16+
Дети Пространства

Печатная книга - 1 146₽

Объем: 618 бумажных стр.

Формат: A5 (145×205 мм)

Подробнее

Дети пространства
В. Вагнер
И. Емельянова
Пролог

Флиттер медленно поднимался над островом Бали. То есть это для флиттера медленно, разгоняясь с ускорением всего-то полтора g. Больше не рекомендуется, если на борту есть раненые, а обстановка мирная.

Пилот, первокурсник Военно-Космической Академии Джек Летайр, следил за цифрами скорости, сменявшимися на встроенном в очки экране, ожидая, когда те достигнут нужных для баллистического перелёта домой трёх тысяч метров в секунду. И одновременно поглядывал на пассажиров.

Вот Ринка, подмастерье-медик, нависла над лежащим без сознания Келли Лависко. Что же она делает, дура! Вдруг упадёт на него при полутора g, а у него и так три ребра сломаны! Хотя нет, там рядом Ким Лэнсер с четвёртого курса, он подстрахует. Полторы Ринки — это килограммов пятьдесят, не больше, здоровый шестнадцатилетний курсант как-нибудь удержит.

Смешная она, эта Ринка. Перед стартом — вынь да положь ей связь с ее мастером! А где я ей связь возьму, если остров наглухо укрыт облаком вулканического пепла, да ещё насыщенного электричеством, словно шерсть кота, которого гладил целый класс школьников? Единственное, что тут можно — подняться выше облака, постаравшись не набрать пепла в движки. Что, кстати, мы сейчас и сделали.

К тому же вокруг полно старшекурсников. Офицерский медминимум сдают в конце второго курса, значит, все курсанты третьего и четвёртого года обучения должны разбираться в медицине лучше, чем подмастерье.

— Рина, тебе ещё связь нужна? Теперь она есть.

Мара Лависко бросила на Джека выразительный взгляд сквозь забрало каски — не отвлекайся, мол. А почему бы и не отвлечься? Облако пепла пройдено, активный участок скоро закончится, автопилот сам выключит движок, когда наберётся необходимая скорость.

И чего она сидит в каске, когда все остальные их уже сняли?

А, понятно — пилота контролирует. С тактического монитора каски это делать гораздо удобнее, чем через маленькие экранчики очков.

Ещё минута, и двигатели отключились. На борту наступила невесомость, шарниры пилотского кресла разблокировались, и оно стало вращающимся. Чем Джек и воспользовался, развернувшись на нем в сторону салона:

— Мара, послушай, а они вообще люди?

— Кто?

— Земляне.

— А что в них не так? Сам-то ты кто?

В Порт-Шамбале не считалось зазорным припоминать человеку его истинное происхождение. Приёмыш из приюта так приёмыш, всё равно ведь знает, что ничем не хуже остальных. Тем более недавно у Джека объявился то ли дедушка, то ли двоюродный дядюшка.

— Ну смотри… Во-первых, совершенно немыслимый идиотизм с этим извержением вулкана. Как-то не по-человечески откладывать эвакуацию, несмотря на однозначный прогноз, и дожидаться, чтобы спасатели таскали туристов прямо из-под раскалённой тучи. Потом вообще все наши отношения с ними — ни туристы из Галактики практически не бывают на Земле, ни земляне никуда не летают. На всей планете с десятью миллиардами населения единственный космодром — наша маленькая военная база. При этом мы обеспечиваем их связью, спутниковой съёмкой и так далее, а они строят нам корабли. Как вообще называются такие отношения?

— Симбиоз, — подала голос Ринка, как раз закончившая аккуратно пристёгивать ремнями Келли, чтобы тот никуда не уплыл с кресла в невесомости.

— А по-моему, больше похоже на скотоводство, — возразил Джек.

Мара задумалась. Недавно сданный курс новейшей истории Галактики ничем не мог помочь ответить на вопрос мальчишки. Да, там было про события 2098 года, которые привели к разрыву колоний с матерью-Землёй, а также про предъявленный Земле в 2208 ультиматум шияаров и свалившуюся тем на голову Третью Арктурианскую эскадру… Впрочем, это уже не совсем история — эскадрой командовал дедушка Тадек, который сейчас в отставке и возглавляет Военно-Космическую Академию.

Однако всё это не проливало никакой ясности на вопрос, чем земляне отличаются от спейсиан, и почему отношения между теми и другими такие странные.

Но когда тебе ещё нет шестнадцати, очень хочется почувствовать себя взрослой. А по спейсианским понятиям взрослый отличается от ребёнка тем, что ребёнок задаёт вопросы, а взрослый ищет ответы самостоятельно.

Настоящая европейская вечеринка

Элен стояла под козырьком около станции подземки и напряжённо всматривалась в текущий мимо поток людей. Это занятие было для неё непривычным — обычно, наоборот, ждать её приходилось парням. А уж Келли за всю историю их знакомства ни разу не опаздывал. Впрочем, судя по часам на крыше здания с другой стороны площади, до назначенного срока оставалась ещё минута.

Это тоже был несколько необычный опыт. Видимо, пунктуальность Келли оказалась заразной.

Но вот сквозь серую осеннюю морось, загнавшую Элен под козырёк, мелькнули знакомые зеркальные очки на пол-лица. Коротко стриженые тёмные, слегка курчавые волосы, темно-синяя куртка… Но что это? Под знакомой курткой явно девичья фигура. Да и ростом её обладательница явно не с Келли.

Элен уже было перевела взгляд дальше вдоль людского потока, но девушка явно направилась к ней. Остановилась рядом, посмотрела на неё (или сквозь неё, в очках не разберёшь) и спросила:

— Вы Элен Арети?

— Да…

— Я Мара, сестра Келли. Он просил передать, что сегодня не сможет прийти. Позвонить вам не получилось — похоже, у вас телефон разряжен.

Элен сунула руку в сумочку и принялась там рыться, пока не ухватила телефон за ремешок и не вытащила его на свет божий. Аппарат действительно был выключен, а при попытке включить слабо пискнул и снова помер.

Девушка подняла глаза на собеседницу:

— А что случилось с Келли?

— А, — махнула рукой та. — Ничего такого, с чем современная медицина не справится за неделю. Ну, ожоги тридцати процентов кожи, ну, два сломанных ребра и рука…

— Как так?

— Видела в двухчасовых новостях сюжет про остров Бали? — Мара как-то незаметно перешла на «ты». — Извержение вулкана, накрывшее курорт. Вот там, когда мы вытаскивали несчастных курортников, его и приложило вулканической бомбой. Предупреждали же их вулканологи, что в течение ближайшего месяца опасность критическая. Нет, скрыли, потому что закрыть курорт даже на месяц — значит потерять деньги! В результате нас срывают с занятий, в диспетчерской за всю вахту отдувается один Мишель, вулканологи тоже вместо того, чтобы заниматься своей работой, помогают нам таскать курортников из подвалов. У нас один флиттер разбит, второй повреждён и три человека в регваннах. Но всех вытащили. А местные спасатели прилетели к шапочному разбору. Только и сумели, что отснять для новостей язык лавы, ползущей по коттеджам, и потерять лопасть винта. Ещё и их спасать пришлось.

— Погоди, погоди… остров Бали — это где-то на другом конце Земли?

— Ага, в Индонезии.

— И как же вы с Келли…

— А Келли никогда не рассказывал тебе, где живёт? Тебе что-нибудь говорит название Порт-Шамбала?

— Шамбала… это где-то в Китае? Или в Индии?

— Примерно. В Гималаях, как раз на границе того и другого. Оттуда до Бали гораздо ближе, чем досюда, — Мара улыбнулась одними краешками губ. — А вообще мы в двадцать третьем веке живём. На этой планете нет двух точек, удалённых друг от друга больше, чем на двадцать мегаметров. Всё в пределах часа баллистического полёта.

У Элен окончательно пошла кругом голова. Какой бы там ни был век на дворе, идея мотаться на свидание с девушкой за шесть часовых поясов как-то не укладывалась в её сознании. И уж тем более идея отправиться через четверть планеты лишь ради того, чтобы предупредить девушку брата, что тот не сможет прийти…

И вообще, так не бывает. Спасатели летают на вертолётах, а не на каких-то непонятных флиттерах, а баллистический полёт — что-то из области атомно-военных страшилок века этак двадцатого. Помнится, на стажировку в Принстон Элен летела через Атлантику на обычном самолёте, и заняло это часов восемь.

— А можно его навестить? — осторожно спросила она, прикидывая — тут-то мы всё и разузнаем, и про баллистический полет, и про порт в Шамбале…

— Можно, он наверняка будет рад, — весело ответила Мара. — Но, увы, не сегодня… — Она на секунду задумалась: — Не раньше послезавтра. Его из регванны только послезавтра выпустят.

— Откуда?

— Ну вы и живете в ваших городах! — в голосе Мары проскользнула снисходительная нотка. — У вас можно дожить до гулянья с парнями, но так и не узнать, что такое регенерационная ванна. А я впервые попала в регванну в десять лет.

Элен окинула Мару критическим взглядом. Фигура вполне оформившаяся, но в лице, во всяком случае, в той части, которая не закрыта очками, чувствуется что-то неуловимо детское. Одежда, похоже, форменная, стрижка короткая, мальчишеская. Пластика движений… какая-то нечеловеческая, двигается как кошка или даже тигрица — плавно, экономно, уверенно. Не похоже ни на подростковую угловатость, ни на отточенную грацию взрослой девушки. Впрочем, у Келли тоже замечалось что-то подобное.

— А сколько тебе сейчас?

— Пятнадцать. Да, а куда вы с Келли собирались пойти? В театр?

— Нет, на вечеринку к одним моим знакомым.

— А без него ты туда пойдёшь?

— Конечно. Очень жаль, что не смогу его им представить.

— А можно мне с тобой? Никогда в жизни не была на настоящей европейской вечеринке! Вот только костюм у меня, наверное, неподходящий…

— Костюм простят. У нас сейчас мода на мужской стиль, половина девушек так ходит. Но тебя не хватятся?

— Хватятся? Это как? — Мара наморщила лоб. — А, это в том смысле, что девушка в пятнадцать лет не должна в полночь шляться неизвестно где и неизвестно с кем? Не хватятся. Во-первых, я известно где. У меня с аккумуляторами всё в порядке, и если кому-то надо, он в любой момент определит мои координаты с точностью до метра. Во-вторых, по нашим понятиям я уже почти взрослая, и шляться неизвестно с кем — моё полное право, чуть ли не обязанность. Этнографический отчёт писать придётся — это без вопросов. Но опять же зачёт по этнографии сдавать надо…

— Всё-таки ты инопланетянка.

— Я?! Нет, я в Порт-Шамбале родилась. Это Келли у нас инопланетянин. Он родился на Лемурии, то есть Арктуре-e.

«Всё страньше и страньше», — подумала Элен. — Ну да ничего. Привести к Рандью эту девушку с её наивной откровенностью будет гораздо забавнее, чем Келли, который умеет не афишировать свою необычность.

По дороге Элен призналась своей спутнице:

— Это будет не совсем традиционная венская вечеринка. Рандью не австрийцы, они французы, переехали в Вену каких-то пятнадцать лет назад, когда Поль получил место в нашем университете. В науке давно без разницы, француз ты, немец или хорват. А Жанна — журналистка, пишет по-французски, в основном для женевских и лозаннских изданий. И гости тоже будут в основном из университета или из журналистской тусовки. Так что там соберётся совершенно космополитическое сборище.

— Мне ещё рано вникать в такие тонкости, — успокоила её Мара. — Я вообще, кроме Сибири и северной Индии, нигде на Земле толком не бывала.

* * *

Над столом в комнате Мишеля висела модель космического корабля. Мара пригляделась:

— Это же старина «Лиддел-Гарт»?

— Да, — ответил мальчик, польщенный интересом родительской гостьи к его модели.

— Ух ты, даже заплата на боевой рубке видна. Я помню, как она образовалась…

— Да? — удивился Мишель. — А вот я не помню. Вроде я все серии «Звёздного патруля» смотрел… в семнадцатой заплаты ещё не было, а в следующей — появилась. Или были какие-то серии, которых по телеку не показывали, только на дисках распространяли?

— Этого действительно не могли показывать. Ты же видел, что в титрах сериала только имя Пауля Эрлиха, оператора, а ни актёров, ни даже режиссёра нет?

— Ну да. Ребята говорят, что Эрлих — гений компьютерной анимации. Сам сочиняет, сам рисует, сам голоса синтезирует, а типажи для членов экипажа где-то на улицах подсмотрел.

— Ну надо же, целую теорию придумали! — усмехнулась Мара. — На самом деле Эрлих — военный корреспондент, а сериал — документальный от первого до последнего кадра. Когда мы получили эту пробоину, Эрлиха приложило шлемом о переборку. Потом он помогал нам ее заваривать. А потом выяснилось, что в камере, встроенной в шлем, от удара раскололась матрица. Он тогда чуть не плакал. Вот, посмотри!

Мара сняла свои очки и отдала Мишелю. На внутренней стороне стёкол, как на экране, двигалось изображение: Пауль Эрлих в скафандре, но без шлема сидел за монитором. На экране монитора творилось что-то ужасное — нечёткое изображение было разбито на куски резкими тёмными линиями, снизу вообще чёрный треугольник на полкадра…

— Естественно, такую запись в эфир не пустишь. А кадров с тактических мониторов и локаторов, которые Эрлих постоянно таскает у штурманов, оказалось недостаточно. Тем более что в тот раз «Лиддел-Гарт» шёл без эскорта, и заснять подлёт ракеты было некому.

— А откуда у тебя эти кадры?

— Вот этими самыми очками и сняла. Хотя нет, предыдущими — тогдашние очки мне сейчас были бы малы. Вот поставь семнадцатую серию и дай мне перемотку.

Мара прокрутила почти полфильма и остановила кадр на эпизоде, где из какого-то то ли вентиляционного трубопровода, то ли кабельного колодца вылезает девочка-юнга лет двенадцати.

— Похоже на меня три года назад?

Мишель с сомнением оглядел уже сложившуюся фигуру Мары, потом ещё совсем детскую фигурку девочки на экране.

— И сколько же лет тебе тогда было?

— Двенадцать. Как тебе сейчас.

— Везёт людям — в двенадцать лет делом занимаются! А я только в школу ходи и в «Галактические империи» играй. И то родители ругаются, что я провожу за компом слишком много времени.

— А кто ты в «Галактических империях»?

— Mirandu, сокращённо от Мишель Рандью. А ты тоже играешь?

— Нет, я её модерирую. Я там demiurg24… Стоп, так это ты — автор программы наведения противоракет «Василиск»?

— Да, я. Только толку-то? Не успел выиграть с ней двух боев, как ею повооружались все остальные. Вот почему, как только загрузишь программу в свои ракеты, она сразу же становится доступна всем игрокам?

— А ты больше на контрразведке экономь. У тебя не то что программу — линкор накануне решающей битвы сведут.

— Деньгами неинтересно. Вот если бы можно было перса специального сочинить. Вроде Шерлока Холмса или капитана Сегуры…

— А ты характеры своим персонажам на ROOP-е пишешь? — удивилась Мара. Она полагала, что язык программирования, встроенный в «Галактические Империи» худо-бедно подходит для наведения тупых противоракет, но создание на нём чего-то более сложного, хотя бы собеседника, скрашивающего скуку межпланетных вахт — занятие исключительно занудное.

— Ага. Это гораздо интереснее, чем тупо прокачивать им скиллы. И быстрее, кстати.

— Ну вообще, прямо чудеса в решете! Я думала, что такое возможно только на Тау-Цети-е или ещё в какой молодой колонии. Но чтобы на Земле, с её десятью миллиардами населения, мир оказался настолько тесен! Только представь: полгода назад программа «Василиск» спасла жизнь моему брату. Три месяца назад брат познакомился с Элен. И вот сегодня Элен приводит меня в гости — а ведь собиралась его самого! — к людям, сын которых написал эту программу!

— Ты хочешь сказать, что мою программу используют в настоящих противоракетах?! — у Мишеля глаза на лоб полезли.

— Ага. Именно для этого «Галактические Империи» и заведены — чтобы десятки тысяч людей пробовали свои силы в написании программ управления оружием. А лучшие мы потом отбираем и используем в настоящих боях.

— Хорошо устроились, — с досадой произнёс Мишель. — Программы себе получаете, и ни гроша за это не платите…

— А вот и неправда! — перебила его Мара. — Сколько у тебя сейчас на счету галактических кредитов? Или думаешь, что на планете, которую ты захватил полгода назад, месторождение титана появилось просто так, на ровном месте? А ведь деньги из игры можно выводить. В отличие от большинства прочих ваших онлайновых игр, в «Галактические Империи» вводить деньги нельзя, а вот выводить — пожалуйста.

— И как? Своей кредитки у меня нет. А родители и так не одобряют, что я с компа не слезаю. Разницы между писанием программ в «Галактических Империях» и какой-нибудь стрелялкой-бегалкой для дошкольников, они не понимают и понимать не хотят. И даже если я как-нибудь сниму деньги и принесу домой, они скорее решат, что я их украл.

— Да, родители — это проблема. А как они относятся к попыткам заработать на карманные расходы?

— В каникулы они пытались пристроить меня на автозаправку, но мне там не понравилось. Они считают, что я плохо умею общаться с людьми, и мне надо этому учиться.

— Ну, все устроены по-разному — кому-то с людьми общаться, а кому-то и программы писать. Второе у тебя неплохо получается. Пожалуй, я бы могла подыскать тебе пару мест, где можно подработать программистом. Правда, это не будет работа с космическим оружием..

— Во время учебного года мне вряд ли позволят. Скажут — сиди лучше историю учи. У меня с ней проблемы.

— У mirandu, и вдруг проблемы с историей? Расскажу остальным демиургам, под столами валяться будут. У тебя же талант к стратегии! А история, насколько я знаю, наполовину состоит из стратегии, а наполовину из политической интриги, что то же самое, вид сбоку.

— Но я никак не могу запомнить все эти даты…

— Потому, что неправильно пытаешься запомнить. Знаешь что, загляни-ка вот на этот сайт, пройди тестирование и выбери себе курс всеобщей истории. В объёме вашей школьной программы всю историю можно выучить за месяц.

— Откуда ты знаешь???

— Я сама её так учила. Месяц в восемь лет и ещё месяц в четырнадцать. Потому что в восемь лет ещё непонятно кое-что из области отношений мужчин и женщин. А это играет очень важную роль, особенно в допромышленный период, поэтому приходится переучивать. Но тебе уже двенадцать, и ты с детства смотришь ваше телевидение, так что можешь учить по программе для четырнадцатилетних.

— И это бесплатно?

— Не совсем. Но уж заплатить на нашем же сайте кредитами «Галактических Империй» — никаких проблем.

— А зачем психологический тест?

— У вас всё ещё держится какая-то средневековая идея, что всех людей можно учить одинаково. На самом деле разные люди лучше усваивают по-разному поданные знания. А у нас нет времени на то, чтобы учиться по пятнадцать-шестнадцать лет, как вы. Мы учимся восемь лет — с пяти до девяти и с двенадцати до шестнадцати.

От разговора с Мишелем Мару отвлёк звонок в дверь. Хозяйка пошла открывать, а любопытная спейсианка тут же высунулась в коридор следом за нею.

На пороге возник худощавый человек довольно высокого роста, поздоровался с хозяйкой — и тут заметил за её спиной гостью. Внимательно всмотревшись ей в лицо, он вытащил из кармана наладонник, что-то там поискал, поглядел на Мару, на экран, опять на Мару…

— Девушка, скажите пожалуйста, что вы делали на острове Бали восемь часов назад? — спросил он, подняв глаза от экрана.

— Как что? — фыркнула Мара, приняв такое отсутствие условностей как должное. — Лекции прогуливала, разумеется. Всю Академию с занятий сняли. Младших — пилотами флиттеров, старших в десант, — она переместилась поближе к новому гостю, пытаясь увидеть, что у него на экране наладонника: — А чья у вас видеозапись? Джеффри Хоббарта, или кто-то из туристов снимал? Я вроде не видела, чтобы у кого-то из них была видеокамера.

— Хоббарта, — гость ещё раз внимательно посмотрен на Мару. — А что, в этой суматохе было время заметить, кто снимает, а кто нет?

Мара слегка замешкалась с ответом, и в образовавшуюся паузу вклинилась Жанна:

— Вы же ещё не представлены друг другу! Знакомьтесь: Анджей Краковски, журналист. Мара Лависко…

— Курсант четвёртого курса Военно-Космической Академии, — отрапортовала Мара, демонстративно приняв стойку «смирно».

— Жанна, — Анджей перевёл взгляд на хозяйку, — как тебе удалось заполучить сюда такую гостью?

— Вообще-то Элен собиралась привести сюда своего нового молодого человека, — слегка растерянно улыбнулась Жанна. — А вместо этого привела Мару.

— И на Хоббартовской записи прекрасно видно, почему так получилось, — пояснила девушка. — Давайте покажу.

Анджей наконец сдался и уступил наладонник. Мара отмотала запись на нужное место: на экране парень в форме Космического флота вытаскивает кого-то из полузасыпанного пеплом дома — и в этот момент у самого его бока падает вулканическая бомба.

— Смотрите, вот этим самым булыжником Келли и приложило. А кое у кого телефон в сумочке разрядился, и вместо того, чтобы позвонить и отменить встречу, пришлось лететь сюда. А раз уж я добралась до Европы…

Анджей повесил на вешалку свой плащ, и вся компания переместилась в гостиную. Жанна пригласила всех за стол, на котором красовались высокие хрустальные бокалы. Хозяин дома открыл бутылку белого вина с простой черно-белой этикеткой и начал разливать.

— Мне не надо, — Мара накрыла ладонью свой бокал. — Мне ещё домой лететь.

— Зря, — заметила Элен. — Такое вино, как у Рандью, мало где попробуешь. И вообще, кто заметит один бокал?

— Нюхом чую, что зря. Даже по запаху слышно, что это настоящий мускат, с лозы, а не какая-нибудь клеточная культура. Но ведь заметят. Систему жизнеобеспечения флиттера не обманешь — заблокирует доступ к управлению и повезёт меня домой на автопилоте. Вся Академия смеяться будет. Лучше уж я чаем обойдусь. Кстати, откуда такое вино?

— У Поля есть знакомый виноградарь где-то под Айзенштадтом, — пояснила Жанна. — Мы в те места каждую осень ездим и запасаемся местным вином на целый год.

Понемногу за разговорами дело дошло до сладкого. И тут Мара вдруг заявила, что сегодня чай заваривает она, и извлекла из рюкзака плоскую пластиковую коробочку. Когда она торжественно внесла в гостиную большой металлический чайник и разлила по чашкам темно-красную ароматную жидкость, это произвело среди гостей куда больший фурор, чем австрийское вино, к которому все, кроме Мары, более-менее привыкли.

— А это откуда? — поинтересовалась Жанна.

Мара ухмыльнулась:

— У кого-то знакомые виноградники под Айзенштадтом, а у кого-то — знакомая чайная плантация под Симлой. Кстати, рецепт заваривания тоже оттуда, передавался из поколения в поколение со времён английского владычества.

Когда гости собрались расходиться, Анджей подошёл к Маре:

— Не уделите ли мне некоторое время? Мне бы хотелось расспросить вас по поводу событий на Бали.

— С удовольствием. Вообще-то у меня есть куча видеоматериалов, которые я буду рада передать профессиональному журналисту. Но не на наладоннике же это дело монтировать.

— Надеюсь, у меня дома найдётся подходящая аппаратура. Если только у вас нет предубеждений против посещения холостяцкого дома в такое время суток.

— Я скоро совсем запутаюсь, где на этой планете какое время суток. Но, полагаю, часа три на ногах ещё продержусь. Это далеко отсюда?

— Где-то полчаса от Зюдбанхоф на электричке.

— Тогда придётся воспользоваться моим флиттером. Он, конечно, найдёт меня и сам, но гонять флиттеры над городами в автоматическом режиме не рекомендуется.

Мара решительно повела Анджея к станции метро, а потом за угол, где в узком переулке среди обычных машин стояла сигарообразная конструкция длиной раза в полтора больше приличного лимузина, но при этом вдвое уже. Вместо колёс она опиралась на какие-то лапы. При приближении хозяйки в кокпите включился свет, и фонарь кабины мягко откинулся.

— Садитесь на заднее сиденье, — сказала Мара и, легко перемахнув через борт, уселась на переднее.

Анджей оперся на оба борта, словно это была байдарка, и взобрался в кокпит. Сиденье, мягко зажужжав, обхватило его спину.

— Пристёгиваться не обязательно, — сказала Мара. — Полетим низко и медленно.

Машина плавно поднялась со своего места, взлетела над крышами домов метров на сто и взяла курс на Лизинг. Похоже, под категорию «медленно» с точки зрения Мары подпадало всё, что медленнее скорости звука — буквально через несколько минут флиттер пошёл на посадку перед домом Анджея.

Кино не будет

В понедельник Анджей проснулся с тяжёлой головой. Вроде вчера у Рандью пили чисто символически. И что же было потом? Потом он притащил домой эту девушку, Мару. Нет, сексом они точно не занимались — она явно не из тех, кто прыгает в постель к мужчине в первый день знакомства. Но почему же тогда ощущение, будто его выжали, как тряпку?

Ах, да — до двух часов монтировали видеоролик. За всю свою журналистскую карьеру Анджей не мог припомнить такой интенсивной работы. И вроде бы сидел в кресле и только изредка подавал советы… Мара тоже сидела в стороне от компьютера, не пользуясь ни клавиатурой, ни мышью. Экстрасенс она, что ли? Нет, вряд ли. Скорее у неё вся одежда набита электроникой. Помнится, на вечеринке она что-то говорила про экраны в очках.

Анджей заварил себе кофе и запустил ролик. Хм, весь дикторский текст явно его голосом. В упор не помнится, чтобы диктовал. Да и когда? За три часа смонтировать сорокаминутный ролик… Нет, голос явно синтезированный. И интонация чуть-чуть не соответствует сюжету, тон для лёгкого флирта, а не для жёсткого триллера с детективным уклоном, каким получился ролик. Впрочем, понятно — откуда бы ещё Маре набрать сэмплов его голоса, кроме разговоров во время вечеринки? Это что же, она всё, что видит и слышит — пишет? Хотя с курсанта ВКФ станется.

А вообще так даже лучше. Интонация вполне подходящая для морской травли или экспедиционных баек у костра. У тех, кто понимает, создаст ощущение причастности диктора к событиям.

Ладно, пора просыпаться и куда-нибудь пристраивать получившийся ролик.

Тут в голову Анджею пришла ещё одна мысль. Он потянулся к телефону и набрал номер.

— Привет, полярный волк.

— Привет, газетная крыса.

— Слушай, Майк, тебе что-нибудь говорит фамилия Лависко?

— Э-э…

— А в сочетании с названием Порт-Шамбала?

— А, припоминаю. Был у меня года три назад практикант из ВКФ, Келли Лависко. Водил всё, что движется. Странный он какой-то — вроде молодой парнишка, лет шестнадцати, а глаза жёсткие, как у ветерана. Говорят, он потом там у них карьеру сделал, и сейчас чуть ли не комендант Порт-Шамбала.

— А про его сестру ты что-нибудь знаешь?

— Младшую? Вроде показывал фото девчушки лет двенадцати в замасленном хэбэ, вылезающей из какой-то трубы в звездолёте.

— Ох, видел бы ты её сейчас. Когда ей столько же лет, сколько братцу тогда…

Майк помолчал, потом поцокал языком.

— Да, чувствую, представил, — ухмыльнулся Анджей. — С воображением у тебя было всегда хорошо.

* * *

В среду в полседьмого утра Элен разбудил телефонный звонок. Не открывая глаз, она протянула руку и схватила телефон, лежавший на тумбочке.

— Лависко-пятая. С добрым утром, — раздался из телефона до безобразия бодрый голос. — Элен, ты ещё не отказалась от идеи навестить Келли?

— Не в такую же рань, — сонно пробормотала Элен, села на постели и помотала головой. Когда будят таким бодрым и решительным голосом, шансов на успешное сопротивление у сонного человека нет.

— У нас здесь почти полдень, — возразила Мара. — А Келли нельзя сейчас по ночам с девушками гулять. Только днём.

— Но мне на занятия…

— К которому часу?

— К десяти.

— Тогда, если занятия совсем не прогуливаются, могу к десяти привезти тебя обратно. Дольше шести вечера, в смысле двенадцати по-вашему, всё равно не получится. В общем, двадцать минут тебе на сборы.

Без пяти семь в спешке собравшаяся Элен вышла из подъезда и увидела прямо перед ним флиттер с откинутым фонарём. Мара сидела на борту рядом с пилотским сиденьем, заложив ногу за ногу.

— Долго тебя ещё ждать?

— А что ты хочешь? Ты меня разбудила и дала двадцать минут на сборы. Обычно я собираюсь раза в три дольше. Я же не военный лётчик

— Действительно, — Мара хмыкнула. — Я совершенно отвыкла, что бывают люди, которые никуда не торопятся по утрам. Ладно, садись, полетели.

Флиттер почти бесшумно поднялся над крышами, развернулся носом вертикально вверх, и Элен вдавило в сиденье.

— Ох, а нельзя ли помягче?

— Нельзя. Потерпи пять минут — активный участок кончится, начнётся невесомость.

Впрочем, перегрузка не лишила Элен дара речи:

— А почему ты, когда мне звонила, так официально представлялась? «Лависко-пятая, с добрым утром».

— Знаешь, — Мара скосила на Элен глаз через зеркало заднего вида, не отворачивась от приборной доски. — Я не так часто звоню малознакомым людям. Поэтому от стеснения сбилась на шаблон коммуникации, вбитый в Академии.

— Это вас так учат, в первой же реплике вываливать на собеседника важную информацию? Как мешком по голове.

— Конечно. Если радиосигнал до собеседника идёт минут десять, времени на обмен всякими ритуальными репликами вроде «Привет!», «Как дела?» может уйти безумно много. Поэтому, если звонишь по делу, тему этого дела надо объявить в первой же реплике.

— А почему ты пятая?

— Потому что. Традиция такая, если в военном флоте служат люди с одинаковой фамилией, не важно, родственники или нет, то к фамилии добавляется порядковый номер. Дедушка Тадек — Лависко-первый, папа — второй, дядя Генрик — третий, Келли — четвёртый

— А мама у тебя во флоте не служит?

— Служит, но она под своей фамилией, а не под папиной. У нас нечасто меняют фамилии, выходя замуж.

Когда перегрузка прекратилась, Элен наконец смогла оглядеться по сторонам. Небо было абсолютно чёрным и звёздным, и в нем медленно поворачивался гигантский бело-голубой шар.

— Какая сейчас высота? — спросила Элен.

— Не высота, а расстояние до планеты. Высота — это когда в атмосфере, — уточнила Мара. — Расстояние сейчас 0,3.

— Ноль три чего?

— Мегаметра, естественно. Не в парсеках же тут мерять.

— А почему Земля над головой?

— Потому что мы на дневной стороне, и флиттер повернут днищем к Солнцу. Не хочу, чтобы ты прилетела к Келли вся обгоревшая, — Мара чуть усмехнулась. — А то придётся тебя в регванну засовывать. Ладно, любуйся, а я займусь навигацией. Надо запросить у диспетчера посадочный коридор.

Минут через десять, когда зрелище проплывающего над фонарём земного шара успело Элен порядком поднадоесть, Мара скомандовала приготовиться к торможению. Через несколько секунд Элен опять вдавило в кресло. Впрочем, на этот раз то ли перегрузка была слабее, то ли Элен уже привыкла, поэтому она была в состоянии замечать то, что происходит вокруг.

Поначалу не происходило ничего. Небо оставалось таким же чёрным и звёздным, Земли не было видно — она висела где-то за хвостом флиттера. Потом небо понемногу начало синеть, звезды исчезли. Ещё через минуту перегрузка прекратилась, флиттер развернулся параллельно земле и полетел уже как обычный летательный аппарат, а не по баллистической траектории. Однако небо при этом оставалось темно-синим, а не голубым, как обычно.

— Нас спустили в четвёртом квадрате, так что придётся потратить несколько минут на подлёт к городу, — пояснила Мара — Эх, это ночью надо видеть! Впрочем, может быть, ещё увидишь.

— А сейчас мы на какой высоте? — спросила Элен.

— Двенадцать тысяч сто. Смотри, вон впереди…

Впереди огромной белой пилой громоздился заснеженный хребет, а у его подножия на сером каменистом плато сияла огромная зеленовато-голубая жемчужина.

— Вот это и есть Порт-Шамбала. Город накрыт куполом, потому что иначе дышать здесь было бы трудновато — это плато на высоте больше шести тысяч.

Мара направила флиттер к земле у самого края купола. Коснувшись земли, тот на какой-то миг остановился, а потом неизвестная сила потащила его боком вперёд и втащила в открывшуюся нишу. Затем открылись ворота с другой стороны, и флиттер въехал на площадку, уставленную другими флиттерами и прочими странными аппаратами.

— Ну вот и прибыли, — Мара откинула фонарь. Площадка была окружена буйной растительностью. — Идём, — она решительно направилась к небольшому просвету в кустах, который оказался дорожкой, посыпанной зелёным щебнем.

— Далеко идти?

— Не очень. В Порт-Шамбала всё рядом, не дальше трех километров. Но никакого городского транспорта под куполом нет.

Элен с трудом поспевала за Марой. Дорожка прихотливо извивалась, то поднимаясь на невысокие холмы, то спускаясь в ложбины, по которым звенели ручейки, образуя каскады прудов. По сторонам сквозь кусты просвечивали небольшие коттеджи.

— Я думала, в космопорте всё должно быть из стекла и металла, — заметила Элен.

— Вот уж нет, спасибо! — Мара сморщила нос. — Стекла и металла нам на работе хватает, а жить мы предпочитаем среди зелени и дерева. Здесь же не космопорт, а жилой посёлок… А вот мы и пришли.

От дорожки ответвлялась узкая тропинка, ведущая к калитке, украшенной деревянными резными столбами. На двускатной крыше, соединяющей столбы, горделиво восседал огромный рыже-белый кот. Когда Элен проходила через калитку, он протянул лапу вниз, явно желая добраться до заколки в её волосах.

— Терри, не балуй, — не оборачиваясь, сказала Мара, идущая впереди. — А то за хвост оттаскаю.

Во дворе возвышался деревянный дом с резными наличниками. «По-моему, стилизация под северорусскую архитектуру», — подумала Элен. Мара решительно поднялась на крыльцо, Элен последовала за ней.

— Привет, братец, — с порога сказала Мара. — Работаешь? А врач тебе что велел?

Войдя в комнату вслед за Марой, Элен увидела, что Келли сидит в кресле за огромным письменным столом, одетый в совершенно не форменную клетчатую фланелевую рубашку, и разговаривает с кем-то по видеофону.

— Не могу же я базу оставить… — обернулся он к сестре.

— Можешь-можешь. Смотри, кого я привезла.

— Ой! — Келли обернулся к экрану: — Извините, профессор, у меня гости.

* * *

Доставив Элен обратно, Мара позвонила Анджею:

— Раз уж я в Вене, может, встретимся? Если я ничего не путаю, у тебя сейчас должен быть обеденный перерыв.

— Давай. В летнем кафе на Ротентурмштрассе?

— У самой Штефансплац? Там же у вас сплошная пешеходная зона, флиттер не припаркуешь.

— Оставь его на набережной Франца-Иосифа, около «Святого Георгия и Дракона». Как раз одновременно доберёмся.

Когда Анджей подошёл к кафе, из-за углового столика на него блеснули знакомые зеркальные очки. Столик, правда, был девственно чист — сделать заказ Мара ещё не успела.

— Как дела с проталкиванием ролика на ти-ви? — поинтересовалась она.

— Знаешь, странно. Вчера утром я отправил его на Евроньюс. Сначала Шнаббер за него ухватился, обещал как штык в воскресный обзор событий в мире, а сегодня с утра позвонил и отказался. Говорит, не укладывается — слишком много событий в Европе, чтобы посвящать Бали аж сорок минут. Сунулся на BBC… вот сейчас уже после твоего звонка связались и тоже отказались. Причем отказывались таким извиняющимся тоном… Если китайцы не возьмут, останется разве что в блоге выложить.

Мара задумалась. А может быть, не задумалась, а советовалась со своими очками-компьютером. Как бы то ни было, через минуту она вернулась в окружающую реальность и сказала:

— Пожалуй, с китайцами даже связываться не стоит. И в твоём блоге выкладывать тоже не стоит. Давай лучше ты в нем дашь ссылку на ролик на сайте Академии. Держи, — в кармане у Анджея пискнул наладонник, принимая сообщение со ссылкой. — Вот прямо сейчас доставай наладонник и пиши. А то сутки с половиной уже потеряли, тема перестанет быть актуальной. И думаю, на тебя будут давить, чтобы ты убрал эту ссылку.

— Это ещё почему?

— Припомни, когда в последний раз Евроньюс и BBC отказывались брать у тебя материалы.

— Месяц назад было дело.

— А как они себя при этом вели? Тебе их поведение не показалось странным?

— С чего бы? Сюжет действительно вышел неудачно, Шнаббер раскритиковал его в пух и прах.

— А сейчас показалось. И если ты возьмёшь Шнаббера за воротник и как следует потрясёшь, он сначала будет долго вилять, а потом признается, что ему позвонили из каких-то высших сфер.

— Можно подумать, ты знакома со Шнаббером, — усмехнулся Анджей.

— Только по выпускам новостей, которые он ведёт. Но я знакома с тобой. А сейчас ещё по-быстрому проглядела статистику твоих разговоров со Шнаббером.

— И кто тебе разрешил?

— А кто мне запретит? Последние десять лет почти все мобильные работают через спутниковую сеть Терранет. Она наша, в смысле ВКФ-овская, и я там сегодня дежурный системный администратор. К записям разговоров у меня просто так доступа нет — нужен либо хороший повод, либо превышение служебных полномочий. Но анализ статистики звонков вполне входит в мои обязанности.

— Так вот откуда в ролике взялась запись переговоров Хоббарта с владельцами курорта…

— Нет, не оттуда. Хоббарт поставил своему звонку статус официального предупреждения, поэтому сразу же после звонка запись была опубликована на сайте Терранета. Кстати, вот тебе ссылка ещё и на неё. Про это мало кто знает, но все звонки, связанные с предупреждениями о чрезвычайных ситуациях, немедленно публикуются.

— А на тебя не попытаются надавить?

— Пусть попробуют. Через кого бы? Через преподавателей Академии? Так они мне за этот ролик сегодня поставили зачёт по курсу «PR-технологии». Через коменданта базы? Так комендант базы сейчас Келли, то есть, можно сказать, главный герой этого ролика. Разумеется, он слегка повозмущался насчёт финала, где Элен ждёт его под дождём у подземки, но, он мне, в конце концов, брат родной.

— Значит, правду говорит Майк Стивенс, что твой брат карьеру сделал?

— Профессор Стивенс? Ты и с ним знаком? Интересные у тебя знакомства — Хоббарта знаешь, Стивенса знаешь. Может быть, и Вагабова тоже?

— Не то чтобы знаю — пару раз интервью брал, не более того. Это у Стивенса в Мак-Мёрдо я целый месяц просидел, а на лунную базу кто ж корреспондента пустит? Так что там с карьерой твоего брата-то?

— Ничего особенного. Выпуск позапрошлого года, очередное звание в этом году. Просто нынешняя кампания выгребла с Земли буквально весь личный состав. Келли остался здесь единственным действующим офицером, потому и исполняет обязанности коменданта. А обслуживанием Терранета и радарных станций вообще занимаются курсанты.

— А кто исполнял обязанности коменданта, пока Келли лежал в регванне?

— «Если на обитаемой планете не остаётся ни одного действующего офицера, обязанности коменданта базы в мирных условиях исполняет ректор местной Военно-Космической Академии. В случае боевых действий командование принимает староста старшего курса», — процитировала Мара положение устава и вдруг осеклась: — Уй, черт!

— В глаза бы тебе посмотреть, — вздохнул Анджей. — Староста старшего курса — это ты, что ли?

— Я, — расслабилась Мара.

— Внезапно осознала ответственность?

— Да нет, проехали. Келли уже выпустили из регванны, и случись что, общее командование, во всяком случае, он мне точно не отдаст. Просто я подумала — если об этом узнает Элен, я не знаю, как смогу доказать ей, что у нас не феодализм, и Земля не вотчина рода Лависко. Если уж в случае ранения Келли командование переходит ко мне, хотя я девчонка и курсант.

— А на самом деле у вас что?

— Конечно, какие-то признаки СУ-2 есть. В вооружённых силах их не может не быть.

— Какого ещё СУ-2?

— Это термин из теории социальных систем управления, которую разработал Сергей Щеглов в начале XXI века. Чему вас вообще в школе по истории учат? Впрочем, об этом надо у Миранду спрашивать, а не у тебя, — Мара рассмеялась. — А так вообще-то у нас вполне нормальная армия, вроде тех, какие были в державах XX–XXI веков. Объединенный Военно-Космический Флот человечества.

— А кто назначает главнокомандующего?

— Совет ректоров Военно-Космических Академий всех обитаемых планет.

— А откуда берутся ректоры?

— Так же, как в земных университетах — выбираются преподавателями. И вообще, что это мы всё о моем да о моем? Расскажи лучше, что в нынешнем сезоне хорошего в Опере. Интересно же как-нибудь сходить в Венскую Оперу!

— Эй, нельзя же так обламывать журналиста, почуявшего свежую информацию! — Анджей даже не знал, смеяться ему или обижаться.

— Ещё как можно, — отозвалась Мара. — База космического флота существует на Земле уже почти двадцать лет, и абсолютно никому это не интересно. Сенсации из этого ты всё равно не сделаешь.

— А до того?

— До того Земля как-то выпадала из сферы деятельности Объединённого Человечества. Колонии были сами по себе, материнская планета сама по себе. И почти никто на ней не интересовался космосом. Можешь как-нибудь спросить у Вагабова, насколько двадцать лет назад было сложно организовать планетологическую экспедицию на любую из планет Солнечной системы. Это теперь мы его планетологов по демпинговым ценам возим.

— А откуда вообще взялось это самое Объединённое человечество?

— Надо же, у вас и об этом забыли? В конце XXI века был изобретён межзвёздный двигатель, и тогда Землю покинули несколько миллионов человек, которым было на ней тесно. Прошло это тихо и незаметно. Автоматизированное производство уже тогда было вполне развито для того, чтобы без большого напряжения для экономики построить несколько сотен звездолетов, а потом развернуть такое же производство на вновь освоенных планетах. Сначала предполагалось торговать с Землёй полезными ископаемыми, но это оказалось слишком накладно. А по такой цене Земле это было невыгодно — проще найти заменители здесь, чем возить даже редкие элементы за полсотни парсеков. Поэтому больше ста лет контакты Земли и колоний были практически сведены к нулю. А потом мы столкнулись с Врагом, и нам понадобилась база в Солнечной системе. Да и промышленный потенциал Земли по-прежнему намного мощнее, чем даже у самых древних колоний типа системы Арктура.

— А что сказали тогдашние правительства?

— А что они могли сказать? У них не было ничего сопоставимого ни с объединенным флотом колоний, ни с флотом Врага. И был ультиматум шияаров. Наштамповать боевых кораблей недолго, но где взять конструкторские разработки и, самое главное, обученные экипажи? Собственно, вариантов было два: либо подчиниться Врагу, либо вступить на правах одной из заселённых людьми планет в Объединённое Человечество и принять базу ВКФ. Тогдашние политики сумели сделать второе так, что почти никто ничего не заметил. — Мара подпёрла подбородок кулаком. — А сейчас, смотри, получается очень странная картина: миллиарды людей смотрят «Звёздный патруль», десятки тысяч играют в «Галактические империи» и производят там крайне ценный в Галактике продукт — управляющие программы для космического оружия. И при этом все убеждены, что это не всерьёз, так, фантастика. Даже то, что все достижения колоний доступны для землян, мало кого интересует. У вас до сих пор через океан летают рейсовые винтовые самолёты на аккумуляторах, почти не изменившиеся со времён Экспансии, в то время как на любой другой планете основной вид межконтинентального транспорта — флиттер. Даже службы по борьбе с чрезвычайными ситуациями во всем мире, кроме Австралии, пользуются вертолётами. Да что тут говорить, когда даже сеть спутниковой связи и навигации двадцать лет назад дышала на ладан! Когда появились мы и развернули Терранет, давно выработавшие двойной и тройной ресурс платформы на стационарной орбите были попросту заброшены. Мы их сейчас на металлолом собираем, чтобы кораблям не мешали, — она снова хихикнула. — Причём Терранет обслуживают всего человек сорок курсантов, part-time. А те старые коммуникационные сети обслуживали десятки тысяч человек. И большая часть из них, представляешь, не умела ничего, кроме как администрировать компьютеры!

— Вроде профессия как профессия, — недоуменно пожал плечами Анджей.

— Не знаю. Программировать — это да, способности нужны, талант, а администрировать — это любой уметь должен. Это вроде как мыть посуду или расставлять мебель в комнате.

— Если вдуматься, на Земле есть профессиональные дизайнеры интерьеров, — кивнул Анджей. — А посуду вполне можно вымыть в машине.

— Вот ведь! Проживёшь всю жизнь на планете и не знаешь, какими странными вещами тут люди занимаются! А люди, которые профессионально подбирают книги в домашнюю библиотеку, тоже бывают?

— А как же! Есть у меня знакомые, у них офис на Марияхильферштрассе, с огромной вывеской «Дизайн души». Подбор стиля музыки, книг, увлечений… Но вообще взаимно: двадцать лет пользуюсь услугами Терранета, но только сегодня узнал, что там всего сорок сотрудников, да и те студенты на полставки.

— Так ведь работает! — с гордостью произнесла Мара. — Знаешь, что такое идеальная техническая система? Это когда системы нет, а функция выполняется. Правда, Терранету пока до идеальности далеко, — она вздохнула. — Сегодня вот опять надо корректировать орбиты аж четырем спутникам. Вот догуляю здесь до полуночи, по-вашему шести вечера, и полечу над Норвегией спутник ловить.

— Что, прямо на флиттере?

— А на чем? Не корвет же туда гонять. Терранетовские спутники — они маленькие, можно на заднее сиденье загнать, и на поверхность свезти.

В воображении Анджея мелькнула страница «Нэйшнл Джиогрэфик» с заголовком «Наш корреспондент на орбитах Терранета».

— А можно с тобой напроситься?

— Не в этот раз, — помотала головой Мара. — Где я в Вене скафандр на твой размер возьму? А у флиттера нет шлюзовой камеры — если вылезать наружу, надо выпускать весь воздух из кабины. И домой мотаться тоже не хочется. Я уже и так сегодня три раза летала по этому маршруту. Шесть баллистических перелётов за день — многовато будет.

— А там надо выходить в открытый космос?

— Угу. У этого спутника годичный регламент. Батарейку поменять, эрозию корпуса проверить, орбиту поправить. Ладно, пошли отсюда, а то я ещё хочу успеть повидаться с младшим Рандью.

— Интересно, что это ты в нём нашла?

— Да уж что нашла, то нашла. Предъявлю сегодня то, что нашла, профессору Шварцвассеру в Техническом Университете, может, ему тоже понравится. А парню будет проще объяснить родителям, откуда у него берутся деньги. Шварцвассер сказал, что хорошо знает Поля Рандью, — Неожиданно Мара посмотрела Анджею прямо в глаза, насколько это вообще можно было понять за ее очками. — А вообще совершенно новое ощущение — общаться с человеком, который смотрит тебе в рот и считает героем только потому, что три года назад в поле зрение камеры Эрлиха попала труба, из которой ты вылезала после профилактики кабелей. У нас, чтоб на меня так посмотрели младшекурсники, нужно совершить что-то на грани дисциплинарного взыскания. И этого самого взыскания не получить. То есть — чтобы на разборе твои действия признали правильными.

* * *

Альфонсо Цаппи, владелец курорта, разрушенного извержением вулкана, позвонил главе «семьи», контролирующей его бизнес:

— Джузеппе, сделай что-нибудь с этим роликом, который расползся по всей сети. Мне и без того в долги влезать, курорт восстанавливать, а тут ещё всю клиентуру отобьют.

— Слушай, Альфонсо, — произнёс Джузеппе с такой интонацией, словно в сотый раз объяснял что-то пятилетнему внуку. — Загляни уже в чертов блог чертова журналиста и прочитай URL-ку этого ролика.

— Он у меня и так открыт. people.ena.spc/lavisko5/bali-explosion.html

— Хотя бы теперь ты понял, с кем связался?

— Не понял. Залез я на этот www. ena. spc, написано Earth Naval Academy. Какая-то мореходная школа с громким названием «Земная».

— Альфонсо, ты кретин. Naval — это не Navigational. Это академия военного флота. Того самого военного флота космических колонистов, который двадцать лет назад завоевал Землю, хотя об этом никто не помнит. Отдельно обрати внимание, что там Лависко-пять. Насколько я знаю, семейка Лависко держит Солнечную систему. Лависко-дед — ректор этой самой ENA, Лависко-папаша — адмирал, командир эскадры. Кто такой Лависко-дядюшка, он же Лависко-третий, я толком не знаю, но Лависко-сын, четвёртый номер, остался комендантом Солнечной системы, пока эскадра где-то воюет. Ролик склепала его сестрёнка, Лависко-пятая, ещё курсант этой самой ENA. И из ролика чётко следует, что, таская твоих постояльцев из-под вулканических бомб, Лависко-четвертый получил хар-рошие ожоги. А у него как минимум один корвет на орбите, десяток полуатмосферных истребителей и хрен знает сколько десантников. Во всяком случае, их было достаточно, чтобы вытащить из подвалов всех твоих туристов. Думаешь, если он попросит выдать тебя в поджаренном виде, я у него спрошу что-нибудь, кроме «с кровью или с корочкой, сэр?» На твоём месте я бы сидел, как мышь под веником, и думал, где взять деньги, чтобы расплатиться с долгами, а не пытался наехать на младшую дочку самой могущественной семьи на планете.

Лаборатория Шварцвассера

Похоже, Мишель Рандью проделал кое-какую домашнюю работу. Ибо, пока они с Марой шли до Венского Технического Университета, а это буквально один квартал от Карлсплац, он засыпал Мару вопросами про быт и образ жизни пришельцев из космоса. Больше всего его интересовало, как подростки от десяти до двенадцати лет между начальной и старшей школой проводят три года в статусе подмастерья и занимаются настоящей работой вместе со взрослыми.

— Не думай, что работать подмастерьем — это так уж здорово, — отозвалась Мара. — Как я сама служила юнгой на линкоре, вспоминать не буду, до сих пор об одной мысли о той истории ребра болят. Лучше я тебе про Ринку расскажу. Это буквально на днях было. Она подмастерье-медик, казалось бы, самая мирная профессия, более мирная — только учитель. И тут объявляют у нас в Академии тревогу по случаю извержения на Бали. Мы уже собираемся грузиться на флиттеры, Келли как командир спасательной операции звонит в госпиталь — так и так, число участников шестьдесят человек, ожидаемый риск такой-то, в общем, готовьтесь. В приёмном покое в этот момент сидит Хань Сяо. И спрашивает: «Может, с вами медика послать?» Келли ей: «Кого ты пошлёшь? Барбара на плановой операции, Илайдж после дежурства отсыпается, а ты на дежурстве. Тут двадцать минут лету, будем работать по схеме с прямой эвакуацией.» Разумеется, слегка кривит душой — двадцать минут лета-то баллистического, и Сяо прекрасно это понимает. «Ну давай хоть подмастерье с большим чемоданом отправлю.» — «А кто у тебя подмастерье?» — «Рина Веррен». — «Ладно, отправляй. Только давай пришлю к тебе за чемоданом пару курсантов. Нечего двенадцатилетней девчонке самой большой чемодан таскать.»

В общем, оказалась она с нами во флиттере. В поле ее, конечно, никто не пустил. Так и сидела, принимала туристов. Кстати, очень хорошее решение оказалось: туристы как видят подростков в качестве пилота и парамедика, так сразу успокаиваются, что настоящей опасности нет. Знали бы они, что первокурсник в пилотском кресле и подмастерье-парамедик — это от безысходности, больше никого в Порт-Шамбала просто не осталось. И всё бы ничего, но Келли уже в самом конце операции приложило вулканической бомбой. Хорошо так приложило, иные от близкого разрыва снаряда легче отделываются.

Естественно, девчонка, прежде чем начать его обрабатывать, хочет мастера на видеосвязь. А связи-то и нету. Вулканический пепел глушит все, что только можно. Базиль на обратном пути его вообще в движки флиттера набрал, пришлось Диане подменять его за штурвалом, а то первокурсник на флиттере с забитой пеплом турбиной нипочем бы не сел. Ну да не о том речь. Надо обрабатывать раненых с тяжёлыми ожогами и переломами, а связи-то и нет. Пришлось девочке самой крутиться. Конечно, мы за ней присматривали. Все ведь в пределах офицерского медминимума, так что старшекурсники могли бы это не хуже сделать.

В общем, довезли мы всех, кого надо, до Порт-Шамбала и сдали в госпиталь. Трое попали в регванны: Келли с прямым попаданием, одна девчонка с третьего с ожогом предплечья, да ещё один парень с нашего курса сильно ободрался, вытаскивая кого-то через разбитое окно. А я пошла отмокать в бассейне, благо не мне присматривать за чисткой движков второго флиттера. Сижу в гидромассаже, расслабляюсь, очки на бортике. Вдруг звонок. Звонит Джек Летайр, тот первокурсник, который пилотировал наш флиттер и ухитрился не забить движки пеплом: «Мара, что делать, тут Ринка в регванну плачет.» Показывает картинку со своих очков — сидит девчонка, уткнувшись лицом в крышку регванны, и плечи трясутся. Я выскакиваю из бассейна, одеваюсь по нормативу раз и бегу в госпиталь…

— А почему он тебе позвонил? — перебил Мару Мишель.

— А кому ещё? Родителей сейчас ни у кого из нас под рукой нет. Эскадра где-то воюет. Я на его месте позвонила бы дедушке Тадеку, но это мне он дедушка, а ему — адмирал Лависко-первый, ректор Академии. Вроде неудобно беспокоить. Кто-нибудь из моих однокурсников позвонил бы Розе Лемман, которая читала у нас психологию и работу с личным составом. Но это на третьем курсе, Джек ее ещё просто не знает. Остаётся непосредственный начальник по последней операции. А после ранения Келли командование приняла я.

На бегу звоню Сяо — так и так, а что, около регванны Келли в самом деле нужен пост? И если да, то зачем там Рина, если она и так в рейде вымоталась? Получается вроде как обеспокоенная ближайшая родственница больного. Выясняется, что пост не нужен, а Ринка просто искала место, где можно поплакать в одиночестве. Ха! Так тебе и дадут в Порт-Шамбала поплакать в одиночестве. Если есть серьёзные причины для слез, будешь плакать в компании. Вот и тут Джек зачем-то ее выследил.

Я при входе в госпиталь успокаиваю дыхание, подхожу туда и начинаю выяснять, что к чему. Она лепечет что-то невнятное про маму. И тут я вспоминаю, что она же Веррен! Дочь Алисы Веррен, погибшей три года назад в системе Gliese 556! Алиса тогда довела буквально пережёванный корвет до эскадры и, судя по показаниям чёрного ящика скафандра, умерла в тот момент, когда стыковочный узел выполнял стягивание. Рубка там была нафиг забаррикадирована обломками, так что сменить ее никто не мог. Прорубились туда только через полчаса после стыковки, когда с «Сунь-цзы» приволокли сварочное оборудование — свое-то у них в лепёшку раскатало.

Непонятно, правда, причём здесь регванна. Что Алису Веррен откачивать бесполезно, поняли сразу, как только вскрыли рубку. А Рина тогда ещё только заканчивала школу и видеть этого никак не могла. Потом осознаю, что это могла видеть Сяо. Она тогда как раз служила на «Сунь-цзы». И думаю, не просто так взяла Ринку в подмастерья, когда перевелась в госпиталь Порт-Шамбалы.

И вот как объяснить двенадцатилетней девчонке, что если нет связи, это не значит, что мастер тебя бросил, хотя и обещал быть на связи? Мастер у тебя не Джеффри Хоббарт и в вулканическом пепле не разбирается.

Короче, говорю Джеку: «Хватай ее на руки и тащи в бассейн. Будем оттаивать в горячей воде.» «А почему я?» — шёпотом интересуется тот. «Потому что когда девочку тащит на руках взрослая женщина, это вроде как малышка на ручках у мамы. А когда девушку несёт парень-ровесник — она взрослая женщина, ее мужчины на руках носят.» Джек посмотрел на меня скептически, мол, тоже мне взрослая женщина, но ничего не сказал. Дотащил он Ринку, загрузили мы ее в ту же самую гидромассажную ванну и стали пытаться разговорить. Когда человек плачет, первое дело — дать ему выговориться.

В общем, утешили мы ее где-то как-то, а потом я подсказала Джеку отвести ее на причал, накормить мороженым в кафе-автомате. Тоже признак взрослости — причальное кафе не то чтобы дешёвое, и вообще нечего детям шляться по причалу. «А ты?» — опять шёпотом спрашивает он. «А я пойду писать отчёт о спасательной операции. Чтобы вам же призовые начислили.»

— А деньги-то у него были? — опять вставил вопрос Мишель.

— Как не быть, если он уже в старшей школе учится и стипендию получает. Правда, на экономическую самостоятельность пока не сдал — обычно на нее сдают курсе на третьем, так что распоряжаться может только карманными деньгами. Но на призовые это не распространяется, по традиции родители или опекуны на них лапу не накладывают. Сумел получить награду — имеешь право потратить, как считаешь нужным. А Джеку за этот рейд досталось немало призовых — из трёх флиттеров только его машина вернулась целой и невредимой. Флиттеру Базиля пришлось перебирать движки, а флиттер Ганса вообще вдребезги разбит вулканической бомбой. Хотя Ганс не виноват, это чистое невезение, и за то, что у него никто не пострадал, тоже кое-что получил. Так что Джек в тот момент мог спокойно тратить все свои карманные деньги.

* * *

Лаборатория промышленных систем управления была самым весёлым местом в Венском Технологическом университете. Там вечно собиралась компания студентов и аспирантов, начиная с первокурсников, и решала довольно интересные задачки. Те, кто работал в лаборатории подольше, знали, что эти задачки зачастую бывают совершенно не учебными, и решение их периодически можно потрогать руками.

Но сейчас в лаборатории было необычно тихо и скучно. Четвёртая пара. Даже руководитель лаборатории, профессор Шварцвассер, вёл какой-то практикум на факультете CS. В помещении пребывал один-единственный человек — аспирант Карл Кроппке, который, откинувшись в кресле, созерцал несколько настенных мониторов и пытался решить сложную логистическую задачу: как совместить в пространстве корпус строящегося двадцатипятитысячетонного космического линкора, отсеки которого монтируют в Комсомольске-на-Амуре, со всей его начинкой, производившейся в основном в Тайбэе и Шанхае.

В этот момент в дверь осторожно постучали.

— Войдите, — сказал Карл.

На пороге появилась девушка, одетая в стиле не то чтобы совсем милитари, не в камуфляже все-таки, и не то чтобы просто унисекс — все-таки в ее темно-синем кителе и брюках было что-то неуловимо военное. Может быть, это стиль нэви? Лицо девушки было скрыто под огромными зеркальными очками.

Следом за нею вошёл мальчишка лет двенадцати, в котором Карл не заметил ничего необычного. Обычный венский паренёк, может быть, даже встречавшийся Карлу на улицах города. Стреляет глазами во все стороны, пытаясь разглядеть всё — настенные мониторы, развешенные над компьютерами юмористические распечатки, плоттер формата A0, из которого свисает лист забытого кем-то чертежа, модели космических кораблей, аккуратно развешенные под потолком…

— Шварцвассер ещё на занятиях? — спросила девушка.

— Да, но пара должна кончиться с минуты на минуту.

— Я знаю.

В этот момент мальчишка дёрнул за рукав свою спутницу:

— Ой, Мара, смотри, сколько здесь моделей кораблей!

— Вижу. Похоже, всё, что строилось на Земле за последние двадцать лет.

— И ты действительно можешь опознать все? Без подсказки, без очков?

Девушка сняла очки, отдала их мальчишке и начала называть названия и типы. Карл протянул ей лазерную указку, она поблагодарила коротким кивком. С указкой дело пошло быстрее.

— Ну как, всё правильно? — спросила девушка, когда модели закончились, устремив на Карла большие серые глаза с длинными ресницами.

— Вроде всё… Признаюсь честно, я сам не помню их все наизусть. Это модели Шварцвассера. Но он как-то говорил, будто бы здесь все, что когда-либо строилось на Земле.

— Все-таки не «когда-либо». Кораблей времён Экспансии тут нет, — девушка ещё раз внимательно посмотрела на Карла: — О, а я вас помню. Вы Карл Кроппке, специалист по программированию ремонтных роботов.

Карл замялся. Назвать специалистом по программированию ремонтных роботов его могли один раз в жизни, и тот эпизод ему не слишком хотелось бы вспоминать. Хотя это был единственный раз, когда Карл побывал в настоящем космосе. Лежащий на низкой орбите над медленно поворачивающимся шаром Земли огромный линкор «Лиддел-Гарт», уродливая заплата на боевой рубке, тесные отсеки двойной обшивки, в которых ремонтные роботы вели себя совсем не так, как на симуляторе…

Собственно, этот эпизод с заплатой, которую экипаж линкора варил вручную, был огромным провалом лаборатории, Венского Технологического Университета и вообще земной промышленности. Карл, правда, принимал участие в основном в ликвидации последствий. Он был тогда на втором курсе, но уже успел себя зарекомендовать в лаборатории. Но где тогда его могла видеть эта девушка?

Видимо, она прочла этот вопрос на его лице:

— Я Мара Лависко. Четыре года назад я служила на «Лиддел-Гарте» юнгой.

Карл покраснел ещё сильнее, вспомнив эту компанию детишек — трёх девочек, Лауру, Мару и Ладу, и двух мальчишек — Мишеля и Кима. В отсеках двойной обшивки и всяких кабельных колодцах они чувствовали себя как рыба в воде и учили неуклюжего студента, впервые попавшего в космос, правильно перемещаться в невесомости.

Неловкое молчание было прервано появлением в лаборатории профессора Шварцвассера.

— Привет, Мара, — обратился он к девушке, как к старой знакомой. — Это и есть твоё юное дарование? Знакомься, Карл — перед тобой великий и ужасный mirandu, автор программы «Василиск» и правитель одной из самых преуспевающих Галактических Империй. В обычной жизни — Мишель Рандью, венский школьник.

Что нужно делать с новичками, которые, попав в лабораторию, жутко стесняются, Карл уже давно знал. Поэтому потащил Мишеля к монитору, открыл исходники «Василиска» и стал задавать вопросы. Он не сомневался, что через несколько часов Мишель будет чувствовать себя здесь одним из своих, как случалось с каждым, в том числе и с первокурсником Карлом Кроппке пять лет назад. Но вот Мара — нечто совсем другое, она вряд ли собирается становиться здесь своей. Она представитель заказчика. Она оттуда, а не отсюда.

Тем временем Мара, успевшая отобрать у Миранду свои очки и надеть их, продолжила беседу с профессором, устроившись в кресле в уголке отдыха, рядом с кофеваркой.

— Мара, зачем ты тогда так резко оторвала брата от беседы со мной? Понимаю — врачи, режим, то да сё, но мы же просто общались…

— Потому что Келли только выпусти из регванны, как он сразу начинает лезть в работу. Что я потом маме скажу, когда вернётся эскадра? Сломанные ребра регванна до конца не залечивает, по себе знаю. И вообще Келли слишком много на себя берет. Понимаю, что народу у нас сильно не хватает, но, скажем, взаимодействие с вами он вполне мог бы перекинуть на кого-нибудь из нас, старшекурсников. Правда, вот возьму и отберу у него контакты с судостроительной программой, пусть летает в Вену только с девушкой гулять.

Когда Карл в очередной раз поднял глаза от монитора, Мары в помещении уже не было. Профессор разбирался с двумя уже знакомыми Карлу студентками-первокурсницами, а прочие завсегдатаи лаборатории уже оккупировали большую часть рабочих мест.

— У тебя ещё не пересохло в горле? — спросил Карл у Мишеля.

— Пересохло, — отозвался тот.

— Тогда пойдём, нальём по чашке чаю. Не стесняйся, здесь это запросто.

Они переместились от монитора к кофеварке.

— Послушай, Карл, — вдруг сменил тему Мишель. — А почему в фантастике для того, чтобы попасть в другую звёздную систему, надо лететь от звезды, а в «Галактических империях» — к звезде?

— Видишь ли, — начал объяснять Карл, — обычно в фантастике описывают не реальный космос, а просто некий абстрактный мир, где планеты играют роль городов, а пространство — сельской местности, как ее представляют себе горожане. Этакий неинтересный пустырь, разделяющий значимые места.

Однако в реальности мир устроен несколько по-другому. Например, планета — это очень много. Даже на Земле, где десять миллиардов населения и семьдесят процентов планеты покрыто океаном, есть куча мест, где можно идти несколько дней и не встретить ни одного человека. При этом планеты — песчинки по сравнению с межпланетными расстояниями, а те — ничто по сравнению с межзвёздными. На планете расстояния все-таки более соразмерны. К примеру, типичный житель Вены, который ездит на работу на машине, за три–четыре года проедет на ней расстояние, равное окружности экватора. А тут за четыре года радиосигнал только дойдёт до Толимана. Космические же корабли летают в тысячи раз медленнее радиосигнала. Опять же есть теория относительности, которая не позволяет разогнать объект, имеющий массу, до скорости, близкой к скорости света. Поэтому летать между звёздами в обычном пространстве не получается. Нужны гиперскачки. Обычно фантасты описывают, что для скачка требуется полное отсутствие поблизости крупных масс, но это нужно лишь для того, чтобы сохранить привычную им топологию пространства. Получается, чтобы попасть к другой звезде, надо улететь от своей подальше, потом — крибле-крабле-бумс! — магическим способом пропускаем неинтересное пустое пространство и вот уже начинаем приближаться к звезде назначения. Примерно так же, как едет поезд — от вокзала на окраину, потом по некой местности, мимо лесов и полей, потом въезжает в другой город. Просто потому, что в межзвёздном пространстве, в отличие от незаселенной местности, нет вообще ничего, писатели заменяют перелёт в этом пустом пространстве на скачок.

На самом же деле чем сильнее пространство искривлено гравитацией, тем легче совершить скачок. Современные двигатели не позволяют совершать скачки в гравитационном поле Земли, и даже в окрестности Юпитера это самоубийство. Нужно подойти к Солнцу намного ближе орбиты Меркурия. А дальше всё просто. Проколов пространство, ты почти мгновенно перемещаешься по направлению от центра притяжения, пока не попадёшь в точку пространства, где потенциал поля тяготения такой же, как в точке отправления. Закон сохранения энергии.

Когда-то считали, что перемещение быстрее скорости света невозможно, поскольку если у нас есть два объекта, движущиеся навстречу друг другу, и между ними передаются сообщения со сверхсветовой скоростью, то можно сделать так, чтобы ответ на сообщение пришёл раньше его отправки. Этот парадокс называется «тахионный антителефон».

Но оказывается, для того, чтобы сохранить принцип причинности, вовсе не обязательно запрещать любое движение быстрее скорости света. Достаточно запретить только движение между сближающимися объектами и только с такими скоростями, чтобы можно было вернуться в прошлое.

Поэтому хотя скачок с точки зрения экипажа корабля и мгновенен, с точки зрения внешнего наблюдателя он может занять несколько часов. Причём скорость сближения звёзд влияет на это время гораздо сильнее, чем расстояние.

— А почему все скачковые корабли такие большие? — продолжал допрос Мишель.

— Большие? Я бы не сказал. Вот, скажем, — Карл указал на одну из моделей, висящих под потолком, — корвет класса «Бартоломео Диаш». Полторы тысячи тонн сухой массы, полтораста метров длины. На первый взгляд он огромен. Ты думаешь, там внутри так уж много места для экипажа? Каждый из двух ярусов жилой палубы, вот этого колечка, около тысячи квадратных метров. А экипаж из тридцати человек проводит там многие месяцы. А в основном корпусе двигатели, баки, орудия. И вообще там почти весь полёт невесомость. Стоять можно только на жилой палубе, которую специально для этого раскручивают, чтобы центробежная сила прижимала все предметы к полу.

Ну и расстояние между полюсами Ангстрёма должно быть по меньшей мере метров сто, а то изгибающие нагрузки при скачке будут слишком велики.

Тревога-П

Мара позвонила Анджею часов в одиннадцать вечера:

— Ты ещё не расстался с мыслью сделать репортаж о Терранете? А то я через час заступаю на суточное дежурство и ещё успею тебя подхватить. Можешь просидеть у меня за спиной всё дежурство, но предупреждаю — будет скучно.

— А спутники будут?

— Будут. На мою долю сегодня две штуки.

— Тогда собираюсь.

— Через двадцать минут перед твоим домом.

Похоже, баллистический перелёт совсем не впечатлил Анджея. Во всяком случае, засыпать Мару вопросами он не стал.

После приземления в Порт-Шамбале Мара потащила Анджея в невысокое здание совсем рядом с посадочной площадкой.

— Это центральная диспетчерская Земли. Отсюда мы управляем всем космическим движением в системе, в том числе и спутниками Терранета.

Войдя в здание, Анджей увидел в просторном холле троих ребят в такой же, как у Мары, форме.

— Знакомьтесь, — представила его Мара. — Это Анджей Краковски — первый в истории землянин, который заинтересовался, чем мы занимаемся тут, в Порт-Шамбала. Анджей, а это Мишель, Лаура и Ким, наша сегодняшняя смена. Сейчас мы с Кимом пойдём принимать смену, наша вахта первая. Просьба не мешать нам пятнадцать минут, пока идёт утренняя диагностика, потом можно будет просочиться в диспетчерскую и посмотреть, чем мы занимаемся. Впрочем, у тебя же ещё вечер, так что имеет смысл пойти в комнату отдыха и поспать часа три-четыре — потом пойдут более интересные развлечения.

С этими словами Мара решительно взялась за тяжёлую дверь.

— Если я землянин, то вы тогда кто? — слегка растерянно спросил Анджей, когда дверь захлопнулась.

— Мы спейсиане, — ответил Мишель. — Хотя родились все здесь, в Порт-Шамбала. Торговцы ещё говорят «нектон», но в ВКФ почему-то не любят этого жаргона — «бентос», «планктон», «нектон». А вообще пошли пока в комнату отдыха. Если Мара сказала поспать, лучше поспать. Потом действительно скучно не покажется.

— А вы что будете делать?

— Подождём окончания приёмки вахты и, если не возникнет ничего срочного, полетим делать плановую профилактику. А в десять сменим Мару и Кима, и уже они полетят делать профилактику своим спутникам.

Комната отдыха Анджею понравилась: приятный полумрак, слабый ночник освещает столик с кофеваркой и чашками, тишина. Плюхнувшись на кровать с мягчайшим гидроматрасом, он сам не заметил, как заснул, не дождавшись приглашения в диспетчерскую.

Проснулся он оттого, что Мара трясла его за плечо:

— Просыпайся. Давай подберём тебе скафандр, и полетели.

Сама процедура отлова спутника не произвела на Анджея большого впечатления. Может быть, какой-нибудь любитель компьютерных игр про космос оценил бы нетривиальные маневры в атмосфере, которые Мара предпринимала для того, чтобы как можно быстрее выйти на орбиту с нужным наклонением, или филигранную точность, с которой она вывешивала флиттер в нескольких сантиметрах от спутника. Но Анджей в таких вещах не разбирался. Полетели и полетели. В космическом полете должны быть перегрузки, и вот они есть. Наиболее ярким впечатлением оказалось висеть в пространстве, отделенным от бескрайнего Космоса только стеклом гермошлема, пока Мара, перегнувшись через борт флиттера, копается в недрах спутника.

— О, сейчас пройдём над Большим Барьерным рифом, — сказала Мара после того, как они закончили со вторым спутником, закрыли фонарь и наддули кабину воздухом. — И запас времени почти час. Хочешь искупаться в океане?

— Поздней осенью?

— Во-первых, здесь весна, а не осень, во-вторых, на северном конце Большого Рифа нет сезонов. И есть база австралийских спасателей, с которыми мы дружим. Так что можно приземлиться там, полчасика поплавать, а потом по баллистической в Порт-Шамбала. Как раз к двум часам успеем.

Флиттер снизился над небольшим коралловым островком, покрытым густой зеленью. В разрыве зелени ярко-белым коралловым песком сияла посадочная площадка, на которой стояло несколько флиттеров. После посадки Анджей увидел скрытые в тени деревьев домики из кораллового известняка.

Мара вылезла из скафандра, запихнула его под сиденье и решительно направилась куда-то по тропинке, посыпанной белым песком.

— Флиттер запирать не будешь?

— А зачем? Тут все свои, не угонят. А если оставить фонарь закрытым, он раскалится.

На тропинке им встретился загорелый человек в одних шортах, с которым Мара вежливо поздоровалась, а потом заметила Анджею:

— Хорошо им тут в одних шортах ходить. Привыкли уже к своему солнцу. А я так не рискну — даже за полчаса можно сгореть. Только раздеться и сразу в воду.

Пляж на атолле представлял собой узкую полоску, выходившую в лагуну, где практически не было волнения. Уже в пяти метрах от воды начинались густые тенистые деревья. Метрах в десяти от выхода тропинки громоздилась скала, на которой была оборудована вышка для прыжков.

Мара решительно скинула с себя одежду и побежала к вышке. Анджей задержался, наблюдая за нею.

Она была абсолютно обнажена, но в её движениях не было никакого сексуального подтекста — просто радость движения, наслаждение возможностями собственного тела. Впрочем, от этого девушка становилась только привлекательнее. Наконец она добралась до вершины скалы, пробежала по трамплину и рыбкой прыгнула в воду. Тогда Анджей тоже скинул с себя одежду и вбежал в воду со стороны пляжа. Вода была тёплая, как в бассейне, и безумно прозрачная.

В несколько гребков он подплыл к подножию вышки, но Мары уже там не было — ее голова мелькала где-то в середине лагуны. К тому моменту, как он её догнал, она уже поворачивала к берегу.

— А в открытый океан не поплывём?

— Времени мало. Надо прилетать сюда на целый день, или хотя бы часа на четыре. Полезли на берег, а то не успеем пообедать перед вахтой.

Времени действительно было в обрез. В Порт-Шамбала они приземлились без семи два. Мара успела только прихватить тарелки и отправилась в диспетчерскую вместе с ними. Анджей же остался обедать в комнате отдыха вместе с Мишелем и Лаурой, сменившимися с вахты.

— Что, опять Мара весь запас времени на купание потратила? — спросил Мишель. — Любит она воду, прямо выдра. Где на этот раз?

— На Большом Барьерном Рифе. А что она еду с собой потащила, не против правил?

— Да нет. Лишь бы на экран смотреть не забывала. Сейчас на дежурстве все равно делать нечего. Вот когда вся эскадра маневрирует в околоземном пространстве, да ещё пяток транспортов — тогда другое дело, а сейчас, кроме Терранета, и следить-то не за чем. Там хорошо если два звонка за всю вахту требуют внимания диспетчера, с остальными робот справляется.

Ребята доели обед и запихнули тарелки в посудомоечную машину.

— Пошли, что ли, пока имперцев погоняем, — предложил Мишель Лауре.

— Ты гоняй, а я лучше навигацией займусь. Что-то я завтрашнего зачёта боюсь.

Анджей просочился в диспетчерскую вместе с отдыхающей сменой. Ребята уселись за свободные пульты и начали делать на них что-то, явно не имеющее отношения к собственно диспетчерской службе.

— Уже доела? — подошёл Анджей к Маре. — Давай тарелки отнесу.

— Спасибо.

Когда он вернулся обратно, все четверо оживлённо что-то обсуждали, впрочем, не забывая поглядывать на экраны. Через некоторое время Анджей понял, о чем речь: обсуждалась игра «Галактические Империи», причём так, как венские мальчишки могли бы обсуждать чемпионат мира по футболу или какой-нибудь телесериал — что-то, что делают совсем другие люди, но за чем интересно наблюдать.

— Полагаю, Империя Миранду сегодня-завтра вынесет Королевство Элендиля, — высказался Мишель.

— Вряд ли, — возразила Лаура. — С какой бы стати Миранду продавать Элендилю новейшую противоракетную программу, если он собирается с ним воевать?

— Что? — оторвался от экрана Ким. — Миранду «Василиск-2» продал? Он что, с ума сошёл?

— Да нет, — вставила Мара. — Очень логичный ход с его стороны. Элендиль уже многих достал, и в ближайшие дни если не Cильвара, то Талассократ устроят ему полномасштабную войну. А с Миранду последние два месяца никто связываться не хочет, при его-то экономике. Но сейчас боевые испытания «Василиска-2» ему гораздо важнее любых галактических политических раскладов. А сама Империя Миранду ближайшие несколько месяцев будет вести себя тише воды, ниже травы. Где это видано, чтобы искин начал лезть на рожон без санкции хозяина? Даже если этот искин писал Миранду.

— Ты что-то знаешь про то, что случилось с Миранду в реале?

— Ага. Не далее как в среду лично свела его к Шварцвассеру. Так что теперь голова у него забита не космическими боями, а вентиляционной системой Лимерикского фаба.

— Что ты натворила! — встрял Ким. — Чем мы будем воевать после выпуска, если Миранду начнёт вместо оружейных программ заниматься всякой фигней?

— Лучше подумай, на чем будет выполняться уже написанный «Василиск-2», если им не удастся наладить в Лимерике выпуск процессоров Q-16. Отсутствие на Земле современных микроэлектронных мощностей — единственное, что тормозит судостроительную программу.

— А импортировать из-под Арктура?

— Под Арктуром своя судостроительная программа. И вообще производительность фаба на астероиде Ланькова в десять раз меньше, чем у Лимерика. Система Арктура в любом случае даст нам меньше, чем наклепает Восток за антарктическое лето. Но даже если исхитриться перевести Восток на круглогодичный режим работы, он наштампует нужное количество хорошо если к сентябрю. А нам надо в мае.

Анджей понял, что с компьютерной игры разговор как-то плавно перетёк в обсуждение вполне реальных космических кораблей. Что Миранду — это игровой ник сына Поля Рандью, он тоже понял. Но как связаны между собой эти три вещи?

Анджей огляделся по сторонам и увидел висящий на стене портрет какого-то смуглолицего человека в форме, слегка отличающейся от формы курсантов.

— Кто это? — спросил он у Мишеля.

— Вы не знаете? — искренне удивился тот. — Я думал, что памятники капитану Раджагни стоят во всех крупных городах Земли. Это же тот человек, который доставил в систему Арктура сообщение о появлении в Солнечной Системе разведчика шияаров. Если бы он не рискнул своим кораблём и не сжёг весь запас топлива при подходе к точке скачка, арктурианская эскадра ни за что не смогла бы появиться в окрестностях Земли до истечения срока ультиматума. Но здесь он висит не поэтому, а как основатель Терранета. В благодарность за своевременно доставленное сообщение адмирал Арсеньев устроил ему контракт на доставку с Авалона комплекта спутников СНМ. Потом, правда, выяснилось, что Земле одного комплекта мало, так что сейчас у нас летают четыре.

Тем временем Мара что-то внимательно разглядывала на выведенном на экран спутниковом снимке Малаккского пролива.

— Мишель, погляди, — резко бросила она. — Очень мне не нравится этот катер.

Поверх снимка появились стрелки траекторий движения.

— Может, пошлём туда барражировщика? Я бы слетал.

— Без санкции Келли?

— Звони ему. По-моему, пора объявлять тревогу-П.

Мара нажала какую-то кнопку и заговорила в микрофон:

— Келли, тревога П-3. В Малаккском проливе замечен подозрительный катер. Предлагаю послать звено барражировщиков. Пилоты Карсак-третий и Джоунс-шестая. Расчётное время встречи катера с лайнером-целью: пятнадцать тридцать восемь. Расчётное время прибытия звена в район цели по нормативу три: пятнадцать тридцать семь тридцать.

— Принято. Поправка — пилоты Лависко-четвёртый и Карсак-третий.

— Мишель, на выход по нормативу три, — скомандовала Мара. — Пойдёшь ведомым у Келли.

— Ну вот, — шмыгнула носом Лаура. — Вечно твой братец перехватит из-под носа самое интересное.

— Ладно тебе, — отозвался Ким от своего терминала. — Через полгода получишь погоны, будешь сама ходить ведущим. А то боевой вылет из одних курсантов — как-то несерьёзно

На его экране засветилась мелкомасштабная карта Юго-Восточной Азии с ярко-синей ниточкой баллистической траектории от Порт-Шамбалы до Малаккского пролива.

— Мара, я веду барражировщиков, — бросил он, — а ты выходи на связь с целью.

На терминале Мары открылось ещё одно окно, в котором появилось смуглое лицо пожилого моряка, вероятно, китайца или малайца.

— Добрый вечер, капитан Тсенг. Центральная диспетчерская Космофлота Земли, оператор Лависко-пятая. Вашему кораблю объявляется тревога П-3. Объект должен быть виден на вашем локаторе — курсовой угол право, 160, расстояние 10 миль. Если можно, установите этот аппарат так, чтобы он наблюдал море на правой раковине, и мы имели картинку не только со спутников. РВП наших сил 15:38. Постарайтесь до этого момента не допустить прямого контакта с объектом.

— Что такое «тревога-П»? — спросил Анджей у Лауры, которая единственная сейчас не была по уши занята делом.

— Пиратская тревога. Система анализа изображений засекла подозрительный катер, который нацелился на перехват круизного лайнера в Малаккском проливе. Мы предупредили капитана и отправили туда пару полуатмосферных истребителей. Будь это какие-нибудь контрабандисты, капитан лайнера дал бы отбой, сказав, что знает этот катер и его не боится, — она наморщила лоб. — Вообще странно. Тревоги-П не было уже лет пять. Земные преступники успели выучить, что лозунг ВКФ — «Пират должен кормить крабов», и если в зоне ответственности городской полиции можно творить что угодно, то в открытом море лучше быть стопроцентно законопослушным. Интересно, что такое везёт этот лайнер, если они решили рискнуть? Или кого такого?

— Значит, контрабандистов вы не ловите?

— Не просят, вот и не ловим. Ваши правила торговли и границы — ваше внутреннее дело. А когда кто-то в кого-то стреляет, это уже дело Объединённого человечества.

Лаура села за свободный терминал и начала копаться в сети, собирая информацию о лайнере. Несколько минут прошли в полной тишине, пока Мара не воскликнула:

— Черт, они не успевают!

На её экране было отчётливо видно, что катер увеличил ход, нагнал лайнер и начал перерезать ему курс.

— Капитан Тсенг, перенацельте камеру на правый крамбол.

Несмотря на паршивое качество картинки с камеры телефона Тсенга, было видно, что палуба катера заполнена вооружёнными людьми. В динамиках послышался грохот предупредительного выстрела по курсу судна.

— Келли, Мишель, тревога П-ноль. Они дали предупредительный выстрел.

— Принято. Атакую с параболы.

Ещё через несколько секунд катер вдруг на мгновение стал нерезким, потом люди на палубе попадали, надстройки как-то оплыли, а из недр машинного отделения повалил дым. В динамики ударил двойной грохот истребителей, на сверхзвуковой скорости развернувшихся над лайнером.

— Что это было? — спросил Анджей.

— Трехдюймовая шрапнель из гауссовки на скорости три километра в секунду. Из катера сделали сито.

На экране помянутый катер тем временем уже почти погрузился в воду.

— Интересно, откуда они тут взялись такие наглые, — сказал Ким, после чего все трое начали работу. Сначала на экране появилась карта с маршрутом катера, начиная с точки выхода из какой-то укромной бухты. Потом крупномасштабные снимки этой бухты, в которой обнаружилось что-то вроде небольшого поместья. Потом снимки начали неуловимо меняться. Ким остановил изображение в тот момент, когда рядом с одним из сараев оказалась громоздкая гусеничная машина, выкрашенная в камуфляжный цвет.

— Смотри, какая у них штука имеется. Интересно, откуда он такое взял. Самопал или антиквариат?

— Идентифицируется как «Шилка». Ух ты! Двадцатый век, Советский Союз. Ну и раритет!

— Зачем им скорострельная зенитная боевая машина? Нас, что ли, в гости ждали?

— С нами обломятся — нет у них таблиц стрельб по полуатмосферным истребителям. Да и дальность выстрела там не сказать, чтобы очень большая. Бортовые гауссовки подальнобойнее будут. И вообще в XX веке быстрее 3М не летали, зато боялись электромагнитного импульса от ядерного взрыва. Поэтому баллистический вычислитель там небось релейный или вообще механический, он просто не успеет. А вот полицейским вертолётам туда лучше не соваться. Да и по катерам она очень неплохо отработает.

Пока Ким и Мара обсуждали антикварную зенитную установку, неизвестно как попавшую в руки малайского плантатора, Лаура анализировала какие-то столбцы скучных цифр и имён. Но теперь она взяла инициативу в свои руки:

— Поместье принадлежит некоему Ли Чангу. Телефон, зарегистрированный на это имя, в момент отправления катера находился на территории поместья. Статистика переговоров телефонов, находившихся на катере, с телефонами на территории поместья говорит о том, что, похоже, пираты довольно давно работают на этого Ли. А значит, он крупная шишка в местной мафии, и в полиции Куала-Лумпура должны его знать. Кто у нас там контакт?

— Комиссар Вонг, — ответила Мара. — Звоню.

На экране появилось лицо пожилого китайца с аккуратной клиновидной бородкой.

— Добрый день, комиссар. Дежурный диспетчер Порт-Шамбала Лависко-пятая. Комиссар, вам говорит что-нибудь имя Ли Чанг?

— Да, известная персона. А что?

— Полтора часа назад из поместья этого самого Ли, координаты такие-то, вышел катер, попытавшийся совершить пиратское нападение на лайнер в Малаккском проливе. Самого Ли на борту, естественно, не было, но в поместье находится он или хотя бы принадлежащий ему телефон с номером +60-130-038-66-65. Вот мы тут думаем — попадает это дело в нашу компетенцию или вы сами справитесь? Да, в поместье имеется скорострельная зенитная пушка на гусеничном шасси.

— А, этот антиквариат? Про него я знаю. Пожалуй, я ему позвоню и сделаю строгое внушение от имени полиции, что такими вещами заниматься нехорошо. Для того, чтобы отдать его под суд как организатора пиратского нападения, увы, ваших данных недостаточно. Боюсь, не обойтись без свидетельских показаний непосредственных исполнителей, а уж я-то знаю, как вы с ними обращаетесь…

— Разрешите промониторить ваш звонок Ли Чангу, а то у нас тут корреспондент сидит.

— Пожалуйста.

— Спасибо, до свидания.

Через несколько минут комиссар вновь появился на экране, но на этот раз в соседнем окошке возник ещё один представительный пожилой человек китайской наружности.

— Чанг, ты в курсе, что у тебя большие неприятности?

— От кого? Не верю, что вы что-то на меня накопали.

— Мы ничего не накопали, но пиратством-то в открытом море зачем было заниматься? Теперь тобой заинтересовался ВКФ.

— Ну очень хотелось. На этом лайнере уплыл в Европу Джузеппе Альмини. В Европу за ним тянуться у меня руки коротки, а его посадку на лайнер в Нанкине мои люди прошляпили. А ВКФ… Я же в курсе, что сейчас у них нет реальных сил в Солнечной Системе. Человек сорок курсантов и один-единственный зелёный лейтенант при них в качестве вожатого. Скаутский лагерь, а не военный флот.

— Как видишь, этих скаутов вполне хватило, чтобы утопить твой катер. А уж если они возьмутся за тебя, то не будут разводить канитель типа «все, что вы скажете, может быть использовано против вас».

— Ты же знаешь систему обороны моего поместья.

— Слушай, лучше продал бы ты свой зенитный танк русским в Кубинку. Они тебе за этот антиквариат отвалят кучу денег. Машина XX века, да на ходу.

— Думаешь, два десятка курсантов возьмут меня без потерь?

— Понимаешь, твоё положение гораздо хуже, чем если бы против тебя была полностью укомплектованная эскадра. Смотри, есть курсанты, ещё не нюхавшие пороха и потому нахальные. И есть при них Келли Лависко, который прекрасно понимает, что папы и мамы этих курсантов — офицеры куда старше его по званию и выслуге. Думаешь, ему захочется проверять, способен ли ты нанести им потери, и отвечать перед старшими по званию за царапины на драгоценных шкурках их чад? Да он попросту выжжет с орбиты все, что может сопротивляться, потом все, что ему покажется способным сопротивляться, потом все, что покажется просто подозрительным, и только после этого отправит своих жаждущих подвигов скаутов с метёлочками собирать вещественные доказательства. Оценил перспективы? Так что лучше выстрой личный состав на плацу и прими вертолёт с нашей инспекцией. Про нас ты, по крайней мере, знаешь, что мы чтим уголовно-процессуальный кодекс. А что написано в боевом уставе ВКФ про пиратские базы, укомплектованные самоходными зенитными пушками, ты не знаешь, и я тоже.

— О’кей, присылай свою инспекцию. Обязуюсь вести себя законопослушно и гавриков своих построю.

Разговор был окончен.

— Как только ты умудряешься вежливо общаться с комиссаром Вонгом? — спросила Лаура. — Он ведь приложил нас похлеще, чем этот якудза.

— Во-первых, не якудза, — с умным видом отозвалась Мара. — Якудза — это в Японии, а это, очевидно, триады — китайская мафия в Индокитае. Во-вторых, ну и пусть приложил — зато у мафиозо поджилки затряслись от обрисованных перспектив. Понимаю, обидно, когда ты можешь из гауссовки с километра пересчитать все смотровые щели в этой «Шилке» и заодно с той же дистанции погасить сигару господину Ли Чангу, не оцарапав ему носа, а означенный Ли Чанг ни в грош не ставит тебя как сухопутную военную силу. Но десант на это поместье, да с целью захвата пленных — это не полевая война. В ближнем бою превосходство в оружии роли не играет, а доля случая очень высока. Так что пусть комиссар сам разбирается со своими подопечными. Мирно. У него получится. И именно потому, что на периферии сознания мафиозо будет маячить тень «Cюркуфа», — Мара ухмыльнулась. — Это только мы с тобой знаем, что при его износе корпуса в атмосферу на нем лучше вообще не соваться.

Роттердамский порт

Элен Арети возилась в сиротском приюте, затерянном в портовых кварталах Роттердама. Что подвигло ее на участие в волонтёрской программе, связанной с сиротами, она и сама не понимала. Когда-то давно, ещё при первом знакомстве, Келли рассказал ей про волонтёров, помогающих сиротам, она зачем-то решила пойти туда — и сама не заметила, как прижилась.

А ведь было время, когда в развитых странах не было сиротских приютов. В первой половине XXI века всех сирот разбирали приёмные родители. Но потом научились лечить генетические заболевания, бездетных пар стало меньше. Да ещё многие люди стали жить поодиночке. И если воспитывать своего ребёнка мать-одиночка или вдовец имеют полное право, то чтобы одиночке позволили усыновить сироту — дело неслыханное.

Хорошо бы, конечно, чтобы тут появился Келли. Иногда люди из Порт-Шамбалы посещали эти приюты и забирали из них детей не старше четырёх лет. Побывав в Порт-Шамбале, Элен узнала, что этой программе уже больше десяти лет, и усыновлённые дети растут в спейсианских семьях наравне с родными.

Но у Келли пока нет своей семьи (а плохо ли это?), поэтому вряд ли его принесёт сюда. Да и вообще сейчас в Порт-Шамбале практически нет взрослых семейных людей. Персонал госпиталя, да преподаватели Академии, по большей части пенсионного возраста, да несколько человек, явно прибившихся к городу уже после его постройки: хозяин китайского ресторанчика, где Келли кормил ее ужином, старый армянин, мастер по мелкому ремонту, и смотритель аквапарка, производивший впечатление настоящего тибетского буддийского гуру. Этот смотритель замечательно присматривал за детишками постарше. Но чтобы он кого-нибудь усыновил?

Все остальные взрослые жители города под куполом — действующие офицеры и где-то воюют вместе с эскадрой.

Элен уже третий час возилась с детишками, которые явно соскучились по вниманию старших — у персонала тут хватало сил только на основные жизненные потребности подопечных, и вдруг на пороге появился кто-то в курсантской форме ВКФ.

— Привет, Элен! — раздался знакомый голос.

Ну почему там, где хочется увидеть Келли, в последнее время всегда оказывается его младшая сестра?

Мара скинула с плеча довольно увесистый рюкзак и стала извлекать из него игрушки. Почему-то в основном эти игрушки были не для малышей, а для ребят школьного возраста, которым совершенно не светило усыновление спейсианами.

Ещё через час Элен засобиралась домой.

— Давай подкину тебя в Вену, — предложила Мара.

— У меня здесь, в Роттердаме, вещи в гостинице.

— Тогда хоть до гостиницы.

— А до нее я и пешком дойду.

— Уверена? Время-то уже тёмное, а портовые кварталы, мягко скажем, не самое благополучное место в городе. Пошли вместе.

Убедившись, что так просто от Мары не отделаться, Элен уступила. По дороге они болтали о совершенно посторонних вещах, обсуждая знакомых Элен по волонтёрской организации, которых, как оказалось, Мара тоже прекрасно знает.

Вдруг спейсианка замолчала и остановилась на полушаге, будто прислушиваясь. И точно — из-за мусорных ящиков вывалилась ватага местной шпаны:

— Вим, глянь — телки!

Их было человек пять. Типичная небольшая молодёжная банда. Элен резко пожалела, что не приняла предложение Мары насчёт флиттера. Теперь ещё и её втравила в неприятности…

— Мальчики, вас старшие ещё не научили, что такое Антверпенский договор? — Мара стояла, уперев руки в боки, и спокойно смотрела на кривляющуюся шпану.

— Смотри, Ян, ещё выпендривается. Тут тебе не Антверпен, тут Роттердам. Глянь, телка, что у меня есть! — один из парней вытащил финку и покрутил ею.

— Какие молодцы! — усмехнулась Мара. — Сами ножичек достали, сами помахали. Мне теперь и доказывать не придётся, что вы нам угрожали, только запись показать.

В этот момент из проулка нетвёрдой походкой пьяного появился мужчина постарше, лет двадцати пяти.

— Смотри, Петер, — обратился к нему один из пацанов, — мы тут двух телок в угол зажали, а они ещё и надсмехаются.

Петер взглянул на девушек — и тут лицо его вытянулось и побледнело. Элен никогда в жизни не видела, чтобы человек так стремительно, прямо на глазах трезвел. Через несколько секунд он смог восстановить контроль над собой настолько, чтобы начать говорить. Говорил он долго, и, хотя голландский язык достаточно близок к немецкому, Элен узнала только некоторые корни явно неприличного свойства.

Где-то на середине монолога шпана осознала, что он не шутит.

— Теперь брысь отсюда, а я буду извиняться, — закончил Петер. Шпана моментально исполнила его приказ. Петер же действительно начал в витиеватых выражениях извиняться перед Марой за то, что взрослое преступное сообщество роттердамского порта вовремя не довело до шпаны знание о существовании границ, которые не следует переходить.

— Ладно, считаем инцидент исчерпанным, — бросила Мара и засунула правую руку за отворот куртки. — Пошли, Элен.

Девушка усилием воли уняла дрожь в коленках и последовала за ней, запоздало сообразив, что всё это время в руке у спейсианки был довольно внушительный пистолет.

— Слушай, а чего этот громила так перетрусил? — наконец смогла выдавить Элен, когда они выбрались на ярко освещённые улицы центра.

— Понял, что я настоящая, — пояснила Мара как нечто само собой разумеющееся.

— Как настоящая? А какая ещё ты могла быть?

— В смысле, на самом деле из Порт-Шамбалы, а не местная девчонка, нацепившая что-то похожее на форму ВКФ, чтобы отпугивать шпану.

— Интересно, а как он это понял?

— Точно не знаю. Бандиты и дикари как-то умеют определять уровень адреналина в крови противника. Нюхом чуют, наверное.

— При чем здесь уровень адреналина? Ты была на удивление спокойна.

— В этом всё и дело. Ты — боялась. Это нормальная реакция безоружной женщины при встрече с толпой шпаны. А я испытывала лёгкую брезгливость. Типа, вот настреляю, потом с полицией объясняться, пистолет чистить. Ситуация-то несложная, много раз тренированная, противник слабенький, слегка под газом, без оружия.

— Как без оружия? Он же ножом размахивал!

— Это для вашей полиции нож — оружие. А для нас — инструмент, подручное средство в драке. У них ещё водопроводная труба могла быть или отвёртка — это что, тоже оружие?

— Ладно, допустим, ты настоящая и можешь перестрелять эту шпану. Но громила тут при чем? Он-то чего испугался?

— Шестнадцатого параграфа Антверпенского договора. Вернее, даже не его, а того, что его испугается местная полиция. А полиции нафиг не надо конфликтов с Объединенным Человечеством, поэтому после инцидента со стрельбой они бы тут носом землю рыли, желая показать, что наводят порядок. И наверняка этот Петер имел весьма серьёзные шансы оказаться в кутузке.

— А что, были прецеденты?

— В первые годы после основания Порт-Шамбалы были. И конфликты с полицией были. А последние лет десять не было.

— Слушай, а почему тогда до сих пор продолжают существовать подобные кварталы, если навести порядок так просто?

— Ты об этом меня спрашиваешь? Вас десять миллиардов, нас в Порт-Шамбала меньше пяти тысяч, а сейчас, когда эскадра в походе, и пяти сотен не наберётся. Как-нибудь сами разгребайте свои мусорные завалы, которые у вас называются политикой.

Fleet in being

Полю Рандью позвонила учительница истории его сына:

— Вы не могли бы подсказать, какой дополнительный курс взяли Мишелю?

— Да вроде ничего не брал. А что?

— Понимаете, ещё неделю назад он откровенно бездельничал на уроках. А в прошлый раз его поведение резко изменилось. Он задавал дополнительные вопросы, которые, признаться, почти поставили меня в тупик. А на этот раз я задала ему доклад о Трафальгарской битве — так у меня было впечатление, будто он прочёл самого Мэхэна. И что самое удивительное, его приятели, которые обычно не интересуются ничем, кроме компьютерных игр, активно участвовали в обсуждении.

— Вообще-то тактика и стратегия морских сражений имеет прямое отношение к компьютерным играм. Насколько я помню, основное увлечение сына — «Галактические Империи» — как раз относится к разряду стратегических игр. Просто раньше он как-то не соотносил это со школьным курсом истории. А Мэхэна он действительно читал. У меня в домашней библиотеке есть «Влияние морских сил на Французскую революцию и империю». Как раз вчера он его у меня и выпросил. И действительно сказал, что для подготовки доклада по истории…

Положив трубку, Поль задумчиво хмыкнул, поднялся из-за рабочего стола и заглянул в комнату сына. Тот сидел за компьютером и сосредоточенно размышлял над текстом, открытым в какой-то незнакомой программе, увешанной разнообразными тулбарами, панелями с закладками и вспомогательными окнами. В заголовке окна значилось «Эклиптика».

— Что за «Эклиптика»? — спросил Поль. — Новая космическая игра?

— Нет, это профессиональная среда разработки программ, — ответил Мишель, очень довольный интересом отца к тому, что он делает.

— Откуда она у тебя? — поинтересовался Поль, прикидывая в уме, сколько это может стоить.

— С сайта разработчиков, естественно. Откуда же ещё её брать, как не от создателей?

— Но ведь профессиональные программы стоят кучу денег…

— Далеко не всегда. Профессиональные инструменты программистов обычно абсолютно бесплатны. За них расплачиваются, внося какие-нибудь усовершенствования и публикуя их, это уже лет двести так устроено.

«Все страньше и страньше…» — подумал Поль.

— А что ты такое пишешь?

— Так, мелочи. Серьёзные вещи профессор Шварцвассер мне пока не доверяет. Это всего лишь система управления вакуумными насосами и пылевыми фильтрами для Лимерикского завода микросхем. Оказалось, что существующая система еле-еле тянет двенадцать девяток, а для производства навигационных процессоров для крупных боевых кораблей вынь да положь четырнадцать. Мы тут подумали и пришли к выводу, что можно попытаться обеспечить это только за счёт программы, не меняя самих насосов и фильтров. Они там такие же, как на фабе Восток, но тот находится в Антарктиде — там пыли практически нет и давление воздуха вдвое меньше. Но Восток может работать только три месяца в году — когда там полярная ночь, получается слишком большой перепад температур. А до марта кораблестроительная программа точно не успеет выполниться, поэтому надо задействовать какой-то из фабов в умеренных широтах. Пока пробуем Лимерик. Да, кстати, пап, давай купим мне настенный монитор на пятьдесят четыре дюйма, а то на этот технологическая схема фаба еле влезает. Шварцвассер обещал, что выдаст аванс под апгрейд рабочего места. Но поскольку у меня нет своей карточки, нужно будет дать ему твои реквизиты счета.

Поль прислонился к косяку двери. До сих пор он был уверен, что компьютерные игрушки сына — это не более чем игрушки, но Ганса Шварцвассера из Технологического университета он прекрасно знал и глубоко уважал как человека, который занимается реальным производством, а не перекладыванием бумажек, к которым, в общем-то, можно отнести и историю — собственное дело жизни Поля.

— Пойду позвоню Шварцвассеру, — сказал он и вышел из комнаты, после чего Мишель как ни в чем не бывало вернулся к экрану.

— Привет, Ганс, — бросил Поль в трубку. — Что у тебя за финансовые игры с моим сыном?

— С твоим сыном? Поль Рандью… Так Мишель Рандью — это твой сын?! Ну да, я взял его на работу. Помнится, ты жаловался, что пора бы научить парня зарабатывать деньги, а ты всё не знаешь, куда его можно пристроить. Скажи спасибо младшей Лависко, это она его ко мне притащила. Если бы ты знал, как сложно сейчас найти толкового программиста, готового заниматься какой-нибудь рутиной вроде контроля окружающей среды на производственной линии! А у твоего парня глаза горят, как будто его пустили в пилотское кресло.

— Да, а мне он тут жаловался, что ты доверяешь ему всякую ерунду вроде вакуумных насосов.

— Это он явно прибедняется. Он прекрасно знает, сколько народу куда старше и опытнее его обломало себе зубы о задачу выпуска процессоров для боевых кораблей в умеренных широтах. В ВКФ уже всерьёз подумывали о том, чтобы строить фаб на Луне. В системе Арктура они так и делают — держат фаб на каком-то мелком безатмосферном спутнике. И тут приходит двенадцатилетний мальчишка и выдаёт ИДЕЮ.

— Как раз в идею я готов поверить. Воображение у него богатое. А как насчёт реализации?

— Я читал исходники «Василиска». Это можно ставить на боевые корабли. И уже ставят. А теперь прикинь: я тут с ног сбиваюсь, чтобы найти среди младшекурсников или старшеклассников людей, из которых можно вырастить приличных программистов. И вдруг выясняется, что сын моего старого приятеля по клубу исторического фехтования — уже сложившийся специалист, чьи программы восемь месяцев как стоят на боевых кораблях. А он на свои заработки даже мороженого купить не может, потому что злые родители не верят, что его игрушки имеют какую-то ценность. Более того, ещё неделю назад он не знал, что деньги, заработанные в «Галактических Империях», можно тратить на образовательные курсы по программе военно-космических академий.

— Так вот откуда Мэхэн… — выдохнул Поль.

— Мэхэн? Я знаю только линейный корабль ВКФ с таким названием.

— Был в XIX веке такой адмирал и военный историк. Тут Мишель выпросил у меня его книгу и сделал доклад по истории наполеоновских войн, который очаровал его учительницу. До сих пор мне было жутко стыдно перед ней, что у меня, профессионального историка, сын на грани неуспеваемости по этому предмету.

— Да, точно, и должен быть военный историк. Эту серию у них неофициально называют «теоретики». Помню, там ещё были «Клаузевиц», «Лиддел-Гарт», «Вегеций», а то, для чего делаются процессоры, будет называться «Переслегин».

— Погоди, «Лиддел-Гарт» — это же корабль из сериала «Звёздный Патруль». У сына над столом висит модель с во-от такенной заплатой на рубке.

— Реальный корабль. Из стали и титана. И заплата реальная. Мне тогда душу вынули за то, что алгоритмы ремонтных роботов оказались недостаточно эффективными, и экипажу пришлось вручную ставить заплату. Я там все отсеки двойной обшивки излазил, разбираясь, что не так. Куда пролез, конечно. Вообще-то обслуживанием многих отсеков у них занимаются юнги, ребятишки вроде твоего. Если младшая Лависко ещё к тебе забредёт, порасспроси ее — она на «Лиддел-Гарте» три года отслужила. Там мы с ней и познакомились.

Мир в голове Поля со скрипом переворачивался. Ещё вчера он был уверен, что «Звёздный патруль» — фантастика, его сын — шалопай, который не интересуется ничем, кроме компьютерных игр, а Мара с её чаем и очками — девчонка, случайно попавшая в компанию старших по возрасту и отчаянно пытающаяся соответствовать. Теперь выясняется, что его сын — сложившийся программист, программы которого ставят на боевые корабли, Мара три года отслужила на реальном боевом линкоре «Лиддел-Гарт», а добрейший Ганс имеет прямое отношение к производству космического оружия. Более того, есть какая-то кораблестроительная программа, для которой не хватает существующих мощностей земной промышленности.

И вообще что-то в земной истории не так. Когда он был студентом, у Земли не было никакого военно-космического флота. Была эпоха процветания, постиндустриальное общество, и никакого интереса к космосу. Время от времени из этого космоса прилетали корабли с земных колоний, основанных сто лет назад, привозили всякие диковинки, увозили продукцию земного шоу-бизнеса. Собственно, потому Поль и занялся в свое время историей, что считал: все звёздные часы человечества уже в прошлом.

— Мишель, а ты не пытался попросить Мару устроить тебе экскурсию на настоящий «Лиддел-Гарт»? — поинтересовался он, вернувшись в комнату сына.

— Ты что! Знаешь, как космонавты суеверны? Сейчас можно проситься только на «Сюркуф», других кораблей на орбите нет. А договариваться насчёт чего-нибудь в отношении корабля, который сейчас в боевом походе — дурная примета. Можно накликать, что он оттуда не вернётся. И вообще просто экскурсия — это неинтересно. Вот на приёмные испытания «Василиска-2» я обязательно напрошусь. Не знаю, будет это «Сюркуф» или какой-нибудь из новых корветов, но там я буду не абы кто, на кого даже юнги смотрят свысока, а представитель разработчика.

antispace.org

«Все чудесатее и чудесатее», — думал Поль Рандью, рассматривая материалы сайта www.antispace.org.

Сначала он честно попытался разобраться в последних двадцати годах истории Земли, пользуясь своими профессиональными навыками поиска информации. Очень скоро обнаружилось, что в Сети есть только два места, в которых признается существование на белом свете такого места, как Порт-Шамбала, и такой организации, как Военно-Космический Флот Объединённого человечества. Первым был, естественно, www.navy. spc — официальный сайт военно-космической базы «Порт-Шамбала». Там в разделе «История базы» лежала масса интересных материалов, но для начала Поль счёл их заведомо пропагандистскими и ангажированными. В принципе, перекрёстный анализ позволяет извлечь уйму ценной информации и из таких источников, но всё же стоит поискать более непредвзятые.

Однако их-то в сети и не оказалось. Обнаружился только сайт противников космической оккупации Земли antispace.org — с эпиграфами из «Стальных Пещер» Азимова и махровой конспирологией. Больше половины материалов представляло собой бесконечное обсуждение, кто такие шияары и представляли ли они реальную опасность для Земли. Из более-менее достоверных фактических данных там были только ссылки на dl. ena. spc/xenology — сайт дистанционного обучения Военно-Космической Академии Земли. Даже ролик о появлении в Солнечной Системе корабля шияаров, предъявившего ультиматум, лежал на сайте Военно-Космической Академии — правда, в разделе «Новейшая История», со ссылкой на какое-то арктурианское новостное агентство.

Все это как-то плохо укладывалось в голове у Поля, поэтому, встретив Шварцвассера на тренировке по фехтованию, он насел на него с расспросами.

— Да что ты паришься? — отозвался профессор. — Какая разница, кто кого завоевал? С появлением спейсиан на Земле начался какой-никакой технический прогресс. Двадцать лет назад невозможно было выбить хоть какие-то средства на замену позарез необходимых геостационарных спутников. А сейчас спейсиане подкидывают нам столько интересных технических задачек…

— Но как же свобода, независимость, демократия?

— А что, твою свободу кто-то ограничивает? Выборы муниципалитета отменили? Или ты попытался съездить в турпоездку на Арктур-e, и тебя не пустили? Дело в том, что политическое положение Земли в Галактике на самой Земле не волнует никого, кроме кучки параноиков с antispace.org и небольшого числа технократов вроде меня. Нам это положение даёт интересную работу. Антиспейсовцы волнуются просто по велению души. А остальным оно до лампочки. И тебе до сих пор было до лампочки. Что ты вдруг вскинулся? Увидел красивую и загадочную девушку? Успокойся, у тебя жена есть.

Тем не менее внять разумному совету и успокоиться Поль Рандью не смог. Поэтому стал искать выходы на другую сторону.

* * *

Внутриигровой чат в «Галактических Империях» был местом, где серьёзных игровых вопросов обсуждать не полагалось. Потому что в реальной Вселенной мгновенной связи не существовало, и самым быстрым способом доставить сообщение под соседнюю звезду был курьерский корабль. Так что чат был для игроков, а не для персонажей.

Поэтому, увидев, в чате пользователя demiurg24, Мишель Рандью ни секунды не сомневался, стоит ли начинать обсуждать с ним тему из внешнего мира.

<mirandu> demiurg24: Мара, мои предки приглашали

тебя на завтра?

<demiurg24> mirandu: Приглашали

<mirandu> Учти, что они собираются устроить тебе

…перекрёстный допрос. Они нарыли в сети какую-то

…бредятину под названием antispace.org и теперь

…уверены, что вы — злобные инопланетяне,

…покорившие Землю.

<demiurg24> А, антиспейс? Прикольная штука. Как-нибудь

…на досуге посмотри, где оно хостится. Короче,

…спасибо. Praemonitus praemunitus.

<mirandu> Это по-каковски?

<demiurg24> По-латыни. Ты ещё не добрался в своих

…исторических штудиях до Древнего Рима?

<mirandu> Я же историю изучаю, а не мёртвые языки.

<demiurg24> Латынь — язык андедный. Живее всех живых.

…Тем более тебе с родным французским просто будет.

<mirandu> Злая ты и ехидная.

<demiurg24> Ага. Кстати, не забудь предупредить об

…этом родителей. Ещё посмотрим, кто кого съест.

Мишель открыл прямо поверх игры окно командной строки и набрал команду:

$ traceroute www.antispace.org


traceroute to www.antispace.org (4681:3212:99:12::22:35), 30 hops max 40 byte packets

1 router.paul-randeue.name (3123:589:6Adf:13::CAE2:1) 0.148 ms 0.110 ms 0.107 ms

2 c001-s1345.sat. terranet. spc (9FFF:1EFC: CAAF::1:541) 12.409 ms 13.004 ms 11.386 ms

3 c004-s0985.sat. terranet. spc (9FFF:1EFC: CAAF::4:3D9) 24.500 ms 27.102 ms 23.808 ms

4 gw1.shambala.net (4681:3212:99:1::2:CCC) 38.714 ms 35.399ms 36.902 ms

5 hosting.terranet.net (4681:3212:99:3::23:186) 35.320 ms 39.150ms 37.276 ms

6 www.antispace.org (4681:3212:99:12::22:35) 40.715 ms 38.720 ms 42.725 ms

Результат его несколько удивил. И он набрал ещё одну команду:

$ whois -h whois.apnic.net 4681:3212:99:12::22:35

# Information related to 4861:3212:99::/56


inet6num: 4861:3212:99::/56

netname: SHAMBALA

descr: Port-Shambala space navy base network

country: SPC

admin-c: PSADM-APNIC

tech-c: PSADM-APNIC

mnt-by: PSNET-MNT

source: APNIC


role: Port-Shambala hostmaster

address: Port-Shambala NOC

address: Earth Space Operation Control Center

address: Port-Shambala

e-mail: hostmaster@navy. spc

Сомневаться не приходилось. Сайт antispace.org был расположен по IP-адресу, выделенному дата-центру Порт-Шамбала.

* * *

В гостиной Рандью собралось всё то же общество, что и в прошлый раз. Добавился только Алекс Оттерван, основатель antispace.org. Мара ещё не появилась — её задерживали какие-то дела, хотя по времени Порт-Шамбалы была уже почти полночь.

— Интересно, где Мара? — спросила Элен.

— Сейчас выясним, — ответил Анджей и набрал какой-то длинный номер на своем коммуникаторе. — Ага, в районе Зальцбурга, скорость полтора километра в секунду. Минут через десять будет.

— Она дала тебе доступ к своему местоположению? — удивилась Жанна. Насколько ей было известно, запрашивать местоположение далеко не всегда разрешали даже мужья жёнам, а дети-подростки очень часто протестовали против включения родителями этой функции и отказывались носить телефон.

— Понимаешь, они другие, — ответил Анджей. — Ничего она мне не давала. Только намекнула, что у всех жителей Порт-Шамбалы эти данные абсолютно открыты. Если честно, она и телефона-то мне не давала. Просто звонила пару раз.

Оттерван слегка насторожился. Большую часть компании он видел в первый раз в жизни. На эту вечеринку его пригласил Анджей, с которым он был шапочно знаком по паре круглых столов на космические темы. Оттервана туда приглашали как одного из немногочисленных на Земле сторонников расширения присутствия в космосе, Краковски — как журналиста, пишущего о всякой экстремальной науке: полярниках, вулканологах, ну и планетологах заодно. «Будет интересно», — сказал Анджей. Ага, уже интересно. Оказывается, есть некая девушка из Порт-Шамбалы, телефон которой он знает на память, и тот факт, что он имеет доступ к её координатам, вызывает удивление скорее в плане «не думала, что у них уже зашло настолько далеко».

— Интересно, — размышляла вслух Элен, — а где кончается «они другие» и начинается конкретная Мара или конкретный Келли? Рядом с Марой мне бывает очень не по себе. Она какая-то резкая, бросается действовать быстрее, чем я успеваю подумать. Мне кажется, она может даже убить.

Мишель Рандью, сидевший за компьютером в своей комнате, не особенно вслушивался в разговоры взрослых, но эта реплика не могла оставить его равнодушным.

— Если бы она не могла убить, то была бы профессионально непригодна как офицер ВОЕННОГО флота, — пробормотал он себе под нос, но взрослые в соседней комнате его не услышали.

— Ни разу не видел, как Мара кого-нибудь убивала, — заметил Анджей. — А вот твой Келли на моих глазах убил человек двадцать.

— Это как?! — удивилась Элен.

— Видела во вторник ролик про нападение пиратов на лайнер в новостях BBC?

— И где там был Келли? Ролик кончился на том месте, где пираты дают предупредительный выстрел по лайнеру.

— А Келли в это время оттормаживался на баллистической траектории. Через пять секунд после того места, где обрезали ролик, он вышел на дистанцию выстрела. Но в BBC решили, что вид палубы катера после того, как туда влепили шрапнельный заряд из трехдюймовой гауссовки, слишком неаппетитен для показа прайм-тайм. А ведь фотопулеметы космического истребителя дают куда более высокое качество картинки, чем мобильник капитана лайнера, с которого и был снят основной материал для этого ролика.

— Но ведь спасти корабль от пиратов — благородное дело!

— Естественно. Однако благородство совершенно не отменяет того, что это была стрельба на поражение по живым людям.

Элен задумалась, вспоминая свою первую встречу с Келли. Теплый вечер в конце июня, летние сумерки, Пратер залит огнями. Она сидит на парапете набережной, отделённая от освещённых аттракционов тенистыми деревьями. На душе — безнадёжно погано, хоть в Дунай бросайся. Не важно уже, что тогда её привело в такое состояние, но ощущение от этого настроения она отчётливо помнит до сих пор.

Мимо по набережной идут какие-то люди. Иногда торопятся куда-то в одиночку, но чаще компаниями. От них доносятся шутки, смех, гитарные аккорды или музыка из плейеров И никому нет дела до экзистенциального страдания Элен Арети.

Вдруг около её тумбы остановился парень в огромных зеркальных очках (зачем ему такие, летней ночью-то?) и спросил:

— Девушка, не подскажете, как пройти отсюда в Шёнбрунн?

У Элен аж дыхание перехватило. В Шёнбрунн? Это же, можно сказать, другой конец Вены!

Самое забавное, в Шёнбрунн Келли этой ночью все-таки попал. Как-то так получилось, что они с Элен до утра бродили по улицам Вены, любовались на формы Хундертвассерхауза, совершенно нереальные в сумерках летней ночи, слушали орган на всенощной в Святом Стефане — и дошли таки до Шёнбрунна всего лишь с парой привалов в каких-то летних кафе. Днём раньше Элен ни за что бы не поверила, что способна дойти ногами от Пратера до Шёнбрунна.

За время этой прогулки вся её тоска непонятным образом рассеялась, как дым. Причём создалось впечатление, что этому странному парню от неё не было надо ничего, кроме экскурсии по городу. Шёл мимо, увидел, что человеку плохо, и ненавязчиво помог… или спас. Прощаясь, он оставил ей телефон, предоставив самой решать, продолжать знакомство или нет.

От воспоминаний Элен оторвал вопрос Анджея:

— Кстати, кто-нибудь находил хотя бы одно изображение шияара за пределами домена. spc?

— Откуда? — спросил Поль Рандью. — Мне удалось докопаться до видеозаписи, переданной с корабля, предъявлявшего ультиматум. Но даже там не было изображения говорящего, да и голос, скорее всего, был синтезированный. Только батальные сцены общим планом. А больше шияаров в Солнечной Системе не было. Так что они могли попасть в кадр разве что в «Галактическом Патруле». Но что-то я там не припомню сцен абордажных боев… Вот на сайте Военно-Космической Академии в разделе history/colonies есть куча материалов по 47 Ursae Majoris. Похоже, это единственное место, где людям довелось сталкиваться с шияарами врукопашную.

* * *

Мара появилась на пороге, как всегда, весёлая и деятельная. Первым делом она вытащила из кармана куртки какую-то микросхему и вручила её Мишелю, открывшему дверь:

— Держи, заработал.

— Что это?

— Чип из первой партии, выпущенной Лимерикским фабом по технологической норме 5.

— Процессор?

— Хуже — это AXS-14, System on chip. Там внутри все: и процессор, и память, и всякие интерфейсы. На самом деле это платформа для твоих «Василисков». Только сервоприводы подключить осталось.

— И в ней процессор четырнадцатого класса?

— По-моему, их там то ли четыре, то ли восемь.

На секунду Мишель задумался, а потом бросился в свою комнату. Через пару секунд он выкопал из кучи хлама на столе телефон и торопливо заговорил в него:

— Привет, Ганс. Посмотри в сети спеки на чип AXS-14. По питанию Рут его потянет? Да знаю я, что гражданского применения у этих чипов нет. Неважно, сколько он стоит, я его в руках держу! Подарили. Потому что я отлаживал систему вентиляции на фабе, где их делают.

— Уже нашёл применение для этой штучки? — спросила Мара, когда он отложил телефон. — Интересно, какое?

— Пока секрет. Вот сделаем — расскажу и даже покажу.

— О, здравствуй, — в коридор из комнаты выглянула Жанна. — Наконец-то ты появилась.

— Надо же было дать вам время на подготовку заговора.

Жанна не нашлась с ответом, и Мара проследовала в комнату с ехидной ухмылкой во весь рот.

— Знакомьтесь, — представила Жанна. — Алекс Оттерван, Мара Лависко.

— Космический оккупант, — добавила Мара, ухмыльнувшись ещё ехиднее. — Очень приятно познакомиться со столь талантливым писателем-фантастом. Поль, у вас в доме есть принтер? Хочу автограф Алекса на какой-нибудь распечатке с antispace.org.

* * *

— Мара, а ты когда-нибудь видела живого шияара?

— Горячий лёд видела. По телевизору, правда, люди при таких давлениях не живут. А вот сухой воды и живого шияара не видела, — Мара широко улыбнулась. — Потому что шияары — это не жизнь, а нежить. Реплицирующиеся роботы. Откуда они взялись, пока не удалось установить, но на тот момент, когда мы с ними столкнулись, они уже освоили астероидные пояса в нескольких десятках звёздных систем. И отношение к биологическим существам у них — обезьяна должна сидеть на дереве. А если обезьяне хочется не сидеть на дереве, а подняться хотя бы к границам тропосферы, не говоря уже о космосе, такую обезьяну надо немедленно отстрелить. Функционирующих шияаров — да, видела. Был случай, когда между мной и шияаром была только пара сотен метров вакуума. И обломки в руках держала.

— А что было дальше с тем шияаром? — поинтересовалась Элен.

— Ничего хорошего. Ему влепили подкалиберный в движок, и получился небольшой термоядерный взрыв. Несколько обломков прилетело в нашу сторону. И всё бы ничего, не будь уже в броне пробоины, которую я в тот момент как раз собралась заваривать. Через нее-то я на него и смотрела. Я успела закрыться пластырем как щитом, и взрывом меня не обожгло. Но потом прямо в пластырь пришёл здоровенный кусок бурового манипулятора — шияар был астероидным харвестером. Этот кусок отбросил меня от пробоины вместе с пластырем на повреждённую ферму каркаса и порвал мне скафандр на боку. Пришлось заваривать пробоину на скорость: что быстрее — я восстановлю герметичность отсека, и его можно будет наддуть, или у меня из скафандра выйдет весь кислород.

— И как, успела?

— Ну я же сижу здесь, живая, значит, успела, — Мара поморщилась. — Правда, когда отсек уже наддулся и блокировка с люка была снята, кому-то в пилотской рубке взбрело в голову врубить движки на полную тягу и совершить маневр уклонения на двух g. А я как раз вылезала в люк. Не удержалась, естественно, и приложилась другим боком о свежеприваренную заплату. Ещё два ребра сломала. Потом неделю в регванне отлёживалась

— Ещё два?!

— А что ты думаешь — удар, который пробивает скафандр, оставляет в целости то, что под ним? Вообще-то скафандры делаются из более прочных материалов, чем наши кожа и кости.

— А что стало бы с тем шияаром, если бы его не подстрелили? — поинтересовался Алекс Оттерван.

— Пролетел бы эту пару сотен метров и подорвал свой движок вплотную к обшивке. В корабле образовался бы кратер диаметром метров десять, а я бы попала в самый эпицентр.

— Мирный астероидный харвестер?

— Они все мирные, пока людей в системе нет. А увидят человека — сразу перестают быть мирными. А там они вообще были как пчелы из разорённого улья, потому что их матку мы тогда уже оприходовали. Большая матка была, закопалась в двадцатикилометровый астероид да настолько в него вросла, что у нее были демонтированы даже маневровые движки, не то что скачковые. Просто большой роботизированный завод по выпуску рабочих шияаров в пещерах, пронизавших весь астероид.

* * *

— Интересно, а почему в вашей Академии нет курсантов с Земли? — спросил Анджей.

— Почему нет? С Кимом Лэнсером я тебя знакомила. Он приёмыш из земного детского дома, попал в Порт-Шамбалу в возрасте четырёх лет. Обратил внимание, что я — Лависко-пятая, Мишель — Карсак-четвертый, Лаура вообще шестая, а Ким — Лэнсер-первый? Вернее, просто Лэнсер, без номера.

Неожиданно Мара ухмыльнулась:

— Кстати, Алекс, а почему у вас на антиспейсе нет материалов о том, как злые спейсиане похищают христианских младенцев из сиротских приютов на предмет выпить из них кровь? Чего стоило бы одно интервью с Винсентом Спонджем, который десять лет не вспоминал о своем внуке, родители которого погибли в авиакатастрофе, а когда вспомнил, то обнаружил его в Военно-Космической Академии… Координаты Спонджа могу подкинуть. И координаты Джека Летайра, внука, тоже, — она снова повернулась к Анджею. — Вообще сирот из детских домов у нас в Порт-Шамбале сейчас примерно столько же, сколько родных детей. Больше как-то не очень получается.

— Я не про сирот из детских домов. А про тех, кто поступил в более-менее сознательном возрасте.

— А где на Земле взять подростков двенадцати лет, которые не только закончили начальное образование, но и отработали три года чьими-нибудь подмастерьями? Это на Лемурии таких полно или в Мире Толимана. Кстати, на большинстве обитаемых планет даже старшеклассник лет восьми-девяти почти наверняка умеет водить авиетку и с шансами самостоятельно летает на ней в школу. А уж подросток возраста подмастерья — наверняка. Поэтому его с первого курса можно учить водить флиттер. У вас почему-то всячески избегают давать подросткам настоящие транспортные средства. А у нас считается так: кто не совершил первого самостоятельного полёта раньше первого сексуального опыта, тот для космоса потерян. Такому только в фермеры идти.

* * *

— Значит, в субботу вся ваша команда устраивает встречу? — спросила Мара Алекса Оттервана. — А можно и мне поучаствовать? Очень интересно увидеть лицом к лицу людей, которые выдвигают про нас такие интересные гипотезы. И вашим, наверное, будет интересно посмотреть на живого «космического оккупанта».

— Пожалуйста, никаких проблем. Наши встречи совершенно открытые. Только дело в том, что мы устраиваем встречу в туристском приюте на вершине Хохшваб.

Мара на секунду задумалась — вернее, полезла в сеть через очки.

— А, это такой природный резерват в двух десятках километров к северу от Брук ан дер Мура?

— Он самый.

— А там парковаться можно, или надо где-нибудь у подножья, в насёленке?

— По-моему, туда закрыт доступ любому транспорту. Только пешком.

— Это сложнее. Придётся отпрашиваться с занятий. Впрочем, можно устроить нашей группе горную тренировку в Альпах. Вас не напряжёт, если наших там будет четверо?

— Никаких проблем. В субботу в шесть часов вечера ждём вашу компанию в приюте Хохшваб.

Бальное платье Элен

«В увлечении классическими танцами есть определённый снобизм. Но всё же хорошо, что в Вене можно посещать не банальные дискотеки, а вечера вальса, — думала Линда Раштен, подпирая стену на университетском балу. — Конечно, лучше приходить на такие вечера со своим парнем, но что поделать, если его нет.»

Неделю назад она крепко разругалась с Карлом Кроппке и решила, что между ними всё кончено. Что ж, может, удастся познакомиться с кем-нибудь на этом самом балу… Хотя, конечно, наряд у неё далеко не самый выигрышный. Всё-таки постдок, весь доход которого — зарплата по гранту, не может позволить себе особо модничать. А если ещё и работа настолько затягивает, что некогда не то что шить — бегать по распродажам, так и приходится идти на танцы в строгой юбке, купленной некогда к защите диссертации.

Вдруг в зал вплыло совершенно шикарное бальное платье в стиле эпохи Марии-Терезии. Платье было настолько ослепительным, что Линда далеко не сразу разглядела, на ком оно надето, но когда разглядела, удивилась ещё больше. Она прекрасно знала, что стипендия Элен Арети ещё меньше ее собственных доходов. И тут такая роскошь!

Подойдя к Линде, Элен поинтересовалась, какие танцы уже объявляли, и есть ли сегодня интересные партнёры.

Линда собралась с силами и как ни в чём не бывало спросила:

— А где это ты такое платье отхватила? И почём?

— Сама удивляюсь, почему раньше так не делала. — Элен назвала цифру, вполне соизмеримую со стоимостью до неприличия банальной юбки Линды. — Оказывается, есть возможность сделать единичный заказ на фабрике-автомате. Получится даже дешевле, чем покупать готовое — минус аренда магазина, минус зарплата продавцов, минус прибыли владельца розничной сети. Нужно только предоставить готовую программу для их роботов. Но опять же в сети есть сайты, где можно скачать программу на любой фасон, надо только подставить параметры своей фигуры. И это тоже можно сделать даром, на собственном компьютере — нужна только приставка с двумя камерами, знаешь, какие используют для игр с управлением жестами. Пять минут покрутилась перед камерой, полчаса порылась в каталоге, и через три дня мне по почте прислали платье.

— А откуда ты узнала, что так можно?

— Сестра моего парня подсказала. Он недавно получил травму во время одной спасательной операции, и я навестила его. Родителей у него дома не было, они где-то в командировке, а с сестрой познакомилась. К сожалению, притащить его сюда сегодня я не смогла, у него опять дела. А твой Карл где?

— Мы с ним разбежались. Представляешь, оказалось, что его лаборатория работает на космических оккупантов. Делает что-то для военно-космического флота. Не могу же я гулять с коллаборационистом!

— Тогда со мной ты, наверное, вообще разговаривать перестанешь.

— Это почему?

— Потому что мой парень носит офицерский китель ВКФ, а дом, где я его навещала, находится в Порт-Шамбалe. Если то, что парень работает в кораблестроительной программе, для тебя уже повод для ссоры, то что ты скажешь про подругу, которая гуляет с «космическим оккупантом»?

Линда задумалась. Элен она знала давно. Проще было поверить в то, что космические оккупанты в личной жизни вполне нормальные люди, чем в то, что Элен Арети будет торговать своим телом.

— Нет, не перестану. Личная жизнь есть личная жизнь. Как говорят русские, любовь зла, полюбишь и… ну, скажем, оккупанта.

К счастью для Линды, Элен не знала этой русской поговорки, а то могла бы и обидеться. А так они продолжили болтовню в перерывах между танцами. Поэтому Линде было с кем поделиться своими проблемами, которые волновали её куда больше, чем бальное платье или отношения с парнями.

— Понимаешь, Элен, шеф почти дозрел до того, чтобы прикрыть всё наше направление.

— Что, ничего не получается?

— Наоборот, получается слишком уж круто. Если эта технология выйдет из-под контроля, то чума четырнадцатого века или испанский грипп начала двадцатого покажутся детским утренником. Но если технологию удастся приручить, многие из наследственных болезней, которые сейчас лечатся только жутко дорогими методами, не покрывающимися никакой страховкой, можно будет вылечить раз и навсегда. А какие перспективы откроются для адаптации при колонизации планет! В свое время шеф где-то добывал статьи из баз публикаций космических оккупантов. Что они там только ни делали, чтобы не дать косным фермерам, боящимся генной модификации, вымереть от необычного аминокислотного состава местных белков! К примеру, на планете Беты Южной Гидры такая эпопея была… — Линда тяжело вздохнула. — Но шеф боится проводить эксперименты в биосфере, заселённой десятью миллиардами людей. Спонсоры предлагали ему под лабораторию старинную атомную электростанцию начала XXI века, откуда давно снято всё радиоактивное, а средства предотвращения утечки, рассчитанные на падение самолёта, остались на месте. Но ему всё равно страшно…

Космических оккупантов приглашали?

Большая часть антиспейсовцев добралась до приюта часам к четырем. Над хребтом уже нависли облака, и последнюю часть пути пришлось проделать в густом тумане.

Слегка отдохнув после десятикилометровой прогулки по горам, достаточно утомительной для горожанина, они наконец приступили к обеду. В этот момент дверь обеденного зала, выходившая прямо на улицу, открылась, и на пороге в клубах тумана появились четверо в камуфляжных комбинезонах и касках с фиолетово-сияющими забралами, увешанные всевозможным снаряжением и, похоже, даже оружием.

— Космических оккупантов приглашали? — первый из вошедших снял каску и оказался Марой. — Мишель, Лаура, Ким, — представила она остальных по мере того, как они тоже снимали каски. — Интересно, а душ здесь есть?

Душа не оказалось — туристские приюты в Альпах представляли собой аттракцион для любителей экстрима, поэтому тут старательно поддерживались бытовые условия чуть ли не XIX века. Впрочем, курсантов это не огорчило. Мишель с Кимом добыли на кухне котёл горячей воды, все четверо сбросили одежду, выскочили на улицу и, не обращая внимания на промозглый туман и пронизывающий ветер, стали обливаться водой и растираться колючим, перележавшим лето снегом с ближайшего снежника. После чего откуда-то из кучи снаряжения были извлечены безупречно отглаженные брюки и кители, и спустя несколько минут четвёрка приобрела тот вид, какой курсанты космофлота имеют в цивилизованных местах, и в каком Алекс уже видел Мару.

— Признайтесь, а вы ведь не из Бухберга сюда топали, — поинтересовался Курт Тельгоффер, когда ребята расселись за столом с кружками горячего чая. Курт был большим любителем горного туризма, излазившим все Альпы, именно он и придумал устраивать сборища антиспейсовцев в таких вот приютах.

— Конечно, нет, — усмехнулся Мишель. — За кого вы принимаете наших преподавателей? Из Aйзенэрца.

— Что? Траверз хребта Хохшваб с полной выкладкой? — глаза Курта округлились. — И за сколько?

— В восемь утра вышли, — курсант окинул взглядом Курта, щеголявшего дорогими горными ботинками и пуховыми альпинистскими штанами. — Нам ещё вторая половина приключения предстоит — ночной переход до Зеебергсаттеля. Не хочешь присоединиться?

— И кто вас ночью выпустит?

— А кто нас остановит? Мы же космические оккупанты. Наша ТБ — дело нашего начальства и больше ничьё

— У вас небось инфракрасные очки… — протянул Курт.

— Без подсветки на горной тропе от них толку ноль целых хрен десятых. А кто ж нам такое позволит? Мы готовимся к войне с противником, для которого инфракрасная подсветка заметна в той же мере, что и обычный фонарь. В инфракрасные очки можно только на домики в долине любоваться, но их и в видимом диапазоне прекрасно видно. Так что — всего-навсего обычные ноктовизоры с фотоумножителями. А уж запасной ноктовизор мы найдём. Скажи спасибо вашим лавинщикам.

— При чем здесь лавинщики?

— При том. Они не выдали на маршруте ни одной точки, где было бы безопасно использовать светошумовые боеприпасы. Иначе по дороге нас обязательно угостили бы чем-то подобным, чисто в порядке тренировки. А от светошумового боеприпаса ноктовизоры вылетают только так, поэтому в боекомплекте всегда есть несколько запасных сенсоров.

— Сенсор ладно, а экран?

— Ещё проще. Мы идём в касках, но и обычные очки у каждого с собой, так что можем поделиться.

— Знаешь, я подумаю над этим предложением, — серьёзно произнёс Курт. — Такая возможность выпадает не каждый сезон…

— Так, — вступил в разговор Ким, — у кого здесь ещё какие хобби? Любители пулевой стрельбы есть?

— А что? — подняла голову сидевшая в углу Линда Раштен.

Ким посмотрел на невысокую рыжую девушку с двумя торчащими, словно рожки, косичками, на первый взгляд самую безобидную из всей компании:

— Могу дать подержать в руках гауссовку. Правда, попробовать в деле — вряд ли. Меньше, чем за три километра, по мишеням из неё стрелять неинтересно — замучаемся оборудовать рубеж.

— Как вам наши горы? — полюбопытствовал Курт.

— Круто, такого я ещё не видел, — с жаром отозвался Ким. — В Гималаях этого нет. Тут идёшь, а под ногами живая история. Спускаешься на перевал — стоит камень с доской: «На этом месте в 1805 году была остановлена наполеоновская армия». До сих пор что-то подобное я видел только на таёжных учениях в Центральной России, где почти в каждом мелком городке на постаменте торчит танк времён Второй Мировой. Но это абстрактные танки, вроде как противоградовые зенитки в Армении, их не воспринимаешь как часть истории. За ними нет конкретного боевого эпизода. Хотя местные, наверное, воспринимают.

— А где Базиль Лундквист? — поинтересовался Мишель.

— Увы, он не посещает очные сборища, — вздохнул Оттерван.

— А кто из вас пишет под псевдонимом Айзек Бромберг?

— Почему вы считаете, что это псевдоним? — удивилась Линда, подняв глаза от гауссовки Кима.

— А как же? Это ведь персонаж довольно известных фантастических романов XX века. Вот вы на каждом шагу цитируете Азимова и Хайнлайна, а у нас Стругацкие или Розов не менее популярны.

Спейсиане задумались, вспоминая, кого ещё из активистов форума antispace.org они хотели бы увидеть. Получалось так, что те, кто собирается в горных приютах, и те, кто активен на сайте — две почти не пересекающиеся группы, объединённые только личностью Алекса Оттервана.

— Обидно, что их здесь нет, — сказал Мишель. — А то я так хотел спросить у Лундквиста, за что он нас настолько не любит.

— Как за что? — вскинулся Курт. — Вы же лишили Землю выхода в космос.

— Мы лишили?! — удивилась Мара. — Мы, в смысле Солярная эскадра ВКФ и база Порт-Шамбала, появились здесь в 2208 году. Сколько функционирующих космических кораблей имелось у Земли за год до того?

Недоуменные взгляды были ей ответом.

— Один, — припечатала Мара. — Назывался он «Индевор» и принадлежал Международному Институту Солнечной Системы. А где он, по-вашему, был построен?

— Вроде у Земли кораблестроительные мощности где-то на Дальнем Востоке, — отозвался Курт.

— Э-э, нет. «Индевор» был построен в Сильверхавне, Авалон, под Арктуром. И его предшественник «Челленджер» там же. А последний до Антверпенского договора корабль земного происхождения, «Ермак», вышел на ходовые испытания в 2110 году. После этого космические корабли на Земле не строились, и Институт Солнечной Системы был вынужден покупать корабли на замену изношенным у арктурианских торговцев на Марсе. А вот после восьмого года на Земле появились те самые мощности в Комсомольске-на-Амуре, на которых построены уже больше полусотни кораблей. У Шварцвассера в лаборатории весь потолок увешан моделями. Так что мы отнюдь не лишили Землю космического флота, скорее наоборот. Опять же можете поинтересоваться в Институте Солнечной Системы, когда было легче забросить экспедицию куда-нибудь на Титан — сейчас, когда у старшекурсников ВКА постоянно лётная практика, или двадцать лет назад, когда на весь институт был один корабль.

— А ещё вы монополизировали всю спутниковую связь, — гнул свое Курт.

— Честной конкуренцией. Кто мешал земным фирмам использовать современные низкоорбитальные спутники вместо того, чтобы держать этот металлолом на геостационарной орбите?

— Разъезжаете тут на флиттерах по всей планете, а мы летаем на винтовых самолётах со скоростью 650 километров в час.

— Что-то я не помню в Антверпенском договоре статьи, запрещающей землянам использовать флиттеры. Австралийские спасатели вон используют. А запрет на частные космические транспортные средства с термоядерным двигателем, равно как и запрет на аккумуляторы с энергоёмкостью больше удельной теплоты сгорания бензина, придумали не мы. Это ваш собственный закон 2125 года.

— По-моему, вы не любите нас не за то, что мы вас оккупировали, — вступил в разговор Ким. — А за то, что мы этого не сделали. Вот ровно за то и не любите, что мы не ввели здесь своих порядков и не заставили земные правительства отменить законы, ограничивающие свободу передвижения и пользования всякой техникой.

* * *

— Это чьё? — Лаура заметила гитару, прислонённую к одному из столиков. — Можно, я сыграю?

— Давай. Интересно, что вы поёте, — отозвалась Линда.

— Ради такого дела могу спеть что-нибудь из нашей с вами общей предыстории. Написанное до Экспансии. Вот, например, в России двадцатого века понаписано много хороших песен.

Это была практически домашняя заготовка. На самом деле Лаура просто увлекалась русской авторской песней третьей четверти XX века.

— Раз мы в горах, — подыграл ей Мишель, — спой чего-нибудь альпинистское.

— А может быть, что-нибудь космическое? — робко спросила Линда.

— Ну раз хозяйка гитары просит… — Лаура поставила ногу на свободный стул, оперла гитару о колено и взяла несколько аккордов.

Ночами долго курят астрономы,

Колышет космос звезды-ковыли,

Там в океане пламя неземного,

Вскипают бури неземной любви.

Какой корабль, надеждой окружённый,

Рванётся разузнать, что там в огне?

Какие убиваться будут жены

Сгоревших в неразгаданной стране?

— Ну что? — спросил Мишель. — Верите, что это написано ещё до первого полёта человека в космос?

Ким подошёл к Мишелю и сказал ему несколько слов на ухо. Тот кивнул. Потом ещё несколько слов Лауре — та тоже кивнула и сыграла несколько жёстких аккордов.

— А сейчас мы споём вам песню тех, за кого вы нас, как нам кажется, принимаете, — объявил Ким.

Рукою шаря, словно нищий,

Прожектор нас в тумане ищет.

Мы к вашим временным жилищам

Спешим из тьмы.

И у последнего порога

Нам командир внушает строго,

Что в небе нет ни звёзд, ни Бога —

Есть только мы!

И я мотор врубаю слепо,

И мне луна мигает слева,

Лечу без женщины и хлеба,

Невидим, невесом.

Сегодня смерть приходит с неба,

Сегодня смерть приходит с неба,

Сегодня смерть приходит с неба —

И мы её несём!

— А на самом деле вы какие? — поинтересовалась Линда.

— Например, вот такие, — ответила Лаура.

Не пожелай ни дождика, ни снега,

А пожелай, чтоб было нам светло.

В полглобуса локаторное небо

Полмира проплывает под крылом.

Плывут леса и города.

А вы куда, ребята, вы куда?

— А хоть куда, а хоть в десант.

Такое звание — курсант.

И рассекая синие пространства,

Пересекая жёлтый свет луны,

Выходят на задание курсанты,

Летающие парни — летуны.

Мигнёт далёкая звезда:

А вы куда? Ребята, вы куда?

— А хоть куда, за небеса.

Такое звание — курсант.

— А «за небеса» — имеется в виду гиперскачок? — поинтересовалась Линда Раштен.

— Вряд ли. Это середина двадцатого века. Тогда не было никаких гиперскачков. А сейчас уже из песни слова не выкинешь. Пришлось брать в качестве неофициального гимна нашей ВКА как есть.

— А почему «летающие парни»? У вас, как я погляжу, поровну парней и девчонок.

— Потому что в XX веке в СССР девчонок в военную авиацию в мирное время не брали. Зато во время Второй Мировой целых три женских полка было.

* * *

— А каково это — стрелять по живым противникам? — спросила Линда Лауру.

— Как бы тебе сказать… Мы все пока ещё не очень пробовали. Наш боевой опыт в основном в должности юнги. А у юнги какая работа — в тебя стреляют, а ты пробоины завариваешь. Это где-то там в рубке сидит пилот и выполняет маневры уклонения, а в плутонгах — артиллеристы, которые стреляют. А мы только со сварочными аппаратами и монтажной пеной… — она на секунду задумалась, а потом её глаза хитро блеснули. — О, давай Мишеля спросим. Он тут на днях на пиратов ходил. Правда, ведомым, стрелять не пришлось, но всё же. Если бы Келли промазал, добивать противника пришлось бы Мишелю.

— Рассказывать бесполезно, — Мишель сразу же полез куда-то за роликом с курсовой камеры своего истребителя. — Показывать, в общем-то, тоже, но хоть что-то. Вот, смотри, — он остановил изображение, выведенное на висящий на стене обеденного зала телевизор. — Тут в углу всякие цифры — скорость, ускорение, высота. Это мы оттормаживаемся. Без фанатизма, на 3g. Полуатмосферный истребитель вообще-то и на десяти может, но тогда пилот точно отключится. Вот в поле зрения хвост ведущего, а вот там, внизу, лайнер и катер, — он снова пустил ролик. — Вот Мара с диспетчерского пульта даёт инфу про предупредительный выстрел. Ну не видно с трёх километров выстрела из автомата. Вот Келли сообщает, что атакует с параболы. Смотри на цифры ускорения — я притормозил, потому что отдача бросит его прямо на меня. А он наоборот, уменьшил угол атаки — пушка в истребителе вдоль фюзеляжа, ему надо смотреть носом на цель. Вот он выстрелил, вот разрыв шрапнельного снаряда, вот попадание. Вот здесь мы начали разворачиваться, высота уже никакая. Это реальный blackout, 8g, в горизонтальный полет истребитель выводит уже автомат. А на этом кадре лучше всего видно, что получается с пиратами после попадания шрапнели.

— Жуть какая, — Линду передёрнуло. — По телевизору этого не показывали.

— Разумеется, не показывали. Телевизор все-таки дети смотрят, а данный кадр, э-э, несколько неаппетитный.

— А когда вы служили в юнгах, там что, не было неаппетитных картинок?

— Так то в юнгах. Это возраст подмастерья, а они по нашим понятиям уже не дети, 300–400 мегасекунд. На самых что ни на есть мирных планетах фермерские подмастерья помогают разделывать туши и выделывать шкуры, а это зрелище тоже не самое аппетитное.

* * *

— Хм, — внезапно сказала Мара. — Мишель, глянь-ка вот на это.

— Забавно, — ответил Мишель. — Алекс, тебе известно имя комиссара Максхорста?

— А, это тот тип, который докапывался до нашего сайта. Я так и не понял, почему он тогда так резко сдал назад. А с чего вдруг вы о нем вспомнили?

— Понятно, почему сдал, — сердито проворчала Мара. — Келли позвонил его начальнику и долго выяснял, было ли у него заявление от командования ВКФ по поводу клеветы, размещённой на вашем сайте. Поскольку заявления не было, то и причин для расследования как-то сразу не оказалось. А вспомнили мы потому, что этот друг во главе восемнадцати полицейских выдвигается сюда со стороны Бухберга. Ничего, сейчас я ему устрою, — Мара замерла на секунду, видимо, делая что-то со своими очками.

— Алло, комиссар Максхорст, с вами говорит командир тактической группы четвёртого курса Военно-Космической Академии Лависко-пятая. Не могли бы вы объяснить, что означают маневры вашего подразделения численностью восемнадцать человек в непосредственной близости от нашего места дислокации?

— А почему, собственно, я должен что-то объяснять?

— Вообще-то действия вооружённого подразделения численностью порядка взвода в малонаселённой местности уже вызывают внимание у службы наблюдения ВКФ. А уж тем более в районе проведения плановых учений курсантов ВКА.

— Каких ещё плановых учений?

— В данный момент в приюте «Хохшваб» дислоцирована тактическая группа курсантов ВКА, проходящих горно-альпинистскую подготовку.

— Но у нас есть сведения, что именно в этом приюте устроено собрание подпольной группы antispace.org.

— Да, есть тут такие. Мы с ними мило общаемся. Не беспокойтесь, ситуация под контролем. Сейчас здесь находятся вполне достаточные силы с соответствующей десантной подготовкой и полным вооружением. Впрочем, если вы хотите устроить своим полицейским горно-альпинистскую подготовку, мы с удовольствием побегаем с вами по горам.

* * *

— Современная медицина, конечно, вещь хорошая, — рассказывала Мара, — но до нее ещё надо успеть дотащить. Тут в прошлом году одна компания оззи попёрлась на Аннапурну без кислорода. Они психи. Лично я ни за что не полезу выше пяти тысяч без скафандра — хватит с меня юнговских воспоминаний, как я порвала его в пробитом отсеке двойной обшивки. Надышалась вакуумом на всю оставшуюся жизнь. А эти — добровольно лезут. Вообще там были те ещё лоси, они бы и влезли, и слезли. Но тут, как по заказу, пурга. А пурга в Гималаях — это пурга в Гималаях. Это когда ты летишь на флиттере и осознаешь, что при всей его энерговооружённости, при всех его локаторах решаешь, сядешь ты тут благополучно или приложишься о скалу и превратишься в маленькую термоядерную бомбу, ни разу не ты и не твой автопилот, а древнеиндийский бог Индра. То есть в Порт-Шамбале в крайнем случае можно почувствовать себя корветом и садиться на озеро. А когда надо вытаскивать с горы обормотов, приходится садиться не туда, куда удобно, а туда, откуда их вывозить. Вот и играешь с Индрой в бадминтон флиттером с собственной тушкой внутри.

* * *

— Такие вещи при нашей работе приходится знать как Mirabile futurum, — заметил Мишель.

— Mirabile что? — удивилась Линда.

— Ой, они нас двадцать лет изучают и не знают, что такое Mirabile futurum! — рассмеялась Мара. — Давайте им споем. Хором, как на первом курсе в Зале Космоса. Лаура, сыграешь?

— Я пас, — откликнулся Мишель. — У меня голос ломается. А это вам не какая-нибудь бардовская песня, здесь как следует надо. Может, лучше запись включим?

— Да я вроде справлюсь, — отозвался Ким. — Троих, конечно, маловато, но ничего.

Мара и Ким встали в ряд по бокам от Лауры, выпрямились. Лаура начала мелодию и спустя несколько аккордов запела:

Аudio vocem de mirabili futuro

Matutinam vocem, rore humidam

Audio vocem, et pericula ventura

Turbant mentem, sicut puero cuidam

Теперь вступили все трое:

Mirabile futurum, ne esto mihi durum,

Ne esto mihi durum, ne esto durum.

Origine ex pura ad optimum futurum,

Ad optimum futurum iam nunc egressus sum.

— Это что, хорал? — спросил удивленный Курт.

— Почти, — улыбнулась Лаура. — На самом деле это песня из русского детского фильма XX века, которую потом по приколу перевели на латынь. Но получилось здорово. У нас сложилась традиция начинать с этой песни любое крупное дело. Например, перед отлётом межзвёздного корабля всегда её слушают.

Пират должен кормить крабов

Комиссар Максхорст был окончательно дезориентирован.

С одной стороны, бургомистр требовал от него не спускать глаз с этих самых антиспейсовцев, чтобы их деятельность паче чаяния не вызвала резкой реакции спейсиан. Правительство Европы откровенно боялось ссориться с Порт-Шамбалой, поскольку было очевидно, что противопоставить что-либо противнику, контролирующему околоземное пространство и всю мобильную связь на Земле, Европа не может. Даже мягкие экономические санкции со стороны командования базы ВКФ, вроде подъёма тарифов Терранета раза этак в четыре, вызвали бы хаос в европейской экономике.

С другой стороны, почему-то реакцию со стороны спейсиан вызывают как раз попытки хоть как-то воздействовать на antispace.org. Попытка закрыть сайт привела к тому, что от местного провайдера он переехал на хостинговые сервера Терранет, под крылышко к тем самым спейсианам, против которых вроде бы направлен. Когда же попытались взять за жабры создателя сайта Алекса Оттервана, последовал звонок из Порт-Шамбалы самому полицай-президенту, и кто-то из офицеров ВКФ в весьма резких тонах стал выяснять, какого черта полиция пытается возбудить дело о клевете в адрес спейсиан, если от них не поступало заявления. «Вы понимаете, что ваши неуклюжие действия в защиту нашего имиджа повредят этому самому имиджу сильнее, чем десять таких сайтов?» Можно подумать, у них есть какой-то имидж, кроме образа злобных космических оккупантов…

Насколько Максхорст разбирался в спейсианских знаках различия, офицер на показанной ему видеозаписи был максимум лейтенантом, да и лет ему на вид было не более двадцати пяти. Но при этом он попросту построил шефа в три шеренги. Вежливо, абсолютно корректно, но так, как будто перед ним курсант, а не полковник полиции с тридцатилетней выслугой.

Теперь же, когда попытались ненавязчиво проверить, что делает эта компания в уединённом альпийском приюте, туда буквально с неба свалилась тактическая группа Академии со своими горными учениями. В Гималаях им места мало. Мы, говорит, с ними мило общаемся. Судя по голосу — девчонка из курсантов. А туда же — «действия вооружённого подразделения численностью порядка взвода в малонаселённой местности уже вызывают внимание у службы наблюдения ВКФ».

Вернувшись в Вену утром воскресенья, Максхорст пригласил в хоригер своего учителя, отставного комиссара Ахеншау, уже чуть ли не двадцать лет разводившего цветочки в палисаднике небольшого коттеджа в Мария-Энзердорф, и за бокалом молодого вина изложил ему данный эпизод.

— Да, Каспар, ты попал, — подумав, высказался старик. — Положение у тебя хуже не придумаешь. Дело в том, что сам по себе antispace.org — совершенно безобидная тусовка конспирологов. И спейсиане это прекрасно знают. Однако по нашим действиям в отношении этих конспирологов они судят о нас. О всех землянах как едином народе. И бургомистр это прекрасно понимает. Но с его точки зрения эти ребята — возмутители спокойствия, которых надо бы поприжать, чтоб не высовывались. Мы больше века, со времён той самой Экспансии, взращивали идею порядка и спокойствия, так как считали, что иначе невозможно прокормить десять миллиардов на одной планете. А они выросли в куда более разнообразной среде и считают разнообразие мнений условием, необходимым для выживания, — Ахеншау вздохнул. — Опять же подумай, а кто у нас на Земле вообще задумывается о существовании спейсиан? Допустим, высшие полицейские чины и региональные власти в курсе, что есть такой военно-космический флот, который можно просить о помощи в случае стихийных бедствий, и представители которого имеют право носить оружие где угодно на Земле. Допустим, есть всякие спасательные службы, полярники, вулканологи и прочие, кто иногда взаимодействует с ними. Есть кучка технических специалистов, которые обслуживают автоматизированные производства, выполняющие заказы спейсиан. И все. Остальным десяти миллиардам глубоко наплевать, есть жизнь на планетах Арктура или нет. Им наплевать даже на то, есть ли жизнь на Марсе. При таком раскладе я бы на месте спейсиан очень ценил ребят с antispace.org, которые хотя бы замечают их существование. И похоже, именно это они и делают.

— Настолько ценить своих верных врагов, чтобы защищать их от полиции вооружённой силой? — не поверил Максхорст.

— Какой такой вооружённой силой? Ты её видел своими глазами? А если видел, почему тогда я не наблюдаю в твоём лбу дырки от пули из гауссовки?

— Ну как же? «Тактическая группа», «плановые учения»… в общем, наговорила такого, что я и в самом деле почувствовал на лбу точку от лазерного целеуказателя.

— Дело было в приюте Хохшваб? У меня там есть приятель. Давай ему позвоним и спросим, — Ахеншау вытащил из кармана дорогой, но сильно потёртый телефон-миникомпьютер и набрал номер. — Значит, четверо в камуфляже и касках? С ружьями в человеческий рост? А кто-нибудь из них в 18:45 выдвигался с оружием к склону в сторону Бухберга? Нет? Как пришли и переоделись, так и сидели до десяти часов? Так, а вот это повтори ещё раз. Приглашали, говоришь? А эти туристы у тебя уже не в первый раз?..

Старый полицейский отложил коммуникатор.

— Смотри, Каспар, какая интересная картинка получается. Действительно, тактическая группа с полной выкладкой и при оружии. Причём не просто так, а, похоже, заранее договорились с антиспейсовцами. Во всяком случае, вошли в приют они со словами «Космических оккупантов приглашали?» Но по поводу точки от лазера на лбу ты погорячился. Сидели там, отдыхали, разговаривали. Никто из них даже не подумал выйти из приюта и посмотреть на тебя в ноктовизор — отследили по спутниковой картинке, позвонили, выяснили и успокоились, — он снова вздохнул. — Хотя, думаю, если бы ты туда пришёл, пожалуй, стали бы работать мешать. Постоянно напоминать тебе, что у сидящих там «туристов» есть всяческие права, и на самом деле предъявить им тебе нечего. И вообще, Каспар… завёл бы ты себе аквариум с крабами.

— Зачем?

— А вот посмотри, что недавно прислал мне один коллега из Куала-Лумпура, — Ахеншау опять взялся за свой старомодный телефон и, порывшись в меню, запустил видеоролик. На экране два человека китайской наружности беседовали на фоне большого аквариума:

— А это тебе зачем, Ли?

— Ты же знаешь, Вонг, я человек дисциплинированный. Если Келли Лависко говорит, что пират должен кормить крабов, кто такой дядюшка Чанг, чтоб ему противоречить? Пожалуйста, вот крабы, вот я их кормлю.

С этими словами Ли Чанг взял щепотку какого-то корма из блюдечка на стекле, наполовину перекрывающем аквариум, и сыпанул в открытую часть.

— Вот видишь, — пояснил Ахеншау. — Они там, в Юго-Восточной Азии, свято уверены, что тот, кто перешёл дорогу спейсианам, вскоре будет кормить крабов.

Транспортник «Марианна»

From: marianna-ark! watch

To: world! dispatcher

Subject: Заявка на посадку


Sir!


Корабль Марианна, порт приписки Арктур/Му/Му-Сити,

прибыл в пространство вашей системы.


Имеем пассажира назначением Земля. Расчётное время

прибытия на парковочную орбиту Земли — через 4

мегасекунды.


Прошу зарезервировать посадочный слот.


Вахтенный штурман Лада Пантелеева <marianna-ark! ladap>


Приложение:


Пассажирская роль:

Пассажир: Андреа Фаррани

Место отправления: Арктур/Му/Му-сити

Место назначения: Сол/Земля/Порт-Шамбала

Цель поездки: туризм

Обратный билет: нет

Срок пребывания: не менее 30 мегасекунд

* * *

From: earth! dispatcher

To: marianna-ark! watch

Subject: Re: Заявка на посадку


Sir!


Ваша заявка принята. Номер в посадочной очереди —

первый. Номер посадочного слота будет согласован после

достижения вами дистанции интерактивной связи.


Вахтенный диспетчер Мара Лависко-5 <earth! lavisko5>

* * *

From: earth! lavisko5

To: marianna-ark! ladap

Subject: Привет от старых знакомых


Лада, привет!


Это действительно ты? Ты уже выпустилась? А мне ещё

десяток мегасекунд.


Пришли фотку, нам с ребятами интересно, какая ты стала.


Мара.

Отправив письма по межпланетной связи, Мара подняла голову от экрана и окликнула Кима:

— Помнишь рыжую Ладку, которая служила с нами юнгой на «Лиддел-Гарте»? Она ещё потом не захотела в военный флот и пошла в толиманскую торговую космоходку.

— Угу, — отозвался Ким, не поднимая головы.

— Она уже выпустилась. Нам ещё полгода грызть гранит науки, а она уже, подумать страшно, вахтенный штурман на тысячетонной галоше.

— Покажи письмо! — перегнулась через её плечо Лаура. — Э, да тут все интереснее. Черт с ней, с вашей Ладкой, даже если Ким четыре года назад её за косички дёргал. Ты на пассажирскую роль посмотри. Интересно, это ТА САМАЯ Андреа Фаррани, или в Му-Сити есть две тётки с таким именем?

— Та самая — это которая?

— Ты что? Можно подумать, ты никогда арктурианских опер не смотрела!

— А-а… Знаешь, я предпочитаю земные. Их больше, и можно смотреть не в записи. Но всё равно, Андреа Фаррани на Земле — это круто!

* * *

Через то время, которое требуется радиосигналу, чтобы дважды преодолеть полтораста гигаметров от Земли до скачковой зоны в гигаметре от Солнца, то есть минут примерно через двадцать, пришёл ответ от Лады.

From: marianna-ark! ladap

To: earth! lavisko5

Subject: Re: Привет от старых знакомых

Attachment: img_4477.jpg


Мара, привет!


Это действительно я. Передавай привет Киму. Интересно,

он такой же обормот, как в бытность юнгой, или

все-таки поумнел?


Кстати, как он пишется по вашим правилам — lancer1 или

просто lancer?


Да, у нас выпуск был по толиманскому календарю,

поэтому оказался на сезон раньше, чем у вас. И я уже

успела устроиться на проходящее арктурианское судно.


Кстати, на вашей Земле вообще водятся безработные

торговые космонавты? А то нам срочно нужен механик, а

два следующих захода у нас вообще не цивилизации, а

черт знает что — орбитальная станция Сириус и

запаркованная планета под Сигмой Дракона. Там мы точно

никого не найдём


С торгфлотовским приветом, Лада

* * *

Мара задумалась, потом вызвала на экран список сотрудников лаборатории Шварцвассера и ткнула курсором в один телефонных номеров:

— Карл, привет! Тут такая оказия образовалась… Хочешь в космос?

— Надолго?

— Ну… стандартный контракт в торгфлоте на сто мегасекунд, то есть чуть больше трех лет, а там видно будет. Понимаешь, в Солнечную Систему пришёл тысячетонник «Марианна», и им нужен механик. Движки там такие же, как на корветах класса «Карачава», ты на них собаку съел и кошкой закусил, так что справишься.

— Решаться надо сразу?

— Вообще у тебя есть минимум месяц, пока они дойдут до Земли из точки скачка. Но я бы на твоём месте не тянула. Неохота подсовывать хорошим знакомым человека, который видел космический корабль только на стапелях, а за месяц можно тебя слегка поднатаскать. «Сюркуф» пока что никуда с орбиты не собирается, там, правда, движки предыдущей модели, зато невесомость настоящая. Я договорюсь.

— Мара, я тебя при встрече расцелую! Спасибо!

«И я тебе даже это позволю, романтик чертов, — подумала Мара. — Вот сплавлю тебя Ладке, и клейся к ней, сколько влезет. Если только вообще не потеряешь интерес к женскому полу от обилия впечатлений.»

Карл Кроппке, аспирант Венского Технического Университета, давно и безуспешно ухаживал за Марой — наверное, с самого первого ее появления в лаборатории Шварцвассера, то есть уже месяца три как. Парень он в принципе был неплохой, но почему-то Маре казалось, что ему интересна не столько она сама, сколько возможность соприкоснуться хоть с чем-то космическим…

* * *

From: earth! lavisko5

To: marianna-ark! ladap

Subject: Механик (Was: Привет от старых знакомых)


Привет, Лада!


С пилотом было бы сложнее, а механика найти не

проблема. У Земли очень мощная судостроительная

программа, и делается она ни разу не силами

Порт-Шамбалы. Так что инженеров, в совершенстве

знающих современные корабли, тут хватает.


Одного кандидата я уже присмотрела.


Мара

Урок невесомости

Карл выбрался из узкого люка в машинном отделении «Сюркуфа», выскользнул из лёгкого скафандра, утяжелённого противорадиационной защитой, бросил тот плавать в невесомости и с наслаждением потянулся. Лёгкое течение воздуха, создаваемое системой вентиляции, понесло Карла и скафандр в разные стороны.

— Ты в невесомости не очень-то расслабляйся, — Мишель Карсак, вылезший из того же люка непосредственно перед Карлом и уже успевший закрепить свой скафандр в соответствующей нише, поймал Карла за ногу и подтянул к стене, где можно ухватиться руками. — А то завтра начнём учить тебя работам в вакууме — унесёт, лови тебя потом где-нибудь в радиационном поясе. В общем, крепи скафандр, потом лови Марку где-то в районе второго плутонга среднего калибра и тащи в кают-компанию, а то уже обедать пора.

Карл выбрался в коридор и двинулся вдоль него, перебирая руками скобы на стене. В большей части помещений корабля, висящего на орбите, царила невесомость. Только на жилой палубе за счёт центробежной силы создавалась тяжесть примерно уровня лунной.

«Устроить мне дополнительную прогулку в невесомости на другой конец корабля — это у Мишеля, конечно, добрая идея, — думал Карл, скользя вдоль стены коридора. — Но до чего же хочется оказаться в месте, где можно стоять на ногах!»

Почти целую вахту они с Мишелем делали профилактику главным двигателям «Сюркуфа». Карл на своей шкуре прочувствовал, что двигатели старого корабля — совсем не то, что на стапеле или даже после ходовых испытаний. За несколько десятилетий службы «Сюркуфа» конструкции в реакторном отсеке нахватали достаточно нейтронов, чтобы начать заметно излучать. Поэтому, невзирая на то, что корабль не включал двигатели уже пару месяцев, находиться вблизи них можно было только с защитой. Мало того, процессы захвата нейтронов и радиоактивного распада заметно изменили химический состав обмоток, и температура перехода в сверхпроводящее состояние снизилась на пять градусов — предел для системы охлаждения этого типа. По-хорошему двигатели пора было менять. Но, как рассказывал Мишель, корпус корвета был ещё в худшем состоянии, чем двигатели, поэтому списывать «Сюркуф» имело смысл только весь целиком. Вот как только пройдут ходовые испытания «Маринеско» и «Орельяна», которые уже почти достроены, так сразу ставить их на боевое дежурство, а «Сюркуф» — то ли на Луну, то ли на высокую орбиту захоронения.

Сдача новых корветов должна была состояться со дня на день. Карл надеялся увидеть их в строю ещё до отлёта того грузовика, на который несколько опрометчиво завербовался.

Тем не менее спейсиане почему-то тратили уйму усилий на поддержание «Сюркуфа» в состоянии боеготовности. Сегодня, например, на нем работали две группы четвёртого курса и почти весь третий, в основном занимаясь переборкой всего, что можно перебрать. Карл, которому не хватало в первую очередь практики в невесомости и в вакууме, естественным образом влился в эту команду.

Правда, надежда на то, что это позволит чаще видеться с Марой, не оправдалась — она как-то всё время ускользала, оставляя Карла то на Мишеля Карсака, то на Кима Лэнсера, то ещё на кого-то из ребят-четверокурсников.

Тем временем Карл добрался до второго плутонга. Бронированный кожух автомата наведения был снят и аккуратно принайтовлен к переборке. Из автомата торчали две ноги в шерстяных носках — излюбленная обувка спейсиан для невесомости — и раздавалось негромкое пение:

Британия, Британия,

Владычица морей,

Однако Аквитания

Нам все-таки милей…

Карл дёрнул за левую ногу.

— А, что? — спросила Мара, отвлекаясь от чего-то безумно увлекательного там, внутри автомата.

— Да говорят, уже обеденный перерыв.

Мара на секунду замерла, видимо, оценивая оставшийся объем работ.

— Ладно, пошли, — оттолкнувшись обеими руками, она медленно выплыла из автомата. — Там возни ещё на полчаса, не меньше. Помоги только крышку на место надеть.

— Зачем? Все равно после обеда снимать.

— А вдруг боевая тревога?

В боевую тревогу в окрестностях Земли Карл верил слабо — за двадцать лет таковая имела место ровно один раз. Но раз тут такой порядок… Он ухватился за тяжёлый кожух, упёрся ногами в стену и медленно-медленно стал его двигать. Через пару минут тот был загнан на место и закреплён четырьмя болтами.

— А ты уже навострился двигать предметы в невесомости, — заметила Мара.

— Завтра Мишель обещает выгулять меня в вакууме, — похвастался Карл.

— Давай фокус покажу, а то хочется на обед побыстрее попасть, — сказала Мара. — Бери меня за руку, и прыгаем изо всей силы вдоль коридора.

Подобный прыжок показался Карлу весьма рискованным — ещё улетишь обратно в машинное отделение. Но проявлять излишнюю осмотрительность в присутствии девушки он не решился.

Когда они пролетали мимо люка, ведущего на жилую палубу, Мара слегка оттолкнула Карла, не выпуская его руки, и за счёт отдачи оказалась на расстоянии руки от скобы, за которую можно ухватиться. Рывок был довольно сильный, но им удалось не разнять руки.

— Вот, так гораздо быстрее. Но обязательно прыгать вдвоём, тогда изменение позы обеспечивает достаточную манёвренность

— Я бы так не рискнул.

— И не рискуй. Ты же не пилот. Вот после пары сотен часов на тренажёрах и стольких же в настоящем флиттере или полуатмосферном истребителе уже можно так развлекаться. И то видел бы меня Келли — уши бы надрал за то, что перед парнем выпендриваюсь.

Они уже спустились по «спице» колеса жилой палубы достаточно далеко, чтобы начал чувствоваться вес.

— А ты выпендриваешься? По-моему, ты меня старательно избегаешь.

— Ну… я бы и перед девчонкой-новичком так же выпендривалась. А тебя я избегаю, потому что у тебя времени в обрез. Если вместо того, чтобы осваивать технику работы в невесомости, ты будешь ко мне клеиться, что я потом Ладке скажу?

На этом месте ноги Карла коснулись ворсистого пластика жилой палубы, а его ноздрей достиг запах обеда, и он решил не уточнять, доставляют ли Маре удовольствие его ухаживания.

Прогулка в Шёнбрунне

На Вену опустилась золотая осень.

По этому поводу Анджей вытащил Мару на прогулку по венским паркам. Чтобы не беспокоиться по поводу флиттера, оставленного без присмотра, Мара припарковала его во дворе коттеджа Анджея.

Может быть, Поль Рандью и не согласился бы с некоторыми байками из истории Вены, которые рассказывал Анджей во время этой прогулки, объявив их недостоверными городскими легендами. Однако Мара была в восхищении и задумалась над тем, какое путешествие можно было бы устроить Анджею взамен, чтобы отдариться за эту красоту. Разве что межпланетное… Она не осознавала, что это уже был ответный подарок — за спутники и Барьерный Риф.

Где-то на пути от дворца Шёнбрунн к Тиролергартену, где регулярный парк Шёнбрунна переходит в полудикий Максинг-парк, Анджей и Мара оказались одни на аллее. Не только ни одного гуляющего по парку человека в пределах видимости, но и ни одного заслуживающего рассказа объекта. Анджей замолчал, переводя дух, и смотрел при этом исключительно на Мару.

— По-моему, тебе хочется обнять меня за талию, — вдруг сказала она, ехидно скосив глаз.

Анджей на миг задумался. И ведь правда, хочется. Телепатка чертова. Он протянул руку, держа её в нескольких сантиметрах от синего кителя:

— А ты не возражаешь?

— Не возражаю, если ты знаешь, где у девушки граница талии.

Подобное высказывание в адрес мужчины вдвое старше Анджей счёл почти возмутительным. Но через несколько секунд, когда его рука, уже плотно прижимавшая Мару, немножко сдвинулась вверх, она упёрлась во что-то твёрдое у нее под мышкой.

— Ага, не знаешь! — улыбнулась Мара. — Граница талии у спейсианки проходит на полтора сантиметра ниже кобуры.

— Вот интересно… — задумчиво проговорил Анджей. — А во сколько лет у вас, спейсиан, наступает возраст согласия?

Внезапно Мара напряглась всем телом так, что чуть не вырвалась из его объятий.

— Значит, как туристов на Бали таскать из-под развалин, я взрослая. Как спутники ловить, я взрослая. А как с парнями обниматься… — она замолчала и через секунду прижалась щекой к его плечу. — Прости… Видимо, я все-таки недостаточно взрослая, чтобы быть уверенной в собственной взрослости. Или со шварцвассеровскими студентами переобщалась…

Анджею показалось, что она чуть не плачет. Он взял ее голову в ладони и наклонился к ней — просто приласкать, осушить слезы. Но эти чертовы спейсианские очки скрыли слезы, если они и были. И вдруг губы их соприкоснулись, и это было как удар молнии для обоих.

— А мне понравилось. Вот, — с ехидной улыбкой заявила Мара, когда они наконец оторвались друг от друга.

— И что теперь? — слегка недоуменно спросил Анджей.

— Не знаю, — Мара внезапно стала серьёзной. — Мне почему-то кажется, что я над тобой жестоко издеваюсь.

— Это почему?

— Да так… По этой части у меня почему-то всё получается по-идиотски. У нас нет понятия совершеннолетия как такового. Есть десяток отдельных прав, которые можно получить, сдав экзамен. Экзамен на право заниматься сексом можно сдавать, начиная с момента, когда это физиологически возможно. Но обычно никто не торопится. Хотя считается, что к моменту окончания высшей школы этот экзамен должен быть сдан. Как правило, его сдают, когда на горизонте появляется кандидат. А я сдала этот экзамен полгода назад, не имея в виду никакого конкретного парня, ради которого мне могло бы понадобиться это право. И всё из зависти. У Лауры с Мишелем их детская дружба перешла во что-то другое, и они решили, что надо бы экзамен сдать. Не могла же я позволить, чтобы Лаура хоть в чем-то меня обошла! Я пошла и тоже сдала этот экзамен. А потом соблазнила одного парня, приятеля брата. Потому что мало иметь право, надо же его реализовать. На следующий день хотела похвастаться перед Лаурой, но увидела, какими глазами она смотрит на Мишеля, и поняла, что сделала что-то совершенно не то. А что именно не то, не понимала до сегодняшнего дня. До этого твоего поцелуя, — Мара шмыгнула носом. — Теперь ты… Ты с первой встречи смотришь на меня не просто как на человека, а как на женщину. А уж после того купания на Барьерном Рифе просто раздеваешь взглядом каждый раз. И мне это нравится. Но я чувствую, что ещё один такой поцелуй, и ты будешь готов дать мне клятву «Пока смерть не разлучит нас». Ты гораздо старше, у вас в этом возрасте уже принято создавать семью и заводить детей. А я ещё Академию не закончила, мне пока замуж рано, мне карьеру делать надо. Вот получу в марте погоны, затем назначение на какой-нибудь корабль — и улечу. В лучшем случае на годы, если какой-нибудь шияар не окажется удачливее меня, — она чуть отвернулась, отводя взгляд, словно забыв, что за очками Анджею не разглядеть ее глаз. — У нас вообще считается, что юношеские привязанности неустойчивы. Поэтому я боюсь, что через полгода ты мне надоешь. А я тебе — нет. И ты будешь страдать. И если тебе не нужна девушка, которая в собственную верность не верит, лучше сразу пошли меня подальше. Твои же нервы целее будут. Вот такая я маленькая стерва. Делай со мной, что хочешь… — к концу этого монолога Мара уже явственно всхлипывала.

Получив такой карт-бланш, Анджей подхватил девушку на руки, прокружился с ней оборота три вокруг себя и крепко поцеловал. Когда он поставил ее на парковую дорожку, она уже улыбалась.

— По-моему, после таких откровений тебя надо долго отпаивать чаем, — усмехнулся Анджей. — Пойдём, отсюда до моего дома полчаса быстрым шагом.

— Ты думаешь, мы с тобой сейчас в состоянии идти быстрым шагом? Хотя… Давай действительно пойдём быстрым шагом, а не в обнимку.

Они вышли из парка и молча пошли по узкой улочке, утопавшей в старых деревьях почти так же, как только что покинутая парковая аллея.

Минут через пять Анджей сказал в пространство:

— Никогда не думал, что можно обниматься и целоваться с девушкой, у которой ни разу не видел цвета глаз. Ты даже в лагуне купалась в очках. Всю тебя я видел, а глаза — нет.

— Анджей, ты невнимателен, — рассмеялась Мара. — Ты полдня просидел рядом со мной в диспетчерской и не обратил внимания, что там мы все были без очков. А то вообще ужасная картина получается: всякие антиспейсовцы в Хохшвабе мои глаза видели, а ты, который мечтает посмотреть в них с нашей второй встречи — помнишь, в кафе около Штефансплац? — так в них и не заглянул.

Наконец они подошли к дому Анджея.

— Ну как, ты решил? — вдруг спросила Мара, когда они вошли в гостиную.

— Что я должен был решить? — удивился Анджей.

— Что мы делаем дальше. Или ты берёшь меня прямо сейчас, или пьём чай и разбегаемся.

— А третьего варианта не предусмотрено?

— Какого? Сначала чай, потом секс?

— Нет. В смысле сегодня пьём чай и все, но отношения на этом не прерываем.

— Я вообще-то не имела в виду «разбегаемся навсегда»…

— Тогда я пошёл ставить чайник.

Когда Анджей вернулся в гостиную, Мара сидела за столом спиной к окну, очки её лежали на столе.

— Интересно, почему ты выбрала именно это место?

— Отсюда видны часы, которые у тебя на книжной полке. Очки-то я сняла.

— Ты же вроде никуда не торопилась.

— Как сказать… Учти, что для меня сейчас на шесть часов позже, чем для тебя, потому что в Порт-Шамбале уже два часа ночи. Но вообще дело даже не в этом. Это дурная космонавтская привычка — всё время контролировать время и ещё десяток каких-нибудь параметров… И все-таки чего ты испугался?

— Испугался?!

— А как ещё это называется, когда после таких поцелуев не хотят продолжения?

— Мара, я тебе вот что скажу, только постарайся не обидеться. Если хочешь затащить мужчину в постель — не стоит перед этим вываливать на него свои психологические проблемы. Так ты ставишь меня в позицию старшего товарища, от которого ожидается совет, утешение, что угодно, только не интимные отношения. А близость — это отношения между равными, а не между старшим и младшим.

— Ну и задачки ты задаёшь. Стань в позицию равного с человеком вдвое старше тебя…

— Если ты воспринимаешь это как задачку, то у тебя получится. Это совсем другой подход, чем то, что ты мне сегодня устроила со своим «по этой части у меня всё по-идиотски». Окажись ты у меня в постели с таким настроением, это было бы ещё более по-идиотски. Так что давай не будем торопиться, ладно?

Маленький золотой дракон

Мишель Рандью появился в лаборатории Шварцвассера, с золотым дракончиком размером с кошку на плече.

— Знакомьтесь, это Рут.

Дракон изящно выгнул шею и оглядел собравшихся.

— А он огнедышащий?

— Нет, конечно! Это сильно усложнило бы конструкцию и повысило требования к энергетике.

Рут развернул крылья, снялся с плеча Мишеля и совершил круг по комнате, потом вдруг резко спикировал и полез куда-то под стол.

— Розетку увидел, — пояснил Мишель. — Он же все-таки робот, у него пищевой рефлекс на электричество.

— Ты его сам сделал? — поинтересовался Шварцвассер.

— Нет, вся механика и кинематика — Ганса Пфельце, моего одноклассника. Мой только софт.

— Приведи, что ли, этого Ганса как-нибудь сюда, познакомиться, — задумчиво сказал Шварцвассер, наблюдая за эволюциями дракончика, который увлечённо гонялся за лопастями потолочного вентилятора.

— А почему, собственно, вам пришла мысль сделать именно дракона? — поинтересовалась Мара. — Почему не пикирующий бомбардировщик второй мировой войны с куда более простой кинематикой, не дельфина и не механическую кошку?

— Это всё Эльза, — пояснил Мишель. — Она всегда мечтала завести котёнка, но у её мамы аллергия на шерсть, поэтому тащить кошек в дом нельзя. Я как-то предложил ей завести маленького дракончика, потому что у драконов нет шерсти, только чешуя. Эльза было обиделась, решила, что я издеваюсь, и мы с Гансом по этому поводу чуть не подрались. Но потом до него дошло, что он вполне в состоянии изготовить робота-дракона. Правда, та программа поведения, которую я для него написал, оказалась слишком ресурсоёмкой. Поначалу Рут управлялся с внешнего компьютера по вайфаю и был исключительно домашним животным — отпустить его от точки доступа дальше двадцати метров было невозможно. Как-то мы приволокли его в школу, похвастаться, так ребята его накрыли медным тазом в буквальном смысле слова — отгородили тазом от антенны, и он потерял сознание. Но после того, как мы вставили в него AXS-14 с Лимерикского фаба, получилось вполне самостоятельное существо.

* * *

Макс Вессель поднял голову от партитуры и увидел на подоконнике небольшого золотистого дракончика. «Ну вот, — подумал он. — Не успеешь заняться постановкой,,Кольца Нибелунгов»», как драконы начинают прямо в окно лезть…»

— Рут, Рут! — донёсся с улицы звонкий девичий голос. — Куда ты запропастился?

Дракончик повернул голову на голос, расправил крылья, слетел с подоконника и приземлился на плечо девочке лет двенадцати, стоящей посреди двора и держащей за руль велосипед. Девочку Макс узнал — Эльза из восемнадцатой квартиры, дочка хозяйки зеленной лавки в соседнем доме.

Он постарался выкинуть из головы этот случай, но грациозные движения дракончика не давали ему покоя. Вот бы на сцену такого Фафнира…

Через пару дней, заглянув в лавку Эльзиной матушки, он опять вспомнил про это странное существо.

— Фрау Ротхард, не скажете ли, откуда у вашей дочки такой странный любимец?

— А, Рут? Это робот. Его ей сделали ребята-одноклассники. Понимаете, она всю жизнь мечтала завести котёнка или щенка, а у меня аллергия на шерсть, и совершенно невозможно завести настоящее животное. Вот друзья и собрали ей игрушку с совершенно кошачьими повадками. А он что, к вам в окно залетел?

— Нет, конечно. Он у вас довольно воспитанный.

— Да уж, этот неслух! Раньше хуже было. Он был как-то связан с домашним компьютером и не выходил за пределы квартиры. Но недавно мальчишки как-то его усовершенствовали, и теперь Эльза разве что в школу с ним не таскается.

Дело начало приобретать интересный оборот. Если эти ребята смогли в домашних условиях изготовить дракона размером с кошку, то может быть, если дать им возможности театральных мастерских…

— А можно как-нибудь связаться с этими мальчишками?

— А вам тоже такого зверя захотелось?

— Да, только побольше. Метров пять длиной. На сцену.

— Ну… Эмилию Пфельце вы, пожалуй, не знаете. А вот с Жанной Рандью вроде должны быть знакомы. Это её сын и придумал этот несносный характер.

C Жанной Рандью Макс был знаком шапочно — когда-то давно она брала у него интервью, и с тех пор, встречаясь на улице, они здоровались. Невозможно же приятельствовать со всеми обитателями многоэтажного квартала.

Однако судьба оказалась на его стороне. Не успел он обдумать перспективы восстановления полузабытого знакомства, как фрау Ротхард воскликнула:

— А вот и он, лёгок на помине! Мишель, тут герр Вессель интересуется твоими летающими игрушками.

— Какими игрушками? — удивился Миранду. В его представлении летающей игрушкой была скорее противоракета с программой «Василиск», чем Рут.

— Да той, которую вы с Гансом подарили моей дочке.

— А вы что, занимаетесь производством игрушек? — поинтересовался Мишель.

— Нет, я работаю в Опере, — ответил Вессель, решив не уточнять, кем именно. — Мы собираемся ставить оперу «Зигфрид», а там на сцене должен быть дракон. И то, что я видел у Эльзы, похоже на настоящего дракона куда больше, чем любая из конструкций в известных мне постановках.

— Но ведь такой дракон должен быть большим.

— Это да. Однако если вы сумели сделать маленького… У нас есть довольно неплохие мастерские.

— Как-то не очень верю, что такое можно сделать в театральных мастерских. Давайте лучше обратимся в Технологический Университет к профессору Шварцвассеру.

— А почему именно к нему?

— Потому что я подрабатываю у него в лаборатории и немного представляю себе ее возможности. Можно прямо сейчас сходить, тут идти-то десять минут. Я только покупки домой занесу.

В отличие от Мишеля Рандью Шварцвассер знал, кто такой Макс Вессель, и был весьма польщен вниманием главного дирижёра Венской Оперы к своей лаборатории. Что до его студентов и сотрудников, то они, может, и не знали Весселя в лицо, но представление о содержании «Кольца Нибелунгов» вполне имели. Поэтому откуда-то из угла сразу же прозвучало:

— Только дракон? А русалкам плавать? А валькириям летать?

Кто-то тут же смоделировал на компьютере эффектный выход Логе из огня; кто-то задумался над трансформациями Альбериха и возможностью пройти по радуге; кто-то предложил оформить старение и омоложение богов световыми эффектами.

Вессель немного растерялся. Он всего лишь хотел поставить «Кольцо» в классическом стиле… но что такое классический стиль в случае «Кольца», которое по сюжету набито богами, драконами и чудесными превращениями? Легко показать всё это в фильме — монтаж позволяет сделать что угодно, — но возможность совместить сюжетные чудеса с магией театрального представления дирижёра заворожила.

Кто из студентов первым выдал формулировку «технологический мифореализм», история не сохранила. Но потом Вессель вспоминал, что эта формула, ставшая слоганом постановки, родилась именно во время его первого визита в лабораторию Шварцвассера.

Когда же он попытался робко заикнуться о том, что бюджет у него большой, но всё же несоизмерим с бюджетом кораблестроительной программы ВКФ, тут же посыпались предложения по удешевлению. Например, не покупать новые сверхпроводящие катушки для магнитного поля, в котором предлагалось летать валькириям, а снять их с двигателей флиттера, разбитого на острове Бали.

Посадка

В день, когда «Марианна» должна была совершить посадку на Земле, Карл сидел в библиотеке Военно-Космической Академии и зубрил «Матросский минимум этнографии Галактики» — набор обычаев и правил, которые надо знать каждому, кто собрался сходить на берег на разнообразных заселённых людьми планетах.

Задача была непростая: учебник писался в расчёте на людей, выросших в колониях, а учебника для землян в природе не существовало. Общими усилиями старшекурсники ВКА скомпилировали из имеющихся баз данных что-то, что гордо назвали «инверсной этнографией Европы» — описание различий быта Порт-Шамбалы и Европы, ориентированное на восприятие европейца. Но Карл прекрасно понимал, что этот текст имеет уровень студенческой курсовой, а не учебника, написанного ведущим специалистом в вопросе.

Вдруг в библиотеку заглянул Ким:

— Карл, идём в порт, там твой корабль садится.

— А как же учёба?

— Какая нафиг учёба? Первый корабль на нашей захолустной планете за три месяца! Вся Порт-Шамбала соберётся

Карл последовал за Кимом к зданию диспетчерской. У подножия здания располагалась огромная застеклённая терраса, выходящая на ледниковое озеро. Здесь уже собралось довольно много народу. Ким и Карл подошли к Маре, Мишелю и Лауре, стоявшим около одного из закрытых выходов, оборудованных гибким рукавом, вроде как в крупных земных аэропортах.

Через некоторое время кто-то воскликнул: «Летит!»

Над дальним концом озера тянул за собой инверсионный след самолётик, неразличимый на таком расстоянии. Но уже через полминуты он стал вполне различим: бесхвостка по схеме «несущий корпус», без чёткого перехода между корпусом и толстыми крыльями. Ещё немного — корабль плюхнулся в озеро, проглиссировал по нему и наконец приблизился на расстояние, позволяющее оценить его размеры.

Карл ахнул: машина, которая только что на его глазах выполняла в воздухе изящные маневры, вблизи оказалась огромной. В принципе размеры транспорта-тысячетонника были сравнимы с размерами больших пассажирских самолётов. Всего лишь раза в два длиннее трёхсотместного аэробуса. Но вблизи он смотрелся гораздо внушительнее.

«Сюркуф», на котором Карл изучал работу в невесомости и вакууме, подобного впечатления не производил. Корабль, болтающийся на орбите, имеет право быть большим. Но нечто, садящееся на озеро по-самолётному… «Интересно, — подумал Карл, — на что похоже, когда сюда садится,,Лиддел-Гарт»» или ещё что-нибудь тысяч на двадцать пять тонн?»

— Оператор пятого выхода, выдвигайте переходной коридор, — прогремела под потолком команда по громкой связи.

Мара откинула крышку с пульта управления выходом и взялась за джойстик. Длинная гофрированная труба начала раздвигаться.

Тем временем корабль приблизился к одетому в бетон берегу у подножия террасы и, выпустив из ниш в обшивке какие-то манипуляторы, ухватился ими за причальные кнехты. Направляемый Марой переходной коридор состыковался с люком на обшивке.

— Пятый коридор, есть контакт, — доложила она. Через несколько секунд: — Есть стягивание… Есть давление.

Люки открылись, и из корабля в переходной коридор двинулись люди. Когда первые несколько человек вышли из коридора на террасу, Мара ухватила за локоть свою ровесницу в форме торгового космофлота и оттащила в сторону.

— Ладка, привет.

— Привет. О, да вы все здесь. Привет, Ким, привет, Мишель.

— А теперь знакомься, — Мара сделала небрежный жест: — Карл Кроппке, кандидат в механики к вам. Карл, а это Лада Пантелеева, третий штурман твоего будущего корабля.

В этот момент толпа встречающих буквально взорвалась вспышками фотоаппаратов и аплодисментами

— Что это такое? — удивился Карл.

— Не что, а кто, — усмехнулась Лада. — Андреа Фаррани встречают.

Около выхода из переходного туннеля стояла невысокая рыжеволосая женщина и махала рукой встречающим. Из толпы выскочили несколько подростков, судя по всему, младшекурсников ВКА, с огромными букетами.

— А кто она такая?

— Ну ты даёшь! — изумилась Лада, но тут же осеклась на полуслове: — Ах да, ты же землянин. У вас тут своя культурная жизнь. А Андреа Фаррани — звезда арктурианской оперы. Её вся Галактика знает. О, — продолжила она, — а вот и мастер. Карл, пойдём, представлю тебя капитану.

Однако капитан «Марианны» как-то мало заинтересовался будущим третьим механиком и тут же спихнул Карла его предполагаемому непосредственному начальству.

Старшим механиком на «Марианне» была женщина, которая показалась Карлу заметно старше его — но насколько? Поди разбери, то ли тридцать, то ли пятьдесят, навскидку не скажешь. Звали ее Алина.

К удивлению Карла, для собеседования она повела его не на корабль, а к столикам небольшого кафе-автомата тут же на причале. Карл назвал бы это кафе открытым, но здесь весь причал был крытой террасой. Скорее это заведение напоминало кафе в каком-нибудь гипермаркете.

Алина попыталась заказать чашечку кофе, но автомат вывернул на экран длиннейшее меню разнообразных сортов, да ещё и с указанием, который какого урожая. Спейсианка слегка растерянно огляделась по сторонам, но никого, кроме Карла, под рукой не было.

— Что значит это многообразие? — наконец поинтересовалась она у него. — Я хочу просто кофе, а мне тут предлагают…

Карл уже был немного знаком с этим кафе-автоматом. Хотя флиттеры к «Сюркуфу» или в Вену обычно вылетали с другой площадки, пару раз ему приходилось что-нибудь здесь перехватывать, ожидая, когда соберётся вахта на орбиту.

— Понимаете, это кафе устроено специально, чтобы похвастаться, чем богата Земля. Поэтому тут двадцать сортов кофе и восемь способов его приготовления. C чаем ещё хуже. Ну вот возьмите, к примеру, «cуматру», двойной капуччино. Пожалуй, это то, что надо для продолжительной беседы.

Себе Карл взял чашку дарджилинга. По его мнению, чай лучше подходил к ситуации.

— Вот ведь колыбель человечества, — продолжала ворчать Алина. — Все не как у людей. На нормальной планете заходишь в портовый кабак, там сидит такой специальный человек, кабатчик, который всё про всех знает — когда кто прилетел, куда кто улетает, где что продают. А тут автомат поставили.

— Автомат — хорошая штука, лишнего не скажет, — подал голос кто-то из проходящих мимо аборигенов Порт-Шамбалы. — Здесь все-таки военная база. Держи мы тут нормального кабатчика, плакал бы режим секретности.

Карл с Алиной расположились за столиком, и началось собеседование. Через полчаса к столику подошёл капитан с большим бокалом пива, уселся сбоку и долго прислушивался к разговору, не вмешиваясь. Ещё через некоторое время, когда Карл уже взмок, пытаясь не ударить в грязь лицом, Алина вдруг повернулась к капитану:

— Руслан, ну как он, по-твоему?

— Он-то нам подойдёт, а вот подойдём ли мы ему?

— А чем вы можете мне не подойти? — удивился Карл.

— Понимаете, молодой человек, вы всю жизнь прожили в городе. Опыта нахождения в одной и той же тесной компании в течение нескольких месяцев у вас нет. А мы в случае чего даже не сможем списать вас на берег раньше, чем через полгода.

— Что ж, я готов рискнуть.

— Мы тоже, — капитан глубоко вздохнул. — Другого механика всё равно взять негде. Выпускника ВКА нам не отдадут, на Марсе сейчас тоже нет никаких кандидатур. А у нас две научные станции в качестве ближайших портов захода.

Капитан оглянулся вокруг и остановил взгляд на своем третьем штурмане, сидевшем за соседним столиком в компании курсантов ВКА.

— Лада, — позвал он, — тебе всё равно через десять минут идти помогать Джилли с разгрузкой. Отведи новобранца на корабль, там Педро как раз консервирует машину. Пусть посмотрит, а заодно и поможет, если что.

Перед тем, как переступить комингс люка и ступить на палубу «Марианны», Лада произнесла загадочным тоном:

— Пожалуйте бриться, вот мой пароход…

Карл озадачено потрогал свои чисто выбритые щеки.

— Это цитата из старинной моряцкой песни, — рассмеялась девушка. — Там дальше было: «Ты с нами поплавай хоть самую малость, а после, товарищ, сердись на Торгфлот».

После этого она устроила Карлу краткую экскурсию вдоль фюзеляжа «Марианны» — от входного люка, который был почти рядом с пилотажной рубкой, до машинного отделения, расположенного в хвосте.

— А где же жилая палуба? — спросил Карл, когда они уже подошли к люку машинного отделения. Он привык, что на всех кораблях, которые он проектировал, да и на «Сюркуфе» тоже, была кольцеобразная жилая палуба, на которой в полете с помощью центробежной силы создавалась искусственная гравитация.

— Ишь чего захотел — жилую палубу! У нас не фрегат, а торговец-тысячетонник. Пока на орбиту не выйдем, не будет тебе жилой палубы. Она у нас надувная, сейчас сдута и упакована. Зато мы можем садиться не только на воду, но и при особой нужде на полосу. Правда, на нее садиться — на глиссаде семь потов сойдёт

— А где же вы будете жить всё время стоянки?

— В порту, в бордингаузе. Кстати, там и места гораздо больше.

* * *

Часом раньше Лада, отправив Карла к начальству, спросила у курсантов:

— А где здесь можно спокойно посидеть с чашечкой кофе?

— Да тут же — вон столики, — ответил Ким. — А чего это ты не носишься колбасой по всяким грузовым делам, корректировке лоций или что там у вас ещё полагается делать третьему штурману?

— Ещё набегаюсь. У меня мой законный пилотский час. Не знаю, как у вас в ВКФ, а у нас в Торгфлоте тот, кто сажал корабль на планету в цивилизованном космопорту, час после посадки честно отдыхает. Я как зацепилась манипуляторами за палы, так сразу сдала «Марианну» старпому Джилли и вперёд, на выход вместе с пассажирами, — Лада отхлебнула из своей чашки. — Скажите, ребята, а чего это в вашей Порт-Шамбале глиссада такая негуманная? Планета как планета, океанов полно, g в районе десяти, а космопорт в каком-то узком озере на высоте, где атмосфера разрежена вдвое. Да ещё и заход с севера на юг. Тормозишься как человек, с запада на восток, а потом делай поворот на девяносто градусов.

— Это у нас ещё самая гуманная глиссада в Солнечной системе, — возразила Лаура. — Ты на Марсе не садилась. Там атмосфера вообще ни фига не держит, и садиться надо на бетон.

— Слушай, ты вообще сажала сюда что-нибудь тяжелее двадцатиместного флиттера?

Лаура отмолчалась. Пока не вступили в строй новые корветы, отрабатывать посадку тяжёлых кораблей на планету четверокурсникам было не на чем. Старик «Сюркуф» попросту не выдержал бы грубого обращения новичков.

— Понимаешь, — разъяснил Мишель, — двадцать лет назад место для военной базы выбиралось из соображений не слишком стеснять землян. Это плоскогорье им нафиг не нужно, а побережья океанов у них заняты практически все.

* * *

Карл взялся лично показать будущим коллегам родную Вену. Разумеется, путешествие закончилось в хоригере.

— Что-то молодо вы выглядите, девушка, — с подозрением взглянул на Ладу официант. — У вас айди есть?

Лада прекрасно поняла, что он имеет в виду. Лекцию о странных обычаях Земли, связанных с понятием «совершеннолетие», она прослушала ещё в Порт-Шамбале. Однако и по спейсианским понятиям она получила взрослый статус буквально только что — право несения самостоятельных вахт во время скачка капитан подписал ей уже в Солнечной Системе. А в такой ситуации новоиспечённый судоводитель не может не поприкалываться.

— Ай-ди? А что это такое? Я это, немного не местная, местного сленга не разумею.

— Паспорт у вас есть?

— Passe porte? Портовый пропуск? Нет у меня никакого портового пропуска. Нас на космодроме из корабля без всяких пропусков выпускают.

— Ну хоть какой-то документ. Хотя бы водительские права…

— А, судоводительские права! Это есть, — Лада достала из внутреннего кармана кителя небольшую темно-синюю книжечку.

Официант внимательно изучил этот ранее невиданный документ. Фотография, цветная трёхмерная, вполне соответствует. Выдано Толиманским училищем космофлота. Дата рождения 15 брюмера 180 года. 9 прериаля 201 года присвоена квалификация штурмана межзвёздного плавания. На 8101,7 мегасекунде присвоено право несения самостоятельной скачковой вахты.

— Это по какому же календарю?

— По толиманскому. В земной, извините, пересчитывать не буду. Я, конечно, штурман, но помнить наизусть все правила пересчёта календарей в портах захода не обязана.

— Ладно, судя по этому документу, вам явно больше девятнадцати, так что имеете право пить вино, — официант махнул рукой и удалился.

— И сколько длится год на Толимане? — поинтересовался Карл.

— Двадцать четыре мегасекунды, против земных тридцати одной с половиной.

— А что бы ты ему сказала, если бы была с планеты, где год продолжительнее земного?

— Так бы и сказала. И пусть сам считает. Наверняка собьётся и решит, что право несения самостоятельных вахт — достаточный аргумент, чтобы разрешить пить вино. Не бета-лист же ему показывать.

— А что такое бета-лист?

Лада вытащила из того же кармана небольшую пластиковую карточку. На одной стороне имелось штук шесть ее фотографий — от совсем детской, лет этак трёх, до явно недавней — и ещё оставалась парочка свободных клеток. На другой стороне был список, каждая позиция в котором начиналась словом «Право». У всех позиций в списке, кроме последней, стояла жирная галочка и дата.

Карл вчитался. «Право на самостоятельное передвижение в населённом пункте, 3 вантоза 185 года α Cen», «Право на безнадзорное нахождение в контролируемой среде, 21 фруктидора 185», «Право на распоряжение расходными деньгами, 14 плювиоза 191», «Право на употребление легальных наркотических веществ, 7946,0Мс», «Право на экономическую самостоятельность, 5 жерминаля 198», «Право на занятия сексом, 15 нивоза 199».

Без галочки оставался только один пункт «Право на материнство».

— А почему все даты в годах, а одна в мегасекундах?

— А это зависит от того, где сдан зачёт. Если дома, то ставят дату по местному календарю, если в космосе, то в мегасекундах.

Карл прикинул кое-что в уме.

— Но, послушай, если право на самостоятельное несение вахты ты получила только что, значит, право пить вино — полтораста мегасекунд назад. Сколько ж тебе лет тогда было?

— Смотря по какому календарю, — ухмыльнулась Лада. — Вообще это был возраст подмастерья. А подмастерьем я служила в ВКФ. Там к этому зачету очень легко относятся, поскольку устав очень строгий и больше нормы все равно не употребишь. Но с другой стороны, если на планете родители могут и без зачёта налить ребёнку бокал шампанского, то тут всё строго. А назревало полгигасекунды запуска «Лиддел-Гарта». Вот все тогдашние юнги и получили это право.

— А чего право на материнство не получила?

— Куда торопиться? Найду мужа, соберусь заводить ребёнка, тогда и сдам.

— А почему эта штука называется бета-лист?

— Потому что эту систему, в которой надо сдавать зачёты на подобные гражданские права, после четырёх лет начальной школы три года работать подмастерьем, а потом уже получать профессиональное образование, придумали под Бетой Южной Гидры. Кстати, единственная система из заселённых людьми, где почему-то гордятся греческой буквой в названии. Мы никогда не скажем «Альфа Центавра», только «Толиман». А они с гордостью именуют себя бетанцами.

— Но даты у тебя в документе как раз с греческой буквой.

— А это уже стандарт для документов. Все локальные летоисчисления называются по земным названиям соответствующих звёзд

Андреа Фаррани

После первой репетиции, на которой валькирии реально летали над сценой, Вессель появился в лаборатории Шварцвассера в расстроенных чувствах.

На роль Брунгильды он пригласил не кого-нибудь, а саму Сильвию Уэст. Суперзвезда вагнерианской сцены дала было согласие, но, увидев такой набор технологических новшеств, заявила, что она артистка оперы, а не цирка, и наотрез отказалась летать «на этих идиотских катушках». А другой сопоставимой кандидатки на эту роль у него не было.

Услышав эту грустную историю, Мара оторвалась от монитора, за которым что-то обсуждала с одним из студентов, и сказала:

— А вы Андреа Фаррани пригласите.

— А кто это такая? — Вессель, конечно, знал всех заметных певиц, но имя Андреа Фаррани слышал впервые.

Мара тут же вытащила на экран несколько клипов. Нельзя сказать, что аудиосистема рабочей станции в лаборатории обладала достаточно высоким качеством, но Весселю хватило, чтобы оценить профессионализм певицы. Слушая хорошо знакомые Liebestod Изольды и Балладу Сэнты, дирижёр недоумевал: он вроде бы знал всех мировых певиц-вагнерианок подобного уровня — откуда же взялась эта невысокая, сухощавая рыженькая женщина с голосом, в котором слышен звон стекла и стали?

Театр тоже совершенно незнакомый. И ни одного знакомого лица на сцене.

И что-то ещё было не так в Liebestod. Эту арию Андреа исполняла не в театре, а на берегу моря, на фоне заката, склоняясь над Тристаном у самой кромки волн, мягко набегающих на песок.

Вессель перемотал клип на начало и пустил ещё раз. Что-то не так. Море как море, песок как песок, но всё равно остаётся какое-то впечатление нереальности происходящего.

— А почему здесь два солнца? — раздался из-за его спины голос Мишеля Рандью.

Тут наконец до Весселя дошло. Почти от самой спины певицы по волнам тянулись две закатные дорожки к двум солнцам, освещающим её, словно софиты на сцене.

— Это в Мире Толимана снимали, — пояснила Мара. — Решили, что это, типа, символично: Тристан и Изольда — две звезды.

— А она сама откуда? — спросил Вессель.

— Из-под Арктура. Арктур-е — самая старая колония, и там есть единственный в Галактике оперный театр. А Фаррани — его примадонна.

— К-как единственный в Галактике? — изумлённо переспросил сбитый с толку Вессель. — А как же моя опера, Метрополитан, Ла Скала?..

— Так они же на Земле, — беззаботно ответила Мара.

— А Земля у нас теперь что, в Малом Магеллановом Облаке? — прозвучал удивленный голос кого-то из студентов.

— Ну вот как-то так получилось, что мы сами по себе, а вы сами по себе, — пожала плечами Мара. — Мы тут уже двадцать лет, я родилась и выросла в Порт-Шамбале, но всё равно почему-то для меня Арктур-е — более своя цивилизация, чем Земля. Даже туристов из колоний на Земле бывают единицы в год. Хотя слетать из-под Арктура под Ахирд или тот же Толиман — достаточно распространённое развлечение. Или наоборот, с какой-нибудь молодой колонии поехать учиться или развлекаться на Лемурию.

— А толку с этого? — спросил ещё кто-то. — Даже если сейчас в Солнечной системе есть транспорт, собирающийся отправиться в систему Арктура, ответ от этой Андреа придёт только месяца через четыре. И вряд ли арктурианская примадонна оставит свой театр ради того, чтобы спеть Брунгильду в Венской Опере.

— Так она сейчас на Земле, — Мара оторвалась от компьютера и развернулась к Весселю. — Позавчера я ей лично прокатный флиттер выдавала. Как написано в анкете, «цель визита — познакомиться с современным земным оперным искусством». Могу скинуть ей запрос на звонок. Надо?

— Хм… — Вессель смотрел, как Фаррани исполняет танец Саломеи. Какая-то нечеловеческая, хищная пластика. И этот странный сероватый загар — Вессель счёл бы его малоудачным гримом или эффектом света, если бы он не повторялся во всех клипах, в том числе снятых на природе. — Она обладает достаточно необычной внешностью. Может получиться весьма интересный эффект. Остаются две проблемы: первая — уговорить эту галактическую примадонну снизойти до моей скромной земной оперы, и вторая — обеспечить сборы со спектаклей, в которых главную роль исполняет не знаменитая суперзвезда, а какая-то никому не известная певица. Да ещё и спейсианка.

* * *

— Во всем, что касается культуры, мы безнадёжно отстаём от Земли, — со вздохом произнесла Фаррани.

— Слава Богу, хоть в чем-то мы выглядим прилично в глазах спейсиан, — облегчённо вздохнул Вессель. На самом деле он был безумно горд, что спейсиане признают первенство Земли не в «чем-то», а в деле его жизни.

— Среди эмигрантов с Земли были певцы и музыканты из разных стран, которые и организовали наш театр. Но во втором поколении спейсиан никто не счёл музыку достойным занятием — шло активное освоение планеты, всех интересовало только это. Мы чуть было вообще не остались без всякой музыкальной традиции, но в третьем поколении снова появились музыканты, нашлось несколько певцов. Вот, взгляните, — Фаррани достала фотографию и показала Весселю. На фото совсем молодая Андреа стояла на сцене рядом с очень пожилой женщиной. — Я пою Эльзу в «Лоэнгрине», а Ортруд поёт Магда Ицикович. Это она учила меня петь.

Кто такая Магда Ицикович, Вессель знал. Она блистала на оперной сцене в конце двадцать первого века, но отличалась страшно неудобным характером — не то чтобы требовала себе всего внимания, но имела склонность придираться к каждой мелочи. Потом она вроде бы резко сошла со сцены и куда-то делась. Вот, значит, куда.

— Но позвольте, сколько же ей здесь лет? — Вессель вдруг осознал, что слава Магды Ицикович пришлась на конец двадцать первого века, а сейчас вообще-то уже пошла вторая четверть двадцать третьего.

— Сто девятнадцать.

— И в этом возрасте она ещё пела?

Фаррани улыбнулась:

— Она говорила, что не может уйти на пенсию — петь некому. Умерла в театре, в своей гримёрке после спектакля.

— Получается, вы были знакомы с человеком, на глазах у которого прошла вся история вашей планеты?

Фаррани задумалась.

— Для нас в этом нет ничего необычного — ведь эта самая история насчитывает лишь чуть больше ста лет. Не то что на Земле. Тут везде история. На каждом шагу. На пути сюда я проходила мимо собора Святого Стефана… знаете, своими глазами смотреть на здание, которому тысяча лет — вот это история!

— А для нас как раз в этом нет ничего необычного. — Вессель почувствовал, что эта спейсианка гораздо симпатичнее ему, чем та нахальная малолетка из лаборатории Шварцвассера. Впрочем, ничего удивительного: Фаррани — взрослая образованная женщина, без сомнения, привыкшая давать интервью и встречаться с публикой. Она обязана уметь себя вести. А та девушка из Порт-Шамбалы — просто маленькая дикарка. — Никого не удивляет существование таких древностей, как, например, пирамиды или Стоунхендж. Все привыкли.

— Пирамиды, Стоунхендж — это не то. Они — наследие какого-то народа, которого больше нет. Артефактов аборигенов Арктура у нас тоже выше крыши, что на Лемурии, что на безатмосферных астероидах. А меня как раз больше всего восхищает непрерывность цивилизации. Вот уже тысячу лет кто-то каждый день ходит молиться в Святого Стефана. Более того, если вдруг перенести сюда тех, кто ходил в него тысячу лет назад, вы, наверное, смогли бы понять их язык.

— Я как-то не задумывался об этом. А ведь в самом деле, зданию Оперы уже двести пятьдесят лет, и это только считая с момента восстановления после американских бомбардировок, — Вессель тряхнул головой.

— Двести пятьдесят? — переспросила арктурианка. — Вроде же со Второй Мировой прошло заметно больше времени.

Вессель на секунду задумался.

— Да, конечно, двести семьдесят. Двести пятьдесят было тогда, когда я только пришёл в Оперу работать. Знаете, есть такой анекдот про альпийских пастухов. Ведёт пастух по горам туристов и рассказывает: «Вот этой скале десять миллионов пятнадцать лет». Туристы удивляются: «Откуда такая точность», а пастух говорит: «Пятнадцать лет назад приезжали геологи, и сказали что скале ровно десять миллионов». Вот я, чтобы не уподобиться этому пастуху, и не пытался вносить поправок в запомненную цифру «четверть тысячелетия».

Но давайте вернёмся к опере. У меня не было времени подробно познакомиться с вашими записями, но я просмотрел ряд клипов и видел «Тристана и Изольду». Вы — я хочу сказать, ваш театр — ставите серьёзные оперы.

— Вы считаете наш уровень достойным? — арктурианская примадонна прямо засветилась. — Честно говоря, мне было немного стыдно идти на встречу с вами. Я же знаю, как спейсиане относятся к землянам — как взрослые внуки к своим стареньким дедушкам. Но мне, в отличие от военных и инженеров, нечем хвастаться перед ними. Я — лучшая певица системы Арктура, во всей Галактике никто не может ничему меня научить. Но я же слушала записи великих земных певцов и знаю, что далека от подобного совершенства. Поэтому я приехала на Землю учиться.

— И у кого же, если не секрет?

— У кого получится. Вообще-то я не собиралась обнародовать факт своего прибытия из Галактики вне Порт-Шамбалы. Я просто рассчитывала побывать в земных театрах, послушать лучших современных певцов, особенно Сильвию Уэст, — в этом месте Вессель подавил вздох. — Послушать мастер-классы ваших преподавателей, у кого-нибудь из них позаниматься. Если удастся, поучиться в Италии.

Слово «Италия» Андреа произнесла с мечтательно-восхищенным трепетом.

— Ох, далась вам, певицам, эта Италия, — снова вздохнул Вессель. — Можно подумать, мы тут, в Вене, мало ставим и Верди, и Доницетти, и Пуччини. Вот и моей супруге тоже как предложили главную роль в Ла Скала, так фьюить, и Италия. Уже третий месяц живём на два дома.

Андреа на секунду задумалась. Репертуар и состав Ла Скала в этом сезоне она представляла себе довольно неплохо. Кто же из примадонн — жена Весселя?

Дирижёр заметил ее замешательство:

— Опера — это далеко не поп-эстрада. Вокруг нас не вьются папарацци, вынюхивая мельчайшие подробности наших биографий. Так что факт свадьбы Линды Юргенсон и Макса Весселя вполне мог ускользнуть от вашего внимания.

— А почему на два дома? — удивилась арктурианка. — Отсюда до Милана меньше тысячи километров.

— Три с половиной часа на скоростном поезде. И всего три поезда в сутки. Поэтому я могу приехать в Милан только в свой выходной. И она в Вену — тоже. У нее, конечно, выходных чуточку побольше, но всё-таки.

— И вы потратили свой выходной на меня? — всплеснула руками Фаррани, сообразив, что земляне, даже отнюдь не бедные, вроде Весселя, почему-то не пользуются персональными флиттерами. — Это надо срочно исправить! Вену вы мне уже показали, давайте продолжим нашу экскурсию в Милане. На моем флиттере это десять-пятнадцать минут.

Если в процессе прогулки по Вене Фаррани больше слушала, чем говорила, то в полете ее как будто прорвало. Непривычный к перегрузкам и невесомости Вессель был практически не способен говорить, и даже услышанное воспринимал через два слова на третье.

— Тысяча километров — это ерунда. Вот у меня муж — терраформист, так его регулярно уносит в командировки на полгода, а то и больше, в другие миры, куда даже по телефону не позвонишь. Конечно, письма мы пишем друг другу каждый день. Да только что толку, если за эти полгода туда придёт от силы три корабля? Получаешь сразу полсотни писем, а потом два месяца опять ничего…

В Милане Вессель познакомил Фаррани с Линдой, добыл ей контрамарку на «Тоску», где Линда пела главную роль, до самого начала спектакля показывал ей город, а когда представление началось, с облегчением устроился за столиком в ресторане «Иль Маркезино». Арктурианка буквально загоняла его, и он подозревал, что это ещё не все.

Так оно и вышло. После спектакля Линда, несмотря на усталость и позднее время, потащила Фаррани к себе в гости. В Милане она снимала небольшую двухкомнатную квартиру. Во время кратковременных приездов Весселю вполне хватало там места, но уложить спать ещё и гостью, по мнению дирижёра, было слегка затруднительно. Впрочем, обеих певиц это совершенно не пугало. За лёгким ужином они замечательно нашли общий язык.

Неожиданно Линда проявила интерес к древним обитателям системы Арктура. Как оказалось, на Земле в данный момент не было человека, который смог бы удовлетворить этот интерес лучше, чем Андреа.

— У нас вся планета бредит Древними, — рассказывала она. — Ведь наша колония выросла из археологической экспедиции, изучавшей наследие Древних. Да и независимость мы получили благодаря им — стоило только намекнуть, что мы восстановили несколько фортов космической обороны, оставшихся от Древних, как у земных правительств сразу пропало желание вмешиваться в наши дела. И вообще у нас их сооружения на каждом шагу. Умели же строить! По последним данным, последний птицечеловек покинул Лемурию более миллиона лет назад, а некоторые мосты и дамбы — стоят.

— Интересно, а от их литературы что-нибудь сохранилось?

— А как же! Книги — это первое, что искали наши археологи. В первую очередь, конечно, учебники, но и художественная литература попадалась. Сейчас уже расшифрованы основные языки поздней эпохи, от которой сохранилась большая часть материалов.

— А философия?

— Что удивительно, философии у них практически не было. Видимо, раса, которая умеет двигать планеты, не нуждается в философии. Они ведь переместили свою родную планету, которую мы называем Лемурией, с третьего места на пятое, чтобы спасти ее, когда Арктур стал превращаться в гигант. Сейчас, правда, наша планета четвёртая, поскольку самую внутреннюю планету, аналог вашего Меркурия, Арктур уже поглотил. И ещё они сделали обитаемыми два спутника пятой планеты — Атлантис и Авалон.

— А почему они ушли?

— Никто не знает, — Андреа улыбнулась. — Записки они не оставили. Но, если вдуматься, та рифтовая долина в Африке, где появились на свет первые люди, сейчас тоже не слишком плотно заселена. Возможно, они просто переросли стадию жизни на планетах.

— А что известно про их музыку? — встрял в разговор Вессель, слегка раздосадованный тем, что его совсем забыли.

— О, много чего, — воодушевилась Андреа. — Техническим цивилизациям свойственно изобретать звуко- и видеозапись гораздо раньше, чем учиться двигать планеты, поэтому осталась уйма записей, учебников, нот. Разбираться с их музыкой безумно интересно. Она такая нечеловеческая, хотя очень красивая. Однако на большинстве земных инструментов сыграть это невозможно. Они делили октаву на 22 тона, а не на 12, как мы. Хотите, покажу, на что это похоже — спою вам арию Хариссы из оперы «Падение Хчыагнула»?

Певица встала из-за стола, отошла к стене и запела.

Это действительно было что-то инопланетное. Ладно бы абсолютно незнакомый язык — мало ли на Земле языков, которых не знает даже очень эрудированный европеец — но мелодия… Местами проскальзывало что-то похожее на шотландский фолк, который поют под волынку, местами на тайские песни, но и то, и другое отличалось от того, что пела Фаррани, примерно как детские песенки от оперной арии. За этой вещью чувствовалась многотысячелетняя музыкальная традиция, причём другая, чуждая.

Закончив петь, Фаррани вернулась за стол.

— Впечатляет? А теперь представьте себе это в нормальном театре, с полноценным оркестром. Конечно, нам приходится держать два комплекта оркестровых инструментов — земные и арктурианские, но, по-моему, оно того стоит.

Разговор продолжился беседой о репертуаре арктурианского театра. Весселя несколько удивило, что под Арктуром совсем не ставят итальянские оперы, и он прямо спросил об этом Андреа.

— Понимаете, это наша страшная трагедия, — ответила она. — У нас уже полвека назад пресеклась итальянская певческая школа. Колония, народу мало, певцов ещё меньше, а способных преподавателей вообще можно по пальцам пересчитать. Один несчастный случай, погибают два человека — и все, школе конец, — Андреа подпёрла подбородок кулачком. — У меня есть две профессиональные мечты. Одна — спеть Аиду. Но для этого надо научиться петь так, как положено в опере Верди, ведь зритель будет сравнивать с записями лучших театров Земли. Собственно, это и привело меня на Землю.

— А вторая? — поинтересовалась Линда.

— Вторая гораздо сложнее: восстановить постановку «Экспансии». Сейчас, насколько я знаю, на Земле не ставят классических опер, написанных менее трехсот лет назад. А у нас на Лемурии есть опера, написанная всего семьдесят лет назад и посвящённая началу колонизации космоса. Написала её Магда Ицикович, моя наставница, поэтому в память о ней мне очень хочется восстановить эту постановку. Но она тоже писалась под итальянскую, а не под вагнеровскую школу. Ширин Ансари я точно не спою. Вот Линда бы могла. В «Экспансии» мне разве что Сильму Типпельберг петь. Кстати, тогда, семьдесят лет назад, её пела сама Магда.

— А что вы скажете про партию Брунгильды? — спросил Вессель.

— Увы, полноценную постановку «Кольца» нашему театру ещё долго не потянуть. Разве только меня пригласят в какую-нибудь земную…

— Именно это я и хочу сделать! — решительно заявил Вессель. — Собственно, это было главное, ради чего я договаривался о встрече с вами. Но мы общаемся уже двенадцать часов, а я всё не мог решиться сказать об этом.

Старт «Марианны»

И вот настал день отлёта. Личные вещи уже перенесены на борт корабля из бордингауза, где Карл последние несколько дней жил вместе с остальными, груз лежит в трюмах, баки для рабочего тела заполнены чистейшей водой ледникового озера.

Экипаж собрался на причале — и вдруг, неожиданно для Карла, капитан повёл своих людей куда-то в не открывавшиеся ранее ворота. За ними оказался огромный полутёмный зал, нечто среднее между планетарием и готическим собором.

— Это храм Космоса, — шёпотом пояснила Лада. — По традиции перед отлётом надо прослушать хорал.

Маленькая шеренга экипажа «Марианны» терялась в огромном полутёмном зале, рассчитанном не иначе как на весь личный состав эскадры. На тёмном куполе вспыхнули звезды, среди которых оранжевой линией был прочерчен курс «Марианны» от Земли до той точки где-то внутри орбиты Меркурия, откуда должен производиться гиперпространственный скачок к Сириусу. Секунду спустя подсветка выхватила из тьмы трубы органа. Раздались мощные аккорды, и вступил хор детских голосов:

Аudio vocem de mirabili futuro

Matutinam vocem, rore humidam

Audio vocem, et pericula ventura

Turbant mentem, sicut puero cuidam

Когда хорал кончился, Карл почувствовал внутри какую-то лёгкость, готовность воспарить к звёздам даже без тяжёлых крыльев «Марианны».

Наконец экипаж поднялся на борт своего корабля. Большая часть заняла противоперегрузочные кресла в тесном маленьком салоне, чуть в нос от того люка, к которому был присоединён выходной коридор причала. Капитан и Лада направились ещё дальше в нос, в пилотажную рубку, а Карла поманила в корму Алина — на взлёте с планеты вахту в машине положено нести вдвоём. Вполне подходящий момент для первого дежурства новичка.

Нельзя сказать, чтобы в машинном отделении «Марианны» что-то было в новинку для Карла. За последние несколько дней он, готовя корабль к полёту, перебрал здесь всё чуть ли не по винтику. Но одно дело работы по стояночному расписанию, когда реактор заглушён, и энергия подаётся на корабль по кабелю из порта, и совсем другое — ходовая вахта.

Карл устроился за пультом вахтенного механика, уже привычным движением подогнал по фигуре противоперегрузочное кресло. Алина уселась за дублирующий пульт и вооружилась довольно громоздкой пластиковой картой «молитвы» — списка вещей, которые надо выполнить или проверить перед стартом.

— Обмотки реактора, — диктовала она.

— Норма, — отвечал Карл, глядя на соответствующие индикаторы своего пульта.

— Реактор на старт.

Карл нажал кнопку, и картинка реактора на дисплее окрасилась сначала в синий цвет, потом в красный и наконец в ярко-белый.

— Есть зажигание.

— Генераторы запустить.

Ещё одно нажатие кнопки, и через несколько секунд уже можно докладывать:

— Напряжение в норме.

— Доклад на мостик.

Карл нажал кнопку на ларингофоне:

— Машина готова к переходу на автономное энергоснабжение.

— Есть переход на автономное энергоснабжение, — откликнулась в наушники Лада.

— Компрессоры воздухозаборников.

Компрессоры, позволяющие подать в рабочие камеры главных двигателей забортный воздух вместо рабочего тела из баков, раскручивались несколько дольше. Но вот и они вошли в рабочий режим.

— Доклад на мостик.

— Ходовая подсистема к старту готова.

«Марианну» мягко качнуло — швартовочные манипуляторы оттолкнулись от пирса. Тонко засвистели маневровые двигатели, разворачивая тушу корабля, весившего сейчас не тысячу тонн, а все три вместе с набранной в баки водой, на взлётный курс вдоль длинного озера.

Ещё несколько секунд «Марианна» неподвижно покачивалась на воде — видимо, пилоты обменивались последними репликами с диспетчером. Потом басовито взревел главный двигатель, и корабль двинулся по озёрной глади, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. На потолке машинного отделения засверкали солнечные зайчики от волн, поднятых разгоняющейся махиной.

Вот характер качки резко изменился, и Карла ощутимо вдавило в кресло. Вышли на редан. Ещё немного — и «Марианна» грузно оторвалась от воды и начала медленно разворачивать нос к востоку. В иллюминатор правого борта можно было бросить последний взгляд на купол Порт-Шамбалы.

Двигатель опять сменил тон своей нескончаемой песни, и Карла снова вдавило в кресло. Теперь уже надолго — до тех пор, пока корабль не наберёт свои 11 километров в секунду.

Оставалось только сидеть и следить за тем, как меняется режим работы двигателей. Сначала отключаются компрессоры, и воздухозаборники начинают работать в прямоточном режиме; потом в дополнение к воздуху в рабочие камеры поступает вода из баков; потом, где-то уже на высоте километров в семьдесят, воздухозаборники вообще прекращают работу, и из самолёта корабль превращается в ракету.

Наконец двигатели смолкли, и в корабле наступила невесомость.

— Дуй-ка ты в салон, — сказала Карлу Алина. — Я тут и одна вполне справлюсь, а там сейчас начнётся аврал, пора уже разворачивать жилую палубу.

Карл уже наловчился перемещаться в невесомости, поэтому вполне успел к началу аврала. Тем более, что развёртывание жилой палубы — это не свёртывание. Достаточно подать воздух в свёрнутые в специальных отсеках кевларовые конструкции, как они расправятся и примут вид бублика, вернее, колеса с шестью спицами, охватывающего корабль кольцом пятидесятиметрового диаметра.

Внутри «бублик» оказался двухпалубной конструкцией вроде салона большого пассажирского самолёта. На верхней палубе располагались в основном общие помещения, а внизу — одноместные каюты вполне приличного размера.

Собственно, аврал представлял собой в основном перетаскивание по этим трубам-спицам разнообразного барахла, начиная от камбузного оборудования и кончая спортивными тренажёрами, место которому в полете — на жилой палубе, где есть гравитация. Когда всё это было водворено на свои места, бублик раскрутили, и внутри его обода стало можно стоять. Карл понял, что напрасно удивлялся тесноте помещений на «Марианне» — объёмы жилой палубы были сравнимы со всеми вместе взятыми остальными помещениями, кроме баков для рабочего тела. Кстати, что касается рабочего тела: зачем-то потребовалось перекачать несколько десятков тонн воды из баков в три бассейна, равномерно распределённых по окружности бублика. В результате появились места, где для того, чтобы попасть в следующий отсек, нужно было пройти по узкому мостику над водой.

Наконец аврал кончился, и жилая палуба приобрела тот вид, который ей предстояло иметь до самой сигмы Дракона.

К удивлению Карла, в коридорах и общих помещениях оказалось довольно много живых растений, на которые в общей сложности приходилось, наверное, несколько центнеров земли в горшках. А также некоторое количество картин, разрисованных циновок и прочих предметов, явно не обязательных для быта космического корабля.

Весь экипаж, кто не был на вахте, расползся по своим каютам. Когда общие помещения благоустроены, можно заняться и личными.

Карл несколько ошалело стоял в кают-компании, рассматривая двухметровую пальму и думая, сколько же усилий потребовала её упаковка, чтобы она пережила посадку и взлёт. В этот момент кто-то потёрся сзади о его ноги. Карл наклонился и увидел крупного серо-полосатого, очень пушистого кота. Он подхватил животное на руки и начал чесать за ушами:

— Привет, мурлыка. Это твою шёрстку я позавчера выгребал из фильтров системы регенерации воздуха?

Как ни странно, при очень плотном общении с экипажем «Марианны», а также с самой «Марианной» во время стоянки, повстречаться с котом он до сих пор не успел.

В таком положении его и застала сменившаяся с вахты Лада — стоящего столбом посреди кают-компании с котом на руках.

— Ты в какую каюту заселился? — с порога спросила она.

— Ещё ни в какую. Пока то, пока сё… С котом вот знакомлюсь.

— Он представился?

— Нет.

— Придётся мне его представить. Его зовут Линкси. Потому что на ушах у него кисточки, — Лада почесала помянутые уши. — А вообще он настоящий мейн-кун. Если я возьму его за передние лапы и буду держать на вытянутых руках, хвост коснётся пола. Только он очень не любит такого обращения. Но вообще хватит зверя тиранить, пошли обустраиваться. Если ты ещё не выбрал себе каюту, слева от моей есть свободная.

Внезапно Карл сообразил, что не имеет ни малейшего представления о том, что такое «обустраиваться». О чем и сообщил несколько обескураженным тоном.

— Ну как же! Где твои вещи? Там, куда ты их погрузил в порту, в багажном отсеке рядом с салоном. Там же рядом каптёрка, где Афанасьич выдаёт мебель, постельное белье и прочие полезные вещи. Пошли, помогу всё это приволочь и устроиться, — Лада решительно потащила новичка к трубе-переходу в корпус корабля.

К удивлению Карла, вход в трубу был не в потолке, а градусов под тридцать к вертикали.

— Это почему? — спросил он.

— Так Джилли уже дал ход. Понимаешь ли, для таких кораблей, как мы, нормальный межпланетный перелёт не инерциальный, потому что слишком долго, а с двигателем в режиме малой тяги. А термоядерный двигатель в режиме малой тяги может работать сутками и развивает ускорение примерно в метр на секунду в квадрате. Плюс ещё примерно полтора метра даёт центробежная сила. В сумме на жилой палубе получается около двух, и ускорение направлено наискосок, наружу и назад. Так гораздо удобнее лазить по трубам, чем вертикально.

Боцман с труднопроизносимым русским именем Вячеслав Афанасьевич уже начал нервничать:

— Куда ты запропастился? У меня других дел нет, тебя ждать, все уже давно свое разобрали. Спасибо, Лада, что привела его.

Буквально через минуту Карл оказался обладателем складного стола, надувной кровати и надувного кресла, подвешиваемого к потолку чехла для одежды вместо шкафа, складной полки для всяких мелочей и настенного экрана.

— Компрессор где-то юнги таскают, — пояснил Афанасьич. — Сейчас выясним, где черти носят этих обормотов, и попросим зайти к тебе. Куда, в семнадцатую? — он не глядя нажал несколько кнопок на правом наушнике: — Пит, ты сейчас где? У Алины? Когда там докачаешь, загляни в семнадцатую, к новому третьему механику.

Вся эта гора вещей при ускорении метр в секунду за секунду вела себя совершенно непривычно, и если бы не помощь Лады, Карл вряд ли протащил бы её несколько метров до перехода на жилую палубу, не рассыпав. Работать в невесомости его худо-бедно научили, а вот погрузочно-разгрузочным работам при гравитации меньше лунной — нет.

К тому же гравитация в основном корпусе была направлена точно к хвосту корабля. Карл уже как-то привык, что «Марианна» — это такой большой гидросамолёт, и низ у него там, где реданы. А теперь низ внезапно стал там, где машинное отделение. Это ж, сменившись с вахты, придётся больше полусотни метров карабкаться вверх из машинного к входу на жилую палубу…

— Теперь подожди, — сказала Лада, когда Карл уже порывался сунуться в первую попавшуюся переходную трубу. — Дождись, пока мимо нас поедет четвёртый переход — он ближе всего к нашим каютам.

И было ещё десять тысяч мелочей, которые необходимо знать, чтобы превратить тканевую выгородку внутри надувного бублика в комфортабельное жилье, в котором и проходит большая часть жизни торгфлотовского космонавта. Например, маленький гонг, подвешенный около двери. Стучать-то в надувную дверь невозможно, а вламываться без приглашения — неприлично, поэтому на всех дверях кают висели колокольчики или гонги.

Пока происходила расстановка мебели, Карл задал совершенно не относящийся к делу вопрос:

— Слушай, а почему у кота такое англосаксонское имя — Линкси? У вас вроде почти весь экипаж русский, и на корабле разговаривают по-русски, а кота назвали не Barsik и не Scharik, а Lynxy.

— Насчёт того, что весь экипаж русский, это ты зря. Если уж на то пошло, все мы тут не более русские, чем Нейл Армстронг шотландец — наши предки уже больше века как не живут на Земле. Язык Торгфлота — да, почему-то получился русским. Говорят, на заре Экспансии были и англоязычные корабли, и даже испаноязычные, но постепенно перевелись. А вот в колониях могут быть поселения с преобладанием почти любого земного языка. Но даже в этом смысле у нас тут русская только Алина, она выросла в бентосной семье и попала в нектон только в возрасте подмастерья. Я, Афанасьич, мастер и Герхард — потомственный нектон. А Линкси — он вообще Торвальдыча кот. Торвальдыч страшно гордился своими викингскими предками и своим родным исландским языком, это у него хобби такое было.

Сочетание вполне германского имени Торвальд с русским суффиксом окончательно запутало Карла, и он потребовал объяснений.

— Служил до недавнего времени на «Марианне» стармех Гуннар Торвальдсон. Прадед его был родом из Исландии. А у исландцев -сон — это не фамилия, как у англосаксов, а больше похоже на русское отчество, поэтому на флоте он быстро стал Гуннар Торвальдыч. Когда я пришла на «Марианну», ему было уже больше трех гигасекунд. Мощный старик, живая история Торгфлота. И ещё художник. Видел, как стены в кают-компании расписаны под джунгли? Его работа, — Лада потупила взгляд. — Только он умер в предыдущем рейсе, который Толиман — Солнце. Гиперскачок — довольно большая нагрузка на организм, и у стариков сердце часто не выдерживает именно в момент скачка. Думаешь, почему нам срочно понадобился механик в Солнечной Системе? Взлетали с Мира Толимана — было три механика, пришли на Землю — два.

Карл уже привычно пересчитал гигасекунды в земные годы.

— И кто ж его выпустил в рейс, старика за девяносто со слабым сердцем?

— А кто его остановит? Ты пойми, мы же спейсиане. Мы здесь дома. А там, — она махнула рукой куда-то в сторону стены, что должно было означать уплывающую вдаль Землю, — только гости. Нельзя лишать человека смысла жизни лишь ради того, чтобы растянуть эту жизнь на пару лишних лет.

В этот момент в незакрытую дверь просочились двое юнг с маленьким компрессором в руках, воткнули его в розетку и быстро накачали кровать, кресло, межкаютные перегородки и выходившую в коридор стенку.

— Эти стенки не просто так, — пояснила Лада. — Там внутри какая-то хитрая система ячеек, так что, если накачать их воздухом, они становятся звуконепроницаемыми. А если стравить воздух — совсем плоские и не мешают складывать палубу.

Карл критически осмотрел каюту и всё же остался не очень доволен ею. Как-то пусто, никакой индивидуальности.

— Ничего, — усмехнулась Лада, правильно расшифровав его выражение лица. — Каких-то несколько рейсов, и забьёшь свою нору всякой ерундой. Хочешь, загляни ко мне. У меня это всего второй рейс на «Марианне»…

В каюте у Лады царил полнейший беспорядок. Мебель уже была накачана, чехол для одежды подвешен, но на кровати валялась куча всяких тряпок, а на столе лежал раскрытый чемодан. Зато на стене красовался огромный, где-то полтора на два метра, вид морского залива. Похоже, это была фотография, каким-то образом отпечатанная прямо на гибкой внешней стене жилой палубы.

— Ой, я и забыла, что ещё не всё в порядок привела! — смутилась Лада. — Ну ничего, зато сейчас попрошу тебя помочь. Ты же выше меня на пятнадцать сантиметров.

Через полчаса тут действительно стало на что посмотреть. Всего лишь несколько драпировок и занавесок, и совершенно аскетическая каюта, похожая на внутренность какой-то надувной игрушки, превратилась во вполне уютное жилье.

— Неплохо получилось, — подвёл итог Карл. — Но, послушай, у тебя ведь это тоже первый полет. Вторая планета. Где ты успела этому научиться?

— Это надо впитывать с молоком матери, — ехидно улыбнулась Лада. — Мы же тут почти все — потомственные космонавты. Ничего, старту к восьмому тоже научишься и обрастёшь всякими компактными безделушками. Я-то с детства видела, как мама обустраивает любую каюту или комнату, а потом ещё юнгой служила, тоже насмотрелась на людей. Да и в космоходке у нас по девчонкам ходили всякие сборники советов, как лучше обустроить свою каюту. Парни-то об этом обычно вспоминают, только уже поселившись в этой самой каюте, — она снова ухмыльнулась. — Ладно, выметайся отсюда — через килосекунду обед, надо же мне после вахты переодеться. И ты тоже переоденься во что-нибудь цивильное, у нас в кают-компании не принято сидеть в рабочем.

Карл вернулся в каюту, скинул с себя рабочую форму и надел светло-синюю рубашку и тёмные брюки. Едва он вышел в коридор, как из своей каюты пулей выскочила Лада в джинсах и футболке с какой-то непонятной сюрреалистической картинкой. Добежав до люка, ведущего на верхнюю палубу жилого отсека, она резко оттолкнулась и, не пользуясь трапом, птицей взлетела на высоту трёх метров.

Карл кое-что прикинул в уме и прыгнул с места. Чуть-чуть не рассчитал — пришлось цепляться за край люка руками и выходить наверх жимом. При силе тяжести в пять раз меньше земной это было несложно. Но впечатление на девушку он, похоже, произвёл

В кают-компании уже собрался экипаж, свободный от вахты, то есть все, кроме старпома Джилли и второго механика Альвареса. Во главе длинного стола стояла кок Сюзи, блондинка весьма внушительных форм, одетая в форменный белый халат и поварской колпак, с поварёшкой в руке. Перед ней на столе возвышался огромный термос, выкрашенный почему-то в темно-синий цвет.

— Сегодня у нас суп из акульих плавников по рецепту дядюшки Чжана, шеф-повара ресторана «Звёздный дракон» в Порт-Шамбале, — важно объявила она.

— Интересно, когда она успела приготовить? — шёпотом спросил у Лады Карл, вспомнив, как буквально час назад таскал и подключал камбузное оборудование.

— А никогда, — таким же шёпотом ответила Лада. — Его готовил тот самый китаец в Порт-Шамбале, а на борт взяли готовый. Так часто делают при старте, поскольку понятно, что пока активный участок да аврал по развёртыванию жилой палубы, экипаж успеет проголодаться.

Кроме супа, обед в этот раз состоял только из огромной порции салата. Это тоже вызвало у Карла некоторое удивление:

— И что, это оправдано — таскать в космос такое количество свежих овощей?

— Подумай, ты же механик, систему регенерации знаешь лучше меня, — объяснила Лада. — Овощи и фрукты состоят из воды на девяносто процентов. А любая вода всё равно рано или поздно попадёт через регенераторы в баки рабочего тела. Какая нафиг разница, брать воду на борт в виде вкусной еды или перед взлётом тысячами тонн зачерпывать из гидроаэродрома?

После обеда Алина поймала Карла и стала объяснять систему учёта времени:

— Смотри, суточный цикл у нас сто килосекунд, это несколько больше, чем ты привык. Вахты — двадцать килосекунд через сорок. Это даже удобно. Вот на земных кораблях приходилось вводить полувахты, чтобы один и тот же человек не стоял всегда в одно и то же время. Но смотри, спать надо не меньше тридцати килосекунд. Я, конечно, понимаю, что по молодости больше двадцати пяти ты спать не будешь, но если хоть раз придёшь на вахту не выспавшись, попрошу Герхарда выписать тебе снотворное. В общем, через десять килосекунд меняешь Педро.

Карл посмотрел на свои новые космические часы, купленные в Порт-Шамбале. Вроде обычные электронные, но на дисплее две строчки цифр. В верхней четыре помельче, одна покрупнее — мегасекунды и сотни килосекунд, внизу три покрупнее, две помельче. И всё это вместе было одним большим числом — количеством секунд с полуночи 1 января 1970 года по Гринвичу. А третьей строчкой бежало привычное Карлу земное время — по часовому поясу Китая, по которому жила Порт-Шамбала.

Остающиеся на Земле

Анджей и Мара сидели за столиком причального кафе-автомата и сквозь огромные окна причальной галереи наблюдали, как на темнеющем восточном небе медленно карабкается вверх яркая звёздочка выхлопа двигателей «Марианны». Провожающие уже разошлись, они были на причале одни. Только в динамиках за стойкой кафе ещё звучала заказанная кем-то песня:

Когда уходим мы к неведомым высотам,

За нами в небе след искрящийся лежит.

И первая любовь с названием «работа»

Останется при нас оставшуюся жизнь.

— Вот и Карл улетел, — нарушил молчание Анджей. — Простой студент-технарь из лаборатории Шварцвассера взял и отправился в Галактику. А я, который всю жизнь считал себя лёгким на подъем, сижу здесь.

— Какие проблемы? — откликнулась Мара. — Не последний корабль в Солнечной системе. Позавчера вон вышел из скачка толиманский грузовик назначением под Арктур.

— Но я же не специалист по корабельным двигателям, меня в экипаж не возьмут.

— Ты журналист. В обитаемых мирах это довольно востребованная профессия. А пассажирский билет стоит не запредельную сумму. До Арктура тебе точно хватит, а там заработаешь. Там явно не откажутся увидеть себя глазами землянина. Да и лекции о Земле можно читать…

В динамиках пел хрипловатый мужской голос:

Механик наш смеётся

И курит, как всегда.

Смеётся, смеётся,

А пламя в топке бьётся,

И кто-то расстаётся

С любовью навсегда…

— Ты так легко предлагаешь мне куда-то уехать от тебя на годы?

— А кто я такая, чтоб мешать тебе путешествовать? Я нэви в третьем поколении, космонавт в седьмом. Я просто не представляю себе другой жизни. В кино видела, в книжках читала, но не представляю. Все вокруг меня живут именно так — люди встречаются, между ними вспыхивают какие-то яркие отношения, а потом каждый уходит в свой рейс, и годами только от барменов в провинциальных космопортах и узнают, что дорогой им человек been there, done this. Бывает, узнают, что никогда больше не встретятся с этим человеком. Это плата за право летать. И если я сама не собираюсь отказываться от этого права, то тем более не вправе мешать тебе. Если я тебя полюбила, значит, в тебе тоже живёт чувство полёта

Мара замолчала, и над столиком повисла неловкая тишина. Только древний бард пел:

Разлука, разлука,

Дрожит в окне звезда.

Разлука, разлука,

Ночные города…

Любительское кино и техническая эстетика

— Алло, Карл, — спросила Лада по внутрикорабельному телефону. — Ты случайно не разбираешься в вашем земном андеграундном искусстве?

— В чем-чем?

— Например, в непрофессиональном кино с cinematron.org или в текстах с Самиздата.

— Ну ты как спросишь… А зачем вам это надо?

— Понимаешь, Келли Лависко слил нам бэкапы этих сайтов. Полные. Сказал, что это куча навоза, где попадаются жемчужные зерна, которыми, собственно, и питается интеллектуальная элита Земли. Я тут пытаюсь разобраться и составить какие-то плейлисты, которые можно будет толкать в колониях, но получается, прямо скажем, плохо. Объёмы какие-то сатанинские. У вас что, все десять миллиардов только тем и занимаются, что снимают кино и пишут книги?

— Интересно, а как это соотносится с законами о копирайте? — усмехнулся Карл.

— Какие законы о копирайте, когда мы уже за пределами земной атмосферы? И кстати, как ты думаешь, откуда в Порт-Шамбале бэкапы этих сайтов? Да потому, что в Порт-Шамбале они и хостятся. Рядом с antispace.org. Его, кстати, нам тоже скинули. Мы в штурманской уже все поржали, теперь ваша, механиков, очередь. А почему они хостятся в Порт-Шамбале? Правильно, потому что любой, кто заявит требование что-то удалить с хостящегося там сайта, будет послан комендантом базы далеко и надолго. Дробинки пересчитывать в шрапнельном заряде главного калибра «Сюркуфа» или ещё куда-то в этом роде. В общем, приходи в картографическую рубку, мы там разбираем эти завалы.

Карл уже вполне освоился с расположением помещений на «Марианне», поэтому до картографической рубки добрался без труда. Кроме Лады, он там обнаружил старпома Джилли.

— Ну и как разбираться во всем этом хозяйстве? Здесь сотни тысяч фильмов.

— Обычно, — пояснил Карл. — Берёшь какой-нибудь фильм, который заведомо знаешь, и выбираешь «Люди, которые смотрели этот фильм, смотрели также…».

— Да, но здесь у нас не работающий сайт, а бэкап.

— Ну, бэкап базы данных тоже должен быть.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.