Бесплатный фрагмент - Диалектическая связь

Диалектическая связь

Будь нос Клеопатры чуть покороче,

весь лик земли изменился бы.

Блез Паскаль.

1

Кажется, проснулась….. А глаза открывать не хочется…. Сегодня воскресенье и можно ещё немного поваляться в постели.

Вчера у меня был насыщенный день. С утра прочитала три пары лекций, потом состоялось заседание кафедры по студенческой практике. К счастью, сия чаша меня миновала — на практику не еду. И так три лета подряд провела со студентами на раскопках, можно сказать, в вечной мерзлоте. Пусть другие повозятся с этими недотёпами. Хотя интересно, конечно, было. В связи с потеплением климата граница вечной мерзлоты отступает и открывается взору чудо-чудное, диво-дивное. Там работы хватает всем: и нам, и естественникам.

Потом мы пошли с молодыми преподавателями развеяться в кафе-мороженое. Ребята травили анекдоты. Наржались, даже челюсть заболела. Позже позвонила Ирка и пригласила на мероприятие.

Потянулась, повращала стопы ног вправо-влево, типа, сделала зарядку. «Отлично выспалась!» — открыла глаза и остолбенела.

Что это? Не мой потолок! Не мои обои на стенах! К тому же, всё вокруг какое-то величественное, сказочное….

А постельное бельё! Китайский шёлк, батист, кружева ручной работы! Дорогущее всё, наверное! И в этом во всём я лежу — точно «прынцесса заморская».

Я не дома!?

Сердце в груди лихорадочно застучало — где я? Что со мной?

Голова в порядке, а ничего не помню.

Неожиданно в комнату вошла девушка, очень миленькая, строго одетая, с белым воротничком и такими же манжетами.

«А талия! — ахнула я про себя, — пальцами рук обхватить можно».

— Доброе утро, Ваша Светлость! — поклонилась она.

— «Ваша Светлость»? — фыркнула я, передразнивая девчонку.

— Фёдор Дмитриевич изволили уехать рано утром по приглашению Светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина и просили Вас не беспокоиться. Вернутся нескоро. Чего изволите приказать? — опять присела она.

Черты лица, вроде, знакомые.

— Ирина, ты что ль? Ну, маскарад…. И эти шутки…

— Что с Вами, Мария Юрьевна? Вы никогда меня по святцам не называли. Орина я, Орина, Ваша горничная. Наверное, дурной сон приснился?

— Л-ладно, иди, я п-позову, когда надо б-будет, — в смятении пробормотала я.

Горничная ушла, а на меня напал озноб, да что там озноб — трясучка!

Необъяснимо…. Страшно…. Всё тело покрылось липким потом. Сердце выскакивало из груди. Если это шутка, то жутковатенькая.

Но молотком стучало в голову:

— Нет! Не шутка! Нет!

Мысли словно в «пляске Святого Витта»: «Кто я? Не Маша Анашкина разве? Почему «Ваша Светлость»? Причём тут Потёмкин? И эта…. Орина? И муж у меня Алексей, а не Фёдор! Ну и мутотня… Разум отказывается понимать. Жуть!

До крови ногти впились в кожу: «Господи, как я здесь оказалась?! Прямо, как в фильме «Иван Васильевич меняет профессию»….

Шепчу себе:

— Машка, успокойся…. Давай, вспоминай события минувшей субботы. Пошагово.

Потёрла виски, вызывая недавние картинки.

Мы сидим с коллегами в кафе, звонит моя подруга Ирка Петрова и приглашает на выставку портретов известных людей восемнадцатого — девятнадцатого веков кисти именитых художников. Говорит, что также будет дефиле актёров в старинных нарядах, а после — вечеринка для богемы.

Мы, конечно, к ней не принадлежим, но, так сказать, постоянно присутствуем на мероприятиях оной в качестве ротозеев.

Я согласилась — со студенческих лет эстетствую вместе с Иркой и стараюсь не пропускать интересные «тусовки». «Что ж, — думаю, — почему не сходить? Муж в командировке, сын у матери, завтра воскресенье…».

Ах, чудо как хороши дамы и кавалеры прошлых веков! Пышные, изысканные наряды и причёски, и никакой тебе пошлости. Приятно окунуться в эпоху Романовых.

Я больше люблю восемнадцатый век и знаю о нём достаточно много. Да у меня кандидатская диссертация по иностранной коллегии времён канцлера Бестужева!

Осмотрев полотна в зале, я иду по анфиладе комнат, на стенах развешаны портреты придворных. Ирка догоняет меня и, дёрнув за рукав, восклицает:

— Машка, посмотри, вылитая ты! — указывая на портрет молодой дамы, изображённой на золотистом фоне.

— Ага, вылитая, — иронично смеюсь я в ответ, — особенно причёска.

Хотя, — присмотревшись внимательнее к портрету, соглашаюсь с ней, — есть что-то общее.

— Да, копия ты! Надеть на тебя такое платье, поднять волосы, затянуть в корсет и не отличить!

— Уж скажешь тоже, — смущаюсь я, вслух читая под полотном:

— Жан-Луи Вуаля. Портрет княгини Марии Юрьевны Голицыной.

— Вот, и зовут её, как тебя, Мария.

— Тёзка, — хмыкаю, — только я не княгиня, а рядовой преп с рабоче-крестьянской фамилией Анашкина.

— Ладно, Анашкина, — заспешила Ирка, — пойдём на маскарад посмотрим! Я слышала, что Миронова представлять Екатерину Великую будет.

Она пошла, а меня будто остановило что. Я захотела прикоснуться к изображению, хотя бы дотронуться до него пальчиком, сделала движение — и не почувствовала поверхности картины, только, может, лёгкий засасывающий холодок.

Всё больше ничего не помню! Ничегошеньки!

Я по природе своей авантюристка, вечно во всякие истории попадаю, даже вляпываюсь, и уже к этому привыкла. Но чтобы такое…. Конечно, не совсем мозги растеряла и постараюсь воспринять всё как очередное «приключение». Хотя, конечно, трудненько это сделать.

Считаю до десяти, успокаиваюсь немного, группируюсь. Готово!?

Теперь надо сконцентрироваться на данных, то есть, собрать всё в кучку. Что я имею?

Некое перемещение в восемнадцатый век. Не знаю как, с какой целью, на сколько, но я здесь. Ущипнула себя в очередной раз для пущей убедительности.

Подосадовала вслух: «Ну, ты, Машка, попала в историю»!

Поняла двусмысленность фразы, нервно хихикнула.

Поскольку горничная меня узнала, я, вероятнее всего, нахожусь в теле своей прародительницы или действительно похожа на неё. Странно, никогда не думала, что в моих жилах течёт аристократическая кровь. Но принимаю это за данность. Да и не суть важно. Нет раздвоения личности, и ладно. Главное определить, где я нахожусь и, хотя бы, год моего появления в историческом времени.

Это тот самый дворец, который я посещала накануне. Я его узнала по лепнине на потолках и форме подоконников. Ещё тогда подумала, что никогда таких округлых подоконников не видела.

Мои первые действия: установить дату появления в этом времени и восстановить в памяти точный ход исторических событий, как в университетском учебнике.

Спросить у Орины? Нельзя. Может заподозрить у меня психическое расстройство — и так она удивилась, что назвала её Иркой и спросила про маскарад.

Впрочем, когда я прогуливалась по анфиладе, в память вцепилась табличка «Библиотека». Надо её найти. Должен же быть в библиотеке какой-нибудь календарь или что-то говорящее о дате?

Успокоившись и переведя «эмоцио» в «рацио», я позвала горничную и отдалась в её руки. Она ничего не заподозрила и принялась за работу.

Через час умытая, одетая, причёсанная я посмотрела в зеркало. И впрямь — вчерашняя дама!

Библиотеку я нашла скоро. В зале, уставленном шкафами с книгами, стены были увешаны картами и копиями с известных портретов. Я узнала Ломоносова, Тредьяковского, Кантемира, Сумарокова и Фонвизина. Значит, хозяйка — дама образованная.

Посередине библиотеки — длинный стол с рядом высоких стульев, а за ним очень приятный молодой человек, скромно одетый с гладко зачёсанными длинными волосами.

Увидев меня, он вскочил и вычурно поклонился. Я улыбнулась — до того смешно он задвигался, как в мультике какой-нибудь дон Педрильо.

В ответ мальчишка расцвёл улыбкой и с обожанием уставился на меня. Кто он? Как мне себя с ним вести?

Однако он облегчил мои умственные потуги:

— Вы пришли почту посмотреть, Ваша Светлость? — он снова умильно улыбнулся и положил передо мной стопку писем.

Я удовлетворённо вздохнула: секретарь! У всех сановных дам того времени были личные секретари, которые занимались подбором литературы, перепиской, прочей канцелярией, и, как правило, были влюблены в своих хозяек.

Я нарочито небрежно просмотрела письма, обращая внимание только на даты: 27 — 28 мая 1791 года. А это значит, окончена русско-турецкая война, Россия накануне подписания Ясского мира и смерти великого человека — князя Григория Потёмкина, по крайней мере, для меня «Великого».

Одно из писем заинтересовало. Некая Лиза Воронцова спрашивала, буду ли я в театре на постановке пьесы Мольера. Судя по дате — спектакль сегодня.

Значит, я могу увидеть Императрицу Екатерину II и Григория Потёмкина — главных героев эпохи! Я забыла обо всём на свете. Для историка — это что-то! Непременно поеду!

2

О роли Екатерины Второй в русской истории можно не распространяться. Это общеизвестно. Но и Потёмкин, насколько я знаю, сделал для нашей державы очень много!

Он весьма реалистично оценивал возможности и перспективы Юга России, надеялся его заселить и обустроить, обеспечить безопасность южных границ. Да, Потёмкин сделал на Юге ничуть не меньше, чем Пётр I на Севере!

Как я читала, императрица, узнав о его смерти, долго плакала, запершись у себя в кабинете, а потом, выйдя к людям, печально произнесла:

— Мне некем заменить Светлейшего князя Григория Потёмкина, он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; он благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить…. человек гениальный…..

А сама заменяла…. Пусть только в постели, но заменяла.

Непременно посмотрю и на последнего фаворита — Платона Зубова, который чуть не завалил великие преобразования Государыни. Так и назван в истории период его господства уничижительно — «зубовщина». Да и по воспоминаниям некоторых современников к смерти Потёмкина он мог руку приложить. Завидовал ему и ревновал к царице, как говорили придворные,, чрезвычайно.

Вот-вот должны начаться переговоры о мире. Потёмкин будет поставлен перед необходимостью немедленно выехать в армию, дабы окончательно закрыть все вопросы по русско-турецкой войне. И никогда не вернётся….

Вечером я, надушенная и напомаженная, в откровенном декольте, появилась в партере Императорского театра. Зная службу моего мужа, никто не упрекнул меня в отсутствии кавалера. Все приветливо здоровались, о чём-то незначащем спрашивали…. И что удивительно, я их узнавала. По-видимому, сознание прародительницы начало пробиваться сквозь моё энергетическое поле. Странные ощущения…. Я, вроде, и не я.

Так я сразу узнала мою подругу Лизу Воронцову. Мы обнялись с ней и расцеловались. Смеясь и болтая до самого начала спектакля, мы не забывали обсуждать появляющихся в зале зрителей и их наряды. Хорошая девчонка эта Лиза!

Кажется, сознание моей прародительницы начало преобладать?! Надо принимать меры, дабы не раствориться в нём. Вызвала в памяти события из моей действительной жизни. Уф, кажется, притихла княгиня.

С первым звонком в царскую ложу вошла она — Екатерина Великая!

Это была пожилая дама на седьмом десятке лет, со следами былой красоты, но по-прежнему величественная и прекрасная. Её сопровождал молодой человек лет двадцати пяти, мускулистый, богато и изысканно одетый, однако, с лицом холодным и надутым. Он едва удостаивал окружающих беглым взглядом рыбьих глаз. Последний фаворит императрицы — Платон Зубов!

Они обменивались какими-то фразами, улыбались друг другу, а я думала о том, что трудно себе представить нелепее пару. Ну, разве, Пугачёва и Галкин….

Ф-фу, неприятная личность этот Зубов! Как бы его вывести на чистую воду, открыть глаза на него Государыне, а, главное, спасти Потёмкина?

В антракте, прогуливаясь по фойе с Лизой, я заметила фаворита. Он о чём-то шептался с английским посланником. А потом то ли пожал ему руку, то ли предал какую-то бумагу, да, скорее, последнее. Я была шокирована!

Всю дорогу домой, сидя в карете, размышляла об этом эпизоде: Англия поддерживала в последней войне Турцию. Отношения у России с ней более, чем прохладные, скорее враждебные. «Сквозь зубы» дипломатия! И что может быть общего с врагом у преданного сына Отечества? Тут дело уже не в отравлении Потёмкина — пахнет предательством. Кажется, я сделала открытие. В таком ракурсе личность Зубова в исторической науке ещё не рассматривали. Думали, он глупее….

Ну, что я могу сделать, беспомощная женщина, да ещё и не в своём времени? Кто мне поверит? Были б доказательства….бумаги….

Мелькнула дерзкая мысль…. Авантюра, конечно. Есть банальный сюжет, нужно только найти для него д. Артаньяна!

Стой, Машка, стой, кажется, есть неплохая идея!

Личный секретарь, наверняка, в меня влюблён. Как он смотрел! Аки на ангела небесного, чуть сознание не терял. Надо всё продумать и поговорить с парнем. Может быть, он и подойдёт на роль мушкетёра. А что? Стоит попробовать.

Разговор состоялся! Кронид Владимирович Загорский, таково имя секретаря, горячо откликнулся на мою просьбу.

Как бы мне не пришлось играть роль Констанции!? Он, по всему видно, мечтал о подобном развитии сюжета. Но я акцентировала его внимание на возможность послужить Отечеству, что тоже было принято с огромным воодушевлением.

— Не сомневайтесь, добрейшая Мария Юрьевна! Сделаю всё, как надо!

— Но как?

— У меня друзья гренадёры. Помогут!

— Надеюсь на тебя и твою скромность. Не посвящай их в тонкости.

— Само собой, разумеется, — серьёзно посмотрел на меня «рыцарь» и грустно добавил: — Знаете, Мария, Юрьевна, я с детства мечтал о военной карьере. Но не получилось: отец разорился, и даже на мундир денег не стало, пришлось так, в качестве секретаря, добывать хлеб насущный.

«Надо будет помочь парню», — подумала я, а вслух ободрила его:

— Я замолвлю за тебя словечко перед Государыней, ей нужны преданные люди. Только как вы достанете доказательства? Ведь дипломатическая почта надёжно охраняется!

— Любезная Мария Юрьевна, шпионские документы, доносы не отправляют с дипломатической почтой?! На это есть фельдъегери. Тайные гонцы. А их обычно только двое-трое. Положитесь на меня и ни о чём не думайте.

Как же, не думайте, я только об этом и думала…. Его не было два дня. За это время я извелась вся….

Наконец, горничная доложила, что Кронид Владимирович ждёт меня в библиотеке.

Выглядел секретарь устало, но, как всегда, аккуратно. Поклонившись, протянул мне бумагу, свёрнутую вчетверо:

— Полагаю, это то, что Вам нужно?

Я развернула листок. Да, это письмо Зубова. Вот подпись!

Внимательно прочитала. Врезалась одна фраза: «Надеюсь, к обоюдному удовлетворению, скоро услышим о смерти нашего врага».

Глупец! Англичане его использовали, сыграли на его ревности. Как же, «к обоюдному удовлетворению». Скорее к англо-саксонскому удовольствию.

Далее отчёт о действиях. Вот: «Подкуплена прислуга — 100 фунтов, снадобье — 7 фунтов» и так далее.

— Ну, держись Зубов! — прошептала я, пряча письмо.

— Оно?

Я кивнула головой и с любопытством посмотрела на секретаря, вчера ещё такого заурядного, а сегодня человека, успешно справившегося с достаточно трудной задачей, можно сказать, героя России:

— И как же тебе это удалось, драгоценный Кронид Владимирович?

Он счастливо улыбнулся в ответ на моё обращение и поведал следующее:

— Очень просто. Денщик моего друга проследил время убытия гонцов из Санкт-Петербурга и сообщил нам. Мы втроём с друзьями отправились вслед за ними. Догнали фельдъегерей в тот же вечер на почтовой станции. Они ужинали в буфете на постоялом дворе.

Мы тоже попросили вина и закусок и начали думать, как овладеть письмом. Устроить драку? Так народу много: женщина с детьми, какой-то чиновник, купцы. И тут товарищ хитрый ход предложил.

По его замыслу, мы должны были немного посидеть за столом, не обращая на англичан внимания, а потом притвориться пьяными и постараться напоить их. Ну, а потом — как пойдёт дело. С пьяными-то справиться легче!

Так и сделали. Стали громко разговаривать заплетающимися языками, выкрикивать разные фразы, к ним приставать, чтобы с нами выпили. Те долго отказывались, гнали нас. А мой товарищ тут и говорит:

— Выпьем за здоровье Ея Величества нашей Государыни Катерины Алексеевны.

Егеря отнекиваются:

— Ноу, ноу!

А товарищ как взревёт:

— Не хотите за здоровье матушки Государыни нашей пить! — и выхватил саблю.

Им скандал, знамо дело, ни к чему. Выпили с нами раз, другой, третий. Уже, смотрим, залопотали, вроде, по-русски. Полезли лобызаться. Мы только делали вид, что пьём, а они набрались до такой степени, что потом пришлось сопровождать их, при молчаливом согласии хозяина, в комнату, на покой. Некрепкие на питие оказались неруси.

Тщательно обыскали их, и у одного под мундиром нашли пакет, запечатанный сургучом. Я пакет вскрыл, подменил бумагу письмом, составленным накануне. Так, о погоде, в основном, — он устало улыбнулся, — затем размягчил на свече сургуч и снова запечатал пакет. Думаю, подмены не заметят. Ночевать мы не остались, тут же пустились в обратный путь. Вот и всё! — выдохнул юный герой.

Мне хотелось обнять его и расцеловать, но кто знает, что он подумает. Иное время — иные нравы! Я протянула ему для поцелуя руку, и когда он нагнулся, нежно погладила по голове:

— Благодарю тебя, любезнейший Кронид Александрович. Ты сделал большое и нужное для Отечества дело.

Секретарь растаял и готов был в любовном порыве пасть на колени, но я перевела разговор в деловое русло:

— Как имена твоих друзей, Кронид? Не хочешь назвать?

— Нет. Они не хотят. У них на этого Зубова свой зуб, — усмехнулся он.

— Ну, пусть будет так.

***

Вскоре я получила аудиенцию у императрицы.

Она встретила меня приветливо, попеняла за то, что редко бываю на балах и приёмах. Потом сказала:

— Ты ведь неспроста напросилась на эту встречу. Что-нибудь случилось? У тебя ко мне просьба?

Я отрицательно качнула головой и протянула ей письмо.

Правительница пробежала его глазами, задержала своё внимание на подписи, потом прочитала ещё раз, медленней. Рука с письмом затряслась.

Лицо побледнело. Серые глаза опасно потемнели, губы тонко сжались….

Мне стало страшно.

— На дыбу! Всех! И этого подлеца, и прислугу! — гневно воскликнула она, грозно сверкнув очами.

Несколько мгновений мы молчали, она, пытаясь успокоиться, я просто ждала момента, когда можно будет откланяться. Екатерина взяла себя в руки и уже более спокойным тоном спросила:

— И как же это письмо попало к тебе?

Я рассказала всё, что знала, что видела. Она одобрительно кивнула:

— Чем тебя наградить в благодарность за полезное для государства Российского дело? Проси, что хочешь….

— Мне ничего не надо, но юноша, который добыл доказательства, преданный сын Отечества, из достойной, но небогатой дворянской семьи, желает поступить на службу в гренадёры.

— Как его зовут?

— Кронид Владимирович Загорский.

— Хорошо, пусть завтра ко мне явится, скажет, что от тебя. А теперь иди. Мне надо остаться одной.

Я сообщила секретарю приятное известие, удовлетворилась содеянным и заскучала. К тому же истинная Мария Юрьевна начала опять напористо пробиваться чрез моё сознание, подавлять его. Особенно во сне мерещатся какие-то люди, лопочущие по-французски, белошвейки. И такая тоска навалилась. Да и дела дома ждут. Сына от мамы надо забрать, холодильник пустой. Муж, наверное, уже приехал из командировки, а в доме еды — шаром покати… Студенты опять же. Ну, фиг со студентами. А вдруг время здесь и там по-разному течёт?

Эта неожиданная мысль подняла дыбом волосы на голове. Сердце застучало в два раза чаще…. Господи! Может быть, прошли годы, десятилетия…. А что если там уже нет и моего тела? Ужас какой! Надо выбираться! Немедленно! Но как, если я не знаю, как попала сюда? Не при помощи же машины времени? Да её и не изобрели ещё. Да, может быть, и не я переместилась, а моё сознание?

Последним действием в моём мире, помню….

Подспудно мелькнула мысль…. Картина! Острое желание дотронуться до картины!

А вдруг это, как в фантастических романах, портал в другой, параллельный мир! Попытка не пытка, попробую проверить!

Пошла, нет, побежала по анфиладе комнат. Может быть, там эта картина и висит? Где, где она? Вроде, тут должна была. А вдруг она ещё не написана художником?

Вот она!

Я увидела картину. Портрет Марии Голицыной, только блещущий свежими красками, был на том самом месте, где я его увидела впервые. Протянула руку….

3

Кажется, проснулась….. А глаза открывать не хочется…. Сегодня воскресенье и можно ещё немного поваляться в постели.

Потянулась, повращала стопы ног вправо-влево, типа, сделала зарядку. «Отлично выспалась!»

Странный сон приснился. Будто я оказалась в России восемнадцатого века, будто я знатная дама — княгиня Мария Юрьевна Голицына! И встречалась с самой Екатериной Великой! Даже успела раскрыть чуть ли не государственный заговор.

Удовлетворённо усмехнулась: по профилю сон…. Такие сны и должны сниться настоящим историкам.

Услышав шаги, открыла глаза. В спальню заглянул муж:

— Машенька, я только приехал и зашёл поздороваться. Убываю опять — император требует. А ты спи, отдыхай.

— Это ты так Мазявкина называешь? Остроумно, — хихикнула вслед ему, представив начальника мужа — неказистого мужичонку с красным носом и пивным животом — на императорском троне.

Спать уже не хотелось, но и вставать тоже. Полежу ещё чуть-чуть. Нажала на пульт телевизора — послушать новости.

Передавали прогноз погоды в стране на сегодня, 29-е мая.

Синоптик водил рукой по карте и монотонно вещал:

— На всём побережье Чёрного моря комфортная, безветренная погода, в Царьграде тепло, +28. В Придунайских губерниях +24 — 25, осадки и подтопления из-за схода снежных лавин в Альпах. В Париже +20, в Берлине, Варшаве и Москве +20 — 22….

А!? Значит, это был не сон?! А может быть, я сейчас сплю? Ущипнула себя… Больно….

Шок! Это сделала я?!

Неужели такое незначительное событие, как изъятие письма Зубова, повлияло на ход истории?

Да я, кажется, раскрыла суть диалектической связи в мире!

Нетварные духи

Бестелесные или иначе нетварные духи странствовали по Вселенной вот уже миллиарды лет. Их было трое — Альен, Мирро и Суна. Трое восставших против системы, не захотевших стать вселенскими или низшими духами эволюции, привязанными к определённым планетам, указанным Высшим Наставником. Сторонники свободы….

Для того чтобы существовать в агрессивных средах планет, духи должны были защитить себя от соприкосновения с ней прочными духовными оболочками. Эти оболочки получали информацию о процессах жизнетворения, потому что были не только защитными оболочками, но и информационными посредниками с Наставником, а также они сближали живые организмы с агрессивной средой планетной биосферы.

Оставаясь бестелесными сущностями, они должны были стать активными творческими участниками эволюции жизни, чтобы информационно «подключаться» к живым тварям и человеку, одушевлять их и заодно получать для себя пользу в виде энергии неочищенного духа.

Тройка духов, отказавшаяся от своего назначения и вольно странствующая в пучинах космоса, давно уже утратила интерес к первопричине своего протеста и «скучала», если так можно назвать состояние духа при отсутствии материальной сущности.

В который раз, пролетая мимо Галактики, приятели обратили внимание на Солнечную систему. Сюда когда-то были направлены их приятели Саваоф, Яхве и Элогим, которые должны были стать духовными Богочеловеками.

— Давайте посмотрим, что они сотворили? Проникнем в людей, понаблюдаем за их жизнью. Всё развлечение, — предложил Мирро.

— А что? Нам не надо будет создавать оболочки. Ведь первое, что они должны были сделать — убрать агрессивную среду, — подтвердил Альен, — вот эта, третья планета, голубая, скорее всего и обитаема.

— Кажется, надёжная атмосфера, — согласились с ним духи.

***

На хуторе Советская Новь за последние годы жителей заметно поубавилось — да ровно в десять раз! Во как! Работы-то нет. Остались на ПМЖ одни инвалиды и пенсионеры. Кто вёл хозяйство, кто проедал пенсию в частной автолавке.

Серафим и Лукерья держали небольшое хозяйство: с десяток кур, свинью да корову. У них внучка училась на воспитателя детского сада в райцентре, и надо было ей каждую неделю собирать сумку с харчами — родители-то как уехали на заработки три года назад, так не слуху, не духу. Лукерья каждый день молилась за них, да и внучку тоже приобщала к Богу.

Суббота выдалась морозная. Старик посмеивается в усы:

— Последний привет зимы. Хотя и марток ещё оставит без порток. Ну, старуха, что? Будем обедать?

— Да нет, подождём, дед, Нюру. Вот-вот автобус придёт.

Серафим в ожидании внучки, прошёлся по двору. Корова подоена, куры и свинья накормлены…. Заглянул в баньку и не удержался — подзаправился самогоном. Да, не первач, второй перегонки, но пить можно. В хату ввалился уже навеселе.

— Ах ты, козёл сивушный. Всё не напьёшься никак. Хоть бы Нюры дождался, старый пень, — сердито прикрикнула жена. Дед виновато подпёр спиной тёплую стенку русской печки.

Скрипнула дверь, и в комнату впорхнула румяная от мороза внучка. Чмокнула стариков в щёки и затараторила:

— Бабуля, есть хочу, как волк. По английскому пятёрку заработала. По ИЗО — четыре. У меня сапоги протекают, я — в старых Танькиных. А что у нас вкусненького?

— Раздевайся, руки мой и — к столу. Там посмотришь, балаболка, — ворчливо, но не зло проговорила Лукерья. — Вон видишь, твой дед уже успел наклюкаться.

— Не ругай его, бабуля, он у нас хороший.

— Хороший-то, хороший, а как напьётся, дурак дураком, — вздохнула Лукерья, расставляя тарелки.

***

Именно вот сюда, в покривившуюся избу стариков волей случая и «приземлились» нетварные духи.

— Их трое, как и нас, — констатировал Альен, — разбираем тела. Мой вот этот, что лежит, с волосатым лицом.

Он быстро проник в тело самого крупного индивида и стал пробовать соединение с его мышлением: оно собственно и выделяет кванты тонких энергий, на которых закрепляются мысли. Но мышление у того никак не проявлялось. Так, совершенно алогичное покалывание квантов….

Может быть, требуется подключиться напрямую, к модему, формирующему триединство личности — подсознание, сознание и разум?

Альен попробовал.

Не получается. Он и так, и этак — все компоненты триединства не подают никаких признаков жизни. Тело тоже остаётся неподвижным, хотя есть дыхание и биение сердца.

Прошло много времени безрезультатных стараний духа…. Альен хотел было уже покинуть тело, но наконец, оно зашевелилось.

Человек тяжело задышал, приподнялся. Дух попробовал ещё раз соединения с мышлением реципиента — область триединого модема связи с Вселенским Духом для информационного взлома всё равно оставалась недоступной.

А между тем, дух испытывал страшный дискомфорт в этом теле. Что-то с пищеварительно-выделительной системой человека происходит непонятное. И запах! Впервые дух почувствовал запах через настоящий орган обоняния — оказывается, очень неприятное ощущение. Настолько неприятное, что Альен вынужден был покинуть неудачное тело.

Мирро и Суно оказались в том же положении, что и он. Только, в отличие от Альена, их реципиенты с первых же мгновений проникновения в их тела оказали бешеное сопротивление. Вероятно, у них были очень устойчивые отношения с Вселенским духом. Индивиды шептали какие-то слова, делали крестообразные манипуляции руками, кланялись в угол помещения, и связь становилась всё недоступнее.

— Конечно, любопытно пронаблюдать жизнь этих особей, но сами понимаете, что проникнуть мы можем совершенно беспрепятственно только в тела несмышлёных тварей, и наблюдать за разумными существами со стороны, — подвёл итог Мирро. — Кстати, они здесь тоже имеются.

— Что ж, сразу и приступим? Кто у нас тут?

Альен первым заявил:

— Моё животное вот это, большое, с рогами, — и проник в корову.

Мирро решительно вошёл в свинью.

— А это, вероятно, сидит на шесте птица, — Суно соединился с петухом.

О! Оказывается, прекрасно находиться в теле зверей, осязать, обонять, испытывать вкусовые ощущения! Вот это называете жить! А спать тоже замечательно и орать во всю глотку также хорошо.

Духи упивались блаженством телесного существования и, не переставая, делились друг с другом приобретёнными ощущениями, совершенно подавив примитивные потуги на желания у тварей, ставших для них телами. Особенно был доволен Альен. Его восхищали чувства, которые он испытывал при его дойке, а в бабку Лукерью был просто влюблён.

Мирро наслаждался тёплым пойлом, которое поглощал в огромных количествах, до коликов в животе.

Суно открыл для себя очень сильные ощущения, которые можно охарактеризовать как половое влечение. Это для петуха оно было на уровне инстинкта. А дух — сущность разумная, а теперь ещё и во плоти. Куры шарахались от него, от силы его любовного огня…

Старики заметили, что некоторых пор в их дворе стала твориться какая-то дьявольщина.

После утренней кормёжки на скотном дворе, под навесом, где хранилось сено для коровы, собиралась вся их живность, удобно устраивалась кружком и…. беседовала…. А как иначе можно было это назвать!? Несмотря на то, что корова мычала, свинья хрюкала, а петух кукарекал, со стороны это всё выглядело так, как будто они разговаривали, если не как люди, то вполне как разумные существа. Иногда свинья визжала от удовольствия, петух гордо вышагивал перед «обществом», потряхивая бородой, а в чёрных с поволокой глазах коровы читалась блаженная истома.

Куры, которые до этих пор исправно несли яйца и славились круглыми боками и жирной гузкой, — Серафиму ли не знать, большому любителю этой части куриной тушки, — сильно похудели. Шеи неестественно вытянулись из-за отсутствия пуха и перьев на них, которые в порыве страсти выдернул петух. Птицы стали напоминать журавлей, только очень уродливых, и несли мелкие яйца, зато довольный пеун, которому полюбилось постоянно их топтать, становился всё краше и толще.

Для Лукерьи и Серафима эти события были ничем иным, как проявлением нечистой силы. Сначала они читали молитвы и обрызгивали животных и их жилища святой водой, но это не помогало. Животные с удивлёнными мордами наблюдали за деятельностью стариков, да так, что несчастным ветеранам колхозного труда становилось страшно. Иной раз им казалось, что свинья умнее их, другой раз — корова.

Тогда они стали принимать карательные меры: запирали каждого в своём сарае и не выпускали во двор.

Стало ещё страшнее — старики поняли что корова, свинья и петух общаются на расстоянии. Уму непостижимо…. И тогда Серафим запил. Приняв на грудь граммов триста, он заходил в свинарник, курятник или в коровник и начинал беседовать с «безмозглой скотиной». Животные понимающе трясли головами и, если бы не принятая доза самогона, старик бы, наверное, от этих бесед сошёл с ума.

Воспринимать речь и мысли людей для духов не вызвало трудностей, другое дело, они не могли оказывать влияние на их мышление. А с ним происходило что-то неладное. Старик щупал бока свиньи и представлял розоватое сало, засыпанное солью. Опять же поглядывал и на разъевшегося петуха с такими же чёрными мыслями. А однажды старуха вовсе заявила:

— Всё, хватит кормить этих дармоедов. К Рождеству забьём свинью, а на Масленую — петуха. Ишь, какой нагулял курдюк!

— А корову? Что будем с ней делать? — вскинул просительный взгляд на старуху Серафим.

— Корову жалко резать, — вздохнула старуха, — мы её продадим и купим тёлочку.

Решение стариков не устраивало духов: расстаться с телами, когда они ощутили все прелести тварного существования?! Нет — это выше их сил!

Предложил выход из создавшегося положения Альен:

— А что, если нам вселиться в новорождённых человеческих детёнышей? У них по их неразумию слаба связь с Вселенским духом, и триединство личности ещё не сформировано.

— А что? Попробуем?! — поддержал его Мирро, — не понравится — выйдем из тел.

Однако Суно засомневался:

— Нисхождение духа в тело определяется его природой. Но мы не знаем, что произойдёт при соединении? Дух, приобретя сущность, может утратить память.

— Но мы уже входили в тварей и оставались сами собой, — уверенно возразил Альен.

***

Едва роженица вытолкнула плод из себя и акушерка даже не успела перевязать пуповину, как Альен вошёл в тело младенца.

Холодно!

Акушерка омыла его тёплой водой и слегка шлёпнула по мягкому месту.

— У-а, у-а-а-а! — открыл миру глаза младенец, и тут же дух утратил все свои преимущества, превратился в чистую душу и подчинился первородным инстинктам. Навряд ли этот новый человек когда-нибудь в своей земной жизни вспомнит о прежнем нетварном существовании.

Сельский хоррор

Ашот проснулся непривычно рано. Разбудили звуки, чуждые его городскому уху: пение петухов, мычание коров и звонкий голос сельского пастушка. Но его это не огорчило. Ничего, со временем привыкнет! Почему он здесь оказался? А в родном городе им заинтересовались органы внутренних дел.

Вообще-то ему повезло, что оказался здесь. Сбылась его мечта, к которой он долго шёл, зарабатывая всеми правдами, а больше неправдами, первоначальный капитал: ему удалось получить участок муниципальной земли в долгосрочную аренду, да ещё и в центре села. Хорошо, что местная армянская диаспора помогла. Сам-то он никогда бы этого не добился. И он построит собственный ресторан, обязательно с фонтаном перед входом, разобьёт клумбы с экзотическими цветами…. Красота!

Выделенная ему земля представляла собой пустырь со старыми акациями и колючим кустарником, громко именуемый парком.

Проект здания уже готов, имеются и все разрешения. Заключён договор со строительной организацией. С понедельника будут завозить стройматериалы и пригонят спецтехнику. Ашот и сторожа нанял. Непьющего, бывшего десантника. Еле уговорил старика.

И вот торжественный день настал. Экскаватор вгрызся в землю, и первый самосвал, наполненный ею, отъехал. Ашот так и стоял бы, любуясь работой, но бумажные дела заставили его отправиться в администрацию….

Вечером, передав сторожу ключ от вагончика, в полном удовлетворении он отправился домой.

***

Ашот ещё спал, когда в окно постучал соседский мальчишка и истерично прокричал:

— Дядя Ашот! Бегите скорей на свою стройку. Там, там….

Он ещё что-то орал, но Ашот, натянув джинсы и майку, на ходу влезая в башмаки, уже выскочил за калитку и мчался в парк. Там у края котлована, огороженного красной лентой, стояли двое полицейских и несколько жителей села. Перед Ашотом они виновато расступились, и он увидел на высокой, мокрой от росы и крови траве распростёртое тело.

Это был сторож. Он его узнал по камуфляжу. Шея старика была буквально откручена; окровавленную голову с туловищем связывала тонкая ленточка кожи. Руки были неестественно вывернуты. Лицо изменилось до неузнаваемости: вывороченные белки глаз, выбитая скула…

Никогда, никогда Ашот не видел так по-зверски убитого человека. Это ж, какой силой надо обладать?! И за что? Почему? От страха у Ашота задрожало всё тело и пропал голос.

По-видимому, все присутствующие думали и чувствовали то же самое. Что об этом происшествии думали полицейские — загадка. Один из них молча что-то обмерял, другой писал протокол.

Подъехала полицейская машина, в народе именуемая «труповозкой», и сторожа отвезли в морг. Ашота пригласили в отделение для разговора, попросили прихватить все личные документы и разрешение на строительство.

А по селу уже разнёсся слух о страшном преступлении. Кто-то вспоминал истории полувековой давности, подобные этой. Но большинство народа считало, что в селе появился маньяк. Да разве ж мог нормальный человек, в здравом уме, пусть даже преступник, убийца, так изуверски разделаться с опытным спецназовцем? Да, точно, маньяк!

Ашот забежав домой, захватил документы и отправился в полицию. По дороге он настолько задумался о последних событиях, что не заметил, как наступил на коровью лепёшку, что, разумеется, не вызвало такого оптимизма, как утреннее пение петухов.

Следователя Трушина интересовало всё: кто и откуда сам Ашот, чем занимался, нет ли у него в селе врагов…

Последним прозвучал вопрос, озадачивший хозяина будущего ресторана:

— А кто-нибудь претендовал на эту землю?

— Не знаю, — честно ответил Ашот.

Участковый, корпевший над бумагами, вскинул голову:

— Постойте, пустырь хотел получить Ромка Кукса, бывший главарь местной ОПГ, а ныне предприниматель Роман Петрович Куксов. Но ему отказали. Хотел казино строить.

— Ага! — обрадовался следователь Трушин, — одна зацепка уже есть, раскрутим.

Ашот подписал протокол и отправился домой. Вечером он посетил семью сторожа, постоял у гроба и дал немного денег его жене.

На следующий день была суббота. Из-за вчерашних трагических событий работа на котловане приостановилась.

Весь день Ашот ходил по селу — пытался найти нового сторожа, и не найдя желающих, остался сам ночевать в вагончике. И сразу уснул. Сказался беспокойный день.

***

Молодёжь возвращалась из клуба. Сегодня на площадке играла живая музыка — эстрадный ансамбль из области. Пусть самодеятельный, но у них в селе и такого не было.

Парни и девушки привычно свернули в парк, через который пролегала дорога в их конец села.. Обменивались впечатлениями, то и дело, сопровождая слова смехом.

— Ну, и ржака — вы видели, какие кренделя выписывала билетёрша?

— А Васька, Васька Струков. Нажрался так, что и подраться толком не смог. Разукрасили ему морду — мама не горюй!

— Танька с дитём пришла. Ненадолго же её хватило быть образцовой мамашей.

Луну скрыли тучи, подул ветер. На пустыре стало совсем темно, таинственно зашептали акации. Девчонки вцепились в парней. Смех умолк.

Но вскоре ветер разметал тучи, показалась луна, зашевелились тени деревьев,

— Народ, глядите, как дядька идёт! — воскликнула одна из девчонок.

Молодые люди увидели движущийся им навстречу силуэт мужчины. Шёл он неестественно медленно, с трудом переставляя ноги.

— Пьяный, — подумали они и спокойно продолжили свой путь.

Однако, когда между ними и «загулявшим» мужиком оставалось метров двадцать, в свете полной луны молодым людям открылась весьма странная и до жути страшная картина.

Навстречу двигался не совсем человек. Это поняли они сразу. Насмотрелись американских фильмов, в клубе других и не крутят. Всё было как в ужастиках.

Ветхая одежда прикрывала только часть фигуры, многочисленные прорехи открывали взору меловые кости рёбер и лоскуты белой, как молоко, кожи скелета. На мертвенно-бледном лице горели синими лампочками огромные глазницы и чудовищно выделялись кроваво-красные раздутые губы. Чёрные руки неконтролируемо болтались, словно на шарнирах. Настоящий хоррор!

На мгновенье всех сковал ужас, но вскоре, повинуясь инстинкту самосохранения, кто молча, кто, вопия, бросились бежать прочь от чудовища.

Убегали, кто куда, лишь бы подальше.

Вовка с Гришкой мчались рядом. Подгоняемые страхом они задыхались от бешеной скорости и внутренней трясучки. Остановились только в центре села — возле ДК, где горели все фонари, и рядом отсвечивал стёклами окон отдел РОВД.

— Что это было? — стуча зубами, едва выговорил Григорий.

— Ты видел фильм «Восставшие мертвецы»? Это мертвец, Гришка! Упырь! Я о них и читал… Пишут, что они не поворотливые, отличаются замедленной реакцией, но зато сильные и выносливые и могут отвертеть башку человека голыми руками. Выходят на охоту ночью. Всё так!

— Я думал, что это сказки.

— Как же, сказки….

— Интересно, его можно убить?

— Можно, — вздохнул Вовка, — бабушка говорила, что отпевание в церкви, поминание помогают. А если этого не было, в дело вступает старый добрый осиновый кол. Давай проверим?

— Ты с ума сошёл, — ужаснулся Гришка.

— А что? Заодно и узнаем; сказки это или правда.

— И не думай даже.

— Мы с тобой с двух сторон накинемся на него — я спереди, а ты сзади — и проткнём, — предложил Вовка. Он прямо загорелся этой идеей.

— Нет, нет…

— Гришаня, ты боишься….

— А я и не скрываю этого. Да, боюсь. Думаешь, кто замочил сторожа на стройке? Он и замочил. А тот бывший десантник. Приёмчики всякие знал. В Афгане воевал.

— Зато нас двое. И мы тоже качаемся. А потом он тормознутый. Если что пойдёт не так, убежим — не догонит. А если так — мы герои!

В конце концов, Вовка дожал приятеля.

Прошлогодние саженцы осины легко сломались. У Вовки был нож, которым и заточили два кола. И вот они отправились на подвиг. Но теперь парни шли тихо, лишь шёпотом иногда подбадривая друг друга. Упыря они увидели у экскаватора. Тот качался из стороны в сторону и что-то невнятно, утробно булькал.….

***

Ашот спокойно проспал всю ночь. Утром он вышел из вагончика, потянулся. У края котлована он наткнулся на кроссовку, почти новую. Поднял и глянул по сторонам в надежде увидеть её пару, но увидел нечто непостижимое.

В котловане лежали две ноги, с мясом вырванные из тела, причём, ноги принадлежали разным людям. Кровь на них уже засохла. На местах отрыва гудящей стаей вились жирные мухи. Невдалеке собаки грызли человеческую голову.

Ашоту стало плохо, он потерял сознание и упал.

Следователь Трушин ехал на работу в приподнятом настроении. Он задержал Ромку Куксу. Хотя даже косвенных улик для ареста не хватало. «Но ничего, подсобираем, — не отвертится, зараза», — вылезая из старых казённых «Жигулей», приговаривал он.

В кабинете дежурный, суетливо вытирая сухую лысину, заикаясь, доложил о новом преступлении на стройке.

— Оф-фигеть! — воскликнул потрясённый этим сообщением Трушин. — Где моя папка? — он рассеянно выдвигал и задвигал ящики стола.

— Так вот она, лежит перед вами.

— Ладно, оставайся здесь, а я пошёл, — хлопнул дверью следователь и поспешил к месту происшествия.

«Такая версия рассыпается», — сокрушался он, ускоряя ход. — А если Ромка сидит в КПЗ, значит, он не убийца…».

На пустыре, несмотря на воскресенье, зевак было море.

У входа в вагончик на траве лежал Ашот, которого била по щекам школьная сторожиха тётка Мотря, пытаясь привести в сознание.

— Никак не очухается, сильно испужался, — пояснила она свои действия Трушкину.

В толпе стоял вой. Пробившись через скопище народа к краю котлована, Трушкин увидел бившуюся в истерике почтальонку — тётку Вальку. Она по остаткам брюк узнала ногу своего сына Гриши. Выли и другие бабы. Трушкин заглянул в котлован…

Увиденное погрузило следователя в ступор, из которого его вывела баба Дуся, живущая по соседству с пустырём.

— Батюшки-светы! — всплеснула она руками, заглянув в котлован и оценив страшные картины преступления, затем истово перекрестилась и зачастила:

— Милые мои! Нельзя было начинать стройку на этом месте. Думаете, зря тут пустырь столько лет стоял? На этом самом месте были похоронены немцы, фашисты.

Слыхали же, наверное, что в сорок третьем наши уложили здесь целую дивизию СС? Мне мать рассказывала, что после битвы три дня наши бабы их трупы сгребали в ямы да закапывали. А в семидесятом надумали Дом культуры здесь строить. Место, де, хорошее. Начали его ровнять — мертвяки так и попёрли изо всех щелей. Сразу пустырь огородили, а народу сказали, что нашли неразорвавшуюся бомбу. А от людей разве что можно скрыть. И пошли слухи об упырях.

А их, упырей, и убить-то почти невозможно. Надо каждому голову отрубить и сжечь тело. Солдатиков тогда нагнали в село — страсть! Они перекопали весь пустырь. Порубили и сожгли, казалось, все останки. Да вот, видно, не все…

«Страшноватенькая картина, — подумал Трушин, — а, может быть, и выдумки старухи, выжившей из ума?»

Но старый заросший парк до сих пор все обходят стороной.

Инопланетянин

— Вася, кажется, привезли удобрение! Выйди, посмотри!

Сорока шестилетний увалень оторвал взор от танчиков и, не двинувшись с места, недовольно посмотрел на жену, гладившую бельё.

— Тебе второй раз повторить?! — прикрикнула супруга.

Василий нехотя накинул полушубок и вышел за ворота.

Действительно, водитель, кряхтя, вытаскивал из грузовой «Газели» мешки с удобрением и незлобиво бурчал:

— Вас дождёшься. Вроде, мне это надо.

Василий перехватил у него мешок.

— Распишитесь, — буркнул шофёр после разгрузки.

С недавних пор семья Моргуновых занялась бизнесом — выращивала в теплице рассаду овощных культур, так сказать, шла в ногу со временем, осуществляя импортозамещение.

— Вот тебе и работа нашлась, — ворчливо проговорила жена, когда Василий, потирая от холода руки, заскочил в дом, — может, отвлечёшься, наконец, от «стрелялок» и займёшься делом. Разбросай удобрения в ящиках под рассаду, только равномерно. И не забудь полить. Недельки через две высеем баклажаны.

Через несколько дней Василий зашёл в теплицу проверить температурный режим и увидел в ящике для рассады молодой стебелёк бурьяна. Привычным жестом он ухватил его у основания и вдруг услышал вскрик:

— Ой-ой! Больно! Не трогай!

Василий оглянулся — никого. Он снова схватил бурьян.

— Я же тебе сказал: не трогай!

Василий от страха едва выдавил:

— Кто это?

— Кто, кто… Я это.

Растение покачало верхушкой.

— Кто я? Бурьян что ли? — изумился Василий.

— Не бурьян, а инопланетянин, — вполне здраво заявил стебель, — прибыл на вашу планету с особой миссией.

— С чем, с чем? — недоумённо уставился на пришельца Василий.

— Дело в том, что у нас на планете всё живое разумно. И растения, и животные, так сказать, и флора, и фауна, — пояснил он, — я прибыл, чтобы одушевить земные растения.

Кошмар! У Василия в голове не укладывалась такая странная цель пребывания инопланетян на Земле. Он, конечно, читал в юности научно-фантастические рассказы об иных цивилизациях, но чтоб разумные сорняки путешествовали в космическом пространстве и высаживались на другие планеты! Это слишком! И вообще, что же это может получиться!? В голове всплыла бабушкина частушка:

«Говорят, что на Урале

пироги пекут с глазами.

Их пекут они бегут.

Их едят, они глядят!»

Включив своё воображение, он всё-таки допустил возможность диалога с растением и поинтересовался:

— Ну и как вы там поживаете?

— Хорошо! Даже замечательно, — проговорил бурьян и добавил: — С разумными существами всегда можно договориться.

Василий представил, как корова Зойка договаривается на лугу с травой, прежде чем её съесть, и рассмеялся.

Беседа с бурьяном затянулась до самого вечера.

На следующий день Василий опять навестил пришельца и допоздна с ним проговорил. Он узнал много интересного об удивительной планете бурьяна. Оказывается, у неё два солнца, вокруг которых она вращается по сложной траектории. Год равен сорока земным. На зиму все животные и растения впадают в спячку, и, просыпаясь, начинают новый жизненный цикл как бы «с нуля».

На третий день Василий уже с утра спешил в теплицу, чтобы пообщаться с необычным гостем. Он и сам, неожиданно для себя, рассказал инопланетному путешественнику о таких чудесах на Земле, о которых раньше и не подозревал. Пришелец пригласил его на свою планету, и Василий даже подумывал о том, что это вполне осуществимо. Если отпустит жена, конечно, — он пока её не посвящал в свои переговоры с диковинным растением.

Так и повелось: каждый день Василий приходил в теплицу и подолгу беседовал с чудным инопланетянином, всё больше сближаясь с ним, так сказать, подходя к консенсусу.

Жена удивлялась. Что это с мужиком? То от компьютера не оторвёшь, а то из теплицы не выгонишь. Прямо трудолюбие проснулось у человека, на пятом-то десятке! Даже не знала, радоваться ли?

Неожиданно приехали двое работников фирмы, доставившей удобрения:

— Моргуновы? — строго спросили.

— Они самые, — ответил Василий, открывая калитку. Из-за его плеча выглядывала жена.

— Вам привозили удобрения — посмотрел в бумаги худенький очкарик, — двадцатого января?

— Привозили. А что?

— Всё использовали?

— Нет. Два мешка осталось.

Второй работник, краснолицый толстяк, неожиданно взревел, жёстко жестикулируя пухлыми ручками, закричал:

— А-а! Немедленно вернуть! Удобренную почву вынести и закопать!. Помещение проветрить!

— Что случилось? — с удивлением спросили супруги.

— Бракованная партия, — пояснил худенький, — выделяются ядовитые испарения после полива.

— Глюкогены. Последствия ещё не изучены, но, по словам потребителей, могут чудиться говорящие растения и прочая дребедень, — добавил толстяк.

Альтернативы

Александр Сокольский родился в крупном сибирском городе в профессорской семье. Учился он в специализированной школе при Академгородке. К четырнадцати годам Саша легко решал задачи по высшей математике, имел представление о ядерной физике и владел двумя иностранными языками. Однако учился он без интереса, по обязанности…. Не это вовсе занимало его.

Родители удивлялись своему ребёнку. Они давно забыли, когда последний раз вызывали слесаря, электромонтёра или сантехника. С детских лет всё это хозяйство было в ведении сына. К тому же он на небольшом клочке земли перед их многоквартирным домом занимался селекцией паслёновых. И если у других огородников-любителей томаты дозревали в валенках, у него к концу короткого сибирского лета помидоры успевали покраснеть, а баклажаны радовали лиловыми боками. Соседи даже уважительно называли Сашу «наш Мичурин»

— Откуда это у него? — недоумевали родители. Ничему такому они его не учили.

— Наверное, когда-то были в нашем роду умельцы. Это всё, конечно, неплохо, но будет ли Сашенька заниматься наукой? По-моему, ему она ему не интересна, — обречённо вздыхала мать, видевшая в своём сыне будущего учёного с мировым именем.

Саша рос не очень общительным ребёнком. Любил одиночество и очень стеснялся родимого пятна на шее, которое, как он не старался прикрыть, выглядывало из ворота рубашки. Он бы носил только свитера, но в школе была установлена определённая форма одежды.

Родители настояли, чтобы после окончания девятого класса, на каникулах, Александр отправился вместе с одноклассниками в поход — по экологическим тропам Сибири. Пусть мальчик развеется, да и познавательно для ребёнка!

И вот однажды, когда туристы шли вдоль русла реки, собирая образцы флоры и фауны, отмечая в журнале их особенности и места отбора, с Александром случилась удивительная история. Настолько удивительная, что все науки мира не могут её объяснить.

Утром, как всегда, позавтракав и окунувшись в реке, ребята отправились в путь. Тропа вела их к месту впадения притока в Лену. Шагали довольно долго, и уже стала одолевать усталость, как с тропы туристы увидели поворот на просёлочную дорогу.

Посмотрели по карте — деревня Медведовка, расстояние до неё — 11 километров, население — 480 человек, занятие — охотничий промысел, пчеловодство.

Смысла сворачивать не было: неинтересно, да и цель путешествия иная….

Саша, услышав название деревни, вздрогнул. В какой-то момент у него нестерпимо заныло в груди и очень захотелось пойти по этой дороге, он даже немного приотстал от товарищей. И только решил их догнать, как ноги сами свернули налево. И он пошёл…. Вопреки своему решению.

Мыслей не было, только желание идти и идти вперёд

Дорога была не особенно наезженная, больше натоптанная, с заросшими травой глубокими колеями от колёс телеги, мотоцикла и ещё каких-то средств передвижения. Видимо, в дождливую пору её сильно развозило.

Шёл Саша минут сорок, может быть, чуть больше (не глянул на часы), всё ускоряя шаг, как будто его кто подгонял.

Впереди показались перекошенные столбы линии электропередач, сердце застучало сильнее.

Водонапорная башня…. Первые дома деревни. Мелькнуло в голове: есть заброшенные….Школа…. Его школа! На футбольном поле физрук поднёс к губам свисток, и началась игра мелюзги. Когда Саша поравнялся с учителем, то понял, что это Василий Архипович, только седой. Тот посмотрел на Сашу и затряс головой, замахал руками, будто отгоняя видения.

А Саша уже бежал. Слёзы душили его. Не только внешние. Казалось, внутри их ещё больше, и они вот-вот разорвут тело на кусочки.

Свернул. Четвёртый дом от угла. Родной дом! Заскочил в знакомую калитку, по выложенной камешками, им самим, дорожке вбежал вглубь двора.

Дверь в избу открыта, но занавешена от комаров, по углам лутки висят пучки чабреца и полыни. В голове мелькнуло: «Иван Купала же!»

На порог вышла бабушка? Нет, нет, мама! Только измученная и постаревшая.

— Павлик, — с изумлением и страхом выдохнула она и стала оседать.

Саша подхватил теряющую сознание мать. Губы у него не размыкались, и сам он был словно сомнамбула. В голове всё это не укладывалось. Кто же он? Саша или Павлик? Когда он настоящий? И кто его истинные родители? Кто из них неродной? И почему он не здесь, а там?

От вопросов голова шла кругом. Но он нёс на руках мать на кушетку, под навес. Он знал наверняка, что за домом — навес, крытый соломой, длинный сосновый стол, сбитый ещё его дедом, и старая военная кушетка из госпиталя, расквартированного здесь в сорок третьем году. Потому что в Медведовке целительный воздух. Саша всё это просто знал! Зна-ал!

Из мастерской показался поседевший отец и тоже замахал пред глазами рукой, как прежде учитель.

Саша, наконец, загнал волнение глубже внутрь и нашёл в себе силы разлепить губы.

— Папа! Это я! Я! Я! — убеждая, скорее, себя, чем отца, сквозь слёзы кричал он.

Отец тоже не ориентировался в обстоятельствах и не знал, что ему сказать. Или броситься в объятья?

Он помог Саше уложить на кушетку мать и лишь тогда проговорил:

— Сынок, не рви сердце. Как это может быть? Полтора десятка лет прошло с того страшного летнего дня, а ты не изменился. Так не бывает, поверь мне, — он с сомнением он покачал головой и продолжил: — И потом — я сам тебя хоронил. Тебя же медведь разорвал. Голова на ниточке моталась.

— А-а. В-вот почему у меня р-родимое пятно на шее, — дрожа и заикаясь, откликнулся Саша.

Он оголил горло и показал удлинённое красное пятно, охватывающее почти всю шею и переходящее на грудь.

Отец, потрясённый застыл. Но затем, справившись с волнением, хрипло подтвердил:

— Всё так и было!

Перед ним предстала картина пятнадцатилетней давности. Как сын не вернулся из леса, как прибежали его товарищи и сообщили о трагедии на заимке. Как на телеге его, окровавленного, с развороченной грудью привезли домой. И как он сам, вот этими руками, дрожащими и непослушными, сбивал сыну домовину, а потом, после отпевания в церкви соседнего села, вбивал гвозди в крышку гроба.

Тогда, кто же это? Как две капли воды он похож на его сына Павлика. Да нет, это он, Павлик. Отец перекрестился:

— Господи, помоги! Вразуми мя!

Сел на кушетку в ногах матери и, шепча охранную молитву, ещё раз перекрестился.

На Сашу тоже было страшно смотреть.

— Я ничего не понимаю, — бормотал он, ломая пальцы.

— Кабы мать умом не тронулась, — пробурчал отец, сам находясь на грани расстройства. — Откуда ты взялся? Второй раз родился? Сейчас тебе было бы уже за тридцать. Давай, рассказывай!

Саша рассказал всю свою кроткую жизнь. И хотя всё было ясно и понятно в этой Сашиной жизни, и можно как-то, с мистическими допущениями о реинкарнации, истолковать право на следующую жизнь, совершенно необъяснимыми оставались точное физическое воспроизведение Павлика и память о прошлой жизни, которой по всем теориям не должно быть.

Трудный это был разговор для всех…. И плакали, и вспоминали, и обнимались, как всегда бывает с родными людьми после долгой разлуки…. Обычные чувства ….однако, в очень необычных обстоятельствах….

— А как же сейчас твои эти… родители? — вздохнула мать. — Я вижу тебя, могу потрогать, обнять…. А как же те, Павлик? Они, небось, уже знают, что ты пропал, и места себе не находят?

Уже солнце склонялось к закату, когда в калитку постучали, и во двор шумной гурьбой ввалились товарищи Александра с руководителем похода.

— Сашка, ты что? Голову потерял? Мы чуть с ума не сошли.

— Ну, ты и даёшь.

— Твоё отсутствие обнаружили уже на привале. Мы подумали, что ты мог только на эту дорогу свернуть, — галдели одноклассники.

— Слава Богу, нашёлся! — Елизавета Алексеевна минуту раздумывала, что делать с нарушителем дисциплины, а потом обняла Сашу и заплакала.

Перенастройка индивидов

Роман спешил на первое заседание государственной думы, куда он был избран депутатом от Либерально-демократической партии. Для него это избрание — очередная ступенька в его политической карьере, с далеко идущими планами. Роман мечтал о популярности и даже — о славе.

Сначала не заводилась машина, теперь вот пробка. Накапливалась раздражительность: «Опоздать?! Опоздать на первое заседание из-за какой-то пробки!?»

Наконец, проехал узкое горлышко. Кажется, авария! «Скорая» всмятку, внедорожник разбит. Милиции тьма! Зато пробка рассосалась.

«Проскочу? Тьфу, красный!»

Скрип тормозов. Удар!

«Влип в металлический бордюр, косорукий, — мелькнуло в уме. — Передний бампер в лепёшку. Слава Богу, сам цел! Только с головой что-то не так, и в ушах шумит. Но попасть на заседание — святое дело!»

Вызвав эвакуатор и такси, прислонился к двери автомобиля, закрыл глаза: «Ну же, скорее, скорее, а то опоздаю».

Однако успел. Роман, вытерев вспотевший лоб, решительно вошёл в зал заседаний. Он обозрел поле будущей деятельности, выискивая глазами знакомые лица. Увидев однопартийцев, подошёл к ним:

— Привет! Куда сядем?

— Тут обозначено. Видишь табличку?!

Роман опустился в кресло с краю от прохода. Рядом расположился его товарищ и ровесник Николай. Огляделись. Некоторые депутаты уже сидели, как они, другие стояли кучками и разговаривали. Стоял гул.

Вдруг в голове Романа чётко раздался слегка металлический мужского тембра голос:

— Здравствуй, Ка!

— Здравствуй Эф, как ты?

«Что за имена? Или клички?» — подумал Роман и повернул голову на голоса. В проходе стояли два мужчины средних лет и молчали, и хотя их лица были непроницаемы, он почему-то был уверен, что диалог происходит между ними. Удивительно и непонятно…. Как он мог их слышать? Кажется, это называется телепатией.

«Чертовщина какая-то, — мелькнуло в уме, — может, башкой нереально стукнулся?»

А странный диалог продолжался:

— Я так устал. Земляне невыносимы: суетятся, спорят, шумят. Их психика не выдерживает никакой критики. Нас не предупреждали об этой их особенности на семинарах. Давали схему, и всё.

— Да, это так, Ка, но программу выполнить необходимо в срок, ты же знаешь?

— Я не возражаю, Эф. Просто нам надо отдохнуть. Окунуться в привычную атмосферу? Не хватает азота, жизни….

— Мне тоже, — согласился собеседник, — но думаю, мы со временем адаптируемся. Так же было на Второй планете.

Подошёл ещё один — молодой парень довольно серой наружности:

— Оттянемся, как говорят здесь?

— И ты тоже.

— Сам понимаешь, что это необходимо.

— Согласен, но ненадолго. Только где тела оставим?

— Может на пляже, Эль?

— Да, а потом они окажутся зарытыми в землю, под холмиками. Затем ищи новые.

— А что их искать? Бери любое.

— Ты ж знаешь, что любое не подойдёт. Нужно время для перенастройки.

— Да, а нам надо интенсивно готовить вместилища для следующей партии переселенцев.

Роман внимательно оглядел участников разговора. Люди как люди, ничего особенного, ну, может быть, какие-то бесстрастные, со стеклянными глазами что ли…. Тревожное предчувствие охватило его. Возможно, они обыкновенные депутаты, а странности происходят с ним? Что-то здесь не так.

Роман взглянул на Николая. Он уткнулся в гаджет и, вероятно, ничего не слышал, но на всякий случай спросил.

— Коля, ты ничего не слышишь?

— Нет, — буркнул под нос приятель.

— И не замечаешь странного?

— Нет, а что? — взглянул на него Николай

— Посмотри на эту компанию! Что ты о них думаешь?

— Думаю, что Роман задаёт мне дурацкие вопросы, — усмехнулся он и снова занялся своим любимым делом.

— Здравствуйте коллеги!

— Здравствуй, Гэ!

Это к странным личностям подошла пожилая дама. Но голос у неё был тот же самый, что и у остальных.

— Зачем вам новые тела?

— Хотим отдохнуть, но опасаемся, что тела пропадут.

— Совершенно исключено, если поедем ко мне.

— Да, Гэ, у тебя же собственное жилище!?

— Конечно. Большой дом, приличный запас хлора в рефрижераторе: хватит на всех. И прислуга из наших, — продолжила дама, — а тела пусть полежат, отдохнут.

— Ха-ха-ха! — прозвучал хор одинаковых голосов в голове у Романа.

— А теперь рассредоточивайтесь, — сказал кто-то из них, вероятно, главный, — и начинайте перенастройку индивидов!

— Господи! Что это? — Роман перекрестился, хотя раньше он никогда этого не делал.

— Он нас слышит!

— Кто?

— Да вот этот!

— Блокировать разум?

— Нет, стой! Давай второй вариант.

Роман сжался в комок.

Острый толчок в грудь. Ещё толчок!

Резкий свет!

Роман очнулся на каком-то потёртом ковре, а вокруг стояли деревянные стенки и столбики. Где это он? Поднял голову. Ба…. Да это же мебель, только очень больших размеров. Кошмар! Как в доме сказочных великанов!

У огромного раскрытого окна стоял действительно великан. Роман присмотрелся. Это был один из тех людей, которых он видел и «слышал» в зале заседаний.

Роману стало страшно. Оттого, что всё непонятно, необъяснимо…. Ком подступил к горлу, впервые ему захотелось плакать — от беспомощности, неясности, непостижимости. И он всхлипнул. Не-ет, он взвизгнул, как …побитая собака. Ещё не веря в случившееся, но мучась подозрениями, он проверил их: опустил голову и увидел мохнатые собачьи лапы вместо своих рук….

Сердце застучало с бешеной скоростью. Казалось, вот сейчас оно вырвется из груди…

— Пришёл в себя? — раздалось в голове, — скоро вы все на этой удобной планете станете безумцами или животными. А заселим её мы — вечные люди с Погасшей Звезды.

Он открыл дверь на улицу и подтолкнул Романа к выходу:

— Пошёл! Выживай, если сможешь!

***

Приближался мужской праздник — 23 февраля. В парфюмерном отделе универмага собралось много народу, в основном женщины: бойко шла распродажа готовых подарков. Анну они не устраивали. Она выбрала мужу дорогой одеколон, другие приятные мелочи и стала в очередь к прилавку, за которым девица яркой внешности заворачивала покупки в подарочный целлофан.

Вдруг не на фоне обычного шума толпы, а прямо в голове отчётливо прозвучало:

— Дэ, смотри какие вместилища приятные!

— Подойдут нашим.

— Так давай, Дэ, действовать!

По ходу диалог, а голос один и тот же. И смысл неясен.

«Господи, неужели крыша поехала!?» — ужаснулась Анна и оглянулась назад.

За ней в очереди стояли две девицы с рыбьими глазами и серьёзными лицами

— Она слышит нас! — раздалось в голове.

— Я говорил, что есть в программе сбой! Это не первый случай!

— Да, А-прим, надо доработать.

— А эту туда, к остальным особям, как они говорят, к скотам

— К животным, — поправил второй участник диалога.

Резкий толчок в грудь. Ещё толчок!

Анна очнулась. Какой-то полумрак, грязь.

«Где я? Что это было?» — мысли прыгали одна на другую.

Резкий запах гниения. Ржавые стены. Старые пакеты. Огрызки. Как в мусорном баке. Сверху на неё упала пластиковая бутылка. Взмахнула рукой, чтобы сбросить с лица. Что это? Лапа? Кошачья лапа? Кто я? Кошка? Какая глупость. Может, мне снится? Ужас!

— Мяу! — закричала она, выпрыгивая из бака.

Анна бродила по загаженному двору, пытаясь привести мысли в порядок, но ничего не получалось. «Бред? Сон? Даже ущипнуть себя нечем… Господи, что со мной?»

Вдруг она услышала в голове голос, вопрошающий:

— Ты человек? Я слышу тебя. Ты меня слышишь?

— Слышу! Слышу! — мяукнула Анна. К ней подходил рыжий пёс с обрезанным хвостом.

— Что с нами? Ты что-нибудь понимаешь?

— Кажется, понимаю. Пришельцы захватили Землю. Нас уничтожают, — ответил пёс.

— Что же делать?

— Бор-роться! — каркнула ворона на ветке.

Неудачная экспедиция

Галактический патруль приближался к Селесте. С одного из торговых кораблей пришло сообщение, что на орбите этой планеты космический корабль терпит бедствие: сигналы идут, а связи с судном нет.

Действительно, всё внешне так и выглядело, как и сообщили торговцы. Но узнать истинное положение вещей можно, только попав на корабль.

Если бортовой компьютер в порядке, это сделать несложно. После некоторых манипуляций бортинженера, открылся стыковочный модуль, и офицеры патруля оказались на судне.

Отключив сигнал бедствия, бортинженер вызвал на экран изображение. Перед офицерами возникло нервное мужское лицо с всклокоченными волосами и пронзительным взглядом воспалённых глаз.

— Я капитан этого корабля Гарри Уиллис, — представился он. — Если вы меня видите, то можете служить панихиду — я погиб, как и мои товарищи.

Оставляю предупреждение всему человечеству: планета Селеста и вторая, Стелла, в созвездии Авентуру, смертельны для каждого, кто ступит на их поверхность. Предупреждаю: высшая степень опасности!

В столе — синяя флешка, на ней мои мысли, комментарии, копия бортового дневника, анализы. Там всё…. Думаю, разберётесь. Прощайте….

***

Последняя планета, которую посетил Гарри Уиллис, вопреки показаниям приборов, оказалась обитаемой. Разумны ли были аборигены? Сие неизвестно. Для этого существует специальная служба контакторов. Гарри же и его команда были космическими охотниками за артефактами и внеземными технологиями — блектейккерами.

Раньше на Земле таких охотников называли «чёрными копателями». Они раскапывали древние могильники, разрушенные поселения и прочая, создавая археологам конкуренцию и учёным — головную боль.

На Селесте — планете с разряжённой атмосферой, признанной необитаемой, многочисленные пробы, взятые зондами, изученные в корабельной лаборатории, показали, что планета мертва. Вместе с тем были обнаружены радиоактивные биоследы, указывающие на существование когда-то на ней жизни. Было решено высадиться на планету и поискать артефакты исчезнувшей цивилизации.

Товарищи уже ступили на поверхность Селесты, когда Гарри надел скафандр и тоже направился к люку. Пилот корабля Олли Вандрейк напомнил командиру об инструкции, по которой командир корабля и бортинженер не должны покидать корабль. Однако Гарри только махнул рукой: среди высадившихся была его жена — Тильда, биолог экспедиции. Гарри, постоянно следящий за безопасностью жены, не хотел оставлять её без присмотра.

Люк открылся — и Гарри заледенел от ужаса, кровь застыла в его жилах, на миг даже сердце перестало биться…

Увиденное им не поддавалось осмыслению: из земли как из небытия выползали огромные паукообразные существа или механизмы… с мощными мохнатыми лапами… толстым чёрным панцирем… четырьмя крупными бесцветными глазами по периметру головы. Их открытые пасти сверкали острыми, будто заточенными стальными клыками.

Бедные астронавты метались по полю в поисках спасения. Но разве это возможно?

Паукам хватало мгновения, чтобы перекусить человека пополам, разорвать на кусочки и проглотить вместе с экипировкой.

«Уже им не помочь», — мелькнуло в голове дрожащего от страха и отчаяния Гарри.

А целые орды монстров уже шествовали по направлению к кораблю.

Он, конечно, был покрыт сверх крепкой бронёй, но кто знает возможности этих образин?

Гарри захлопнул люк и, не дожидаясь ответа робота о завершении герметизации, бросился в отсек управления.

— Взлетай! — заорал он во всё горло, отбрасывая шлем скафандра, — Олли, немедленно взлетай!

Рёв двигателей — и корабль устремился ввысь.

Гарри, бледный, с синими губами, дурным взглядом и трясущимися руками, рухнул в кресло и впал в полуобморочное состояние.

Мучительная для Олли пауза продолжалась до тех пор, пока они не вышли на орбиту Селесты. Надо было подтверждать заложенную программу или переключить тумблер на синюю стрелку — «Возвращение на Землю».

Олли вопросительно посмотрел на Гарри. Тот разлепил губы и болезненно выдохнул:

— Погибли все…. И Тильда.

Его Тильда. Скромный биолог в одном из многочисленных исследовательских институтов, противница всяких авантюр и опасных экспериментов. Она так не хотела, чтобы Гарри улетал…. А он ей поставил условие, что это будет последняя экспедиция, если она отправиться с ним.

Добрая, нежная девочка …. Искренняя…. Она ни в чём не могла отказать ему. Лю-би-ла…. А он воспользовался этим.

«Никогда себе не прощу», — билась на висках жилка, и разрасталась ярость, ненависть к себе.

Как сквозь сон услышал вопрос Олли, который он задавал, видимо, не первый раз. Потом с силой тряхнул его за плечи:

— Гарри, Гарри, расскажи, что произошло? Что случилось? Как они погибли?

— Аборигены съели.

Безумный ответ, формула чёрного юмора. Гарри даже сам не понял, что сказал.

Олли так и не добился от него разъяснений. Но не до того! Перед пилотом стоял очень важный вопрос: возвращаться на Землю или всё же посетить последнюю оставшуюся в программе полёта планету?

Их двое! Только двое! Причём Гарри кажется невменяемым. Надежда на успешное завершение полёта минимальна. Но и возвращаться домой было почти, что не с чем: несколько артефактов с Белой планеты VK №2709 да загадочный аппарат с корабля неизвестного происхождения. Это был полуразрушенный корабль, основанный на тех же принципах, что и земные агрегаты. Они его обнаружили на Весте, первой посещённой планете. На Земле, конечно, разберутся что к чему.

А вдруг этот аппарат ничего не стоит? Экспедиция окажется нерентабельной? А это четыре года странствий и восемь загубленных жизней…. Выходит зря?

Тильда, старик Нед, братья Вандельберги Стоян, Янка, Мурза…. Они будто выстроились в шеренгу перед глазами Олли, побуждая к действиям.

Олли дал возможность Гарри поспать и лишь тогда спросил:

— Ну, командир, что ты думаешь делать? Возвращаться или продолжить маршрут?

— Давай возвращаться.

— Значит, смерть товарищей была напрасна, и мы ничего стоящего с тобой не привезём? Чтобы хоть как оправдаться в их гибели? Поддержать их семьи материально, а?

— Возвратимся, Олли, — в голосе командира пилоту послышалось сомнение.

— Послушай, Гарри, в тебе говорит боль утраты. Такую, как Тильда, трудно найти. Может быть, она вообще такая — единственная в мире. Я понимаю. Но мы с тобой люди небогатые. Кроме этого латаного корабля, у нас ничего нет. И если мы сейчас вернёмся на Землю, навряд ли, он взлетит ещё раз.

Да тебе не дадут больше лицензии на эксплуатацию этой развалюхи! И мы нищие! Давай используем последний шанс, пожалуйста! А потом вернёмся.

— Нет, нет, Олли. Только ты не подумай, что я боюсь. Просто сейчас я понял, что мы занимаемся не лучшим бизнесом.

— Но и не самым плохим, Гарри, — ухмыльнулся Олли. — Помнишь, как мы погуляли на Марсе после второй экспедиции. Несколько недель гремел эфир о героях космоса, которые умеют так отрываться. Тогда у нас появились не только деньги, но и кое-какая слава.

— Суета сует, — буркнул под нос Гарри, — пустое…

— Нет, погоди…. Не пустое. Профессор Энкель уже использовал наш агрегат и после испытаний, может быть, кругленькая сумма и появиться на наших счетах.

— Вот именно, может быть….

Долго астронавты препирались. Наконец, Гарри надоело спорить. Он страшно устал и опять хотел спать.

— Ладно, включай программу управления, а я подготовлю настройку анабиоза.

Семь месяцев сна для них прошли незаметно. Они уже восстановились и с любопытством, повторяющимся при каждом подлёте к новой планете, прильнули к окну иллюминатора в отсеке управления космического корабля.

Вот она — вторая планета созвездия Авентуру. В справочнике космических объектов она проходит под именем Стелла. Её характеризуют полное отсутствие атмосферы, однородная поверхность, отливающая синеватым блеском и ряд других не менее важных признаков, которые не особенно волнуют космических охотников за сокровищами.

Но чем-то интересна же она для них? А вот чем: по экватору планеты расположены на одинаковом расстоянии возвышения, говорящие о том, что на планете могли присутствовать когда-то мыслящие существа. Может, даже очень давно. Это они, по-видимому, оставили гряду холмов, опоясывающую планету. Природа не могла так точно расположить возвышенности. А может быть, это холмы? Курганы? Сигнальные маяки? Что это?

В любом случае, не зря прилетели: планета заслуживает внимания.

— Ну, что будем садиться?

Олли переключил тумблер ручного управления, нажал на кнопку гравитационного поля:

— Приборы показали низкую гравитацию. Сажусь.

Несмотря на низкую гравитацию, корабль довольно жёстко опустился на поверхность Стеллы. Гарри, не выпуская из виду трагические события на Селесте, напомнил товарищу:

— Олли, выдвигай зонды. Прежде чем выходить, проверим досконально все параметры. Тщательнее обычного!

— Да, горький опыт у нас есть, — пробормотал Олли. — Что там на приборах?

— Атмосферы действительно нет, гравитация — 12%.

— Сходи в лабораторию, посмотри анализы проб!

— Бегу!

Гарри явился в лабораторный отсек как раз вовремя. То там, то здесь уже загорались экраны анализаторов. Собрав распечатки, он вернулся к пилоту.

— Слушай: планета действительно, без атмосферы, необитаема….

Олли, молча кивнул головой. Лабораторные исследования подтверждали предварительные данные.

— Вот видишь: кристаллический грунт! — Гарри тыкал пальцем в длинный рулон печатной плёнки. — Нет, ты посмотри! Он не проходит индификации! В таблице Менделеева отсутствуют составляющие его элементы.

— Отлично! Наше открытие — наши деньги. Мы ещё не ступили на планету, а уже в плюсе.

Астронавты пробежали глазами состав грунта. Органика полностью отсутствует. Из знакомых элементов — кремний, селен …. А ещё десятка два неизвестных.

Олли довольно потёр руки и радостно возопил:

— Гарри! Мы богаты, бо-га-ты! Всё! Пошли в оранжерею, поедим чего-нибудь вкусненького и будем готовиться в высадке на планету.

— Пошли, — равнодушно повторил Гарри. Он вообще после гибели Тильды тормозил.

Олли же был в приподнятом настроении и напевал на мотив марша хороших парней:

— Стел-ла, Стел-ла, даст богатство…

Но толком астронавты не поели. Их охватило вполне понятное любопытство и нетерпение, и немного перекусив, они бросились готовить оборудование для выхода наружу. Чтобы не попасть в беду, как на Селесте, они решили передвигаться по планете на атомокаре.

Облачившись в скафандры и надев на ноги гравитационные кольца, приятели открыли люк.

Перед ними простирались неизведанные просторы далёкой планеты. Что она им даст? Какие находки ждут их там?

Ракета села на экваторе, примерно в полумиле от заинтересовавших их холмов.

Спустив лестницу, пилоты глубоко вдохнули безвкусный воздух кислородных баллонов. Олли ступил на старый атомокар, с недавно обновлёнными особым титановым сплавом траками, и призывно махнул рукой Гарри. Тот последовал за ним.

— Ну, как ты? — спросил он, включив микрофоны.

— Нормально.

— Как хорошо получилось, что мы сели так близко от холмов.

Атомокар приближался к желаемому объекту.

— Это не холмы, Гарри. Глянь! Это пирамиды! — воскликнул Олли. — Какой же они правильной формы! Это свидетельство разумной жизни! — убеждённо проговорил он.

— Какая жизнь?! Нет ни одного условия для неё! — неуверенно возразил Гарри.

— Но, может быть, пришельцы?

— Пришельцы, может быть…. — согласился Гарри. — Тише! — замер он, ты слышишь? Музыка и шёпот, вроде, в наушниках.

— Это тебе со страху кажется.

— Тс….. Послушай, Олли.

Олли прислушался.

Действительно….Музыка космоса…. Так эти звуки называют опытные астронавты. Их слышат все, кто хоть раз выходил в открытое пространство. А раз нет атмосферы, значит, и здесь на Стелле, открытое пространство. Закономерно.

— Пустяки, — музыка космоса. Помнишь, старый Нед рассказывал об этом явлении, — успокаивающе проговорил он, нажимая стоппер атомокара, который уже мягко приблизился к пирамиде.

Они смотрели на её величественную красоту, устремлённую в космос вершину. Да, невозможно не заметить из иллюминатора корабля такое огромное сооружение.

Пирамида не была гладкой. Каждый её элемент представлял собой пятигранный кристалл вершиной наружу. Она, словно древний ископаемый дикобраз щерилась блестящими иглами вершин. Красота!

— Очень интересно! — Олли инстинктивно ступил на грунт и протянул руку к блистающей грани огромного кристалла. И будто током пронзило всё его тело. Затем оно обмякло. И перед глазами Гарри прошла моментальная метаморфоза Олли… в пирамиду… в мёртвый камень….