Дар красноречия — настоящее богатство!

Предисловие

Выраженная в сказках народная мудрость, является наиболее точным отражением культуры народа. Однако, что означает термин «народная мудрость»? Даже на современном уровне развития технологий, с учётом всеобщей компьютеризации и активного внедрения сети интернет, «коллективный разум» — всё ещё фантастика, хотя и осязаемая. Статус «народного» произведение приобретает лишь, когда забыто имя автора.

Имя автора книги «Дар красноречия — настоящее богатство!», к счастью, не забыто. Нигерию, родину Альхаджи Абубакара Имама заслуженно называют «Гигантом тропической Африки». Она занимает огромную территорию в Западной Африке, к югу от пустыни Сахара. Своим извилистым бегом её пересекает одна из Величайших рек мира — Нигер, впадающая в Гвинейский залив, который омывает южные пределы страны. Нигерия играет важную роль в определении политики Организации Африканского Единства.

Недра Нигерии полны природных богатств, а население богато разнообразными культурными традициями. Его составляет более двухсот пятидесяти народностей и этнических групп. Значительная часть в составе граждан принадлежит народности хауса, славным представителем которой является и Альхаджи Абубакар Имам.

Долгое время Нигерия находилась под протекторатом Великобритании, поэтому английский язык является одним из государственных языков Нигерии. Альхаджи Абубакар Имам, учитель английского языка в одной из школ города Кацина, расположенного в Северной Нигерии, написал свою книгу на хауса, чтобы она была доступна и тем, кто не знает английского языка. Он решил сделать обучение и воспитание увлекательной сказкой, а увлекательную сказку поучительной.

Движимый величайшей любовью к своему народу, Альхаджи Абубакар Имам видел его перспективы в правильном воспитании детей. Он считал, что даже во имя достижения высоких целей не стоит подавлять волю ученика муштрой, иначе из него получится лишь исполнитель, и никогда самостоятельный, инициативный, и ответственный человек. И только обличённый доверием учителя ученик может проявить самостоятельность и инициативу в учёбе. Такой ученик, как правило, становится достойным уважения человеком.

Возможно, именно воспитанные на общечеловеческих ценностях, содержащихся в книгах Альхаджи Абубакара Имама люди, и привели страну к независимости, которую Нигерия обрела в 1961 году. Язык хауса стал вторым государственным языком лишь в девяностые годы двадцатого столетия. В то время как благодаря помощи муниципалитета города Кацина, высоко оценившего актуальность и полезность данного труда и выделившего средства на издание книги ещё в 1937г., «Дар красноречия — настоящее богатство!» стала одной из первых книг, изданных в Нигерии на языке хауса.

Издательское дело, в то время не могло быть доходным в стране, где большая часть населения безграмотна. По этой же причине в Нигерию не ввозили книг, изданных за рубежом. Это обстоятельство даёт основание утверждать, что сюжет, напоминающий своей конструкцией сюжет сказок «Тысяча и одна ночь», является оригинальным изобретением автора.

Ещё одной важной отличительной особенностью «Дар красноречия — настоящее богатство!» является универсальность мудрости, заключённой в ней. Она вооружает людей методом распознания ситуаций, которые могут нанести им серьёзный вред и уберечься от них, не совершив необдуманных поступков. Иными словами, сказки обладают обучающим свойством.

Впервые изданные Северо-Нигерийской издательской компанией в городе Зария в 1937 году, сказки Альхаджи Абубакар Имама в трёх томах приобрели широкую популярность среди населения Нигерии говорящего на хауса, и переиздаются до сих пор.

Прогресс общественного развития позволил ещё в нынешнем столетии сделать книгу, написанную на языке африканского народа, название которого не известно абсолютному большинству граждан России, доступной в нашей стране. Это ещё один признак сближения народов независимо от расстояния, разделяющего их страны, разницы религий и культур. Ещё один шаг к всеобщему взаимопониманию.

Автор перевода Косоруков О. П.

Дар красноречия — настоящее богатство!

Правителем одной страны в давние времена был великий шах Абдуррахман данДа — сын. Дан Альхаджи — сын Альхаджи. Альхаджи. Среди соседей он заметно выделялся своим богатством, даже рассказы о котором, у слушателя вызывали удивление. Если же, кому-то доводилось бывать у Абдуррахмана во дворце, то, пораженный великолепием его убранства, гость в изумлении столбенел у самого порога.

Несчастного, решившего поведать о сказочном богатстве шаха, собеседник непременно принимал за фантазера, поскольку и рассказ о нём, не умещался в пределах человеческого воображения.

Войско шаха было огромно и хорошо вооружено. Воины Абдуррахмана были отважны, сильны, и так искусны в военном деле, что с легкостью одерживали победы над самым многочисленным врагом. Слава о победах шаха намного опережала его войско в военных походах. Зачастую неприятель объявлял о сдаче на милость победителя без боя, узнав лишь, что Абдуррахман намерился двинуть своё войско в его направлении.

Но, ни богатство, ни могущество и слава не радовали шаха. Всё казалось тленом, поскольку на «Тот Свет» не заберёшь, а наследника у шаха не было. Не послал ему Аллах ни брата, ни сына. Любимая жена подарила Абдуррахману дочь на первом же году их счастливой жизни. Но дочь, известно всем — «отрезанный ломоть». Выйдя замуж, она покинет отчий дом.

Мысль, что после смерти лишь часть богатства поделят между женой и дочерью, а остальное отправится в казну, к тому же, и казна, и трон, волей Аллаха, достанутся тому, кто попроворней, делала жизнь Абдуррахмана безрадостной, а тоску в ожидании смерти безутешной. Сияние мирских благ, ниспосланных Аллахом, не рассеивало непроглядного мрака ночи, царившего в душе шаха.

Время шло. На все воля Аллаха! Выдав замуж дочь, шах, через срок известный, отпраздновал рождение внука, нарекли которого Махмуду. В честь младенца Абдуррахман устроил пир на всё царство. Он радовался рождению внука искренне и безгранично. Одно лишь омрачало его радость: внук не мог наследовать престол. Вновь и день, и ночь овладевала шахом мысль о том, что после его смерти престол не будет унаследован по кровному родству.

Велик Аллах! Совсем недолго шах пребывал во власти горя. Однажды, утром, аудиенции у шаха добился некий дервиш. Представ пред троном, он изрек:

— Великий шах! Я получил знамение… Аллах послал меня сказать тебе, что если снова ты хочешь стать отцом, то должен собрать в пятничной мечети сорок мудрецов. Они должны усердно за тебя молиться сорок дней и сорок ночей, взывая к милости Аллаха. К исходу срока Аллах, Великий и Всемогущий, пошлет тебе сына.

За это предсказание шах повелел вознаградить пророка золотом и новыми одеждами, но тот с поклоном отказался их принять, сказав, что не пойдёт подарок впрок, когда получен лишь за то, что сам Аллах определил исполнить как священный долг правоверного мусульманина! И, поклонившись шаху, вышел.

Что тут началось! После визита пророка, принесшего благую весть, солнце не успело на закате вторично в багрец окрасить горизонт, как слуги шаха собрали во дворце сорок наимудрейших и почтеннейших старцев царства.

Шах под большим секретом поведал им о предсказании пророка. Затем призвал молиться за свершение судьбы, закончив свою речь напутствием: «И, да услышит вас Аллах!»

«Аминь!» — ответили мудрецы и отправились в мечеть.

Хвала Аллаху! Пророчество оказалось верным! К назначенному сроку жена Абдуррахмана понесла, и в положенное время родила мальчика, здорового и несказанно красивого.

О, Аллах! Самая большая книга в мире не уместила бы в себе подробностей рассказа о торжестве по случаю рождения наследника шаха, и описания блюд праздничного пира, устроенного Абдуррахманом в честь рождения сына. На торжестве народу объявили, что принца нарекли Мусой. (Подданные должны привыкнуть к имени своего будущего правителя, задолго до его восшествия на престол!)

Воистину, Аллах и всемогущ, и всемилостив! В один и тот же год он даровал Абдуррахману и внука, и сына! Счастливый шах любил детей безмерно! Он «плясал под их дуду»: выполнял любую прихоть! Потакать же сыну Мусе стало его излюбленным каждодневным занятием.

Через два года, когда мальчиков перестали кормить грудью, шах Абдуррахман повелел воспитывать их вместе. «Веселей играть вдвоем», — рассудил он.

Когда свели детей, то оказалось, что они как две капли воды похожи друг на друга. Их можно было бы принять за близнецов, поскольку невозможно было отыскать хотя бы маленькую родинку, отличавшую одного от другого. И стали их воспитывать как братьев. Махмуду с Мусой и привязались друг к другу, словно братья. Один не мог и часа прожить без другого!

Блаженству шаха не было конца! Сознание, что есть прямой наследник, сделало его щедрым и великодушным. Каждым указом он обильно проливал благодать, на своих подданных. И все же, среди подданных имелся тот, кто не испытывал ни радости, ни уваженья. Это был визирь. Да и с чего бы ему было ликовать? Ведь по закону именно ему достался бы престол, не будь у шаха сына…

До рождения Мусы визирь и день, и ночь молил Аллаха скорей «призвать на суд душу своего раба Абдуррахмана», в надежде унаследовать престол. Аллах, «увы», не внял его молитвам! Неправедной мольбе наперекор, он даровал Абдуррахману сына.

Визирь возненавидел малыша задолго до его рождения: еще, когда мать носила его в чреве. Рождение же Мусы наполнило злобное сердце визиря такой лютой ненавистью, что он трепетал от ярости не только, когда видел мальчика, но даже, когда слышал его имя. Эта ненависть свела его с ума. В мечтах о троне он решил, во что бы то ни стало извести законного наследника. Забыв о чести, он ступил на путь измены.

Пятнадцать долгих лет, с рождения Мусы, визирь всё ждал удобного момента, когда, избавившись от наследника, он сможет завладеть вожделенным престолом. Однако на мятеж решиться он не мог, поскольку в целом царстве вряд ли нашлось бы нужное количество врагов Абдуррахмана, собрав которых, можно было бы идти в открытый бой… Для подлого убийства шанса не было вообще, поскольку шах ни на мгновение не упускал детей из поля зрения. Однако, ни препятствия, ни страх не заставили визиря отказаться от заветной цели. Коварство только глубже пустило корни в его душу. К тому же, стало утончённей и хитрей!

Наконец, по воле Аллаха или Шайтана, визирь понял: «Вряд ли мне удастся расправиться с Мусой иначе, как заманив его в ловушку. Уж я тогда найду достойный способ расправиться с мальчишкой! — рассуждал он, — а если же удастся разлучить его с Махмуду, то успех мне гарантирован вдвойне! Поскольку эти парни чересчур привязаны друг к другу, Муса, я полагаю, будет сильно переживать разлуку с „братом“. А у меня достаточно коварства подбить „мальчишку“ на бегство из дворца. Тем более, для встречи с „братом“… Когда же, за воротами дворца, до него дойдет, что он оказался в моей власти, будет поздно…» Визирь угрюмо усмехнулся и даже топнул, злорадствуя, ногой. Теперь, когда придуман способ стать шахом, осталось разработать план, как удалить Махмуду из дворца. Затем, избавив Мусу от бдительного и неусыпного родительского ока, заставить его выйти за ворота…

Дни тянутся смолой для тех, кто ждет, но вихрем мчатся для того, кто лавры славы жнёт! Как-то раз визирь повел беседу с шахом. Начав с каких-то пустяков, он незаметно перешел к беседе о войне и войске. Когда привлек внимание к теме, сказал: «Великий шах! Да будет мне дозволено сказать?! Мы зря уверены в своей военной силе! А наше безразличие к войскам опасно! Уверовав в свою непобедимость, мы забыли, что воины стареют, как и все… А мы, Аллах — свидетель, новых не готовим. Случись врагу напасть, без свежих сил мы будем биты!»

«Скажи, с чего бы это, вдруг, ты начал разговор о войске и о войнах? — удивился Абдуррахман. «С нами в мире все шахи и эмиры пограничных царств и княжеств. Стало быть, мы на защите не только наших войск. Нас охраняют и войска соседей! Чтоб к нам попасть, необходимо их заслон пройти… А мы всегда готовы прийти на помощь своим соседям, и вместе одолеть врага!

Посуди сам: какое дело нам до устремлений, которые направлены не на нас! Соседи, в этом я уверен, становятся смелее, имея крепкий тыл моей поддержки! Так что, не волнуйся! Все продумано до мелочей! Напасть на нас не так-то просто!»

«Всё может быть продумано одним только Аллахом! — философски возразил визирь, — да и негоже хорошему правителю почить на лаврах в мире! Войска, бездействуя, теряют выучку, сноровку, силу! Неосмотрительно монарху строить оборону своего царства, уповая на благочестие соседей, и не уделяя внимания собственным войскам. А ну, как кто-то из соседей войдет в сговор с врагом?.. Кто знает: у кого, что на уме?! А наши испытанные воины дряхлеют! У новых воинов нет опыта в боях! Без подготовки они, вряд ли, способны защитить самих себя! Не лучше ли, спустившись с заоблачных высот, заняться монаршим делом. Пора серьезно отнестись к обучению войск!»

Но все старания визиря не смогли вернуть Абдуррахмана в реальный мир. Шах рассмеялся и нехотя промямлил: «Не вижу смысла волноваться?» Он не был расположен, продолжать, затеянный визирем, разговор. «Разве мы сейчас менее сильны, чем раньше? Разве не в силах защитить себя от врага? У нас отличный воевода! А всадники готовы без устали скакать в атаку, лишь только им укажешь на врага!..»

«О, Владыка! — не унимался визирь, — очнись от благостной дремоты! И воевода, и всадники, и пехота, конечно, были бравыми воинами во времена твоей молодости! Сейчас же это немощные старцы!» Тут, сам Шайтан, наверное, указал визирю ловкий ход.

«Взять, к примеру, воеводу. Ему уже давно за шестьдесят! Он слаб не только телом, но и волей… И, да простит меня Аллах, умом. Его удел — лежать на ложе да рассказывать юнцам о своих былых победах. Великий шах, уже давно пора подумать о его замене! Не кажется тебе удачной мысль, назначить воеводой твоего внука — Махмуду! У него хорошие задатки: он брав, силен, умен и ловок! Направь его в войска… Пусть перенимает опыт и обучается военному искусству. Возглавив войско, он сперва станет твоею „правою рукой“, затем защитой и опорой сыну».

Сработало! Муса, игравший рядом, сразу вмешался в разговор, чем подтвердил расчёт визиря. Тоном властелина, не терпящего возражений, он заявил: «Отправить в войска Махмуду, означает, что я останусь во дворце один. Да, не бывать такому! Я этого не потерплю! А вместе мы — куда угодно! Хоть изучать военное искусство! Хоть воевать!»

Визирь многозначительно покачал головой и, прищелкнув языком, воскликнул: «Волей Аллаха тебе ниспослано наследовать престол! А это значит, суть твоя — повелевать, тогда как у других — повиноваться! Твое ли дело на коне скакать с копьем на поле боя? Быть наследником престола — не только честь, но и ответственность большая перед народом! Тебе нельзя в сраженьях жизнью рисковать! А если ты погибнешь?.. Прости, Аллах, за эти мысли и слова! Кто тогда наследует престол?» Последними словами он, все-таки, посеял зерно сомнения в сознании шаха.

Муса был тверд, как камень. Он возбужденно воскликнул: «Я не желаю, чтобы даже мысли у кого-то возникали нас с Махмуду разлучить!» Шах молвил: «Значит, так тому и быть!»

Визирь едва сдержался. Но, умерив гнев, он был готов продолжить речь, основанную на лжи, которой он умело, прокладывал свой путь к заветной цели. В этот миг придворный, войдя в тронный зал, пал в ноги Абдуррахману и возвестил: «О, Великий шах! Визирь правителя Синари просит милости принять его, чтобы засвидетельствовать почтение Вашему Величеству своего повелителя».

Шах велел впустить посла синарийского шаха. Приветствуя Абдуррахмана, тот долго восхвалял его, называя и доблестнейшим, и мудрейшим, и луноликим, и солнцеподобным, и царём царей. Когда его фантазия иссякла, он передал Абдуррахману свиток, письмо своего правителя. По приказу шаха придворный чтец развернул его и стал читать. Вот что содержало то послание:

«Моему возлюбленному другу, шаху Абдуррахману сыну Аль-хаджи, пишет правитель правоверных мусульман, шах Синари, Абдул-Азиз сын шейха Мухтара. С тысячью пожеланий здоровья, благополучия, процветания и мира обращаюсь я к тебе!

Наши добрососедские отношения и взаимная предрасположенность привели меня к священной мысли о том, что для закрепления мира между нами на века, а также с целью укрепления доверия и во имя дальнейшего совместного процветания, нам необходимо породниться. Дружеские отношения укрепить родственными узами! Предлагаю в жены твоему сыну, светлейшему принцу Мусе, свою красавицу дочь — принцессу Синарату. Хотелось бы соединить их руки и сердца еще при нашей жизни. Да ниспошлет Аллах и им, и нам благословение!»

В послании, как видно, не было ничего обидного или тем более оскорбительного. Но, так как в этом деле был замешан сам шайтан, его усердием смысл послания Абдуррахман воспринял, как стремление шаха Синари стать ровней с ним, Великим шахом Абдуррахманом! Ох, что тут началось! Неизвестно, толи содержание письма, толи его недостаточно высокий и почтительный стиль привели шаха Абдуррахмана в ярость. Он, вскочил с трона, выхватил грамоту из рук придворного чтеца и изорвал ее в клочья. Затем набросился на синарийского визиря. Ухватив его за бороду, встряхнул и стал таскать, ругаясь: «Сегодня все как будто сговорились! Вам что, приятно злить меня? Да упокой Аллах ваши души! Это так же „безопасно“, как за хвост подёргать льва! Наставь на верный путь „неопытных щенков“! Неужто, мой Муса захочет связать себя женитьбой с этой, как её там, Синарату! Да что он о себе вообразил, этот Абдул-Азиз? Он сам-то ничего собой не представляет, а уж, тем более, его дочь!» И бросив гневный взгляд на слуг, Абдуррахман взревел: «Гнать прочь! И бить, пока в пределах царства!»

Стража кинулась к послам. Не дожидаясь пока на них набросятся, синарийский визирь и его свита со всех ног пустились вон из дворца. Они едва успели вскочить на своих коней. Стражники гнались за ними по пятам. А за стенами дворца к ним присоединились горожане. С криками да улюлюканьем бежали они вслед за синарийцами, швыряя в них камни и комья грязи.

Всё смешалось во дворце. Придворные переглядывались в недоумении, но никто не посмел перечить разгневанному шаху. Имам озабоченно шептал молитвы, рассуждая сам с собой: «Велик Аллах! Сегодня он послал легкую победу Абдуррахману, но лучше б он послал ему здоровья: сейчас он в нем нуждается вдвойне!»

«А ты что скажешь? — обратился шах к визирю, стоявшему у трона, — или тебя, как и имама тревожит мой поступок? Может, ты считаешь — я не прав, что выгнал вон это синарийское отродье? Отвечай!»

Главный советник в смущении потупил взор. Все шло по его плану даже быстрее, чем он задумал. Медленно, как бы подбирая нужные слова, он «выдавил» из себя: «Я очень сомневаюсь, что шах Синари стерпит такое оскорбление!»

«Где же твоя доблесть?! Как я погляжу: ты не храбрей имама!» — скривился в надменной ухмылке шах.

«Это далеко не трусость, — возразил визирь, — а трезвая оценка положения! Я только полчаса назад тебе напоминал, что мы сейчас менее чем раньше готовы к войне».

«А ведь верно говорит визирь, — зароптали придворные, — наш воевода разменял седьмой десяток, он немощен от старости, а заменить его некем! Нет у него достойного преемника! Предложение визиря сегодня своевременно и актуально! Кто, кроме Махмуду, лучше подойдет на этот пост?!»

Распалённое гневом лицо шаха вмиг почернело от осознания необходимости немедленно принять такое трудное решение. Но надо было что-то отвечать придворным. Наконец, он решился.

«Нет преемника, вы говорите?» — задумчиво произнёс Абдуррахман. Слова он выговаривал с трудом, как будто языком мешки ворочал! «Похоже, все склонились к мнению, что воеводой должен стать мой внук! И, раз уж нет на это возражений, клянусь, что в первой же кампании военной Махмуду возглавит войско!» С этими словами шах Абдуррахман разогнал придворных, положив конец их раболепному заискиванию, странным образом сочетавшемуся со способностью оказывать давление при принятии им важных государственных решений.

Визирь, как и другие вельможи, покинул дворец. В возбуждении он пришёл к себе и начал размышлять над происшедшим. Он чувствовал нутром, что эту ситуацию можно обратить себе на пользу… Над тем, как свою выгоду извлечь он думал допоздна. И строя планы, уснул, по воле ночи.

«Озаренье» снизошло на него с первыми лучами солнца. Вскочив, как от удара, визирь состряпал по наитию такое послание Абдул-Азизу: «Нет причин тебе, Великий шах, сносить оскорбление, прилюдно нанесенное Абдуррахманом! Не стоит опасаться его былого могущества! Его войска как раз менее всего готовы к битве. Ну, а если ты пообещаешь после победы над Абдуррахманом посадить меня на его трон, я помогу тебе без всяческих усилий, играючи, стать победителем в решающем сражении, задолго до того, как Абдуррахман успеет завершить необходимые приготовления. Тебе лишь надо следовать моему плану.

Во-первых, наноси удар без промедления! Во-вторых, твои войска должны войти во владения Абдуррахмана через ущелье «Кимба». Поскольку горы здесь неприступны, оно считается непроходимым. А значит, нападения оттуда никто не ждёт. Твои войска могли бы незаметно подойти к самой столице царства Абдуррахмана. Никто в стране не знает этого пути кроме меня и юноши, что передаст моё письмо. Он-то и укажет твоим войскам дорогу».

Визирь позвал своего наипреданнейшего слугу по имени Баракай. Вручил ему послание и рассказал, что делать. Окончив наставления, благословил на дальний путь.

А шах Абдуррахман уже забыл и думать о неприятном инциденте с послом Синари, да и, вообще, о том, что есть его страна. Любовь и счастье делали его блаженство полным! Как-то, утром, он приказал седлать коней и отправился с детьми на прогулку. Их сопровождали знатные вельможи. У озера, все спешились, чтобы насладиться дыханьем свежего ветерка и полюбоваться красотой прибрежного пейзажа. Вдруг, словно бы из-под земли, откуда ни возьмись, возник араб-дервишДервиш — это странствующий мистик-суфий, который живет в Боге и для Бога. Посох, скромная власяница (грубая длинная рубаха из волос или козьей шерсти) и дорожная сумка — вот почти все, что у него есть. с попугаем в большущей клетке. Увидев его, Муса пристал к шаху: «Папа, папа! Посмотри, какой красивый попугай! Купи его нам!»

Прогнуться перед шахом — «дело чести» придворного! В мгновенье ока один вельможа из свиты шаха, подозвав к себе араба, спросил, какую цену тот готов просить за свой товар. Когда араб ответил, что не продаст попугая дешевле ста золотых, пораженный этой цифрой, придворный вскрикнул: «Ты что, с рождения безумен, или же потом сошёл с ума?.. То, что тебя учтиво спросили о цене, ещё не повод влезть в карман как вору!»

Неслыханная дерзость дервиша и возмущение вельможи, взбесили Абдуррахмана. Он приказал схватить наглеца. Вельможи с таким рвением кинулись выполнять его приказ, что со стороны казалось, будто они готовы живьем сожрать араба. А попугаем после закусить. К тому же, не побрезговав и клеткой. Тут попугай от страха встрепенулся и закричал, что было сил по-человечьи: «Да ниспошлет Аллах тебе, о шах, благословенье! Прости моего бедного хозяина! Отзови своих „голодных псов“! Мне кажется, что мой хозяин, из уважения к тебе, мою цену сильно снизил. Если б не тебе, Абдуррахману, он продавал меня, то запросил бы ровно в десять раз больше! В своём почтении к тебе, Великий шах, мой хозяин продешевил! Взгляните, разве я не стою тысячи золотых?! Он же, о, святая простота, просить решился сотню!»

Сраженный красноречием попугая, шах жестом приказал вельможам остановиться. «Ты можешь говорить по-человечьи? Что же ты за птица?» — только и сумел промямлить он.

Попугай в ответ склонился в полном достоинства поклоне и начал речь: «Спасибо, что спросил! Имя мое — Аку. Да ниспошлет тебе Аллах здоровья, долгих лет и процветания! А цена моя столь высока вовсе не из-за оперения, яркость коего дарована мне по наследству. И не за покладистость и кроткий нрав! А за красноречие. Ещё с рождения мне дарован талант не только речь, но мысли понимать! Хозяин же развил во мне способность предвидеть судьбы, и умело прорицать. Все то, чем наградил меня Аллах, его стараниями доведено до совершенства!

Проси, я предскажу тебе судьбу. А хочешь, расскажу о твоем прошлом? Да, и вообще, сказать начистоту, я — непревзойдённый рассказчик. Часами я рассказывать могу: о пекле ада и о райских кущах, о ворах и царях, о трусах и героях, о щедрых и скупцах, о бережливых и о мотах. Купив меня за эту цену, ты лишь отчасти воздашь моему хозяину за труд. Себя же впредь избавишь от напрасных трат на приобретение диковин и на покупку книг, к примеру, по истории, географии, математике и медицине, которые понадобились бы тебе для обучения детей. Купив меня, ты сэкономишь кучу денег… Короче говоря, тебе, чтобы умножить свое богатство и прославить свое имя в веках, всего-то надо, купить меня! И всё!..»

«Что ты несешь? — воскликнул шах, — твоя речь отдает бахвальством! „Копни поглубже“, всё, сказанное тобой, окажется пустой болтовней!»

«Отнюдь! — возразил с обидой попугай, — не болтовня — моя стезя! Красноречие — вот мое богатство!»

Его слова произвели на свиту завораживающее действие. Своей пламенной речью Аку всех ошеломил. А дети завизжали от восторга. Даже шах в какое-то мгновение открыл от удивленья рот. Правда, быстро овладев собой, продолжил спор с «наглым» попугаем: «Хвалиться не грешно только тому, кто делом подтверждает свои слова! Я же убеждён, что ты — невежда, слегка поднахватавшийся вершков. Если же тебе и вправду все по силам, что перечислил, то ответь на мой простой вопрос: «Сколько лет от роду моему возлюбленному сыну Мусе?»

Свита со смеху так и покатилась. Выражая свой восторг по поводу удачной «находки» шаха, придумавшего хитрый ход, чтобы урезонить зарвавшегося попугая. Придворные принялись на все лады хвалить светлейший ум своего властителя, подобострастно воспевая его на все лады: «Да благословит Аллах нашего Великого шаха! Своим вопросом он заткнул невежде клюв!» И, обращаясь к попугаю, злорадствовали: «Ну, сможешь дать ответ? Не торопись! Подумай! Мы подождем! Не ошибись!»

Попугай спокойным взглядом окинул возбуждённую толпу и безошибочно выбрал среди прочих Мусу. Пытливо осмотрел его и молвил: «На сей момент твой сын уже прожил на этом свете четырнадцать лет, пять месяцев, три дня, восемнадцать часов и двадцать семь минут».

«О, Аллах! — в изумлении все выдохнули разом, — точно!»

«Ты, верно, слышал от кого-то о Мусе, — предположил с недоверием шах, — а вот скажи, в какой из дней недели он был рождён?»

Вновь оглядев Мусу, невозмутимый Аку гордо молвил: «В пятницу, вечером, как раз была окончена молитва». Взволнованный Абдуррахман только и сумел пробормотать: «Вот это совпадение!» Он рассеяно взглянул на попугая, говоря, как будто, сам с собой: «Да ты и впрямь мудрец! И очень точно сумел о нашем прошлом рассказать. Теперь поведай-ка, только без прикрас, по чести, что ожидает принца Мусу».

«Не стоит мне об этом говорить, дабы не вызвать гнев на свою голову. Слепая ярость вряд ли сможет причину устранить, но вот пророка погубить… — робко начал попугай, — «курице привычней в своих перьях!»

Абдуррахман, как бы утвердившись в силе, бросил на попугая гневный взгляд и сказал, что не потерпит возражений, поклявшись перед всеми, что если «злосчастный» попугай сейчас же не начнет прорицать, то он прикажет развести огонь и изжарить его живьем.

Было невозможно усомниться в серьезности намерений шаха. И он, наверняка, готов исполнить свою угрозу. Серьезность положения заставила Аку осторожно начать издалека: «Ради Аллаха, Великого и Всемогущего, прости заранее за то, что мне придется сообщить тебе сейчас! Поверь, я лишь избранник, через которого вещает сам Аллах! Я открываю клюв, чтоб передать Его слова, его послание! Не будь на то Аллаха воля, я ни за что бы не рискнул подумать, ни то, что говорить… Судьбой начертано Мусе, стать вскоре роковой причиной бедствий и страданий, болезней и смертей! В великой смуте ты лишишься многих подданных своих, и всё это случится очень скоро…»