Бесплатный фрагмент - Черная синица

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем.

Фридрих Ницше

P.S. Все события и имена вымышлены, а совпадения — случайны.

1. Аудитор

— У тебя красивое тело. — Он накрыл ладонями ее груди, зажав соски между пальцами. — Сколько у тебя было мужиков? Больше десяти?

Он говорил пьяным голосом. Он выпил много виски в баре, где они познакомились два часа назад.

— Да, — сказала она.

Она лежала на кровати, а он раздевал ее кое-как, путаясь в пуговицах, молниях и застежках. С верхом справился, пришел черед низа.

— Больше? — Он остановился. — Двадцать?

— Больше.

— Ни хрена себе. Ты это…

— Не шлюха? Нет. Тебе-то какая разница?

Он снял с нее джинсы и трусики.

— А кто ты? — спросил он.

— Аудитор.

— Кто-кто?

— Аудитор. — Она приняла коленно-локтевую позу. — Презерватив не забудь надеть.

— Аудитор? — Он разорвал упаковку и вынул кондом. — Это которые дебет-кредит проверяют?

— Да.

— Скучно.

— А таксистом работать не скучно?

— Что-то имеешь против таксистов? — Он надел презерватив.

— Нет. Но аудитором быть интереснее.

— Интересно, когда в бане тесно.

С этими словами он вошел в нее — резко, грубо, безапелляционно. Начал двигаться.

Она не двигалась.

— Давай! — сказал он. — Шевелись!

Он шлепнул ее по ягодице.

— Эй, — сказала она, — мы не в немецком порно.

— Неженка, да? Аудитор-неженка? Это тебе не дебет-кредит, это круче!

Он снова шлепнул ее. Потом, навалившись на нее сверху и прижав ее к кровати, одной рукой схватил ее за грудь, а второй — за волосы. Намотав волосы на кулак, дернул их на себя, наклонился и дыхнул ей в ухо запахом виски:

— Как тебе, а?

— Больно.

— Может, ты шлюха? — Он с силой входил в нее и тянул волосы, заламывая ей шею. — А? Шлюха? Со всеми трахаешься?

— Отпусти!

— Лежи и получай удовольствие! Не вякай!

В следующее мгновение — Хрясть! — Она ударила его затылком в лицо.

Коротко вскрикнув, он отпустил волосы.

Носом хлынула кровь: ей на спину, на белое постельное белье — а уже через секунду она сидела сверху, заламывая ему руку.

Хрясть!

Кости предплечья. Как хворост для костра.

— Сука! — орал он. — Сука! Убью на хрен!

Она спрыгнула с кровати, к столику, где лежала сумочка.

Он спрыгнул следом:

— Ты мне руку, сука, сломала!

Он бросился на нее, выставив вперед здоровую левую руку, а она выхватила что-то из сумочки.

Мгновенное невидимое движение — и он увидел перед собой нож.

Она держала нож обратным хватом.

Он остановился.

Придерживая правую руку левой, он смотрел на нее мутным безумным взглядом:

— Кто ты такая?

— Аудитор. У тебя со слухом проблемы?

— Мы еще не закончили, — прибавила она. — Садись на кровать.

— Что?

— Садись, говорю, на кровать.

Попятившись задом, он сел на край кровати, голый, худой, окровавленный.

— Если дернешься, сломаю вторую руку, — предупредила она. — Сейчас слышишь?

— Да. — Он сглотнул, морщась от боли и не сводя глаз с лезвия ножа.

Она села на кровать рядом с ним, слева.

— Давай, — сказала она. — У тебя пять минут и одна рука, которая пока цела. Время пошло. — Она взглянула на смарт-часы на запястье.

Он управился за четыре минуты.

Содрогнувшись всем телом, она втянула воздух сквозь сжатые зубы, дернулась еще два-три раза и затем встала с кровати.

Оделась.

Он по-прежнему сидел на кровати, глядя на нее с пьяным изумлением. Кровь сочилась из сломанного носа.

— Вызови скорую, — сказала она. — Ты упал спьяну. Или больше нравится вариант, что ты меня изнасиловал?

Он отрицательно покачал головой.

Он смотрел на тонкий шрам над ее левой бровью.

— До свидания. — Она пошла к двери. — Больше не бей женщин, и они не ударят тебя.

Она вышла из номера.

2. Задание

— Саша, что думаешь? Горшков хочет нас кинуть и прибрать к рукам «Истанбул Иншаат»?

Григорий Буров сделал глоток кофе и поставил чашку на стол.

Его грузное стодвадцатикилограммовое тело застыло в черном кожаном кресле, а глаза смотрели на Александра Белкина, сидевшего у стола с другой стороны. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Ежик седых волос был как ирокез у индейца. Буров готовился к войне. Он много раз воевал. Он выжил в девяностых, когда другие пали. Он сумел сохранить и преумножить. В его империю, «БГ групп», входили гостиницы, бизнес-центры, складские комплексы, а также доля в турецкой строительной компании. О последней и шла сейчас речь.

— Динамика бизнеса странная. — Александр Белкин сделал глоток кофе. — Все было хорошо, и вдруг стало плохо. Попахивает выводом средств, а может, и преднамеренным банкротством. Нужно изучить Уголовный кодекс Турции.

Ранняя лысина сорокатрехлетнего Белкина, худощавого, подтянутого, с модной ныне щетиной, была по-летнему загорелой. Он много времени проводил на свежем воздухе: бегал, катался на велосипеде и водных лыжах, занимался на открытых спортивных площадках, гулял с детьми, — а еще управлял холдингом Бурова. Строительная компания тоже входила в холдинг, но ею де-факто управлял Василий Горшков, сибирский партнер Бурова, ныне живущий в Испании. Не напрямую управлял — через местного турецкого директора.

— Уголовный кодекс тут не помощник. — Буров говорил с сильной одышкой. — Если б хотели и могли посадить Горшкова, он давно бы сидел. Но кто его посадит? Он со всеми дружит: в Красноярске, Турции, Испании. Уважаемым стал, а был когда-то Горшком, бандитом с большой дороги. Черт дернул с ним связаться. Был бы кто другой на его месте, долго б не цацкался, но с Горшком надо быть аккуратней. Нужна фактура для предъявы.

— Могу слетать в Стамбул, — сказал Белкин без видимой охоты. — Возьму с собой ребят, посмотрим на месте чего там как.

Буров встал и подошел к окну с видом на Овчинниковскую набережную. Постояв с минуту спиной к Белкину, развернулся и сказал:

— Я нашел спеца по таким кейсам. Вот-вот придет.

Белкин приподнял брови:

— Кто он?

— Она.

Брови поднялись еще выше.

— Вероника Корнева, — сказал Буров. — Тридцать пять лет. В прошлом году помогла одним моим знакомым найти пол-ярда в рублях. Девушка со сложной судьбой. Была аудитором, пока ей не досталось после одной из проверок. Изнасилование, черепно-мозговая, реанимация. Теперь занимается, так сказать, частной практикой. Лично не знаком, но наслышан.

Буров внимательно следил за реакцией Белкина. В последнее время его доверие к Белкину пошатнулось. Они вместе десять лет, но это ничего не значит. В джунглях друзей нет. Кто такой Белкин? Юрист, поднявшийся на верх карьерной лестницы, правая рука, незаменимый помощник — но именно эта незаменимость и тревожит, вкупе с сигналами о том, что Белкин позволяет себе лишнего. Там возьмет, там по мелочи, а с мелкого начинается крупное. Еще и на Алину глаз положил, а за это морду бьют. Эх, Саша, что ж ты рот на чужое разинул? Смотри, не порви. Знаешь, почему я не отправлю тебя в Стамбул? Потому что есть и твоя вина в том, что случилось. Не доглядел. Сдал поляну.

— Значит, выносим сор из избы? — спросил Белкин деланно нейтрально.

— Корневой можно доверять. Не как себе, но можно.

— Я нужен в этой беседе?

— Да.

Этим «да» Буров дал понять Белкину, что его присутствие требуется, а мнение — не особо. Он, Буров, сам все решит.

Допили кофе.

На столе зазвонил телефон. Буров нажал кнопку.

— Григорий Валентинович, к вам Вероника Корнева, — послышался голос помощницы.

— Приглашай.

Буров вышел из-за стола. Белкин развернулся лицом к двери на крутящемся кресле.

Вошла Корнева, в темно-синем брючном костюме и белой рубашке.

— Добрый день! — сказала она.

— Добрый, добрый! — Буров сделал шаг ей навстречу, протягивая руку.

Ее маленькая ладонь скрылась в его лапе. Он почувствовал силу в ее руке и с удовольствием задержал ее в своей на секунду-другую.

— Присаживайтесь, пожалуйста. — Он показал на круглый стол на четверых, поодаль от директорского стола. — Саша, ты тоже подтягивайся.

Мужчины разглядывали Корневу, а она разглядывала их.

«Умная, красивая, с твердым характером, — решил Буров. — Все как описывали. Есть в ней что-то мужское, твердость эта, взгляд. Шрам над бровью. Чем-то похожа на девушку Бонда из фильма „Не время умирать“. Как ее? Леа Сейду. Только темненькая. Ох уж, этот взгляд. Действует безотказно».

Он почувствовал желание. Когда у него в последний раз был секс? Дней пять назад? Ничего, ничего, через полчаса придет Алина и поможет сбросить напряжение. Он заранее принял «Виагру». Эффект налицо.

Сели втроем за круглый стол.

— Можете звать меня Ника, — сказала женщина. Голос у нее был приятный, глубокий, с плавными перекатами.

— Богиня победы? — Белкин спрятал ухмылку между слов.

Ника улыбнулась.

— Я простая смертная, — сказала она. — Но люблю побеждать.

— Отлично, — сказал Буров. — Тогда введу вас в курс дела. Речь идет о нашей турецкой дочке, компании «Истанбул Иншаат Холдингс». Это наш крупнейший актив, один из лидеров турецкого строительного рынка. Семь лет назад некто Василий Горшков пришел ко мне через общих знакомых и предложил купить ее на пару. Купили. Пятьдесят на пятьдесят. Генеральный директор — турок, Мехмет Йылмаз, он полностью под Горшковым. Финансовый — наш, питерский, Дима Глущенко. Был наш. Уже не наш, продался им за тридцать сребреников.

Буров перевел дух. Его мучила одышка.

— На пике «Иншаат» давал семьдесят процентов прибыли по холдингу, — продолжил он. — Потом начались проблемы. Доходы растут, но расходы растут быстрее. Есть почти уверенность в том, что Горшков выводит средства. Возможно, хочет обанкротить и прибрать компанию к рукам. Вам для понимания — он из красноярской ОПГ, сейчас живет в Испании. Бывший, короче.

— Бывших не бывает, — сказала Ника.

Буров осекся.

Ника смотрела ему в глаза.

— Ника, вы на что-то намекаете? — спросил он, вкрадчиво, с ухмылкой в толстых губах. — Я не в ОПГ, я бизнесмен.

— Я знаю. Но у вас есть друзья. Почему к ним не обратитесь?

— Вася все отрицает. Он не лыком шит. Вас это не пугает? Сейчас не девяностые, но всякое может быть. Выделим вам охранника.

— Не надо.

— Я проведу с Васей разъяснительную работу, но не могу дать вам гарантий безопасности. Вы это понимаете?

— Страх — в голове, он зависит от того, как относиться к реальности. — Ника сделала паузу. — Что будет являться для вас приемлемым результатом работы?

— Доказательства. Достаточные для арбитражного суда и суда совести. Понимаете, о чем я?

— Да.

— Если их прижмем, Горшок свалит все на генерального, но Мехмет там ничего не решает, все решает Горшок. Мне нужны нити к нему. Связи с помойками, офшорами, поставщиками. Средства не имеют значения. Понимаете, о чем я?

— Да.

— Кстати, о средствах. Сколько стоят ваши… э-э-э… услуги?

— Пятьдесят тысяч долларов. Двадцать пять авансом, двадцать пять после. Плюс бонус на ваше усмотрение в случае достижения целей. Плюс компенсация проезда, проживания и прочих расходов, по согласованию.

Белкин хмыкнул:

— Пятьдесят штук баксов? Шутите?

— Нет. — Ника смотрела на Белкина. — Сколько они вывели, по вашим оценкам?

— Пятьдесят — шестьдесят миллионов долларов, не меньше, — сказал Буров, тоже глядя на Белкина. — При выручке в семьсот. И кто знает, что будет дальше?

— Вы как генеральный директор холдинга должны были их контролировать? — спросила Ника у Белкина.

Она попала в больное место.

Белкин заерзал на стуле.

— Поздно хватились, — сказал он. — Они ж не одной суммой вывели.

— Пятьдесят тысяч долларов — один процент. Это много?

— Нет, — сказал Буров. — Не много.

Он протянул Нике флешку:

— Здесь отчетность за несколько лет, разные документы, паспорта участников. Александр Владимирович расскажет вам детальнее. — Буров взглянул на Белкина.

Белкин кивнул, пряча взгляд.

— Когда сможете вылететь в Стамбул? — спросил Буров.

— Послезавтра, — ответила Ника.

— Забронировать отель?

— Я сама.

— Не бойтесь, это будет не «Ritz-Carlton» и не «Four Seasons», — прибавила она со сдержанной улыбкой.

— У нас есть свой отель в Стамбуле.

— Думаете, мне стоит там жить? Это же не ваш личный отель?

— Не мой. Общий. — Буров сделал паузу. — Как думаете, сколько времени потребуется на проверку? Примерно.

— Зависит от сложности ситуации и степени противодействия. От двух недель до месяца.

— Степень будет высокой. Подумайте насчет охранника, не отказывайтесь сразу.

Грузно встав со стула, Буров прошел к сейфу. Покрутив кодовый замок, открыл сейф, взял три пачки долларов, закрыл сейф и вернулся к столу:

— Тридцать тысяч, включая пять командировочных, за которые можете не отчитываться. Запишите мой номер. Звоните в любое время суток.

Ника внесла номер Бурова в список контактов.

— Что ж, в добрый час, — сказал он. — Наберу Мехмета, предупрежу. Мы ж не Следственный комитет, чтоб вламываться без стука. — Он ухмыльнулся недобро.

Попрощались.

Белкин и Ника вышли из кабинета.

Буров встал у окна с видом на Овчинниковскую набережную.

Сейчас придет Алина. Женщина, которая появилась в его жизни три года назад, чтобы сделать его счастливым. Они познакомились на конкурсе красоты «Мисс Москва — 2018». Он был спонсором, а она стала вице-мисс. Глянцево-красивая, умная, младше его на двадцать два года — пусть злые языки говорят, что она с ним из-за денег, он-то знает, что она любит его. Она выходила его после ковида в прошлом году, когда он чуть было не отправился на тот свет, с тридцатипроцентным поражением легких, инфарктом и астмой в анамнезе. В благодарность за это и в честь своего второго дня рождения он подарил ей белый Range Rover. Красивая женщина в красивой машине. Жаль, у них не будет детей. Алина бесплодна из-за неудачного аборта в молодости. Ошибки молодости — сколько их у каждого? К сожалению, не все из них можно исправить, став зрелым и опытным.

— Привет. — Алина вошла в кабинет.

— Привет.

Она поцеловала его в щеку.

Как приятно от нее пахнет. Чистый женский запах с нотками дорогого парфюма.

Алина — женщина премиум-класса. Дорогие машины, дорогие дома, дорогие женщины — они не для каждого, но для тех, кто может себе это позволить.

Отступив от нее, он взял ее за плечи и окинул ее взглядом. Высокая, идеально красивая, с длинными темными волосами и темно-карими глазами, в джинсах и светлой блузке, она приняла эстафетную палочку у Ники. И если с Никой он не мог заняться сексом, то с Алиной может.

— Отлично выглядишь, — сказал он. — Куколка.

Он подошел к двери и закрыл ее изнутри. Потом вернулся к Алине и обнял ее, подталкивая к столу.

Она знала, чего он хочет. Он всегда так делал. Сделает и в этот раз.

Прижав ее бедрами к столу, он расстегнул ее джинсы и спустил их вниз вместе с трусиками. Расстегнул свои брюки.

Черт, нужно бороться с зеркальной болезнью. Наел такое пузо, что видишь член только в зеркале. Не видишь его, но чувствуешь. Он готов. И Алина готова. Он уже в ней. Уложив ее грудью на стол, он начинает движения, каждое из которых приближает его к цели, и любуется сверху прекрасной частью ее тела. Женщина — произведение искусства, на нее приятно смотреть, а еще приятнее обладать ею.

— Что за девица с Белкиным? — спросила Алина между делом. — Новая любовница?

— А ты знаешь старую?

— Кто ее не знает? По-моему, Белкин не особо прячется с ней по углам. Многодетный отец семейства.

Она говорила язвительно, неприязненно, между толчками сзади.

— К тебе не подкатывал? — спросил Буров.

Он ускорился и усилил нажим. Крепко обхватил ягодицы Алины. Хорошо, что принял «Виагру». Полезно и для секса, и для сердца.

— Не по Сеньке шапка, — сказала Алина. — Так что за женщина?

— Аудитор. Едет в Стамбул к Мехмету. Проверит, куда Мехмет с Горшковым сливают деньги.

— Хорошенькая. Белкин слюнки пускает.

— Главное, умная и знает свое дело.

Представив, что это не Алина, а Ника лежит грудью на столе, Буров зажегся внутри, раздул пламя и через минуту излился в Нику-Алину.

Есть все-таки свои преимущества в невозможности забеременеть.

Огонь погас.

Буров надел штаны. Наблюдая за тем, как Алина с помощью одноразовых салфеток борется с последствиями его чувств, он вновь подумал о том, что женщины премиум-класса доступны не всем. Не каждый имеет возможность иметь такую женщину. Он счастливец. Он многого добился. Но и много за это отдал.

— Теперь на обед? — спросил он.

— Да. Я голодна.

Она надела трусы.

3. Москва — Стамбул

— Хотите сказать, это туристический нож?

Сотрудник службы авиационной безопасности аэропорта «Шереметьево» с сомнением крутил в руках большой тяжелый нож, с лезвием длиной в пятнадцать сантиметров.

— Да. Вот сертификат. — Ника протянула ему бумагу. — Нож туристический, не является холодным оружием. Толщина обуха меньше установленной.

Взяв сертификат, сотрудник прочел его, покачал головой и сунул нож обратно в чехол:

— Ладно. Разрешен провоз в багаже.

— Спасибо. — Ника улыбнулась. — Больше не будете меня вызывать?

— Нет. Хорошего полета, извините за беспокойство.

Ника вернулась в бизнес-зал. Заказала латте, взяла бутерброд с красной рыбой. Села в кресло.

«Никки, хорошего полета!» — пришло сообщение в WhatsApp.

«Никки» — так ее называет лишь один человек. Дима Горелов, ее бывший одноклассник, влюбленный в нее со школы. ИТ-шник, специалист по информационной безопасности, геймер, друг, а также завидный жених для тех, кто ищет хорошего мужа. Разведенный. Умный. Не для Ники. Она не хочет замуж. Нельзя сказать, что ей хорошо одной, но и быть с кем-то она тоже не может. В ней живут демоны, требующие пищи. Время от времени нужно им уступать. Нельзя не уступить.

Они появились семь лет назад.

Ее выписали из больницы, скленную, штопаную, сломленную, и оставили один на один с миром, в котором она стала чужой. Этот мир пугал ее. Она боялась каждого шороха, не спала по ночам, днем не могла работать, страдала от болей в животе, которым врачи не находили объяснения, — и не хотела жить. Отдалилась от всех: от матери, младшей сестры, друзей. Они пытались пробиться к ней, в темень ее души, чтобы помочь ей, а она не могла их впустить. Ее не избили, не изнасиловали — нет. Ее убили. Ее больше не было. Была оболочка с черной пропастью внутри. Тех двоих, что напали на нее в подъезде в Ангарске, не нашли. Плохо искали. Она знала, кто их послал. Она все рассказала следователю: о конфликте с владельцем ликеро-водочного комбината в Иркутске, о ночных звонках с угрозами, — и ничем это не закончилось. Владельца допросили, но обвинений не выдвинули. Не было доказательств. Не было зацепок для установления причинно-следственной связи. Слова «Знаешь, сучка, за что это?» к делу не пришьешь. Где Иркутск, и где Ангарск? Какие-то гопники-насильники. Ангарск, знаете ли, славится такого рода личностями. Помните маньяка Попкова?

Однажды, через три месяца после Ангарска, она поймала себя на том, что ей снова хочется секса. К встрече с живым мужчиной она была не готова, поэтому воспользовалась фильмом для взрослых из категории БДСМ. Там женщина доминировала, стегая мужчину плеткой и измываясь над ним прочими доступными способами. На несколько минут став той женщиной, Ника получила удовольствие вместе с ней. Сразу стало легче. Чернота сменилась серостью. Она спокойно спала ночью. Живот не болел.

На следующий день она записалась в секцию рукопашного боя для женщин. Через год стала чемпионкой района, через два — Центрального округа. Отдельно занималась ножевым боем. Полюбила ножи. В полоске заточенного металла — жизнь и смерть, сила и красота. Когда ты с ножом и умеешь с ним обращаться, тебе не страшно. Страх отступает. Поэтому нож всегда с ней. Дома у нее коллекция из более чем сорока ножей, и каждое утро она берет один из них с собой. Не холодное оружие, но оружие. Она готова его применить, если потребуется. Когда ты знаешь, что можешь, и люди это чувствуют, к тебе относятся иначе.

Еще одной ее страстью стал секс. Она знакомилась с мужчинами в барах и ночных клубах и встречалась с каждым из них не более одного раза. Это было страшно. Это было опасно. Непредсказуемо. Этого она хотела. Так она давала пищу своим монстрам. Ей не были нужны ласки, она хотела грубости, чтобы ответить большей грубостью. Если с ней были ласковы, она не получала удовлетворения. Демоны требовали больше. Сломав руку таксисту неделю назад, она успокоилась, но сейчас вновь чувствовала желание и чувствовала боль в животе. На эту боль не действуют таблетки, она лечится иным способом.

«Спасибо, Димочка! — ответила она. — С нетерпением жду инфу».

Два смайлика с поцелуями в конце.

«С нетерпением жду поцелуев», — написал Дима.

Это плата за информацию. Ужин и два поцелуя. Цены растут. Когда-то Дима ничего не просил, потом пригласил ее на ужин, потом попросил поцелуй, теперь просит два. Что попросит в следующий раз?

Он знает о том, что с ней случилось. Он звонил ей в больницу. Он встретил ее в Шереметьево, когда она вернулась. Потом он звонил ей, а она не брала трубку. Он много раз звонил. Потом пришел сам. Он хотел ей помочь, но ей не нужна была помощь. Ее, Ники Корневой, больше не было.

Дима никогда не откажет. Вот и позавчера, выслушав ее просьбу, он лишь вздохнул:

— Никки, ты снова толкаешь меня на нарушение закона.

— Дим, я знаю. Мне очень нужно. Всё, что есть в даркнете. Телефоны, счета, поездки, места жительства. Расходы за мой счет.

— Расходы плюс агентское вознаграждение.

— Само собой разумеется. Спасибо тебе большое!

Ей нужны данные на всех участников: на Белкина, Горшкова, Йылмаза, Глущенко. Буров тоже в этом списке. Она хочет знать больше о всех участниках действа. Буров — не кроткий агнец. Давние связи с одной из ОПГ, темные дела в прошлом, куча скелетов в шкафу. Горшков — еще хуже. У него не просто связи с ОПГ, он сам из ОПГ. Остепенился, вложил преступные деньги в легальный бизнес, живет в Испании, счастливо избежав участи многих своих товарищей, убитых или сидящих; поддерживает связи на родине, ищет партнеров для бизнеса — но он все еще бандит с большой дороги, как сказал о нем Буров. Горшок. Он опасен, и это ее возбуждает. Не в сексуальном смысле, нет — в экзистенциальном. Ступая по лезвию ножа, она идет к острию, и каждый шаг может стоить ей жизни, и демоны рычат от восторга, и жизнь ничего не стоит. Кто не живет, тот не боится смерти. Танатос — ее бог. Разрушение — ее путь. Она пройдет его до конца. Не вставайте у нее на пути. Вы не знаете, кто перед вами.

В конце, на острие ножа, — владелец Иркутского ликеро-водочного завода.

Она придет к нему, когда будет готова.

4. Демоны

«Veronika».

Она увидела свое имя на табличке. Табличку держал турок, одетый не по погоде: темный костюм, белая рубашка, красный галстук. Нижнюю часть его лица скрывала черная маска. Над маской темнели глаза под темными густыми бровями. «Ни дать ни взять гангстер», — подумала она.

В зале прилета международного аэропорта Стамбула было шумно и многолюдно, несмотря на ковидные времена, и это было ей на руку: в ее планы не входила встреча с турком в темном костюме. Вчера она сказала Белкину, что сама доберется до города, просила передать это местным, и не ее проблема, что кто-то сделал по-своему.

Она прошла мимо турка, не глядя в его сторону. Пусть ждет до второго пришествия. Его прислал Мехмет. Еще бы сам приехал, в знак уважения и восточного гостеприимства, с ятаганом за спиной. Что ж, у нее тоже есть нож.

Она вышла на улицу.

В семь вечера было жарко, душно и влажно. Пахло югом, асфальтом, чуть-чуть — морем. До Черного моря — пять километров. До центра Стамбула — пятьдесят. Она вспомнила, как приезжала в Турцию восемь лет назад, в Анталью. Как давно это было. В другой жизни. Все включено, спиртное в неограниченных количествах, анимация, пенные дискотеки, пляж, море, солнце, экскурсии — а в следующем году она приехала в Ангарск и вошла поздним вечером в темный подъезд, где ее ждали. Сначала ее били, потом насиловали, потом снова били. Потом она лежала на грязном бетоне, а какая-то женщина, причитая, звонила в скорую.

Когда она села в такси, пришло сообщение в мессенджере от Димы:

«Привет. Инфа по ссылке, через Tor. Пароль отдельно. Звони, как сможешь. Сообщение удали asap. Ссылка живет сутки».

Она позвонила. Он сказал ей пароль из двенадцати символов.

«Спасибо, — сказала она. — Сколько с меня?» — «Девятьсот баксов, ужин и два поцелуя. Можно взрослых». — «Ты знаешь, что с каждым поцелуем от одного человека к другому переходит 80 миллионов бактерий?» — «Научно доказано, что поцелуи повышают иммунитет и продлевают жизнь». — «На себе проводил испытания?» — «Ученые проводили. — Он сделал паузу. — Я буду дальше искать, смотри пока то, что есть». — «Спасибо, Димочка. Целую тебя заочно».

Она положила трубку.

Посмотрела в затылок таксисту.

Посмотрела в заднее стекло.

Сзади белый Volkswagen, за ним — белый Fiat, дальше — белый Ford. Три белых машины. На всякий случай запомнила. Береженого бог бережет, хотя вряд ли у местных был резервный вариант. Они рассчитывали на парня с табличкой, у которого даже не было ее фото. Наивные. Впрочем, не стоит рассчитывать на их глупость. Они быстро поймут, что к чему, и примут меры.

Она вспомнила предложение Бурова поселиться в отеле холдинга «Истанбул Иншаат». Отличная мысль. Уши, глаза, жучки, камеры — добро пожаловать, мисс Корнева, ждем вас с нетерпением.

Пришло сообщение от Белкина:

«Вероника, здравствуйте. Как ваши дела?»

«Александр, добрый вечер. Все в порядке. Я в Стамбуле».

«Отлично. Хорошего вечера».

«Взаимно».

Наверняка ему позвонили и сказали, что ждали ее, но не дождались, вот он и решил написать. Кто ты, Саша Белкин? На чьей стороне? Это мне предстоит узнать.

За час добрались до центра. К этому времени сзади не осталось ни одной белой машины. Хвоста не было.

— Please, stop here, — попросила она у площади Султанахмет.

Водитель остановился.

Расплатившись, она вышла из машины. Водитель вынул ее чемодан из багажника — маленький чемодан с самым необходимым, включая нож, — и улыбнулся.

— Have a nice day, — сказал он.

Он смотрел на ее ноги в обтягивающих светлых брюках.

— Thank you, — сказала она.

Он уехал.

Она перешла дорогу.

Прямо перед ней в предзакатных стамбульских сумерках высилась подсвеченная громадина Айя-Софии. Византийско-османский колосс с полуторатысячелетней историей стоял на земле твердо, основательно, ступенями уходил вверх, к огромному куполу на пятидесятиметровой высоте, и харизма строения была настолько мощной, что от него невозможно было оторвать взгляд. Магнетизм архитектурного шедевра. Императоры, крестоносцы, султаны — люди приходят и уходят, а великие стены остаются, глядя на них сверху вниз.

Ника обернулась.

Она не увидела ничего подозрительного.

Нельзя расслабляться, она не туристка. Она на работе. В чужой стране, где есть враги, но нет друзей.

Стуча колесами чемодана по брусчатке, она пошла по площади от Айя-Софии к Голубой мечети. Время от времени она оборачивалась. Зря она вышла здесь. Опрометчивый поступок. У города есть глаза, город следит за ней, она чувствует себя неуютно на главной площади, на виду у всех, и ругает себя. Демоны грызут ее изнутри. Требуют пищи.

Темнеет.

Она уходит с площади, спускаясь в плохо освещенные улочки за Голубой мечетью, и еще раз оборачивается.

Никого.

Где-то здесь ее апартаменты, на одной из этих улочек.

Сверяясь с картой, она находит нужный дом.

Электронный замок на подъезде. Код — в сообщении от хозяина.

Электронный замок на двери в квартиру. Карта-ключ — в мини-сейфе рядом. Код от сейфа — в сообщении от хозяина.

Пятьдесят квадратных метров на последнем, третьем, этаже. Здесь есть все, что нужно, а ей много не нужно.

Задернув плотные шторы, она включает свет.

Открывает чемодан. Переодевается.

Теперь на ней короткая юбка и топ с открытым животом.

Она смотрит на себя в зеркало. Подводит глаза. Красит губы. Кладет нож в сумочку. Берет презервативы. Вызывает такси.

Место назначения — район Бейоглу. Там она найдет бар по вкусу. Чем хуже, тем лучше. Ей нужна разрядка, чтобы завтра работать.

Боль в животе нарастает.

Ночь клубится внутри.

Демоны рычат в предвкушении.

5. Истанбул Иншаат

В девять утра она вошла в офис «Истанбул Иншаат».

Десятиэтажное здание из стекла и бетона в Шишли, деловом районе Стамбула.

Это другой Стамбул. Утилитарный, скучный, бездушный, без собственного лица. Ей он не нравится. Он как все. Спустя тысячу лет люди будут по-прежнему восхищаться старым Стамбулом, а от этих новых зданий и следа не останется. Пепел к пеплу, прах к праху. Время шедевров прошло. Пришло время прагматиков.

Внутри здания — стандартная отделка, большая эмблема компании за зоной ресепшн, сухость кондиционированного воздуха, вышколенные сотрудники в строгих костюмах.

На входе нет рамки металлоискателя, охрана не проводит досмотр. Упущение руководства. Если не хочешь проблем, всегда будь начеку. Сегодня она не взяла с собой нож, а завтра возьмет. С ним спокойнее.

Вчера она получила то, что хотела.

Нашла бар в темном переулке, в двух кварталах от пешеходной улицы Истикляль, яркой, туристической, оживленной; села за стойку, взяла двойной виски. Не прошло и пяти минут, как к ней подсел кавалер. Черненький, склизкий, противный. Представился Ахметом. Не отрывая глаз от ее обнаженных бедер, он говорил что-то на ломаном английском, пару слов вставил по-русски, блестел черными глазками — а затем обнял ее и позвал к себе.

Она согласилась не сразу. Она думала. Демоны сомневались. Им был нужен не просто секс. Они жаждали грубости, опасности, крови. Это их пища.

Она смотрела на Ахмета. Кто он такой? Что в его черных глазах? Хорошо одет, хорошие часы, уложенные назад жидкие темные волосы. Бандит? Сутенер? Приличные люди сюда не ходят, именно поэтому она здесь. Она сказала ему, что недавно приехала в Стамбул и работает моделью, а поверил он или нет, ее не трогало.

Она пошла с ним.

Ей было страшно. Она была голодна.

Когда они вошли в квартиру, в трех кварталах от бара, она поняла, что это бордель. Тусклый свет, старые прожженные ковры на полу, удушливый запах восточных благовоний. В коридоре на стуле сидит турок, смотрящий за порядком в заведении.

Открылась дверь одной из комнат. Выглянула девушка. Выглянула и спряталась.

Едва переступили порог, как Ахмет сунул руку ей в трусы и потянул в одну из комнат.

— Working here? — шипел он ей в ухо. — In my area? It’s my business.

Затолкав ее в комнату, он сдернул с нее юбку вместе с трусиками, надел кондом и сделал сзади свое дело. Закончив, он рывком поднял ее с кровати и ударил ладонью по щеке.

«Будешь работать на меня! — сказал он на ломаном английском. — Ясно, сучка?»

Вместо ответа она ударила его ребром ладони в кадык.

Потом — в солнечное сплетение. Потом — когда он согнулся, хватая воздух ртом, — снизу ногой в челюсть.

Он потерял сознание.

Связав его простыней, она сунула ему в рот кляп из его же красных трусов, оделась и вышла из комнаты.

— He’s resting, — сказала она мужчине в коридоре, приложив ладонь к щеке. — Don’t bother him.

— Okay, — сказал он, глядя на ее ноги.

Сунув руку в сумочку, она взялась за рукоять ножа. На всякий случай.

Так и вышла в подъезд.

Сердце колотилось в груди, жар разливался по телу, от низа живота вверх, и не было ни боли, ни страха. Было возбуждение. Удовлетворение. Освобождение.

Демоны утихли.

…

— Госпожа Корнева?

К ней подошел высокий стройный мужчина в непременном строгом костюме. Он хорошо говорил по-русски и улыбался ей приветливо.

— Да, — сказала она.

Он протянул ей руку:

— Хасан. Я помощник господина Йылмаза.

— Очень приятно.

— Господин Йылмаз ждет вас. Идите со мной.

Они поднялись на лифте на десятый этаж. Здесь было тихо, светло, прохладно. На дверях из матового стекла — таблички с должностями и именами, по-турецки и по-английски.

Директор по развитию.

Директор по персоналу.

Коммерческий директор.

Dmitry Glushchenko

Chief Financial Officer

У меня к вам много вопросов, Дмитрий Глущенко, готовьтесь. Родина-мать зовет.

Дверь в приемную была открыта. Миловидная девушка встала из-за стола, улыбаясь им:

— Доброе утро! Как добрались?

Они тут все говорят по-русски? Обязательное требование к персоналу?

— Доброе утро. Хорошо, спасибо.

— Меня зовут Мерьем.

— Вероника.

— Господин Йылмаз ждет. Пожалуйста.

Мерьем постучала в дверь кабинета.

— Evet! — послышалось из-за двери.

Она приоткрыла дверь:

— Sayın Yılmaz, Sayın Korneva size geldi.

Из кабинета вышел Мехмет Йылмаз — с широкой белозубой улыбкой, высокий, седеющий, гладкий, позитивный — и двинулся навстречу Нике, протягивая ей большую руку:

— Доброе утро, Вероника. Добро пожаловать в Стамбул.

Конечно же он говорит по-русски. Как иначе?

Мехмету пятьдесят пять, в свое время он сделал карьеру в одной из местных строительных компаний, от монтажника до президента, а затем, семь лет назад, перешел в «Истанбул Иншаат», к Бурову и Горшкову. В материалах Димы на него ничего нет, кроме сведений об авиаперелетах российскими авиакомпаниями за последний год. Стамбул — Москва, Москва — Стамбул. Один раз — Москва — Барселона. Под Барселоной живет Горшков. Возможно, Мехмет летал к нему, но в самом по себе этом факте нет ничего криминального. Летал к акционеру. Что тут такого? Больше на него ничего нет. Он гражданин Турции и в российских базах не значится. Нужно копать дальше.

Прошли в кабинет.

— Вероника, садитесь, пожалуйста. — Мехмет указал на кресло у длинного приставного стола для совещаний. — Хотите чай или кофе? Воду?

Она не стала отказываться:

— Кофе со сливками, если можно.

Села в кресло.

Сказав Мерьем несколько слов по-турецки, Мехмет сел по другую сторону стола. После обмена любезностями он навалился локтями на стол и пристально посмотрел Нике в глаза:

— Вероника, нам нечего прятать, я рад, что вы тут. Посмотрите всё и скажете, как дела. Вы понимаете, что времена непростые? Подрядчики дорожают, материалы дорожают, оборудование старое, все время ремонты.

— При этом цены на недвижимость в Стамбуле выросли за год на тридцать процентов.

— Вероника, вы знаете, какая у нас инфляция? — Мехмет откинулся на спинку кресла. — Пятнадцать — семнадцать процентов. Курс скачет. Бетон и металл выросли на пятьдесят процентов за год. Как держать прибыль? Из Москвы лучше видно? В бюджете одно, а цены другие.

Всматриваясь в Мехмета, вслушиваясь в его речь с акцентом, Ника считывала степень его уверенности в себе. Настоящей, не показной. Прекрасно держится, профессионал со стажем, но видно, что нервничает. Опять-таки, само по себе это ни о чем не говорит. Кто бы не нервничал в такой ситуации?

Мерьем принесла чай и кофе.

— Всё вам дадим, — сказал Мехмет. — Документы, информацию — что надо. Дмитрий, наш финансовый директор, будет в вашем… как это сказать по-русски?..

— … распоряжении.

— Да, в распоряжении.

Он набрал номер на мобильном:

— Дмитрий, зайди, пожалуйста.

— Надолго к нам? — спросил он у Ники.

— Все зависит от вас, — сказала она.

— Все сделаем. Сегодня все объясним, вечером ужин, утром самолет в Москву. Как вам план? — Он улыбнулся.

Ника тоже улыбнулась:

— Хороший план.

В дверь постучали.

Вошел Дмитрий Глущенко.

Что она знает о нем из данных Димы? Сорок лет, родился в Москве, владеет в столице двумя квартирами общей площадью сто восемьдесят квадратных метров, одну из которых купил полгода назад. На счете в российском банке — чуть больше миллиона. Скорее всего, основные деньги — не в России. Женат, воспитывает восьмилетнюю дочь. Часто бывает на родине. К уголовной ответственности не привлекался. В холдинге Бурова работает двенадцать лет, из них семь — в Турции. Однажды летал с Мехметом из Москвы в Барселону. На этом всё.

— Здравствуйте, — сказал он коротко. И больше ничего не сказал. Встал у стола как школьник. Невысокий, плотный, с высокими залысинами, полными губами, носом картошкой. В нескладно сидящем костюме. Что за этой оболочкой? Кто он — Дмитрий Глущенко? Это ей предстоит узнать.

Она встретилась с ним взглядом.

Он тоже волнуется. Это нормально.

— Садись, Дмитрий, — сказал Мехмет. — Дай, пожалуйста, Веронике всю информацию, документы. Все, что нужно. Покажем Григорию Валентиновичу, как мы работаем, да?

Глущенко кивнул.

— Вероника, у вас будет тут комната, ключи будут только у вас, — сказал Мехмет. — Если что, обращайтесь к Дмитрию и ко мне с любыми вопросами.

— Хорошо.

Через несколько минут Ника и Глущенко вышли из кабинета.

6. Черная майка

Возвращаясь вечером на такси, она заметила хвост.

Черный Ford. Куда такси, туда и он: то сзади, то в соседнем ряду, — как приклеенный. Совпадение?

Когда въехали на двухуровневый Галатский мост, где рыбаки стояли в ряд, пытая счастье в пресных водах бухты Золотой Рог, она попросила таксиста остановиться. Он сказал, что никак нельзя. Она протянула ему банкноту в двадцать лир. Он остановился.

Она вышла.

Такси поехало дальше.

Черный Ford проехал мимо. Водитель смотрел на нее.

Она отвернулась.

Что будешь делать, парень? Выйдешь следом за мной, бросив авто на мосту?

Она спустилась на нижний ярус моста.

Здесь пешеходная зона и рыбные рестораны. Хороший повод поужинать с видом на вечерний Стамбул.

Пахнет водой. Кричат чайки. Новая мечеть горит золотом на фоне темного неба. Где-то там, наверху, едет Ford, его водитель растерян и думает о том, что делать дальше. Ждать ее у моста, на том берегу?

Жди, милый, жди, я не спешу.

Она села за столик и сделала заказ: салат, сибас с овощами, чай. Прислушалась к ощущениям. Демоны дремлют, они не голодны — иначе кто знает, что она сделала бы? Вдруг встретилась бы лицом к лицу с человеком из черной машины?

«Это было бы ошибкой, — тут же сказала она себе. — Они не знают тебя. Они не знают, что ты знаешь. Будь тише воды ниже травы. Чем хуже знаешь врага, тем он опаснее».

Они всерьез взялись за нее. Вечером — черный Ford, днем — два жучка в комнате, которую ей выделили: один — в розетке, другой — на лампе под потолком. Она оставила их на месте. Детектор жучков — выгодное приобретение. Гаджет размером со смартфон находит любые скрытые устройства и помогает узнать намерения.

С намерениями Мехмета все ясно. Он выдал себя, решив поиграть в шпиона. Дело теперь за малым — найти доказательства и понять роли участников. Мехмет, Глущенко, Горшков, Белкин. Не складывается пазл. Есть компания «Истанбул Иншаат» с годовой выручкой в семьсот миллионов долларов. Акционеры получают дивиденды. Генеральный директор, человек с репутацией, получает миллион долларов в год, с учетом бонусов. Финансовый директор — плоть от плоти буровец, двенадцать лет в холдинге. Белкин — десять лет в холдинге. И что имеем? Вывод нескольких десятков миллионов долларов. Пятидесяти-шестидесяти, по предварительной оценке Бурова. Все они предатели — Горшков, Йылмаз, Глущенко? Кинули Бурова? Какой мотив? Деньги? Преднамеренное банкротство и контроль над компанией? А Белкин? Куда смотрел он? Прямо целый заговор. Методы эпохи дикого российского капитализма, откуда родом Буров и Горшков.

Официант принес чай. Черный, крепкий, ароматный. Идеально подходит к вечеру на Галатском мосту, в устье Золотого Рога, у Босфора.

«Глущенко — человек в себе, немногословный, закрытый, — думала Ника. — Кратко отвечает на вопросы, в глаза не смотрит, лишнего не говорит. Неприятный, но конкретный. Нет, он не человек Бурова, он человек Йылмаза, а может, Горшкова. Иуда? Он не выглядит счастливым. Скорее — затравленным, прибитым. Нужно работать с ним, искать ключики, тянуть за ниточку, не обрывая».

Позвонил Дима.

— Привет! Как дела? — бодро сказал он. — Вывела всех на чистую воду?

— Привет! В процессе.

— Я не нашел записи разговоров, нет в продаже. Нового пока мало. Скину инфу о недвижимости Бурова и Горшкова в Кастельдефельсе под Барсой. Они соседи, через два дома. У обоих вид на жительство в Испании.

— Дим, знаешь, что непонятно: все у них было хорошо — с чего вдруг Горшков взялся за старое? Он в свое время держал пол-Красноярска, да и сейчас кое-что есть, но Турция — не Красноярск. И время другое.

— Времена меняются, люди — нет. Денег не бывает много. Одно дело дивиденды из прибыли, другое — доход до прибыли. Так я это понимаю. Поправь меня, если что.

— Если Горшков хочет порвать с Буровым и напоследок грубо сорвать банк, то — да. Но есть же нормальные способы расставания — продать свою долю, например. Почему нет? Из-за вывода средств стоимость компании не станет выше. Еще одна возможная цель — обанкротить и взять ее под свой контроль. Учитывая не самый низкий уровень коррупции в Турции, сценарий реализуем.

— Ладно, не буду тебя грузить, — прибавила Ника. — Спасибо.

— Не за что. Два твоих поцелуя стоят того. Можно три, в качестве бонуса.

— Дим, можешь что-нибудь найти по сыну Бурова? — вспомнила Ника. — Иван Буров. В открытых источниках сказано, что он живет в Эмиратах и занимается ИТ бизнесом. В России у него были две компании, но обе ликвидированы.

— Поищу. Рынок ИТ — большая деревня. Как ты там? Как Стамбул?

— Прекрасен. Жаль, нет времени на посещение достопримечательностей.

— Будь, пожалуйста, осторожнее. Да ты и сама знаешь, не мне тебе говорить.

— Спасибо, Димочка. Я знаю. Шестьдесят миллионов долларов — хороший повод для крайних мер.

Она не сказала Диме о слежке. Зачем ему знать? Он и так волнуется за нее. Эх, Дима, Дима, сдалась я тебе. Тебе нужна нормальная девушка, будущая мать твоих детей, любящая, ласковая, — а не женщина с посттравматическим расстройством, вырванная из контекста. Она разучилась любить, но с ненавистью у нее все в порядке.

Попрощавшись с Димой, она продолжила ужин. На несколько минут она позволила себе забыть, что где-то там, в конце моста, ждет человек из черной машины. Потом опять вспомнила — щелк, будто кнопку нажала. Возможно, он где-то здесь, среди людей за столиками.

Зачем он за ней следит? Чтобы поставить жучок в номер? Или хочет оказать физическое воздействие?

Что ж, сыграем в игру.

Закончив ужин, она продолжила путь по нижнему ярусу моста к южному берегу бухты.

На мосту светло, многолюдно. Рестораны тянутся один за другим, официанты с высунутыми из-под масок носами снуют туда-сюда, народ пьет-жует за столиками. Жизнь бурлит. Жизнь продолжается.

На набережной она быстро огляделась.

Где он? Еще здесь, или уже ушел, решив отложить до завтра свое грязное дело?

Сейчас проверим.

Она перешла по подземному переходу на другую сторону улицы. Здесь, между Новой мечетью и рынком, больше пространства и меньше людей. Восемь тридцать. Рынок закрыт. В тиши стамбульского вечера отчетливо слышен каждый звук: шаги, речь, скрип тележки дворника, крики чаек, — как в концертном зале с хорошей акустикой.

Что она чувствует? Напряжение, волнение, возбуждение. И страшно, и приятно одновременно — любимое и ненавистное сочетание, почти сексуальное на физическом уровне. Свербит меж лопатками. Глаза — на затылке. Не помешал бы нож, но ножа сегодня нет. Есть лишь «пилочка для ногтей», острая как бритва.

Пронзительно крикнула чайка, взлетая с тротуара, и взяла курс к бухте.

Проследив за ней, Ника обернулась. Мгновенно просканировала пространство.

Турецкая семейная пара, две девушки-туристки славянской внешности, мужчина-европеец (не русский), старик-турок. И еще один мужчина, дальше всех, в пятидесяти метрах от нее. Худощавый, спортивный, в черной майке и джинсах. Смотрит в телефон. Похож на русского. Не ты ли это, мой друг?

На вымощенной брусчаткой узкой торговой улочке Хамидие, что началась после рынка, она зашла в магазин сувениров. Купила магнитик — кусочек мрамора с фотографией Айя-Софии начала двадцатого века — и вышла. Мельком глянула налево. Мужчина в майке на месте. Стоит на другой стороне улицы, смотрит в телефон. Значит, он. Идем дальше. Аккуратно, друг мой, не споткнись, борись с зависимостью от смартфона, будь осторожен.

Через несколько минут неспешной прогулки она зашла поглубже в один из тихих переулков и остановилась у трехзвездочного отеля. Сегодня я ночую здесь, мистер Черная майка. Присоединишься ко мне? Номер я забронировала пару минут назад, на две ночи. Тридцать пять долларов за ночь со скидкой. Хорошие отзывы. Ставь свои жучки, сколько влезет, следи за мной, пока не надоест, а я буду следить за тобой. Спокойной ночи.

В номере она закрылась на внутреннюю щеколду и придвинула для страховки тумбочку к двери.

Набрав горячую ванну, погрузилась по шею в воду.

Нож положила рядом.

Первый день закончен. Можно расслабиться, не теряя контроль. Когда-то она любила ласкать себя в воде, быстро достигая разрядки, но после Ангарска тело сломалось, не реагировало. Нежности теперь мало, нужны грубость и боль. Боль для больной. Да, она больна, она знает это, но ничего с этим не делает. Ей нужно быть такой, чтобы помнить и однажды отомстить.

Она взяла нож.

Вынула из чехла.

Опустила под воду.

Приподняв левую грудь, кольнула острием в кожу над сердцем. Сжала зубы. Выдохнула. Понаблюдав за тем, как вода окрашивается в цвет ее крови, закрыла глаза.

Что не убивает меня, то делает меня сильнее.

Черная майка, если ты продолжишь, я за себя не ручаюсь.

7. Бездна смотрит

Она позавтракала в гостинице. Шведский стол по-турецки, кружка кофе со сливками, пара яблок в сумку с собой — здравствуй, новый день. Что ты мне предложишь? Чем удивишь?

Спускаясь в лобби, она рассчитывала увидеть там Черную майку, но его там не было. Зато на улице стоял черный Ford, в ста метрах от отеля.

«Всю ночь здесь ждал? — подумала она, садясь в такси. — Поедешь за мной или останешься?»

Ford не поехал. Значит, жучок. Давай, давай, ставь. Уже узнал, в каком номере я живу? Если у тебя есть мозги, поймешь, что тебя развели. Но есть ли они?

Она злилась.

Монстры шевелились внутри. Чувствуя их силу, она знала, что вечером они снова потребуют пищи. Прошло два дня, а они уже голодны. Это все Черная майка, из-за него. Из-за Горшкова. Из-за шайки в «Истанбул Иншаат».

«Вероника, у вас будет тут комната, ключи будут только у вас», — сказал Йылмаз, воткнув перед тем два жучка в эту комнату. — Если что, обращайтесь к Дмитрию и ко мне с любыми вопросами».

Конечно я обращусь. Вопросов будет много, друзья мои. И к тебе, уважаемый Мехмет, и к тебе, Дима Глущенко.

Вчерашний анализ операций «Истанбул Иншаат» показал, что на два десятка поставщиков и подрядчиков приходится восемьдесят процентов расходов. За них она и возьмется в первую очередь. Поищет связи с фигурантами дела, завышенные цены, тендеры с нарушениями, необычные сделки. Для начала у нее есть доступ к официальной базе данных о турецких компаниях. Акционеры, руководители, финансовые показатели, изменения в регистрационных данных — кладезь информации. Не беда, что все по-турецки — приложение-переводчик ей в помощь. Если уж на то пошло, договоры и документы тоже на турецком.

Она открыла базу.

Через два часа закрыла.

Ничего. Ни Василий Горшков, ни Мехмет Йылмаз, ни кто-либо из прочих топ-менеджеров «Истанбул Иншаат» напрямую не владеет и не управляет ни одним из поставщиков. Было бы странно, если бы было иначе. Но что насчет иных связей — родственных, дружеских, офшорных? Офшоров хватает. У каждой третьей компании — офшор в конце акционерной цепочки. Бермуды, Багамы, Барбадос, Панама — в тропиках прячут и прячутся. Там трудно найти, а где-то вообще невозможно.

К офшорам она вернется позже. Сейчас надо сделать более простые вещи: выгрузить контакты Мехмета из соцсети для сверки с базой, запросить у Глущенко договоры и тендерную документацию. Понять, почему по некоторым компаниям из списка обороты год к году выросли в два-три раза. Рост объемов? Инфляция? Мошенничество? Есть и новые компании. С ними раньше не работали, но сейчас они в топе по расходам, причем у некоторых из них офшорные акционеры.

А вот и сам Глущенко.

На ловца и зверь бежит.

— Доброе утро, — сказал он, на мгновение встретившись с ней взглядом. — Как ваши дела? Если уже есть вопросы, готов ответить.

«Его прислал Мехмет, — решила она. — Через силу пришел, давит из себя нужные слова».

— Доброе утро, — сказала она. — Все в порядке, работаю. Я отправлю вам список контрагентов, пришлите, пожалуйста, по ним договоры, акты и тендерную документы. За этот год и за прошлый.

— Можно взглянуть на список?

Глущенко подошел ближе.

Она показала ему список компаний.

Он напрягся. Прочистил горло.

— Знаете, Вероника, мы не всегда проводим конкурсы. Мы не можем доверить стройку или поставки кому попало. Есть, так сказать… проверенные компании. У них гарантия качества при рыночных ценах.

— То есть нет тендеров?

— Есть, но не всегда. Наша закупочная политика позволяет проводить закупки у единственного поставщика. В этом нет нарушения. Если мы где-то ошибаемся, скажите, но конкретно, а не просто, что нет тендера. Мы всегда стремимся к максимальной эффективности.

— Давайте я пришлю вам список, а вы посмотрите, что есть.

— Хорошо, присылайте.

— И еще есть список старых контрагентов, с которыми уже не работаете. По ним тоже нужны документы.

— Зачем?

— Для понимания динамики.

— Ладно.

Глущенко вышел.

Ника взглянула на список. Двадцать компаний. Несколько десятков турецких фамилий, с вкраплением европейских и арабских. Шесть офшоров. Хуже не придумаешь, но трудности ее не пугают. Они ее мотивируют. Третий закон Ньютона гласит: «действию есть всегда равное и противоположное противодействие». Это о ней, главный принцип ее жизни с некоторых пор. Жизнь давит — она давит в ответ.

На обед она спустилась в кафе на втором этаже.

Глущенко тоже был тут. Не повезло ему.

Взяв салат, горячее и кофе, она подсела к нему за столик:

— Не возражаете?

— Нет.

Он попытался улыбнуться. Что еще ему оставалось?

— Готовим вам документы, — сказал он. — Буду высылать частями. Некоторые из них только на турецком, некоторые на турецком и английском. Если нужен переводчик, скажите.

— Пока не нужен. Дмитрий, можно вопрос?

— Да.

Он сделал глоток кофе. Полные губы обхватили край чашки, и Ника почувствовала, как демоны шевельнулись внутри. У одного из тех, кто насиловал ее в Ангарске, были такие же губы: толстые, влажные. Приставив нож к ее шее, он смрадно дышал ей в лицо, в то время как второй рвал ее сзади. Потом они поменялись местами.

Слегка тряхнув головой, она выдернула себя из темного подъезда в Ангарске и вернула в реальность.

— Вы сказали, что работаете с проверенными надежными компаниями, — сказала она. — Вам известны акционеры компаний из списка, который я прислала? Там есть несколько офшоров. Кто за ними?

— Насколько мне известно, местные бизнесмены. — Глущенко смотрел ей в глаза. — Не все хотят светиться.

— Укажите, пожалуйста, их имена в списке. Хорошо?

Глущенко поставил чашку на блюдце.

— Там есть чувствительные моменты, — сказал он. — По этому вопросу вам лучше обратиться к Йылмазу.

— Хорошо. — Ника улыбнулась. — Обращусь.

— Как вам тут живется? — Она сменила тему. — Не тянет на родину?

Глущенко пожал полными плечами:

— Нормально живется. Красивый город, тепло, море. На родине часто бываю.

— Как семья? Здесь? — Пытаясь нащупать Глущенко-человека, она натыкалась на стену, мягко-твердую, защитную, и хотела пройти дальше.

Сейчас она почувствовала, что попала в болевую точку.

Помрачнев, Глущенко уткнул взгляд в стол.

— Мы в разводе, — сказал он. — Официально еще нет, по факту — да. Дочь с женой в Москве, я — тут.

— Извините.

— Ничего. Бывает. А у вас есть семья?

— Нет. В планах.

Наконец-то Ника увидела Глущенко-человека, а не Глущенко-функцию. Да, он несчастен. Жизнь дала трещину. Мехмет давит на него, к бабке не ходи; семья распалась, дочь далеко, а тут еще с проверкой из Москвы пожаловали. У него нет семьи, у нее — тоже. Два одиночества. В этом они похожи. Ей по-своему жаль Глущенко, но она разрушит его жизнь, не задумываясь, если потребуется, — то, что еще не разрушено.

Разговор себя исчерпал. Дальше они в основном молчали. Ели, тщательно пережевывая пищу, и исподволь поглядывали друг на друга. Потом Ника вернулась в комнату с жучками, а Глущенко — в свой кабинет. Интересно, там тоже жучки? Мехмет всё и всех держит под контролем?

Позвонил Дима.

Чтобы поговорить с ним, она вышла на улицу, взяв с собой ноутбук. Нельзя оставлять ноутбук в офисе.

Солнце палило нещадно, в тени было больше тридцати градусов, а на солнце — все сорок. Марево висело в плотном горячем воздухе. Плавился асфальт. Чтобы не плавиться вместе с ним, Ника встала под деревом, в двух десятках метрах от офиса.

— Скинул тебе инфу по Бурову-младшему, — сказал Дима. — Занимается системами информационной безопасности, есть слухи, что работает на спецслужбы Эмиратов. Знаком с Дуровым. С отцом созванивается редко, на родине бывает пару раз в год. Есть российский номер телефона. Не думаю, что он может быть тебе интересен.

— Спасибо, Димочка. Любая информация сейчас имеет ценность.

— И цену, — прибавил Дима.

— Да. Я помню. — Ника улыбнулась.

— Как думаешь, реально что-то найти по турецким подданным? — спросила она, прикрыв рот ладонью.

— Я искал по Мехмету, ничего пока не нашел. Глухо. Никто не откликается.

— А копии телефонов? Возможно?

Дима помолчал.

— Думаю, да, — сказал он после паузы. — Но дорого. И… глубоко. Понимаешь, о чем я?

— Да. Я посмотрела детализации звонков, они мало что дают, тем более что сейчас все пользуются мессенджерами.

— Кто тебя интересует?

— Глущенко, Горшков, Белкин.

Дима присвистнул на другом конце линии:

— Никки, аппетит приходит во время еды?

— Нужно идти с разных концов. Еще одна тема — офшоры, но тут ты мне вряд ли поможешь. Не уверена, что там вообще можно что-то сделать.

— Я пробью тему с гаджетами. Готовься к большим расходам и суши сухари на всякий случай. Жаль, что исправительные учреждения на нашей родине разделены по половому признаку, — я буду скучать по тебе, если нас повяжут. Когда следишь за кем-то, он, возможно, следит за тобой.

— Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, бездна тоже смотрит в тебя. — Ника сделала паузу. — Это про меня.

Попрощавшись с Димой, она вернулась в офис.

Здесь было прохладно, пол не плавился под ногами, а маленькие жучки чутко слышали каждый звук.

Чтобы бороться с чудовищами, нужно самому стать чудовищем, иначе с ними не справиться.

Она села за стол. Открыла ноутбук.

Ввела пароль из двенадцати символов.

Охота продолжается.

8. У мусорных баков

Когда она вышла из офиса в половине десятого, душный стамбульский вечер встретил ее за порогом.

Черной машины не было в зоне видимости. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить, да, мистер Черная майка?

Подъехало такси.

Еще раз оглядевшись по сторонам, она села в машину. День был длинный и плодотворный. Завтра она задаст первые вопросы Мехмету, и эти вопросы ему не понравятся.

Что она чувствует?

Предвкушение. Азарт. Опасность. Ее любимое состояние, ее наркотик, обезболивающее, то, что наполняет смыслами-симулякрами вакуум ее бытия. Чтобы жить с пустотой внутри, нужно чем-то себя занять. Она как акула, которая всегда в движении: остановишься — сразу пойдешь ко дну, в темные воды бездны, поэтому нельзя останавливаться. Вперед, вперед, всегда вперед.

Получится ли у Димы? Смартфон — зеркало человека. Покажи мне свой смартфон, и я скажу, кто ты. Идеальный преступник не будет хранить в телефоне компрометирующие материалы, но люди не идеальны. Они оставляют следы. Они теряют бдительность. Они люди, одним словом.

Оглянувшись, она увидела сзади черный Renault.

Через несколько минут снова оглянулась.

Все тот же черный Renault.

Это ты, Черная майка? Или твой напарник?

На этот раз она не стала останавливаться на Галатском мосту, а вышла на набережной и пошла прежней дорогой.

Город готовился к ночи. Почти все было закрыто, почти никого не было на улицах.

За ней шел Черная майка. Он держался на расстоянии, метрах в сорока от нее, за спинами редких прохожих, но она видела его, а когда не видела — чувствовала. Это было сродни ожиданию удара ножом меж лопаток. С них станется, с Горшковых да Йылмазов, и она не может сказать, что ей не страшно. Страшно. Но страх пробуждает силу. Напитываясь им, демоны требуют большего, и она даст им это, не может не дать, сейчас они главные.

Свернув в узкий переулок, где не было ни души, она прошла около пятидесяти метров и свернула еще раз. Здесь был тупик, темный глухой аппендикс с мусорными баками, изнанка какого-то отеля. Камер нет. Запах гниющего мусора смешивается с кухонными выхлопами. Дыхание частое и глубокое. В одной руке — нож, кисть другой сжата в кулак. Она считает про себя, вслушиваясь в тишину. Примерно тридцать секунд. Каждая из них долгая, тягучая, тяжелая — как возле черной дыры, где время замедляется по закону Эйнштейна.

Послышались шаги. Это Черная майка. Он не бежит, но быстро идет, взволнованный тем, что объект слежки пропал из виду.

Вот и он.

Поворачивает за угол, к ней.

Раз! — Она бьет его в шею.

Два! — Ногой в пах.

Три! — Бросается на него и обхватывает рукой его шею. Нож жалит кожу у сонной артерии, в двух-трех сантиметрах от смерти.

Тонкая струйка крови течет по коже, напитывая шов майки.

— Дернешься — умрешь, — говорит она. — Русский?

Черная майка не может дышать. Не может сказать ни слова. Она чувствует его страх и его поджарое тело в своих руках. Он сильный, но она сильнее, у нее есть нож. Возможно, у него тоже есть нож, но он знает, что не успеет ударить ее — она нажмет, и через несколько секунд он умрет.

Она дает ему время для двух-трех вдохов-выдохов.

— Вы мне шею проткнете, — хрипит наконец он. — Не давите так.

— Уже проткнула. Чувствуешь, как течет кровь? Нравится быть шпионом?

— Вероника, я не шпион. Меня прислал Буров, вас охранять.

Не испытывая доверия к Черной майке, она, тем не менее, ослабила нажим:

— Есть номер Бурова?

— Да.

— Звони по громкой связи. Только медленно бери телефон, не дергайся, а то вдруг правда ненароком проткну сонную артерию.

— Я Олег. Очень приятно.

Вынув телефон из кармана, он поднял его на уровень глаз и набрал номер. Включил громкую связь.

— Олег, что случилось? — тяжелый властный голос Бурова, не без ноток беспокойства, раздался в тиши мусорного аппендикса.

— Григорий Валентинович, добрый вечер. Извините, пожалуйста, за беспокойство. Вы не могли бы подтвердить Веронике, что я здесь для ее безопасности?

— Спалился? — Буров рассмеялся недобрым свинцовым смехом. — Яйца на месте или уже в Босфоре?

— На месте, Григорий Валентинович.

— Повезло, значит. Я тебя предупреждал, чтоб был аккуратней. Не поверю, что ты цел и невредим.

— У меня дырка в шее, а так все в порядке.

— Вероника, извините, пожалуйста. — Буров обратился к Нике. — Я сделал это из лучших побуждений.

— Спасибо за заботу, Григорий Валентинович. — Ника отпустила Олега. — Но я могу сама постоять за себя, мне не нужны няньки, с которыми может справиться женщина. Завтра нянька летит домой. А лучше — сегодня.

Коснувшись пальцами шеи, Олег посмотрел на кровь.

— Вероника, не рубите так сразу, подумайте, — сказал Буров. — Утро вечера мудренее.

— Подумаю. Спокойной ночи, Григорий Валентинович.

— Спокойной ночи, Вероника. Спокойной ночи, Олег.

Буров положил трубку.

Держась рукой за шею, Олег развернулся лицом к Нике. Теперь она могла рассмотреть его как следует. Худощавый, крепкий, загорелый, русые волосы выгорели на солнце, на сухих губах — усмешка, в глазах — шок. Опустив глаза, он смотрит на нож:

— Спасибо, что не убила.

— У меня есть бинт. Давай забинтую.

Он удивился еще сильнее:

— Кто ты?

— Аудитор.

Сунув нож в чехол, она вынула из сумочки гемостатический гель и бинт. Гель, бинт и нож — дорожный набор леди.

Забинтовав шею Олегу, она окинула взглядом повязку:

— Жить будешь. Но недолго, если будешь таким растяпой.

— Прощай, — прибавила она. — За дырку в шее не извиняюсь.

— Ты зря отказываешься. Я знаю Горшкова, он плохой человек. Очень.

Уже сделав шаг прочь, Ника замерла на месте.

— Что они не поделили с Буровым? — спросила она.

— Горшков решил его кинуть, как мне кажется. Просто кинуть. Как в старые добрые времена.

— Расскажешь о нем?

— Прямо здесь, у мусорок? Или найдем место получше?

— Мой номер устроит?

— Вполне. — Кажется, Олег не мог поверить в реальность происходящего.

— Двести десять, — сказала она. — Предупрежу парня на ресепшн. Не будем ходить под ручку.