День Гондваны

Пролог

«Величие человека не в том, чтобы следовать судьбе или, проявив волю, самому творить ее, а величие — пройти по границе, разделяющей твою волю и волю богов».

Ной Странник

На заре кровавой мира

Для него давно назначен путь.

И поет, играет лира,

Не давая сердцу отдохнуть.

Воздух в этот день пах по-особому. Иначе, чем вчера. Дурман трав чувствовался сильнее. Пряный аромат щекотал ноздри, казалось, что-то неуловимое витало в мире, но если отбросить иллюзии, то все осталось неизменным. На своих местах были небо и земля, травы такие же, как и вчера, и воздух такой же. Просто двое юношей, вступившие во взрослую жизнь, остались одни. Их соплеменники отправились на охоту, поручив им беречь, будто собственную жизнь. Юноши обрадовались. Наконец-то, думали они, мы стали взрослыми, нам доверили важное дело.

Вот поэтому мир вокруг и виделся иначе: день немного другой, и солнце теплее, и небо чище, и земля добрее, и запахи, приносимые ветром, острее.

Был разведен огонь. Юноши сторожили пламя и подкармливали его. Понадобилось много сухих веток. Юноши набросали дрова ненасытному огненному богу, а он с жадностью поглощал «пищу», пировал, шипя и урча, как хищный зверь над убитой жертвой.

Прошло много времени с тех пор, как племя ушло на охоту. Солнце медленно проплыло почти весь небосвод, и уж больно оказалось скучным это занятие — сторожить костер, хоть ярый танец и завораживал. Что толку сидеть без дела? Юноши захотели помочь соплеменникам. Они решили пойти на охоту, настрелять мелкой дичи, чтобы порадовать родных. Попусту что ли томились тугие луки? Но слова старших, всплывшие в памяти, не давали им покинуть костер: «Огонь нельзя оставлять без людского присмотра. Если не кормить, он зачахнет».

Юноши долго не решались, но тут один из них произнес:

— Слушай, а мы не пойдем далеко, и отсутствовать будем недолго. Давай, накидаем веток огню, пусть ест, сколько хочет. — Юноша указал на кучу хвороста. — Того, что мы натаскали, огню хватит надолго. Пока он гореть будет, а гореть он будет долго, поверь мне, мы успеем настрелять мелкой дичи.

Второй с сомнением посмотрел на костер, затем перевел взгляд на «еду» для огня, но все ж согласился.

Юноши решили принести еще дров, а потом много веток побросали в костер, и пламя взвилось в небеса. Жарко стало вокруг. Рыже-огненный хищник завыл, зашипел и заклокотал от удовольствия. Он почувствовал силу, и в огненном танце можно было прочесть слова благодарности.

— Вот видишь! А ты сомневался! — обрадовался первый. — Смотри, как разгорелся! А он еще долго так будет полыхать. И не успеет съесть все ветки, как мы вернемся.

Юноши взяли луки и отправились на охоту.

Как долго они были на охоте, не известно. Азарт лишил их чувства времени. Вернулись молодые добытчики, а костер потух. Остались лишь теплые угли. Неужели, испугались юноши, мы много времени отсутствовали? Значит, удрученно подумали они, придет племя после тяжелой охоты к потухшему очагу. А что скажут старейшины? Юноши не были посвящены в тайну огня. Не исполнился пока их срок, чтобы узнать секрет, не обладали юноши камнями, высекающие искры, а иначе бы смогли развести костер заново. Наука не хитрая, лишь прояви сноровку и терпение. Можно и трением сухого дерева о дерево это сделать, да только времени мало осталось. Юноши поняли, они не успеют. Судя по положению солнца, вот-вот вернутся соплеменники.

Соплеменники пришли и увидели остывшие угли, поняли, что случилось и помрачнели. Стали совещаться, как поступить. Никто не проявил злобы, ибо охота оказалась удачной, но решение было непреклонным. В один голос они заявили:

— Быть им изгнанниками, и пусть боги решают их судьбу. Знали же они, что не посвящены в огненные тайны, так почему не досмотрели за костром? Не прошли они испытания. Изгнать.

Старейшины согласились с приговором, но один из них, печально и с укором смотря на юношей, произнес:

— Суждения ваши справедливы, братья. Они виновны, и вина их очевидна и не требует доказательств. Мы изгоним юношей, недосмотревших за костром, но даже боги бывают милосердны. Я хочу, чтобы мы были подобны богам.

— Не предлагаешь ли ты помиловать и оставить их? Или хочешь назначить им новое испытание? — удивилось племя.

— Вовсе нет. Но они погибнут в первый день изгнания. Опыт у них небольшой, — старейшина о чем-то ненадолго задумался. — Да, юноши уйдут, так и быть. Этого не миновать, но вместе с ними уйду и я. Голос сердца говорит: не оставь их. Когда же я их обучу всему, что знаю, то вернусь. Ведь я прав? Что они видели за свою жизнь? Боюсь, недолго они протянут без мудрого слова.

— Мы-то не возражаем, — сказало племя. — Но подумал ли ты о нас? С нами останутся еще старейшины, но и твой опыт ценен. Нам бы не хотелось расстаться с тобой надолго.

— Чего вы боитесь? Я же вернусь.

И племя, подумав, отпустило троих людей.

Так юноши покинули родной дом.

Случилось это в вечернее время. Двое юношей и старейшина вышли в неизвестность под покровом сумерек. Старейшина все молчал, но когда они выбрались на открытую местность, произнес:

— Становится небезопасно. Мы пойдем к реке, разведем костер, и каждый из нас по очереди будет вглядываться во тьму — стоять на страже. Нам надо пережить эту ночь.

Так они вышли к реке и пережили первую тревожную ночь вдали от родного племени. Та ночь им показалась бесконечной, но утро все-таки настало. Они увидели реку, мирно плывущую и, глядя на ее спокойные воды, старейшина сказал:

— Мы отправимся по реке, поэтому нужны бревна. На них и поплывем. Я взял каменный топор и другие инструменты. Они в мешке. Берите их.

Юноши забрали мешок и отправились к лесной опушке.

Старейшина сидел на высоком берегу. Он следил, как переливается вода в рассветных лучах. Она серебрилась, как чешуя сказочной рыбы. Старейшина увлекся игрой света и не заметил когда появился человек на том берегу. Незнакомец стоял и молчал. Река не была широкой, и старейшина хорошо рассмотрел его. Он оказался высокого роста, длинные светлые в желтизну волосы ниспадали до плеч. Вытянутый овал лица. Черты его мягкие и воздушные, но в тоже время, что удивительно, будто высечены из камня, словно аккуратно обозначены умелой рукой резчика. Одежда необычна, никогда старик такой не видел. Она плотно облегала тело, выделяя стройную худую фигуру. На плечах незнакомца — длиннополый плащ с капюшоном.

— Ты уже понял, кто я и не удивлен? — не раскрывая рта, сказал незнакомец. Его голос прозвучал как эхо чужой мысли в сознании старейшины.

— Да. Тебя зовут Фальт. Ты дух-охранитель лугов и полей.

— Верно.

— Но почему ты пришел? Почему… — И старейшина сам ответил на вопрос: — Только отходящие в иной мир способны осязать духов стихий, а простой человек лишь смутно слышит их голоса.

— Не всегда так случается. Ты знаешь, что что-то происходит в твоей душе. Скажи, зачем ты пошел с этими юношами? Мог бы их и оставить?

— Мог, но сердце велело.

— Вот и ответ на твой вопрос, зачем я здесь, — тихо и обыденно прозвучал голос Фальта в голове, будто он говорил об очевидных истинах. — Сердце велело? Нет, это древняя память просыпается. Когда-то ты был лучезарным духом, плененным тьмой. И твой путь, не только в этой жизни, но и в бесконечном разнообразии миров, есть движение из мрака к свету. — Фальт посмотрел в сторону. — Сейчас они принесут два бревна, и вы поплывете вниз по течению. Я знаю, в каком месте причалить к берегу, и это будет то место, где начнется новая жизнь.

— Ты — дитя стихии, а мудрость стихий превышает человеческую. Я не спросил разрешения срубить дерево у твоего брата Эльфа, извини.

— Ничего. Вам деревья нужнее, а о Шамнах, лесных духах, тоже не беспокойся. Они не причинят вам вреда. Я уговорил брата Эльфа, — успокоил Фальт. — Так что гневаться из-за срубленных деревьев никто не будут. Идите с миром. И да, слушай свое сердце.

Дух быстро растаял в утреннем воздухе.

Юноши вернулись. Они принесли бревна. Старейшина, глядя на то, как ловко держит один из них в руке топор, произнес:

— Когда причалим к берегу, надо найти камни и сделать копья и луки.

Юноши спустили поближе к воде первое бревно. Затем второе. Оно примкнуло к первому.

— Что вы там делаете? — удивленно спросил старик, стоя на высоком берегу и наблюдая за юношами, которые, вроде, пытались растащить бревна в разные стороны.

— У нас деревья сцепились, а как, сами не знаем. Хотим оторвать, но ничего не получается. Намертво. Там, в лесу еще одно срубленное бревно лежит. Мы сейчас его принесем. Это для вас, учитель.

— Погодите. Ничего не трогайте. Выволочите их на мель. А то, что в лесу принесите сюда. И срубите еще столько же. Мы соединим все вместе. Да, и сухих веток и гибких зеленых побегов не забудьте.

Так юноши и сделали. Несколько бревен соединили, получился плот. Охапку хвороста положили на край плота. Один управлялся с шестом, другой же скрепил несколько веток в факел.

Весь день три человека сплавлялись по реке. Они молчали, прислушиваясь к окружающим звукам, но стояла удивительная тишина. Лишь плеск воды, да стрекотание насекомых иногда нарушали ее.

Старейшина задумчиво смотрел вперед. Он вспомнил о беседе с Фальтом, тщился постичь, что значит «лучезарный дух, плененный тьмой», но память спряталась за непроницаемым покрывалом ночи, лишь в глубине блеснул слабый огонек истины. Края сознания, старик был уверен, коснулась истина, оставив след, но след оказался лишь беспомощным отголоском событий, о которых упомянул дух стихии. Поэтому старик молчал. Лишь когда Отец-Солнце прошел весь путь по небосводу, старейшина заметил Фальта на берегу. Ведение было недолгим, но старик все понял и велел юношам причалить к тому месту, где являлся дух.

Старейшина сошел на берег. Он вел себя уверенно. Юноши удивились его поведению. Со стороны казалось, что он шагал ведомый незримой силой, будто боги вдохновляли, ведь никто и никогда из их племени не был в этих местах.

Юноши остановились и осмотрели окрестность. Впереди простирались густые заросли, подобные пушистому ковру, что покрывал пологий холм. Люди вошли в чащу. Под ногами оказалась земля из камней и песка, и почти сразу они заметили среди зелени странное застывшее изваяние. Приблизившись к нему, увидели пещеру. Она с раскрытым зевом входа была похожа на чудовище, которое за непослушание неведомые боги превратили в камень.

— Здесь мы, пожалуй, остановимся, — произнес старейшина.

— Не опасно ли тут? — спросил один из юношей.

— Надо уповать на милость богов, но и с вами еще будет оружие. Смотрите, сколько камней. Выбирайте подходящие и делайте наконечники для копий и стрел.

Пока старейшина раскладывал вещи в пещере и молился богам, юноши обошли окрестность, подобрали нужные камни, а, вернувшись, увидели странную картину: их учитель сидел перед входом в пещеру с закрытыми глазами, а рядом с ним был виден человеческий глаз. Похоже, старейшина где-то отыскал кусок красной глины и нарисовал его на камне.

— Учитель, зачем вы нарисовали это? — спросили юноши, указывая на изображения.

— Это всевидящий глаз бога, это наш оберег. А теперь сядьте рядом. Я расскажу вам сон, который только что приснился.

И он поведал, что горные духи явились ему и предупредили, что место сие проклято, ибо по ночам сюда является Саблезубый — животное, одержимое Хаосом. Оно придет отдыхать в пещеру после охоты и не потерпит чужаков.

— Тогда, может, нам стоит уйти? — спросил юноша, но старик пронзил его ледяным взглядом и вымолвил непонятные слова:

— Сколько лет я был пленником господина тьмы, но мне удалось вырваться на свободу. Теперь я бегу от Хаоса, но не сегодня. Да и куда? Я пока не вижу дальнейшего пути. Поэтому останемся здесь. Духи сказали, что мы сможем победить его. А когда это случится, то пещера станет нашим домом на вечные времена, если захотим. Надо мастерить оружие и готовить ловушки.

Так они и сделали. Затем юноши сходили на охоту, принесли мелкой дичи. Незаметно подкрался вечер.

Когда же они сели перед костром отдыхать, старейшина произнес:

— А теперь смотрите. — Он взял кусок глины и подошел к каменной стене. — Я нарисую вам, что будет дальше.

Старейшина изобразил охоту на Саблезубого. Юноши сразу узнали себя. Вот они с копьями притаились в зарослях, вот, похоже, сам хищник. Он упруго и осторожно ступает на мягкие лапы. Зверь почуял чье-то присутствие. Осматривается. Приседает, готовясь к прыжку. Что он будет делать? Нападет или увернется от опасности? Но вот… Копье пронзает воздух. Оно промелькнуло со свистом и попало в бок Саблезубому. Животное легко ранено, оно еще опасно. И вот второе копье вонзается в шею. Хищник приседает и уже не может встать. А в этой части камня изображен мертвый зверь.

— Смотрите и запоминайте, — сказал старейшина. — Вот как я нарисовал, так и будет.

Юноши сосредоточено всмотрелись в рисунки на камне. В пляшущем свете костра казалось, что все на камне ожило, плоские фигуры наполнились объемом, со стен глянули на них картины будущего. И хочешь ты этого, или нет, но невольно веришь: да, так и случится.

Отец-Солнце покинул этот мир. Он вернется в следующее утро. А пока еще светел горизонт на западе, но уже опустился полумрак.

На исходе дня явился зверь одержимый Хаосом. Грузный и угловатый, он все ж ступал ловко на большие мягкие лапы. Прокрался и остановился. Повертел кудлатой головой и принюхался. Он почувствовал неладное, но вот легкий ветер унес запахи в сторону, и Саблезубый не смог почуять спрятавшихся юношей. Они, держа наготове копья, поджидали хищника. Хищник подошел к кострищу, опустил голову и шумно выдохнул. Угли оказались засыпанными землей. Животное насторожилось. Люди даже почувствовали, как напряглись мускулы Саблезубого. Он был готов к прыжку, готов молниеносно напасть, если тот, кто прячется слабее его, а если враг сильнее, готов защищаться.

Все случилось в долю секунды. Тихий свист копья, разрезав тишину, пронзил воздух, но зверь увернулся. Тут же еще одно копье задело ребра одержимого Хаосом. Саблезубый, заметив охотника, стремглав помчался в его сторону. Желтые холодные глаза дикой кошки вспыхнули в полумраке. Животное не ожидало еще одного стремительного удара сзади. Люди были с разных сторон. И третье копье вонзилось в загривок. Оно задело шейные позвонки. Зад хищника неуклюже осел. Юноша, что скрывался за спиной зверя, выбежал из кустов и стал добивать тяжело раненного камнями. Затем присоединился другой юноша. Уже не желтый свет, а кроваво-красный огонь заплясал в глазах хищника. Он вырвался алыми языками и заразил яростью нападавших.

— Остановитесь! Хватит! Он мертв! — закричал старейшина.

Юноши опомнились. Пред ними лежало мертвое животное. Окровавленная шкура — мешок шерсти с переломанными костями — распласталась на земле, не стало той пугающей мощи. Юноши не понимали, как они переступили ту грань, за которой пропало чувство реальности, когда зверь выпустил из себя дух Хаоса.

Юноши тяжело дышали.

— Все кончено, — тихо произнес старейшина.

Юноши заметили легкие раны, что остались на их телах. Но как зверь нанес их? Почему не почувствовали боли? Они бы не смогли ответить на эти вопросы.

— Скажите, учитель, — спросил один из юношей, — как вы узнали о тех ударах копья, что мы нанесли хищнику? Это было предопределено? Или вы управляли судьбой?

— А что есть судьба?

В ответ охотники растерянно пожали плечами.

— Что есть судьба? — настойчиво спросил старейшина. — Судьба — это там, где я не могу, где я не сумею ничего исправить. Каждый человек смертен, он не избежит этого. Вот это мы и называем судьбой. Ответьте себе на вопрос: могли мы убить одержимого Хаосом? Могли два человек в смертельной схватке с хищником выйти победителями? Я скажу: и да, и нет. Там, где вы были несколько мгновений назад, идет грань между «я могу» и «судьбой». Величие каждого человека не в том, чтобы следовать судьбе или самому творить ее. Величие в том, чтобы пройти по той грани, разделяющей судьбу и волю людей, скользнуть по лезвию жизни.

Старейшина устало сел перед звериной тушей. Старик, посмотрев в застывшие глаза хищника, облегченно выдохнул:

— Теперь это наше место. Хаос отступил, но он не дремлет. Я чувствую времени у меня мало, и смерть моя ближе, чем вы думаете.

— Как! — удивились юноши. — Разве вы не вернетесь в селение, когда передадите нам весь опыт?

— Вы слишком наивны для своего возраста. Неужели подумали, что я собирался вернуться? В моих-то годах. Я не обманул старейшин рода, они все поняли и без слов, они ведали, что так и случится. Обсуждая вас на совете, я прочитал в их взглядах понимание и соучастие. Предводители племени молчаливо разрешили мне быть с вами до самого конца.

Юноши испытали смешанные чувства. Они были рады и тоже время неловкость, ощущение вины сковали их речь. Наконец, один из них спросил:

— Учитель, что значили ваши недавние слова о пленнике тьмы?

— Ну-у. — Старейшина улыбнулся. — Надо развести костер и я расскажу вам одну историю о Прекрасноалом, жившем на звезде.

Глава 1

Их двое на краешке вселенной.

Они на нити между Да и Нет.

Окутаны тайной сокровенной,

Где смертна Тьма и бесконечен Свет.

Ручей нес тихую песню, журча и переливаясь мелодией, как тысячи колокольчиков. Он бледно-голубой лентой начинал путь в горах у нижних границ снежных шапок. Тонкие струи, шепча, прокладывали дорогу из-под толстого слоя фирна до небольшого озера. Оно было прозрачным и не глубоким.

Солнечные лучи, едва пробиваясь сквозь листву, переплетались с песней ручья. Казалось, не вода, а свет стекает по выточенному водой желобу. Камень влажно поблескивал.

Здесь всегда приятно отдохнуть. Забыть ненадолго о том, что сопровождало, и будет сопровождать тебя сквозь время. В полдень деревья хранили утреннюю прохладу. Можно присесть на камень, лежащий в тени. Их было много по берегу водоема.

Сатх, прижав колени к груди и обхватив их руками, сидел на камне. Он сосредоточенно всматривался в течение ручья, слушая журчанье, следил за игрой света, и ум Сатха витал где-то. Так проходило каждое утро. Он пытался уловить в этом что-то родное и близкое. Он полагал, тот сон или фантазию о старейшине и двух юношах явью. Да, это было когда-то. С чего такая уверенность? Он бы не ответил на вопрос.

Сатх, сбросив оцепенение, вспомнил, что его ждут дома. Встал и быстро покинул это место. И все ж печально было оставлять озеро, словно бросаешь друга.

Он пробежал узкой тропинкой, петляющей как змея, миновал жесткие заросли тростника. Взобрался на пологий холм, перевел дух и, увидев впереди деревню, снова отправился в путь.

Жители уже проснулись и занимались делами. Сатх прошел огородами, обнесенными низким плетеным забором и оказался на широкой улице.

Он прибежал к дому. Мать уже вышла его встречать.

— Сатх, где ты был? Хотя нет, не говори, я знаю. Ходил на озеро?

— Да, мама.

— И что ты там делал?

— Слушал ручей.

— Да? Что же он говорил тебе?

— Не знаю, мама, но что-то светлое и чистое, интересное.

Новая забава сына понравилась матери. Она, улыбнувшись, спросила:

— Сын, будто нельзя сходить позже на озеро и поболтать с ручьем. Днем, например.

— Нет, мама, именно когда просыпается природа, просыпается и ручей.

— Но ведь он течет всегда, даже ночью.

— Но просыпается его душа только утром.

— Все, заболтал ты меня. Иди. Отец ждет.

Дома сумрачно, но прохладнее. Внутренне убранство не блещет роскошью: темный большой ковер на полу, циновки в человеческий рост — кровати, рядом лежат валики, набитые пухом, в дальнем углу на низком табурете стоит ларь для хранения ценных вещей.

Отец Сатха заканчивал завтракать. Он взглянул на сына.

— Доброе утро, сын. Храни тебя Матерь Мира. Садись. Отведай. Опять был у ручья?

— Доброе утро, отец. Да, у ручья. — Глаза ребенка заблестели.

Сатх сел перед низким столом.

— Что-то ты все в облаках витаешь, и где твою душу Зумифь носит, а? Не знаю, выйдет ли из тебя хороший купец. Сомневаюсь. Твои склонности… Хм… Конечно, нечего пенять на детский возраст. Все такими были: непоседливыми фантазерами. Но подумалось, если б дали боги родиться тебе в духовной касте, то твои увлечения, я не только о ручье говорю, пригодились бы в будущем.

— Отец, а разве нельзя, когда я стану взрослым, перейти в другую касту?

— Почему нельзя, можно. — Но на лице мужчины появилась настороженность. — Возраст здесь не причем. Чтобы оказаться в духовной касте, нужен большой труд, а не только твое хотение или сиюминутный каприз. Впрочем, переход в любую касту всегда труд. Я хочу сказать, что духовное делание — самый сложный путь для человека. Это сродни походу в неизведанное. Велико дело земледельца. Он любит свою землю, он знает, как вырастить большой урожай, но это известно всем давно, ибо из поколения в поколение передаются секреты возделывания земель. Не надо думать об этом. Лишь люби Мать-Землю. Сохраняй плодородие ее тела. Сколько забрал, столько и верни. Так в любом деле. Но труд в духовной касте имеет иную природу. Ты не идешь проторенными тропами, нужно самому пережить мудрость прошлого. Когда ж закончишь питаться ею, то отдавать плоды начнешь не сразу, а через много-много лет, ближе к концу. Я не знаю, Сатх, понимаешь ли ты сейчас мои слова, но обязательно их запомни. Будешь ли в духовной касте, не будешь — не важно. Осознаешь когда-нибудь. Как ты говоришь? «Когда стану взрослым»? Вот тогда и придет понимание.

— Почему, отец, мне все ясно.

Отец добродушно прищурился и, сердечно посмотрев на сына, добавил:

— Не отвлекайся. Ешь.

Дальше они завтракали в молчании.

В голове Сатха закружились разрозненные мысли о ручье, о странном видении, что возникло из ниоткуда. Позже он вновь улучил время, чтобы побывать на озере.

Что-то тянуло его к этому месту, хотелось опять погрузиться в сказочный мир, слушать журчание ручья, шелест листьев и пение птиц. Он порой ловил себя на мысли: «Вроде, знакомое место. Может, в одной из предыдущих жизней я жил неподалеку?» И все-таки это казалось невероятным. Сатх видел ручей раньше? Ему еще мало лет, и кроме дома и окрестностей он ничего не знал, ну, еще видел не раз городскую площадь, когда ходил с отцом на рынок торговать рыбой. И все. Но почему озеро и ручей возбуждали щемящее чувство потерянного рая?

Сатх различил звук шагов. Кто-то ступал осторожно. Песок тихо хрустел. Он обернулся и увидел девочку, подошедшую к озеру. Она, словно не замечая его, зачерпнула воды, поставила кувшин на плечо и вдруг бросила веселый взгляд на Сатха.

— Здравствуй, — прозвенел ее голос серебряным колокольчиком.

— Здравствуй, — осторожно произнес он, разглядывая незнакомку.

Она улыбнулась.

— Меня зовут Мирна, а тебя?

— Сатх.

— Это хорошо. — И Мирна ушла, растворилась будто видение.

Сатх припомнил ее движения. Они оказались скупыми, но ловкими и быстрыми. В памяти запечатлелось все как в тумане. Вот Мирна наклоняется к глади, ее лицо отражается на зыбкой поверхности и тут же исчезает в ряби, зачерпывает воды, ставит кувшин на плечо — все движения наполнены красотой. Они плавны. Короткое мгновение встречи длится и длится, и вновь начинается сызнова, повторяется как загадочный сон.

И, конечно, мать не могла не заметить странную задумчивость сына, когда тот вернулся домой с озера.

— Сатх, о чем ты думаешь?

— Я на озере видел девочку. Она пришла за водой. Ее зовут Мирна.

— Мирна? Уж не та ли… — теперь задумалась мать.

— Кто она?

— Возможно, дочь куратора Амата Нея. Ней — древний род. Помнишь, я тебе рассказывала историю объединения Гондваны? Прапрадед Мирны — куратор, что служил при Дионе, последнем властителе западной части страны. Затем восток и запад стали единым целым. Но почему, Сатх, ты задумчив? Она тебе понравилась?

— Не знаю. Я…

Сатх смутился. Он не нашел нужных слов. Понравилась ли она? Привлекла внимание — да, но ему представилось, что Мирна — краешек дивного мира, сладкий ломтик странного воспоминания о потерянном рае. Еще один эпизод той забытой жизни. Среди пения птиц, шелеста листвы и голоса воды она словно явилась из тех загадочных мест.

Но задумчивость Стаха развеяли друзья. Они вернули его к действительности. Астар, Зарэт и Ригз пришли и позвали с собой.

Отец, вернувшись, спросил:

— Руи, где сын?

— Ушел с друзьями, Вирн. Знаешь, Сатх видел Мирну.

— Дочь куратора Ган-Дион-Тира? — Руи кивнула. — Неудивительно. Их дом, насколько мне известно, неподалеку. — Вирн сосредоточено посмотрел в глаза жены и улыбнулся. — И что он сказал о ней?

— В том-то и дело, что ничего определенного. Он после встречи с ней сам не свой. Задумчив. Может, он влюбился?

— В таком возрасте? Нет, просто Мирна ему понравилась и все.

— Уверен? — и в голосе Руи прозвучали те ноты, которые мог понять только Вирн, ибо это касалось его прошлого. Он впервые увидел Руи в детстве. Затем были встречи и расставания, но петляющие дороги судьбы не захотели окончательно расходиться. Они настойчиво смыкались, чтобы однажды переплестись.

Не нужно было объяснений. Вирн понял без слов намек Руи. Но теперь ему показалось на мгновение, что прошлое воскресло опять. История повторяется. На этот раз с Сатхом.

На следующий день отец и сын пришли к морю. Рыбацкая лодка и сети уже ждали их, и водная стихия приветствовала. Бескрайний простор духов Лиму раскинулся перед ними. Синее море, пронизанное лучами солнца, убегало к горизонту, где сливалось с небом, и оно казалось продолжением водной глади. Не ясно было: лазурный ли купол проливался на землю, или море стремилось ввысь?

Вирн взял с собой несколько помощников — наемных рабов, и все вместе, отчалив, проплыли по знакомым местам, а, вернувшись, Сатх, увидев друзей, отпросился у отца. Отец лишь сказал: «Хорошо, иди, но не забывай, завтра идем на рынок».

— Привет, Сатх, — сказал Астар. — Мы тут одну игру придумали. «Последний бой» называется.

— Я не люблю войну, — ответил Сатх.

— Ну, это не об этом. Это я так назвал, просто. Мы решили разыграть последние дни двух царств.

И Астар рассказал о театрализованном представлении, что видел в столице. Там на арене юноши и девушки танцевали переодетые в богов и людей. Казалось, боги были незаметны. В цветном кружении жесты их и перемещения терялись средь мистического пляса жизни, но Хаос, Матерь Мира и духи с ними незримо присутствовали в театре мистерий. Они всегда рядом. Люди не слышали и не видели их, но чувствовали сердцем и разумом. Танец без слов, лишь жесты: мягкие и плавные, жесткие и резкие — все они выражали эмоции и указывали на чьей стороне персонажи. Ломаные движения рук и резкие выпады корпуса, будто тело пыталось пробиться сквозь невидимую сеть, опутавшую духов — это служители Хаоса. Свободные и непринужденные — духи Матери Мира.

Именно это и предложил Астар. Зарэт и Ригз принесли высохшее дерево.

— Это будет началом всего, — пояснил Зарэт с серьезным видом, хотя так никто до конца и не понял, что под этим подразумевал он.

Толстую узловатую ветвь поместили в центре круга. Астар начертил на песке границы арены.

— Нет, а все же, что такое начало всего? Не Хаос же? — поинтересовался Ригз.

— В школе узнаешь, — нетерпеливо ответил Зарэт.

И они начали…

«В стародавние времена велась война между властителями: Дионом и Тиром. Она шла давно. Никто не помнил, когда она началась. Еще не было на свете тех правителей, а люди враждовали. Война стихала и разгоралась вновь. Случался краткий мир, но Хаос, алчущий крови и человеческих мучений, опять нашептывал властителям планы победоносных боев. Его не волновало, за кем будет победа, важно чтобы кровь лилась постоянно. Так и длилось бы это до скончания времен, если б у Диона не было дочери Иады, а Тир однажды не пожелал воочию насладиться ее красотой. Для этого он со своим слугой Уоллой под видом странствующих мудрецов отправился в Дионию…».

Уолла зашел в комнату и разочаровано осмотрел обстановку. Его взгляд остановился на ложе. Он снял верхнюю одежду и лег. Покои на самом деле ему понравились. Все его разочарование относилось лишь к упущенной возможности. Ведь Дион сам вывел беседу на разговор о дочери, а Уолла не смог направить речь в нужное русло. Мысли беспомощно заворочались. Он не сумел придумать, как добраться до покоев Иады, да и как узнать где они? Он прикрыл веки, пытаясь успокоиться, но вдруг услышал резкий звук «пхе!», похожий то ли на чихание, то ли на кашель, но это был короткий ехидный смешок, донесшийся со стороны окна. Уолла открыл глаза и посмотрел в ту сторону. На окне сидело странное существо. Не животное, конечно, а миниатюрная копия человека. Незнакомец оказался ростом в локоть.

Он вновь усмехнулся:

— Пхе! Уолла, ну, я долго ждать буду? Чего смотришь? Уз не видел?

— Ты…

— Да-да, это я. Дух, который сближает человеческие сердца. Уз, очень приятно.

— Я сплю?

— Естественно! Если бы я разговаривал с тобой наяву так громко, дворцовая стража бы насторожилась. Соображай!

Уз опять хихикнул. Черты его лица оживились.

— Зачем ты пришел? — спросил Уолла.

— Догадайся! О чем ты думал, перед тем как уснуть? — И дух подмигнул.

— О том, как найти покои Иады, проникнуть в них незамеченным.

— Вот именно. Чтобы передать ей письмо от Тира, твоего властителя, верно? Я пришел помочь в этом деле.

— Ты заинтересован в соединении сердец моего господина и дочери Диона?

— Ах, зачем так официально и сухо?! Как будто мы с тобой не о любви говорим, а о покупке земель. А вообще, да, заинтересован. Но не только я. Бери выше. — Уз опять подмигнул.

— Матерь Мира?

— В точку! Короче, просыпайся и следуй за моей бабочкой. На стражников я наведу морок.

И после этих слов Уолла очнулся, как от резкого толчка. Он заметил на противоположной стене белое пятно. Оно то сползало, то поднималось, петляя. Подойдя ближе, он увидел бабочку молочного цвета. Откинув ткань, закрывающую вход в комнату, Уолла стал ждать. Насекомое вспорхнуло и вылетело из покоев. Легкий шлейф из сверкающей пыльцы остался за бабочкой. Уолла последовал за ней. И вот через пару минут он стоял перед глухой деревянной дверью. Насекомое замерло на стене рядом и исчезло. Слуга осторожно, все ж опасаясь привлечь внимание, вкрадчиво постучался. Дверь приотворилась.

— Здравствуйте, госпожа.

— Это вы? — удивилась Иада.

— Откуда вы меня знаете?

— Я видела вас в саду, странник. Зачем пожаловали?

— Передать письмо. Только ничего не спрашивайте. Я лишь исполнитель чужой воли, — произнес Уолла и, протянув девушке свиток, не дожидаясь слов ее, отправился в свои покои.

Иада, закрыв дверь, прочитала следующее:

«Божественная Иада все знают о вашей красоте, но к чему молва? Она не стоит внимания. Что толку слышать о вас? Лучше один раз увидеть, чем мучить себя незнанием всю жизнь. Посему я возжелал лицезреть Вас. Но Вас, наверно, поражает та дерзость, с которой я высказываю свою просьбу. И это потому, что у меня мало времени. Не нужно ничего говорить человеку, передавшему письмо. Достаточно ваших действий. Приходите сегодня к северной стороне дворца. Если вы не придете, то я все пойму, не нужно объяснений. Не имеет значения, какой вы сделаете выбор, правота будет на вашей стороне».

«Значит, — удивилась девушка, — Уз не обманывал, говоря о таинственном незнакомце и его верном посланнике?»

Что ожидает девушка, когда ее ум занят письмом и подкрался вечер, навевающий сладкие мечты? Она ожидает будущую встречу. Уже нет сил, чтобы побороть любопытство.

Иада под защитой полумрака незаметной тенью проскользнула в северное крыло дворца и покинула его. Осмотрелась. Природа хранила молчание, но сейчас оно воспринималось иначе. Она почувствовала в нем тайные знаки. Но где же этот незнакомец? А, может, это все обман, пустышка или чья-то злая шутка? Девушка решительно повернула назад, но задержалась, услышав шелест листвы. Это был не ветер.

— Иада? — следом за шелестом прозвучал тихий мужской голос, такой бархатный и нежный, как сам южный вечер, что терпким настоем обволок мир.

Она обернулась, увидела силуэт и выдохнула:

— Да.

Девушка осторожно сделал пару шагов навстречу, убеждая себя не бояться. Ведь Уз не мог обмануть.

— Зачем вы прячетесь? Здесь никого нет. Я же почувствовала ваше присутствие, — Иада заговорила смелей: — Для чего столько времени скрываться? Боялись? Знаю, вы — странник, как и тот, кто передал письмо.

— В моем послании, все сказанное — правда, и нет ни капли лжи. Я лишь хотел увидеть вас.

— Вы странный. Как же сейчас, хоть и вблизи, вы разглядите меня? Ночь же.

— Мне хватит сумрака. Порой незачем смотреть, если можно чувствовать.

— Отец часто говорил, что странствующие мудрецы не от мира сего. Как ваше имя?

— Зачем оно вам?

— Я все равно его узнаю. — Иада задумалась и оборвала сладостную нить встречи: — Хорошо, приходите завтра в тоже время и на тоже место.

Вернувшись, девушка вспомнила о письме, нашла его и сожгла.

В эту ночь она спала особенно крепко, а, пробудившись утром, не вспомнила, что снилось ей. Целый день прошел в предвкушении будущей встречи.

Для следующего свидания Иада выбрала темно-лиловое одеяние. Оно было легким как воздух. Наряд окутал полностью фигуру, лишь тонкий поясок обозначил осиную талию. Девушка спрятала и лицо. Остались чуть открытыми смуглая коричневая кожа широких скул и миндалевидные слегка раскосые глаза.

Иада посмотрела на себя в зеркало. Убрала ткань с лица. Пригляделась. В мерцающем свете, казалось, кожа отливала золотом, а в уголках пухлых губ заиграла лукавая улыбка. Иада вспомнила, как впервые надела этот наряд на праздник Матери Мира, как сидела рядом с отцом в царской ложе и наблюдала за танцем юношей и девушек на арене. Танец походил на зачарованный пляс огня. Лиловые языки пламени — стройные девушки в полупрозрачных одеяниях, а рядом с ними — крепкие и прекрасные фигуры юношей в красных нарядах. Лиловое и красное. Женское и мужское начало слились в первые минуты осторожно, целомудренно, будто нарождающаяся жизнь делала первые робкие шаги. Но все сильней и сильней ее захватывал вихрь любви, страсти. Ритм барабанов участился. Бубенцы загремели, рыдая, в руках музыкантов. Перед глазами замелькало так, что не различить цветов. Психоделическая какофония красок вскружила голову. Лиловые ткани коснулись алых, и вдруг из толпы появилась девушка, одетая в зеленый наряд. Это природа. В союзе женского и мужского родилась природа. Мистический танец был окончен.

Иада отогнала воспоминание. Она вновь прикрыла лицо тканью и покинула комнату.

Тир уже ждал ее в условленном месте. Он посмотрел на девушку сосредоточено, будто проверяя, она ли это. Цвет одеяния лишь угадывался в полумраке.

— Иада, почему вы облачились в такой наряд? Разве сегодня праздник?

— Почему бы и нет, — она отвела взгляд в сторону. — Когда я шла с первого свидания думала, что ты — поэт. Они странствуют по Гондване, читают стихи.

От Тира не ускользнуло то, что Иада перешла на «ты».

— Нет, — ответил он. — Но я встретил одного из них по пути сюда. Знакомство оказалось мимолетным, но запоминающимся. Случилось это ночью. Он вышел к моему костру, мы побеседовали. Странник прочитал стихи и покинул меня. Знаешь, мне показался, этот случай похож на судьбу поэтов и на судьбу тех немногих, как он. Они рождаются, будто из небытия. Их никто не ждет, но по велению богов поэты являются в наш мир, радуют творениями, мы привыкаем к ним, а затем покидают неслышно и незаметно, словно уходят в ночь.

Иада промолчала.

— Ты слушаешь меня? — спросил Тир.

— Да-да. Я вижу, ты красноречив. Ты многое знаешь, но не понимаю, зачем скрываешь имя. Ты не похож на человека преступившего закон. Только они скрываются под маской.

— Объясню позже. Обещаю. Теперь мне достаточно лишь видеть тебя.

— Когда-то наши встречи закончатся. Ты так и уйдешь, не сказав имени?

— Если прикажешь.

— Я хочу видеть тебя завтра на этом же месте. А теперь скажу: «До встречи».

Иада не хотела проводить долгих свиданий с незнакомцем. Ее отсутствие могли бы заметить дома, но даже если бы не было преград, она не захотела сейчас долгих разговоров. Каждая короткая встреча виделась ей маленьким глотком жизни. Не нужно делать больших глотков, иначе все кончится быстро. Иада старалась не потерять вкуса нового знакомства.

Она удивилась себе: никогда бы раньше не подумала, что способна на такое. Свидание с неизвестным, имени которого еще и знаешь?

Но ей и не хотелось срывать маску с человека, поэтому в следующую встречу заговорила об ином:

— Я хочу знать больше. Где ты был до того, как оказался здесь?

— В Тирии. Там мой дом.

— Видел ли ты властителя той страны?

— Да, — настороженно ответил Тир, ожидая, что речь пойдет о нем.

Она же вдруг спросила:

— А как он относится к войне? Не знаешь? Просто я подслушала разговор моего отца с твоим другом. Он выступал за объединение западной и восточной Гондваны.

— Я не знал…

— Это довольно странно, — задумчиво произнесла Иада. — Мудрецы пользуются уважением в Гондване, но они не вмешиваются в политику и отрешены от мирских дел.

Тир нахмурился. Было двойственное ощущение. Уолла за его спиной зачем-то затеял опасную игру, ведь Дион мог и раскусить пришедшего к нему странника, и тогда бы Тир не увидел Иады. Но и в то же время ничего удивительного в речах Уоллы не оказалось, властитель давно думал о союзе двух стран и делился этими мыслями со слугой. Но зачем без его ведома Уолла сделал это? Вот что раздражало.

— Твой отец в праве сам решать: мир или война, — скрывая эмоции, произнес Тир.

— Я бы сама хотела мира… Кстати, Вирн Кой, тоже странствующий мудрец, был как-то у нас, и отец беседовал с ним. Он говорил о сыне богов, о единой Гондване. Странно, все мудрецы говорят об объединении.

— Расскажи мне о той встрече.

Иада рассказала о том, что ее отец спросил Вирна:

— Кем же будет сын богов?

— Будет великим учителем. Скоро придет он. Но я точно не знаю когда.

— Учителем? — недоверчиво переспросил Дион. — А знаешь ли ты, что по гондванской земле ходят десятки великих учителей душ. Так чем же сын богов станет отличаться от них?

— Он соберет все семена знаний и рассеет их за пределами Гондваны. Он станет духовным отцом народов, что появятся позже, о рождении и многообразии которых мы можем только догадываться. Все эти народы будут его потомками и наследниками, но и сам сын богов даст новое знание, и оно распространится по всей земле.

— Я помню, ты говорил о других воплощениях великого учителя.

— Об этом знаю мало. Ведаю, что он будет расти от славы к славе.

— А если Хаос вмешается?

— Матерь Мира хранит его.

Но Иада еще не успела закончить истории, как неизвестно откуда возникли стражники и схватили ее и Тира.

Дион отвлекся от воспоминаний и подумал: «А по какому поводу я… Ну да, Вирн говорил о воссоединении Гондваны, также как и Уолла. Жаль, он ушел. Теперь вряд ли его разыщешь. А ведь как красиво вел разговор! Но ничего, Тиру не удалось скрыться. Попался. Не поверил я вначале слугам, что Иада тайно встречается с кем-то. Но теперь все. Мир будет заключен на моих условиях. Чтобы упрочить его я попрошу себе часть островов Тирии в обмен на свободу их правителя. Конечно, в будущем это грозит новой войной, но… Не моя головная боль. Трон займет другой властитель, он и станет разбираться. Сейчас же мне нужны только два человека: посол и писарь».

Мысли Диона прервал глава стражи. Он, остановившись у входа в зал, поклонился и произнес:

— Властитель…

— Говори.

— Ваша дочь желает с вами встретиться.

Дион поморщился, но сказал:

— Хорошо. Приведи ее.

«Но зачем? Просить прощения? — удивился он, пройдя на середину тронного зала. — Хотя… Что же, всему свое время. Возможно, пора и просить прощение. Как ни странно, я не держу на нее зла».

Появилась Иада.

— Ты что-то хотела сказать? — бархатный голос отца прозвучал тихо и нежно.

— Отец, ты сам знаешь.

Дион внимательно посмотрел в глаза дочери. Нет, не прощения пришла она просить. Взгляд спокоен, холоден и целеустремлен. Так не смотрят, когда приходят виниться в содеянном.

— Неужели о Тире? — не веря, произнес отец.

— Да. Отпусти его.

Властитель еще больше удивился. Он думал, что просчитал все варианты, но эта фраза подобна подводному камню, пощечине или царапине на сердце. Дион скрыл эмоции. Он стал разглядывать дочь, словно перед ним каменное изваяние — красивое и изящное, но холодное и бездушное.

— Иада, — тяжело слетело первое слово. — Ты беспокоишься о Тире? Знай, я не причиню ему вреда. Не настолько я глуп. Конечно, отпущу его, но позже. Сначала отдам распоряжение послу, чтоб отправлялся в Тирию. Надо заключить мир. Понимаешь? Они нам — мир на моих условиях, мы им — Тира.

— Но честно ли так поступать?

— О чем ты? — отец нарочито придал голосу удивление.

— Вряд ли мир будет долог.

— Мир всегда хрупок. Или ты думаешь, что властитель Тирии нарушит слово?

— Нет.

— Погоди, а откуда такая уверенность?

Дочь не ответила.

— Я, Дион, властитель Дионии, знаю, как лучше, — прозвучал ледяной голос. — Логика власти говорит, что нужно поступить именно так, а не иначе. Логика сердца здесь не уместна, если ты это подразумевала под своим молчанием.

Дион собрался сказать, что беседа окончено, но продолжил тем же бесстрастным тоном: