в ваш город… и… лишь в вашем окне увидел свет. Я подумал, что вы не спите. Дело в том… Дело в том, что я последний нуом на Земле.

Юноша от души рассмеялся.

Грайон лучезарно улыбнулся в ответ и поспешил уточнить:

— Точнее, я так думал до настоящего момента.

— Тогда входите, господин…

— Грайон. Меня зовут Грайон из семейства Мумки.

— Мумки?.. — На секунду хозяин дома замешкался, однако быстро вспомнил о хороших манерах и пошире распахнул дверь.

Грайон вошел в дом. Внутри царил полный кавардак. Фиолетовый придверный коврик лежал у окна. У стены при входе был деревянный шкаф, покосившийся от времени, с дыркой в дверце. На подоконнике стоял большой глиняный горшок с узким горлышком, из которого торчал засохший цветок. Посередине комнаты, служившей одновременно гостиной и кухней, лежала опрокинутая деревянная табуретка. Казалось, тут никто не живет, потому что все предметы в доме давно покрылись пылью. Это удивило Грайона. Дело в том, что нуомы ежедневно сдувают пылинки с часов, книг и статуэток. Потому что пыль (если, конечно, мы говорим не о звездной пыли, которая сыплется при вытряхивании облаков) мешает потокам света. Так вот, в этом доме к присутствию пыли относились вполне спокойно.

Грайон сел в скрипучее креслице, а юный хозяин стал суетиться по хозяйству: разжег огонь в очаге и поставить кипятиться чай. В свете огня было видно, что у юного нуома только-только начала пробиваться рыжая борода. Грайон заметил, что сначала хозяин дома был довольно сонным, но, греясь в тепле ночного света, сочившегося из Грайона, он ожил, посветлел и стал куда более улыбчивым и радостным.

Гостеприимный нуом заварил липовый чай и достал из старого платяного шкафчика сухие печенья. По правде сказать, такие сухие, что разгрызть их смогла бы только очень голодная белка. Он аккуратно поставил перед гостем угощения и уселся напротив. Но Грайон уже крепко спал, сидя в удобном мягком кресле. Он был совершенно прозрачен и утопал в облаке золотого света, похожего на летящую пыльцу, и это выглядело как чудо.

***

Прошло немало часов. Наступило утро, и Грайон открыл глаза. Через стекла окон просачивался солнечный свет. Он потянулся, чихнул и внезапно вспомнил, что зашел в дом к гостеприимному нуому, когда было еще темно.

Хозяин был одет как подобает — в сюртук и необычную шапочку из серебристой фольги. Как он объяснил, шапочка помогает от излучений. Грайон вежливо промолчал. В его уме промелькнула догадка, что юного нуома немного напугал поток света, который он увидел ночью.

— От твоего света ожил мой цветок. Я подумал, лишние предосторожности не помешают.

Грайон взглянул на цветок у двери. Он распустил желтые лепестки, стоя на ровном, сочном стебельке. Невозможно было поверить, что еще вчера этот цветок выглядел безнадежно засохшим.

— Кстати, зовут меня Александр Нштейн из рода ученых Рудиев.

— Весьма рад нашей встрече! — горячо ответил Грайон. — Но… ночью… я видел совершенно темный город! Где же ваш свет?

— Ты ищешь светлых нуомов? Их здесь нет.

— А разве нуомы бывают светлыми и… не светлыми?

— Да, бывают, — ответил Александр. — Мы темные. Мы не даем свет.

— Разве от этого не умирают?

— Нет. Это выдумки старых колдунов. Но света и правда нет. Поэтому мы называем себя темными.

— Но, клянусь, я видел свет в этом доме! Тот самый свет… — воскликнул Грайон.

Александр слегка замешкался, но тут же выкрутился:

— Это, должно быть, я разжигал огонь в печи. Иногда ночью не спится, а липовый чай помогает уснуть.

Грайон нисколько не поверил Александру, но решил спросить о том, что интересовало его больше всего.

— Как же найти… светлых?

— Их тут нет. Тебе нужно отыскать нуома Нихтера, — и Александр засуетился, надевая пушистые уличные тапочки. — Нихтер — большой специалист по части того, чего нет. Я даже думаю, что это его призвание. Идем, я покажу тебе его дом.

Они вышли на улицу и отправились по извилистой каменной дорожке, вдоль которой выстроились домики нуомов с крошечными окошками. Воздух был свежим, юный Александр — почему-то торжественным и радостным. В свете утра город нуомов оказался необычайно уютным и красивым. Все дома были соединены между собой лестницами, которые, словно лианы, оплетали деревья. Лестницы перепрыгивали через ручейки, стелились по крышам, соединяли вершины зеленых холмов.

— Александр… Я ищу родных. Маму, отца, возможно, сестер и братьев. Тут есть кто-то из рода Мумки? — осторожно и с нарастающей надежной спросил Грайон.

— Нет… нет. Их тут нет. Мумки совсем нет.

На улицах появлялись нуомы. Несмотря на раннее утро, они были уставшие и хмурые.

Шум воды усиливался. Грайон увидел водопад, через который был построен каменный мост с широкими основаниями, уходившими в зеленоватую воду, а боковые пролеты увиты растениями, которые, несмотря на близость реки, засохли.

Они шли, и справа невдалеке Грайон увидел домик, отличавшийся от всех других. Со всех сторон обшарпанная одноэтажная постройка из крошечных кирпичиков была огорожена деревянными прутьями. Их можно было бы принять за забор, если бы прутья не тянулись и над крышей дома.

— Почему тут такие решетки? — спросил Грайон. — Для прочности?

— О-о… Здесь живет один наш чудак по имени Гузель. Он создал для себя тюрьму и живет в ней. Он не выходит. Один из его родственников, зная, что Гузель совсем выжил из ума, носит ему еду. Гузель называет его своим надзирателем, но еду берет. Родственник — ах, я запамятовал, как же его зовут? Ну, — Александр отмахнулся от мыслей, как от мух, — неважно! Так вот, родственник этот говорил ему: «Гузель, выходи, это же твой дом, а не тюрьма, видишь, дверь всегда открыта». Но Гузель будто и не слышит. Стоит со своей похлебкой, жалобно смотрит, и «надзирателю» ничего не остается, как уйти.

— Но как же это ужасно — добровольно поместить себя в тюрьму, когда перед тобой целый мир — и солнце, и облака, и свет, и земля, и моря… просто невероятно! — угасшим голосом произнес Грайон.

— Но что же в этом такого особенного? — улыбнулся Александр. — Разве не так поступают все те, кто забывает о своей свободе, о призвании, и всю жизнь делают работу, которую совсем не хотят делать, и живут в городах, которые им не милы, и находятся в плену своих заблуждений? И… — Александр не договорил, но Грайон дополнил:

— И запирают в себе свет.

Глава 12 про Нихтера, в которой ничего нет

На углу нуомы остановились.

— С этого места я могу ориентироваться только по положению собственной тени, — они оба взглянули на длинный темный силуэт на земле, лениво и послушно повторившей все ухабы дорожки. — О! Тень показывает налево.

И они пошли в ту сторону, куда указывала тень. Вскоре нуом Александр остановился возле… пустого места между домами. Посреди пустоты сидел на стульчике задумчивый нуом.

— Это дом Нихтера. Давай зайдем.

Грайон удивленно взглянул на Александра:

— Где же тут дом? Тут нет никакого дома!

— В том-то и дело. Идем!

Они открыли калитку, которой не было. Высоко поднимая ноги, поднялись по ступеням, которых не было. Открыли дверь, которой не было. И вошли в дом, которого не было. Нуом Нихтер обрадовался гостям и приветливо помахал им.

— А где же остальные?

— Их нет, — с готовностью ответил Александр. — Позволь мне представить тебе нашего нового товарища — нуома Грайона, который прибыл из человеческого города. Долгое время он считал себя последним нуомом на Земле.

— Очень приятно, — печально улыбнулся Нихтер. И тут же сообщил, — Видите ли, у меня по такому случаю даже нечего предложить вам к чаю. Нет ни конфет, ни мармелада, ни пряников. Нет даже молока. Да и чая, в сущности, тоже нет.

Нихтер и правда был большим специалистом по части того, чего нет. Днем он печально смотрел на небо и говорил о том, что нет звезд. Ночью он скучал по солнцу. Когда у него были конфеты, он спрашивал, нет ли соленого. Когда было соленое, он хотел сладкого. Обсудить это отсутствие, в сущности, было не с кем, ведь он жил один. Вот почему Нихтер всегда был немного печален. И недаром: постоянные мысли о том, чего нет, до добра не доводят.

— Господин Нихтер — большой изобретатель, — сказал Александр Нштейн.

— О! — обрадовался Грайон. — А где же ваши изобретения?

— Их нет, — разумно заметил Нихтер.

— Ах да, — вспомнил Грайон.

— Наш новый друг господин Грайон спрашивает, почему у нас больше нет света и куда делись светящиеся нуомы.

— Ооо… протянул Нихтер, оживляясь и чувствуя, что разговор будет интересным. — Их нет. — И, помолчав, добавил, — они спустились вниз и ушли в небо.

— Вы имели в виду, что они поднялись?

— Нет-нет, спустились!

— Когда мы ушли в ту ночь из мира великанов, некоторые из нас поклялись никогда больше не освещать их мир. Те, кто был не согласен навсегда запереть свой свет, ушли на Луну, и живут там мирно и счастливо. Это они по ночам освещают Землю. А у нас больше нет света… Великанам его тоже не хватает. Каждый год им нужно все больше и больше электрических лампочек.

— Как же мне туда попасть? И как можно спуститься на Луну, которая на небе? — спросил Грайон.

— Очень просто. Тебе нужна лестница, которой нет.

— Где же ее взять, если ее нет?

— А откуда берут вещи, которых нет?

— Их создают.

— Вот видишь.

— А сколько в ней должно быть ступеней?

— Невероятное количество.

— Как это — невероятное количество? Разве нельзя сказать, сколько именно?

— Нет, нельзя.

— Но пятьсот или тысяча?

— Их должно быть невероятное количество. Только тогда ты доберешься до Луны.

— А где же мне спуститься?

— В моем доме… — сказал Александр тихим голосом. — Есть дырка за шкафом. Вот туда и надо будет спуститься.

— И тебе нужен луч света, которого нет, — добавил Нихтер. — Он создаст световой коридор, который домчит тебя до Луны.

Глава 13. Чудесное спасение Тиффи

В тот же день Грайон принялся за работу. Расположившись в небольшом саду возле дома Александра, он привязывал ступени одну за другой. Их было пятьсот, потом тысяча, тысяча пятьсот пятьдесят девять… Две тысячи сто тридцать девять…

С наступлением темноты лестница все еще не была готова, а у Грайона закончились ветки. Спать не хотелось, и нуом решил отправиться в лес.

Грайон ступал по лесным джунглям. Он освещал себе путь теплым лучистым светом, на который с удивлением и восторгом заглядывались даже светлячки. Идти было трудно. Нуомы невелики ростом, поэтому для них даже самая незначительная травинка или веточка мха — уже препятствие. И все же Грайон, не обращая внимания на усталость, собирал ветки одну за другой.

Мешок был почти полон веток, как вдруг Грайон услышал детский крик. Нуом сбросил мешок на землю и прислушался. Крик доносился со стороны старого оврага, и ребенок явно молил о помощи. Нуом пошел на зов. Он продирался через заросли, жгучую крапиву, осоку, проходил под грибами и целыми садами высоких кустов, и голос девочки становился все более различимым.

— Помогите! — кричала девочка.

Наконец, Грайону удалось разглядеть ее. Над маленькой фигуркой юной нуомии, которой вряд ли исполнилось и девяноста, нависла летучая мышь, которая надвигалась на нее, как огромный черный дракон.

В самый последний момент, когда черные лапы летучей мыши уже почти схватили ребенка, чтобы унести, камень, брошенный Грайоном, попал в крыло лестного монстра.

Мышь издала зловещий звук и повернула свое мохнатое звериное лицо в сторону Грайона.

Грайон светился, как тысяча лампочек. Летучий хищник на секунду ослеп.

— Это моя добы-ы-ыча, — сощурившись, прошипела она Грайону. — Уходи-и-и…

— Эта девочка пойдет со мной. Она не может быть добычей. Это нуомия. А закон гласит, что нуомы находятся под защитой силы света.

— Как-о-ой же это нуо-о-ом… Она не све-е-етится.

— Это нуом, — твердо сказал Грайон, свет которого усилился и грозил превратить ночь в утро. — Уходи или ослепнешь.

— Кш-ш-ш, — прошипела летучая мышь. — Я еще найд-у-у тебя, жа-а-алкий червя-я-як…

Она замахала крыльями и улетела.

Теперь Грайон мог получше рассмотреть девочку. Она была в белом платьице в синюю полоску, лицо с большими блестящими глазами выражало сильный испуг.

— Пойдем, я отведу тебя к родителям, — сказал Грайон и протянул ей руку. — Не бойся, это летучая мышь, она не вернется, потому что боится света.

— Она хотела утащить меня, — всхлипнула нуомия. — Я собирала коренья и заблудилась. А потом стемнело, и я совсем не знала, как найти дорогу домой.

— Почему ты не зажгла свой свет? Ведь летучие мыши боятся его, как огня!

Тиффи удивленно посмотрела на него.

— Но я никогда еще не включала его!

— Разве это возможно? — удивился Грайон.

Тиффи пожала плечами.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Тиффи. А тебя?

— А меня Грайон.

— Научи меня. Ну… это… светить.

Никогда еще Грайон не думал, что нуомов нужно учить таким простым вещам, но тут он вспомнил, как однажды мать привела его на вершину горы Край и сказала:

— До этого дня, мой мальчик, ты не понимал, почему твое тело излучает свет. Его было совсем немного. Теперь я расскажу тебе, как стать сильнее, как светить ярче звезды. Вставай сюда. Видишь, там перед нами река. Она течет далеко, соединяется с морем, а море соединятся с другими реками. В мире все едино, ни у чего нет ни начала, ни конца. У твоего света тоже нет начала и нет конца. Закрой глаза. Представь, что ты маяк… и что ты светишь для кораблей, чтобы в темноте они не сбились с пути. Представь, что от того, каким сильным будет твой свет, зависит жизнь многих моряков.

Когда маленький Грайон открыл глаза, он светился, как тысяча зажженных лампочек.

— Видишь, — сказала мама, обняв его, — твое желание сделать кому-то добро помогло тебе стать ярче. Помни об этом.

Грайон улыбнулся рыжику Тиффи, которая смотрела на него с ожиданием, и сказал ей:

— Закрой глаза. Представь, что ты маяк…

Тиффи легко представила себя маяком. Их городок ведь и правда был недалеко от моря. Ей очень хотелось помочь морякам найти путь и не врезаться в скалы. Постепенно она стала чувствовать внутри себя тепло. Оно разрасталось, наполняя все ее существо. В какой-то момент тепла стало так много, что его невозможно было удержать внутри себя.

— А теперь открой глаза, — попросил Грайон.

Она открыла — и увидела… свой свет.

Она взяла его в ладони, она вдохнула его, рассыпала вокруг себя миллионы светящихся брызг. Тиффи прыгала внутри этого света, словно купалась в морских волнах. Ничто, ничто и никогда еще не заставляло ее быть такой счастливой.

Так они шли по лесу, освещая себе путь. Тиффи радостно смеялась и обещала научить светиться всех-всех, кого она только знает на этой земле.

Грайон нес мешок с ветками для лестницы и был рад, что помог этому маленькому рыжему нуому с косичками, измазанному с ног до головы землей, стать таким счастливым.

Когда они вернулись в город, оказалось, что девочку уже давно ищут полицмейстеры, частный детектив с собакой-ищейкой, садовник, учитель и все-все, кто оказался неравнодушен к судьбе малышки. Появление Грайона со светящейся девочкой вызвало всеобщее удивление.

— Свет… — растерянно сказала мама Тиффи.

— Мама! Мама! — понеслась ей навстречу рыжеволосая нуомия. — Летучая мышь хотела съесть меня, но свет прогнал ее!

И тогда нуомы заулыбались, мама с дочкой обнялись, и грустный город на минуту погрузился в искреннюю, светлую радость.

Утром Грайон, не спавший всю ночь, продолжал сидеть под вечным дубом, уходящим в небеса, и строить свою лестницу. Он чувствовал усталость, но ему ужасно хотелось доделать свое дело и поскорее отправиться в путь.

— К тебе гости, Грайон, — сказал Александр.

Рядом с ним стояла Тиффи в новом белом платье, аккуратно причесанная и лучезарно улыбающаяся. Она принесла какао и пирожки с лесным джемом. Пахло вкусно. Грайон надкусил теплый еще домашний пирожок и понял, что принесенная еда придает ему сил, потому что она наполнена заботой.

Тиффи села рядом и с любопытством стала смотреть, как Грайон завтракает.

— Ты уйдешь на Луну? — наконец спросила она, когда он допил последнюю каплю какао.

— Да. Я надеюсь отыскать там своих родных, — ответил Грайон, не отрываясь от работы.

Александр, сидевший рядом, вздохнул.

— На Луне должно было остаться совсем немного нуомов, потому что Луна, по данным нашего астронуома, светит уже только вполсилы, — сказал Александр. — Подумай, Грайон, стоит ли так много сил тратить на поиски сородичей.

— А может… может, ты и правда останешься здесь? — спросила Тиффи. — И научишь всех светить. Ведь это так тепло и красиво…

— Ты можешь светить, когда захочешь, ведь твой свет — это твоя суть, в нем есть твоя любовь к родным, твоя радость, накопленная за день, твои искорки смеха и твоя доброта. К тому же, Тиффи, — добавил Грайон с улыбкой, — теперь ты можешь всех научить светить. Без света жить трудно. Без него нуомы начинают грустить. Вот почему этот город такой унылый. Здесь не проходят праздники, как в старые времена, не звучат песни. Нуомы скучают каждый в своем доме. И даже редко ходят друг к другу в гости. Но это даже не самое страшное. Если в тебе недостаточно света, нельзя добиться полной ясности и сложно отличить правду от лжи.

— Я научу… Обещаю. Но ведь ты к нам вернешься однажды? — с надеждой спросила Тиффи.

— Не знаю, — задумчиво ответил Грайон. — Никогда не знаешь, что ждет тебя на Луне.

Так Грайон работал целый день. Дважды он ненадолго засыпал от усталости, но силы быстро возвращались к нему, потому что у того, у кого есть мечта, всегда есть силы для ее осуществления.

Вечером Грайон привязал очередную ступень и вдруг сбился со счета. Стало ясно: это и есть невероятное количество.

— Готово! — радостно сказал он.

— Готово! — прокричал юный Александр Нштейн, как показалось, на весь город.

— Готово! — Готово! — Готово! — Готово! — шептали, говорили, кричали со всех сторон нуомы и нуомии.

Казалось, все жители городка окружили Грайона и с любопытством смотрели на него. Грайон смотрел в небо. Пора было дотянуться до Луны.

Но день был пасмурный, и к вечеру Луны не было видно.

— Нет Луны, — донесся голос Нихтера.

Грайона это не останавливало.

— Ну что ж, — сказал он Александру. — Веди меня к дырке за шкафом.

И они отправились к дому Александра. За ними по темным улочкам следовали почти все нуомы города, с волнением переговариваясь. Уже через несколько минут старый шкаф с потрескавшимся лаком был отодвинут. В стене зияла большая черная дыра. Сияния Грайона было достаточно, чтобы понять, что она уходит куда-то глубоко вниз. Не задумываясь о том, что ждет его в неизвестности, нуом крепко привязал лестницу к карабинам, которые были ввинчены в пол — очевидно, когда-то именно ими воспользовались нуомы, и попытался сбросить лестницу. Однако… она просто зависла в воздухе — будто дыра в стене не была пустотой, а обладала силой пускать или не пускать в себя предметы. Один из юных нуомов (а их в гостиной столпилось около двадцати) бросил в дырку в стене камушек, но камень тут же отлетел обратно и чуть не ударил его по лбу.

— Нет луча света, — сообщил Нихтер, который тоже оказался среди наблюдателей. — Твоего света недостаточно, чтобы создать большой луч.

— Что же делать? — огорчился Грайон.

Нуомы застыли.

— Друзья, — поразмыслив и выдвинувшись вперед, сказал рыжеволосый Александр. Он поднялся на девятую ступеньку лестницы и громко обратился к нуомам. — Много лет мы живем здесь, забыв о нашей миссии — делать этот мир лучше, освещая его своим светом. Наш новый друг Грайон спас девочку Тиффи, когда та потерялась в темноте ночью и не могла найти дорогу домой. Грайон осветил ее путь. И ему не было это сложно. Напротив, он дарил свет, и от этого становился еще ярче и сильнее. Много лет назад мы поклялись, что больше никогда не зажжем свои лампочки на этой земле. Но теперь нашему Грайону нужна помощь. Он хочет найти своих родных. И сейчас все, что ему нужно, — это немного нашего света. Только сегодня, на полсотни нуомовских минут, мы зажжем свет и поможем ему спуститься по лестнице в небо. Прошу! Он нуждается в нашем свете, как недавно Тиффи нуждалась в его.

Прошел шепот. И вдруг одна из лампочек неуверенно мигнула и зажглась. Это была мать Тиффи. С непривычки нуомия уже светила не так ярко, как прежде. Но и этого было достаточно.

Вслед за ней лампочки «включались» одна за другой. Зажигались те, кто был рядом в доме, и те, кто был за дверью, и те, кто смотрел на происходящее через окно. Кванты света перемешивались, насыщали пространство, и вот произошло нечто невероятное. Свет потек, как живой луч, вниз через дырку в шкафу. Свернутая лестница, висевшая в воздухе, встрепенулась, расправилась и полетела вниз, в неизвестность.

— Он дотянулся до Луны! — радостно воскликнул Александр.

Нуомы запрыгали от счастья. Громче всех в ладоши хлопала Тиффи, и от ее ладоней летели искорки света.

Грайон улыбнулся и помахал новым друзьям рукой на прощание. Он был счастлив, что нуомы снова испытали это удивительное чувство — дарить свет.

Пора было начать свой путь. Грайон стал спускаться по лестнице, двигался без устали много часов, Луч продолжал освещать его путь. Грайон видел вокруг только каменные стены. И вот ступени закончились, а Луна так и не появилась. Как и дно в этом огромном колодце. Нужно возвращаться и доделывать лестницу, решил Грайон. Но вдруг что-то вокруг закружилось, свет стал плотным, задрожал, стало трудно дышать. Луч света превратился в полую трубку. Последняя ступенька надломилась. Грайон закричал, но было поздно, да и спасать его было некому. Он упал на стену и покатился внутри луча со скоростью света.

Глава 14. Прически для облаков, или Рыболошадь

В полдень рыжебородый старик Коль взял грабли и отправился причесывать облака. Работа была приятная, но долгая — облаков сегодня нанесло великое множество, того и гляди, закроют всю Луну.

Внезапно за спиной Коль услышал жуткий крик, отчего на секунду выпустил из рук грабли, и они больно ударили его по лбу.

— А-а-а! — и кто-то плюхнулся прямо в его свежепричесанное облако.

Коль потер лоб и, ворча, подошел взглянуть на пришельца. Перед ним сидел на пушистой перине незнакомый нуом, который просиял от радости.

— Я не верю своим глазам! Как я рад вас видеть! Как я рад!

Конечно, это был Грайон.

— Я прямиком с Земли! — сообщил он. Глаза Коля округлились, как две монеты, и он вновь выронил грабли в пушистые объятия облака. Старик погладил свою рыжую бороду, доходившую до колен, и это немного привело его в чувство.

— Как ты тут оказался? Где твоя тарелочка?

— Я не собирался есть, — ответил незнакомый нуом. — Я просто спустился по лестнице.

— Он просто спустился по лестнице… — пораженно произнес нуом Коль, который еще не слышал большей нелепицы.

— Но где же город? — продолжал Грайон, радуясь встрече с сородичем. — Где все остальные нуомы?

Старик Коль уже пришел в себя от изумления и теперь сердито думал лишь о том, что его отвлекают от работы.

— Где же им быть, — недовольно сказал он, подобрал грабли и опять принялся причесывать облако. — Как обычно, в Луновске. Все заняты делами. Сегодня будет полнолуние, а облаков столько, что они закроют весь свет. Я очень спешу доделать свою работу. Мне поручено расчистить облака.

— Как же их можно расчистить?

— У нас есть специальный приборчик. Смотри — нажимаешь на кнопку и пылесосишь облака, — он нажал на кнопку на небольшом пылесосе, и облако немного уменьшилось. — Теперь выключаем. Это облако свет не закрывает, так что его можно просто причесывать и фигурно подстригать. Вот потрогай. Видишь, какое пушистое. Это облако очень высокого качества. Знаешь, из таких пушистых облаков получаются чудесные корабли и медвежата. Сейчас в моде еще единороги.

— А есть такая облачная мода?

— Да… в Луновске даже проходят конкурсы на лучшую стрижку для облака.

— Ты можешь помочь мне попасть на Луну? Кажется, луч привел меня сюда, и свет его закончился.

— Если ты поможешь мне подстричь это облако, я отвезу тебя на Луну на тарелочке.

Грайон посмотрел в ту сторону, куда показывал нуом. На краю облака действительно была припаркована небольшая голубая летающая тарелка.

Старик Коль вручил Грайону большие ножницы и грабли и отправил на другой конец облака.

— Сделай ей хвост и возвращайся.

Грайон уже мечтал, как он встретит своих родных, поэтому совершенно забыл спросить, кому нужно сделать хвост. Вот почему из этого дивного пушистого облака получилась лошадь с рыбьим хвостом.

Нуомы не заметили этого досадного промаха. Зато с Земли было видно хорошо. В тот день у мальчика Сережи был выходной, и он гулял с друзьями во дворе. Он кружился на карусели, считал ворон и смотрел на голубое небо, по которому плыло облако с головой лошади и рыбьим хвостом. Сережа от удивления расхохотался.

— Смотрите! Смотрите! Кто-то на небе сделал рыболошадь! Ха-ха-ха! Говорю же, там кто-то есть!

Бабушка, проходившая мимо, улыбалась: какие же фантазеры, эти дети.

Тем временем, причесывание облака было закончено — больше пушистый воздухоплаватель не мешал Луне светить.

— Конец рабочего дня! — объявил Коль.

Нуомы по выдвижной лестнице забрались в голубую летающую тарелку, заняли кресла в кабине пилота и пристегнули ремни.

— А где же руль, кнопки управления? — удивился Грайон.

— Положи ладони вот на эти желтые кружочки на подлокотниках, — сказал Коль. — И держись покрепче.

Едва они коснулись желтых кружков ладонями, тарелка задрожала, погрузилась в плотный кокон частичек света и рванула с места.

— Мы летим! — воскликнул Грайон. — Но я не слышу звук мотора! Тарелка живая?!

Старый Коль недовольно взглянул на Грайона: этот парень, похоже, совсем отстал от жизни.