16+
Чудесный чародей из страны Гр

Бесплатный фрагмент - Чудесный чародей из страны Гр

«The Wonderful Wizard of Oz» в правильном переводе

Объем: 288 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

От переводчика

«Удивительный волшебник из страны Оз» или «Чудесный чародей из Гр»

Похоже, я снова сбился с праведного пути.

В первый (вообще-то далеко не первый) раз меня заставил взяться за переводческое перо оборот «погоня за дикими гусями», который пришёл в английский язык из «Трагедии Ромео и Джульетты», однако даже не был упомянут (как и многое другое) в версии гражданина Пастернака. Во второй раз это уже был «Гамлет», труд, который я вообще подназвал «Литературным детективом», поскольку в процессе вскрылись такие детали, о которых не догадывается большинство англоязычных читателей оригинала, не говоря уже о читателях русских «переводов».

И вот почти неожиданно на экране монитора я обнаруживаю новое классическое произведение, к которому хочется прикоснуться и выяснить, что же в нём скрыто на самом деле. Например, в названии — The Wonderful Wizard of Oz. Откуда, скажем, это осиное Оз?

Официальное объяснение есть и звучит так: товарищ Лайман Фрэнк Бом, которому издатели настоятельно не рекомендовали называть роман «Изумрудным городом», поскольку боялись сглаза или чего-то ещё, обратил внимание на ящик своего кабинета с картотекой, а на ящике стояли буквы O-Z. Вот он так волшебную страну и назвал.

Но если вы откроете любой хороший словарь, то сразу же обнаружите, что Oz — это либо Австралия, как называют её сами австралийцы, либо единица измерения, то есть «унция». В унциях, кстати, люди, привыкшие к фунтам, измеряют вес драгоценных металлов. Самым расхожим и всегда остающимся в цене является золото, незаметно перегнавшее за последнее время даже некогда самую дорогую платину. Хранят золото в слитках. Слитки похожи на кирпичики. А если вы уже с книгой Бома знакомы (через фильмы и мультфильмы), то наверняка знаете, что лейтмотивом всей истории и чуть ли не смыслом жизни героев в ней выступает «дорога из жёлтого кирпича». Поэтому, конечно, можно закрывать глаза на очевидное, а можно назвать волшебную страну Унцией или, как я в итоге и сделал, Гр. Разумеется, от «грамма», в которых принято измерять вес у нас. Не стану пояснять, что Гр, звучит так же отрывисто, глупо и многозначно, как и английское Оз. Волшебник Унций получился бы слишком длинным.

«Удивительный волшебник» у меня тоже в переводе преобразится. Конечно, wizard — это «волшебник», однако Бом почему-то не стал называть его ни magician, ни sorcerer, хотя при желании мог бы. Я же решил сделать перевод не столько для детей, сколько для взрослого читателя и потому подошёл к этому вопросу традиционно. Предтечу Бома в Великобритании, Вальтера Скотта, называли the Wizard of the North, что у нас уже давно принято переводить как Чародей Севера. «Чародей» мне нравится больше, чем просто «волшебник» из сказки. Он не так затаскан и в нём сразу же угадывается противоречивый характер — это не злой волшебник, не добрый волшебник, он просто… чародей.

А уж раз в заголовке оказался персонаж на букву «Ч», то и первое слово названия должно быть на неё же. Ведь наверняка не зря Бом назвал его Wonderful, а не Marvellous или Amazing. Чародей не удивляет, он чудеса (wonders) показывает. Так что выбор был сделан естественный — Чудесный чародей.

Даже если этот мой подход кому-то показался интересным и не лишённым смысла, любой эрудированный читатель волен спросить: а зачем переводить то, что уже переведено? Объясню. Обычно «кто первый встал, того и тапочки». Очень нечасто произведения, однажды опубликованные, переводятся и публикуются снова. Издателям это просто неинтересно. Если только издатель не родитель, не кум или не сват переводчика. Поэтому я ради интереса нашёл то, что у нас сейчас опубликовано как именно перевод романа Бома, а не вполне талантливый плагиат Волкова. Вот вам первый абзац:


Девочка Дороти жила в маленьком домике посреди огромной канзасской степи. Ее дядя Генри был фермером, а тетя Эм вела хозяйство. Домик был маленький, потому что доски для его постройки пришлось везти на повозке издалека. В нем были четыре стены, крыша, пол и одна-единственная комната, в которой стояли старая ржавая плита, буфет, стол, несколько стульев и две кровати. В одном углу помещалась большая кровать дяди Генри и тети Эм, а в другом — маленькая кроватка Дороти. В доме не было чердака, да и подвала тоже, если не считать ямы под полом, где семья спасалась от ураганов.


Если не видеть оригинала, то вроде бы ничего так. Особенно для детей, которые не знают, что наши «степи» в Северной Америке соответствуют местным «прериям». Ребёнку ведь не очень важно, идёт речь о казахской степи или прериях Канзаса, не правда ли? Ему так же не очень важно, что в доме были стены, крыша, пол и… комната. Пол отдельно, комната — отдельно. Не суть. Ребёнку так же всё равно, что в русском языке есть уменьшительно-ласкательные суффиксы, а в английском их почти не осталось (кроме какого-нибудь –let как в слове booklet). Поэтому ничего страшного, что появился буквализм «маленькая кроватка», хотя «кроватка» — это уже нечто маленькое, что в дополнительном уменьшении не нуждается…

Вот как этот же абзац получился у меня, во «взрослом» переводе:


Дороти жила среди великих прерий Канзаса с дядей Генри, который был фермером, и тётей Эм, которая приходилась этому фермеру женой. Домик у них был маленьким, потому что брёвна на постройку приходилось возить фургоном за много миль. Четыре стены, пол да потолок — вот и целая комната. И в комнате помещались: ржавая на вид плита для готовки, сервант, стол, три-четыре стула и кровати. Большая кровать дяди Генри и тёти Эм стояла в одном углу, а кроватка Дороти — в другом. Чердака не было вовсе, как не было и подвала — если не считать ямы, вырытой прямо в земле и называвшейся «циклоновым подвалом», где семья могла укрыться в случае, если бы один из таких могучих смерчей возник — могучих настолько, чтобы сокрушить на своём пути любую постройку. Забраться в него можно было через люк посреди пола, откуда лесенка вела в тёмную норку.


Вы спросите, почему мой вариант настолько длиннее опубликованного ранее и откуда в нём детали, которых нет в предыдущем примере? Или почему я, например, не называю Дороти «девочкой». Потому, мой уважаемый читатель, что я не хочу вас обманывать и считать себя умнее автора. Который по-английски писал следующее:


Dorothy lived in the midst of the great Kansas prairies, with Uncle Henry, who was a farmer, and Aunt Em, who was the farmer’s wife. Their house was small, for the lumber to build it had to be carried by wagon many miles. There were four walls, a floor and a roof, which made one room; and this room contained a rusty looking cookstove, a cupboard for the dishes, a table, three or four chairs, and the beds. Uncle Henry and Aunt Em had a big bed in one corner, and Dorothy a little bed in another corner. There was no garret at all, and no cellar — except a small hole dug in the ground, called a cyclone cellar, where the family could go in case one of those great whirlwinds arose, mighty enough to crush any building in its path. It was reached by a trap door in the middle of the floor, from which a ladder led down into the small, dark hole.


Переводчиков сегодня, похоже, настолько напугали «буквализмом», что они стараются переводить так, как говорят подростки. Буквализм — это другая крайность, но нельзя же вместе с «лишними» словами выбрасывать первоначальный смысл, в них закладывавшийся. Профессор Морозов, делавший не знавшему языков Пастернаку подстрочники «Гамлета», был крайне недоволен результатом и громко своё негодование высказывал. Но фамилия его была Морозов, так что едва ли его собственный перевод, отважься он на подобное, кто-нибудь опубликовал бы. А тут такие люди — Пастернак Борис Леонидович, Смоктуновский Иннокентий Михайлович, Козинцев Георгий Моисеевич (он же Михайлович)! Перевод резко экранизировали и тем причислили к «классике». Хотя Морозов был дважды Михаилом — по себе и по отцу — его удел был подстрочники для того, кого тогдашний глава Союза писателей Алексей Сурков назвал «алкоголиком и пед***том». Но это уже другая история…

«Волшебник страны Оз» не для детей

Если вы когда-нибудь интересовались теорией заговоров (которой, конечно, не существует, поскольку она давно уже стала практикой), то наверняка слышали об использовании различных произведений музыки, живописи и прозы в целях «сигнализации», вербовки, воспитания и «запуска» жертв усиленной промывки мозгов. Обычно это принято связывать с программой «МКУльтра», проектом «Монарх» (бабочка) и т. п. Про Джерома Соломоновича Сэлинджера и его «Ловца во ржи» (неправильно названного у нас «Над пропастью во ржи») с красным конём на обложке поговорим как-нибудь в другой раз. А пока обращу ваше внимание на невинную на первый взгляд сказку, правильным переводом которой я решил давеча заняться.

Я уже писал выше о том, почему «Удивительный волшебник страны Оз» превратился у меня в «Чудесного чародея из страны Гр». А вот вам буквально два примера из первых же глав, показывающих, что и как писал товарищ Бом для маленьких мальчиков и девочек, причём так, что даже их родители едва ли замечали эти многозначности…

Когда домик из Канзаса падает и давит злую ведьму Севера, добрая ведьма объясняет Дороти:


«You are welcome, most noble Sorceress, to the land of the Munchkins. We are so grateful to you for having killed the Wicked Witch of the East, and for setting our people free from bondage.»


Ничего не заметили? Ничего, разумеется. Ну, возможно, споткнулись о название Munchkins, которое Волков ещё в своё время «перевёл» как Живуны и даже описал, как они что-то как будто жуют, хотя у Бома об этом почему-то ни слова. Что-нибудь ещё? Как насчёт bondage? А что такого? Рабство, неволя, принуждение. Убила ведьму и освободила из неволи Живунов. Всё очень даже понятно и невинно. Вот и Дороти так считает, то есть принимает сказанное хитрой старушкой за чистую монету. Но мы же люди испорченные и во всём ищем подвох…

Кто такие эти самые Munchkins? Да, есть глагол munch, который, правда, переводится не просто «жевать», а громко ещё при этом чавкать. Кроме того, некоторые критики подмечают в этом корне возможную связь с фамилией «сказочника по жизни» Мюнхгаузена — Münchhausen. Другие критики, которые полагают, будто вся сказка Бома — это откровенная аллегория на те процессы, которые происходили в США конца XIX и начала XX веков — считают их воплощением безобидных и наивных фермеров-американцев, которых в то время нещадно эксплуатировало их замечательное правительство. То есть, если протянуть этот ассоциативный ряд, основываясь на глаголе munch, мы получаем, что они жуют, то есть чавкают, то есть причмокивают, то есть они никакие не Живуны, а Чмошники или просто Чмо. У меня, поскольку я делаю перевод для взрослых, они, скорее всего, станут Мудиками или в лучшем случае Чмошиками, но сейчас важно даже не это. А то слово, на которое, как я уже намекал, заканчивается реплика доброй ведьмы — bondage. Оно, кстати, будет встречаться в этой связи и в устах ведьмы несколько раз. Именно так, а никак иначе в англоязычной, мировой, а с начала 1990-х и в русскоязычной традиции называются те узы, которыми связывают друг друга любители садомазохистских игрищ. Бондаж он и в Африке бондаж. К чему это я? Да всё к тому же слову munсh. Потому что у меня есть одна дурацкая привычка: когда количества значений того или иного слова мне не хватает или ощущается какая-то подоплека, заглядывать в английский Urban Dictionary. Заглядываем и читаем про munch, в частности, следующее, причём как первое значение из многих:


A low-pressure, social gathering at a restaurant or pub for people into BDSM. Particularly intended for people new to the scene who might be intimidated by a play party


И тут же пример из практики:


Well, if you don’t feel ready for a play party, drop by the munch next week and meet some people.


Думаю, что такое BDSM взрослым читателям объяснять не стоит, а юным пока знать рановато. Таким образом, надеюсь, вы видите, что невинная фраза наполнилась совершенно другим смыслом, который английский ребёнок, не понимая и не отдавая себе в этом отчёта, получает точнёхонько под мозжечок…

Двигаемся с Дороти чуть дальше, к месту её встречи с Пугалом. Вот как Бом это живописал:


On the feet were some old boots with blue tops, such as every man wore in this country, and the figure was raised above the stalks of corn by means of the pole stuck up its back. While Dorothy was looking earnestly into the queer, painted face of the Scarecrow, she was surprised to see one of the eyes slowly wink at her.


Здесь я тоже позволю себе обратить ваше внимание на неприметную игру слов. Прочитайте ещё раз. Ничего не заметили? Заметили, конечно. Мы ведь уже знаем по первому примеру, в каком направлении надо смотреть. Действительно, ключевое сочетание — the pole stuck up its back. Дети его понимают прямолинейно, мол, Пугало торчит на шесте, воткнутом сзади. Взрослые видят мир чуть более пошло и под словом back иногда понимают не совсем спину, а пониже. Технически Пугало так и надевается — задом на кол, извините мой французский…

Вероятно, вы уже решили, что я просто некий переводчик-дурачок маньячного типа, который видит того, чего нет, а если этого нет, то он это домысливает. Но я бы не стал браться за перо, если бы не имел поддержки первоисточника. Как в перовом случае bondage поддержал «недетское» понимание munch, так и «шест в заднице» Пугала поддерживается… догадались чем? Посмотрите на лицо Пугала. Как Бом его описывает? The queer, painted face of the Scarecrow. Какое значение имеет английский иероглиф queer? В качестве прилагательного он обычно понимается как «странный», «сомнительный», «поддельный» и… «похожий на гомика». Более того, если этот иероглиф встречается в качестве существительного, то первое из его значений (если верить Lingvo) — «педик» и только потом «фальшивые деньги».

Если вы поняли то, о чём я написал, но не до конца поняли, как это работает, я напомню вам, как на английской почве выполняется техника НЛП. Если вы умеете ею пользоваться, то вам, например, ничего не стоит заставить очень сильного штангиста не смочь поднять какую-нибудь очень даже нетяжёлую вещь. Как это делается? Я видел подобное в исполнении моего любимого мастера на такие забавы Деррена Брауна. Он привёл в зал культуристов миниатюрную гимнасточку и попросил одного могучего дяденьку её поднять. Дяденька справился с задачей чуть ли не одной рукой. Тогда Деррен снова попросил дяденьку взять девушку под мышки, но без команды не отрывать от пола. Сам же он положил ему руку на плечо и некоторое время говорил «Подожди, ещё рано, подожди» и т. п. Когда же он, наконец, сказал «Давай», качок напрягся, но оторвать девушку от пола уже не смог, сколько ни пыжился и ни хохотал от смущения. А ларчик открывался просто (Деррен Браун часто объясняет, как он что-то делает, потому что это не всегда фокусы): по-английски, призывая испытуемого «подождать», он приговаривал Wait! Wait!, а до мозга бедняги подспудно доходило точно так же звучащее Weight! Weight! То есть «вес», то есть «тяжесть», то есть «тебе тяжело».

Надеюсь, правда, что мой перевод получился хоть и правильным, и близким к оригиналу, но безопасным для чтения.

Вступление

Фольклор, легенды, мифы и сказки были спутниками детства на протяжении столетий, поскольку любой здоровый ребёнок питает чистую и инстинктивную любовь к историям фантастическим, удивительным и замечательно нереальным. Крылатые феи братьев Гримм и Андерсена принесли в детские сердца больше счастья, нежели все прочие человеческие творения.

Однако стародавние сказки, отслужив многим поколениям, могут сегодня относиться в детской библиотеке к разряду «исторических», поскольку наступило время новых серий «рассказов о чудесах», из которых стандартные джины, гномы и феи изъяты, равно как и все эти ужасные и кровожадные события, придуманные авторами для того, чтобы вывести в каждой сказке зловещую мораль. Современное образование включает этику, а потому современный ребёнок ищет в рассказах о чудесах лишь развлечение и радостно обходится без всяких неприятностей.

Подразумевая всё это, я писал «Чудесного Чародея из страны Гр» исключительно для того, чтобы доставить сегодняшним детям удовольствие. Он претендует на то, чтобы считаться осовремененной сказкой, в которой изумление и радость сохранены, а душевные страдания и кошмары оставлены за порогом.

Л. Фрэнк Бом
Чикаго, апрель 1900

1. Циклон

Дороти жила среди великих прерий Канзаса с дядей Генри, который был фермером, и тётей Эм, которая приходилась этому фермеру женой. Домик у них был маленьким, потому что брёвна на постройку приходилось возить фургоном за много миль. Четыре стены, пол да потолок — вот и целая комната. И в комнате помещались: ржавая на вид плита для готовки, буфет, стол, три-четыре стула и кровати. Большая кровать дяди Генри и тёти Эм стояла в одном углу, а кроватка Дороти — в другом. Чердака не было вовсе, как не было и подвала — если не считать ямы, вырытой прямо в земле и называвшейся «циклоновым подвалом», где семья могла укрыться в случае, если бы один из таких могучих смерчей возник — могучих настолько, чтобы сокрушить на своём пути любую постройку. Забраться в него можно было через люк посреди пола, откуда лесенка вела в тёмную норку.

Когда Дороти стояла в дверях и оглядывалась по сторонам, она не видела ничего, кроме безкрайней серой прерии. Ни единого дерева, ни одного дома, которые бы нарушали широту размаха плоской земли, простиравшейся до края небес во всех направлениях. Солнце спекло перепаханную почву в серую массу, изрезанную трещинками. Даже трава была не зелёной, поскольку солнце сжигало кончики длинных былинок до тех пор, пока они ни становились того же серого цвета, что и везде. Когда-то дом тоже был покрыт краской, однако солнце её вспучило, а дожди смыли, и теперь он стоял тусклый и серый, как всё вокруг.

Когда здесь поселилась тётя Эм, она была молодой и хорошенькой жёнушкой. Солнце и ветер изменили её тоже. Они похитили искорки из её глаз и оставили им трезвую серость. Они похитили румянец с её щек и губ, и те тоже посерели. Она теперь была худой, мрачной и больше не улыбалась. Когда Дороти, которая была сиротой, впервые стала жить у неё, тётя Эм так пугалась детского смеха, что вскрикивала и хваталась за голову всякий раз, когда её слуха достигал весёлый голосок Дороти. Она до сих пор смотрела на девочку с удивлением оттого, что та умела находить причины для веселья.

Дядя Генри не смеялся никогда. Он усердно трудился с рассвета до заката и знать не знал, что такое радость. Он тоже был серым, от длинной бороды до грубых ботинок, выглядел угрюмым и серьёзным и редко разговаривал.

Смеяться Дороти заставлял Тото, мешая ей посереть подстать окружению. Тото не был серым. Он был чёрным пёсиком с длинной шелковистой шерсткой и черными глазками, которые весело блестели по обеим сторонам его забавной носопырки. Тото целыми днями играл, а Дороти играла вместе с ним и нежно его любила.

Сегодня, правда, они не играли. Дядя Генри сидел на пороге и тревожно смотрел в небо, которое выглядело ещё более серым, чем обычно. Дороти стояла в дверях, держа Тото на руках, и тоже смотрела в небо. Тётя Эм мыла посуду.

С далёкого севера дядя Генри и Дороти слышали низкое завывание ветра, и видели, как длинная трава склоняется волнами перед надвигающимся ураганом. Тут с юга донёсся резкий свист, они оглянулись и увидели, что в том направлении трава тоже пошла рябью.

Неожиданно дядя Генри встал.

— Надвигается циклон, Эм, — окликнул он жену. — Пойду присмотрю за скотиной.

И он припустил к сараям, где содержались коровы и лошади.

Тётя Эм бросила работу и подошла к двери. Одного взгляда ей хватило, чтобы оценить приближающуюся опасность.

— Скорее, Дороти! — крикнула она. — Беги в подвал!

Тото выпрыгнул из объятий девочки и юркнул под кровать. Дороти принялась его оттуда выковыривать. Тётя Эм, не на шутку перепуганная, распахнула люк в полу и спустилась по лестнице в тёмную норку. Дороти, наконец, поймала Тото и последовала за тётей. Она была уже на полпути, когда ветер издал пронзительный вой, и домик сотрясся с такой силой, что девочка потеряла равновесие и оказалась сидящей на полу.

А потом произошла странная вещь.

Домик два или три раза развернулся и медленно взлетел в воздух. Дороти показалось, будто она поднимается на воздушном шаре.

Северный и южный ветры встретились там, где стоял домик, и сделали его эпицентром циклона. Посреди циклона воздух обычно спокоен, но огромное давление ветра с боков поднимало домик всё выше и выше, пока он ни очутился на самой макушке циклона. Там он и оставался, уносимый лёгким пёрышком на многие мили в сторону.

Было очень темно, ветер вокруг страшно выл, однако Дороти обнаружила, что её даже не укачивает. После первых нескольких вращений и ещё одного раза, когда домик сильно накренился, она чувствовала себя так, будто её нежно несут, как дитя в колыбели.

Тото всё это не нравилось. Он носился по комнате, то тут, то там, и громко лаял. Дороти же сидела тихонько на полу и ждала, что будет дальше.

Один раз Тото подбежал слишком близко к люку и провалился. Поначалу девочка решила, что потеряла его. Однако вскоре она увидела его уши, торчавшие через отверстие: сильное давление воздуха поддерживало его снизу, так что он не мог упасть. Она подползла к проёму, ухватила Тото за ухо и втащила обратно в комнату, после чего закрыла люк, чтобы не стряслось никаких новых неприятностей.

Шли часы, и Дороти медленно преодолела свой страх. Однако она чувствовала себя совсем одинокой, а ветер так громко хохотал вокруг, что она чуть ни оглохла. Поначалу девочка раздумывала, ни разобьется ли она на мелкие кусочки, когда домик снова упадёт. Но поскольку время шло, и ничего ужасного не происходило, она перестала безпокоиться и решила спокойно ждать, что уготовало ей будущее. В конце концов, она переползла по качающемуся полу к своей кроватке и легла. Тото последовал за ней и прилёг рядом.

Несмотря на раскачивания домика и завывание ветра, Дороти скоро закрыла глаза и крепко заснула.

2. Совещание с чмошиками

Разбудил её толчок, настолько внезапный и сильный, что если бы Дороти не лежала в мягкой постельке, она бы наверняка поранилась. А так от этой встряски у неё перехватило дух, и возникло желание узнать, что же произошло. Тото прижался холодным носиком к её щеке и уныло скулил. Дороти села и заметила, что домик больше никуда не движется. Исчезла и тьма, поскольку теперь через окно лился яркий солнечный свет, заполняя всю комнату. Она спрыгнула с кровати и, преследуемая Тото, бросилась открывать дверь.

Девочка вскрикнула от изумления и глянула по сторонам. Чудесное зрелище заставило её глаза широко распахнуться.

Циклон опустил её домик очень нежно — для циклона — посреди страны удивительной красоты. Вокруг виднелись миленькие зелёные лужайки, а величавые деверья были усыпаны съедобными и соблазнительными плодами. Повсюду пышно цвели цветы. Птицы с редким и роскошным оперением пели и сотрясали листву и кусты. Чуть в стороне, между зелёными бережками, искрился стремительный ручеёк, журча голоском очень приятным для девочки, которая так долго жила среди сухих и серых прерий.

Жадно любуясь этими странными и прекрасными картинками, Дороти заметила направлявшуюся к ней компанию самых подозрительных людишек, каких ей когда-либо доводилось видеть. Они не были такими же большими, как взрослые, к которым она привыкла, однако и очень маленькими они не были тоже. Они выглядели одного роста с ней, а она для своих лет считалась хорошо развитым ребёнком, однако с виду они были на много лет её старше.

Трое мужчин и одна женщина, причём одетые как-то странно. Они носили круглые островерхие шляпки в добрый фут высотой и с полями, увешанными бубенчиками, которые приятно звенели при ходьбе. На мужчинах шляпки были синими, на маленькой женщине — белая, а, кроме того, на ней была белая мантия, спадавшая складками с плеч. Мантию усыпали искорки звёзд, сверкавшие на солнце подобно брильянтам. Мужчины были в синем того же оттенка, что их шляпы, и в высоких начищенных сапожках с синими раструбами. Дороти решила, что мужчинам столько же лет, сколько дяде Генри, поскольку у двух из них росли бороды. А вот женщинка была явно гораздо старше. Всё лицо её было в морщинах, волосы — почти белыми, да и шла она довольно скованно.

На подступах к домику, в дверях которого стояла Дороти, они остановились и стали о чём-то переговариваться, будто боясь приблизиться. Однако старушка всё же подошла к Дороти, отвесила ей низкий поклон и сказала нежным голосом:

— Добро пожаловать, о, благороднейшая из колдуний, в страну чмошиков. Мы вам премного благодарны за то, что вы убили Злую Ведьму Востока и вызволили наш народ из неволи!

Дороти слушала речь незнакомки и удивлением. Что могла иметь в виду эта старушенция, называя её колдуньей и рассказывая про убийство какой-то Злой Ведьмы Востока? Дороти была невинной, безобидной девочкой, которую циклон унёс на много миль от дома. И она никогда в своей жизни никого не убивала.

Однако старушка явно ждала её ответа, и потому Дороти сказала в нерешительности:

— Вы очень добры, но тут какая-то ошибка. Я ничего не убивала.

— Не ты, так твой дом, — рассмеялась старушка. — А это одно и то же. Вот, смотри! — продолжала она, указывая на угол стены. — Вон две ноги по-прежнему торчат из-под бревна.

Дороти взглянула в том направлении и вскрикнула от страха. Действительно, из-под здоровенной балки, на которой теперь покоился её домик, торчали две стопы обутые в серебряные туфли с острыми мысками.

— Ах, боже мой, боже мой! — воскликнула Дороти, в смятении всплеснув руками. — Должно быть, дом упал на неё. Что же мне делать?

— Делать ничего не надо, — спокойно заявила старушка.

— Но кто она такая? — спросила Дороти.

— Она была Злой Ведьмой Востока, как я уже сказала, — ответила старушка. — Она много лет держала всех чмошиков в неволи, делая из них рабов днём и ночью. Теперь они все свободны и благодарны тебе за эту услугу.

— А кто такие чмошики? — поинтересовалась Дороти.

— Это народ, что живёт в этой стране Востока, где правила Злая Ведьма.

— А вы тоже чмошка? — уточнила Дороти.

— Нет, но я их друг, хотя и живу в стране Севера. Увидев, что Ведьма Востока мертва, они послали ко мне проворного гонца, и я сразу же явилась. Я — Ведьма Севера.

— Батюшки! — воскликнула Дороти. — Вы — настоящая ведьма?

— Самая что ни на есть, — ответила старушка. — Но я ведьма добрая, и люди меня любят. Я не такая могущественная, как Злая Ведьма, что тут правила, иначе я бы сама освободила их народ.

— Но я думала, что все ведьмы злые, — сказала девочка, отчасти напуганная тем, что стоит перед настоящей колдуньей.

— О, что ты, это большое заблуждение! В всей стране Гр обитало только четыре ведьмы, и две из них, которые живут на Севере и на Юге, добрые. Я знаю, что так оно и есть, потому что я одна из них и не могу ошибаться. Те, что проживали на Востоке и на Западе, были, действительно, злыми. Но теперь, когда ты убила одну из них, во всей стране Гр осталась лишь одна Злая Ведьма, та, что живёт на Западе.

— Но, — заметила Дороти после минутного размышления, — тётя Эм говорила, что ведьмы умерли… давным-давно.

— Кто такая тётя Эм? — поинтересовалась старушка.

— Моя тётя, которая живёт в Канзасе, откуда я и прилетела.

Ведьма Севера на какое-то время задумалась, склонив голову и грядя в землю. Потом подняла глаза и заявила:

— Не знаю, где этот Канзас, поскольку никогда раньше не слышала об этой стране. Скажи-ка, она цивилизованная?

— О, да, — ответила Дороти.

— Тогда это всё объясняет. Думаю, что в цивилизованных странах не осталось ни ведьм, ни чародеев, ни колдуний, ни волшебников. Но, видишь ли, страна Гр никогда не была цивилизованной, поскольку мы отрезаны от всего остального мира. Поэтому среди нас по-прежнему есть и ведьмы, и чародеи.

— А кто чародеи? — спросила Дороти.

— Сам Гр — Великий Чародей, — ответила Ведьма, понижая голос до шёпота. — Он могущественнее нас всех вместе взятых. Он живёт в Изумрудном Городе.

Дороти собиралась задать очередной вопрос, но в этот момент чмошики, которые до сих пор стояли поодаль молча, издали громкий крик и показали на угол дома, где лежала Злая Ведьма.

— Что такое? — встрепенулась старушка, посмотрела и рассмеялась.

Ноги мёртвой Ведьмы полностью исчезли, и не осталось ничего, кроме серебряных туфелек.

— Она была такой старой! — пояснила Ведьма Севера, — что быстро высохла под солнцем. Тут ей и конец. А вот серебряные туфельки теперь твои, носи их.

Она наклонилась, подобрала туфли, стряхнула с них пыль и передала Дороти.

— Ведьма Востока гордилась этими серебряными туфлями, — сказал один из чмошиков. — С ними связано какое-то волшебство, хотя мы никогда не знали, какое именно.

Дороти внесла туфли в дом и поставила на стол. После чего снова вышла к чмошикам и сказала:

— Я мечтаю вернуться к моим тёте с дядей, потому что они наверняка уже обо мне безпокоятся. Вы можете помочь мне найти дорогу?

Чмошики и Ведьма переглянулись, посмотрели на Дороти и покачали головами.

— На Востоке, неподалёку отсюда, — сказал один, — лежит великая пустыня, и никто не преодолеет её живым.

— То же самое на Юге, — сказал другой, — поскольку я там был и видел. Юг — это страна четверёжек.

— Мне говорили, — сказал третий, — что то же самое и на Западе. А в той стране, где живут пипсики, правит Злая Ведьма Запада, которая захватит тебя в рабство, если ты попадёшься ей на пути.

— Север — мой дом, — сказала старушка, — и на его краю находится та самая великая пустыня, которая окружает эту страну Гр. Боюсь, дорогуша, тебе придётся жить с нами.

При этих её словах Дороти начала всхлипывать, потому что почувствовала себя совершенно одинокой среди всех этих странных людишек. Её слёзы, казалось, опечалили добросердечных чмошиков, ибо они сразу же достали носовые платочки и тоже разрыдались. Что до старушки, то она сняла свою шляпку, поставила остриём на кончик носа и торжественно сосчитала:

— Раз, два, три.

Шляпка тотчас превратилась в грифельную доску, на которой возникли написанные белым мелом слова:

ПУСТЬ ДОРОТИ ИДЁТ В ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД

Старушка сняла с носа грифельную доску и, прочитав надпись, спросила:

— Тебя зовут Дороти, дорогуша?

— Да, — ответило дитя, поднимая глаза и вытирая слёзы.

— Тогда ты должна идти в Изумрудный Город. Возможно, Гр тебе поможет.

— А где этот город? — уточнила Дороти.

— Как раз в центре страны. Там правит Гр, Великий Чародей, о котором я тебе рассказывала.

— А он хороший человек? — тревожно спросила девочка.

— Он хороший Чародей. Человек он или нет, сказать не могу, поскольку никогда его не видела.

— Как мне туда добраться? — продолжала расспрашивать Дороти.

— Придётся идти пешком. Путешествие это долгое, через земли, которые местами приятные, а местами — мрачные и ужасные. Однако я призову на помощь все магические искусства, которые знаю, чтобы уберечь тебя от вреда.

— А вы со мной не сходите? — взмолилась девочка, которая уже начала воспринимать старушку как свою единственную подругу.

— Нет, я не могу, — ответила та. — Но я подарю тебе свой поцелуй, и никто не осмелится причинить зло той, кого поцеловала Ведьма Севера.

Она приблизилась к Дороти и нежно поцеловала её в лобик. Там, где её губы коснулись девочки, осталась круглая сияющая отметина, как вскоре после этого обнаружила Дороти.

— Дорога в Изумрудный Город вымощена жёлтым кирпичом, — сказала Ведьма. — Так что не заблудишься. Когда доберёшься до Гр, не бойся его, а расскажи свою историю и попроси тебе помочь. Прощай, дорогуша.

Трое чмошиков отвесили ей низкий поклон и пожелали приятного путешествия, после чего удалились за деревья. Ведьма дружески кивнула Дороти, трижды провернулась на левом каблучке и немедленно исчезла к огромному изумлению маленького Тото, который достаточно громко залаял ей вслед, поскольку боялся даже рычать, когда она стояла рядом.

А вот Дороти, зная, что она ведьма, ожидала от неё как раз такого исчезновения и потому нисколько не удивилась.

3. Как Дороти спасла Пугало

Оставшись одна, Дороти почувствовала, что проголодалась. Поэтому она пошла к буфету, отрезала себе хлеба и намазала его маслом. Она дала кусочек Тото, взяла с полки ведёрко, отнесла к ручейку и наполнила чистой, сверкающей водой. Тото отбежал к деревьям и стал лаять на сидевших там птиц. Дороти последовала за ним и увидела такие вкусные плоды, свисавшие с веток, что сорвала несколько. Это было как раз то, чего недоставало к завтраку.

Затем она вернулась в дом, налила себе и Тото холодной чистой воды и посидела, готовясь к путешествию в Изумрудный Город.

У неё было всего лишь одно запасное платье, но оно оказалось чистым и висело на гвоздике рядом с кроватью. Оно было из гинема, в бело-синий квадратик. И хотя синий цвет подвыцвел от многочисленных стирок, оно оставалось по-прежнему симпатичным. Девочка умылась, облачилась в чистенький гинем и повязала на шею розовый чепчик от солнца. Она взяла корзинку, переложила в неё хлеб из буфета и накрыла сверху белой салфеткой. Потом глянула себе под ноги и заметила, какие старые и поношенные у неё туфли.

— Они совершенно точно не выдержат дальней дороги, Тото, — сказала она.

Тото поднял на девочку чёрные глазки и повилял хвостиком, показывая, что понимает её.

В этот момент Дороти заметила стоявшие на столе серебряные туфельки, некогда принадлежавшие Ведьме Востока.

— Интересно, они подойдут мне по размеру, — сказала она Тото. — Они бы как раз пригодились во время долгих странствий, потому что им не будет сносу.

Дороти сбросила старые кожаные туфли и примерила серебряные, которые пришлись ей настолько впору, словно были сделаны специально для неё.

Наконец, она подняла корзинку.

— Пошли, Тото, — сказал девочка. — Мы дойдём до Изумрудного Города и спросим Великого Гр, как нам вернуться в Канзас.

Она прикрыла дверь, заперла замок и аккуратно положила ключ в кармашек платья. И вот, сопровождаемая Тото, который благоразумно семенил следом, она отправилась в путешествие.

Рядом проходило несколько дорог, однако девочка быстро отыскала ту, которая была вымощена жёлтым кирпичом. Вскоре она уже бодро шла в сторону Изумрудного Города, а её серебряные туфельки весело позвякивали на твёрдом жёлтом полотне дороги. Солнце ярко светило, птички нежно напевали, и Дороти чувствовала себя вовсе не так плохо, как мы могли бы подумать, зная, что маленькую девочку внезапно умыкнули из её собственной страны и переселили в центр незнакомых земель.

По пути она удивлялась тому, насколько красивая местность лежала вокруг. По сторонам дороги стояла аккуратные изгороди, раскрашенные нежно-синим цветом, а за ними простирались поля, в изобилии засаженные злаками и овощами. Очевидно, чмошики были хорошими фермерами и умели выращивать большие урожаи. Иногда она проходила мимо дома, и тогда посмотреть на неё высыпали люди и низко кланялись ей. Ибо все знали, что она стала причиной уничтожения Злой Ведьмы и освобождения их из неволи. Дома чмошиков выглядели странными жилищами, поскольку были круглыми, с крышами в виде больших куполов. И сплошь синими, поскольку то был любимый цвет Востока.

К вечеру, когда Дороти устала после долгой прогулки и начинала уже подумывать, где бы провести ночь, она набрела на дом, выглядевший больше остальных. На зелёной лужайке перед ним танцевали многочисленные мужчины и женщины. Пять маленьких скрипачей наяривали максимально громко, а люди смеялись и пели, тогда как большой стол неподалёку ломился от вкусных фруктов, орехов, пирогов, тортов и прочих съедобностей.

Люди встретили Дороти по-доброму, пригласили отужинать и переночевать. То был дом одного из самых богатых чмошиков в стране, и его друзья собрались, чтобы отпраздновать освобождение от неволи Злой Ведьмы.

Дороти отведала обильного ужина, а ухаживал за ней сам чмошик-богач, которого звали Бок. Потом она сидела на диване и смотрела, как остальные танцуют.

Заметив её серебряные туфельки, Бок сказал:

— Должно быть, вы великая колдунья.

— Почему? — спросила девочка.

— Потому что носите серебряные туфли и убили Злую Ведьму. Кроме того, в вашем наряде присутствует белый цвет, а только ведьмы и колдуньи носят белое.

— Моё платье в сине-белую клетку, — сказала Дороти, разглаживая складки.

— Это очень мило с вашей стороны, — ответил Бок. — Синий — цвет чмошиков, а белый — колдовской. Так мы понимаем, что вы — дружелюбная ведьма.

Дороти не знала, что на это ответить, поскольку все явно принимали её за ведьму, а она была всего лишь обычной девочкой, которая оказалась в чужой стране случайно, волей циклона.

Когда она устала наблюдать за танцами, Бок проводил её в дом, где предоставил в полное распоряжение комнату с миленькой кроваткой. Простыни были из белого полотна, и Дороти крепко проспала в них до утра с Тото, свернувшимся рядом на синем коврике.

Она обильно позавтракала и понаблюдала за крошечным чмошиком-малышом, который играл с Тото, дёргал его за хвост, ползал и смеялся, чем очень позабавил Дороти. Тото вызывал любопытство у всех окружающих, поскольку они никогда раньше не видели собак.

— Как далеко отсюда Изумрудный Город? — спросила девочка.

— Не знаю, — рассудительно ответил Бок. — Я никогда там не был. Людям лучше держаться от Гр подальше, если у них нет к нему дел. Но Изумрудный Город далеко, вы потратите много дней. Здешний край богатый и приятный, однако вам придётся миновать дикие и опасные места, прежде чем вы доберётесь до конца.

Это слегка обеспокоило Дороти, но она знала, что только Великий Гр может помочь ей вернуться в Канзас, поэтому она храбро решила не сворачивать с пути.

Она попрощалась с друзьями и снова отправилась по дороге из жёлтого кирпича. Пройдя несколько миль, она собралась остановиться передохнуть и взобралась на соседнюю изгородь. За изгородью простиралось большое кукурузное поле. Неподалёку она увидела Пугало, водружённое на высокий шест, чтобы отгонять от созревшей кукурузы птиц.

Дороти подпёрла подбородок рукой и задумчиво смотрела на Пугало. Головой ему служил мешочек, набитый соломой, а глаза, нос и рот были подрисованы, чтобы напоминать лицо. Старая островерхая синяя шляпа, некогда принадлежавшая какому-то чмошику, венчала его голову, а остальную часть туловища изображал синий костюм, поношенный, выцветший, и тоже набитый соломой. На ногах были старые сапоги с синим верхом, какие в этой стране носили мужчины, а над початками кукурузы его поддерживал шест, воткнутый сзади.

Пока Дороти с интересом вглядывалась в странное нарисованное лицо Пугала, она с удивлением заметила, как один глаз медленно ей подмигнул. Поначалу она решила, что обозналась, поскольку ни одно пугало в Канзасе не умело подмигивать, но тут фигура дружелюбно ей кивнула. Тогда девочка слезла с изгороди и приблизилась к Пугалу, а Тото уже бегал вокруг шеста и лаял.

— Добрый день, — сказало Пугало довольно сиплым голосом.

— Вы разговариваете? — спросила девочка в изумлении.

— Разумеется, — ответило Пугало. — Как поживаешь?

— Очень хорошо, спасибо, — вежливо сказала Дороти. — А вы как?

— А я не очень, — сказало Пугало с улыбкой. — Уж больно утомительно торчать тут день и ночь, отпугивая ворон.

— А спуститься вы не можете? — спросила Дороти.

— Нет, у меня сзади торчит этот шест. Если бы ты соизволила его вытащить, я был бы премного тебе благодарен.

Дороти потянулась и обеими руками сняла фигуру с шеста, поскольку, будучи набитой соломой, она оказалась совсем лёгкой.

— Большое спасибо, — сказало Пугало, когда оказалось на земле. — Я чувствую себя новым человеком.

Дороти была сбита с толку, ведь довольно странно слышать, как соломенный человек разговаривает, и видеть, как он кланяется и идёт рядом.

— Ты кто? — поинтересовалось Пугало, потянувшись и зевнув. — И куда ты идёшь?

— Меня зовут Дороти, — отвечала девочка, — а иду я в Изумрудный Город попросить Великого Гр отправить меня обратно в Канзас.

— А где этот Изумрудный Город, — спросило оно. — И кто такой Гр?

— Как, ты не знаешь? — поразилась она.

— Нет, правда. Я ничего не знаю. Видишь ли, я набит соломой, так что у меня совсем нет мозгов, — грустно ответило Пугало.

— О, — вздохнула Дороти, — мне тебя жутко жалко.

— А ты не думаешь, — спросило оно, — что если я отправлюсь в Изумрудный Город с тобой, этот Гр даст мне немного мозгов?

— Не знаю, — ответила она, — но ты можешь пойти со мной, если хочешь. Если Гр не даст тебе мозгов, хуже, чем сейчас, тебе всё равно не станет.

— Это точно, — сказало Пугало. — Знаешь, — продолжало оно по секрету, — я не против того, что руки, ноги и туловище у меня набиты соломой, потому что я не чувствую боли. Если кто-нибудь наступит мне на ногу или уколет булавкой, ерунда, я не замечу. Но я не хочу, чтобы люди звали меня дураком, а если у меня в голове останется солома вместо мозгов, как у тебя, то разве я смогу когда-нибудь что-нибудь узнать?

— Мне знакомы твои ощущения, — сказала девочка, которой действительно было его жаль. — Если ты пойдёшь со мной, я попрошу Гр сделать для тебя всё возможное.

— Спасибо, — поблагодарило Пугало.

Они вернулись к дороге. Дороти помогла Пугалу перебраться через изгородь, и они зашагали по жёлтым кирпичам в сторону Изумрудного Города.

Поначалу Тото не понравилось это дополнение к их компании. Он обнюхивал соломенного человека так, будто предполагал обнаружить среди соломы гнездо с крысами, и часто рычал на Пугало не слишком дружелюбно.

— Не обращай внимания на Тото, — сказала Дороти новому товарищу. — Он никогда не укусит.

— О, я и не боюсь, — ответило Пугало. — Он не сможет повредить соломе. Давай я понесу твою корзинку. Мне всё равно, потому что я не знаю усталости. Я расскажу тебе тайну, — продолжало оно, вышагивая рядом. — Есть только одна вещь на свете, которую я боюсь.

— Какую? — спросила Дороти. — Фермера-чмошика, который тебя сделал?

— Нет, — призналось Пугало. — Зажжённой спички.

4. Дорога через лес

Через несколько часов пути дорога стала ухабистой, и теперь идти пешком было настолько трудно, что Пугало часто спотыкалось о жёлтые кирпичи, которые лежали здесь очень неровно. Иногда они были разбиты или вовсе отсутствовали, оставляя дыры, которые Тото перепрыгивал, а Дороти обходила. Что до Пугала, то, не имея мозгов, оно шло прямо вперёд и потому проваливалось и растягивалось во весь рост на твёрдых кирпичах. Ему, правда, не было больно, а Дороти снова поднимала его, ставила на ноги и они вместе весело смеялись над его неловкостью.

Здешние фермы выглядели уже не такими опрятными, как раньше. Тут было меньше домов, меньше фруктовых деревьев, а чем дальше путники заходили, тем более унылой и мрачной становилась округа.

В полдень они сели на обочине, рядом с ручейком, Дороти открыла корзинку и достала хлеб. Она предложила кусочек Пугалу, но оно отказалось.

— Я никогда не хочу есть, — сказало оно. — И мне в этом повезло, потому что рот у меня всего лишь нарисован. Для того, чтобы есть, мне пришлось бы проделать дырку, но тогда солома, которой я набит, вылезла бы наружу, и моя голова потеряла бы форму.

Дороти сразу сообразила, что это правда, а потому только кивнула и продолжила есть хлеб.

— Расскажи мне что-нибудь о себе и о той стране, откуда ты прибыла, — попросило Пугало, когда она покончила с обедом.

Дороти поведала ему о Канзасе, о том, какое там всё серое, и как циклон перенёс её в эту подозрительную страну Гр.

Пугало внимательно слушало и сказало:

— Не пойму, почему ты хочешь покинуть эти красивые земли и вернуться в то сухое и серое место, которое называешь «Канзасом».

— Это потому, что у тебя нет мозгов, — ответила девочка. — Неважно, насколько скучно и серо дома, мы, люди из плоти и крови, предпочтём тамошнюю жизнь любой другой стране, какой бы прекрасной она ни была. Нет ничего лучше дома.

Пугало вздохнуло.

— Конечно, я этого не могу понять, — сказало оно. — Если бы ваши головы были набиты соломой, как моя, вы бы, вероятно, все жили в прекрасных местах, а в Канзасе не осталось бы ни одного человека. Канзасу повезло, что у вас есть мозги.

— Может, ты мне что-нибудь расскажешь, пока мы отдыхаем? — попросила девочка.

Пугало неодобрительно посмотрело на неё и ответило:

— Моя жизнь была настолько короткой, что я и правда ничего не знаю. Меня сделали только позавчера. Что происходило в мире до этого, мне неизвестно. К счастью, когда фермер делал мне голову, он начал с того, что подрисовал мне уши, так что я слышал, что происходит вокруг. С ним был ещё один чмошик, и первое, что я услышал, были слова фермера:

— Как тебе такие уши?

— Кривовато получились, — отвечал второй.

— Неважно, — сказал фермер. — Уши как уши.

В этом он был прав.

— А теперь я сделаю ему глаза, — сказал фермер.

Он нарисовал мне правый глаз, и как только тот был готов, я обнаружил, что смотрю на него и на всё вокруг с нескрываемым любопытством, потому что то было моё первое впечатление от мира.

— Ничего такой глазик, — заметил чмошик, наблюдавший за фермером. — Синяя краска прекрасно подходит.

— Пожалуй, второй сделаю побольше, — сказал фермер.

Когда был готов второй глаз, я смог видеть им гораздо лучше, чем первым. Потом он изобразил нос и рот. Но я молчал, потому что тогда ещё не знал, зачем рот нужен. Мне было забавно видеть, как они делают моё туловище, мои руки и ноги. И когда они наконец прикрепили голову, я был очень горд, потому что почувствовал себя настоящим человеком.

— Этот малый быстро распугает всех ворон, — сказал фермер. — Он выглядит, как настоящий человек.

— Ну так он и есть человек, — сказал второй, и я с ним согласился.

Фермер отнёс меня под мышкой на кукурузное поле и водрузил на высокую палку, где ты меня и нашла. Вскоре они с приятелем ушли, и я остался один.

Я не хотел чувствовать себя брошенным. Поэтому я попытался идти следом за ними. Но мои ноги не доставали до земли, и я был вынужден остаться на шесте. Я был обречён на жизнь в одиночестве, поскольку мне, только что сделанному, было не о чем думать. На поле прилетало много ворон и других птиц, но стоило им завидеть меня, они снова улетали, думая, что я чмошик. Мне это нравилось, и я ощущал себя важной персоной. Вскоре мимо пролетела старая ворона. Внимательно меня разглядев, она села мне на плечо и сказала:

— Неужели фермер хотел обдурить меня так топорно? Любая умная ворона увидит, что ты всего лишь набит соломой.

Она спорхнула мне под ноги и стала клевать столько кукурузы, сколько хотела. Другие птицы, видя, что я не причиняю ей вреда, тоже слетелись полакомиться урожаем, так что скоро вокруг меня уже разгуливала целая стая.

Мне было грустно, поскольку стало очевидно, что я не такое уж и хорошее Пугало. Однако старая ворона меня успокоила словами:

— Если бы только у тебя в голове оказались мозги, ты был бы не хуже остальных людей, а то и получше многих. Мозги — вот единственное, что имеет ценность на этом свете, будь ты хоть вороной, хоть человеком.

Когда вороны улетели, я обдумал услышанное и решил, что мне необходимо заполучить мозги. К счастью, тут появилась ты и сняла меня с кола, а из твоих слов я делаю вывод, что Великий Гр обязательно даст мне мозгов, как только мы окажемся в Изумрудном Городе.

— Надеюсь, — охотно согласилась Дороти, — раз уж ты так их хочешь.

— О, да, очень хочу, — призналось Пугало. — Так неуютно чувствовать себя дураком!

— Ну, — сказала девочка, — тогда пошли.

И она вручила корзинку Пугалу.

Теперь изгороди по обочинам пропали, а земли пошли дикие и необработанные. К вечеру они достигли огромного леса, где деревья росли настолько высокими и настолько плотно друг к другу, что их ветки смыкались над дорогой из жёлтого кирпича. Под деревьями царил почти полный мрак, поскольку кроны не давали пробиться солнечному свету. Однако путешественники не останавливались и шли дальше, в чащу.

— Если дорога ведёт туда, значит, она должна и выводить оттуда, — предположило Пугало. — А раз Изумрудный Город находится на другом конце дороги, мы должны идти, куда бы она нас ни вела.

— Это всем понятно, — сказала Дороти.

— Разумеется. Поэтому я это знаю, — ответило Пугало. — Если бы для понимания этого требовались мозги, я бы никогда такого не сказал.

Где-то через час свет померк, и они оказались бредущими во тьме. Дороти не видела ничего, а вот Тото видел, потому что собаки видят в темноте очень даже хорошо. Пугало тоже заявило, что видит так же хорошо, как и днём. Тогда Дороти взяла его за руку и старалась не отставать.

— Если заметишь какой-нибудь дом или место, где мы можем провести ночь, — сказала она, — обязательно скажи мне. Ведь ходить в потёмках очень неудобно.

Вскоре после этого Пугало остановилось.

— Справа от нас я вижу хижинку, — сказал он, — сложенную из брёвен и веток. Пойдём туда?

— Да, конечно, — ответила девочка. — Я вся вымоталась.

Пугало вело её между деревьями, пока они ни добрались до хижины. Дороти вошла и обнаружила в одном углу постель из сухих листьев. Она сразу же легла и с Тото под боком быстро и крепко уснула. Пугало, которое никогда не уставало, встало в другом углу и стало терпеливо дожидаться наступления утра.

5. Спасение Жестяного Дровосека

Когда Дороти проснулась, солнце уже светило сквозь кроны деревьев, а Тото уже давно гонялся за птицами и белками. Она села и огляделась. Пугало по-прежнему терпеливо стояло в углу, дожидаясь её.

— Нам нужно пойти поискать воды, — сказала она ему.

— Зачем тебе вода? — поинтересовался он.

— Умыться после пыльной дороги и напиться, чтобы сухомятка не застряла у меня в горле.

— Должно быть, неудобно, когда ты сделана из плоти, — заметило Пугало задумчиво. — Тебе приходится спать, есть и пить. Однако у тебя есть мозги, а мочь думать дорогого стоит.

Они покинули хижину и пошли через лес, пока ни набрели на маленький источник чистой воды, возле которого Дороти написал, умылась и позавтракала. Она увидела, что в корзине почти не осталось хлеба, и порадовалась тому, что Пугалу ничего не нужно есть, поскольку запасов едва хватало ей и Тото на день.

Покончив с трапезой и уже собравшись возвращаться к дороге из жёлтого кирпича, она была застигнута врасплох тяжёлым стоном, раздавшимся неподалёку.

— Что это было? — робко спросила девочка.

— Представить себе не могу, — ответило Пугало. — Но я могу пойти и посмотреть.

Тут до их ушей снова долетел стон, и теперь им показалось, что он доносится откуда-то сзади. Они повернулись и прошли по лесу несколько шагов, когда Дороти заметила, как что-то сверкает между деревьями при свете солнца. Она подбежала к этому месту и застыла, удивлённо вскрикнув.

Одно из деревьев было почти срублено, а рядом с ним, с поднятым над головой топором, стоял человек, полностью сделанный из жести. Его голова, руки и ноги крепились к туловищу шарнирами, однако стоял он совершенно неподвижно, как будто не мог ими пошевелить.

Дороти смотрела на него с изумлением, Пугало — тоже, и только Тото пронзительно гавкнул и вцепился в жестяную ногу, отчего чуть не поломал зубки.

— Это вы стонали? — спросила Дороти.

— Да, — ответил жестяной человек. — Я. Я стону тут уже целый год, но никто меня не слышит и не приходит на помощь.

— Что я могу для вас сделать? — спросила она нежно, потому что была тронута грустным голосом, которым говорил этот человек.

— Принести маслёнку и смазать мои шарниры, — ответил он. — Они настолько заржавели, что я совершенно не могу пошевелиться. Если меня смазать, я скоро буду в полном порядке. Ты найдёшь маслёнку на полке в моей хижине.

Дороти сразу же бросилась обратно в хижину, нашла маслёнку, вернулась и с волнением поинтересовалась:

— А где у вас шарниры?

— Смажь мне сперва шею, — ответил Жестяной Дровосек.

Она так и сделала, а поскольку шея была очень ржавой, Пугало взялось за жестяную голову и осторожно покрутило из стороны в сторону, пока она ни заходила свободно и человек смог сам ею поворачивать.

— Теперь смажь шарниры моих рук, — сказал он.

Дороти мазала, а Пугало аккуратно их сгибало, пока они ни освободились от ржавчины и ни стали как новенькие.

Жестяной Дровосек довольно вздохнул, опустил топор и приставил его к дереву.

— Какое расслабление! — сказал он. — Я держал этот топор на весу с тех пор, как заржавел, и счастлив наконец-то от него избавиться. А теперь, если вы смажете шарниры моих ног, я снова буду в полном порядке.

Они маслили ему ноги до тех пор, пока он ни смог двигать ими свободно. Он неустанно благодарил их за своё спасение, будучи явно очень вежливым существом — вежливым и признательным.

— Если бы вы не пришли, я мог остаться здесь навсегда, — сказал он. — Так что вы совершенно точно спасли мне жизнь. Как вы здесь оказались?

— Мы шли в Изумрудный Город встретиться с Великим Гр, — объяснила Дороти, — и остановились переночевать в вашей хижине.

— Зачем вам встречаться с Гр? — спросил он.

— Я хочу, чтобы он послал меня обратно в Канзас, а Пугало хочет, чтобы он вложил ему в голову немного мозгов.

Жестяной Дровосек на мгновение глубоко задумался. Потом сказал:

— Как ты считаешь, Гр может подарить мне сердце?

— Полагаю, что да, — ответила Дороти. — Для него это так же просто, как дать Пугалу мозги.

— Точно, — согласился Жестяной Дровосек. — Если вы позволите мне присоединиться к вашей компании, я тоже пойду в Изумрудный Город и попрошу Гр мне помочь.

— Идём, — воодушевилось Пугало, а Дороти добавила, что будет рада новому спутнику.

Жестяной Дровосек забросил топор на плечо, и они все дружно пошли через лес, пока ни добрались до дороги, мощёной жёлтым кирпичом.

Жестяной Дровосек попросил Дороти положить маслёнку в корзину.

— Если меня застанет дождь, — пояснил он, — я снова заржавею, и мне понадобится масло.

Им повезло, что к ним присоединился новый товарищ, потому что довольно скоро они дошли до места, где деревья и ветки над дорогой росли так густо, что мешали проходу. Жестяной Дровосек взялся за работу и рубил настолько умело, что расчистил путь для всех друзей.

Пока они шли, Дороти так усердно размышляла, что не заметила, как Пугало наступило в дырку и завалилось на обочину. Ему даже пришлось её окликать и звать на помощь.

— Почему ты не обошёл эту дыру? — спросил Жестяной Дровосек.

— Мне пока не хватает знаний, — бодро ответило Пугало. — Голова у меня, знашь ли, набита соломой, и поэтому я иду к Гр попросить его дать мне мозгов.

— А, понятно, — сказал Жестяной Дровосек. — Но вообще-то мозги — это не самое лучшее на свете.

— А у тебя они есть? — поинтересовалось Пугало.

— Нет, моя голова совершенно пуста, — отвечал Дровосек. — Но когда-то мозги у меня были, и сердце тоже. Так что имея опыт обоих, я бы выбрал всё-таки сердце.

— Что так? — спросило Пугало.

— Давай я расскажу тебе свою историю, а уж ты сам решай.

И вот, пока они шли через лес, Жестяной Дровосек поведал им следующее:

— Я родился сыном дровосека, который рубил в лесу деревья и зарабатывал их продажей. Когда я вырос, то тоже стал лесорубом, а когда умер мой отец, стал заботиться о своей старой матери. А потом я решил, что вместо того, чтобы жить одному, мне нужно жениться и тогда я не буду одинок.

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.