Бесплатный фрагмент - Девочка из землянки

Счастливая девочка

Вступление

Разве может человек в XXI веке жить в землянке?

Из истории жизни древних славян VII—X веков я знала, что землянка — это углублённое в землю до 1 метра жилище, прямоугольной или квадратной формы, с перекрытием из жердей или брёвен, засыпанных землёй. В углу располагался открытый очаг, сложенный из камней. Наклонная крыша держалась на вкопанных шестах.

На юге Европейской России до весьма позднего до ХIV — ХVIII веков массовым народным жилищем была полуземлянка на 0,5–1 м врытая в грунт. Существовало два способа возведения стен. Иногда в яме делали сруб, который затем засыпали снаружи землёй и плотно утаптывали. В других случаях стены складывали из горизонтально расположенных жердей или плах (колотых брёвен). Такие стены без дополнительной опоры легко могли обрушиться внутрь и уж никак не выдержали бы тяжёлую крышу. Поэтому по углам и посередине каждой стены ставили достаточно толстые и крепкие столбы: стёсанные концы жердей или плах вставляли в пазы, сделанные в этих столбах.

У полуземлянок иногда строили двускатную кровлю, устраиваемую на стропилах, перекрытых лёгким материалом и присыпанных сверху землёй, как и наружные стены. Пол был земляной, плотно утрамбованный и обмазанный глиняным раствором.

Нельзя говорить о некой отсталости древних славян, а скорее, надо говорить о превосходстве понимания, благодаря которому праславянскими народами был найден лучший вариант сосуществования с окружающим миром, когда человек берёт от природы только то, что нужно, и не пытается «захламить» мир величественными постройками, тешащими лишь человеческое тщеславие.

Знаю, во время войны 1941—1945 годов, когда фашисты оккупировали большую территорию нашей страны, жители сожжённых деревень уходили в леса и строили себе землянки.

Видела фото землянок и блиндажей военной поры, в которых были и штабы, и «казармы», и медсанбаты. Но после войны прошло 75 лет. Но вот почему я завела разговор про землянку.

Однажды летом я приехала к бабушке, папиной маме, на дачу, расположенной в садовом товариществе недалеко от города Сходня. Сколько я себя помню, каждое лето один месяц я проводила с няней в городе, другой — с бабушкой на даче, а в третий месяц мы уезжали куда-нибудь за границу: в Испанию, Италию, на Сицилию, ходили каждый день в рестораны, купались в море и океане, осматривали достопримечательности городов.

Но рассказать я хочу не о Риме, Венеции или Париже, где мы отдыхали с родителями, а о событиях на дачном участке, так круто изменивших мою жизнь.

Воспоминания детства

Меня можно назвать счастливым ребёнком, никогда не имеющим ни в чём нужды или недостатка. Мои родители «родили» меня, когда им было по 36 лет. Какая жизнь была у них до меня, никто не рассказывал. Я была единственным, желанным и долгожданным ребёнком в семье.

Родители перечитали горы литературы по воспитанию детей от умных авторов, выбрали стиль поведения — «заботливая любовь», и растили меня в любви и согласии. Только почему-то все методы, описанные в умных книжках о воспитании, «забуксовали» на мне и перестали «работать».

К полутора годам родственники взвыли: моя гиперактивность не давала им покоя ни днём, ни ночью. Я сама не могу объяснить своего поведения и состояния, но бабушка рассказывала, что меня невозможно было посадить на стул и удержать на месте — я вскакивала и убегала. Кушала так же: подбегу, проглочу ложку каши, убегу. Мама или бабушка бегали за мной с ложкой, или звали и долго ждали, когда я соизволю к ним подбежать.

Укладываться спать не хотела ни днём, ни ночью, и взрослые теряли по семь потов, пока меня укачивали по очереди: мама, папа и бабушка. Дедушка читал в своей комнате и только ворчал:

— Уже полночь, а вы всё ребёнка не можете спать уложить. Мы раньше в 9 часов спать ложились.

Взрослые вздыхали: если б они знали, как уложить меня в 9 часов вечера, то не мучились бы так до полуночи. Я не хотела вечером одевать пижаму, а утром — её снимать. Так и носилась по комнатам в пижаме, начёсанная и неумытая, полдня.

Моя комната была завалена дорогими игрушками, книжками, но я не умела играть и только каждый день сбрасывала игрушки с полок и с дивана на пол и весело смеялась, пока бабушка, кряхтя, ползала по полу и собирала их обратно. Через час всё повторялось заново.

Шкафы в моей комнате были наполнены красивыми брендовыми вещами, но я быстро вырастала из них, так и не надев ни разу, потому что не давала себя наряжать.

Одеваться на улицу тоже не хотела, плакала, кричала и извивалась, пока мама и бабушка с уговорами и прибаутками пытались натянуть на меня колготки, платье, курточку и шапку.

Первой не выдержала мама и сказала папе, что надо искать няню. Она видела что я не слушаюсь бабушку на прогулке. Бабушка с больными ногами не могла угнаться за мной на улице, когда я убегала далеко. Это я как раз и делала. Как только мы выходили из подъезда, я вырывала руку и неслась вперёд? Куда? А разве знает об этом ребёнок в полтора года и может ли предвидеть опасность на тротуаре или проезжей части? Опустив голову вниз, я просто бежала вперёд…

После прогулки не хотела заходить домой, кричала страшным голосом у подъезда, падала на спину и била ногами об асфальт. Соседи выглядывали в окна, а мама стыдливо брала меня на руки, говорила тихо:

— Я тебя люблю, тише, тише, успокойся.

Меня никогда не ругали и не кричали, это тоже был уговор родителей — воспитывать меня спокойно в любви. Но что-то пошло не так…

Конечно, я была любимым ребёнком, поэтому мне покупали всё что только я ни пожелала, самые лучшие и дорогие вещи. Родные с умилением смотрели на меня, когда я как «пай-девочка» останавливалась на минуту, если ещё им удавалось меня красиво одеть и причесать. Милая маленькая «куколка» с круглым белым лицом, курносым носиком, пухленькими щёчками и озорными серыми глазками в нарядном кружевном платьице, всегда ходящая на носочках.

Мама называла меня «маленькой балеринкой» и считала, что это очень красиво, хотя врачи говорили, что основной причиной ходьбы на носочках является неравномерное напряжение мускулатуры ног — мышечная дистония.

Как позже я узнала, это не единственный момент, который заставляет малыша до 3 лет вставать на мыски. Дети с высокой активностью часто ходят на цыпочках. Все потому, что деятельный ребенок всегда находится в напряжении и возбуждении. От переизбытка эмоций он буквально начинает бегать на носочках, иногда выражает свой внутренний дискомфорт хождением на носочках.

Мне поставили диагозы: гиперактивность и дистония мускулатуры. Врач порекомендовал побольше заниматься физической активностью: ходьбой на четвереньках, ходьбой босиком, ходьбой по мягкой поверхности, передвижением гусиным шагом, ходьбой в полуприседе, прыжками, ходьбой на пятках, на внешней и внутренней сторонах стопы, различными видами ползания и лазанья. Полезны также были плавание, активные игры.

Врачи посоветовали маме использовать массаж, физиотерапию, расслабляющие ванночки с ромашкой, лавандой, чередой, и ношение ортопедической обуви.

Как рассказывала мама, несколько месяцев домой приходил массажист. Надо было заниматься со мной физическими упражнениями, но справиться со мной уже никто не мог…

Родители нашли няню через агентство…

К счастью, я ничего не помню из моих первых детских лет, а теперь даже удивлена и возмущена своим поведением. Зачем я так подробно рассказываю об этом? Это к тому, что беззаботное детство создали мне родители и родственники: тебе всё приносят, всё за тебя делают, а ты только кушай и расти.

Сейчас мне 10 лет, я «взрослая» девочка, стала спокойной и послушной.

Этим летом случилось много неожиданных событий, которые перевернули всю мою жизнь.

Моя няня

Когда я вспоминаю мою няню, на сердце теплеет. Папа и мама выбрали её в агенстве, потому что она им понравилась. Няня Яна была немолодая, худенькая, с длинными русыми волосами, собранными в тугой пучок, со спокойным открытым лицом. Наличие педагогичекого образования ещё больше убедило родителей в том, что она справится с гипер-активным ребёнком.

К двум годам я стала настолько неуправляемой и непослушной, что никто не мог меня заставить что-то сделать. Я убегала от них в магазине, хватала всё с полок и бросала на пол; убегала в ресторане и не давала им спокойно поесть, так как они по очереди гонялись за мной.

Бабушка не могла со мной справиться, мама мечтала выйти из декрета на работу, а папа уходил с утра и «отдыхал» от моих выходок. Конечно, всего этого я не помню, а подслушала «рассказ» о себе, когда бабушка жаловалась на меня своей дочке по телефону.

Только няне они ничего не рассказали обо мне, а только сказали, что ребёнок очень активный.

Не помню наше знакомство с няней, но по бабушкиным словам, я совсем не удивилась её приходу.

Папа пригласил няню прийти первый раз в дом и познакомиться с семьёй и ребёнком поближе. Они сидели на кухне и пили чай. Папа угощал няню тортом и распрашивал, сколько лет она работала детском саду, чем увлекается, есть ли у неё свои дети. Бабушка в детской комнате едва удерживала меня там, давая возможность взрослым обсудить график работы няни, режим дня ребёнка, требования продителей и условия работы. Когда я вырвалась, влетела на кухню и увидела незнакомую тётю, я притихла, встала возле неё и положила руки ей на колени. Всё глаза устремились на меня, а родители замерли, не зная, что я сейчас выкину.

— Привет. Я няня Яна. Как тебя зовут? — протянула руку няня.

— Фоня.

— Фоня? Есть такое имя?

— Соня! — расмеялся папа.

— Очень приятно. Давай я тебе волосики заколю — глаз не видно. У тебя есть расчёска и красивые заколоки?

— Да.

Я побежала в детскую и принесла расчёску, коробку с заколками и положила няне на колени.

— Какие красивые заколки! Они тебе нравятся?

Взрослые молчали, и я тоже.

— Ну, давай, я тебе волосики заколю.

Няня расчесала расчёской волосы на пробор, заколола чёлку заколкой с розовым бантом.

— Какая красивая девочка! Иди, посмотри в зеркало. Я ушла в комнату, а взрослые переглянулись: это был первый раз за два года, гогда я без крика разрешила себя причесать. Бабушка рассказала, что я долго стояла перед зекалом, засунув палец в рот, и о чём-то наряжёно думала, потом пришла на кухню, взяла няню за рук и сказала:

— Пойдём гулять.

Мама суетливо положила на стульчик в коридоре платье, носочки, туфельки. Няня за минуту переодела меня. Я радостно улыбалась, держа её за руку.

— Кофточку надо одеть, утром прохладно. — сказала няня.

— Она не хочет кофту надевать. — уверенно ответила мама.

— Соня, где твоя кофточка?

— Вот. — я показала рукой на вешалку.

— Дай ручку.

Няня быстро надела кофточку:

— Помаши маме и папе «до свидания».

Умилённые и растерянные родители молча стояли у двери.

— Вы во дворе погуляйте, вдруг она заплачет.

— Заплачет? Почему? Такой милый, спокойный ребёнок! Сонечка очень послушная.

Бабушка рассказывала потом, как они вчетвером «прилипли» к окнам, выходящим во двор, и следили за каждым моим шагом, за действиями няни, чтобы в случае «опасности» рвануть на помощь.

Но ничего не случилось. Они увидели, как няня села на качели, посадила меня на колени и долго качала. Видно было, что она поёт какую-то песню. Это было удивительно для них, потому что я никогда так долго не сидела на месте, а тем более, так спокойно и умиротворённо. Поскольку няня работала у нас 5 лет, я знаю, какие песни она мне пела: «Колыбельная Светланы», «Сон приходит на порог», «Колыбельную» Анны Герман. Песни настолько успокаивали меня, что вся моя гирерактивность «улетучивалась».

Потом я скатывалась с горки, причём, няня никогда не отпускала мою руку. Она кружила меня на карусели, прочно усадив лицом к спинке качелей, чтобы я могла крепко держаться за поручни, катала на самокате, всё время, придерживая руль. Незнакомые мамочки с детьми на площадке с удивление смотрели на нашу пару, потом одна из них сказала:

— У вас такая спокойная дочка! Просто удивительно!

— Я няня.

— Да? Вы лучше всякой мамы с ребёнком обращаетесь!

Когда папа позвонил няне и попросил привести меня домой, через минуту мы стояли на пороге. Я счастливо улыбалась, спокойно дала маме себя раздеть, помыть руки и и пошла в свою комнату.

— Соня, мы сегодня отпускаем няню, а завтра она придёт на целый день, ведь нам завтра на работу. — сказал папа.

Я вцепилась за руку няни и потащила в свою комнату:

— Нет, поиграй со мной, пойдем.

— Сонечка, няня завтра придёт.

Бабушка рассказывала, что я дико кричала и билась в истерике, когда няня ушла, и они вчетвером не могли успокоить меня до самого вечера.

Самое удивительное для всех было то, что в присутствии няни я становилась ангелом. За эти годы я капризничала только один раз, когда в сильный мороз не захотела надеть варежки. Няня присела на корточки и стала натягивать их мне на руки. Я выдернула руки.

— Мы наденем варежки. — твёрдо сказала няня.

— Нет. — я заплакала.

— А просмотри, как я быстро надеваю свои варежки!

Няня сказала «раз» — и надела варежку на одну руку; «два» — и надела на другую. Будем с тобой играть: дай руку. «Раз» — надели, «два» — надели. «Три» — побежали!

Не давая мне закапризничать и сбросить варежки, няня взяла меня за руку, засмеялась и побежала по пушистому снегу. Больше я никогда не отказывалась надевать варежки, а радостно улыбалась и повторяла «волшебные слова»«раз, два, три».

Папа волновался за моё привыкание к «чужому» человеку и старался в первые дни приезжать пораньше, а бабушка была всегда дома, в соседней комнате, так что она слышала и видела, чем мы заняты, как я веду себя. Её комментарии каждый день поражали родителей всё больше и больше:

— Соня не плакала ни разу, не капризничала, по расписанию ела, занималась с няней физическими упражнениями, слушала книжки, потом они гуляли, спала 2 часа.

— Наверное, кричала и вертелась, когда няня её укладывала?

— Нет, глаза закрыла и уснула.

— Ну, чудеса какие-то.

Родители перестали волноваться, спокойно уходили на работу. Няня приходила утром, и пока родители собирались, она меня умывала, одевала для детского сада, заплетала косички, закалывала заколки, и выводила в кухню завтракать. «Ангелочек» садился за стол, съедал детский творожок, выпивал «Актимель», говорил «спасибо», тихо одевался в коридаре, прощался с родителями и уходил с няней в сад.

Папа каждый день спрашивал у няни, как я себя вела, а ответ был один:

— Это ангел! Она такая замечательная!

Родители растроганно улыбались. Они знали, что в выходные без няни я буду «носиться по потолку», громко кричать и капризничать.

Понимали ли они свои ошибки в воспитании или у няни был большой педагогический опыт, я не могу сказать, но то, что она стала моим учителем, другом, сформировала моё мировоззрение и отношение к окружающему миру — это точно.

Конечно, влияние всех членов семьи тоже было очевидным, но могла ли я стать усидчивой, уравновешенной ученицей в школе без её мудрого и правильного воспитания? Смогла ли я бы так красиво рисовать, вышивать, делать поделки, учить английский язык, если бы няня не заложила мне любовь учёбе и творчеству?

Кстати, в саду я вела себя превосходно, а так как воспитатели видели годами только няню, то все заслуги в воспитании они тоже приписывали ей, не забывая, конечно, о том, что папа аккуратно оплачивает квитанцию за детский сад в размере 30 тысяч рублей в месяц, плюс за несколько секций по 2—3 тысячи. Да и няне он платил 30 тысяч в месяц.

Помню, что с первого дня я не воспринимала няню чужим человеком, а поскольку она «работала» со мной по 12 часов пять дней в неделю, то я считала её родственницей, которая приехала в гости играть со мной. Про оплату я узнала гораздо позже, лет в 7, когда мы переехали в новую квартиру в город Набережный. Мы улетали тем летом в Венецию, а няню «отпустили» в отпуск.

В сентябре я пошла в школу, в которой были продлёнка, дополнительное образование, кружки и секции, и немного огорчилась, что няня больше не придёт к нам. Родители ожидали истерик, криков, но очень удивились, когда я вдруг спокойно пошла в школу, совсем перестала капризничать по утрам, а вечерами спокойно укладывалась спать. Родители радовались и говорили, что я выросла и поумнела, но я-то знала, что няня научила меня быть спокойной и вдумчиво относиться ко всем делам.

На даче

Маленький аккуратный домик из красного кирпича выглядел игрушечным на шести сотках. В доме не было горячей воды, туалета, ванной комнаты. Мне было 10 лет, и я привыкла к роскоши и удобствам, но папа «выгрузил» меня из внедорожника, передал «в руки» своей матери, посидел немного с ней в саду под яблоней и уехал. Мне дал указание — кушать и расти.

Бабушка приняла меня с удовольствием и радостью. Одной ей было тоскливо на даче по вечерам, так как она не любила ходить по соседкам и «перемывать всем косточки», а дедушка ещё работал и редко приезжал на дачу по выходным.

— Ну, Сонечка, хорошо мы с тобой заживём, — сказала бабушка. — Еды много, фруктов полно, книжки у тебя есть, «рукоделий» всяких папа целый ящик привёз. Кушай и расти! Ну, ты заходи, осмотри новое жильё.

Веранда, небольшая кухня с электрической плитой, спальня бабушки, гостиная. Везде старенькая мебель 70-х годов: потёртые кресла, выцветший диван, на стене блеклый ковёр, прибитый гвоздями, на деревянном полу старенькие линялые половики.

— А твоя комнатка наверху. Полезай, посмотри. Я-то не полезу — у меня колено болит.

По новой дубовой лестнице, уложенной веером, я влезла наверх. На маленькой площадке распахнула дверь и улыбнулась: папа постарался!

Я сразу догадалась, что красивые дорогие обои, ламинат на полу, пластиковые окно и дверь балкончика — его работа! Даже новый синий диван из ИКЕА в его стиле. Мои любимые огромные игрушки, которые не помещались в нашу городскую квартиру, тоже были здесь: сидели на диване и, будто, ждали меня. Пол застилала шкура белого медведя — тоже папино приобретение в ИКЕА. Столик, лампа, телевизор на стене — всё было такое же, как в московской квартире. Ну вот, я буду чувствовать себя как дома, только на свежем воздухе, на природе.

— Ну, ладно, привыкну, — подумала я. Ничего, что мыться по вечерам надо не в душевой кабинке как дома, а «корячиться» в большом алюминиевом тазу. Да ещё бабушке надо нагреть воду на плите в кастрюле, налить в таз, помочь мне намылиться, ополоснуть меня водой из кувшина, а потом вынести воду за огород в сливную канаву. Вот работы-то! Хорошо, что меня не надо укутывать в полотенце и нести на ручках в постель, как раньше всегда делал папа в квартире. Я уже большая!

Все эти процедуры казались мне поначалу странными и неудобными, но к чему только человек не привыкает?

Бабушка ласково обняла меня, когда я спустилась в гостиную:

— Сонечка, а ты помнишь, как ты приезжала сюда на дачу с няней?

— Когда?

— В первые два месяца, когда няня пришла к нам работать.

Я тогда упала с лестницы, повредила бедро и не могла за тобой присматривать. Папа еще не делал ремонт в комнате на чердаке и не оборудовал твою комнату, поэтому твою кроватку поставили в гостиной, а папе так это не нравилось.

— Нет, совсем не помню. Сейчас всё новое и красивое.

— Так коротка детская память! В то лето соседи в квартире над нами делали ремонт. Они сняли с пола настил из старых плит ДСП и ломали отбойным молотком старую бетонную «заливку» выравнивающего слоя пола. Наша квартира тряслась с утра до вечера. Как же ребёнку спать в обед? Вот папа и каждое утро привозил вас на дачу, а вечером отвозил в город.

— А дальше?

Но здесь нашлось обстоятельство, которое было ничуть не лучше ремонта в доме: над посёлком низко пролетали самолёты, ведь близко находится Аэропорт Шереметьево. Особенно страшно было в тот момент, когда ты засыпала. Сначала нарастал гул, потом вой, а потом чёрная тень лайнера мелькала над крышей. Страшно, жуть! Тогда няня закрывала тебе ухо ладонью и тихонько покачивала кроватку. Так 3—4 раза ей приходилось прикрывать ладонью тебе ухо, чтобы сохранить сон. Странно, что ты не помнишь… Ты спала с открытым балконом, а самолёты будто касались крыши!

— Нет, совсем не помню… А няню люблю!

В саду

Больше всего мне понравился участок. Вдоль забора росли плетистые розы. В тот год они цвели пышно, доросли до высоты забора, и скрыли его розово-белым облаком. На кустах жимолости созревали крепенькие ягоды. Дальше обвивал подпорки в виде арки фиолетовый клематис. От него я долго не могла оторвать взгляд.

— Красивый цветок? — спросила бабушка. — Малюсенький отросток посадила. Целый год не рос, а теперь вон какой красавец!

— Бабуля, я очень цветы люблю!

— Умница моя! — бабушка нежно обняла меня. — Ну, посмотри всё, я завтрак тебе приготовлю.

Возле забора стояли высокие качели. Я сразу их «опробовала». Когда качели взлетали вверх, весь зелёненький игрушечный участок просматривался насквозь. Я поднималась над розами, клематисом, ромашками, потом «падала» в их окружение, и радость наполняла моё сердце.

Ближе к дому был «бассейн» — так дедушка называл прямоугольную яму полтора на полтора метра с бетонными стенками, выложенными изнутри светлой плиткой. Конечно, плавать там было невозможно, потому что вода в нём была ледяная даже в жару: «бассейн» накрывали крышкой, и вода не нагревалась. Дедушка иногда прыгал туда после бани, но быстро выскакивал наружу. Это всё рассказала мне бабушка за завтраком.

— Ты потом посмотри: там в яме рыбки плавают — бычки. Дедушка ради шутки выпустил их туда. Думал, подохнут, но они оказались живучие. Мы ведь их не кормили, а что они ели? Дедушка потом понял, что в воде комары откладывали яйца, из них выводились личинки, а рыбки их съедали. Видишь, не давали комарам плодиться и нас кусать.

После завтрака я обследовала «бассейн». В крышке было маленькое пластмассовое окно. Солнечный свет проникал сквозь толщу воды, светился на кафельном полу светлыми пятнами, а в этих пятнах мелькали маленькие быстрые рыбёшки. Пять или шесть — насчитала я.

На теплую крышку вбежала светло-коричневая ящерица, остановилась, стала греться на солнышке. Красивая бабочка, Павлиний глаз, села на соседний цветок. Торопливые муравьи тащили куда-то травинки и большую муху. Большие улитки ползли вверх по ветке малины. Я так любила наблюдать за ними, брать в руку, рассматривать их мягкое тельце, смешные рожки, следить за неторопливыми движениями.

— Какой удивительный живой мир! Ничего не видишь в городской квартире, а здесь такая роскошь!

Впервые в голову пришло это слово в саду. Обычно родители говорили его в гостиницах с «золотыми» лестницами, с цветными витражами, с шикарной мебелью, там где мы ненадолго останавливались в своих путешествиях. Не скрою, всё было красиво, но я не понимала, что такое роскошь. Для меня всё было просто, привычно и обычно.

Даже свежая зелёная трава была приятней, чем мех белого медведя. Я сняла босоножки, прошлась по траве. Почувствовала непривычное ощущение прохлады растений и земли.

Возле качелей стоял стол, сколоченный дедушкой из крепких когда-то досок, а теперь почерневших от дождей. Бабушка принесла чистую скатерть, накрыла стол, вынесла для меня плетёное кресло, которое тоже привез папа.

— Доченька, вот я тарелки поставила, кушай что хочешь: блинчики со сметанкой, сырники, компот, фрукты. Я потом уберу, а ты здесь можешь рисовать, вышивать, из бисера браслеты плести. Папа сказал, чтобы ты рукоделием занималась, книги читала. Книжки-то любишь?

— Да, бабушка.

— А какая твоя любимая книга?

— «The treasure of iscland».

— Что? По-русски скажи.

— «Остров сокровищ» в оригинале. Стивенсон написал. Оказывается, он был очень больным человеком, не мог побывать в разных странах так, как мы, а в мыслях своих путешествовал по морям и океанам, попадал в разные удивительные и страшные истории. Хочешь, дам почитать?

— Нет, доченька, мне и присесть некогда. А английский язык в школе в военные годы начали учить, но потом на немецкий язык перешли, чтобы немецких шпионов допрашивать.

— Бабушка, ты шпионов допрашивала?

— Нет. Мне в войну в 1941 году было 14 лет. Мы под Сталинградом в деревне жили. Туда немцев не пустили. Остановили немцев, оттуда и наступление нашей армии началось.

— Бабушка, а телевизор можно смотреть? У меня в комнате папа новый телевизор на стене повесил.

— Деточка, на воздухе больше находись, а вечером посмотришь перед сном.

В обед стало невыносимо жарко, даже в тени стало трудно дышать. Бабушка позвала меня в дом, покормила обедом, и отправила отдыхать наверх в новую комнатку.

Кто трудится в жару?

Я открыла дверь на балкон и выглянуда наружу: весь участок был как на ладони, мои любимые цветы снова были видны. Я с удовольствием развалилась на тёплом меху на полу комнаты. Красота! С этой стороны дома была тень, свежий ветерок колыхал розовые занавески. Можно было почитать, посмотреть телевизор.

Именно тогда с балкона я увидела незнакомую девочку на соседнем участке. На вид, ей было столько же лет, как и мне. Девочка сидела на корточках возле грядки, что-то выдёргивала и бросала в кучку

Приглядевшись, я поняла: она прореживает морковь. Кучки вырванных светло-оранжевых хвостиков валялись сбоку. Девочка так внимательно и старательно выдергивала ненужные растения, что не замечала ничего вокруг.

— Кто заставил бедную девочку трудиться в жару? На солнцепёке ходить-то тяжело, а она работает!

Слово «работа» меня всегда отпугивало. Это взрослые работают, а у нас детство, нам нужно отдыхать и развлекаться. Конечно, родители называют «работой» учёбу в школе, но за учёбу деньги не платят, поэтому и стараться особенно не надо, и напрягаться тоже. Что-то можно не доделать, не дописать, увильнуть от работы. Так все у нас в классе делают, и я тоже. Вот пред зеркалом покрутиться, сделать макияж, с подружками подурачиться, в кафе сходить — вот наши любимые занятия.

Я снова стала наблюдать за девочкой с балкона. Вязаная белая панамка защищала от солнца, жёлтое длинное платье с короткими рукавами висело на фигурке свободно, давая ветру обдувать тело. Из-под панамки почти до земли свисали две толстые русые косы. Иногда девочка перекидывала их на спину, но они снова падали на колени, касались земли. Движения её рук были чёткие, размеренные. Казалось, она делала это с удовольствием.

Я стала рассматривать соседний участок: площадь как у нас — 6 соток, нет никакого домика или сарая. Ряды смородины по заднему забору, вишни и сливы вдоль переднего сетчатого забота, несколько яблонь в центре участка, несколько грядок, справа у калитки зелёный холм.

Девочка вскочила, когда у калитки показалась немолодая женщина с огромным баулом в руках. Он, видимо, был пустой, потому что женщина не сгибалась под его тяжестью.

— Мамочка! — девочка бросилась ей навстречу. — Давай сумку.

Она выхватила сумку из рук усталой матери, отнесла на скамейку под яблоней.

— Пойдём, умоешься. Сегодня жара страшная!

На стене заднего забора висел старый рукомойник. Мать вымыла руки до локтей, набрала в пригоршни воды, сполоснула лицо.

— Устала, дочка. Пока два маршрута обошла, ноги стоптала. Горят.

— Садись на скамейку, я тебе воды в тазике принесу.

Девочка сбегала к крану, который торчал прямо из земли, налила в таз воды и поставила перед матерью. Та с наслаждением опустила ноги в прохладную воду и выдохнула:

— Хорошо! Спасибо, дочка.

— Хочешь, ноги обмою?

— Подожди, посижу так. Сил нет двигаться. Папа где?

— На работе. Сегодня заказ на садовые скамейки поступил. Хозяин вызвал его на работу.

— Ну, хорошо. Ты чем занималась.

— Да, так, ничем,

Разговор был тихим, только я прислушивалась и слышала каждое слово. Всё, что происходило, казалось мне странным, «киношным». Вот сейчас «кончится фильм», и соседская девочка станет такой, как мы — самолюбивой и капризной.

Я уже не могла читать и заниматься своими делами. Интерес к девочке тянул меня узнать о её жизни, интересах, захотелось познакомиться с ней.

Я спустилась вниз, чтобы расспросить бабушку о маленькой соседке, прошла на кухню, заглянула в спальню. Бабушка спала, тяжело раскинувшись на кровати. Окно, защищённое сеткой, было открыто настежь, и жара проникала в комнату, а при закрытом окне можно было совсем задохнуться.

Я тихо налила себе чай, взяла несколько пряников и прошмыгнула опять наверх. На соседнем участке было пусто.

Я огорчилась: объект моего наблюдения исчез. Соседи ушли? Куда? Я выглянула в маленькое слуховое окно под крышей в тамбуре: на большой дороге садового товарищества никого не было.

Я вздохнула. Мне стало скучно. Немного повышивала крестиком нитками «мулине» картину «Котик в саду», полистала книгу, но все мои мысли были о незнакомой девочке.

Солнце переместилось за дом, стало не так жарко, под деревьями в саду появилась спасительная тень.

В топике, не закрывающем живот, в коротких шортиках я спустилась вниз. Бабушка уже хозяйничала у плиты.

— Поспала? Что будешь кушать? Тут суп с фрикадельками, котлеты из телятины, картошка фри, оладушки.

— Ой, как всё вкусно!

— Кушай, доченька!

Она поставила передо мной несколько тарелок, наполненных ароматным «варевом». Есть я любила. Я была «крупная», как сказали бы взрослые, и «жирная», как говорили мои одноклассники, но только не обо мне. Однажды я спокойно разговаривала с мальчиком из класса о какой-то ерунде, непроизвольно сжала кулаки, и вдруг заметила, что в его глазах мелькнул испуг, и мальчик инстинктивно отодвинулся в сторону.

— Уважает, — довольно подумала я. — Ну и хорошо, ведь я занимаюсь Капуэрой. Это такая смесь движений из акробатики, танцев, и гимнастики. Драться я никогда не хотела, а просто показала свой настрой защитить себя. Одноклассник с уважением посмотрел на мои крепкие руки, в два раза толще, чем его. Да, и понятно: девочки в 10 лет выглядят крупнее своих сверстников. Меня никогда не дразнили ещё потому, что я любила веселиться вместе со всеми и дурачиться.

Правда, в школе наша классная руководительница не позволяла нам дурачиться даже на переменах, а на классном часе рассказывала истории из своего детства, как она была октябрёнком, пионером, о правилах в пионерской организации, разучивала с нами песни о Родине. «С чего начинается Родина?» — любимая песня нашего президента. Учительница велела петь её с трепетом и нежностью. Конечно, песня душевная и понятная, ведь родина для каждого начинается с тропинки у дома где ты ходишь.

А моя родина здесь, на этом участке, с милыми цветочками и деревьями. Милая земля! Так нежно я люблю тебя!

Знакомство

Снова качалась на качелях и распевала песню «Маленькая страна». Так приятно взлетать вверх, «падать» вниз и мечтать о стране, где всегда весна.

Недалеко от забора мелькнул полосатый сарафан. Девочка! Она не ушла!

Я побежала через участок, перепрыгивая через грядки и цветы. Незнакомка держала в руках большие грабли и рыхлила землю под кустами с ежевикой.

— Привет! — сказала я. — Меня Соня зовут, а тебя как?

— Мила.

— Значит, ты милая.

— Соня, значит, София. София, значит — «мудрость». Значит, ты мудрая!

Мы рассмеялись: знакомство состоялось.

— Я мудрая? Нет, за собой этого не замечала, да и не знаю, как быть мудрым. Наверное, надо умные цитаты разных авторов из книг выписывать, «крылатые слова». Кстати, у меня специальный блокнот есть, где умные высказывания записываю. Хочешь, покажу?

— Да, интересно! И я выписываю умные мысли. Потом покажу?

— А сейчас можешь?

— Нет, сейчас мне надо обработать ежевику, мульчировать почву, а то она засохнет от жары.

— Мульчировать? А что это?

— Опилками засыпать. Папа принёс несколько мешков с работы, надо их рассыпать под кустами.

— Он тебя заставляет работать?

— Нет, я сама знаю, что кусты надо спасать от жары, потому что ежевика даёт нам много ягод — бывает по три больших миски в сезон.

— А папа где работает?

— Он плотник и столяр. Недалеко от нас сосед открыл столярную мастерскую, выполняет заказы дачников и жителей посёлка. Вот папа у него работает.

— Здорово.

— А ты с кем живёшь?

— С бабушкой. Папа и мама на работе в Москве. Мой папа — заместитель директора фирмы по установке и монтажу промышленных фильтров, а мама — помощник главного редактора в московской газете, в какой-то «правде».

— Правда? Как я люблю это слово! Это значит, «истина».

— Что?

— Истина, значит, правда.

Мила продолжала разравнивать граблями опилки вокруг кустов, аккуратно окружая каждый кустик. Она морщилась, когда колючие ветки задевали по руке или цеплялись за волосы.

— У тебя волосы красивые! Косы ниже пояса, как у Рапунцель.

— А кто это?

— Ты Рапунцель не знаешь? Это героиня диснеевского мультфильма.

— Я не люблю смотреть мультфильмы.

— Правда?

— Истина!

— У вас нет телевизора?

— Нет. И папа не разрешает смотреть, говорит, то там нет истины.

— Не понимаю… Ладно, а можно я тебе помогу? Тоже буду «мультировать».

— Мульчировать. Только ты не сможешь с голым животом и голыми ногами подойти к кустам. Видишь, какие у них колючки?

— Я переоденусь.

— Тогда приходи.

В доме я нашла футболку с длинными рукавами, тонкие леггинсы, яркие кроссовки, выскочила во двор.

— Соня, ты куда?

— Ба, я к Миле… Ненадолго.

Я даже забыла спросить у бабушки разрешения, так молниеносно всё решила сама. Поняв, что я бегу на соседний участок, и меня она будет видеть из окна кухни, бабушка махнула рукой и принялась за мытьё посуды, которая осталась от меня после обеда.

— Ах, егоза!

Опилки из мешка пахли свежей сосной, были светлые и пушистые. Мы с Милой высыпали в междурядье мешок, а потом разравнивали их граблями под кустами. Несколько раз я больно уколола пальцы и ладонь, так что колючки застряли под кожей. Через час мы высыпали все мешки и сели на скамейку под сливой.

— Давай помоем руки и отдохнём немного, — сказала Мила. — У тебя красные пальцы. Укололась?

— Да, жутко болят.

— Подожди.

Мила свернула за холм, пропала, а через несколько секунд появилась с бутылкой перекиси водорода и иглой.

— Дай руку, я выну занозы, а то начнётся воспаление.

Я покорно протянула руку. Мила смочила перекисью мои пальцы, окунула в жидкость кончик иглы, и аккуратно стала раздвигать кожу вокруг чёрного кончика застрявшей колючки. Я напряглась.

— Всё! Вот с Божьей помощью…

Таким образом она удалила ещё 3 колючки из моей ладони.

— Слава Богу!

Я улыбнулась:

— Спасибо! Ты, и вправду, милая! Ты всем так помогаешь или родители тебя заставляют работать? Мы же ещё дети. Ты и морковь прореживала, потом «мультировала», ой, мульчировала почву. Это же эксплуатация детского труда!

— Что ты! Меня никто не просил ни полоть, ни опилки рассыпать. Я сама решаю, что мне сделать на участке, чтобы и красиво было, и пользу принесло. Вот утром на заре выхожу на участок и «хозяйским» взглядом осмотрю всё вокруг: где нужны мои руки? Вижу мусор на дороге — возьму метлу и подмету; вижу, засыхает земля на грядках, полью. Если есть дела какие-нибудь, не буду ждать, пока родители с работы придут и сделают, а делаю их сама.

— И они тебе не говорят, что сделать?

— Нет. Родители даже отговаривают меня, заставляют отдохнуть, под яблоней на одеяле полежать. Не хочу я валяться. Посмотри, как хорошо я морковь прополола. Теперь я ближе увидела грядку с морковью, которую рассматривала с высоты балкона. Толстые оранжевые вершки с пышной зелёнью расположены ровными рядами друг от друга на расстоянии пяти сантиметров, а в междурядье нет ни одной сорной травинки.

— Это мама тебя заставила?

— Нет же! Мама хотела выполоть после работы, но пришла такая усталая, что сразу уснула. Только я её обогнала, быстро выполола. — Мила засмеялась. — Пришла мама, а грядка как на картине, чистая и аккуратная.

— Она удивилась и обрадовалась?

— Удивилась, только меня поругала, то есть, пожурила.

— Как?

— Сказала, чтоб я так не мучилась в самую жару, а отдыхала, поспала. Грядки нужно вечером полоть, когда жара спадёт, или рано утром до жары, чтоб тепловой или солнечный удары не получить.

— Понятно. Ты заботливая.

— Просто вижу, как мама устаёт, приходит домой измученная… Мне её жалко.

— А кем она работает?

— В электричках продаёт носки. Раньше продавала батарейки, салфетки, книги, семена растений, а сейчас продаёт носки, потому что каждому человеку они нужны. Правильно? Значит, люди купят.

— Ну, это не тяжёлая работа!

— Она ходит несколько часов по качающимся вагонам от Москвы до Клина, громко предлагает товар, таскает тяжёлые баулы. Как ты думаешь, это легко?

— Не знаю… Не пробовала. Как-то знакомая бабушка, бывшая певица хора Пятницкого, услышала моё пение и предложила в электричках петь и деньги собирать, зарабатывать.

— А какую ты песню пела? Ту, что на качелях, «Маленькая страна»?

— Нет, в детстве я в народный хор ходила. Мы там много русских песен учили: «Ой, ниточка тоненькая», «Трава моя, трава», «Пошёл Ваня в огород»… Но кто меня отпустит? У меня и няни, и репетиторы, и бабушки… Родители деньги зарабатывают, а дети должны отдыхать.

— Мне нравится маленькая страна. Я так её люблю!

— Песню?

— Нет, страну. «Там звери с добрыми глазами, там где всегда весна»… «Там зла и горя нет»… Правда, замечательно? — Мила задумчиво посмотрела в небо. — Это о моём любимом Небесном городе!

— Соня, иди домой, папа приехал!

За забором стояла бабушка и махала рукой.

— Мила, мне пора! Рада с тобой познакомиться!

В несколько прыжков я оказалась у своей калитки. Папин внедорожник стоял у обочины. Он приезжал на дачу через день, а в остальные дни оставался в городской квартире. Папа сидел за столом, уставленным всякими красивыми пакетами.

— Вот доча, полчаса любуюсь на тебя из окна, как ты трудишься на чужом участке. Тебя девочка заставила?

— Что ты, папа. Мне так захотелось ей помочь, поэтому я немного поработала. Это Мила. Она недавно здесь живёт.

— Знаю… — Папа поморщился, переглянулся с бабушкой. — О чём вы говорили?

— Она рассказала, что делает на участке то, что считает необходимым. Её никто не заставляет трудиться. Она сама решает, что сделать, чтоб было красиво и правильно!

— Красиво? — хмыкнул папа. — А в землянке жить красиво, правильно?

Бабушка зашикала:

— Сынок, люди живут по средствам, как могут…

— В какой землянке? — спросила я.

— А ты была на участке? Землянку видела?

— Нет, а что это?

— Ну, это крысиная нора!

— Сынок…

— Жильё под землёй… Видишь зелёный бугор? Это крыша.

— А где вход в нору, я не вижу.

— С другой стороны.

— Они живут в норе?

— Я замечал, — сказал папа, — что по нескольку дней здесь живут, а потом уезжают в город. Что, у людей денег совсем нет, чтобы построить сарайчик или какой-то маленький домик? Ума, скорее, нет!

Бабушка поморщилась снова:

— Сынок, мы с ними близко не знакомы, не знаем их жизненных обстоятельств, доходов. Как можем мы судить? Мы даже не знаем, кем они работают.

— Я знаю! Мама Милы продаёт носки в электричках, а папа работает плотником в соседней мастерской. — с гордостью сообщила я.

— Вот видишь, Соня, кто эти люди

— Что, папа?

— Ешь, сынок, у тебя борщ остынет. Небось, всё по ресторанам питаешься, дома-тот не готовите!

— Да, некогда, мать!

— Ешь, да пакеты разберём, продукты в холодильник поставим.

Видно было, что бабушка пытается отвлечь его от неприятной темы.

— Мам, там руккола, гавайская смесь, манго, тесто слоёное.

— Сынок, салат руккола дорогой, а у меня этой зелени целая грядка.

— Нечего, пригодится. Соня пусть ест, ведь это витамины. А что это она одета как бомжиха? Иди, платье надень.

Нехотя я поднялась наверх, выбрала белое длинное платье из Франции с вышивкой «ришелье», расчесала волосы, аккуратно заколола пряди с боков сзади — получилась причёска «Мальвина», и спустилась вниз.

— Вот моя принцесса! Совсем другое дело! Покружись.

Кружусь, юбка разлетается большим веером, сквозь дырочки «ришелье» проходит воздух: телу легко и приятно.

— Носи платье, доча, не жалей. За лето вырастешь, а на следующий год оно на тебя не налезет. Всё-равно, его выбрасывать.

Я полюбовалась прекрасным платьем.

— Папа, а можно отдать его какой-нибудь бедной девочке?

— Бедной? Такой же, как Мила?

— Нет, Мила не бедная.

— А почему в землянке живёт?

— Не знаю… Спрошу при встрече.

Мы с папой встали и пошли в сад, а бабушка пошла мыть посуду.

Сытый и довольный папа развалился на скамейке, вытянул ноги.

Скамейка под ним затрещала. Он напрягся:

— Видишь, Соня, скамейка у бабушки старая. Ещё дедушка из горбыля ее сколотил. А хочешь, я сюда огромную мраморную скамейку куплю, а здесь малахитовый вазон поставим с орхидеями. А хочешь новые качели с дубовыми столбами, метра три высотой? Всё для тебя сделаю!

— Папа, зачем здесь такая роскошь? Участок 6 соток, места мало. Скамейка много места займёт, орхидеи на солнцепёке завянут, а качели старые пока крепкие.

— Ну, ладно, правда.

— Истина!

— Что?

— Ничего. Можно новую скамейку купить, прочную.

— Хорошо, закажу.

— А закажи у соседа в мастерской, а папа Милы её сделает.

— Ну что ты! Пусть «деревня» делает для деревни. Я в Москве закажу, в фирме какой-нибудь известной.

— Ну, как знаешь.

— Поменьше с ней общайся, отдыхай, сил набирайся. Скажи, что привезти? Новые вышивки, видео кассеты, игры? Кстати, упражнения делай для разминки, которые тренер по гольфу нам показывал. Не забыла: замах, поворот, удар… Гольф — спорт богатых людей.

— Помню, буду делать.

— И ещё: в сентябре пойдём на занятия по большому теннису. Я тоже записался, будем вместе по мячу «лупить». Мне полезно жирок скинуть, а тебе — олимпийской чемпионкой стать.

— Как Мария Шарапова?

— В августе будет чемпионат во Франции. Я записал нас в команду новичков. Билеты уже забронировал. Мария там будет выступать и давать мастер-классы новичкам, то есть нам. Ты рада?

— Не знаю… Рада! Во Францию… Папа, а как же твоя любимая Испания? Мы же каждый год туда летаем?

— И в Испанию полетим. Отпуск начальник даст, и поедем. Да и у мамы работы много: приходит в 10 вечера, очень устаёт.

— Поэтому она не приезжает? Я скучаю… Передай привет.

К скамейке подошла бабушка:

— О чём вы так увлечённо беседуете?

Папа засмеялся:

— Да вот, предлагаю дочери мраморную мебель на участке поставить, а она не хочет. Хотя, я бы ещё в доме ремонт сделал. У вас в доме всё старое: стены, окна, мебель… Воды горячей нет, санузла. Я предлагал отцу помощь, а он отказывается, говорит, что на его век хватит.

— Гордый. Тяжким трудом зарабатывал деньги и строил один этот дом. Несмотря на то, что он был главой администрации города, деньги в свой карман не грёб, с взяточниками боролся, честно хотел жить. Вот поэтому дом — самый простой, можно сказать, бедный…

— Ну, не бедный… Обычный, допотопный! — захохотал папа, — хотя кое-кто в землянке живёт, а это ещё хуже.

Он перешёл на шёпот, заговорчески посмотрел на меня и спросил:

— А ты в землянке хочешь жить?

— Нет, — я поёжилась.

— То-то, благодари отца.

— Папа, спасибо!

Я крепко обняла отца за шею, повисла на нём. Папа поцеловал меня в голову, поставил на землю и направился к машине. Он был доволен своим рассуждениями, видимо, считая их очень мудрыми.

Папа уехал, а я весь вечер не могла успокоиться. Сколько я ни поглядывала на соседний участок, никого не увидела.

— Землянка… Землянка… — повторяла я. — «Бьётся в тесной печурке огонь, на поленьях смола как слеза, и поёт мне в землянке гармонь про улыбку твои и глаза». Какие у Милы добрые глаза и улыбка… Завтра расспрошу её о землянке, может, попрошу показать… Почему её папа не построил дом?

Новый день

Утром я проснулась от шуршащих звуков на участке. Солнце ещё было за деревьями справа, и утренняя прохлада поднималась от земли. С балкона я увидела бабушку со шлангом в руках. Сверкающие брызги воды разлетались в стороны, «купали» мои любимые цветочки, траву, клубнику. Бабушка уже успела приготовить завтрак, подмести двор, а теперь заканчивала поливать огород и сад.

— Ба, есть хочу!

— Пойдём, дочка.

Бабушка называла меня «дочкой» по привычке, так её любимая дочь Эля жила далеко, и они редко виделись.

Опять стол был заставлен всякой вкусной едой, фруктами, которые привёз накануне папа.

— Ой, балует тебя отец! Видно, очень тебя любит!

— А если не балуют, значит, не любят?

— Трудно сказать… Наверное, строгие родители не балуют своих детей, а приучают к дисциплине, послушанию, к порядку. Они любят детей, но считают, что их строгие методы воспитания принесут больше пользы, чем потакание капризам баловней.

— А я баловень?

— Конечно! «Задаренная» подарками! Игрушки, одежду некуда класть. Что попросишь, всё купят. Уж чего у тебя только нет!

— Ну, это же хорошо!

— Не знаю… Мы раньше всё тяжёлым трудом зарабатывали, нам с неба ничего не падало… Поэтому дедушка не хочет ничего перестраивать в доме. Иди, поиграй, а я посуду помою. Ещё стирать твои вещи надо. — уже говорила бабушка сама с собой. — Машинку «Малютку» на улицу вынесу из бани, воду нагрею в ведре кипятильником, в машинку налью, и включаю. Потом два раза воду сливаю, наливаю, полоскаю. Хорошо, что шланг есть — вёдра не таскать…

— А почему «автомат» не купите?

Бабушка мысленно «вернулась» к мне:

— У нас денег мало, на две пенсии живём.

— Папа даст.

— Дедушка у него не возьмёт. Всё сам хочет заработать. Ему 75 лет, а всё работает. Пора бы и отдохнуть.

— Да!

Я знала, что дедушка работает бухгалтером в какой-то фирме. Он был такой строгий, что, наверное, у него и мышь не пробежит без дела. Помню, что он разговаривал со мной «с подковыркой», язвительно, иногда резко, но я не сердилась, а пытливо смотрела на него, пытаясь понять, чему он учит, и что хочет донести до моего детского ума. Часто совсем не понимала, на что он намекает.

Когда мне было два года, я бегала из комнаты мамы и папы в бабушкину комнату, оттуда в дедушкину, а затем обратно. Поначалу взрослым нравилась моя беготня, они смеялись и радовались, когда я останавливалась на миг у кровати или дивана, хлопала что есть силы по их ногам, ждала кивков одобрения и улыбок, а потом неслась обратно. Но вскоре все устали от такой суматохи, а отучить «носиться» меня уже не могли. И хотя, все уже не радовались, а просили посидеть спокойно, я снова бегала сломя голову.