Черный квадрат Казимира

Пролог

Липовая аллея. Густые ветви деревьев с обеих сторон тянуться друг к другу, образуя арочный свод, весь пронизанный солнечными лучами. Отчего вся аллея точно купается в меду, тягуче — сладостном, светло золотом липовом меду… Уходящая в закат аллея — ворота в Ад.

Но в тот момент Казимир не знал, даже не догадывался, щелкая затвором фотокамеры, что судьба уже подвела его к той невидимой черте, за которой пропасть. Он не чувствовал, что первые камушки уже посыпались из-под соскальзывающей вниз, в черную бездну ноги…

— Полина, поверни немного голову вправо! — советовал он, продолжая щелкать кадр за кадром. — И подбородок чуть-чуть вверх… Вот так, хорошо! Просто отлично!

Полина, почувствовав себя настоящей моделью, позировала перед фотографом, сияя очаровательной улыбкой. У нее была такая улыбка, что солнечный свет мерк перед ее блеском! И волосы… Белокурые локоны, распушенные игривым ветерком, образовывали что-то вроде нимба вокруг головы. И нимб этот светился, играл в солнечных лучах всеми оттенками золотого с розоватыми отблесками. Боже мой, с восторгом думал Казимир, глядя на свою модель, у нее розовые волосы! Никогда и нигде он не видел такого чудного, восхитительного оттенка. Это солнце, уже лениво клонившееся к западу, запуталось в волосах Полины. И он продолжал щелкать затвором, силясь успеть, уловить этот неповторимый миг.

— Поля, подвигайся, потанцуй что ли… Я хочу заснять тебя в движении.

И Полина танцевала под неслышимую музыку, то вскидывая вверх изящные, тонкие руки, то вытягивая в сторону точеную ножку. От созерцания хрупкого запястья и кокетливо выгнутых пальчиков в груди у Казимира что-то начинало тихонько подрагивать, вибрировать, словно отзвуки шаманского бубна. От ритмичного щелканья затвора камеры он словно впадал в транс и окружающие их деревья, залитые закатным солнцем, отодвигались, растворялись в пространстве. Оставалась только Полина с ее восторженной улыбкой, изяществом и негой движений юного девичьего тела, и розовым отсветом в волосах…

Казимир смеялся вместе с ней, продолжая фотографировать. Счастье переполняло его, словно солнечный свет, согревало, делало легким, воздушным, готовым вот-вот улететь в высокое, безоблачное, августовское небо.

— Покружись, Полина!

И она кружилась, поднимая фонтанчики пыли с земли носком туфельки. А короткая пышная юбочка, как лепестки цветка, крутилась вокруг стройных, упругих бедер. Он навел резкость и сквозь глазок фотокамеры увидел легкий, еле заметный пушок, покрывающий ее ноги. В подушечках пальцев появилось покалывание, еле заметное, легчайшее, словно его пальцы едва-едва касались покрытой этим пухом, точно персик, теплой шелковистой кожи. Сквозь трикотажную ткань блузки проступали очертания маленькой девичьей груди.

Казимир сглотнул застрявший в горле ком. Что-то происходило с его зрением. И без фотокамеры на расстоянии десятка метров он отчетливо видел, как пульсирует на ее нежной шейке тоненькая голубая жилка, как белокурая прядь волос кольцом окружает восхитительное розовое ушко с нежнейшей мочкой, в центре которой виднелась крошечная дырочка от сережки… Он почувствовал, как рот наполняется слюной, точно он, измученный голодом, вдруг увидел невыразимо прекрасный деликатес. На секунду он застыл, перестав щелкать затвором, и провел языком по вдруг пересохшим губам. Вот бы узнать, какая на вкус мочка этого милого ушка?.. Какая она вся на вкус?.. И жаркая, словно кипяток, волна, зародившись внизу живота, плеснула вверх, в самое сердце, вылившись нездоровым румянцем на лице, сбив дыхание, разгоняя сердцебиение, заставляя дрожать пальцы, вцепившиеся в фотокамеру, как в спасательный круг.

Секунду спустя он уже весь дрожал от еле сдерживаемого желания. Господи боже, но так нельзя, невозможно! Сознание заметалось в тщетных попытках обуздать взбунтовавшуюся плоть. Это же безумие! Он опустил камеру и оттянул ворот рубашки, вдруг петлей палача сдавившей шею. Сердце стучало в висках. Он уже не ощущал ни счастья, ни легкости, всего минуту назад переполнявшие его. Во рту пересохло, казалось, даже язык присох к небу, лишая возможности говорить. Он отвернулся от все еще порхающей, как бабочка, юной модели, пытаясь скрыть свое возбуждение, и дрожащей ладонью вытер выступившую на лбу испарину.

— Хватит на сегодня, Поля, — произнес он и не узнал собственный голос, — я устал.

— Ну, папа-а-а, — заныла пятнадцатилетняя Полина, изобразив умоляющую гримасу на хорошеньком личике, — давай еще немного по фотографируемся! Я сегодня же выложу эти фотки на своей страничке в одноклассниках. И пусть все сдохнут от зависти!

— Да, конечно, обязательно сдохнут, — пробормотал Казимир, переводя дыхание и глядя, как солнце садится в мягкие густые кроны лип.

Сердцебиение утихало, внутренний жар потихоньку угасал. Казимир глубоко вздохнул, успокаиваясь. Он еще не знал, что потерял покой навсегда, что жизнь его изменилась безжалостно и безвозвратно, и что прежние мир и покой вместе с лучами солнца неумолимо ускользали в прошлое, оставляя его один на один с сумерками, с подступающим к душе ночным мраком.

Глава 1

Звонок в дверь прозвучал так неожиданно, что Лидия Петровна вздрогнула и уронила ложку, которой перекладывала варенье из банки в хрустальную вазочку. Кого это Бог принес в неурочный час? Гостей она не ждала. Сполоснув руки под краном в раковине, Лидия Петровна пошла открывать дверь.

На пороге стояли дочь Маша и внук Сережка. От лифта к двери в квартиру тянулась вереница сумок и чемоданов…

— Батюшки, — всплеснула руками Лидия Петровна, — что случилось, Машенька? Почему так неожиданно?

— А я от мужа ушла, — застенчиво улыбнулась дочь и пожала плечами, — пустишь в родной дом то?

Замявшись на секунду у распахнутой двери, Лидия Петровна встрепенулась и, подхватив с пола тяжеленную сумку с вещами, запричитала:

— Ну, конечно! О чем ты спрашиваешь?! Проходите, проходите, мои дорогие, не стойте на пороге!

Маша неуверенно, как будто сомневалась, примет ли ее отчий дом обратно, шагнула через порог. Она была в своем репертуаре: любые решения, даже самые трудные и важные, судьбоносные, принимала с наскока, решительно, без лишних сомнений. Сжигать мосты и рубить с плеча — это у нее всегда получалось хорошо, а главное, неожиданно.

Распределив сумки и чемоданы по комнатам, Лидия Петровна обернулась к внуку. Восьмилетний Сережка растерянно хлопал ресницами и молчал, не зная, что говорить и что делать в такой ситуации. Он впервые в жизни столкнулся с распадом, разрушением семьи. И ему еще требовалось время, чтобы выбраться из-под обломков и начать жить заново, на новом месте и совсем по-другому. Бабушка, не говоря ни слова, обняла внука и прижала к своей груди, ероша льняные кудри и целуя в макушку.

— Ну, приехали и хорошо, — шептала она дрожащим от волнения голосом, — значит будем жить вместе.

Сережка громко и облегченно вздохнул, словно выдыхая из груди застрявшую там тревогу и неуверенность. И чего он боялся? Что бабушка их с мамой не пустит, и они останутся жить на улице, как бездомные собаки? Ерунда! Бабушка, она же своя, родная, добрая и теплая. И всегда целует его в макушку, как маленького. Как же она его будет целовать, когда он ее перерастет? А ведь когда-то перерастет, он же мужчина!

— Пойдемте, дорогие мои, я вас покормлю, — засуетилась бабушка, — вы ж, наверное, голодные с дороги?

— Как волки! — кивнул Сережка, вдруг как-то резко почувствовав дикий голод, будто все последние дни чувство голода пряталось от него, таилось где-то в глубине тела, не решаясь заявлять о себе в сложившихся обстоятельствах.

После обеда вымыв посуду и отправив Сережку смотреть мультики по телевизору, Лидия Петровна присела за кухонный стол рядом с дочерью и потянула ее на откровенный разговор.

— Ну, рассказывай, что случилось на самом деле?

Маша бросила на мать затравленный взгляд с неожиданно блеснувшей слезой и опустила глаза. Сохранять гордый и независимый вид и держать спину прямо перед родным человеком было невыносимо трудно. По сути, Маша вернулась домой, как та старуха из сказки к разбитому корыту.

— Он меня бросил, мама… — долго сдерживаемые слезы потекли из глаз, голос дрогнул, — завел себе другую и ушел. Даже сына не пожалел. Ну, а я же гордая. Я унижаться не стала, развернулась и поехала домой, к тебе… Мне так плохо, мама…

Маша шмыгнула носом и уткнулась в теплое мамино плечо, вместе со слезами изливая скопившуюся в душе боль и обиду. Лидия Петровна обняла дочь, прижала к себе, тихонько покачивая, точно расплакавшегося младенца, утешая зашептала в дочкину макушку:

— Тише, тише, девочка моя, все образуется, все будет хорошо.

— Как же будет хорошо, мама? — Воскликнула Маша, поднимая на Лидию Петровну красные от слез, опухшие глаза. — Я же теперь брошенка, разведенка! Это так стыдно и унизительно! Я же пыталась сохранить семью. Я тебе не рассказывала, но он же обманывал меня чуть ли не со дня свадьбы. Он, как кобель, таскался за каждой юбкой! Но ради сына я терпела, терпела, закрывала глаза на его измены. А он взял и сам ушел!.. — Маша снова уткнулась в мамино плечо и разрыдалась в голос.

— Ну, милая моя, — сочувственно вздохнула Лидия Петровна, ласково поглаживая вздрагивающие плечи дочери, — это же было ясно с самого начала. Игорек твой был самым красивым парнем в институте, за ним бегали толпы девчонок, а он просто купался в женском внимании. Я и не сомневалась, что от своих кобелиных привычек он не откажется, даже женившись.

— Да? Ты не сомневалась? — Маша шумно высморкалась в бумажную салфетку и с удивлением уставилась на мать. — Почему же меня не предупредила? Почему не отговорила выходить за него замуж?

Лидия Петровна невесело усмехнулась.

— Ты когда последний раз материнские советы слушала, дочь моя? Ты же вбила себе в голову, что Игорь — самый лучший, раз самый красивый, что упускать такого парня нельзя, а то кто-нибудь другой уведет. Ты же выскочила за него, не спросив моего благословения. Если мне память не изменяет, то, что моя единственная дочь выходит замуж, я узнала за неделю до свадьбы. Ты же меня просто поставила перед фактом. А теперь спрашиваешь, почему я тебя не отговорила?

Маша опустила глаза. Права, ох, права была мама! Девять лет назад она, твердо уверовав в то, что Игорь и есть тот пресловутый сказочный принц, просто еще не обзавелся белым конем, не раздумывая вышла за него замуж. Сейчас горько и стыдно было вспоминать, как отговаривали ее подруги и знакомые. Со стороны то им было виднее, что за фрукт этот красавчик со старшего курса! Но она наивно полагала, что девчонки ей просто завидуют. Теперь же кусать локти было поздно.

— Что же мне теперь делать, мама? Я не хочу быть матерью одиночкой, как ты, не хочу! Я же знаю, как трудно одной, видела, как ты мучилась всю жизнь. И Сережку вырастить надо, я одна не справлюсь… Я не хочу одна…

Ох, ты Маша, Машенька, бедовая головушка, с нежностью и состраданием думала Лидия Петровна. Красота, помноженная на упрямство и самоуверенность — для женщины это беда!

— И не будешь, — твердо заявила Лидия Петровна. — Ты же у меня умница и красавица! Ну, ты посмотри на себя, — она бережно отстранила от себя дочь, с лаковой улыбкой рассматривая ее зареванное лицо, — да любой нормальный мужчина счастлив будет позаботиться о такой женщине! Я уверена, кандидаты в спутники жизни вскоре в очередь к тебе выстроятся!

Представив очередь из «кандидатов» под дверью квартиры, Маша шмыгнула носом и улыбнулась.

— Да уж, очередь, — недоверчиво хмыкнула она, — в километр длинной!

— Именно! Ты еще выбирать будешь, — уверила мама, — только выбирать с умом, не поддаваясь эмоциям, самого достойного кандидата.

— Думаешь, есть на свете достойные? — так, для порядка спросила Маша, уже представляя, как будет выбирать из этой километровой очереди самого достойного. От маминого уверенного голоса, от убедительных слов обида и отчаяние медленно отступали, освобождали душу.

— Есть, доченька, есть! Я же нашла… — заявила мама и смущенно улыбнулась.

Маша уставилась на мать расширенными от изумления глазами.

— Ты кого-то нашла?..

Больше пятнадцати лет Лидия Петровна после развода жила одна, посвятив себя полностью дочери. Но дочь выросла и, как птенец, улетела из родного гнезда.

— Да, Машенька, нашла. Его зовут Иван Константинович, он замечательный человек, и я выхожу за него замуж!

Вот это была новость! Не успев выйти на пенсию, ее дорогая мамуля собралась замуж! Собственные переживания и заботы отодвинулись куда-то в даль перед новой проблемой: мама, которой так хотелось выплакаться в жилетку, неожиданно ускользала из дочерних объятий в объятия чужого человека. А она то так жаждала маминых утешений, сочувствия, поддержки.

— И давно вы с ним знакомы?

— Мы много лет работали вместе. Год назад он овдовел. А на майские праздники сделал мне предложение. Вот я и подумала, что вдвоем то жизнь доживать веселее будет.

— А как же я, как же мы с Сережкой? — жалобно прошептала Маша с трагической гримасой на лице. Вот и мама ее бросала одну на произвол судьбы.

— А ты уже взрослая, Машенька. Ты сумеешь позаботиться и о себе, и о сыне. Заканчивай лить слезы, дочь! Игорек — не тот человек, по которому стоит убиваться. Бери свою судьбу в собственные руки и действуй! А я квартиру вам с внуком оставлю, сама перееду к Ивану Константиновичу. У него дом за городом собственный.

Умываясь перед сном, Маша долго рассматривала в зеркале свое отражение. Лицо миловидное, если не сказать красивое. Короткая стрижка с пушистой челкой очень украшала ее. А с учетом хрупкой стройной фигурки, выглядела она гораздо моложе своих 28 лет. Если приодеться, да подкраситься — глаз будет не оторвать!

— Знаешь, что, Игорек, — произнесла она тихо, поворачивая голову то вправо, то влево и кося глазами в зеркало, — не брошенкой, не разведенкой я не стану! И слезы горькие лить не собираюсь. Вот увидишь, я еще себе такого «кандидата» найду, в тысячу раз лучше тебя. Такого, что ты себе локти кусать будешь! Я это тебе обещаю! — и погрозила указательным пальцем собственному отражению.

Ее деятельная натура легко сосредоточилась на новой задаче, оставив позади и обиду, и горечь поражения, и все сомнения. Маша умела сжигать за собой мосты. Теперь пришло время научиться строить новые.

Глава 2

Михаил вытряхнул последние капли из бутылки. На дне стакана сиротливо поблескивали остатки пива. Все, это была последняя бутылка в холодильнике. Хватит на сегодня или все-таки сходить в магазин за добавкой? Подумал Миша и вздохнул. Он то надеялся, что алкоголь заглушит душевную боль, но ошибся. Боль от выпитого расплывалась, растекалась по всему организму, делая тело вялым, неповоротливым, ватным. К душевной боли прибавлялось отвратительное чувство беспомощности, что шло в разрез с осознанием себя как взрослого мужика. И взрослый мужик, вчерашний спортсмен с хорошими перспективами, превращался в амебу, медленно растекающуюся по плоскости стола, заставленного пустыми бутылками из-под пива. Ни хрена этот алкоголь не помогал, а только усугублял состояние, но и без пива день был пуст до звона в ушах. И эту пустоту нужно было чем-то заполнить.

— Ну что, Чарли, прошвырнемся в ближайший ларек? — обратился он к своему единственному другу, последнему на всем белом свете родному существу.

Черный ньюфаундленд, лежащий у его ног, поднял лобастую морду и сочувственно взглянул на хозяина добрыми карими глазами. «А может хватит?» — говорил этот взгляд.

— Да и тебе прогуляться не помешает перед сном, — Михаил неуклюже попытался прикрыть собственное позорное желание потребностями собаки.

Он знал, что Чарли не одобряет походы в этот ларек, что ему совсем не нравится запах, исходящий от подозрительных личностей, отоваривающихся там вместе с его хозяином. Но пустота, заполнившая квартиру в последние месяцы, давила так, что даже среди ночи хотелось выйти на балкон и вдохнуть свежего воздуха. А когда взгляд падал на фотографию молодой улыбающейся мамы, становилось так тошно, что хотелось выть диким зверем от тоски и одиночества. И рука сама собой тянулась за холодной, покрытой туманной испариной бутылкой.

— Пошли, Чарли, хватит лежать!

Пес грузно поднялся и неохотно поплелся за хозяином, волоча длинный пушистый хвост по полу. А Михаил что-то ему объяснял, убеждал в чем-то, хотя и сам знал, что Чарли все понимает, сочувствует без всякого убеждения.

Летний вечер догорал в небе желто-оранжевыми полосами заката, придавая унылому Питерскому двору со сгрудившимися вокруг пятачка детской площадки серыми панельными многоэтажками таинственный и немного загадочный вид. Михаил, как был в старой линялой майке и вытянутых на коленях тренировочных штанах, отправился к ближайшему ларьку, вернее крошечному магазинчику, где всегда покупал пиво. Магазинчик, уютно устроившийся в бывшем строительном вагончике — бытовке остался здесь после окончания строительства нового дома, что нелепой гигантской башней подпирал небо, заняв место уютного скверика. Каким чудом удалось предприимчивому хозяину ларька переквалифицировать бытовку в магазин и получить разрешение на торговлю алкоголем, осталось за кадром. Но местный клуб любителей пива быстро оценил всю выгоду и удобство новой пивной точки.

Затоварившись тремя бутылками «Балтики», в приподнятом настроении Миша с Чарли уже возвращались домой, когда возле самого подъезда их окликнул строгий голос:

— Михаил, ну-ка иди сюда!

Миша замер на месте и как-то сразу скукожился, сгорбился, словно неосознанно пытался стать маленьким и незаметным и спрятаться, улизнуть от нежелательной встречи. Рука сама собой перенесла пакет с позвякивающими бутылками за спину, с глаз долой. Но было поздно. Соседка тётя Зоя, что жила на одной с ним лестничной площадке, смотрела на него суровым и требовательным взглядом.

— Не повезло, — вздохнул Миша и поплелся к скамейке, где сидела пожилая Зоя Степановна, бывшая учительница и подруга его матери.

— Здравствуйте, тетя Зоя, — пробормотал он, понуро опустив голову и внутренне готовясь выслушать очередную лекцию.

— Садись, — потребовала Зоя Степановна и похлопала сухонькой ладошкой по скамейке рядом с собой. Миша покорно сел, скромно устроив пакет между коленями. Рядом, у ног хозяина уселся Чарли.

— Опять за пивом ходил, Мишка? — в голосе соседки не было и признака сомнения. Да и пакет с бутылками застенчиво белел между угловатыми коленками непутевого соседа. — Хватит, Миша, этим не вылечишься и мать с того света не вернешь. Посмотри, на кого ты стал похож? Побрился бы хоть, да в парикмахерскую сходил! Тебя ж бомжи и алкоголики скоро за своего принимать будут. Нельзя так, Миша. Я ж тебя вот с таких лет знаю, — Зоя Степановна выразительно потрясла рукой на уровне собачьей головы. Чарли потянулся было носом за этой рукой, но соседка отмахнулась от него. — Ты хоть и шалопаем был, но добрым, отзывчивым мальчишкой, и матери помощником был настоящим. Она же всю жизнь на тебя — единственного сына — положила!

От упоминания о матери снова проснулась душевная боль и заныла в груди, там, где сердце. Мишка скривился и жалобно попросил:

— Ну, не надо, тетя Зоя…

— Надо, Мишенька, надо! Кроме меня теперь некому тебе правду в глаза сказать. Что ты со своей жизнью делаешь? Тебе работать надо, мужик все-таки.

— Так каникулы же… — попытался оправдаться Миша, после окончания спортивной карьеры работавший тренером в детской спортивной школе.

— Пока дети на каникулах, нашел бы себе временную работу, или ремонт бы в квартире сделал. Пока Вера болела тебе ж не до ремонтов было. Теперь вот самое время. Займись полезным делом, начни деньги зарабатывать.

Мишка хмыкнул:

— На кой черт мне деньги? На пиво?..

— Дурак ты, Мишка! — возмутилась Зоя Степановна. — Жениться тебе надо. А деньги семье понадобятся.

— Жениться? Да кому я нужен, тетя Зоя? Вся моя семья теперь вот, — кивнул он в сторону пса, — я да Чарли.

Чарли вскочил со своего места и, радостно виляя хвостом, положил свою большую голову хозяину на колени, устремив на него преданный взгляд круглых карих глаз. Этот взгляд говорил: «Да, я твоя семья! И никто тебя так не любит, как я!» Миша ласково почесал друга за ухом.

— Эх, ты, дуралей, Мишка! — с материнской нежностью Зоя Степановна потрепала соседа по отросшим и торчавшим в разные стороны вихрам. Тот мотнул головой, как упрямый теленок, отстраняясь от ее добрых рук. — Соберись, возьми себя в руки и все наладится в твоей жизни. Думаешь, Вера, мать твоя, глядя с небес на своего единственного сыночка, радуется, видя, в кого ты превращаешься?..

Мишке стало совсем тошно. Он поднял несчастные глаза на соседку и взмолился:

— Ну, не надо, тетя Зоя, пожалуйста! Я же только хотел футбол по телевизору посмотреть. «Зенит» же сегодня играет. Вот и купил пару бутылок. Я брошу, правда, и ремонт сделаю, честное слово! Не ругайте вы меня и так жить не хочется!

— Что значит, жить не хочется?! — встрепенулась Зоя Степановна, готовая уцепиться за случайно сорвавшуюся с языка фразу.

— Это я пошутил, тетя Зоя, все нормально… Я пойду… Там футбол скоро начнется. — Мишка вскочил со скамейки и, пряча за спиной пакет с бутылками, стал отступать к двери подъезда.

— Иди уж, болельщик, — и снисходительно махнула сухонькой ладошкой, — смотри свой футбол. Но помни, что я тебе сказала!

— Угу, — кивнул Мишка и скрылся за массивной железной дверью, пропустив вперед себя собаку.

Через час, выпив еще одну бутылку пива, как был в одежде, Михаил крепко спал хмельным, тяжелым сном, уткнувшись лицом в подушку и свесив руку с дивана под монотонное бормотание телевизора. Чарли подошел к хозяину, обнюхал его руку, лизнул ее мягким языком и, тяжело вздохнув, улегся на полу возле дивана. Своим большим собачьим сердцем он чувствовал, что хозяин его в беде. Но беда эта была невидимой, неосязаемой, поэтому более опасной. Он не знал, как помочь, оттого страдал не меньше хозяина. И единственное, что мог сделать преданный друг в такой ситуации, просто быть рядом.

Глава 3

После той памятной фотосессии в душе Казимира поселилось нечто темное, опасное, угрожающее в любой момент выйти из-под контроля, вырваться на волю и завладеть его сознанием, превращая взрослого, умного, интеллигентного мужчину в дикого зверя, одержимого своим желанием. Казимир боялся пробуждения зверя в себе и изо всех сил гнал опасные мысли прочь. Днем на работе, в домашних хлопотах он еще как-то справлялся, отвлекаясь на неотложные дела. Но наступала ночь…

Казимир пытался сосредоточится на воспоминаниях о прошлом: как качал маленькую Полю на руках, как возил ее в детской коляске. Но мысли его предавали и неумолимо возвращались к повзрослевшей дочери, превратившейся в юную, очаровательную, желанную до дрожи женщину. Он не мог, не имел права испытывать такие чувства к собственной дочери, но испытывал. Страшное слово «инцест» хирургическим скальпелем втыкалось в мозг и терзало его.

Он боялся заснуть, потому что темнота, поселившаяся внутри, немедленно поднимала свою змеиную голову и выползала из самых тайных закоулков души. И тогда сны, тяжелые, душные, пропитанные вожделением насквозь, накрывали его, маня запретным наслаждением и мучая, терзая, изматывая. Он просыпался, выныривая из сна, как утопающий выныривает из губительной водяной бездны, хватая ртом воздух, задыхаясь, обливаясь горячим потом. И невидящими глазами смотрел в блеклый квадрат окна, где сквозь портьеры сочился слабый свет уличных фонарей.

Вымотанный бессонницей, гонимый жаждой, Казимир вставал среди ночи и плелся на кухню попить воды. Но и этот короткий путь превращался в Виа Долороза, ведя его на Голгофу. Потому что, чтобы попасть на кухню, нужно было пройти мимо комнаты Полины. Он замедлял шаг, чутко прислушиваясь к тишине за дверью, пытаясь уловить малейший звук. Темнота, поселившаяся в душе, как магнит тянула его подойти, прижаться ухом к прохладной поверхности двери, коснуться рукой дверной ручки и… тихонько нажать ее, не вызвав сухого щелчка, способного взорвать тишину. Заглянуть в комнату одним глазком, только одним глазком, посмотреть с замирающим сердцем на ту, что мирно спала, закутавшись в одеяло, по-детски подложив сомкнутые ладошки под щеку и разметав золотые, с розоватым оттенком волосы по подушке…

О, как мучительно ему хотелось подойти ближе, к самой кровати, сдерживая дыхание, и дрожащей рукой отвести в сторону пестрое одеяло, вдохнуть до головокружения завораживающий запах юности и свежести, исходящий от свернувшегося в уютной позе эмбриона, спрятанного под тонким полотном пижамки, манящего, сводящего с ума девичьего тела…

Но Казимир держался, держался из последних сил. Он перестал нормально есть, спать. Под глазами его залегли темные круги — свидетели душевных терзаний, он похудел. Однажды ночью, вернувшись из кухни, где он долго пил холодную воду прямо из-под крана, тщетно пытаясь погасить пылающий внутри огонь, он вернулся в супружескую постель, стараясь не разбудить спящую жену. Но Юля проснулась к его досаде и, едва он снова лег, прижалась к мужу теплым боком.

— Ты чего не спишь, милый? — прошептала она чуть хриплым ото сна голосом.

— Пить захотел, — буркнул в ответ Казимир, пытаясь повернуться к Юле спиной.

Не тут-то было! Горячая потная ладонь проникла под его майку и скользнула по животу вниз. Возле самого уха послышалось сопение.

— Ты какой-то напряженный в последнее время, дорогой. Тебе надо расслабиться, тогда и спать будешь хорошо.

Намерения Юли были очевидны, да она их и не скрывала. По-кошачьи мурлыкая, жена навалилась на него рыхлым, расползшемся к 34 годам телом, призывно подставляя влажные, горячие губы для поцелуя.

— Ну же, Казимир, ты так редко обращаешь на меня внимание, что даже обидно!

Вот он, супружеский долг, будь он неладен, с тоской подумал Казимир, нехотя обнимая жену. Но вдруг почувствовал такое отвращение, будто в его объятиях оказалась не располневшая, погрузневшая, мягкая, но привычная и родная Юля, а омерзительная жаба. И эта жаба льнула к нему своей пупырчатой кожей, прикасалась липкими перепончатыми лапами, лизала лицо мерзким влажным языком… Тошнотворный ком застрял в горле, по спине пробежала волна мурашек, как бывает при соприкосновении с чем-то невероятно омерзительным и гадким. И Казимир резким движением оттолкнул жену, не смог сдержаться, хоть и пожалел сразу о своей резкости.

— Прости, Юль, — забормотал он виновато, — я сегодня так устал на работе, вымотался… Давай в другой раз, хорошо?

Юлия презрительно фыркнула и демонстративно повернулась к нему спиной, потянув на себя одеяло так, что Казимир остался наполовину раскрытым. Но он даже не попытался вернуть полагающуюся ему половину одеяла, свернулся калачиком, подтянув колени к животу и обхватив себя руками за плечи. В душе смешались вина, облегчение и беспросветная тоска.

Не к месту вспомнилось, как много лет назад он, выпускник престижного инженерного университета, встретился со своим лучшим другом и одноклассником Женькой, офицером-подводником, который вернулся из своего первого автономного плавания. На дружеской пирушке, организованной Женькой, он представил друзьям свою невесту. Юная восемнадцатилетняя Юлька поразила Казимира, так была нежна и воздушна, словно фея из детской сказки. Тоненькая, хрупкая, хорошенькая, как куколка. Женька очень гордился своей невестой, демонстрируя друзьям ее, как неимоверно ценное приобретение.

Какая муха тогда укусила Казимира? Решение увести, увести во что бы то ни стало невесту у лучшего друга оглушило его, ошарашило, но спустя недолгое время оформилось в хорошо проработанную программу действий.

Казимир не обладал привлекательной внешностью, в отличие от Женьки, красавчика и спортсмена, который всегда был окружен женским вниманием. Казимир был некрасив, но не той граничащей с уродством некрасивостью, бросающейся в глаза, цепляющей память. Просто он был до серости обычным, невзрачным, безликим, от чего сильно страдал. Среднего роста, среднего телосложения, незапоминающееся лицо с бесцветными жидкими волосами и светлыми, водянисто — прозрачными глазами. Разве что нос был длинноват и слегка приплюснут, что не прибавляло ему шарма, а наоборот. Но природа наделила Казимира пытливым умом и сильным характером, забыв наделить красотой.

Он тоже не был уж совсем лишен женского внимания, но давалось это ему с трудом, с усилиями. Из умных книг, из рассказов друзей и сослуживцев он черпал информацию, которая потом, постепенно легла в основу целой программы завоевания женского внимания и благосклонности. Эту то теорию он и решил применить к Юльке, едва ее жених снова отправился к месту службы, уверенный в том, что в свой следующий отпуск сыграет свадьбу.

Казимир начал осаду по всем правилам военной науки. Окружил девушку вниманием и заботой, не давая вздохнуть и задуматься над происходящем. Каждый день водил ее в кино, в кафе, на прогулки в парк, катал на катере по Неве и каналам Питера. Дарил цветы и милые, ни к чему не обязывающие подарки, читал стихи великих поэтов, забалтывал, очаровывал, кружил голову юной неопытной девчонке. И через две недели уложил-таки в кровать, к своему несказанному удивлению, оказавшись первым мужчиной в ее жизни. Обошел он друга Женьку, все-таки обошел!

Любил ли он Юлю? Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Но она ему нравилась, с ней было весело и легко, но быстро стало скучно. Юля забеременела практически сразу, поэтому пришлось жениться. Он потерял друга, что было не удивительно, и как-то на автомате начал семейную жизнь.

Рождение Полины стало для него настоящим подарком, ежедневным праздником, радостью. Неожиданно для себя самого Казимир оказался хорошим отцом. Он любил дочь всей душой, млея от счастья от одного ее вида, от звонкого детского голоска. Вникал во все ее детские проблемы, искренне пытаясь помочь, поддержать. Он заботился о ней как о самом близком и любимом существе, оставив далеко позади жену, отведя ей роль обслуживающего персонала. Дочь росла, а вместе с ней росло ощущение счастья, радости жизни. Но Судьба глумилась над ним, неожиданно вывернув наизнанку чистое, светлое чувство родительской любви к своему ребенку.

Казимир лежал в кровати и мерз без одеяла. Неужели он все еще расплачивается за ту маленькую подлость, что совершил когда-то? Да подлость ли это была? Он же не бросил, соблазнив, юную Юльку. Он честно женился и почти шестнадцать лет старался быть хорошим мужем и отцом. Конечно, он мог бы больше внимания уделять Юле, но все силы его души были сосредоточены на Полине, по-другому не получалось. Но свой супружеский долг он исполнял регулярно, хотя периодически развлекался короткими бурными романчиками на стороне. Увы, после рождения дочери Юлька быстро располнела, погрузнела, навсегда утратив юношескую свежесть и прелесть. Тем не менее ему удавалось преодолевать легкое отвращение к ее рыхлым, округлившимся формам. Удавалось до сегодняшней ночи…

Казимир обреченно вздохнул, тихо поднялся с постели и отправился в гостиную, на диван, где между декоративными подушками валялся клетчатый плед, в который так любила завернуться Полина, когда смотрела телевизор. Вздрагивая от ночной свежести, он улегся на диван и укрылся пледом, с горечью осознавая, что уже никогда не сможет, просто не сможет вернуться в супружескую постель. А это означало конец семьи…

Глава 4

Обида на Игоря прошла так быстро, а слезы отчаяния и одиночества высохли так скоро, что Маша с удивлением задала себе вопрос: «А любила ли я его?» И не смогла на него ответить… Тогда на втором курсе института влюбленность в красавчика — старшекурсника навалилась внезапно, закружила вихрем, оторвала от земли. Игорь казался живым воплощением героя любовного романа — красив, романтичен, горяч. Ей и в голову не пришло обратить внимание на то, как он себя ведет по отношению к другим, оценить его человеческие качества. Да что там, она оторваться не могла от его обворожительных карих глаз с поволокой, все в ее душе пело и трепетало от малейшего прикосновения его ласковых рук.

— Ты будешь моей? — Как-то прошептал ей Игорь, сжимая в жарких объятиях на садовой скамейке в парке.

— Ты мне что ли замуж предлагаешь? — Переспросила Маша, обалдев от неожиданности и восторга. Она не заметила в темноте плохо освещенной парковой аллеи тени растерянности на его лице.

— Ну… да, — проронил Игорь, вдруг подумав, что самое время жениться. А эта малышка с солнечными волосами и по-детски хрупкой фигуркой ему очень даже нравилась. Так почему бы и не жениться на ней?

— Да-да-да-да! — Радостно завопила Маша, обвив руками мускулистую шею возлюбленного и распугав криком уже собравшихся спать птиц.

А на следующий день они подали заявление в ЗАГС.

Первые несколько месяцев семейной жизни было хорошо. Жизнь казалась наполненной беззаботным счастьем. Но когда родился Сережка все изменилось. Игорь все меньше времени проводил дома, отговариваясь необходимостью работать и обеспечивать семью, хотя денег в кошельке от этого не прибавлялось, все больше где-то пропадал ночами, все меньше участвовал в жизни собственной семьи. Они стали ссорится. Ссоры перетекали в скандалы, а скандалы — в долгие недели взаимного молчания и отчуждения с затаенной обидой в душе. В конце концов они отдалились друг от друга настолько, что стали совершенно чужими людьми. Даже сын Сережа, к которому Игорь был равнодушен, не мог их объединить.

Решение Игоря уйти из семьи не стало для Маши неожиданностью. Она уже давно привыкла к его изменам, к постоянному обману. Просто никак не хотелось расставаться с детской иллюзией о прекрасном принце, да и стыдно было перед друзьями, знакомыми, перед мамой признавать, что ошиблась, поторопилась с выбором. Маше казалось, что теперь над ней все будут смеяться или, что еще хуже, жалеть. Ей, гордой и уверенной в себе, жалость казалась унижением.

Нет, она не сдастся, не прогнется под обстоятельствами, не признает собственное поражение. Она же сильная, гордая и независимая! Она возьмет свою судьбу в собственные руки и найдет, обязательно найдет своего принца, настоящего, а не бутафорского, каким оказался Игорь.

Исполненная решимостью переиграть злодейку — судьбу, Маша отправилась в салон красоты, а потом по магазинам. Утром понедельника с новой прической и макияжем, в новом умопомрачительном платье, с моднющей сумочкой на плече, Маша открыла дверь рабочего кабинета. Сотрудницы бухгалтерии, в которой она работала, хором выдохнули «Ох!» и в изумлении уставились на нее.

— Всем доброе утро! — бодро и уверенно поприветствовала коллег Мария. Они знали о ее семейной ситуации. Да разве можно скрыть что-то от добрых подруг, и стоит ли?

— Машуня, ты ли это? — спросила Светлана Сергеевна, самая старшая и опытная из присутствующих, с нескрываемым восторгом рассматривая Машу.

— Нравится? — улыбнулась та, покрутившись в разные стороны посредине кабинета, чтобы дать возможность оценить свой новый внешний вид подругам и сотрудницам.

— А то! — с трудом выдавила Марина, приходя в себя после потрясения. Марина, тридцатипятилетняя мать большого семейства и счастливая жена, сидела за соседним столом с Машей. — Отпад, Машка, просто отпад!

— Машенька, неужели на горизонте уже появился новый принц? — тоненьким, срывающемся голоском поинтересовалась Алевтина, Аля. Она была самой юной и восторженной в их маленьком коллективе и все еще витала в облаках. Жизнь еще не успела опустить ее с небес на землю, оттого голова Али была забита не только бухгалтерскими отчетами, но несметным количеством любовных романов.

— Нет, Аля, — ответила Маша, усаживаясь за свой рабочий стол, — новый принц еще не появился, но я во всеоружии готова к его поискам.

— Поискам? — удивленно переспросила Алевтина. — Как-то это не романтично. На мой взгляд настоящая любовь, как в песне, должна нагрянуть негаданно — нежданно! Ну, представь себе, Машенька, — Аля выкатилась на своем кресле на колесиках из-за рабочего стола в центр кабинета, как на сцену, и сделав загадочное лицо, принялась вещать с придыханием, — ты, задумавшись, переходишь дорогу на красный свет. И тебя чуть не сбивает белый «мерседес». Из этого «мерседеса» выскакивает потрясающий красавец и, только собравшись отчитать растяпу, вдруг замирает и немеет от твоей небесной красоты…

— Ага, — усмехнулась Маша, — замирает и немеет, рассматривая мой быстро холодеющий прекрасный труп.

— Я же сказала «чуть не сбивает»! — Аля слегка обиделась и вернулась за свой стол.

— Нет, Алевтина, искать принца, бросаясь под колеса каждого белого «мерседеса» слишком опасно. Нужен более безопасный и надежный способ, — заключила Мария, убирая новую сумочку в ящик стола и включая компьютер.

— Я с тобой совершенно согласна, Машенька, нельзя пускать на самотек свою личную жизнь, — заговорила Светлана Сергеевна, искренне полагая, что предпенсионный возраст и богатый жизненный опыт дает ей право немного поучаствовать в жизни молодой сотрудницы. — Надо активно встречаться с новыми людьми, знакомится, не скрывая своих намерений. В конце концов у тебя есть сын и тебе нужна полноценная семья, а не романчик на стороне! Для Сережи важен мужской авторитет рядом, даже если это не родной отец. Необходимо правильное влияние на растущего мальчика.

— И где его найти, этот авторитет? — Маша бросила на коллегу вопросительный взгляд. — Я теряться и застенчиво топтаться в уголке не буду. Мне бы только знать, в каких местах водятся эти самые авторитетные мужчины.

— Ну-у-у… — немного растерялась Светлана Сергеевна, — в наше время было проще. Мы знакомились в компании друзей, родственников, знакомых. Лично меня познакомила с моим будущем мужем родная тётя. Мой Юрик оказался племянником ее сотрудницы. Вот они нас и решили познакомить. Я сначала сопротивлялась, а потом, как только его увидела, поняла, что это моя судьба! Может, поискать среди моей обширной родни?.. Вот например внук троюродной тети моего мужа, — Светлана Сергеевна в задумчивости подняла взор к потолку, словно на его белом фоне уже видела дорожную карту, четко указывающую направление движения для потенциальной невесты и ближайший пункт назначения. — Ему тридцать лет, и он никогда не был женат. Правда, ходят слухи, что он нетрадиционной сексуальной ориентации, — несколько смутилась Светлана Сергеевна и умолкла.

— Ну, Светлана Сергеевна, каким же авторитетом может стать для Сережки мужчина с нетрадиционной ориентацией? И зачем этакий фрукт нашей Маше? — Возмущенно вступила в разговор Марина. — Нет уж, дорогие мои, будем искать Машуне нормального, традиционно ориентированного мужика!

— Где, Марина? — Снова воскликнула виновница торжества.

— Где, где? В интернете! Где сейчас все знакомятся? Только на безбрежных просторах всемирной паутины.

Маша скорчила недоверчивую гримасу.

— И не кривись, Машуня! В сети существуют сотни, тысячи сайтов знакомств. На этих сайтах зарегистрированы миллионы холостяков, потенциальных кандидатов в женихи. Неужели среди этих миллионов мы тебе не отыщем одного достойного?

— А ты откуда, Мариночка, так хорошо о сайтах знакомств знаешь? — Спросила Светлана Сергеевна и подозрительно покосилась на мать троих детей и жену лучшего мужа на свете.

Марина фыркнула и слегка покраснела.

— Ты что, сама заглядывала на эти сайты? — Впучила глаза Алевтина. — Ты же замужем!

— И что такого?! — Возмутилась Марина. — Да, замужем, и очень люблю свою семью, и мужа своего никому ни при каких обстоятельствах не отдам. Но когда ты сто лет замужем, ощущения притупляются, начинает заедать быт, серые будни. Вот для свежести восприятия я и знакомлюсь на этих сайтах. Да, да, да, не смотрите на меня, как на преступницу! Я просто немного развлекаюсь. Ни к чему не обязывающие знакомства в сети, легкий флирт по переписке. Только и всего! А как самооценку поднимает, девочки, ого-го!

Сторонний наблюдатель, если бы заглянул в этот момент в бухгалтерию, заметил бы смесь недоверия, подозрительности и зависти в глазах замерших вокруг Марины собеседниц.

— Ну-ка, Мариш, советуй, какой сайт выбрать, — произнесла Маша, щелкая кнопками компьютерной клавиатуры, — их здесь десятки.

Вскоре все четверо сгрудились вокруг Машиного стола и в четыре голоса возбужденным шепотком обсуждали, давали советы, уставившись в экран монитора.

— Маш, нет, этот не подходит. Ну, смотри какая рожа страшная!

— Давай следующего!

— Да вы не на рожу смотрите, а читайте его анкету! — Перекрыл всех голос Светланы Сергеевны. — Маша, выбирать надо солидного мужчину, взрослого, не ровесника какого-нибудь с ветром в голове, а твердо стоящего на ногах, с хорошим материальным положением, образованного, имеющего определенный вес в обществе.

— И обязательно холостого! — подчеркнула Марина. — Встречаться с женатиком — пустая трата времени и нервов.