Бесплатный фрагмент - Честное волшебное

Рассказы для детей и подростков

Салажонка в сталинском вампире

— И это сталинский вампир?!. — разгоряченная девочка почти кричит на улице, прогуливаясь с папой и мамой, а сзади плетётся за ними, усердно везя свой велосипед, примерно такого же, дошкольного возраста, пацанёнок. Он вёз бы гораздо быстрее, если бы не надо было при этом активно поглощать мороженое, уже начавшее абрикосовую капель на асфальт.

— И кто этот сталинский вампир делает на крыше музея? — девочка не унималась, вопросительно встав перед родителями, как маленькая орлица, сведя лопатки за спиной. Осталось только активно захлопать в наплыве сердитости, крыльями.

— Не вампир, ампир, — поправил папа.

— А ты говорил сталинский вампир! Ты — обманщик! Я не поехала бы с вами за тридевять земель из—за какого—то ампира, если он не вампир, этот сталинский вампир. Домой! Сейчас же едем домой! Вампира нет! — объявила всем девочка, демонстративно сложив руки на груди калачиком, подобно  исправной купчихе.

Она давно уже уронила мороженое, и теперь не даст его съесть другим.

— Но у нас мороженое, Наташа! —  мама деловито откусывала хрустящую вафлю, чуть прикрыв глаза от удовольствия. — Ампир прекрасен! Я люблю музей! — продолжила семейный диалог мама.

— Ну что, полакомились? — поинтересовался папа, вытирая руки антибактериальной влажной салфеткой.

— Нет, мы еще в самом разгаре. А ты так быстр! — мама добралась до самого интересного в рожке: когда малиновое мороженое начинает смешиваться с ванильным в кленовом сиропе.

— Нет, так не годится! И нечего разыгрывать трагедию падения мороженого на асфальт! — мама даже с недоеденным рожком была всегда почти готова к бою.

— Конь на крыше в виде флюгера, а ты, как в стихотворении Сергея Есенина «Коня на скаку» готова остановить! — пошутил папа.

— А вот и не готова! — воскликнула девочка! — Мама же не полезет на крышу седлать коня! Да, мам?

— Да, милая, никто на крышу не полезет. В старину на крышу лазали только трубочисты. Мы же в историческом месте нашего города, будем ближе к истории, мои хорошие.

Все успокоились, и стали ближе к маме. Папа издал даже некое мурчание от удовольствия, вызванного маминой нежностью, окутывающей аурой покоя семейную  пару с детьми. Стал накрапывать дождь, загнав стайку студентов под крышу, там же оказалась и четверка путешественников. Завтра День защиты детей, а сегодня просто теплый день, слегка омраченный погодными условиями.

Салажонка вырастет, и напишет контрольную работу в школе о сталинском ампире. Её брат уедет учиться к бабушке, и тоже напишет о сталинском ампире, потому что в городе, где живет их бабушка,  вся улица пестреет рельефами ампира. Со сталинскими домами не поспоришь, есть в них особенность, которая заставляет с уважением относиться к хранителям исторических ценностей.

Голубь  Райс

Жил  был  голубь  Райс,  который  очень  полюбил  мальчика.  Этот  мальчик  частенько  смотрел  из  окна  своего  дома  на  Райса,  и  даже  выходил  на  балкон,  чтобы  покормить  голубей.  Мальчика  звали  Тимошка,  он  любил  рисовать  и  лепить  из  пластилина  и  глины,  у  него  хорошо  получались  машины,  автобусы,  корабли  и  самолеты,  но  Тимошка  ни  разу  не  слепил  голубя.  Райс  глядел  на  мальчика  своими  круглыми  газами,  и  тогда  мальчик  понимал,  что  голубю  нелегко  жить  на  улице,  когда  холодно,  и  каждый  хулиган  готов  бросить  в  птицу  палкой.  Тимошка  видел  Райса  и  его  друзей,  беспокоился  о  случайно  найденных  по  дороге  в  школу  птенцах,  прятал  их  с  одноклассником  Максимом,  поил  водой  и  собирался  приготовить  для  птички  питательную  смесь.    Он  видел,  как  мама  готовила  смесь  для  маленькой  тимошкиной  сестренки,  и  хотел  приготовить  для  птенца  голубенка  такую  же  смесь.  Вместе  с  другом  Максимом  сложился  Тимошка  мелочью  и    купил  в  магазине  коробку  «Малютки»,  берег  от  всех  одноклассников  маленькую  баночку  в  школьном  ранце  и  немного  питьевой  воды  в  пластиковой  бутылке.

После  уроков  Тимошка  пришел    в  огород,  где  оставил  голубенка,  они  с  Максимом  были  уверены,  что  птенца  послал  им  любимый  голубь  Райс,  потому  что  столько  радости  мог  доставить  только  настоящий  любимый  друг.  Но  пройдя  за  кусты  боярышника,  мальчики  увидели    пустую  автомобильную  шину  и  крохотное  легкое  перышко  от  птенца.  Кто  забрал  малыша,  Тимошка  не  догадывался.  Мальчикам  хотелось  ухаживать  и  выкармливать  птенца,    заботиться  о    нем.    Сначала  они  подумали  самое  страшное,  что  птенца  взяла  кошка,  но  потом  убедились,  что  все  вокруг  спокойно,  крови    на  земле  нет,  значит,  птенец  жив,  просто  кто-то  его  унес,  возможно,  к  себе  домой.  Тимошка  с  Максимом  думали,  что  Райс  был  мальчиком,  голубем,  но  после  того,  как  Райс  снесла  яйцо,  друзья  догадались,  что  Райс  –  девочка,  голубиха.  Первого  голубенка  назвали  Тяпа,  через  два  дня  вылупилась  желторотая  крошка  Ляпа.  Птенцы  громко  пищали,  и  это  забавило  ребят.  Птенцы  требовали  пищи.  Голубка  Райс  отрыгнула  своим  деткам  семена,  которые  склевала    возле  подъезда  ранее,  —    это  видел  Тимошка.

На  следующий  день  Тимошка,  подойдя  к  окну,  увидел  не  только  Райса,  но  и  других  голубей  и  голубок:  Борю,  Тяпу  и  Ляпу  —    брата  и  сестру.  Ляпа  –  девочка,  а  Тяпа  –  мальчик.  У  голубихи  были  белыми  кончики  крыльев,  а  у  голубя  Райса  на  крыльях  перья  были  длиннее  и  темнее.

Скоро  мальчики  нашли  ворону  со  сломанным  крылом.    Перебинтовав  птице  крыло,  Тимошка  с  Максимом  назвали  птицу  Капля,  потому  что  ее  мокрый  от  дождя  клюв  блестел  под  светом  уличных  фонарей,  и  еще  потому,  что  она  любила  купаться  в  воде,  которая  сохранилась  после  дождя  в  старой  автомобильной  шине  в  огороде,  где  жили  птицы.  Капля  влюбилась  в  ворона,  и  мальчики  решили  оставить  этого  ворона  в  их  шалаше,  и  назвали  его  Тиша.  Любовь  детей  к  птицам  увеличивала  количество  питомцев    в  огороде,  так  образовался  птичий  зоопарк  во  дворе  городского  квартала.  Вскоре  ребята  нашли  еще  одного  малюсенького  голубенка,  который  оказался  очень  бойким,  его  назвали  Баря.  Птенец  очень  быстро  освоился  у  мальчиков  в  шалаше,  и  скоро  уже  активно  клевал  зернышки  с  тимошкиной  ладошки.  Но  когда  Баря  был  еще  мал  и  слаб,  процесс  кормления  был  другим,  и  очень  увлекал  мальчиков:  Максим  держал  его  за  шею,  а  Тимошка  давал  неугомонному  птенцу  пережеванный  хлеб.

Спали  птицы  не  на  голой  земле  в  огороде,  а  на  теплой  тряпочке,  уткнувшись  клювами  в  мягкую  ткань.  Этот  кусок  ткани  был  старой  рубашкой  Максима.  Птички  так  полюбили  мальчиков,  что  решили  не  улетать  от  них  совсем,  и  оставаться  с  Тимошкой  и  Максимом  до  окончания  ими  школы,  и  лететь  с  ними  учиться  в  университет  изучать  новую  науку  «птицелогию»,  —    это  птичья  наука  от  человеческой  науки  «орнитологии».  Райс  рассказал  Тимошке,  что  на  птичьем  языке  орнитология  звучит  как  птицелогия,  и  изучает  орлов,  лебедей,  уток  и  воробьев.  Ступени  знаний  в  птицелогии  следуют  одна  за  другой,  и  по  порядку  изучает  вначале  воробьев,  затем  голубей,  орлов,  уток  и  лебедей.

Пока  же  птицы  одни,  без  мальчиков,  учились  в  университете,  когда  друзья  постигали  науки  в  школе.  Тимошка  и  Максим  учились  во  втором  классе,  а  ворон  Тиша  поступил  в  пятый  класс  с  вороной  Каплей.  Чтобы  птицы  не  были  глупыми,  мальчики  построили  для  птенцов  школу  из  картонных  коробок.  Вскоре  Ляпа  получила  премию  по  голубиному  языку,  чтобы  понимать  своих  детенышей.  Директор  школы  сказал,  что  с  Ляпой  что-то  нехорошо,  и  ее  надо  забрать  из  школы,  потому  что  у  нее  будут  птенцы.  Ляпа  устроилась  работать  в  магазин,  и  продавала  людям  и  голубям  печенье  в  виде  звездочек,  ее  назначили  самым  лучшим  продавцом  месяца.  Дела  в  огороде  —    голубином  городе  —  распределялись  так:  пока  Ляпа  работает,  Тимошка  и  Максим  занимаются  птенцами  в  свободное  от  уроков  время.  Тяпа  к  тому  времени  еще  никуда  не  устроился  работать,  он  заканчивал  голубиный  университет.  В  голубиный  урок  физкультуры  Тяпа  и  Ляпа  взлетали  выше  всех  и  всегда  побеждали  своих  одноклассников.

Тимошке  прислали  приглашение  на  голубиную  олимпиаду.  Текст  гласил  следующее:  «Дорогой  мистер  Тимошка!    Приглашаю  Тяпу  и  Ляпу  на  олимпиаду  в  честь  мира  на  планете  Земля».

Но  как  Ляпа  полетит  на  олимпиаду?  У  нее  же  птенцы.

Мальчики  попросили  у  голубихи  Райс  посидеть  с  птенцами,    пока  Тяпа  и  Ляпа  будут  летать  сердечком  на  Всемирной  Олимпиаде  в  честь  Мира.  Голубиха  Райс  согласилась  и  убедила  родителей,  что  с  птенцами  все  будет  хорошо.  Ляпа  очень  надеялась,  что  птенцы  будут  хорошо  себя  вести  рядом  с  голубихой  Райс,  и  она  не  ошиблась.

Часто  птички  прилетали  на  дерево,  которое  располагалось  напротив  окна  квартиры  четвертого  этажа,  где  жил  Тимошка,  прямо  рядом  с  тимошкиной  комнатой.  Птицы  жили  еще  и  на  чердаке  дома,  и  их  клокотанье  было  слышно  каждый  день  рано  утром,  так  что  Тимошка  научился  клокотать  по- голубиному,  и  демонстрировал  свое  умение  ребятам,  которые  не  дерутся  в  школе,  а  по-доброму  общаются.

Особенно  злыми  в  школе  были  некоторые  девочки  3  и  4  класса,  они  отнимали  у  мальчиков  голубей,  вырывая  прямо  из  рук,  громко  кричали  охраннику,  что  мальчики  мучают  голубей,  а  на  самом  деле  мальчики  спасали  птиц,  согревали  их,  строили  им  домики  и  гнездышки,  кормили  птичек,  давали  им  имена.  Девочкам  было  завидно:  они  бы  ни  за  что  не  смогли  поднять  с  земли  голубя  и  пожалеть,  но  им  очень  хотелось  покормить  птичек.  Тогда  девочки  решили  оболгать  Максима  и  Тимошку,  наябедничали  охраннику,  а  охранник  всё  записал,  и  с  Тимошкой  разбирался  завуч  школы,  пока  Максим  был  на  больничном.  Неприятная  история.  Тимошке  сообщили,  что  от  голубей  у  него  будет  птичий  грипп,  и  что  надо  учиться,  а  не  птиц  мучить.  Но  ведь  он  никогда  не  мучил  птиц,  он  любит  их.

Нескольких  голубей  спасти  от  любопытных  девочек  не  удалось.  Мальчики  закопали  пострадавших  от жадных девочек голубей  осенью  в  листьях  под  деревом,  что  возвышается  на  школьном  дворе.

Ночью  приснился  Тимошке  сон,  будто  Райс  пьет  из  глубокой  чашки  голубой  небесный  сок,  а  в  самой  чашке  отражается  звезда.  Красиво.  В  глазах  голубя  тоже  мерцали  две  звездочки.  Скоро  Новый  год.    Чуть  свет  побежал  Тимошка  в  окошко  посмотреть,  прилетел  ли  голубь.    Все  голуби  одинаковы,  но  неймется  Тимошке,  доброе  сердце  ищет,  где  проявить  свою  любовь.  Тимошка  берёт  кусочек  хлеба,  одевается    и  выходит  на  балкон  покормить  Райса  и  его  друзей.

(Данный рассказ придумал Владик Макаров в соавторстве с бабушкой, Еленой Сомовой. Владик не против, чтобы этот рассказ прочитали ребята, любящие русскую литературу.)

Нерукотворное чудо

Новогодний снег, особенно густой и мягкий, заполнил все чаши и ветви, и эти снежные пирожные висели в воздухе на ветках американских кленов, иногда покачиваясь от ветра. Вчера я заметила, будто одна снежная чаша со свисающими книзу семенами клена, неравномерно наполненная, образовала снежного голубя. Каждый день ветер выдувал на свирели по каплям снежинкового чуда, и таким образом, у голубя образовывался клюв. Сегодня клюв оказался слегка приоткрытым, и открывался всё шире с каждым днем: такова работа ветров.

Дети уже съели сладкие новогодние подарки, взрослые подсчитали расходные убытки,  снежный голубь к Рождеству оказался с полностью открытым клювом, будто кто-то невидимый угощал его хлебом, или эта птица просто пела в унисон ветрам, и песней своей звала солнце.  Нерукотворное чудо прижимало крылья крепко к бокам, виден был один бок, но я уверена, что справа было точно такое же крыло.

Крепкие морозы исключили возможность появления многочисленных вороньих орд на ветвях, спешно клюющих семена кленов, свисающие сейчас рыжеватыми бородами, и снежный голубок так и просидел бы до оттепели. Открытый клюв его грустно искал в воздухе пищи, и она пришла в виде солнечных кругов, лавинами кружащих по воздуху, будто в поиске голубя. Жалко было это снежное чудо с трагическим выражением открытого  клюва.

Я вспомнила приставший к маленькому внуку образ голубя Райса. Владик с Мишей кормили этого голубка, спрятав его в распоротую с одного края автомобильную шину, и так возник у Владика и меня рассказ «Голубь Райс».

Плещеево море

Тимошка похож на утенка, чихающегося от водных брызг в озерный хрусталь ранним утром. Что тянет мальчишку в воду, лишь птичьи трели озарят мир — понять сложно. Особенно когда теплая раскладушка под молодой березкой в садике благоухает мятой, положенной под подушку бабушкой, когда на подоконнике дома огромный кувшин парного молока и горячий хлеб дымится свежей корочкой, а земляничные и грибные поляны так манят собраться в поход…

Но Тимошка упорно каждое утро направляется к реке и предается прелестям чистого свежего утра именно в воде, прихватив корабельную флотилию. Сначала долго плавает, выложив корабли и капитанскую кепку на песок, а наплававшись, пускает свои корабли в плавание. Это возможно только ранним утром, когда ватага мальчишек не мутит воду своим отчаянным рыболовством и купанием со сквернословием.

— Капитаны не ругаются, — говорит мальчикам Тимошка, и смотрит вдаль, когда ребятня греется дракой на песке. Только часа четыре назад здесь располагалась флотилия, и Тима готовил все свои корабли к плаванию по морю Всемирному. Так назвал бы Тимошка озеро Плещеево, на берегу которого стоит их с бабушкой дом с прекрасным садиком, в котором кроме всех овощных и фруктово-ягодных прелестей растет даже одна маленькая нежная березка с белой бархатистой кожей коры. Но в конце премьеры перед бабушкой, мальчик назвал свое море Плещеево, по названию одноименного озера.

Любовь к морю родилась из подарков: родители вернулись с курорта, привезли сыну капитанскую кепку, тельняшку с нарисованным якорем на груди и множеством ракушек в плетеной корзинке. Когда они уже собирались уезжать, непослушный Тимошка наелся чего-то, и у него открылась аллергия, так что поехать на юг с родителями он не смог, там же везде экзотические цветы и фрукты, а аллергикам, особенно в стадии обострения заболевания, нельзя на юг.

Самый первый корабль Тимошка получил в подарок от папы еще до моря, и корабли стали драгоценными мечтаниями мальчика. Он мастерит корабли с парусами из всего, из чего можно сделать прочный морской транспорт: в ход идет дерево, древесная кора, проволока, супер-клей. А еще два года назад он делал корабли из ватмана и скреплял их степлером, получались легкие, воздушные корабли и теплоходы, напоминающие китайские фонарики.  Тимошка не любит пиратов, он за мир, его корабли привозят книги и журналы, тетради для записей – судовые журналы. Один такой журнал теперь лежит и у бабушки на комоде.

Однажды проснулся Тимошка и увидел перед собой не окно с березкой и цветами бабушки, а пальмы, индейцев, пришвартованные корабли.

— Так это же Порт Артур! – воскликнул обрадованный Тимошка, встал с кровати, подошел к пристани и сел в вёсельную лодку. Грести оказалось легко, вскоре мальчик оказался далеко от берега. Рядом проплывал корабль, на мачте которого сидел огромный красный попугай и орал во всё горло: «Тимошка, я тебя  знаю! Тимошка, ты бабушкин мальчик, а не дракон!»

Тима удивился такому содружеству: попугая он видел впервые, и никогда ранее не встречал попугаев на мачтах. В сад прилетали малиновки, синички, дрозды, соловушки слышны были с озера. Попугай оказался очень кстати, пока лодка был наравне с кораблем, Тимошка весело беседовал с ним о жизни.

— Что ты любишь, Красик? – спросил мальчик попугая.

— Красик, я красик! – восторженно орал попугай. – Красик любит Тиму, Тима любит Красика!

— Да, Красик, ты хороший, я люблю тебя. Скажи, что ты любишь: море или реку, бананы или огурцы, шоколад или червяков?

— Красик любит Тиму! – отвечал попугай.

Тимошка громко засмеялся: его любит попугай! Здорово, когда любят. Однажды бабушка подарила ему хомяка, в прошлом году, тот хомяк не любил Тимошку, только щекотался и гадил в клетке, а потом и вовсе перегрыз все прутья и убежал в лес.

— Красик любит море, Красик любит песни! – вопил развитый попугай громче, так как корабль уже отделился от лодки и уплывал. А когда еще встретятся в открытом Плещеевом море мальчик и попугай?! Остается только надеяться на благосклонность судьбы. Тут Тима заметил еще один корабль, впереди которого красовалась богиня Фортуна. На мачте сидела обезьяна и смотрела в бинокль.

— Что ты видишь, Чита? – спросил Тимошка обезьяну.

— Откуда ты знаешь мое имя? – многозначительно пропела обезьяна и устремила свой взор в бинокль, отважно запрокинув голову.

Тимошка и сам не знал, откуда он узнал имя обезьяны. А на  корме корабля было написано «Смелый».  Прерывать разговор с дамой было неприлично, и мальчик не растерялся, ответив:

— Мне интуиция подсказала, — зарделись щеки Тимошки от жаркого солнца и морского соленого воздуха, а еще от смущения. Чита была в панаме с огромными полями и пенсне с длинной цепочкой на шее. Она всем своим видом напоминала даму в театральной ложе. И только огромный капитанский бинокль напоминал о том, что они находятся в самом сердце моря Плещеева, по берегам которого гнездятся кондитерские фабрики и хладокомбинаты самого вкусного в мире мороженого «Сердце Матильды».

— Моя интуиция подсказывает мне, что ты не прочь подкрепиться мороженым? – продолжила конструктивный диалог обезьяна, окинув Тимошку многозначительным взглядом без бинокля, отчего мальчик даже немного растерялся, но собрал свой боевой дух и выпалил:

— Мороженое портит зубы и от него болит горло!

— Ерунда! «Сердце Матильды» никогда не портит зубы, а горло болит только у неженок. Ты же капитан Тимофей Игоревич, не так ли? – улыбнулась по—лошадиному обезьяна.

Тимошка перестал удивляться, и так же многозначительно,  как Чита, ответил:

— О да, мадам! «Сердце Матильды» — верное средство от жары и горя.

— Горе? Ты говоришь о горе, мальчик? Что ты о нём знаешь!.. – вытянула Чита тяжелую ноту, и положила бинокль на полку для бинокля, расположенную там же, на мачте.

— Смотри, проворонишь бинокль, — упадет в море! – забеспокоился Тимошка.

— Одна ворона по имени Красик то же самое сказала мне однажды, и я ее пристрелила, — застенчиво и снисходительно посмотрела на Тимошку Чита.

— А ты стреляешь в попугаев?

— Я лучший стрелок в ворон! – заносчивая обезьяна слезла с мачты и достала альбом свадебных фотографий.

На—ка, взгляни на ворону, — и бросила Тимошке в лодку свой  альбом.

— Это интереснее, чем грести в открытом море! Листай и ты поймешь, кто его стоит и где на свете счастье.

Лодка Тимошки не остановилась, хотя он и перестал грести, разглядывая фотографии обезьяны и попугая. Чита на всех фотках была выряжена, как лучшая скаковая лошадь в цирке на Павелецкой  набережной. Только седло приделать было негде: даже на плечах висели бусинки и прочие знаки отличия. Попугай Красик на этих свадебных фотографиях за столом, в танце, при росписи в загсе, с гостями, на церемонии бракосочетания выглядел, и правда,  вороной, даже не вороном. Перья склеены, клюв заострен, в клюве – блестит кольцо для обручения, — ну чисто ворона при захвате  золота.

— У него из клюва выпало кольцо в море, тогда был ураган, — услышал Тимошка звуки долетающего с моря откровения Читы. – И с тех пор я называю его вороной, от отчаяния.

— А разве друзей так называют? – спросил Тимошка уже самого себя. Можно же было его повоспитывать как—то, сказать, чтобы не надевал с желтыми брюками синие в малиновую полоску носки и зеленый галстук, расчесал перья под водой в дождь, не вклеввывался  по глаза в мороженое «Сердце Матильды».

Корабль покинул лодку, но ветер всё же донёс беглые слова Читы: «Гуд бай, бэби! Мы еще поедим с тобой столько порций «Сердец Матильды», что сама Матильда приедет к нам погостить из уважения!»

– Отчаяние – плохой советчик! – вспомнил слова бабушки Тимошка и проснулся.

В бабушкином доме пахло пирогами и сырниками, мятой, клубничным вареньем и … мылом «Чебурашка». На столе стояло огромное блюдо с угощением, дымился золотой самовар, от которого точно растаяло бы «Сердце Матильды», да и любое мороженое, независимо от того, на полочке оно эскимо, или в стаканчике, в подзорной трубе, или в конусе рожка, похожего на шляпу звездочета.

Тимошка сладко потянулся, встал позавтракать и, как настоящий мужчина, помочь бабушке с прополкой моркови.

А потом его, как всегда, будет ждать озеро Плещеево и самые настоящие корабли, на одном из которых Тима пишет сейчас ярко—синим несмываемым фломастером: «Самый смелый», но уместится  только «Самый».

ЦВЕТЫ ДЛЯ ДЕВОЧКИ

Путешествует  Василек  по  планете  Меркурий  в  латах  рыцарских  и  шлеме.  В  раннем  детстве  мечтал  о  космонавтике,  но  узнал  в  планетарии,  на  встрече  с  космонавтом,  что  все  космонавты  одиноки  в  космосе,  нельзя  всех  подряд  брать  в  полет,  и  по—иному  стал  относиться  к  миру.  Ведь  и  на  корабль  нельзя  всех  подряд  брать!  Надо  быть  осмотрительным.  Станет  он  лучше  рыцарем  Маринки,  защитит  ее  от  пьяного  дядьки—соседа,  орущего,  что  «он  всё  знает…».  А  что  он  знает  —  и  знать—то  нечего  ему.  Пьяный  дурак  —  и  всё.  И  никому  дела  до  его  знаний  нет.

Волы  жевали,  их  выгнутые  губы  напоминали  цветы,  этими  пережевывателями    они  захватывали  не  только  траву,  но  и  воздух.  Казалось,  еще  чуть—чуть  —  и  вместе  с  этим  захваченным  в  плен  воздухом,  волы  улетят,  подобно  надувным  шарам  —  высоко  в  небо,  перелетят  через  какой—нибудь  перешеек,  отомкнут  губами—тюльпанами  молодое  сердце,  и  получат  свежего  сена  в  подарок.  Сено  и  волосы  соломенного  цвета  сольются  в  цветовой  гамме  и  унесут  в  небесный  океан  сердце  парнишки.

Он  смотрел  зачарованно,  как  подружка  ест  мороженое,  привезенное  из  города    в  термосе  ее  родителями.  Руки  его  жестоко  обрывали    ромашковые  лепестки  не  в  желании  погадать,  но  в  отчуждении,  захватившем  всё  существо  парнишки.  В  маленьком  наглом  желании  оторвать  голову  ромашке,  безвинному  цветку,  выросшему  на  его  тяжелом  пути,  было  святотатское  желание  наслаждения  правом,  а  созерцание  невесты  было  назначено  ему  царским  правом  обладания.    Детство  —  это  маленькая  репетиция  жизни,  и  если  в  детстве  ты  король,  то  и  в  жизни  для  тебя  место  будет,  но  будь,  пожалуйста,  добрым  королем,  не  вызывай  палача  для  расправы  с  детскими  мечтаниями.  Путь  они  тихо  живут  в  укромном  уголке  твоего  сердца,  и  когда—нибудь  ты  подаришь  свой  воздушный  корабль  такому  же  мальчику,  каким  ты  был  в  детстве.    Он  возьмет  в  свои  руки  твой  корабль,  и  все  цветы  радуги  станут  вам  петь  гимн,  дающий  королю  силы.  Это  будет  гимн  ромашковому  полю  с  крохотными  сердечками  в  центре  круга.  Мы  же  с  тобой  знаем,  что  в  каждом  ромашковом  солнышке  расположено  сердечко,  и  оно  любит.  Но  когда  ты  подросток,  твое  сердечко  имеет  сжатые  крылья  для  полета,  и  они  разгибаются  с  трудом.  Твое  взросление  —  это  разгибание  твоих  маленьких  ромашковых  крыльев  в  центре  цветка.

Он  ненавидел  почти  всех  вокруг,  точнее  плевал  на  всех:  а  что  эти  людишки  значат  в  его  жизни?  А  ничего,  так  же,  как  солдатики  из  детской  коробки  на  чердаке:  валяются  ненужные,  забытые  в  драной  коробке,  ждут  своего  часа,  когда  кто—нибудь  начнет  приводить  чердак  его  детства  в  достойное  место  для  обживания.  Улетят  открытки  и  рисунки,  выбросят  стрелку,  выбитую  из  компаса  и  сам  этот  компас,  и  судовую  тетрадь  его  мечтаний.  Там,  в  детских  грезах,  он  мечтал  быть  капитаном  и  покорять  моря  и  океаны.  В  действительности,  чтобы  покорять  моря  и  океаны,  надо  не  любоваться,  а  принять  видение  за  действительность,  оторвать  от  себя  все  эти  сопливые  мамины  носовые  платки  с  жирафами,  пить  ключевую  воду  и  плюнуть  в  лужу,  неприлично  и  бесповоротно  совершить  свой  поступок.  Но  на  поступок  нужно  решиться,  а  он  просто  рвал  головы  ромашкам  и  растаптывал  на  куске  асфальта  одуванчики.  Мальчик  не  знал  о  сердечках  в  центре  цветов.

— Что маешься, Василек? — внимательная бабушка с понимающим взглядом подошла и потрогала подростку лоб.

—  Наглости  не  хватило  с  девчонкой  подружиться,  —  потупив  глаза  поделился  Василек.

— А зачем тебе девчонка? Подожди немного. Сама прибежит! Скучно же в одиночку на каникулах! — бабушка садится за шитье, и на сердце становится легче: придут заказчицы нарядов, и споют и спляшут, а ты только смотри, какие они ладные, костюмы сидят справно на точеных фигурах, бегают задорно глаза. Немного — и сам пойдешь в танце притопывать каблуками. Как по телевидению показывали, — только мелькают пестрые ленты на костюмах, кружатся молодые и задиристые пары, несут весну в мир.

— Неужели целовался с Маринкой? — выпытывает и смотрит вдаль, будто в молодость ушедшую, зовет гуслями души свое молодое время.

—  Нет,  баб,  не  могу  я.  Для  этого  любить  надо,  а  она  еще  дурочка,  —  Василек  смутился  и  по—честному  признался  в  детском  своем  чувстве  страха  перед  новым  чем—то,  щемящем  и  убегающем,  не  зовущим  пока  за  собой.

—  Ну  и  ладно,  не  горюй!  Подрастете  и  поцелуетесь,  —  смеется  бабушка,  а  у  самой  губы  и  щеки  раскраснелись  будто  целоваться  хочет.  Да  некого  ей,  кроме  самого  Василька,  поцеловать.

Василек  любил  мастерить  машины  и  танки,  только  не  любил  учить  уроки.  Нужна  ему  эта  история,  да  география!  Учительница  смотрит  внимательно  прямо  в  душу,  так  и  заставляет  всё  бросить  и  читать  ее  учебники.  А  как  читать,  ну  как,  если  неохота?  Если  корабли  мечтаний  уносят  на  другую  планету?

Летом  лучше  от  уроков  отбиваться,  а  осенью  придется  уезжать  всем  в  город:  на  даче  холодно,  пустынно  в  поселке.  Тоска  изгложет  смотреть  на  коров  и  волов.

А  вот  Маринка  музыкантом  будет,  и  как  жить  музыканту  с  космонавтом?  Глаза  у  Маринки  уж  больно  красивые,  так  и  хочется  иногда  поцеловать  по  очереди  в  каждый  глаз,  но  совесть  не  позволяет.  Придется  учить  историю  и  географию.  У  Маринки  пятерки.  Разве  двоечнику  подойти  к  такой  королеве?

Нарвал  цветов  в  поле  и  принес  к  маринкиному  крыльцу:  пусть  порадуется  девочка.

ОЛИГАРХ И ВАНДАЛ

Ушел  в  свою  светлую  норку  под  облаками  в  кипарисовом  ларце  главный  делатель  неосуществимых  мечтаний:  вон  пестреет  за  его  спиной  мантия  магистра,  переливаются  морским  светом  глубинных  волн    следы  его  высоких  глаз.

Дети  идут  по  дороге  с  ранцами  после  первого  школьного  урока  и  ведут  свои  размышления  за  невидимые  веревочки.

—  Я  —  олигарх,  —  говорит  первоклашка  Петраков  своему  товарищу  по  счастью  быть  учеником  школы    в    развитом  государстве.  —  А  ты  кто,  феодал?

Неуемные  путешествия  по  микрорайону  предрасположены    к    разговорам,  но  вечно  эти  бабки  мешают.

—  Эй,  орлы,  куда  это  вы  при  амуниции  и  за  пределы  двора?  —  осведомляется  баба  Клава,  бывший  работник  детской  комнаты  советской  милиции,  сорок  лет  назад  несшая  свое  знамя  чести  над  сознанием  подрастающего  поколения.

—  Да  мы  здесь,  не  уйдем  дальше  городка,  —  отвечает  Олигарх  Петраков,  за  друга  Васильева  снова  спрашивает,  каков  есть  его  статус  во  дворе  и  школе.

Васильев  напряженно  начинает  думать,  чтобы  «не  упасть  в  грязь  лицом».

—  Ну,  скажи,  ты  будешь  феодалом?  —  не  унимается  Петраков.

—  Хитрый  ты  какой,  сам  олигарх,  а  я  каким—то  феодалом  должен  быть,  —  резко  выпалил  Васильев.  —  Я  —  вандал!  —  восклицает  Васильев  и  пиннает  замок  из  песка  с  прорытыми  вчера  Петраковым  ходами  внутри  постройки.  Замок  валится  набок,  оседают  его  укрепленные  поливкой  стены,  оседают  окна,  вываливается  дверь,  выломанная  в  позапрошлом  году  из  конструктора  брата  и  найденная  в  его  коробке  с  лего.  И  лопается  натянутая  веревочка,  за  которую  ребята  вели  свои  размышления.

—  Дверь?  Ты  вставил  в  стены  дверь?  Но  это  же  были  катакомбы,  из  которых  не  выбраться!

—  Я  —  вандал,  я  отпорю  любого  олигарха!  И  не  спорь  со  мной!  —  орет  Васильев,  летя  верхом  на  березовой  ветке,  отломленной  ураганом  в  прошлую  пятницу.

—  И  не  отпоришь!  —  вопит  Петраков,  выламывая  из  еще  одной  ветки    сломанной  ураганом  большой  меч  для  битвы.

—  Ой,  это  что  у  тебя  такое  дрянное,  олигарх  доморощенный?  —  ржет  во  весь  голос  над  Петраковым  Васильев.